В этой рубрике публикуются материалы о литературе, которая не относится к фантастической: исторические романы и исторически исследования, научно-популярные книги, детективы и приключения, и другое.
Готовя предыдущий пост о поэме «Гораций» Томаса Маколея вдруг наткнулся в интернете на упоминание – и не одно — картины итальянского художника Ахилла ФУНИ «Гораций Коклес убивает свою сестру».
Увидел и опешил. Какой Коклес?! Какую сестру?! Публий Гораций Коклес в VI веке до нашей эры удерживал от этрусских войск мост через Тибр, пока римляне за его спиной этот мост разрушали. Как пишет Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях», "Гораций получил прозвище Коклеса, потеряв на войне один глаз. Другие утверждают, будто он был до того курнос, что между глазами почти не оставалось промежутка, а брови у него срослись, и, народ, желая назвать его "Киклопом", но, плохо выговаривая это слово... превратился в Коклеса".
Жак-Луи Давид. Клятва Горациев. 1784
А сестру убил другой Публий Гораций (не Коклес) лет на сто раньше – в VII веке до нашей эры. Это известная история о легендарном сражении между тремя братьями Горациями и тремя братьями Куриациями. Причем их матери были сестрами, а сестра Горациев была невестой одного из Куриациев. Соперничали города: Рим и Альба-Лонга. Но вместо массового сражения было принято решение выставить от каждого войска троих бойцов. И друг против друга встали двоюродные братья. Это, конечно, не битва на Курукшетре, но в итоге жив остался один Гораций. Когда он возвращался с трофеями-доспехами убитых кузенов, ему навстречу вышла сестра, оплакивая жениха. И тот, долго не думая, заколол ее мечом: «Так да погибнет всякая римлянка, что станет оплакивать неприятеля!».
На эту тему написаны аж три оперы (одна из них – Антонио Сальери) и в 1640 году — трагедия Пьера Корнеля, после которой убитую сестру все начали называть как в этой пьесе — Камиллой. Хотя в римских семьях женщины носили имя главы рода. То есть она была Горация. И все остальные дочери старшего Горация, если они были, тоже носили имя Горация. Подозреваю даже, что и братья выжившего и его отец были еще и Публиями.
Знаменитая картина Жака-Луи Давида «Клятва Горациев» в Лувре, где трое бойцов вскинули руки в так называемом «римском салюте» к мечам, передаваемым им отцом, — как раз об этом событии. Справа ближе к нам с зеленой повязкой на голове – их сестра, которая будет убита.
Ну а что касается убивающего сестру Горация, то в оригинале и речи нет ни о каком Коклесе. Для итальянского художника так назвать картину было бы позором. Работа была написана в 1932 году в Италии Бенито Муссолини. Что и позволило известному советскому философу и историку культуры, другу Дьёрдя ЛУКАЧА, автору работ «Почему я не модернист?» и «Кризис безобразия», Михаилу ЛИФШИЦУ назвать работы ФУНИ искусством фашисткой Италии. Для советской интеллигенции книга «Искусство и современный мир» 1978 года стала форточкой в новое западное искусство. Черно-белые иллюстрации (плюс цветная вкладка), очень подробное описание работ художников – ЛИФШИЦ это все же не какой-нибудь ДЕБОРИН.
Achille Funi. Publio Orazio uccide la sorella. 1932
Но, похоже, и на старуху бывает проруха. На странице 285 книги Михаил ЛИФШИЦ показывает и анализирует картину ФУНИ, которую называет «Гораций Коклес убивает свою сестру»: «здесь перед нами так называемая «ориентации на классические формы» в самом последовательном виде. Нетрудно понять, что эти намеки на классицизм XVII века и символы нарочитой академической красивости – типичная модернистская самоирония в сочетании с мистикой неискреннего трагизма». Искреннее желание разоблачить сыграло с маститым искусствоведом плохую шутку. И эта его ошибка фигурирует в сети до сих пор.
В романе Александра Дюма «Граф Монте-Кристо» есть персонаж-помощник казначея, кривой на один глаз и прозванный Коклесом. Добрый малый, усердный, но непреклонным во всем, что касалось арифметики, он верил только таблице умножения, которую знал назубок, как бы ее ни выворачивали и как бы ни старались его сбить. К сожалению или счастью, искусство не ограничивается арифметикой. Каким бы памфлетом разразился Михаил ЛИФШИЦ, если бы узнал, что Государственная Третьяковская галерея купила «Ветку» Андрея МОНАСТЫРСКОГО.
В ходе бесед с Освальдо ФЕРРАРИ Хорхе Луис БОРХЕС так отозвался о начале «Морского кладбища» (Le cimetière marin) Поля ВАЛЕРИ: «Я процитировал одно из лучших, без сомнения, стихотворений Валери, но начинается оно, как мне кажется, с фальши; там, в начале, — сравнение моря с крышей, по которой гуляют голуби; думается, такой образ — полностью фальшивый, и еще эти голуби как избитая метафора паруса».
