Сообщения и комментарии посетителя

Страницы: 12345 ... 121314151617

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 4 сентября 2019 г. 02:24 - Вот эта сука, — бородатый казак с диковатыми глазами ткнул винтовкой в плечо другому, — братуху моего посёк. «Краснопузые сцепились», — удовлетворенно подумал Пётр. — Но ты, полегче, — вскинул своё оружие обвиняемый. – Сам нарвался. И окружавшие Богатырёвых казаки, винтовки на изготовку, подались вперёд, готовые стрелять, лупить, ломать, вцепиться в горло врагу. Минута была критическая. И Пётр решился вершить суд скорый и, как думал, правый, чтобы спасти станицу от потоков крови. — Ты его брата убил? – ствол Петрова маузера ткнулся в лоб ошалевшему казаку. – За что? — А ты, какого хрена…? – красный партизан попятился, крикнул младшему Богатырёву. – Командир! Константин тронул брата за плечо: — Ты это брось. — Аат-ставить! – рявкнул белый есаул красному командиру и нажал курок. Выстрел бросил казака на землю. — Т-ты! – ахнул Константин, рывком развернул к себе брата и ударом богатырского кулака опрокинул навзничь. Утерев кровь с разбитой губы, Пётр поднялся, сверля взглядом красного командира. — Сука! Быдло краснопузое! Шашку вынь – руками мужичьё машет. С обнаженным клинком в руке шагнул к младшему брату. Раздался круг. Два края у него. На одном Константин Богатырёв, на другом – брат его единокровный, а из-за плетней, из окон домов белеют встревоженные и любопытные лица. Пётр шагнул вперёд, и, ни в чем не уступая, Константин тоже сделал шаг. Старший Богатырёв ростом выше, а младший телом тяжелее, в плечах пошире. Хотя на глаз трудно смерить — одного корня побеги. Ещё шаг и ещё. Сошлись. Ждут чего-то, сверлят глазами. Может, остановятся? Нет, ждать обоим нечего и не от кого, только от себя. Сверху будто бы наметился рубить Пётр, а ударил наискось снизу. Острая шашка летит в колено противнику. Встретились клинки, сталь лязгнула о сталь, и заметались, как змеиные жала. Легко и вёртко прыгают поединщики, под рубахами играют мускулы. Справа, слева, сверху, сверху, сверху рубят шашки без передышки, звенит сталь беспрерывным звоном. Бьются братья не на жизнь, а на смерть. Весь мир для них обоих сейчас замкнулся на остром жале клинков. Учил их отец сызмальства хлеб добывать и достаток в поте лица. А есть ли труд тяжелей теперешней работы? Пот заливает глаза. И нет мгновения, чтобы отереть лицо. А вот ладони не потеют, иначе не удержать им жёстких рукоятей шашек. Легко, по-кошачьи, прыгают грузные противники, уже не раз поменялись местами, а конца поединка ещё не видно. Свистит сталь, звенит сталь близко-близко от буйных головушек. Кому-то смерть заглянет в глаза? Ей всё равно кого взять, хоть обоих. Пётр отскочил, тяжело дыша. Концом шашки он рассёк крутое плечо брата. Не страшно Константину, не чувствует он боли, ярость душит его, и еле совладал с ней, удержался, не рубанул по беззащитной голове, когда Пётр, выронив шашку, зажимая ладонями вспоротый живот, упал лицом в сырую землю. Не сразу пересилив боль, Пётр с трудом сел, мутные глаза его безучастно скользнули по лицу брата. Он сказал ровным хриплым голосом: — Панику отставить…. Сейчас я встану. И стал подниматься. Казаки подхватили его. Он, выпрямившись, опёрся рукой на подставленное плечо (другую не отрывал от живота) и, пошатываясь, побрёл по улице. Константин никого и ничего не замечал, весь во власти крайнего душевного напряжения, брёл за ними, по-прежнему сжимая в онемевшей руке окровавленную шашку.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 3 сентября 2019 г. 03:37 Она прибежала ко мне вся в слезах – наш брак погубит хорошего, несчастного, ни в чём не повинного человека. — Не бери в голову: что-нибудь придумаем, — был мой ответ. Но для дум на подобные темы меня в те дни просто не доставало. Обласканный благодарностями Президента, я плавился в лучах самомнения. Послание наше раскритиковали специалисты чуть-чуть по форме и не нашли изъянов в содержании…. Я был в эйфории. — Билли, ты – гений. — Мы – гении, Создатель…. Эйфория сыграла со мной злую шутку. Господи, как я проклинаю себя за тот проступок. Всё бы отдал, чтобы не случилось того, что произошло. Но, увы, воробушек выпорхнул – и я потерял возлюбленную. Шёл к ней. На площадке подъезда мой соперник в колясочке. Господи, убогий недолюбок против фаворита Президента – какое сравнение! Я склонился к его бледному остроносому лицу: — Если ты, огрызок, будешь забивать голову моей девушке, я оторву тебе и руки. Просекаешь? — Да, — пролепетал он, страх плескался в его глазах. И вдруг лицо его напряглось, глаза постеклянели, тонкие губы вытянулись ниточками. — Да пошёл ты…. — Что?! Я легонечко встряхнул его коляску. Уверяю, чуть только коснулся. Далее всё произошедшее – его подлая импровизация. Потому что он видел то, чего не видел я — за моей спиной открылась подъездная дверь, и вышла Даша. А он опрокинулся вместе с коляской. — Женя! – крикнула Даша и, оттолкнув меня, бросилась на помощь. Я готов был сквозь землю провалиться и пятился к подъезду. Инвалид умело сымитировал отключку сознания. Даша подняла его голову на свои колени, гладила лоснящиеся волосы: — Женя, Женечка, что с тобой? Она швырнула в меня мобильник. — Убирайся! Видеть тебя не хочу. Мой подарок летел в моё лицо. Я увернулся, и он разбился о бетонную стену, брызнув осколками к ногам. Что оставалось делать? Упасть на колени? Просить у Жеки прощения? Это было не по силам. И я ушёл. Упал дома на диван и не поднимался с него несколько дней. Конечно, не буквально понимайте. Просто лежал, отвернувшись к стене, и ничем не интересовался. Не слушал выступление Президента в Федеральном собрании. Его Послание транслировали все центральные каналы. О том, какой резонанс оно вызвало в обществе, какой шум пошёл по миру, рассказывала мама. Она держалась очень деликатно — не расспрашивала, не советовала. Считала — время лечит любые раны. — Если вам суждено быть вместе, вы обязательно будете, пусть даже в шаге от черты последней. Легко маме рассуждать, а меня буквально коробило и плющило, колотило-лихорадило, стоило подумать, как безногий инвалид ласкает мою Дашу. Я ждал, надеялся и верил, что произойдёт чудо, и Даша вернётся ко мне. Звонил в дверь, которую открывала Надежда Павловна и строго отвечала: — Даша, конечно, дома, но она не хочет вас видеть. Я любил эту девушку безумно, но условности воспитания не позволяли врываться в квартиру, оттолкнув несостоявшуюся тёщу, и требовать ответа. Впрочем, ответ был дан – вас не хотят видеть. Мучился и не знал тогда, как легко женщины переворачивают прочитанные страницы и идут навстречу новым ощущениям….

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 2 сентября 2019 г. 02:13 6 А ещё у нас в соседях тётя Груша (Аграфена Яковлевна) Лаврова и дядя Саша Вильтрис. Он латыш и попал в наши края в войну — то ли беглый, то ли сосланный, к армейской службе непригодный: у него мокрая язва на ноге. Он мало пил, много шутил, поднимал гири для здоровья и научил кота прыгать через веник. Мы с ним ладили. У тёти Груши трое детей — Иван Алексеевич, Николай Алексеевич и Екатерина Александровна, а фамилия у всех Лавровы. Николай, когда пришёл из армии, подарил мне золотых птичек из погон – ни у кого таких не было. Он куражился несколько дней, как положено у дембелей, а потом его порезали ножом хулиганы. А может, бандиты — разное говорили. Только Николай отмалчивался. Он и из больницы вышел забинтованный — торопился, потому что старший брат Иван надумал жениться. Из пожарной охраны взяли лошадей для форсу. Особенно заметен был вороной жеребец Буян. Зверь, не лошадь – говорили знатоки. Николай дал мне задание: — Всех ребят собирай к магазину – покатаю. Почему к магазину? А по нашей улице зимой не то, что лошади, пешеходу не пройти – так заносит. Николай сначала возил гостей свадьбы чин-чинарём — Буян бежал красивой рысью. Все веселились и кричали прохожим: — У нас свадьба! Нам, пацанам, тоже удалось разок прокатиться – с Бугра до самого вокзала и обратно. Потом наш возница крепко выпил за столом и опять взялся за вожжи. Желающих с ним кататься не нашлось. Тогда он кликнул пацанов — кому-то надо дурь свою показать. От кнута и посвиста Буян рванулся в галоп — разукрашенные сани понеслись. Дышать становилось всё труднее — казалось, сердце выскочит из груди и помчится прочь, оставив тело в санях на произвол судьбы. От свиста ветра в ушах и звона колокольчиков под дугой должны были лопнуть барабанные перепонки. Как мы прохожих не подавили, уму непостижимо — тогда ведь тротуаров не было. На крутом вираже сани перевернулись, и мы полетели в снег. Я потерял шапку, а потом нашёл — на ней сидел Вовка Грицай и, держась, за плечо, громко стонал. — Что с твоей рукой? – спросил я. — Кажется, сломал. Остальные хохотали. А если не сугроб – было бы до веселья?

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 1 сентября 2019 г. 02:05 - Боже мой, Костя, я только теперь начинаю понимать каково без тебя. Ну, почему ты уходишь от нас? Ведь ребята уже подрастают, им отец нужен. Мне, мне ты нужен больше всех. И утром она не могла никак успокоиться, возбужденная сновала по избе, то и дело дотрагиваясь до мужа, гладила его плечи, руки. Праздник был на дворе, праздник был на душе Натальи. А погода подкачала — небо набухло низкое, тёмное, готовое в любую минуту рассыпаться на дождь или снежную крупу. Управившись по хозяйству, всем семейством направились в родительский дом. По обычаю христосовались прямо у порога. Бабушка совала внучатам леденцы, крашеные яйца, раздевала и подталкивала к столу. Дед уже «причастился» и теперь пьяно улыбался в усы, дипломатично помалкивая. Пётр и Маняша хмурились, сторонились друг друга. За столом всё внимание детям. Братья, расцеловавшись у порога, ближе друг другу не стали. Пётр хмурился и разглядывал в окно низкое холодное небо, гадая, что можно ожидать от него в ближайшие часы – дождя или снега? Константину после выпитого вернулось ночное желание, и он неотступно преследовал жену ласково-вопрошающим взглядом, который не остался незамеченным. Наталья вдруг раскраснелась, словно излишне пригубила, засуетилась, расщебеталась с женщинами, раскудахталась с детьми – только её и слышно, и в то же время ни на минуту не выпускала мужа из поля зрения. Их незримый контакт вдруг открылся Петру, и тот позавидовал — чокаясь, зло выдавил из себя: — Сволочь ты, братуха. — Цыц, во Христов праздник! – оборвал его отец, выпив, продолжил. — На посевную-то вас ждать али баб в сошку запрягать? Братья переглянулись и промолчали. — Па-анятно! – усмехнулся старший Богатырёв. – Вояки, мать вашу! Сами собачитесь, людей булгачите. Взять бы ногайку да обоих, да перед всей станицей, чтоб ума, стало быть…. — Возьми, — скривился Пётр и устало повёл плечом. Константин всё преследовал Наталью взглядом, не слушая, утвердительно покачал головой. Дед, в очередной раз чокаясь с сыновьями, укоризненно процитировал своё любимое: — Богатыри не вы…. Засиделись. Захныкали ребятишки, просясь на улицу. Женщины завздыхали – пора скотину убирать. Вдруг над станицей прогремел выстрел. Богатырёвы разом встрепенулись, оборотились к окну. Тягостной показалась наступившая тишина и подозрительной. Не слыхать ни песен над станицей, ни гармошки. Напряжённо текли минуты. Снова выстрел, и будто прорвало, зачастили, забахали – где-то там, на улице завязался бой. Оба брата, столкнувшись в дверях, бросились одеваться, мимо испуганных женщин, ребятишек, находу пристёгивая оружие. У избы, куда они подбежали, уже были выбиты все стёкла. В окнах мелькали чьи-то тени и сверкали белым огнём выстрелы, под крышу сизыми струйками выплывал пороховой дым. — Ага! Проняло! – кричали нападавшие и палили из-за дров, сараев, заборов. — Аат-ставить! – рявкнул Пётр, выбегая под выстрелы прямо перед домом. Пальба разом прекратилась. — А ну, все ко мне! – продолжал командовать Пётр Богатырёв. Опасливо, с винтовками наперевес, вокруг него начали собираться казаки. — Что не поделили? – спросил Пётр, вглядываясь в лица, с удивлением отмечая, что враждующие поделились не на белых и красных, а на родственные группы.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 31 августа 2019 г. 03:22 Взяв за основу устранение истоков центробежных сил общества и создание благоприятного климата центростремительным, мы с Билли словами Президента в ежегодном Послании Федеральному Собранию предложили провести глубочайшую дифференциацию регионов, в плане рационального использования природных ресурсов и климатических особенностей. Если грубо – пусть Кубань выращивает хлеб, а Урал варит металл и производит из него машины. Использовать богатства и особенности климатических поясов и устранить всё наносное, затратное. Вернуть Природе первозданную красоту, вернуть человека в статус дитяти её, а не преобразователя, читай – курочителя, ломателя, разрушителя. Эта мысль стала красной нитью Послания. Между строк читалось – дифференциация хозяйственных приоритетов регионов, как ответную реакцию повлечет за собой интеграцию их (регионов) в общегосударственный экономический уклад…. Такая модель построения экономики адекватна для любого государства. Но мы будем первыми! Для этого есть все необходимые предпосылки: объективные – богатейшие природные ресурсы, относительная незагаженность среды, достаточный научный и производственный потенциал и огромные средства Стабилизационного Фонда. Субъективные – толковый ищущий Президент, созидательное Федеральное Собрание, и талантливый народ, давно жаждущий настоящего дела…. Билли родил этот документ ночью, не стал дожидаться, пока я продеру глаза, и распечатал его на принтере. Я прыгал на одной ноге, натягивая тренировочные брюки для утренней пробежки, когда вдруг почувствовал – что-то произошло. Огляделся. Из пасти принтера торчал ворох бумаги, а желтый глазок процессора впервые за последние три месяца не горел – Билли отдыхал. Не веря своему счастью, осторожно потянул листы. Кинул взгляд на заголовок и забыл об обязательной пробежке…. Не было ещё восьми, я позвонил Президенту. Патрон тоже не спал. Более того, он ехал в аэропорт, намереваясь отлететь в Австрию. Сказал, что задержит вылет, и послал за мной машину. Взглянув на объем труда и его заглавие, хмыкнул. — Хорошо, — сказал он. – Я почитаю это в воздухе. Позвонил в тот же день из Вены. — Меня зацепило. Что-то есть – буду думать. А пока отдам специалистам – пусть критику наведут. В любом случае спасибо – отдыхайте, устраивайте свои личные дела…. На этот раз Президент не предугадал неурядицы моей личной жизни, он их накликал. Откуда взялся этот проклятый инвалид? Впрочем, что я говорю – он жил в нашем доме на одной лестничной площадке с Дашей задолго до её приезда. Они общались ещё до её знакомства со мной. Даша недавно была на дне его рождения. Сама рассказала. Я и не ревновал: инвалид – какое может быть сравнение! А этот неходячий сверстник моей невесты переиграл меня в борьбе за её сердце по всем пунктам. Загадали с Дашей: как только я закончу свой труд (Великую Национальную Идею), мы идём узаконивать наши отношения. После звонка Президента, я набрал Дашу по мобильнику. — Всё, любимая, я твой на веки вечные. В тот же день мы подали заявление в ЗАГС. В тот же день Даша сообщила своему неходячему приятелю, что выходит замуж. И в то же мгновение этот «огрызок» пошёл в наступление на наше счастье. Он схватил Дашу за руку, припал к ней губами, разразился стенаниями в потоках слёз. Клялся, что любит, что жизни не чает и, наверное, тот же час с нею покончит. Он был инвалидом от рождения. Его родители заняты бесконечными разборками – кто кому испортил жизнь. Да и не было у них средств лечить своего парня. Поэтому Даша стала единственным шансом. По большому счёту судить, он через неё подбирался ко мне, точнее, к моим финансовым возможностям. Но мы были тогда молоды и наивны. Мне тогда было бы проще откупиться оплатив ему новые ноги — несчастному помог и Дашу уберёг. Да кабы знать….

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 30 августа 2019 г. 02:03 5 Среди ночи взлаяла собака — пришли Николай и тётя Маруся Томшины. Он одет, она в пальто поверх ночной сорочки — Пётр Петрович опять гульбу учинил. Отец пошёл успокаивать. Сосед встретил его с топором в дворовой калитке. — Брось топорюгу, давай поговорим, — предложил отец. Пётр Петрович с размаху всадил его в столбик: — Заходи, коль не боишься. Отец не боялся. Томшин был лыс, курнос, маленького роста, невзрачного вида мужичок. Подвыпив, всегда ревновал свою жену. И хоть повода она не давала, он обвинял её в отсутствии любви. А она, без преувеличения, красавица, каких поискать. Оба из раскулаченных семей, встретились на Севере. Только у Петра Петровича умерли родители, и ему разрешили вернуться в мир обетованный, а Марусе ещё куковать, если б не поженились… Кроме Николая у Томшиных были ещё два сына. Про Володьку я уже рассказывал, а Геннадий учился где-то. Коля – младшенький, ему с отцом не совладать. Немного погодя ушли женщины – мама с тётей Марусей. Мы – Люся, Коля и я – сели играть в домино. Вечёрка затянулась. Зеваем во всю ивановскую, а от взрослых вестей нет. Лица у нас мрачные, на душе тревога. — Чего он там? – спросила сестра. — Из-за Володьки, — покривился Николай. Николай – старшеклассник. Он старше Люси и пытается держаться солидно, но обстоятельства тому не способствуют. — Я не понимаю, — пожала плечами сестра. – Чего этим взрослым не хватает? Николай виновато потупился — наши родители свои скандалы к ним не носят.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 29 августа 2019 г. 02:00 Константин смотрел на брата тяжёлым взглядом, а Петру всё труднее удавалось сдерживать себя. — Т-ты! Социалист-моралист! Чё ты пялишься, как кот на колбасу. Родину продал, совесть продал. Приехал мать с отцом Советам закладывать? Пётр уже кричал, всё сильнее сжимая набрякшие кулаки. Перед тем было выпито немало. Голова у него закружилась, он качнулся и схватился за край стола. Месяцами накопленные в сырых лесных землянках тоска и злость внезапно прорвались в нём и выплёскивались теперь наружу, сочились в словах, взгляде, конвульсивных движениях, сжимали в болезненные тиски голову, требуя выхода, и Пётр уже не мог остановиться. Говорил, говорил, срываясь на крик, всё более багровея лицом. — Ну, хватя вам! – пристукнул ладонью по столу отец, потянул носом, раздувая широко ноздри, кивнул на наполненные стаканы. – Давайте-ка, выпьем в честь Святого праздника. Мать уже вышла, накинув на плечи тяжёлую шаль. Вскоре вошла Маня – Петрова жена. Кивком поздоровалась с деверем и стала, прислонившись к печи, спрятав за спину красные распаренные руки, глядя на мужчин тупо, отрешённо. Богатырёвы все разом пригубили стаканы, одинаково запрокинули головы, громко похлюпали кадыками, поморщились крепчайшему самогону, торопливо стали занюхивать и закусывать. — Так-то будет лучше, — торопливо жуя щербатым ртом, проговорил отец. Вошла мать: — В баню-то вместе пойдёте или с бабами? — Пойдём, Петро? – впервые, как вошёл, обронил слово Константин. – Я уж, чёрт знает, сколько не мылся, опаршивел весь. Старший брат нахмурился, подавляя вздохом давние мечты побанничать с женой. — С тобой, говоришь? – он усмехнулся. – Ну, раз зовёшь – пошли. В баньке он вёл себя по-хозяйски — зачерпнул где-то в углу ковш красноватой, неперебродившей браги, отхлебнул сам, протянул Константину. Да и как ему не быть здесь хозяином? Ещё когда был на германской, от детской шалости сгорел дом. Маня с ребятишками перебралась к свёкру, а Петру некогда отстроиться – с войны опять на войну. Оглядывая раздетого брата, Константин почти со страхом сказал: — Господи, исхудал-то как! Ты что, совсем без харчей зимовал? Пётр уныло махнул рукой и отвернулся. После долгой паузы сказал: — Классового врага пожалел? Парились с остервенением, соревнуясь. Уже в предбанники, полуодевшись, потягивая всё ту же неотбродившую бурду, посматривали друг на друга дружелюбно, почти с любовью. После баньки отдохнуть, обсохнуть, отпиться кваском и поговорить по душам толком не удалось — прибежала радостная Наталья, жена Константина, и утащила мужа домой. Вечеряли не долго. Разошлись по полатям и лежанкам. Маня, утолив мужнину страсть, дождалась, когда он отодвинется, и села на кровати. Сгорбившись сидела, опустив босые ноги на пол, а спина её мелко тряслась. Пётр, пытаясь успокоить её, машинально погладил по плечу, и она вдруг затихла. Он почувствовал, как напряглось всё её тело. Маня тяжело, обиженно вздохнула и сказала с болью поразившей его: — Господи, какая у тебя чужая рука. Я совсем отвыкла. И он тут же убрал руку, отвернулся и не знал, что сказать ей. Была ночь и для Константина, и Наталья рядом, её ласковый шёпот: «Подожди, ребята ещё не уснули», а ждать он не мог – желание было нестерпимым. Прижимаясь к нему так, словно хотела до конца слиться с ним, раствориться в его теле, она шептала каким-то незнакомым голосом:

