Иоанна Скальская/Joanna Skalska (род. 8 сентября 1976) – польская писательница НФ, переводчица с английского.

По образованию информатик и театровед. Ныне живет в Великобритании.

Дебютировала в жанре в 2006 году фантастико-юмористическим рассказом “Pojdynek/Поединок” в сетевом журнале “Esensja”. В дальнейшем опубликовала около десятка рассказов на интернет-площадках “Creatio Fantastyka” и “Fahrenheit”, в журналах “Opowiadania”, “Nowa Fantastyka”,

“Fantastyka. Wydanie specjalnie”, “Magazin Fantastyczny”

и жанровых антологиях “Polowanie na lwa/Охота на льва” (2006), “Nowe idzie/Новое идет” (2008),

„Głos Lema/Голос Лема” (2011), „Herosi/Герои” (2012),

„Rok po końcu świata/Через год после конца света” (2013).

В 2010 году вышел из печати ее роман “Eremanta/Эреманта”.

«Что общего между современной Англией и затерянной среди гор проклятой деревушкой в неназванной стране? Что общего между загадочной книгой, найденной в испанской антикварной лавке, и пыльными письмами, рассказывающими о встрече многолетней давности? Что привлекает Магду, польскую переводчицу к безымянному незнакомцу, который появился на ее вечеринке и не хочет уходить из ее жизни? «Эреманта» Иоанны Скальской – это волшебная история о проклятой деревне, жители которой годами не произносят ни слова, и об Истории, от которой никуда не деться» (Из издательской рецензии).

В настоящее время занимается переводами с английского (чаще всего вместе с мужем АДАМОМ СКАЛЬСКИМ) и редактурой текстов. Только в журналах “Nowa Fantastyka” и “Fantastyka. Wydanie specjalne” в 2012—2023 годах изданы около 40 рассказов в переводах супругов СКАЛЬСКИХ. Среди авторов, книги которых вышли в Польше в их переводах, можно назвать Энтони Хоровица, Энн Ли, Сару Тодд Тейлор, Эдварда Шейнермана, Брайана Кокса, Джима Бэггота, Кена Лю (список далеко не полный).

15. В рубрике «Из польской фантастики» публикуются три текста.

15.1. Рассказ “Siedem butelek perfum/Семь бутылок духов” написала Иоанна Скальская/Joanna Skalska (стр. 18--27). Иллюстрации КШИШТОФА ГАВРОНКЕВИЧА/Krzysztof Gawronkiewicz.

В неназванном городе возникает и ширится похожая на чуму болезнь. Город изолируют, перекрывая все пути исхода и превращая его в карантинную зону. Продовольствия не хватает, и тюки с ним сбрасывают с вертолетов. Лекарства от болезни нет, и количество жителей уменьшается день ото дня. Главный герой рассказа теряет друга, затем мать, наконец девушку, которую некто подрядился за большую плату вывести из города (и, как выясняется, обманул и погубил). Тем временем ситуация становится все хуже и хуже, оставшиеся в городе единичные люди пытаются разделить город на зоны влияния и в конце концов вступают в конфронтацию друг с другом… Надо сказать – это вполне реалистичная ситуация, фантастики в ней по сути нет.

И это первое (но далеко не последнее – прежде всего в качестве переводчицы с английского) появление Иоанны Скальской в нашем журнале.

Позже рассказ не перепечатывался, на русский язык (как, впрочем, и на другие языки) не переводился.

Карточки рассказа на сайте ФАНТЛАБ нет. Биобиблиографии писательницы на сайте ФАНТЛАБ также нет.

15.2. Рассказ под названием “Pantomima starego niedolęgi/Пантомима старого сморчка” написал Якуб Малецкий/Jakub Małecki (стр. 28—31). Иллюстрации ТОМАША НЕВЯДОМСКОГО/Tomasz Niewiadomski.

«Пожилого мужчину посещают два молодчика, которые, однако, не те, чем кажутся. Когда в рассказе выкладываются все карты на стол, выясняется, что это не очень оригинальная история – еще одна о наказании грешника. Но подано это настолько эффектно, что диву даешься…» (Из читательского отзыва)

И это третья публикация писателя в нашем журнале (первые две см. “Nowa Fantastyka” 11/2007 и 09/2008).

В дальнейшем рассказ не перепечатывался, на русский язык не переводился. Его карточки на сайте ФАНТЛАБ нет. Нет на сайте и биобиблиографии писателя, но кое-что о нем можно узнать, пройдя в этом блоге по тэгу «Малецкий Я.»

