Сообщения и комментарии посетителя

Страницы: 12345 ... 1011121314151617

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 21 декабря 2019 г. 09:17 Расположились на лавках у противоположных стен. Слышен был перестук дождя, ветка сирени скреблась о ставню, мыши под полом затеяли возню. Вот и все звуки. Потом по комнате растеклись глубокое дыхание и тихие посвисты. Константину снилась молодая Наталья, берег пруда, заросшего ряской. Она в прозрачной ночной рубахе манила желанным телом, звала жестом за собою в воду. Константин шагнул и разом провалился в чёрный омут, накрывший его с головой холодной водой, дно пропало из-под ног. Он попытался всплыть, но голову сдавили железные тиски, к ногам будто жернова подвесили, и перехватило дыхание. На грудь навалилась непомерная тяжесть, воздуху в ней становилось всё меньше и меньше. Константин закричал, рискуя захлебнуться, и …очнулся. Чьи-то сильные руки сдавили ему горло, сверху навалилось тяжёлое тело, лицо обдавало горячим дыханием. Богатырёв перехватил запястья, пытаясь разжать удушающую хватку, напрягся, и ещё. Противник застонал – сила ломала силу. Хватка на горле ослабла. Константину удалось вздохнуть, и он почуял смрад перегара. В то же мгновение Богатырёв саданул противника коленом в бок и замешкавшегося – обеими ногами в грудь. Отдышавшись, Константин зажёг лампу, присел за столом, скручивая цигарку. Лагутин, сидя на полу, мотал головой, сплёвывал на пол и бороду сгустки крови из прокушенной губы. — Силён ты, Богатырёнок, ногами драться, — ворчал он, ощупывая грудь и зачем-то спину. Константин, наконец, унял дрожь в руках и прикурил. — Как был ты жиганом, Лагутин, так и подохнешь, — зло сказал он и сплюнул в сторону атамана. Потом, будто пожалев, смягчил тон. – Ты, Семён, на что надеешься? Куда бежать-то собрался? — Да ни на что. Просто зло взяло — сопишь ты весь такой правильный, безмятежный, наверное, бабу во сне тискаешь, будто страх насовсем потерял. — Я, Семён, счастье своё в боях заслужил и страх там же оставил. — Конечно, конечно. И когда братуху своего, как капусту…. Константин промолчал, помрачнев. Взгляд его остекленел. Лагутин, наконец, поднялся, прошёл неверным шагом к столу, взял Богатырёвский кисет, свернул цигарку, закурил, прервал затянувшееся молчание: — Почему так получается: кому молоко с пенкой, кому – дыба и стенка? — Ну, покайся, — усмехнулся Константин. – Расскажи о своей сиротской доле. Глядишь, в чека и посочувствуют. И будто снежный ком толкнул с горы — разговорился Лагутин, изливая наболевшее, разгорячился, торопясь облегчить душу, будто в последний раз видел перед собой понимающего человека. За тем и ночь прошла. Дождь за окном иссяк. Утро подступило хмурое, но с солнечными проблесками. Когда по улице прогнали стадо, на крыльце раздался дробный стук каблуков. Вошла Наталья Богатырёва, по-прежнему крепкая и живая, смуглолицая от загара. Подозрительно осмотрела мужа, незнакомца, стол и все углы помещения. Не найдя предосудительного, всё же не сдержала приготовленные упрёки: — Прохлаждаешься? Отец уж Карька запряг, на покос сбирается, а он прохлаждается. Старый кряхтит, а едет, потому что надо. Ему надо, а тебе ни чё ни надо. Так всю жизнь шашкой бы махал да махоркой дымил. У, анафемы, стыда у вас нет! Наталья ушла, хлопнув дверью. — Вот бабы! — Константин не знал, как оправдаться за жену. – А ведь верно – на покос надо ехать. Припозднились мы — трава перестояла, да и дождик кончился. Пришёл заспанный Предыбайлов и своей унылой физиономией подстегнул решимость Богатырёва: — Ты, как хочешь, Игнат, а мне на покос надо ехать. Не брошу ж я старика.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 20 декабря 2019 г. 08:50 - Как заноза торчит в моём сердце проблема, — признался Президент. – Займись, Гладышев. Я знаю, ты что-нибудь придумаешь. Ведь отвадил их от Курил.… Патрон говорил, а я думал о Любе. Он говорил, а я думал. И вдруг…. Решение пришло в один миг. Простое решение всех проблем – Президента (правильнее – России) с браконьерами Охотского моря, Любы с китами, и моих с законной супругой. Клаустрофобия, болезнь замкнутого пространства – вот что сводит с ума китов и китят. Ну, что такое двенадцать морских миль между берегом и ультразвуковым барьером, ограничивающим акваторию проживания огромных животных. Охотское море, бескрайнее, спокойное, чистое от браконьеров-хищников, вот что надо для успеха эксперимента. Но почему только китов? Превратить Охотское море в питомник, инкубатор разведения промысловых рыб, да и вообще всей флоры и фауны моря. Добиться этого статуса на уровне ООН, запретить не только рыбную ловлю и охоту, но и само появление посторонних судов. С охраной справимся, нам бы от бесконечных судебных тяжб отбиться. Не об этом ли говорил Президент? Он выслушал предложение, напряжённо вглядываясь в моё лицо. Молчал, размышляя. Не дошло? Не убедил? Я заволновался. И вдруг он сказал: — Мы бросим Курилы на это дело. И Камчатку…. Решим проблему с самураями. Выгоним всех прочь из Охотского моря. Отличное предложение, Гладышев! Просто великолепное! Молодец! Не понял меня? Мы отдадим под юрисдикцию ООН Камчатку, Курилы и Охотское море. Пусть себе. Не важно, кто владеет – гораздо, кто разрабатывает. Мы бросим на проект все имеющиеся ресурсы и завладеем контрольным пакетом. Только всё надо просчитать и не промахнуться – слышишь, Гладышев – нам нельзя ошибиться: потомки не простят, если мы бездарно профукаем русские земли. Это тебе не Аляска. Чуть позже. — В шахматы играешь? Гамбит это называется, Гладышев – пожертвовать малым, чтобы выиграть всю партию. А мы её должны выиграть. Я был уже в дверях. — Ты, Гладышев, за Любовь Александровну не беспокойся – она будет президентом новой международной корпорации: лично я другой кандидатуры не вижу…. Тема увлекла Билли тоже. Он работал, как мне показалось, с большим, чем обычно, энтузиазмом. Президент звонил каждый день, вносил поправки, потом отменял. Хотел сделать Любе сюрприз, но вскоре понял, что зря держу её в неведении: совет такого специалиста был бы не лишним. Позвонил, рассказал. Скинул по электронке проект готовящегося доклада. И правильно сделал. Любочка быстро вникла, что к чему, и включилась в его разработку. Когда он был готов, мы с Билли стали вычислять возможных оппонентов и их реакцию. Эти прогнозы Президент не подвергал сомнению и внимательно изучал. Вероятность ожидаемого успеха операции «Охотский гамбит» колебалась около числа 67. Патрон считал, что процент не убедителен, а риск велик – мы бросали на игровой стол исконные русские земли. Правда, к этому времени ни на Курилах, ни на Камчатке не осталось населения в прямом понимании этого слова – сплошь сотрудники одной компании и члены их семей. Мы пробовали усилить некоторые пункты в докладе, что-то подчистили, что-то добавили, но стало только хуже – вероятность успеха упала ниже 67 процентов и больше уже не стремилась вверх, как мы не бились. Наши сомнения, должно быть, незримо присутствовали в тексте, который мы знали почти наизусть. Грозил тупик. Решение нашёл Президент. Кардинальное решение. Он позвонил и сказал, что доклад должна читать Люба. Все ждут Президента России, а выступит президент компании, осваивающей новые технологии в этом регионе. Это будет шок для политиков. Это будет интересно всему миру.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 19 декабря 2019 г. 07:58 26 С этого дня жизнь моя пошла наперекосяк — к ребятам и близко подойти боялся, а девчонки, наоборот, тащили за собой в каждую дыру. Не поверите – я даже писать при них научился. Отвернусь – и все дела. Те, что помладше, хихикать, было принялись, а старшие прицыкнули: — Приспичит – сама сядешь, где придётся. У девчонок все игры дурацкие. Считают себя и взрослыми, и умными, а всё с куклами расстаться не могут — наряды им шьют, примеряют. Мне даже – представляете? – лоскутков надарили, чтоб я не скучал и куклами занимался. Тьфу! Сестра – домой пришли – их тут же отобрала. И правильно сделала! Совсем не собирался я с куклами возиться. Просто плыл по течению — да не по речке к морю синему, а в помойную-препомойную яму. Вообще-то, ребята, скажу вам, как очевидец и участник, жизнь девчачья совсем не мёд. Помните сказку – почему не ладят кошка с собакой? Васька в дом пробрался, а барбосу конура досталась. Вот так и мальчишки считают противоположный пол хитрыми бестиями, ябедами и дурами. Вообще-то всё верно, только не от ума у них эти пакости происходят, а как бы машинально — природа, что ли заставляет. И, наверное, защитная реакция. Ведь вы же, пацаны, девчонку мимо не пропустите – обязательно надо обхамить, обозвать, за косичку дёрнуть, а то и снежком запустить. Но я-то сам пацан и хорошо знаю мальчишескую натуру. Нас можно похвалить, отругать, отлупить – ко всему привычны, многое перенесём. Мы бегаем, прыгаем, бьём стёкла, играем на гитарах, дерёмся, и всё это ради одного – чтобы нас заметили. Плохо ли хорошо, но только чтоб о нас говорили. Безразличие людей для нас хуже смерти — так уж мы устроены. Так вот, если б девчонки вместо того, чтоб бегать, визжать, да жаловаться, просто, раз-другой проигнорировали обидчиков, поверьте – в следующий раз мальчишки будут обходить их десятой дорогой. Ведь это ослу понятно, а девицам нет. Они будто нарочно пацанов провоцируют, а те, дуралеи, рады стараться. Короче, бесконечная война получается. Удивительно одно – как они потом меж собой женятся и живут. Случайности, случайности…. Они на каждом шагу, и какая-то из них, однажды случившись, может круто изменить вашу жизнь. Вот, к примеру, был я вчера мальчик Толя, а теперь кто? Девочка Антонина? Самое время переименовать, потому что перешёл я в девчачий стан и стал противником моих прежних друзей. Такие пироги. Поначалу всё планы строил, как бы назад перебежать. А когда насмешки и оскорбления стали ещё круче, ещё нецензурнее, тут и сам «закусил удила». Ах, так! Мы ещё посмотрим, кто, где пиписку свою потерял. И стал думать, как пацанам отомстить, а с девчонками дружил. Тут как раз скандал на улице приключился. Серёжка Помыткин, парень совсем уже взрослый, зазвал двух девах, себе подстать, в гости. И стали они в «дом» играть. Девицы картошки поджарили, салатик в тарелочку, а потом вместе легли в кровать да уснули. Тут-то их и застукали. Скандал вселенский! Шум до поднебесья! Собрались кумушки-соседки, оскорблённые матери как раз напротив нашего дома и ну языками чесать. Отцы по домам сидят, от стыда за распутство дочерей прячутся. А я взобрался на развесистый клён в палисаднике, затаился в густой листве и слушаю. — Серёжка что, он парень, — судачат женщины. – Отряхнулся и пошёл. А девкам срам на всю жизнь. Да что за молодёжь пошла бесстыжая! Вспоминали свою молодость. Евдокия Калмыкова рассказывала: — У-у! Мы с ребятами дрались. Конечно, доставалось нам, да и мы им спуску не давали. Подкрались как-то к дому – ребята там брагу пили да в карты резались – дверь-то подпёрли, а сами на завалинку, юбки задрали и задницы в окна. Слышим, парни говорят: «Чтой-то темно стало. Ба! Да это жопы. Ну, мы вам щас зададим, сикарашки проклятые!» Кинулись в дверь – а чёрт там ночевал! — она же припёртая. Разозлились – стали окна бить, а мы бежать. Так было! Слушая этот рассказ, я мысленно был на стороне девчонок, которым нечего было противопоставить мальчишеским кулакам, кроме голых задниц в окна. Это ж надо так вжиться в образ! Долго судачили, собрались расходиться. А тут Катька Лаврова из огорода кричит сёстрам Мамаевым: — Алка, Нинка айдате в гости, я картошки нажарила… Опять картошка! У-у, бесстыжие! И вновь работа языкам – будто дров в костёр подкинули….

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 18 декабря 2019 г. 08:31 - Что ж ты фамилии-то не вписал? — Да нам вроде бы и ни к чему почёт лишний, — сказал один из казаков. – Хоть и враг он новой власти, а ведь командиром был, хлеб-соль делил…. Лишь бы печать была. — Печать есть, — раздавая амнистии, сказал Богатырёв. Когда силуэты верховых растворились за околицей, Константин похлопал обмякшего Предыбайлова по плечу: — Ну, показывай своего зверя. Лагутин лежал на полу в подсобном помещении, скрученный верёвками по рукам и ногам. На звук шагов он шевельнулся и, выматерившись, прохрипел: — Сволочи вы, а не казаки…. Дайте ж до ветру сходить. Константин присел на корточки, распутывая верёвки, и через минуту перед остолбеневшим Игнатом предстал разбойный атаман Семён Лагутин, с обрюзгшим от перепоя лицом, но по-прежнему сильный и опасный. Он растирал ладонями крепкие запястья, поводил широкими плечами, поглядывал на присутствующих с ненавистью и презрением. И вдруг сгорбился и засеменил неверными шажками на крыльцо, а с него к ближайшим кустам сирени. — Убежит, — ахнул Предыбайлов. — Куда? – пожал плечами Богатырёв и прошёл в кабинет. Игнат за ним, оглядываясь на входные двери и страшась отстать. Константин по-хозяйски расположился за столом председателя Совета. Тот примостился просителем на лавке. — Что ж ты хлопцев не покликал? Всё удалью своей кичишься. А ну как.… Вишь, он какой…. И терять ему нечего. — Знаешь, Игнат, одни живут, играя со смертью, другие умирают, хватаясь за жизнь. Ты-то как, жить хочешь? Предыбайлов хоть и был потомственным казаком, но с детства отличался хлипким телом и слабою душой, а в председатели попал по своей грамотности. Богатырёв его презирал. Вошёл Лагутин, сел на лавку напротив, пошарил по карманам и жестом попросил закурить. Константин бросил ему кисет. — Облегчился? Семён кивнул головой и, пуская под нос клубы дыма, неожиданно тепло сказал: — В самый раз. Думал, обгажусь. Дело такое, что не отвертишься. Константин понимающе кивнул головой и взглянул на белого, как мел, Предыбайлова: — Иди-ка ты домой. Ишь как вымотался – с лица прямо спал. А мы тут с гостем твоим до утра покоротаем. — Покоротаем, — согласился Лагутин. А председатель станичного Совета охотно закивал, засуетился и мигом исчез из своего кабинета. — Есть хочешь? – спросил Богатырёв. Лагутин покачал головой, отрицая, а потом жестом показал, что не против опохмелиться. — Припоздал ты. Чуть пораньше – Игнатку бы заслали, а теперь терпи: я тебе не посыльной, да и ты не гостем у меня. Как скрутить себя дал, Семён? — Хмельным взяли, сволочи. — Хуже нет, когда свои продают. Помолчали. За открытым окном сгустились сумерки, посыпал дождь, шелестя листвой. Богатырёв в сердцах сплюнул: — Откосились! — Дождь с ночи – надолго, — подтвердил Лагутин. – Окладной. Однако хорош для сна — убаюкивает. — Ну, давай ложиться, — согласился Константин и потушил керосиновую лампу.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 17 декабря 2019 г. 08:25 Наедаюсь, напиваюсь, к чёрту выкидываю кардинальскую сутану. Подгулявшим бароном гоняюсь за целомудренными монашками, ломаю мебель, ору похабные песни. Наконец, утомлённые, обесчещенные, они засыпают в моих объятиях. А я на цыпочках, на цыпочках — в такси, аэропорт, аэробус – прыжок на восток. Лечу, встречай, любимая! Звонок Президента, как заряд дроби, складывающий крылья летящему селезню, догнал меня в воздухе. — Есть тема. Жду. Только не это! Пусть это, но не сейчас. Что придумать? Натравить Билли на Всевышнего и испортить погоду? Но врать патрону ещё не научился и признался, после недолгих колебаний. — Лечу к жене на Курилы – хотел провести с ней три дня. — Лети, — был сухой ответ. – Жду на четвёртый…. После близости мы обычно засыпали. Пусть ненадолго, бывало – на несколько минут. Но это тоже было счастье. Подарившие друг другу радость обладания, мы уплывали в челне Гипноса, не разжимая объятий. Люба вдруг села в постели, стукнула себя кулаком по согнутой коленке. — Ну почему это происходит?! От неожиданности вздрогнул – что с ней? о чём она? Опять про своих кашалотов? — Гладышев, ты же биофак кончал – должен знать. — Я там, Любушка, оценки получал, не знания – а про морских млекопитающих вообще никто не толковал. — Ботаник. Завелась. Уже оскорбляет. Мне ссоры не хочется. Провожу пальцем по её позвоночнику. — Знаешь, самая красивая линия в природе – это изгиб женской спины. Люба передёргивает плечами, Отстань – означает её жест. Терплю. У неё тонюсенькая талия. Целую позвоночник в этом месте, ниже, ниже…. — Ты о чём-нибудь кроме этого думать можешь? Сказано почти со злостью. Наконец, и меня достаёт, даже переполняет обида. Откидываюсь на подушку, руки за головой, думаю, что и как ответить. — Да, вспомнил – меня ждёт Президент. Встаю, одеваюсь, собираюсь. Всё делаю медленно – даю ей время одуматься и остановить. Люба молчит, с любопытством наблюдает. Я у дверей. Она: — Привет Президенту. Всё, улетаю. Улетел. В день приезда…. Сижу напротив патрона, внимаю. — Нагостился? — Не то чтобы досыта, но подумалось: новая тема может быть связана с Дальним Востоком – вернусь и догощу. — Правильно подумалось. Вникай. Вникаю. Но как-то не очень: все мысли о Любе – не хорошо мы расстались. На ладонях тепло её тела, на губах её вкус, запах…. — Ты где? — Простите. — Понял, что я сказал? — Конечно. А суть проблемы в следующем. Когда-то Охотское море имело статус внутренних вод могучего Советского Союза. Титан рухнул и рассыпался. Новая Россия в первые годы существования не в силах была уберечь свои богатства от бесчисленных хищников. В обильную рыбой и морским зверем акваторию ринулись флота всех стран. Какие только флаги не украшали пришлые суда, только цель была одна – хватай, тащи, грабь. Окрепла Россия, расправила согбенные плечи, в состоянии стала пресечь хищные промыслы. И сил хватало, и желание было, но упущено время. Браконьеры до того освоились, что шли в Охотское море, как к себе домой. Даже сама юрисдикция России отрицалась. Тяжбы пошли судебные, международные, одна за другой – и все проигрывались.