Продолжаем черпать из закромов сайта «Пан Оптыкон» пана Давида Гловни (Dawid Głownia, PAN OPTYKON, http://pan-optykon.pl Снова о Рэе Брэдбери… Запись от 6 апреля 2024 года).

Пару дней назад я упомянул, что мне нужно освежить в памяти роман «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери. Я еще не взялся за чтение романа (и не сделаю это в ближайшее время), но зато посмотрел его экранизацию 1966 года, выполненную Франсуа Трюффо.

И посмотрите, что я заметил в сцене, где Монтэг лежит в постели со своей женой, просматривая журнал комиксов.

Для этого реквизита была использована знаменитая обложка 20-го выпуска "Crime Suspen Stories" рубежа 1953 и 1954 годов.

Это интересно хотя бы потому, что эта серия комиксов была издана компанией “EC Comics”, которая в то время публиковала помимо прочих комиксные адаптации рассказов Брэдбери. Кстати, интересно было бы узнать, использовались ли другие издания “EC Comics” для создания этих вымышленных комиксо-журналов.

Есть еще один важный момент, связанный с этим комиксо-журналом. Обратите внимание на то, что он содержит только картинки — никакого текста. В экранизации романа «451 градус по Фаренгейту», поставленной Трюффо, последовательно создается видение государства, которое не только борется с письменным словом, но и полноценно функционирует без букв. Даже пожарная команда, один из ключевых элементов государственного аппарата, использует в своей документации только фотографии и номера.

Это связано с интересной формальной процедурой, а именно с отсутствием обычной вступительной сцены фильма. Начало фильма полностью лишено букв – название фильма, фамилии режиссера, актеров и т.д. читаются вслух. Буквы появляются в фильме только в кадрах с горящими книгами.

И с надписью «The End» под конец фильма, финал которого оставляет надежду на то, что письменное слово сохранится.

Весьма интересно то, что кинематографисты-экранизаторы пошли в этом плане на шаг дальше Брэдбери, ведь созданный им мир не был лишен букв. Конечно, книги (романы, сборники рассказов, эссе, мемуары и т.д.) были запрещены, но письменное слово – нет. Оно легально функционировало в комиксах или отраслевых журналах. Трудно представить себе, что репрессивный государственный аппарат мог бы обойтись без него – полная ликвидация письменного слова была бы неэффективной с этой точки зрения. Я также думаю, что представление о мире, в котором письменное слово функционирует только в рамках системы надзора и наказания, страшнее, чем о том, который полностью лишен его.

Давайте-ка мы с вами уже, скажем так, по традиции заглянем в закрома сайта «Пан Оптыкон» пана Давида Гловни (Dawid Głownia, PAN OPTYKON, http://pan-optykon.pl И посмотрим с довольно-таки неожиданной стороны на знаменитый роман не менее знаменитого американского писателя... Запись от 4 апреля 2024 года).

Мне нужно освежить в памяти роман «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, но даже вспоминая о чем там идет речь с пятого на десятое, я нахожу ироническим тот факт, что книга дождалась комиксной переделки (в 2009 году ТИМОМ ХЭМИЛЬТОНОМ [Tim Hamilton]). К тому же оснащенной подзаголовком «Авторизованная адаптация». И предисловием самого Брэдбери.

Ибо Брэдбери в литературном оригинале рисует образ мира, в котором книги запрещены, но комиксы процветают. Вот прямо так и написано: единственными печатными изданиями, которые имеют право функционировать в этом мире, являются комиксы и отраслевые (для специалистов в той или иной отрасли знаний) журналы. Книги запрещены. Потому что книги вредны. Потому что они провоцируют на размышления. И могут кого-то обидеть. А комиксы не могут. Потому что они просты и предназначены исключительно для развлечения – они не способны никого обидеть, потому что не несут в себе никакой глубокой мысли.

В равной степени, если не более, я нахожу ироническим тот факт, что незадолго до публикации романа, в который он включил эту идею о комиксах, Брэдбери позволил издательству “EC Comics” адаптировать его произведения. Конечно же – за деньги. При интересных обстоятельствах, о которых я хотел бы написать здесь кое-что в ближайшее время.

