* * *

.

Интервью с настоящим сатанистом! Это было интересное и наводящее на размышления журналистское задание. С ним открывалось много возможностей. Я принял это без колебаний. Что за человек Венджер Сатанис? Какими были его мотивы и происхождение? По моему опыту, «Путь Левой Руки» часто привлекает людей с комплексом бога, эгоистично жаждущих власти или негативно амбициозных. Возможно, он не будет таким уж страшным, подумал я про себя. В конце-концов, ему предложили тему для интервью. В каком направлении должна развиваться моя статья? Будут ли заинтересованы люди Культом Ктулху и Венджером Сатанисом? Что могло бы оставить читателей с глубокими мыслями и капелькой любопытства? Хотя это заняло у меня больше времени, чем хотелось, мне удалось выработать направление, показавшееся интересным. После составления списка вопросов я связался с Венджером Сатанисом (Дэрриком Дишоу).

/автор Дж.В.Краковски/

__________________________________________________

Интервьюер: В качестве своего нового имени вы выбрали «Венджер Ас'Нас Сатанис»? Что значит для вас это имя?

Венджер Сатанис: Мне понравилось, как это звучит. «Венджер» (значит «мститель») пришел из мультфильма «Подземелья и Драконы» 1980-ых годов. Мститель – верхом на рогато-крылатом коне, одинокое, высокое, бледное существо в мантии со слугой-демоном Тени — был силой Зла в царстве Подземелий и Драконов. Венджер был похож на Повелителя Ситов из настольно-ролевой игры «D&D» (Dungeons & Dragons). Он был моим любимым персонажем. «Сатанис» — появился из первого документального фильма Антона ЛаВея (Церковь Сатаны). Немного позже я решил добавить второе имя. «Ас'Нас» казался подходящим, это было персидское название карточного покера, берущее свое начало во Франции – «Туз» являлся самой высокой и лучшей картой. В моих жилах течет много французской крови, а в Мифах Ктулху немало арабского влияния. Кроме того, я всегда любил покер, особенно безлимитный «Техасский Холдем». Это то, во что я играю сейчас, и у меня неплохо получается. Это полезно для ума, как шахматы. Даёт ли что-нибудь сочетание «Венджер Ас'Нас Сатанис», когда всё это звучит или пишется вместе? Может, так оно и есть, а может, и нет. Я хотел что-то такое, что подходило бы мне лично и имело определенный энергетический поток.

Интервьюер: Судя по вашему имени, вы последователь сатанизма, практикующий мифологию Говарда Филлипса Лавкрафта (далее ГФЛ). Чем это вас привлекает?

Венджер Сатанис: Раньше я во многом отождествлял себя с Сатанизмом. Я всё ещё думаю, что «Библия Сатаны» — один из величайших оккультных текстов 20-го века. В такие минуты чувствую, что я такой же сатанист, как и христианин, то есть я не совсем тот или другой. Однако Культ Ктулху — это, безусловно, «Путь Левой Руки». Идеи успеха, достижений и прогресса всегда привлекали меня. Не знаю, почему... должно быть, это генетическое. Для тех, кто не знает, практикующий мифологию ГФЛ стремится к Автономии, Власти и Самообожествлению. Я чувствую, что это достойные цели.

Интервьюер: Вы сказали, что практикующий Мифы ГФЛ стремится к Автономии, Власти и Самообожествлению. Как вы думаете, почему у людей есть потребность в этом?

Венджер Сатанис: У некоторых в этом существует потребность. Отдельные люди, например такие как я, обладают сильной, глубоко укоренившейся, неутолимой жаждой Автономии, Власти и Самообожествления. Это у нас в крови. Большинство могло принять это или оставить.

Интервьюер: А другие формы духовности и религии тоже стремятся к этому?

Венджер Сатанис: Нет. Это же не «Путь Левой Руки». Во-первых, для многих это слишком сложно. Что может быть труднее, чем стать подобным Богу? Это значит полностью разрушить себя, пере-программировать, пере-монтировать и перестроить всё, а затем постоянно бросать себе вызов, чтобы идти ещё дальше. Я уверен, что многие религии считают идею Самообожествления слишком богохульной, чтобы её рассматривать. Но для чего нужны Небеса, если не для того, чтобы узурпировать их у тех меньших богов, наслаждающихся нашими ежедневными страданиями?

Интервьюер: Как вы думаете, почему люди боятся идти против Вселенной (Бога)?

Венджер Сатанис: Почему люди боятся пойти против своих родителей, или своего босса, или клерка, сидящего за прилавком?  Человек — это порода испуганная. Я научился этому в «Сумеречной Зоне». По большому счету, это правда. Поход против сильных мира сего обычно приводит к саморазрушению, особенно если нет плана. Обычный человек спрашивает: «Зачем так рисковать?».

Интервьюер: В своем предыдущем ответе вы упомянули, что ощущаете себя таким же сатанистом, как и христианином. Почему и как вы чувствуете себя христианином?

Венджер Сатанис: В нашей Великой Работе (то, что мы называем «Четвёртый Путь») важно учитывать, о чём думают и что чувствуют другие люди. Абсолютно нормально реагировать на всё исходя только из собственных интересов, но если это всё что мы способны делать, то мир становится ещё более дерьмовым. Я восхищаюсь Иисусом Христом (независимо от того, был ли он реальным или вымышленным) так же, как я восхищаюсь Антоном ЛаВеем, Майклом Акино и десятками других преданных сатанистов, которые проявляют свою адскую волю. Любой, кто борется в этом мире, но всё же отказывается склониться перед ним — это тот, кому следует подражать.

Интервьюер: Какие неверные представления и стереотипы создают по отношению к вам люди? (возможно, только из-за вашего имени или вашего культа).

Венджер Сатанис: Думаю, что их слишком много, чтобы называть имена. Я слышал всевозможные заблуждения. К счастью, после того, как люди прочитают мои статьи, посмотрят мои видео или вступят со мной в дискуссию один на один, они понимают, что я не тот, за кого меня принимали.

Интервьюер: Что вы чувствовали при этом, сталкиваясь со стереотипами и неправильными представлениями?

Венджер Сатанис: То же самое, что и любой другой, кого судят до того, как узнают. Те, кто в центре внимания, конечно, присмотрятся поближе. Даже знаменитостям из списка «Z» (т.е. запретным), таким как я, приходиться сталкиваться с невежественными массами. Ну что ж. Это не самый большой крест, который нужно нести.

Интервьюер: И, как вы с этим справляетесь?

Венджер Сатанис: Не бояться противостоять людям и показывать им, кем я являюсь на самом деле. Люди, как правило, нормально относятся к тому, что их предположения разбиваются о реальность, если это делается мягко и постепенно. Я тоже «толстокожий» – но это пришло со временем. Теперь меня не беспокоит, если ненавистники где-то оставляют злонамеренные комментарии. Я принимаю это как должное.

Интервьюер: Вы сказали, что ваша «толстокожесть» появилась со временем. Означает ли это, что порочность людей в своё время сильно повлияла на вас? Как вы нарастили свою «толстую кожу»? Что помогло?

Венджер Сатанис: Я родился с определённой чувствительностью. Вы учитесь снижать свою чувствительность, когда дело доходит до областей, продолжающих подвергаться ударам. Да, в свое время на меня сильно повлияли злобные нападки, негатив и заунывный тон людей, говоривших мне, что я неправ или сошел с ума. Требуется время, чтобы нарастить «эмоциональные мозоли». Но сначала нужно точно оценить ситуацию… Взглянуть в лицо консенсусной реальности и преодолеть её. Без воли нет другого способа. 

Интервьюер: Каким вы видите себя? (как человек, сатанист, последователь мифологии Говарда Лавкрафта и лидер Культа Ктулху).

Венджер Сатанис: Как человек, я вижу себя зажатым между обезьяной и Богом. Нелегко быть человеком. Как сатанист, я иногда вижу себя похожим на Антона ЛаВея. Как последователь «Пути Левой Руки», я вынужден постоянно бросать себе вызов. Бросая вызов самому себе, я в конечном итоге бросаю вызов другим – и это часто выводит людей из себя. Моим коллегам-практикам мифологии ГФЛ просто придётся иметь с этим дело. Быть лидером Культа Ктулху — само по себе тяжелое испытание, но я получаю от этого удовольствие. Быть человеком нелегко, но пытаться быть чем-то большим, чем человек, почти чертовски невозможно. Тем не менее, я постоянно пытаюсь.

Интервьюер: Придерживались ли вы сами каких-либо распространенных заблуждений, вымыслов или стереотипов?

Венджер Сатанис: Я так не думаю. Я знал, что вступаю на неизвестную территорию. Это одновременно пугало и радовало, обостряя мои чувства. Я вошёл с открытым Разумом.

Интервьюер: Что стало для вас ценным и глубоким уроком, или важным открытием во времена учёбы в колледже?

Венджер Сатанис: Эта Реальность не является фиксированной; она податлива. Как только я об этом прочёл, это сразу же нашло отклик во мне и стало строительным материалом для моего личного развития. Я также понял, что сознание фильтрует реальность – мои чувства собирают и интерпретируют данные, но высшее состояние сознания также может быть использовано для преднамеренного изменения моей субъективной реальности. Существует сильная магическая связь между субъективной и объективной реальностью. Одно может влиять на другое, если у него достаточно энергии и сосредоточенности.

Интервьюер: Что конкретно привлекло вас в Говарде Лавкрафте, и в частности в Сатанизме?

Венджер Сатанис: Быть способным определять свою Судьбу. Не повредило и то, что меня с детства привлекала вся эстетика сатанизма – от детских книжек-раскрасок монстров, до видео в стиле хэви-метал. По сей день, если я смотрю на блондинок в чёрных кожаных бикини, забрызганные кровью черепа, пылающие мечи, зловещие замки или чудовищных демонов со щупальцами – я получаю заряд.

Интервьюер: Как это изменило вас? На какие стороны вашей жизни это влияет?

Венджер Сатанис: Я родился таким, поэтому не знаю, действительно ли это изменило меня – за исключением того, что я продолжал путешествовать глубже, определенно открывая еще несколько дверей. То, чем я занимаюсь, влияет на большую часть моей жизни. Даже тогда, когда я сижу за покерным столом или смотрю по ТВ вместе с женой «Теорию Большого Взрыва»… существует какое-то влияние.

