Айзек Азимов «Двухсотлетний человек»

Вот до чего может довести комплекс неполноценности! Робот, отчаянно желающий стать человеком. Вот к чему может привести одна, казалось бы, незначительна, не существенная ошибка в работе позитронного мозга. Даже не ошибка, всего-то отклонение. Одно только робот не понял, он фактически стал человеком, как только захотел этого. Он стал таким же эгоистом, как и все люди. Сразу же пошли нарушения основных законов роботехники. Ведь с этого момента Эндрю перестал служить, он лишь стал добиваться своей мечты, или желания. Методично, последовательно, постепенно превращая себя в человека внешне, потому что внутренне он им уже стал, ну почти, он просто перестал жить ради других, даже его несомненная польза человечеству в виде его открытии в протезировании была лишь побочным эффектом и, отчасти, все тем же средством достижения очеловечивания.

Сначала, когда шла борьба за права, все это напоминало борьбу за права чернокожего населения Америки. Ну или попытку Майкла Джексона осветлить кожу. Но потом, все начало прогрессировать. И захотелось уже не только внешнего соответствия и признания. Захотелось бумажку, настоящую, броню, что бы никто уже не имел права назвать Эндрю роботом. Вот только зачем? Что изменится от юридического признания? Фактически природа существа не поменяется. Ну это как из собаки делать человека. Зачем? Наверное потому, что и людям так хочется порой если не стать, то хоть поиграть в богов. И в результате получили мотылька летящего на свечку.

И вот что странно, едва прочитав повесть, я тут же поставила высокую оценку, не наивысшую, однако высокую. И тем не менее, чем больше думаю, тем меньше мне нравится эта повесть. Даже трудно сказать почему. Может потому что в данном случае есть привкус горького разочарования обычного смертного человека, и этот человеко-робот все же не стал человеком до конца. Именно потому что предал мечту человечества

Вот и получается уж очень горький привкус у этого произведения. Оценку конечно же менять не буду, потому что повесть все же хороша, но перечитывать не хотела бы.

Короткая повесть «Двухсотлетний человек» дико понравилась почтеннейшей публике, была осыпана наградами и вошла в Канон Мировой Научной Фантастики... Это не говоря уже о китчевой голливудской экранизации с душкой Робином Уильямсом, всю жизнь игравшим постаревших хороших мальчиков. Короче, однозначное признание. Даже в СССР в легендарном обзоре Вл.Гакова «Виток спирали» повесть была помянута с максимально хвалебными эпитетами.

Но сам Азимов относился к ней с иронией, посмеивался над всеобщим энтузиазмом и называл «манипулятивной», потому что понимал, что робот не может захотеть стать человеком, поскольку человек в сравнении с роботом крайне неудачен по конструкции и не обладает никакими преимуществами. Роботу захотеть стать человеком, это примерно то же, что здоровому человеку захотеть заболеть раком желудка.

Но абсолютно абсурдную сюжетную посылку Азимов продвигает, обставляя мелкими подробностями, придающими истории постепенно очеловечивающегося робота видимость правдоподобия. Зачем он это делает? Ответ на этот вопрос немного неприятен.

Восторг от «Двухсотлетнего человека» — проявление, может быть, неосознаваемых, ксенофобии и шовинизма. Человеку хочется думать, что он лучше всех, и все ему завидут и хотят стать такими как он. Белые американцы убеждены, что чернокожие тоже хотят стать белыми. Мужчины убеждены, что женщины завидуют их пенису. Русские убеждены, что весь мир хочет иметь такого президента, как Путин. Каждый рабовладелец уверен, что его раб тоже хочет стать рабовладельцем. Повесть Азимова обаятельно, ненавязчиво потакает подобным мировоззренческим системам. Однако Азимов прекрасно понимал абсурдность таких взглядов. Он писал эту повесть четко зная, что она ерундовая, и столь же четко зная, что она будет иметь колоссальный успех.

И, да, повесть имеет успех.

Эзоп: «Я хочу свободы. Я выбираю наказание свободных.

Прочь с дороги! Где ваша пропасть для свободных людей?!»

