21. Статья Лукаша Орбитовского/Łukasz Orbitowski, напечатанная на стр. 78, носит название:
УКУС
(Ugryzienie)
Их книг об «ужасном» кино следует, что в 1981 году за внимание зрителей боролись два фильма об оборотнях: «Американский оборотень в Лондоне» Джона Лэндиса и «Вой» Джо Данте. А ведь был еще и третий фильм.
Оба фильма теперь прочно забыты, и оба имеют общие элементы. Акцент в них был сделан на новаторских для того времени спецэффектах, прежде всего на трансформации, болезненном последовательном превращении в зверя, и это весьма отличается от сегодняшнего мгновенного «бзуууум» -- и готово. Дело дошло также до вторжения в другие жанры. Лэндис объединил хоррор с глупой молодежной комедией, Данте коснулся темы детективов и триллеров. О первом фильме я пытаюсь забыть, второй занимает определенное место в моем сердце, потому что именно там я впервые в жизни увидел настоящую эротическую сцену (соседская дача, мне было двенадцать лет, видеомагнитофон был большим как гроб для спаниеля, мурашки по телу). Но есть и третий фильм этого года. Это «Волки» режиссера Майкла Уодли, с Альбертом Финни, Эдвардом Джеймсом Олмосом в главных ролях и Томом Уэйтсом в эпизоде пьянства.
Я мог бы сейчас написать, как меня тогда возбудила это кинокартина, как мои гормоны утихали после просмотра «Воя», побредить о мистическом опыте эпохи видео, увековеченном ныне в коллекции золотых воспоминаний – но где там. На «Волков» я наткнулся недавно, когда искал чего-нибудь «волколакского», но с намеком на смысл, что было невероятно трудным заданием. И таки нашел. Поначалу мне показалось, что фильм неправильно датирован, я даже прервал просмотр, навел справки. Энергичная операторская работа, видение происходящего глазами монстра – неужели такой фильм действительно сняли в начале восьмидесятых годов прошлого века? И лишь прически героев избавили меня от сомнений. Если произведения Лэндиса и Данте предвещали новые времена громовым явлением спецэффектов, то Уодли, кинодокументалист и специалист по съемке рок-концертов, попытался придать своему фильму энергетику подлинного музыкального зрелища.
Первый же эпизод вжимает зрителя в кресло, если, конечно, таковое у него есть, а если нет, то ему следует его купить, как раз с мыслью о «Волках». Сначала пробежка по разрушенному пригороду, производящему впечатление открытки с конца света, затем появляется господин мультимиллионер, машущий мастерком – открывает строительство чего-то индустриального. И видим мы его как-то странно, то есть глазами чудовища. Чуть позже тот же монстр, вместе с напарниками убивает богача, его накачанную наркотиками супругу и охранника. Вполне профессионально, подобно хищникам – вначале погибает вожак стаи, то есть упомянутый телохранитель (у него есть оружие, в случае угрозы он способен взять ситуацию под контроль), потом все остальные, и это только начало. Позже погибают бомжи, т.е. зубастые убийцы уверенно движутся вниз по социальной лестнице.
Расследование поручают Уилсону, слегка чудаковатому полицейскому, внешне похожему на беженца из 60-х годов. И обнаруживаются типично horror-ные факты: в ранах у жертв нет ни малейших следов металла, они нанесены вроде как зубами, а клочки волос на одежде (surprise, surprise!) – волчьи. Уилсон, будучи человеком догадливым, подозревает, что в Нью-Йорке бесчинствует какой-то большой зверь, хотя интересуется также работающими на стройке индейцами.
По совершенно другим причинам он обращает внимание на приданную ему в помощь девушку. К счастью, дело происходит в 1980-е годах, когда хорошо ухоженные умные женщины любили пьяных крутых парней, их большие пистолеты, сигары и разговоры сплошными пословицами и афоризмами. Их дальнейшие отношения — предмет неплохого сиквела, выдержанного в тоне семейных ужасов. Ну да бог с ними, нам надо гнаться за волком.