Интервьюер: Есть много людей, признающихся в недоумении или даже во враждебности по отношению к Мифам Лавкрафта. Почему так происходит?

Венджер Сатанис: Либо они не до конца понимают философию ГФЛ, либо боятся идти против Вселенной (Бога). Я не виню их за беспокойство. Как вид, мы, как правило, не очень комфортно чувствуем себя с чем-то неизвестным.

Интервьюер: Если бы изучение мифологии ГФЛ представляло опасность, в чём бы она заключалась? Почему такая опасность может существовать и какой совет вы бы дали начинающим практику?

Венджер Сатанис: Слишком много любви к себе, это всегда опасно. Другими словами, чрезмерно раздутое Эго. Когда человек думает, что ему больше нечему учиться, что он всё знает и охватывает всё самое потрясающее – берегись! Этот чувак идет в неправильном направлении. Мой совет — время от времени смеяться над собой. Осознайте, что вы находитесь на пути к совершенству, но вам ещё предстоит пройти долгий путь. Достижение Божественности требует десятилетий постоянных и огромных усилий. Индивидуум должен руководствоваться сознательной школой.

Интервьюер: Существует немало людей, адаптирующих для практики Лавкрафтовские Мифы Ктулху и верящих в то, что это правдивая история. С чем это связано?

Венджер Сатанис: Я уверен, что они адаптируют рассказы Лавкрафта и создают свои собственные оригинальные произведения в рамках мифологии Ктулху в следствии гигантской масштабности Космического Ужаса Лавкрафта. Те, кто придерживается Культа Ктулху, видят в Лавкрафте пророка. Очевидно, что не каждое Лавкрафтовское слово следует воспринимать как Евангелие. Тем не менее, в его прозе присутствуют очень глубокие истины; глубина, с которой не могут сравниться 99 % других писателей фантастики и ужасов.

Интервьюер: Почему вы решили принять мифологию Лавкрафта для Культа Ктулху?

Венджер Сатанис: Мифы Ктулху — это искусственная парадигма. Лавкрафт не столь известен своей специфической литературой, но в тоже самое время многие слышали его имя. Мифы намекают на тысячи пугающих тайн, но при этом не выдают слишком многого. Мифы повлияли, и сами подверглись влиянию таких вещей, как Сатанизм, Чёрная магия и собственное творчество Лавкрафта. Мы должны иметь в виду, что не все средства массовой информации, рассказывающие о Мифах Ктулху, сознательно осведомлены о Лавкрафте. Если Мифы исходят из внешнего источника – чего-то помимо Лавкрафта, тогда легко заметить, что чувствительные писатели, музыканты и художники создают свои вещи самостоятельно, не осознавая, что существует имя, охватывающее всё это отвратительное богохульство: Лавкрафтианец! Неудивительно, почему я выбрал именно Лавкрафтовские Мифы для Культа Ктулху. Рассказ «Зов Ктулху» возможно просто величайшая странная история из всех написанных. Почему бы не использовать это для основы новой религии?

Интервьюер: Вы адаптировали для Культа Ктулху несколько других структур, практик и верований. Можете объяснить самые важные моменты каждого из них?

Венджер Сатанис: Моя интерпретация «Пути Левой Руки» продолжается там, где заканчивается книга Стивена Флауэрса «Повелители Пути Левой Руки» (1*). Я определяю это как борьбу за Автономию, Власть и Самообожествление. «Четвёртый Путь», как учили оккультисты Георгий Гурджиев и Пётр Успенский -- это мой способ установления связей с целями ГФЛ, и их реализация. «Четвертый Путь» объясняет, почему мы спим, набор наших забытых «Я», и как мало в жизни мы контролируем. Используя Мифы ГФЛ и «Четвертый Путь», я смог увидеть параллели между Буддизмом, Христианством, Сатанизмом, Магией Хаоса, Телемой и другими системами верований. У каждой из них есть что предложить.

Интервьюер: Почему вы считаете важным адаптировать к Культу Ктулху нечто большее, чем один Сатанизм?

Венджер Сатанис: Сатанизм, на первый взгляд, ограничен. К сожалению, большинство сатанистов не понимают, что такое настоящий сатанизм. Движение укрепилось в середине 1960-ых годов с Антоном ЛаВеем. До этого сатанизм имел много различных значений. Немало информации о сатанизме пришло из христианской церкви. ЛаВей и его Церковь Сатаны позволили человеческому воображению разгуляться. Некоторые рассматривали Сатану как Тёмную Силу в природе, другие видели в нём внеземное существо и противника бога Иеговы, а некоторые воспринимали его только как метафору. Вот почему сегодня нет общего консенсуса относительно того, что же такое сатанизм и что создает сатаниста. Есть несколько авторитетов в этой области, но в конце концов каждый сам волен решать для себя, что для него значит сатанизм. Со всем этим багажом неудивительно, почему я решил создать парадигму, несколько отдаленную от сатанизма. Мне нужно было что-то тёмное, первобытное, чуждое и возмутительное. Это должно было резонировать эмоционально и интеллектуально. Сатанизм имеет схожую атмосферу, но Лавкрафтовские Мифы Ктулху — более чистая дистилляция этих прилагательных.

Интервьюер: Как вы думаете, почему Сатанизм ограничен?

Венджер Сатанис: Сатанизм, по своей природе, основан на Сатане или коренится в нём. Мы могли бы долго спорить о том, что такое Сатана, но в конце концов всё всегда возвращается к Христианству. Мое понимание сатанизма, когда я еще считал себя заядлым сатанистом, пыталось как можно дальше дистанцироваться от Христианства. Я не хотел, чтобы моя религия определялась только тем, чему она противостоит. Сатанизм по своей природе реакционен, но если это всё, что он из себя представляет, то явно терпит неудачу. Слишком многие сатанисты довольствуются только реакцией на Христианство. Культ Ктулху напротив, активен, а не реактивен. Речь идет о Великих Древних, невообразимых ритуалах, беспокойных пустошах, отвратительных секретах, разрушающих рассудок, а так же Магии, такой же Чёрной, как зияющие бездны за пределами времени и пространства. Наша вера не имеет ограничений. Это делает её явно превосходящей сатанизм.

Интервьюер:Что именно вдохновило вас на создание Культа Ктулху?

Венджер Сатанис: Я всегда чувствовал себя прирождённым лидером. Мне нравится обучать людей и помогать им. В рамках «Пути Левой Руки» требовалось больше руководства, авторитета и лидерства. Кроме того, у меня было много фантастических идей, складывавшихся таким образом, что для них необходимо было создать платформу... дабы увидеть, как мои несообразные интуиции обретают видимые контуры. До этого я уже основал несколько сатанинских организаций... с незначительным успехом. Я огляделся и понял, что никто не создавал организацию под названием Культ Ктулху. И, я решил, что кому-то давно пора это сделать.

Интервьюер: Каковы ваши надежды и планы на будущее?

Венджер Сатанис: Мои надежды на Культ Ктулху: увидеть, как наша вера Пробуждает как можно большее количество людей. Освободить человека из тюрьмы, которая есть он сам. И тогда, если на то будет воля Ужасного Ктулху, Великие Древние вновь будут выпущены на Землю.

Интервьюер: Каким образом люди заключают себя в подобную «тюрьму»?

Венджер Сатанис: Если у людей нет контроля, то нет и свободы. Отсутствие свободы приравнивается к тюремному заключению. Когда-то давным-давно я верил, что могу контролировать свою жизнь. Я очнулся от этого сна ещё много лет назад.

Интервьюер: Что смогут вынести для себя люди из вероучения Культа Ктулху?

Венджер Сатанис: Лучшее понимание самих себя и своего места в этой Вселенной. У ктулхистов существует определенный способ создавать вещи. Мы стараемся изучать проблему со всех сторон, тщательно взвешивая, учитывая все последствия, возвращаясь к её изучению снова и снова – тысячу раз, если будет необходимо. В этом наша сила.

Интервьюер: В конечном счёте, чему учит и что даёт людям Культ Ктулху?

Венджер Сатанис: Даёт Надежду увидеть и познать мир таким, каким он является на самом деле, а не таким, каким мы его воспринимаем. Те, кто стремится к прогрессу и развитию — это те, кто мог бы извлечь пользу из нашего яркого учения. Стать Богом — это высшая награда. Я намерен заявить на это свои права. Некоторые идут по моим стопам.

Интервьюер: Вы хотите, чтобы люди видели мир таким, каков он есть на самом деле. А как вы сами видите этот мир? Какой он?

Венджер Сатанис: Я лишь приведу вам короткий пример.  В остальном же предлагаю читателям самим исследовать Культ Ктулху. Люди часто предаются своим негативным эмоциям, выражая их большую часть своего времени они буквально живут на них – живут больше, чем вы можете себе представить. Но какой ценой? Отрицательные эмоции — равно — еда в «Макдоналдсе». Насколько прекрасней станет наша жизнь, если мы будем медленно отравлять себя?

                                                                                                    • • •

От интервьюера:

Я бы хотел поблагодарить Венджера Сатаниса за разрешение на проведение данного интервью.

На каждый вопрос он отвечал глубоко размышляя и тщательно обдумывая ответ.

Интервью вышло привлекательным и интеллектуально стимулирующим!

***************

Примечание:

(1*.) Известный эзотерический труд Стивена Э. Флауэрса (1953 г.р.) -- «Повелители Пути Левой Руки: История Духовного Инакомыслия» (2012) -- это обширное исследование отдельных индивидуалистов и групп, практиковавших оккультное учение «Путь Левой Руки», начиная с древних времён и до современных движений сегодняшнего дня, таких как Церковь Сатаны и Храм Сета. Древние Пути включают описание Египетского Культа Сета, Индуизма, Буддизма, Зороастризма, Езидов, Нео-Платоников, а так же исследование оккультных учений древних греков, германцев, славян, ассасинов, разнообразных дуалистических сект, Фаустовский Путь, Клуб Адского Огня, учения Маркиза де Сада, Карла Маркса и зловещие оккультные аспекты Большевизма. Часть уникального исследования посвящена Гитлеру, Гиммлеру и оккультным практикам Нацизма. Среди прочих проанализированы современные эзотерики, такие как Блаватская, Гурджиев, Кроули, Спейр, Грегориус и Джеральд Гарднер. Американский писатель и исследователь оккультизма Стивен Э. Флауэрс, является известным рунологом и последователем германского мистицизма, а также сторонником «Эзотерической Рунологии» или «Одинизма», оккультной версии германского неоязычества. Стивен Флауэрс окончил Факультет Древне-германской и Кельтской филологии.

