Блог


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «ludwig_bozloff» облако тэгов
Поиск статьи:
   расширенный поиск »

#weirdfiction #классики #хоррор #мистика #сюрреализм #Aickman #рецензии, #Переводы #Биографии #Винрарное #ПутешествиекАрктуру #Сфинкс #Наваждение #Ведьма #Фиолетовое Яблоко #Химерная проза #Авторы, 1001 Nights, Aftermath, Ars Gothique, Ars Memorativa, Clark Ashton Smith, Connoisseur, Elementals, Fin de Siecle, Fin-de-Siecle, Forbidden, Forgotten, Ghost Stories, Horror, Macabre, New Weird, Occult detective, PC, Pagan, Pulp fiction, Sabbati, Sarban, Seance, Tales, Unknown, Urban Fantasy, Vampires, Walkthrough, Weird, Weird Fiction, Weird Tales, Weird fiction, Wierd, Wyrd, XIX Век, XX Век, XX Век Фокс, XX век, Авантюрное, Алхимия, Английская Магика, Английское, Англицкие, Англицкий, Англицкое, Англия, Антигерои, Антикварное, Антиутопия, Античность, Ар-деко, Арабески, Арабистика, Арабские легенды, Арехология, Арракис, Арт, Артефакты, Артхаус, Археология, Асмодей, Африка, Баллард, Библейское, Благовония, Блэквуд, Бреннан, Бульварное чтиво, Бусби, В лучших традициях, Валентайн, Вампиризм, Вампирское, Вампиры, Вандермеер, Василиски, Ведьмовство, Вейрд, Ветхозаветное, Вещества, Визионерское, Визионерство, Викторианство, Вино из мухоморов, Винтаж, Вирд, Вирдтрипы, Виртуальная Реальность, Возрождение, Волшебные Страны, Вольный пересказ, Высшие Дегенераты, Гарри Прайс, Гексология, Геммы, Гении, Гермес Трисмегистос, Герметизм, Герметицизм, Герои меча и магии, Герои плаща и кинжала, Героическое, Гиперборейское, Гномы, Гностицизм, Гонзо, Гонзо-пересказ, Горгоны, Горгунди, Город, Городское, Грааль, Графоманство, Гримуары, Гротеск, Гротески, Грёзы, Гхост Сториз, Давамеск, Даймоны, Дакини, Далёкое будущее, Дансейни, Демонология, Демоны, Деннис Уитли, Деревья, Детектив, Детективное, Джеймсианское, Джинни, Джинны, Джордано Бруно, Джу-Джу, Джу-джу, Дивинация, Длинные Мысли, Додинастика, Документалистика, Дореволюционное, Драматургия, Древнее, Древнеегипетское, Древние, Древние чары, Древний Египет, Древний Рим, Древности, Древняя Греция, Древняя Стигия, Духи, Дюна, Египет, Египетское, Египтология, Египтомания, ЖЗЛ, Жезлы, Жрецы, Журналы, Жуть, Закос, Закосы, Заметки, Зарубежное, Зарубежные, Знаток, Золотой век, Избранное, Илиовизи, Иллюзии, Инвестигаторы, Индия, Интерактивное, Интервью, Ирем, Ироническое, Искусство Памяти, Испанская кабалистика, Историческое, История, Италия, Ифриты, Йотуны, К. Э. Смит, КЭС, Каббалистика, Карнакки, Кафэ Ориенталь, Квест, Квесты, Квэст, Кету, Киберделия, Киберпанк, Классика, Классики, Классификации, Классические английские охотничьи былички, Книга-игра, Ковры из Саркаманда, Коннекшн, Короткая Проза, Кошачьи, Крипипаста, Криптиды, Критика, Критические, Кругосветные, Кэрролл, Ламии, Лейбер, Лепреконовая весна, Леффинг, Лозоходство, Лонгрид, Лонгриды, Лорд, Лоуфай, Магика, Магическое, Магия, Маргиналии, Маринистика, Масонство, Махавидьи, Медуза, Медуза Горгона, Медузы, Миниатюры, Мистерии, Мистика, Мистицизм, Мистическое, Мифическое, Мифология, Мифос, Мифы, Модерн, Монахи, Мохры, Мрачняк, Мумии, Мур, Мьевил, Мэйчен, Народное, Народные ужасы, Науч, Научное, Нитокрис, Новеллы, Новогоднее, Новое, Новьё, Нон-Фикшн, Нон-фикшн, Норткот, Ностальжи, Нуар, Нуарное, Обзоры, Оккультизм, Оккультное, Оккультные, Оккультный Детектив, Оккультный детектив, Оккультный роман о воспитании духа, Оккультпросвет, Оккультура, Окружение, Олд, Олдскул, Опиумное, Ориентализм, Ориенталистика, Ориентальное, Орнитологи, Осирис, Остросюжетное, Отшельники, Паганизм, Пантагрюэлизм, Пантеоны, Папирусы, Паранормальное, Пауки, Переводчество, Переводы, Пери, Плутовской роман, По, Пожелания, Поп-культура, Попаданчество, Постмодерн, Потустороннее, Поэзия, Поэма в стихах, Поэмы, Призраки, Призрачное, Приключения, Притчи, Приходы, Проза в стихах, Проклятия, Проклятые, Протофикшн, Психические Детективы, Психические Исследования, Психоанализ, Психогеография, Психоделическое Чтиво, Публицистика, Пульпа, Пьесы, Расследования, Резюмирование, Реинкарнации, Репорты, Ретровейрд, Рецензии, Ритуал, Ритуалы, Ричард Тирни, Роберт Фладд, Романтика, Рыцари, Саймон Ифф, Сакральное, Самиздат, Саспенс, Сатира, Сахара, Свежак, Сверхъестественное, Сверхъестестественное, Сибьюри Куинн, Симон, Симон из Гитты, Смит, Сновиденство, Сновидческое, Сновидчество, Сны, Современности, Соломон, Социум, Спиритизм, Старая Добрая, Старая недобрая Англия, Старенькое, Старьё, Статьи, Стелс, Стерлинг, Стилизации, Стихи, Стихотворчество, Сторителлинг, Сфинкс, Сюрреализм, Таро, Теургия, Тирни, Титаники, Трайблдансы, Три Килотонны Вирда, Трибьюты, Трикстеры, Триллеры, У. Ходжсон, Ультравинтаж, Ура-Дарвинизм, Учёные, Уэйхелл, Фаблио, Фабрикации, Фантазии, Фантазмы, Фантастика, Фантомы, Фарос, Феваль, Фелинантропия, Фетишное, Фикшн, Философия, Фолкхоррор, Французский, Фрэзер, Фрэйзер, Фрэнсис Йейтс, Фэнтези, Хаогнозис, Хатшепсут, Химерная проза, Химерное, Химерное чтиво, Холм Грёз, Хонтология, Хорошозабытые, Хоррор, Хоррорное, Хорроры, Храмы, Хроники, Хронология, Хтоническое, Царицы, Циклы, Чары, Человек, Чиннамаста, Чудесности, Чудовища, Шеллер, Эдвардианская литература, Эзотерика, Экзистенциальное, Экзотика, Эксклюзив, Экшен, Элементалы, Эльфы, Эпическое, Эссе, Эстетство, Юмор, Я-Те-Вео, Язычество, андеграундное, городское фэнтези, идолы, инвестигации, магическое, мегаполисное, новьё, оккультизм, оккультура, переводы, постмодерновое, саспенс, старьё, статьи, теософия, химерная проза, химерное чтиво, эксклюзивные переводы
либо поиск по названию статьи или автору: 


Статья написана 9 июля 2019 г. 17:43

К Даймону / To The Daemon

(2017)

Э. Эрдлунг

-------------------------------

"Отфигачил он дай Бох,

Заработал на творох."

-------------------------------

Даймон древний, чудодейный,

Вижу я тебя сквозь сон.

Расскажи о тайнах неба,

Что танцуют в унисон.

Я измучен жизнью скверной

И рутиной трудовой.

Измочален я как лошадь.

Нет фантазии былой.

Расскажи мне, даймон древний

О сокровищах морей,

О горгоновых медузах,

О кладбищах кораблей.

Я измучен безнадёгой

Социально-бытовой.

Даймон, даймон, вот мой почерк.

Ты — безликий рулевой.

Покажи мне гекатомбы,

Где вампиров сонмы бдят,

Где синюшные Изольды

Ткут Тристанам шелкопряд.

Расскажи мне о Мемнонах,

Марсианских что высот.

Покажи Вазиристан мне

Сатурнических красот.

Покажи мне криосфинксов,

Что аллей хранят простор

Храмов лунных, чьи десницы

Ныне тешит беспризор.

Расскажи мне о дриадах,

Что из рощи Друаннах,

О базальтовых вивернах,

Пост несущих на стенах

Триумфальных Каркассонов,

Ныне — спящих, все во мхах,

Помнят то лишь аксолотли

Да мандрейки, шандарах.

Что же, Даймон,

Ты не хочешь вновь водить рукой моей?

Свитков древние наречья

Извлекать из пустырей?

Расскажи мне, о стоокий,

Отчего так хмур твой взор,

Неужели был ты в башне,

Кой владеет Аль-Манзор?

Неужели близ Плеядов

Ты попал в ионный шторм?

Неужели близ Нептуна

С Асмодаем вышел спор?

Даймон древний, самоцветный,

Расскажи мне о былом,

О египетских царевнах,

О стране Нашбурсалом.

Расскажи мне о подземных

Многоглавых Керберах.

Расскажи и об астральных

Змееногих Петухах.

Где гностические боги

Совершают свой разбег,

Где миров сырых массивы

Воплощаются извнег,

Где драконов кожекрылых

Рык доносится могуч,

Где стихийные африты

Разгоняют стаи туч.

Где космические вихри

Продувают твой чертог,

Где хтонические ритмы

Услаждают созерцог.

Где нефритовые кобры

Изрыгают пламя смог,

Где сферические мантры

И незримый Йод-Шоф-Хог.

Где Семесилам кружится

В вихре сполохов цветных.

Даймон, даймон, я не вижу

Этих духов огневых.

