В этой рубрике мы станем публиковать статьи только о редких и коллекционных изданиях. Разумеется, для таких статей особое значение имеет визуальный ряд, поэтому просим авторов не забывать снабжать свои тексты иллюстрациями.
"Египетские ночи" — неоконченная прозаическая (со стихотворными вставками) повесть Пушкина. Две сюжетных линии — пушкинская современность и египетская древность.
Самостоятельный цикл иллюстраций к "Египетским ночам" существует (из опубликованных) только один. Художник — А.Кравченко, общепризнанный мастер ксилографии (на Фантлабе, конечно, представлен — https://fantlab.ru/art3103). Как гравер по дереву он считается противоположностью своему современнику Фаворскому (о котором у нас уже был разговор здесь). Противоположность, но всё же не антагонист — соотношение там сложнее. Абрам Эфрос ещё в 1923 году писал о "плеяде Фаворского" в гравюре. Фаворского он обожествляет, а Кравченко причисляет к "ветренникам" — Кравченко пришла счастливая мысль: перевести Фаворского на язык "Мира искусства". Поэтому гравюры Кравченко имеют "мило-галантный вид" (А.Эфрос "Профили").
Вот Эфрос обидеть хочет, но всё равно у Кравченко много фанатов. Мне Кравченко тоже в своё время голову вскружил. Разглядывал часто его огромный альбом (https://www.ozon.ru/context/detail/id/268...). При случае начал покупать иллюстрированные им книги. Первой покупкой, совпавшей с увлечением Пушкиным, был очаровательный двухтомник, во втором томе которого как раз и были "Египетские ночи".
Издание 1981 года
С суперомБез супераБиблиография
Добавление к библиографии: Тираж 30.000 экз. Цена 1 руб.
Понятно, что всегда хочется купить прижизненные издания (художника, конечно, не Пушкина). Для Кравченко это оказалось несложно: в 2010 году удалось приобрести юбилейное издание, явно с претензией на библиофильство: футляр, в котором было аж 6 книжек в твёрдой обложке, в том числе и отдельная книжка "Египетских ночей". Сохранность относительная, но всего 500 рублей!
ФутлярФутляр раскрытФутляр и содержимое
Собственно "Египетские ночи":
Книжка
Добавление к библиографии: Тираж 50.000 экз. Цена 2 руб., переплёт 75 коп. (итого 2 руб. 75 коп.).
Издание 1936 года на Фантлабе отсутствует.
Издание 1934 года
Только недавно, внимательно сравнив библиографию, я понял, что самым главным и полиграфически лучшим изданием кравченковских "Египетских ночей" является книжка 1934 года. Она тоже оказалась недорогой — нашёл на Алибе экземпляр в суперобложке всего за 700 рублей (доставка обошлась в 60 руб.). Несколько дней назад получил эту книжку. Это издание делали очень старательно. Смысл суперобложки (на фото не разобрать) в том, что она бесцветная, а надписи все тоже бесцветные, но рельефные, выдавленные — это заявка на рафинированность.
С суперомБез супераБиблиография
Добавление к библиографии: Тираж 5.000 экз. Цена 3 руб. 50 коп., переплёт 1 руб. (итого 4 руб. 50 коп.).
Ну, в общем, понятно: издание тем роскошнее, чем больше в нём пустых листов.
Отличия-то есть, и странно, что их каталог-справочник иллюстрированной пушкинианы не отразил. Если в изданиях 1934 г. и 1936 г. немного отличается комбинация иллюстраций (картинка на авантитуле в издании 1934 г. помещена в тексте в издании 1936 г.), то в издании 1981 г. имеется новая иллюстрация с Клеопатрой (на авантитуле), которой не было в книгах тридцатых годов. Ну, у Кравченко имелось, как это часто бывает, несколько отвергнутых вариантов. С Клеопатрой полный набор теперь есть в трёх книгах. Только в альбоме остался полный набор сцен небесного вдохновения импровизатора.
верхняя картинка в книгах не воспроизводилась
Пара слов — о подлинной иллюстрации. Судя по всему, в издании 1934 года ксилографии Кравченко — это оттиски с гравюрной доски (наверное, и в издании 1936 года — тоже).