И поскольку я накапливаю тут иронию, добавлю еще один ее слой. Я также нахожу ироническим то, что правые, которые жалуются на политкорректность и культуру отмены (cancel culture), часто тащат левого Оруэлла в свои стандарты, хотя в этом случае им было бы гораздо удобнее затащить туда Брэдбери, который буквально пишет в романе «451 градус по Фаренгейту», что разные книги оскорбляют разные меньшинства, поэтому их сжигают. На самом деле, интересно, почему этого не делают.

Напоследок я напомню вам отрывок из польского издания романа 1960 года в переводе АДАМА КАСКИ. Кстати – обратите внимание на то, что он переводил “comics books” как “książki z komiksami” (то есть «книги с комиксами»), де-факто опережая эпоху ;).

Вот оригинал:

“Now let’s take up the minorities in our civilization, shall we? Bigger the population, the more minorities. Don’t step on the toes of the dog-lovers, the cat-lovers, doctors, lawyers, merchants, chiefs, Mormons, Baptists, Unitarians, second-generation Chinese, Swedes, Italians, Germans, Texans, Brooklynites, Irishmen, people from Oregon or Mexico. The people in this book, this play, this TV serial are not meant to represent any actual painters, cartographers, mechanics anywhere. The bigger your market, Montag, the less you handle controversy, remember that! All the minor minor minorities with their navels to be kept clean. Authors, full of evil thoughts, lock up your typewriters. They did. Magazines became a nice blend of vanilla tapioca. Books, so the damned snobbish critics said, were dishwater. No wonder books stopped selling, the critics said. But the public, knowing what it wanted, spinning happily, let the comic books survive. And the three-dimensional sex-magazines, of course. There you have it, Montag. It didn’t come from the Government down. There was no dictum, no declaration, no censorship, to start with, no! Technology, mass exploitation, and minority pressure carried the trick, thank God. Today, thanks to them, you can stay happy all the time, you are allowed to read comics, the good old confessions, or trade journals.”

Вот перевод:

«Weźmy teraz mniejszości w naszej cywilizacji. Im gęściejsze zaludnienie, tym więcej mniejszości. Uważaj, żebyś nie dotknął czymś sympatyków psów, sympatyków kotów, doktorów, adwokatów, kupców, dyrektorów, mormonów, baptystów, unitarystów, potomków Chińczyków, Szwedów, Włochów, Niemców, teksańczyków, brooklińczyków, Irlandczyków, mieszkańców Oregonu czy Meksyku. […] Im większy jest twój rynek, Montag, tym mniej możesz się zajmować sprawami dyskusyjnymi, pamiętaj o tym! Wszystkie te drobne mniejszości mniejszości, na które trzeba uważać. Autorzy pełni złych myśli, zatrzaśnijcie swe maszyny do pisania! Autorzy zrobili to. Czasopisma stały się przyjemną mieszanką waniliowej tapioki. Książki, jak mówili ci cholernie snobistyczni krytycy, były jak brudne mydliny. Nic dziwnego, że nikt nie chce kupować książek — mówili krytycy. Lecz publiczność, wiedząc, czego jej potrzeba, wybierając szczęśliwie, pozwoliła przeżyć tylko książkom z komiksami. I trójwymiarowym czasopismom pornograficznym, oczywiście. I to byłoby wszystko, Montag. To nie przyszło od rządu. Początkowo nie było żadnego nakazu, deklaracji, cenzury. Nie! Technologia, eksploatacja masowa i nacisk mniejszości załatwiły całą sprawę. Bogu dzięki. Dziś dzięki nim możemy być szczęśliwi przez cały czas, wolno człowiekowi czytać komiksy czy pisma fachowe».