Расскажи мне о Кикладах,

О печатях колдовских,

О великих некромантах,

О металлах немирских.

О неведомых химерах,

Изваянных под луной,

В Заккаруне пестроцветном

Теургической рукой.

Расскажи мне о мирмидах,

Что творят всю ткань миров,

О струящихся фарсидах,

Что живут во тьме веков.

Даймон, даймон, расскажи мне,

Что задумал Аль-Манзор?

Уж неужто шар хрустальный

Он разбил? Каков позор!

<Посвящается Кларку Эштону Смиту и Эдварду Дансейни, а также всем демиургам, безумным поэтам-визионерам и кинокефалам.>


Статья написана 9 июля 2019 г. 17:04

Нарколепсидрия

или

Божественная Комедия в двух с половиной действиях

Элиас Эрдлунг

==================================

Действующие лица:

Миша Кратер, вольнодумец и больной нарколепсией;

Княжна фон Мохер-Зарух, особа, приближённая к Мише;

Баал-Зебуб, практикущий астролог и оккультист высшей категории;

Никанор, столяр-краснодеревщик, из простых;

Груня Штольная, певичка из трахтира “ВосторгЪ”;

Некто Фрэггер, похож на немца;

Салядовы, муж и жена, с двумя детьми;

Михрюта, пацан на побегушках;

Пан Орфигназий Перпендуум, польский врач и учёный широкого масштаба;

Стакката, ручная пантера Кратера;

Яков, попугай-ара Кратера;

Ещё некоторое количество никому не известных и не могущих быть таковыми личностей.

==================================

<Действие Первое>

<Летняя резиденция Миши Кратера в Переславском уезде. Тёплый августовский вечер. Сад около большого дома с террасой. Беседка. Присутствуют: Миша, княжна, Груня, Баал-Зебуб. Ожидается приезд Салядовых.>

Миша Кратер (лёжа без сил с ногами на скамье): Господи! Как же ж мытарно! Избави Бог каждого!

Княжна фон Мохер-Зарух (закатывая томно глаза): И не говорите! И не говорите! Ах!

Груня Штольная (что-то отвлечённо напевает): Ля-ля-ля…

Баал-Зебуб (с заморским акцентом, возможно, напускным): Гаспадин Микхаил, вот уже трэтий дэн маего пребывания у вас, а я всё никхак нэ могу взят в толк, что же у вас балит! Это нэвероятна! Вы утвэрждаете, что вы, дэскат, страдаете от нэизлечимой балэзни, но это нэ ест правда! Ваши энергапатоки и биаритмика савершенна нормальны. Кхлянусь окхом Гора!

Миша Кратер: Воистину, мой дорогой друг! Я обречён на муки Аида!

Княжна фон Мохер-Зарух (обращаясь к Баал-Зебубу): О, могучий жрец Зенд-Авесты! Кому как не тебе, сыну Востока, знать тайные знаки богов, коими отмечены избранные рода человеческого? Твоё мистическое зрение должно открыть тебе и всем нам природу хвори, насланной Ахурамаздой на этого безропотного, покорного агнца! <”Агнец” приподнимается на скамье, опираясь на один локоть, и смирённо поглощает виноградные гроздья, запивая их коллекционным вином.> Познав всю тяжесть возложенного на него бремени, ты, о великий, преклонишься пред всевидящим оком Неизречённого и восхвалишь Его мудрость и чистоту в торжественной молитве!

<Княжна, шумно выдохнув, откидывается на атласные подушки, вздымая облака пыли. Баал-Зебуб насмешливо оглядывает её худое тело, завернутое в парчовый траур декаданса, и поглаживает острую длинную вьющуюся бородёнку. Он находится в позе лотоса.>

Миша Кратер: Я в изнеможении. Я постоянно борюсь с собственным противодействием. Уважаемый Баал-Зебуб, вы знакомы с Ницше?

Баал-Зебуб (неторопливо): Лична нэт.

Груня Штольная (во всю мочь лёгких): О-оой! Караууууул! Шмель! Маменькиииии!..

Миша Кратер (резко вскакивая, что совершенно для него непостижимо): Ду-у-урра!

<Отвешивает Штольной затрещину. Она обиженно вскакивает и убегает с всхлипами.>

Княжна фон Мохер-Зарух и Баал-Зебуб: Ха-ха-ха-ха-ха!

Миша Кратер (снова беспомощно падая на скамью): Вы слышите, как журчат, переливаясь, сказочные фонтаны в глубине сада? Они заставляют почувствовать меня вновь живым.

Княжна фон Мохер-Зарух: Божественно! Они напоминают мне лучшие образцы флорентийских палаццо!

Миша Кратер (меняя позу поудобнее, руки под голову): Я хочу вам, дорогие мои, немного поведать подробности моего недуга. Ему были подвержены почти все гении и поэты всех времён и народов. Сам Леонардо да Винчи страдал “божественной болезнью”, как её называют аптекари и доценты. Старина Лео мог целый день-деньской провести в полуобморочном состоянии, буквально валясь с ног, а к ночи прийти в отличное самочувствие и продолжить свои естествоиспытания.

Княжна фон Мохер-Зарух (надкусывая с хрустом яблоко): Чудесно! Превосходно!

Баал-Зебуб: У срэднэвекхового филосафа Авиценны праявилис падобные симптомы после его знакомства с “Метафизикой” Аристотеля.

Миша Кратер: Мало того, Данте Алигьери, я не сомневаюсь, лицезрел удивительные пейзажи Преисподней, находясь именно в таком состоянии телесной слабости, в котором пребывает и ваш покорный слуга каждый Божий день.

Баал-Зебуб (бормоча себе под нос, одновременно доставая что-то из закутов своего персидского хилата): Кроф, пот и трут фсе балезни перетрут.

<Баал-Зебуб вдруг с шипением скрывается в облаке фиолетового мускусного дыма. Миша Кратер и княжна смотрят на то место, где он только что сидел.>

Миша Кратер: Вот дела! А откуда он вообще взялся, этот чародей в чалме и с синей бородой? Уж не приснился ли он мне сейчас?

Княжна фон Мохер-Зарух: Кто?

<Оба смотрят друг на друга около двух третей минуты, потом Миша предлагает ещё покурить опиума. Вдруг появляется взъерошенный Михрюта с красным от возбуждения лицом.>

Михрюта: Едут, едут! Э-ээх!..

Княжна фон Мохер-Зарух: Что такое? Кто ещё там едет?

Михрюта (вращая шальными глазами): Господа, гости дорогие!

Миша Кратер: А-аа, Салядовы. Прибыли, значит. <Переворачивается на другой бок.> Смотрите, там, в небе – это птица или дракон?

<Все смотрят в небо. Потом похожий на бесёнка вихрастый и неопрятный Михрюта с хохотом убегает, показав княжне дулю. На западе, в стране Гесперии, полыхают киноварью последние догорающие ткани неба.>

Княжна фон Мохер-Зарух (втянув в себя ещё порцию дурманящего дыма): Я чувствую себя туманностью Андромеды.

Миша Кратер: О, какая боль! Какая боль!..

* * *

<Действие Второе>,

в котором раскрываются прежние вопросы и ставятся новые ответы

Сцена Первая

<Там же, но теперь – внутри дома, в гостиной. Поздний летний вечер, послеобеденное время (по старому стилю). Присутствуют: Миша, княжна, Груня, Михрюта, чета Салядовых без детей, заглядывает дворник Хавроний.>

Миша Кратер (лёжа на восточном топчане): О-оох! Дурно как! В животе свербит!

Салядов-муж (сочувственно): Э-ээ-мм-м… ещё настоечки, Миша?

Миша Кратер: Ой, фу, не! Нельзя мне, никак нельзя!

<Груня садится за гранд-рояль в алькове гостиной залы и начинает исполнять неизвестные фантазии Чайковского, она сбивается, путается в клавишах и потом уже просто импровизирует и даже распевает какие-то залихвацко-кабацкие мелодии.>

Груня Штольная: Не лезь ко мне, верзила!

Я девка хоть куда!

Ножом тебе я в спину

И с милым на юга! Да-да!

<Все присутствующие морщатся, оскорблённые в лучших чувствах, княжня фыркает, а Михрюта подбегает к Штольной и бьёт её медным ковшом по затылку. Груня падает со стула, тут же вскакивает и гонится за юрким Михрютой, погоня сопровождается отчаянной бранью.>

Миша Кратер: Далеко пойдёт. <посасывает сигару>

Жена Салядова: Так вы соизволили очнуться, Михаил?

Княжна фон Мохер-Зарух: А он и не спал.

Миша Кратер: Называйте меня просто Мишей.

<Миша Кратер одет в японское кимоно с вышитыми журавлями на фоне бирюзового неба и в турецкие тапочки с загнутыми носами. Салядов в строгой вечернейпаре из английского твида, у него лихо загнутые усики и сверкающий монокль.>

Салядов-муж: Друзья, мы с Танечкой недавно путешествовали в Египет и Абиссинию. Представьте себе, были даже в усыпальницах фараонов. Там холодно и мрачно, повсюду шакалоголовые статуи стражников.

Жена Салядова (любуясь мужниными усиками): Истинно так!

Миша Кратер (надменно жмурясь): Эка невидаль.

Салядов-муж: Привезли оттуда несколько нефритовых скарабеев. Нам сказали, что они могут быть прокляты, но такая редкость! Что вы! А в Абиссинии ездили на сафари с англичанами. Вы когда-нибудь видели африканских слонов на воле?

Княжна фон Мохер-Зарух (зевая более чем демонстративно): Расскажите же нам что-нибудь стоящее, Миша! Вы так много всего знаете.

<Салядовы замолкают и тупят взоры пристыженно.>

Миша Кратер: Хм-м… <ложится поудобнее на топчане> Кхм-мм… Э-ээ…

<Это продолжается минуту.>

Миша Кратер (поднимает вверх указующий перст): Знаете ли вы, мои драгоценные слушатели, о народных поверьях славян, к которым мы с вами непосредственно относимся? О злых духах и демонах, о мертвецах, встающих из могил, которых так боятся и русские, и украинцы, и сербы, и болгары, и чехи, и румыны?