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 16 декабря 2019 г. 08:15 25 С этими разъездами совсем отбился от друзей. Наконец, предоставленный самому себе, ошалелый от свалившейся свободы, выскочил на улицу. Где ребят искать? В лесу, на озере, в болоте? Мало ли какие игры могут затеять мальчишки на макушке лета. Кто теперь дома сидит? И улицы пусты – словно Батый прошёлся. Отчаявшись кого-то найти, примкнул к девчонкам — и это была роковая ошибка. К сожалению, не единственная. Девчонки собрались на лебедя поглазеть. Величавая птица плавала в лимане. Косички-бантики заспорили. — Лебедь – не жилец. Подругу потерял и теперь либо уморит себя голодом, либо разобьётся о землю. — А может это она. — Всё одно – они без пары не живут. — Живут – не живут. Бросьте вы птицу хоронить. Один на гнезде сидит, другой кормится. Потом поменяются. Такой расклад всех удовлетворил, и компания пошла купаться. Вы когда-нибудь купались с девчонками? Нет? Вам повезло. А мне нет. От безысходной тоски затесался я в эту компанию. Они меня совсем не стеснялись — трусы выжимали, без лифчиков загорали. Господи, а мне-то надо делать вид, что всё в порядке вещей, всё – как надо. Делать вид, что я один из них – надо бегать, брызгаться и визжать по-поросячьи. Тьфу. Лучше бы я домой ушёл. А дома-то – скука. А здесь – позор. Вот и думай, где лучше. Не подумал я и влип. Вдруг из воды среди купающихся девчонок вынырнули мальчишки. Они давно за нашей компанией наблюдали, проплыли за камышами, ну и выскочили напугать. Напугали, конечно. Девчонки визжать, одежды похватали и бежать. А я? Я тоже, подхватив штанишки, кинулся в бега. И визжал вместе со всеми потому, что испугался сначала, не видя, что там произошло, с чего это они вдруг подхватились. Может, краказябра какая из воды выскочила. Мальчишки какие-то трофеи на берегу захватили, машут ими над головой, свистят вслед. Меня заметили: — Шесть-седьмой, вернись — пиписку забыл. Мне бы и впрямь вернуться — ну, посмеялись бы, ну, подразнили, да и забыли когда-нибудь, а я бы вновь обрёл свою компанию. Но бес управлял мною в тот день, и я улепётывал вместе с девчонками, ничуть не отставая, будто вчерашние мои друзья обратились в непримиримых врагов.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 15 декабря 2019 г. 08:00 Понял Семён, что пришёл срок его вольности, а может и самой жизни. На лесной заимке у одного богатого казака впал он в запой и никак не мог остановиться уже которую неделю. Соратники, боясь доноса и ЧОНовской облавы, мрачнели день ото дня. Посыльной председателя станичного Совета прибежал в дом Богатырёвых в предсумеречный час. — Да не егози ты, — ворчал Константин, натягивая сапоги, — Толком обскажи, что стряслось. Прибежавший, тяжело дыша, пил из ковша, поданного Натальей, и зубы его стучали о металл. — Игнат Иваныч прислал, — давился он глотками и торопился рассказать. — Скажи, говорил, бандиты понаехали…. Сам Лагутин с ними…. Во дела! — Лагутин, говоришь? – Константин повёл широкими плечами и усмехнулся, поймав тревожный взгляд Натальи. – Ну, пойдём, глянем. — Ты бы это, ружьё взял или покликал кого, Алексеич. — Трусоват ты, братец, как и твой начальник. У станичного Совета подле оседланных коней стояли четверо казаков, за плечами у них были винтовки, на боках – шашки. Константин приостановился, оглядывая незнакомцев, хмыкнул, качнув головой, и шагнул на крыльцо. Председатель станичного Совета Игнат Предыбайлов метался от окна к окну, выглядывая Богатырёва. Усмотрев, сел за стол и попытался придать лицу начальствующее выражение, но тут же забыл о нём, едва Константин переступил порог, зачастил, волнуясь: — Что же ты один? Хлопцев бы своих покликал. И не вооружён. Бандиты пожаловали, а уполномоченный где-то запропастился. Что делать – ума не приложу. Константин сел на стул, положив могучую руку на край стола: — Ну, рассказывай. — Лагутина привезли спеленатого, — выпалил Предыбайлов, утирая цветастым платком вспотевшую лысину. – Амнистию просят. — Так напиши. — Думаешь? – Игнат подозрительно покосился на Богатырёва, — А меня потом не того.... за одно место? — А если они тебя сейчас того, — издевался Константин над безнадёжным трусом. — Вот сволочи! Ведь могут, а, Лексеич? — Напиши им бумагу, какую просят, да винтовки отбери – ни к чему они в мирной жизни. — Амнистию я им напишу и печать поставлю, а винтовки ты бы сам. А, Лексеич? — Пиши, — Богатырёв махнул рукой и вышел из Совета. Казаки, хмуро курившие у своих коней, разом побросали окурки, подтянулись, бряцая оружием и амуницией. Они уже догадались, что в Совет пожаловал очень важный человек, может быть, сам Богатырёв. Константин сошёл с крыльца, топнул ногой, указывая место: — А ну, клади сюда оружие. Четыре винтовки, четыре шашки послушно легли в одну кучу. Константин кивнул посыльному, и тот засуетился, таская в Совет оружие охапками, как дрова. Богатырёв шагнул к казакам, раскрывая кисет: — Нагулялись, соколики? — До тошноты, отец родной…. Вместе с клубами дыма потекла неспешная беседа. Появился Предыбайлов. Руки его с листами бумаги заметно тряслись. Константин жестом остановил его: — Давай сюда. Мельком взглянул:

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 14 декабря 2019 г. 08:40 Даша недолго колебалась – чей метод лучше. Мамочки на скамейке, она в песочнице, на горке, на стенке (шведской), спорит с дочкой и обижается на её уловки, сама хитрит и жульничает – игра. Две подружки. Наши отношения очень ровные. Правильнее сказать – хрустальные. Мы бережём друг друга и не надышимся. Я балую её подарками и стараюсь угодить. Она готова каждый миг исполнить любое моё желание. Никогда не провоцирует на близость. Никогда не проявляет инициативы в интимных делах, но всегда ответлива и нежна. Каждый вечер перед сном делаю ей массаж, как в памятный день нашей первой близости. Втираю благовония в тело, которое после родов утратило девичью угловатость, но приобрело женскую плавность. Я его обожаю и целую прежде, чем коснуться рукой. Даша страдает. Ей кажется, что я заставляю себя делать ей удовольствия. Пусть себе. Такие муки приемлю – на самом деле это я получаю неземное наслаждение, лаская любимые формы и прелести. Иногда вечерами Настюшка заигрывается – некому топнуть ногой и отправить её спать – мы начинаем обмениваться с Дашей нежными взглядами. От мамы этого не скроишь. — Идите уж, — машет рукой и заманивает внучку в свою спальню. Настюша не любит спать одна и наоборот. Иногда она прибегает к нам утром, когда мы нежимся в постели, забирается в серёдку. Даша смеётся: — Семья получилась. Завидуете, наверное? Я и сам себе завидую. Когда отсутствую несколько дней, спешу домой, как дембель на вокзал. Знаю – три любящих сердца с нетерпением ждут и рады моему явлению в любое время суток. Следующую ночь прощался с Никушками. О них тоже есть что рассказать. Сестрички тратят весь месячный доход на обновление интерьера своей квартиры. И требуют от меня компенсации. Я, конечно, штопаю их финансовые дыры – ведь по большому счёту все эти декорации предназначены мне. Представляете – романтическое свидание с двумя лохматыми, полуодетыми дикарками в первобытной пещере. Стены увешаны рогами, чучелами, шкурами. На полу в блюде из черепахового панциря парит жареное мясо. И дикие танцы – с прыжками, ужимками – к чертям летит незамысловатая одежда. А моя так рвётся на клочки. Всё. Захвачен варварками в плен. Теперь я буду либо съеден, либо…. Либо стоило порванных прикидов. В другой раз меня приносили в жертву египетские жрицы. Обстановка соответствует убранству античного храма. Две фурии с бронзовыми ножами извиваются, извиваются…. всё ближе и ближе…. вот сейчас…. Закрываю глаза от страха перед неизбежным и…. получаю жаркий поцелуй. Нет, много поцелуев. Сотни рук, десятки губ ласкают моё тело, избавляют от одежды. Следующий раз мои контрактные жёны не поленились заучить настоящий гимн спартанских женщин, приветствующих доблестных воинов. Они в сандалиях, коротких золотистых туниках, волосы убраны миртовыми венками – ладошки сложены у груди. Доспехи царя Леонида натянули на меня и заставили играть его роль – великого и могучего устрашителя персов. Кроме денег они ничего не требуют. Терпеливо ждут и всегда рады моему появлению. Но когда новый интерьер готов и роли заучены, попробуй, отказаться от визита – грозятся нагрянуть, перевернуть вверх дном наш с Дашей милый уют и увести меня силой. Не скажу, что эти спектакли утомляют. Признаюсь – жду их с нетерпением. Месяц – это тридцать дней, столько лишь могу прожить без контрактниц. А потом – не ищите меня пару-тройку дней…. На этот раз пятикомнатная квартира была переделана в монастырские кельи, ризницу, трапезную, молельню. Мои бывшие «тётки» в рясах тончайшего чёрного шёлка, с крестами на тяжёлых цепях (всё из серебра), кланяясь и крестясь, проводили меня за стол, накрытый кувшином вина, жареным каплуном и чёрным хлебом. Посуда массивная, керамическая. Еда, питьё вкуса изысканного, хотя грубоватые на вид. У монашек при движениях из чёрных складок, будто из темноты ночи, всплывали, соблазняя – то грудь, то колено, то…. Задумка и исполнение – класс! Вот только времени у меня в обрез. Нет у меня времени следовать сценарию.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 13 декабря 2019 г. 08:18 24 Приехала Валентина Масленникова – папина племянница, ну, а моя, стало быть, двоюродная сестрица. Только она была совсем взрослая, жила в Троицке, работала официанткой в столовой вертолётного полка. Посватался к ней один солдатик. Раньше встречались, дружили, теперь он домой, на дембель собрался и её с собой зовёт. Вале посоветоваться не с кем: мать умерла давно, а отец – лучше и не вспоминать. Впрочем, расскажу немного. В войну Андрей Яковлевич служил в заградотряде – это которые по своим отступающим стреляли. Отец говорил: «Ох, и много кровушки солдатской на руках этого гада». Понять его неприязнь можно — любимый брат Фёдор погиб в штрафниках. Вернувшись с фронта, своими пьяными драками свёл жену в могилу, сошёлся с какой-то Моряхой и к родне совсем не тянулся — да и не люб, и не нужен он был никому. Впрочем, Бог с ним, это тема другого рассказа – а я о Вале. — Привози, — говорит отец, — своего солдата, посмотрим, подумаем, что присоветовать. — Ну, так на выходные будет ему увольнение, мы и приедем. А пока, лёлька, отпусти со мной Толика. Юра в гости придёт, а я не одна… Она улыбнулась мне: — С защитником. «Защитника» мигом собрали в дорогу, и покатили мы в Троицк. Я от Вали ни на шаг. Квартировалась она у какой-то старушки одинокой. Вечерами за молоком к соседям ходим, грядки хозяйке поливаем. Утром вместе на работу. Я котлет с картошкой налопаюсь и играю на лужайке. Вдали вертолёты стоят, настоящие. От их винтов свистел ветер, и проносились стаи туч, напоминая невероятные скачки. Рядом со столовой лосёнок ходил — хлеба клянчил. Мне он не понравился — колченогий какой-то, то ли дело лошадь. Я с офицерами подружился. Один гирю в руках покидал: — Можешь так? — Не-а. Тут Валя подошла: — Я могу. И подняла. Много-много раз. Офицер удивился, палец большой оттопырил. А я нос задрал — то-то. Солдат Юра мне сразу понравился. Он тоже очень сильный — пошёл нас провожать и до самого дома меня с рук не спускал. Я и обидеться не догадался — он так много всякого интересного рассказал и про себя, и про свой Казахстан. Когда ко мне мальчишка соседский задрался, я ему так сразу и сказал: — Вот Юра придёт, и ты схлопочешь. Юный троичанин подумал и сообщил: — А знаешь, какой я жестокий… — Я тоже жестокий, — решил не уступать, видя его колебания. — Сейчас проверим, — забияка подтянул штаны и убежал. Вернулся он с живым карасём. Положил на скамейку. — Ударь – я посмотрю. — Зачем? — А я могу, — сказал забияка и шлёпнул шевелящуюся рыбу ладошкой. – Мне не страшно. — Так и я могу, — и тоже шлёпнул недоумевающего карася. — Нет, не так. Сильней надо. Вот тебе! Вот! Вот! Мы отлупили полуживую рыбу и подружились. Однако на следующий день мы с Валей и Юрой уехали в Увелку. Проверку жениху батя устроил что надо. — А не поможете ли мне, молодой человек, пол перестелить? За два дня они не только пол отремонтировали, но и печку. А когда мама, Валя и Люся навели в доме порядок, накрыли стол. Отец стакан поднял, а потом и сам встал, волнуясь: — Ну, что сказать? Вижу – пара вы подходящая. Совет да любовь.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 12 декабря 2019 г. 07:57 Два атамана Путь доблести, самоотвержения и высокой борьбы с низким и вредным, с бедствиями и пороками людей не закрыт никому и никогда. (Н. Чернышевский) Летом 1919 года прокатился фронт по Южному Уралу и затих вдали. Возвращались домой уцелевшие под свинцовыми дождями мужики. Вернулся в Табыньшу Федька Агарков, ослабший, отощавший – кожа да кости, с яростным желанием вступить в Красную Армию. Но в тот же день, объевшись горячих и жирных щей с бараниной, почувствовал такую резь в животе, что едва добрался до кровати и объявил — мол, пришёл его последний час. От корчей, вызванных рвотой, у него выступил пот. Попросил укрыть его потеплей и оставить в покое. Мучения Федькины затянулись на две недели. Настолько ослабел, что едва мог держаться на ногах, ходя по нужде. Худой, жёлтый, с распухшими, в болячках, ногами, лежал на родительской кровати, безучастно глядя на хлопотавших подле него. А когда начал поправляться, то не вспоминал уже о военной службе. Встав на ноги, не спросясь матери, женился вскоре на Фенечке Кутеповой, спасая девку с округлившимся животом от позора. Стал он молчалив и задумчив, будто не только повзрослел разом, а и постарел даже. От далёких берегов Амура вернулись в станицу Соколовскую красные казаки со своим лихим командиром Константином Богатырёвым. Ни единой царапины кроме рубца на плече от братовой шашки не получил он в жарких боях, а лишь орден на грудь из рук самого Василия Константиновича Блюхера. Соратники всячески хвалили его: — При желании большим командиром мог бы стать. А станичные старики качали головами: — Так что ж к коровьему хвосту вернулся? На что Константин отвечал: — Кусок хлеба для простого человека так же вкусен, а может быть, вкуснее, чем для генерала. Семён Лагутин не ушёл на восток с белыми частями. Словно затравленный волк, отбившийся от стаи, рыскал он лесными тропами, зло покусывая Советскую власть в деревнях и станицах, но уже не встречал прежней поддержки даже среди казаков. Особенно тяжело пережили первую мирную зиму. Голод, постоянный страх засады гоняли отряд, таявший будто снежный ком, по глухим хуторам, кордонам и заимкам. К лету осталось у Лагутина едва ли с десяток человек, все вроде него – отпетые и бездомные.