Начальные 200 электронных страниц в моей голове назойливо крутилось:

Ибо там так подробно описывается прожектёрство полковника Селлерса и его дружка Хокинса-старшего, что аж противно становится. К слову, Селлерс — один из главных героев «Позолоченного века», и его сказки придётся терпеть до конца, то раздражаясь ими, то просто снисходительно улыбаясь фантазиям этого вечного оптимиста-балабола.

Итак, всю книгу мужики крутятся как могут в попытках разбогатеть. Это увОжаемо (если по головам не идёшь, а это здесь скорее исключение из правил). В то же время те же мужики врут себе и людям, что они — не нищие, что вот-вот разбогатеют, что Рокфеллеры уже прислали своих людей и слёзно просят о сотрудничестве, что земля в Теннесси через месяц взлетит в цене и обеспечит семью миллионами долларов…

Всё это странно и мерзко читать. Но я понимаю, что в этом и заключена суть «Позолоченного века»: передать золототельцовый дух Америки тех лет (вторая половина 19-го века, сразу после Гражданской войны в США, когда случился расцвет частного капитала и сопутствующих ему махинаций, афер и проектов). Авторы (Марк Твен и Чарльз Уорнер) передали читателю ощущение безграничных возможностей, запах денег и богатства, царившие в те времена в США.

Все стремились разбогатеть мгновенно, пусть даже (как полковник Селлерс) сейчас сидели на репе с водой и не топили печку дровами (дров нет, ахч дац, братишка), но ставили внутрь горящую свечу — для вида, но с понтом:

На последних страницах один из героев окончательно осознаёт царящий в стране дух:

Сколько их было, таких вот темщиков и прожектёров, сгинувших в нищете и безвестности, пытавшихся поймать своё «призрачное счастье»? Сонмы и сонмы. Но были и те, кто действительно смог разбогатеть, поймать за яйца Золотого Тельца, реализовать американскую мечту, — и они несомненно подпадают под «ошибку выжившего». Да и не стоит забывать, что богатство таких людей редко нажито честным путём в «поте лица», — скорее уж оно основано на крови слабых, молчании равных и тазике с цементом для упорных (за что их и прозвали баронами-разбойниками).

Марк Твен и его соавтор здорово описывают те гремящие времена, и берут за основу своё прошлое, выводя из него общую картину целой страны. Твен (как и его отец, и старший брат) и сам до старости был тем ещё фантазёром, ведь он впустую ввалил кучу денег во всякие мертворождённые проекты. И если бы не друг Твена, нефтяной магнат Генри Роджерс, кто знает, в какой канаве мог бы валяться великий Марк Твен: окончательно разорившийся, как и его отец, но грезящий о скором богатстве?

Но чего-то меня не в ту степь несёт. Вернусь к книге.

Да, роман читается интересно и тематически напоминает будущие тексты Драйзера, в частности его «Трилогию желания». Но Теодор более суров, нежели чем Марк, который любит шутить даже там, где не особо-то и смешно (текст смешной, а ситуация страшная: шутка про пациентов начинающего доктора, которых два… Или три? Точно, три: я же была на их похоронах!). Твен шуткует, но зачастую это смех сквозь слёзы. И оттого «Позолоченный век», написанный простым и лёгким слогом, воспринимается тоже просто и легко, в отличие от того же Драйзера. Через тексты которого надо продираться с боем и воем (без негатива к Т.Д., но читать его тяжеловато, хотя не менее увлекательно).

Что ещё сказать про этот твеновский текст? Ну хотя бы то, что ближе к середине шуток становится сильно меньше. Так как первая крупная афера Селлерса и его нового дружка Гарри оборачивается провалом: ну кто бы мог подумать, что бизнесмены не захотят вкладываться в строительство ветки ж/д через болота и пустыри, и предпочтут выбрать прямой маршрут по сухой земле через соседний город? На том дружки и прогорели, и остались ещё и должны всем подряд: от работяг-землекопов до пайщиков и руководства своей шарашкиной конторы.

И потому дружки начинают замут со строительством университета на «нужных» землях, делая это под прикрытием сенатора и газет. Судьбу этого замута вы тоже узнаете ближе к финалу.