                                                                                               **~~**~~**

.

A Modern Magazine for a Modern Vampire Community.

Author-interviewer: © 2011 J.V. Krakowski.

© 2011 «The Graveyard Press».

Website and blog at WordPress.com.

Перевод: © 2021 ZaverLast.

Ссылка: https://thegraveyardpress.wordpress.com/2...

__________________________________________

Хотя роль Мифологии Ктулху во многих верованиях была исследована достаточно неплохо — например, до-колумбовые культы Мезоамерики привлекли внимание самого Говарда Филлипса Лавкрафта (смотрите повесть «Курган», 1930), — остаётся любопытным, что ряд довольно очевидных связей с христианской религией установлен не был.

Близкое совпадение в написании имён — Иисус Христос или Мессия (IKHTHUS) и Великий Ктулху (CTHULHU), наводит на размышления, однако является лишь лингвистической случайностью. Гораздо более убедителен тот факт, что Ктулху — это бог, который умер, но всё же живёт, сейчас и во веки веков, и довольно скоро вернется к нам во Славе. Действительно, одно из его (неудачных) воскрешений произошло довольно близко к христианской Пасхе. И возвращение Христа, и возвращение Ктулху, с одинаковым нетерпением ждут толпы верующих, делающие всё возможное чтобы ускорить наступление этого дня. И то, и другое, будет предвещать Войну, Смерть и всеобщий Хаос. Оба пришествия связаны с астрономическими пророчествами — Ктулху вернётся «когда звезды станут правильными», в то время как согласно библейским Откровениям, Апокалипсис сделает астрономию самым интересным, хотя и сбивающим с толку занятием. Обоим приходам будет предшествовать появление необычных существ, Христу — Зверь (Дракон-Сатана), а Ктулху — Ньярлатхотеп (Ползучий Хаос). В первый раз Христу предшествовал Иоанн-Креститель, который, вероятно был одним из воплощений Ползучего Хаоса. И то, и другое предполагает устранение физической Смерти, в христианской версии через воскрешение для Страшного Суда. Параллель с Ктулхизмом в данном случае неясна, однако хорошо известно:

«То не мертво, что в Вечности живёт,

Со смертью времени и Смерть умрёт...».

И, наконец, возможно нетривиально, — оба они положат начало «Новому Мировому Порядку».

Не следует забывать, что Иисус происходил из той местности, где поклонение «Magna Mater» (Великой Матери), несмотря на частое осуждение пророками «Царицы Небесной» и её «мерзостей», на протяжении тысячелетий было эндемичным (повсеместным). Связь божества с мифологией Ктулху хорошо известна (см. рассказ Г. Лавкрафта «Крысы в ​​стенах», 1923); согласно консенсусу учёных мнений, считающих, что она была Шуб-Ниггурат. Некоторые исследователи, например, известный британский писатель-романист, поэт и литературный критик Роберт Грейвс (1895-1985) в своей книге «Мифы Древней Греции» (1955), утверждает что имя «Мария» происходит от титула именно этой древней богини (Шуб-Ниггурат). Это вовсе не обязательно означает что Девственная Дева сама являлась вне-пространственным ужасом. Возможно, она всего лишь поклонялась одному из них. Тем не менее, Роберт Грейвс в другом своём известном мифологическом трактате «Белая богиня» (1948) загадочно замечает, что Иисус произошёл от Неё с двух сторон (от Девы и, некой древней Духовной сущности...).

Необычные условия происхождения Иисуса хорошо известны, и здесь нет необходимости подробно останавливаться на них, поскольку параллель с художественным героем Уилбуром Уэйтли удручающе очевидна (см. рассказ Лавкрафта «Данвичский кошмар», 1928). Несомненно, отец Иисуса должен был быть крайне неприятным типом, чтобы царь Ирод готов был уничтожить огромное количество младенцев, дабы предотвратить подобное загрязнение человеческого генофонда. Также, как и Уилбур Уэйтли, Иисус был не по годам необычайно развит и, похоже, являлся не более все-утверждающим, все-обнадёживающим и все-побеждающим, нежели первый. И действительно, некоторые современники Христа подозревали, что Его способность общаться с демонами была не совсем здоровой; а Его возражения по этому поводу — настолько явная софистика, что не нуждается в комментариях.

Помимо изгнаний им нечистой силы и исцелений, большинство чудес Иисуса также были связаны с водой: превращение воды в вино, умножение хлебов и рыбы, хождение по воде, и тому подобное. Даже демоны, загнанные им в свиней были отправлены в море, возможно в качестве жертвоприношения Глубинным. Опять же, большое количество Ктулхоидных существ являлись земноводными амфибиями и, может быть, оказывали ему помощь. Он обещал сделать своих учеников «ловцами человеков» («Идите за Мной, и Я сделаю вас ловцами человеков», Евангелие от Матфея, 4:19). Возможно, это была редакция озадаченного библейского писца на неясные сведения о «рыбо-людях» («ловцах человеков»), то есть Глубинных. Современная Ктулхология указывает на то, что данное обещание могло быть выполнено лишь в том случае, если оно относилось к их потомкам или, если же они уже сами стали частью Глубоководных. Это также указывает на прискорбное отсутствие откровенной открытости среди мифологических персонажей.

Неоднократно повторяющиеся упоминания в Евангелии о «Небесах», в особенности о «Царствии Небесном», приобретают новую актуальность, когда вспоминается внеземное происхождение большинства древних мифических существ. В самом деле, кажется что почти вся Вселенная населена исключительно потусторонними кошмарами, к счастью из-за ограниченных способностей автора статьи, не поддающихся описанию. В этом свете, основная молитва прописанная в Евангелии, — «Отче наш, Сущий на Небесах... Да будет воля Твоя, да придёт Царствие Твое, как на Земле, так и на Небе», — прямо-таки пугает и леденит душу.

Что же касается отсутствия чрезмерно Ктулхоидных элементов в современном Христианстве, то следует отметить, что Святой Павел, не входивший в первоначальную группу учеников Иисуса, впоследствии сыграл важную роль в распространении Веры. Вполне вероятно, что будучи наполовину посторонним чужаком, ему попросту не доверили полное Откровение во всех его потрясающих подробностях, в следствии чего он неверно истолковал то, что ему поведали, и в дальнейшем продолжил распространять это от одного конца Римской Империи, до другого. Также возможно, что некоторые из гностических сект и более поздних еретических культов на самом деле имели более точные представления об изначальной природе религии, но позднее были подавлены диктаторской властью сугубо из соображений приличия.

Последствия всех этих выводов тревожат, если не сказать — ошеломляют. У людей с причудливой фантазией может возникнуть соблазн представить себе католических верующих, повсеместно заменяющих статуи Девы Марии ужасом с щупальцами и раздвоенными копытами, или же баптистов-евангелистов в костюмах из полиэстера и пластиковых масках осьминогов, отправляющихся в круиз по Южному морю, важно размахивающих изданиями «Китаб аль-Азифа» в странных переплётах и кричащих: «Йа! Йа! Ктулху фхтагн!»... А если серьёзно, то многое ещё предстоит прояснить; похоже, открывается новая важная область Ктулхологии.

                                                                                                          * * *

Research story «Jesus Cthulhu».

Author: © Cosma Rohilla Shalizi.

Перевод: © 2021 ZaverLast.

Ссылка: http://bactra.org/jesus-cthulhu.html

_______________________________________

Аннотация:

Рассказ "Некрономикон" — гротескная трагикомическая фэнтезийная пародия на тему литературной жизни Говарда Лавкрафта, сочетание реального и фантастического в лице его метафорического двойника-писателя Эдварда Стоукрофта. В рассказе угадываются завуалированные имена его коллег-авторов, таких как Роберт Блох, Кларк Эштон Смит, Август Дерлет и Фрэнк Белкнап Лонг-младший. По сюжету, приятели Стоукрофта по литературному ремеслу стали слишком активно использовать в своих рассказах название вымышленной книги "Некрономикон", описание которой Эдвард Стоукрофт увидел во сне, и читатели начинают безоговорочно верить в существование жуткого фолианта. Стоукрофт решает прекратить все спекуляции на данную тему и просит коллег больше никогда не упоминать об этой книге. Внезапно он узнаёт, что зловещий "Некрономикон" действительно существует, что повергает его в беспокойное сомнение и шокирующие мысли о проклятии. Существует только один способ выяснить истину... .

/От переводчика/

____________________________________

                                                                                                   «НЕКРОНОМИКОН»

                                                                                                                 • • •

В свои сорок шесть лет Эдвард Стоукрофт без сожаления, но с явной грустью и меланхолией оглядывался на свою литературную жизнь. Его вознаграждение было чертовски скудным — скудным сверх всякого ожидания, и с самого начала он понимал, что дальнейшее следование избранному курсу без уступок, в лучшем случае принесёт лишь прожиточный минимум. На протяжении всей своей карьеры он получал удручающе плохую оплату. Халтуры в двадцатые годы, редактирование и «призрачное писательство» в тридцатые, были достаточны пока он лелеял и культивировал собственное творчество; однако, творчество это, столь усердно практикуемое в период своего расцвета, вызывало восхищение у прискорбно ограниченной по размерам, хотя и горячо увлечённой аудитории.

Стоукрофт был человеком блестящих достижений. Предельно скромный в своих амбициях он стремился быть ни кем иным, кроме как хорошо воспитанным джентльменом в строгом ново-английском понимании этого слова: это воспитание означало глубокое познание классики, всестороннее знание естественных наук и более чем обычное дилетантское понимание живописи и архитектуры, экономики и социологии, истории, биографии и политики. Его интересы и эрудиция, выражавшиеся в переписке, являлись настолько широкими, что люди были склонны придавать им поистине энциклопедическую глубину, хотя он сам, первым осудил такую характеристику. Известный антиквар, он особенно любил посещать исторические места на Атлантическом побережье. Знакомство с такими соборами, как Нотр-Дам-де-Виктуар в Квебеке или посещение окрестностей Эдгара По в Ричмонде вызывало у него гораздо более сильное вожделение, чем столь необходимый денежный чек от редактора.

