Рэй Брэдбери
Жуткая печатная работа
«The Tale of the Terrible Typer», 1940
— Боже, что за идея! — захлёбывался Уэйд Шурп, и клавиши его машинки вторили ему судорожной, лихорадочной дробью. — Колоссально! Чудовищно! Чудовищно же и прекрасно! За этот рассказ «Стрит энд Смит» отслюнявят по пятаку за слово, ей-богу!
— Успокойся, — пробормотал я. — Тебя ещё и в печать-то не взяли.
— Пф-ф! — фыркнул он, словно выплевывая прогнившую косточку оливы, — Да кому какое дело, в конце-то концов?
— Да ты себя же прикончишь, если не притормозишь, — не унимался я, исподволь, крадучись, отступая к двери.
Шурп скосил на меня единственный глаз, весь в алых жилках. — Я вкладываю, — бредил он, — в эту историю всего себя. В ней весь я, в неё влита вся моя душа! Ей предначертано войти в один ряд с великими в Зале Славы научной фантастики!
— Не доверял бы я так своей машинке, будь она последней на грешной земле, — сказал я. — Ты увяз в том, с чем не следовало связываться…
— А я, кажется, предупреждал тебя насчёт Хеди, — прошипел он, не отрываясь от клавиш.
— Ты говоришь о женщине, которую я люблю! — вскричал я. — Да она прекрасна! Волосы как у богини…
— Как у проклятого богом страуса, — рявкнул он в ответ, и слёзы дикого хохота выступили у него на глазах. — А теперь — вон! Я работаю! Мне нужно залиться выпивкой так, чтобы она булькала у меня в ушах! Подай бухло, выруби свет и вали! Мне нужна атмосфера, понимаешь?! Атмосфера!
Я быстро ретировался из комнаты. Застыв в коридоре, приник к двери. А из-за неё — стук. Стук-стук-стук. Безумный, неистовый, то взлетающий, то обрывающийся. Клик-клик-клик-клак! Бам! Дзынь! Клик-клик. (Ну, вы понимаете о чём я).
— Какая идея! — вдруг взревел за дверью Шурп. Люстра над моей головой мелко задрожала, звякнула и рухнула на пол, разбиваясь вдребезги. — Место действия — Марс, — выкрикивал Шурп, — пучки сжигающих и замораживающих лучей, тюрьмы с мягкими сте… ДА КАКОЙ ЖЕ ЭТО ШЕДЕВР! Просто охренеть! Клавиши стучали и стучали, монотонно, без конца. Я устал ждать.
И тут — раздался звук, полный зловещего предзнаменования. Что-то случилось. Глухой, скрежещущий, странный, визгливый, потом — густой, влажный, хлюпающий. Шурп что-то бормотал и бормотал, внезапно переходя на проклятья! — Марсиане нападают на Землю! — Клик-клик-клик! Бздынь! Дзиннь!
— О-ох! — простонал Шурп.
Хрумк-хрумк, хлюпс — хлю-ю-юп!
— О-ох! — снова простонал он.
— Шурп, ты там как? — крикнул я. — Эй, открой! — Я постучал в дверь. Жадные, чавкающие звуки нарастали, и я, впав в исступление, начал колотить в дверь что было сил. Дверь с жалобным скрипом подалась внутрь.
— Угх-гх… о-о-о… Гррр-бульк! — Дверь распахнулась, и я застыл на пороге, воздух перехватило. И тогда я, наверное, закричал.
— Уэйд! Уэйд Шурп! Господи, да что же это такое!
Комната была пуста.
Этого не могло быть — это было противоестественно, немыслимо, жутко! но машинка продолжала выстукивать и печатать.
— Уэйд! — вскрикнул я. Правда была такова. Уэйд Шурп и впрямь вложил всего себя в свою работу. Я услышал последний, полный безысходности стон, едва различимый шёпот.
Из-под клавиш машинки торчали клочья плоти и одна всё ещё дёргающаяся, рука с пальцами, судорожно сжатыми последней судорогой, как раз исчезала вниз, вглубь, в самую пасть — в жадные валики этого чудовищного механизма!