Речь идет об этих строфах (1-я и 3-я):
Ce toit tranquille, où marchent des colombes,
Entre les pins palpite, entre les tombes;
Midi le juste y compose de feux
La mer, la mer, toujours recommencee
O récompense après une pensée
Qu'un long regard sur le calme des dieux!
Stable trésor, temple simple à Minerve,
Masse de calme, et visible réserve,
Eau sourcilleuse, Oeil qui gardes en toi
Tant de sommeil sous une voile de flamme,
O mon silence! . . . Édifice dans l'ame,
Mais comble d'or aux mille tuiles, Toit!
Вот они в переводе Евгения ВИТКОВСКОГО:
Спокойный кров среди гробниц и пиний,
Где ходят голуби, где трепет синий;
Здесь мудрый Полдень копит пламена,
Тебя, о море, вновь и вновь слагая!
Внимать покой богов – сколь дорогая
За долгость мысли плата мне дана!
Минервин храм, сокровище, отрада,
Спокойства обозримая громада,
Надменный Зрак, и огнен, и суров,
Завесы чьи над толщей сна владычат!
Мое молчанье!.. Златочерепитчат
В душе воздвигнутый, Великий Кров.
В переводе Бенедикта ЛИВШИЦА:
Как этот тихий кров, где голубь плещет
Крылом, средь сосен и гробниц трепещет!
Юг праведный огни слагать готов
В извечно возникающее море!
О благодарность вслед за мыслью вскоре:
Взор, созерцающий покой богов!
О стойкий клад, Минервы храм несложный,
Массив покоя, явно осторожный,
Зловещая вода, на дне глазниц
Которой сны я вижу сквозь пыланье,
Моё безмолвье! Ты в душе — как зданье,
Но верх твой — злато тысяч черепиц!
В переводе Валентина ПАРНАХА:
Спокойный кров, где бродят голубицы,
Мелькнет из-за сосны, из-за гробницы.
Здесь полдень строит из огня и снов
Тебя, о море, в вечном обновленье.
Моя награда после размышленья —
Широко созерцать покой богов.
О, храм Минервы, постоянство клада,
Громада отдыха, обличье лада,
Бровастая вода, Глаз, ты таишь
Так много сна под пламенным покоем.
Мое молчание! Глубинным строем,
Мильоном черепиц спит Крыша крыш.
Обратите внимание, как переводчики, следуя за первоисточником, рифмуют концовки первой строки со второй, четвертой – с пятой, а третьей – с шестой. Есть еще три перевода на русский.
Забавно, что по поводу этого же начала «Морского кладбища» высказался и Умберто ЭКО в книге о проблеме перевода «Сказать почти то же самое»: «Меня всегда занимал вопрос о том, как можно перевести зачин «Морского кладбища» Поля ВАЛЕРИ (далее идет в качестве цитаты 1-я строфа — mif1959)…
Вполне очевидно, что крыша, по которой бродят голуби, — это море, покрытое белыми парусами лодок; и даже если читатель не понял этой метафоры в первом стихе, то четвёртый (на самом деле 3-й – mif1959) может, так сказать, снабдить его переводом… Но почему лазурная поверхность (моря — mif1959) должна представать крышей? Это не может понравиться итальянскому читателю и читателям тех стран (включая Прованс), где крыши по определению красные.
Дело в том, что, хотя ВАЛЕРИ говорит здесь о кладбище в Провансе и сам он родился в Провансе, думал он (как мне кажется) как парижанин. А в Париже крыши шиферные, и под солнцем они могут давать металлические отблески. Далее, «ровно в полдень» (midi le juste) на морской поверхности образуются серебристые отблески, напоминающие ВАЛЕРИ ряды парижских крыш. Другой причины для выбора этой метафоры я не вижу, но осознаю, что она воспротивится любой попытке разъясняющего перевода (предпочтёт затеряться в объясняющих парафразах, которые могут лишь убить ритм и лишить поэзию естественности)».
P. S. В русском переводе книги Умберто ЭКО приводится перевод 1-й строфы Сергея ШЕРВИНСКОГО:
Спокойный кров, где бродят сизокрылы, —
Трепещет он сквозь сосны, сквозь могилы;
Сливает полдень, в точности часов,
Из блестков — море, море в вечной смене!
Вознагражденность после размышлений —
Что долгий взгляд на тишину богов!
P. P. S. Умберто ЭКО ошибся: Поль ВАЛЕРИ родился не в Провансе, а в городке Сет, который находится в соседнем регионе Окситания (до 1 января 2016 года — регион Лангедок-Руссильон). Крыши там, правда, тоже красные.
P. P. P. S. Интересно, что парафраз 4 строки первой строфы – "La mer, la mer, toujours recommencee" есть у Жоржа БРАССЕНСА в песне «Умереть за идеи»: только в ней говорится не о море, а о смерти – «la mort, la mort toujours recommencée».
P.P.P.P.S. В предыдущем примечании речь идет не об известной песне с просьбой быть похороненным на пляже в Сете, где тоже есть прямая перекличка с «Морским кладбищем», а о другой.
облако тэгов