В общем, «Позолоченный век» — вещь многоплановая, и она полна сарказма над аферистами, сенаторами, «министрами, генералами, конгрессменами и всякими видными особами». Здесь высмеивается и показная религиозность («Когда речь идёт о рекламе, я всегда предпочитаю религиозную газету»); и система кредитования («О, кредит! Что это за чудо! На нём зиждется всё современное общество»); и спекуляции наивных дурачков, которых учат жизни акулы бизнеса («Не всё ли равно, на что оно [бюджетное ассигнование] предназначено: важно, чтобы деньги оказались у тебя в руках»); тут язвительно описываются и бизнесмены, «знающие толк в таких добродетелях, как сложение, деление и молчание»…

И многое другое тут тоже есть. В том числе понимание и предсказание того, что в последние пару веков (или всегда) большие дела делаются одинаково: подкуп, махинация, ложь, запугивание, лесть, соблазнение, игра на публику, лицемерие, купленные СМИ. Найдётся в «Позолоченном веке» и парочка душноватых любовных линий, рисующих любовь в цивилизации Золотого Тельца. Покажут стремление женщины влиться в жизнь, получив профессию и статус, а не только рожая детей и принимая гостей мужа в качестве жены-белоручки. Вы прочитаете и историю становления Лоры Хокинс, которая из простушки превратилась в самку собаки, крутясь в банке с пауками и выживая среди них (но финал книги покажет, что Лора всё равно не скурвилась окончательно).

И прочее, и прочее. Говорю же: авторы написали многоплановый текст, и его можно разбирать долго-долго, но вам лучше взять в руки книгу и вдумчиво её изучить.

Кстати, есть подозрение, что сериал «Позолоченный век» от НВО навеян в том числе книгой Твена-Уорнера и тамошней судьбой Лоры Хокинс. Не смотрел ещё, но планирую.

Итак. Я совсем не ожидал, что «Позолоченный век» 150-летней давности окажется такой сильной, актуальной вещью. Все эти приколы с векселями и ваучерами нам и без Твена, к сожалению, хорошо известны. Но всё-таки приятно понимать, что уже полтора века назад великий писатель одним из первых (далее был Драйзер и другие) высмеял и облил желчью всю эту шоблу, что считается уважаемыми в обществе людьми с хорошими капиталами.

Наверное, среди них есть и люди честные. И в этой книге они тоже изображены (взять хотя бы инженера Филиппа, который учился профессии и добился чистых денег своим трудом и умом; Вашингтон Хокинс с некоторыми натяжками относится сюда же; так же и девушка Руфь, ставшая врачом, хотя её богатая семья была против такой карьеры). Но их так мало, что они словно погрешность в статистике, — они есть, но незначительны в общей массе лжецов, кидал, аферистов, взяточников, темщиков, прожектёров, казнокрадов, спекулянтов… Словом, всех этих «уважаемых людей» нашего бесконечного, лживого и гнилого «позолоченного века».

Так и живём. Как говорится (думаю, Марк Твен согласился бы с этими словами):

Эта книга не столько о путешествиях Марка Твена по миру, сколько о его разочаровании. Разочаровании во всём: в людях, в местах, в истории. Скажем, до поездки Твену чудилось, что «благословенные берега моря Галилейского» прекрасны и велики, а на деле это море оказалось лишь озером, а то и вовсе «мутной лужей»:

Или Твен думал, что арабы — это гордые принцы и богачи из сказок «Тысячи и одной ночи», и лошади их величавы и царственны, но по факту арабы оказывались жалкими и нищими понторезами, которые бьют хромых кляч и вооружены допотопными пистолетами:

Или казалось Твену, что библейские цари — это некто вроде царей Европы, а их битвы — столкновения полчищ и армад за цели благие. А в сути царями оказались грязные бедуины, пасущие пару сотен овец, а их битвы представлялись уже как потасовка нищуков за кувшин воды и две груши:

Согласно автору, всё это — «сладкий вздор о Палестине», которым разномастные мамкины романтики «пичкают читателей веками». И этот вздор автор убедительно деконструирует, попутно высмеивая и пресловутых романтиков (регулярно упоминая некоего «мистера Граймса», который «так драматичен. И так романтичен. И, видно, мало заботится о том, правду ли он говорит, — его дело попугать читателя, пробудить в нём зависть или восхищение»).

Думаю, приведённые примеры понятны. И таким духом наполнена значительная часть «Простаков за границей», и знаете что? Это здорово.

Американский писатель не побоялся быть откровенным, и честно описать то, что видел и переживал лично. В нём видно уважение ко многим вещам, о которых он говорит, и зачастую он презирает именно людей, исказивших эти вещи, окутавших их пышными словами, ложью, бездумьем и своим тщеславием. Американцу удалось именно что подметить и раскрыть лицемерие и двойственность большинства людей, ведомых и глупых, не желающих говорить то, что думают (или вовсе не умеющих думать самостоятельно).

И потому «Простаки» — книга отличная, злая и едкая.

Мне понравились атмосферные главы про Францию, Помпеи, Россию, Египет и мудрого Сфинкса (очень круто и художественно), и также про Святую Землю Палестины. Но последняя занимает слишком много места на страницах, и читать это не всегда интересно, — кроме шатаний Твена по Иерусалиму, который «мрачен, угрюм и безжизненен». Однако в таланте автору всё равно не откажешь, пусть временами текст и скучноват. И как здорово, что М.Т. сумел поехать в такое путешествие, и увидеть, и описать значимые места нашей истории, а также быт, нравы и облик различных людей.