Г. Фигейредо «Лиса и виноград»

Бессмертная фраза «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей», относится к человеку, а если ты робот, изготовленный на заводе, т. е. у тебя нет души, и живёшь ты всю жизнь в качестве универсального слуги в одной очень хорошей семье, а ещё у тебя имеются некоторые не очень существенные нарушения позитронных связей в мозгу, то у тебя может возникнуть непреодолимое желание стать человеком. Мечта стать равным создателю заслуживает уважения, хотя поначалу такая цель может показаться туманным недостижимым идеалом, путь к которому представляется однако же чем-то реальным и проходящим через статус свободного робота. Что не менее туманно, поскольку любой робот в сущности оружие, и если оно попадёт в неправильные руки, это может закончиться непредсказуемым образом. Но даже встреча со шпаной, едва не закончившаяся трагически, не останавливает Эндрю, мозги которого, как сказано выше, устроены не в полном соответствии со стандартами компании-производителя. На суде Эндрю незаметно для читателя (но не для Автора, конечно) нарушает второй закон роботехники, отвечая вопросом на вопрос прокурора. Второй закон предписывает роботу исполнять приказы человека, не противоречащие первому закону, а вопрос должен восприниматься роботом, как приказ отвечать. Но судья тоже не в ладах со здравым смыслом. В чеканной формулировке «нельзя отказывать в свободе тому, кто обладает сознанием, развитым в степени достаточной, чтобы воспринимать понятие свободы и желать её» пропущено слово роботу (правильно было бы в чуть более стилистически грамотной редакции — «... в свободе роботу, обладающему сознанием...»). Пропущено с целью недопущения неудобного прецедента, а в результате придётся выпустить не только всех заключённых из тюрем, но и всех зверей из зоопарков. Ведь понятие свободы воспринимается любым высокоорганизованным сознанием. Физиология в этом случае права голоса не имеет, т. е. неважно, каким местом мозга живое существо воспринимает понятие свободы. Может быть Автор и понимал, что приведённая выше формулировка не совсем удачна, но вот содержащегося в сцене суда очевидного юмора он наверняка не замечал, как не замечает его никто (ни судья, ни прокурор, ни читатели). А стоило бы представить эту картину маслом — на скамье сидит железная фигура с железным же лицом, абсолютно не одетая (Эндрю начал одеваться значительно позже, после смерти Сэра) и говорит голосом чисто человеческого тембра, поразившим судью (и, вероятно, не только его). Чего тут больше — смешного или страшного, определить трудно.

Нарушение второго закона случается в дальнейшем ещё раз. Но иначе невозможно было реализовать главную идею рассказа, к которой я ещё вернусь. А происходит это нарушение в момент визита Эндрю к роботу-хирургу (управляемому из единого центра, общего для всех земных роботов — очень интересный, неожиданный футурологический прогноз). Эндрю уже андроид, способный принимать пищу и избавляться от шлаков абсолютно человеческим способом.* Итак, Эндрю сообщает хирургу, что он тоже робот и приказывает ему сделать операцию, которая вскоре приведёт к его (Эндрю) смерти. Первый закон отключён (оба роботы), но согласно второму робот должен исполнять приказы человека, а приказы другого робота нуждаются в предварительном санкционировании человеком, в противном случае могут произойти неконтролируемые человеком происшествия. Всё решает, как сказано в рассказе, категоричность тона Эндрю и его внешний вид («совсем как человек»), но это настолько неубедительно, что даже не подлежит обсуждению. На роботов подобные, внелогические, факторы действовать категорически не могут.

У Азимова роботы нарушают законы роботехники не только в этом рассказе. Так что приём не новый, но ради хорошей идеи можно и поступиться принципами. Бывший раб Эзоп выбирает свободу и пропасть, бывший робот Эндрю Мартин выбирает свою «пропасть», но добивается исполнения своей мечты — становится человеком де юре. Мне понятен этот, не побоюсь этого слова, подвиг. Но я-то человек и с этой колокольни дело мне представляется не столь бесспорным. Вспоминая очень известную сентенцию, часто звучащую с различных сцен мира на всех языках — люди это порождение крокодилов, — я бы предложил Эндрю Мартину другой путь. У него хватило бы времени, чтобы убедить всех людей (для начала мировое правительство) заменить нейронные органические недолговечные мозги позитронными (фирма возражать не будет — прибыль гигантская), чтобы никто не ощущал свою ущербность по сравнению с Эндрю и чтобы все стали бессмертными. Пусть почти, нельзя же превратиться в богов.