Сейчас (и, как минимум, с 1960-х гг.) все иллюстрации в книгах (если они не ручной работы) воспроизводятся фотоспособом. То есть даже гравюры один раз печатаются с доски, а далее фотографируются (=сканируются, оцифровываются) и затем воспроизводятся с фото. В 1920-е — 1940-е гг. в книгах ксилографии часто переносились на бумагу непосредственно с досок — это был отпечаток типографской краски. Фаворский очень увлекательно об этом процессе писал в своих работах (жаль, на Фантлабе он только как иллюстратор представлен, а не как теоретик книжной графики).
Конечно, и в старых книгах это не было единственным вариантом. Применялось и опосредованное воспроизведение. Вот, если интересно, отрывок из альбома "Пушкин в изобразительном искусстве" (1937), где о древних фотомеханических способах воспроизведения картинок говорится профессиональным языком.
По сути старая книга с ксилографиями (а также с литографиями, монотипиями и т.п.), особенно если они отпечатаны на отдельных вклеенных листах — это почти гарантировано целый альбом офортов (Не постеры! Сейчас издатели "роскошных книг" делают издания с приложением офорта, т.е. персонально отпечатанного экземпляра иллюстрации — так цена на и без того дорогущую книгу взлетает в пять-десять раз, доходя до сотен тысяч рублей). Поэтому и цену старой книги надо делить на количество картинок в ней — тогда совсем недорого будет.
Не уверен, что я бы на спор определил, с доски или с фото сделана какая-нибудь иллюстрация. Вот одна и та же картинка в трёх книгах (сверху — современное издание 1981 года, в центре — эталонное издание 1934 года (картинка с доски), внизу — издание 1936 года (картинка, вероятно, с доски).
Моими непрофессиональными снимками невозможно передать разницу — она воспринимается, скорее, на ощупь. Но разглядывая вживую старое и новое издания "Египетских ночей", кажется, что картинка с доски в старой книге объёмная: при этом поверхность листа, понятно, абсолютно гладкая; видимо, эффект создаётся за счёт того, что краска по-настоящему наносилась на лист бумаги и поэтому первый и второй план (глубина) действительно присутствуют. А фотокартинка в новой книге, несмотря на чёткость, такого впечатления не производит. Собирание книг, отпечатанных типографской краской, затягивает: как знаток драгоценностей уверяет, что он сходу отличит бриллиант от стекла, так и библиофил думает, что ощущает различия и никогда не согласится на репринт (если у него хватает денег на подлинник).
Ну и, собственно, оставшиеся картинки (фото с издания 1934 года), которые не попали в обзоры выше:
Пришел, аднака, подарок от моего супруга на день влюбленных. Как говорится, лучше так, чем никогда
Книжка несколько толще, чем я думала. Как-то при слове chapbook в уме возникает образ чего-то менее объемистого. А в этом "буклетике" 273 страницы!
И есть автограф одного из авторов
Честно сказать, я до сих пор в легком офигении от того, что книжка появилась у меня так скоро после высказанного пожелания. Давайте я тогда и The Other Woman пожелаю заполучить, что ли? Может, сработает?
Сегодня у нас две редкости для любителей странного, выбивающиеся из мейнстрима, и потому изданные крайне мизерными тиражами.
Дж.Р.Р. Толкиен "Избранные письма", в переводах перевод Павла Полякова.
Павел Поляков — библиограф из Омска, родился 2 августа 1964 года, закончил факультет холодильных машин Омского политехнического института, работал в Сибкриотехнике. Был членом КЛФ «Алькор», публиковал заметки – «Какой он, “Алькор”?» (1987), «Эрудиция во вред?» (1989) и др. Выпустил библиографические указатели «Фантастика на страницах газеты “Лит. Россия”» (1989) и «Фантастика на страницах журнала “Химия и жизнь”» (1990). Как «люден» опубликовал «Избранные места из вариантов повести братьев Стругацких “ОУПА”» (2006). Член редколлегии 30 тт ПСС Стругацких. К сожалению 7 июня 2017 года Павел Борисович скоропостижно скончался. Остались его рукописи, статьи, другие материалы.