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 11 декабря 2019 г. 08:13 6 Охотским Гамбитом назвал эту операцию Президент. Ну а я бы по-другому – Троянский конь. Чем не название? По-моему, лучше подходит. Впрочем, Вам судить. С чего начать? Начну с Любиного звонка. Люба позвонила: — Всё плохо, Лёша. — Киты гибнут? — И китята. Выбрасываются на берег, — Люба всхлипнула. – Топятся на мелководье. Мы с ног сбились, головы сломали – в чём причина? После паузы. — Лёш, прилетай, сбегу с работы на три дня. Три дня наедине с Любой – об этом только и мечтал два последних месяца! Но…. Надо соблюсти приличия. Сводил маму, Дашу и Надежду Павловну в Большой и ресторан. Нежно простился с Дашей. Даша… Даша — это любовь и боль моего сердца. Если есть время и желание послушать, расскажу о наших отношениях. Рождение Настюши отвратило у неё наследственную потребность жертвовать собой для блага и счастья других. Надеюсь, напрочь. Только болью полнятся прекрасные очи при виде убогих, пьяных и бомжей. Кстати, Жека вернулся в родные пенаты. Худой, длиннющий и сутулый. С тросточкой. Вполне подвижный. Когда увидел меня, вошедшего во двор, лихо продефилировал детской площадкой, где Даша выгуливала Настюшу. — О чём он? – спросил венченую супругу и увидел глаза полные вселенской скорби. Любит? Боль царапнула сердце. Но разве имел право я, многожёнец, ревновать? — Извини, — повернулся уходить и вдруг…. Даша бросилась мне на шею так порывисто, так отчаянно принялась целовать, что заплакала, испугавшись, Настюша. Тут как тут её бабульки. — Вы что с ума сошли? А мы и сошли. На Дашины поцелуи ответил своими, страстными. Мы тискали друг друга, стыдились этого порыва и не могли оторваться. Спасибо тебе, Жека! Надежда Павловна – женщина строгая. Она воспитала дочь в спартанско-пуританском стиле. Хорошую дочь. Она и внучкой принялась командовать. Другой метод воспитания у мамы. Помню своё детство, помню её уроки. Например, собираюсь во двор играть с ребятами в футбол. Бабушка вздыхает и качает головой – не одобряет. Папа считает, что в футбол играют умственно отсталые люди в экономически слабо развитых странах — не понимает. А мама…. Надевает спортивные брюки, бейсболку козырьком назад и со мной во двор. Лихо бегает, толкается, пасует, бьёт. Потом пацаны говорили мне – слышь, пусть твоя мамка сыграет за нас с соседнедворовой командой. Приходили делегацией, звонили в дверь, звали. И если брали меня (неважный был игрок-то), то и мама соглашалась. Однажды мужик какой-то долго стоял у борта коробки, наблюдая за матчем. Потом высказался: – Слышь, пацан, больно ты на бабу похож. Мама, представляете, уже кандидат наук, старший преподаватель кафедры – плюнула под ноги и заявила: – За такие слова можно и схлопотать. Команда поддержала: – Тебе чего, мужик, гудок распинать? Мама осталась такой и в бабушках. Она не водила Настеньку за ручку с важным видом, не поучала – этого нельзя, а это «кака». Брала вторую лопаточку и на пару с внучкой, высунув языки, строили песочные дома. Катались вместе с горки. Жевали на двоих один бутерброд.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 10 декабря 2019 г. 07:54 23 Следующие дни прошли спокойной тихой чередой, не лишённой, правда, той живости и привлекательности, которая свойственна началу лета. Потом случилось происшествие, совсем отвлёкшее меня от печальных, почти тяжёлых дум. Давным-давно, ещё до моего рождения, отец с соседом Петром Петровичем хлопотали об электрификации своих жилищ. Им сказали — купите столб, провода вам повесят. И вот он, купленный вскладчину и отслуживший свой срок, лежит на земле просто бревном. А рядом держит провода новенький, с железобетонным пасынком. Отец Томшину предложил: — Перетащим – распилим. — Нужда была кажилиться! Не таков отец. Приладил бревну колёсики и один закатил во двор. А тут электрики приезжают — где столб? Узнали и к нам во двор — так и унесли, если бы не отец. — Мой, не дам. — Как твой? – удивились гости незваные. — За мои деньги купленный, спросите в поссовете. Начальник у электриков молодой, решительный: — Ну, по поссоветам ты сам, мужик, бегать будешь, а нам некогда. Забирай столб, ребята. Отец сгрёб его, белорубашечного, в охапку, вынес со двора и швырнул на землю, будто мешок с картошкой. Тут ему на плечи прыгнули два приезжих молодца. Батяня стряхнул их с себя, будто от холода поёжился, сунул руку под крыльцо – в руке топор. — Вот я вас! Ребята, толкаясь в воротах, наперегонки кинулись к машине. Один, половчее, сходу запрыгнул в открытый кузов, забарабанил по кабине: — Езжай, езжай скорее. Другой, понадеявшись на силу своих ног, улепётывал впереди автомобиля. Начальник, не жалея рубашки, прыгнул в кузов на живот, да руки коротки – схватиться не за что. Машина тронулась, а он кричал, болтая ногами в воздухе. Парень, схватив его за ворот, затащил в кузов, но рубашку порвал. Так они уехали под дружный хохот собравшихся соседей.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 9 декабря 2019 г. 08:09 Тихо сказал, но Зойка услышала, вернулась и замерла столбом подле распластанного тела, пытаясь понять, жив ли. Верка ящерицей извивалась в её онемевших руках, брыкалась и билась изо всех своих детских силёнок, пытаясь высвободиться. И лишь только пятки её коснулись земли, колыхнулась упругая Зойкина грудь, на белой кофточке начало растекаться тёмное пятно. Тётка несколько мгновений стояла неподвижно, потом силы стали покидать её, ноги подкосились в коленях, и она упала, уткнувшись лицом в Митины сапоги. Грешная душа первой деревенской красавицы отлетела вслед за любимым. Этого Верка уже не видела. Она неслась к дому на перегонки с пылевыми фонтанчиками, которые вдруг бросились вдогонку. И догнали, если б Верка, увидав отца в калитке ворот, не свернула, кинувшись ему на руки. Фонтанчики пробежали мимо, вдаль. Но тут же возникли снова посреди улицы и ринулись к Веркиному дому. Отец с дочкой на руках вбежал во двор, хлопнув калиткой. И тут же по воротам хлестанули чем-то звонким, полетели щепки. Вбежав в полумрак сеней, отец принялся целовать Верку, прижимая к себе, гладя по спине и волосам: — Маленькая моя, сокровище моё…. И только теперь, уткнувшись лицом в тятькину щетинистую шею, девочка, наконец, дала волю потокам слез и оглушительному детскому рёву.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 8 декабря 2019 г. 07:46 - Оставил губернаторство, теперь он президент Российской Космической Корпорации, повсеместно внедряет «оптимизаторы». — Билли, поподробнее об этой штучке. — Надеюсь, принцип действия и схема сборки тебе безынтересны? — Правильно надеешься. — Тогда, как пользователю – браслет на руке. Следит за общим состоянием организма, подаёт команды – когда есть, когда спать, когда трудиться. Иные работают по двадцать часов в сутки и никаких негативных последствий для здоровья – у каждого свои возможности. Кастиль по его хронометру зарплату начисляет – удобно: контроль объективный. — Твоя машинка? — В авторах ты. Спроворить? — Обойдусь. Ты же знаешь, я натура увлекающаяся, но не трудоголик, скорее – наоборот. Патрон позвонил. — Я вот подумал: вы мне Землю не спалите в своих аннигиляционных примусах? — Исключено. В конце текста есть приложение – приведены цифры независимых исследований наших и американских учёных. Там посчитано, сколько лучевой солнечной энергии обретает на Земле массу, и сколько планета наша распыляет в мировой космос электромагнитных волн, чтобы избавиться от лишнего веса. Вот это, бездарно утрачиваемое, и будет нам служить. — Ладно. Приемлю…. Как советовал Президент, так я и поступил. Подыскал в Подмосковье красивую церквушку, исповедался попу – не стал обманывать. Но прежде поинтересовался – каков доход прихода за год? – и пожертвовал на украшение храма вдвое больше. Батюшка согласился нас обвенчать. Даша была в белом платье – мама настояла – с фатой и венцом из белых кораллов. Они у Любы выращиваются на подводных плантациях. Для мамы выслала в мой последний визит. Батюшка читал-читал благословение, а потом как рявкнет: — Истинная любовь да не будет греховной! Аминь! Мы вздрогнули — каждый своим мыслям. Даша – о рождении дочери до брака. Я – о многожёнстве. Настюшу окрестили в той же церкви. Никушки пришли в восторг от брачного контракта – его Билли подготовил. Но как не изощрялся мой виртуальный друг, без поправок не обошлось. В графу «Обязанности сторон» сестрички настояли внести пункт: — исполнять сексуальные фантазии мужа…. А они у меня есть, фантазии-то? Всё от них, греховодниц…. Ликовали пункту «… полное материальное обеспечение…». — Это правильно: мужчина должен заботиться о пропитании женщин… — И одеждах… — И побрякушках…. — И парфюме…. — И жилье…. — И авто…. …………. Купил им квартиру в Москве, поближе к ЛитВУЗу, в который они таки поступили.    Авто подарил по их выбору – в нашей семье личный транспорт не был в моде…. После этого душа моя действительно успокоилась. Но, как показало грядущее, ненадолго.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 7 декабря 2019 г. 08:34 22 Неожиданно приехала Валя Панарина. Даже родители удивились — сроду не бывала. А у меня душа напряглась в предчувствии счастья. Я крался и подсматривал за ней всюду, куда б она не пошла. А Валя сказала: — Я проездом – только заночую. С замиранием сердца смотрел, как она раздевалась перед сном. Мой выбор не был ошибочным — она прекрасна! Утром Валя куда-то ушла, не забрав чемодана, и вечером не вернулась. Мы с мамой были в магазине. Бабы судачили: — Ваша? Какая красавица! Но девка порченая — с Шишкиным вяжется. Видели — вдвоём в лес ушли, а назад не вернулись. Наверное, в садах заночевали. Я знал этого Шишкина — лицо его, перепаханное оспой, было противным. Поговаривали, он бандит и уголовник. — Врёте вы всё, тётя! – крикнул я в отчаянном стремлении защитить свою любовь. – Вы!.. Вы!.. Сами вы потаскуха! А она в ответ, подняв кулаки, крикнула: — Кыш, зараза! Я, испугавшись, бросился к матери, обнял за ногу, прижался. А глаза поднял – чужая тётя смотрит, улыбается и подмигивает. Кинулся в двери под дружный хохот сплетниц-кумушек. Пропади они пропадом! Так сказать, подумать о моей избраннице. Мать переживала за Валю, до слёз спорила с отцом. То была их излюбленная тема – чья родня хуже. Панарины были мамины родственники. А я страшно мучился и, в конце концов, задушил в себе любовь. Остался лишь какой-то туманный образ – заблудший, оклеветанный, нуждавшийся в защите. Образ девушки красивой, как Валя. Пожаловаться некому – кто меня поймёт. Наконец, после долгих и мучительных размышлений решил — надо всегда воспринимать жизнь такой, как она есть, хотя это не всегда то, что ожидаешь. Но как избавится от своих фантазий? И стоит ли?

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 6 декабря 2019 г. 08:32 - Назвал бы гостем, — усмехнулся Шумаков, — кабы я с ним почаёвничал, а так… — Коня-то, поди, сам привязал? — Коня-то? Первый раз вижу. — Да-а! Видать, мудрый ты человек, — восхитился Калиныч. – А ну-ка, ребятки, взяли его. Не сразу казаки заломили Василию руки за спину — пришлось попыхтеть, даже винтовки бросили в конский навоз. Но уж когда согнули мужика – потешились. Застонал Василий, чуть не в колени уткнувшись головой. — Что у тебя делал красный? – наливаясь яростью, прошипел Калиныч. — А я почём знаю, — хрипел Шумаков. В ответ получил сильный удар сапогом в лицо. Василий замотал головой. Капли крови полетели в разные стороны, и одна попала Верке на колено. Она в ужасе попятилась. Казаки толкнули Шумакова на землю и упавшего стали дружно пинать сапогами. — Говори! Нет, ты будешь говорить! Будешь! Будешь! — Вы убьёте меня безвинным! – закричал Василий, катаясь и корчась под ударами. Верка стремглав кинулась с денника. Ей было страшно, хотелось спрятаться, забиться в закуток, но пересиливали страх жалость, желание помочь соседу. Дядька Вася Шумаков был хорошим, всегда весёлым и добрым. Нельзя дать казакам убить его. Тятька не поможет. Верка побежала к дяде Мите. В опустевшей избе сотник и едва пришедшая в себя Зойка выясняли отношения. Он стоял к ней спиной, руки в карманах, пристально смотрел, как за окном играет солнце в серебристых листьях сирени. Зойка уже выкричалась вся и, безнадёжно махнув рукой, устало опустилась на лавку: — Не любишь ты меня, Митя. Не любишь. Сотник резко повернулся, взял в сильные ладони её помятое, но всё же красивое лицо и сказал, осыпая его поцелуями: — Эх, любил бы я тебя, родная, кабы не война. Эх, любил бы. Вбежала Верка и от волнения и зашедшего дыхания не могла связно говорить. Она лишь твердила, тыкая в пространство рукой: — Там, там… Втроём пришли на шумаковское подворье. Верный Полкан, разинув пасть в последней угрозе, лежал, натянув цепь. Широко распахнуты были двери амбара, и сотник уверенно шагнул внутрь. Зойка с Верочкой за ним. Хозяин с посиневшим от побоев лицом стоял на подогнувшихся ногах, неестественно далеко отклонившись от вертикали, высунув распухший язык и выпучив глаза. В этом положении его поддерживала вожжа, привязанная за скобу в стене, перекинутая через крюк в матке потолка и обвившая шею петлёй. Первым желанием сотника было освободить мужика от петли, прекратить его мучения, будто бы они ещё продолжались. Но взгляд зацепился за сгусток крови под носом и выпученные глаза удавленного. — Поторопились, сволочи, — ругнулся он и сплюнул на земляной пол. Оглянулся на девочку, как бы оправдываясь. Зойка вскрикнула, подхватила Верочку на руки и бегом из амбара. Где-то глухо рвануло, сотрясая землю, и ещё раз, и ещё. В конце улицы развернулся ходок, и сразу же затрещал пулемёт, сверкая белыми огоньками. Фонтанчики пыли запрыгали по всей улице. — Красные! Красные! – раздались истошные крики. Огородами к лесу бежали какие-то люди, скакали верховые. Одна из пуль угодила в выбежавшего со двора сотника и бросила его на землю. — Зоя, — позвал он напоследок.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 5 декабря 2019 г. 08:07 Опять проблема – изобретение государственной важности, кому его сдать? Звоню Президенту, прошу личной встречи. Не отказывает. Всё та же беседка. Президент глянул на заголовок, хмыкнул, пошелестел листами и отложил мой труд. — Понятно. — Есть один нюанс. Беру проект в руки, нахожу нужное место, показываю. Патрон смотрит, читает, кивает. — Так, так, так,…. Потом поднимает на меня глаза. — Твоё? Пожимаю плечами – а чьё же? — Ты — гений, русский Да Винча. Только у Кастиль юридические заморочки с первым предложением, а тут новое.…   Слушай, сделаем так: оформим тебе авторские права – всё честь по чести – и выкупим их во владение государству. Пожал плечами – я не против. — Такую сделку следует обмыть. Ты как? Жму плечами. — Язык проглотил? Бывает. Патрон отсутствовал не долго. Принёс графинчик водки, рюмки, закуску – бутерброды с икрой, ветчиной, балычок севрюжный. Водка ледяная, балык во рту тает. Не успел прожевать, патрон уж вторую в руке держит. — Никогда, Гладышев, не сидели мы с тобой вот так – по-русски, по-приятельски. И не скоро ещё присядем – дела, брат. Так что не таись, есть что за душой — выкладывай. По возрасту я тебе в отцы гожусь – пойму, и глупости не посоветую. Потащила вторая рюмка мою душу наружу. Всё рассказал, во всём признался. Что имею связь с четырьмя женщинами, каждую люблю и боюсь потерять – и как всех сохранить возле себя ума не приложу. Президент слушал внимательно, не насмехался, не завидовал, только кивал – понимаю, мол, понимаю. Я умолк. Патрон налил по третьей, прищурился, посмотрел рюмку на солнечный свет, повертел в пальцах. — Признаться, в любовь эту самую шибко-то не верю – так, страстишки меж людей. Сбежались, разбежались…. Это, Алексей, порядочность твоя природная говорит – и верно: отдалась тебе женщина, будь добр взвалить на плечи свои ответственность за судьбу её, и не важно, женаты вы иль случайно встретились. Вот так понимаю долг мужика перед природой и обществом. Женщина за потомство ответственна и, надо сказать, неплохо справляется. А мы, брат, с тобой — за женщину, которую покорили, приручили, полюбили. А в твоём случае что посоветовать? Если ты действительно любишь своих дам, не обделяй их правами на себя. С одной оформлен законный брак – хорошо. Обвенчайся с другой – возьми грех на душу. А с молоденькими заключи брачный контракт – это в моде сейчас. Послушайся моего совета, и душа успокоится, и женщины твои будут счастливы…. Россия выкупила у меня права на изобретения в государственное пользование. — Билли, поздравь меня, я – миллиардер. — Поздравляю. Ты счастлив? — Не больше, чем вчера. Как там, у Любочки дела? — Хреноваты. — С китами? — С ними. — И нет никаких идей? — Увы. — Что с Костылём?