*) В его планы входило и органическое протезирование половых органов («В той мере, в какой они отвечают моему плану»). Возможно, Эндрю к моменту последней операции стал уже в общем таким же созданием, каким была симпатичная жена Гэри Селдона андроид Дорс (Азимов «Путь к Академии»), отличавшаяся от обычной женщины разве только силой, скоростью реакции и весом.

Достойное и логичное завершение цикла знаменитых произведений о позитронных роботах.

Хотя роботы и переросли своих создателей-людей, но всё же не избавились от желания стать ими, несмотря на все человеческие недостатки. Такая вот мечта, быть может, иррациональная.

Повесть программная для всего цикла, обобщающая историю взаимоотношений человека и робота. И, разумеется, весьма грустная.

На данный момент совершенно точно лучший рассказ Азимова в этом сборнике. Постепенное очеловечивание робота становится идеей фикс, ради которой он готов пойти на абсолютно любые жертвы. Это подкупает, что естественно. И полагаю, что рассказ совершенно уникален, даже если кто-то задумает эксплуатировать эту идею.

Шедевр детской литературы. Симпатии читателя на стороне робота — ведь он такой душка: кроткий, преданный, безотказный, бескорыстный. И как будто этого мало, ещё и человеком хочет стать. Похвально — плох тот солдат... И вообще, это должно подкупать читателя, тешить его самолюбие: даже такое идеальное существо чувствует свою неполноценность рядом со мной.

Но рассказ скупой, скучный. В нём нет ничего, кроме идеи. Идеи о свихнувшемся роботе, пожелавшем стать вровень с хозяином любой ценой. Развязка сколь пафосна и сентиментальна, столь и неправдоподобна. Попробуйте-ка заставить политиков сделать что-либо, шантажируя их самоубийством. Мир людей циничен и жесток, человеческая жизнь стоит недорого, что уж говорить о «жизни» робота. Никто и не подумал бы об этом, как о жертве, ради которой следует отступить от своих принципов. С другой стороны, робот доказал только то, как он далёк от человека, да и вообще от живого. Намеренное лишение себя жизни порицается в разных (человеческих) культурах. Робот пожертвовал жизнью ради никому не нужного юридического документа. Человек/живое дорожит своей жизнью (иногда даже вопреки логике), а если идёт на жертву, то только ради других — тогда это называют подвигом.

...Он бился головой о стену, пока её не разбил (как и бывает, не стену — голову). Все аплодируют стоя.

Итак, еще одна рекомендация Фантлаба.)))

Небольшая по объему повесть на поверхности выглядит немного схематично. Энди, робот-аномалия, стремиться стать человеком.

При этом рассказ ставит перед читателем ряд очень интересных и сложных вопросов. Наблюдая за тем, как шаг за шагом Энди движется к своей цели, спрашиваешь себя « что такое человек?», а под конец истории « что нужно, чтобы Энди, вполне достойного и полезного члена общества, другие люди признали равным?».

Ответ обескураживающе честен.

Субъективно, для меня Энди был человеком практически после первой трети повести, потому что только людям свойственно желать невозможного и так самозабвенно стремиться к своей цели. Полезный член общества, гениальный изобретатель, хоть внешне он практически уже неотличим от человеческого существа, но этого мало, чтобы стать «своим».

А что же достаточно? Какова цена признания?

Совсем не маленькая.

На минорной ноте — зануда во мне гнусаво интересовался, зачем все это было Энди? Так ли уж возвышена и достойна цель — стать человеком?

Кто знает. Колумб мог бы плавать в Африку не зная ни сном ни духом о каком-то «другом пути в Индию». Пьер де Кубертен мог бы посвятить свое свободное время семье и скаутскому движению, которое он создал во Франции. Ну зачем ему какие-то Олимпийские игры? А Кейт Шеппард могла бы быть домохозяйкой, совершенно не причастной к тому, что Новая Зеландия стала первой территорией ( в 1893 г- колония Британии, пользующаяся самоуправлением), где ввели всеобщее ( в том числе — женское) избирательное право.

Но наша жизнь была бы от этого не такой яркой, а мир, в котором мы живем, уж точно был бы другим.

