
«Парадоксы из Ада» — цикл из 4-х микро-рассказов (или микро-стихотворений-в-прозе?) с нано-эпилогом, впервые опубликованный в 4-м выпуске журнала Grimoire (1983) под псевдонимом Charles Miguel Riaz.
Позже цикл переиздавался в сборнике Aklo, A Volume of the Fantastic (Tartarus Press, 1998) снова под псевдонимом и в авторском сборнике Paradoxes from Hell (2022) уже под настоящим именем автора.
Кроме самих «Парадоксов» в последнее издание вошли поэмы в прозе This Degenerate Little Town и I Have a Special Plan for this World.
Должно быть, то некий надломленный философ осознал: мы вольны, но лишь страдать, содрогаться по первому зову. Ничто, кроме чистой боли, не может доказать нашу свободу — альтернативы не существует. Посему яд весьма охотно поглощается зверем, что не ведает пищи иной. Будь то решенье кущ или пыточной камеры, выбор прозрачен: страдай или катись к дьяволу. Все доказательства налицо.
Но наш тупичок мучений свидетельствует гораздо больше о мироздании в целом, чем о нас самих. Как можем мы быть свободны в одном, а прочее творение — в другом? Правда в том, что мы не свободны. Боль есть норма для всех живых и, возможно, неживых частиц: вот статус-кво без угрозы подрыва порядка. Всё существует в гармонии с ним; всё вторит его мотиву. Цветы вопят летним днём, волки воют в ледяных берлогах, черви немеют подземной паникой — все тональности и паузы работают безупречно, мелодии агоний поддерживаются аккордами истязаний. Пока дети хнычут в госпиталях из пряничного теста, другие голоса в земном зверинце выводят свои партии . . . в полях и небе, в болотах и джунглях, под морскими водами и на вершинах гор. Не унимается загадочная музыка, не смолкает ни на миг.
И кто в силах противостоять ей? Кому достанет воли воспротивиться непреложным устоям? Допустим такую возможность; разве не лишится создание сие убежища в страдании, в безопасности устоявшегося миропорядка? Столь гнусное существо могло бы преступно вырвать из забвения даже спокойствие камня, безмятежный паралич восковых фигур; избежать шипов природы, но всё же очутиться в сверхъестественном Аду: месте, где взаимоисключающие условия чувственности и бесчувствия невозможно сосуществуют. Только боги могут отправиться туда, и этот волеисполнитель стал бы божеством — возлежащим на каменной плите, прикованным к колесу, плотно обёрнутым раскалёнными докрасна цепями.
Но мудрость эонов предостерегает от страданий ускользнувшего от боли. Каждый предупреждён, каждый знает, как избежать сей участи. Каждый, кроме надломленного философа; тот должен покориться судьбе и биться в конвульсиях ужасного удовлетворения сверхъестественной погибели. И лишь из зловещего подземелья может его сопрано влиться в хор природы, лишь из теней ирреального может его голос присоединиться к крикам живого мира, что для него звучат как смех или вздохи Эдемовой безмятежности.
Должно ли нам оставить его? Безусловно.
——