Давид Гловня

P.S. А это подстрочник польского перевода:

«Теперь давайте возьмем меньшинства в нашей цивилизации. Чем плотнее население, тем больше меньшинств. Будьте осторожны и не затроньте любителей собак, кошек, врачей, адвокатов, торговцев, директоров, мормонов, баптистов, унитариев, потомкам китайцев, шведов, итальянцев, немцев, техасцев, бруклинцев, ирландцев, орегонцев или мексиканцев. […] Чем больше твой рынок, Монтэг, тем меньше ты можешь заниматься дискуссионными вопросами, помни об этом! Все эти мелкие меньшинства, меньшинства, которых вы должны остерегаться. Авторы, полные плохих мыслей, заткните свои пишущие машинки! Авторы это сделали. Журналы превратились в приятную кашицу из ванильной тапиоки. Книги, как говорили эти чертовы снобистские критики, были подобны грязной пеной. Неудивительно, что никто не хочет покупать книги, говорили критики. Но публика, зная, что ей нужно, выбрала с радостью, и позволила выжить только книжкам с комиксами. И, конечно же, трехмерным порнографическим журналам. Вот и все, Монтэг. Это исходило не от правительства. Изначально не было ни приказа, ни декларации, ни цензуры. Нет! Технологии, массовое потребление и давление меньшинств сделали свое дело. И слава Богу. Сегодня, благодаря им, мы можем быть счастливы все время, нам разрешено читать комиксы или профессиональные журналы»

И, наконец, перевод на русский язык:

«Возьмем теперь вопрос о разных мелких группах внутри нашей цивилизации. Чем больше население, тем больше таких групп. И берегитесь обидеть которую-нибудь из них – любителей собак или кошек, врачей, адвокатов, торговцев, начальников, мормонов, баптистов, унитариев, потомков китайских, шведских, итальянских, немецких эмигрантов, техасцев, бруклинцев, ирландцев, жителей штатов Орегон или Мехико. […] Запомните, Монтэг, чем шире рынок, тем тщательнее надо избегать конфликтов. Все эти группы и группочки, созерцающие собственный пуп, – не дай бог как-нибудь их задеть! Злонамеренные писатели, закройте свои пишущие машинки! Ну что ж, они так и сделали. Журналы превратились в разновидность ванильного сиропа. Книги – в подслащенные помои. Так, по крайней мере, утверждали критики, эти заносчивые снобы. Не удивительно, говорили они, что книг никто не покупает. Но читатель прекрасно знал, что ему нужно, и, кружась в вихре веселья, он оставил себе комиксы. Ну и, разумеется, эротические журналы. Так-то вот, Монтэг. И все это произошло без всякого вмешательства сверху, со стороны правительства. Не с каких-либо предписаний это началось, не с приказов или цензурных ограничений. Нет! Техника, массовость потребления и нажим со стороны этих самых групп – вот что, хвала господу, привело к нынешнему положению. Теперь благодаря им вы можете всегда быть счастливы: читайте себе на здоровье комиксы, разные там любовные исповеди и торгово-рекламные издания» (Перевод ТАТЬЯНЫ ШИНКАРЬ).

И напоследок: издание графического романе на русском языке и три панели оттуда. W.

18. В рубрике «Рецензии»:

Иоанна Кулаковская представляет читателям двухтомную жанровую антологию «Большая книга научной фантастики» под редакцией Майка Эшли (“Wielka księga science fiction” t. I i II. Pod red. Mike'a Ashleya. Tłum. Małgorzata Koczańska. “Fabryka Słów”, 2011) – «это великолепный подарок любителям научной фантастики, особенно старой научной фантастики»;

Ежи Жимовский столь же убежденно хвалит жанровую антологию «Большая книга фэнтези» под редакцией Майка Эшли (“Wielka księga fantasy”. Pod red. Mike’a Ashleya. Tłum. Milena Wójtowicz. “Fabryka Słów”, 2011) – «рассказы, выбранные Майком Эшли, показывают, каким сложным и глубоким жанром является фэнтези»;

Иоанна Кулаковская советует обратить внимание на роман американской писательницы Гейл Карригер «Лишенная души. Протекторат Зонтика – книга первая» (Gail Carriger “Bezduszna. Protektorat Parasola – księga pierwsza”. Tłum. Magdalena Moltzan-Małkowska. “Prószyński Media”, 2011); «Книга представляет собой восхитительную пародию на приключенческие и сенсационные романы XIX века, начиная с конструкции и заканчивая персонажами. Она написана нарочито экзальтированно, цветисто и в то же время грубовато, чем подчеркивается замысел писательницы, которая насмехается и издевается над викторианскими реалиями, их одержимостью происхождением, модой и условностями. Мы также находим здесь почти все мотивы стимпанка, сочный паранормальный роман и довольно оригинальную идею о сверхъестественных существах, хотя смертные оказываются еще худшими монстрами»;

