1. Рассказ американского писателя Орсона Скотта Карда/Orson Scott Card, который называется в оригинале ”The Elefants of Poznan” (1999, ”Nowa Fantastyka”, May; 2001, “Galaxties”, № 2; 2008, авт. сб. “Keeper of Dreams”) перевел на польский язык под названием ”Poznańskie słonie/Познаньские слоны” АРКАДИУШ НАКОНЕЧНИК/Arkadiusz Nakoniecznik (стр. 3-13). Иллюстрации ПЕТРА КОВАЛЬСКОГО/Piotr Kowalski.
Это «мифологически-зоологическое видение Познани» (Мацей Паровский).
Разразившаяся эпидемия неведомой болезни в одночасье истребила большую часть людского населения земного шара. И стерилизовала почти всех выживших. Спустя четверть века на остатках бывшей цивилизации прозябают мелкие колонии, лишенные всякого будущего. В центре Познани, где живет рассказчик этой истории – едва полсотни обитателей. А вот животных беда почти не коснулась – за исключением, разумеется, тех, за которыми приглядывали люди. Самым удивительным образом повели себя слоны. Африканские слоны прошествовали вдоль Нила, форсировали вплавь Суэцкий канал, прошагали по Палестине, Сирии и Армении, перевалили через Кавказский хребет и теперь пасутся в степях Украины, плещутся в реках Белоруссии и трубят на побережье Эстонии и Поморья. И, похоже, внимательно следят за доживающими свой век людьми…
Вот что пишет автор в прилагаемом к рассказу обращении к польским читателям:
«В 1970-80-х годах Польша находилась в самом центре мировой цирковой арены, а поляки и польский Папа изумляли нас отвагой и решимостью канатоходцев, выступающих на этой арене без какой бы то ни было страховки. Мы полагали, что в Польше все закончится тем же, чем закончились более ранние события в Венгрии и Чехословакии. Нам казалось, что мы знаем будущее Центральной Европы, которое будет таким же, как и ее прошлое.
Однако же, в значительной мере именно благодаря Польше, будущее оказалось совершенно иным. Когда поляки наконец почувствовали себя хозяевами в стране, десятилетиями находившейся под влиянием чужого государства, они столкнулись с проблемами, лишь немногим отличавшимися от тех, которые двести лет назад пришлось решать американцам. Поскольку борьба за свободу увенчалась успехом, американские телестанции перешли к показу картинок из других частей мировой арены, но некоторые из нас по-прежнему внимательно следили за развитием событий над Вислой.
И мы вздохнули с облегчением, когда побежденный на выборах Лех Валенса мирно передал власть своему преемнику – это был первый важный экзамен для возрождавшейся демократии, экзамен, который многим из стран еще предстоит сдать. Этот факт сулил добро для будущего Польши.
“Валенса не мог покуситься на проведение государственного переворота, потому что его не поддержала бы армия”, – сказал мне позже один поляк, но это лишь утвердило меня в моем мнении. Ведь Лех Валенса, будучи президентом, мог посвятить гораздо больше времени на расстановку верных ему людей на ключевых государственных постах. Все, кто помнит примеры Фердинанда Маркоса и Фиделя Кастро, отдают себе отчет в том, как мало надо, чтобы пользовавшийся в свое время огромной популярностью предводитель борцов за свободу пришел к выводу, что стране гораздо больше требуется он, чем свобода. Как только такая мысль зародится в его голове, он делает все возможное для того, чтобы народу, сделавшему однажды выбор, уже никогда не пришлось выбирать.
Мое увлечение Польшей длилось гораздо дольше, чем период интереса американского телевидения к вашей стране. И, получив приглашение принять участие в съезде любителей фантастики в г. Катовице и встретиться с читателями в нескольких других польских городах, я не колебался и минуты. Я уже не езжу на американские НФ-конвенты, потому что в них участвуют одни и те же люди, которые говорят одно и то же, и я среди них -- самый нудный. Но если уж подвернулась возможность полететь в Польшу и увидеть эту страну своими глазами, я не мог ее упустить.
Я полагал, что увижу современный народ, живущий среди бесчисленных памятников чужого господства, и с удивлением обнаружил (поскольку раньше не имел об этом даже понятия), что поляки сами для себя создали великолепную культуру, что они обладают богатейшим языком и замечательными литературой, архитектурой и музыкой, что они, строя будущее, любят свое прошлое и гордятся им.
Меня удивило также то, что, несмотря на множество страданий, причиненных представителями иных народов, несмотря на длившиеся десятилетиями преследования и попытки денационализации, я не увидел никаких проявлений ненависти поляков к русским и немцам. Вероятно, к армиям оккупантов здесь относились так же, как мы, в Америке, относимся к ураганам: они ужасны, когда бушуют, но стоит им отбушевать, тут же превращаются в предмет для шуток… “Ты бы видел тот ураган, который накрыл нас в 1975-м!”