"Искусство в воображаемом будущем" — большущий каталог на мелованной бумаге на тему "Каким может быть искусство в научной фантастике".
Сборник статей об искусстве будущего. Специально взяты для этой книги интервью у писателей фантастов (Барри Лонгиер, Алан Дин Фостер, Крифтофер Прист, Стив Айлет, Пэт Кэдиган, Грег Бир, Ларри Нивен, из роуусийских — Арбитман, Звягинцев, Романецкий). Издано во Владикавказе, Филиал Центра Современного Искусства ГЦСИ. Книжка ценна тем что в фантастическое гетто заглянули представители современного искусства, настолько далекие от жанровых клише, субкультурных стереотипов и традиций, что в книге наворочено всякого — нет года выпуска, выходных данных, нумерация страниц как в журналах захватывает обложки. Как я понял книжку составляли Ростан Тавасиев и Сергей Шикарев.
Люсьен Приоли (Lucien Prioly), настоящее имя и фамилия Анри-Люсьена Масе (Henri L. Macé) — французский писатель, родился в Париже в 1908 г. По происхождению бретонец, родители родом из Кепера, что в Северной Бретани. Профессиональный журналист. Занимался наукой и был главным редактором журнала «Ce Matin. Le pays» («Утро. Страна») Был женат на Жермен "Пэт" Катлен, родившейся в 1910 году. Дочь — Николь Масе (1931-2011), переводчица с норвежского языка и сценаристка для театра и кино.
Первые публикации под псевдонимом Люсьен Приоли стали появляться в периодике с 1936 года. Анри-Люсьен Масе печатал полицейские и ироничные детективы, научную фантастику и романы-предвидения (L'homme De La Lande, 1946 (Человек с Ланд); Trois Morts Dans Un Fauteuil (Три смерти в кресле) в периодике с 1937г, книжное издание в 1950 г.)).
Известен также под псевдонимами Люсьен Тернез, Морис Фоламбрэ, Филипп Фобстер. Хотя возможно, что Люсьен Тернез — отдельный автор. Сведения об этом разноречивы.
Детектив Л. Приоли «Полковник исчез» (Le Colonel avait perdu…, 1949) получил французский «Гран-при полицейского романа» в 1949 г.
Под псевдонимом Филипп Фобстер (Philippe Fobster) он также опубликовал детектив «Летающая тарелка» (Soucoupes volantes, 1955).
К фантастическим романам относят книги «Предупреждение марсиан» (Alerte aux martiens, 1954), «И было нас семеро астронавтов...» (Nous étions sept astronautes, 1946), «Остров железных людей» (L’île des hommes de fer, в периодике в 1936 г., книжное издание 1948 г.).
Последняя публикация автора относится к 1955 году, и возможно это вероятный год его кончины.
Всего за писателем числится три фантастических и четыре детективных романа.
Роман «Остров железных людей» впервые опубликован в 1936 на французском в газетах, в 1940 году — в Канаде в монреальской газете «la Presse» и в 1948 вышел отдельным книжным изданием во Франции.
А.В. Гражданкин
P.S. Большое спасибо Aleksei_Fellow за обработку фотографии писателя.
Сегодня последнее советское издание "Онегина" — его планировали раздавать на Конгрессе соотечественников, который проходил в Москве в дни августовского путча 1991 года. Но иллюстрации создавались во время перестройки (1986 — 1988 гг.), так что это всё же чисто советский "Онегин" — завершение "тепличного" для нашей творческой интеллигенции периода. Художник — А.Костин. На Фантлабе художник представлен: https://fantlab.ru/art1211.
Само издание на Фантлабе не представлено. В каталог-справочник тоже не попало. Поэтому даю собственное описание.
Евгений Онегин.: Роман в стихах. Коммент Ю.М.Лотмана. — М.: А.ТР.ИУМ, 1991. — 750 с.; 17 см.
КОСТИН А.: 40 страничных ил.
Тираж 5.000 экз.
