Добрый день, коллеги, друзья, жители ФанЛаба, вашему вниманию предлагается перевод книги Сони Грин "The Private Life of H. P. Lovecraft" (https://fantlab.ru/work708888).

Сразу оговорюсь, что перевод выполнен с издания на французском языке. Потому что данную книгу на языке оригинала, которую можно назвать брошюркой, я так и не смог найти и скачать в электронном виде, а покупать печатную версию, которая стоит как космолёт, меня жаба задавила) Но если кто-нибудь когда-нибудь будет держать в руках оригинальное издание, сделаем перевод и с него.

Возможно, что те, кто читал биографии Лавкрафта за авторством Л. С. де Кампа, С.Т. Джоши, Г. Елисеева или работу Мишеля Уэльбека, не обнаружат в книге Сони Грин для себя ничего нового, однако, я считаю, что всё, что касается жизни и творчества Г.Ф.Л. должно быть переведено на русский язык.

Частная жизнь Г. Ф. Лавкрафта (часть 1)

Говард Филлипс Лавкрафт родился 20 августа 1890 года в Провиденсе, штат Род-Айленд. Его отец, Уинфилд Скотт Лавкрафт, работал торговым представителем ювелирной компании «Горхэм». Мать, Сьюзан Филлипс, была дочерью Уиппла Филлипса, родившегося и выросшего в Род-Айленде. Мистеру Филлипсу принадлежала значительная доля недвижимого имущества в Провиденсе и его окрестностях, и в те годы он был очень успешным человеком.

После рождения Сьюзи, второй дочери мистера Филлипса, на свет появился мальчик, который умер в младенчестве, и таким образом в семье Филлипсов не осталось наследников мужского пола [Примечание С.Т. Джоши: Эдвин Э. Филипс, умер в 1918 году в возрасте 60 лет, а не в младенчестве]. Из трёх дочерей старшая, Лилиан, вышла замуж за доктора Франклина Кларка, который умер, когда Говард был ещё маленьким мальчиком [Примечание С.Т. Джоши: доктор Кларк умер 26 апреля 1915 года]. Самая младшая, Энни, вышла замуж за мистера Гэмвелла, бывшего издателя и владельца «Кембридж Трибьюн».

Говард однажды сказал мне, что Филиппсы происходили из древнего аристократического образованного и культурного рода, среди его предков были судьи, священники, меценаты и профессора. Один из его предков был морским офицером и участвовал в Американской революции, а другой – находился среди подписавших Декларацию независимости [Примечание С.Т. Джоши: Стивен Хопкинс, губернатор Род-Айленда, находился в родстве с Г.Ф. Лавкрафтом через Уиппла Филлипса]. Морского офицера, прямым потомком которого являлся Говард Лавкрафт, звали Абрахам Уиппл, его портрет точно иллюстрирует, как мог бы выглядеть Говард в 1775 году. Говард однажды показал мне рассказ о своём предке в одной из своих книг, название которой я не могу вспомнить. Я пыталась найти о нём информацию в библиотеке на 5-й Авеню. Единственный след, который мне удалось обнаружить – первый том словаря американских биографий. «Абрахам Уиппл, участник Американской революции, морской офицер, родился в Провиденсе, Род-Айленд, 16 сентября 1733 года» и т.д. Дед Говарда происходил от этого предка, отсюда же и его имя Уиппл. Бабушка Говарда была двоюродной сестрой мистера Филлипса. Когда «дедуля» и «бабуля» (как их называл Говард) умерли, всё, что осталось от их наследства, было доверено семейному нотариусу.

Во время нашей свадьбы Говард сказал мне, что у них осталось около 20 тысяч долларов, и это всё, что у них есть до конца жизни, у него и двух его тётки. Его кузен, Филлипс Гэмвелл, умер за несколько лет до того, как я встретила Говарда [Примечание С.Т. Джоши: Ф. Гэмвелл умер 31 декабря 1916 года].

Дом Филлипсов в Провиденсе представлял большое двухэтажное здание, находившееся в самом центре Энджелл-стрит. Когда им пришлось продать его, дом превратился в медицинское учреждение. Они продали этот пятнадцатикомнатный особняк, потому что их доходы резко снижались, и вместе с несколькими слугами, переехали в дом № 598 по Энджелл-стрит.

Однажды Говард сказал, что, несмотря на свой юный возраст в то время, он сильно сожалел о продаже дома, и в течение многих месяцев ходил к нему каждый день и сидел на ступеньках крыльца. Ведь это был его дом!

Во время моих поездок в Провиденс перед нашей свадьбой миссис Гэмвелл и Говард повели меня посмотреть старый семейный дом, с его красивыми и обширными лужайками, большими хозяйственными постройками и конюшней (это было до того, как дом был перестроен в современное здание), а к трём фасадам вплотную приткнулись соседствующие дома. С выражением великого сожаления и уязвлённой гордости миссис Гэмвелл показала мне кольцо для привязи лошадей, и с нежностью положила на него руку. Наступил вечер, и я уже не могла отчётливо видеть её лицо, но когда она повернула голову, мне показалось, что слёзы выступили на её глазах.

Говард часто рассказывал мне, как в Рождество слуг приглашали в «гостиную», и они вместе с семьёй пели рождественские колядки, а потом дедушка Филипс дарил каждому из них конверт с щедрым чеком в подарок. «Как я был счастлив на этих семейных сборищах! Присутствовали повар, садовник, который также был кучером, горничная и конюх». Дедушка жал им руки и желал счастливого Рождества. Всё происходило, когда Говард был маленьким ребёнком. Вот такая у него была отличная память!

Со временем Говард привык к маленькому пятикомнатному домику на Энджелл-стрит. Он жил в нём, пока не женился, и со временем Говард полюбил его. Когда он стал мужчиной, то чувствовал к дому даже более глубокую привязанность и назвал № 598 «благословенным жилищем».

Однажды он показал мне вышивку, которую в конце прошлого века принято было делать молодым девушкам из хорошего общества.

