Владимир Кузнецов «Тетраграмматон»

Готический хоррор с кабаллическими мотивами, посвященный Густаву Майринку и даже сюжетно отсылающие к небезызвестному «Голему». В первую очередь, выделяется стилизация — не сказать, что конкретно «под Майринка», но, скорее, в целом под мистическую литературу конца девятнадцатого — начала двадцатого века. Атмосфера весьма густа и притягательна, описание еврейского гетто завораживает и отталкивает мраком и грязью, правящими бал в этом неприглядном месте. История и персонажи тоже выписаны неплохо, «сошествие в ад» в поисках пропавшей девочки главной героини — одновременно и бесхитростно, и захватывающе, встреча с древним монстром из еврейского фольклора впечатляет подробностью проработки. Единственное, что не так порадовало, — немного смазанный и черезчур оптимистичный «эпилог», но общее впечатление от этого не размывается.

Рассказ понравился. Вполне достойное посвящение Густаву Майринку. В целом удалось создать атмосферу, схожую с его произведениями. При этом рассказ не воспринимается, как ремейк, что нередко бывает в подобных случаях, а представляет собой вполне самостоятельную и интересную историю, написанную понятно под чьим влиянием.

Автор посвящает этот рассказ Густаву Майринку и его истории про Голема. Совсем не обязательно знать эту мрачную сказку, чтобы данный рассказ понравился.

На мой взгляд, сюжет здесь на втором плане. Основным достоинством этого рассказа, является описание города, а особенно еврейского гетто. Всё в чёрных тонах, беспросветная ночь и тьма, опустившиеся на самое дно люди, которых и людьми назвать уже тяжело. Путешествие по этим закоулкам, напоминает дорогу в ад, где нет ни одного положительного человека, а отовсюду доносится смрад разложения.

Единственным недостатком, который я увидел, является концовка рассказа. Всё-таки жанр хоррора подразумевает под собой немного другие титры, завершающие основной текст.

Демонстративный оммаж мистическому ‘Голему’ австрийца Майринка. По первости чуть не сложилась мысль, что и Кузнецов подобен своим талантом ‘мастеру слова и смысла’, которому адресовал текст: лишь изредка доводится столкнуться с прозой настолько стилистически отполированной. Скорость изложения не бьётся автором в сыпчатый дурман размотанных в бурду диалогов с целью потянуть историю; так, например, майстер Цвак сходу не отпирается от просьб страждущей матери, разыгрывая дурачка. Кузнецову не приходится объяснять, *чем* занимается старик – и так понятно. Разворот сюжета механизмами, косвенно указывающими на происходящее, максимально выкручивают газовый вентиль мистики.

Шероховатости рассказа определены почти лишь только не самым метким подбором слов, но даже это видится проблемой только в сравнении с лучшими его абзацами. Слаломные проносы читающего через столбы запахов тусклых помещений скрадывают засечки кузнецовского макабра. Эта история могла случится и в ‘големскую’ периодику, как и в наши дни на урбанической периферии (что мне понравилось бы больше, но – не сложилось). Зато, оставив местом действия зачинающийся двадцатый век, Кузнецов развязал себе руки в громождении анахроничных соцклассовых ритуалов; так, например, *откачка* супа в салоне ‘Лойзичек’ надолго застревает в памяти – авторский изворот бесподобен сгущении красок. Маргиналы, калеки и шлюхи, роющиеся внутри квартала, точно черви в раздутом трупе, читаются опасными деградантами наподобие обезображенных инбридингом уродов. И если бы не в высшей степени сопливая развязка в традициях фантастики старой школы с боевой хореографией, рассказ бы близился к добротной фольклорной страшилке.

Есть что-то невыразимо пугающее в оккультном космизме пути жизни самого Густава Майринка — выдернутого из петли едва не провидением, рвущегося к потустороннему, предчувствовавшего свою смерть, но не самоубийство сына, закончившего свой путь в том же возрасте и тем же самым методом, как однажды пытался свести счёты с жизнью его отец. Пугающую цикличность этой трагедии Майринк, как буддист, наверняка воспринял с предельной эмоцией. Сверлит мысль, что, возможно, ему было дано закраиной ума ощутить муссон потустороннего? Древность механизмов мироустроения и ветхость человеческого сознания перед ним? В этом смысле рассказ Кузнецова ухватил ‘големский’ эстетизм на добрые сотню процентов.

На мой взгляд, стилизация под Густава Майринка как раз и не удалась автору. Чувствуется, что Владимир Кузнецов изучал материал, знает его, но приблизиться к выразительности языка выдающегося экспрессиониста пока не получилось. Получилась вообще стилизация под литературу начала 20 века. Но это отнюдь не делает рассказ не интересным! Напротив, он интересен сам по себе. Проработанные детали, умелое использование слов и выражений типа «волнение на миг овладело женщиной», создало столь необходимую для жанра атмосферу загадочности, таинственности, тревожности.

Начало 20 века, еврейское гетто в Праге. В надежде спасти похищенную дочь женщина обращается к кукольных дел мастеру, наследнику великого Бена Бецалеля (создателя пражского голема).

Сама история не показалась особо интересной или пугающей, а концовка, на мой взгляд, несколько странная.

Но отлично выписанный исторический антураж (отличительная черта рассказов Владимира Кузнецова) и удачная стилизация под мистические истории тех времен создают правильную атмосферу и чувство погружения, за это автору большой респект.

Очень своеобразная и интересная история. Оригинально и место действия- Еврейское Пражское гетто, и герои и механическая кукла. Я увидел некие параллели с повестью Лема «Маска». В коротком рассказе есть все необходимое: интересное начало, середина, динамичная и яркая, и законченный финал. Рассказ не страшный, но интересный.

Хороший рассказ. Главные его достоинства целостность и завершённость. Все точки над нужными буквами расставлены. Гомункулы, их кукловоды, тёмные маги, похищенный ребёнок, безутешная мать в еврейском гетто Праги — чем не красота. Не понравилось, правда, что спаситель слишком крутой, хотя и на него найдётся ближе к финалу свой болт с винтом. И ещё по мелочям, но говорить не хочется. Читайте да обрящите.

Понравилось, очень хорошо. Недурная стилизация под Майринка, такой как бы голливудский римейк\спинофф новой школы с модными спецэффектами, фансервисом и любовью к оригиналу. Обычно терпеть не могу такой подход, но тут вканал, видимо, сыграло то, что миры Голема в отличии от миров Ктулху даже на чуть-чуть не затерты.