В «Опрокинутом мире» Кристофер Прист парадоксален. И в том, какой мир он строит, и в том (увы!), как умудряется его разрушить.

Вырвите несколько десятков страниц с конца (нехорошо так говорить, но увы, опять увы!) — и вы прочтете шедевр, образец «твердой» НФ: уникальный мир с особыми законами притяжения, формами планет и светил, социальным устройством, обусловленным именно этими особенностями. Идея отшлифована до совершенства!

Но затем «данные разведки» расходятся с установками жителей движущегося городка (гигантского поезда на рельсах, который вынужден постоянно перемещаться на север, потому что на юге, где начинаются горы, происходит тако-ое...). На первый план выходит совсем другая тема — «нас обманывают», «от нас скрывают правду свои», «нас пытаются дезинформировать чужаки». Буквально в лоб сталкиваются две картины мира — жителей городка и «туземцев» (непонятно откуда берущихся полудиких и полуголодных племен, готовых временно поишачить за гроши, да еще и отдать что-то очень ценное за плохую синтетическую пищу). Эти картины мира ортогональны (тут, как и в книге, важно вспомнить математику). Поэтому в итоге побеждает только одна из них. Поворот сюжета — крайне неожиданный, что, казалось бы, должно довести читателя до катарсиса (в хорошем смысле слова). Но доводит до ручки...

В чем же проблема? На мой взгляд — в смешении жанров. Если первая часть книги (порядком больше половины) представляет собой почти что «твердую» НФ, то вторая часть превращается в подобие психологического триллера. Но ведь первая часть написана подчеркнуто сухим языком, потому что главное в ней — идея! Как же совершить переход ко второй части? К сожалению, автору не удается решить этот вопрос...

И все-таки невыразительная концовка — не повод ставить на книге крест. Первая часть — а это существенно больше половины — определенно стоит прочтения и высокой оценки!

Прежде всего, следует отметить уникальный язык произведения, до деталей передающий мышление жителя 30-х веков. Математические метафоры и — непривычное расположение знаков препинания. Сюжет — явление здесь вторичное. Я получал удовольствие прежде всего от самого способа, который Замятин нашел для написания книги. Более того, там не только это... Даже имена героев «говорящие». Почему O? Да потому что такая простая, незатейливая, «круглая». Почему I? Потому что иррациональная, как корень из минус единицы (который обозначается в математике буквой i).

В центре повествования — общество, в котором свобода поставлена на службу счастью, в котором свобода и счастье несовместимы. Даже два свободных часа в день герой воспринимает как нечто несовершенное, от чего в будущем общество непременно уйдет, и вся система «от часу до 24» будет непременно «проинтегрирована». Но в то же время он человек, руки у него «волосатые». Эмоции есть. Просто им сложно пробиться сквозь фильтр разума, доведенного до безумия. Замятин описал общество, в котором социальная среда порождает определенный тип человека (конечно, карикатурный). Ведь не просто так он описывал сцену со школьным учителем-роботом (!) Пляпой, который и был для детей источником знаний и убеждений — в хорошей книге ни одна сцена не пишется просто так.

При этом любовь здесь, как мне видится, на втором плане. Она используется Замятиным как символ притяжения каждого человека к иррациональному. Любовь — а затем проникновение идеями (или хотя бы их концентрированной эмоциональностью). Даже в условиях стерильного разума. Тем не менее, если каждый по отдельности эмоционален, подвержен чувствам, порой сильным и неуправляемым, то все вместе монолитно разумны. Потому что все вместе — это не просто сумма человеческих единиц, это уже и набор правил, и система контроля за их исполнением.

Владимир Кантор в интересной статье, посвященной книге Замятина (http://fantlab.ru/work508835), указывает на то, что в Благодетеле и описанном обществе четко угадываются идеи Ленина (в частности, нелюбовь к Канту и в целом положительное отношение к Тейлору — какой тонкий намек, не правда ли?). Возможно, это так и было, но значение книги уже давно вышло за пределы простой карикатуры. В том и состоит важнейшая черта шедевра — быть вне времени.