Выражение лица Стоукрофта повторяло строгие черты наследственного ново-английского происхождения. С его тёмно-карими глазами, глубоко посаженными над грозным длинным носом, жёсткой линией губ и суровым подбородком, постороннему он мог показаться несколько чопорным и лишённым чувства юмора, но на самом деле его остроумие было столь же хорошо известно, как и его долготерпение. Он жил в родном городе Провиденсе на втором этаже почтенного Георгианского дома. Овдовевшая тётушка Стоукрофта занимала первый этаж и помогала по-хозяйству, а его разногласия с женой несколько лет назад были мирно улажены разводом. Для своих читателей он мог быть источником увлекательных размышлений, поскольку продвинутость созданных им работ в необычных областях намекала на погружение в Чёрную Магию, однако корреспондентам эти взгляды были хорошо известны — как и очевидные противоречия его природной натуры, такие как бойцовская черта характера, заставившая полюбить огнестрельное оружие и добровольно уйти на войну, которую его интеллект считал бессмысленной, или вынудившей поддерживать фашизм, несовместимый с его вежливостью и терпимостью.

Ибо Стоукрофт вёл столь масштабную переписку, не процветавшую уже с восемнадцатого века. Мельчайшим и мгновенно узнаваемым почерком он много писал на бесчисленные темы, небрежно развивая их до размеров эссе, прежде чем внезапно от них отказаться; к тому моменту очередной корреспондент уже с назиданием и до поразительной степени был проинформирован. Стоукрофт писал настолько искусно, что, хотя у него и была почти сотня корреспондентов, он ни разу ни на кого не обиделся и почти никогда не проигрывал спор. Несмотря на то, что он писал с неизменным удовольствием, переписка занимала так много времени, что ему было трудно выполнять свои трудовые коммерческие обязательства или, что более важно — писать свои собственные неподражаемые истории.

И эти рассказы определённо были достойны самых смелых ожиданий. Их диапазон ограничивался несколько узкой областью жанра ужасов — поскольку Стоукрофт так долго находился в затворничестве, что общепринятые литературные темы, несмотря на огромный талант, были для него практически закрыты — но в своей области он не должен был уступить никому, даже если склонность к самоуничижению заставила бы Стоукрофта вообразить, что некоторые британские писатели, такие как Блэквуд, Дансени и Мейчен, превзошли его в мастерстве. Во-истину, Стоукрофт был столь же удачлив в изображении болезненно мрачной атмосферы Новой Англии, как и Хоторн; и стилистически он сравнялся, а затем и превзошёл Эдгара По. Его изображения Аркхэма (Салема) стали незабываемыми; в этих небольших историях присутствовал певучий ритм, восхитительный в словесном отношении; а в своих крупных произведениях он достиг такой степени внешней убедительности, что их очарование задерживалось в памяти на долгие годы. Даже у наименее впечатлительного читателя по ходу повествования почти появлялась вера в мрачных демонов, вроде Ньярлатхотепа, в кошмарные планеты, такие как Юггот, и особенно в ту отвратительную книгу под названием «Некрономикон».

«Некрономикон» был его самым успешным творением. Считаясь многовековой и запрещённой церковными клерикалами работой безумного араба Альхазреда, она фигурировала в большинстве произведений Стоукрофта, как источник заклинаний и ужасных магических ритуалов. Она вскользь упоминалась в самых смутных и волнующих намёках; и таково было его писательское мастерство и доверчивость читателей, что эту книгу приняли за «чистую монету». Вероятно, при каждом её упоминании читатели ощущали некоторую тревогу и беспокойство. Некоторые полагали, что такие книги, если они действительно существуют, должны быть обязательно уничтожены; поскольку, люди хотя и могли с удовольствием читать о самых жутких мерзостях, предположение о том, что в них, возможно, заложена основа некой истины, сильно их беспокоило. Сам Стоукрофт был весьма далёк от высмеивания подобных буквальных толкований, ибо, говоря по правде, он никогда не смел насмехаться над «Некрономиконом». С тех пор, как замысел этой книги пришёл к нему при обстоятельствах, не дававших ему покоя.

Всю жизнь Стоукрофту снились кошмары самой устрашающей силы; и действительно, некоторые из наиболее ярких сновидений послужили источником идей для его рассказов. Однажды ночью ему приснился сон, и он знал что видит сновидение, но осознание того, что он спит не пробудило его ото сна, как это бывало обычно. Его сон был настолько ужасающим, что он изо всех сил пытался вернуться обратно в сознание и обнаружил, что не может. Тем не менее, каким-то образом ему дано было понять, что если сейчас не проснуться и не прийти в сознание, то больше не будет живого Эдварда Стоукрофта. Бойцовская склонность характера не потерпела бы такой унизительной капитуляции, и прилагая все усилия, ему удалось освободиться — обнаружив себя, но не в своей постели, а на старом заброшенном кладбище Провиденса, рядом с могильным постаментом, истлевшие камни которого производили странное впечатление словно их недавно потревожили. И в его голове неотвратимо вертелась мысль о приснившийся загадочной книге, и её названии. Он ухватился за него для своих рассказов, поскольку большая часть успеха мистических историй зависит от выбора зловеще звучащих и запоминающихся символов, таких как «Бетмура» Дансени, которого избегали львы, как «Жёлтый знак» Чемберса, или как «Письма Акло» Мейчена, — однако, Стоукрофт признался себе в каком-то странном беспокойстве по поводу присвоения этого названия, явившегося ему в таинственном сновидении.

Впоследствии «Некрономикон» оправдал своё использование. Немногие истории вышли из-под одарённого пера Эдварда Стоукрофта без каких-либо ссылок на него, и другие писатели, для которых он выступал в качестве литературного наставника, также стали использовать это название в собственных повествованиях. Влияние Стоукрофта на молодых писателей выражалось очень заметно. Среди авторов эзотерического журнала, где появлялось большинство произведений Стоукрофта, почти не было тех, кто не познакомился бы с обманчиво мрачным писателем лично, или через переписку. Его наставничество взрастило и воспитало немало многообещающих талантов; едва ли можно было найти более скрупулёзно-честного, но в то же время, ободряющего критика, и извечная заслуга Стоукрофта состояла в том, что он ни разу не наступил на чрезмерно чувствительные пальцы молодых эгоистичных писателей. Взамен они помогли ему повсеместно распространить славу «Некрономикона». Особенно часто использовал его в своих знаменитых рассказах о Гулях и Роке молодой Роберт Блейк; граф д'Эрлетт, блестящий Висконсинский романист, в своих халтурах даже сделал «Некрономикон» гораздо более пронзительно ярким, чем собственные, несколько заезженные темы; а египетский художник и поэт Кларкаш-Тон нарисовал картину с точным расположением червоточины, настолько тревожно напоминавшую книгу из сновидения, что Стоукрофт не мог спать по ночам.

В результате, среди журналистской «шайки» возник немалый переполох, когда в довольно странной записке Стоукрофт внезапно попросил их прекратить любые дальнейшие ссылки на книгу. Граф д'Эрлетт, неутомимый труженик, был вынужден вычеркнуть «Некрономикон» из полдюжины собственных рассказов, написанных им после последней двух-недельной переписки со Стоукрофтом, и отозвать из корректуры несколько уже принятых рукописей. Лонгер-младший, ближайший соратник писателя, совершил поспешную поездку в район Провиденса. Он был потрясён, обнаружив, что Стоукрофт почти в одночасье превратился в настоящего глубокого старика, коим он часто шутливо притворялся в своей переписке.

"- Что случилось, Эдвард?!" — спросил он поражённым тоном.

За ним, качая головой и что-то бормоча про себя семенила овдовевшая тётушка. В глазах Стоукрофта не было привычного ответного огонька, когда он слабо поманил Лонгера-младшего, приглашая сесть в кресло. Сам он, с шалью на плечах, хотя день был довольно тёплым, восседал на стуле с высокой спинкой, на месте откуда открывался прекрасный вид на Федерал-Хилл. На его лице отображалось глубокое смирение. У Лонгера-младшего возникло странное ощущение будто Стоукрофт умирает, и сама мысль об этом обрушилась на него как ледяное прикосновение. Мгновение спустя он немного успокоился, когда почтенный кот по кличке "Миднайт" (Полночь), чинно вошёл в комнату и запрыгнул на колени к Стоукрофту. Расслабление на лице писателя, после того как он погладил Миднайта, вернуло привычный облик домочадца, и заставило Лонгера-младшего отбросить смутные предчувствия, как не заслуживающие доверия.

"- Я полагаю, Наппи, с моей стороны это выглядит очень странно, — медленно проговорил Стоукрофт, — просто так просить тебя и остальных членов группы прекратить упоминание «Некрономикона». И всё же, я должен категорически настоять, чтобы вы сделали это. О, я не могу объяснить почему; но, это противоречит всем законам Естествознания; это даже звучит как одна из моих собственных историй; однако, в последнее время я стал получать сведения о том, что «Некрономикон» гораздо более реален, чем я мог себе предположить. Но как такое возможно? Это, как если бы Сервантеса преследовал призрак Дон Кихота. И всё-таки, если бы я верил в Йогу и остальное шарлатанство Древнего Востока, я смог бы поверить, что настойчивое упоминание «Некрономикона» создало нечто большее, чем просто мысленный образ. Йоги учат, что многие вещи способны обрести материальную форму посредством концентрации мысли".

Весь вечер Стоукрофт просидел в своём кресле. Вдали, на Федерал-Хилл вспыхивали огни... Он сидел в задумчивости, размышляя о заверениях Лонгера-младшего и желая, чтобы у того не хватило смелости вскрыть всю правду об этом деле. Почему он не рассказал ему, что нарисованная книга на картине Кларкаш-Тона в точности повторяла «Некрономикон» из его сна? Или о том, как цитаты из книги, которыми он осыпал свои рассказы, не требовали ни малейшего труда, а скорее сами выходили из-под пера, словно заученные наизусть? И, что ещё более беспокоило, почему даже фразы из произведений «шайки» Блейка и графа д'Эрлетта, которые, по всей видимости, должны были быть придуманы ими, казались столь же тревожно знакомыми? С внезапным трепетом Эдвард вспомнил пугающий визит того странного взволнованного итальянца с Федерал-Хилл, настоятельно потребовавшего чтобы он сжёг книгу, а когда Стоукрофт заверил что это всего лишь выдумка, итальянец неожиданно заявил, что о существовании книги было давно известно его деду, и что дед, рассказывая об этом шёпотом, постоянно оглядывался по сторонам и несколько раз перекрестился.