В те времена среди матерей также было модно изготавливать «приданное» для своих дочерей ещё до их рождения, и когда жена Уинфилда Скотта Лавкрафта ждала первенца, она надеялась, что это будет девочка; но сохранила приданное даже после рождения мальчика. Таким образом, «приданное» продолжало постепенно формироваться, чтобы в один прекрасный день его можно было передать жене Говарда. В возрасте трёх лет причёска Говарда состояла из белокурых локонов, которой гордилась бы любая маленькая девочка. Они сохранили эти кудри. Говард показывал мне остриженные локоны. Он ходил с длинными волосами до шести лет. Но затем Говард запротестовал и добился, чтобы их остригли, мать отвела его в парикмахерскую и горько плакала, пока «безжалостные» ножницы отделяли волосы от его головы. Видя белокурые локоны и бездонные карие глаза, прохожие останавливались, чтобы полюбоваться этим прекрасным ребёнком. Он показал мне фотографию в возрасте трёх лет и сказал: «Посмотри, какой я был и такой стал теперь...». Все эти фотографии маленького мальчика показывают открытого и симпатичного ребёнка. Он считал, что на формирование его весьма своеобразной физиономии повлияли два происшествия: первое, когда он был пятнадцатилетним или шестнадцатилетним подростком, гоняясь с товарищем на велосипедах, он упал и сломал нос; второе, связано со всеми теми ночами, которые он провёл, глядя на звёзды в телескоп, когда был увлечён астрономией. Я приняла и то и другое за свидетельство тонкого юмора Говарда.

Говард был очень похож на свою мать. У всех членов его семьи имелся массивный, с выступающей вперёд челюстью подбородок. Даже у женщин, хотя и меньшего размера. И у них у всех была эта чрезвычайно тонкая верхняя губа.

Достигнув определённого возраста, Говард не учился в школе, куда обычно отправляли детей. Мать научила его читать и писать, а когда пришло время отправить его в частную школу, он уже знал всё, что было нужно. Так как у него отсутствовала крепкая конституция и здоровье, он не присоединялся к другим детям в их играх. Данный факт, как никакой другой, я считаю, ответственен за замыкание ребёнка в своём мире. Обладая преждевременным для своего возраста интеллектом, и чрезвычайно чувствительной и творческой натурой, и отсутствием компаньонов, он обратился к книгам, которые обычно читают в гораздо более позднем возрасте.

Даже в те времена, как он говорил мне, у него имелась страсть к таинственными историями. Эдгар Аллан По очаровал его. «Убийство на улице Морг» стало его любимым (по крайней мере, в ту пору его детства) произведением. У его деда была библиотека, состоящая из более чем двух тысяч книг, когда они жили в большом доме на Энджелл-Стрит, но после смерти «дедули», когда они переехали в 598, им пришлось продать много книг, потому что для них не было места.

Из-за сильных нервных расстройств его пришлось забрать из школы и нанять для него наставника. Через несколько лет, когда нервные проблемы разрешились, он вернулся в школу. Но, похоже, университет стал бы для него мучением. Однако, как мне кажется, его знания были гораздо более глубокими, чем у большинства студентов.

Он стал заядлым читателем и прекрасно разбирался в любой теоретической или абстрактной теме. Более того, его знания настолько превосходили знания других студентов, что его письма ко многим журналистам-любителям, с которыми он переписывался, становились настоящей энциклопедией знаний на все возможные темы. Фактически, эти письма побуждали многих писателей-любителей встать на путь литературы. Одно из них было включено в учебник для 7-го класса, издателем МакМилланом [Примечание С.Т. Джоши: Выдержка из письма к Морису Мо, была напечатана в «Junior Literature», Нью-Йорк, МакМиллан, 1930, 1935.].

По мере того, как он становился старше, развивался его страстный интерес к очень старым домам. В Провиденсе жил молодой художник, чьи рисунки старых домов регулярно появлялись в любимой газете Говарда. По-моему, это был «Провиденский вестник». Каждый раз, когда один из этих рисунков опубликовался, он отправлялся на поиски оригинала и исследовал окрестности, в которых находился особняк. Это, в сочетании с его вкусом к таинственным историям, составляло ядро его вдохновения для рассказов ужасов, которые он сочинял. Его последние рассказы показывают художественную зрелость, с которой нельзя сравнить то, что он написал в ранние годы. Его любовь к странному и таинственному, по-моему, родилась из абсолютного одиночества.

Он никогда не интересовался собаками – «они мне нравятся, когда сидят на своих местах», – говорил Говард, – но он обожал лошадей; в то время как кошки были «людьми», представлявшими для него особый интерес. Я думаю, что он любил кошачьих братьев больше, чем человечество. На самом деле, я могу засвидетельствовать данное обстоятельство без преувеличения. Думаю, это факт, он ненавидел человечество. Однажды он сказал мне: «Гораздо важнее знать, кого ненавидишь, чем знать, кого любишь». И что лучше быть мёртвым, чем живым, а лучше всего было бы не рождаться. Хорошо бы остаться в этом счастливом состоянии небытия до рождения [Примечание С.Т. Джоши: афоризмы взяты из произведения «Ницшеанство и реализм». Примечание редактора: текст, составлен Соней Хафт Лавкрафт из отрывков писем ГФЛ.].

Недавно я прочла эссе Пола Кука «В память о Говарде Филлипсе Лавкрафте». Это действительно добротное исследование и восхваление жизни достойного человека, но, эссе содержит многие ложные представления о личной жизни Говарда Филлипса Лавкрафта, которые я хочу исправить; в частности, ошибочные представления о периоде с 1921 по 1932 год, о котором ни мистер Кук, ни кто-либо ещё ничего не знают. Существует также много неверных представлений или ошибочных наблюдений в воспоминаниях о Лавкрафте в Род-Айленде, в части историй о нём приведённой миссис Клиффорд Эдди, о которой я часто слышала, её упоминал Говард, но которую я никогда не встречала.

И поскольку они носят очень личный характер, то, извинившись перед мистером Куком и миссис Эдди, я восстанавливаю факты для всех, кто без злого умысла сбился с пути, не используя мои воспоминания о Говарде и непосредственные факты, опираясь лишь на слухи и догадки.

Первые инциденты его жизни, о которых мне рассказывал сам Говард, и о которых не так-то просто рассказать другим людям. И другие инциденты, о которых я расскажу по собственному опыту, пока я была его женой.

Именно по этим причинам и в соответствии с задумкой я расскажу подлинную историю личной жизни Говарда Филлипса Лавкрафта, и описания, которые вы найдёте на этих страницах, вероятно, будут отличаться, и являться гораздо более достоверными, чем в других биографиях.