Мой друг и провожатый (а также, на радость мне, переводчик этого рассказа) Аркадиуш Наконечник повел меня на еженедельный концерт в Лазенки. День был довольно-таки холодным, и хотя озябшие пальцы пианиста время от времени нажимали не на те, что нужно, клавиши, у меня не возникало сомнения в том, что многочисленные слушатели настолько хорошо знают исполнявшиеся музыкальные произведения, что могут без особого труда скорректировать услышанное в уме. Публика складывалась не только из студентов и туристов, но и людей самого разного возраста – целых семей с детьми, пар молодых влюбленных и людей постарше, одетых с иголочки и таких, чья одежда носила следы долгого ношения. Все они не только гордились Шопеном, но и любили и понимали его музыку.
И я тогда подумал: как здорово было бы творить для такой публики, которая способна оценить не только внешний блеск, но также и само произведение! Но как мне, американцу, написать что-либо на языке, который, как бы мне этого ни хотелось, я не сумею изучить настолько, чтобы сочинять на нем? Ведь я – не Джозеф Конрад, а польский язык значительно сложнее английского. Поскольку сочинять на вашем языке мне не дано, я решил по крайней мере написать для вас о вашем народе.
Но это ведь еще бóльшая дерзость! Смогу ли я, после всего лишь одного короткого визита, сказать вам что-то, чего вы сами издавна не знаете? Самое большее, что я мог – это передать свои ощущения, рассказать о том, что видел, и о тех людях, с которыми встретился, о впечатлении, произведенном на меня вашей страной. Вы сами оцените, наделал ли я ошибок (и если ошибся, то в чем), сумел ли я в рассказе, который вы только что прочитали, передать хотя бы часть польской души, удалось ли мне показать упорство и решимость народа, способного обеспечить себе выживание наперекор истории, которая изничтожила столько народов и обрекла их на забвение. (Кто-нибудь видел гунна? Говорит ли кто-нибудь по-ламбардски? Или по-этрусски? До наших дней дожила едва горстка коптов и арамейцев. И жив ли еще последний айн?)
Я уверен в том, что полякам выпала на долю пропорционально равная часть банальных людских пороков. Меня не возили по образцовым селам, кишащим пухлыми смеющимися детьми, мне не демонстрировали тщательно ухоженных коров-рекордисток. Не все вопросы, которые мне задавали, были остроумными и лестными (хотя я не ожидал, что их уровень будет столь высок, это свидетельствует о том, что те поляки, которые читают и думают, не стесняются высказывать вслух свои мнения). Случалось, что на встречи с мной приходили особы, вид которых приводил меня (да и Аркадиуша тоже) в изумление, но решающее большинство составляли вежливые, милые и доброжелательные люди. Я горжусь тем, имею таких польских читателей. И не думайте, пожалуйста, что я написал только что прочитанное вами потому, что считаю Польшу сказочной страной, что я не знаю каково живется простым людям.
“Познаньские слоны” были вдохновлены тем благородством, с которым я встречался чуть ли не на каждом шагу в ходе этой поездки. За несколько тех дней я полюбил Польшу такой, какой во всей ее полноте увидел на познаньском Центральном рынке; мы, люди, идентичны в наших поражениях, в наших жестокости, грубости и трусости. И только тогда, когда взбираемся на вершины благородства, мы способны творить что-то новое и прекрасное. Именно такую новую, прекрасную Польшу я сохраню в своей памяти, и именно об этом, кроме всего прочего, идет речь в этом рассказе» (Орсон Скотт Кард).
И это пятая публикация писателя в нашем журнале (первые четыре см. “Nowa Fantastyka” №№ 5/1990, 1-5/1991, 3/1992, 2/1993). Рассказ номинировался на получение премии журнала “Locus” и вышел в голосовании на 5-е место. На русский язык он не переводился.
Карточка рассказа находится здесь Вот только датировка рассказа, получается, в карточке неправильная. Она почерпнута, судя по всему, из ISFDB, а там рассказ датирован лишь в приближении с пометкой: «Первая публикация в журнале “Fantastyka” (что тоже не точно – нужно “Nowa Fantastyka”), дата не установлена». Почитать же об авторе можно тут
2. Pассказ английской писательницы Гвинет Джонс/Gwyneth Jones, который называется в оригинале “Grazing the Long Acre” (1998, “Interzone”, № 127, January; 1998, ант. “The Mammoth Book of Best New Horror: Volume 9”; 2009, авт. сб. “Grazing the Long Acre”) перевела на польский язык под названием “Długie pastwisko/Длинное пастбище” АННА ДОРОТА КАМИНЬСКАЯ/Anna Dorota Kamińska (стр. 14-16; 25-27). Иллюстрации ЯКУБА ЩЕНСНОГО/Jakub Szczęsny.
Здесь мы «глазами иностранной писательницы смотрим на эротический фольклор трассы Варшава-Катовице» (Мацей Паровский).