Салядов-муж (оживляется): Как же, как же, знакомы. У меня был один знакомый чех…

Миша Кратер (тычет указательным пальцем куда-то в потолок): Вот, я об этом и говорю. Упыри, волкудлаки, привидения. Существует достаточно много документально зааргументированных свидетельств очевидцев о появлении в деревнях и сёлах этой ползучей мерзости. Как вы думаете, почему именно у нашего народа это стало больной темой?

Княжна фон Мохер-Зарух: Ой, даже не знаю, Миша.

Салядова-жена: Это, наверное, неправильный взгляд на загробную жизнь…

Миша Кратер: Эврика! Вот оно! Вы ухватили мысль, моя дорогая собеседница! Гадкие покойники не могут принять посмертное существование в том виде, в каком они себе его воображают при жизни, они не видят истинное существование вне тела, потому всеми силами пытаются вернуть себе утраченную плоть и вернуться в мир “живых”, даже ценой убийства собственных родичей.

Салядов-муж: Ох, пробирает прям!

Миша Кратер: Приведу даже известнейший случай вампиризма, зафиксированный в Сербии, в XVIII веке. Жертвой демона оказался крестьянин Арнольд Паоле, на военной службе он повстречал неупокоённого мертвеца, через какое-то время сам погиб и переродился в отвратительную сущность, терроризировавшую всю деревню. Люди заболевали странной болезнью и умирали после встречи с ним.

Княжна фон Мохер-Зарух: Жуть! Вы настоящий декадент!

Миша Кратер (сделав бесстрастное лицо): Да. А при эксгумации этой твари, бывшей некогда Арнольдом Паоле, свидетели наблюдали следующее: “тело повернуто на бок, челюсти широко раскрыты, а синие губы смочены свежей кровью, которая стекает тонкой струйкой с уголков рта...” Кожа у упыря отслоилась, под ней оказалась новая, молочно-белая, как у младенца.

<Княжна фон Мохер-Зарух в который раз закатывает свои глаза и ахает. Салядовы возбуждённо слушают.>

Миша Кратер (чувствуя себя центром мира): Ещё типичный случай – жуткая история крестьянина Йожефа Сцерулы, жившего в XVII веке в Венгрии и умершего от чахотки…

<Речь Миши обрывается появлением Груни с перекошенным лицом. Платье её порвано в клочья.>

Груня Штольная: Я задушила проклятого выродка!

<Молчание. Голос княжны из ниоткуда.>

Княжна фон Мохер-Зарух: Ах ты курва! Нашего Михрюту!

<Вдруг из-за китайской ширмы выходит очень высокий господин очень странного вида, в напудренном парике и с выдающимся носом на белом, как мел, лице. В одной руке у него элегантная шпага, в другой – мушкет. За ним волочится по полу мантия цвета бургундского вина, её конец бережно поддерживает некое человекоподобное существо, похожее на механического лягушонка в ливрее и тоже в парике. Долговязый господин целится и стреляет прямо в Груню Штольную. Она падает, сражённая наповал. Все приходят в страшное замешательство, Салядова-жена в обмороке.>

Сцена Вторая

<Всё происходит там же, присутствуют те же лица.>

Миша Кратер: Чёрт знает что! Немедленно объяснитесь!

Долговязыйгосподин в парике: Шдрафстфуйте, дамы и господа! Меня шофут барон Карл Альбрехт фрайхерр Фрэггер, мошно прошто целлофать мне руку при фштречче. Я предштафляю общестфо Летуччефо Голлантса, перфый заммештитель ефо превошходительштфа фюрера Филлиппа фан дерр Деккена. Наш орденн заннимается преимушестфенно фсефозмошными нелепостями и оказиями. Только што фы были швидеттелями наглядной деятельности нашшего обшестфа.

Княжна фон Мохер-Зарух (всё ещё в оторопи): Браво… Настоящая нелепица… Но зачем было убивать Груню?.. Ах, да… Это же бессмыслица… М-мм…

Фрайхерр Фрэггер: Софершенно ферно!

Миша Кратер (чешет нос): Позвольте, сударь, но что теперь делать с телом? Кто его уберёт? Даже и Хаврония звать неудобно…

Фрайхерр Фрэггер: Элементарно, герр Краттер! Уно моменто! <оборачивается к своему диковинному пажу> Шнелля! Шнелля! Риндвих! Арбиттен!

<Лягушонок, издавая странные механические звуки, скворчанье и постукивание, нескладно бежит к трупу Штольной, неожиданно цепко хватает её и перекидывает через плечо и несётся куда-то прочь из гостиной, слышно, как металлически бряцают его лапки о ступени лестницы. Слышно и как бьётся голова, руки и ноги трупа о каменные ступени, ведь лягушонок очень маленького роста. Фрайхерр Фрэггер садится тем временем в широкое кресло около камина и достаёт из камзола странный оптический прибор, который одевает на один глаз на манер монокля. Салядов-муж смотрит на этого персонажа с нескрываемым любопытством.>

Фрайхерр Фрэггер: Штоббы лутше фиддеть, мой другх.

Салядов-муж: Но кто вы? Кто вы, в конце концов, такой, чёрт вас побери?

Фрайхерр Фрэггер: Я всефо лишь персонаш эттой причутлифой пьессы, майн либбе. Што нашша шизнь – игра! А мы ф ней кто?

<Салядов-муж отворачивается в негодовании, берёт за руку Салядову-жену и уводит её из зала. Миша Кратер задумчиво смотрит им вслед. Княжна фон Мохер-Зарух оцепенело смотрит на чудаковатого гостя, как кролик на удава.>

Миша Кратер: Ну и ну! Психика некоторых особей человеческого вида совсем не способна выдерживать самые безобидные проявления мира фантазмагорий! Каково!

Фрайхерр Фрэггер: А фы, майн либбер фрунд, очень хорошо дершиттесь, люббо-доррого посмотреть!

Миша Кратер (вяло отмахивается): Да что там, я привычный. У меня нарколепсия. <Фрэггер делает одобряюще-понимающий кивок головой.> Так вы говорите, что ваш орден, как его, Летучего Голландца, занимается опытным исследованием и разработкой всяких неожиданных ситуаций, совпадений и прочего такого-этакого?

Фрайхерр Фрэггер: Йа, верт Краттер.

<Миша Кратер молчит и, видимо, что-то соображает некоторое время.>

Миша Кратер: Тогда вы можете подстроить так, что все жители планеты Земля вдруг впадут в кому, а потом разом проснутся, каждый в чужом теле – других людей, животных, насекомых, растений? Это будет очень стоящий опыт для культуры и философии землян в целом.

Княжна фон Мохер-Зарух (выходит из гипнотического состояния): Михаил, вы неподражаемы.

Фрайхерр Фрэггер (подкручивая свой оптический аппарат): Ну, майн либбе, для эттофо потребуецца коллосальные затраты шредстф из нашшего бюджетта. Уфы, мой другх! Пока мы к таким свершениям не способны!

<Фрэггер переводит взгляд на княжну, зачарованно следящую за ним блестящими чёрными очами. Он делает любезный вид и что-то извлекает из кармана. Это – маленькая изящная шкатулка. Княжна закатывает чёрные очи в предвкушении.>

Фрайхерр Фрэггер: О, шоне фрау, этто фам! Bella! Фам этто пойдёт!

<Барон открывает шкатулку, оттуда выпрыгивает какое-то механическое существо, похожее на длинноногого инсекта, оно расправляет прозрачные крылышки и с жужжаньем шестерёнок перелетает на плечо княжны. Насекомое ежесекундно подёргивается и издаёт серию свистящих и вибрирующих тоненьких звуков. Княжна вне себя от омерзения скидывает искусственную тварь на пол и топчет её ногами.>

Фрайхерр Фрэггер: О, хо-хо-хо, какая потеха! Ха-ха-ха! Чудно!

Княжна фон Мохер-Зарух (высокомерно): Очень смешно.

Миша Кратер: Любезный гость мой, не будем же отвлекаться по мелочам. Я уверен, что вы можете прочитать мои мысли. Можете, ведь так? Вы ведь телепат? Значит, вы уже знаете, какую каверзу я задумал. Сделаете?

Фрайхерр Фрэггер (хитро прищурив левый глаз): Лехко! Фуаля!

<Тут из дверного проёма гостиной воинственно выходит, ступая мягкими когтистыми лапами, чёрная пантера Кратера по имени Стакката. Её жёлтые горящие глаза неотрывно смотрят на высокого немца в кресле. В зубах у неё зажаты останки пажа-лягушонка. Стакката рычит и молниеносно прыгает на герр Фрэггера, происходит неравная схватка, и куски таинственного господина разлетаются по всей зале. Тут становится ясно любому зрячему, что Фрайхерр Фрэггер был сделан из пластмассы, какая используется при изготовлении манекенов. Миша Кратер в очередном приступе умопомрачения откидывается на топчане.>

Миша Кратер: Острый дамасский ятаган и секир-башка! Фрайхерр Фрэггер опять оказался не тем, за кого себя выдавал! Кровавые призраки Марса!

Княжна фон Мохер-Зарух: Я так и знала, что это подставная личность, у него на лице было написано, что он манекен, стоящий за китайскойширмой. Дурацкий клоун, вот он кто!

Миша Кратер (поглаживая ленивой изнеженной рукой ласкающуюся Стаккату): Дорогая моя, я вновь ощущаю себя разбитым корытом, дрейфующим в океане мучений! Давай ещё кальяна?..

Дворник Хавроний (заглядывает в гостиную, хриплым утробным баритоном): Не вели губить, вели слово молвить, барин! Там в фонтан-то твой камень лунный угодил, всё этак разворотил, хоть стой, хоть падай. Надо б мне… это самое… м-даа… у вас выпить-то чего осталось, старика попотчевать?

Эпилог

Что хотите, то и воротите. Вот и всё тут.