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 4 декабря 2019 г. 08:21 Вернулся домой под самый праздник. Официально – это День молодёжи, а мы его по-татарски – сабантуй. Следом Саня Саблин прибыл – то ли у матери отпросился, то ли самовольно сбежал из Петровки на скачки поглазеть. Мама говорила, дедушка Егор Иванович заглядывал, погарцевал на скакуне верхом у ворот – и в лес. Мы тоже с Саней пошли. Отец дал нам три рубля на лимонад и мороженое. Сашке, конечно, дал, и он теперь подозрительно косился на бугорских ребят – не отняли бы. Народ валом валит, с сумками, авоськами, песнями, гармошками. В деревнях мужики в кепках ходят, а тут сплошь и рядом – шляпы. Сане в диковинку. Затеяли игру — кто больше увидит этих цилиндров на бестолковках. Думаю, брат меня обжулькивал, как я бабушку в картишки — считать-то из нас двоих умел только он. Так, играя, добрались до леса. А он из дикого, девственного превратился в парк культурного отдыха. Меж двух лиственниц натянут плакат — мол, с праздником, молодёжь. На каждой полянке компания – постелили клеёнку или покрывало, разложили закуски, пьют, поют и веселятся. Опять же гармошки, гитары. Буфеты, автолавки, просто лавки со снедью, и везде очереди. На самой большой поляне соорудили сцену, и ансамбль из Южноуральска современную эстраду выдаёт. Среди танцующих не только молодёжь – старики ковыряют траву каблуками, кепки о земь и вприсядку. Старушки молодятся, дробят в кругу — пыль поднимают каблуками, разгоняют юбками, повизгивают. Музыке не в такт, да и не нужна им музыка – веселья через край и так. Мы пока с Сашкой всё обошли, скачки конские проворонили. Самое интересное — ради чего брат и приехал. Обидно. Деда я тоже не увидел – а мечтал скакуна попросить, погарцевать. Тут как раз какой-то лихач подкатил верхами в торговый ряд, в самую толчею. Ну, конь его и взбрыкнул. Я видел, как высоко мелькнуло копыто, одной женщине прямо в живот. Она упала, молча, без крика – закричал народ. Скорую позвали. Врач в белом халате расстегнул на пострадавшей кофточку — под белыми чашечками лифчика багровело синее пятно. Женщину увезли в машине, а народ судачит – не оклемается. — Надо бы лошадь убить, — кто-то предложил. — Нет, лучше всадника – куда дурень приехал. Заспорили. Поэтому ли поводу, иль по другому вспыхнула драка. Весь лес наполнился милицейскими трелями, руганью, бегающими и дерущимися парнями. На то и праздник — День молодёжи. А я пожалел, что свисток мой, подаренный братом, в Петровке остался, и Саня не догадался с собой его прихватить — вот бы сейчас погоняли мы с ним драчунов.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 3 декабря 2019 г. 08:18 - Дядь Мить, — тоненьким голоском позвала девочка. Но её прервали. Вошли два деревенских мужика. — Мы, извиняюсь,.. – начал было который постарше. Увидев просителей, сотник рявкнул из-за стола: — По одному! Оба одновременно попятились в двери, в замешательстве столкнулись у порога. Тогда вперёд выступил второй, теребя в руках картуз: — Ваше благородие, с просьбой мы к вам… Сотник кивнул, разрешая говорить, и мужик зачастил, торопясь и запинаясь. — Так ить, пруть красные. Большими силами, говорят, пруть с городу Троицку. Вы как решили – биться или отступать? Мы боимся, чтоб село, значить, не спалили. Может вы в чистом поле? — Что? – сотник задохнулся от ярости и мгновенно побагровел. – Бунтовать-митинговать? Хлеб-соль красным приготовили? Сотник схватил кухонный нож и с размаха вонзил его в стол. Потом двинулся на мужика, сверля его злобным взглядом, понизив голос до зловещего шепота: — Знаешь, что я с тобой сделаю? Прикажу повесить крюком за ребро на собственных воротах. Сдохнешь ты не сразу, может и красных дождёшься. Передай им привет от оренбургского казака Дмитрия Копытова. — Вон! — вдруг заорал сотник над самым Веркиным ухом и до смерти напугал девочку. Но не только её. Мужики, спотыкаясь о порог и друг о друга, стремглав, наперегонки бросились из избы и со двора. Тут только сотник заметил Верку, перевёл дух и погладил девочку по головке. Увидел, что страх не покидает Веркины глаза, улыбнулся, поднял её сильными руками, повертел словно куклу перед собой и, поцеловав в лоб, поставил. — Хочешь леденцов? Конечно, Верка леденцов хотела. Получив желаемое, выложила дяде Мите все вести, с которыми пожаловала. Сотник выслушал девочку, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Разговор он закончил коротким: «Хорошо», и приказал трём казакам пойти с девочкой и поймать того, кто прячется в малине. Подошли к указанному Веркой плетню. Стояли без опаски, курили, переговариваясь. Послали одного казака на денник, и тот, пройдя через двор, пристрелил собаку, вернулся и доложил: — Точно. Стоит конь под седлом. По всему видать – красный лазутчик здесь. Докурили, затоптали окурки, крикнули: «Эй, вылазь!» и принялись палить из винтовок наугад в малину. Верка со страху закрыла ладошками уши и присела на корточки. Лазутчик выскочил неожиданно совсем рядом, высоко вскидывая ноги, прыгая через кусты и грядки, побежал прочь, придерживая кобуру маузера на ремне. Казаки стреляли ему в спину и матерились на каждый промах. Пуля догнала беглеца, когда он, перемахнув плетень денника, стал отвязывать от прясла свою лошадь. Лазутчик боднул головой крутой бок коня и, пугая его, завалился под ноги. Казаки пошли посмотреть на подстреленного. Верка, до полного безволия раздавленная страхом, побрела следом. Красный разведчик лежал, подвернув под себя ноги, с широко раскинутыми руками, глаза его были закрыты. Казалось, он сладко спит, но с его белого, как полотно, лица уже исчезли все краски жизни, а изо рта сбегал ручеёк крови. На шум вышел хозяин усадьбы, сосед Василий Шумаков. Роста он был невысокого, но скроен ладно. Выглядел лет на пятьдесят. Лицо круглое, насмешливый быстрый взгляд зелёных глаз выдавали весёлый общительный нрав. Шёл он уверенным шагом, ни на кого не глядя, и казаки невольно расступились перед ним. — Узнаёшь, хозяин, гостя? – кивнул Калиныч на труп красноармейца.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 2 декабря 2019 г. 08:47 - Может вам массаж сделать? — Было б здорово, — согласились сестрички. – Но как твоё ребро? Давай посмотрим. Они стащили с меня штаны и рубашку, плавки и корсет. — Да нет, в порядке ребро – вон как торчит. Тьфу! Мне стыдно, им хоть бы хны. Признаюсь, не боль сдала меня им в плен, а желание подурачиться. И мы дурачились. Сначала в беседке. Потом в пруду. Потом в ванной. Пили шампанское и дурачились. Потом в постели, где застал нас рассвет, и мы уснули. Проснулись и опять за прежнее – дурачиться. Об одежде вспомнили вечером, когда голод погнал нас в людные места. Скажите, совсём Лёшка Гладышев опустился, ниже плинтуса совесть свою уронил — до несовершеннолетних родственниц добрался. Но есть оправдательные моменты, господа. Во-первых, по большому счёту мы не родственники. Во-вторых, моей инициативы совсем не было – жертва, так сказать, обстоятельств. В-третьих,… в-четвертых,… в-пятых…. Не случайная это связь, мужики. Двойняшки признались: давно влюблены в меня по уши. А я? А что я — я тоже. Ну, разве можно таких не любить – красивых, задорных, ласковых, умных, добрых…? Они мне: — Алекс, ты почему на Даше не женишься? Я: — Увы, женат. И паспорт показываю. — Как ты мог? А потом: — Алекс, а ты кого больше любишь – Любу или Дашу? — Вас. — Врёшь, конечно, но приятно. Ещё позже: — Алекс, ты за нас не томись – мы тебя любим не для женитьбы. — Вообще-то девушки замуж должны выходить. — Мы не хотим замуж – не один мужчина с тобой не сравнится. — А чего вы хотите? И они признались. Замуж выходить, значит расставаться. А они не хотят — хотят вместе поступить в Литературный институт и стать: Доминика – писателем (писательницей?), а Вероника – поэтом (поэтессой?). Показали свои работы. Не силён в эпистоляриях, чтобы сказать «здорово» – мне понравились. Тут же обещал продвинуть их на страницы периодических изданий и слово сдержал. Сестричкам эти мои затраты были как нельзя кстати – требовали при поступлении в Литературный институт списки опубликованных работ. Подозреваю за спиной злобный шёпот: «Оплатил девкам дефлорацию». А мне плевать: говорите, думайте, что хотите – это моя жизнь и подстраивать её под чьё-то одобрение не собираюсь. Только что скажет мама, если узнает? А Даша? А Люба? Господи, как дальше жить? В проекте по Камчатке тоже была своя изюминка. Экономической основой грандиозного проекта Национального Заповедника, занимающего весь полуостров, должен стать туризм. Сеть мотелей опутывала, прекрасные дороги сокращали. Электроавтопоезда вывозили удивлённую публику на самую, что ни на есть, дикую природу. Всё сходилось. Всё, кроме одного. Служба безопасности должна реагировать немедленно на любой сигнал ЧП. Им без вертолётов не обойтись. А это – громы небесные, токсичные выбросы, и вообще – техника уходящей эпохи. Билли поднапрягся и выдал «на-гора» проект двигателя нового типа, на основе открытого им принципа аннигиляции — перехода материи в энергию – безотходного, бесшумного, высокоэкономичного. Причём, Билли предложил двигатель в принципе. Модификации могли быть всевозможные – от ракеты до мопеда – присобачивай и катайся.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 30 ноября 2019 г. 08:51 У неё было красивое лицо, глаза и губы. Да что говорить — предо мной было само совершенство. Я вдруг понял, что это она — невольница из гарема, женщина моей мечты. Та, ради которой я готов был совершить массу подвигов и погибнуть, не моргнув глазом. — Ух, ты, глазища-то какие, прям как у девки! – она взъерошила мои волосы. – Как тебя зовут? А я онемел. Влюбился и дар речи потерял. Только краснел и чувствовал, как подступают слёзы. Наверное, так много обожания и восторженности светилось в моих глазах, что не осталась девушка равнодушной, от ворот оглянулась ещё раз: — Чёрт! Прямо так завораживает. Кабы не был такой лилипут, тут же влюбилась. С Серёжкой мы не подружились, но вот сестра его с того вечера не шла из моей головы. Чего только я не передумал, кем только себя не представлял, в какие только перипетии не загонял себя в фантазиях, но итог был один – моя свадьба на прекрасной Валентине Панариной. Мой жизненный опыт подсказывал, что для женщины главное счастье – выйти замуж за хорошего человека. А уж лучше меня-то разве есть кто на свете? Замечтался я, влюблённый, затосковал и не заметил, как загудела деревня однажды с самого утра. Поначалу лишь женщины по дворам бегали, наряженные, потом гармошки зазвучали, лады пробуя, песни позывая. А в домах ели и пили. К вечеру застолья выплеснулись на улицы. Запел, заиграл, загулял Каштак. Мария Егоровна пришла домой, раскрасневшаяся от выпитого. — Нинка! Папку тваво Малютины-гады убили. Притиснула дочкину головку к животу, и обе в голос заревели. История эта была давняя. Выпили как-то мужики и уже в ночь поехали в Петровку за водкой – добавить решили. Машина застряла в топком берегу Каштакского озера. Николай Дмитрич за трактором вернулся. А Володичка Малютин рукой махнул: — Пешком быстрей доберусь. Остальные в машине уснули. Николай Леонидов трактор лишь на утро пригнал, а Володичка сгинул. Через три дня его всплывшее тело выловил Трофим Пересыпкин в Каштакском озере, но денег, собранных на водку, при нём не нашли. И слухи пошли — мол, Колька Леонидов из-за денег Малютина убил. Прокурор Николая Дмитрича к себе в райцентр вызвал, допросил и отпустил, не найдя за ним вины. Многочисленные Малютины рассудили по-своему, и за Володичку пообещали отомстить убийце и вору Кольке Леонидову. Поплакав с дочерью, попричитав, Мария Егоровна опять ушла. А вернулась поздней ночью, с мужем распевая песни. Правда, рубаха на Николае Дмитриче была порвана, и под глазом багровел синяк, а в остальном держался он далеко не покойником. Марию Егоровну никак нельзя было назвать равнодушным человеком. Она либо шумно ликовала, либо также горевала, либо просто пела, когда не было повода как-то реагировать на обстоятельства. Наутро притянула меня к себе, как Нину вчера: — Дедушка-то наш помер – плач, Толик, плач родименький: легче будет. У меня сердце защемило от жалости. Вспомнился молчаливый, всегда, будто на что серчавший, дед. Скоро лошадку заложили, и поехали мы с Марией Егоровной в Петровку. Гроб стоял во дворе чужого дома, и дедушка наш, Егор Иванович, ходил тут же, в толпе народа, без всегдашней кепки. Оказывается, умер двоюродный брат его – Василий Петрович Баландин, которого по-уличному звали Краснёнок. Это прозвище он заслужил под колчаковскими плётками давным-давно, когда ещё не было на свете и отца моего. Забытый всеми, сидел я в сторонке на куче дров и страдал от разлуки с любимой девушкой. Здесь и разыскала меня бабушка: — Скромный ты у нас, Толя, хороший. Другие огольцы снуют везде, норовят к столу да в лучший угол, а с тобой никаких хлопот. И утёрла слёзы кончиком чёрной косынки. Приехали родители. — Всё, — заявил я. – Ни дня здесь больше не останусь. Или… женюсь. Отец горестно вздохнул и положил мне на голову тяжёлую руку.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 29 ноября 2019 г. 07:53 Войдя туда, Верка была настолько поражена увиденным, что мигом забыла про Мотины беды. Тётка Зоя сидела на полу, прислоняясь спиной к лавке. Лицо у неё, совсем ещё молодое, затянула восковая бледность. Её пышные волосы в беспорядке рассыпались по плечам, горящие лихорадочным блеском глаза застыли неподвижно, как у куклы. — Нет, это так не кончится, — бормотала она, разговаривая сама с собой. – Я ещё всем вам покажу. Да, я ничего не боюсь, меня ничто не остановит. А тебе, милый, я всё скажу, всё до конца…. Нет, ты не бросишь меня здесь. Не надейся. На лице у Верки выражение растерянности сменила гримаса ужаса. — Тётечка Зоя… — Где ты, Верочка? – Зойка пошарила рукой в пространстве, повела невидящим взглядом туда-сюда. — Не оставляй меня, доченька, — произнесла она дрожащим голосом. Поймав под руку босые Веркины ступни, она принялась осыпать их поцелуями — Тётя Зоя, тётя Зоя, — тормошила её девочка. – Я здесь. Посмотри на меня. Сквозь пьяный туман женщина наконец рассмотрела Верку, схватила её за руку, пытаясь подняться. — Солнышко моё… Я хочу исповедаться, — сказала Зойка, перебравшись с пола на лавку. Девочка зачерпнула ковш воды, сунула его тётке ко рту и вскоре увидела, что лицо её постепенно оживает, взгляд приобрёл осмысленность, знакомая улыбка заскользила по её губам. — Ты ведь меня любишь, доченька? – еле слышно спросила она, — Так позови ко мне Митю. И тихонько рассмеялась. Верка погладила её по волосам. Митей звали главного казачьего сотника. Он был сорокалетним, хорошо сложенным, тёмноволосым мужчиной с суровым лицом и настороженным взглядом чёрных, как уголь, глаз. К Верке он относился хорошо. И потому девочка с большой охотой побежала выполнять тёткину просьбу. Она ещё решила, что надо дяде Мите рассказать про страшного незнакомца, прятавшегося в соседском огороде. Но попасть в избу сразу не удалось. Через двор шагала баба, топая, как солдат. — Калиныч, твоя идёт! — крикнул один из казаков в раскрытые сени, и дверь тут же захлопнулась. — Открой, слышишь, — толкнула баба подпёртую дверь. — Ты совсем спятила. Беги домой, спрячься в погреб от шальной пули: красные вот-вот будут здесь, — глухо донеслось оттуда. — Открой, я хочу тебя видеть. — Мы ждём приказа на отступ. Всё равно нам расставаться. Уходи. — Если ты не откроешь, я сяду тут у порога, — упрямо сказала баба. По двери изнутри пнули с досады: – Вот дура! Что тебе с погляду? — Я люблю тебя. Дверь распахнулась. Приземистый казак с лиловой от перепоя физиономией показался за порогом. — У меня таких любовей в каждом селе по десять штук было, — сказал он. – Иди, иди отсюдова. Кончен наш роман. — Ах ты сволочь! – баба сжала немалые кулаки, шагнула вперёд, а потом плечи её опустились, руки безвольно повисли вдоль тела. Она горестно захлюпала носом, по круглым щекам покатились слёзы. — А ведь я тебя любила, — горестно сказала и, повернувшись, побрела к калитке, в которую уже входили двое селян. Калиныч шагнул за порог и погрозил в спину уходящей бабе кулаком: — Иди, иди, а то дождёшься. Верка шмыгнула мимо него в раскрытую дверь и за столом в избе в компании пьяных казаков разглядела осоловелого сотника.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 28 ноября 2019 г. 08:19 Три-четыре дня зубрят-зубрят, на цыпочках ходят, разговаривают вполголоса – удачу спугнуть боятся. А потом – бах! – сдали. Визжат, кричат, носятся по парку в одних купальниках, которые того и гляди потеряют. С надеждой на это смотрю из гамака с книжкой под головой. Когда этот тайфун рук, ног, кос и глаз со свистом проносится в опасной близости, у меня начинает ныть больное ребро. Потом всё успокаивается, чтобы через три-четыре дня взорваться снова. Выпускной. Сестрички примеряют одинаковые платья, вертятся у зеркала, носятся по комнатам – теперь ничто не может омрачить их безудержный задор. — Алекс, не скучай – мы скоро. Голодом себя не мори. На девиц по телеку не заглядывайся – мы лучше. Чмок. Чмок. — До утра. Приехали они раньше. Я уж поспал немного. Проснулся. Поворочался. Не спится. Всё-таки у двойняшек родителей рядом нет, я, как бы, ответственен за них – должен переживать. Перебрался в качалку на террасу, стал поджидать. Подъехала машина, Похлопали дверцы. Отъехала машина. Идут дорожкою по саду, шляпки свои «А-ля Айсидора» в руках несут – ленты по траве волочатся. Меня не замечают или не хотят. Обидел кто? Вечер не удался? Ох, уж эти семнадцать лет – на пустом месте проблемы! Переоделись и на пруд – с таким видом только топятся. Пруд – часть усадьбы, на берегу беседка. Как Чингачгук, скрываясь за деревьями, иду следом. Нет, вроде не топятся, плескаются, злословят о ком-то. Подсматривать нехорошо, подслушивать тоже. В беседке из их халатиков устраиваю ложе и на бок сажусь поджидать – пусть купаются: тепла июньская ночь. Тепла и прозрачна от лунного света. Дорожка серебристая пробежала по воде. Трава блестит на берегу. И капли воды сверкают на голом теле. Чёрт! Точно на голом! Одна из сестричек вошла в беседку, голову клонит, волосы скручивает и выжимает. А на теле — ну хоть бы ремок какой. Чуть слюной не поперхнулся, а она смотрит и усмехается. — Подглядываешь?   — Слушай, ты бы устыдилась немного. — Ага, щас, зажмусь, в кустики прыгну и закричу: «Ай-ай-ай». — Отшлёпать тебя, бесстыдницу… — Шлёпай. Выпускница изящно изогнула талию, приблизив к моему лицу круглые и крепкие, как арбузики, ягодицы. Я шлёпнул, легонько-легонько, ласково, чтобы только звук был. — А теперь погладь – больно же. Погладил. Рука сама тянулась вопреки здравому рассудку. Да и был ли он в ту минуту здравым? — Никушка, посмотри, кто ко мне пристаёт. — Сама ты Никушка, — говорит вторая сестричка и входит в беседку в таком же первозданном виде. Всё, теперь я знаю к кому как обращаться – только бы из виду их не потерять. Дело в том, что у близняшек и имена одинаковые – Доминика и Вероника. Только первую ничуть не заботит, как её окликнут: хоть Домной, хоть Никушкой. а вот вторая на Никушку обижается, признаёт только – Вероника, Вера и их производные, позволяет – Вероничка-Земляничка. Только положение моё это ничуть не облегчает: две несовершеннолетние девицы, вполне уже сформировавшиеся, без комплексов и одежды, обступили меня в садовой беседке в полнолуние. — Тоже так хочу, — заявила Вероника, схватила мою руку и положила ладонью на…. ну, пониже спинки.