А вот что сама Гвинет Джонс пишет о своем рассказе:
«Когда этот рассказ впервые отправлялся в печать, я сказала Полу Брейзеру, готовившему рождественский номер журнала “Interzone”, что он – о Божьей Матери, подозреваемой в совершении серийных убийств. Разумеется, это была шутка. Хотя в этом есть доля истины, рассказ совершенно о другом. Затем “Grazing the Long Acre” включили в состав ежегодной антологии Стивена Джонса “The Year’s Best New Horror”. Подозреваю, что именно эти слова – “серийное убийство” – повлияли на его выбор.
На самом деле было так: я посетила Польшу на Рождество 1997 года. Мы провели некоторое время в Варшаве, где моя свояченица работает в Британском консульстве, съездили на юг страны (где видели комету Хейла-Боппа, очень отчетливо, с паркинга нашего отеля в Миколайках), а затем, вместе с мужем и сыном, отправились в Краков. Туристам советуют обычно путешествовать самолетом или поездом, однако мы хотели увидеть как можно больше, поэтому наняли таксомотор. Как вы сами понимаете, дорогие читатели, в ходе этого путешествия мы видели прежде всего старую добрую трассу Е 75.
Я – католичка. И поскольку обращаюсь сейчас к людям, выросшим и воспитанным в католической культуре (не важно верите вы в Бога, дорогие Читатели, или не верите), мне, видимо, нет нужды объяснять, что при посещении Польши мои мысли естественным образом обратились к Божьей Матери. Как выглядело бы чудесное явление Девы Марии в 1997 году? И где Пречистая Дева явилась бы? И как себя вела бы? Если бы Она возвестила современной девушке: “Я есмь Непорочное Зачатие”, как прозвучало бы это необычное заявление? И как его восприняла бы современная девушка?
Вот об этом я и думала, когда мы ехали мимо вызывающе одетых молодых женщин, занимающихся своим ремеслом на обочинах шоссе между Ченстоховой и Петрковом Трибунальским. Мои раздумья о Деве Марии смешивались с мыслями о широкой, жестокой, искусительной четырехполосной дороге благосостояния и свободы, ведущей никуда и всюду. Вот так и появилось “Долгое пастбище”».
На русский язык рассказ “Grazing the Long Acre” не переводился. На карточку не переведенного рассказа можно глянуть здесь
И это вторая публикация писательницы в нашем журнале (первую см. “NF”, 9/1993). Биобиблиографии автора рассказа на сайте ФАНТЛАБ пока нет, однако кое-что о ней можно узнать, пройдя по тэгу «Джонс Г.» в этом блоге.
5. В рубрике «Кино и НФ» Мацей Паровский в статье “Ratujcie swoje dusze!/Спасайте свои души!” хвалит фильм режиссера Пола Андерсона «Event Horizon» (США, 1997) (стр. 57-59), а Кшиштоф Липка/Krzysztof Lipka в статье “Wiara w kosmitów/Вера в космитов” (относящейся уже к иной рубрике – «Библиофил – Киноман», что обозначено в «Содержании», но не выделено внутри журнальной тетради) рассказывает о фильме режиссера Роберта Земекиса “Contact” (стр. 60-61). Здесь же Тамара Дворак/Tamara Dworak в статье «”Kontakt” bis/"Контакт"-2» знакомит читателей журнала с первоисточником этого фильма – романом знаменитого американского астронома Карла Сагана «Контакт» (Carl Sagan “Kontakt”. Tłum. Mirosław P. Jabłoński. “Zysk i S-ka”, 1997) (стр. 60-61).
6. В рубрике «Среди фэнов» Ивона Жултовская/Iwona Żółtowska публикует краткий отчет о состоявшемся 11-14 сентября (в Катовице?) конвенте “Polcon’97”, в котором принял участие (после долгого перерыва) также Кир Булычев (стр. 64).
7. В рубрике «Встреча с писателем» напечатано интервью, которое у американского писателя Орсона Скотта Карда/Orson Scott Card взяла Доминика Матерская/Dominika Materska (стр. 65-66).
8. В рубрике «Критики о фантастике» Бартломей Хациньский/Bartłomiej Chaciński в статье “Totalitaryzm wspomagany/Поддерживаемый тоталитаризм” пишет о том, что поддержку тоталитарному строю, тоталитарным режимам может оказать наркотизация общества и виртуализация реальности (стр. 67-68).
9. С этими тезами во многом перекликается посвященная близкой теме статья Леха Енчмыка/Lech Jęczmyk “Chleba i opium dla ludu!/Хлеба и опиума для народа!” (стр. 69).