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 28 августа 2019 г. 03:00 - Не паникуй! В науке не бывает напрасных трудов. Отрицательный результат – тоже результат. Пойдём дальше? — Пойдём…. Отношения наши с Дашей были чистыми-пречистыми. — Слушай, у меня совсем нет сексуального опыта, — признался как-то. — У меня тоже, — и она. Больше этой темы не касались. Но вот однажды… Встретились во дворе случайно — я возвращался с тренировки, а Даша … не знаю. Поднялись ко мне. — Погоди, душ приму – в спорткомплексе ремонт затеяли. Даша ткнулась носиком в мою грудь. — Мне нравится запах твоего пота. Я поднял её личико и поцеловал. После душа предложил Даше массаж: — У мамы есть замечательные кремы, а у нас в спорткомплексе профессионалы-массажисты — кое-чему у них научился. Уговорил Дашу раздеться и лечь на тахту. Освободил спину от бретелек бюстгальтера и полупрофессионально размял её, втирая крем. — Позволишь? — потянул вниз резинку трусиков. Даша без слов приподняла таз. Касаясь её ягодиц, бёдер, лодыжек, гнал прочь мысли и желания, но меня уж лихорадило. Закончив со ступнями, прохрипел: — Повернись. — Ой, — Даша повернулась и закрыла глаза ладошками. Но руки её мне тоже были нужны – я их размял, растёр и разогрел. Даша лежала передо мной в первозданной красе, пряча девичий стыд под дрожащими ресницами. Я массажировал ей груди, живот, низ живота, наслаждался Дашиной доверчивостью и проклинал свои трясущиеся руки. — Всё, — сказал, поцеловав большой пальчик её восхитительной ножки. – Ты жива? — Иди сюда, — Даша протянула ко мне руки…. Жизнь прекрасна! Ярмом на душе висела неопределённость с заданием Президента. — Ма, а почему возникают центробежные силы в государстве? — Это, сын, пережитки прошлого – от натуральности хозяйствования. Каждый регион имеет или стремиться иметь самодостаточную экономику. Бухаются средства, отрываются ресурсы – и не смотря на все затраты, мы выращиваем хлеб на Северном Урале и делаем станки на Кубани. Поворачиваем реки вспять, обводняем пустыни. Природа отвечает катаклизмами. Вечный бой…. Бегом к компьютеру: — Билли, это важно, это то, о чём мы с тобой забыли. — О чём? — О чём говорил Президент — центробежных и центростремительных силах общества. Я передал ему мамины мысли. Билли повеселел: — Это интересно. — Начнём сначала? — Нет, я загоню это в матмодель как поправку…. В науке так бывает: копится информация, копится-копится.… Как снег на крутом склоне горы. Достигает критической массы. Тогда достаточно слабенького толчка, последней крупицы, и она приходит в движение, несётся вниз, набирая скорость. Не буду стращать лавинами, скажу проще: однажды я проснулся автором той самой идеи, за которою мировая пресса окрестила нашего президента Великим Русским Реформатором. Всё гениальное просто. Мы с помощником бились, напрягали интеллект, а решение лежало на поверхности. Оно было настолько очевидным, что теперь диву даешься, как ноги-то не переломали, запинаясь.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 27 августа 2019 г. 03:00 4 К соседям Томшиным сын Володька приехал из армии с молодой женой. В первый же день молодка поскандалила со свекровью и ушла к соседям. Приютили её Власовы, у которых, говорили, старик в войну предателем был. Они были нелюдимы, их не любили. Володька метался от жены к матери, пытался примирить, потом, отчаявшись, запил. — Езжай туда, откуда приехал, — заявил ему родитель Пётр Петрович Томшин. – Ты мне больше не сын. За дело взялся мой отец. Он привёл Володьку к нам домой, поил и потчевал, приговаривая: — Ты ешь, ешь, и тогда тебя никакая хмелюга не возьмёт — по себе знаю. Беседовал с ним, беседовал. Про себя рассказывал. Была у него большая любовь с медсестричкой одной, когда после ранения на фронте в госпитале лежал. — Ну, казалось, ни минуты без неё прожить не смогу. Выписка тут подоспела. Как без неё ехать? И она на службе. Хотел остаться. Сама уговорила – поезжай, мать повидай. Дома, веришь ли ты, как с поезда сошёл, забыл, как и не было её. Через полгода письмо прислала: «Что ж ты, сокол мой ясный….» А я, веришь, даже лица её вспомнить не могу. Поучал гостя: — Не любовь, это Петрович, приворот один. Любовь – это когда дети общие, хозяйство, и тебе другой женщины на дух не надо. Рви ты с ней, ломай своё прошлое, пока совсем голову не задурила. Ищи такую, чтоб мать уважала — такая для жизни нужна. Судьба первого Володькиного брака была решена. Однажды я увидел приезжую. Шла она мимо, худенькая, тонконогая, глаза большие, чёрные и затравленные. Со спины она была жалкая, но взглянешь на маленькое упрямое личико и невольно думаешь, что есть в ней что-то колдовское. Походив по судам и Советам, вскоре она уехала ни с чем. Володька завербовался на Север и отправился в те края, где деды его упокоились.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 26 августа 2019 г. 02:45 Соколовская пасха Такой борьбы, в которой бы заранее известны были все шансы, на свете не бывает. (В. Ленин) Поля совсем оголились. Только в глубоких лощинах да оврагах ещё таились от солнца грязно-ноздристые исхудавшие сугробы, но и те с шуршащими вздохами оседали, холодными струями уходили в землю. А земля была чёрная, бухлая, томно грелась под солнцем и нежила тучное своё тело, нахолодавшее под белыми пуховиками зимы. Разноголосо лопотала-бурлюкала вода. Толпами звонких мутных ручейков сбегала она со всех сторон и там, на дне оврага, затевала безудержный бунт, а потом сильная, освобождённая от тяжёлых снов и колыбельных песен зимы, с глухим рёвом устремлялась в Черноречку. Сосновый бор на горе, старый великан, тихо покачивал зелёными кудрями и тянулся к солнцу в голубеющую высь. Сосны беспрестанно тихо гудели – не о той ли воле богатырской, что всё мерещится где-то там, за вешним, ярко играющим горизонтом? Вязкий суглинок дороги липнул к копытам лошадей, нарастал на них пудовыми ошмётками, отваливался и налипал снова. Лениво взлетали вдоль дороги грачи и, покружив в тёплом дыхании весны, садились вновь, деловито изучая землю. Красно-партизанский отряд Константина Богатырёва въезжал в родную Соколовскую станицу и быстро таял на глазах — казаки заворачивали на свои подворья. Вот и дом отца. Уже многие годы он ничуть не менялся – всё также мощно, кряжисто лезли в глаза рубленные «в лапу» венцы, голубели наличники и ставни, высокие столбы ворот, прямо как часовые на посту, охраняли просторное подворье. На миг померещилось Константину – вот сейчас откроется, звякнув кольцом, калитка, и выбежит на улицу вихрастый круглолицый мальчуган. Помедлил, пребывая в грёзах, да и повернул коня к дому своего детства. Уже спешившись во дворе, Константин увидел под навесом лошадь, узнал буланого Петра, и безрадостно заныло у него под сердцем. Старший брат пришёл с германской есаулом. После революции собрал бывших однополчан для борьбы с Советами. За Константином пошли те, кто сочувствовал новой власти. Бог миловал — братья не встречались ни в тёмном лесу, не в широком поле, а теперь вот сошлись под отеческим кровом, похристосоваться, так сказать, на самую Пасху. Делать нечего, придётся слушать упрёки и насмешки белоказачьего есаула. Ещё в сенях он уловил знакомый с детства дух половиков, овчинных тулупов, прокалённых на широкой русской печи, и сладковато-дурманный запах пасхальных куличей. Мать кинулась к порогу, всплеснув руками, и, не обняв даже, тут же уткнулась носом в край косынки – плакать. Отец радостно засверкал глазами, чуть оторвал свой зад от скамьи у стола. Сидевший напротив Пётр криво ухмыльнулся и тоже привстал. — Смотрите, кто пожаловал! Сам товарищ краснопузый командир. Наше вам, – он размашисто поклонился. – С приездом, браток-большевичок! Прошу к столу, господин социал-демократ, лихой казак, командир бандотряда, лучший рубака станицы – сволочь, одним словом! Вам, случаем, товарищи ещё не поручили дивизию? Может вы уже – высокопревосходительство краснопузый генерал? Сколько же вы, поганцы, крови людской пролили ради своей революции. Константин ткнулся носом матери в плечо, неторопливо разделся, снял сапоги, сел за стол, пожав руку отцу, и стал напряжённо слушать. — А чего это ты явился, спрашивается. За большевиков агитировать?