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 27 ноября 2019 г. 08:03 В два голоса — заслушаешься. Я себя сразу мужиком почувствовал: степь да степь кругом – а вдруг кто нападёт. Ну, там, почту отнять, женщин обидеть. Вспомнил, как мамлюки сражались, придвинул кнут поближе – отобьюсь. А вокруг-то — русское поле без конца и края! Трепал седые кудри ковыля проказник ветер, серебрились глянцевые блюдца солончаков, и горьковатый запах полыни оставлял во рту вкус мёда. Невидимые в небесах заливались жаворонки, и, словно эхом отражаясь, в травах вторили им скрипки кузнечиков. Солнце плавилось, и плыли облака, неспешно переворачиваясь в небе…. Хозяйство у Леонидовых большое, но какое-то неухоженное. День-деньской поперёк двора свинья лежит, здоровущая, как корова, только круглая в боках. А вокруг неё снуют поросята. Корова с телёнком, овцы, те только на ночь приходят, а днём где-то шляются. Но точно знаю — не в табуне мирском, а сами по себе. Куры везде и всюду – на дворе, в стайках, на огороде, на крыше бани. Их помёт и на крыльце, и в сенях. Но самое противное – это гуси. В Увелке гуси, как гуси – один шипит и шею вытягивает, остальные кучей отступают. Им покажешь пальчиками ножницы, и они боятся. А эти, будто бабой-ягой воспитаны — бросаются всем стадом и сразу щипаться. Они когда первый раз на меня гурьбой кинулись, я так испугался, что «мама!» закричал и на крыльцо через две ступеньки влетел. Ладно, никто не видел, а то скажут, хорош мамлюк – гусей боится. Решил в долгу не оставаться — набрал камней и стал к ним, пасущимся на лужайке, подкрадываться. Полз через лопухи, что у плетня, смотрю – яйцо куриное. Про гусей забыл и к тётке побежал. Мария Егоровна сокрушается: — Черти их узяли — кладутся, где хотят. Ты, Толя, пошукай-ка по усадьбе, можа ещё найдёшь. На два дня увлекло это новое дело. Я взбирался на плоскую крышу бани и, как Следопыт из книжки Филимона Купера, подмечал места, куда в одиночку ходят куры. Расчёт мой был верен — сами они указали свои потайные гнёзда. Яиц я набрал – видимо-невидимо. Умел бы считать — похвастался. Хозяин дома Николай Дмитрич меня похвалил: — Вот что значит, пацан. Мать, родишь мне сына? А то я тебя, наверное, выгоню. — И-и-и…. выгоняла, — Мария Егоровна добродушно махнула рукой. Семья у них была дружная. Сестра Нина как-то вечером позвала меня в гости к родне. Мальчишка, наш сверстник, скакал на одной ноге, строил рожи и казал язык кому-то в раскрытое окно, из которого пузырилась белая занавеска: — Тётя достань воробушка. Тётя достань… Наш визит отвлёк его от этого бестолкового занятия, хотя мы сами не показались ему достойными внимания. Он стал собирать у окна неустойчивое сооружение из трёхного стула, дырявого ящика и ещё какого-то хлама. Рискуя упасть, взобрался на него и сунул руку за наличник. Увидев там солому и перья, а также беспокойных воробьёв на крыше дома, я догадался о цели его хлопот. Из дома вышла красивая девушка лет восемнадцати: — Серёжка, уши оборву. Мальчишка лишь голову повернул – неустойчивое сооружение рассыпалось под его ногами, и он, чтобы не упасть, повис на ставне, дрыгая ногами. Прыгать вниз боялся. — Валь, сними. — Я штаны с тебя сейчас сниму. Девушка осторожно двумя пальцами сорвала стебелёк крапивы и сунула брату, оттянув поясок штанов. — Дура-а-а-а! – отчаянно завопил мальчишка и отпустил ставню. Валя подхватила его, падающего, и тем же замахом перебросила через плетень. — Сунься ещё к воробьям. Придерживая штаны обеими руками, Серёжка убежал по улице без оглядки. — А это чей такой мальчик? – она взяла меня за руки и присела на корточки так, что её смуглые полные колени упёрлись в мой живот.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 26 ноября 2019 г. 08:12 Вот беда! Верке ну просто необходимо срочно побывать у тётки. У неё осталась на примерку новых нарядов любимая кукла Мотя, вырезанная дедом из деревяшки. Да и новостей скопилось уйма. Вот вчера, например, с мамкой, другими бабами пошли за кисляткой в лес и наткнулись на беглого солдата. Вот страху-то! Бабы врассыпную. А Верка сразу смекнула – бежать-то хуже и осталась возле боевитой тётки Глани. Мамка, та до деревни бежала без оглядки, и только тогда про дочь вспомнила и её же потом отругала. Ну, справедливо ли? Дак как же к тётке-то сходить, чтоб про то дома не узнали? Верка крадучись забралась под крышу амбара поразмыслить и оглядеться. День начинался весёлым солнечным светом, заливавшим двор, усадьбу, всю округу. К густому духу прошлогодних веников подмешивались все ароматы весны. Сотни щелей в старой крыше. Верка потянула носом, чтобы определить из какой каким запахом веет. Дверь в избу тихо отворилась и на пороге показалась баба Дуся – маленькая старушка вся в чёрном. Её туго зачесанные назад волосы отливали серебром, и хотя ей было за шестьдесят, лицо оставалось гладким, без единой морщины. Годы будто проскользнули по ней, как вода по стеклу, не оставив следа. Она была босиком и тёрла спросонья глаза. Значит, тятьки дома нет, подумала Верка, зная, что баба Дуся очень стесняется своего зятя. Где же мамка? Может в огороде? Она прошла по гулко хрустевшему шлаку, выглянула в слуховое окно. Судя по росе, сверкавшей на огородной зелени, день до самого заката обещал быть солнечным и ясным. С соседского денника доносился звяк удил и тихое ржание. Вместе с хозяйской лошадёнкой и беспокойно метавшимся вдоль загороди стригунком, Верка увидела чужого, под седлом, доброго коня. Наверное, тоже на постой стали, подумала Верка о соседе, и вдруг уловила в густых изумрудно-серебристых зарослях малины какое-то движение и, вглядевшись, ясно различила прятавшегося меж кустов мужчину. Она так напрягала зрение, что даже ощутила резь в глазах, и всё же смогла различить, что незнакомец одет в сапоги, перепоясан ремнями и через плетень наблюдает за улицей. По мере того, как он оставался неподвижным, вызывая своими непонятными действиями страх, сердце Веркино затрепетало. Она почувствовала, как от живота поднимается вверх холодная волна, захватывает всё тело, бьётся и стучит в висках. Кто это, и что он замышляет? Скорей тятьке сказать. Ах, его нету! И мамка где не ведомо. С бабкой что говорить – глухая и пужливая, даже мышей боится. Верка спустилась вниз и бегом по улице понеслась к тётке Зое. Два казака курили и беседовали во дворе, не обратили на девочку никакого внимания. Невысокий, худющий, с крупными лошадиными зубами сказал: — Насколько мне известно, его положили в полевой лазарет с высокой температурой. — Не мудрено, — ответил другой, с лицом похожим на хитрую лисью мордочку. – Любого кинет в жар от такой бабы. Оба громко расхохотались. В кадушке для сбора дождевой воды Верка вдруг увидела свою любимицу Мотю, плавающую вниз лицом, облепленную зеленоватой плесенью. Обида шилом кольнула маленькое сердце. Держа куклу в вытянутых руках перед собой, как доказательство гнуснейшего преступления, девочка, едва сдерживая слёзы, спросила казаков о своей тёте. Ей указали на распахнутые двери бани.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 25 ноября 2019 г. 09:01 - Думаешь, справиться с компанией? — До сих пор справлялась. — Хорошо, подписываю под твою ответственность. Надолго там? — Есть работа? — Когда её не было. Давай доотдыхивай и приступай к Камчатке. Время, как говорится, вперёд! У меня трещина в ребре. Уж лучше бы перелом – и срастается быстрей, и болей меньше. Шмякнулся на северном склоне Ключевской Сопки. Поскользнулся, за уступ не удержался – и бочиной прямо на гольцы. Увы, законы всемирного тяготения писаны и для мастеров айкидо. Чёрт меня дёрнул туда лезть. Чёрт вообще задумал эту поездку – перспективы полуострова видны были из окна нашей московской квартиры. Но мама с Дашей и Настюшей уехали в Крым. Там у нас дальние-предальние, но очень добрые родственники, а у них усадьба с видом на Ай-Петри. Я ещё пацаном грозился залезть на самую верхотура. Ну и полез, на другом конце Земли. И шмякнулся. И взвыл от боли. Постучал в мобилу. За мною вертолёт. С вертолёта на самолёт. С самолёта на неотложке в ЦКБ. Вернулся быстрее, чем добирался. А был на Камчатке без малого три дня. Изладили мне корсет. Кормят таблетками, электрофорез прописали. Но самое неприятное – уколы. Ставит их сестра, и ещё две, будто ненароком крутятся в палате. Что их задница моя прельщает? Всё надоело – и уколы болезненные, и сестрички некрасивые. Домой стал проситься. — А что? – лечащий врач был продвинутым. – Очень даже может быть – дома вы быстрее пойдёте на поправку. Уход, внимание, уют привычной обстановки…. Звоните, молодой человек, звоните – я не против. Вопрос – кому звонить. Маме с Дашей в Крым? Любе на Курилы? Может дяде Сэму в Белый дом? Деду, деду надо позвонить. Отлежусь у него на даче – места хватит. Тётки там убойные, ну так на мне бронекорсет. Бренчу. Звонкий голос: — Алё. — Мне бы Алексея Георгиевича. — А он в Крыму. Приехали! И что теперь делать? — А вы кто? — Ваш племянничек в гипсо. — Алекс, ты? — Не похож? — Откуда? — Из ЦКБ. — Анализы сдаёшь? — Уже сдал. — А что звонишь-то? — Родственники нужны – забрать меня отсюда. — Так заберём. Ты в каком корпусе, в какой палате? Двойняшки приехали за мной на такси – совсем уже взрослые, рассудительные девицы. — Мне бы домой, — робко попросился. — Щас, — был ответ. – Что врач сказал? – забота и уход. — Вы чего в Крым не укатили? — Так, выпускные, — со вздохом. Девицам по семнадцать лет. Девицы оканчивают лицей, готовятся стать абитуриентками, студентками. Не щипаются и не щекотятся. Ходят павами, томно поводят глазами, обо всём имеют своё суждение – повзрослели. Кормят прилично – мама научила. Да ещё поваренные книги под рукой – у каждой своя. Не жизнь — малина. Это у меня. У них выпускные.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 24 ноября 2019 г. 07:51 21 Приехала из Каштака мамина младшая сестра, тётя Маруся Леонидова, с дочкой Ниной, моей сверстницей. Двоюродная сестричка мне понравилась. Счастливая, как мотылёк, резвящийся над полевыми цветами, она сверкала румяными щёчками и показывала в развесёлой улыбке все свои ровные зубы. В её глазах горел хитрый огонёк, и они искрились так, что было трудно разобрать, какого же они цвета — скорее всего это цвет озёрной воды в солнечный день. Приехали они на телеге, забрали почту на почте и завернули к «дедам» кваску попить. — О-о-о! Парнишка городской! Поехали с нами. Мы тебе настоящую мужицкую работу дадим, а то бабка старая тебе последние зубы выпердя. До Каштака путь не близкий. У меня руки устали за вожжи держаться. Я их опустил, а конь сам по себе – цок да цок копытами по просёлку – дорогу знает. Пассажирки мои легли поудобней, и….. — Вот кто-то с го-орочки спустился На-аверно милый мой идёт….

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 21 ноября 2019 г. 07:57 Несмышлёнка История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов. (К. Маркс и Ф. Энгельс) Так Верку зовут мать, отец и баба Дуся. Одна лишь тётка Зоя ласково и всерьёз называет Верочка, а иногда – Вера Николавна. А ей ведь уже седьмой годок и очень она в свои малые лета разумная. И корову подоить готова, хоть силёнок маловато. Где тебе! — отмахивается мать. Тятька смеётся: — Иди Красотку подёргай. А Верка-то знает, что телята молока не дают, и обижается. Ей всё больше кажется, что в доме она не родная, наверное, приёмная. Вон у других детворы полные дворы, а она одна. Наверное, у мамки с тятькой что-то не получалось, и они взяли приёмыша, выбрав самого смышленого. Ведь никаких забот с Веркой нет. Другие стёкла бьют, дерутся, день-деньской бегают на улице, от работы отлынивают, а она – домоседка и хлопотунья. Правда, всё впустую. Ну, бабе Дусе клубок подержать, иль мамка скажет: «Пройдись голиком по избе» — вот и все дела. Отец только за квасом посылает. А когда сильно пристаёшь, смеётся: «Натаскай воды ковшом да чтоб полную баню». Другое дело — тётка Зоя. Всегда весёлая, приветливая, хоть и жизнь у неё, Верка знает, не сложилась. В семье она была младшей, после мамки, красивой и любимой дочерью. Улестил её проезжий купчик и увёз с собой в Челябинск. Не обманул, женился, да не пожилось — пил запойно и драться любил. Когда разводились через суд, попробовала тётка Зоя «оттяпать» у супруга часть имущества, да не получилось. В качестве компенсации за побои присудили только вставить вместо выбитого зуба – металлический. С ним, на зависть мужикам всей деревни, и вернулась Зойка домой. Не склонная к крестьянской жизни, она всё же не села на шею родственникам, нашла источник существования – на машинке «ZINGER» девкам и молодящимся бабам всей округи шила городского фасона наряды. Жила, по деревенским меркам, широко и весело. От кавалеров отбоя не было, и не раз её дом брали штурмом ревнивые жёны. Баба Дуся, прежде без памяти любившая Зойку, теперь панически боялась и шёпотом кляла младшую дочь — бросила дом и вместе с угасающим мужем перебралась к Веркиным родителям. Дед недавно умер. Верка его помнит сгорбленным, ссохшимся старичком, словно прожитые годы иссушили и сделали ниже ростом. Последние дни он не спал ночами, сидел перед домом на лавке, курил махорку и морщился от болей в животе. Верка тайком от родителей пробиралась к нему, сидела рядом, таращила глаза в чистое, усыпанное звёздами небо. Дед указывал на эти светящиеся точки, называл каждую своим именем. Он был добрым. О том, что идёт война, Верка знала, но в глаза её не видела, всё как-то стороной обходила она Табыньшу. А теперь вдруг нагрянуло столько много бородатых казаков! У всех мрачные настороженные лица. Их главный сотник со своими помощниками остановился в просторной избе тётки Зои. Эти дядьки оказались совсем и не страшными. Но тятька настрого запретил ходить туда, а тётку Зою назвал нехорошим словом.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 20 ноября 2019 г. 08:00 Она вдруг встаёт: — Анатолий Иванович (это министр национальных программ), посодействуйте – хочу стать президентом акционерного общества «Океан». Да-да, той самой, кому всем этим владеть. У московского гостя челюсть отвисла. — Браво, девочка, молодец! Двумя руками «за», — подхватился со своего места Кастиль, погрозил азартно пальцем. – Не всё вам, москвичам, купоны стричь. И до купонов тут ещё – ой-ой-ой – пахать да пахать. Министр, запинаясь: — Я, конечно, высоко ценю ваш вклад в развитие края. И доклад ваш замечательный, но…. Но такие документы подписывает Президент. — А вы их ему готовите, — настаивала Люба. Она стояла с рюмкой в руке, красивая, гордая, неукротимая. Тогда впервые подумал, что она очень похожа на маму. Министр мялся, никто из свиты не спешил ему на помощь. Он посмотрел на меня, потом на Любу – советник Президента, его представитель. Не простые же люди, не с бухты-барахты. И-эх, раз пошла такая пьянка…. Он махнул рукой: — Согласен. За столом зааплодировали, раздались крики «Гип-гип, ура!», звон бокалов. Кто-то крикнул: «Виват Россия!». И снова – ура! И я кричал «Ура!». Всегда готов за Россию — никогда за личности. Потом начались забавы – танцы на песке, национальная нанайская борьба. Притащили с «Крылатого» (это Любин катер) канат, и местные во главе с могучим Костылём трижды перетянули московскую команду. Разогревшись интеллектуальным ристалищем, захотели купаться. Люба поднялась на борт, переоделась, прыгнула с него. Вышла на берег в белом купальнике — в капельках воды искрилось солнце. — Афродита! Пьяные мужики с ума посходили — бросились на колени молиться: «О, божественная!». Некто полз по следам, завывая: «Я готов целовать песок, по которому ты ходила…». Министра нарядили Нептуном, Любу усадили рядом – царицею морской. Свора водяных фавнов рыскала по берегу и по приказу морского царя тащила в воду всех невесёлых – даже одетых. Когда стало смеркаться, гостей покидали в вертолёт и увезли. Люди губернатора на два раза обшарили прибрежные кусты и валуны – не дай Бог, кого оставили – и тоже улетели. Экипаж «Крылатого», и мы с женой заночевали на острове. Отдыхать ушёл раньше, оставив Любе хлопоты с выпроваживанием гостей – в конце концов, они её. В кромешной темноте каюты услышал шорох. — Лёш, пойдём купаться голышом. Поднялся, шагнул на ощупь и попал в её объятия. Она уже была голышом. — На ручки хочу, — заскулила. Поднял, выбрался на палубу, наклонился за леера: — Купаться? Она вцепилась в мою шею: — Вместе, вместе… И я прыгнул в воду с нею на руках. Потом мы занимались любовью на песке. Потом вспомнил, что на катере есть прибор ночного видения с двенадцатикратным увеличением. Подхватил Любу на руки, всполоснул в воде и унёс в каюту…. Позвонил Президент: — Ты где? — На Курилах. — Л. А. Гладышева кто тебе? — Жена.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 19 ноября 2019 г. 08:08 20 Отца увидел неожиданно – шумного, радостного, в скрипучем кожаном пальто. Нет, ошибся — шумный, но не радостный. Ругались они с Анной Кузьминичной. Ругаться начали ещё до моего рождения, не поделив наследство умершей жены их старшего брата Фёдора – няни Матрёны. При встречах просто продолжали с того места, на чём остановились, а так как каждый считал себя правым, то упрёкам и оскорблениям конца не было видно. — Убирайся, я сказала! Убирайся, падла, из моего дома! – кричала тётка, далеко брызгая слюной. — Что ты орёшь? Что ты орёшь, дура? – кричал отец и размахивал руками. Сашка сидел на краю кровати, облокотившись на дужку, глядя отрешённо в пол. Отцов друг и сосед Саблиных Фёдор Андреевич Мезенцев с любопытством заглядывал из сенец. Я по привычке кинулся на печь-спасительницу, но попал в отцовы руки. — Зарублю! – Анна Кузьминична метнулась в сени. Там за дверью у стены лежал топор. Отец толкнул её в плечо, и она повалилась на кровать. — Пойдём, Егор Кузьмич, пойдём от греха, — звал Мезенцев. Анна Кузьминична, уткнувшись в подушку, громко рыдала. Фёдор Андреевич и отец со мной на руках вышли. Стояли возле Мезенцевых, курили, тихо переговариваясь и прислушиваясь, как долго успокаивалась во дворе Анна Кузьминична. Домой к бабе Даше шли потемну. Отец держал меня за руку и рассказывал о своей семье. Кузьма Васильевич Агарков, отец отца и мой дедушка, погиб на фронте в неполных сорок лет, но уже имел одиннадцать детей, крепкое, самостоятельно нажитое хозяйство – двенадцать лошадей, три амбара с хлебом, дом, как игрушку. Уходя на войну, наказывал жене: «Береги последыша пуще всех – кормилец твой будет». И верно сказал — доживала свой век бабушка Наталья Тимофеевна в семье младшего сына. — И умерла на моих руках, как раз в день твоего рождением, — отец тяжело, с надрывом вздохнул. — А где теперь твои братья и сёстры, мои дядьки и тётки? — Ну, одну-то ты знаешь. А остальные… Старший в семье, Фёдор, был ровесником дедушке Егору Ивановичу, погиб на фронте где-то под Воронежем. А в Гражданскую хотел его Колчак забрать в свою армию, но Фёдор убежал и по лесам скрывался. Потом в тюрьму попал, и беляки собирались его расстрелять. Да красные их так шуганули, что не до Фёдора стало. Другой брат, Антон, умер в голодный год. — Сестёр-то всех я и не упомню. Кто умер до моего рождения, кто после. Нюрка-то, ох и притесняла меня в детстве – противная была. А вот мужик у ней, Лёнька Саблин – золотой человек, помер от ран фронтовых, не долго после войны-то пожил. Э-эх, жизня наша… Отец уехал, оставив меня в Петровке — уехал чуть свет, не попрощавшись. Я с ним спал на кровати в сенях, но так и не услышал, как он вставал, собирался, завтракал, заводил мотоцикл. Проснулся – отца и след простыл. Забыл я вчера пожаловаться на свою безрадостную жизнь, попроситься домой – думал, ещё успею. И не успел. И снова потянулись скучные дни. Дед дулся на меня, на работу больше не звал, вечерами уходил к соседям в карты играть. Я к бабушке приставал: — Расскажи сказку. — Не знаю, родимый. — Ну, так про старину расскажи. Как жили. — Как жили? Хлеб жевали, песни певали, слёзы ливали… — Баб, а почему тебя Логовной зовут? — Имя, стало быть, у отца такое было. Да я его и не помню совсем. — Айда, баб, в карты играть. В «пьяницу» играли, потом в «дурака». Я жульничал бессовестно, подкидывал всё подряд. А Дарья Логовна, проигрывая, добродушно сокрушалась: — Масть, масть, да овечка… Поглядывала на часы – старинные, с гирькой на цепочке – и будто намекала: — Ох-ох, уж полтринадцатого… А я скучал.