Ту самую Землю, в которой Лавкрафт видел унаследованное от жутких чудовищ пространство, Верн наблюдал из гондол воздушных шаров и изнутри летящих на Луну снарядов. Он подчинял ее себе с помощью подводных лодок и в ходе путешествия к ее центру или пытался укротить с помощью дерзновенно воссозданной цивилизации и повторно сделанных изобретений, как это выглядит в «Таинственном острове». Вообще-то писатели не конфликтуют друг с другом – оптика Верна не исключает видения Лавкрафта.
Тем более что, занимаясь своими разработками, Верн стал замечать горькие и удивительные вещи. Успех у его героев достигается путем беспощадного соперничества, жестокой борьбы и напряженного драматизма. Даже в произведениях, предназначенных для детского чтения («Два года каникул», «Пятнадцатилетний капитан») появляются действующие лица, отмеченные злом, безумием.
Иррациональную враждебность к роду человеческому испытывает персонаж романа «Пятьсот миллионов бегумы», который использует технику в разрушительных целях.
В 1886 году верновский Робур-завоеватель выступает как конструктор великолепного «Альбатроса», а восемнадцать лет спустя он превращается в средоточие зла как Властелин мира.
Недавно открыли во Франции (1989) и издали у нас (1997) отвергнутую издателем юношескую повесть Жюля Верна«Париж в ХХ веке». Из этой книжки выглядывает лик катастрофиста, немного в стиле Виткация, пораженного технализацией жизни и развитием промышленности.
Индустриализация, которой Верн восхищается в других своих произведениях, здесь угнетает индивидуума, рвет связи между людьми, уничтожает культуру, ведет к угнетению духа и метафизических чувств… Это правда, что ужас всегда аллегоричен, но и SF – также.
Когда разум спит…
Это удивительное литературное открытие санкционирует вписанную в фантастическую литературу закономерность. Когда за окном клубятся демоны, писатели грезят об увеличительном стекле и вооруженном им оке, когда же мы живем в невыносимо рационализованном мире, все надежды возлагаем на… демонов. Если нам хорошо, мы помним, что может быть плохо. В этом и выражается реакция литературы на перемены в мире и на себя саму. Мы находим в этом дух эпохи и индивидуальные предпочтения, одержимости, поиски, сумасшествия.
Следует, значит, сказать, что любители твердой SF, искоса глядящие на horror, на варварскую магию фэнтези; что сторонники фэнтези, отметающие научные претензии SF… все они нарушают законы сообщества, созданного и названного Гернсбеком, который семьдесят лет назад установил, что SF должна руководствоваться правилом сложения, а не вычитания. Фантастика именно потому сумела литературно противопоставить себя рациональным и безумным временам, что нашла поле деятельности (и публичность) для своих мудрецов и сумасшедших.
Творцы линии Жюля Верна (Кларк, Лем, Азимов, отчасти Дик, наверняка Гибсон) занялись влиянием техники на ситуацию в целом. Литературные потомки Герберта Уэллса (Брэдбери, Оруэлл, Стругацкие, Зайдель) показали фиксацию социумов. Продолжатели Эдгара Аллана По, Лавкрафта, Бирса – такие как Кинг, Баркер, Страуб, но также вновь Брэдбери и Дик — рисовали жуткие фантасмагории, открывая, что за все проблемы и хлопоты темная и светлая стороны нашей души в ответе. Никого и ничего не удастся извлечь из этой пирамиды без утраты комплектности интеллектуального диагноза, без разрушения художественной полноты. Ни одному из писателей нельзя отказать в очевидном или скрытом влиянии на других писателей.
Те же ли чувства мы испытывали бы к каждому из названных писателей в литературных салонах – это уже совершенно другая и, по большому счету, лишенная значения история.
1. Итак, тема номера – прогностика. И открывает ее Мацей Паровский/Maciej Parowski
на стр. 3-5 статьей
РАЦИОНАЛИСТЫ и БЕЗУМЦЫ
Racjonaliści i szaleńcy
Хьюго Гернсбек (1884—1967), легендарный законодатель SF, редактор “Amazing Stories”, заказывал у авторов произведения в духе прозы Эдгара Аллана По, Жюля Верна и Герберта Джорджа Уэллса.
Тем самым уже в моменте рождения современной научной фантастики он определил три до сих пор актуальные направления развития собственно фантастики. Других, наверное, нет.