Ежи Жимовский в общем хвалит роман американской писательницы Сары Принеас «Вор магии. Потерянный» (Sarah Prineas “Złodziej magi – Zagubieni”. Tłum. Ewa Bobocińska. “Jaguar”, 2011) – второй том фэнтези-трилогии «Вор-волшебник»;

Рафал Сливяк опять же хвалит роман польского писателя Петра Боярского «Криптоним “Позен”» (Piotr Bojarski “Kryptonim Posen”. “Media Rodzina”, 2011); «это криминальная история, действие которой происходит в городе Познань, но в альтернативной истории»;

Ян Жераньский внимательно разглядывает переводную жанровую антологию «Стимпанк» под ред. Энн и Джеффа Вандермееров (“Steampunk”, pod red. Ann I Jeffa VanderMeerów. Tłum. Andrzej Jakubiec. “Ars Machina”, 2011);

Бартломей Лопатка считает весьма неплохим роман польского писателя Михала Протасюка «Праздник Революции» (Michał Protasiuk “Święto Rewolucji”. “Wydawnictwo Literackie”, 2011); «Протасюк прекрасно описывает, как изменения окружающего мира влияют на изменения в психике человека. Анализируя поведение человека, писатель логически оправдывает его, ссылаясь на неопровержимые научные принципы. Местами роман напоминает философский трактат, поскольку герои с помощью высшей математики и физики пытаются найти смысл жизни, установить закономерность изменений в мире или доказать существование Бога. Однако на первый план выходят люди и оценка их жизни, стремлений, поведения. Эта книга представляет собой многогранный анализ современного общества. Протасюк обсуждает величайшие цивилизационные беды: карьеризм, отказ от моральных ценностей, жизнь изо дня в день, озлобленность, безудержную глобализацию. В результате этих процессов человеческая жизнь становится пустой, поскольку существование без главной цели теряет смысл. “Праздник Революции” — это критика бессмысленного существования, основанного на удовлетворении основных потребностей. На протяжении всего романа очевидна эрудированность автора, который, поднимая темы десятка разных областей, умело пользуется профессиональными терминами. Иногда он также рассматривает научные вопросы, которые могут затруднить чтение неориентированному в них читателю. “Праздник Революции” отсылает читателя к традиции произведений Зайделя – автор хочет рассматривать фантастику как инструмент, а не как цель и использовать ее для показа социальных изменений и механизмов»;

Камиль Лесев советует обратить внимание на роман российской писательницы Карины Пьянковой «Из любви к истине» (Karina Pjankowa “Z miłości do prawdy”. Tłum. Ewa Skórska. “Fabryka Słów”, 2911); «Роман Пьянковой затрагивает множество проблем и порадует не только поклонников достойного сюжета. Самая большая сила романа писательницы -- это интересный, сложный и разнообразный мир. В нем обитают причудливые расы, и здесь есть классовые подразделения. Книга представляет интересную гамму поведения и типов личности. Это способствует развитию неоднократно затрагиваемых тем инакомыслия, ксенофобии и шовинизма. В повествовании доминируют цинизм и ирония, поэтому поклонники криминалов должны чувствовать себя как дома, и хотя персонажи второго и третьего плана бывают одномерными, трудно предъявить это обвинение главному герою и другим важным героям. <…> В общем, книга выполняет свою задачу: развлекает и не утомляет»;

Яцек Осецкий не слишком высоко оценивает книгу американского писателя Питтакуса Лора (это псевдоним писателя Джеймса Фрея) «Я – четвертый» (Pittacus Lore “Jestem numerem czwarty”. Tłum. Ursula Szczepańska. “G+L”, 2011); «Слишком много драмы и напряжения, которое в большей концентрации вызывает у читателя реакции, противоположные ожидаемым. Слишком много причудливых украшений, которые не делают произведение не богаче, а комичнее. В такой прозе попросту всего чересчур много. Такая эстетика называется кэмпом, и в фантастике ее, к сожалению, все больше и больше». Примером романа, написанного именно в таком ключе, с такой эстетикой и выступает рецензируемый текст;