10. В подрубрике «Рецензии» Доминика Матерская/Dominika Materska Ева Попелек/Ewa Popiolek находят, что роман американского писателя Шина Стюарта «Воскреситель» (Sean Stewart “Wskrzesiciej” – это “Resurrection Man”, 1995. Tłum. Michał Jakuszewski. “MAG”, 1997) – «интересный эксперимент, прежде всего жанровый: книгу можно назвать антихоррором. Автор много пишет о чужеродности, пользуется техниками романов ужасов, использует характерные аксессуары, эпатирует смертью и мерзостью, но не пугает. Книга вызывает отвращение, но не касается “неведомого”, в ней нет ничего, чего мы не знали бы, не ведали, не чувствовали»;
Яцек Инглëт/Jacek Inglot советует обратить внимание на катастрофический роман (роман катастроф) Артура Кларка и Майка Маккуэя «10 баллов по шкале Рихтера» (Arthur C. Clarke, Mike McQuay “10 w skali Richtera” – это “Richter 10”, 1996. Tłum. Tomasz Hornatowski. “Rebis”, 1997) – «редкий в наше время пример воистину научной фантастики, где наука пользуется равными правами с фантазией»;
Марек Орамус/Marek Oramus знакомит с очередным романом американского писателя Филипа Дика «Доктор Блатгельд» (Philip K. Dick “Doktor Bluthgeld” – это “The Bloodmoney or How We Got Along After The Bomb”, 1965. Tlum. Tomasz Jabłoński. “Rebis”, 1997);
а Яцек Дукай добросовестно анализирует состав антологии «Небьюла –92” (“Nebula’92”. Wybór: James Morrow. Tłum. różni. “Prószyński I S-ka”) (стр. 70-71).
Далее некто Predator недоуменно пожимает плечами, разглядывая книгу выдающегося польского теолога Томаша Венцлавского «Сеть» (Tomasz Węcławski “Sieć”. “Znak”, 1997) – это не более чем «закамуфлированное изложение фундаментальной теологии, выдержанное в форме интернет-переписки, с приложением фрагментов дискуссии, ведущейся теологами с помощью компьютеров, и дополнительно оснащенное фантастическими элементами, вставленными тут и там в сюжет»;
некто Kunktator не слишком высоко оценивает фэнтезийный роман канадской писательницы Тани Хафф «Врата Мрака и круг света» (Tanya Huff “Brama Mroku i krąg światla” – это “Gate of Darkness, Cirkle of Light”, 1989. Tłum. Dorota Żywno. “Zysk i S-ka”, 1997), оснащенный примелькавшимся сюжетом и неказистый по форме;
некто Terminator хвалит роман американского писателя Дэна Симмонса «Полый человек» (Dan Simmons “Wydrążony człowiek”. Tłum. Grażyna Grygiel i Piotr Staniewski/ “Prószyński i S-ka”, 1997) – «это, вне сомнения, литература, которая, несмотря ни на что, хорошо читается. Симмонс прекрасно поработал. Может быть, сжатый до рассказа текст был бы еще лучше – гуще, мощнее, но и как роман он весьма интересен»;
некто Karburator находит сборник рассказов американского писателя Гарри Гаррисона «Галактические сны» (Harry Harrison “Galaktyczne sny”. Tłum. Radosław Kot, Jarosław Kotarski. “Rebis”, 1997) очень слабым, поскольку в нем собраны «мелкотемные, схематичные тексты, развязка сюжета которых угадывается с их середины»;
и вновь Terminator высказывает разочарование, постигшее его в ходе чтения романа американского писателя Джина Вулфа «Городок Кестлвью» (Gene Wolfe “Miasteczko Castleview”. – это “Castleview”, 1990. Tłum. Jacek Manicki. “MAG”, 1997); «роман напоминает головоломку из тысячи элементов, иногда красивых сами по себе, но не составляющих вместе никакого цельного образа» (стр. 72).
11. В рубрике «Наука и НФ» Яцек Комуда/Jacek Komuda в статье “Alchemia średniowieczna, czyli o Wielkim Dziele/Средневековая алхимия, или О Великом Делании» дает на редкость цельное представление о заявленном предмете обсуждения (стр. 73-75).
12. В рубрике «Felietony» Рафал Земкевич/Rafał A. Ziemkiewicz в статье «Ukorz się krytyku, rzecze czytelnik/”Смирись, критик” – говорит читатель» подмечает тот факт, что все польские премии т.н. «основного потока» литературы назначаются критиками в своем узком кругу, в результате чего рядовые читатели не обращают на них никакого внимания (стр. 76); а Адам Холлянек/Adam Hollanek в статье “Innego nie będzie?/Другого не будет?” размышляет над причинами боязни людей конца света (или, по крайней мере, интереса к этому возможному явлению) (стр. 76).
13. В рубрике «НФ в мире» некто (anak) знакомит с содержанием майского 1997 года номера журнала “Locus”, Анна Дорота Каминьская/Anna Dorota Kamińska рассказывает о содержании майского 1997 года номере журнала ”Ikaria”, а Ева Попелек/Ewa Popiołek и Доминика Матерская/Dominika Materska реферируют июльский 1997 года номер журнала ”Science Fiction Age” (стр.78).
14. В рубрике «На книжном рынке» Войтек Седенько в статье “Pstrokata rogacizna/Пестрые рогачи” обсуждает внешнее оформление издающихся в Польше книг НФ и рассказывает об августовских новинках книжного рынка (стр. 79).
15. В «Списке бестселлеров» фигурирует две книги польских авторов: “Noc Bezprawia” Марцина Вольского и “Komusutra” Александра Олина, а также сборник рассказов “Z zewnątrz” Аркадия и Бориса Стругацких (стр. 80).