Для жанра одинаково важной оказывается как та проза, в которой речь идет о изобретениях и путешествиях (Верн), так и та, где исследуются природа и состояние общества, цивилизации и их изменения (Уэллс). Не исключен и алкоголик, невротик и поэт (По), изыскатель метафизических ужасов и измененных состояний сознания, отец-основатель horror-а (а также детектива); более того – он у Гернсбека выступает первым в списке.
Если бы мы сегодня искали важных художественных лидеров и свидетельства их интеллектуального воздействия на фантастику, то скорее всего нашли бы такового прежде всего в лице именно эксцентричного создателя «Ворона». Жюль Верн, считающийся ярким антиподом Эдгара По, восхищался этим писателем.
Это «История с воздушным шаром» (The Balloon-Hoax, 1844) вдохновила его на сочинение романа «Пять недель на воздушном шаре».
Ту же закономерность мы находим в уважении, с которым Станислав Лем пишет о творце «Демона движения» (Demon ruchu) и «Тени Бафомета» (Cień Bafomieta) – первом значительном писателе польских литературных ужасов Стефане Грабиньском.
Зло надвигается
Писателем школы По является, разумеется, Говард Филипс Лавкрафт. Проза автора «Зова Ктулху» это вопль ужаса, настроенный на неустанное fortissimo, воспевание страха, чудовищности и того зла, которое произрастает среди людей, не открывая своего происхождения.
Вот ожившая под влиянием излучения из космоса армия мертвецов атакует крестьян, чтобы обратить их в рабство или, может быть, попросту отдать на съедение представителям внеземной цивилизации. Вот озверелый культ крови, насилия, идолопоклонничества и сатанизма и алтари этого культа (изготовленные из осклизлого зеленого камня), на которых приносят людские жертвы ужасным богам. Злые и страшные божества, некогда изгнанные с Земли, готовятся к возвращению и, как это бывает в таких случаях, вероятнее всего найдутся среди землян те, кто их сердечно поприветствует.
Ужасы старого типа, готические романы – предоставляли читателям возможность внедриться в механизм страха, вникнуть в моральные принципы, которыми руководствуются демоны. У Лавкрафта чудовищность сваливается на головы землян, когда ей вздумается, неведомо почему и не слишком-то ведомо откуда. И уходит так же, как и появляется.
Современные страхи
Стивен Кинг, обсуждавший в своей литературно-критической книге “Dance macabre” помимо прочего и Лавкрафта, утверждает, что «ужасы» аллегоричны, что они всегда что-то значат.
Он повторяет, что сущность horror-ов заключена в подтекстах, что страх, волнение и восхищение, сопутствующие их усвоению, укрепляют наше ощущение нормальности, являются выражением стремления к здоровью и жизни. Они разряжают напряжения, берут в художественную узду тайны мрака, безумия и гибели. Угроза может исходить снаружи или изнутри человека, может быть результатом фатума или выбора. По мнению Кинга на современный horror (Блоха, Герберта, Страуба, Левина, Матесона… Эллисона, Финнея) оказали сильное действие кризис и холодная война, охота на ведьм сенатора Маккарти, война в Корее, война во Вьетнаме, убийства братьев Кеннеди и революция нравов, расовые конфликты, падение Никсона, массовое самоубийство членов секты «Храм народов» Джонса в Гайане, успехи феминизма, международный терроризм…
Если мы, вооружившись этими знаниями, вернемся к произведениям Лавкрафта, то заметим, что этого автора читали также как авторитетного комментатора современности. В книге “Gra ze strachem”Марека Выдмуха, критика и переводчика, умершего пятнадцать лет назад, упомянут «забавный спор о Лавкрафте, в котором правы все спорящие».
Выдающийся американский критик Эдмунд Уилсон писал, что «творчество Лавкрафта – это фронтальное наступление на все, во что верит Америка». Жерар Клейн, французский марксист, утверждал, что «в рассказах Лавкрафта воплощены все беспокойство и вся отчужденность человека в поздней фазе капитализма». И действительно, как с огорчением подчеркивает Роберт Блох, заочный ученик писателя, проза Лавкрафта стала культовой литературой для… «сатанинской волны американских последователей». В подобном пагубном влиянии обвиняли Толкина — «дети-цветы», его поклонники, писали во время вьетнамской войны на стенах домов в американских городах: «Гэндальфа в президенты».
Эра наследников
Стало быть, иррациональное творение автора «Зова Ктулху» функционировало в культуре весьма даже рационально. Лавкрафт создал два мира: выдуманный мир ужаса и другой – круг друзей, учеников, наследников, который основал издательство, где занимались выпуском в свет как его художественных произведений, так и писем и заметок.