На странице 14 своей прекрасной хвалебной речи мистер Кук взял на себя ответственность записать сказанное информаторами, которые злоупотребляли правдой: «Когда Лавкрафт жил в своей комнате на Клинтон-стрит в Бруклине, его жена в изобилии удовлетворяла его потребности». Когда мы с Говардом поженились, я приветствовал его как моего мужа в своём скромном, но уютном доме на Парксайд-авеню в Бруклине. Я считала его гением, и чтобы освободить его от ответственности, я сама вела домашнее хозяйство и все расходы. Его тётки, управлявшие семейным наследством, присылали ему 5 долларов в неделю на карманные расходы; хотя в этом не было особой необходимости, да и Говард не нуждался в большем, я же позаботилась о том, чтобы он получил всё, что я смогу заработать.

В течение нескольких лет, после того как я вышла замуж, я получала высокую зарплату руководителя в известном женском модном заведении на Пятой авеню. Моя зарплата приближалась к 10 000 долларов в год. Я оплачивала все расходы не только с момента нашего брака, я старалась обеспечить ему комфорт и удобство даже во время его пребывания в Провиденсе, снабжая его столькими марками, сколько ему было нужно для его объёмной почты, не только для писем, которые он отправлял мне, но и для всей его переписки с другими членами любительской прессы. И часто, на его день рождения или другие праздники, я посылала ему деньги под предлогом или оправданием, того, что не знаю, что ему купить, и он принимал эту «незначительную сумму», чтобы приобрести то, что ему больше всего хотелось, а мои комплименты и наилучшие пожелания сопровождали подарок, и так далее.

После замужества мне пришлось согласиться на хорошо оплачиваемую работу, но за пределами Нью-Йорка, и я предложила, что один из его друзей, может пожить с ним в нашей квартире, но его тётки считали, что, отправляясь раз в три-четыре недели за покупками для моего работодателя, нам лучше было бы найти студию, достаточно большую, чтобы я могла хранить свои вещи, и где Говард мог бы устроить свой книжный шкаф и мебель, которую он привёз из Провиденса. Он очень любил эти старинные вещи из своего дома в Род-Айленде. Так как не хватало места для моей современной мебели и его антиквариата (многие вещи были в плохом состоянии), за которые он цеплялся с болезненным упорством, чтобы угодить ему, я бы рассталась со своей самой ценной мебелью. Я продала её за смешную сумму, но это позволило ему жить, насколько это было возможно, в окружении привычной атмосферы. Поэтому мы решили поселиться на Клинтон-стрит, которую я оплачивала в меру своих возможностей. Я не только каждую неделю посылала ему чек, но и каждый раз, когда возвращалась в город, оставляла ему достаточно денег, чтобы Говарду не приходилось отказываться от еды или чего-либо ещё, в чём он нуждался.

Когда я раскритиковала его десятилетнее пальто, он возразил, что его ещё вполне можно носить. Я ответила, что бедный старьёвщик живущий вниз по улице, нуждается в нём больше; поэтому мы отправились к модному портному, где я выбрала для него пальто, которое более соответствовало вкусам джентльмена, нежели старое. Я также настояла, чтобы он приобрёл новый костюм, который выглядел бы лучше, чем тот, который он носил. И перчатки, и прилично выглядевший бумажник, потому что мне не нравился его старомодный тонкий кошелёк для мелочи. Похоже, ему совсем не понравились эти перемены.

Он был очень осторожен и экономил деньги, которые я ему давала. Единственные деньги, которые он потратил на меня из тех, что заработал, – это средства, которые он получил за потерянную рукопись Гудини, которую Говард случайно оставил на вокзале, ожидая поезд, который отвёз нас в Нью-Йорк накануне нашей свадьбы. Именно я настояла на том, чтобы потратить только половину этих денег на обручальное кольцо, его щедрость возобладала, и Говард настоял на том, чтобы у будущей миссис Лавкрафт было самое красивое обручальное кольцо, инкрустированное бриллиантами, даже если его цена истощила все средства, которые он заработал на редактуре рукописи. Я считала покупку слишком дорогой и щедрой, но Говард уверил меня, что денег будет гораздо больше; увы, этого так и не произошло, за исключением крошечных чеков, которые он получал после публикации рассказов, не очень часто, в журнале «Виэрд Тэйлз».

Мне также жаль, что приходится упоминать о том, что его тётушки не пожелали зафрахтовать грузовик, чтобы отправить вещи Говарда из Провиденса. Поэтому я специально поехала с ним в Провиденс, чтобы помочь ему собрать вещи и привести все дела в порядок перед отъездом. И моими деньгами был оплачен его переезд в Нью-Йорк, включая его билет.

Можно сказать, что Говард снова стал человеком, не потому, что выковал себя в огне, а благодаря моему терпению и любящей заботе.

Если б в какой-то момент у него кончились деньги, я б об этом не узнала; но пока он был моим мужем, я следила за тем, чтобы его содержание обеспечивалось моими доходами. Из доходов от наследства, его тётки должны были присылать ему 15 долларов в неделю, но за то время, что я была с ним, они присылали ему только 5 долларов, да и то не регулярно.

Я отметила, что если они не захотят посылать ему вообще какие-либо средства, это не застигнет его врасплох, потому что я с удовольствием буду обеспечивать его до тех пор, пока он не будет в состоянии твёрдо стоять на ногах, и я была уверена, что однажды он будет зарабатывать больше, чем я. «Когда-нибудь ты вернёшь мне всё с процентами, я уверена». Это заявление нас обоих очень рассмешило.

Хотя однажды он сказал, что любит Нью-Йорк и что отныне он будет его «приёмным городом», вскоре я обнаружила, что Говард ненавидит его, особенно его «чужеземные орды». Когда я протестовала, и говорила, что я одна из них, он отвечал, что я «больше не имею ничего общего с этими полукровными ублюдками». «Теперь ты миссис Лавкрафт из дома 598 по Энджелл-Стрит, Провиденс, штат Род-Айленд».

Мистер Кук не упоминает о том, что у Говарда во время пребывания на Клинтон-Стрит была жена, которая зарабатывала деньги и очень заботилась о нём, возможно, потому что мистер Кук этого не знал, а Говард неохотно делился рассказами о собственной личной жизни. Но Мортон, Лавмэн, Белнап Лонг и его отец знали, что я помогаю Говарду всеми возможными способами, в том числе и перепечатыванием потерянной рукописи. Это не «публичная стенографистка» переписывала рукописные заметки Говарда для рукописи Гудини. Только я одна могла прочесть эти наполовину стёртые и перечёркнутые значки. Я медленно читала их, в то время как Говард набирал текст на позаимствованной в конторе Филадельфийского отеля пишущей машинке, за этим делом мы провели день и ночь, восстанавливая драгоценную рукопись, чтобы уложиться в установленные типографией сроки. Когда мы закончили, то были так утомлены и измучены, что не могло быть и разговоров о медовом месяце или о чём-то ещё. Но я бы ни за что на свете не подвела Говарда. Рукопись была опубликована вовремя.

