Хоррор, мистика и саспенс

Аннотация:

Город, который три года назад дважды пострадал от чудовищных расправ кошмарного маньяка, вновь борется за свое существование. Теперь он находится во власти алчных негодяев, пытающихся выжать все соки из некогда прекрасного и респектабельного места.
Когда мерзавцы уже празднуют свою победу, а счастливый детектив Питер Фальконе выезжает в аэропорт, готовый отправиться
в долгожданный отпуск, в Рокдейле опять странным образом начинают умирать люди, связанные с Биллом Уотсом…
Найдутся ли силы и мужество у полиции и жителей города вновь остановить обрушившееся на них еще более страшное, адское, кровавое безумие, или Рокдейлу суждено наконец-то сдаться и пасть?

Издательство: Новокузнецк: Союз писателей, 2025 год.
Формат: А5, твердая обложка, 232 стр.
ISBN: 978-5-00255-291-7

Вряд ли найдется человек, который никогда не слышал о фильме "Восставший из ада" (Hellraiser, 1987). История о сенобитах ("Для одних демоны, для других ангелы") в свое время потрясла зрителей. Сам Стивен Кинг воскликнул: I have seen the future of horror... and his name is Clive Barker ("Я увидел будущее жанра ужасов... и имя ему Клайв Баркер!"). "Теперь я в неоплатном долгу перед Стивеном Кингом", — шутит Баркер.

После двух неудачных экранизаций собственных рассказов Клайв Баркер решает лично сесть за режиссерское кресло и для адаптации берет свою повесть The Hellbound Heart ("Сердце, прикованное к аду"). Обратите внимание: в тексте самой повести никаких "hellraiser-ов" нет. Они бы и не появились, если бы не продюсер картины Кристофер Фигг, который предложил это название и которое очень понравилось Баркеру. Причем рабочим названием киноленты было совсем другое — Sadomasochists from Beyond the Grave ("Садомазохисты с того света").

Картина появилась у нас на исходе СССР и крутилась в видеосалонах бесчисленное количество раз. Название фильма перевели красиво, эффектно (как сейчас сказали бы, продающее название), но неверно. Да, оно легко визуализируется, но грешит против истины.

Дело в том, что есть разница между двумя похожими глаголами в английском языке: to raise и to rise.

To raise — это поднимать что-то, всегда требует объект. Children, raise your hands ("Дети, поднимите руки"). Это кто-то кого-то (или что-то) поднимает.

To rise — это подниматься самому, без объекта. The sun rises every morning — "солнце встает каждое утро" (поэтому восход — это sunrise, а не sunraise) или the dead rise from the grave — "мертвые восстают из могил".

"Восставший из ада" было бы на самом деле не Hellraiser, а Hellriser (еще лучше hellrisen или даже hellspawn). "Восставший из ада" — это The one who rises from hell, а не The one who raises hell.

Hellraiser — это тот, кто вызвал ад, поднял его, разбудил, пробудил. "Пробудивший ад" — так точнее. Так кто же разбудил ад?

И тут на ум приходят два персонажа (или, точнее, две сущности):

1. Фрэнк, который вызвал сенобитов и впустил их на землю, так как на блошином рынке ему за это были обещаны неземные наслаждения.

2. Сама магическая шкатулка Лемаршана. Ведь благодаря ей раскрываются врата ада.

Впрочем, чего гадать. Давайте обратимся к носителям языка. Кому, как не им, знать лучше?

Несколько лет назад я написал своему знакомому (большому любителю хоррора), изложив мысли и предположения, и он ответил: "Я предложу вам еще один вариант: Джулия. Слово hellraiser, если применять к человеку, может означать "того, кто ведет себя дико и/или аморально", и это, безусловно, относится к ней". Интересная версия. Даже не приходила в голову.

Другой собеседник, когда я его спросил, какие ассоциации у него прежде всего вызывает слово hellraiser, написал: "Я бы подумал о ком-то, кто постоянно напивается, лезет в драки, ну, в таком духе".

Да, действительно hellraiser — это в первую очередь буян, нарушитель покоя, траблмейкер.

"Восставший из ада" — теперь канонический, укоренившийся перевод, и с этим уже ничего не поделать. Это название закрепилось в поколениях и бессмысленно его менять теперь. Однако оно акцентирует внимание на Пинхэде как ключевой фигуре сюжета.