1. Рассказ американского писателя Орсона Скотта Карда/Orson Scott Card, который называется в оригинале «Dogwalker» (1989, ”Isaac Asimov’s SF Magazine”, Nov.; 1990, авт. сб. “Maps in Mirror”) перевел на польский язык под названием «Pieser» ПЕТР ХОЛЕВА/Piotr W. Cholewa (стр. 3-14). Иллюстрировали СЛАВОМИР РОГОВСКИЙ/Sławomir Rogowski, ЕВА ЛАЩКОВСКАЯ/Ewa Laszczkowska и МОНИКА ГРЫЦКО/Monika Grycko. (Таким образом, здесь обкатывается новая концепция иллюстрирования произведения – несколькими художниками, каждый в своей индивидуальной манере. Не скажу, чтобы мне это понравилось…W.). Это довольно-таки крутой киберпанк, а вот его название трудно адекватно перевести – это кличка одного из героев рассказа, по идее – «Тот, кто прогуливает собак». А если учесть, что под собаками понимаются отнюдь не лохматые четвероногие друзья человека, то… Хотя ХОЛЕВА перевести попытался.
И это четвертая публикация писателя в нашем журнале (первые три см. “Nowa Fantastyka” №№ 5/1990, 1-5/1991, 3/1992). Рассказ стал лауреатом премии журнала “Locus” 1990 года. Он переводился также на итальянский и французский языки, на русский язык его перевел в 2005 году под названием «Гастролер» А.ЖИКАРЕНЦЕВ.
Карточка рассказа находится здесь А почитать об авторе можно тут
2. Рассказ американской писательницы Пэт Мэрфи/Pat Murphy, который называется в оригинале «Going Through Changes» (1992, ”The Magazine of Fantasy and Science Fiction”, Apr.; 2013, авт. сб. “Women Up to No Good”) перевела на польский язык под названием «Świat ciągle się zmienia/Мир неустанно меняется» ЕВА ЛОДЗИНЬСКАЯ/Ewa Łodzińska (стр. 15-16, 25-28). Иллюстрации ЛЕШЕКА ГАЛОНЗКИ/Leszek Gałązka. Отправляясь в виртуальное путешествие, героиня рассказа хотела лишь немножко отдохнуть и никак не думала, что после такого суррогатного “отдыха” в ее безрадостной жизни хоть что-то изменится. Но ведь мир неустанно меняется… Интересный замысел, интересное исполнение, тонкая атмосфера… На русский язык этот рассказ не переводился, на его карточку можно посмотреть здесь.
Нам уже приходилось встречаться с писательницей на страницах нашего журнала (см. №№ 9/1991, 9/1992). Хотя на русский язык переведены уже два романа и несколько рассказов писательницы (в том числе и «небьюлоносная» «Влюбленная Рахель»), ее биобиблиографии на сайте ФАНТЛАБ нет. Однако среди материалов обсуждения первого из указанных номеров в этом блоге можно найти и соответствующую биобиблиографическую справку (см. также тэг “Мэрфи П.”).
3. Знаменитый роман американского писателя Роберта Хайнлайна/Robert A. Heinlein, который в оригинале называется «Stranger in a Strange Land» (1961, премия “Hugo” 1962), перевел на польский язык под адекватным названием «Obcy w obcym kraju/Чужак в чужой стране» АРКАДИУШ НАКОНЕЧНИК/Arkadiusz Nakoniecznik (стр. 27-43). Иллюстрировал МАРЕК БЕЛЕЦКИЙ/Marek Bielecki. В номере публикуется одиннадцатая (заключительная) часть перевода романа.
Об авторе можно почитать здесь Карточка романа находится тут
В рубрике «Встреча с писателем» напечатано интервью, которое Дорота Малиновская/Dorota Malinowska при поддержке Паулины Брайтер/Paulina Braiter взяла у американского писателя Орсона Скотта Карда/Orson Scott Card (стр. 70-71). Интервью называется:
НА САМОМ ДЕЛЕ МЕНЯ ИНТЕРЕСУЕТ ДОБРО
Дорота Малиновская: Польские читатели познакомились уже с «Игрой Эндера» и приняли ее на ура. Мы считаем, что это лучший НФ-роман, написанный за последние двадцать лет.
Орсон Скотт Кард: Рад это слышать. Автору никогда не ведомо, как его книги принимают в других местах. Я до такой степени американец, что даже не могу взять в толк, как то, что я пишу, может восприниматься представителями других культур. Для меня важнее новые читатели, чем деньги. Если моя книга кружит среди людей, я бесконечно счастлив.
Дорота Малиновская: Как вы начали писать?