Википедия сообщает о том, что серия состоит "из 50 офортов". Так что или 10 иллюстраций в книге не хватает (но с чего бы? цензоров и редакторов явно не было), или количество на глазок прикинуто.
Трагедия прогрессивных книг 1990-х: часто тираж шёл в макулатуру, поскольку не находил сбыта — народ прекратил притворяться, что духовной жаждою томим. Может, и здесь получилось так же. К тому же, конкретно эта книга издавалась на средства Московской товарной биржи, т.е. издатель не был заинтересован в реализации. Первая тысяча нумерованных экземпляров в продажу не поступала — была предназначена для раздаривания на Конгрессе соотечественников и т.д.
Поэтому издание достаточно редкое — я его искал долго.
Претензии на "элитность" сегодня выглядят смешно: бумага просвечивает, картинки загублены.
Почему в искусстве случаются скандальные постановки, выставки и т.п.? Ну, с режиссёром и художником понятно: им надо сделать что-то оригинальное. В конце-концов именно оригинальность (неповторимость) делает продукт объектом авторского права. Но почему находится публика, которой искренне нравится "глумление над классикой"? Я понял это, когда получал в свою коллекцию всё новых "Онегиных" и видел, насколько это всё однообразно и похоже. Именно тогда я понял, что Кузьмин (https://fantlab.ru/blogarticle53273) — гениальный художник. И как же я изумился, когда получил вот этого костинского "Онегина", о котором слышал, но представить себе не мог такого! Ух, какой восторг! Вот и театралам нравится "неоднозначный" спектакль не потому, что они извращенцы, а потому, что они много лет каждую неделю видели одно и то же, одно и тоже...
Говорите, голый зад на сцене? А кто-нибудь когда-нибудь видел голый зад (немножко так, но всё же) в иллюстрациях к "Онегину"? Ну вот, у Костина это есть...
Между прочим, это иллюстрирует начало IV главы ("Чем меньше женщину мы любим..."). Судя по костюму XVIII века в верхней части рисунка, на картинке изображен этот момент:
<Верхняя часть картинки>
Разврат, бывало, хладнокровный
Наукой славился любовной,
Сам о себе везде трубя
И наслаждаясь не любя.
Но эта важная забава
Достойна старых обезьян
Хваленых дедовских времян:
<Нижняя часть картинки>
Ловласов обветшала слава
Со славой красных каблуков
И величавых париков.
В принципе, так надо разбирать каждую картинку — думать, к чему она относится, искать соответствие в тексте. Уже интересно!
Советская критика относилась к Костину трепетно (было несколько таких прогрессивных и перспективных художников — Н.Попов, В.Васильев, А.Кошкин, может ещё кто, — с которых в разгар "застоя" сдували пылинки, стремясь защитить их от вульгарных функционеров). В этих художниках видели будущее советской книжной графики. Ну, в общем-то, они и оказалось советскими — в новое время эти художники для книги умерли (недавно Н.Попов, один из этой когорты, порадовал иллюстрациями к "Двенадцати" Блока, хотя это, видимо, тоже наработки советского периода: https://www.labirint.ru/books/617608/).
Мне картинки Костина ("Холстомер", "Тарас Бульба") казались скучноватыми, поэтому я и не ожидал от него такого буйства в "Онегине".
Конечно, по общему замыслу Костин близок к Кузьмину (https://fantlab.ru/blogarticle53273) или Добужинскому (https://fantlab.ru/blogarticle53287). То же внимание к лирическим отступлениям, отказ от признания Онегина героем романа и т.п. Но всё это на новом уровне — и лукавая добродушная усмешка "мирискусников" здесь, конечно, превращается в карикатуру.
Вот о таких ножках Пушкин бредит:
Взлелеяны в восточной неге // На северном печальном снеге // Вы не оставили следов
Вот чертёж "всего, что знал ещё Евгений":
Как он умел казаться новым, // Шутя невинность изумлять, // Пугать отчаяньем готовым...