И тут мы подходим к вопросу, которым, наверное, задавался и сам Клайв Баркер: а кто же в фильме настоящее, главное зло?

Пинхэд? (Тот самый "восставший из ада")

Или Фрэнк — необузданный похотливый любитель удовольствий и развлечений, напрочь лишенный эмпатии, который открыл врата ада?

А может, Джулия, которая, особо не раздумывая, пошла на жестокие убийства, чтобы воссоединиться с ним?

В Hellraiser зло многолико, и Баркер сознательно играет с ожиданиями зрителя, не делая Пинхэда главным демоном, а показывая, что ад приходит прежде всего из человеческих страстей и пороков.

Очень мощный и глубокий фильм. Однозначно лучший в режиссерской карьере Баркера. К сожалению, последующие части этой глубины не содержали.

Дебютный роман Стивена Кинга "Кэрри" (1974) открывается отвратительной сценой. Даже сложно придумать что-то хуже для школьницы. Главная героиня, Кэрри Уайт, абсолютно непросвещенная в вопросах женского полового развития (спасибо ее фанатично-религиозной матери), впервые сталкивается с менструацией, причем в самом неподходящем месте — прямо в школьной душевой.

Кровь льется, Кэрри в ужасе таращится на нее и думает, что умирает. Но настоящая мерзость вовсе не в месячных, а в реакции одноклассниц. Вместо сочувствия и помощи они начинают хохотать, издеваются, забрасывают Кэрри прокладками, крича: "Заткни течь!"

Представляю, какой шок вызвала эта сцена у читателей в 1974 году. Кинг начал шокировать с порога.

Эта глава называется Blood sport. В русском переводе Корженевского (сделанном в 90-е годы и до сих пор переиздающимся АСТ) это стало "Кровавым спортом". Еще при первом прочтении я не мог понять, почему кровавый спорт? Что за кровавый спорт? Кровавый спорт у меня ассоциировался с боксом, Жан-Клодом Ван Даммом, восточными единоборствами и Брюсом Ли. Ну ладно, спорт и спорт, подумал я, урок физкультуры, в конце концов. Непринципиально, ведь дальше читателя ждут вещи поинтереснее и пострашнее.

То, что sport не такое простое и однозначное слово, я понял позже, когда, увлекшись творчеством Битлз, наткнулся на шуточную песенку, которую они исполнили вместе с австралийским музыкантом Рольфом Харрисом (к слову, судьба Харриса печальна: когда-то он был звездой 60-х, а теперь его имя вычеркнуто из культурной памяти из-за скандалов о растлении детей). Песенка называлась "Tie Me Kangaroo Down, Sport", и здесь sport — это дружище, приятель, старина.

Дальше — больше. Другой интересный пример встречается в автобиографической книге Кинга "Heart in Suspension" (2016): "I had assumed he was a Republican like me, because at that time, Maine was rock-ribbed Republican country. Oh sure, there was Edmund Muskie, but he was a sport, a mistake, a genetic mutation".

Перевод: "Я полагал, что он республиканец, как и я, ведь в то время штат Мэн был насквозь республиканским. Ну да, конечно, был Эдмунд Маски, но он был посмешищем, ошибкой, генетическим сбоем".

Да, Кинг не всегда был демократом, на первом курсе Университета штата Мэн (в Ороно) он был республиканцем.

Sport здесь посмешище. Выясняется, что слово может использоваться не только в ироничном, но и издевательском ключе.

А если открыть онлайн-словарь Merriam-Webster, то можно встретить еще одно из значений:

sport — often mean-spirited jesting: mockery, derision (то есть "часто злобные шутки: насмешка, издевательство").

Другими словами, потеха, насмешка, злобная забава.

Кинг очень тонко играет с многозначностью слова sport:

1. Буквально спорт. Сцена происходит в школьной раздевалке после урока волейбола. Девушки только что занимались этим видом спорта.

2. Потеха над Кэрри — именно тот случай, когда слово sport = насмешка, злобное развлечение.

Я бы перевел название главы как "Кровавая потеха" (или "Кровавое посмешище"). Одноклассницы устроили из страха, боли и крови Кэрри жестокое развлечение. А дальше эта потеха оборачивается кровавой бойней на выпускном.