В годы, предшествовавшие нашему браку, я делала всё, что мне заблагорассудится с собственными деньгами, и сама принимала решения. Когда Говард вошёл в мою жизнь, я полностью отошла от дел и переложила на него все бытовые вопросы и проблемы, даже не потрудившись снять или свести к минимуму некоторые из его комплексов. Даже когда дело касалось моих собственных денег, я не только советовалась с ним, но и пыталась заставить его почувствовать себя «главным».

Я хотела, чтобы он поехал со мной туда, где я должна была находиться, чтобы зарабатывать на жизнь, но он сказал, что ненавидит саму мысль жить в городе на Среднем Западе, и предпочитает остаться в Нью-Йорке, по крайней мере, там у него было несколько друзей (он ненавидел заводить новых друзей, но он был предан тем, кто у него был). Такое решение было принято в студии на Клинтон-стрит, которое поначалу ему, похоже, понравилось. Он восхищался старой и живописной частью Бруклина; когда он увидел толпы людей в метро, на улицах, в парках, то начал ненавидеть их, и очень страдал от своей злобы. Он говорил в основном о семитских народах. Он назвал их «крысомордые азиаты с маленькими глазками». Да и вообще все иностранцы для него были «ублюдками».

Однажды вечером, когда он и, я думаю, Мортон, Сэм Лавмэн и Рейнхарт Кляйнер ужинали в ресторане недалеко от Коламбия-Хайтс, туда вошла кучка крепких, шумных мужчин. Говард был настолько возмущён их грубым поведением, что воспоминание об этой встречи изобразил в рассказе «Кошмар в Ред-Хуке». Одной этой истории достаточно, чтобы проиллюстрировать его растущую ненависть к Нью-Йорку – ненависть, которая служила колыбелью его тоски по дорогому Провиденсу.

В большинстве книг о Лавкрафте никакие факты о нём, его отце или матери не скрываются, так почему бы не поведать грустную, но важную правду об отношении Говарда к евреям, чернокожим и иностранцам?

Он ненавидел всё новое и незнакомое; будь то одежда, город, лицо. И всё же, как только он привыкал к новизне, сначала принимал её с неохотой, а затем принимал полностью.

Я отлично помню тот день, когда отвела его к портному, как он протестовал по поводу нового пальто и шляпы, которые я уговорила его купить и носить. Он взглянул на себя в зеркало и запротестовал: «но, дорогая, это слишком стильно для «Дедули Теобальда», совсем не похоже на меня. Словно я один из этих модных денди». На что я ответила: «Не все мужчины, которые одеваются модно, обязательно являются денди».

Я уверена, что он был счастлив, когда пальто и новый костюм, купленные в тот день, были позже украдены. И он не избавился от своего старого костюма и пальто. К счастью, он снова мог их надеть.

Деньги, которые я ему давала, он тратил в основном на книги, которые покупал для меня или своих друзей, плюс он давал из братского чувства товарищества собственные деньги издателям-любителям, которое присылали ему сладкоголосые письма. Он посылал им деньги, и никто ничего не знал об этой щедрости, кроме его, меня и получателя.

Говард рекомендовал одному из них отредактировать мою «Радугу» [фэнзин Сони Грин «The Rainbow»], но тот хранил рукопись в течение года, оправдываясь, что издатель не хочет её печатать. Редактор попросил меня в качестве особого одолжения выслать ему всю сумму, которую он возьмёт за работу, потому что его жена больна и ему нужны деньги на врача и лекарства. Я отправила деньги, но «Радугу» в конце концов, пришлось издавать в Бруклине. Говарду было так стыдно за этого человека, что он отказался, чтобы я написала, требуя вернуть мои деньги.

Продолжение здесь — https://fantlab.ru/blogarticle71256

Добрый день, уважаемые друзья, коллеги, жители ФантЛаба!!

В преддверии Нового года и создания новогоднего настроения, предлагаю вспомнить обложки замечательного журнала научной фантастики «Гэлакси», проиллюстрированные Эдом Эмшвиллером в 50-х годах прошлого века.

24 декабря 1910 года в городе Чикаго, Иллинойс, США родился будущий американский писатель-фантаст Фриц Ройтер Лейбер-младший.

Давайте вспомним, его жизненный путь, а в этом деле нам помогут фотографии.

Небольшая биографическая статья про Фрица Лейбера — https://trv-science.ru/2020/12/fric-lejbe...

9 ноября 2020 г. умер Жозеф Альтерак (Joseph Altairac), французский литературный критик и эссеист, многие работы, которого были посвящены исследованию и истории научной фантастики.

Вашему вниманию предлагается перевод статьи Жозефа Альтерака о творчестве Фрэнка Рудольфа Пауля, заслужившего неформальный титул «Отца фантастической иллюстрации».

Фрэнк Рудольф Пауль

У истоков современной научной фантастики

Научная фантастика и то, чем она сегодня является, к добру или худу, но за это мы должны благодарить Хьюго Гернсбека (1884-1967).

Невзрачный люксембургский эмигрант, приехавший в США, первым задумал создать научно-фантастический журнал (он же придумал термин «научная фантастика»).

Гернсбек, увлечённый всем, что касалось технического прогресса, начал издавать научно-популярные журналы, такие как «Modern Electrics» (1908, первый журнал, посвящённый радио), который позже был переименован в «Radio News» и «Electrical Experimenter», а затем в «Science and Invention».

В 1923 году выходит специальный научно-фантастический выпуск «Science and Invention», который приобретает большой успех. Затем Гернсбек решает создавать журнал, полностью посвящённый этому новому литературному жанру, и в апреле 1926 года, заветной исторической дате всех любителей научной фантастики, выходит первый номер «Amazing Stories».

Рассматривая некоторые из первых номеров журнала (который, не будем забывать, продолжает выходить и сегодня), нетрудно представить, в какой шок они должно быть повергали читателя того времени. В правду, журнал очень примечателен: гигантский формат (29,5 х 21,5), бросающийся в глаза заголовок с крупной надписью, роскошная цветная обложка, которая каждый месяц демонстрировала ошеломляющую сцену из жизни будущего... ничто не упущено, чтобы привлечь внимание потенциального покупателя. Но кто был автором тех иллюстраций, которые до сих пор вызывают возгласы восхищения у истинных ценителей? Фрэнк Р. Пауль (1884-1963), ещё один эмигрант, приехавший из Австрии и работавший чертёжником в «Jersey Journal» до того, как Гернсбек нанял его для «Electrical Experimenter». Отныне имена Пауля и Гернсбека стали раз и навсегда связаны с истоками современной научной фантастики.