Статья написана 9 июля 2019 г. 16:43

Э. Эрдлунг

День, когда Энди Мэшлок выбился в люди

Правдивая история о воспитании мужества

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Джим Бишоп: “Да это же я, я создал его, откопал этого никчёмного говнюка из мусорной кучи отбросов, где бы ему и пропадать по сей день! Это я, Джим “Барракуда” Бишоп, распознал в этом скопище пороков нечто особенное, то, что ему самому никогда бы не развить без помощи моего продюсерского гения, будь он трижды неладен, этот себялюбивый потаскун!”

Ларри Вистл: “О Моисей, как же это было давно. Я встретил Энди, тогда ещё бездарного оборванного бомжа с окраин Каира, пьющего из луж наравне с псами и промышляющего игрой в напёрстки, на центральном базааре славного Эль-Фостата, как сейчас помню. Он, прикинувшись дервишем-отшельником, гадал по рукам и воровал финики и инжир с лотков.”

Джим Бишоп: “Я выхаживал его, выкармливал, водил его в бутики, на премьеры, знакомил с нужными людьми. И всё ради чего? Чтобы этот змей плюнул мне в лицо? Мне, Джиму “Барракуде” Бишопу?!!”

Сибил Браденбург: “Да-да, всё верно, я была очарована им с первого же знакомства, когда нас представил общий друг, старина Берт Крочерз, яхтсмен, владелец нескольких банков и режиссёр-любитель. Да, кстати, старина Берти не очень жалует приставку “любитель”, ему больше по душе, когда его называют “независимым художником”. Он считает самого себя эдаким Хитчкоком или Линчем, когда они ещё оба были молоды и своенравны. Душка Энди совершил с Бертом несколько морских круизов, в которых снимался в самых заглавных ролях. По его собственным словам, “… Это было незабываемо. Дул свежий тропический штиль и море сверкало как обложка глянцевого еженедельника.” По-моему, это очень поэтично. А вы как считаете?”

Берт Крочерз: “Невероятный тип, клянусь матушкиной бородой. Удачлив, как сам Морской Дьявол. Никогда не видал столько взрывной энергии, заправленной в столь невзрачную упаковку. Помнится, мы ставили один из эпизодов моей эпопеи “Ромео отмщённый”, что-то вроде гремучей смеси позднего Тарантино с ранним де Ниро, такой грубоватый мафиозный хоррор-экшн, и я был в восторге. В полоумном, ошеломительном экстазе. Да, сладкая, так и запиши. Представьте себе: палуба моей роскошной яхты “Леди Гамильтон”, форштевни, дроссели, швартовы, якоря, бушприты, канаты, матросы-арабы, полуобнажённые чики с гарпунами наперевес и в коповских очках, вокруг яхты вода бурлит от тихоокеанских акул-убийц, Энди лезет на мачту, весь в белом, его лихо обстреливают из афганской зенитки, мачта переламывается пополам и… что вы думаете? Ну? Хааа!! В точку! Энди героически падает за борт, отстреливаясь наудачу, прямо в голодные пасти кишащих в этих неспокойных водах тигровых акул! Фантастика!”

Ларри Вистл: “Никогда не знаешь, что у этого парня спрятано ещё в рукаве. Кажется, что знаешь его полжизни и тут он выкидывает новый фортель. У него явно девять жизней, семь из которых он уже промотал. После своего счастливого спасения из рук египтянской полиции (его хотели четвертовать прямо на базарной площади за нелегальную продажу самодельного тоника от бесплодия и облысения, пришлось мне вступиться за беднягу на правах посла ООН), так вот, после всего этого ему захотелось провести весёлую ночку в серале самого шейха! Подумать только! Его без пяти минут как избавили от скверной участи, а он и ухом не повёл! В итоге я, сам большой любитель рискованных авантюр, согласился, и мы придумали план тем же вечером. Переодевшись в знатных европейцев, мы отправились прямо во дворец шейха, где были незамедлительно приглашены на приём к владыке. Выкурив, ха-ха, крепчайшего наргиле и вдоволь нашутившись, мы с Энди обратились к шейху с вопросом: действительно ли у него такой большой гарем, как о нём судачят по всему Египтосу? Шейх возмутился и, конечно же, подтвердил сказанное. Мы, чуть не умирая со смеху, предложили ему продемонстрировать сей факт, коли он взаправду имеет место быть. Шейх, сам веселясь, что есть мочи, немедленно исполнил просьбу, приказав своим евнухам пригнать весь бабцовский клуб из сераля в пиршественный зал. Зрелище, надо признать, было то ещё. Девицы хоть куда, а числа им я не мог сосчитать!

Между тем Энди ни одна из закутанных в шелка сучек шейха не приглянулась, хоть тот уже и готов был в знак дружбы поделиться с нами сразу несколькими из своих драгоценных станков любви, и, разочарованные донельзя, мы потом долго ещё шли ночными улицами Каира, а Энди всё плевался по сторонам.”

Джим Бишоп: “Я старался привить ему чувство прекрасного. Нанимал ему самых лучших репетиторов со всего Нью-Йорка, поставивших на ноги не одно поколение акул шоу-биза. Так эта неблагодарная скотина либо с ними, репетиторами, напивалсь, либо дралась, либо занималась сексом, пока я не выгнал их всех вон, этих позорных неумех, неспособных справиться с каким-то там одним, пусть и сверхталантливым, ничтожеством. Какие же они все дерьмо! Не опускай ничего из моей речи, дерьмовый бульварный папарацци!!”

Нэнси Спун: “Это сложный, очень сложный характер. Его будто постоянно сжигает внутренний огонь и одновременно сковывает ледяной панцирь. Он словно алхимическая печь автономной работы. Дашь ему палец – и он отхватит перстень, не поперхнувшись. С ним всегда нужно держать ухо востро. Когда мы с ним изучали Танец Пяти Ритмов, он неожиданно отключился и упал мне на руки. Только я хочу привести его в чувство, как он уже лежит сверху и выкручивает мне соски. Когда мы изучали с Энди гимнастику Ци-гун, он внезапно начинал декламировать выборочные отрывки из сочинений Цицерона и Апулея. Когда мы вплотную подошли к овладению аюрведическими дошами, он внезапно впал в неистовство, обругал меня и ударил по лицу наотмашь со словами: “Не тебе, презренная дщерь Гесперы, своего господина жизни учить!” А когда мы занимались с ним тантрическим гипнозом, он смотрел на меня как на ветчину.”

Бойд Райз: “Я увидел его лицо и тут же понял – это тот самый.”

Родни Лугоши: “Энди всегда утверждал, что он, дескать, обладает исключительными талантами и дарованиями и может горы свернуть. «Кто, если не я?» – любимый девиз Энди. В конце 70-ых мы вместе работали с Энди в пиццерии “У Перкинса”, обычно в ночную смену и получали за это дело неплохой барыш. Снимали неплохие апартаменты в районе Денвера и арендовали звукозаписывающую студию по вечерам, где исполняли ломаный афробит и кул-джазз. Энди любил шлюх, особенно восточной наружности, и шлюхи любили Энди, да и не только они. Я тоже очень ему симпатизировал, а ещё наш общий друг, джазмен, битник и оккультист Питер Волкер. Он, кстати, на днях играет. Смешно было смотреть, как Энди курит сигары после фортепианных импровизаций. Такое впечатление, что он находится в турецкой сауне, когда втягивает дым, так его пот прошибает. А уж какие пузыри он умел выпускать! Чистое дело транс! В пиццерии он обычно ходил босиком и предлагал постоянным клиентам спарринг в ближнем гольф-клубе. На голову вместо традиционного поварского колпака он повязывал полотенце на манер тюрбана. Пиццу он всегда готовил с базиликом и анчоусами, по краям она фирменно, “по-мышеллокски” подгорала. В полнолуния у него обычно случались особые вдохновения, он закручивал на сковороде пиццу как Грандмастер Флэш. Другого такого оригинала я ещё в жизни не встречал.

Менеку Али Джембеза: “Лжец, распутник, хулиган, ёбырь, прощелыга, донкихот, англосакс, нищеброд, пьяница, лицемер, ханжа, дурак, грубиян, поэт, мормон, альфонс, шарлатан, страусиновый помёт, милейший из смертных.”

Барб Арчер: “Помню очень отчётливо его первое выступление на публике в маленьком и грязном «Billy Holiday’s». Была пятница, был вечер, и был блюз. Энди был одет в мешковатые сиреневые лосины с обтрёпанными швами, на шее болтался удавкой плохо завязанный полосатый галстук ярко-канареечного оттенка, малиновый вельветовый пиджак с кожаными заплатками на локтях дополнял этот маскарад. У него было загорелое подвижное лицо маньяка, только что сбежавшего с плантаций Касабланки. Непослушные каштановые волосы его были диковато взъерошены и набрызганы дешёвым лаком, это было сразу видно. Ни одного его слова я не запомнил, хоть убейте, но этот выскочка был смешон. Боже, как он был чертовски… ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!”

Эльза Пелевич: “Занятные черты? Да, у Энди было предостаточно занятных черт. У него была особенная манера теребить свой кадык. Ещё он обожает шевелить ушами! Да, ушами! Хихи. Такой уж уродился. По вечерам в нашем женском монастыре отключали электропитание и сестра-настоятельница совершала обход с тазиком холодной воды из фильтра и ворсистым махровым полотенцем. Так Энди, хихи, не поверите, умудрился как-то влезть по водосточной трубе в сестринскую, пока настоятельница отсутствовала, поменять воду в фильтре на какой-то свой бальзам и вылезти обратно на улицу. Наша подслеповатая гусыня, которая к тому же не отличалась особенным обонянием, налила в тазик бальзама и пошла по кельям растирать нам сосцы перед сном. Себя она в конце тоже растирала, а так как это был сильнейший афродизиак…”

Джим Бишоп: “Он всегда хотел большего, этот сукин сын. Ему не хватало чувства меры. Вот как я считаю. Да. Грёбаной золотой середины. Я слишком его избаловал. Но мог ли я поступить иначе?”

Май, 9-ое, 2013


Статья написана 9 июля 2019 г. 16:33

Дети Кукурузы

...Хромоногие мерзкие дети,

Все в слюнях на обеих щеках,

У костра бесновато плясали

В жутких корчах, не ведая страх...

