Хулио Кортасар «Место под названием Киндберг»

Читать было интересно. Вся история через поток сознания героя, его образы и смыслы, воспоминания, диалог с молоденькой автостопщицей Но финал оказался для меня каким-то глупым. Ой, я не смог исполнить свою мечту, а вот она может, поэтому пошлю её нафиг. Даже несмотря на то, что мне с ней хорошо, и она сама хочет. Может и есть люди, так считающие, но по мне никогда не поздно пойти за мечтой. По крайней мере пока жив. Главное, помнить, что у тебя есть эта мечта.

Пронзительная новелла об ускользающем времени, о том, что всегда уже поздно, о жизни, улетающей вместе с рассеивающейся в воздухе мелодии джаза.

Это лучшая или, по меньшей мере, одна из лучших новелл Кортасара, да, пожалуй, и всей мировой новеллистики.

Насыщенная эмоциями зарисовка короткой дорожной встречи.

Он — уже немолодой, достигший определенного положения, следует по торговым делам на собственном автомобиле. Она — юное безбашенное создание, пробирается автостопом в Копенгаген, в колонию хиппи, без денег, голодная, под дождем, и с джазовой пластинкой в дорожном рюкзачке.

Всё предсказуемо в таких встречах. И всё предсказуемое имело место быть. Но... Было и еще что-то. Он вдруг вгляделся в свою случайную подругу, как в зеркало. Вспомнилось, как когда-то в юности хотелось уйти в путешествие на паруснике, и даже можно было бы уйти, но не ушел, потому что мудрый дядя советовал думать о будущем, создавать фундамент благосостояния. И — не поехал. Будущее наступило, благосостояние создал, А эта соплюшка вопреки всему едет не пойми куда не пойми зачем, не думая ни о каком будущем, потому что молодость, огромный мир вокруг, и что-то ждет за поворотом. Судьба подбросила еще одну возможность совершить глупость, поддавшись порыву. И снова победил здравый смысл — девушка осталась в придорожном кафе, как парусник из юности. Вот только будущего уже не было...

Кортасар умеет рассказывать такие истории трепетно, тонко, так, что замирает сердце. Всё время кажется, а вдруг... Хотя какое тут вдруг, просто мимолетное дорожное приключение на одну ночь.

Парусник, девушка — распутье жизни, когда можно сделать глупость, которую душа просит здесь и сейчас, а можно взять себя в руки и поступить разумно. Что лучше? Даже из состоявшегося будущего этого никто не знает....

Тянутся люди разных поколений друг к дружке. Бывает. Понятно зачем. Поколениям есть чем обменяться, есть чем поделиться. Только не просто и опасно это. Но даже когда чувствуют, что опасно, тянутся. А ещё чаще – не чувствуют. Хорошо, когда в старом детская пластичность сохранилась, а в молодом зрелая сердцевина сформировалась. Тогда общаются юность с юностью и зрелость со зрелостью. К пользе и удовольствию. А если нет, тогда это взаимодействие и не общение вовсе. Как бы аннигиляцией не кончилось.

В атмосфере Рождественской сказки — сказка для взрослых, по кальке «Отцы и дети», но образца 1974 года (до тургеневских — 112 лет, вспять). Сказка уже в самом названии «места» Киндберг (на пути в Копенгаген, в город сказочных снов Андерсена, в которых есть и принцесса на горошине, и стойкий оловянный солдатик, и рождественская «Снежная королева»). Волшебство ужина и ночь, с очень взрослой сказкой.... Предсказуемый свободный джаз монолога-трёпа девочки-медвежонка, с его простецкими импровизациями, и безмолвный диалог героя с самим собой, полный неуверенности и ностальгии.... Гостиница-Сказка, заключенная «в прозрачный пузырь буржуазного довольства, обеспеченный бумажником» (как у Тургенева, фоном, «золотая осень крепостного права»), а дождь и край дороги, и «ходячие трупы», там..., а здесь сытный уют и кошачьи глаза угольков камина, и «раскрытая широченная белоснежная постель и шторы, глушащие окна». Сказка, но какая «чеховская» «птица разбилась о ствол дерева, знаешь, она упала, как платок»..., как приговор.

Лёгкий трёп девочки-медвежонка и он смотрящий на всё это, как в «зеркало, смотрящее назад, старый портрет самого себя в молодости» — там где так и не нашлось 600 монет на парусник, на свой путь «в свой Копенгаген», там, двадцать лет назад, остались и Рильке, с лучшим стихотворением, по крайней мере, двадцатого века «Орфей. Гермес. Эвридика» (но ведь это зеркало — и там вот эта ситуация зеркальна!), и Элиот («Вспомни о Флебе: и он был исполнен силы и красоты»), и Борхес....

А дуэль? — нет, это не ночное сладостное ристалище с девочкой-медвежонком — это дуэль со своим «зеркальным отражением», это «путь без Копенгагена, полный только прогнивших парусников», это тень одинокого платана...

Так европейско-рождественские сказки превращаются в чеховские, такие русские, драмы. Смерть — это так по-русски....

Мой самый любимый рассказ-Кортасар здесь превзошел сам себя. Более утонченного произведения, по-моему, нет во всей мировой лит-ре:pray:

Звучит банально, но именно благодаря этому рассказу я открыл для себя Кортасара. И сразу врезался в глаза особый стиль автора. К стилистике потока сознания авторы, бывает, прибегают, но творчество Кортасара – в иной плоскости. Здесь такая стилистика часто ставится во главу угла, и лично мне неведомы авторы, которые могли бы с ним в этом сравниться. Форма «потока сознания» поначалу непроста для восприятия, снова принцип – писать сложно по форме о простом, точнее о том, что всегда с нами и потому кажется простым, о том, что вечно – о жизни, о любви… Из-за формы подачи материала то, что было бы в традиционном случае просто очень качественным рассказом, становится более трогательным, сильным, щемящим… Поразительно, насколько точно Кортасару удается передавать обрывки мыслей, человеческих чувств и страстей.

По-моему, один из лучших рассказов Кортасара.

Казалось бы — банальная история. Взрослый мужчина подвозит на своем автомобиле молодую девушку без комплексов. Вдвоем они ужинают, проводят вместе ночь. И он вроде бы очень рад такому неожиданному приключению, такому ни к чему не обязывающему знакомству.

Но оказывается, что благодаря ей он впервые осознает, что есть вещи, которые он уже не может себе позволить. Оказалось, что мечта его юности о паруснике разбилась о заботу о том, чтобы будущее было сытым и благополучным, будущее , которое, став настоящим, превратилось в «глухие, кривые, окольные пути».

Его жизнь сломалась.