Искусство Фрэнка Р. Пауля

Как и в случае с другими известными иллюстраторами научной фантастики (например, Вёрджилом Финлеем в США, Брантонном или Дрюйе во Франции), иллюстрации Пауля узнают практически с первого взгляда. Образование архитектора находит отражение в его грандиозных композициях городов будущего (например, «Город будущего» для обложки апрельского номера 1942 года «Amazing Stories» или иллюстрации к «The Moon Doom» Эрла Л. Белла в квартальном зимнем номере «Amazing Stories» 1928 года) и его гигантские космические корабли (обложки «Air Wonder Stories» августа 1929 года, «Science Wonder Stories» ноября 1929 года или «Wonder Stories» августа 1933 года).

В работах Пауля присутствует чувство монументальности, и он выказывает машинам будущего необычайное величие. Крошечные человеческие силуэты, которыми он иногда окружает машины, только усиливают впечатление мощи.

Ещё одной особенностью его искусства является удивительное использование тёплых цветов, которые резко усиливают композиции. Как не быть очарованным блистательным изображением, с обложки ноябрьского номера «Wonder Stories» 1934 года, иллюстрирующими «Одну доисторическую ночь» Филипа Баршофски? Эта сцена битвы между динозаврами и инопланетянами под красным небом незабываема.

Хотя эти качества буквально бросаются в глаза, недоброжелатели Пауля, однако, не упускают случая подчеркнуть его недостатки. Некоторые обвиняют его творчество в заурядности и простоте. Конечно, данные аргументы не выдерживает критики: мы находимся в области популярного искусства в прямом смысле этого слова, которое обитает в области фантастической литературы. Как бы то ни было, Брэнтонн и Старас обвиняют его в одном и том же недостатке. Если не приложить минимум усилий и не ощутить «чувство чуда» любителей научной фантастики, то, конечно, нельзя оценить эту «заурядность» по достоинству.

Ещё один распространённый упрёк Пауля состоит в том, что он не может изображать персонажей, которые не похожи на манекены или обладают достаточной выразительностью. Данная критика более серьёзна. Правда, в некоторых его рисунках персонажи отличаются неестественной жёсткостью. Но вместе с тем следует заметить, с одной стороны, что Пауль сознавал эту слабость, а с другой, что тема большинства его иллюстраций сосредоточена на машине, а не на человеке.

Заметим также, что в его черно-белых иллюстрациях персонажи часто прорисованы более живо и аккуратно, и, в конечном счёте, он не так плох, как желают представить это критики. Мы без труда найдём изображения людей, которые не лишены элегантности (например, иллюстрации к «Лунной заводи» Мерритта в майском, июньском и июльском номерах «Amazing Stories» 1927 года). Широко известная обложка августовского номера «Amazing Stories» 1928 года также показывает, что Пауль способен верно изобразить персонажа. Мы также увидим, что Пауль имел возможность проявить свои таланты портретиста!

Титан иллюстраций научной фантастики

Фрэнк Р. Пауль заслужил квалификацию добросовестного иллюстратора. Качество его работ практически неизменно, а проделанный труд по-истине титанический. Вспомним, что в первые три года работы над «Amazing Stories», когда журнал возглавлял Гернсбек, Пауль рисовал не только обложки, но и практически все внутренние иллюстрации. И когда Гернсбек покинул руководство «Amazing Stories» в 1929 году, Пауль отправился вслед за ним, чтобы иллюстрировать его новые проекты: «Science Wonder Stories» и «Air Wonder Stories» (которые впоследствии объединятся в «Wonder Stories»), к работам Пауля ещё следует добавить «Science Wonder Stories Quarterly» (который затем станет «Wonder Stories Quarterly») и «Scientific Detective Monthly». Пауль даже напишет портреты авторов произведений этих журналов, хотя как утверждают критики, ему, якобы, было очень трудно рисовать выразительные лица! Одновременно он продолжает работать в научно-популярных журналах Гернсбека. Должность «арт-директора», которую Гернсбек давал ему в разных научно-фантастических журналах, конечно, не была им полностью узурпирована.

Таким образом, в течение десятилетнего периода, с 1926 по 1936 год (год, когда Гернсбек был вынужден продать «Wonder Stories»), Пауль доминирует на сцене научной фантастики.

В этой связи позвольте мне исправить некоторые ошибки, допущенные Марселем Таоном (обычно гораздо более внимательным) в статье «Психоистория научной фантастики», опубликованной в коллективной монографии «Научная фантастика и психоанализ» (Dunod, 1986). Что касается первых номеров «Amazing Stories», Марсель Таон упоминает: «...обложки журналов — пёстрая иллюстрация младенческой сексуальности — девицы в прозрачных космических костюмах, которые позволяли лапать себя мириадами похотливых щупалец». Данное утверждение довольно удивительно! В номерах, которые я держу в руках, а также в многочисленных справочниках по научно-фантастической иллюстрации, мы видим нарисованные Паулем космические корабли, планеты, инопланетян, города будущего, космонавтов, роботов, но очень мало молодых обнажённых женщин. Явно не в ту степь! Далее Марсель Таон утверждает, что: «читатель, просматривающий сборник изданий первых лет журнала «Amazing», не мог не заметить необычайного разрыва между обложкой и содержанием: редакционная политика, обращается к «науке и её чудесам»; иконография к встречам с чудовищами». Сборник Марселя Таона, безусловно, происходит из параллельной вселенной, потому что в нашей Вселенной читатель, напротив, обнаружит, что каждая обложка Пауля для «Amazing Stories» скрупулёзно иллюстрирует текст, опубликованный в журнале! Марсель Таон, вероятно, хотел поговорить о научно-фантастическом чтиве 40-х и 50-х годов в духе «Planet Stories», или «Amazing», которые изобиловали девушками и не всегда заботились о соотношении текстов и того, что представляли обложки, но, конечно, речь идёт не о научно-фантастических журналах, издававшихся Гернсбеком и иллюстрированных Паулем с 1926 по 1936 год. Эти уточнения, которые непосредственно касались Пауля, заслуживают внимания.