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 18 ноября 2019 г. 08:37 К исходу третьего дня потянулись узнаваемые места. В темноте на околице его спугнули бродячие собаки. Под их дружным лаем Федька не рискнул заходить в село. Утром на него, спящего, набрела толпа местных баб, собиравших кислятку на пироги. С визгом, растеряв лукошки и корзинки, они бросились к деревне. А потом более смелые, сбившись в кучу, вернулись на поляну, чтобы отбить своё добро. Федька, никем не узнанный, не узнавая никого сквозь слёзную пелену, застилавшую глаза, в коротких драных галифе, расползающейся гимнастёрке, нелепо взбрыкивая босыми ногами, невпопад размахивая руками, прошёл меж ними строевым шагом не служившего никогда солдата.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 17 ноября 2019 г. 07:54 Неделю Любаша моталась по архипелагу, а я в одиночестве лежал в её доме на её кровати. Когда душевное напряжение достигло критического накала сел за компьютер…. — Билли, это ты Любу накручиваешь? — О чём ты, Создатель? — Откуда у неё такие амбиции? — Природой заложены. — Снюхались? — Я играю в пределах оговорённых правил. — Колись, Билли, что вы затеваете? Впервые на мониторе заминка с ответом. — Читай. Это был доклад на коллегию Министерства национальных программ. Предложение по развитию туристического бизнеса на Архипелаге. Это был довесок к общему плану экономического преобразования Курил. Но Кастиль спешил, и мы с Билли оставили главу на потом. Теперь она подписана, как автором, спецпредставителем Президента Гладышевой Л.А. — Распечатай, — приказал я и стал ждать, полный мрачных мыслей. Люба вернулась домой поздно вечером в субботу. Сказала: «Привет» и в ванну. Вслед за плеском воды послышалось её пение. Я ходил под дверью, нагоняя злости, представлял: ка-а-ак щас… Пахнущая благовониями жена появилась в пушистом халате, на голове тюрбан из полотенца. Села перед туалетным столиком. На него я и бросил принесённый из кабинета доклад. — Это что? Люба подняла на меня чёрные глаза полные гранитного блеска и заявила: — Я лечу в Москву. Вдруг понял, что сейчас мы наделаем глупостей, наговорим гадостей и разрушим всё, что вместе строили. Промолчал, развернулся и ушёл спать. Жены со мной в эту ночь не было. Любе нельзя лететь в Москву. Нельзя выступать с докладом в столице. Представляете: успех (а он гарантирован), пресса, и мамин вопрос: — Кто это Гладышева Л.А., спецпредставитель Президента по национальному проекту? Что-то надо предпринять. Ждал утра, а когда взялся за трубку, вспомнил, что надо ждать ночи – разница-то во времени о-го-го…. — Слушаю тебя, Гладышев, — на том конце. — Моя жена собирается в Москву на коллегию министерства…. — И? — Думаю в ваших силах отправить гору к Магомеду. После полуминутного молчания: — Подскажу эту мысль Президенту. — Уж будьте добры…. Всё получилось, как задумал. Министр со своей братвой прилетел на Курилы. Сначала, конечно, в Южно-Сахалинск, а оттуда на военно-транспортном вертолёте на Архипелаг. Следом Кастиль, тоже из Москвы, прямиком от Президента. Меня увидел, подмигнул, хлопнул по плечу: — На пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы. Всё понятно. И понятно, почему в прессе шума не было – засекретили доклад от заголовка до подписи автора. Космодромам на Сахалине быть! Люба по турбизнесу «отстрелялась» на все шесть. Возила московских чиновников по островам, показывала фермы морских зверей, подводные плантации, детища свои (Билловы, конечно) – умные дома Курильского исполнения. Кастиль появился вовремя: гостей надо угощать. Представьте необитаемый остров, бухта, песчаный пляж, шашлыки, столы, ломящиеся экзотическими яствами и русской водкой. Люба – единственная женщина в компании. Естественно все тосты, всё внимание ей.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 16 ноября 2019 г. 08:30 Санька Мезенцев не смел ослушаться. А когда его веснушчатая рожа появилась из-за шторки, я так саданул ему пяткой в лоб, что не будь сзади тёткиной кровати, он брякнулся бы на пол и, наверняка, убился. — А городской-то шустрый. Выпьешь, малец? — Давай, — сказал я, гордый похвалой и готовый биться насмерть. Мне налили полстакана красного вина. Я выпил — на губах сладко, в животе горько. Голова закружилась. — Закусить? — Не-а… — Силён! Край печи, труба, потолок закачались, как от качки, пошли ходуном по кругу. Боялся, что упаду, жался к стене, жался и всё-таки упал. За столом дружно захохотали. Я подумал — над чем, сунулся посмотреть и полетел вниз, оборвав занавеску. Упал на лавку, а с неё на пол. На лбу шишка соскочила, а я стал смеяться и звал Журавлёнка бороться. Тот отказался, хныкал, что сломал шею, падая. Потом я стал за брата просить. Но Коровин потребовал выкуп – брагу. Впрочем, флягу они сами нашли, выпили ковшик – не понравилась, тогда туда же и помочились. Потом побежали во двор с криками: «Пожар! Пожар!» Это они хотели брата запугать. А я — дверь на задвижку и подпол открыл, хотя меня мотало из стороны в сторону. Саня вылез, всё прибрал, меня в тёткину кровать уложил, приказал: — Молчи. Матери сказал: — Заболел. Анна Кузьминична лоб мой пощупала, покачала головой. Я лежал, а голова кружилась. Богатыри с ковра смотрели заинтересованно — что-то будет. Чайник с полки подмигнул — молчи, брат. А родственники на многочисленных фотографиях на стене осуждали — ишь, нализался, паршивец. Я сунул голову под подушку и кое-как заснул.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 15 ноября 2019 г. 07:50 Привязь уже в их руках. Пёстренький недельный телёнок, то упираясь, то обгоняя похитителей, скрылся с ними в лесу. Федька выбрался из сеновала и пустился вслед за цыганами. Наткнулся на них неожиданно. Те первыми увидели преследователя. — Не подходи, тварь! – закричал кривой на один глаз цыган, выступая вперёд, держа перед собой окровавленный нож. Телок уже лежал на спине, широко раскинув лишённые шкуры красные ноги. Бродяги в несколько рук, торопясь, обдирали его. Все были невзрачны и худосочны. Справлюсь, подумал Федька, отыскивая взглядом палку поувесистей. — А вы кто? — Телёнка не вернуть, хозяин, бери себе голову. Ему бросили в руки отрезанную телячью голову и в тот же миг сбили с ног. Три жилистых мужичонка навалились ему на грудь, ноги. Жёсткие ладони царапали лицо, сдавили нос, пальцы крепко сжимали рот, не давая вздохнуть. Федька забился, стараясь вывернуться, но в горло ему упёрся окровавленный нож. С него сорвали одежду. — Лежи, не дёргайся, — кривой натягивал, пристукивая каблуком, Федькины сапоги. Бродяги поделили добытую одежду, ему бросили изодранные, провонявшие нечистым телом галифе и гимнастёрку. Вскоре они скрылись. Федька слышал топот удалявшихся ног, лежал неподвижно, уткнувшись в ладони. Обида и пережитый страх сотрясали плачем его тело. На заимку Федька не вернулся, обойдя её стороной. К исходу второго дня набрёл на кинутый хутор – ветхие избёнки и землянки на берегу небольшого озера. Вокруг густо росли кусты малины и вишни. Жители покидали хутор в спешке – живности и съестного Федька не нашёл, но инвентарь лежал нетронутым на своих обычных местах. В одной избушке наткнулся на живого ещё, оставленного близкими умирать, недвижимого старика. Он лежал на деревянной кровати, прикрытый лишь куском овчины. Седые растрёпанные космы разметались по подушке. На впалых щеках, покрытых синими пятнами, пушились клочья бороды. Исхудалые руки безжизненно скрещены на груди, а босые ноги распухли и стали круглыми, как валенки, и очень скверно пахли. На столе у кровати стоял ковш с осевшей на сухое дно плесенью и добрая краюха, сморщенная и затвердевшая до каменной крепости, со всех сторон подточенная какой-то живностью. Двигаться старик уже не мог, но разговаривал легко и охотно, сохранив глубокую ясность ума. — Счастливым мамка тебя родила, — приветствовал он остолбеневшего у порога от дикого ужаса Федьку. – Ходишь…. А я вот уже который год лежу. А теперь совсем помирать время пришло. Говорили они долго. Федька рассказал о себе, старик свою жизнь. — Оставили меня… дети, внуки. Ну да, Бог с ними. Сначала сил не было, — скосил он глаза на хлеб на столе, — а теперь уже и не надо. На душе такая лёгкость, вроде как очищение прошёл…. И воды давно не пью, и жажды нет. На небесах я, должно быть. — Это казак к войне приспособлен, — ещё говорил он, — а мужик всю жизнь в земле копается, драться не любит. От беды и ушли. Фронт катит, а с ним – раззор, а то и смерть. Молодым пожить охота…. Серебряный ободок полумесяца завис над верхушкой ольхи. Ночной ветерок печально поскрипывал покосившейся пустой створой окна. Федька лежал на голом топчане и слушал тихий шелестящий голос, будто исповедь или наказ с того света. Солнце поднялось багровым от утреннего тумана. Старик лежал с полуоткрытыми глазами, с бледным вытянувшимся лицом. Рот был приоткрыт, сухие губы утончились. Федька долго стоял возле умершего, всматриваясь в его застывшее лицо, наконец, безнадёжно махнул рукой и натянул на лицо кусок овчины.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 14 ноября 2019 г. 07:57 На исходе третьих суток нашего с Любой марафона Костыль позвонил: — Гладышев, ты сам-то читал, что написал? Нет, не читал – избаловал меня Билли своей непогрешимостью. — Что произошло, Эдуард Эдуардович? — Ты бы ещё в газетке это напечатал. — Для чего? — Вот и я говорю – для чего. Ты что неучем прикидываешься, советник? У тебя почти вся глава об энергетике и приложение к ней – строжайшая государственная тайна. Ты где эту идею подсмотрел? Я не понимал, о чём идёт речь, и на всякий случай буркнул: — В женской бане. — О! Достойный ответ на неумный вопрос. Когда выходные кончать думаешь? — Завтра, думаю. — Жду у себя…. На следующий день в кабинете Сахалинского губернатора. Он положил передо мною изъятые из доклада страницы: — Что это? Но я уже был готов по теме. — Дарю идею. Этого Кастиль не ожидал. Он пожевал нижнюю губу, размышляя. — Чревато. — Другое предложение: отдайте авторство в Центр ядерных исследований, при условии, что они переедут на Сахалин, или откроют у вас филиал. — Ты, Гладышев, чокнутый. Но, видимо, на таких и держится наука…. Костыль напросился на приём к Президенту и улетел на следующий день. Люба собралась к себе на Итуруп. Уговорил её остаться ещё на пару дней – там дела, там нам будет не до любви…. Лежим в постели в своём номере. Вдруг Люба села. — Гладышев, хочу стать президентом компании. — Какой компании? — «Океан». Наморщил лоб, всем видом выражая, что не сведущ в вопросе. — Не притворяйся – ты знаешь, о чём речь. Поговоришь с Президентом? — Вот что угодно только не это – ни за себя, ни за тебя начальство просить не буду. Лицо Любаши напряглось, в глазах растаяла нежность. — Ты меня не любишь. — Парирую тем же. Жена моя вздохнула и отвернулась, положила голову на колени – Алёнушка на берегу пруда. У неё лодыжки Нефертити. Я подсунул голову под её согнутые колени и начал целовать их (лодыжки). Целую и глажу, целую и глажу. — Родная, зачем тебе эти заморочки? Давай лучше ребёночка заведём, а? Люба раздвинула колени и сунула мне кукиш под нос. — Вот тебе ребёночек. Она спрыгнула с кровати и начала одеваться. Грубо. Я обиделся. Лежал и наблюдал, как она собрала вещи и вышла. Вы представляете: ни в ресторан – горе залить, ни на почту – мамочке отписать. Села на вертолёт и улетела на Итуруп. Женщина! Представитель Президента! Мне бы её характер. Я что – хлюпик, неженка, маменькин сыночек. Мне бы сесть в самолёт да в другую сторону – к Даше, Настеньке. А я сел на каботажное судно и поплёлся следом.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 13 ноября 2019 г. 08:06 Саня прихватил с собой капканы. Насторожив, расставлял в норы и возле них. Я ни на шаг не отставал от него, боясь крыс. — Какие они противные. Я бы их палкой, палкой… Кто-то сбросил на пол гнездо с воробишатами — они подыхали, желторотые, большебрюхие, совсем голые. Тоже противные, но их было жалко. Потом жалость затопил азарт — капканы хлопали, крысы пищали, ребята бегали по коровнику и лупили их палками. И я бегал и орал, рискуя сорвать голос: — Вот она, вот! Попалась!! Крыса! Крыса! Домой пошли, когда проголодались. Убитых крыс за хвосты связали попарно, подвесили на шест и несли вдвоём, как охотники волка с картинки из сказки. За сданных грызунов колхоз платил деньги немалые — можно даже велосипед купить, о котором мечтал мой брат. У околицы, на берегу гусиного пруда Ляги нас остановил Ваня Коровин, по прозвищу Колхозный Бугай. Он был здоровяк, каких поискать, ему давно исполнилось восемнадцать, но в армию его почему-то не брали. Коровин одним словом пленил всю ватагу, отобрал добычу, забросил её в камыши, отобрал и капканы, а пленных обратил в рабов. Объявил себя падишахом, и все должны были ему поклоняться. Колхозный Бугай щедро раздавал тумаки налево и направо, приучая к покорности. Потом устал и назначил Витьку Бредихина и Генку Назарова своими мамлюками, и теперь они раздавали тумаки и крутили руки за спину непокорным. Бугай сидел, по-турецки скрестив под себя толстые ноги, и указывал пальцем на очередную жертву. Мамлюки кидались на неё, тащили к падишаху, и по его желанию несчастный раб должен была петь, плясать, читать стихи, рассказывать анекдоты – короче, развлекать своего господина. Мне игра понравилась, а Сане нет. Он под шумок смотался и вскоре вернулся с настоящим ружьем. Нацелил его Коровину в морду: — Щас я тебя убью, подлюга. Кровью умоешься. Падишах сильно испугался, затрясся и стал похожим на дурочка. Видимо, когда-то в детстве его здорово напугали. А я подумал, как такого в армию – он ружья боится. — Лезь за крысами, сволота! – Сашка был действительно страшен – скрипел зубами, вращал глазами. — Беги, — хрипло сказал он, когда Колхозный Бугай весь мокрый положил к его ногам связку крыс. Бывший падишах безропотно побежал прочь, смешно взбрыкивая толстыми ногами. Дома я пытал брата: — Откуда у тебя ружьё? — Тс-с-с, — Саня приложил палец к губам. – От отца осталось. Утром, когда Анна Кузьминична уехала на дойку, а мы нежились в кровати, в сени ворвался Колхозный Бугай со своими мамлюками и Журавлёнком. Я так думаю, это он следил за нашей избой (живёт по соседству) и сообщил Коровину, когда хозяйка дом покинула. Ну, погоди, предатель, я с тобой ещё поквитаюсь. А пока мне пришлось удирать на печку. На Сашку навалились гурьбой, связали руки и стали пытать. Его щекотали, щипали, стегали ремнём, требовали: — Отдай ружъё. Потом развязали и столкнули в подпол: — Помёрзни. На столе появились две бутылки вина с облитыми сургучом горлышками, на закуску нарезали хлеба, луковиц, и незваные гости принялись пировать. — Журавлёнок, слазь на печку, накостыляй городскому.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 12 ноября 2019 г. 07:46 - Дома всё хорошо. Нормально. Живы и здоровы, слава Богу. Только вот тятьку вашего убили на фронте. Вдовая я, а вы теперь – сироты. Наталья Тимофеевна уехала с тяжёлым сердцем, ничего не добившись. А дружба Федьки с надзирателем крепла день ото дня. — Прут красные. В городе отступающих полно, большинство – раненые, — сообщал Прокопыч новости. А однажды обнадёжил и посоветовал: – В тюрьме начальство сменилось. Смотри, Фёдор, ушами не хлопай. Если спросят, чего, мол, тут околачиваешься, скажи – был призван в армию, но заражён дурной болезнью, по этой причине ссусь, мол, без удержу под себя хожу. В казарме был бит, обмундирование не дали, а посадили в тюрьму. А я поддакну, доведётся случай, мол, вонизм от тебя в камере – не приведи Господь. Спасибо старику – надоумил, выручил! Из тюрьмы Федьку выгнали. Не попрощавшись, он в тот же день ушёл из города дорогою в сторону дома. Солнце, ослепительное и горячее, раскрыло свои бирюзовые ворота и радостно смотрело с небес. Его лучи добрались и до лесных чащ, безжалостно растопляя снега. Прилетели птицы дружными стаями, засвистели, перекликаясь, загомонили, захлопотали с гнёздами, и не до песен теперь стало. Лишь кукушки-бездельницы щедро обещали долгую жизнь. Федька за год подрос, сапоги стали малы и сбили ноги. Брёл он, прихрамывая, опираясь на палку, похудевший с лица, но по-прежнему – коренастый, крепкий, голубоглазый. Душа на крыльях летела впереди. Фенечка! Вспоминались её ласковая улыбка и грустные речи при прощании, мелкие веснушки на лице, красивый рот. Федька шёл, не таясь, заходил в каждое придорожное селение, стучался в каждые ворота, просил милостыню. Где давали, где гнали. Федька всему радовался, за всё благодарил. Свобода! Как-то на исходе дня повстречались два всадника. Меж ними плёлся арестованный, без кепки, со связанными за спиной руками. Тёмные волосы сбились, лицо кривилось от боли. Он с трудом волочил ноги. Казаки свернули с дороги и остановились у колодца. Федька, заложив руки за пояс, подошёл к арестованному и долго внимательно всматривался в него. Высокий худой парень в холстяных крестьянских портах, в изодранной рубахе и босой стоял равнодушный и окаменелый, с посиневшим и распухшим от побоев лицом и облизывал гноившуюся в уголке рта рану. Только на миг метнул он внимательный взгляд на Агаркова и опять уставился в одну точку. Будто ушатом холодной воды окатило Федьку. К нему вернулись прежние страхи. Он сошёл с большака и лесами напрямки двинулся в Табыньшу. В темноте набрёл на заимку, таясь от собак, пробрался на сеновал и уснул, зарывшись в прошлогоднюю пахнущую ароматной полынью траву. Проснулся, когда солнце уже рвалось во все щели. На дворе хозяин собирался в дорогу. Обтёр лошадёнку пучком соломы, положил на её костлявый хребёт кусок войлока – потник, старательно приладил старое седло и перекинул ремень. Кляча подогнула заднюю ногу и, оглядываясь, пыталась укусить старика за плечо, когда тот затягивал подпругой её раздувшееся брюхо. Потом распутал ей передние ноги, вскарабкался в седло и степенно выехал со двора. Его хозяйка, суетливая старушка, тем временем развешивала на верёвке во дворе раскатанные на лапшу блины теста. Их вид разбудил у Федьки нестерпимый голод. Пока он размышлял — спросить или украсть, шёпот и приглушённый говор за стеной сеновала насторожили его. Он выглянул в щель. У плетня среди лопухов и полыни три человека в отрепьях, с распухшими, в болячках и грязными лицами, подкрадывались к привязанному за столбик телёнку. По характерным признакам Федька признал в них цыган. Вот сволочи! Что замышляют?