Тут недостает большинства сюжетных нитей, присутствующих в фильмах о волколаках — укуса, загадки относительно того, кто тут ликантроп, наконец, тщательно продуманной сцены трансформации. Но фильм Уодли -- это вариация на тему.
Ибо оборотень – это не человек, превращающийся в волка, а что-то вроде призрака волка, функционирующего на стайной основе на своей территории и воспринимающего людей в широкой перспективе пищевой лестницы. Сцена, в которой Уилсон идет по следу оборотня, следя за индейцем, выгибающемся в трансе (Олмос очень хорош в этой роли) настолько же забавна, насколько искусна.
Из-за общей задумки режиссер решил заменить студийных чудовищ настоящими животными. Вероятно именно поэтому «Волки» в момент премьеры лишились привлекательности, хотя – хотя, в отличии от конкурентов, -- сегодня они не кажутся слабыми.
А поскольку я люблю простые метафоры, вынужден влюбиться – «хорроры» высвобождают этакое вот принуждение к любви. Мы склонны легко выбрасывать ненужные вещи, в данном случае целые городские районы, предназначенные на снос. Это разумно, это необходимо. Эти пустеющие места очищают призраки, даже не злые, к тому порядку, о котором и мне самому хочется забыть, к дикому мир до цивилизации. Мы посылаем им приглашение, уходя, обрекая на вымирание (здесь, жестокое) тех людей, которые на самом деле не хотели гнаться наперегонки за меняющимся миром. Вместо человека в волка превращается весь городской район, и я вижу теперь улицы, сплетающиеся в сухожилия, и челюсти с клыками разрушенных домов. Он поворачивает ко мне огромный обожженный глаз.
Ух ты! Он меня цапнул! Он меня укусил…
“Wolfen”. Reż. Michael Wadleigh. Wyst.: Albert Finney, Edward James Olmos. USA, 1981 («Волки». Реж. Майкл Уодли. В ролях: Альберт Финни, Эдвард Джеймс Олмос. США, 1981).
14. В рубрике «Из польской фантастики» размещены три текста.
14.1. Рассказ “Głowa węża/Голова змея” написал Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski (стр. 38—55). Иллюстрации ЯРОСЛАВА МУСЯЛА/Jarosław Musiał.
«Журналист-любитель собирает сведения о проекте «Белладонна» -- экстравагантном жилом доме, построенном в глуши. Задание это оказывается не самым простым, и знакомство с жильцами порождает массу проблем и вопросов…»
Рассказ номинировался на получение премии имени Януша Зайделя и был включен в состав антологии “Nagroda im. Janusza Zajdla/Премия им. Януша Зайделя” (2010). Позже рассказ вошел в состав авторского сборника писателя “Rękopis, znalieziony w gardlie/Рукопись, найденная в горле” (2014), на русский язык он не переводился, но был переведен на украинский язык (2019, авт. сб. «Голова змiя»).
И это девятая (не считая статей и рецензий) наша встреча с писателем на страницах журнала (предыдущие см. “Nowa Fantastyka” №№ 6/01, 11/02, 5/03, 1/04, 12/04, 4/04, 9/07, 7/08). Заглянуть в карточку рассказа можно ЗДЕСЬ А почитать об авторе можно ТУТ
14.2. Рассказ «Dwieście milionów operacji/Двести миллионов операций» написал Михал Цетнаровский/Michał Cetnarowski (56 – 58). Иллюстраций нет.
«Небольшой текст о шахматах. Рудиментарный сюжет сосредоточен на шахматисте Гарри Каспарове и его дуэлях с Анатолием Карповым и компьютером. Его можно было бы превратить в исследование шахматного ума, но вместо этого представлены только сухой отчет, воспоминание, уходящее корнями в восемнадцатый век, и моральные головоломки. Если кто-то интересуется историей шахмат, он может извлечь из нее что-то интересное, но лично я устал от этой истории и толком не понял, для чего она вообще тут напечатана. Читать не советую» (Из читательского отзыва).