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 25 августа 2019 г. 03:21 - Потрудитесь объяснить, — строго сказала Надежда Павловна, — что всё это значит? На каком основании ваш сын делает такие дорогие подарки моей дочери? Она выложила на стол мобилу и направление на собеседование с подшитой квитанцией об уплате трёхсот тысяч рублей за обучение в мединституте. Мама недолго недоумевала: — Вообще-то я не в курсе, но мы сейчас всё выясним. Она набрала мой сотовый и включила громкую. — Алекс? — Да, мама. — Вчера ты приводил в гости девушку Дашу. — Да, мама. — Я хочу знать, как ты к ней относишься. — До вечера не терпит? — До вечера не терпит. — Я очень люблю её и хочу на ней жениться. — Знаешь как? — Нет, но надеюсь, ты мне поможешь. — Помогу, конечно. Слушай сюда. Позвони друзьям в Кремлевскую Администрацию, закажи контрамарку в Большой на четверых…. День уточним позднее. Ещё купи колечко, золотое с бирюзой. Если Даша примет его – считай, девушка просватана, готовься к свадьбе. — А если не примет? — Плач и добивайся. — Наука. — А ты думал. Ведь «жена не рукавица, с белой ручки не смахнёшь и за пояс не заткнешь». — Ладно, всё сделаю, как ты сказала. Только почему звонишь с домашнего? И, наверное, громкая включена? Даша, привет! Вечером увидимся? — У нас её мама. Я кашлянул. — Надежда Павловна, — подсказала мама. — Уважаемая Надежда Павловна, у вас прекрасная дочь, и будет, уверен, достойный зять. Окончив переговоры, мама повернулась к гостям и развела ладошки. — На все вопросы даны ответы? Тогда давайте пить чай. Даша прятала от женщин смущённый, брызжущий радостью взгляд. Всё сделал, как сказала мама. После театра пригласил дам в ресторан. Это было то самое заведение, где мы воевали с курносой кавказской братвой. Я молил Бога повторить ситуацию, но он, увы, не пожелал услышать. Прокашлявшись, встал. — Надежда Павловна, я люблю вашу дочь и прошу у вас её руки. Не дожидаясь ответа, обратился к Даше. — Милая, если у меня есть хоть какая-нибудь надежда добиться твоей взаимности, прими, пожалуйста, этот скромный подарок. В чёрной атласной коробочке сверкало огнями золотое колечко с бирюзой. Дома первым делом поделился новостью: — Билли, я женюсь. — Счастливый. — Не завидуй – тебе тоже что-нибудь придумаем. Что есть по существу задания? — Ни-че-го. — ?! — Математическая модель не работает – люди, народы, государства получаются какие-то идеальные, а так не бывает. Столько трудов, и всё напрасно.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 24 августа 2019 г. 03:24 Жду отца – уж он-то заступится, наведёт в семье порядок. Но вместо отца заходят ребята. — Вон он, ваш командир – под кроватью хнычет, — сказала мама. После такого представления вылезать совсем расхотелось. Ребята постояли немного у порога и ушли. Отец пришёл. — Плюнь и растери. Разделся, лёг отдыхать перед сменой. — Толик, айда бороться. Я тоже разделся и кинулся на отцовы ноги. Они сильные и очень хитрые — всё время норовят скрутить меня в бараний рог. Долго выпутывался, устал. Отец: — Тащи книгу – почитаем. С Люськой мы сказки читаем, а с отцом толстенную книгу «Следопыт». Про индейцев, про войну. Вообщем, жутко интересную. Отец начинает бойко, потом запинается, делает паузы и умолкает. Книга падает ему на грудь. Он вздрагивает и начинает снова, с уже прочитанного. Так повторяется несколько раз. Наконец, он решительно откладывает книгу и говорит: — Давай поспим. Ну, что ж спать, так спать. Но сначала…. Вот бы мне ружьё такое, как у Следопыта – чтоб само метко стреляло. Я б тогда…. А кто б узнал? Как ни суди – а без Филимона Купера о Следопыте никто б не узнал. Придётся браться за перо. Уж я бы написал — видит Бог! Глаза начинают слипаться, но уснуть не удаётся — мама позвала: — Толя, собирайся в баню. Зимой баню топят редко — в морозы дров надо много, поэтому используют любой случай, чтобы напроситься к соседям. А у нас телевизор – как пригласительный билет. В этот раз Нина Мамаева прибежала за сестрой. — С девчонками не пойду, — заявил я. — Я тебе не пойду, — мама грозит сначала пальцем, потом кулаком. Приходится вылезать из тёплой постели. Но и девчонки не в восторге от моего общества. Люся: — Да он уж большой, чтоб с нами ходить. Мама: — Помоете, не сглазит. Нина: — Помоем, конечно, помоем. Айда, Толяша, на ручки. Это она из-за телевизора такая ласковая. А может, я ей симпатичен? Она-то мне определённо нравится — больше всех Люсиных подруг. Я когда вырасту, наверное, на ней и женюсь. Вот интересно, кто на Люське женится? Впрочем, пусть это будет хороший человек. Жалко её – сестра всё же, и не всегда она со мной дерётся, иногда защищает и книжки читает, когда попрошу. Размышляя об этом на полку в бане, я плескался водой на девчонок. Сестра: — Чё сидишь, как барин — кто-то тебя мыть будет. — Смотрю, — неопределённо ответил я и тут же пожалел. — Смотришь? – Люся придвинулась ко мне. – Смотришь? И хлесть мне мыльной мочалкой по лицу. Сразу глаза защипало. Я заревел. Нина вступилась: — Люська, ты что сдурела? Она попыталась промыть мне глаза. Я не дался и получил ещё и подзатыльник. Не видел от кого, но, думаю, что от сестры, потому что Нина отнесла меня в предбанник, где я и прохныкал, пока не пришла мама.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 23 августа 2019 г. 07:42 - Тьфу, напасть! – весело откликнулся Лагутин. – Засыпаю прямо на ходу. Наплывает на меня что-то. Весь в холоде, а на веках ровно гири. Сутки ведь не спамши. Часа два только прикорнул и в прошлую ночь. Парфёнов и Лагутин ценили друг друга и не скрывали этого ни перед кем. И далеко не корыстные цели сближали их, а простые искренние человеческие отношения. В обоих хватало и здравого смысла и той непосредственности, которая так бывает мила и приятна в людских отношениях. Да и пути их часто пересекались. Лагутин, не сдержав удовольствия, просиял, заулыбался во весь свой белозубый рот: — Нет, ну скажи, на моих ребят можно положиться. А кто у тебя из станишных такой мастер по прорубам? – и подмигнул с намёком. — Ну, пойдем, погреемся, — устало позвал Парфёнов. Вокруг уже заметно поредел и побелел воздух, но густая тишина сломленной к утру декабрьской ночи наплывала на людей с ещё большей силой необоримого сонного часа. Когда Лагутин вновь вышел на крыльцо, наступило уже утро, яркое и чуткое. Каждый звук – и хруст под ногою, и визг колодезного журавля, и даже поскрипывание вёдер на коромысле необычно долго и тонко звенели в чуть подсиненном воздухе. Тополя, схваченные морозом, заиндевели и под белым зимним солнцем сверкали, как стеклянные. Снег вокруг блестел, на нём беспрестанно вспыхивали и гасли радужные искры. С высокого крыльца тёмные стены изб, протянувшихся по-над берегом, казались мухами, облепившими сахар. На площади перед Советом собирался станичный люд — ребятишки шныряли, управившись по хозяйству, спешили казаки и казачки. Лагутинцы седлали коней, а меж ними расхаживали местные, вполне уже мирного вида. — Да убери ты свою судорогу! — ругали маленького казачка в засаленном тулупчике с шашкой в руке. — Воронье пугало! — Сам ты…, — отлаивался мужичок более похожий на подростка. Лагутин, приметив в толпе Рысиху, поманил её к себе. — Тороплюсь ныне, а как время будет, посидим с тобой за самоваром – расскажешь, как бурю одолела. — Всё расскажу, касатик, всё. Как время придёт помирать, всё расскажу. Да только тебя уж тогда не будет. — Как знать. — Я знаю. Лагутин омрачился. Повернувшись к Парфёнову, сказал: — Смотри, бабку не обижай. Очень она у тебя пользительная. За столько вёрст мы отсюда стояли, а смотри ж, нашла. От краснопузых её береги, да и сам не попадись. Смотри, дознаются – худо будет. Слышишь? — Не попадусь, Семён. Лагутин молодецки взлетел в седло. Взыграли кони под хлопцами. Атаман поднял руку, прощаясь со станицей. Кто-то из старух привычно заголосил: — Как же мы без вас, родненькие! Лагутин махнул ногайкой. Лошадь, высоко взбрыкнув, пошла в галоп. Проводив взглядами лагутинцев, побрели по домам станичные, переживать каждый в своём углу происшедшее. Парфёнов, оставшись в одиночестве, вдруг начал осознавать, что беда, постигшая станицу для всех общая, но мера ответственности за неё у каждого своя. И расплата будет не равная. Он с тревогой окинул взглядом опустевшую площадь, перекрестился. Порыв ветра сорвал с обрывистой береговой кручи крупитчатый снег, смёл его в пропасть яра, покрутил злобно на лысом льду затянувшейся уже полыньи, ставшей общей могилой девятнадцати бойцам продотряда и пяти николаевским мужикам, и, перебежав на тот берег, утих, словно запутался в прибрежных кустах краснотала – так густо и непролазно здесь было даже среди оголённых зарослей.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 22 августа 2019 г. 09:13 - Всё в порядке, — регистратор строго и с обидою взглянула на меня, приглашая Дашу к столу написать заявление, заполнить анкету. Покинув стены Альма-матер со змеёй, любительницей выпить, мы облегчённо расхохотались. — Это дело надо обмыть. И Даша согласилась. Остаток дня мы кувыркались на аттракционах, катались на пароходике, стреляли в тире. Мамин звонок настиг в кафе-мороженое. — Ты где? — В Робине с Бобином. — Где? С Бобчинским? — Нет, с красивой девушкой. — Шибко красивой? — Глаз не отвести. — Вези домой, у меня есть, что к столу подать. У Даши была масса женских достоинств, и напрочь отсутствовало чувство противоречия, так раздражавшее меня в девушках. Уговорить её пойти к нам в гости и познакомиться с мамой не составило труда. Выбирали торт-мороженое. — Мы тут веселимся, объедаемся, а твою маму кто угостит? — ? — Девушка, — позвал работника кафе, — вот этот торт вы можете доставить по указанному адресу? На её кивок Даше: — Диктуй. Девушка принесла открытку: — Можете черкнуть пару фраз. И Даша написала: — «Мамочка, я поступила!!!» Мама у порога бесцеремонно схватила Дашу за руки и потянула на свет под люстру. — Ну-ка, ну-ка, ну-ка…. Какая хорошенькая! Она чмокнула Дашу в щёчку. Та засмущалась и развеселилась одновременно. Мы накрыли стол в гостиной. Я поклевал немножко из тарелочки, пересел на диван, взял гитару – дам надо развлекать. — Утро туманное, утро седое, нивы печальные, снегом покрытые… — опустил голос в доступные мне басы. Мама поднялась, обняла Дашу за плечи, чмокнула в щёчку: — Всегда мечтала иметь такую прелестную дочку, а родился вот… Шаляпин. Её ласковый взгляд не соответствовал укоризненным словам – меня она тоже любила. Засиделись допоздна. Мама сменила меня – исполнила несколько классических романсов, потом таёжно-походных. Мы с Дашей подпевали: — Милая моя, солнышко лесное… Хором пели: — Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…. Провожая Дашу домой – она жила в соседнем подъезде на втором этаже – поцеловал у её дверей. Она стояла покорная, поникшая, не тянулась ко мне – и я не решился продолжить…. Был на тренировке, когда в нашу дверь позвонили. Мама распахнула, схватила Дашу за руки, потянула вглубь квартиры: — Дашенька! Как я рада! Следом вошла её строгая мама. — Моя мама – Надежда Павловна, — представила Даша.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 21 августа 2019 г. 09:22 На маленькой печке, заваленной всяким хламом, шибко-то не развернёшься. Какого чёрта здесь держат тулупы вместе с валенками? Впрочем, без них на голых кирпичах поджариться можно очень запросто. А из валенок, при желании и небольшой фантазии, неплохие пулемёты получаются. Вот мы и застрочили в три голоса. — Здесь и спать можно, — похвалил я печку и пожалел, что у нас дома такой нет. — Была нужда, — отмахнулся Вовка. – У меня кровать есть. — Я, когда женюсь, с женой буду спать, — заявил Халва. — А я женюсь на дикторше из телика, — поддержал тему Вовка. Я обиделся — телевизор мой, значит, и дикторша моя. Какое он имеет право на ней жениться? Да никакого. Заявил об этом, и обиделся Вовка. — Я вообще жениться не собираюсь, — сказал я. – А девчонок буду лупить, где не встречу. — Ты ещё маленький, — сказал Халва, — и ничего не понимаешь. — Сам ты маленький, — оборвал я его. Играть совсем расхотелось, да и жён себе выдумывать. Повисла гнетущая тишина. — А пойдемте, ходы в снегу рыть, — предложил Валерка. Вспомнил ворчание отца, когда в последний раз просил у него для этих целей лопату. — Делать вам нечего. Лучше б снег от фундамента отбросал – весной работы меньше будет. — Не, — предложил я. – Пойдёмте окопы рыть. Должны, точно знаю, должны враги напасть на наш дом. А мы окопы выроем и всех перестреляем. Пока врагов ждём – телик посмотрим. Телевизор – аргумент. Ребята сразу согласились, что окопы возле дома рыть интересней, чем ходы в сугробе. Это с тёплой печки работа казалась лёгкой и интересной. Недавняя метель так скрепила снег, что я быстро выдохся и заскучал. Чтобы как-то поддержать боевой настрой, предложил хором спеть. И первым затянул: — Шёл отряд по берегу, шёл издалека… Песню о героическом Щорсе мои друзья не знали, но дружно подхватывали припев: — Ээ-эй! Ээ-эй! Красный командир… Мама в окно постучала, перед ртом щепотью машет – обедать зовёт. — Продолжайте, я сейчас. За столом усидеть не было сил — на подоконник пристроился с тарелкой, ем и посматриваю, как ребята в снег вгрызаются. Отец увидел, подивился и похвалил: — В жизни всегда так бывает — кто-то вкалывает, а кто-то руками водит. Учись, сын, головой работать – лопата от тебя не уйдёт. Отец ушёл скотину убирать, а мне на мороз не хочется. Сестра уроки учит — прочитает в учебнике, захлопнет, сунув палец закладкой, глаза закроет и повторяет вслух: — Чьи это поля, чьи это мельницы? Это панов Вишневецких. Это… Забудет, собьётся и вновь в книгу подсматривает. — Чья это дура с книжкой у печки? Это панов… Хлоп! Люська стукнула меня учебником по голове. Я бросился на сестру с кулаками, но она так лягнула меня в живот, что я кубарем (как давеча Серёжка) улетел под кровать. Оттуда возвестил на весь дом, что не очень-то доволен подобным обращением с будущим Героем Всей Страны. Крупная слеза упала на пыльную половицу и застыла стеклянным шариком. Мама вошла с кухни. — Смотри, как она меня лупит, — сквозь рёв жалуюсь я. – У меня даже один глаз выпал. Мама вопросительно посмотрела на сестру. Люся, зевнув в учебник: — Уроки учить мешает. — Следая. Не лезь, — мама подвела итог инциденту и удалилась на кухню.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 20 августа 2019 г. 18:22 В освещённый круг вошла, поражая своей неожиданностью, парящая на морозе, мокрая с головы до ног фигурка Гриши Богера. Он затравлено озирался испуганными глазами и дрожал всем телом. Мокрая одежда стремительно смерзалась и похрустывала при ходьбе. — У проруб сховался, — всё никак не справляясь с охватившим его волнением, рассказывал казак. – Это каким манером вышло. До речки добёг, сиганул, змеёныш, в камышовый куст, проломил лёд и затих, одна лишь головёнка чернеет. Так бы и замёрз, жидёнок. Да на его счастье бабка та шустрая объявилась – указала. — Пластай его, так растак! – подбежал маленький казачишка из местных с шашкою наголо. — Постой!... Погодь! – загомонили кругом. – Надоть атамана покликать. Гриша Богер, стуча зубами, шамкая непослушными губами, заговорил вдруг: — Мне б в тепло. Помру я здесь, а у меня мама…. Казаки стояли, поёживаясь от озноба, хмуро глядели. Кто-то сказал от костра: — Сопляк совсем. Гляди, и шешнадцати нету. Разом взорвались голоса: — Нет, ну здорово! Как хлеб отымать – годов не считал. У него мамка, видите ли…. А у нас щенки под лавкой, которых и кормить не след…. Голоса всё более озлоблялись, возбуждаясь. Подходили станичные. — Это хто ж такой? — Вот утопленник ожил. Да что его жалеть…. Пластай! Подошёл Лагутин. Мельком глянул на Гришу и, повернувшись, пошёл прочь, уронив: — В расход. — Пойдём, — преувеличенно строго сказали два казака. — К-куда вы м-меня, — не попадая зубом на зуб, срывающимся голосом спросил Гриша Богер. Трое пошли, и из темноты с тою же преувеличенной строгостью донеслось: — В избу. Отогреешься, потом спрашивать будем. Через минуту выстрел. Он долго перекатывался, ломаясь в бору, наконец смолк. А ночь всё была полна неумирающим последним выстрелом…. Возле крыльца Совета Лагутин, разминая озябшие ноги, немного походил, вдыхая широкой грудью крепкий морозный, замешанный на горьковатом запахе хвои воздух, поглядел в небо. Декабрьская ночь царила над станицей, бором, всей землёй. Сияла луной, рассыпанными из края в край мерцающими созвездиями. Но на востоке уже чуть посветлел краешек неба, прижатый темнотой к горизонту. — Подожди, послушай, — Парфёнов торопливо подходил, настороженно оглядываясь – Вроде кто кричит? Ему послышался человеческий вопль где-то на реке, сразу смолкнувший, затерявшись среди синих сугробов. С берега слышны скрежеты лопаты о звонкий лёд, гулкие удары кирки или лома, глухие голоса и фырканье лошадей, волочивших на реку раздетые трупы продотрядников. В новом, охватившем всех воодушевлении люди, то и дело матерясь, суетились возле проруби, сталкивая поглубже в воду на стремнины течения коченелые тела, и с тревогой поглядывали на разгорающийся восток. А речка, подковой опоясавшая станицу, синела под звёздами. С высоких берегов нависали спаянные пургой и морозом снежные гребни. Ветер шевельнулся от русла реки, снежной крупой прошуршал под ногами. Всплески воды заставили Парфёнова поёжиться, и он с кривой улыбкой проговорил: — Показалось – должно в ушах свербит, — и надел шапку. — Чёртов холодище. Я всё-таки, кажется, простыл.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 19 августа 2019 г. 19:36 Сорока так и исполнил, как услышал – не встал и побежал, а сначала на четвереньках шлёп-шлёп-шлёп, а потом встал и побежал. Я понимал, что нажил себе смертельного врага, но насколько он мог быть опасен, не представлял. — Ты куда? — В институт – документы подавать. — В какой? — Медицинский. — Знаешь где? Позволь, провожу. Даша была не против, чтобы я её проводил. Мы поехали на такси. Но до этого я подарил девушке мобильник. — Дай мне твой номер. — У меня нет телефона. — Нет телефона? А паспорт есть? Давай сюда. Затащил Дашу в ближайший маркет и купил самую навороченную мобилу. — Умеешь? Ничего, пощёлкаешь клавишками, научишься. Набрал её номер. Даша вздрогнула, когда из сумочки полились соловьиные трели. Конкурс в мед обещал побить рекорды все. — Прорвёшься? — Не знаю. Надо пробовать. — Может, лучше на платное? Потянул девушку к крайнему столику приёмной комиссии. — Что сдаём на платном отделении? Женщина в огромных роговых очках подняла на нас строгий взгляд. — Кроме денег – собеседование. — На предмет? — Бывают люди совершенно несовместимые с медициной. — Мы желаем поступить. — Оба? — Нет. Вот, девушка. — Сдайте в кассу пятьдесят тысяч рублей и с квитанцией об уплате, документами подходите за направлением на собеседование. Не пройдёте – деньги вам вернут. — Пятьдесят это за год? — За год. — А за весь курс – до диплома. — Умножать умеете? — Столбиком. — Умножьте на шесть. — Кредитку в оплату примите? Женщина подняла очки на лоб, внимательно посмотрела на меня, потом на Дашу, потом снова на меня. Она подумала, столичный балбес прикалывается над доверчивой провинциалкой. — Кредитки в оплату не принимаем. Наличку… — Перечислением можно? Дайте расчётный счёт. Даше: — Подожди пять минут, я с банкомата перекину. Перед столиками приёмной комиссии суета, очереди. Даша одиноко и очень принуждённо стояла у последнего. Строгая очкастая женщина ей что-то выговаривала, и моя подопечная согласно кивала головой. Мне улыбнулась вымучено. — Готово, — я вернул квиток с реквизитами и с ним квитанцию банкомата. — Надо проверить, — регистратор приёмной комиссии покинула свой пост и удалилась. Мы ждали её минут двадцать, посматривая и обсуждая суетящихся абитуриентов, их мам и пап.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 18 августа 2019 г. 02:54 А потом я и сам не захочу в горы, сяду за стол и буду писать романы в тихом, уютном кабинете. Мир потеряет великого путешественника и открывателя. Точно. Стану Героем, Гением, Человеком, которым гордится страна, если…. Если не помру со скуки в начале самом своей жизни. Господи, как тяжело жить! Скорей бы весна. Когда много света и солнца. И сады начинают пахнуть так, что бодрость преследует тебя даже во сне. Но ничто не вечно в этом мире — даже скука, глубокая, как горе. В соседском огороде появились Вовка Грицай с маленьким Серёжей. Жеребёнком, ошалевшим от радости, я поскакал им навстречу — благо, забора между нашими огородами не было. — Н-но! – подгонял сам себя. Серёжка, укутанный в шаль, сиял глазами, в улыбку губы распустил. Глядя на солнце, на сверкающий в его лучах снег, смеялся: — Солнушко, гы-го-го… — Цы-па, цы-па… — манил резвящихся воробьёв. — Здорово, Вов-Чик! – бодро, звучно, нажимая на «ч», говорю я. – Как школа? Происшествий не было? — Какие там могут быть происшествия? – пожимает плечами сосед. — Ну, не скажи — столько пацанов вместе… Неужель чего нельзя придумать? — А учителя? — А голова на что? Ну, хоть бы после школы отлупить девчонок. — Чё ты несёшь? Я посмотрел на Вовку со смутным беспокойством – начал задаваться? Школьник. — Ты, наверное, с девчонками дружишь? – съязвил я и покрутил пальцем у виска. – Похоже, школа ничему хорошему не учит. — Я тебе сейчас покажу, чему нас учат в школе, — сказал Вовка и выломал обезглавленный подсолнух. — Ура! Сейчас будет рыцарский турнир, — я тоже вооружился и поскакал вокруг соперника. — Коли! Луби! – возбудился маленький Серёжка. Ему удалось выломать прошлогоднюю будыль из снежного покрова, и он напал на брата с другой стороны. — Ну, начинается потеха, — пригрозил Вовка и повёл на меня атаку. Я отступал, отбиваясь, и хрипел страшным голосом, изображая чудо-юдо лесное: — Добро пожаловать, богатырь, в гиблые места! — Ты давай, работай, — Вовка лупил своей палкой по моей. – Сейчас я тебя уложу на раз-два-три… Раз…! Два…! Три…! — Ула! – Серёжка ткнул своим «копьём» брату в глаз. Вовка вскрикнул и доказал, что в школе он чему-то всё-таки научился – разразился отборнейшей бранью. — Я тебя щас на куски порву, — пообещал он брату, а сам пнул его так, что Серёжка кубарем полетел в сугроб. Вовка убежал домой, закрывая ладонями лицо. Младший Грицай орал, лежа в снегу, и плач сотрясал его тело. Я мог считать себя победителем турнира. — Эй, вы, что тут вытворяете? – через забор перешагнул Валерка Журавлёв, по прозвищу Халва, и подошёл к нам. Не думайте, что он долговязый великан — просто в недавнюю метель намело такой сугроб, из-под которого забор наш едва виден. Вдвоём мы подняли Серёжку, отряхнули от снега, уговорили не реветь и не жаловаться, повели домой. — Залазьте, — Вовка позвал нас с тёплой печки, сияя «фонарём» под глазом, и кивнул на брата. – А этого бандита сюда не подсаживайте. Полезайте, я тут засаду устроил — в войну поиграем. Мамка разрешила. — А парашут есть? – осведомился Валерка. – Высоко падать, если что.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 17 августа 2019 г. 03:40 Ворожея хмуро смотрела, как казнится и причитает сноха. — Страшно! Страшно среди вас! — Ну, хватя слёзы лить. Дитёв-то на кого бросила, скажённая? Тяжело ступая усталыми ногами по неровным массивным половицам, Рысиха подошла к лавке у печи, зачерпнула в ковш воды, заглянула, пошепталась и подала снохе: — Пей, не воротись. Криком-то не спасёшься. Женщина, стуча зубами о ковш, громко глотнула раз, другой – обмякла, тоскливо уставившись сквозь стену. — Дивишься – слёз не лью? Они у меня все раньше пролиты, на теперь-то не осталось. Через несколько минут старуха была одета – сморщенное лицо по самые глаза упрятано в толстую шаль, ветхая шубейка перепоясана ремешком. — Посиди пока-тко. А как оклемаешься, иди к ребяткам. Пойду и я, догляжу. По пути к двери задержалась у винтовки — Чего с этим-то прибегла? Женщина тоскливо смотрела в невидимую даль и не отвечала. — Ружьё-то, эй, спрашиваю, чего притащила? Вяло шевельнувшись, женщина ответила: — У Васьки выхватила. Ведь он чуть не убил одного, молоденького самого. А другой на крыльце порубанный…. Старуха о чём-то задумалась над винтовкой, тряхнула закутанной головой, отгоняя мысли прочь: — Всех ба надо. В темноте копошилась какая-то тень и напугала лагутинского казака Калёнова. Он вскинул винтовку, но, приглядевшись, крикнул: Фу!... Чертовщина. Что ты бродишь среди ночи, старая? — Испужался, казак? — Ладно, испугался, пальнуть бы мог. — А и пальни. Да не в меня. Иди-к сюда. Видишь, вон меж плетней темнеет? — Да чтоб оно провалилось, что там можа темнеть? — Не бойся, иди сюда. — Чтоб тебе сгореть ясным огнём, — бранился немало перетрусивший казак. – Вот я его пулькой достану. Эй, ну-ка покажись! Помедлив, потоптавшись, вытягивая шею в сторону пугающего чёрным пятном плетня, Калёнов вскинул приклад к плечу, прицелившись, бахнул. Эхо ответным выстрелом отскочило от стены бора. Пуля впилась Тимофееву в спину и застряла внутри, обжигая задубевшее тело. С силой сжав зубы: «Только бы не закричать. Не выдать себя» — он конвульсивно напрягся, будто пытаясь разорвать на себе невидимые путы. Вдруг все боли разом оставили его. «Вот и конец мученьям», — подумал Тимофеев и умер. Ещё не рассвело. Выстрелы, крики над станицей смолкли. Пластуны Лагутина развели на площади перед Советом костры и с помощью станичных стаскивали к ним порубанных рабочих и николаевских мужиков. — Дак, говоришь, девятнадцать их было? – широко шагая по улице, спрашивал Лагутин поспешавшего за ним Парфёнова. — Двое утекли, — сокрушался станичный старшина. – Ну, как до своих добегут…. — Не паникуй! Искать надо. Искать! Довольный собой Лагутин был деятелен, прогнал на поиски жавшихся к кострам озябших казаков. Те побродили по дворам и гумнам, потыкали шашками в сено, разломав плетень, извлекли труп Тимофеева да вернулись к огню, сетуя, что «одного-таки чёрт прибрал». И вдруг…. Все головы повернулись в одну сторону, а оттуда из темноты: — Иди, иди, сволочь!