Возможно ли, что такая книга действительно где-то существует, и благодаря какому-то таинственному сообщению он узнал о ней в своих ночных кошмарах? И, если допустить подобное невообразимое предположение, как можно найти её и снять заклятие? В тот вечер Стоукрофт допоздна просидел в своём кресле, а когда наконец лёг в постель, то почти сразу же заснул и увидел сон. И в этом сне «Некрономикон» был виден с особой ясностью, чем когда-либо прежде, и он прикасался к его истлевшим страницам, на которых находилась червоточина, именно в том месте где Кларкаш-Тон поместил её на своей картине. И впервые, древний шрифт книги стал достаточно разборчив. Он читал, хотя в этих текстах говорилось о таких ужасных мерзостях, что Стоукрофт безуспешно пытался проснуться. Но вновь и вновь его взгляд останавливался на словах, бывших чертовски знакомыми, и во сне он узнавал в них цитаты, случайно и так неосторожно использованные писательской «шайкой». Утром эти слова вновь всплыли в его памяти настолько же отчётливо и ясно, какими он прочёл их во сне. Стоукрофт в ужасе отшатнулся от их значения, твёрдо сказав себе, что таких вещей в реальности не может и не должно быть, и что он — «есть Эдвард Стоукрофт с 66-ой Колледж-стрит, Провиденс, штат Род-Айленд, — прозаический, малоизвестный автор, специализирующийся на фантастических историях за которые плохо платят».

Существовал только один способ проверить реальность этих видений. Бойцовская черта характера подсказывала путь. Всё утро Стоукрофт тщательно чистил и заряжал пистолет. Он с некоторым смущением и стыдливостью посетил старую церковь на Федерал-Хилл и получил от проповедника чётки, купель со святой водой и маленькое распятие, собрав все эти вещи в соответствии со зловещими инструкциями «Некрономикона». И вскоре он был готов. Встав в круг, держа пистолет и священные предметы вне его, но в пределах досягаемости, Эдвард медленно произнёс заклинание Ньярлатхотепу, которое помнил из своего сновидения. После нескольких мгновений ожидания, затаив дыхание он смог разглядеть тёмный контур неясного силуэта, постепенно формирующийся прямо за дымкой маленького пламени свечи. По мере того как Стоукрофт всматривался, видение становилось всё отчётливее, и вдруг, неожиданно сгруппировавшись, оно превратилось в отвратительно дрожащую злобную нечисть, столь зловеще знакомую...

"- Уходи прочь!.. — резко воскликнул он, — Я лишь только вообразил тебя!!..".

Внезапный звук выстрела заставил вдовствующую тётушку срочно поспешить наверх. В комнате стоял едкий дым, на мгновение ослепивший её. Когда всё улеглось, ей на секунду почудилось будто бы она увидела Стоукрофта, искажённой бесформенной кучей свернувшегося на полу. Определённо, там лежало какое-то тело, причудливо увешанное чётками и распятием, а оставшиеся клочья одежды напоминали ткань костюма, который носил Стоукрофт. Однако, овдовевшая тётушка так никогда и не была уверена в том, что это был он. Всякая плоть на теле была содрана до костей, словно от сильной, разъедающей изнутри кислоты... .

.

/1937 год/

                                                                                                        • • •

Author: © 1937 by Joseph Vernon Shea. Original story «Necronomicon».

Copyright © 1998 Journal «Dragon & Microchips: Le Seul Fanzine Qui Rêve» (№14; Fra).

Internet publication: © Dan Clore, 2009.

Russian translation: © ZaverLast, 2021 (for the website FantLab.Ru).

_____________________________________________________

Иллюстрация: рекламный постер известного американского фильма ужасов "Книга Мёртвых" (1993) режиссера Брайана Юзна.

Хотя Лавкрафт официально вошел в канон американской литературы после публикации тома его рассказов в престижной Библиотеке Америки (2005), его присутствие в массовой культуре в последние годы стало еще более заметным. Сотни фильмов и телешоу были сняты по его историям, в первую очередь «Ре-аниматор» (1985) и «Дагон» (2001) режиссера Стюарта Гордона, а совсем недавно — «Цвет из космоса» Ричарда Стэнли (2019) и «Страна Лавкрафта» Джордана Пила (мини-сериал "HBO" по роману Мэтта Раффа, вдохновленный Лавкрафтом). Гильермо дель Торо был особенно ярым приверженцем творчества Лавкрафта, и на его фильм «Форма воды» (2017) безусловно повлиял мастерский рассказ Лавкрафта о гибридах людей и рыб из произведения «Тень над Иннсмаутом». Творчество писателя широко присутствует в комиксах, ролевых играх, видео-играх и даже в "мерчандайзинге" (прим.- маркетинговая методика подготовки к продаже товаров и мест продажи товаров в магазине: оформление прилавков, витрин, размещение товаров в торговом зале и т.д.).

Одним из наиболее любопытных результатов этой посмертной славы является то, что Лавкрафт стал своего рода святым покровителем Атеизма. Родившись в Провиденсе, штат Род-Айленд, и проведя там большую часть своей жизни, он отказался от баптистской веры и во многих отношениях с религиозным духом вцелом, ещё в подростковом возрасте. В своих письмах он энергично подвергал оскорблениям претензии религии на истинность, презирал мистицизм и осуждал преступное «промывание мозгов» молодежи до религиозных догм. Но досадным побочным эффектом широкого распространения его работ — особенно его частной переписки — стало открытие того факта, что Лавкрафт иногда выражал предвзятые взгляды на афро-американцев, евреев и другие нац-меньшинства. Эти его взгляды были известны с 1950-ых годов, но за последнее десятилетие ряд комментаторов ухватились за них, чтобы осудить Лавкрафта как «жестокого расиста». И теперь он в какой-то мере оказался втянутым в законные протесты последних месяцев против продолжающегося расизма в американском обществе. Некоторые активисты в Провиденсе возражали против демонстрации бюста Лавкрафта, созданного художником Брайаном Муром и установленного в 2013-ом году в частной библиотеке "Providence-Athenaeum" (прим.- этот бюст появляется в эпизодической роли в фильме Вуди Аллена "Иррациональный человек" (2014), действие которого происходит в вымышленном колледже Род-Айленда).

Как цветной человек (уроженец Индии), который провел большую часть своей жизни изучая биографию и творчество Лавкрафта, я полагаю, что у меня есть некоторые полномочия говорить на эту тему. Я считаю, что есть веская причина сдержать наш гнев — каким бы кратковременным он небыл — и представить более сбалансированную перспективу. Существует множество свидетельств того, что расовые взгляды Лавкрафта изначально сформировались под влиянием его семьи и общей культуры Новой Англии, которая в его время была чрезвычайно консервативной (как в социальном, так и в политическом плане). Более того, Лавкрафт — приверженец наук, особенно химии, астрономии, антропологии, палеонтологии и других, — полагал, что открытия биологии и антропологии XIX века, какими они были найдены им в работах, скажем, Томаса Генри Хаксли, цитируемые Лавкрафтом ещё в 1915-ом году, и которого он считал одним из основоположников науки о человеке, поддерживая точку зрения о том, что некоторые человеческие расы превосходят другие. Чтобы опровергнуть эту фиктивную науку потребовалось несколько поколений ученых, начиная с 1920-ых годов возглавляемых Францем Боасом (1858–1942), профессором антропологии Колумбийского Университета, чья работа была завершена спустя длительное время, уже после смерти Лавкрафта.

По своей сущности, Лавкрафт стремился к сохранению культуры — и не только своей англо-саксонской, но и всех остальных культур. Не следует забывать, что в его дни Соединённые Штаты переживали небывалый приток иммигрантов. В период с 1890-го по 1920-ый годы, в Америку прибыло более 15-ти миллионов иммигрантов — и не только из таких мест, как Англия или Германия, но и из Восточной Европы, Латинской Америки и стран Азии (прим.- в результате Конгресс США принял три строго ограничительных иммиграционных законопроекта — в 1917, 1921 и 1924 годах — подавляющим большинством, и поправки в эти законы не вносились вплоть до 1965 года). Лавкрафт был далеко не единственным, кто считал, что его собственной культуре угрожают эти новоприбывшие. Публичная пресса гремела громовыми криками по этому поводу. Одним из самых продаваемых художественных бестселлеров 1920-го года была книга под названием «Здесь», в которой рассказчик во время своих одиноких прогулок по нижнему Манхэттену встречает очень старого человека загадочного возраста (явного аристократа англо-саксонского происхождения), двумя веками ранее построившего роскошный особняк в этом районе. Затем выясняется, что этот человек получил землю под строительство, отравив живших на ней испокон веков коренных американских индейцев; но души этих коренных американцев восстают из мертвых и уничтожают человека, и это повествование вызывало огромное удовлетворение от происходящего действия.

Другие истории представляют белых людей в ещё более жутком и сомнительном свете. Рассказ Лавкрафта "Крысы в ​​стенах" (1923) изображает аристократическую англо-саксонскую семью живущую в Англии, которая опустилась до уровня каннибалов. Произведение "Затаенный Страх" (1922) показывает хорошо воспитанную голландскую семью, живущую в северной части штата Нью-Йорк, которая выродилась в крото-подобных монстров из-за инбридинга. "Ужас Данвича" (1928) — это история декадентских белых деревенских жителей центрального Массачусетса, которые стремятся общаться с монстрами из другого измерения. На основании этих трех историй можно было бы с полным основанием полагать, что Лавкрафт также с предубеждением относился и к белым людям. Многие комментаторы сегодня, кажется не знают, что в самом конце 1920-ых годов Лавкрафт перешел от политического и экономического консерватизма к умеренному (не-марксистскому) социализму. Он сделал это после того, как стал свидетелем опустошения, вызванного обвалом фондового рынка в 1929-ом году и началом Великой Американской Депрессии, придя к обоснованному убеждению, что бесконтрольный капитализм причиняет невыразимые страдания всему населению. Хотя, первоначально его социализм был вдохновлен страхом перед революцией «неимущих».