Позже рассказ не перепечатывался, на другие языки не переводился. Заглянуть в карточку рассказа можно ЗДЕСЬ
14.3. Рассказ «Horyzont zdarzeń/Горизонт событий» написал Томаш Орлич/Tomasz Orlicz (стр. 59 -- 64). Иллюстрации ЯКУБА КИЮЦА/Jakub Kiyuc.
«История о любви на другой планете. Мы знакомимся с шестнадцатилетней девушкой, которая вступает в отношения с мужчиной вдвое старше ее. По мере развития сюжета выясняется, что некоторые персонажи не те, каковыми кажутся, и именно это, а не другое место действия играет важную роль. Похоже, что писатель черпал вдохновение из некоего текста Станислава Лема, где также было мало диалогов, а главная загадка была очень похожа. Здесь, однако, обе стороны, кажется, искренне любят друг друга до самого конца, хотя обстоятельства этому не располагают. Стоит прочитать, хотя это сложное задание» (Из читательского отзыва).
Этот рассказ участвовал в литературном конкурсе, объявленном журналом «Нова Фантастыка», и был отмечен жюри конкурса.
Позже рассказ нигде не перепечатывался, на другие языки (в том числе на русский) не переводился. Ни карточки рассказа, ни биоблиографии автора на сайте ФАНТЛАБ нет. Впрочем, с автором рассказа нам уже приходилось встречаться на страницах нашего журнала – он дебютировал в “Nowa Fantastyka” 9/2007 небольшим рассказом “Zadupie (j)eden”. Поэтому кое-что о нем можно узнать, пройдя в этом блоге по тэгу «Орлич Т.»
14. В этой же рубрике «Felietony» в статье “Duch Orsona Wellesa/Призрак Орсона Уэллса”Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski рассказывает о фильме “Malpertuis” (реж. Гарри Кюмель, Франция-Бельгия-ФРГ, 1971) и делится мыслями, навеянными его просмотром (стр. 78).
ПРИЗРАК ОРСОНА УЭЛЛСА
(Duch Orsona Wellesa)
Понятия не имею, видел ли «Рукопись, найденная в Сарагоссе» Гарри Кюмель, режиссер «Мальпертюи», но сходство этих двух фильмов поразительно. Впрочем, о копировании сюжетных решений, тематике произведения или даже настроения не идет и речи. Эта картина, как и шедевр Хаса, остается многослойным символическим произведением, подвешенным между серьезностью и гротеском, пронизанным тревожной мистикой, двусмысленными репликами и в то же время не распадающимся на части. При съемке онирических и символических вещей легко попасть в так называемую ловушку Линча, т. е. хаотический монтаж всего, что кажется крутым, в сплошную тарабарщину. Между тем, при всей своей визуальной красочности и странности концовок, «Мальпертюи» крепко свинчен и сколочен подобно шведскому полицейскому участку. Вдобавок появляется Орсон Уэллс в эпизодической, но чрезвычайно важной роли, это определяет атмосферу фильма – он смешно-страшный и обыгрывает собственное умирание.
Но уже первые сцены классифицируют и фильм, и его главного героя — голос маленькой девочки упоминает Алису из книги Кэролла и поднимает проблему различения реальности и сна. На заднем фоне пугает обязательный рисунок Бармаглота, поэтому можно прийти к выводу, что режиссер откажется в дальнейшем от буквальности. Ничего подобного. Путешествие Жана (Carrière), моряка, только что сошедшего с корабля, является повторением пути Алисы к норе. Вместо кролика у нас женщина в синем, вместо леса пришедший в упадок порт, сама нора оказывается борделем, а так как это история для взрослых, то печеньице -- ключ к другому миру -- заменяется ударом по голове.
Другой мир — это титульный Мальпертюи, дом без окон, населенный параноидальной бандой несчастливцев и управляемый столь же сумасшедшим Кассавом (Уэллс).