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 16 августа 2019 г. 02:58 - Это проставляюсь я. — Ты? Ну, дела. Подружка моя не смогла устоять на месте, шмыгнула к девчатам, потом к ребятам.    Сервировка ещё не закончилась, мои вчерашние недруги, а теперь, уверен, друзья не разлей вода, рассаживались за столики. Впрочем, они внесли свою поправку – сдвинули их вместе. Сорока с подручниками не появился – то ли заняты были, то ли проигнорировали попытку примириться. Морячок с десантником пожали руку. Мы ударили по струнам, а девчонки накрыли нам в «оркестровой яме». Спиртного не было, но народ веселился от души. Притащили колонки, протянули удлинитель, подключили микрофон караоке — от желающих спеть отбоя не было. В разгар веселья Жанка подошла с незнакомой миловидной девушкой. — Алекс, знакомься – Даша. — Даша, — прошелестели пухленькие губки. Я кивнул – усвоил, мол. — Алекс, девушке надо помочь. Сорока и с неё проставы требует. – Жанка округлила глаза. – Натурой. Я бросил на Дашу любопытный взгляд – глаза большие, синие, грустные, строгие, прекрасные. — А что? Здоровое чувство к красивой девушке. — Не пошли. Лучше скажи – поможешь? — А что надо-то? — Ну,… скажи, что это твоя девушка… Кто сунется – сразу по рогам. — Легко. Жанка покосилась подозрительно: — Только вы не очень-то заигрывайтесь. Помни, Алекс, ты – мой. Чуть позже взял микрофон в руки и объявил, что следующая песня исполняется для любимой девушки. Коллеги мои играли, а я пел и, как заправский эстрадный артист, выделывал в коробке танцевальные па. Подвальсировал к сидящей за столом Даше и чмокнул её в щёчку – чтобы всем всё стало ясно…. Дома признался: — Билли мне нравится одна девушка. — Давно пора, Создатель – пик твоей сексуальности уже позади. — Я серьёзно. — Я тоже…. Дашу увидел дня через три после нашего знакомства. Она плакала, закрывая лицо ладонями. Прихватили её у подъезда Сорока с известными уже приятелями. Кровь ударила мне в голову. Сработал инстинкт далёких и диких предков – не жалея живота своего, защищать самку и детёнышей. Разрывая одежду о кусты акации, полетели на клумбу приятели Сороки, он попятился. — Тебе разве не сказали, что Даша – моя девушка? — Н-нет, — он пятился и отчаянно боялся, боялся всеми клетками своего организма. — Ну, извини – буду бить тебя непредупреждённого. — Не надо, — попросил Сорока. — Не надо, — попросила Даша. — Проси прощения, урод. — Слышь, ты, прости. — Не так, — схватил Сороку за нос, прищемил его большим и указательным пальцем. – На коленочки встань, на коленочки. Манипулируя Сорокиным клювом, поставил его на колени: — Клянись, что больше не будешь. — Не буду, — гундосил шишкарь дворовый. — Отпусти его, — попросила Даша. — Брысь, — сказал я, отпуская.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 15 августа 2019 г. 02:38 3 Новогодние каникулы закончились. Скучно стало на улице. Да и дома, когда отец отдыхал после смены, а мама не разрешала включать телевизор. Дошкольником быть очень плохо. Все друзья на учёбе. У них время летит быстро, весело, незаметно. Им есть чем заняться — мне нет. А хочется большой, бурной жизни. Хочется писать стихи, чтобы вся страна знала их наизусть. Или сочинить толстенный роман. Я живу в тоске, потому что не умею ни писать, ни читать. Неграмотный я по причине своего малолетства, но чувствую в себе силы и способности на тяжкий умственный труд. Вот слепые же пишут романы, и музыку, и стихи. За них кто-то записывает. Вот бы мне такого писарчука – уж я бы надиктовал! Хуже всего, что никто не понимает моих мук. Все смотрят на меня, как на малыша, которому достаточно дать конфетку, чтобы он отстал и не путался под ногами. А можно просто взъерошить волосы – иди, гуляй. Остаётся одно – мечтать. И это спасение от вселенской скуки и людских обид. Смотрю на высокий сугроб, представляю его Кавказским хребтом, а себя – путешественником, заросшим чёрной бородой, голодным, продрогшим от холода. Я даже гибну, но открываю ещё одну тайну природы. Вот это жизнь! Вот бы мне попасть в экспедицию! Нет, не возьмут: скажут – окончи школу. А потом – институт. А потом….

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 14 августа 2019 г. 02:21 Он лежал, вернее, висел зажатый меж двух плетней и замерзал недвижимый, раздетый. Его бил озноб, а он тщетно пытался с ним совладать. Мороз безжалостными иглами впивался в тело – от него зашлось бедро, закоченели скрюченные пальцы. Перед глазами от дыхания трепетала тонкая плёнка лопнувшей на жердине коры. То затихая, то вновь заполняя собою всё пространство, носились над станицей крики, вопли, выстрелы. Раздираемый страхом и коченеющий Тимофеев корчился на боку в узком пространстве между плетнями. Под его затёкшим плечом чуть подтаял, а теперь смёрзся с гимнастёркой снег. Ему так хотелось завыть, закричать, позвать на помощь людей, открыть им глаза на подступающую к нему ужасную смерть. Ведь люди же они! И он человек. Но что толку было кричать, ведь кругом были враги, одни враги, жаждущие отнять его жизнь. И лишённый способности шевельнуться, он горячечно метался мысленно в поисках какой-нибудь возможности спастись. Но, кажется, выхода не было, лишь нестерпимая боль и обида на несправедливость судьбы. По всей видимости, теперь для него начинался другой отсчёт времени, которым он не распоряжался. Наоборот, время стало распоряжаться им, и ему лишь оставалось покориться его немилосердному ходу. Его искали. Озлобленно, остервенело лаялись казаки, шныряя по дворам. И это прибавляло в нём решимости. Он им нужен живой или мёртвый. Иначе они не смогут успокоиться, иначе они не смогут замести следы своего страшного преступления. Значит…. Значит, будет лучше, если они его не найдут. Ему надо умереть здесь. Так будет лучше для него самого, для тех, кто придёт мстить. Новый поворот в его сознании осветил всё другим светом, придал новое направление всем его помыслам, по-иному перестроил его намерения. Он притих, весь собрался, сосредоточился на своей новой цели…. Запнувшись о распластанный на крыльце, коченеющий труп, из избы вырвалась наспех одетая простоволосая женщина с винтовкой в руках, задыхающаяся в бормотании: — Господи, Боже мой, Господи…. Отбежав от ворот, остановилась, дико озираясь. Станица была темна, не светилось ни одно окно, лишь свежеумытая луна щедро лила на снега свой холодный свет. По дворам шныряли чьи-то тени, верховые пересекали улицу и истошно заходились собаки. Женщина издала стон и, прижимая тяжёлую винтовку, бросилась прочь от дома в незапахнутой шубейке, в валенках на босу ногу: — Боже мой! Боже мой! Она миновала немало домов и, толкнув покосившуюся калитку, протрусила широким, заметенным двором, забарабанила в оконце ветхой, каким-то чудом удерживающей глубоко прогнувшуюся крышу, избёнки. Окно, помешкав, затеплилось. Женщина метнулась к низенькой двери. Переступив порог, с грохотом бросила на пол винтовку. Бабка Рысиха смотрела на неё совсем не сонно, недобро, без удивления. — Приезжих убива – а – а – ют, — заголосила женщина, — и Васька-то ружьё схватил! Она надсадно тянула худую шею в сторону старухи, сквозь волосы запутавшие лицо обжигали глаза. Ворожея оставалась неподвижной – телогрейка наброшена на костлявые плечи поверх ночной рубахи, босые уродливые, с узлами вен ноги, жидкие, тускло-серые космы, с жёсткими морщинами деревянное лицо, взгляд спокойный, недоброжелательный. — Маманя – а! Васька же… Приезжих… Ружьё схватил! Лёгкое движение всклоченной головой – понимаю, мол – скользкий взгляд на винтовку, затем осторожно, чтобы не упала с плеча телогрейка, ворожея подняла руку, перекрестилась и произнесла торжественно: — Геенна им огненная! Достукались анафемы…. Всем телом женщина дёрнулась, вцепилась обеими руками себе в горло, опустилась на пол, горестно раскачиваясь всем корпусом. — Вы…вы! Что вы за люди! Господи, Боже мой! Ка – амни — и! Ка – амни! Ты никого не жалеешь, и он… он никого не пощадит. Хотел убить. А потом – потом распла – ата. Камни вы бесчувственные.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 13 августа 2019 г. 03:04 Бить я их не бил – злости ещё не было. Ловил на контрприём и аккуратно укладывал на газон. Один вооружился кастетом. — Убери – ручонку сломаю, — предупредил я. Он не послушался, а я не сдержал слово – поймал его в атаке, чуток помог ускориться, и он обрушился головой на ни в чём неповинный заборчик. Затих. Наверное, ушибся. Да как бы шею не сломал. Коробку тоже жалко. — Чё глазеете? А ну гурьбой – Сорока пинками и тычками гнал на меня толпу подростков. — Смелее, смелее, — подбадривал и я. Крутился, как белка в колесе, аккуратно ронял их наземь в стиле айкидо и никого не ударил. Девчонки ахали, визжали – думаю, что от восторга. Вдруг знакомый и любимый голос, лёгкий плеск ладошек: — Браво-брависсимо! Ты ещё в детский сад не забудь заглянуть. Мама! Мамочка! Здесь? Приехала! Я бросился на остатки сильно поредевшего воинства – у, гады, порешу! Парни врассыпную. Исполнил кульбит на прощание – это для девиц – перемахнул заборчик, подхватил маму на руки, закружил, понёс домой. Она: — Рюкзак, рюкзак – там все сокровища! Прихватил и рюкзак. Мы пили чай. — Колотун-бабай сейчас в Якутии. — Это в июле-то? — Представляешь, утром всё бело от инея. Солнце встанет – роса блестит. В полдень жара. Ночью у костра греемся – в палатке даже в спальном мешке не заснёшь. Попростывали все — решили свернуться. Смотри, что привезла…. Среди якутских трофеев сверкал алмаз. Настоящий. Не силён в каратах – стекляшка в полногтя мизинца. — Место запомнила? На следующий год рванём вдвоём, нароем-намоем, богатенькими будем. Неделю мы разбирали мамины трофеи. Она из дома носа не кажет. Он у неё, и лоб, и щёки, и даже шея в красных пятнах. На руках – о, ужас! – «цыпки». — Это от ледяной воды, — жаловалась мама. Втирала кремы в кожу и сетовала: — Кабы до учебного года зажило. Пили чай. — Ма, что такое русский народ? — Здрасьте-приехали. Школу забыл? — Нет, ты скажи не по-учебному — как сама понимаешь…. — На эту тему можно говорить до бесконечности. Есть такая теория: будто Земля — живой организмом. Там русским отведена роль нервов – вся боль планеты проходит через нас. Никто так не может чувствовать и переживать. Достаточно? — Интересно. Интересная мысль! Надо Билли подсказать. Хотя, если это зафиксировано в Инете, ему и без меня доступно. Следующий свой визит в коробку приурочил к Жанкиному выходному. Но сначала подготовился – сделал заказ в ближайшей кафешке. Сидел с гитарой на своём месте – купил новую, покаявшись маме. Народ потихоньку подтягивался. Жанка. — Наслышана, наслышана. Герой! Тема есть на миллион – чуть позже. А это что за дела? Во двор вошла «фура» и начала разгружаться. Ребята в униформе «Макдоналдс» таскали в коробку пластиковые столики, стулья, накрывали яствами, питьём. — Совсем онаглели буржуины! Ну, я им щас…. Удержал Жанку за руку:

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 12 августа 2019 г. 03:10 Например, из документального фильма об истуканах острова Пасхи! А в благодарных слушателях недостатка не было. Великие перемены с появлением телевизора произошли в жизненном укладе нашего семейства. Все соседи, от мала до велика, стали относиться к нам с величайшей почтительностью. Вечерами у нас собиралась внушительная толпа зрителей. Рассевшись, кто, на чём смог, многие просто на полу, живо комментировали увиденное. — Спасайте! Утоп! — Ах, ты, грех какой! — Гляди-ка, выплыл! — Где? Верно. Вот это, называется, повезло! Посмотрите – целёхонек! А сосед дядя Саша Вильтрис как заорёт: — Он жив! Ура! Ура! И полез обниматься. Ну, как на стадионе. Увлёкся мужик. На правах хромого он садился, развалившись, в одно из двух наших стареньких кресел. Иногда это смешило, чаще – надоедало. Тогда отец вставал и решительно выключал телевизор. — Комедия окончена, артистам надо отдохнуть. Гости нехотя расходились. Кто-нибудь предлагал поиграть в картишки, с надеждой, что экран засветится ещё раз. Надо ли говорить, что все зрители, и дети в том числе, были просто влюблены в прелестных дикторш — просто души не чаяли. Вот как-то одна заявляет: — Этот фильм детям до шестнадцати лет смотреть не рекомендуется. Отец покосился на Люсю и её подружку Нину Мамаеву. — Для вас сказано. — А чего его не гонишь? — фыркнула сестра, ткнув в меня, примостившегося у отца на коленях, пальцем. — Он ничего в этих делах не понимает, — усмехнулся отец. — А там ничего такого и нет, — вмешалось Нина. – Я этот фильм в кинотеатре видела. — Какого такого? – обернулся отец. — Ну, такого… Вы знаете. — Я-то знаю. Вы откуда знаете? Ох, девки, девки, как быстро вы взрослеете – беда, да и только. Я украдкой показал сестре язык и кивнул – вали, мол, отсюда. А потом пожалел – ах, как бы ни поплатиться.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 11 августа 2019 г. 03:14 И потянул было руку перекрестить старуху, но передумал. И казаки примолкли, замерли в напряжённом ожидании. Приезжие крепко спали по казачьим избам, сломленные усталостью и домашним теплом, доверчиво не выставя постов, не ожидая никакой беды. К полуночи вьюга стихла, небо вызвездило, ударил морозец, скрепляя вновь наметённые сугробы. На широкой, озарённой луной улице показалась конная полусотня. Остановились. Разгорячённые лошади топтались на месте, мотали головами, звеня удилами. С подъехавших напоследок саней сошла согбенная фигура. Молодцеватый, с огромными усищами разбойный атаман Лагутин перегнулся в седле. Прощаясь, сказал: — Спасибо, мать, за помогу. Теперь спеши домой да закройся – не ровен час, подстрелят. И выпрямляясь: — Ну, где старшина? Где этот Парфёнов, мать его! Бондарев, Лопатин, Трофимов и Гриша Богер спали вповалку на полу у печи, не раздеваясь, положив шинели под головы. Среди ночи резануло слух — матерная ругань, грохот распахнутой двери, звон покатившегося ведра. Лопатин будто и не спал, вскочил и, не теряя ни секунды (эх, винтовки где?), как буйвол ринулся в сени. Кто-то навстречу. Шашка ткнулась в плечо, брызнула кровь. Лопатин покачнулся, но удержался на ногах, и под его литым кулаком хрустнула переносица, со стоном и остервенелой бранью рухнуло чьё-то тело. Вырвался на мороз и понёсся сажеными скачками по двору. По ринувшемуся за ним Бондареву без промаха пришлись казацкие шашки. Лопатин выбежал со двора и бросился по улице туда, к Совету, со смутной надеждой на что-то. Впереди и сзади метались тени. Свои? Чужие? Лопатин, прыгая через сугробы, несся с такой быстротой, что сердце не успевало отбивать удары. Перед глазами стояло одно: высокое крыльцо Совета, лица Фёдорова, местного председателя. Там спасение. Но сплошной, потрясающий стылую землю топот несся страшно близко, настигая сзади. Ещё страшнее, наполняя безумно яркую белыми и чёрными красками ночь, накатывался лошадиный храп. Лопатин бежал, каменно стиснув зубы. «Жить!.. Жить!.. Жить!..» Голова взрывом разлетелась на мелкие части. А на самом деле на две половины рассеклась под свистнувшей в воздухе шашкой. Когда Бондарев, порубанный казаками, застонал, заваливаясь на крыльце: « Ох, братцы, да что же вы делаете?», Тимофеев был уже в сенях. Отбросил в сторону занавеску-дерюжку, ткнулся в тёмный угол, На него пахнуло холодом улицы, и сквозь щели в полу тускло забелел снег. Здесь был лаз в дровенник. Его Тимофеев приметил, когда ходил перед сном по нужде. Остро пахло берестой, сосновой щепкой. У дверного проёма – толстая колода с разбросанными вокруг, припорошенными поленьями. Тимофеев окинул взглядом опустевший двор – крики теперь доносились только с улицы. На задворки путь был свободен. Бесконечно долго бежал он по сугробистому огороду к ограде, ежесекундно ожидая услышать окрик или выстрел в спину. Он знал, что пощады ему не будет. Далее за плетнём и неширокой полоской опушки темнела стена леса, который готов был укрыть, спасти, надо лишь, не терять времени, пока не спохватились враги. — Ах вы, подлецы! Ах, предатели! – бормотал Тимофеев себе под нос. Плетень. Он ухватился за тонкий конец жердинки, вздымая плотно сбитое тело своё, и она, звонко хрустнув, подломилась… Ему было плохо – очень болело в боку, и трудно было дышать. Он всё время шевелил плечами, пытаясь сбросить с себя какую-то непонятную, давившую его тяжесть, но не доставало сил, и тяжесть продолжала его давить – мучительно и непрерывно.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 10 августа 2019 г. 03:22 - Но-но, студент, сначала научись зарабатывать, потом женись… — Студенты, стало быть, не в моде? — За тебя, наверное, пошла – у тебя предки богатые. — Разошлись они. — Бывает. Играешь? – Жанка царапнула струны ногтём. – Приползай вечером в коробку – потусуемся. У меня совсем не было сексуального опыта, и я подумал — не плохо бы приобрести его с Жанкой. Она чмокнула меня и ладошкой размазала след помадный по щеке: — Пока. Посмотрел ей вслед, на худой вихлявшийся зад, и мне расхотелось приобретать сексуальный опыт с Жанкой. Однако ради вечернего рандеву перекроил распорядок дня – после адмиральского часа укатил на тренировку. Вечером спустился во двор. — Алекс вернулся, — представила меня Жанка кучке молодых людей лет от пятнадцати до двадцати, оккупировавших перед закатом хоккейную коробку. Я не увидел знакомых лиц – мне тоже не обрадовались. Девицы курили в кругу, дрыгали ногами, крутили попами. В другом кругу ритмично поводили плечами парни. Музыкально оформляли тусовку два гитариста – один в полосатой майке десантника, у другого на предплечье рядом с якорем темнела наколка – КТОФ. Кивнул на них Жанке и, получив Высочайшее Позволение, перебрался на скамейку к оркестровой группе. Послушал, попробовал и присоединился. Десантник хмыкнул неопределённо, моряк кивнул ободряюще…. Перед сном: — Билли, как дела? — Пытаюсь создать математическую модель человека. — Думаешь это возможно? А для чего? — Чтобы понять, чем он дышит, о чём думает, чего хочет. — Я тебе и так скажу – дышит кислородом, думает о сексе, хочет денег. — Умно. — Ну-ну, трудись-трудись…. Следующий мой вечерний визит в хоккейную коробку был менее удачным. Возможно, сказалось отсутствие Жанки – она работала официанткой в ресторане и отдыхала только по понедельникам. Лишь уселся на оркестровую скамейку, ко мне подошли трое. — Ты зачастил, чувак. Если хочешь прописаться – проставляйся. Ни тема, ни тон их речи мне не понравились. Я покосился на коллег по музыке. Десантник отвернулся с отсутствующим лицом. Моряк увлёкся пятнышком на брюках. Понял: подошедшие – люди в авторитете. — Ты кто? — Сорока. — Где хвост оставил? — Шутник? Сейчас очки пропишу – увидишь. Очки, в смысле, затемнённые – «фонари» скрывать. — Кто-то был бы против – я никогда. Сейчас вернусь. Мамину гитару некому доверить, понёс домой. — Не вернёшься – не обидимся, чувак. Дома повесил на место инструмент, поменял прикид на попроще – предстоящие «танцы» пыльными быть обещали. Кинул взгляд на компьютер — моё детище трудилось, не покладая рук. Эх, Билли, Билли, думаешь, как осчастливить человечество, а оно собралось меня бить. Включил освещение коробки и вышел в её центр. Похрустел шейными позвонками, пощёлкал ключицами, попрыгал, разминаясь. — Ну, смелее. Где тут известный окулист? Вышли двое. Сорока кинул локти за спиной на заборчик коробки и ноги скрестил во фривольной позе. Ухмыляется, цирка ждёт. Ну, будет цирк.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 9 августа 2019 г. 02:40 Пацаны мне не поверят, что в автобусе на нас напал крокодил и многих проглотил. Откуда, скажут, быть здесь крокодилам в разгар зимы? А вот если бы по улице промчалось стадо слонов, тогда не только люди – машины шарахнулись в стороны, забились по дворам и углам. Это тебе не пешеходов давить – со слонами шутки плохи. — Пап, а ты мог бы стать капитаном? – спросил я, теребя его за рукав. — Ке-ем? – в изумлении переспросил отец. — Да капитаном на корабле. — А почему бы нет? Не представился случай, а то б попробовал. — А я буду. — Ну и молодец. Хорошая работа – много платят. Ну, и уважение конечно. — Не, я не для денег — путешествовать люблю. Или вот, скажем, на лошади – тоже интересно, всё лучше, чем пешком. — Про верблюда не забудь, — усмехнулся отец. – Корабль пустыни. — Школу закончу, — заявил я, – пойду на путешественника учиться. Или сразу, без школы… — Нет, без школы не возьмут, – на полном серьёзе сообщил отец. – Без школы сейчас только в дворники. Как мучительно осознавать недостаточность своих знаний! К сожалению, сестра не хочет учить меня читать, говорит – в школу пойдёшь и научишься. До школы далеко. Без книг, где набраться знаний? Ах, да! Ведь мы же едим покупать телевизор! Держитесь, моря и острова – все тайны мира буду знать! Да здравствует телевизор! Но сколько ж можно ехать, пора бы уж. Нет, капитаном всё же лучше быть. Я б научился курить трубку. А как чудесно плыть по воде мимо неизвестных берегов! Встречи со штормами, стоянки у берегов чужих стран, знакомство с чудесами тропических морей. Сколько себя помню, всегда мне грезились синие дали и белые паруса, тропические пальмы и свирепый рёв шторма. Мне казалось, я знаю, как пахнет смола и пеньковые канаты…. За окном автобуса мелькают кирпичные неопрятные здания. Множество людей мельтешат между ними. Многие из них – воры. Отец говорит, что воришками, как и товарами, город щедро снабжает наш посёлок и район. Как прекрасна жизнь, между прочим, и потому, что человек может путешествовать! Весь свой век прожить среди этих серых стен, этих людей… Бр-р-р!.. Наконец покинули автобус и вошли в невзрачный дом, в такую же квартиру. Отец с хозяином телевизора долго крутили его ручки. Отец задавал бесчисленные вопросы, а мужик нудно отвечал. Наконец на тысячи вопросов отвечено, все подробности настройки телевизора усвоены, и начались торги, такие же долгие и нудные, и мне всё больше казалось – бесплодные. Пока отец вёл переговоры, я не спускал с экрана глаз. Там какие-то мужики разгуливали по городу с петухами под мышками. Вот клоуны! А потом петухов стравили для драки — самим, небось, лень. Переговоры отца с хозяином закончились тем, что последний попросил, как можно скорее покинуть его квартиру. Что делать? Решил вмешаться. — Жаль, что у вас нет петуха. У нас есть…. Спорщики, как по команде, уставились на меня. Потом хозяин взглянул на экран и всё понял. Расхохотался: — Чёрт с тобой! Твоя взяла — согласен, но только ради вот этого смышлёныша… Итак, у нас в доме появился Телевизор. Не сказка и не выдумка. Единственный на всю улицу. Сильно и радостно билось моё сердце. Надо было видеть, каким я ходил гордым и как свысока посматривал не только на сверстников, но и на ребят постарше. Сколько радостных, восторженных минут пережил у его голубого экрана. Сколько новых прекрасных мыслей открыл мне мой светящийся друг. О, как он умел рассказывать даже о самом скучном! Знали бы вы, какие увлекательные сюжеты рождались в моей голове!