15.3. Рассказ “Ryza/Стопа бумаги” написал Пшемыслав Гуль/Przemysław Gul (стр. 32--41). Иллюстрации МАРЦИНА КУЛАКОВСКОГО/Маrcin Kułakowski.

Главный герой – писатель, который отправляется в сельскую местность, чтобы заняться написанием книги, начало которой ему никак не дается. Однако там его начинает преследовать таинственный человек. Впрочем, человек ли его преследователь?..

Этот рассказ занял третье место (ex aequo) на литературном конкурсе, объявленном журналом “Nowa Fantastyka”.

Позже рассказ не перепечатывался, на другие языки не переводился. Его карточки на сайте ФАНТЛАБ нет, и об авторе сайт ничего не знает.

Пшемыслав Гуль/Przemysław Gul (род. 1983) – художник, графический дизайнер, автор нескольких НФ рассказов.

Родился в г. Быдгощ, там же окончил Государственный лицей изящных искусств (PLSP), затем защитил магистерскую диссертацию на факультете изобразительных искусств Университета имени Николая Коперника в Торуне.

В декабре 2005 года дебютировал в жанре рассказом “Fan”, опубликованным в сетевом журнале “Esensja” (#10). Принял участие в литературном конкурсе, объявленном редакцией журнала “Nowa Fantastyka” и занял в нем третье место своим рассказом “Ryza” (“Nowa Fantastyka” 02/2010).

В 2017 году его рассказ, посланный на конкурс журнала “Nowa Fantastyka”, посвященный 30-летнему юбилею рассказа Анджея Сапковского “Wiedzmin”, был отмечен конкурсной комиссией, напечатан в журнале (“Nowa Fantastyka” 01/2017) и позже вошел в состав антологии “Wiedzmin. Szpony I kly” (2018).

В 2024 году журнал “Nowa Fantastyka” напечатал рассказ Пшемыслава Гуля “Selki” (#1).

14. Статья польского журналиста, кинокритика и литературного критика, писателя НФ, сценариста комиксов и редактора Мацея Паровского/Maciej Parowski носит название:

Вопреки видимости, альтернативная фантастика – жанр непростой. При ее создании нужно учитывать историю, науку, технику, психологию и множество других факторов. И зачастую в ее основе лежат прямо-таки философские проблемы.

В конце декабря 2009 года мы завершили проведение онлайн-конкурса на исторические темы «Переключатели времени», организованного Национальным центром культуры и редакцией журнала «Время Фантастики» (“Czas Fantastyki”). Более шестидесяти участников написали тексты по сюжетам, предложенным модераторами: Лехом Енчмыком, Марцином Вольским, Щепаном Твардохом и Мацеем Паровским. Большинство работ было размещено в Интернете.

Все сюжеты касались семидесятой годовщины начала войны 1939 года. Модераторы предложили альтернативные варианты: Вторая Польская республика в союзе с гитлеровской Германией совершает военное вторжение в Советскую Россию (Вольский, Твардох); Польша оттягивает начало войны и устанавливает более благоприятные отношения с Азией и Литвой (Енчмык). Из-за сильного ливня немецкие танковые армады вязнут в грязи, чем пользуются поляки, обеспечивая себе победу (Паровский). Ни отправные точки, ни последующие события, описанные конкурсантами, не были ни легкими, ни однозначными.

Преодолеть судьбу

1939 год стал переломным моментом, когда в Польше началось полувековое угнетение -- сначала фашистами, а затем коммунистами. Осознать его масштабы и полноценно говорить о нем в официальном обращении мы смогли только с 1989 года.

Ранее Польша была страной безальтернативности, декретированно довольная своей судьбой. Официальные прогнозы правительства Польской Народной Республики замораживали действительность. Во-первых, в XXI веке мировой войны не будет. Во-вторых, политическая система в Польше не изменится. Одно было заложником, гарантом другого. Никаких мечтаний!

Но на самом деле все это развалилось -- и в действительности, и в писательском и читательском воображении. Сразу после июньских выборов 1989 года стали писаться произведения, авторы которых пытались повернуть время вспять, приостановить и дезавуировать безальтернативность. Такова была первая версия моей «Бури» (“Burza”, 1989) из журнала «Fantastyka».