Изрыгая хулы и проклятья,

И сбиваясь на глупый лепет,

Бесноватые твари скакали,

Хоровод ли то был аль вертеп?

А на небе ночном диск серебрый

Разливал свой мертвящий саван.

Дым костра же сильней разгорался,

В нем лукавого видел я стан.

Дети мучили жаб и лягушек,

Кошкам же вырывали хвосты.

Всю поляну поганое зарево

Превращало в капище Войны.

Я глядел, боясь шелохнуться,

В муках ужаса стиснув наган,

Как зловещее ведьмино сборище

Наполняло огромный каган.

Трупы птиц, черепашьи какашки,

И осколки молочных зубов,

Леденцы, пауки и букашки

Листья кактуса, сопли и кровь.

Вот пузатый каган взгромоздили

На жаровню, каких не видать.

Колченогие сиплые дети

Круговертом пустились плясать.

Вонь проклятая вдарила в ноздри,

Я упал головою в тимьян,

Что потом приключилось со мною,

Я подробный отчет ниже дам...

* * *

...Мне привиделись бездны Таната

И уродливый свадебный пир,

Я познал неевклидово плато

Изучил нелинейный ампир.

Я взлетал, а вокруг все взрывалось,

И полярная чудилась ось,

Я взлетал... Все опять повторялось.

Я кричал... Боже, как все тряслось!

Мудролобые старцы-полипы,

Ухмылялись, свивая в клубки

Свои длинные влажные щупла.

Они были близки-далеки.

Многомерность по-прежнему множилась,

Заточили меня в саркофаг,

Словно Ленин, лежал я недвижно,

И не слышен мне был ни зулаг.

Пролежав так с десяток Эонов,

Я был выпущен в странный чертог.

Заводные матрешки там ездили,

И колеса крутили без ног.

Страшный бред понемногу рассеялся,

Стал я в чувство свое приходить.

Глядь — лежу все под тем же я деревом.

А кострище успело остыть.

Я привстал, разминая колени

И поправил служебный наган.

И подумал: нечистые дети,

Где же ваш колдовской балаган?..

* * *

Мнемонические стихи на -Ба

Судьба моя есть алхимическая свадьба.

Хвороба моя есть праздная гульба, ходьба моя голытьба.

Гуцуль-мотыльба.

В голове у меня дымчатая бульба-пхурба аки печная труба.

Пахлава. Чехарда. Каракум. Папа Легба.

Ран ит селекта! Ран ит селекта!

Мольба-заклиньба:

Желаю зело, дабы житьба моя складывалась, словно ворожба-волшба.

Вот глухая чащоба.

Стояла здесь некогда дворянская усадьба.

Обитала там некогда аристократов шумная гурьба.

Событий чередьба:

Крепостного люда пахотьба-молотьба, косьба да жатьба.

За права угнетённых борьба, ерепень-вереньба.

Посолонь-золотьба.

По дереву резьба, охра, белила, сурьма, хохлома.

На окнах морозная завитьба.

Розги да узда, ярмо да арба.

На санях с бубенцами озорная езда, по борозде борозда.

Азарта жлоба-коварьба.

Мельниц жернова.

Егерьба-джигурда.

Заячья губа да соболья шуба, кобольдова нора.

Скудель-худоба.

Великосветская мастурба-удальба.

Кровосмесительная ельба.

Плацеба, Меркаба, Мох Перколаба.

Повивальная изба.

По фазанам стрельба, по орденам-наградам алчба.

Хмеля да вина хоромы-погреба.

Идольба, галантьба, голубых кровей чудоба.

Кавалергард-служба, на плацу муштра.

Мушкетным прикладом посередь лба.

Неволя-чужба, странных странствий наваждьба.

Душанбе. Магрибинская чайхана.

Куркума. Муккариби-аль-хабиби. Муэдзин-рага.

Сказочные птицы Мага.

Капоне и Нурега. Чабань-дамача.

Аддис-Абеба, камень Кааба.

Мастабы в оазисе эль-Джабба.

Слоновьи хобота, верблюжьи горба.

Жирафьи яйцы. Гопота.

Сафари. Жажда. Лихорадьба.

Ашхабад, Джугабад, шиш-кебаб, бакшиш-сахиб.

Зибельда, Фатима, гашишин-джеллаба.

Древнеегипетские Ба. Амон-Ра-Птха.

Ибн-аль-Хазель-баба.

Миражи Сахары. Ковры Исфахана. Зелье дурмана. Фата Моргана.

Караванъ-сарайбанъ.

Чурчхелла. Пакистан. Зумбези.

Аль-Гойля. Астрахань-Калахарь. Синай-Дубай.

Дхолаки, думбеки, дарбуки, макулеле-джемба.

Изящный танец бубука-букаке.

Мпала Гаруда. Акуна Матата.

Мулате в Астатке. Самба ди румба.

Мастер-мюзишанс оф Джуджука.

Ба!

Отсюда вся моя румяная похвальба, господа.

Всё.

* * *

Дело было так

Внимательный глаз зрит сцену. На ней в строгом логическом порядке расставлены декорации таким образом, что складывается общая картина: злачное заведение образца начала ХХ века, каковые (заведения) люди посещают исключительно с целью набить как следует животы всякой снедью и позлословить. Иными словами – ресторация. Стулья, столики, меню-с, чаевые, льстивые белоснежные улыбки, лязг вилок, звон бокалов, чавканье и хрюканье. На столиках горят свечи – время позднее. На некоторых присутствующих лицах можно мимоходом задержать внимание: вот за столиком ближе к левой стене сидят несколько раввинов-талмудистов и накручивают макароны, тут по центру сидит меланхольная компания декадентов, скучающих по опиуму, в задних рядах трио наливных барышень цедят ром и постреливают глазками в сидящих неподалёку курсантов кадетского корпуса.

Неожиданно из-за кулис появляются два нескладных человека мужского пола, один в котелке, другой – в клетчатой кепи. Про того, что в кепи, известно лишь, что звать его Картузин. Про второго ничего не известно.

У обоих хмурый вид, кажется, они малоприятны друг другу.

Они быстро проходят к свободному столику и, не снимая верхней одежды, падают на стулья. Подзывают зализанного официантика и заказывают выпивки и горячего. Озираются по сторонам и продолжают прерванный на улице разговор. Говорит инкогнито в котелке:

– Так какой же смысл в редьке,

Пролетевшей над забором,

Просвистевшей над затылком,

Угодившей прямо в грязь?

Уж неужто этот овощ

Возвестил собой явленье,

Сообразно всем расчётам,

Претворившееся в жизнь?

Отвечай же мне, Картузин,

Своенравный беспардонник,

Дамских прелестей поклонник,

Где же тут сокрыта связь?

Картузин, недолго думая, изрекает:

– По моим предубеждениям,

Исходя из предпосылок,

Мною взятых из Эйнштейна,

Я осмелюсь заявить.

Что покуда ноги носят

И глаза в глазницах целы,

В мире действуют законы

Из разряда “может быть”.

Рассчитаем скорость ветра

И людские модулянты,

Всё помножим на константы

И получим…

– Не дерзить!

Картузин недоумённо глядит на своего собеседника. Тот, как ни в чём не бывало, развивает свою мысль:

– Погоди, так значит что?

Если, скажем, взять яйцо

И подкинуть его вверх,

То какой же шанс из всех,

Что яйцо не упадёт

И не вскрикнет идиот,

Наклонившись над мостом,

Уронивши метроном?

По какому, значит, праву,

Люди ходят по бульвару,

По аллеям люди бродят

И не знают, что Земля

Ходуном, родная, ходит

Камни, воду производит,

Люди в космосе летают,

Сердце бьётся как часы?

Картузин молчит. В котелке продолжает:

– Полвторого было дело,

Говорю тебе я прямо,

Мама с дочкой мыли раму,

Не купил я колбасы.

Картузин, казалось, был совершенно разбит и разорван громогласной тирадой оппонента. Тут принесли заказ: две тарелки щей, отборную соль и поллитровый штоф смородиновой. И Картузин воспрянул духом.

– Думаешь, ты самый умный,

Чернобровый бармалей?

Пустозвонишь ты напрасно,

Воду в уши мне не лей.

Взять тебя и бросить в реку

Или треснуть об паркет,

Прихлебальников начальник,

Вор, транжира, дармоед!

Картузин, довольный своей речью, смеётся нагло и вызывающе. Тут уже взрывается субъект в котелке:

– Смех твой безобразен,

Господин Картузин.

Голос твой столь мразен,

Что похож на студень.

Съеден голый завтрак,

Ждёт унылый ужин.

Над гнездом кукушки

Дятел обнаружен.

Не пойми превратно,

Друг мой горлоносый,

Кладези абсурда

В головах мы носим.

Гайки и пистоны,

Скобы и квинтеты,

Без вины виновные

Пьют вино кадеты.

Отвечал Картузин,

Грозно хмуря брови:

– Гуталин и ваксу,

И кило моркови.

Ты почто, негодный,

Честь мою порочишь?

Кипятком кипучим

Ровен час схлопочешь!

Неспособный боле

К едким препираньям,

Извернулся ловко

Говоривший ране:

– Слушай, ты, Картузин,

Кабы щи не стыли,

Вот тебе загадка:

В чём твои штанины?

В ресторации возникает страшная ругань, происходит рукоприкладство, звон посуды, вопли, женский визг, потом слышится чей-то дьявольский хохот.

* * *

Сундучок редкостей | Footlocker rarities

---

Testaments of the old dirty sage.

Proven remedy for vampire's rage.

Alchemical treasures in Bon monasteries.

Heresy of the Thelema hypocrities.

Staff of the mighty Sun Ukun.

Visions of Brockengespensternoon.

Meeting the reality-counterfeiters.

Bloggcatchers of digital shipwretches.

Curse of the Pharaoh Djoser's tomb.

Buddha lounge versus sigilic spellbombs.

Bloody gonads of Minister of Justice.

Journey to the transcendental Bubbastis.

Moonlit lanes of John Atkinson Grimshaw.

Vibrant dreams and postnuclear snow.