Вот как непрост и многослоен на самом деле Стивен Кинг.

Больше паразитов, хороших и разных!, или Размышления о путях, под брызги крови

2120 год. Исследовательский звездолет «Мажино» возвращается на Землю с образцами инопланетной жизни. Но когда до посадки остается совсем немного, некоторые из алиенов вырываются на волю, оказавшись не против пообедать экипажем. И не только.

Неуправляемый корабль падает на планету в районе Нового Сиама – города, принадлежащего корпорации «Вундеркинд» — одной из пяти компаний, владеющих земными территориями и планетами Солнечной системы.

Глава компании не хочет выпускать из рук знатную добычу, несмотря на то, что владельцы Мажино – корпорация Вейланд ютани жаждет вернуть свою собственность, а один ее сотрудников начинает подрывную деятельность в тылу конкурента.

Для изучения опасных образцов привлекаются андроиды и передовая разработка «Вундеркинда» — синтетические существа с людским сознанием.

У одной из которых, похоже, устанавливается некая связь с инопланетными «гостями».

После попыток проникнуть в глубину глубин в Прометее и Завете, франшиза про дружелюбных алиенов начинает возвращаться к истокам. Сперва в Ромуле, теперь в свеженьком сериале.

Постановщики постарались соединить чуть ли не все элементы привычных Чужих, разбавив их темами из других сказок. Тут вам и хоррор в замкнутом пространстве в стиле первого Чужого и прочих Начал с Живыми. И бодрые солдаты, противостоящие ксеноморфам. И минимальный налет философии. И тупящие члены экипажа звездолета, а заодно ученые корпорации. Вместе с привычными андроидами, рулит киборг, причем чрезвычайно упертый экземпляр этого уважаемого семейства. Дополняют картину размышления о будущем пути развития гомо сапиенсов – выдернутые прямиком из умной фантастики. Синтеты-гибриды — синтетические человеки с людским (точнее) детским сознанием, отожравшие львиную долю внимания создателей сериала. Корпоративные войны за место самой главной жабы в болоте. Элементы фильма-катастрофы.

Задумка интересная, а вот воплощение подкачало.

Вроде и линий с ответвлениями сюжета нам обеспечат с лихвой.

-И корабль в декорациях конца 70-х (ретро-элементов в сериале хватает), везущий образцы — с обреченным экипажем и едва намеченными конфликтами внутри команды.

-И бравый безопасник-киборг — упорно сражающийся за доставку образцов родной корпорации, активно вставляющий палки в колеса хлопцам из «Вундеркинда», наложившим лапу на инопланетный зверинец. Не видящий препятствий, свирепый мужик с немигающим, холодным, давящим взглядом, и любовью к сигарам.

-И предводитель этого самого «Вундеркинда» — «мальчик-гений», лелеющий грандиозные планы по их использованию.

Интересный образ юного ученого с высочайшим IQ , создавшего мощнейшую корпорацию. Играющий в «босоногого мальчика» (тарантеллу, правда, не танцевал), ходящего в потрепанной домашней одежде и не слишком близко знакомого с моральными устоями. Жаждущего создать существо, с которым просто будет интересно пообщаться, ведь окружающие люди несколько туповаты. Прущийся по Питеру Пену и явно ассоциирующий себя с «мальчиком, который не хотел взрослеть».

-И предыдущие хозяева живности из конкурирующей компании Ютани, готовящие реванш.

-И главный ученый «Вундеркинда» Керш (Олифант), обязательный андроид, частенько становящийся украшением многих частей франшизы, со своими глубокомысленными сентенциями и здоровенной фигой в кармане.

                                                                                                                                                "- Блажен утративший создание любви!" — А. Блок

Тема предопределенности, рока поднималась различными писателями на протяжении многих столетий. Возьмем то, что ближе всего к современному читателю. В случае с Г. Лавкрфатом — неизбежность столкновения с силами под определенным углом по ту сторону нашего четырехмерного измерения, у Ж. Рэя — зачастую роковое приобщение к "той" стороне через невидимые порталы, параллельные миры. Или, к примеру, у польского фантаста, писавшем в жанре магического реализма — Стефана Грабинского — серьёзные коллизии и столкновения плана причин с нашим миром (по известным в основном лишь природе законам) — формируют обречённые судьбы героев.

