Её главный инсайт — «эстетика распада как зеркало капитализма» — объясняет даже TikTok-урбанизм: современные «заброшки» эстетизируются так же, как трущобы у Скотта. А предсказание, что фантастика «эмигрирует в фэнтези» («Шоу Трумэна», «Плезантвилль»), сбылось: посмотрите на псевдоутопии типа «Дивергента».

Статья Сергея Зенкина (2006) исследует специфику фантастического кино в отличие от научной фантастики (science-fiction). Автор утверждает, что ядро подлинной кинофантастики — онтологическая двойственность («двоемирие»), визуально воплощаемая через чудовищное тело монстра (гибрид «реального» и «иного») и лабиринтное пространство (деструктурированная среда как проекция «иного мира»). Зенкин прослеживает эволюцию от единичных монстров («Кинг-Конг») к тотальным лабиринтам («Матрица»), связывая фантастику с архаическими формами сакрального через её континуальную (бесформенную) природу и миметическое воздействие, превосходящее семиотические интерпретации. Ключевой вывод: фантастическое кино — регрессивный феномен современной культуры, возрождающий дорациональные страхи через визуальные аттракционы.

Центральным парадоксом, описанным в книге является то, что утопия как жанр обретает новую актуальность именно в момент кризиса утопического мышления, когда научная фантастика (НФ) переоткрывает свою утопическую функцию. Это проявляется в текстах Ле Гуин, Расе, Пирси, Дилани, где утопия не цель, а инструмент диагностики. Для аргументации возьму в примеры советскую утопию как симптом. Приводится роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды» (1958)как пример попытки изобразить «чистую» коммунистическую утопию. Его описания глобального переустройства (климатические зоны, Спиральная Дорога) вызывают у западного читателя скуку и культурное отторжение.

Кроме того автор статьи рассматривает момент : идеологическая функция vs культурный шок. Советская утопия отражает сталинский тезис о «затухании классовой борьбы» — идеологическая иллюзия. Но для западного читателя она же становится отстранением. Её «простота» обнажает абсурдность общества потребления;

Далее доказывается дистопия как идеология Запада, где «1984» Оруэлла — образец западной дистопической проекции с главным противоречием : технологический тоталитаризм невозможен без свободы мысли, которую он же подавляет. Это идеологический тупик, симметричный советской утопии.

Ну и последним идет доказательство автореферентности утопического текста, ведь как модернистский текст, утопия исследует условия собственной возможности. Автореферентность — смещение фокуса утопии на условия её собственного производства.

То есть по Джеймисону утопия возможна лишь как демонстрация своей невозможности. Её ценность — в разрыве идеологической закрытости, а не в проектах будущего. Тексты Ле Гуин и Стругацких — не описания утопий, а акты рефлексии над границами воображения в условиях позднего капитализма и государственного социализма.

Самое интересное, что в книге о кино очень здорово сделаны следующие выводы о том, что кино обедняет НФ, сводя её к:

(а) кинетическому восторгу разрушений (катастрофы);

(б) визуальной аттракционности («грудастые героини» вместо идей).

Автор видит спасительное противоядие: фильмы, балансирующие между жанрами (например, «Нечто» Карпентера), где телесность служит метафоре, а не заменяет её.

Сила статьи на мой взгляд в том, что Грант демонстрирует, как технические особенности кино (спецэффекты, работа с пространством) определяют идеологические ограничения жанра. Его анализ предвосхищает современные дискуссии о «эффекте CGI» в блокбастерах.

Если кратко, то в этой статье виден главный тезис Эльзессера: немецкое экспрессионистское кино (на примере «Кабинета доктора Калигари») — это не стихийное выражение «немецкой души», а сознательный контркультурный проект («контркино»). Оно создавалось в оппозиции! Социальная мобильность и конфликты Веймарской Германии кристаллизуются в немецком фантастическом кино не как прямое изображение уличных боев или инфляции. Эльзессер демонстрирует, как формальные особенности «Калигари» (множественность перспектив, неясность мотивации, статичность, визуальные повторы) не просто «стиль», а непосредственное воплощение социальных и психологических механизмов отчуждения и вытеснения, характерных для его времени и целевой аудитории. Он переносит анализ с уровня «национальной души» на уровень социальных отношений, позиции зрителя и киноповествовательных стратегий как товара.

Признаюсь, купил «Кок-н-булл» из чистого любопытства — хотел понять, почему о Селфе говорят как о «Кафке с бензопилой». И теперь я понял.