Из этой школы вышли Блох и Брэдбери, любил читать Лавкрафта и издавал его книги Хорхе Луис Борхес. Конструируя облик удивительного неоварварского культа, созданного в азиатских джунглях героями фильма «Апокалипсис сегодня», Коппола черпал, возможно, еще больше, чем из Конрада, именно из Лавкрафта. Выдающиеся художники комиксов ФИЛИПП ДРУИЛЛЕ и МËБИУС признавали влияние Лавкрафта на облик их галлюцинаторно-сюрреалистических видений.
Как бы для сохранения равновесия трезвый рационалист и певец триумфирующей техники Жюль Верн иногда вдохновлял совершенных безумцев. Хулио Кортазар дал своему эссеистскому заезду по темам травестирующее название «Вокруг дня за восемьдесят миров».
Своеобразная коммуникационная оргия французского писателя, экстатическая хвала веку пара и электричества, предоставившего в наше распоряжение паровозы, железную дорогу, аэростаты и фонографы – нашла себе замену в интеллектуальном безумии.
Пропущенный материал – это небольшая статья Мацея Паровского
ЭКЗАМЕН ПО КОТУ
Egzamin z kota
В “Achtung Zelig!”, комиксе КШИШТОФА ГАВРОНКЕВИЧА по сценарию Кристиана Розенберга, усматривается связь со знаменитым комиксом “Maus” АРТА ШПИГЕЛЬМАНА, но он, однако, не пытается следовать за ним, а торит новый путь. “Maus” чудесным образом ломал патриотическую конвенцию – в нем мы видели Холокост, прослеживая судьбу семьи польских евреев, представленных на панелях в образах мышей. Несмотря на это, рисуночное повествование сохраняло положительное качество документального повествования о предвоенной и затем оккупированной Польше. В “Zelig”-е иначе: тут не только реалии поданы в фантастическом свете, но и все целое имеет характер сюрреалистического сна.
В хмуром осеннем польском пейзаже бредут отец и сын, двое Зелигов со звездой Давида на рукавах. Но это не обычные евреи, сбежавшие из-под конвоя, доставлявшего их в концентрационный лагерь, это олицетворения Беглецов и Чужаков. Их таинственные лица, их головы как будто одолжены из галереи фантастических существ.
В свою очередь, патрулем жандармерии, который приглашает наших путников на … приятное послеполуденное чаепитие, командует странный карлик в конической шляпе, украшенной свастиками.
Это бывший фокусник из цирка «Эмиль и скандалисты», не только внешне, но и внутренне искаженный и перекрученный человек, жаждущий признания и терзаемый комплексами, но также несомый параноидальными амбициями, почерпнутыми из жестокой германской мифологии. В задачу карлика и его приспешников входит поимка польских котов; будущие эсэсовцы будут отрабатывать на них навыки выполнения преступных приказов.
Возмущенный Зелиг-младший сорвет гитлеровцам планы и за это будет арестован вместо с отцом, но – внимание! – люди и люди-коты из Армии Людовой (почти так же, как в ПНР-овских комиксах), разгромят немецкий патруль, освободят арестованных и окажут им свое гостеприимство.
В столь кратком пересказе не отражаются такие немалые достоинства “Zelig”-а, как прекрасные нелепые диалоги, юмор, внутреннее напряжение, разряжаемое внезапными фантастическими поворотами. Поэтический элемент абсурда функционирует как элемент игры с действительностью и комиксной условностью (ну вот хотя бы эти коты – “злые” у ШПИГЕЛЬМАНА, тут являются положительными персонажами). По мере чтения комикса становится очевидным, что создателям “Zelig”-а близки такие фильмы, как «Жизнь прекрасна» или «Тяга к жизни», такой комикс, как “Kaczka” ЯЦЕКА ФРОНСИ. Речь идет не о кошмарных фактах, а о том, как подчинить их, пользуясь мечтой и фантазией, освоить в ходе своего рода терапевтического сеанса.
Также и с точки зрения художественного решения создатели “Zelig”-а ставят себе другие, чем ШПИГЕЛЬМАН, задачи. Комикс американского художника не отличается графической изысканностью, ШПИГЕЛЬМАН использует в рисунке линию одной и той же толщины, множит на панели мелкие кадры, его комикс втягивает читателя как рассказываемая история, но не слишком эффектен в эстетическом отношении. В столь же черно-белом “Zelig”-е линия и кадр изменчивы, следуют за настроением, за климатом. Где-то рисунок упрощенный, где-то, напротив, изощренный; есть, наконец, весьма впечатляющие, воистину настроенческие рисунки на всю панель и утонченный технический рисунок (представляющий забавные способы борьбы с партизанами).