Вызов плохой реальности бросил (уже в журнале «Nowa Fantastyka») в рассказе «Лучшее прошлое» Яцек Петруха (Jacek Petrucha “Lepsza przeszłość”) — советские темпоральные агенты пытаются убить в 1905 году потенциально неудобного Пилсудского, но им мешают хорошо оснащенные польские службы.

Марцин Вольский (Marcin Wolski) уже в 1992 году в рассказе «Обморок» (“Omdlenie”) противопоставил сталинские времена вновь обретенной свободе,

а десять лет спустя в повести «Альтерлэнд» (“Alterland”) набросал различные судьбы Варшавы, где-то разрушенной, где-то процветающей, а где-то такой, в которой правят фашисты, коммунисты, но также и свободной. Все зависит от того, что предпримет польский герой, сработает ли американская машина времени и удастся ли полковнику Штауффенбергу его покушение на Гитлера в Волчьем логове.

В нашумевшем рассказе Анджея Земянского «Бомба Гейзенберга» (Andrzej Ziemiański “Bomba Heisenberga”) Пилсудский и его люди контролируют историю с помощью специальной машины, поэтому история не выскальзывает у них из рук, как в известной действительности.

В «Волчьем Легионе» Адама Пшехшты (Adam Przechrzta “Wilczy Legion”) Пилсудский не умирает в 1935 году. Возрожденный оккультной «одинической» силой и окруженный так же, как и он, возрожденными верными легионерами, он не позволит истории пойти в неправильном направлении.

Альтернативная фантастика

Неудивительно, что значительная часть польской альтернативной фантастики приняла такую компенсаторную форму. Обделенные историей нации и личности любят придумывать сценарии, в которых они добились большего успеха. Однако и те, кому удалось чего-то добиться, не прочь время от времени попугать себя плохой версией истории.

Потому что неправда, что альтернативной историей забавляются только обездоленные поляки. Самые известные, даже образцовые литературные реализации — «Человек в высоком замке» Филипа Дика (Philip K. Dick “The Man in the High Castle”, 1974)

и «Фатерланд» Ричарда Харриса (Richard Harris “Fatherland”, 1992) — романы о мире, в котором Гитлер не проиграл войну.

К историям с лучшим концом относятся, например, повесть «Да не опустится тьма» любимого автора Вольского Лайона Спрэг де Кампа (Lyon “L” Sprague de Camp “Lest Darkness Fall”, 1939),

но также старейший на полвека роман «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» Марка Твена (Mark Twain “A Connecticut Yankee in King Arthur’s Court”, 1889).

К группе великих альтернативных произведений недавно с громким хрустом присоединился превосходный и толстенный роман «Лед» Яцека Дукая (Jacek Dukaj “Lod”, 2007), в котором не разразилась Вторая мировая война, не пал царизм, Польша не вырвалась из российского сачка, но империей правят поляки, а загадочный мороз космического происхождения охватывает и преображает мир.

До этого мы восхищались дукаевским «Ксаврасом Выжрыном» (Jacek Dukaj “Xawras Wyżryn”, 1997) — историей о проигранной войне 1920 года.

Феномен альтернативности затронул не только писателей издавна популярной в Польше политической фантастики. Он вдохновил авторов более молодой, но также нашей стандартной поджанровой формы религиозной фантастики. Так, Яцек Инглëт в романе «Кветус» («Quietus», 1997) представляет себе прошлое, в котором христианства не привилось в Европе, но нашло последователей в Японии,

а Марек Хуберат во «Втором изображении в алебастре» (Marek Huberat “Druga podobiźna w alabastrze”, 1997) рисует мир, подобный Риму раннего средневековья, в котором страдания Христа и искупление еще не произошли (пока?).

На альтернативности, зарисовке других цивилизационных и технологических разработок в рамках уже известных реалий основывается стимпанк. Помимо «Льда» (и частично «Волчьего Легиона»), отвечающего условиям этой разновидности фантастики, очень удачное его воплощение можно найти в комиксе «Первая бригада» ЯНУША ВЫЖИКОВСКОГО, Тобиаша Пёнтковского и Кшиштофа Янича (Janusz Wyrzykowski, Tobiasz Piątkowski, Krzysztof Janicz “Pierwsza brygada”, 2007).

Имеем в комиксе Пилсудского, Сибирь, Стаса и Нель, ну и поразительные для начала XX века изобретения.

Алиби

Фантастам (фантастам-альтернативщикам в том числе) приходится объяснять все, что они делают. Зачем придумывать истории, которых не было?

Зачем модифицировать фантазией то, что уже произошло?