Strange messes in office ziggurats.

Patchwork coats patched abstracts.

Tape recordings of wicked hip-hop beats.

Minarets of the Arabian loukum sweets.

Blackearth deposits of uranium gold.

Late night show by Alfonso Rumboldt.

Sleepwalking through The City of Brass.

Los Muertos and Mardi Gras.

Great God Pan songs lullaby for amphibians.

Ship Ishtar faces Gotham madvillains.

Cybernetic neo-esperanto.

Ectoplasmo l'Immanuele Kanto.

Magic lampade of Nasruddin.

Practice invocation of succubus djinn.

Fossil bones of Archaeopteryx.

Lucid dancers made from shiny onyx.

Siberian dreamcatchers and homo jurassic.

Futuretropaleoclassic.

Tableturners and illuminaries.

Chupacabra and Pacorabbanius.

Pickled toad of Saint Vitruvius.

Doctor Who and Ouroboros.

Alcospectres of Soviet Massolit.

Tavromahii in Minoan Crete.

Thoth's Tarot and Rue de Morgue.

Kamasutra or routine hardwork.

Chymeraes, dryades, fairies and so.

Arabesque erotique of Edgar Allan Poe.

Fungal revelations of Mircea Eliade.

The Book of Miracles, enjoy then.

Heldade.

* * *

Ксива

Загорал на пляже дядя,

Голову накрыв платочком,

Солнце больно припекало,

День на редкость был погожим.

Подошёл тут к дяде некто,

Гражданин в фуражке с гербом,

Честь отдал и молвит строго:

“Что лежите тут без спросу?”

Ксиву тут же из барсетки

Дядя вытащил привычно,

Дядя вытащил привычно,

Даже глазом не моргнувши.

Повертевши, помахавши

Этой корочкой служебной,

Этой корочкой волшебной

Перед носом у зануды,

Дядя выдал басовито

Речь изящную, как парча

Речь изящную, как яшма

Из султанского сераля :

“Видишь, сына, ты мой профиль

На документе казённом?

Я его трудом нелёгким,

Грыжей мозга заработал.

За отчизну пострадал я,

Конопатил что есть мочи

Конопачу дабы ладно

Шифер крышу благородил.”

Взгляд потупив,

Страж закона

Бормотнул: “Конфуз тут вышел!”,

Отступил на пару метров

И простыл как поезд скорый.

Улыбнулся дядя,

Ксивой

Покрутил в руке небрежно,

Свистнул катер свой моторный

И отплыл в Левобережный.

* * *

Песок на берегу искрится,

А волны колосятся на ветру.

Грохочет море по утру.

У острозубых рифов

Водоворотов пенных рёв.

Маяк на круче вдаль глядит.

Будь ты хоть йог, хоть сибарит.

А всё ж залипнешь на закате,

Когда далёкий плеск наяды

Твой сонный бред разбередит.

* * *

ВЕЧЕРНИЙ МОЛИТВОСЛОВ

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

От этих виршей чуешь дым?

От этих виршей чуешь дрожь?

По крышам стелет херувим,

На розенкрейца он похож.

---

Тебе он шепчет в ухо: "Брин,

Да бран, да бром, да брэм, да брюм,

Да бурбадам, да бильбобим,

Да киликир да улялюм".

Глаза смыкаешь —

Видишь сон,

Корабль в море,

В нём Иштар,

Богиня радости, утех,

И гнева мать, и сладкий сок,

И жизни цвет, и аватар.

---

Глаголь герундий на зубок:

Излог сей слог,

Беги стремглав,

Воззаклиная на устюг,

Словесов искры шандарах

Заветных патин слой парсек

И безогляд на страх магог

Свой имярек упрячь. Забудь

Сей кавардак былых невзгод

Твой рук могуч и глаз востёр.

Долой весь шлак,

На Гундабад

Идут весёлые волхвы,

Стадов и пастбищ пастораль

В душе рождает тихий нег.

---

Метлой мети порожний мрек

Закон пусть будет сей велик

И да помажь чело елей

Хусейн Хусейнович Закир.

---

Твой дол высок и резв твой прыт.

Рождает грозный лихалфей

Барокко рифм карамболь,

Сивуч горючий королей.

* * *

<...И хмурый поп угрюмо...>

...И хмурый поп угрюмо вниз летел,

Нырнув с утеса в лоно темных вод.

Его насупленных бровей тяжелый свод

Загадочно и мертвенно чернел…

В кругу уродливых и мрачных старых ведьм

Одна хихикала и бесновалась крайне злобно

Попа несчастного во грех она притворством

Произвела и помутила разум сей…

Воздушной нимфы узурпировав обличье,

Паскуда старая предстала пред попом.

И воспылав к ней дьявольским огнем

Ослепший поп ударился в блудничье…

Он щекотал змеюку черной бородой,

Ловил ее между деревьев темной рощи,

Потом опомнился, но было слишком поздно,

Союз с суккубом омрачил его покой…

* * *

Т. Ж. К. [the Scraggy, the Greasy and the Rough]


Тощий, Жырный и Карявый

Три приятеля таких.

Кто из них самый чудливый,

Вряд ли тут рассудишь их.

Тощий, Жырный и Карявый

В ногу с модой не плелись,

Выглядели как ворлаки,

Им на это – устыдись!

Тощий, Жырный и Карявый

Верили в своих богов,

Променяют веру с мылом,

И обратно под Покров.

Тощий, Жырный и Карявый

Знать не знали ничего,

Ничего они не знали,

Им на это все равнов.

Тощий, Жырный и Карявый

Развлекались от души

День деньской они слонялись

По ноябрьской глуши.

Тощий, Жырный и Карявый

Не любили громких слов -

Сами тихо шепетались,

И пугались окриков.

Тощий, Жырный и Карявый

Век чурались страшных снов.

Они хрипло чертыхались,

Поминая чьих-то вдов.

Тощий, Жырный и Карявый

Не дурны были пожрать.

Сало уминали с треском,

И валились на кровать.

Тощий, Жырный и Карявый

Раз отправились в Тибет,

Будду видели и Ганди,

И еще какой-то бред.

Тощий, Жырный и Карявый

Как-то вздумали пикник.

Кувырком все полетело,

Слышен был их бранный крик.

Тощий, Жырный и Карявый

Сели раз не в тот трамвай.

До рассвета проскитались,

Дали местному на чай.

Тощий, Жырный и Карявый

Раз забыли, кто есть кто.

Целый день соображали,

Кто кого надел лицо.

Тощий, Жырный и Карявый

Съели как-то мухомор.

Тощий дуба дал тотчас же,

Жырный был как помидор.

Тощий, Жырный и Карявый

– Три приятеля чудных.

Как увидишь их спросонья,

Сразу вспомнишь всех святых.

Тощий, Жырный и Карявый

Раз купили патефон,

Сразу же его сломали –

Слишком хрупкий был, пардон!

Тощий, Жырный и Карявый

Раз нашли зеленый нос.

От кого он отвалился

– Это тяжкий был вопрос.

Тощий, Жырный и Карявый

Враз влюбилися в одну,

Но она, взглянув на рожи,

Растворилася во мглу.

Тощий, Жырный и Карявый

Зареклися бросить пить.

Но на улице так жарко…

Нахлестались, как же быть!

Тощий, Жырный и Карявый

Раз в оркестр собрались -

Тощий рзел, а Жырный ыгал,

А Карявый корчил мрызь.

Тощий, Жырный и Карявый

Раз отправилися в цырк,

Там они и поселились,

Энто жырно, скажем: “Гырк!”


Статья написана 14 февраля 2019 г. 15:32

Легенды Выдропужска. Автоматоны

Элиас Эрдлунг, (С), 2015

Категория: городские легенды

Стиль: вольный пересказ

Жанр: фрактальная новелла

Уровень доступа: второе блюдо

=============================

Есть на просторах нашей необъятной родины славный град Выдропужск, он же Ваджрапудж, он же Выдрова-Пуща. Почему название такое диковинное, спросите? Это оттого, что история у него богатая, черносмородиновая. В елизаветинское время здесь были знатнейшие охотничьи угодья, и леса еловые непроходимые, и камни мегалитовые, и зверьё разное было здесь. И два дворянских рода начались здесь, Чермень и Вронскими звались. Первые очень любили науку точную, а вторые любили экзотику восточную, а глава семейства Вронских, граф Б., даже привёз из Хиндустана целый взвод факиров-садху, умеющих разные фокусы чудить. А старшие сыновья Чермень решили тогда состязаться за руку ненаглядной Агафьи, внучки графа Вронского, и каждый смастерил по хитроумному автоматону, исходя из древнеарабских чертежей. Степан Чермень, имея недюжий опыт в механике, сделал заводного медного мужика, работающего на водке, а брат его, Аполлоний, сварганил цельнометаллическую гидру-самовар о семи рогах, то бишь главах. Вот наступил день состязаний. На дворе был декабрь-месяц, святки вовсю, и гидра-самовар была как нельзя более в кассу. Взобрался на неё Аполлоний, как на страуса какого, и припустил по большаку в сторону поместья Вронских, а это не менее пятиста саженей по снегу. А брат его, Степан, чешет голову и думает — на кой леший мне взбрёлся этот мужик заводной? Но делать нечего, завёл он своего мужика, влил ему в цилиндр 12 галлонов чистой менделеевской, взобрался на плечи к мужику — и бросились они вдогонку под лай собак и крики дворовых.

А Агафья тем временем ждёт обоих братьев в бальном зале усадьбы, окружённая индийскими йогами и мудрецами, красива она как Мадонна тицианская. А рядом с ней нянька её, Акумовна, вяжет ей шаль изумрудную.

А братья бегут вовсю наперегонки через метель по узкой просёлочной, а за ними — волки люто оголодалые с рыком, с воем. Нагоняет Степан брата своего, инженера Аполлония, и кричит ему:

— Извольте, любезный, я вас потесню!

С этими словами медный мужик размахивается своим внушительным кулачищем и бьёт по одной из голов гидры-самовара с жутким треском. Голова слетает с шарнира, Аполлоний же чуть не слетает к волкам, а автоматон его кренится в сторону по касательной, заплетая страусиными ногами.