Словом, Твен создал занятный сборник путевых заметок (за что некоторые зовут его первым блогером; но это сова на глобусе, так как заметки писали и ранее). И сей сборник полезен даже сейчас, в век интернета, потому как он полон юмора, искренности и сарказма, а не очередных проплаченных кем-то восторгов.

Хотя, конечно, человек верующий (рьяный христианин или мусульманин) может сильно оскорбиться от высказываний Твена и общего тона его книги. По нынешним меркам твеновский текст неполиткорректен, и сейчас бы автор легко мог стать персоной для декапитации. Честно говоря, пусть оскорбляется кто хочет, но меня текст «Простаков за границей» совершенно не задел. Ведь автор увидел то, что смог и захотел (как и все мы), и описал всё так, как считал нужным (как и все мы). Отменять его бесполезно (но кто-то пытается), а обижаться на него — глупо.

Да, Марк Твен пристрастен в своих оценках и суждениях, — а какой настоящий блогер беспристрастен? Напоследок процитирую «Простаков» ещё раз:

Честно говоря, я практически ничего не знал об этом человеке, и читал его очень мало и давно. До того момента, как открыл тематический выпуск «ЖЗЛ» от Мориса Мендельсона и далее — от Максима Чертанова. Как же здорово оба биографа описывают историю Сэма «Отметь Два» Клеменса! Если бы я составлял сухую аннотацию, то сделал бы её такой:

Итак, первый автор (Морис Мендельсон) — ощутимо «советский», и поэтому у него здесь полно «политиканов» и «классовой борьбы», злости Клеменса на империализм и КУЧКУ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ПРИХВОСТНЕЙ… В общем, если вас не смущает такой вот «односторонний» стиль подачи, то книгу Мендельсона я вам строго рекомендую, ведь она, по сути, чёткая, а её стиль не мешает погрузиться в атмосферу юных США.

Советский литературовед отлично подаёт биографию Клеменса, анализирует его жизнь и творчество, приводит много цитат и интересных фактов, делает выводы и наблюдения. Читается всё легко и быстро, тут нет зауми и академической сухости, всё доступно и прекрасно, и Твен показан подлинным гуманистом, до конца стоявшим за свои высокие идеалы.

Разве что текст чуток устарел (на полвека с хвостом, с хвостом кометы Галлея), но и это не беда. Потому как в 2012 году Максим Чертанов восполнил все пробелы, написав новую работу с учётом прошедших лет. Если бы я составлял ещё одну сухую аннотацию, то она бы выглядела так:

Да, труд Чертанова — не менее (или даже более) удачный, чем у Мендельсона. Здесь уже нет «советскости» и всяких там «прихвостней» капитализма, сам томик потолще, повествование более сжатое, динамичное и живое, а автор не чурается «говорить от себя», задавая вопросы и отвечая на них. В какой-то мере это было и у Мендельсона, но у Чертанова выражено сильнее и смелее. Короче говоря, чувствуется вовлечённость автора (Чертанова/Кузнецовой) в тему, а это всегда подкупает.

И мне нравится, что на свете был такой вот пылкий дядька, и что у нас теперь есть минимум два «ЖЗЛ»-выпуска о нём. Они составляют гармоничную дилогию, и читать их нужно по времени создания (ибо первый даёт основу и контекст, а второй расширяет и углубляет всё ранее сказанное в СССР). Эх… Теперь мне бы ещё и Твена осилить хоть немного. На днях я кайфанул от его «Таинственного незнакомца» (но финал там жутко запорот), а остальное читал уже сильно давно, чтобы что-то помнить.

Этот писатель — капитальный красавчик, и не зря занимает своё местечко в Вечности. Хоть он и трусил временами, и приспособлялся (но себя же за это проклинал), и за южан успел повоевать бескровно, и расизмом по юности баловался, но! Он — действительно великий писатель, потому как развивался и умнел, в итоге став защитником всех униженных и бесправных.

Сэм Клеменс — Человечище, слова которого обжигали и хлестали, и потому его ждала неизбежная цензура (включая самоцензуру) и правки литературных «душеприказчиков». Но несмотря на всё, его творчество (этого счастливого озорного мальчишки, этого бродяги Дхармы, этого великолепного речного лоцмана, этого язвительного газетчика-тролля, этого юмориста и серьёзного писателя), — творчество его до сих пор с нами. Оно переиздаётся и довыпускается, хотя Твен и умер ещё в 1910 году, а «пишет» до сих пор! И читают его тоже до сих пор.