Такими вопросами можно было бы нокаутировать Оруэлла, Шекспира, Зайделя, Дика, Лафонтена, Лема. Давайте остановимся на том, что фантазирование повторяется в каждой культуре и цивилизации, а способность создавать альтернативные истории является мерой нашей свободы.

А также мерой изобретательности. Мерой воображения. И вообще – мерой способности думать. Альтернативное фантазирование — это ответ на современные стремления, голод, страхи и обиды. Это урок и терапия. Но еще и лаборатория вопросов и ответов, которые невозможно сформулировать иначе или было бы очень сложно сформулировать в какой-либо иной форме. Это, наконец, художественный метод.

Альтернативные конструкции оправданны даже в современной физике. В квантовом масштабе уже можно изменить будущее, изменив прошлое, а Хью Эверетт даже утверждал, что существуют сотни реальностей, а не одна. Долгое время создание альтернативных витков истории считалось несерьезным занятием, хотя мы используем «еслибылогию» каждый день на макро- и микроуровнях. На заседании жюри конкурса Лех Енчмык напомнил, что наброски вариантов будущих событий мероприятий – основная деятельность каждого штабиста. Покойный историк Павел Вечоркевич говорил, что историк, который не задает себе вопрос «а что было бы, если?», летописец, а не историк. Профессор Ежи Лоек всерьез писал о шансах Ноябрьского восстания на победу,

а Теодор Парницкий проработал этот мотив в прозе, в «Музе дальних странствий» [Teodor Parnicki “Muza dalekich podróży”, 1970]).

Лешек Мочульский в своей превосходной «Польской войне 1939 года» (Leszek Moczulski “Wojna polska 1939”, 1972) выдвигает хорошо документированный тезис о том, что Советы сдвинули чаши весов сентября. Без них война бы не разразилась, а если бы все же разразилась, без них можно было бы немцев победить.

Есть несколько замечательных фантастических фильмов, раскручивающих альтернативные истории с хорошими художественными результатами. Наибольшего успеха добился, пожалуй, «Последний отсчет» Дона Тейлора, в котором экипаж современного авианосца, отброшенного в прошлое, решает не мешать японцам атаковать Перл-Харбор. В камеральном плане, касающемся отдельных личностей, дела обстоят еще лучше. Я думаю о таких фильмах, как «Двойная жизнь Вероники» или «Шанс» нашего Кесьлевского, «Беги, Лола, беги» Тыквера, «Эффект бабочки» Бресса и Грубера, «Без памяти влюбленный» Гондри или «Донни Дарко» Келли.

Генераторы альтернативности

Импульсом к альтернативности может быть что угодно: машина времени, сон, космическая катастрофа, непогода, вмешательство ясновидящего, авария ядерного реактора, cама структура произведения, основанная на принципе карусели, притчи.

В прекрасном рассказе «Никаких мечтаний» Рафала Земкевича (Rafał Ziemkiewicz “Żadnych marzeń”) генератором альтернативных миров является французский суперкомпьютер.

После случайной записи в нем фантастического рассказа о чудесно выигранном сентябре 39-го и заполнения памяти компьютера данными из архива старых и новых файлов машина экстраполирует из нее совсем другую личную реальность Третьей Речи Посполитой. Сегодняшние главари теневых элит не поднимаются выше руководящих должностей в малом бизнесе. Зато убитые в Катыни, во Львове, в казематах убековской охранки, занимают высокие социальные позиции, положенные избранным и заслуженным представителям польского народа. Вероятно под влиянием этого рассказа я и назвал двух действующих в моей «Буре» на заднем плане, но важных и благородных героев именами, взятыми из Катыньского списка.

В забавном и неглупом «Эль-Ниньо 2035» Конрада Левандовского (Konrad Lewandowski “El Niño 2035”, 1999) генератором альтернативности является жердь, которой рассказчик крутит воду в море где-то в антиподах по часовой стрелке и против нее. В зависимости от направления вращения, ураганы и катаклизмы касаются той или иной части мира.

Достаточно вращать воду жердью в нужной точке, в нужном направлении. Небольшие изменения в одном месте приводит к большим изменениям в другом. Это законы материального мира, согласно правилам хаоса и так называемого эффект бабочки. Взмах крыльев бабочки в Бразилии может привести к урагану в Швеции.