— Ха-ха! — нагло кричит Степан, а мужик опять размахивается для прицельного хука, но тут Аполлоний поворачивает какую-то ручку на приборной панели, и все шесть оставшихся голов изрыгают на преследователей кипяток. Ух, ну и жара тут пошла!

— Ай-ай-ай, горячоооооо! — вопит ошпаренный на 90% незадачливый инженер, слетает с мужика и катится прямо в волчьи пасти. Слышится утробный рык и звук рвущихся тканей.

— Поделом тебе, тупица, — усмехается Аполлоний и выправляет гордый бег своей жестяной гидры. Надо же, как легко отделался, думает. Вон уже и поворот к Вронским виднеется в пурге.

Но медный мужик бежит себе рядом как ни в чём не бывало, ему-то что на кипяток. Бьёт он кулачищами на бегу в жестяные бока своего шестиглавого соперника, да с такой дурью, что проминает в них дыры. Гидра-самовар запинается и бесконечно долго летит под откос в снежную темноту вместе с наездником.

— Карауууул! — кричит Аполлоний.

Агафья тем временем вместе с нянькой и йогами подходит к широкому террасному окну и вглядывается в темноту: что же они так долго?

Один брадатый садху достаёт из-под чалмы какой-то пахучий свёрток, протягивает его няньке и говорит: "Нага-баба гандахарва ом намашивайя панчатантра парвати махадева трипитака вишнукришну шанти шанти хум прасад."

Наконец из метели выскакивает громоздкая цилиндрическая фигура и несётся с тяжёлым стуком сапог к дому.

Агафья недоверчиво её разглядывает.

Через две минуты входит ливрейный дворецкий Тетерьяныч и зычно провозглашает: "Первый экипаж прибыл! Швепс-галор!" И отшаркивается.

Не зная, как быть в такой важной ситуации, панночка ходит по бальному залу взад-вперёд, а йоги садятся группами по залу и начинают мазаться священными индусскими благовониями во имя Кали и чантить.

На парадной лестнице слышится возня, крики, ружейные выстрелы. Огромный белоснежный английский дог по кличке Христофор XVII заходится сиплым лаем и бежит к дверям, готовясь разорвать непрошеного гостя мощными челюстями.

Агафья падает на кушетку, дрожа всем телом и шумно вздыхая, нянька Акумовна осторожно поддерживает её за корсет.

— Это смерть моя пришла, нянюшка... — бормочет Агафья, а грудь её так и колыхается под кружевным вырезом.

Нянька гладит её по голове. Один садху начинает левитировать, используя одическую силу.

Двери распахиваются, будто вырванные ураганным ветром, и в ярко освещённую бальную залу входит на медных ногах ужасный автоматон, как слепой размахивая могучими ручищами направо и налево.

— О боже, о боже, это снилось мне каждую ночь с самого Иванова дня! — кричит панночка, закрываясь руками от ужасного пугала.

Автоматон сметает ударом кулака английского дога Христофора XVII в сторону — тот ударяется об стену с жалобным визгом — подходит к кушетке, отбрасывает в сторону няньку — та падает в объятия восьмерых йогов, бесстрастно наблюдающих за сценой — хватает Агафью за край платья и срывает с неё всё верхнее бельё и часть нижнего, оголяя её аристократическую белизну. Тут на крики и шум сбегаются домочадцы во главе с заспанным после охоты и возлияний графом Б. в одних кальсонах и ружьём наперевес.

— Что здесь происходит, во имя Аида? — восклицает громовым голосом граф, брызжа слюной.

Но все вновь прибывшие кучкуются у дверей, видя чудовищную фигуру пыхтящего автоматона.

Вот он наклоняется всё ниже и ниже над молодой дворянкой, пока не... останавливается совершенно. С правого его бока открывается дверь, оттуда вытягивается тонкая мужская рука, потом вторая, потом нога, потом вторая, потом и голова уже.

— Честь имею! — представляется джентльмен-из-мужика. — Я брат Степана и Аполлония, Телекарп. Теперь я вам расскажу свою историю.

Индус перестаёт левитировать. Агафья облегчённо падает на подушки. Нянька встаёт и оправляется. Йоги прекращают чантинг. Огромный неуклюжий дог подползает к хозяину, виновато виляя хвостом. Входит дворецкий Тетерьяныч с чайником и печеньем.

* * *

Тем же вечером.

— Так вот, дорогие мои. Прошу простить мой бестактный визит и надругательство, но иначе не мог бы я согнать с себя проклятия. С чего бы начать для порядка? Начну с того, что звать меня Телекарпом и был я самым младшим и самым неразумным сыном графа Чермень. Как подрос, стал я читать много всякого, и прослыл среди ровесников за алхимика. Отправили меня по достижении возраста в петербуржский коллеж, учился я там герметическим наукам всяким. Братья же мои удалые, хлебом не корми, дай меня потравить, совсем бы меня извели, коли бы на русско-турецкую войну не сплавились. Обучился я мастерству тайнописи и криптографии тем временем, а также алгебре, геометрии, физике, астрономии, механике, ботаники, медицине и каббалистики и стал уединяться в коллежской лаборатории вместе с несколькими студентами из разных стран, тинтуры всякие готовить да опыты проводить. И вызывали мы духов элементальных, и предавались усладам нечистым, и заклинали металлы и минералы, делая из них союзников, и читали тексты запретные, гоэтические, и превращали одни вещи в другие, а другие в третьи, а третьи в четвёртые, и выращивали грибы галлюциногенные, и создавали альраунов. И умер внезапно один из нашего алхимического кружка, немец Мариус, после того как я наслал на него сильфа пневмонического за то, что он не дал мне дочитать одну новеллу Калиостро. И поклялся я на крови, что не буду во зло свои знания применять. Но вот случилась какая история — шёл я однажды после занятий по Александровскому мосту и вижу — подо мной лодка плывёт, а в ней красавица со слугой. Вдруг слуга хватает красавицу и скидывает её в реку, а сам дёру даёт. Я от природы слабосильный, господа и дамы, да вот знание лекарственных рецептур иной раз очень даже в помощь. Достаю я из-под пазухи экстракт женьшеня, эмблики и ещё некоторых трав, выпиваю залпом и прыгаю с моста в реку, не долго думая. Тут уже народ стал толпиться на берегу. Зеваки кричат: "Чай, утонет малец с такой-то ношей!" А я им в ответ: "Абракадабра!" Плаваю я так себе, но вот экстракт подействовал, и я чуть ли не с дна речного поднял незнакомку и доплыл с нею до берега под аплодисменты. Это оказалась зрелая женщина благородной наружности, годившаяся мне в гувернеры, но я сразу же возжелал её и оказал искусственное дыхание, как тому обучался в коллеже. Дама очнулась довольно скоро, взглянула на меня томными карими глазами и только и сказала:

— Мерси.

— Вот ведь какая фря! — подал голос дворецкий Тетерьяныч, жадно слушая рассказ молодого человека, вышедшего из автоматона, и одновременно поглаживая нянькино колено под одобрительный стук хвоста Христофора XVII.

— Погодите, это ещё полдела. — продолжал свой сказ господин Телекарп Чермень. — Дальше больше. Non plus ultra, тем не менее. Эта барышня обхватила меня своими изящными руками, так что я буквально провалился в её декольто, после чего поцеловала в губы на виду у всей толпы и сказала мне свой адрес. Жила она неподалёку от Адмиралтейства в роскошном особняке с каменными львами и ливрейными маврами и сегодня же приглашала нанести к ней визит для объяснения. Я сначала замешкался, но быстро взял себя в руки и пообещал быть, ибо жгучая брюнетка возожгла в груди моей некое доселе неизведанное чувство.

— Ну, а потом что? — спросила заинтригованная Агафья, закусывая от нетерпения губу и кутаясь в широкую изумрудную шаль, связанную нянькой.

— Да, поскорее бы уже, а то час немалый, поди, — прокряхтел граф Б, допивая полынную настойку.

— А потом было вот что. Пошёл я на радостях в кабак "У царя Гвидона" и напился.

— И всё???? — округлили глаза чуть ли не все присутствующие.

— Нет, не всё. Отправился я в гости к той прекрасной черноволосой даме тем же вечером, с трудом держась на ногах и с очень развязной походкой, но всё же не теряющий некоторого эстетического вида. Прохожу в её будуар, а там возлежит эта царица Савская собственной персоной, уже порозовевшая в значительной степени. Но глаза её полны тревоги. Курит она опиумную трубку не в затяг. Я думаю — вот оно что, откуда причуды-то берутся, сажусь я напротив в кресло чиппендейльское, и дама говорит мне:

— Вовек не забуду я помощи твоей, юноша. Сегодня хотел меня бывший мой владелец погубить, да не удалось ему. Расскажу я тебе свою историю сейчас, как на духу.

— Ну началось! — горестно восклицает нянюшка Акумувна, скрипя печеньками на зубах и смахивая ручёнки дворецкого с коленей.

— Как на духу, грит. Я сфокусировал взгляд на этих жгучих карих глазах и приготовился слушать. А эта femme fatale продолжает так:

— Ты даже не представляешь, какая у твоей спасённой незнакомки горестная и бесконечная долгая судьба. Живу я на свете уже не первую сотню лет, голубчик мой. Была я некогда египетской принцессой при Птолемеях, да пленили меня в рабство коварные персы-огнепоклонники. Жила я в гареме вдали от родины, словно какой тепличный цветок, и страдала день за днём. Наконец, стала я умирать от тоски. Тогда разозлился на меня шейх и продал на невольничий рынок за бесценок одному толстому купцу с тремя подбородками. Звали мы его за глаза: Индюк. Стала я страдать пуще прежнего среди всей этой восточной дезинтерии и зубоскальства, да оказалась в соседней клетке со мной одна принцесса нубийская, с жёлтыми глазами. Сказала она мне однажды ночью, что род её ведёт происхождение своё от древних антропофагов — наполовину зверей, наполовину людей. Каждое полнолуние она обращается в чёрную пантеру и может как тень, просачиваться сквозь любые двери и окна, и пить кровь людскую. За это она обладает долголетием — ей уже скоро пять сотен годов стукнет. Предложила она мне сделку — чтобы стать такой же, как она, мне надлежит вкусить её крови, и этим полнолунием мы вместе сбежим куда глаза глядят. Я была согласна, конечно же — а что ещё мне оставалось, о Египет! так что, пока все прочие невольницы и невольники сладко сопели, зарывшись в ссаную солому свою, нубийка просунула через прутья ко мне свою чёрную руку и я вкусила крови оной через предварительный разрез артерии её длинным ногтём, похожим на ланцет. Я испытала тут же страннейшее головокружение, повалилась на пол клетки и стала кататься в конвульсиях, а нубийская принцесса в это время заливалась демоническим хохотом.