Книга оставляет ровное впечатление — легкая грусть, светлая и оптимистичная (потому как заканчивается по-американски благостно). Прочитал я ее случайно — люблю иногда заходить в книжный магазин, пошарить глазами по полке и выбрать книгу, идея которой показалась интересной. В этом произведении фантастические допущения не разлиты ровным слоем по поверхности, а концентрированы в одной-единственной области — возможности общения с душами. На этом и построен сюжет. Чарли выбирает между любовью к девушке Тесс и необходимостью соблюдать обещание, данное умирающему брату (никогда не покидать его). Он выбирает между будущим, с одной стороны, и прошлым (таким близким, привычным, по-своему необходимым, но уже канувшим в небытие), с другой. Однако штампы, как часто бывает, портят многое. У книги не получилось меня удивить, скорее слегка позабавить.

В целом, книга с интересной задумкой и легкой подачей, но не самой удачной реализацией. Почитать было интересно, даже кое-что потянуло обдумать. Но в целом — далеко не шедевр. Просто продвинутый середнячок.

Порядок, в котором Кафка писал роман, и его незаконченность — вот два момента, которые обязательно следует принимать во внимание при оценке «Процесса». Сначала Кафка написал первую и последнюю главы, и лишь затем — все остальное. Последняя, десятая глава показалась мне несколько суховатой и даже простоватой на фоне остальных, особенно по контрасту с девятой («В соборе»). Ни одна из глав при этом (кроме, разве что, последней), как и весь текст, не воспринимается как законченная. В контексте бесконечного процесса это видится как достоинство.

Но на ключевой вопрос — о чем же эта книга — ответить сложно. На поверхности лежат мотивы бюрократии и низкопоклонства перед начальством (хотя, в действительности, даже не низкопоклонства, а просто полного вакуума вокруг них — даже директор банка, в котором работает Йозеф К., появляется в книге ровно 1 раз, а высших судебных начальников и высших адвокатов и вовсе никто не видел, даже низшие чиновники суда!), самоуверенности и покорности судьбе, необходимости следовать правилам, пусть даже нелепым (некоторые из которых, конечно же, со спокойной совестью можно нарушить, только вот узнать, какие именно нарушать нельзя ни в коем случае, невозможно).

Но все же хочется поделиться своей интерпретацией основной идеи романа... Даже двумя.

1) Бывало ли у Вас такое: какая-то чужеродная мысль (быть может, даже совсем не обоснованная, не обусловленная ни единым обстоятельством) крепко засела в голове и не отпускает? А если посмотреть шире — возникла идея, которая никак не отпускает, а наоборот, затягивает? Например, желание посетить отдаленное место (например, Египет, как у Шампольона, что в те времена было предприятием недешевым и опасным) / постичь какие-то духовные смыслы. Но Вы не путешественник / никогда не совершали ни единого религиозного действия. У Вас есть сложившаяся жизнь (как у Йозефа К., работавшего прокуристом в банке), но Вы почему-то все больше и больше поддаетесь этой идее (как Йозеф К., сначала вообще не желавший участвовать в процессе, а под конец уже только этим и занимавшийся), пока наконец она не поглощает Вас целиком, и Вы понимаете, что эта идея съела всю Вашу жизнь (например, испортила отношения с семьей).

2) А может быть, книга и не об этом. Может быть, все эти нелепые правила суда — это правила человеческого социума? Можно нарушать их спокойно, это же не законы физики, можно вести себя самоуверенно и без оглядки на человеческий суд, не играя предназначенных ролей, или играя их не так, как нужно. До тех пор, пока не станешь изгоем.

Замечательная книга, уникальный мир Кафки... Снимаю балл за смазанную, на мой взгляд, последнюю главу.