То есть никогда не игнорируй то, что происходит на периферии и кажется незначительным. Весьма поучителен в этом отношении фрагмент из Евангелия от Иоанна: «Филипп находит Нафанаила и говорит ему: мы нашли Того, о Котором писал Моисей в Законе и пророки, Иисуса, сына Иосифа, из Назарета. Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе?" (Ин 1:45-46).

Сталин спросил — сколько дивизий у Папы Римского? Пилат — что есть истина? Марат утверждал, что революция не нуждается в ученых.

И они, и Натаниэль ошибались — они не читали альтернативных историй.

Забава, урок, искусство

Альтернативная фантастика считается чем-то легким. Берешь героя X, событие Y, меняешь знаки и… поехали. Но почему тогда здесь так мало успешных реализаций? Щепан Твардох (“Czas Fantastyki" 4/09) даже считает, что после Дика альтернативная фантастики является "исчерпанным в литературном отношении жанром", поэтому предпочитает использовать ее в дискурсивном ключе для исторического образования. Таков его «Штернберг» (“Sternberg”, 2007), роман-эссе о революциях, в котором важнейшая революция XVIII века, положившая конец феодализму, вспыхивает не в Париже, а в Вене.

В конкурсе «Переключатели времени» победу одержали эссеистические продолжатели ветки Енчмыка, а не те, кто последовали прозаическим путем за нами с Марцином.

Тем не менее, хотя я люблю и ценю «Штернберг», как автор «Бури», я бы попросил Щепана не предрешать смерть жанра. Знаменитая «Бомба Гейзенберга», в которой Анджей Земяньский соединил Пилсудского с киберпанком, доказывает, что Дика можно превзойти в прозаическом безумии. Вольский в «Альтерлэнде» показал, как в одном романе, теоретически посвященном коммунизму и фашизму в Варшаве, можно играть не на одном, а на десяти альтернативных фортепиано. За свою нелегкую для чтения книгу Дукай получил не только премию имени Зайделя, но и множество других премий, причем не только внутри «фантастического» сообщества и не только в Польше. Поэтому я думаю, что литературные перспективы альтернативной фантастики будут определять завтрашние авторы, а не сегодняшние декларации.

Вернемся к обвинению в легкости. Альтернативная фантастика предлагает автору готовых героев, но заставляет его задавать вопросы не только о механизмах истории. Важны экономические факторы и значительные изменения в науке, технике и их последствия (упомянутый стимпанк), демография, климат, память о перифериях, с которых любят обрушиваться исторические лавины. Чтобы не впасть в чудачества и не совершить каких-либо явных ошибок, приходится прикладывать немало усилий для изучения различным наук.

Пожалуй, самым важным, как это характерно для литературы, будут психологические вопросы. Например, о влиянии личности на частную и коллективную судьбу. В книгах Вольского, Твардоха, Дукая, Пшехшты действуют многие исторические герои, политики, деятели мира культуры и искусства. И у меня, и у Марцина появляется молодой Войтыла, возвращается во многих своих произведениях Пилсудский. Есть еще Мрожек, Гомбрович, Бачиньский, Милош, а у Твардоха Студницкий, Сикорский, Рыдзь... Чтобы написать хорошую альтернативную роль для каждого из этих персонажей, нужно сделать предположения об их духовной силе, становлении и харизме. Происходит ли все это от индивидуальной склонности, выбора или является результатом давления обстоятельств? А может быть, оно исходит из более высокого места?

И это философские вопросы. Как получилось, что одни обезьяны спустились с деревьев, а другие остались на них, некоторые персонажи выбрали конформизм, а другие оказали сопротивление давлению? Бытие формирует сознание или наоборот? Некоторые утверждают, что Войтылу сотворило давление коммунизма, а Гомбровича -- бунт против санационного захолустья. Но другие, и я скорее солидарен с ними, считают, что Гомбрович устоял бы в любой реальности, а Войтыле было предначертано величие при любых обстоятельствах. Итальянцы на рубеже 1970-х и 1980-х неосознанно и забавно комментировали эту загадку: «Войтыла был настолько хорош, что стал бы Папой, даже если бы был итальянцем».

При этом я помню, что Войтыла сформировался в польской католической формации, вырос в культе демократического и в то же время многонационального государства и усвоил урок патриотизма легионерского характера. Так что внешнее влияние тоже сыграло значительную формирующую роль.