Когда в самом начале мы разбирали цикл силуэтов Гельмерсена (https://fantlab.ru/blogarticle53264), я театрально восклицал: "Ну кто ещё нарисует, как дядюшке подносят лекарства?". Так вот, Костин это изобразил, но как! Не ремарка на полях, а развёрнутое повествование с конкретизацией дворни, уездного доктора — и это становится чуть ли не центром первой главы. В общем, Костин является первооткрывателем такого явления, как "свободные фантазии на тему миров Онегина".
Когда не в шутку занемог
Вот ничем не прикрытый, наглый постмодернизм — рисунок самого Пушкина, вставленный в некий чертёж без всякого трепета к первоисточнику:
Костин чересчур старательно избегает избитых сюжетных сцен. Он, вроде бы, хочет показать, что Онегин с Татьяной — какие-то безликие персонажи. Безликие — в прямом смысле, потому что он ни разу не показывает их лица.
Онегин в кабинетеОнегин в деревнеТатьяна уткнулась в книжкуТатьяна-княгиня в берете
А вот Ольга с Ленским — прописаны со всей тщательностью. Жуткое зрелище — после такого, действительно, не захочешь знать, как же художник себе Онегина с Татьяной представляет.
Уходя от сюжета, Костин непропорциональное внимание уделяется "Отрывкам из Путешествоия Онегина" и "Десятой главе". Вот философское переосмысление движения декабристов:
Всё это как бы на грани неуважения к читателю, поскольку ясно показывает: картинки только для продвинутых! В 1980-х это вызвало бы повышенный интерес. А в 1991 году уже поздно. Сейчас тоже равнодушие царит, но иногда какая-нибудь училка может заявить, что такой Онегин народу не нужен — и пошли продажи! А тогда и этого не было: мы ж не знали, что скандалы — это пиар.
Но не все картинки эпатажные — меру Костин знает. Я раньше уже упоминал о сцене, которую художники любят: Онегин и Ленский едут к Лариным. Хотя что там рисовать? Ну сидят в коляске... А посмотрите, какое чудо у Костина: коляска на улице, взгляд на неё из комнаты, при этом сама комната отражается в зеркале. Потрясающе.
А вот Татьяна выходит на улицу в ночь гаданий...
Ну, с контрольными точками уже всё понятно — это именно те точки, которых Костин избегал.
1) Образ Онегина.
Вот так выглядит собирательный образ
2) Сон Татьяны.
Ого!
3) Дуэль
4) Первая встреча Онегина и Татьяны отсутствует напрочь — так ещё никто не эпатировал читателей "Онегина"!
5) Финальная (прощальная) встреча. Отсутствует тоже — ну, этим нас уже пытались удивить. Не оригинально, товарищ Костин!
Сложное чувство — иллюстрации непростые, и вроде бы надо признать новизну самого стиля. Но что-то мешало — у меня было явное ощущение, что это всё уже хорошо знакомо.
Только недавно прояснил себе: первоисточник ускользал, поскольку находился на самом видном месте ("субъективная недосягаемость" как у Э.По в "Похищенном письме"). Это ведь стиль, с детства знакомый из иллюстраций к зарубежной фантастике!
Вот что написала Е.Герчук в статье "Откуда взялась и куда делась детская книга 1990-х годов":
"...В том же издательстве «Знание», а затем, с 1965 года, в издательстве «Мир» начинает в больших количествах — и сериями, и отдельными изданиями — публиковаться научная фантастика, в том числе зарубежная. Этот жанр по определению оказывается территорией свободы: то, что не соответствует и самой реальности, никак нельзя обвинить в нарушении принципов соцреализма... Здесь как нельзя кстати оказываются умения художников «Знания» визуализировать абстрактные конструкции, тот самый «умозрительный мир», освоенный учёными, а теперь осваиваемый и художественной литературой, а вместе с ней — книжной иллюстрацией" (http://bibliogid.ru/krug-chteniya/obzory/...).
Вот так этот умный техностиль дополз и до Пушкина. Костин, разумеется, не банальный подражатель, он — мастер. Но мастер в рамках открытого до него стиля.
А сюиту Костина к "Онегину" надо, конечно, переиздавать с подлинников на высоком уровне (и, видимо, в форме отдельного альбома).
облако тэгов