После лет научной фантастики Гернсбека, которые можно также назвать годами Пауля, появляются другие иллюстраторы и разгораются споры о превосходстве старого мастера. Приведу лишь несколько известных имён художников палп-журналов: Вессо, Лео Мори, Р. Г. Джонс, Вёрджил Финлей. Но Пауль продолжает предоставлять очень много работ журналам, таким как «Astonishing Stories», «Comet», «Dynamic Science Stories», «Marvel Science Stories» (наконец, с обнажённой женщиной для обложки ноябрьского выпуска 1938 года!) или «Planet Stories».

Пауль как и прежде будет сильно влиять на мир научной фантастики в двух направлениях, о которых следует поговорить более подробно: его работы появляются в серии «Life on Other Worlds/Жизнь на других мирах» с изображением легендарного марсианина, и продолжается сотрудничество в сфере научной фантастики.

Марсианин Пауля

Для «Fantastic Adventures/Фантастических Приключений» Пауль нарисовал великолепную серию цветных обложек «Жизнь на других мирах». Обитатели Венеры в июльском номере 1939 года, жители Меркурия в сентябрьском номере 1939 года и т. д.

Представлена каждая планета Солнечной системы. Но самым известным инопланетянином Фрэнка Р. Пауля, несомненно, является марсианин, который появляется в первом выпуске «Fantastic Adventures», датированном маем 1939 года. В историю вошла сцена, изображённая Паулем, в которой космонавт пожимает руку Марсианину. Все фанаты научной фантастики прекрасно знают, что планета Марс населена этими странными и симпатичными персонажами с гипертрофированными лёгкими (из-за разреженной атмосферы) и втягивающимся хоботообразным носом (из-за холода). Хотя многие из них до сих пор считают, что Марс, который они иногда называют Барсумом, населён четверорукими зелёными гигантами. Но это другая история…

Марсианин Пауля, а также другие инопланетяне, которых он воображал, обладают важной особенностью, они не являются ужасными садистскими монстрами, скорее разумными и цивилизованными существами, что противоречит традиционному образу чудовищного и враждебного инопланетянина. Кстати, на мой взгляд, сильно преувеличено место этого образа в научной фантастике. Здесь, правда, водится много агрессивных монстров, но нетрудно определить и большое количество цивилизованных существ. Это ещё один из тех привычных примеров, которые позволяют повесить ярлык на жанре фантастики, не заглядывая в него слишком глубоко.

Пауль часто повторно использовал своего Марсианина в различных журналах (в том числе и комиксах, «Superwold Comics», под редакцией Гернсбека) и особенно в первом выпуске «Science Fiction Plus».

«Science Fiction Plus»: Лебединая песня

«Science Fiction Plus» являлся последней попыткой Гернсбека вернуть себе прежнее место в мире научной фантастики. Однако, к сожалению, неудачно, так как журнал «Science Fiction Plus» произвёл на свет лишь семь номеров, опубликованных в период с марта по декабрь 1953 года. Тем не менее, они были превосходны, по крайней мере, с графической точки зрения. По существу, в том же формате, что и первые номера «Amazing Stories», журнал предлагал множество великолепных иллюстраций Пауля, а также других талантливых иллюстраторов, таких как Алекс Шомбург, который написал знаменитую обложку первого номера.

Иногда говорят, что иллюстрации Пауля для «Science Fiction Plus» уже не производят былого эффекта, в отличие от его работ в «Amazing Stories» или «Wonder Stories». Я не разделяю этого мнения. Я считаю, что работы Пауля в качестве обложек и внутренних иллюстраций представляют вверх достижений. Марсиане, которые он нарисовал в первом номере, чтобы проиллюстрировать исследование Марса Хьюго Гернсбека, особенно привлекательны. Обложки также удивительны и имеют несколько более абстрактные и аллегорические композиции, чем обычно: The Spirit of Sci-Fi/ Дух научной фантастики, Sci-Fi Explores The Future/Научная Фантастика исследует Будущее, Sci-Fi Views the Cosmos/ Научно-фантастический взгляд на космос…

Как показывает «Science Fiction Plus», великому Фрэнку Р. Паулю, даже в момент завершения собственной карьеры, всё ещё было чем удивить читателя.

Библиография

Есть множество книг по исследованию научной фантастике, в которых особое место отведено Паулю. Ниже небольшой обзор:

На-французском:

Jacques Sadoul, Hier, l'an 2000. Denoël, "Redécouvertes'', 1973. Cet ouvrage a bénéficié d'éditions en langues anglaise et japonaise ; c'est dire sa qualité.

Lester Del Rey, L'art de la science-fiction, 1926-1954. Chêne, 1975.

Brian Aldiss, Science Fiction Graphismes S.F. Ed. Delville, 1976.

На-английском:

Anthony Frewin, 100 years of science fiction illustration. Hart-Davis, MacGibbonPanther, 1975.

David Kayle, A pictoral history of science fiction. Hamlyn, 1976; Tiger Books International, 1986.

David Kayle, The illustrated book of science fiction ideas and dreams. Hamlyn, 1977.

Список иллюстраций:

1. Город будущего, карандашный рисунок Фрэнка Р. Пауля (1931).

2. Иллюстрация для «Возрождения пламени» Кларка Эштона Смита (1931).

3. Иллюстрации в «Amazing Stories», «Приход льдов» Грина Пэйтона Вертенбэйкера (июнь 1926).

4. Иллюстрация в «Wonder Stories» для «One-Way Tunnel» Дэвида Келлера (январь 1935).

5. Иллюстрации в «Wonder Stories» для «Dimensional Fate» А. Л. Бекхолдера (август 1934).

6. Иллюстрации в «Wonder Stories» для «The Metal World» Эда Эрла Реппа (октябрь 1929).

7. Иллюстрация в «Wonder Stories» для «The Time Oscillator» Генри Ф. Киркхема; Путешествие по времени и легендарная цивилизация, увиденная Паулем (декабрь 1929).

8. Иллюстрация в «Air Wonder Stories» для «The Return ofthe Air Master» Эдварда Чаппелоу (март 1930).

9. Женщина борется с роботом на обложке «Wonder Stories».

10. Мужчина тоже борется с роботом на другой обложке «Wonder Stories».

11. «Космическая опера» на обложке «Wonder Stories».

12. Иллюстрация для «In 20,000 A. D.» Ната Шахнера и Артура Лео Загата.

13. Два великолепных портрета жителей других планет, выполненных Паулем для «Фантастических приключений» в 1939 году; с подробной пояснительной запиской, о Марсе и марсианах, и жителях Венеры.