Две повести-близнецы. В первой — женщина отращивает... э-э-э, мужское достоинство, чтобы отомстить патриархальному миру. Во второй — мужик обнаруживает под коленкой... ну, женское, и его жизнь превращается в абсурдный цирк. Звучит как трэш? Ага, но Селф делает из этого шедевр социальной сатиры.

Почему это цепляет:

1. Тело как поле боя

Если вы думаете, что гендерные войны — изобретение твиттера, Селф вам докажет: это вечная тема. Его герои ломают стереотипы буквально телесно. Кэрол с её новым «оружием» — это не про хоррор, а про власть. А Джон Булл с его аномалией — зеркало для всех, кто боится быть «не таким». Читал и думал: «Чёрт, да это же про меня в 16 лет!».

2. Юмор, от которого стынет кровь

Селф мастерски балансирует на грани чёрного юмора и психологической драмы. Сцена, где гинеколог влюбляется в «вульву» Булла — смешно до слёз, но через абзац уже мурашки по коже: «Мужчины могут лизать её, пихать в неё, но редко смотрят с любовью...». После таких строк поневоле задумаешься о своих тараканах.

3. Язык — острый как бритва

Тут нет «красивостей» — только грубый, дерзкий сленг («пизда» вместо «вагина»), медицинские термины и вдруг — бац! — лиричные метафоры. Как будто Букеровский лауреат (Селф же номинант!) решил поругаться с маргиналом в баре. Неудобно? Ещё бы! Но отлично передаёт диссонанс героев .

Минусы? Есть, куда без них:

Стиль не для всех. Если вы любите плавные описания «как у Толстого» — бегите. Тут ритм рваный, диалоги как плевки, а мысли героев скачут.

Финал без хеппи-энда. Не ждите, что герои «исправятся». Селф оставляет их в экзистенциальной яме — мол, «вырвались из клетки? Теперь разберитесь с свободой!».

Личное впечатление:

После прочтения три дня ходил как пьяный. Книга не просто шокирует — она меняет оптику. Видишь рекламу «идеальной семьи» — и вспоминаешь, как Селф высмеял этот миф. Слышишь «будь мужчиной!» — и понимаешь, что это такая же ловушка, как для Булла.

Особенно впечатлила фраза Кэрол:

«Мой член — это моя революция».

Теперь она у меня на стикере на холодильнике. Жена косо смотрит, но это того стоит.

Для кого:

Любители Пелевина (да, Селфа называют его «английским двойником»).

Фанаты контркультуры 90-х — тут дух бунта, как у «Бойцовского клуба», но с британским цинизмом.

Те, кто не боится неудобных тем. Серьёзно, если вас коробит от слова «гениталии» — даже не открывайте.

«Кок-н-булл» — как пощечина спящему обществу. Не скажу, что это «приятное» чтение, но книга-событие, после которой уже не будешь прежним. Теперь охочусь за остальными книгами Селфа.

Как сообщает Deadline, Джаред Лето исполнит главную роль в новом фильме Даррена Аронофски «По течению» (Adrift). Это будет их второй совместный проект после «Реквиема по мечте», вышедшего в 2000 году.

В основу картины ляжет одноименный рассказ Кодзи Судзуки, автора цикла «Звонок». Фильм расскажет об экипаже рыбацкой лодки, который обнаруживает в море брошенную яхту со странным сигналом бедствия. Один из матросов соглашается отбуксировать ее в ближайший порт и вскоре понимает, почему его товарищи называют судно кораблем-призраком.

Текст книги адаптирует сам Аронофски вместе с Люком Доусоном.

Проект курирует Джейсон Блум совместно с компанией Лето Paradox. Deadline отмечает, что продюсеры начали переговоры с прокатчиками в начале этой недели и уже нашли несколько возможных покупателей.

Когда выйдет «По течению», пока не известно. Следующим фильмом Аронофски станет драма «Кит» с Бренданом Фрейзером, которую начнут снимать в марте.

Проблематика новеллы «Трус» Всеволода Гаршина, замечательного и очень недолго прожившего писателя конца 19 века – внутренний конфликт человека, ненавидящего войну, и в то же время по своей природе не способного просто так отвергнуть ее и сбежать, уклониться, гарантированно спастись.