Орсон Скотт Кард: Я стартовал в этом ремесле в качестве автора театральных пьес. Но, может быть, мне лучше прежде сказать, что я член Церкви святых последнего дня, то есть мормон. В нашей Церкви нет официальных священников, все участвуют в общественной жизни, включая детей. От нас с самых ранних лет ждут, что мы станем брать слово, молиться и писать. Поэтому я уже в детстве, если хотел написать, например, одноактную пьеску на четверть часа, мог ее написать, так же как, впрочем, и все остальные. Писательство никогда не было для меня чем-то особенным, чему я хотел посвятить всю свою жизнь. Я хотел стать врачом, потом какое-то время собирался пойти на военную службу, потому что зачитывался книжками о нашей Гражданской войне. В колледже я начал изучать археологию, но это длилось всего один семестр. Как оказалось, на самом деле я хотел читать книги, написанные археологами, а не трудиться на этой ниве.
А между тем я занялся театром: играл роли, режиссировал спектакли, и, конечно, писал пьесы. И иногда правил чужие. Однажды мы ставили спектакль по рассказу Дэниела Киза«Цветы для Элджернона», и мне ужасно не понравился его второй акт – ну так я его поправил. Конечно, те люди в Нью-Йорке, у которых мы купили права, не имели об этом понятия, но это мой второй акт шел на сцене, чем я очень гордился. С тех пор я не раз адаптировал тексты разных авторов, используя также при этом Библию и мормонские книги. Величайшим моим достижением была написанная еще в колледже пьеса «Каменные скрижали», в которой рассказывалось о жизни Моисея и Аарона. И я подумал, что людям и в самом деле интересно то, что и как я пишу. А вот тем, как я играю, как пою – никто не восхищается. И костюмы сидят на мне плохо. Так, может быть, писательство и есть мое призвание? С тех пор я и стал думать о себе как о писателе.
Но я по-прежнему писал пьесы. И основал собственную театральную труппу, взял в долг двадцать тысяч долларов, хотя зарабатывал только семь. И постепенно пришел к выводу, что, быть может, театр – не лучший способ зарабатывания денег на содержание семьи. Тогда я переключился на научную фантастику.
Мне уже случалось до этого время от времени писать НФ-рассказы. Я всегда очень любил фантастику, хотя, конечно, читал не только ее; и я, конечно, знал, что рассказы этого жанра пользуются большим спросом. Вначале у меня написалось несколько рассказов, которые можно отнести к фэнтези. Бен Бова забраковал их все до одного. Затем появилась «Игра Эндера» -- рассказ, который я позже развернул в роман. Ну а потом уже было как в театре. Пока люди будут покупать мои романы, я буду их писать.
Дорота Малиновская: Перед вами еще долгий карьерный путь.
Орсон Скотт Кард: Хотелось бы мне в это верить. Мне уже в пятый десяток лет, и временами я чувствую себя… ну, не очень молодым человеком, скажем так. Столько уже лет работаю, пишу – а чего достиг? Не знаю.
Дорота Малиновская: Вы также занимаетесь компьютерами?
Орсон Скотт Кард: Да, это так. Обожаю компьютеры. Пишу об играх. Для меня игры – единственная причина существования этих машин. Все другие программы нужны лишь для оправдания покупки компьютера, а на самом деле компьютер служит только забаве. С их помощью можно просто замечательно рассказывать истории. Компьютерные игры потеснили книгу и кино в той нише, которую они прежде занимали.
Дорота Малиновская: Вы, наверное, знакомы со многими молодыми авторами, поскольку ведете постоянную рубрику рецензий.
Орсон Скотт Кард: Да, верно. Но я рецензирую только те книги, которые мне нравятся. По очень простой причине: я пишу лишь о том, что прочитал до конца, а жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на чтение того, что не нравится. Я начинаю читать, и если книга мне не нравится, я откладываю ее в сторону. Жутчайшее, конечно, отношение к чужой работе. Иногда с книгой может оказаться что-то не так, и тогда это выходит на явь, но уже одно то, что книга прочитана мною до конца, свидетельствует о том, что она мне понравилась и что за нее стоило взяться.
Дорота Малиновская: Ваши книги -- те, по крайней мере, которые я читала, рассказывают об очень умном ребенке, который должен выполнить очень трудное задание. Почему так?
Орсон Скотт Кард: По нескольким причинам. Во-первых, когда я начинал писать научную фантастику, мне было двадцать лет, я сам находился в фазе созревания. Уже в отрыве от родителей, но еще без всяких семейных обязанностей. Я знал детей, поэтому и писал о них. С тех пор я вырос и, надеюсь, могу уже писать о том, что значит быть взрослым и жить среди взрослых.
Существует еще одна, более важная причина: именно в детстве с нами случается все самое важное. Вся наша взрослая жизнь – ответ на то, чему мы научились в детстве, на те взгляды, которые нам привили. Ответ бунтом или согласием, продолжением. Поэтому, если не знаешь, каким был человек в детстве, в какой семье, в каком обществе он рос — на самом деле ты этого человека не знаешь. Если хочешь написать, например, историю жизни Элвина (герой цикла Карда «Сказание о мастере Элвине». Прим. W.), начни с самого начала и покажи, как он рос и взрослел. То есть я на самом деле описываю не детство, а жизнь.
Дорота Малиновская: Мне кажется, что для вас детство – особый период человеческой жизни. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить о таких книгах, как «Songmaster» или «Wyrms», не говоря уже об «Игре Эндера».