Он наполнен пылью, шорохом, криками и визгами. Тут есть отшельник, который живет под лестницей и заботится только о своей лампе, нелепый урод, который изо дня в день набивает чучела животных, три грымзы в черных одеяниях, парень, который делает всю грязную работу, но при этом носит котелок и перчатки, много чего еще, но и сам Жан тоже странный. Этот мореход – некая нереальная личность в нереальном месте, еще одно пятно странности. Нечеловечески красивый, словно вырванный из влажной мечты Геббельса, он контрастирует с грязью дома и живущих в нем людей.
Тишина на фоне шума, замкнутость в столкновении с агрессивной экспансией Мальпертюи, потоки, сталкивающиеся с развратом (в том числе эротическим) добавляют произведению еще одну, фрейдовскую, интерпретацию.
Мальпертюи — место, где никто не хочет жить и всем приходится делать это пока Кассав не прочитает завещание и не умрет. А в завещании указано, что ни один наследник не может покинуть дом, взамен он получит высокую ренту, а все наследство достанется тому, кто переживет остальных. Дальше все становится еще страннее. Вместо тела Кассава в гробу лежит статуя, убитые оживают, что, впрочем, никого не удивляет, а вязальные крючки превращаются в змей. Жан, конечно, не понимает, что происходит: он пытается позаботиться о сестре и радостно влетает в любовный треугольник между зловещей Алисой и загадочной Эуреалией, которая никогда не поднимает глаз. Выбор Сьюзан Хэмпшир на тройную роль явно предполагает, что речь идет об описании сложных мужских эротических увлечений: страсти, недоступности, невинности и так далее (еще один поклон от Фрейда).
Но хватит уже символики. «Мальпертюи», мне так кажется, пытается рассказать нам об опутывании, привязывании к месту и человеку, даже если он уже умер, о вхождении в роль, без осознания того, что это всего лишь роль. Обитатели дома забыли, кем они когда-то были – а они были чертовски красивыми – и злятся на тех, кто все еще пытается им об этом напомнить либо сознательно ищет свой путь в новой жизни. Ибо быть маленьким комфортно и отказаться от такой жизни труднее, чем стремиться к величию. Умирающий Кассав видел себя владыкой вселенной. Он действительно умер, но его призрак живет в Мальпертюи, невидимый и вездесущий. Воля человека, устроившего нашу жизнь, после его исчезновения обязует еще сильнее. Освобождение начинается с осознания самого себя.
Поэтому единственный, кто способен разгадать тайну этого места, — это Жан, немного святой, немного неумеха, чья отчужденность позволяет нам раскрыть правду о другой чуждости. Однако в своем стремлении раскрыть тайну он не понимает особой черты истины: в тот момент, когда мы ее познаем, она поглощает нас в качестве своей части. Только дураки могут быть свободными.
И я в очередной раз отдаюсь молчаливому давлению, зловещему ужасу, кошмару, лишающему меня возможности писать об искусстве – запрету на спойлерование. Нет ничего более раздражающего, чем идиотская манера предупреждать о спойлерах, прятать текст на интернет-форумах таким образом, чтобы его могли прочитать только те, кому этого захочется. Между тем написать о фильме, особенно художественном, не раскрывая сюжетных поворотов, узловых точек и даже финала, не напрямую, конечно, а с целью извлечения смысла произведения и интерпретационных подсказок, практически невозможно. Это как эротика без наготы, ужас без монстра, странное явление, позволяющее предположить, что ценность искусства заканчивается перечислением последующих событий. Между тем, смысл «Мальпертюи» невозможно понять, не вытащив на свет чрезвычайно последовательный, но удивительный финал.
16. В рубрике «Из польской фантастики» размещены четыре текста.
16.1. Рассказ “Równik/Экватор” написал Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski (стр. 39—47). Иллюстрации НИКОДЕМА ЦАБАЛЫ/Nikodem Cabała.