Марцин Александер находит выдающимся роман американского писателя Джеймса Блейлока «Призраки прошедших ночей» (James P. Blaylock “Widma minionych nocy”. Tłum. Jarosław Cieśla. “Prószyński I S-ka”, 2011); «Настоящий хоррор -- это не гектолитры крови и летающие руки-ноги, а искусно построенная атмосфера ужаса. Блэйлок это отлично понимает. Как и у Кинга, в его романе все начинается с обычных людей и их повседневных проблем. <…> Главный герой разрывается между реальностью и сном, теряется в том, что является реальностью, а что просто ложным следом. Путь к спасению будет заключаться не в бегстве от жуткого существа, а в правде о событиях прошлого. Потому что в "Призраках" ... " ничто не хочет высосать из героев кровь, не подстерегает их в лесу, чтобы при удобном случае разорвать на части. И все же роман может напугать и напомнить нам, почему мы боимся темноты. Вот так и надо писать ужасы»;

Бартломей Пашильк с некоторой опаской разглядывает роман польских писателей Роберта Циховляса и Казимежа Кырча-младшего «Эфемерида» (Robert Cichowlas, Kazimierz Kyrcz Jr. “Efemeryda”. “Oficynka”, 2011); «Начало книги – этакая мягкая небылица, исполненная характерного для авторов юмора. В какой-то момент эту безопасную, в общем-то, реальность начинают разрывать гротескные видения и чудовища, которые, несомненно, интересуют Фрейда. Такая конструкция романа – смелый шаг. Можно иметь сомнения по поводу реализации идеи, потому что, когда на нас обрушивается слишком много странностей, мы становимся невосприимчивыми к ним, но я считаю, что это "Эфимерида" представляет собой промежуточный этап в творчестве Циховляса и Кырча. Страшно подумать, какие ужасы они нам еще подарят»;

Ежи Стахович надеется, что роман американских писателей Брайана Герберта и Кевина Дж. Андерсона «Черви Дюны» (Brian Herbert, Kevin J. Anderson “Czerwie Diuny”. Tłum. Andrzej Jankowski. “Rebis”, 2010) – завершающий в эпопее, начатой Фрэнком Гербертом. «Это главным образом “налет на банк”. До оригинала ему куда как далеко»;

Войцех Хмеляж высказывает столь же невысокое мнение о романе словацкого писателя Йожо Нижнянского «Чахтицкая госпожа» (Jožo Nižnańsky “Pani na Czachticach”. Tłum. Cecylia Dmochowska. “Książnica”, 2011); «типичный газетный “роман с продолжением”, в котором есть дешевая сенсация, наполненная причудливой ханжеством в описаниях постельных сцен, а также множеством невероятных приключений, совпадений и сюрпризов. Герои одномерные и туповатые. Среди них найдутся и отважные разбойники, и красивые женщины, влюбляющиеся в протагонистов мужского пола с первого взгляда, и подлые слуги Елизаветы Батори. Сказать, что книга – это беллетризированная биография этой самой «кровавой графини» -- погрешить против истины. Йожо Нижнянский, использовал ее имя лишь в качестве рекламного знака, подкрепленного несколькими подлинными деталями, но сам роман заполнил сущими выдумками. Так больше не пишут. Прежде всего потому, что мир пошел вперед, и газетные романы в отрывках с продолжениями заменили показываемые по телевидению сериалы, с которыми, впрочем, роман Нижнянского имеет немало общего. “Чахтицкая госпожа”, в отличие хотя бы от “Трилогии" Сенкевича или романов Дюма, не выдержала испытания временем. Тем не менее, это по-прежнему интересная литературная редкость, очаровательная безделушка, память о годах, когда толпы осаждали киоски, чтобы узнать дальнейшую судьбу храбрых разбойников из банды Анджея Дрозда» (стр. 65—70).