Когда пришла в себя, я не помню, но оказалась где-то в совершенно незнакомом мне месте. Это была персидская лечебница, и сиделка сказала, что выхаживала меня уже не первый месяц. Купец в ту ночь страшно испугался за мою жизнь, так как знал о моём высоком происхождении, потому вызвал врачей из городского медреса, которые и забрали меня на стационарное лечение, ибо затруднялись определить недуг, меня поразивший. Через четыре ночи нубийка пропала, как и не бывало её, рассказала мне сиделка. А по городу стали ходить слухи о загадочной тени-убийце...

Но хвала Солнцу и Луне, я стала поправляться, и жизнь казалась не такой уж и ужасной, покуда не настало время полнолуния. Со мной стали происходить ужасные метаморфозы, стоило только бледному диску Селены показаться из-за облаков, в мгновении ока в моём облике не осталось ничего человеческого, я набросилась с рыком на сестру, дежурившую в палате, насытилась её кровью, после чего выпрыгнула из окна медреса — и с этого времени начинаются мои скитания по земному шару.

— И долго вы скитаетесь? — осмелился спросить я у загадочной персоны.

— О, без малого две тысячи лет, дорогуша.

Я так и обомлел в своём кресле.

— Я успела побывать при дворе Харуна-аль-Рашида, приближённой Рудольфа II, фавориткой Марии Медичи, солисткой Мулен-Руж, любовницей Сен Жермена и много где ещё. Боюсь, мне наскучил мир и всё, что в нём известно. Но я вижу, тебе не даёт покоя сегодняшний прецендент?

Я молча смотрел на неё пьяными глазами, пытаясь понять, сплю я и вижу сон с этой языческой дамой или же спит она и видит сон, что я у неё в гостях.

— Это был просто один старинный мой кавалер, из масонских кругов. Ха-ха, всё лелеял мечту, что может мной владеть... Грязный пёс! — крикнула она куда-то в окно и выплеснула остатки пунша. — Слушай, спаситель мой, хочешь ли ты быть вознаграждён по достоинству? Я могу научить тебя удивительным премудростям старого Египта моих отцов. У меня... бесценный опыт в некоторых тайных областях.

Она словно бы замурлыкала, а я не отводил глаз от её круглых чёрных зрачков. Наконец, я нашёл в себе силы встать и отказаться от столь диковинных, пусть и столь заманчивых, предложений.

— Я русский дворянин и каббалист, мадмуазель Ж. (так её звали в эту историческую эпоху)! Позвольте мне оставаться при своём уровне извращённости и порочности, но не смущайте же меня странными усладами Древнего Востока.

Красавица-египтянка округлила глаза, а я, подойдя и решительно запечатлев поцелуй на её тонкой кисти, развернулся и прошествовал на выход.

— И что же, вот так просто взяли и ушли? — совсем обомлев от напитков и мускусного запаха тел факиров, спросил Тетерьяныч.

— Обождите. Не успел я дойти до дверей, как путь мне преградили два здоровенных ливрейных мавра. Я попытался протиснуться промеж их плечей, но один ошарашил меня ударом рукоятки своего кинжала, и я провалился в Небытиё.

— Вот так пэрворот! — похвалил ни с того ни с сего граф Б., запинаясь в слогах.

— Да, господа и дамы. Всё зашло слишком далеко. Ваш покорный слуга оказался в лапах бессмертной ночной охотницы в самом центре светского Петербурха. В следующий раз я очнулся уже в её спальне, освещённый бледным лунным светом и прикованный к постели металлическими браслетами.

Моя странная vis-a-vis, обязанная мне жизнью, ходила вокруг меня, нагая, кругами, взмахивая копной чёрных волос и элегантно закручивая бёдрами воздушные вихри, и вдруг пригнулась на четвереньки и стала обращаться в пантеру. Бог ты мой, как же я тогда перетрухал! Я думал, что заклинания Гоэтии и сигилы Абрамелина могут спасти меня от этой чаровницы, но язык присох к моему нёбу... И проклятая дьяволица набросилась на меня, вонзая клыки мне в грудь!

— Ох ты ж ё! — воскликнул кто-то из присутствующих.

— С той поры я стал её ручным любимцем, путешествовал с этой чудовищной femme fatale по разным странам, и она от случая к случаю забавлялась моим бедным телом, как вещью. О, сколько было у нас с ней воспоминаний! Париж. Вена. Милан. Ницца. Ашхабад. Тибет. ЮАР. Гренландия. Чили. Алтай. Дубай. Карпаты. Кавказ. Помню, как мы сцеплялись в клубок и летели через бездонные ущелья гибельных фьордов при свете луны, охотясь за ночными эльфами Лапландии. Через месяц или около того, когда все поиски моих останков в коллеже прекратили-с, я обнаружил, что тоже стал претерпевать метаморфозы при свете Селены. Моя хозяйка в такие ночи отпускала меня прогуляться в одиночку по крышам. Как-то раз мы оказались проездом в Константинополе, и я был представлен турецкому паше. Я приглянулся ему чем-то, и за щедрую сумму золотых госпожа Ж. отдала меня в дальнейшее пользование. Паша оказался человек кроткий и сведущий в науках, а также в инженерии, он-то и обучил меня всем тонкостям арабо-греческих заводных автоматонов. Тем не менее заклятия с меня ему снять никак не удавалось, и каждое полнолуние меня запирали в подвале его дворца с какой-нибудь красоткой-беллидансершей. В конце концов такое положение дел мне осточертело и я решил отравиться, приготовив себе сильнейший яд из кураре и рыбы-ежа. Но это не помогло мне, ведь проклятие по-прежнему сохраняло жизнь в моё бренном теле, и я только что неделю промаялся кровавым поносом и вздутиями желудка. Я страшно исхудал и покрылся паршой. О моих суицидальных настроениях прознал паша и сильно огорчённый моим нерадушием, выслал меня из своего дворца с приличной суммой денег на родину. В расстроенных чувствах садился я на поезд, думая о всех тех тяжких испытаниях, выпавших на мою долю. В дороге наш поезд сошёл с рельс, большая часть пассажиров погибла, я же был в целом невредим и оказывал посильную помощь раненым. И вот судьба улыбнулась мне — одним из раненых оказался мой двоюродный тесть по женской линии, он же отец-настоятель Свято-Окской пустыни, он же исследователь тайных культов и языческих атавизмов, один из лучших специалистов в мире по данным вопросам. Я наложил ему швы под морфием в местном хоспитале, да и рассказал ему всё как есть. Оказалось, что явление оборотничества для него не в нове.

— Это ты точно по адресу, мой мальчик. — сказал тесть по бабке. — Как-то мне довелось вместе с группой энтузиастов под предводительством натуралиста Родиона Николаевича Сиволобова выслеживать на Чукотке одного медведя вида Ursus arctos piscator с очень странными аномалиями... Таких чукчи ещё называют иркуйемами, что в переводе значит "волочащий по земле штаны" или просто "обосранный", так как эти оборотни имеют довольно своеобразное строение нижней части туловища. Мы расположились лагерем близ кратерного озера Эльгыгытгын. Началось всё с того...

— Нееееет! — воспротестовали все присутствующие, за исключением йогов.

— Ну что ж, — продолжал тогда Телекарп. — тогда вот что. Проводил я его в пустынь Окскую. Вылечил он меня там двенадцатью ударами плети заговорённой и святым причастием. И вернулся я в родную усадьбу обновлённым, как только что с луны свалился, как ни каламбурно это звучит.

С поры моего исчезновения прошло уже более десяти лет и все родные, даже кухарка Праксинья и лесничий Маршак забыли, кот есть такой младший граф из себя. Оба старших уже притащились с театров военных действий, нахватав разных ранений и турецких венерических болезней, и я стал их врачевать за доброе слово. Матушка с батюшкой были вроде рады, а вроде и так себе. У самих, говорят, проблем выше крыши, Телекарпушка. Так что давай не лентяйничай, а по хозяйству помогай. А так как ваш покорный слуга выглядел совершенно безумно после всех моих приключений, то старался на божий свет и вовсе не показываться и заниматься исследованиями насекомых и грибов в своей подземной лаборатории. Так что вы даже обо мне и не слыхали, господа дорогие.

— А я вот не согласна с вашим мнением о себе. — сказала, лукаво щуря свои выразительные очи, Агафья, красна-коса.

— А я вот... хык! — что-то спьяну вроде как пошутил граф Б.

— Ну вот, а как решили братья инженерными подарками к свадьбе заняться, тут мои познания в Героне Александрийском и пригодились. — закончил наконец свою тягомотину отважный молодой человек и устало опустил голову.

— Аминь. — сказала нянюшка. — теперь можно и по кроватям. Завтра будем свадьбу играть, чай. А ну, Агашка, хватит глазки строить да косу накручивать. Пойдём умываться.

— Ом бхур бхувах сваха тата савитур вареньям, бхарго девасья дхимахи дхийо йо нах прачадоят. — выдал речитативом старший садху и расплылся в беззубой улыбке. Из-за набедренной повязки он изавлёк огромный чилим. Остальные садху приготовились взрывать.

Граф Б. хлопнул в ладоши, и сцена утонула в темноте.

Так и стал Выдропужск на одну двойную дворянскую фамилию богаче.

:beer:





  Подписка

Количество подписчиков: 65

⇑ Наверх