Главный герой рассказа – старик, изнуренный годами и болезнями, приезжает в свой заброшенный деревенский домик, где ему приходится столкнуться не только с облюбовавшими этот домик местными выпивохами, но и с параллельным миром…
Позже рассказ вошел в состав авторского сборника писателя “Rękopis, znalieziony w gardlie/Рукопись, найденная в горле” (2014), на другие языки (в том числе и на русский) он не переводился. И это восьмая наша встреча на страницах журнала (предыдущие см. “Nowa Fantastyka” №№ 6/01, 11/02, 5/03, 1/04, 12/04, 4/04, 0/07). Заглянуть в карточку рассказа можно ЗДЕСЬ А почитать об авторе можно ТУТ
16.2. Рассказ в жанре фэнтези ”Szoana/Шоана” написала Кинга Бохенек/Kinga Bochenek (стр. 48—55). Иллюстрации ТОМАША ВИТАСА/Tomasz Witas.
Позже рассказ не перепечатывался, на другие языки (в том числе на русский) не переводился. И это второе появление писательницы на страницах нашего журнала (писательница дебютировала под этим псевдонимом в “Nowa Fantastyka” № 6/05). Карточки рассказа на сайте ФАНТЛАБ нет. Нет на нем и биобиблиографии писательницы (а у нее уже три сборника повестей и рассказов на личном счету). Кое-что о ней можно узнать, пройдя в этом блоге по тэгу «Бохенек К.».
Это «гротеск о странностях и многозначности искусства и туманности критериев так называемой художественной критики» (Мацей Паровский).
На русский язык рассказ не переводился, его карточки на сайте ФАНТЛАБ нет. Нет на нем и биобиблиографии писательницы. И зря, в общем-то – это весьма известная ныне журналистка.
16.4. Короткий рассказ “Dżambo/Джамбо” написал Себастьян Крысяк/Sebastian Krysiak (стр. 63—64). Иллюстрация ТОМАША НЕВЯДОМСКОГО/Tomasz Niewiadomski.
Странноватая картинка из жизни современного подростка – пиво, травка, все как положено. Ну еще и некий гном с дредами, бубном и тяжелым молотом…
На русский язык рассказ не переводился, его карточки на сайте ФАНТЛАБ нет. Нет на нем и биобиблиографии писателя. Вот как раз в этом нет ничего удивительного – похоже, это был единственный вклад автора в копилку польской научной фантастики.
13а. В рубрике “Felieton” напечатана статья (собственно это рецензия на фильм “Idioсracy” режиссера Майка Джаджа, США, 2006) Лукаша Орбитовского/Łukasz Orbitowski, которая носит название:
ТВОЙ РЕБЕНОК БУДЕТ ГЛУПЦОМ
(Twoje dziecko będzie durne)
Эволюция, в том числе социальная, — так это звучит для меня — состоит в изменениях к лучшему за счет убогих или дефективных. И, таким образом, культура трезвенников победит в столкновении с культурой алкоголиков, а алкоголики сметут с арены событий героиновых наркоманов, если не произойдет творческого обмена пороками между народами. Умники подружатся с идиотами. Не обязательно.
Представим себе, что в результате нежелания образованных людей воспроизводиться, Землей через пятьсот лет (то есть Соединенными Штатами, что, наверное, с точки зрения американцев то же самое) будет править кучка жутчайших ослов — и в то же время наиболее выдающихся представителей до крайности оглупленного общества. Повсюду валяются кучи мусора и прочей ерунды, в Белом доме сидит чемпион по реслингу и порнозвезда в одном флаконе, а самым выдающимся кинематографическим произведением является «Жопа», в котором указанная часть тела попердывает на протяжении полутора часов, вызывая дикое веселье зрителей (Оскар за сценарий).
Посевы гибнут, поскольку их поливают энергетическим напитком вместо воды, адвокат в ходе судебного процесса высмеивает вместе с судьей супругу своего клиента, а в телевидении производит фурор программа «Ах! Мои яйца!» -- чем занимаются участники этой программы, каждый, вероятно, догадается без труда.