В 1924-ом году Лавкрафт принял несколько поспешное решение жениться на Соне Грин, энергичной деловой женщине (бизнес-вуман) из Нью-Йорка, и переехать в ее квартиру в Бруклине. Соня была еврейской иммигранткой из Украины. Многие недоумевают почему Лавкрафт со своими антисемитскими наклонностями женился на еврейке; но Лавкрафт утверждал, что Соня, долгое время проживавшая в Англии и Америке, стала полностью западным вестернизированным человеком (ницшеанское понятие «хороший европеец»), каковым он считал и себя. Но в течение последующих двух лет он сильно страдал из-за невозможности найти подходящую работу в многолюдном и разнородном мегаполисе. И все же, даже в глубине своего отчаяния, он выражал восхищение евреями-хасидами из Нижнего Ист-Сайда, цепко державшимися за свое наследие, находясь в окружении чужой культуры. Вернувшись в Провиденс в 1926-ом году, он начал писать свои лучшие произведения — "Зов Ктулху", "Цвет из космоса", "Хребты Безумия", "Тень из безвременья", которыми мы сейчас восхищаемся. Он также много путешествовал. В 1930-ом году он рискнул отправиться в Квебек и нашел много хорошего в том, как французы-канадцы — даже после их военного поражения от рук англичан в 1759-ом году — бережно сохранили свою культуру. Тогда, как и сейчас, Квебек был полностью французским. В 1931-ом, Лавкрафт посетил Флориду и был впечатлен остатками старой испанской культуры в Сент-Августине и других городах.

Лавкрафт действительно выразил свои предрассудки в двух или трех маленьких стихотворениях (из 350-ти, написанных им за свою жизнь) и в небольшом количестве писем (прим.- имеется в виду их небольшое число, из четырех с половиной миллионов слов его сохранившейся переписки, и я был бы удивлен, если бы расовые вопросы обсуждались более чем в 5% от общего количества слов; истинная цифра может быть всего лишь 2% — у Лавкрафта без этого было много других мыслей). Но в какой степени расовые элементы входят в его высоко оцененную литературу? Некоторые критики считают, что эти элементы широко распространены; другие, такие как философ Джон Грей, пришли к выводу, что "суть его работы не имеет ничего общего с его социальными и расовыми обидами". Я склонен согласиться с Греем по ряду причин. Легко указать на такую историю, как "Кошмар в Ред-Хуке” (1925), написанную им во время его нью-йоркского "изгнания" и демонстрирующую отвращение к нац-меньшинствам. Другая история, написанная в то же время, под названием "Он", также считается расистской, но в данном случае может быть дана и совсем другая интерпретация.

Из письма Кеннету Стерлингу (18 октября 1936); в письмах Роберту Блоху и другим:

"...- это может свергнуть цивилизацию; но позже он утверждал, что распределение экономического богатства между многими было просто вопросом (скажем так?) социальной справедливости: Я согласен, что большая часть движущей силы, стоящей за любым предполагаемым изменением экономического порядка, неизбежно будет исходить от людей, которые меньше всего выиграли от существующего порядка; но я не понимаю, почему этот факт делает необходимым вести борьбу иначе, чем как борьбу за то, чтобы каждому гарантировать свое место в социальной структуре. Справедливое требование гражданина состоит в том, чтобы общество выделило ему место в своем сложном механизме, в соответствии с которым у него с самого начала были бы равные шансы на образование, и гарантия справедливого вознаграждения за те услуги, которые он может оказать (или надлежащее вознаграждение), и пенсию, если его услугами нельзя воспользоваться позже".

Если бы Лавкрафт был сегодня жив, он вероятно стал бы сторонником политики Берни Сандерса и не беспокоился бы о том, что Сандерс еврей. Лавкрафт сильно раскритиковал свою противоречивую поддержку Гитлера, как это выражено в некоторых его письмах 1933–1934 годов, когда Гитлер впервые пришел к власти. Но в этом он ни в коем случае не был одинок, и гораздо более известные и влиятельные люди, включая Чарльза Линдберга и короля Англии Эдуарда VIII, были гораздо более откровенны в своем восхищении Гитлером. Более того, один из друзей Лавкрафта сообщал, что в 1936-ом году он разговаривал с соседкой, которая посетила Германию, и был потрясен ее рассказом о жестокостях, которым немецкое правительство подвергало евреев и другие обездоленные меньшинства. Более того, позднее обращение к социализму заставило его решительно противостоять различным экстремистам правого толка — от капиталистов-толстосумов, до беззастенчивых фанатиков, — которых он считал препятствующими на пути к экономической справедливости. Это делает совершенно очевидным тот факт, что в то время Лавкрафт ни в коем случае не поддерживал ничего, что отдаленно можно было бы назвать "белым национализмом".

Из письма К.Л. Муру (7 февраля 1937 г.); в письмах К.Л. Муру и другим:

"...-Допуская скудную возможность Франко-подобного восстания Гуверов, Меллонов и полит-корректных банкиров, и признавая, что несмотря на "Кафлинизм", "Черный Легион", "Серебряные Рубашки" и "Ку-Клукс-Клан", американская "почва" вряд ли будет слишком плодородной для любой разновидности нацизма, кажется вероятным, что время свободной и легкой плутократии в Соединенных Штатах закончилось".

Возможно, будет преувеличением сказать, что Лавкрафт полностью отказался от своих расовых взглядов к концу своей жизни, но факты свидетельствуют о том, что он действительно переосмысливал свои убеждения в свете того, что он считал отчаянной потребностью в политических и экономических реформах жизни. Также стоит отметить, что Лавкрафт был одной из любимых многими фигур своего времени. Он был невероятно щедр (не деньгами, потому что у него их было мало, но своим временем и опытом), помогая коллегам-писателям совершенствовать свое ремесло. Один мой друг, Эрнест А. Эдкинс, сказал о Лавкрафте следующее: "он остается в моей памяти великим благородным джентльменом, в самом прямом смысле этого, часто употребляемого слова" (прим.- Эрнест А.Эдкинс, "Воспоминания об особенностях Г.Ф.Л.", 1940). И ни один из друзей и коллег Лавкрафта не сообщал, что он когда-либо проявлял расистские настроения в их присутствии. Его помощь и поддержка распространялись на ряд еврейских коллег, среди которых был и поэт Сэмюэль Лавман и молодой писатель Роберт Блох, впоследствии автор книги "Психо"(1959). Четырех-летняя связь Роберта Блоха с Лавкрафтом (с 1933-го по 1937-ой) была для него настолько значимой, что он однажды высказался о том, что если б знал, что Лавкрафт умирает, то пополз бы на четвереньках из Милуоки в Провиденс, чтоб быть у его постели.

Любопытно, что Лавкрафта так широко осуждают за его взгляды, в то же самое время и многие другие знаменитые литературные деятели тех лет допускали отклонения от нынешней социально-политической ортодоксии. Американский писатель Эдгар Аллан По был беззастенчивым сторонником рабства. Герберт Уэллс пренебрежительно отзывался о «примитивных» культурах. Джек Лондон проявил сильные анти-азиатские предрассудки, написав в 1904-ом году статью «Желтая опасность», высмеивая китайских иммигрантов в Калифорнии. Друг Лавкрафта Роберт Э. Ховард, создатель Конана-Варвара, написал рассказ «Черный Ханаан» (1936), гораздо более вопиющий расистский рассказ, чем всё, что написал Лавкрафт, поскольку он выражает откровенное сочувствие к белым рабовладельцам подавляющим восстание, поднятое афро-американскими рабами в Техасе до Гражданской войны. Литераторы Т.С. Элиот и Эзра Паунд были недвусмысленными антисемитами; Паунд был настолько яростен в этом вопросе в своих радио-передачах во время Второй Мировой войны, что даже был заперт на несколько лет в сумасшедшем доме. Роальд Даль был оголтелым расистом и антисемитом, — и у него было гораздо меньше оправданий для этого, поскольку он знал о последствиях Холокоста, в отличие от Лавкрафта. Даже святой Джордж Оруэлл, как теперь выяснилось, оказывается был злостным гомофобом. Этот список можно продолжать и продолжать.

Своеобразной данью уважения к Лавкрафту является то, что он выделяется своим расизмом от других писателей: в его творчестве есть неотьемлимая врожденная сила, которую многие находят неотразимой, и в результате они, кажется, лично оскорблены его упущением (промахом) в расовом вопросе. Лавкрафт сегодня проник в популярную массовую культуру настолько широко, чего никогда не смогли бы сделать высоколобые интеллектуальные поэты вроде Элиота и Паунда. Но интересно также отметить, что эта Лавкрафтовская одержимость расовыми взглядами в значительной степени является продуктом англо-американской культуры. Я почти ежедневно общаюсь с редакторами, издателями и почитателями Лавкрафта со всего мира, и очень немногие из них проявляют интерес к его расизму. Это те самые люди, которых, как вы думаете, больше всего должно беспокоить отношение писателя к подобному вопросу, но на самом деле им попросту все равно. Что их действительно волнует, так это более широкое распространение работ Лавкрафта в своем обществе. В этот напряженный момент, в нашем собственном обществе может показаться, что многие из нас стали не очень терпимыми к нюансам. Более эмоционально-приятней видеть вещи в черно-белом цвете. Но я верю, что в какой-то момент более холодные разумные головы возобладают и, что Г.Ф. Лавкрафт, чьи невероятно мощные странные истории вдохновили множество поколений читателей, писателей и ученых, не будет смешан с генералами Конфедерации времён Гражданской войны в Америке, и прочими деятелями, чей расизм активно причинял вред цветным людям, и которые по праву заслуживают быть свергнутыми с занимаемых ими уважаемых и авторитетных позиций.

Ужасно упрощенно видеть Лавкрафта — просто "жестоким расистом" и не более того. Он был расистом, но едва ли "жестоким"; он был неизменно вежлив со всеми с кем встречался, включая людей других рас. И его взгляды на этот и мириады других вопросов, занимавших его ум, сложны, и их не так легко разложить по полочкам. Всегда есть опасность подвергнуть моральному осуждению деятелей прошлого — и величайшая опасность состоит в том, что через пятьдесят или сто лет мы сами подвергнемся аналогичному цензу и наказанию за все виды пренебрежительных действий и совершенные нарушения, о которых мы сегодня не подозреваем или которые мы спокойно принимаем, как неизменную часть современного общества. Так что некоторое смирение в подобных вопросах может быть уместным с нашей стороны. Постоянное подчеркивание этого единственного аспекта мысли Лавкрафта само по себе может представлять собой своего рода предвзятость или предубеждение, от которых нам следует отказаться.