14. Иллюстрация в журнале «Science Wonder Stories» «The Land of the Bipos» Фрэнсиса Флэгга (февраль 1930).

15. Иллюстрация в «Captain Future» для «The Human Termites» Дэвида Келлера (весна 1940).

16. Мужчины, ставшие жертвами робота, на обложке «Wonder Stories».

17. Путешествие в беспокойное место на обложке «Wonder Stories Quarterly».

18. «Космическая опера» на обложке «Science Wonder Stories».

19. Обложка Пауля для номера «Amazing Stories», переиздающего классику Абрахама Мерритта «Лунная заводь» (июнь 1927).

20. Иллюстрация в «Amazing Stories» для «The Blue Dimension» Фрэнсиса Флэгга (июнь 1928).

Перевод с французского языка Александра Речкина, 2020

Роберт Хайнлайн в 1950 году завершил работу над кинофильмом "Место назначения — Луна" и вместе со своей третьей женой — Вирджинией отправился в Колорадо-Спрингс, штат Колорадо, где начал строительство семейного гнёздышка.

В ноябре 1951 года журнал «Популярная Механика» послал редактора (и фотографа) Тома Стимсона (который написал довольно лестную рецензию на «Место назначения – Луна» в 1950 году), чтобы сделать материал про удивительный дом писателя-фантаста.

Статья Стимсона появилась в июньском номере журнала «Popular Mechanics» за 1952 год.

Ниже приведён перевод статьи из журнала с картинками.

Дом, который превращает жизнь в удовольствие

Томас Э. Стимсон младший

страница 1

Жильё будущего? Дом спроектирован писателем-фантастом, который пишет о мире будущего (надпись под верхним фото)

В каком доме будет жить капитан космического корабля во время остановок на Земле?

Пока ещё слишком рано утверждать, хотя, вероятно, дом будет содержать некоторые из особенностей резиденции, только что построенной Робертом Э. Хайнлайном в Колорадо-Спрингс, штат Колорадо.

Хайнлайн — сценарист фильма "Место назначения — Луна" и создатель телепрограммы "Том Корбетт — космический кадет". Его фантастические книги "Зелёные холмы Земли", "Кукловоды" и другие продаются сегодня в книжных магазинах.

Инженерная подготовка даёт Хайнлайну прочную основу для создания произведений о технике космических путешествий, а также помогла в проектировании дома, который сегодня кажется крайне необычным, но в будущем может стать вполне привычным.

Хайнлайн отдыхает на диване, встроенном в интерьер, рядом с приподнятым над полом камином. Обратите внимание на удобный шкаф в изголовье дивана (надпись над нижним фото)

страница 2

На кухне есть всё, чтобы порадовать домохозяйку, в том числе «рабочее место» с телефоном и пишущей машинкой, стол «трансформер» сервируется на кухне, а затем перемещается с помощью колёсиков сквозь стену в обеденную зону до того, как закончится 20-й век.

страница 3

Дом Хайнлайна функционирует самостоятельно с минимумом обслуживания и домашней работы. Дом оснащён климат-контролем, не зависимым от изменений температуры наружного воздуха. Сооружение, в пределах разумного, огнеупорное, устойчиво против термитов и сейсмической активности района. Дом стоит дорого по сравнению с минимальными стандартами, и всё же владелец сэкономил деньги, когда переехал.

Мистер и миссис Хайнлайн хотели иметь уютное, приятное жилище, которое само о себе позаботится. В результате получился одноэтажный дом с плоской крышей, содержащий прихожую, совмещённую гостиную-столовую, кухню, спальню и детскую с раздвижной стеной между ними, кабинет, две ванные комнаты и пристроенный гараж с местом для мастерской.

Это небольшой дом, 1150 квадратных футов [примерно 106,8 кв.м.] жилой площади, рассчитанный на двух взрослых и ребёнка, но с помощью встроенной мебели он может разместить без стеснения семь человек. Встроенные модули являются важной особенностью. Кроме нескольких стульев, пианино и обеденного стола, который передвигается на колёсиках, в доме отсутствует подвижная мебель.

"Встроенная кровать с ящиками для хранения, размещенными под ней, встроенные диваны, которые могут быть преобразованы в дополнительные кровати, и вся остальная мебель встроена прямо в пол", — говорит Хайнлайн. – "Поэтому пространство под ней не нуждается в уборке".

"Отсутствуют ковры и нет какой-либо необходимости в них. Все полы покрыты пробковой плиткой, которая обеспечивает тёплую, удобную и опрятную основу. Здесь нет ни торшеров, ни настольных ламп. Освещение встроено в дом. Общее освещение гостиной обеспечивается трубками с холодным катодом, скрытые в нишах. Они освещают потолок, регулируемые настенные прожекторы расположены во всех рабочих местах и зонах отдыха. Все электрические розетки находятся на высоте бёдер. Мне надоело наклоняться к плинтусу всякий раз, когда я хочу подключить электроприбор".

Световые панели имеют зеркала, которые отражают солнечный свет внутрь дома. За панелями находятся трубки ночного освещения (надпись под верхним фото)

Хайнлайны, после тщательного изучения, сделали конкретные рекомендации для каждого встроенного элемента в их доме (надпись над фото внизу)

страница 4

Диваны можно превратить в двуспальные кровати просто откинув верхнюю половину на пол и накрыв подушками (надпись у верхнего фото)

Без ковров, переносных ламп и подвижной мебели можно сделать генеральную уборку дома всего, примерно, за час.

Дом построен из железобетонных блоков и кирпичной кладки, окрашен снаружи в тёмно-зелёный цвет, компенсируемый широкими панелями блестящей алюминиевой отделки крыши. Внутренние части стен из бетонных блоков открыты и окрашены в светло-зеленый цвет. Внутренние перегородки выполнены из отбеленного красного дерева, обшитого минватой. Та же древесина используется для всех шкафов и встроенной мебели. Все межкомнатные двери раздвижные. Стены кабинета и водонагревательного отделения звукоизолированы. Крыша утеплена.