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 11 ноября 2019 г. 08:04 5 Две недели спустя позвонил Костылю: — Доклад готов. Вылетаю. В этот раз губернатор лично встречал в аэропорту. Шёл навстречу, распахнув объятия. Но Люба опередила его, выпорхнула из-под руки и бросилась на шею. Поцелуй наш затянулся. Кастиль ждал-ждал, махнул рукой, повернулся и пошёл обратно. Следом свита. В наш номер принесли протокол дня: — чтение доклада — обсуждение — и т.д. и т.п. — банкет Я наискось размашисто написал: «Три дня не беспокоить»…. На этот раз Билли превзошёл самого себя. Доклад был полный, конкретный, с массой приложений. Всё просчитано до мелочей. Четыре космодрома, все необходимые производства, центры – управления полётами, подготовки космонавтов, научных космических исследований. Всё оснащено по последнему слову мировых технологий. Билли остался верен себе – никаких ДВС, весь транспорт на острове электрический. Источники её (электроэнергии) уже известны – солнце, воздух, вода и…. Вот тут-то и таилась изюминка. Отойдя от правил, Билли запланировал аннигиляционную электростанцию в центре Сахалина: всё-таки много допусков в стихиях, а их не должно быть, где царит точная наука. Предложил использовать в качестве топлива самый доступный материал – бытпромотходы. В приложенной пояснительной записке раскрывались принцип и сама установка, приводящая в неравновесное состояние любое вещество, стимулирующая цепную реакцию ядерного деления. В результате материя без остатка переходит в энергию. Это открытие, скажу я Вам, на грани фантастики – значение и масштабы перспектив его трудно переоценить.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 10 ноября 2019 г. 08:04 Через бесконечно долгое время из дыры в окне чуть не на голову мне упал крапивный мешок чем-то заполненный. Потом спрыгнул Саня. — Красавица в мешке? – удивился я. — Тихо! Пойдём отсюда. Я всё понял — в мешке зерно, о котором говорил дед. Сашка в церковь не за пленницей гарема лазил, а воровать. Да ещё меня привлёк, не совсем летнего. Ну, погоди, братан! Я обиду затаил и назавтра наябедничал тётке. Анна Кузьминична плавилась в похмельной истоме. Моя информация её взбодрила. — Шурка! Сколь раз тебе, паразиту, говорить, чтоб в церкву не лазил? — Чё разбазлалась? – отмахнулся Саня. – Иль курей прикажешь твоей гущей кормить? Куры сдохнут, и мы с голоду помрём. А ведь Санька-то прав, подумал я. И ещё вспомнил, как прошлым летом поучал меня отец, вынимая дикую утку из петли: «Когда для семьи – это не воровство, воровство – это когда для себя». И мне стыдно стало за своё наушничество. Но как он с матерью разговаривает! Попробовал бы я так – вмиг языка лишился. Впрочем, и Анна Кузьминична не настроена была прощать грубость сыну. Она вооружилась поленом и бочком, бочкам стала подкрадываться к нему. Каким-то чудом в последнее мгновение Санёк увернулся от нацеленного в голову удара и задал стрекача. Перемахнул через плетень, а посланное вдогонку полено поцеловалось с глиняным кувшином, жарившимся на солнце. Черепки его смотрелись жутко. Я хотел удрать к бабке, но подумал, что это было б верхом предательства по отношению к брату. Вместе уйдём, решил я и остался ждать. Анна Кузьминична попила бражки и легла спать. Мне одному страшно было в сенях, и я перебрался на печку. И повёл разговор, который должен был облегчить мою, сгоравшую от стыда, душу. — Тёть Нюр, ты зачем пьёшь? — Я, племяш, без Лёньки стала пить. Умер залёточка мой, от ран, от войны проклятой. Какой был мужик! Как они с твоим отцом дружили. Эх, кабы жив-то был, рази я такая была? Саня, наверное, простил моё предательство. А может, просто попрекать не стал. Золотой человек! Появился он на следующий день, когда тётя Нюра на дойку уехала — попил молока из кринки, похлопал себя по животу: — Порядок. Пошли, Антоха, рыбу ловить. Шли мы долго. Впрочем, церковь отовсюду видна: оглянешься – кажется, и деревня рядом. Саня разделся до трусов и полез ставить сети. Растянул её у самых камышей, дырявую, мелкоячеистую. Вылез весь облепленный водорослями, как водяной: — Бутить будешь? Взглянул на гусиную кожу его ног и схитрил: — Я, Саня, пиявок боюсь. Схватил палку и кинулся по берегу бегать с дикими воплями, пугая за одно и рыб, и комаров. Саня, синий уже весь, снова полез в воду — честно отбутив, снял сеть. Ни много, ни мало, а с полведра рыбёшек запуталось. Да никакого-то там карася – гольян бескостный. Анна Кузьминична прокрутила наш улов через мясорубку и нажарила котлет. Мир в семье был восстановлен. Я на радостях разболтался: — В деревне жить можно и без работы. Была б корова да огород, да куры. Ещё рыбалкой и охотой кормиться можно. — Завтра на охоту пойдём, — пообещал Саня. – Крыс ловить. Я хотел было взять лук и стрелы, но брат отсоветовал: — Палка лучше подойдёт. Ватага подобралась большая. Был даже мальчик моих лет – Сашка Мезенцев, которого почему-то все звали Журавлёнок. Отношения между ребятами приятельские, шутки безобидные. На нашей улице такого явно не хватало. Базовки опустели от скота — коров перегнали в летние лагеря, на пастбища. В открытых на обе стороны коровниках порхали воробьи, свистели крыльями голуби, шныряли крысы — одна мне чуть ноги не отдавила. По-поросячьи поворачивая голову, припадая на передние, будто больные, лапы, она, нисколько не боясь, спешила по своим делам.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 9 ноября 2019 г. 08:24 - Вот так-то, братец Саван…. И всё это мне не придётся доказывать. Я только пошлю запрос в твою деревню…. Как ты её назвал? Воздвиженка? И если от тебя откажутся, то трибунал и «вышка» тебе обеспечены. — Ты только послушай, что за тобою пишется, — он с удовольствием, сохраняя, однако, участливый вид, измывался над растерявшимся Федькой, — Грабеж,… грабёж. Ай-яй-яй! Убийство. Старуху-проценщицу со родственницей топором. Ну, что скажешь, Саван, или как там тебя?.. Когда за Федькой закрылась дверь, следователь не спеша прибрался на столе и, покрутив ручку телефона, связался с гарнизонной тюрьмой. — Ваш, вашего сада фрукт, — убеждал он кого-то скучным голосом, — Дезертир. Нет не политический – деревня дремучая. У меня на таких нюх. В тот же день Федьку перевезли в гарнизонную тюрьму и поместили в одиночную камеру. Первым знакомцем на новом месте был надзиратель Прокопыч – пожилой, неторопливый, вымуштрованный, наверное, ещё в Алесандроские времена. Большой нос с горбинкою придавал хищное выражение его худому, костлявому лицу. Из-под нависших густых бровей смотрели мрачные, тёмные, глубоко сидящие глаза. Он часто проводил по густой, чёрной с проседью бороде узловатой сухой рукой. Прокопыч дважды в день приносил Федьке еду и, усаживаясь на единственном в помещении табурете, подолгу беседовал с арестантом. — Привезли тебя, паря, с почестью на санях-розвальнях, крытых коврами, на тройке с бубенцами, а шлёпнут тихо и похоронят без музыки. Может даже и без суда-трибунала, потому что дезертир ты, и для таких закон суровый. Федька в общей камере уголовной тюрьмы кое-чему нахватался у блатных и, похлебав баланды, скрестя ноги, сидел на нарах, посвистывал и усмехался. — Нет, дядя, я удачливый. Помилуют. А не захотят, так сбегу. К тебе приду.… в примаки. Нет ли у тебя, дядя, дочки-красы? Я бы запросто женился. — Что-то, сынок, лицо мне твоё больно знакомо, будто напоминает кого, – с каждым днём всё больше жалел Федьку надзиратель. И тот рассказал о себе всё без утайки, распахнул страдающую душу до самых глубин. — Есть у меня знакомцы в твоих краях. Я вот мамке твоей весточку подам – может, и дождёшься, — пообещал Прокопыч. Суд и расстрел к Федьке не спешили. За узким зарешёченным окном, недосягаемо светившемся под самым потолком, жизнь, между тем, шла безостановочно. День сменялся ночью и наоборот. Однажды в сумерках поднялся ветер, и повалил густой снег. Завыла метель, задребезжали жалобно стёкла. А потом переменившийся ветер повеял теплом. Остаток ночи и всё утро, не переставая, шёл сильный дождь, неся скорый конец снегам. Наступившая внезапно ростепель затопила мир грязью. Об эту пору в Челябинск добралась Наталья Тимофеевна. Срок беременности её был на исходе, она рисковала разродиться где-нибудь в дороге, но желание видеть сына, утешить и, может быть, помочь было всесильным. Однако решимости и воли её едва хватило до первого тюремного начальства. Когда Прокопыч сообщил ей Федькину вину и возможную расплату за неё, она, вдруг утратив остатки прежней гордости, тяжело повалилась на колени, тыкаясь губами в чужие шершавые ладони, суя надзирателю собранный для Федьки узелок. Прокопыч остолбенело попятился от неё, пряча руки за спину: — Что ты, баба! Тьфу, окаянная! Вертайся домой и не надейся ни на что. Нашла царя-батюшку, деревня сермяжная…. Федька на свидании от неожиданности растерялся и долго не мог унять слёз. Обрадовался сапогам и тут же переобулся, отдал матери валенки и полушубок. Наталья Тимофеевна сидела, широко расставив ноги, спустив на плечи платок, говорила, горестно глядя на сына:

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 8 ноября 2019 г. 08:28 - Обещай, что после моей смерти, не оставишь заботами своего брата. — Ты собрался больно рано. — Ничего не поздно – дни мои сочтены. Я знаю. — Перестань выдумывать. Ты как живёшь, средств хватает? — Не о них речь. Меня отравили. — Кто? — Твой дед. О, это страшный человек. — Дед? Зачем? Чем тебя траванули? — Радиоактивным изотопом — современный яд шпионов. — Ты у психиатра давно был? — Не веришь? — Не верю. — Помру, поверишь? Пообещай, что брата не оставишь. — Обещаю…. По дороге домой, Даша спросила: — Как он? — Спился. — Жалко мальчика – хорошенький. Дома Билли: — Создатель, ты — провидец. Именно для космических затей создала Земля сей замечательный остров. Доклад готов – подставляй ладони. Зашелестел бумагой принтер…. Дашу увезли около полуночи. Мы с мамой долго сидели на кухне за чаем, потом разошлись по своим углам. Но не спалось. Снова сползлись. Переживали молча. Говорили тихо и немногословно. К утру задремал в кресле у телевизора. За открытым окном хлопнула дверь такси, и я проснулся. Пока разлепил глаза, пока привёл в порядок мысли, сообразил, где я и почему, послышался голос Надежды Павловны. Не успел из кресла выбраться, в комнату впорхнула мама: — Вставай, отец-подлец, дочка у тебя, Настенька. Анастасией зовут и мою маму.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 7 ноября 2019 г. 07:43 Саня сделал мне лук, а копьянки для камышовых стрел согнул из консервной банки. Такой стрелой кого убить – плёвое дело. Я забросил свисток и целыми днями, пока брат был в школе, стрелял из лука в цель – на меткость, вверх – на высоту полёта. Хвастал, что пойду на болото и настреляю уток. — Сходи-сходи, — кивала Анна Кузьминична. – А то картошка эта совсем опостылела. Она была пьяницей, и её уже несколько раз выгоняли с фермы, где она работала дояркой, а потом снова звали, потому что людей в колхозе не хватало. В доме у неё не было никаких запасов, а за душой – никаких сбережений. Но была корова, был огород, за которым Сашка ходил. Был сахар в горшке. Был ковёр на стене с тремя богатырями. Я частенько забирался на тёткину кровать, чтобы рассмотреть их оружие. Зимой Саня спал на печи, а на лето перебирался в сени. Здесь стояла старая кровать. И хотя на ней постели не было, но было много старых шуб, тулупов, фуфаек, и были две большие мягкие подушки. В первую ночь Анна Кузьминична позвала: — Антон, айда ко мне спать — на печи, поди, жестко. Я отмолчался, будто спал. А Сашка пробурчал: — Мы завтра в сени переберёмся. И перебрались, хотя на дворе ещё прохладно по ночам – был месяц май. Прихватили лампу керосиновую. Саня стал читать толстенную книгу «Тысяча и одна ночь». Это были сказки, только странные какие-то, будто для взрослых. Сашка читает, а я уткнусь носом в его холодное плечо и слушаю. А потом говорю: — У меня, Саня, будет самая красивая жена. Брат покосился на меня снисходительно: — Чтобы иметь самую красивую жену, надо быть самым сильным мужиком. — Не-а, я буду самым богатым. В кино пошли, ухитрившись как-то без билетов прошмыгнуть. В зрительном зале вместо кресел с номерами лавки — садились, кто куда хотел или успел. Пацанам вообще место было на полу в проходах или на сцене у экрана. Саня предусмотрительно прихватил крапивный мешок, расстелил, сам уселся, меня на колени посадил. Фильм назывался «Мамлюк». Ну, я Вам скажу, картина! Мы как вышли из клуба, я её тут же начал брату пересказывать. Со своей версией сценария и счастливым концом, конечно. Саня слушал, не перебивая. Брели мы, не спеша, тёмной улицей и оказались возле церкви. Брат остановился: — А хочешь, в мамлюков поиграем? — Сейчас? — Конечно. — Вот здорово! Давай. — Я сейчас залезу в гарем за красавицей, а ты пошухери. Если янычары нагрянут – свисти. Понял? Я понял и прижался к холодной стене, вглядываясь в тревожную темноту, прислушиваясь ко всяким шорохам. Саня, цепляясь за выщерблины в кирпичах, ловко по вертикальной стене полез вверх и пропал в дырке обрешёченного окна. Я представлял, как по связанным простыням спускается вниз красавица из гарема турецкого султана. Потом мы бежим прочь тёмной улицей, и громче наших лёгких шагов шуршат её шёлковая юбка и парчовая накидка, в лунном свете блестит золотистый шарф. Спасаясь бегством, она напоминает яркую птицу с южных островов, бьющуюся о прутья клетки. Смерть преследует нас по пятам. Однако красавица надеется на нас – верных и бесстрашных мамлюков. И мы, конечно, не подведём — умрём, костьми ляжем, но спасём беглянку. А потом женимся. Нет, конечно, женюсь я, а Саня будет стоять с кривой саблей за моей спиной и следить за порядком на свадьбе.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 6 ноября 2019 г. 07:54 Наконец передовой Иван Тимофеич сказал: — А теперь – тихо: Перевесное рядом. Перевесное? Так вот он где заплутал, думал Федька. В сторону упорол от Васильевки-то…. Бродяги остановились на опушке леса, напряжённо всматриваясь. Впереди копнами чернели избы, повеяло жилым духом. Поп, притушив бас, отдавал приказания. Бродяги внимательно слушали его, кивая головами, потом стали крадучись пробираться к огородам. Федьку оставили у плетня, наказав дать знак в случае чего. У него от страха и возбуждения тряслись руки, и, оставшись один, он готов был бежать в ближайший дом поднять хозяев, остановить святотатство, но не побежал, а с нетерпением поджидал бродяг, волнуясь за их успех. Азарт риска гнал холод, и Федька терпеливо томился у плетня, врастая в сугроб. Появились бродяги, тяжело дыша. На спине у Малька громоздилась овечья туша, широко раскачивая надрезанной головой, оставляя за собой кровавый след. — Скорее в лес! – хрипел Поп. – Уносим ноги, пока всё спокойно. Скорей, соколики, скорей! Вьюга усиливалась. Метель непрерывно заметала следы снегом. В её тягучем завывании порой чудился, накатываясь сзади, собачий лай. Бродяги спешили уйти подальше от Перевесного, и с ними вместе Федька Агарков, у которого ещё кружилась голова от сосущего душу страха за совершённое преступление, но уже родилось и постепенно крепло «будь, что будет», и он уже не боялся запачкаться в крови, неся баранью тушу, когда наступала тому очередь. Буря бушевала трое суток, не переставая. Ветер то вдруг утихал, беря передышку, то вновь усиливался, гудел в вершинах деревьев, в проводах столбов вдоль дорог, наносил вороха лёгкого снега и, точно передумав, снова сдувал нагромождённые сугробы, перебрасывал их, наметая в других местах пушистые холмы. Сплошное белое покрывало задёрнуло начавшие было чернеть впредверье весны поля с низкими кустарниками. Всё живое попряталось, спасаясь от разгулявшейся стихии. Горе бездомному человеку! Не приведи Господь, очутится об эту пору без тепла и крыши над головой. Немало по весне откроется из-под снега замёрзших одиноких путников – «подснежников». Но Федьке с товарищами повезло — в тот самый час, когда пурга утихла совсем, входили они на окраину Челябинска. Вольготная городская жизнь для Федьки Агаркова была недолгой — на вокзале в облаве потерял своих друзей, а сам угодил в «каталажку». Допрашивал его следователь, аккуратный такой, чиновного вида человек с большими залысинами и выпуклым лбом. Несколько недель Советской власти в Челябинске вытрясли из него нестойкие политические убеждения, и он без душевной борьбы и сомнений принял нейтралитет, готов был предложить свои услуги любому режиму. Знатоком дела считал себя не зря. И, ловя убегающий Федькин взгляд, слушая его сбивающуюся речь, думал: «Врёт, каналья, всё врёт, от первого слова до последнего. Да ну я сейчас его достану». — Всё-всё так, я верю, готов поверить, но бездоказательно, — следователь поднялся из-за стола, прошёл по комнате, достал из массивного тёмного шкафа пухлую папку подшитых бумаг, — А вот послушай, парень, теперь гольную правду о себе – мы-то всё знаем, и записано тут…. Он полистал документы чьего-то уголовного дела. — Фёдор Конев…. Смотри-ка, даже имя не изменил – наглеешь, брат. Кличка – Саван. От роду – девятнадцати лет, роста вышесреднего, глаза голубые, черноволосый, особых примет нет…. Нет, есть — нос сломан в драке и смещён вправо. Следователь делал вид, что читает это с подшитого в папке листа, на самом деле рисовал Федькин портрет, насмешливо приглядываясь к нему.