17. Очередная статья Лукаша Орбитовского на кинематографические (и около того) темы носит название:

Охваченный неописуемой грустью, я задумался о будущем этой скромной колонки. Ее судьба в какой-то степени зависит от меня: я ведь могу в любой момент сойти с ума от отчаяния, могу умереть, играя в рыцаря, где-нибудь между турнирными площадками. Могу -- я так думаю –запереть себя в клетке страдания иди экстатического счастья настолько крепко, что ни одно слово не сможет вырваться наружу. Ах, если бы это зависело от таких простых факторов – ведь они все связаны со мною! К сожалению, я остаюсь беспомощным заложником достижений современных кинематографистов, которые не сочли нужным баловать меня в ушедшем году. Откровенно говоря, достойных независимых фантастических фильмов было выпущено всего лишь несколько. Будучи убежденным в том, что что ни деется – все к худшему, я ждал засухи, но о чудо: зима ознаменовалась россыпью интригующих названий. Норвежский “Trolljegeren" -- лишь одно из них.

Мое любимое направление псевдодокументального кино неожиданно быстро вступает в новую фазу. Хотя продолжительность его традиции измеряется десятилетиями, в память широкой публике оно вписалось кинолентой “Blair Witch Projekt”, чтобы лишь с недавних пор пойти в наступление на сердца и карманы. Я ожидал какого-нибудь киношного комментария, поделки, подхватившей и использовавшей эту простую конвенцию: взятия в скобки, являющиеся своеобразным резюме. И дождался. Трейлер предвещал некую невероятную чушь, но получилось ровно наоборот – фильм Андрэ Эвердала во всех отношениях удачен, смешон, к тому же он удачно играет с привычками зрителя. Единственная проблема связана с попытками обобщения, слов попросту не хватает, а имеющиеся складываются в нечто совершенно по-идиотски ненужное.

О чем тут речь? Группа студентов с камерой (из той громадной студенческой тусовки, которая гоняется за призраками и прочей сверхъестественной ерундой) собирается снять выпускной фильм и отчаянно ищет тему. Студенты натыкаются на охотников, которые, по своему обычаю, крайне озабочены судьбой медведей, убиваемых вопреки законам и положениям охотничьего права. Мишкам такая забота нужна так же сильно, как и щетка для обуви, но тут сюжетный виток привлекает внимание студентов к одинокому человеку, скорее всего браконьеру, устроившему пальбу из дробовика во мраке полуночи. Наши студенты решают подойти поближе. Их посылают куда подальше, поэтому они организуют расследование, демонстрируя упрямство, редко встречающееся среди студенческой братии. И тут выходит на явь истина -- не слишком, впрочем, удивительная, поскольку предвещавшаяся уже самим названием: сказочные тролли действительно существуют, а правительство пытается это скрыть. Бородатый одиночка занимается отстрелом тех чудовищ, которые забредают в районы, населенные людьми. Он расстроен, его работа плохо оплачивается, и, вероятно, поэтому он берет молодых людей на сафари в снегах.

Сюжет не преподносит особых сюрпризов -- квази-репортаж c природозащитно-охотничьей окраской завершается столкновением с обермонстром и обязательным падением камеры наземь прямо перед финальными титрами. Конечно, считаются и сами тролли. С их носами. Ну да, у них есть носы. Самые настоящие, длинные носяры, на которых я мог бы развесить белье для сушки, а одежды на троллях не больше, чем на новорожденных. Наличие этих носов, их подвижность и выдуманная сложность несмотря на кажущуюся простоту, это подобие отдельной жизни, пронизанной метафизическим смыслом, имеет что-то от меланхолии Херцога и явного ужаса «Андалузского пса». У меня самого тот еще носище, поэтому сочувствую моим братьям по холоду. За носом кроется сам тролль, вернее, тролли: у них существует градация по росту с самыми разными свойствами, и, к счастью, воспитательная ценность фильма приобретает все большее значение с каждой последующей минутой. Я знакомлюсь с биологией тролля и его необычными (потому что ночными) привычками.

