О поэтическом творчестве Беляева рассказала его дочь: в начале 1920-х, лежа в ялтинской больнице Красного Креста, Беляев «писал много стихов, некоторые из них посвящал няням».
Из стихотворений той поры одно сохранилось. Впоследствии киевский приятель Беляева, композитор Федор (в нотном издании — Феодор) Надененко, положил слова на музыку и превратил в романс, изданный в 1931 году. (фактически — в 1924 г.
Звезда мерцает за окном
Тоскливо, холодно, темно
И дремлет тишина кругом
Не жить, иль жить, мне все равно
Устал от муки ожиданья
Устал гоняться за мечтой
Устал от счастья и страданья
Устал я быть самим собой.
Уснуть и спать не пробуждаясь,
Чтоб о самом себе забыть
И в сон последний погружаясь
Не знать, не чувствовать, не быть..
Две последние строфы, приписав их французскому поэту-неудачнику Мерэ, Беляев вставил в свой рассказ «Ни жизнь, ни смерть» (1926 года).
*
Прикоснулся Беляев в Наркомпочтеле и к театральному искусству. Появилась в 1923 году такая вещь «Синяя блуза» — агитационная эстрадно-театральная группа, пропагандирующая революцию и революционное искусство. Началось всё в Московском институте журналистики на базе «живой газеты» представления новостей в лицах и телодвижениях — и распространилось, как дурная болезнь. Столько их стало, что понадобился им даже свой особый гимн:
Мы синеблузники, мы профсоюзники —
Нам всё известно обо всём,
И вдоль по миру свою сатиру,
Как факел огненный, несем.
Мы синеблузники, мы профсоюзники,
Мы не баяны-соловьи —
Мы только гайки в великой спайке
Одной трудящейся семьи…
Поветрие не обошло стороной и Наркомпочтель, где живгазета «Синяя блуза» инсценировала беляевский рассказ «Три портрета» и получившееся либретто напечатала в той же долготерпеливой «Жизни и технике связи» (1927. № 11. С. 185–195). Надо думать, что в постановке — советом и делом — принял участие и автор…
*
Память не слишком подвела дочь писателя — стихи эти распевал итальянец Доменико Маручелли в рассказе 1929 года «Мертвая зона», а выглядит итальянская эта песня так:
Я пел, когда на свет родился,
Я песни пел, когда женился.
Бывали дни — я голодал,
Но песни громко распевал.
Я пел на суше и на море,
Я пел от радости и с горя,
Я сидя, стоя, лежа пел.
Года прошли, я поседел,
Но я пою не умолкая.
Не замолчу и умирая.
Когда ж умру, то песнь мою
Еще я громче запою!
*
Впрочем, еще одно стихотворение, которое Беляев включил в свое произведение, Светлана Александровна все-таки запамятовала:
Атлантида тихо дремлет
В голубых лучах луны…
Как луна целует землю.
Поцелуй меня и ты!
Пусть зажгутся страстью очи!
Поцелуями, любовью,
Виноградной, сладкой кровью
Мы наполним чашу ночи!
Будь что будет!
Не печалься!
Ярко светит нам луна…
Песни пой и обнимайся,
Чашу ночи пей до дна!
В «Последнем человеке из Атлантиды» эту песню исполняют двое: вначале женщина, затем мужчина, а в конце — дуэтом. Довольно мило…
*
Еще Беляев сочинил частушку и вставил ее в рассказ «Три портрета»:
Ходит почта колесом,
Звенит колокольчиком,
Сяду рядом с ямщиком,
С Васей-комсомольчиком.
Сяду рядом, гляну глядом
И помчусь на станцию,
Сдал папашенька налог
Васе на квитанцию.
*
Стихи Беляева звучали и со сцены — мурманского клуба Госторговли:
Мы, путинные солдаты,
Мы, бойцы-портовики.
Всех из треста бюрократов —
Гарпунами, как в штыки!
Куплеты эти он сочинил для самодеятельного ансамбля «Живая газета» в 1932 году. Особенно по душе публике пришелся припев:
Хочешь — плачешь,
Хочешь — скачешь,
Дело, собственно, твое.
Как ни вейся,
Как ни бейся —
Полезай в утильсырье!
*
[?] ***(«Друг мой? Разве ты думаешь, что всем так уж скверно на свете живется?..») // Дым нашей сигары. [М.], [1917]. С. 55 [Подпись: Александръ БЬляевъ].
[?] *** («Отчего ты грустишь, моя милая?..») // Дым нашей сигары. [М.], [1917]. С. 56 [Подпись: Александръ Бѣляевъ]. [Несмотря на то, что имя и фамилию Беляева нельзя назвать редкими, во всей русской периодике в качестве подписи под стихами подобное сочетание встречается лишь однажды. Это позволяет высказать предположение, что данные стихи могут принадлежать перу А. Р. Беляева].
*
1933 «Алхимики, или Камень мудрецов» (Пьеса в стихах)
Светлана Беляева вспоминает, что у отца было еще одно произведение — утраченное:
«В Пушкине он написал пьесу в стихах „Алхимики, или Камень Мудрецов“. Желая узнать мнение о пьесе, отец дал почитать ее переводчице Анне Васильевне Ганзен. Ганзен одобрила пьесу. Тогда отец предложил ее ТЮЗу, но ее не приняли, сказав, что их артисты не умеют читать стихи».
Зеев Бар-Селла «Александр Беляев» 2013