.

Author: © 2020 S.T. Joshi.

Персональный сайт: http://www.stjoshi.org

Copyright © 2020 "The Truth Seeker" (Vol.147, sen./dec.).

World's Oldest Freet Hought Publication Founded by D.M. Bennett in 1873.

Editor in Chiev and Publisher Roderick Bradford, San-Diego, California, US.

Ссылка: http://www.thetruthseeker.net

Перевод: © 2020 ZaverLast.

.

==============================

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

================================

.

                                                                                                  * * *

Эссе "МЫ НЕ МОЖЕМ ИГНОРИРОВАТЬ БЕЛОЕ ПРЕВОСХОДСТВО Г.Ф. ЛАВКРАФТА" (2017).

Лавкрафтовские расовые нарративы сохраняются в современной политике.

.

Статья с американского культурно-литературного интернет-портала "Literary Hub" (LITHUB).

Автор: Уэс Хаус — степендиат программы социального и культурного анализа Нью-Йоркского Университета, магистр наук Колледжа Восточных и Африканских исследований по политике Ближнего Востока (SOAS), литературный критик и издатель.

Перевод: © 2020 ZaverLast.

_______________________

.

                                                                                                    ***

Говард Филлипс Лавкрафт, вдохновитель космического ужаса, поднял безумие и экзистенциальный ужас на новые высоты. Он разрушил воображение в тандеме с самой историей, которая стала невообразимой в начале 20-го века. Его мифология проникает в произведения Ридли Скотта, Стивена Кинга, Гильермо дель Торо, Джосса Уэдона и многих других, а его истории тщательно анализируются в академических школах, начиная от спекулятивного реализма и объектно-ориентированной философии до пост-гуманизма и исследований человека и животных. Видео-игры обязаны ему своей космической вселенной и гротескным монстрам, которые в ней изобилуют. И более грубые, но изобретательные лавкрафтовские образы были воскрешены в популярной культуре, начиная от мультфильма "Южный парк" и музыки хэви-метал, до порнографии и секс-игрушек. Но он также является человеком, чей яростный расизм и фанатизм вызывали у него “поэтический транс”, как однажды выразился Мишель Уэльбек.

До тех пор, пока современные истории о геноциде белых, супер-хищниках и предпологаемой господствующей расе находят благодатную почву на американской почве, современная значимость Лавкрафта будет выходить за рамки того, что хотели бы признать некоторые поклонники. Его фанатизм и расовые перегибы в повествованиях нельзя отбрасывать, отбирать только вишенки или сметать под ковер, в пользу его более широко известных литературных приемов и достижений — особенно когда современные одержимые правые повстанцы с гордостью заявляют о нем, как об истинном создателе реакционных ужасов. Его истории и политика всё еще дышат, даже самые грязные и гнилые из них.

Не делая никаких попыток скрыть свои фанатичные взгляды, Лавкрафт писал публикации с самыми гротескными оценками тех, кого он считал "низшими". Его письма переполнены антисемитскими теориями заговора подпольного еврейства, противопоставляющие экономический, социальный и литературный миры Нью-Йорка “арийской расе". Он предостерегал от “еврея, который должен быть в наморднике”, потому что “он коварно унижает, деградирует и ориентализирует крепкую арийскую цивилизацию". Его симпатии к растущему фашизму были столь же очевидны. “- Видение (Гитлера) ... романтично и незрело”, — заявил он после того, как Гитлер стал канцлером Германии. "- Я знаю, что он клоун, но, боже, мне нравится этот мальчик!”

А его презрение к черным было еще глубже. В его стихотворении от 1912-го года, озаглавленном “О сотворении негров”, боги, только что сотворившие Человека и Зверя, создают черных в полу-человеческой форме, чтобы заселить пространство между ними. Что касается внутреннего терроризма белых меньшинств в преимущественно черных штатах Алабама и Миссисипи, то он оправдывает их за “прибегание к внесудебным незаконным мерам, таким как линчевание и запугивание, потому что юридический правовой механизм недостаточно защищает их (белые меньшинства)”. Он сетовал на эту мрачную напряжённость, как на досаду, но тем не менее говорил, что “всё лучше, чем смешение, которое означало бы безнадежный упадок великой нации”. Смешанные браки, как сильный внутренний страх, пронизывают его письма и рассказы; он настаивает на том, что только “боль и несчастья могут возникнуть в результате смешения черного и белого”.

К его предубеждениям, как и к предубеждениям многих деятелей, достигших статуса культурной иконы, часто относятся с апологией, извинениями, пренебрежением или как к личным недостаткам внутри любого великого человека. Никогда это не было так ясно, как во время дебатов в 2010-ом году вокруг награды "World Fantasy Award", престижной литературной премии за лучшую фантастику, отлитом в карикатурном бюсте образа самого Лавкрафта, по поводу которого обратились с петицией ряд писателей. Премия "Говард", учрежденная в 1975-ом году в родном городе Лавкрафта Провиденсе, штат Род-Айленд, была призвана "дать видимый, потенциально полезный знак признательности писателям, работающим в области фантастической литературы, литературной сферы, слишком часто отличающейся низким финансовым вознаграждением и безразличием". Как и большинство наград, названных в честь художников, она была призвана признать прецедент Лавкрафта в области фантастики.

Но по мере того, как его расизм и ксенофобия становились все более известными и обсуждаемыми, стало очевидно, насколько легкомысленно и вопиюще было награждать чернокожих номинантов лицом человека, который однажды провозгласил, что “негр в основе своей биологически ниже всех белых и даже монгольских рас”. Как сказала писательница Ннеди Окорафор, первый чернокожий человек, когда-либо выигравший премию "WFA" за лучший роман, выразив свой внутренний конфликт: “статуэтка головы этого расиста находится в моем доме. Статуэтка головы этого расистского человека — одна из моих самых больших почестей, как писателя”. Премия была ре-конструирована в 2016-ом году, но не без пинков и криков благочестивых защитников Лавкрафта. Исследователь С.Т. Джоши, внёсший глубокий вклад в изучение странной фантастики, опроверг аргументы выдвинутые в пользу изменения награды, заявив, что:

1). Премия — бюст ГФЛ — лишь "признаёт литературное величие Лавкрафта..., но ничего не говорит о человеке или персонаже".

2). Изменение награды "предполагает, что расизм Лавкрафта являлся настолько отвратительным недостатком характера, что сводит на нет все его литературные достижения”.

Первый комментарий Джоши особенно странен, учитывая, что награда — это слепок реального человека, а не литературная отсылка. Если цель состоит в том, чтобы подчеркнуть гениальность автора, то почему бы не сделать статуэтку отражающую его вселенную, а не буквальное лицо самого человека? В конце-концов, Лавкрафт был создателем космической инфлюэнции, изобилующей пейзажами со странными ландшафтами, непостижимыми монстрами и чужеродной инопланетной архитектурой. Нет никакой проблемы в поисках лавкрафтовских образов, чтобы отдать дань уважения его наследию и прецеденту в области странной фантастики.

Но второй пункт Джоши более показателен, поскольку он противопоставляет расизм Лавкрафта его литературе. Он пытается спасти последнее, отделяя его от первого. Но необходимость "спасать" человека, которого Стивен Кинг назвал "темным принцем барокко и ужасных историй", сама по себе вызывает сомнения. Его наследие уже прочно укоренилось. Его космология простирается от поп-культуры до узких нишевых уголков схоластики. Жалобы на потенциально запятнанную репутацию больше связаны с укреплением иллюзии Лавкрафта, как священной фигуры. Более того, отделить его расизм от его литературных творений было бы пирровой победой; в результате получается отбеленный портрет глубокомысленного писателя. И с точки зрения критики, теряется всякая осмысленная попытка разобраться в связи между расизмом Лавкрафта и космическим анти-гуманизмом, определявшими его страх.

В 1927-ом году, часто цитируемый взгляд Лавкрафта на космический ужас появился в "бульварном" журнале "Weird Tales": "- Теперь все мои рассказы основаны на фундаментальной предпосылке, что общие человеческие законы, интересы и эмоции вцелом не имеют никакой ценности или значения в огромном космосе". Нужно "забыть, что такие вещи, как органическая жизнь, добро и зло, любовь и ненависть, и все подобные атрибуты ничтожной и временной расы, называемой человечеством, вообще существуют”. Ключевым значением для всех его историй, является вопрос о внешнем мире, который врывается из неизвестных измерений и нарушает восприятие его персонажем пространства, времени и истории.

Традиционно страшилки рассказывают о чудовищном извращении существующего положения вещей (статус-кво), когда персонажи пытаются разрешить или восстановить его экстраординарными, а иногда и отчаянными средствами. Даже если все пойдет к черту, попытки главного героя, все равно, изображаются как благородные и практичные. Но истории Лавкрафта пошли ещё дальше, осуществив то, что писатель Марк Фишер в “Странном и Жутком” (Repeater) называет "катастрофической интеграцией", где внешнее вторгается во "внутреннее, которое ретроспективно раскрывается, как обманчивая оболочка, пустой конверт, фальшивка", то есть: главный герой сталкивается с неизвестными сущностями, фантастическими пейзажами, сновидениями, иными измерениями и подземными мирами, разрушающими все ранее существовавшие представления о науке, истории и человечестве. Персонажи открывали для себя города, “с архитектурой, неизвестной человеку или человеческому воображению”, содержащие “чудовищные извращения геометрических законов, достигающие самых гротескных крайностей зловещей причудливости”. Монстры Лавкрафта вызывали ещё большее недоумение, чем его города, демонстрируя физиологию, которая бросала вызов всем известным биологическим принципам, "превосходя в гротескности самые хаотичные мечты человека". Вместо возвращения к статус-кво, в выводах Лавкрафта Вселенная предстает невероятно мрачной и недоступной человеческому пониманию. В этих сказках нет героя. Таким образом, есть только два варианта, с которыми сталкиваются его персонажи: сойти с ума или убежать.