Герой рассказа ухаживает за смертельно больным другом, в течение многих часов наблюдает за его страданиями, а быть может в это же самое время там, на полях сражений единовременно точно так же корчатся и умирают тысячи и тысячи, и ведь эта суммарная боль, в отличие от болезней, целиком и полностью людская вина – к каким выводам должен прийти разумный человек, думая об этом? Но ведь если не пойдешь воевать ты, то твое место в строю просто заполнят другим…

»....Я не могу ничего делать и не могу ни о чем думать. Я прочитал о третьем плевненском бое. Выбыло из строя двенадцать тысяч одних русских и румын, не считая турок... Двенадцать тысяч... Эта цифра то носится передо мною в виде знаков, то растягивается бесконечной лентой лежащих рядом трупов. Если их положить плечо с плечом, то составится дорога в восемь верст... Что же это такое?

Мне говорили что-то про Скобелева, что он куда-то кинулся, что-то атаковал, взял какой-то редут или его у него взяли... я не помню. В этом страшном деле я помню и вижу только одно — гору трупов, служащую пьедесталом грандиозным делам, которые занесутся на страницы истории. Может быть, это необходимо; я не берусь судить, да и не могу; я не рассуждаю о войне и отношусь к ней непосредственным чувством, возмущенным массою пролитой крови. Бык, на глазах которого убивают подобных ему быков, чувствует, вероятно, что-нибудь похожее... Он не понимает, чему его смерть послужит, и только с ужасом смотрит выкатившимися глазами на кровь и ревет отчаянным, надрывающим душу голосом «. Блестящее произведение...

История Леши Гончарова — это эксплуатация тропов боевиков. По сути, это 10-страничная экшен-сцена, вырванная из какого-то сюжета. Автор не посвящает читателя в то, кто эти герои и из-за чего все происходит. При этом заканчивается комикс цитатой из песни «Paranoid» Канье Уэста».

Саша Барановская, иллюстратор из Омска, сделала классную историю о детстве, которую можно связать с другим комиксом про сталкинг и одержимость.

Комикс Геннадия Бородая — это единственная супергеройская история в книге. Она очень личная, и ее тоже сложно объяснить словами. У героя есть абстрактная суперсила и друг — обычный человек (с ним себя ассоциирует автор). По ходу развития у него появляется зависть к супергерою и недовольство самим собой. Дальше начинается полная дичь.

История Наташи Найденовой и Ильи Гринберга про деревню под гнетом гигантских котов. Здесь вообще нет текста, и ты понимаешь все после нескольких прочтений.

Комикс Максима Чумина с Камилой Мамедовой — прямая адаптация рассказа Хармса «Связь». Сначала они сделали его в формате инстаграма, а затем преобразовали в печатную версию. На странице в инстаграме эти кадры еще и анимированы.

Художница Дана Мыкулинская собрала рисунки и сценарий из нерабочих материалов, связанных с комиксом «Два». У этих двух комиксов, по сути, один текст, но читатель этого часто даже не понимает. Надо читать в связке с «Два» .

Комикс Кати Шилоносовой и Жени Горбунова (группа «ГШ» ) — это оммаж «Бандитскому Петербургу» в стилистике Сейлор Мун. Он дико динамичный, и я восхищен раскадровкой. Но при этом самой Кате он не нравится — такое часто бывает с художниками и иллюстраторами».

Комикс Риты Поповой (бывший главный редактор Look At Me) и иллюстратора Андрея Смирного невозможно объяснить. Это поток сознания, облаченный в форму дикого и странного комикса. В одном месте намеренно улетает верстка, в другом нужно раскрасить картинку или соединить точки или провести Риту по лабиринту.

Это история тюменского иллюстратора Вани Татаринова про трех героев, которые попадают в СИЗО. Из-за нее у книги стоит пометка +18. Таких дерзких, хулиганских и желчных комиксов в России практически нет. Эта история выросла из желания Вани кого-то сильно разозлить, чтобы на него подали в суд. И я думаю, что на него все-таки подали..

Комикс-вкладыш — текст, сшитый из сообщений, в котором автор фанатично рассказывает, какой он хочет сделать комикс, но в итоге у него ничего не получается. Сначала здесь прослеживается некий синопсис, но постепенно текст превращается в кашу. Вторая часть — это комикс из ссылок, играющих роль кадров. Одни существуют сами по себе, некоторые отсылают к фильмам («Падшие ангелы» Вонга Кар Вая), к тредам в форумах и т. д. Все это создает ощущение того, будто ты интернет-сталкер.