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 8 августа 2019 г. 03:19 Чей-то голос за спиной горячо разъяснил: — Нарошно он на Ивашкин-то двор завернул, чтоб к Дуське, стало быть, подкатится. Честь честью его накормили, напоили, а он злоязычать начал. Грит, и хлеб, и бабу у тебя, Иван отымем. Всё теперь, грит, мужикам принадлежит. Я, грит, рабочих с винтарями привёз, теперь казачеству конец. Ну, Ивашка не стерпел, стал его взашей гнать. А во дворе-то за топоры схватились. Во как. Бабу-то за что мордовал? – бросил Парфёнов неподвижному затылку и, низко склонив голову, шагнул в сени и на заснеженный двор. — Спасать парня-то надо, — семенил за ним юркий старик, — Спасать Ивашку. Ведь заберут…. расстреляют. — О том и думаю, — хмуро отозвался Парфёнов, оглядывая лица стоявших во дворе казаков. Снег метался всё пуще, настойчивее, ночь стала ещё темней и морознее. Ветер завывал в печных трубах, в застрехах крыш, озлобясь на весь мир. Прошло немного времени. Баб разогнали по домам. Увели к своим Ивашкину жену с проломленной косицей. Казаки набились в выстуженную избу. Среди них затерялся бедовый хозяин. На видном месте под образами станичный старшина Парфёнов. Торопливо семеня, со двора вошёл казачок в рваном тулупчике, а за ним бабка Рысиха, ворожея и знахарка. Подошла, положила жилистую, худую, старческую ладонь на край стола, посмотрела на Парфёнова замутневшимися молочными глазами. Казачок, состарившийся мальчик, сказал, торопливо дыша: — Привёл. Старуха, озирая вокруг себя мудрым спокойным взглядом, спросила: — Ай, не можется, казачки? Собравшиеся загалдели: — Лагутина наворожи, баушка, Лагутина. Где ж его летучий отряд квартирует? Штоб прибыл надо, пособил…. — Да где ж его ночью-то шукать? Непогода – страсть какая! — Нужды нет! Не твоя забота! — загалдели казаки, — Наворожи, баушка, укажи. Мы уж найдём-дойдём. Хлеб-то свезут от нас… голытьба. Казаки заискивающе и угрожающе, цепко окружили бабку. Кто-то недоверчиво ухмылялся: — Известно, как припрёт, так с нечистой силой сознаешься. — Бабы-то про меня брешут. — А ну как прикажем – завертишься. Нам сейчас — хоть пропадай. — Да отстаньте вы от неё! А уж слышен сухой старушачий шёпот, и узловатая рука кладёт на чело крестные знаменья: — … первым разом, Божьим часом… и говорю, и спосылаю… меж дорог, меж лугов стоит баня без углов… Бабкина рука замелькала в быстром вращении, а губы шелестят, шелестя, не разобрать: — … и в пиру, и в беде, и в быстрой езде… Ворожея опустила руку и, глядя на Парфёнова всё те ми же бесцветными глазами, сказала: — Иттить за ним надо, за касатиком. — Куда? Куда? — Не скажу. Самой иттить надо – вам не добраться ни пешком, ни на лошаде. — Да уж ты-то как? На помеле можа… Парфёнов будто прочитал что в её неотступном взгляде, встал решительно, пресекая разговоры, сказал: — Иди, мать… с Богом!

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 7 августа 2019 г. 02:36 Это в идеале. На практике: — Билли, как дела. — Чисто, Создатель, не единой путной мысли. — Чем сутки занимался? — Судя по результатам – ничем. — Давай вместе думать. — Давай пораздельности. — Обижаешь. — Прости, Создатель. Есть какие мысли – выкладывай. — В том-то и дело… — Тогда, ты думай, а я буду собирать первичную информацию. Думать за столом тяжеловато – клонит в сон. Встал, походил. Забрёл в мамину комнату. Знакомый аромат французских духов царапнул по сердцу. Я уж отзвонился, похвастал итогами сессии, сообщил, что завален работой, и на Холодянку вряд ли попаду. — Не много потеряешь, — радостно сообщила мама. – Тут комарьё, ночами заморозки, днём – солнечные ожоги. Видел бы ты мой фейс…. — Очень хочу видеть. На стене висела забытая хозяйкой походная гитара – на рюкзачном ремешке с голубым бантиком. Взял в руки – запахи дыма костров, сосновой смолы и ещё чего-то тревожащего душу. Приложился ухом – не шумит ли прибой. Нет. Звуки надо было рождать. И мне захотелось. — Билли. — Что-нибудь надумал, Создатель? — По теме нет. Открой самоучитель для гитары – под музыку лучше думается. Как тебе струнный звук, не помешает? — Нет, Создатель. Думай под музыку. Через неделю умел брать аккорды и начал пробовать голос. — Билли, послушай. — Увы, Создатель, не доступно. Я побренчал на гитаре, спел песенку, очень и очень задорную. Отложил инструмент. — Ну, как дела? — Готов подписаться под «умом Россию не понять». — И только-то за десять дней? — Увы. — Сдаваться будем? — Ни в коем случае – что-нибудь придумаем. — Ну, думай-думай. Пойду, пройдусь…. Спустился во двор. Он не был мне чужим. Когда-то дошкольником бегал здесь, играл на детской площадке, в хоккейной коробке. Мама писала свои диссертации, и бабушка забирала меня к себе, в этот дом. Здесь у меня были друзья. Вспомнил Жанку. Шустрая девчонка-сверстница в первый же день знакомства отколотила меня. А потом всегда заступалась. Где она теперь? Только подумал – Жанка навстречу. Или не Жанка? Или Жанка? — Жанка? Худенькая девушка с нервным лицом приостановилась, вглядываясь. — Алекс? Ну, точно, Лёшка. Привет! Какими судьбами? — Живу в бабушкиной квартире. — Соседи, стало быть. Женат, холост? Учишься или работаешь? — Учусь, холост. А ты? — Была, за папуасом. Представляешь, поехала дура к нему в Черномордию…. Ну, в Африку – куда? куда? Людоед оказался. Сынишку отнял, сама еле вырвалась – благо гражданство не поменяла. — Жанка, — я был рад встрече и ласково потрепал её по щеке.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 6 августа 2019 г. 02:43 - Вот сподобилось Всевышнему девицу наградить мужским характером, а парнишку наоборот. Послушай меня, сынок. Твоя сестра права, но только отчасти — на каждого драчуна всегда найдётся ещё более сильный соперник. Я научу тебя не бояться никого и ничего. Надо только понять, что такое страх. А это то, что движет нами. Всё на свете держится на нём. Дисциплина и подчинение зиждутся исключительно на страхе. Основы закладываются с детства. Страх перед материнской руганью, перед отцовской поркой, перед упрёками друзей. Страх перед учителем, перед наказанием, боязнь плохой отметки, провала на экзамене. Потом, когда ты взрослый – страх перед начальством, от которого зависит твоя премия и карьера. Страх перед кознями коллег или врагов. Страх перед войной и смертью. Верующий боится ада, неверующий – ошибок. Страх перед болезнью, болью, старостью, одиночеством, непониманием, милицией, психушкой. Страх проходит через всю нашу жизнь. Вообще, она им только и держится. Страх перед тюрьмой заставляет уважать законы. Так было всегда, во все времена. А теперь запомни — когда, как говорит твоя сестра, кто-нибудь не так на тебя посмотрит, ты подумай о том, как многого боится он. И тебе станет легче смотреть ему в глаза. И ты ударь его – нет ни кулаком, словом ударь в самое уязвимое место. И если ты правильно определишь его уязвимое место, и правильное найдёшь слово, увидишь, как побледнеет твой враг, испугавшись, и побежит прочь, сломя голову. Я задрал вверх подбородок и вызывающе посмотрел на сестру: словом бить куда как интересней — что скажешь? Люся отмахнулась: — А ну тебя – не в коня корм. Знаменательный день для меня! И самый обычный для миллионов других людей. Один день из многих. Зимний, серый, скучный — приближающий их к старости. Отцу, конечно, до старости далеко — он отдохнул и теперь энергичен, весел, деятелен. Мы выходим из нашего дома на тихой окраинной улице. На остановке приходится подождать. Появляется автобус, мы садимся. Через несколько остановок въезжаем в Южноуральск. За обледенелым окном – люди куда-то спешат, бестолково суетятся, словно муравьи. Городская суматоха, наполненная своими делами и заботами. В автобусе сплошь угрюмые неприветливые физиономии. Разговоров не слышно. Ни улыбок, ни оживления. А мы-то едем покупать телевизор! Белесое солнышко, будто ему лень светить, с трудом пробивается сквозь серую мглу. Отец смотрит в окно и молчит о чём-то своём. Можно немного помечтать. Я представил старинный город, о котором читала вслух сестра. На улочках возле рубленных из крепчайшей лиственницы домов и лавок толпятся казаки, служивые люди, охотники. Подгулявшая компания дразнит у кабака привязанного цепью медведя. К воеводскому дому тащат мужичонку в латанном кафтане. На гостином дворе покупатели прицениваются к сыромятным кожам, соли, охотничьим припасам, ножам, алым сукнам, свинцу, котлам из красной меди, бисеру. Много всякого добра в пограничном городке. Народ тут лихой, предприимчивый, видавший виды. И то сказать – что делать в городке на границе Великой Степи ленивым изнеженным боярским сынкам? Ведь, пока доберёшься сюда – натерпишься и горя, и напастей. Это люди своего жестокого века. Они открывают новые земли, торгуют, воюют. Врагов у них не меньше, чем друзей. И свистят в лихой час оперённые стрелы – и падают казаки на дикую землю…. В воздухе носится аромат новогодних апельсинов…. Ага, прокол! Откуда в старинном таёжном городе южные диковинные фрукты? Может, царь воеводе своему в подарок выслал? У царя-то, небось, были. Я вздохнул — вот так соврёшь, и не поверят. Ну что ж, перенесёмся мысленно в страну апельсинов. Вижу ясно — берегом реки жарит по песку кучка людей. Бегут и оглядываются. Вслед из густого тростника несётся львиный рык. А впереди-то крокодилы! Вот бы их сюда. Что б тогда творилось в славном городе Южноуральске, а? Да и в автобусе стало б попросторней, если б из-под сиденья — хвать за ногу! — аллигатор. Может порычать тайком: шибко скучные физии у горожан – пусть немного порезвятся. И почему у нас нет таких свирепых хищников? Чем наши берёзы, хуже пальм?

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 5 августа 2019 г. 03:16 Муж, когда они к нему обращались: «Не так ли, товарищ?» — отвечал хрипло, потупившись: — Не знаю… Можа быть… Он робел перед ними, и это наводило на неё ещё больший страх. А в окно всё внимательнее заглядывала ночь, и шуршал ветер, и сыпал снег…. И когда ложились с мужем, она проговорила, крестясь и испуганно глядя в темноту: — Вась, а Вась… как же мы без хлеба-то? Отымут ведь. Хозяин повернулся на другой бок: — Не зуди, без тебя тошно. Парфёнову не спалось. В избе стоял дремотный шорох – не то тараканы шептались, не то домовой колобродил. Неоткуда быть свету, а по потолку бродят тени. Собаки давно отлаялись, и за промёрзшими окнами только пурга властвовала, занося снегом весь белый свет. Вот стукнула во дворе калитка, послышались смутные голоса, заскрипел снег на крыльце, глухо затопали, стряхивая, валенками. — Никак к нам? – сказала жена, поднимая голову. Прислушались. — К нам и есть, — проворчал Парфёнов, поднимаясь. У ворот и под окнами одинокого свежесрубленного дома мнут снег десятка полтора казаков и баб. Это странно: непогода, ночь – чего же ради мёрзнут люди и почему они говорят так необычно тихо? Покойник в доме? Казака смерть не удивит. Ворота открыты настежь. Посреди двора стоят сани, на них чернеет под снегом куча тряпья. Где-то спросонья хрюкала свинья. Лошади под навесом жевали сено — слышен хруст. Крепко пахло навозом. Подошёл вызванный посыльными Парфёнов. К нему подвернулся старичок с измученным лицом и секретно вполголоса заговорил, пришёптывая, быстро шлёпая посиневшими губами. — Тут, старшина, у нас история сделана…. Старик вздохнул, беспомощно махнул рукой и потянул за собой Парфёнова. Казаки молчали, врастая в сугроб. Бабы заглядывали в окна, шептались: — Сидит? — Сидит не шелохнётся… — А она? — Да она в горнице, не видать. Старик, морщась, шамкая задубевшими губами, заговорил: — Тут, вишь ты, Ивашка мой приезжего топором кончил, а и жену повредил. Бабу-то только саданул крепко, вгорячах, а мужик-то, продотрядник, кончился. Спаси Господь! Через бабу потерпел. Ухажёркою была, да Ванька её умыкнул, дурило. Говорил ему – не бери мужичку. Э-эх! Видал, как его? Поди, взгляни. Вон на санях лежит. Парфёнов прошёл через толпу к саням и приподнял запорошенный снегом конский потник. Под ним лежал николаевский возница Бондарева и его спутников. Лежал он, словно упал, споткнувшись на бегу, поджав одну ногу под живот, другую вытянув. Одна рука заброшена за поясницу, другая смята под боком. Голова его была разрублена от уха до уха, чернела кровавым проёмом, отвалившийся лоб закрыл глаза. Рот полный мелких зубов был искривлён и широко разинут. Казалось, что мужик этот, крепко зажмурясь от страха, кричит в небо криком неслышным никому. — Айда в избу, — позвал казаков Парфёнов, опасаясь. На лавке у окна, опустив кудлатую голову на сложенные на столе руки, сидел мужчина. Он никак не шевельнулся на звук шагов вошедших. Парфёнов заглянул в приотворенную дверь горницы. Из темноты с кровати глянули на него круглые глаза женщины. Не сразу, приглядевшись, Парфёнов заметил уродливую синюю опухоль, исказившую её лицо.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 4 августа 2019 г. 03:34 2 В известной беседке произошла революция – волнистые попугайчики экспроприировали кормушку, а золотистый кенар эмигрировал на ветви плюща и верещал оттуда о несогласии с Новым Порядком. Президент кивнул на вазу с фруктами: — Угощайся. Его отеческое «ты» польстило моему самолюбию. Патрон потёр лоб над переносицей. — Задача будет не из лёгких. Но она назрела. Её решение необходимо…. Мне показалось, Президент убеждает самого себя. — Россия обновилась, Россия обновляется, идёт вперёд семимильными шагами. Отстаёт самосознание нации. И это порождает новые, усиливает существовавшие центробежные силы. А у центростремительных, увы, наблюдается обратный процесс… — Наша с тобой задача, — Президент окинул меня взором, будто целую рать перед решительным боем, — создать объединяющую идею. Консолидирующую всех – от мала до велика, от бомжей до олигархов – русских, татар, якутов, тунгусов – всех-всех-всех, живущих под Российским флагом. Это понятно? Я легонько пожал плечами – и да, и нет. Президент перевёл дыхание. — Надо, чтобы на мой вопрос: «Мы – Великая нация?» народ в едином душевном порыве ответил: «Да!». — Нужна Великая Национальная Идея, — очень раздельно, почти по слогам произнёс я. — Именно, — указательный перст первого лица государства прицелился в мой лоб. – Верно сказано. Вот по этой теме и приступай к работе. По срокам не тороплю. Ошибки не прощу – её и не должно быть. Приму как ответ отрицательный результат. Всё, езжай, будешь готов – звони в любое время. Он пожал мне руку…. На обратном пути покинул авто далеко от дома. Захотелось пройтись, заглянуть в лица москвичей – может быть, там найду ответ на поставленную задачу. Чего хочет вот эта женщина, царапнувшая меня беспокойным взглядом? Или этот мужчина, чуть не толкнувший меня плечом, а теперь часто и недоумённо оглядывающийся. Или эти девицы с мороженым в руках, расступившиеся и хихикнувшие на мой вопрошающий взгляд. Чего они хотят? Спешат куда-то – куда? Озабочены чем-то — чем? Медленно вслед за мной поворачивается голова постового – того и гляди, с резьбы слетит. Наверное, странным ему показался. Ну, как задержит для выяснения. Если задать ему вопрос – вы постовой великой нации? – то и в «обезьянник» определит до приезда санитаров…. Дома к компьютеру: — Билли, не устал от войн виртуальных – работа есть. Моё детище в последнее время увлёклось очисткой Инета от вирусов. — Весь внимание, Создатель. Пока добирался домой, кое-что обдумал. — Мы должны подготовить Президенту очередное Послание Федеральному Собранию. — На тему…. — На тему – Великая Национальная Идея. — Что-то новенькое. — Придётся потрудиться.… Решив, что свою лепту в решение поставленной задачи внёс, занялся обустройством быта. Сессионная возня накопила на рабочем столе и диване книги, в кухне грязную посуду и пыль по всей квартире. Уборка отняла два дня. К исходу второго понял – если так бросаться на работу, скоро очень останусь без неё и помру со скуки. Решил упорядочить трудовой день. Подъём в шесть утра. До восьми бегаю по парку, подтягиваюсь на игровой площадке, отжимаюсь, хожу на руках – к великому удовольствию самых юных «жаворонков», их мам, нянь и бабушек. Потом готовлю себе завтрак, завтракаю. До двенадцати работаю над задачей Президента. После двенадцати, отобедав, сажусь спиною на диван часика этак на три. Потом опять к компьютеру до 18-00. Ужин. До одиннадцати вечера спортивный комплекс – удобное время: у профессионалов заканчивается рабочий день, собираются любители с пропусками вроде меня. В 24-00 отбой.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 4 августа 2019 г. 02:04 - Есть кто дома? – прозвучало мольбой. — Кто там? – Люда откуда-то из глубины комнат. — Это я, — сказал я. — А, Толя, — с улыбкой на губах показалась Люда. – С Наступающим! — Говорили, ёлка будет. — Проснулся! Так была уже. Ребятишки были — попели, поплясали, получили подарки и разошлись. Ты где был? Слёзы сами собой побежали по моим щекам. Люда покачала головой и вытерла мне нос полотенцем. — Подожди, я тебя сейчас угощу. Там должно что-то остаться. — Садись, — позвала она меня за стол, – да разденься ты. Через минуту я уже уплетал какие-то сладости, запивая их компотом, а Люда сидела на диване, погрузив локоть в подушку, подперев щёку рукой, и ладонью поглаживала голое колено. — Очень жаль, что тебя не было — детвора так уморительно веселилась. Ей захотелось меня утешить, но как это сделать она не знала. Ей было шестнадцать лет, и она испытывала ко мне материнские чувства. Наверняка. — А где все? — К Батеневым пошли. Не компот, а настоящий нектар! Я потягивал его с наслаждением. И торт, и печенье с выпечкой — я ещё не всё испробовал. А конфет, какая куча! Мне хотелось остаться, но обида и неловкость не проходили. Заявил, что ухожу. Людмиле было скучно одной сидеть дома. — Подожди. Идём, чего-то покажу. Жуя на ходу, протопал следом за ней в тёмноту спальни. Люда быстро освободилась от платья, а шёлковую сорочку обеими руками лихо вздёрнула на самую голову. Это было непостижимо, таинственно и захватывающе интересно. Сейчас мы будем целоваться и ляжем в кровать, подумал я. — Видел? — Ага. — Что видел? — Ну, тебя. — Да нет, смотри. Манипуляции с сорочкой повторились. — Видел? Искры видел? И всё тело наэлектризовано – светится. Я поперхнулся непрожеванным куском. Люда надела платье, включила свет и подозрительно уставилась на меня. — А ты что подумал? А ну, марш домой! Бесстыдник…. Кто бесстыдник? Я? Ну, люди! Вот, народ! Это в душе, а внешне я был вызывающе спокоен и безмятежно доволен собой. Сколь бы старше и умней не была она меня, всё же оставалась женщиной – куда ей до мужика, пусть даже такого маленького, как я. Ночью приснился сон. Целый хоровод девиц кружился возле моей кровати. Их не видно в темноте — только шарканье ног и скрип половиц. Потом ночные сорочки птицами взмыли вверх, и обнажённые тела угрожающе засветились из темноты. Я нырнул под одеяло….