Так что вспомним всех мечтателей, всей душой преданных собственным мечтам. Энди прекрасно вписывается в их ряды.

Отличная история!

10/10

А.Азимов далеко не самый мой любимый писатель, и уже перечитав гору литературы, решил вернуться к его творчеству, выбрал произведение с высоким рейтингом и.... вот буквально с первых страниц почувствовал тяжелый «запах» Нарцисизма человечества, и ведь из ряда сцен видно, что даже с развитием технологий, человек далеко еще не вышедший из своей «пещеры» примитивизма, надевает на себя венец Величия.

Ну, хорошо, адвокаты, суды и тд, и вот если бы не такая концовка, то что — следующая ступень героя — Мессия, Тиран? что было у героя в его электронном разуме, кроме желания стать Нарциссом-Человеком, видеть в зеркале отражение чужого лица. Кроме людей, на Планете проживает тысячи видов иных живых и разумных существ, о них ни слова не упоминается, но зато на протяжении всего повествования продвигается идея — любой сознательный неживой механизм должен желать не отличаться от человека

На момент весны 2017 года, занимаясь вечными самокопаниями, я нашел для себя главный вопрос — является ли человек в сущности роботом? Я включаю сюда вопросы бихевиоризма, машины Тьюринга, парадокса китайской комнаты и пр. Начиналось всё с книги Виктора Пелевина «S.N.U.F.F.», продолжилось романом Филипа Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» Теперь, к моему удивлению, в эту копилку попадает и азимовский «Двухсотлетний человек». Разница в том, что в отличие от философских, экзистенциальных, переворачивающих вопросов «роботности человека» у Пелевина и Дика, вопрос Азимова звучит в большей степени со стороны логики и этики.

Айзек Азимов, как настоящий ученый, последовательно повышает градус человечности Эндрю Мартина. Начинается всё, как мне казалось, с самого принципиального момента, свойственного человеку — воображения и фантазии. Оказалось, в его позитронный мозг по ошибке (или в качестве эксперимента) было встроено мышление общими связями, дающее поле для размышлений. Затем Эндрю развивается в сторону человека по двум параллельным веткам: физиологически-технически и юридически. Полагаю, для Азимова закон равен логике, поэтому-то в его произведениях так много судебных решений и дискуссий. Ну, и в итоге двухсотлетний человек приходит к последнему главному отличию себя от натуральных людей, тем самым раскрывая человеческую суть.

Складывается впечатление, что Эндрю Мартин с каждым шагом делал себя более слабым и уязвимым — цена за желание стать человеком. Преподаватель философии нам как-то говорил, что бог даже больше любит людей, чем ангелов, потому что первым он даровал свободу выбора, а деятельность ангелов предопределена, они не свободны в выборе поведения. Так же и с роботами. Только обретая уязвимость остальных людей, тебя признают человеком, равным им, потому что они боятся не таких, как они сами.

Далекая, но всё же аналогия. Рассказ Клиффорда Саймака «Утраченная вечность» играет по тем же нотам: народ выбирает того кандидата, который ближе к ним, который так же отказался от бессмертия, недоступного им.

Книга из тех, что цепляют сразу же и бесповоротно, взбаламутив и в мозгах и в душе что-то весьма специфическое, неуловимо конкретное, но в то же время какое-то, на первый взгляд, не особо важное. Цепляет — и остаётся навсегда. Как очередной кирпичик в Храме «обреченноградском» Стругацких:

«...Самое забавное, … что каждый кирпичик этого храма, каждая вечная книга, каждая вечная мелодия, каждый неповторимый архитектурный силуэт несет в себе спрессованный опыт этого самого человечества, мысли его и мысли о нем, идеи о целях и противоречиях его существования; что каким бы он ни казался отдельным от всех сиюминутных интересов этого стада самоедных свиней, он, в то же время и всегда, неотделим от этого стада и немыслим без него…».

Хотя — вроде бы книжка как книжка, без особого размаха, без галактических войн, свёрток пространства, абсолютных разумов и прочих глобализма. Ну, да — идея обязательности смертности и ущербности как непременный элемент человечности, это — понятно. «Гордыня — самый страшный грех, возлюби ближнего своего...» и т.п. — кто не познал и не осознал, тот человеком себя числить не может, от силы — животное, «...аки лев рыкающий, пищи алкает...». Ну — да. Только... этого мало — в смысле ответа на вопрос “чем конкретно цепляет». Это все — некая Логика.