Зная примат экзистенциального страха в рассказах Лавкрафта, можно ли тогда отделить его расизм от его творческих результатов (продукции его творчества)? В конце-концов, является ли нигилизм Лавкрафта в конечном счете дальтонизмом: "Все жизни не имеют значения в огромном Космосе вцелом"? Не совсем так. Как утверждает Джед Майер в “Эпохе Лавкрафта": "Смешение ужаса и познания, сопровождающее встречу с нечеловеческим другим, жизненно сформировано расизмом Лавкрафта”. Смесь его маниакального фанатизма и истерического расизма разжигает истории о нигилизме, часто основанные на идеологии господствующей расы. В той же антологии автор Чайна Мьевиль пишет, что "анти-гуманизм, который мы находим в нем столь бодрящим, — это анти-гуманизм, основанный на кровавой расовой ненависти". Это дает еще больше оснований поставить расизм Лавкрафта во главу угла при рассмотрении его творчества.

Одна из примечательных историй Лавкрафта касается обеспокоенного детектива, который встречает "орды бродяг" с "плевками греха..., смешивающие свою злобу с ядом и творящими непристойные ужасы". Они имеют "какой-то дьявольский, загадочный и древний образец", недоступный человеческому пониманию, но все же сохраняют "исключительную подозрительность к порядку, скрывающемуся за их убогим беспорядком". Они кричат ​​"с вавилонским шумом и грязью" в ночной воздух, отвечая соседним "маслянистым волнам, плещущимся у его грязных пирсов". Они живут в "лабиринте гибридного убожества возле древней набережной", в пространстве, "пораженном проказой и злокачественной опухолью со злом, принесенным из древних миров". Можно было бы это простить, если бы Лавкрафт ошибочно принял данное пространство за злую бездну, населенную чудовищами из мифического Некромоникона. Однако, эта виньетка из его рассказа "Кошмар в Ред-Хуке". И это проклятое пространство — не какая-то зловещая гора Великих Древних, а район Бруклина прямо у пристани. А жестокие грубые монстры, проводники глубокого зла — это "сирийцы, испанцы, итальянцы и негры" из Нью-Йорка.

Во всех собраниях его сочинений, именно в этом произведении его расистские взгляды выражены наиболее явно. Относительно простая детективная история "Кошмар в Ред-Хуке" разворачивается в типичной для Лавкрафта манере; более глубокое зло медленно выявляется в сценах смешения иммигрантов, чье соседство раскрывается в заключительном акте и буквально оказывается вратами в ад. Сильные анти-иммиграционные настроения и яркие проявления симпатии к расистской полиции проявляются повсюду, со ссылками на иммигрантов, которые варьируются от “монстров” до “заразных инфекций". Мы видим чернокожих и иммигрантов, несущих хаос в американский закон и порядок, подвергнутых научному исследованию, которое воспринимает их как опасность для господствующей расы.

Эта история была спровоцирована пребыванием Лавкрафта в Бруклине с 1924-го по 1926-ой годы, в период сильной смены демографической ситуации, затронутой Великой миграцией чернокожих с Юга на Средний Запад и Север. В одном из писем Лавкрафт описывает жизнь в Бруклине как "заточение в кошмарном сне", а уезжая, он клялся, что "даже угроза проклятия не сможет заставить меня снова поселиться в этом проклятом месте". Его супруга Соня Грин вспоминала, что "всякий раз, когда он встречал толпы людей — в метро или в полдень на тротуарах Бродвея, кого бы он ни встречал, а это в основном были рабочие из числа нац-меньшинств, — он становился мертвенно-бледным от гнева и ярости".

Поэтому неудивительно, что расистское воображение обладает сверхъестественной способностью придумывать самые диковинные и дьявольские представления о меньшинствах и иммигрантах; существовавшие ранее социальные иерархии и политические силы придают этим историям жизнь и значимость. Пронизанный ужасами рассказ полицейского Даррена Уилсона о смерти 18-летнего чернокожего Майка Брауна, представленный большому судебному жюри 16-го сентября 2014-го года, показывает одну непрерывную линию напряжения черной молодежи, оживленной в расистском воображении, как чудовище, которое должно быть встречено силой. Это придуманная история о ребенке, если его можно назвать ребенком, чье присутствие и поведение были настолько опасны, что единственным выходом была пуля в голову. "- Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь выглядел так, за неимением лучшего слова, безумно", — засвидетельствовал Даррен Уилсон. "- Я могу описать это только так, он становился похож на демона, вот таким злобным он выглядел". По словам Уилсона даже применение огневой мощи не могло остановить Майка Брауна, который будто начал подпитываться дьявольской энергией насилия. Уилсон утверждает, что "в этот момент казалось, что он словно набирает вес, чтобы пробежать сквозь выстрел". Таким образом, в отчаянном порыве, как было заявлено большому суду, была выпущена роковая "серебряная пуля", и "когда она вошла в него, выражение его лица стало пустым, агрессия исчезла (она исчезла, имеется в виду, что я знал, что он остановился) и угроза была устранена".

Еще одна расистская "сказка у костра" от ненадежного рассказчика. Это настолько банальное клише, что должно расцениваться как преступление. Но Даррен Уилсон жив, а Майк Браун мертв. В справедливом мире, называть 18-летнего парня маниакальным демоном, жаждущим пули, находится за пределами человеческого понимания, и было бы не только недостаточным оправданием для любого суда — это было бы квалифицировано как явное лже-свидетельство или чистое безумие. Но главная цель повествования Уилсона, изобилующего описаниями чудовищного монстра, состояла не в том, чтобы изложить какие-либо подлежащие проверке факты. Это было сделано для того, чтобы вызвать у окружающих страх. Для этого его история не должна была быть реальной. Ни одна история о том, как какой-нибудь полицейский убил чернокожего мужчину, ребенка, женщину или трансгендера, не должна быть правдой. Но, как и любой убедительный отрывок из фантастической литературы, она (история) должна, по крайней мере на каком-то уровне, взаимодействовать с мироустройством, отталкиваясь от уже устоявшихся мифов и клише, определяющих, как устроен мир.

К счастью для Уилсона, истории о "негритянском чудовище", "громадном черном звере" и "супер-хищнике" уже давно широко-распространены в супрематических капиталистических мифах о превосходстве белой расы и оказываются полезными для реакционеров в насаждении и воображении политических целей. Рекия Бойд, Тамир Райс, Шериз Фрэнсис, Трейвон Мартин и Джордан Эдвардс — лишь немногие из бесчисленного количества людей, чья кожа, внешность, поведение и даже психическое заболевание вызывали страх, который полностью "правдоподобен" в историях, рассказывающих нам о расе. Правые и либеральные комментарии к "преступлению черных против черных" и "нищете черной культуры" читаются как простая обработка расистских интонаций Лавкрафта о "примитивной полу-обезьянней жестокости дикарей" и их "шокирующих первобытных традициях". Основной посыл черной развращенности и низости остается неизменным в обоих случаях.

Это вовсе не означает, что полицейский Даррен Уилсон — является особым рассказчиком Лавкрафта, однако показывает, как масса вымышленных фантастических образов может, и была жестоко использована против цветных людей. Лавкрафт был писателем, который вдохнул жизнь в реакционные опасения и расистские кошмары меняющихся социальных и глобальных парадигм, включая парадигмы "расовых отношений", войны, революции и классовой борьбы. Он был не только "отцом современного ужаса", но и его Великим Магом. Лавкрафт не вычеркивал себя из своей мифической вселенной и не отделял эту вселенную от реального мира, разворачивающегося перед ним. Он был как активным продуктом своего времени, так и разработчиком конкретных исторических страхов по поводу "упадка Запада". И хотя позднее он преуспел в том, чтобы избавиться от шокирующих ум обыденных и разрушительных концептуальных представлений о рациональности и разуме, отчаянно пытавшихся удержаться в обществе в начале 20-го века, — он не смог противостоять кошмарам, которые кровоточили в его собственной психике.

.

Autor: © 2017 by Wes House.

Copyright © 2020 LITHUB. "Literary Hub".

Created By Grove Atlantic and Electric Literature.

Company "Grove Atlantic", New-Work, US.

Ссылка: https://www.lithub.com

Перевод: © 2020 ZaverLast.

____________________________________

Возможно, верования, вдохновлённые Г.Ф. Лавкрафтом, в конце-концов не так уж удивительны. Литературные работы, вдохновляющие религиозность, кажутся нормой в Западном мире. Несмотря на дальнейшее развитие разнообразных религиозных течений, основанных на таких книгах, как Библия, Коран или Книга Мормона. Даже современные художественные произведения порождают религиозные сообщества и духовность. Из научной фантастики, книга Роберта Хайнлайна «Чужак в Стране Чужой» (1961) создала нео-языческую Церковь Всех Миров и, конечно, на рассказах 1940-ых годов Л. Рона Хаббарда была основана известная Церковь Саентологии. Базирующаяся на популярной кино-медиафраншизе «Звёздные Войны» режиссёра Джорджа Лукаса — Церковь Джедаев, сегодня является четвёртой по величине религиозной организацией в Великобритании! Из произведений фэнтези, трилогия «Властелин Колец» (1955) Дж. Р.Р. Толкиена, роман «Туманы Авалона» (1983) Мэрион Брэдли, роман «Путь Вирда» (1983) Брайана Бейтса, и серия фэнтезийных книг «Плоский Мир» (1983) Терри Пратчетта стали глубокими духовными резервуарами для многих современных языческих объединений. Возможно, мы будем наблюдать, как Лавкрафтианские культы станут такими же популярными, что и другие. Если бы Лавкрафт дожил до сегодняшнего времени, чтобы увидеть распространение религиозных верований, основанных на его фантастических творениях, он вполне мог бы посмеяться над иронией и, пожалуй, сделал бы их действующими элементами одной из своих странных историй.

.

.                                                                                                     ***                                                                                                                                            

Authored by: © 2010 PopMatters Staff.

Independently International Online Magazine of Cultural Criticism and Analysis.

© 2021 PopMatters Media, Inc. Chicago, Illinois, US.

Перевод: © 2021 ZaverLast.

Ссылка: https://www.popmatters.com/

_________________________________________

Иллюстрация ниже: «Образ Священного Ктулху» © Элисса Эрнст.