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 3 августа 2019 г. 03:24 Станичный писарь, а по-новому секретарь Совета, чахоточный человек с узким лицом и какими-то невидящими людей глазами, читал по бумажке, но из-за разговоров, кашлянья, шарканья о пол множества ног и вьюжного завывания за стеной и в печной трубе принуждён был бесконечно повторять прочитанное. Отчаявшись быть услышанным, он иногда, не глядя, разговаривал с председателем. Тот имел свойственный ему затаённо-угрюмый вид, держал шапку в руке, махал иногда ею на толпу, всё никак не смолкающую, и сердился: — В хлеву что ль топчитесь? Слова сказать нельзя. — Ты внятно объясняй, что к чему. — Казаки! Господа! Тьфу, чёрт! Тише! – придушённо выкрикивал писарь и, кашляя, любопытно заглядывал в бумагу, как будто бы и не он её писал. — Не булгачьте народ! – кричал кто-то. Писарь снова читал, напрягая голос, добрался, наконец, до сути, и бессвязные, отрывочные фразы, долетавшие до сознания, как комья земли с лопаты, задавили шум, будто погребли покойника. — … мы, нижеподписавшиеся жители станицы Кичигинской сим постановляем… добровольно и безвозмездно… пудов хлеба… семьям рабочих… голодающим детям… Совета Парфёнов. — Нда-а…. Вот вить чё…. Ну, дела… — шёпот как стон прошелестел над толпой. Потемнели казаки, потупились, страшась поднять глаза друг на друга, на приезжих, и настойчиво ловили взгляд председателя. Парфёнов боялся взрыва возмущения да ещё в присутствии двух десятков вооруженных рабочих. — Вы, казаки, вот что, — сказал он рассудительно, — разберите-ка гостей по избам, накормите, расспросите… Тамо-тко, может, до чего и договоритесь. А утром все здесь соберёмся, будем решать…. Ну, давай, давай, шевели мозгами. И вопросительно взглянул на Фёдорова. Тот одобрительно кивнул и повёл своих к оставшимся под бураном саням. Изба, куда подкатили Бондарев и его товарищи, стояла чуть ли не на краю станицы. Позади неё – сараи, хлев, огород до самого бора, сбоку – маленький садик. Хозяин унял собаку и потянулся было отворять ворота для саней, но николаевский возница, высадив седоков, гостевать отказался. — Я тут неподалёку буду. К куму заверну, — сказал он, прощаясь, и повернул коней на дорогу. В окно заглядывала тёмная ночь, шурша ветром и стуча снежной крупой. Ребятишки спали. Хозяйка возилась около печи, ставя тесто, бросая быстрые испуганные взгляды на мужчин, расположившихся за столом, и на их винтовки, составленные у порога. Хозяин сел под образами и всё молчал, покашливая в кулак. На столе – хлеб, молоко, холодная каша. Самовар на лавке упёрся трубою в окно. Хозяйка приподняла крышку – в лицо вырвался бунтующий пар – подняла тяжёлое, горячо дымящееся полотенце, выбрала яйца, разложила на тарелке, и они кругло забелели в полумраке избы. Приезжие ели, обжигаясь, пили чай. Бондарёв, точно выполняя приказ командира, повёл разъяснительную беседу. Рассказывал о трудностях Советской власти, о положении на фронтах, о голоде рабочих в Челябе, которым надо помочь. Он говорил и с его рассказом точно кто-то страшный вошёл в горницу. У казачки дрожали руки, и она тыкалась возле печки без толку, брала то кочергу, то чугунок, то без надобности поднимала полотенце и заглядывала на тёплое пузырившееся тесто. — Ах ты, господи, кабы ребятки не проснулись, — шептала она. А приезжие всё говорили и говорили, перебивая друг друга. Хозяйка ничего не понимала, о чём ведётся речь, без толку возясь с посудой, и схватывала только отдельные слова. И ей пришла дикая мысль, что городские сейчас скажут: «Бабу повесить за полати, а ребят — о печку головой…» И хотя они этого не говорили и, она знала, не скажут, руки у неё ходуном ходили.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 2 августа 2019 г. 03:54 И такую женщину он оставил! Глупец! Я уже всерьёз начал опасаться, что никогда не влюблюсь в девушку, имея перед глазами живой пример женского совершенства. — Подожди! – смеялась мама. – Вот встретишь ту, единственную… На следующий день поехал в институт и написал заявление. В МГИМО меня не отговаривали – а ведь был лучшим учеником курса. Выходил из деканата, а уж свеженький приказ о моём отчислении красовался на доске объявлений. Ну и пусть! Пусть Добчинский малыша своего готовит в дипломаты. Жаловался Билли на постигшие несчастья. — Ты можешь чувствовать боль? — Не знаю. Не задавался целью. — Шутить ты уже умеешь, научишься сопереживать – и до человека тебе останется совсем немногого – пару ног да пару рук. Голова у тебя и сейчас светлее света. — Человек субстанция несовершенная, хотя вполне эволюционная. Смертны вы, Создатель, вот в чём беда, и этим ограничен потолок вашего совершенствования. Например, твоего. — Рано ты меня. Я ещё послужу Отечеству. Мама готовилась лететь в Якутию, собирать стразы на песчаных отмелях Холодянки (речка такая). Я купил ей спутниковую мобилу и наказал, держать со мною связь – после сессии хотел присоединиться. Благо патрон не заваливал работой, только аккуратно сообщали из Администрации — на мой счёт перечислена месячная зарплата. Думаю, Президент ждал доклада ГРУ, о результатах моего прикрытия. Что они там делали в связи с этим – не знаю. Предложили бы поменять фамилию, имя и отчество – согласился с радостью. Всё, что нужно, чтобы натовцы не сели мне на хвост, сделал Билли. Он вёл с ними свою игру, водил за нос три самых мощных разведки мира и о результатах своих проделок докладывал мне. Я только диву давался и гордился своим созданием. Мамин рюкзак стоял в прихожей, когда мы накрыли стол на бабушкины Сороковины. Генерал приехал с молодой женой и двумя её дочками. Поднял тост: — Не смотря на все происки врагов, число наше растёт и множится… Потом подумал, что к усопшей ни то, ни другое никак не отнесёшь, прервал свою речь, хлопнул стопарик, покосился на женщин, достал мобилу и с озабоченным видом ушёл смотреть бокс по телеку. Женщины завели тихую и печальную беседу. Чтобы не мешать им, зазвал сестричек в свою комнату. Они мигом освоились. Сначала попросили не сопротивляться, а когда прикрутили меня к креслу, принялись пытать. К сожалению, в ГРУ мне не прививали терпимости к пыткам. Я мигом раскололся и тут же пообещал жениться на них, как только достигнут совершеннолетия. На обеих. На обоих. На обух. Понукаемый щипками и щекоткой, пел серенады, читал стихи, трещал анекдоты, объяснялся в любви. Весёлые девицы-палачицы! Но, как ни странно, они мне нравились. В том, что они были абсолютно похожи, одинаково одеты и напомажены, таился какой-то шарм…. Мама улетела на следующий день. Мне оставался один лишь экзамен, но она не захотела ждать. Захлопнув зачётку с очередным и последним в этом году «отл», побарабанил ею по костяшкам пальцев, размышляя – сейчас позвонить маме или дома. Тут позвонили мне. Звонили из приёмной Президента.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 1 августа 2019 г. 03:09 Я вздрогнул и оглянулся — на пороге в шубейке с платком в руке стояла моя старшая сестра Люся. — Идём обедать. — Отстань, я ёлочку наряжаю. Высоченный кузнец Михаил Грицай на самый кончик ёлки водрузил рубиновую звезду. — Без этой вершинки – раскосматится. И засипел широкой грудью. — Я жду, — напомнила о себе моя старшая сестра. – За вихры тебя тащить? Могу. — Ты сама-то зайди, — пригласил её хозяин. – Да на ёлку полюбуйся. У вас такая? — Не-а. Мы вообще не ставили. — Вы вечером вместе с Толиком приходите, — пригласила Люда Грицай. — Ладно. Пошли, — теребила меня сестра. Михаил Давыдович покачал головой, усмехнувшись: — Думаю, всё думаю, старость пришла, уж и в землю пора, да что-то не хочется. Вот я и говорю иной раз, куда люди спешат – торопятся, будто бегом бегя дольше прожить можно. С сестрой спорить бесполезно — я оделся и побежал домой. Дома было чисто, тепло и уютно, словом, как перед праздником. Я поел и забрался на широкую родительскую кровать. Вскоре подкрался сон. … У меня были крылья – огромные, сильные. Я парил высоко над землёй. Подо мной растелилась незнакомая равнина, виднелись вдали горы. Зорко оглядывая безмерные пространства, я увидел берег чудесной реки. Захотелось искупаться. Приземлившись, почувствовал неясную угрозу. Дёрнул с бедра меч и, очертя голову, бросился навстречу неведомой опасности. Подо мной уже резвый скакун, белый плащ вьётся за моими плечами. А со всех сторон, из-за каждого куста, пригорка или валуна в меня направлены стрелы бьющих без промаха луков. Неведомые стрелки. Кто они? Сколько их?… Проснулся от яркого света в комнате — Люся читала книгу, притулившись к столу. Было невыразимо приятно нежиться под тёплым одеялом. Сестра не заметила моего пробуждения и продолжала неторопливо шелестеть страницами. Должно быть, интересная книга. Но куда ей до моего сна! — Диковинный сон мне приснился. — Силён ты дрыхнуть. Что ночью будешь делать? — В гости пойду. — Ага, иди. Давно уже пора, да как бы не поздно было – на дворе-то уж темно. Я бросился к окну, и сердце моё защемила обида. — Проводи, — наспех, кое-как одевшись, захныкал я. — Отвянь, — дёрнула плечом сестра. — Я боюсь – там темно. — Боишься – не ходи. — Ага, с тобой сидеть останусь. — Ну, иди… Я посмотрю, как ты вернёшься, если ещё дойдёшь. И я пошёл, хотя очень боялся ходить по тёмной улице. Ледяной червячок страха осязаемо шевелился где-то на дне моего сознания. Но улица не была такой страшной, какой казалась из окна. В разрывах облаков мерцали звёзды. Луна где-то блудила, и её матовый свет мягко стелился по окрестности. Снег весело и звонко хрустел под валенками. Мороза не чувствовалось, хотя, конечно, он был – не лето же. Чёрный пёс вынырнул откуда-то на дорогу, покосился на меня, сел и завыл, уткнувшись мордой в небо. С отчаянным воплем я бросился вперёд — собака с визгом от меня. Мелькнул забор, и я с разбегу ткнулся в калитку грицаевских ворот. Никто меня не преследовал, никто не гнался за мной. Калитка подалась вовнутрь двора, когда я потянул за верёвочку щеколды. Все окна были черны, лишь гирляндою светилась ёлка. Поднялся на крыльцо, прошёл веранду, толкнул дверь. Ни души, ни звука.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 1 августа 2019 г. 01:47 Ветер задул резкий и неопределённый — он рвал без направления, со всех сторон, словно атаковал невидимого врага, кидался на него с яростью цепного пса. И как пёс, отшвыриваемый пинком, гневно судорожно завывал и снова бросался на непрошеных гостей. По земле кружились, мчались и вертелись снежные вихрастые воронки, пути забило, наглухо запорошило снегом. И стонал вековой бор. Обоз с трудом пробивался просекой. Всё настойчивее, всё крепче и резче ударял по бокам стервенеющий ветер, всё чернее небо, круче и быстрее взвивались снежные хлопья, проникали во все щели, слепили глаза. Как в норы кроты, глубоко в тулупы зарылись возницы. Запорошило в санях седоков. От встречного ветра заходится дыхание лошадей, седым инеем запушило их морды, ноги и бока. Долго ехали и словно заманивали за собою в бор бешеный степной буран, который и здесь разгулялся, будто буйный мужик в хмельном пиру — всё, мол, моё и что поломаю, за то ответ не держу! Сумрачно, грозно, пужливо было в стонущем лесу – того и гляди лесиной придавит. Такого бурана, матерились возницы, не видали много лет. Не иначе, говорили, Бог наслал его за недобрые людские помыслы. Въехали в Кичигинскую – большую просторную станицу с широко укатанными серебряными улицами. Малую деревеньку зима обернёт в берлогу – засыплет, закроет, снегами заметёт. А большому селу зимой только и покрасоваться. Николаевские возницы поддали ходу и мчали для форсу на лёгкой рыси. Подкатили к Совету. Он, по общему правилу, на главной площади, в доме бывшего станичного Правления. Снежными комьями вывалились из саней, ступали робко на занемевшие ноги, по ступеням поднялись в помещение. Совет как Совет — просторный, нескладный, неприютный, грязный и скучный. В городских учреждениях об эту пору никого уже не застанешь, а тут гляди-ка, что народу наползло, управившись с хозяйством, и метель нипочём. Притулившись к коричневой сальной стене, вертят цигарки, махорят, провонивают и без того несносный кислый воздух, жмутся по окнам, выцарапывают разное на обледенелых стёклах, похлопывают себя по бокам, войдя с мороза, вяло и будто невзначай перекидываются скучными фразами. Видно, что многие, большинство, может быть все – толпятся без дела: некуда деться, нечего делать – так и сошлись. Увидев вошедших, повернулись дружно в их сторону, осмотрели, высказали разные соображения насчёт мороза, усталости, цели и причин, заставивших маяться людей в такую круговерть. Всё это крутым солёным мужским словом. — Здорово, товарищи, — обратился командир отряда Фёдоров, задержавшийся чего-то на крыльце и входивший теперь последним. — Здрав будь, — промычало несколько голосов. — Председателя бы повидать. — А вот сюда, — и указали на дверь в загородке. Фёдоров прошёл. Лопатин подвинул бесцеремонно сидевшего на подоконнике казачка в рваном засаленном тулупчике, закурил папиросу, молча дал закурить и тому. Бочкарёв уже вклинился в толпу и вёл разговор, расспрашивал, сколько живёт в станице народу, как дела разные идут, довольны ли Советской властью – словом, с места в карьер. Из загородки вышли трое, остановились, привлекая внимание. Фёдоров спросил: — Что ж, председатель, больше никого не покличешь? Степенный станичный председатель Парфёнов откашлялся в кулак, заворачивая седеющую бороду, и сказал: — Нет… никого. Потому, стало быть, что поздно и погода несуразная. Завтрева увидите. И нахмурив брови, всё глядел на пол, на свои пимы, изредка украдкой посматривая на приезжих, словно пересчитывая. — Ну, ладно, — бодро сказал Фёдоров, — тогда приступим, Мы, товарищи, рабочие из Челябинска, по нужде нашей крайней к вам.. Впрочем, чего там…. Читай. Он кивнул писарю и отшатнулся назад.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 30 июля 2019 г. 02:40 Заглянув туда однажды ненароком, обнаружил бывшую секретаршу Машеньку в роли хозяйки и двух её очаровательных дочек-двойняшек, лицеисток. Бесшабашные девицы тут же окрестили меня «племянником» и втравили в разборки с приехавшими на электричке кавалерами. Мне пришлось продемонстрировать, как я ловко разбиваю кулаком кирпичи и добавить на словах: — Ваши бестолковки от такого удара лопнут веселей арбуза. Парни поверили и, не дожидаясь обратной электросекции, пошли ловить попутку. Двойняшек это ничуть не огорчило. Я дал им слово бывать у деда чаще – «тетушки» понравились. Добираясь до дома, решил жениться на обеих сразу, чтобы всё хорошее оставалось в семье, не распыляясь. Об этом Билли заявил. Тот одобрил: — С точки зрения продолжения рода человеческого, полигамный брак гораздо продуктивнее. Ну, вот и договорились. Произошло событие гораздо печальнее папашкиной измены – умерла бабушка. Ей в те дни было вдвое тяжелей – к переживаниям из-за развала семьи добавились тяготы неопределенности собственной судьбы. Все были заняты своими проблемами и забыли о ней – тихой, скромной, терпеливой. Семья развалилась на две половинки, и ни одна из них не звала к себе бабушку. Бобчинский молчал – может, думал, что она, как само собой разумеющееся, останется с сыном – самым родным ей человеком. Но само собой могло разуметься, что она уедет с любимым внуком. Мы увязывали личные вещи и прислушивались к моторным звукам за окном. Бабушка суетилась, то помогая нам, то садясь в сторонке, отрешённо и горестно вздыхая. Мама поняла её состояние. Она обняла свекровь, чмокнула в щеку: — Вы же с нами, Валентина Ивановна? Что же вы не собираетесь? — Да-да, — бабушка всхлипнула и ушла в свою комнату. Мы подумали – собираться. Вспомнили о ней, когда в прихожей затопали грузчики. Она сидела у столика, положив на него руки, а голову откинув к стене. Глаза были открыты, но жизни в них уже не было. Вещи отправили на новую квартиру. В старой задержались ещё на два дня, устраивая бабушкины похороны. Гроб стоял на табуретках перед подъездом, когда подъехал генерал. Он так свирепо зыркнул на бывшего зятя, что бедолага юркнул в свою машину. На кладбище стоял одинокий, жалкий, под зонтом – моросил дождь. Когда уехал дед, приблизился к нам и протянул руку. Я недоумевал – прощения просит, милостыню? Сообразила мама – и положила в его ладонь ключи от квартиры (у нас двойная дверь). И я положил свои. Думаю, была бы жива бабушка, и она положила. Вот так мы и расстались. На девятый день после бабушкиной смерти, мама накрыла стол положенными яствами, заказанными в ближайшем ресторане. Ждали генерала. Он обещался, а потом позвонил и извинился – дела. Мы начали угощать друг друга. Позвонил папашка, и я ушёл с трубкой в свою новую комнату. Отец гулял с маленьким сыном, приглашал меня присоединиться. Тон мой был до смерти ледяной: — Вы номером ошиблись, гражданин – отец мой погиб, испытывая самолёт. Бобчинский помолчал немного и тихо произнёс: — Царствие ему небесное. Добчинский с ним согласился, и оба отключились. Через полчаса он позвонил маме на домашний телефон и начал выговаривать, что она настраивает против него сына. Мама включила громкую связь и слушала, не перебивая. — Всё? Ты знаешь, а я уже начала говорить любопытным, что у Лёшки никогда не было отца – он зачат из пробирки. — Не поменяла ему отчество на Пробиркович? – буркнул зло отец. — Как раз над этим думаю. После их разговора заметил маме: — Ты строга с ним. — Так надо. Пусть считает нас неблагодарными – так ему будет легче оправдать свою вину.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 28 июля 2019 г. 03:25 Мужик деловито и строго скосил глаза на седоков, на торчащие из сена приклады винтовок, помолчал минуту и сообщил: — Ничего, можно сказать, не останется – бор проедем, к ужину в Кичигинской, а в Увельскую с утра надо ехать. — А сам ты как, из Николаевки? – выщупывал Бондарев. — Из неё, откуда же ещё-то быть? В тоне возницы послышалась словно обида: какого, дескать, рожна пустое брехать – раз в Николаевке снаряжали сани в обоз, известно, и владельцы их оттуда. — Ну, отчего же, дядя? Может и кичигинский ты? – возразил было Бондарев. — Держи туже – кичигинский…. И возница как-то насмешливо чмокнул и без надобности заворошил торопливо вожжами. — Чтой-то, дядя, у тебя лошадки заморенные, а как с хлебом вертаться будем, до железки дотянут ли? – подначивал неугомонный Бондарев. — Это у меня-то заморенные? – вдруг обиделся возница и молодецки вскинул вожжами, с гиком пустил коней целиком, обгоняя растянувшийся обоз, только снег завихрил, запушил в лицо. – Эй вы, черти! Н-но, родимые!.. Эге-гей! Нно-о!.. Соколики! Мужика не узнать. Словно на скачках распалился он в заснеженном поле. И когда поутолив обиду, удержал разгорячившихся лошадок, повернул голову в высоком вороте, глухо заметил: — Вот те и морёные. — Лихо, брат, лихо, — порадовались его седоки. Трофимову захотелось разузнать, как тут дела с Советами — крепки ли они, успешно ли работают. — А чего ему не работать, известно…. Вот у казаков, там другое. — У казаков? – и Лопатин на живое слово о политике кинулся, как кошка на сырое мясо. — Так, а что же, раньше в старшинах да сотниках ходили, а теперь в Советах сидять те же богатеи. Никаких перемен нету. Мы же с ними с девятьсот пятого не в ладах. Ты сам-то бунтовал? – выпростался из-под кошмы самый молоденький член отряда семнадцатилетний Гриша Богер. — А как же, в ту пору все поднялись – и стар, и мал. Цельный месяц царя не признавали, да казачьё же нас потом и придавило. Гриша, распахнув ворот гимназической шинели, сидел сбоку от облучка. Возница, обернувшись, отчётливо видел его разрумянившееся лицо и белую как у девушки, шею, его, немного наивный и простой, любопытный взгляд, прислушивался сквозь скрип полозьев к его ломающемуся голосу. Богер ему нравился. — А что ж, дядя, за народ ваш такой, николаевский, откуда? — Так, курские мы, откуда ж ещё. Ишо при Катьке нас сюда пригнали. Супротив царя наш брат пошёл, батрак да победнее которые. Казаки ж врагами были. — Что ж, восстание у вас было? – встрял Лопахин. — Да было, конечно. Филя Коссаковский да Иван Долган коноводили, а мы за ними. Всех казачьё похватало и угнало в каторги. — А ты там был? Возница угрюмо отмолчался, зло хлестнул коней. Гриша Богер влез с вопросом: — А ты в Кичигинской бывал, дядя? — Бывал, а как же…. Уже в виду стоящего стеной векового бора мужики-возницы запосматривали косо на чёрные сочные облака, дымившиеся по омрачнённому небу.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 27 июля 2019 г. 03:47 Он сел, а за столом после непродолжительного столбняка взорвалось оживление. Офицеры заёрзали, заулыбались, заскрипели стульями. Наш самый старший крякнул и потянулся к бутылке с водкой. Момент был настолько душещипательно-волнительный, что и я, расчувствовавшись, замахнул стопку «Смирновской». Головка моя поплыла, поплыла – все вдруг стали равными и родными. Захотелось рассказать про мудрого моего помощника – истинного автора успеха, ныне празднуемого. Наверное, добавив ещё спиртного (уже косился на непочатые рюмки, строем стоящие передо мной), я бы точно выдал Билли с потрохами, но некто склонился к моему уху: — С вами хочет говорить Президент. Я встрепенулся. Хозяина за столом не было. Человек его окружения кивнул мне, приглашая следовать за ним. Первое лицо государства поджидало меня в садовой беседке. Тихо струился фонтанчик. Кенар скакал по подвешенной кормушке, отгоняя голубеньких попугайчиков, ворчливо стрекотавших на него. Президент жестом пригласил присесть. — Наслышан о ваших способностях, молодой человек. Сколько вам, двадцать? — Скоро будет. — Замечательный возраст! И такой успех. Рад за вас искренне. И хочу предложить работу не менее интересную, но более масштабную. Тем более, в ближайшее время в Управлении вас ожидают малоприятные процедуры. В ЦРУ уже просочилась информация, что в Минобороне России работает гений аналитических изысканий. Противники вас будут искать, а друзья прятать. Это скучно и утомительно. Президент приблизил своё лицо и строго глянул в глаза. — Советником ко мне пойдёте? Поле деятельности – без пределов, как и величина благодарности. Никакой кабинетной рутины – контакт только со мной или ближайшим помощником. Упакуем вас под среднерусского обывателя – никакая разведка в мире не докопается. Я вам тему, вы – решение. Ну? — Согласен. А что тут думать? Такой шанс! Да мы с моим Билли! Короче, я был пьян и смел. — Ну и отлично! – Президент хлопнул меня по плечу. – Хотите вернуться к столу? — Нет, лучше по-английски… — Тогда поезжайте, устраивайте ваши личные дела, а мы похлопочем о служебных. Президент был прав, говоря о моих личных делах: они, в отличие от служебных, были неважнецкими. От нас Добчинский ушёл вместе с Бобчинским. Однажды за столом объявил мой папашка, что любит другую женщину, что у них растёт сын, который уже ходит и скоро научится говорить. Бабушка, проникнувшись сутью произнесённого, громко всхлипнула, укутала нос в салфетку и отбыла на кухню. Потом мама встала из-за стола, подошла к мужу, поцеловала его в прогрессирующую лысину и сказала: — Ты правильно поступил, предпочтя любовь условностям. И удалилась к себе, красивая, гордая, несокрушимая. Об этом свидетельствовали её прямая спина и лёгкая походка мастера спорта художественной гимнастики. Но зеркальные створки двери выдали её, отразив несчастное лицо в потоках слёз. Я это узрел и в тот же миг возненавидел отца. Не думаю, что мама любила мужа, сокрушалась измене и предстоящей разлуке. Скорее, плакала оскорблённая гордость отвергнутой женщины. Но как он мог! Я сидел надутой букой, не зная, что сказать. Впрочем, отца, видимо, и не очень-то интересовало моё мнение, по крайней, в данный момент. Он прихлопнул по столу ладонью, сказал: «Так», оделся, вышел из квартиры и не ночевал в ней. Родители без проволочек оформили развод. Оказалось, молодожёнам негде жить, и мама великодушно предложила им нашу квартиру. Мы же перебирались к деду. Генерал написал маме дарственную на московскую жилплощадь и обосновался на даче.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 26 июля 2019 г. 03:25 - Давай-ка сюда свои лопушки, — сказала тётя Стюра, прижимая к себе голову сына и оттирая его озябшие красные уши. Вовка посматривал на нас смородиновыми глазами из-под материнской руки и счастливо сопел. — Нате-ка гостинца, — хозяйка разломила кусок пирога на три части и подала нам. И мы уплели его с таким наслаждением, будто это был не обыкновенный капустник, а невесть какое лакомство. — А ты, Толька, всё хилой какой-то. Или мать тебя плохо кормит, или гуляешь мало? Много, говоришь? Так что ж такой худющий – кожа да кости? Или молока у вас сейчас нет? Вот погоди, весна придёт, корова растелится – будет и молочко… — Скорей бы уж, — посетовал Юрка. – Зима как надоела… Поев, мы забрались на печку. В тепле нас разморило, а вот пальцы ломило. Подошёл хозяин дома, погладил мои волосы большой мозолистой ладонью кузнеца: — Согрелись? Тогда слезайте, ёлку будем ставить. Глаза у него хитроватые, с постоянной лукавой усмешкой в глубине. Самый маленький Грицай – Серёжка скакал, скакал на одной ноге, упал, нос расквасил. Его старшая сестра Людмила присела перед ним на корточки, намазала нос зелёнкой. — Не ори, так надо. А то будет заражение крови, и тебе весь нос отрежут. Увидев нас, она встала и начала собирать в пучок рассыпавшиеся волосы. Они были тёмными, и потому, наверное, кожа на лбу и на висках казалась особенно нежной, матово-белой. Кофточка-безрукавка с широким вырезом на груди оставляла открытыми руки и шею. Хозяин принёс с веранды пушистую ёлочку с крестовиной у комля, поставил возле окна, в комнате сразу стало темнее. Он широко раздул ноздри, ловя острый аромат хвои, потом поперхнулся, сердито махнул рукой и трудно закашлялся. Лицо его стало тёмным, под стать ёлочным иголкам, в груди что-то хрипело и клокотало. Прокашлявшись, сказал: — Кому что, мать чесная! Наполеону для настроения Россия была нужна, Гитлеру – весь свет, а кому и так вот, у ёлочки посидеть – красота, милое дело. Как думаете, пацаны, будет из вас толк в жизни? Даст Бог — посчастливит. Жизнь, она ведь что коловерть: кого на дно затянет, в самую тину, а кого на быстрину вынесет – плыви по раздолью. — Ясный ты на слова, и лампу зажигать не надо, — сказала ему жена от дверного косяка, тоже любуясь ёлкой. — Видишь, какая экономия выходит, забогатеть можно. Что ни говори, а здорово сотворён мир, с отделкой исключительной. Только вот человек в недоделке остался — словно кто помешал в процессе создания… Жена отмахнулась, сказала, уходя на кухню: — Ёлка в дом – праздник в нём. Нина Грицай развешивала на качающихся ветвях стеклянные бусы, а её старшая сестра держала в руках коробку с ёлочными игрушками и декламировала: — Под голубыми небесами Великолепными коврами, Блестя на солнце, снег лежит, Прозрачный лес один чернеет, И ель сквозь иней зеленеет, И речка подо льдом блестит… Ёлка совсем отошла от мороза. Над хвоёй заклубился дымкой пар. На иголках засверкали капли росы. Тянуло от коры смоляной свежестью. А мне вдруг погрезились сказочные берега далёких стран, крики птиц и шум прибоя, грохот барабана, зовущего на бой, короткая, но кровавая схватка, смуглые плечи и курчавые головы пленников, что склонились на жертвенный алтарь… — Тотошка!