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 5 ноября 2019 г. 07:58 Это была правда. Толчки из Дашиного живота передавались на мой кишечник через панцирь мускулов. Я их чувствовал отчётливо и действительно считал нас единым целым. Даша хихикнула, щёлкнула меня по кончику носа и туда же поцеловала. Мы долго лежали, внимая кувыркам нашей дочери, и уснули. Вечером мама на кухне: — Вы с ума сошли оба? Даша испуганно: — Нет, нет, у нас ничего не было. Мы семью создавали. — Как это? – мама долго думала и сделала вид, что поняла. – И что, получается? Вечером прижучила меня в моей комнате: — Советник, ты жениться думаешь – девочка извелась вся? Эх, мама, мама, знала бы ты, как я-то извёлся…. — Билли, есть тема. — Само внимание, Создатель. — Кувыркнись через голову, но докажи, что Сахалин – лучшее место для космодромов и вообще ракетно-космической промышленности. — Что-то новенькое, Создатель. Может, сначала проверим пригодность на все аспекты? — Хоть запроверяйся – результат должен быть именно таким. — Тем не менее. — Твоё дело. — Что по срокам? — Пока терпит. Как Люба? — Девочка старается, молодец. Ты, Создатель, планируешь ей отставку? — Не твоё дело. — Грубо. Отвечу тем же – когда тебя не станет, буду работать с Любой. Люба позвонила: — Знаешь, что удумал Эдуард Эдуардович? Никогда не догадаешься – он пригласил наше кафедральное руководство в Итуруп на защиту моего диплома. Представляешь, буду защищаться досрочно да ещё на самой стройке. Кастиль сам грозится возглавить приёмную комиссию. Ты приедешь? Ведь защита! А когда? Эх, ты. Я люблю, скучаю, жду не дождусь. Твой «Piligrim» — прелесть. Ты его запатентовал? Зря, утёр бы «Майкрософту» нос. Всё, целую…. Мама за дверь, Даша зовёт: — Айда семью создавать. Разденемся и в постель. Лежим, прижавшись животами, внимаем дочери. — Ты знаешь, — говорю, — хочу примириться с отцом: нехорошо как-то мы расстались. — Это правильно: в жизни так много напастей, что самим их создавать – просто нелепо. Близкими людьми надо дорожить. Милая моя Даша, как скоро ты стала мудрой. Отец откликнулся на моё желание встретиться. Когда мы приехали с Дашей в парк, он уже гулял там со своим маленьким сыном – моим сводным братиком. Ничего малыш, шустрый. Пожал мне руку, взял у Даши сладкий батончик и заявил: — Лёша холоший. Бобчинский победно на меня взглянул. Он здорово сдал со дня последней встречи – мешки под глазами, щёки оплыли, руки трясутся и затравленный взгляд. Пьёт, подумал я. Даша с малышом пошли на горку, мы присели за столик. Он взял мою ладонь в свои влажные руки. — Это хорошо, что ты позвонил. Я сам давно мечтал об этой встрече, да всё никак не решался. Ты любишь меня, сын? Я кивнул: — Ты мой отец.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 4 ноября 2019 г. 07:54 19 У тётки житьё гораздо веселей, хотя, может быть, не такое сытное, как у бабушки — хозяйка готовила редко. — Ты, Антошка, жрать захотишь, не стесняйся — бери, что приглянется. Вон сахар в горшке, молоко в сенях или погребе. Да ты к погребу не подходи — Шурке скажи. Шурка, балбес, смотри за братом, чтоб в погреб не упал. У бабушки то блины на столе, то лапша из петуха. В сенях бочка стоит с клюквенным квасом, а на полатях мешок с сухарями. Я дырку проковырял и похрумкивал тайком, чтобы баба Даша не услыхала. Сухари мелкие, кислые, из домашнего хлеба. А у тётки и вправду сахар хранится в горшке, который малышам подставляют — зато крупный, пиленый. Возьму кусок — полдня грызу и облизываю. Саня, брат — пацан что надо, хотя, конечно, намного старше меня, он даже старше Люси. Сделал мне свисток из ивового прутика. Я сначала так свистел, а потом Саня туда горошину опустил, и стали получаться милицейские трели. Я дул в него — дул, пока щёки не заболели. Вечерами мы ходили в огород грядки поливать. В этом краю деревни огороды вскапывали далеко от жилья, но рядом с озером. Поливать удобно, а охранять – никакой возможности. То-то раздолье пацанам, думал я, обозревая зелёное царство — ни собак, ни сторожей. А про хозяев – редкие лентяи, колодец у дома выкопать не могут.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 3 ноября 2019 г. 07:57 - В таком лесу – плёвое дело, — согласился другой, низкий и круглый, жмуря красные слезящиеся глаза. — Мне бы поесть чего…. — Ладно. Садись к костру. Может и для тебя чего найдётся. Федька подсел к огню, где на жару шипел закоптелый глиняный горшок. — Чего варим? — Али не видишь? Представились. Новые знакомцы назывались чудными какими-то именами-кличками. Басовитый сказался Попом, толстяк – Душегубом, молодой верзила – Мальком. Все по виду и разговору – городские. И лишь четвёртый, угрюмого вида, заросший волосами по самые глаза, деревенского склада мужик — Иваном Тимофеичем. В разговорах не таились, и вскоре Федька к страху своему убедился, что перед ним не самые добрые люди, которых можно встретить ночью в такой глухомани. Но отступать было поздно, да и некуда. И чтобы уравняться с ними в грехах перед законом, рассказал о себе. — Ну, Агарыч, видать, с нами тебе дорога, — участливо покачал головой Поп. Мороз усиливался, лёгкая снежная пыль закуржавилась над землёй и засыпала сидящих. Федька протянул озябшие ладони к огню и немигающими глазами смотрел на перебегающие по сухим сучьям языки костра. В лесу было тихо, и можно не спеша вести беседу. Поп неторопливым баском своим уговаривал товарищей податься в Челябу, где и затеряться проще в толпе и сытней, должно быть, жить вёрткому человеку. Впрочем, ему никто не возражал, только мрачный Иван Тимофеич всё отрицательно иль осудительно покачивал головой, но молчал. Прошла половина ночи. Усталость брала своё. Глаза у Федьки начали слипаться, незаметно подкрадывался сон. Полная яркая луна светила с беззвёздного неба. Быстро плыли облака. Словно зацепившись за острый край, они закрывали её на мгновение и летели снова дальше. Иван Тимофеич озабоченно покачал головой: — Скоро пурга будет. — Метель поднимется, — подтвердил Душегуб. — Пурга нам на руку, — сказал Поп. – В деревне-то нас и не приметят. И поднял на Федьку пытливый взгляд: — С нами пойдёшь или здесь заночуешь? Хотя мы, может, и не вернёмся сюда снова. Федька Агарков по разговорам бродяг понял, что замышляют они какое-то тёмное дельце, ему было до слабости страшно, но он всё-таки решительно сказал: — С вами пойду. — А топор в руках держать умеешь иль у мамки под юбкой рос? – с насмешкой спросил Малёк, разминая затёкшие ноги вокруг костра. Облака закрывали луну, и лес тогда сразу погружался в сумрак. Бродяги гуськом медленно продвигались вперёд, держась ближе друг к другу, ступая след в след. Шли, по колено проваливаясь в слабонастный снег. Пурга разыгралась внезапно. Лес вдали начал гудеть, посыпался снег с верхушек деревьев. Ветер принёсся с пронзительным свистом, подхватывал и уносил вороха снега и снова подкидывал. Вскоре отовсюду уже слышался непрерывный гул, скрип, треск ломающихся веток, и порой – грохот падающих стволов. — Не отстава – ай! – кричал Поп. Идти становилось всё труднее. Колючий снег бил и обжигал лицо. Ветер захватывал дыхание. — Эй, Малёк!.. Агарыч!.. Не отставай! – глухо доносились перекликающиеся голоса. Бродяги шли долго, упорно пробиваясь сквозь бурю, боясь отстать. Знали, что гибель ждёт того, кто затеряется в дремучем лесу.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 2 ноября 2019 г. 08:14 - Заслужил, заслужил. А сколько у тебя жён? Посмотрел ему в глаза и твёрдо сказал: — Пока две. На, жуй свой компромат! Первый чиновник Кремля хмыкнул: — Завидую. Через два дня он позвонил. — Твоя просьба реализована – Любовь Александровна введена в штат Администрации и исполняет обязанности спецпредставителя на Курилах. — Спасибо. Ещё через день позвонила Люба. — Что с тобой? Ты здоров? Мне передали твои полномочия. — Вникай. Считай это делом ближайших лет. Разве не интересно? — Ещё как. Но как быть с учёбой? Защититься хотела досрочно. С тобой-то что? Когда приедешь? — Влезаю в новую тему (вру). Пока приехать не могу (это правда). Люблю и очень скучаю (не поверите – и это правда)…. Кастиль улетая, захотел увидеться. — Всё хорошо, Гладышев, всё хорошо. Твой проект принят на «ура». Начнём шуровать, как только пойдёт финансирование. Всё хорошо, но две проблемы. Ты меня слушаешь? Слушай меня, Гладышев. Курилы – это ещё не вся область, есть ещё Сахалин. О нём-то ты забыл. На архипелаге будет новый век, а там — старый. Не хорошо это. В экономике перегиб, раздрай в умах людей. Подумай об этом, Гладышев, крепко подумай. Я знаю, ты что-нибудь придумаешь. Потом огляделся подозрительно, наклонился к моему уху, зашептал: — Ты ведь мне яму роешь, Гладышев. Я выпускник ракетно-космического факультета, а вся идея в море упирается. Попрут меня, не сегодня так завтра, попрут, как пить дать. Оставь мне хоть прекрасный остров Сахалин, Гладышев. Очень прошу. — Подумаю, — вяло обещал. Кастиль мне стал неприятен. Вроде неплохой мужик, деловой. Чего они за власть так цепляются? На мой взгляд – нет ничего скучнее, сидеть в кабинете и каждый день видеть одни и те же льстивые лица. Разговор продолжать не хотелось, сменил тему. — Кто будет юридическим исполнителем проекта? — Президент говорит, создаётся открытое акционерное общество «Океан» с контрольным пакетом в руках государства. Это общество и принесёт конец губернаторской власти. — Почему? — Так не будет там населения, как такового – все сплошь сотрудники одной компании…. Направляясь к турникету, Кастиль повторил: — Помни, Гладышев, о Сахалине. Мамы дома не было. Мы целовались с Дашей на её ложе. Начал ласково раздевать её, а она не сопротивлялась. Раздел. Разделся сам, лёг рядом. Прижался животом к её животу. — Не надо, — попросила Даша и закрыла глаза. Конечно, не надо. Бедная моя Даша, ты опять готова жертвовать собой. Ради меня, ради ребёнка…. Ради кого? — Нет, — прошептал, целуя её глаза. – Ты всё не правильно поняла. Я хочу создать семью. — Как это? – Даша уставилась на меня. — Сейчас мы – одно целое. Ты, я, она. Я чувствую, как дочка шевелится у тебя в животике.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 1 ноября 2019 г. 07:59 Егор Иванович работал конюхом в колхозе. И теперь мы пришли на конюшню. Дед стал возиться с упряжью, а я вертел головой по сторонам. Зачем он привёл меня сюда? Какую даст работу? Хорошо бы воробьёв заставил позорить. Я бы мигом на стропила забрался. Только жалко «жидов». Может навоз надо убирать? С лопатой бы управился, только боюсь конских копыт. Между тем, Егор Иванович оседлал лошадь, вывел во двор. — Иди сюда, внук, смелее. Крепкие дедовы руки подхватили меня, усадили в седло. Безнадёжно далеко от ботинок болтались стремена. Дед покачал головой: — Ну, ничего, лошадка смиренная – доедешь. Крюк помнишь? Езжай-ка, дёрни за него. С того момента, как взлетел в седло, я не чуял своего сердца. Оно будто ещё выше подскочило и теперь парило где-то в облаках и никак не хотело возвращаться на место. Лошадь ступала, понуро опустив голову. Седло качалось и подкидывало, а я сидел в нём гордый и счастливый, держа в руках перед собой уздечку, как руль машины. Лишь однажды тревожно ёкнуло в груди, когда по дороге, обгоняя нас, промчался всадник галопом. Мой скакун поднял голову и, сотрясаясь всем телом, заржал, приветствуя собрата. А может быть, осуждая – куда несёшься, мол, сломя голову. Крюк действительно легко подался. В сарае загудело. Я вернулся на конный двор и катался по нему, покуда дед не послал выключить насосную станцию. Закончив все дела, собрались домой. — Деда, а что там гудело? — Пойдём, глянем. Он отпёр замок на сарае, распахнул дверь, щёлкнул выключателем. Электромотор, насос, ремни, лужа на полу, запах масла. Ничего замечательного. Егор Иванович взял маслёнку с носиком как у чайника, да, пожалуй, ещё длинней, и полез чего-то смазывать. В дверях замаячила тень. — Больно быстро ты ноне откачался, Егор Иванович. Аль сломалось чего? Я только мыть наладилась, а воды – тю-тю. То была тётя Нюра Саблина, отцова сестра. Дед, я знал по домашним пересудам, сватью недолюбливал и пробурчал что-то, не прекращая своего занятия. — А это чей же такой херувимчик? Никак Толяша Агарковых. Как вырос – не узнать. Ты что ж в гости не приходишь? Шурку попроведать… — Я к вам дороги не знаю, а то бы пришёл. — Ну, а я-то знаю. Со мной пойдёшь? Я покосился на деда. Тот продолжал возиться с маслёнкой и бурчать себе под нос. — До завтрева-то починишь, Иваныч? Анна Кузьминична взяла меня за руку и повела к себе домой.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 31 октября 2019 г. 08:36 Федька поцеловал в последний раз Фенечку: — Передай матушке мой низкий поклон. Чести, скажи, своей не обмараю и на Колчака служить не пойду. А буду я в Васильевке, у крёстного её, дядьки Ивана Назарова. Запомнишь? И резко повернувшись, пошёл целиком, через засыпанное снегом поле. Федька шёл на закат. Наверное, это была его ошибка, что не выбрал сразу накатанный путь, пошёл глухоманью, опасаясь встречи с казаками. Леса кругом стояли непролазные, густые, поляны похожи одна на другую. Снегу было по колено, а то и по пояс. Остаток ночи растворился, новый день клонился к закату — жильём и не пахло. По его расчётам где-то за спиной остались и Васильевка, и Мордвиновка, но он шёл вперёд, боясь свернуть и заблудиться. Вот и закат догорел. Федька совсем потерял направление и брёл из последних сил, повинуясь одному лишь желанию – идти там, где легче. Думы безрадостные, порой нелепые осаждали голову. Он представлял себя нищим – искателем правды. Вот он ходит по дворам и неторопливыми умными речами раскрывает людям глаза на житьё-бытьё, и кормится чужой милостью. Нет у него большого дома с отцом, матерью, нет брата и сестёр – всё улетело, как подхваченный ветром пучок соломы. Вскоре наступила ночь и всё затянула густой паутиной. Багровая луна стала медленно подниматься из-за деревьев. Тихо в дремучем зимнем лесу. Лишь изредка – треск мороза в стволах да шорох упавшей с ветки снежной шапки. Жуткий страх схватил за горло Федькину душу. Где, под каким кустом окончится его жизненный путь? У какой берёзы найдут по лету грибники его бездыханное тело? Или, быть может, волки растащат по косточкам? Мороз гнал из тела усталость, и Федька всё шёл и шёл вперёд, теряя счёт времени и вёрстам. И вдруг…. На глухой лесной полянке среди наваленного грудами хвороста поблёскивал небольшой костёр. Два мужских голоса задушевно выводили «Лучину». В паузе кто-то сердито проворчал: — Распелись не к добру. — Чем песня плоха? — Ну, как услышат. — Кто ж сюда доберётся – в глушь да лихомань? — Всё одно – какое нынче пение…. — А почему не петь? — У меня вон в брюхе с голоду поёт, — не уступал сердитый молодой голос. — Ишь ты, — у костра засмеялись, — шти про тебя ещё не сварены. — Ничего, — покрыл всех спокойный бас, — Как закипит вода, муки сыпанём – болтушки похлебаем. Жаль только соли нет. — Да и муки-то последняя горсть…. Разговоры разом оборвались, когда Федька вышел на свет костра. Вокруг него сидели четыре молодца – из тех, кому ни мороз, ни снег, ни метель-пурга, ни ведьмино заклятье – всё нипочём. На жару в глиняном горшке готовили похлёбку, а теперь рассматривали подошедшего невесть откуда парня. Федька – роста вышесреднего, статный и широкоплечий, со спокойным видом и прямым взглядом стоял перед ними. Молодой голос хмыкнул: — Вот и мяско подвалило. Высокий и тощий, строго зыркнув на приятеля, знакомым уже баском спросил: — Из далёка будешь? — Из Табыньши. Не найдётся ли у вас, люди добрые, места у огня? Замороченный я.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 30 октября 2019 г. 07:51 Спор нескончаем. Мама любит Дашу, это все знают. Теперь она девочку отсюда не выпустит – столько ждала счастливого момента. — А ты что молчишь? – толкает меня. – Где должен быть твой ребёнок? — Со мной. Даша молчит. Мама победно смотрит на Надежду Павловну: — А вас, товарищ доктор, прошу на осмотры не опаздывать – сразу после работы к нам. Даша ночует у нас – у неё появилась своя комната. Мы все вместе притащили необходимые ей вещи. Вечером сижу возле её ложа, рассказываю про Курилы. Мама по коридору шмыг туда, шмыг сюда. Не вытерпела: — Эй, молодёжь, пора расходиться. Мы целуемся на прощание, и расставаться нам не хочется. Легонько щекочу Дашин живот. Ей нравится. Мама входит: — Скалку взять? Узурпатор. Диктатор. Домострой. Салтычиха. Кабаниха. Пиночет. Пол Пот…. — Билли, как дела? — Нормально. — Твой план одобрен Президентом. — Уже знаю. — От кого? Ах да – Инет. Как Люба? — Справляется. Закончили отчёт по практике, замахнулись на диплом – толковая девчонка. — Билли, ей нельзя в Москву. Надо что-то придумать. — Думай…. И я придумал. Позвонил Главе Администрации Президента. — Хотел с Вами посоветоваться – можем ли мы решить один вопрос, не беспокоя патрона. — Смотря, какой. Я объяснил в двух словах. Мой собеседник, подумав: — Давай не по телефону – подъезжай вечером ко мне в берлогу. «Берлога» руководителя президентской Администрации ютилась в Рублёвке. Он забыл о моём визите и не заказал пропуска. А может, это сделано нарочно – кто их, политиков, разберёт. Позвонил с КПП, уладил формальности. Этот инцидент вновь заставил задуматься о правильности предпринимаемого шага, но отступать поздно. Беседка очень напоминает уже известную. Сидим. Беседуем. Мой визави – чиновник до мозга костей, чиновник с большой буквы, большой знаток официального протокола. Он так давно на государевой службе, что даже в домашнем халате олицетворение её самой. Но достаточно умён, чтобы интриговать против фаворитов Президента – можно просто собрать негатив и держать под прицелом. Я всё это знаю и, тем не менее, сам принёс ему компроматы на себя. Потому что ни он, ни Президент по большому счёту мне не нужны. Я им нужен – по крайней мере, второму. Суть моей просьбы – назначить Любу на моё место, спецпредставителем Президента на Курилах. — Хочешь удержать жену на островах – я правильно понимаю? Он всё правильно понимает. — Отчего же, сделаем. Завтра пошлю курьера на Дальний Восток с соответствующим назначением и предписанием госпоже Гладышевой – ежедневный отчёт о состоянии дел по проекту. Она не сможет вырваться с курящих островов. Чем думаешь заниматься? — Ухаживать за женой – у неё тяжело протекает беременность. Надеюсь, за два года работы заслужил право на отпуск?

Страницы: 12345 ... 1011121314151617