Оба комикса – сообщения из вторых рук, повествующие о случившемся из значительного временного удаления, смешивающие давние события и эмоции с современными. Нью-йоркский художник передавал в “Maus”-e болезненный опыт польско-еврейско-американского ворчливого отца. Кто такой Зелиг-младший, откуда он взялся, что связывает его с миром оккупационных сказочных законов и каковы связи того мира с действительностью, в которой сказка рождается – мы, быть может, узнаем из следующих, уже анонсированных, альбомов.
КШИШТОФ ГАВРОНКЕВИЧ и Кристиан Розенберг «Aхтунг Зелиг! Другая война» (Krzysztof Gawronkiewicz I Krystian Rosenberg “Achtung Zelig! Druga wojna”. “Kultura Gniewu”, 2004).
P.S. Вон там вверху поставлены цветные панели. На самом деле оригинальный комикс действительно черно-белый. Эти панели – из французского издания, где комикс таки раскрасили, и, на мой взгляд, сделали это зря…
1. В рубрике «Kij w mrowisko/Дрын в муравейник» под странноватым на первый взгляд названием “O frajerach, faszerowanej baraninie, grafomanach I zupełnie innym jądrze/О фраерах, фаршированной баранине, графоманах и совершенно иной сути” печатается запись полемики между Рафалом Земкевичем и Мацеем Паровским (стр. 3–6). «Frajerzy» — это название сборника избранных статей Земкевича на литературные и политические темы, изданного “Fabryka Słów” в 2003 году. О накале полемики иронически говорят ну хотя бы вот эти две страницы текста с фотографиями. Спустя два десятка лет вряд ли стоит вдаваться в тонкости спора. Тем более, что некоторые из обсуждавшихся статей были опубликованы за -надцать лет до их печатания в сборнике.
2. В рубрике «Кино и фантастика» напечатана обзорная статья Мацея Паровского“Mistrzowie kina sięgają po fantastykę/Мастера кино прибегают к фантастике" (стр. 8—10). Основная теза статьи: подлинные творцы (не о ремесленниках речь) прибегают к этой самой фантастике не столько для того, чтобы развлечь зрителя, сколько для более отчетливого выражения своего отношения к тем или иным острым проблемам, тревожащим человечество.
3. Здесь же Аркадиуш Гжегожак в небольшой заметке “Fantastyka I Oskary/Фантастика и «Оскары»” подсчитывает таковые трофеи фантастических фильмов (стр. 9).
4. В рубрике «Фантастические саундтреки» Бартек Свидерский анализирует звуковую дорожку фильма “Twelve Monkies” (1995) (стр. 10).
5. В рубрике «Библиоофил--Киноман» Мацей Паровский в статье “Piąty znaczek z Einsteinem/Пятая марка с Эйнштейном” рассматривает фильм режиссера Джона Ву “Paycheck” (США, 2003), поставленный по одноименному рассказу Филипа Дика (1953, “Imagination”, June) (стр. 11).
6. В рубрике «Среди фэнов» размещен репортаж Якуба Новака“Krakon 2004” (стр. 12).
Ну что ж – осталось дорассказать о ПОЛЬХЕ всего ничего: то, что можно объединить под шильдочкой «И другое»…
Внимательный читатель этого блога (этой части блога) припомнит, вероятно, что немецкие издатели заинтересовались ПОЛЬХОМ, пролистав его научно-фантастический комикс “Spotkanie/Встреча”, опубликованный в самом первом номере журнала “Relax” (1976, 100 тыс. экз.).
Надо сказать, что, помимо прочего, это был первый польский комикс, в котором показана обнаженная женщина…
В 1982 году ПОЛЬХ завершил работу над великолепным альбомом “Rycerze fair play/Рыцари fair play” (спортивная тематика, заказ UNESCO), говоря о котором, знатоки особенно восхищаются сценой автомобильной аварии и находят портретное сходство одного из главных героев комикса с Фанки Ковалем. Альбом, однако, был издан только в 1986 году стараниями издательства “Sport i Turystyka”, которое вскоре после этого развалилось.