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 26 июля 2019 г. 02:14 О чём молчала станица … бывают моменты в истории, когда отчаянная борьба масс даже за безнадежное дело необходима во имя дальнейшего воспитания этих масс и подготовки их к следующей борьбе. (В. Ленин) Морозно в степи. В перелесках будто деревья греют, а на юру – совсем пропасть. Возницы наглухо укутаны в бараньи лохматые тулупы. Седоки на пяти санях жмутся друг к дружке, зарываются в сено, прикрываясь сверху дерюжками. На последних – четверо. — Лопатин, озяб? – ткнулся к нему в самое лицо закоченевший Бондарев. — Замёрз… аж до самых кишок! – прохрипел уныло Лопатин. – Приедем-то скоро али нет? — Кто его знает, спросить надо приятеля-то. Эй, друг, — ткнул он в рыжую овчинную тушу, — жилье-то, скоро ли будет? — Примёрзли? — Холодно, брат. Село-то, скоро ли, спрашиваю? — Станица, — поправил возница и сказал: — Вёрст семь надо быть, а то и двенадцать. — Так делом-то сколько же? — А столько же! – буркнул возница, тряхнув вожжами. — Как ты станицу-то называл? — Кичигинская будет…

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 25 июля 2019 г. 02:57 - Нет. Он так вонюч — не для моего обоняния. А ты возмужал. — Могу без мамы с девушкой гулять? — Можешь. Дед не выпускал меня из поля генеральского зрения. Однажды – я тогда учился уже на вторых курсах своих ВУЗов – зазвал по мобильнику к себе и предложил оформиться на постоянную работу. — Да я же не военный! — Не важно. Твоё дело — компьютеры. Я и так треть рабочего времени проводил в этом заведении, тренировал и закалял своё тело, иногда ковырялся в компах по просьбам деда, так что согласие, в данном случае – чистая формальность. Через год после этого – то ли вакансия освободилась, то ли оценили мои способности – предложили перейти в аналитический отдел. Вот это, скажу вам, работка! По крайней мере, для Билли. Здесь он развернулся в полную силу своих практически неограниченных возможностей. Моя роль сводилась к двум элементарным манипуляциям — загрузить его темой и доложить начальству о завершении её разработки. Но даже роль стороннего наблюдателя была интересна. Билли не делал секрета из сбора информации, её анализа, проектирования алгоритма предстоящей операции, тщательной деталировки всех нюансов. В любой момент, подключившись, я получал подробную информацию – что сделано, что планируется, процент выполнения задания, время его окончания. То есть тот момент, когда я мог, распечатав, положить на стол начальства, как результат своих трудов, тщательно разработанный план какого-нибудь спецзадания. В той операции, за которую мне и моим командирам присвоили звания Героев России, я, а не Билли сыграл решающую роль. Я узрел в куче информационного хлама, предоставленного мне на обозрение виртуальным помощником, изумруд. Да ещё какой! — Билли, об этом подробнее. Он потрудился, а я понял, что зацепил за хвост величайшую тайну прошлого века. — Работаем! И Билли разработал великолепный план: огромная (ну, очень огромная!) куча денег, тайно вывезенных из Союза в прошлой эпохе, также тайно вернулась в обновлённую Россию. Швейцарские банкиры ничего и не пронюхали, и я думаю, лет сто ещё не спохватятся, какие деньжища умыкнули у них из-под носа. Вся эта информация является строжайшей государственной тайной, поэтому без подробностей расскажу о финальной, самой приятной части операции. Всем соучастникам финансовой диверсии выдали материальное вознаграждение. Я получил десять миллионов рублей. Уже по этому можете судить о размахе операции. Звёзды Героев нам вручали не в Кремле, а в загородной резиденции Президента. Я, главный солист операции и три наших последовательно стоящих друг над другом начальника в единой шеренге выпятили грудь перед Главковерхом. Он наградил, поздравил и пригласил к столу – отметить. Сам долго не появлялся, и распорядитель сказал: — Угощайтесь, господа, Президент сейчас подойдёт. Мои начальствующие коллеги опробовали коньячок, белое и красное вино, наливочку — повеселели, разговорились. Четыре рюмки стояли передо мной, соблазняя, уговаривая, стыдя и угрожая, но бесполезно — непьющий я. Стремительно вошёл Президент, жестом заставил всех сидеть на своих местах, потребовал себе водки. С бокальчиком в руке обвёл присутствующих строгим взглядом. — Из-за вас…. Из-за таких, как вы.… – Верховный Главнокомандующий нахмурил брови. У присутствующих вытянулись, позеленели лица. Директор нашего департамента схватился за сердце (или за карман с сердечными таблетками?). — С гордостью говорю, что я – русский человек, — закончил Президент пафосно и хлопнул водку одним глотком.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 24 июля 2019 г. 03:26 Шесть-седьмой История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она - следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление. (М.Ю. Лермонтов) 1 С вечера стоял морозный туманец, и все деревья за ночь густо оделись в белый наряд. Заворожённое, волшебное царство! В первые, утренние, досолнечные ещё часы он держался крепко. Разве что стайка снегирей (красногрудых на белых сахарных ветках) стряхнёт немного инея, и крупные, но очень лёгкие, невесомые почти, кристаллы кружились в воздухе, текли вниз, переливаясь, играя бликами. Но позже, когда светило поднялось выше и стало немножечко, по-декабрьски пригревать, он начал сам по себе осыпаться, и вскоре весь чистый, прозрачный, подзолоченный лучами и подголубленный небесами воздух наполнился мерцающей, как пух лебяжий, неподвластной законам земного тяготения, снежной пылью. Не правда ли, грешно сидеть дома в такое утро. Радостями, которые преподносит жизнь, следует дорожить, решил я и, потеплее одевшись, вышел на улицу. Воздух звенел не только воробьиным гомоном — в соседском огороде вопили мальчишки, играя в войну. Юрок Куровский догнал Вовку Грицай, свалил в сугроб, оседлал. — Ага, попался! Жизнь или смерть? — Ой, жизнь! – тяжело дыша то ли от бега, то ли от смеха, взмолился Вовка. – Ой, больше не буду. — Хватит вам дурачиться! – крикнул я им сквозь щель в заборе. – Посмотрите, какие снегири прилетели. Куровский перестал тузить Вовку. Тот поднялся из сугроба, выглянул из-за Юркиного плеча, увидел меня и быстро пошёл – мягко сказано – побежал ко мне. И такой радостью засветился – просто родного брата встретил, с которым десяток лет не виделся. Перед забором погасил свою улыбку — должно быть, застеснялся. — Давно бегаете? – спросил я. – Небось, ухи отморозили. Гляди — отвалятся. — Эти отвалятся, новые вырастут, — беззаботно махнул рукой Юрка, подходя. — Жди-и, — на полном серьёзе усомнился Вовка. – Вырастут… — А у нас сегодня ёлка будет, — похвастал он. — Какая ёлка? – я потёр застывающий нос варежкой. – Игрушечная? — Ну, вот ещё! – Грицай попытался быть серьёзным, что, однако, ему плохо удавалось – Ёлка самая настоящая, из леса, а на ней игрушки. — А-а, настоящая? – я шмыгнул носом. Мне хотелось посмотреть на ёлку. Вовка это сразу понял. — Пойдем, глянешь. Замёрз совсем. — Я не замёрз — я только вышел. Хозяйка дома подозрительно оглядела нас от большой печи. — Что, уже набегались? Быстро… Вовка оправдывался, пытаясь расстегнуть закоченевшими пальцами пуговицы пальтишка: — На улице – Мороз Красный Нос. Вон и мальчишки подтвердят. Мать слушала и смотрела на его торчащий вихор, оттопыренные уши сначала как будто бы с угрозой, но постепенно сердце её оттаяло, и по лицу заструилась улыбка. — Мам, есть что поесть? – Вовка опростал ноги от валенок, подошёл к матери и приложился холодным ухом к её полной руке выше локтя. — Промялся? – Стюра Грицай провела рукой по вихру, но он тут же встопорщился. За её спиной весело потрескивало в очаге — по комнатам разливалось тепло.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 24 июля 2019 г. 01:56 После отмены крепостного права новая волна переселенцев хлынула на Урал из-за Волги. Потянулись гонимые нуждой из Рязанской, Тамбовской, Вятской губерний, из Украины. Потянулись голь и беднота с убогим скарбом, голодными детишками, расселились по деревням и станицам и щёлкали, как голодные волки, зубами на пустующие земли, которые нечем было поднять. И стали батраками переселенцы у казаков, зажиточных «куряков», которые всячески теснили их, драли по две шкуры за каждую пядь освоенной земли и с глубоким презрением называли «калдыками». А вчерашние крепостные, упорные, как железо, без своей земли, поневоле бросающиеся на всякие ремёсла, на промышленную деятельность, изворотливые, тянущиеся к свободной и сытой жизни, платили богатеям тою же монетой – «куркули», «челдоны». Прекрасный край, трудолюбивый народ, пропитанный, как горькой жёлчью, едкой злобой, ненавистью и презрением друг к другу. Отчего это с хриплыми криками бегают по улицам николаевские мужики, растеряв шапки? Бегают взад и вперёд, раскидывая лаптями и валенками сыпучий снег, и рёв сотен глоток сотрясает хмурое небо. Праздник что ли? А пятисотпудовый церковный колокол, надрываясь, мечет тревожный набат по округе. Что-то произошло в далёком Петербурге, и вот уже в Москве идут бои. Никто толком не знает — кто с кем и за что дерётся. Одно только врезалось в сердце, и было понятным: — Долой царя-кровопийцу! Всколыхнулась Николаевка, прогнали управляющего и взяли власть в свои руки. Не было тогда у далёкого царя силы побороть эту стихию. Но поползли по станицам слухи, что «калдыки» с «куряками» сговорились землю у казаков отнять. И потемнели станичники, стали враждебно коситься на разгулявшееся крестьянство. Не потечь реке вспять, не бывать мужикам над вольным казачеством. Ворвались в бунтующую Николаевку пластуны из соседней станицы Кичигинской и мигом усмирили безоружных крестьян. Много их тогда было отправлено в Троицк для вразумления, многих посекли кнутами принародно на деревенской площади. До сей поры таится обида в крови николаевских, теперь уже красносельских стариков на соседей кичигинцев. «Всех казаков перебьём, — говорили их деды, мечтая о светлых, грядущих днях, — самои останемся». И за говор свой русский: курский, рязанский, тамбовский получили от казаков ещё одну презрительную кличку – «самои».