Кем стала бы личность его формата, если бы она родилась в семье шотландского богача, немецкого финансиста, французского распутника? Это вопросы к писателю-фантасту, который строит сюжеты, и к тому, кто предпочитает эссе. И то, и другое — проблемы, с которыми могут справиться только хорошая голова и хорошее перо — ответы никоим образом не готовы и не предопределены. Так что о «легкости» и речи быть не может.

УВЕ БОЛЛ

Доктор литературоведения, владелец продюсерской компании, сам финансирующий свои фильмы и мастерски использующий при этом нюансы немецкой налоговой системы. Одно из самых известных имен среди современных немецких кинорежиссёров. Шутка в том, что Уве Болл (Uwe Boll, род. 22 июня 1965)

добился известности благодаря устрашающе низкому уровню своих фильмов -- в основном экранизаций знаменитых компьютерных игр: «Дом мертвых» (“House of Dead”, 2003),

«Один в темноте» (“Alone in the Dark”, 2005),

«Бладрейн» (“BloodRayne”, 2005),

«Postal» (“Postal”, 2007).

а также скандалам, связанным с ним самим (известна история вызова критиковавших его журналистов на... боксерский поединок).

Болл не слишком много знает о режиссуре, способен угробить все хорошие черты компьютерного оригинала (атмосферу, настроение, декорации — обычно все это заменяется динамическим действием и стрельбой), большинство его фильмов потерпели финансовый провал, но он продолжает снимать новые, и его имя знает почти каждый любитель научно-фантастического кино. И это настоящее чудо.

РОЛАНД ЭММЕРИХ

Создавая «Джоуи» (“Joey”, 1985), не очень удачное сочетание кино ужасов и семейного фильма, знал ли Роланд Эммерих (Roland Emmerich, род. 10 ноября 1955), что примерно через дюжину лет он заслужит титул «Мастера катастроф»?

Эммериху всегда нравилось фантастика, он был верен ей большую часть своей карьеры, впрочем, и режиссером стал под влиянием «Звездных войн». До «Джоуи» у него была студенческая выпускная работа -- научно-фантастический фильм «Принцип Ноева ковчега» (“Das Arche Noeh Prinzip”, 1984), который даже пользовался умеренным международным успехом.

а за ним следовали положивший начало карьере Эммериха в Голливуде пастиш на фильмы Спилберга «Голливудский монстр» (“Hollywood Monster”, прокатное название в США "Ghost Chase", 1987) – о привидениях, населяющих старый дом в районе Голливудских холмов,

и боевик «Луна 44» (“Moon 44”, 1990) – о космической колонии преступников.

Несмотря на не лучшие отзывы об обеих кинолентах, Эммерих был приглашен в США известным продюсером Марио Кассаром (помимо прочих «Вспомнить все», «Терминатор 2») для постановки фильма «Изобара», что завершилось… отказом от проекта и постановкой фильма «Универсальный солдат» (“Uniersal Soldier”, 1992) с такими кинозвездами, как Жан-Клод Ван Дамм и Дольф Лундгрен.

Прорыва все еще не было. Прорывной оказалась следующая кинокартина «Звездные врата (“Stargate”, 1984) -- фильма, который был принят без особого восторга, но принес много денег.

Дальнейшая история широко известна: «День независимости» (“Independence Day”, 1996),

«Годзилла» (“Godzilla”, 1998),

«Патриот» (“The Patriot”, 2000),

«Послезавтра» (“The Day After Tomorrow”, 2004),

«2012» (“2012”, 2009)

и, как следствие, 14-е место в списке самых кассовых фильмов, при том, что Эммерих, в принципе, весьма посредственный режиссер (по крайней мере, в плане руководства главными актерами, ведения диалогов и прочих мало значимых для боевика элементов) После съемок «2012» Эммерих заявил, что этим фильмом он уже сказал все, что хотел сказать в фильме-катастрофе. И что он теперь, бедолага, будет делать? Похоже, что... возьмется за "Изобару", которая заявлена на 2011 год.

P.S. Ну вот как бы не так. В 2011 году Эммерих снял не "Изобару", а биографический фильм "Аноним" -- об Эдуарде де Вере, графе Оксфордском, в котором многие критики и литературоведы видят настоящего автора шекспировских пьес, в 2013 -- боевик "Штурм Белого дома",

в 2015 -- фильм "Стоунволл", о так называемых Стоунволлских бунтах, в 2016 -- продолжение "Дня Независимости": фильм "День Независимости. Возвращение",

в 2019 -- исторический фильм "Мидуэй", и в 2022 -- фантастический фильм "Падение Луны".

(Окончание следует)