А Ответ — так мне мыслится — где-то вовсе в ином месте

Что значит быть человеком и сумеет ли рукотворное создание достичь уровня своего творца, уподобиться ему? Попытки встать на один уровень с Богом человечество не оставляет, наверное, с момента изгнания из Рая. Вытачивая из камня вислобрюхих венер, древний человек у костра выдумывал заклинания, пытался придать своему созданию не только внешнее сходство с человеком, он верил, что магическим путем в бездушный камень можно вдохнуть жизнь. Шли годы, и античные греки создали миф о Галатее и Пигмалионе, иудейские талмудисты в своих зловещих лабораториях чертили тайные знаки на пергаменте, мечтая оживить глиняных големов. В Новое время эстафету поддержали писатели — здесь вспомним Франкенштейна М. Шелли и Пиноккио К. Коллоди.

В технологичном 20 веке, согласно духу времени, давняя мечта получила новое воплощение — роботы и андроиды стали естественным продолжением грезы об искусственном человеке. Создание механических людей — это лишь дело времени, но сможет ли машинный интеллект обладать не только способностью к мгновенным вычислениям, но и чувствовать, мечтать, творить — об этом продолжают размышлять многие футурологи и фантасты. Конечно же не мог обойти своим вниманием эту тему ученый и писатель А. Азимов, в творчестве которого роботы играют первостатейную роль.

Повесть «Двухсотлетний человек» — это история жизни и борьбы обычного робота-слуги Эндрю Мартина, который до определенного момента ничем не отличался от своих собратьев, преданно выполнял свои обязанности в доме обычной американской семьи. Всё меняется, когда глава семьи, которого главный герой почтительно зовет Сэр, открывает в Эндрю творческий талант — умение вырезать из дерева потрясающе красивые штуки. С этого момента начинается двухсотлетняя одиссея семейного робота на пути превращения в человека. Что послужило причиной того, что Энди стал «белой вороной» — заводской брак или короткое замыкание — это неважно, главное в том, что это не было плодом целенаправленного эксперимента, по мысли автора человечество не готово принять механических людей и считать их равными себе, поэтому Энди вынужден бороться за свои права.

Экранизацию повести я не смотрел, но по прочтению глянул трейлер к фильму — даже на основе короткого ролика становится понятно, что в кино постарались исправить недочеты литературного оригинала — там есть и юмор, и любовь, и ранимый и сентиментальный Р. Уильямс в главной роли. В книге ничего этого нет, поэтому если не делать скидку на громкое имя автора и известность произведения, поставить этой повести балл выше среднего просто не позволяет совесть. С поставленной задачей мог бы справиться Р. Брэдбери, А. Азимов при всём уважении, больше физик, нежели лирик, гуманитарная фантастика с ее акцентом на психологические переживания героев, лиризм и философичность — явно не его конек.

В процессе чтения сложилось впечатление, что автор, когда работал над фабулой, просто выписал по пунктам все те качества которые, по его мнению, делают человека человеком, после чего он последовательно нанизал эти бусины на сюжетный стержень и в итоге получил результат. Чем отличается литература от математики — привычные законы здесь не работают или же работают не всегда, от перестановки слагаемых может многое измениться, набор определенных компонентов еще не гарантирует желаемого эффекта при их синтезе. Согласно автору, чтобы стать человеком необходимо научиться творить, понять ценность личной свободы, приобрести способность к ощущению и выражению эмоций, а также достичь внешнего сходства с человеком. Вроде бы всё логично, но одну вещь автор забыл и от этого Энди, в моём понимании, так и остался роботом, талантливым и неординарным, но не человеком.

В повести отсутствует любовная линия, в фильме, я так понял, она имеется — из-за этого теряется весь смысл процесса становления главного героя. С определенного момента я начал воспринимать Энди не как уникума, эволюционирующего у нас на глазах, а как жертву навязчивой идеи — что-то из серии трансгендеров, считающих что Природа ошиблась при определении их пола, или Майкла Джексона, который хотел стать белым — не знаю лечится это или нет, но всё это серьезные психические отклонения. Да, можно сказать, что стремление Энди окончательно «очеловечиться» было вызвано ощущением собственного одиночества, но при этом он не испытывает потребность любить, я не говорю даже о любви к женщине, что мешало ему завести собаку, например, сколько трогательных эмоциональных сцен можно было бы построить на этой основе.