Дуэт Джадж/Коэн (блеснувший ранее представлением зрительской общественности персонажей Бивиса и Баттхеда) показывает дебилизированное общество пост-поп-культуры глазами двух жертв не слишком удачной гибернации — военного библиотекаря Джо (Люк Уилсон) и проститутки Риты (Майя Рудольф).
Эти во всех отношениях заурядные в свое (то есть наше) время люди, в мире будущего оказываются умнее телевизора, что каждый из них использует по-своему. Джо -- не по своей, впрочем, охоте -- оказывается спасителем всей этой идиотской страны, а Рита обнаруживает, что проститутке в будущем живется гораздо легче, потому что клиенты выкладывают денежки уже за само лишь обещание секса, терпеливо ожидая его исполнения.
Тема навязывает условность фарса, о чем авторы знают и чем активно пользуются. Любители изысканного юмора могут почувствовать себя обманутыми, поскольку в «Идиократии» не хватает разве только лишь Лесли Нельсона. Грубоватые шутки выстреливают одна за другой, и, пожалуй, только игра Уилсона не дает переступить грань хорошего вкуса. Сумасшедший темп событий, отказ от намека даже на реализм ведут к тому, что фильм можно воспринимать, как очередную коллекцию гэгов, нанизанных на случайный сюжет, которая может добавить ценности пятничному вечеру, пиву, закускам и друзьям. Этому противоречит как ощущение подавленности, приходящее где-то в половине конечных титров, так и те ругательные отклики, которые фильм получил в США, что, учитывая тематику, следует воспринимать как комплимент.
Если фильмы братьев Цукер идиотичны, потому что должны развлекать людей бесхитростным способом, то в «Идиократии» глупость — требование сюжета. Конечно, мир дебилов можно описать и по-другому, но тогда мы не имели бы дело с комедией, дебилизм идет рука об руку с фарсом. При этом американские насмешники кажутся жутко удивленными направлением, в котором движется поп-культура. Этот рык отчаяния имеет удивительно консервативный тон. Иными словами, Джадж и его коллега высказывают на языке комедии тезисы правых публицистов: что Запад сгниет, если не начнет размножаться, а мир телевидения, концернов и прочей жути гнет человека вниз до уровня пола. Этот взгляд связан с антипотребительством в мягком варианте — консолидация предприятий подошла к концу, в связи с чем выжило только одно из них, зато огромное по размерам и глупости.
Проблема в том, что дистанция в пятьсот лет от нашего времени лишь кажущаяся — это, впрочем, часть замысла сценаристов. Если мы отбросим явные преувеличения, то увидим, что мир идиократии находится за углом. Если в Испании транслируют телетурниры, где людей топчут быки, то это недалеко от великих вибраторов, сражающихся на аренах. Может быть, президент-рестлер и чересчур, но у наших старшим маршалком в Сейме выступает как раз пожилой сатирик, который до этого никогда не сказал ничего забавного. Дохлятина и грязь мира будущего также проявятся незаметно как результат совокупности мелких пренебрежений. Это стучит, угрожает и уже совсем не кажется смешным. Героев комедии редко забавляют те смешные события, которые с ними происходят.
Преуменьшение значимости «Идиократии» как очередной глупой комедии — свидетельство недальновидности. неспособности принятия той простой истины, что не всегда и вовсе не обязательно диагноз культуре должен ставиться в серьезном тоне. Ценность фильма раскрывается и в самом методе изложения тезы — Джадж и Коэн, сокрушаясь над состоянием человека и культуры, использовали те средства, которые сами же критикуют: идиотские шутки, простенькие зарисовки, вульгарных персонажей. Как это продемонстрировал бравый солдат Швейк, сознательный кретинизм перестает быть кретинизмом и в этом смысле «Идиократия» — это умнейшая глупая комедия за добрых несколько лет.
“IDIOKRACY”. Reż. Mike Judge. Obsada: Luke Wilson, Maya Rudolf, Dax Shepard. USA, 2006. Dystrybutor: Imperial-Cinepix.
облако тэгов