Серия “Tomek Grot/Томек Грот” (собственно, «в девичестве», “Jan Tanner”) – очередная попытка ПОЛЬХА всплыть на немецком рынке. Речь шла о цикле научно-фантастических радиоспектаклей, изданных в 1980–1989 годах в ФРГ на магнитофонных кассетах. К некоторым из кассет прилагались короткие комиксы, за которые нес ответственность как раз БОГУСЛАВ ПОЛЬХ. На эти комиксы и сейчас можно глянуть на страничке jantenner.net. Однако на польском языке был издан только самый первый альбом (из по меньшей мере трех готовых к изданию) – “Pościg/Погоня” (1989, изд. “AS Editor”).
Стараниями фэнов были неофициально изданы и следующие два альбома: “Czerwona gora w ogniu/Красная гора в огне” и “Woda Szaleństwa/Вода Безумия”. Примитивный сценарий, но волшебная рука ПОЛЬХА – хотя бы ради этого стоит познакомиться с работой.
“Upadek bożków/Падение божков” – короткая новелла по сценарию Мацея Паровского, подготовленная для выставки, посвященной падению коммунизма, была опубликована в посвященной этой выставке антологии “Breakthrough” (1990, английский язык), которая была издана также в нескольких других странах и на нескольких других языках.
На польском языке новелла впервые появилась в журнале “Krakers” (2000, # 2 (12), Wyd. “Michaś potrafi”).
«Журнал настоящих мужчин “Kron”» (или, как о нем пишут, эфемерный журнал “Kron”), главным редактором которого выступал БОГУСЛАВ ПОЛЬХ, был оригинальной попыткой обойти польское законодательство, запрещающее рекламу алкогольных напитков в печати. Были изданы лишь два номера журнала – # 1 (1999, Wyd. “Kron”, 60 тыс. экз.) и # 2 (2000, Wyd. “Kron”, 60 тыс. экз.).
В первом номере размещены лишь несколько панелей ПОЛЬХА одноименного комикса, а вот во втором появилось начало шестого тома комикса по Дэникену (“Ostatni rozkaz”), который в полном объеме был напечатан в Польше только в 2003 году. Журнал, увы, дал дуба после издания этих двух номеров. И таки да, в одном из кадров панели ПОЛЬХА была нарисована торчащая из кустов ракета с надписью “Made in Poland”; напомню, что о краже ракеты из оружейной фабрики MESKO в г. Скаржиско-Каменной долго и сильно шумела пресса в 1999 году.
“Skarb z Fortu Gercharda – Tajemnice stryja Bonawentury/Сокровище из Форта Герхарда – Тайна дядюшки Бонавентуры” (2015) – в годы гитлеровской оккупации один из героев комикса, дядюшка Бонавентура, бывший варшавский повстанец, спрятал в стенах крепостного укрепления в Свинемюнде (ныне Свиноуйсцье) некое сокровище. В нынешние времена его пытаются разыскать молодые люди, воодушевленные рассказами ветерана.
“Relax. Antologia opowiadań rysunkowych” (2016, # 1, сер. “Klasyka Polskiego Komiksu”, wyd. “Egmont”) – перепечатан комикс “Spotkanie”.
“Memoria e narrazione. Il fumetto storico polacco/Память и рассказ. Польский исторический комикс” (2016, итальянский язык, изд. “BWA Jelenia Góra”) – каталог итальянской выставки, в который включена новелла “Upadek bożków” (см. выше).
“100 na 100. Antologia komiksu na stulecie odzyskania niepodliegłośi/100 на 100. Антология комикса к столетию обретения независимости” (2018, изд. “WSiP”) – в томе напечатана новелла по сценарию Мацея Паровского“Pod Radzymin i z powroten/Под Радзимин и обратно”.
“La bande dessinee polonaise au SObD á Paris/Польский комикс на SoBD в Париже” (2019, изд. “BWA Jelenia Góra”) – каталог польской части на французской выставке в Salon de la bande dessinee au Coeur de Paris в декабре 2019 года, в которую (часть) включены были работы ПОЛЬХА.
“Aukcja komiksu I ilustracji/Аукцион комикса и иллюстрации” (9 апреля 2019, DESA [Dom Aukcyjny “DESA Unicum”] # 12) – каталог аукциона — обложка, биограмма, фотография, копии выставленных на аукцион рисунков.
“Aukcja komiksu I ilustracji” (2 июня 2020, DESA [Dom Aukcyjny “DESA Unicum”] # 14) – каталог аукциона — обложка, биограмма, фотография, копии выставленных на аукцион рисунков.
Плюс обложки книг Анджея Сапковского, Яцека Дукая, Эугенюша Дембского, антология “Trzynaście kotów/Тринадцать котов”, журнальные иллюстрации к новелле Марека Орамуса и др.
облако тэгов
