Наш стареющий бодхисатва навеки зажат в диалектическом противоречии.
С одной стороны — личностный подход. Тонкая религиозная проповедь требует сконструировать образец индивида, а потом показать в этом переплетении культурных шкивов и телесных шестеренок то мимолетное состояние равновесия, которое дарует покой и нежную светлую грусть.
С другой стороны — серийность рулит, читатель желает привычного, редакция давит сроками, потому раз в год требуется выдать на гора текст, в котором надо упомянуть как можно больше предыдущих романов (в этот раз «Круть» объединилась со «Священной книгой оборотня» через образ велосипеда), выдать дюжину русско-английских каламбуров (и пару украинских) и сконструировать несколько политически заряженных образов, которые, однако, не подпадут под требования цензуры (вроде беглого банкира «Денькова», который обретается в Лондоне).
В результате, как жаловался герой «Generation «П»» — нам надо перед каждым клиентом душу раскрыть, да такого ни одна проститутка не сделает!
Но разница между девушкой с пониженной социальной ответственностью и бодхисатвой в произведениях Пелевина давно стерлась («S.N.U.F.F.» и отчасти «KGBT+«), этим уже не удивить опытного читателя.
Минули времена ярких коротких рассказов, а эротика стала слишком откровенно работать составной частью буддистской морали.
Автор — вольно цитируя Шпенглера — стал из композиторов XVIII-го века, с легкостью выдававших десятки мелодий, своеобразным Вагнером XIX-го столетия — тяжеловесным и величавым, на самой грани напыщенности, которому приходиться страдать над каждой нотой.
В этот раз пафосная мораль сопровождает смерть Маркуса Зоргенфрея.
Баночный оперативник допрыгался: внедрение в образ чернокнижника времен Возрождения потянуло его вниз, экстренно вбиваемая начальством мораль (велосипедная!) тянула в нирвану, и между этих двух рогов произошел разрыв реальности (что живо напоминает «Ананасную воду для прекрасной дамы»). Финал — это отсвет фальшивого детства, которое только и было настоящим во всех руинах личности Зоргенфрея.
Чем же это, кроме декораций, отличается «Священной книги оборотня»?
В «A Sinistrе» нет значимых молодых персонажей. Все это опытные, пожившие люди, которые заняты, в основном, попытками взаимного обмана и сложными магическими дуэлями. Пороки их раскрыты без вдохновения. А значит — тут почти нет ярких искренних чувств. Выводы не переживают, а проговаривают. Потому мораль бес-чувственна, без-жизненна, это просто рассуждения в пустоту, среди которой должны сгуститься сонмы читательских ушей. Рома-Рама из вампирской серии, Салават из KGBT+ — были необходимы как воздух. Но не пришли.
И второе. Я не знаю где живет Пелевин, но в последних романах его литература все больше становится сетературой: приколы и шуточки, политические остроты и шаржи — берутся из сети, просто присыпаются философией и английским языком. Будь это в нулевых — автор все писал бы и писал про 80-е. «Чапаев и пустота», «Затворник и Шестипалый» стали бы его самым большим успехом, и он никогда бы не создал «Бубен верхнего мира». А сейчас из его текстов будто пробивается свет как раз нулевых годов, присыпанный актуальными сетевыми мемами и новейшими технологическими примочками. Требуется очередное подтягивание к современности и одновременное припадание к истокам, которым в 99-м стал «Generation «П»» — тогда автор понял, что на анекдотах про Василия Ивановича он больше лавров не соберет и взялся за актуальное ему общество.
При том «A Sinistra» нельзя назвать плохим романом в смысле композиции или проработки персонажа.
Собран очередной мистический кубик Рубика, «левый путь»: интенсивные духовные практики, которыми адепт занимается для получения чисто материальных/чувственных выгод (И Хули была бы тут чемпионкой...). В результате получаются «поля будд» навыворот: вместо мира, в котором живые существа очень быстро могут уйти в нирвану, тут порочные сущности творят для себя новые миры, в которых будут медленно умирать.
Сконструирована интрига: большая часть знакомых протагониста окажется лишь масками и марионетками в декорациях итальянского Возрождения. И декорации весьма умеренного качества, пропитанные анахронизмами, потому что нейронка, гипнотизирующая Зоргенфрея, постоянно сует туда более современные фрагменты. О чем Зоргенфрей и его начальник Ломас пару раз беседуют. Мир усложняется, а потом сжимается и упрощается.
Есть яркие образы предметов.
Есть псевдо-религия с двумя «священными текстами». Снова буддистские мотивы, замаскированные двумя разными культурными контекстами и отсылками к предыдущим текстам.
Но ничего похожего на социальный роман — каким был «S.N.U.F.F.» — тут нет. Значимого фантастического допущения Пелевин тоже не обыгрывает. А общение лондонского эмигранта с нейронкой слишком уж буквально повторяет сетевые анекдоты, потому не кажется отблеском будущего.
Тут просто культурно-религиозный уроборос, который заглатывает сам себя вплоть до сжатия в точку сингулярной нирваны. Как бывало неоднократно.
И в комментах самых разных чатов обычно пишут: «Я не читаю Пелевина с такого-то года, с такого-то произведения».
Зачем же его читает автор этой рецензии?
Потому что иногда в текстах пробивается искра Литературы, и личный мир, личный космос критика несколько расширяется. Такие тексты неизменно рекомендую. «A Sinistra» можно пропустить без жалости к остроумным мемам или надежды на тайное знание.
Очередная модель Т на заводе имени Гаутамы.
Итого: плутовской роман с религиозной моралью, который могла бы написать нейронная сеть, выученная на текстах Пелевина.