Орсон Скотт Кард: Героиня «Wyrms» уже не ребенок, она подросток. Но мы действительно отчетливо видим, каким было ее детство. Иначе было бы непонятно, почему ее жизнь сложилась так, а не иначе.
Дорота Малиновская: Но вы пишете не о простых, а о гениальных детях…
Орсон Скотт Кард: Что ж, откровенно говоря, я считаю, что научная фантастика – наследница романтической традиции, а в романтической литературе главный герой всегда находится выше прочих. Я пишу о самых красивых, самых умных, самых способных людях. Из этого не следует, что простые люди мне не интересны – напротив. По-моему, простых людей вообще не существует. Каждому предназначено сыграть свою роль. Даже когда я пишу об Эндере… так уж складывается, что стратега лучше Эндера нет во всей Вселенной, но отчасти потому, что именно он оказался на этом месте… «Игра Эндера» -- приключенческий роман. «Глашатай мертвых» -- мудрее и как бы мрачнее. Я стараюсь писать об умных людях, но проблема в том, что я не могу создать героя, который был бы умнее меня самого. Надо, однако, пытаться.
Дорота Малиновская: Это, конечно, упрощение, но ваши герои – в некотором отношении мессии. Они не только превосходят других людей, но и совершают поступки, зачастую определяющие судьбу всего человечества.
Орсон Скотт Кард: Это верно, но не надо представлять это себе так -- Кард садится за стол и думает: «А давай-ка я напишу сейчас что-нибудь про мессию». Я стараюсь писать о добрых людях. Толстой как-то сказал, что зло можно описать бесконечно разнообразно, а добро всегда одинаково. Я с ним в этом не согласен. Я считаю, что интересны именно добрые люди, а злые – попросту неинтересны. Сорви маску со Сталина и увидишь под ней Гитлера. На самом деле меня интересует добро. И заключается оно отнюдь не только в подчинении своей жизни установленным правилам какой-то религии. Добрый католик – добрый, и добрый мормон – тоже добрый, хотя у их религий разные правила. В чем же заключается суть добра? Я считаю, что воистину добрый человек способен отказаться от собственных удовольствий, собственных стремлений, даже собственной жизни – ради счастья других людей. Речь идет не о порыве, но о чем-то более постоянном. Мы восхищаемся такими людьми, несмотря на их слабости. А поскольку Иисус Христос – образец добра, они, конечно, могут чем-то Его напоминать. Но это не значит, что я пишу о мессиях.
Дорота Малиновская: Как вы оцениваете современную научную фантастику?
Орсон Скотт Кард: Научная фантастика в своем начале сосредоточивалась на науке и ее возможностях формирования будущего. Потом она стала развиваться, и появилось множество новых тем и новых технических приемов. Несмотря на это ни одно из течений не исчерпалось, ни одно из новых поколений авторов не сумело поставить крест на творчестве своих предшественников. Поэтому сейчас внутри НФ наблюдается бóльшая разнородность, чем вне ее, во всяком случае, если говорить об американской литературе, в которой уже давно не появлялось ничего нового.
Дорота Малиновская: Но ведь и там выходят в свет интересные книги, например «Мир глазами Гарпа»Ирвинга.
Орсон Скотт Кард: Я вовсе не считаю плоды такого писательского творчества плохими. Здесь опасно другое: те, кто такую литературу любят, считают ее единственно хорошей. Конечно, существуют исключения из этого правила. Но, в общем, в НФ-течении больше жизни, быть может отчасти потому, что тут никто никому не указывает, как нужно делать и как делать не следует. Если я решу, что стану писать свою книжку так, а не иначе, никто мне не сможет этого запретить, в то время как в главном течении полно критиков, способных меня уничтожить. В научной фантастике господствует демократия. Тут люди сами решают, что они хотят писать и что хотят читать.
Дорота Малиновская: Вы считаете, что научная фантастика постепенно набирает зрелости?
Орсон Скотт Кард: В истории литературы можно подметить определенный алгоритм. Появляется некое направление, совершается перелом, а когда образцы утверждаются, их вновь оспаривает нечто новое. Великие романтики были революционерами, как и модернисты, такие как Джойс, Лоуренс или Вирджиния Вульф. Но в 20-х годах случилось нечто, в чем-то подобное случившемуся в Советском Союзе, где революция произошла в 17-м году, а ее наследники еще под конец 80-х годов кричали: «Мы революционеры, а все те, кто выступают против нас – контрреволюционеры!». То же самое свершилось в литературе, то есть революцией стало рождение в 30-х годах научной фантастики. Только мы не вторглись на их территории, не захватили там власть. И правильно сделали. Нет ничего хуже, если бы случилось так, что людей стали бы заставлять читать научную фантастику. Фантастику нужно открывать для себя самому – не по приказу. Я считаю, что научная фантастика дошла в своем развитии до того момента, когда надо писать не только о науке и о том, чего мы можем с ее помощью достичь, но и о том, что это значит – быть человеком. Например, у Октавии Батлер хватает, конечно, старой доброй науки, но, знакомясь с созданными ее воображением существами, отчасти человеческой природы, отчасти иной, мы, прежде всего, узнаем нечто новое о самих себе. Трудно познать сущность чего-то, не выходя за пределы того, в чем это что-то находится. Можете ли вы в Польше, среди поляков, познать сущность полячества? Нужно выехать из страны, и, лишь вернувшись, вы сможете сказать: «Я знаю, что это такое – быть поляком. Потому что я видел остальное». Так, во всяком случае, было со мной. Как оказалось, я не больно-то много знал об Америке, пока не уехал на два года в Бразилию и не посмотрел на нас чужими глазами.