Вообще, повести очень не хватает образности и глубины, ярких сцен, в которых мы могли бы сопереживать главному герою. По сути здесь всего один такой эпизод, связанный с хулиганами, злоупотребляющими законами роботехники, этого явно недостаточно. Меняются поколения семьи бывших хозяев Энди, уходят в мир иной родители, дети, внуки, но кроме легкого сожаления по этому поводу наш герой ничего не испытывает. Даже финал произведения, который должен был по идее «порвать душу» читателя, не оставил особых эмоций — для Энди его любимая хозяйка так и осталась «Маленькой мисс», её подлинное имя стало бы знаком свершившейся трансформации.

Идея повести не нова, но ее воплощение достаточно интересно. Несмотря на это у произведения есть ряд существенных недостатков — отсутствие глубины, эмоциональности, ярких запоминающихся сцен. Процесс становления главного героя из духовной сферы постепенно переходит в область банальной физиологии. Отсутствие любовной линии, описаний переживаний Энди, его мыслей и чувств снижает градус читательского участия в судьбе главного героя. Не получилось ощутить во время чтения полную гамму эмоций, ожидаемого катарсиса в финале не случилось. По моему мнению, А. Азимов здесь сыграл не на своем поле, в жанре твёрдой НФ он, как правило, показывает себя с лучшей стороны, но когда дело касается описания психологии и чувств персонажей — получается несколько суховато.

«Человеком быть почетно!» — эта мысль не то что между строк скользит, ее, наверно, можно было бы сразу под заглавием написать. И раз уж робот это понимал, то нам, как говорится, сам Бог велел. Но человеком не абы каким! Робот всю жизнь работал, создавал что-то новое и в конечном итоге сумел принести человечеству пользу. Он не удовлетворился тем, что он уникум, единственный мыслящий робот, он хотел стать лучше. «Человеком не рождаются, а становятся» — идея, как уже отмечали, не новая, но интерпретация Азимова внимания заслуживает.

В конце повести автор поднимает вопрос о важности смерти.

Робот Эндрю Мартин очень хотел стать человеком. И 200 лет потратил на то, чтобы понять, что это такое — быть Человеком, что делает Людей живыми.

Вечный ворос: что такое Человек? Две ноги, две руки, одна голова... Эндрю всегда по этим признакам был похож на человека. Тогда, может быть, способность к творчеству? Нет, Эндрю тоже мог творить, создавая из дерева неповторимые произведения искусства. Может быть свобода? Независимость поступков и суждений? Способность чувствовать и любить?

Шаг за шагом — познание Жизни. Эндрю многого добился за 200 лет: стал уважаемым ученым, научился творчески мыслить, самостоятельно принимать решение и даже говорить «Нет», у него были друзья, к которым он питал искреннюю привязанность, он смог познать любовь к своей Маленькой Мисс, хотя и не называл это чувство «любовью». Иным людям не выпадает такой полной жизни. Он испытал и увидел многое, прочитал тысячи книг, но ответ на вопрос «Что делает человека Человеком» все ускользал от него.

«Двухсотлетний человек» — это, прежде всего, разговор о нас самих, поданный в такой занимательной форме. О Жизни и ее наполнении, о тех встречах и расставаниях, мыслях и чувствах, событиях и мечтах, которые сплетаются в прочную нить от Рождения до Смерти. О том, что делает нас живыми.

В повести есть один потрясающий момент, когда Эндрю, ставший уже юридически свободным, встречает хулиганов, подчиняющих его своей воле. И «свободный» Эндрю, скованный законами робототехники, вынужден униженно выполнять их приказы и сносить издевательства. Настоящее открытие для Эндрю: внешние атрибуты свободы еще не делают тебя свободным. Наверное, это касается и жизни в целом: внешние ее атрибуты еще не делают тебя живым!

Весь путь Эндрю — как жизнь любого Человека. От осознания неповторимости своей личности, через испытания и познание, обретения и потери — к пониманию конечности бытия. О Смерти тоже очень много говорится в повести. О печали и неотвратимости ухода, о потерях и боли расставания.