Охотник освещает скандинавскую мифологию светильником прагматического позитивизма, тролли -- гуманоидные животные, злые и глупые, но лишенные всякой волшебности, за исключением исключительной неприязни к христианам, которых они чувствуют по запаху, что довольно хорошо объясняет их присутствие на севере. Поднимается проблема и приверженцев других религиозных учений в связи с появлением некой мусульманки. Что еще? Молодые особи взрываются в солнечном свете, старые – окаменевают, и это связано с диковинной морфологией крови. Особое изумление вызывает особь с тремя головами, но и это явление находит объяснение; мозг заполнят только среднюю голову. Остальные – бутафория, вырастающая, если тролль живет достаточно долго в нашем печальном мире. Они служат ему средством устрашения и привлечения самок (тролли находят себе спутницу один раз в жизни, и у каждой пары рождается только один детеныш). Другими словами, они эквивалентны фиктивным глазам на крыльях бабочки или воротнику у ящерицы. Добавим к этому симпатичные цитаты из широко известных фильмов – охотник, собираясь взять пробу крови у разъяренного существа, облачается в доспехи, удивительно похожие на те, которые используются саперами в памятном “Hurt Locker".

Мои мысли бегут сейчас из Скандинавии в Польшу -- если там удалось, почему бы не попробовать здесь? Фольклор, возможно, менее впечатляющий, но мощно укорененный. Я представляю себе снятый за гроши псевдодокументальный фильм об утопленниках, бесчинствующих в реках Силезии, об охоте на лесных чертиков в лесах Замойщины, о проблемах с рыбой-монахом в Пуцком заливе и т. д. «Охота на троллей» является очевидным доказательством того, что идея, даже самая абсурдная, может найти отклик у зрителя, оснащенного упаковкой пива и попкорном, а конвенция, эксплуатируемая всеми возможными способами, таит в себе удивительные возможности.

TROLLJEGEREN (angl. “Troll Hunter”). Reżyseria: Otto Jespersen, Hans Morten Hansen. Norwegia, 2010

16.2. Рецензия Вальдемара Мяськевича называется:

А могло бы показаться, что все наоборот. Его уже превращали в робота (мультфильм «Пиноккио: Приключения в будущем" режиссера Даниэля Робишо), он выступал в роли разочарованного идиота, окруженного представителями других сказок (графический роман «Сказки» по сценарию Билла Уиллингема). Есть даже эротическая версия (комикс «Пиноккия», сценарий Франсиса Лероя, рисунки ЖАНА ПЬЕРА ЖИБРА). Для консерваторов и их отпрысков имеется анимационная версия студии Диснея и фильм «Пиноккио» Роберто Бениньи. Для ценителей в варшавском Польском театре ставится спектакль режиссера Ярослава Килиана. Где еще осталось место для усовершенствования?

Как всегда, в индивидуальном воображении художника. И не абы какого. ВИНШЛЮС (настоящее имя — Винсент Пароно [Vincent Paronnaud]) — соавтор успеха анимационной адаптации «Персеполиса» Марджан Сатрапи. К уже упомянутым элементам -- роботу вместо деревянной куклы, современному миру, представителям других сказок, классике и эротике — добавилась мрак и жестокая извращенность. Ну и лишение Пиноккио голоса (практически весь комикс обходится без текста). Эти процедуры делают путешествие Пиноккио предлогом для открытия тесного мира представленной истории и персонажей, которые, вступая в контакт с нашим героем, фактически выбиваются на передний план. Итак у нас есть полицейский на грани нервного срыва, по-спортивному подтянутая лесбиянка, извращенцы гномы и потерянная Белоснежка, диктатор с заколдованного острова, а также злодеи Уондер и Барон. Сам Пиноккио -- нестабильная боевая машина с пьяным тараканом в электронном мозгу. Своим присутствием он связывает все эпизоды в мрачную историю, насыщенную отсылками к сказочной классике. В этом бурном сочетании побочных сюжетных линий есть некая странная магия, поглощающая внимание, заставляющая аплодировать идеям ВИНШЛЮССА и неизбежно верифицирующая смыслы оригинальной истории Карло Коллоди. Чувствуется радость повествования, сюжетные линии прекрасно переплетаются (по принципу, подобному уловкам, известным из фильмов Джима Джармуша), а по лишенной словесного сопровождения картиночной речке можно просто-напросто плыть. В целом это великолепное в издательском и повествовательном отношении достижение. Настоятельно советую!

”Pinokio”. Scenariusz I rysunki: Winshluss. „Kultura Gniewu”, 2010 («Пиноккио». Сценарий и рисунки ВИНШЛЮССА. “Kultura Gniewu”, 2010)