Научная фантастика может стать величайшей современной литературой. Я уверен в том, что в Америке так оно уже и есть. Через две сотни лет, обсуждая достижения американской литературы второй половины ХХ века никто не вспомнит даже об Апдайке или Соле Беллоу. Их место займут Айзек Азимов, Роберт Хайнлайн, Урсула Ле Гуин, Октавия Батлер, Харлан Эллисон, Рэй Бредбери… Ибо это они делали нечто существенное, нечто новое.
1. В рубрике «Читатели и “Фантастыка”» читатели журнала делятся впечатлениями, советуют, просят.
2. Рассказ американского писателя Орсона Скотта Карда/Orson Scott Card, который называется в оригинале «God Plays Fair Once Too Often» (1991; 2008, авт. сб. “Keeper of Dreams”) перевела на польский язык (похоже из рукописи) под названием «Gdy Bóg gra fair o jeden raz za wiele/Когда Бог играет честно чуть дольше, чем следовало бы» ПАУЛИНА БРАЙТЕР. Иллюстрировала ЕВА ЛАЩКОВСКАЯ/Ewa Laszczkowska.
Господь Бог и его извечный оппонент в конце 1841 года побились об заклад, и Всевышний поставил на то, что к 1992 году Сатане не удастся довести политико-экономическую мировую ситуацию до такого состояния, когда подавляющее большинство порядочных людей во всем мире станет считать капитализм самым лучшим и самым справедливым экономическим строем из всех возможных. Падший ангел поставил единственное условие – всеведущий (ясное дело) Бог не должен в течение полутора сотен лет ни вмешиваться в развитие событий, ни заглядывать в будущее… Это третья публикация писателя в нашем журнале (первые две см. “Nowa Fantastyka” №№ 5/1990, 1-5/1991). На русский язык этот рассказ не переводился.
Карточка рассказа находится здесь А почитать об авторе можно тут
3. Рассказ американского писателя Джеймса Морроу/James K. Morrow, который называется в оригинале “Abe Lincoln in Mc Donald’s” (1989, ”The Magazine of Fantasy and Science Fiction”, May; 1990, ант. “The Annual Best SF”) перевел на польский язык под названием «Abe Lincoln u McDonalda/ Эйб Линкольн в “Макдональдсе”» АРКАДИУШ НАКОНЕЧНИК/Arkadiusz Nakoniecznik. Иллюстрации СЛАВОМИРА РОГОВСКОГО/Sławomir Rogowski.
Как выглядело бы ныне человеческое общество, если бы некогда в американской Гражданской войне победили не северяне, а южане?.. Это первая публикация писателя в нашем журнале. На русский язык рассказ перевел под тем же названием «Эйб Линкольн в “Макдональдсе”» С. ПРИЛИПСКИЙ в 2003 году. Карточка рассказа находится здесь Почитать об авторе можно тут
4. Рассказ американского писателя с типично американской фамилией Александр Яблоков/Alexander Jablokow, который называется в оригинале «Deathbinder» (1988, ”Isaac Asimov’s Science Fiction”, Febr.; 1994, авт. сб. «The Breath of Suspension») перевел на польский язык под названием «Strażnik śmierci/Стражник смерти» ПЕТР ХОЛЕВА/Piotr W. Choliewa.
В ХХ веке значительно усовершенствовалась техника реанимации. И появилось изрядное число призраков. Беда в том, что эти неупокоенные души льнут к живым людям, как бы стремясь добрать у них то, чего мертвецы недополучили при жизни… Иллюстрировала МОНИКА ГРЫЦКО/Monika Grycko. Биобиблиографии писателя на сайте ФАНТЛАБа пока еще нет, а карточка рассказа находится здесь
5. Повесть американского писателя Люциуса Шепарда/Lucius Shepard, которая называется в оригинале «The Fater of Stones» (1989), перевел на польский язык под названием «Ojciec kamieni» СЛАВОМИР КЕНДЗЕРСКИЙ/Sławomir Kiędzierski. Иллюстрации ЯРОСЛАВА МУСЯЛА/Jarosław Musiał. В номере публикуется вторая, заключительная часть перевода.
Эту повесть (номинант премии “Hugo” и Всемирной премии фэнтези, лауреат премии “Locus”) перевел на русский язык под тем же названием «Отец камней» А. ЛАКТИОНОВ в 1997 году. Карточка повести находится здесь Почитать об авторе можно тут
облако тэгов