Не думаю, что все в этой повести сказано о Жизни, Смерти и Человеке. Так уж устроен Мир – всегда будет что-то, что узнаешь и открываешь сам. Но «Двухсотлетний/не робот!/ человек», наверное, одно из самых проникновенных произведений на эту тему в фантастике.

Все умирает на земле и в море,

Но человек суровей осужден:

Он должен знать о смертном приговоре,

Подписанном, когда он был рожден.

Но, сознавая жизни быстротечность,

Он так живет — наперекор всему,

Как будто жить рассчитывает вечность

И этот мир принадлежит ему.

/Самуил Маршак/

Повесть замечательная и глубокая. Я почему-то её не читал раньше, хотя Азимова читал много и с удовольствием. А его рассказ «Профессия» считаю обязательным к прочтению для любого мыслящего человека.

Сначала я решил, что лучше бы Азимов не писал повесть, а написал короткий рассказ, суть которого заключался в словах «Но мне кажется, что быть свободным может только тот, кто хочет свободы. И я хочу свободы». И решил, что повесть — протест против рабства, который составляет первый слой произведения. Многие, наверное, не знают, что в США негры получили формальное равенство с белыми только в 1964 году, а реально расовая сегрегация в США до сих пор крайне сильна, только теперь она работает в обе стороны.

Однако по мере чтения дальнейшего текста стал понимать, что Азимов копнул гораздо глубже. И, дочитав до конца, задумался над тем, о чём же всё-таки книга. И не только эта, а все книги Азимова о роботах. Ведь мы сейчас отлично понимаем, что реальные роботы совсем не такие, как их описывал Азимов, и никогда такими не будут. И три закона роботехники никогда не будут определять поведение настоящих роботов. Тем не менее, от этого книги Мастера о роботах совсем не устарели.

И пришёл к выводу, что эта повесть о том, что такое человек. Что роботы Азимова — это те же люди, только более честные, более наивные. Упрощённые варианты, прототипы идеального человека. И что Азимов в своих произведениях о роботах отрабатывал и совершенствовал такие прототипы.

«Двухсотлетний человек», по-видимому, является завершением этой эволюции. Если раньше у Азимова роботы иногда проявляли элементы свободы воли («Выход из положения», «Лжец», «Как потерялся робот» и др.), то в «Двухсотлетнем человеке» мы видим истинную свободу воли у робота Эндрю.

И тут, мне кажется, важен ещё один момент, который упустили все те, кто делал ранее комментарии — это религиозный мотив. Айзек Азимов был атеистом, однако неоднократно отмечалось, что Три закона очень напоминают библейские заповеди, где в качестве бога выступает человек.

Если дополнить это тем, что робот создан по образу и подобию человеческому, остаётся добавить только свободу воли сотворённого — и будет почти полное соответствие.

Уж не знаю, сознательно или подсознательно Азимов строил такие параллели, но у него в роботах прослеживаются черты христианских ангелов — и даже имеется грехоппадение одного из таких «ангелов», который, как выясняется в последней книге «Основания», превратил Землю из райского сада в ад, непригодный для жизни, чтобы вытолкнуть человечество в космос.

И как в христианстве человек должен идти по пути совершенствования, стараясь стать похожим на своего создателя (хотя многие «христиане», напротив, считают, что человек должен быть рабом — но это их личный свободный выбор), так и Эндрю использует свою свободу воли для того, чтобы стать похожим на своих создателей. Сначала внешне, подражая людям как ребёнок — но с несгибаемым внутренним стержнем. И при каждом своём шаге по пути совершенствования Эндрю творит добро для человечества. Каждый его вроде бы эгоистический шаг настолько подстёгивает развитие человечества, что становится понятно — эти шаги совсем не случайны.

У Азимова есть замечательный рассказ «Улики», в котором непонятно, о ком идёт речь — то ли о роботе, то ли об очень хорошем человеке. То же и с «Двухсотлетним человеком»: Азимов стирает ещё одну, последнюю грань между роботом и человеком. Человек — живой, а робот — нет. Но где та грань, которая отделяет одно от другого?

Советую прочитать повесть для того, чтобы увидеть решение этой проблемы с точки зрения Азимова.