«Комикс «Два» Виты Хан основан на материалах, которые остались от другого неполучившегося комикса, — тогда автор и художник работали, не координируясь друг с другом. Его сюжет описать трудно: это оммаж обэриутам — Хармсу, Заболоцкому и Олейникову. Для меня его нарратив исходит скорее из того, как мы делали эту историю.

Первый комикс в сборнике- краткая зарисовка про Красную Шапочку в постапокалипсис. Можно сказать, что это самый мейнстримовый комикс во всем проекте, и именно с него начинается книга — эта история ближе всего нашему читателю. Если он ему понравится, то это дает шанс и другим авторам книги

Лучший рассказ, который я пока когда либо читал и слушал. Возможно мой восторг объясняется тем, что я сам немного проработал учителем истории и, вообще, происхожу из учительской династии, поэтому финал рассказа меня по жизненному как обухом по голове. Ведь действительно Симмонс, когда то тоже работавший педагогом, запаковал драматическую канву каждодневных боев учителей в фантастическую капсулу. Дети — зомби, которым надо уделять очень много времени, чтобы они стали людьми, а возможно они никогда ими и не станут. Но переставать нельзя, и возможно... Эта история просто просится на экран, причем очень неплохо сюжет лег бы на нашу российскую действительность. Старенькая Марья Ивановна никогда не бросит своих учеников, хоть апокалипсис, хоть ядерная зима, хоть война... Я знаю таких людей в реальности и поэтому на мои глаза наворачиваются слезы... Высший пилотаж. Обязательно к прочтению и экранизации.

Гарри Гаррисон в этом рассказе превзошел себя и опередил время. Такого тонкого стеба над милитаристами я не читал давненько. Рассказ по жанру как раз и являлся тогда фантастическим, потому что писатель в свое время понимал прекрасно сюрреалистичность и несбыточность таких изменений в американской политике. Осмыслить Землю как общий космический корабль, как единую лодку, в которой надо помогать ближнему , а не топить в крови? Стать этакими гуманитарными идеалистами с унитазами наперевес? Коммандос, осуществляющие свои набеги и силой внедряющие добро? За всем этим стоят якобы прекрасные сверхидеи о помощи слабым странам, однако в итоге сквозь туман проступают лишь трупы аборигенов.. И именно сейчас этот рассказ читается так иронично — раздутые финансовые проблемы Дядюшки Сэма не дают успокоиться политикам и гонят их в чужие города и страны...

Страшный рассказ о любви-ненависти двух подружек, живущих в одной двухкомнатной квартире, дружба которых трансформировалось в нечто обратное... Петрушевская отлично и простыми мазками в небольшом произведении описывает трансформацию отношений Зины и Раи как рождающееся первобытное зло, проявляющееся от собственной скуки и неустроенности. Вместо того, чтобы смотреть в себя и делать выводы, Рая направляет свою скрытую агрессию на бывшую подружку, а точнее на её малолетнюю дочь. Слабонервным молодым мамашам я вообще бы не советовал читать все подробности пресловутой мести, которую вынашивает одинокая советская женщина — эти жуткие бытовые детали врезаются кислотой в память и конечно, трогают до глубины души. Подобное ощущение вызывал у меня когда то рассказ с забытым названием о русском мужике, набрехавшем от скуки про найденные сокровища и далее засевшем в засаду и поджидавшем воришек — в таких произведениях честно раскрывается правда о истинной природе простого человека. Слишком долгое время героизировали и возносили хвалу таким персонам, их тихие омуты полны чертей и всякой нечисти точно также как и у других ... Кармический финал рассказа дает условное успокоение и ты ловишь себя на собственной улыбке, невольно удивляясь каким то внезапным для тебя зеркальным переживаниям и соглашаясь с испанской Премией Нокт за лучший зарубежный рассказ.

Мне не хватило в этом рассказе параллельной истории от лица мясного пузыря — сферы Дайсона. Вот если бы бы автор смог передать, пользуясь человеческими клише оригинальную ситуацию в мире разборок этих огромных существ- плывущих в космосе островов это сделало бы рассказ более интересным и запоминающимся. Забавно представлять актеров и актрис, сыгравших в этой экранизации — в роли волевой и мудрой женщины у меня «сыграла» постаревшая Шон Янг, хотя серьезную конкуренцию ей пытались составить Сигурни Уивер и Джулиана Мур, а вот на роль её сына Дикса встал как литой — молодой Кристофер Ламберт. Приятного просмотра, ой, то есть чтения.