Плоская крыша не создаёт проблем, даже в стране, где зимой выпадает снег, считает Хайнлайн, если она должным образом укреплена и выдерживает большие нагрузки. Дополнительная прочность крыши позволяет украшать её и использовать в качестве открытой веранды для принятия солнечных ванн. Поверхность крыши состоит из нескольких слоев кровельного битума и гравия с распылённой алюминиевой краской для отражения солнечных лучей. Крыша выступает достаточно далеко за южную сторону дома, чтобы затенить южные окна от летнего солнца, но она пропускает свет в окна зимой, когда Солнце находится ниже на небе. Два небольших световых люка, которые открыты днём и ночью, освещают кабинет и небольшой зал. Каждое окно в крыше содержит пару люминесцентных ламп, которые обеспечивают непрямое освещение в вечернее время. Верх и низ каждого люка в крыше выполнены из полупрозрачного стекла, а нижняя рама откидывается для доступа к осветительным трубам. Внутренние части мансардных окон окрашены алюминием для большей эффективности и содержат зеркальные панели, наклонённые так, чтобы отражать солнечный свет снизу, даже когда солнце не находится в зените.

Негабаритная кровать (семь на шесть футов [213х182 см.]) имеет ящики для хранения и столики с каждой стороны изголовья (текст над фото внизу)

страница 5

Мусор отправляется через навесную перегородку в кухонной стене и попадает в мусорное ведро за пределами дома (подпись под левой верхней картинкой)

Музыкальный центр располагается в холле рядом с кабинетом, подключённый к динамикам, которые расположены в каждой комнате, имеет радио и проигрыватель пластинок (подпись под правой верхней картинкой)

В большинстве домов временами бывает слишком жарко или слишком холодно, слишком сквозит или пыльно. Хайнлайн получает именно тот микроклимат в помещении, который ему нужен, благодаря хитроумному расположению кондиционеров и воздуховодов. Во-первых, дом герметичен. Ни одно из окон не может быть открыто. Они с двойным остеклением, на самом деле, с 1/4-дюймовым воздушным пространством между стёклами.

Кондиционер, расположенный рядом с кухней, состоит из газовой печи и электрического вентилятора, оснащённого пылевым фильтром, увлажнителем и рециркулятором для очистки воздуха. Температура регулируется термостатом в гостиной. Воздуходувка работает постоянно. Печь вытягивает 20 процентов свежего воздуха снаружи дома, создавая положительное давление внутри помещения, которое истощается через скрытые вентиляционные отверстия в кухне и каждой ванной. По оценкам Хайнлайна, при постоянной работе воздуходувка потребляет не больше энергии, чем при периодическом использовании. Он планирует добавить электрофильтр в систему, чтобы дополнить уже существующий пылевой фильтр.

Нагретый воздух поступает в ванную комнату по воздуховоду под ванной, согревая ванну и пол (подпись над фото внизу)

В душе, кстати, есть дополнительная насадка для душа на стене напротив стандартного приспособления. Она приводится в действие верхним клапаном, и принимающий душ может быть полит с двух сторон, если пожелает. Дозатор шампуня прикреплён к душевой стенке чуть ниже мыльницы.

Встроенная мебель включает кровать семь на шесть футов с выдвижными ящиками под ней, стенной шкаф для хранения вещей, с набором выдвижных ящиков, комбинированный рабочий стол и письменный стол для пишущей машинки Хайнлайна в его кабинете и его аналог, «рабочее место» в углу кухни для жены писателя. Здесь у неё имеется письменный стол с выдвижными ящиками, книжными полками и плоской крышкой, которая откидывается назад, чтобы открыть доступ к пишущей машинке и отделению для бумаг.

страница 6

В линию вдоль стены кухни расположены плита, раковина и электрический посудомоечный аппарат, автоматическая стиральная машина для белья, сушилка и холодильник. Вместо шкафов для хранения консервов и других припасов используются складские стенки. Такая стена для хранения содержит наборы неглубоких полок, утопленных в стену. Банки стоят в один ряд, не занимая много места, и каждый предмет находится в поле зрения для мгновенного извлечения.

Отнимающая много времени домашняя работа состоит в том, чтобы отнести посуду к обеденному столу перед едой, а затем вернуть её обратно на кухню после приёма пищи. В доме Хайнлайнов обеденный стол вкатывается прямо в кухню, на нём уже расставлены все серебряные, фарфоровые и иные столовые принадлежности и посуда. Затем стол прокатывается через стену в столовую. После еды он снова возвращается на кухню, и миссис Хайнлайн складывает посуду сразу в посудомоечную машину.

Стол проезжает через отверстие в стене и обычно стоит одним концом в обеденной зоне, а другим — на кухне. Раздвижная перегородка, находящаяся над столешницей может быть поднята, чтобы обеспечить свободный доступ к предметам на столе, а дверь внизу открывается, чтобы весь стол мог быть перемещён в обеденную зону.

Другие особенности дома включают радио и музыкальный центр, находящийся в холле, и подключённый к динамикам в каждой комнате. Динамики могут управляться по месту.

В гостиной есть крытая садовая зона с почвой, переходящая в землю сада. Система отопления по периметру сохраняет почву тёплой всю зиму, поэтому нежные растения можно перенести в закрытый сад на холодное время года.

Подсвечиваемые блоки используются для очертания входной двери. Один блок на уровне глаз сделан из прозрачного стекла и имеет зеркало, прикреплённое по диагонали к его внешней стороне, так что миссис Хайнлайн может увидеть посетителя, прежде чем откроет дверь.

Писатель склонен работать до поздней ночи, а на следующее утро спать допоздна, поэтому жалюзи в спальне Хайнлайна сделаны из светонепроницаемого материала. Они вставлены в пазы из листового металла в качестве дополнительной защиты от проникновения солнечного света.

В каждой комнате есть мусорные корзины, но ни одна из них не видна. Они встроены в другую мебель, и всё, что вы можете заметить, — это люк с пружинными петлями.

В доме Хайнлайна много окон, но незнакомец, приближающийся к дому, может видеть только внешний сад и вход. Теневые шпалера по обеим сторонам не дают увидеть с улицы, то что происходит в доме.

Дом стоил чуть больше 20 долларов за квадратный фут. Кажется дорого, но на самом деле это не так. Во-первых, стоимость квадратного фута была бы больше, если бы Хайнлайн построил дом меньшего размера; он упаковал все дорогие кухонные и ванные принадлежности в небольшую резиденцию. Во-вторых, большая часть дома была возведена на заказ, потому что некоторые материалы не были доступны в нужных формах и размерах. Но самое главное, во время переезда у него отсутствовала мебель, которую нужно было бы приобретать.

Вместо того чтобы нанять фургон, он просто совершил пару поездок на собственном автомобиле, чтобы перевезти одежду, еду, посуду, постельное белье и личные вещи в новый дом. Когда вещи заняли уготованные им места, переезд завершился.