И ещё: каждый раз, совершенствуясь, Эндрю что-то теряет. У Роджера Желязны Железный Генерал при каждом подвиге ради человечества теряет часть своей человечности. Так и Эндрю при каждом следующем шаге к своей цели теряет часть своей идеальности, но приобретает очередную черту человечности. И это прогресс, а не регресс! Очень интересно сравнить этих антиподов: оба действуют ради человечества, но как по-разному! И, наверное, роботам Азимова не хватает капли того внутреннего огня, который имеется у Железного Генерала. И, наверное, сам Азимов это ощущал — всё-таки его роботы слишком идеальны для реального мира, слишком логичны, слишком ... духовные рабы человека. Даже наделённый свободой воли Эндрю. Его свобода слишком логичная, слишком запрограммированная — не напрямую, а как мировоззрение. Что не мешает нам им восхищаться и даже любить его как очень близкого нам человека. Люди ведь тоже неидеальны. У каждого свои недостатки, в том числе и у идеальных в своём совершенстве роботов.

Обычно роботы Азимова как раз и поражают своей человечностью на фоне железного экстерьера и позитронных мозгов, а тут... чем больше Эндрю становится человеком биологически, тем меньше в нём человеческого в метафизическом понимании. Тем меньше в нём сути, тем больше главенство формы над содержанием. Положить всё своё существо на достижение одной-единственной тщеславной и формалистичной цели, сузив поле своей деятельности / границы познания до себя самого — на такой эгоцентризм способна только бездушная машина, для которой логические цепочки и номинальное звание «человек» важнее того внутреннего гуманизма, которого в Эндрю на начало рассказа было с избытком.

А может просто расстраивает утрата Эндрю той трогательной наивности и чистоты, которая присуща Азимовским андроидам. Их беззащитность перед человеком, безусловная преданность ему, открытость, имманентное неприятие даже самой концепции причинения вреда. Среди людских пороков и малодушия, среди грязи, которой и так слишком много в нашей жизни, эти существа кажутся то ли блаженными, то ли юродивыми; наверное, не зря эти два слова могут иметь одно и то же значение.

Но это незапятнанное жизненными ошибками и сомнительными поступками состояние далеко от того, что мы привыкли считать «настоящим Человеком». Человеку свойственно одновременно и стремиться к идеалам, и испытывать к ним отвращение; не в последнюю очередь оттого, что именно погрешности и несовершенства делают человека самим собой.

Так, именно недоработанная система связей в электронном мозге подарила Эндрю возможность творить, возможность мыслить, выходя за рамки, возможность _мечтать_стать_человеком_. И, в каком-то смысле, растеряв по пути свою чистоту, приобретя взамен жёсткость, честолюбие, самомнение и напор, господин Мартин действительно постепенно становится неотличим от любого из нас.

И всё же есть в этом процессе внутреннее противоречие, ведь одновременно Эндрю отрекается от творчества, самовыражения, познания мира ради борьбы за свой юридический статус, «a trick of words only»(с) — а ведь именно эти его стремления изначально выделили его из рядов других таких же точно машин, сделали чем-то — кем-то? — большим.

Ну и, наконец, как верно замечено в отзыве Vlada24, в конце пути вымученная ценой усилий нескольких поколений победа и статус de jure мало что значат для больше-не-робота. В процессе «вочеловечивания» Эндрю не только сужает свои горизонты, но и теряет людей, которых любил, которые любили его, сводит их круг от большой семьи к последнему из рода, а затем и вовсе — ни к кому. Господин Мартин, сам того не заметив, остаётся совершенно один. О нём некому заботиться, но он уже может и сам постоять за себя. Он ни о ком не печётся. Теперь он разве что сам приходит за старыми моральными долгами.

Он становится абсолютно самодостаточным, автономным, вещью в себе. Его существование приобретает явственный механический привкус.

В общем, как мне кажется, «Двухсотлетний человек» — это не история Пиноккио; это не сказка со счастливым концом про робота, ставшего настоящим мужчиной, хотя и есть соблазн так её воспринять. В действительности здесь гораздо больше слоёв и подводных течений. Для меня это рассказ о становлении личности, о цене, которую приходится платить за успех, о свершениях и потерях, о том, как можно добиться своей самой заветной цели — и всё равно потерять какую-то часть себя. Быть может, самую важную часть.

Удивительно.