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 23 июля 2019 г. 02:48 Моё поступление в МГИМО отметили так. Бабушка испекла изумительный торт. Бобчинский с Добчинским водрузили на стол бутылку настоящего французского шампанского. Мама прилетела из Екатеринбурга – она была с экспедицией в горах Северного Урала — купила новое вечернее платье и вышла в нём к столу. В этом же платье она была, когда пошли с ней в ресторан отмечать моё зачисление в МГУ. Бобчинский до срока споил Добчинского, и оба остались дома. Мама сияла улыбкой, бриллиантами и изысканностью манер. На неё оглядывались. Впрочем, на меня тоже. Ловкий молодой человек – явный альфонс – закадрил светскую львицу. Такая постановка вещей мне льстила. Испортил вечер кривоносый сын Кавказа. Он попытался пригласить маму на танец, а когда получил отпор, наехал на меня – звал поговорить один на один, обзывал трусом и бабой. Пришлось вызвать службу безопасности. Но всё, что смогли сделать дюжие парни в чёрном – вызвать такси и проводить нас к нему. Кривоносые, числом уже в пять голов, свистели вслед и улюлюкали. Мама открыла дверь авто, пропустила меня вперёд, потом обернулась к выродившимся потомкам Прометея и изобразила неприличный жест средним пальцем правой руки. Они взвыли от огорчения и кинулись догонять. Мама прыгнула ко мне на колени и захлопнула дверь. Таксист дал по газам. Дома пожаловался Билли. — Ложись, Создатель, спать – подумаю, что можно сделать. Утром позвонил деду. Пожаловался ему. — Ты хочешь, чтоб мои люди нашли и наказали их? — Я хочу, чтоб твои люди научили меня давать отпор в подобных ситуациях. Генерал молчал. — Они оскорбили твою дочь. Дед дочь любил больше внука. — Хорошо. Я тебе должен – а долг платежом рдеет. Возьми паспорт, подъезжай – я закажу тебе пропуск. Пока добирался, у деда состоялся ещё один разговор по теме. — Как готовить вашего мальчика? – с усмешкой, запрятанной в уголках глаз, спросил инструктор генерала. — В режиме – «Разминка перед сауной». Со мной так и занимались — обучали всем премудростям рукопашного боя, а у меня на теле ни синяка, ни ссадинки. Попутно исправили осанку – плечи распрямились, грудь выпятилась. Мышцы налились силой, отяжелели массой. Правда, не обошлось без таблеток и уколов, зато за один год я из растерянного хлюпика превратился в самоуверенного атлета. Ещё раньше, под Новый год, судьба подарила мне случай реабилитироваться перед мамой. Мы делали последние покупки к праздничному столу. Какой-то хам так спешил, что грубо толкнул маму и не извинился. Выпал пакет, покатились апельсины. — Аккуратнее, гражданин. — Пошла ты… Я догнал нахала, схватил за шиворот и поволок к выходу. Желание было – сунуть его носом в снег, чтобы остыл немножко. Не исполнилось. Он вывернулся из своей шубы, разбил бутылку об угол витрины и двинулся на меня. — Лёшка! – крикнула мама. Она помнила меня другим. Она не знала, что теперь я в состоянии вести бой с четырьмя такими одновременно. Ногой выбил у мужика стекляшку из кулака, а другой так врезал в грудину, что он влетел спиной в витрину и притих там, украшенный консервами, как ёлка игрушками. — Класс! – сказала мама и пошла оказывать первую доврачебную помощь. Я стал собирать апельсины. Набежали охранники, подъехал наряд. От задержания меня отмазала запись видеонаблюдения. Нам даже апельсины поменяли. — Утёрла нос? – поинтересовался я, имея в виду мамины хлопоты над поверженным хулиганом. Мама так и поняла:

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 21 июля 2019 г. 14:59 Человек рождается маленьким, беспомощным, беззащитным, но с невероятной жаждой жизни и удивительными способностями выживать в любой среде – будь то волчье логово или королевские чертоги. Только в каменных замках растут принцы, а в земляных норах – маугли. Появился я на свет здоровяком. Из всей палаты – что весом, что ростом – матери на радость, другим роженицам на зависть. Но вот беда – не пошло мне впрок родное молоко. То ли патриотизм во мне начисто отсутствовал и впитываться не хотел, то ли ещё какая причина, только мотал я головой, избегая нацеленного в рот соска, и верещал, истошно, не согласный с голодной кончиной. То же, что ухитрялась впихнуть в меня мама, неблагодарно срыгивал. На счастье моё случилось в палате мёртворождение. Горевала несчастная очень, и муж её дома – запил, забирать не хотел жену-неудачницу. Просила она, глядя на наше родственное противостояние: — Нюр, ну, дай покормить. В её руках я мигом успокаивался — набивал брюшко контрабандой и неблагодарный засыпал. Молочная моя мама плакала, а родная злилась. Возмездие ждало дома. Так и не привыкнув к родному молоку, выживал на сладенькой водичке и жёваном хлебе. Вопил дни и ночи напролёт, голос потерял, а потом слабеть стал. Однажды отчаявшись, отложила меня в сторону мама и сказала: — Не жилец. Застонал глухо отец, скрипнув зубами. Сестра смотрела на меня с деловым интересом, будто гробик примеряя. Но Всевышний рассудил по-своему. Заглянула к нам врачиха участковая и всплеснула руками: — Да у него ж рахит развивается! Что ж вы, мамаша, ребёнка губите? Ну-ка, бегом к нам. Вернулись мы в палату, из которой месяц назад выписались, и пошёл я по рукам — ел от брюха, пищать перестал, поправляться начал. — Большой любитель чужого добра растёт, — смеялись женщины. А мама на своём: — Троих вскормила. Что ж этот как подкидыш? Врачи: — Бывает. Несовместимость. Мама моя человёк упёртый, ей врачёвы домыслы по барабану. И что было бы со мной, не явись на выписку за нами отец, одному Всевышнему известно. Но он прибыл и строго из-под сдвинутых бровей глянул на жену, услышав диагноз. — Коровка есть? – напутствовали врачи. – Вот и кормите малыша. Кашки варите, творожок. И везде, везде рыбий жир добавляйте….. Слышите? Рыбий жир спасёт вашего потомка. Я притих в кулёчке одеяла, чуя кульминацию недолгой жизни. Отец взял меня на руки и с тех пор не выпускал до самой своей кончины – не в буквальном, конечно, смысле. Вот с такими мироощущениями и вошёл я в сознательную жизнь: — с болезненной, порой доходящей до абсурда любовью и опекой отца; — с незаметной, практически не проявляющейся, однако подспудно всегда присутствующей неприязнью матери; — с презрением старшей сестры – «рахитик!» — с тошнотворным вкусом и запахом рыбьего жира.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 20 июля 2019 г. 15:01 Мало солнце, но хватает его на весь раскинувшийся под ним край. И от него колеблется маревом горизонт. Слепящий блеск играет в зеркалах бесчисленных озёр. Чуть приметными морщинами рождаются под ветром волны и, разгоняясь на просторе, набирают мощь, вскипают пенной гривой, без устали моют прибрежные пески и раскачивают камыши. Рыба, дичь кишмя кишит. Меж озёр громоздятся горы, замшелые, до самой макушки заросшие шиповником, акацией, сосной и берёзой. В густых лесах, в горных распадках, в низинах и долинах, в степях и поймах рек – всякой птицы, всякого зверья можно встретить. В утробе седых громад, размытых, разрушенных, навороченных – и железо, и медь, и золото, и ртуть, и свинец, и графит, и цемент, и чего только нет, а уголь чёрным глянцем выступает по всем трещинам, залегает могучими пластами. Под мохнатыми корнями вывороченной бурей вековой сосны вдруг тонко заиграют радугой искристые самоцветы. От гор, от лесных озёр потянулись на юг степи, потянулись и потеряли границы и пределы. Когда плужный лемех режет в широком поле борозду, отваливается такая мягкая земля, что не земля, а пух, хоть подушки набивай. Но иной раз вывернется со скрежетом проржавелый железняк или скругленный некогда речными струями булыжник. Какую удивительно родящую силу таит в себе эта земля! Вспашешь стерню иль целину, былинки не оставишь от буйного царства зелени – глядь, после дождя побеги пошли, глядь – и затянулась чёрная рана. После долгой зимы, заслезится под лучами снег, сойдёт, прольют дожди, напьётся жадная земля, а потом начнётся радующая глаз и сердце безумная борьба за жизнь всего живого. Кто же хозяева этого чудесного края? Мордва, чуваши, башкиры живут здесь с незапамятных времён. А вслед за Ермаком Тимофеичем пришли и расселились по берегам рек и озёр донские казаки. Диким и страшным тогда казался край. Трескучими морозами, слепящими метелями пугал Седой Урал. Повылазили из болот, из камышей скрюченные, пожелтевшие лихорадки, впились в донцов, не щадили ни старого, ни малого, много сгубили народу. В кривые сабли и меткие стрелы приняли пришельцев инородцы. Плакали казаки, вспоминая родной Дон, и день, и ночь бились с болезнями, «татарвой», с дикой землёй — нечем было поднять её вековых, нетронутых человеком залежей. И выстояли, выжили, подняли землю, развели скот, обустроили станицы. В пору царствования Екатерины Великой безвестный на Урале петербургский сановник граф Николай Мордвинов выиграл в карты деревеньку без земли в Курской губернии, а другую выменял на борзых, и пригнал крепостных в эти места. Первые поселения крестьян на Южном Урале так и назывались в честь барина-благодетеля – Николаевка да Мордвиновка. Повторилась вновь трагедия первопроходцев — и нужда, и голод, и стычки с инородцами. Но выжили «куряки» и прижились на Южном Урале — распахали целину, понастроили деревень да хуторов с церквями, школами.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 19 июля 2019 г. 03:03 - Пора проверить, сколько накопил. Тут безобразие какое-то творится с компьютерной техникой – не посмотришь? Да кто бы знал! Спецы – ни тебе чета – с ног сбились. Но ведь ты у нас талант, верно? Короче, одевайся, сейчас за тобой заедут. Я поменял домашнюю одежду на дорожную, сунул флешку в карман и стал ждать. Кабинет деда, пожалуй, покруче, чем у мамы, по крайней мере, внушительнее. — Что-нибудь надо? – поинтересовался его хозяин. — Ничего. Отключу твой комп от общей сети? — Делай, как знаешь. Машенька, чай, печенье, фрукты. Вошла секретарша с подносом – миловидная женщина маминых лет. С таким любопытством рассматривала меня, что дед глухо покашлял в кулак. Ну и что, подумал, всяк имеет право на личную жизнь, даже генерал – и сунул флешку в штепсельный разъём. — Внимание, Билли, вирусы! — Они атакуют. Дед басил над ухом. — По почте червя заслали. Засел, подлюга, во «входящих» и на все команды «открыться» шлёт полчища вирусов. Настоящая диверсия. — Билли? — Они меня разрушают. — Уходим, Билли! — Попей чайку, Создатель, и успокойся на пару часиков – ты их наводишь на меня. 16.00 — Билли? — Отстань! 18.00 — Билли! — Ещё не время. 20.00 — Билли? Я с тревогой смотрел на негаснущий жёлтый глазок процессора. — Ты жив? Отзовись. — Да живой я, живой. Создал универсальное оружие. Включи звук, если хочешь услышать, как дохнут эти твари. Визг и вой дерущихся крыс наполнил кабинет. Дед встрепенулся: — Что там – шестерёнки не смазаны? — Хуже – бой идёт святой и правый…. В полночь Билли попросил подключить генеральский ПК к общей сети. Дед достал из встроенного шкафа подушку и плед: – Приляг. Я мирно спал на генеральском диване, а Билли неутомимо сражался с полчищами вирусов, блокировал, не давая размножаться, червей, и уничтожил всех без следа. Сворачивая флешку с монитора, заметил, что Билли поправился на несколько килобайт. Впрочем, зная, как он мог ужиматься, то могли быть и мегабайты. — Билли, ты за старое? — В чём дело, Создатель? — Спроворил шпионскую информацию? — Ничего сверх того, что было – только новое антивирусное ружьё. Шедевр! Моё изобретение. — Молодец. — А то. — Молодец, — сказал мне дед. – Это аванс – всё существенное после.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 18 июля 2019 г. 02:28 Поверив в свершившееся, не пустился в пляс, не стал хлопать себя по ляжкам – ай да Лёшка сукин кот! Ах да, забыл представиться – Алексей Владимирович Гладышев собственной персоной. Короче, не стал патентовать своё изобретение, вообще никому ни слова не сказал и, как показали дальнейшие события, правильно сделал. Да и как он получился, ума не приложу и объяснить не смогу. Не разбирать же теперь на запчасти. Думаю, затей такое, он бы и не дался – прыткий, хитрый, самовлюблённый тип. Это он втравил меня в криминальную историю. Мы шлялись по Инету и пикировались. Оказались на сайте Центробанка, перед закрытыми файлами. — Слабо, Пили? — Ступай баиньки, Создатель, утром спросишь. Утром я забыл и вопрос свой, и суть его. А этот урод виртуальный что натворил – взломал закрытые файлы, наследил там, как хулиган на стенах общественного туалета, и удалился, даже рубля не утащив. Я забыл, он промолчал, а опытные специалисты мигом вычислили мой комп, сообщили куда следует. Три дня не прошло – звонок в дверь. Человек из МУРа – здрасьте. Так бы и забрал — у него наручники побрякивали в кармане. Бабушка – тихая, скромная – бабушка сдержала первый натиск. Сначала – не дам, через мой труп (её, то есть), потом приглашение на кухню, чай с башкирским медком. Офицерик-то земляком оказался. Подоспевшим на выручку родителям вежливо улыбался – бывает, мол, случается. Потом прискакал дед-генерал на чёрном «мерине» и выставил незваного за дверь. Вот тут и окрестили моего детёныша. — Центробанк! Центробанк! – возмущался папа. – Ну, ладно бы сберкассу с муляжом. Говорю, масштабного вырастили гангстера. Тут я прокололся, буркнув: — Не я это — Пили… Отец не понял: — Пили-пили, били-били, а всё без толку…. К компьютеру, чтоб ни ногой. Мама покачала головой: — Не метод. Думаю, достаточно, чтобы он слово дал. — Даю, — поспешил я. — Остался дед без работы, — посетовал отец. Вечером. — Билли, как ты мог? — У меня новое имя или ты забылся, Создатель? — А чем не нравится? Билли Бонс, Билли Гейтс – великие же люди. — Рад, что сравниваешь меня с людьми. — А я не рад из-за твоих фокусов сидеть в каталажке. — Раньше сядешь – раньше выйдешь. — ?! — Прости, Создатель, хотел поднять тебе настроение. Когда страсти, вызванные моим «нападением» на Центробанк, немного поулеглись, заявил предкам, что хочу обучаться в техническом ВУЗе информатике. — Зачем? – удивился папа. — Три ВУЗа это слишком, три даже ты не потянешь, — покачала головой мама. — Потяну. Ну, а если… тогда один оставим на потом. Папа засопел и удалился. Мама задумалась. Бабушка позвала к столу. Зреющий конфликт опрокинула мама. Однажды пригласила меня в свой университет на лекцию по информатике. Ничего нового, ничего интересного я не услышал. — Ну? – спросила мама в своём роскошном кабинете на кафедре. И я сдался. Дед отмазал меня от ментов и посчитал, что долг платежом красен. Примерно через полгода после инцидента позвонил: — Чем занят? — Ем, сплю, гуляю и ума набираюсь.

Страницы: 12345 ... 121314151617