Многие авторы подчеркивают существование "того" мира, но не как продолжение нашей реальности, а как нечто отдельное, существующее по своим законам и меркам, что, хоть и противоречит мировоззрению древнего человека, но дает чувство приобщенности к чему-то большему, чем обычная жизнь — современному человеку. И не так много авторов, которые настолько реалистично, как, например, великий классик Э.А. По, передают в своих произведениях именно не существование, а подлинное переживание, настолько реалистичное — затрагивающее самые глубины нашего бессознательного — чувство присутствия потустороннего, неизбежного, оттого еще более драматичного в своей романтизированной напряжённости.

Паломник, путешественник, искатель в душе всегда стремится ступить вперед, шагнуть в неизвестное, выйти за пределы. Даже если речь о силах, которые выше нас, которые пытаются прогнуть и втиснуть человека в определенную экзистенциальную мифологему.

"La fiancée des ténèbres" — "Невеста тьмы" не только своей сюжетной линией, но и качеством режиссерской работы заметно выделяется на фоне других фильмов схожего жанра, и отчасти нарушает его известный феномен — "оставить за завесой". К тому же, его по праву можно назвать одним из немногих фильмов, в котором миры вроде "иной" или "потусторонний" и "наш" — едины. Здесь нет ни чужеродного вторжения, ни нарушающих покой призраков, ни столкновения со сверхъестественным, которое часто делит жизнь очевидца на до и после.

Он дает ответы на те вопросы, на которые лишь вкрадчиво или уклончиво дают многие писатели жанра. Словно Отец, изливающий теплый свет вечной мудрости, он дарит познание не на уровне слов или образов, а на уровне души — и уводит зрителя от обыденного восприятия фатума, который чаще всего вызывает смиренную печаль, подавляемое чувство обречённости.

В "Невеста тьмы" совсем не тот злой рок, к которому обращались режиссеры хоррор-фильмов 70-х вроде Леона Климовского, Марио Бавы, К.Э. Табоады и др., здесь он раскрывается как восходящая сила, которая правит над человеком, она есть путеводная звезда и истинное Посвящение; его не добыть в книгах или волей случая.

Это красивейшее готическое гипнотическое полотно постепенно вводит зрителя, образно, в трансовое состояние и своей сутью пробрасывает нам словно артефакт, магический постулат, который гласит, что всё в этом мире двойственно. А значит, рок может быть удачей, предопределенность — подарком, а проклятье — благословением.

Главной героине фильма предстоит пройти свое Посвящение через многие препятствия. А мы, помимо гениально продуманного сюжета и глубокого смысла, можем наслаждаться и готической атмосферой старинного замка, в который, если попадаешь, то "становишься сразу лет на 700 старше" — как говорит один из проживающих там героев фильма; вместе с главной героиней можем бродить взором по его древним руинам, погрузиться в тайну, связанную с религией альбигойцев (старое ответвление христианства), разрешать загадку древнего подземного храма.

Не только реалистичность сюжета, но и его своеобразная интенсивность, пульсирующая безмолвием, а также образный ряд фильма невольно навевают атмосферу рассказов Э.По, таких, как "Лигейя", "Падение дома Ашеров", "Морелла". Разворачивающаяся тема проклятья, рока в сочетании с трагической романтической историей любви, также напоминают нам уже не только атмосферой, но и своими характерными чертами — некоторые стихотворения и рассказы Э. По.

Особую красоту фильму придает утонченная поэтичность образов и реплик, простые, но запоминающиеся сцены, и весь фильм, — словно иголка, пронизывающая жемчужину, — сопровождает та самая загадка, благодаря которой понимаешь, что это французское кино, — загадка, о которой говорил П. Валери в своем эссе "Образы Франции" — она здесь словно лодка, плывущая по стоячим водам Брюгге — тихо нашептывает свою мелодию смерти.

За основу фильма был взят рассказ достаточно малоизвестного автора — Гастона Бонёра "Смерть принимает только по назначению" (который увы, мне так и не удалось найти в сети), и сам же автор подготовил сюжет для фильма. Возможно, именно поэтому ощущается полная согласованность сюжетной линии с репликами и событиями фильма.

У режиссера фильма — Сержа де Полиньи — есть еще как минимум один не менее выдержанный в стиле романтизма фильм — "Призрачный барон", но об этом, возможно, другой раз.