Отзыв у меня вышел эмоционально-восторженным, вы уж простите. Пойду осваивать собрание сочинений, чего и вам желаю. А для тех, кто не знает, зачем и почему стоит читать этого автора, есть две книжки из серии «ЖЗЛ». Дайте Твену шанс, ознакомьтесь с его жизнью, и возможно, он уверенно войдёт в жизнь вашу, даст пищу для ума и подарит много смеха (а порой и слёз).

Честно говоря, я практически ничего не знал об этом человеке, и читал его очень мало и давно. До того момента, как открыл тематический выпуск «ЖЗЛ» от Мориса Мендельсона и далее — от Максима Чертанова. Как же здорово оба биографа описывают историю Сэма «Отметь Два» Клеменса! Если бы я составлял сухую аннотацию, то сделал бы её такой:

Итак, первый автор (Морис Мендельсон) — ощутимо «советский», и поэтому у него здесь полно «политиканов» и «классовой борьбы», злости Клеменса на империализм и КУЧКУ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ПРИХВОСТНЕЙ… В общем, если вас не смущает такой вот «односторонний» стиль подачи, то книгу Мендельсона я вам строго рекомендую, ведь она, по сути, чёткая, а её стиль не мешает погрузиться в атмосферу юных США.

Советский литературовед отлично подаёт биографию Клеменса, анализирует его жизнь и творчество, приводит много цитат и интересных фактов, делает выводы и наблюдения. Читается всё легко и быстро, тут нет зауми и академической сухости, всё доступно и прекрасно, и Твен показан подлинным гуманистом, до конца стоявшим за свои высокие идеалы.

Разве что текст чуток устарел (на полвека с хвостом, с хвостом кометы Галлея), но и это не беда. Потому как в 2012 году Максим Чертанов восполнил все пробелы, написав новую работу с учётом прошедших лет. Если бы я составлял ещё одну сухую аннотацию, то она бы выглядела так:

Да, труд Чертанова — не менее (или даже более) удачный, чем у Мендельсона. Здесь уже нет «советскости» и всяких там «прихвостней» капитализма, сам томик потолще, повествование более сжатое, динамичное и живое, а автор не чурается «говорить от себя», задавая вопросы и отвечая на них. В какой-то мере это было и у Мендельсона, но у Чертанова выражено сильнее и смелее. Короче говоря, чувствуется вовлечённость автора (Чертанова/Кузнецовой) в тему, а это всегда подкупает.

И мне нравится, что на свете был такой вот пылкий дядька, и что у нас теперь есть минимум два «ЖЗЛ»-выпуска о нём. Они составляют гармоничную дилогию, и читать их нужно по времени создания (ибо первый даёт основу и контекст, а второй расширяет и углубляет всё ранее сказанное в СССР). Эх… Теперь мне бы ещё и Твена осилить хоть немного. На днях я кайфанул от его «Таинственного незнакомца» (но финал там жутко запорот), а остальное читал уже сильно давно, чтобы что-то помнить.

Этот писатель — капитальный красавчик, и не зря занимает своё местечко в Вечности. Хоть он и трусил временами, и приспособлялся (но себя же за это проклинал), и за южан успел повоевать бескровно, и расизмом по юности баловался, но! Он — действительно великий писатель, потому как развивался и умнел, в итоге став защитником всех униженных и бесправных.

Сэм Клеменс — Человечище, слова которого обжигали и хлестали, и потому его ждала неизбежная цензура (включая самоцензуру) и правки литературных «душеприказчиков». Но несмотря на всё, его творчество (этого счастливого озорного мальчишки, этого бродяги Дхармы, этого великолепного речного лоцмана, этого язвительного газетчика-тролля, этого юмориста и серьёзного писателя), — творчество его до сих пор с нами. Оно переиздаётся и довыпускается, хотя Твен и умер ещё в 1910 году, а «пишет» до сих пор! И читают его тоже до сих пор.

Отзыв у меня вышел эмоционально-восторженным, вы уж простите. Пойду осваивать собрание сочинений, чего и вам желаю. А для тех, кто не знает, зачем и почему стоит читать этого автора, есть две книжки из серии «ЖЗЛ». Дайте Твену шанс, ознакомьтесь с его жизнью, и возможно, он уверенно войдёт в жизнь вашу, даст пищу для ума и подарит много смеха (а порой и слёз).

Итак, пять произведений из этого цикла, которые я прочитал, можно расставить в порядке убывания крутости вот каким образом:

1. «Война миров» Герберта Уэллса. Занимает заслуженное первое место по понятной причине: это один из прародителей жанра научной фантастики, классическое произведение, мощное социальное высказывание и просто хорошая книга.

2. «Третье нашествие марсиан» Сергея Синякина. Серебряная медаль — за бодрый детективный дух, закрученный сюжет, интересные жизненные наблюдения и лёгкий язык повествования.

3. «Второе нашествие марсиан» братьев Стругацких. Бронзовой медалью повесть награждается за моральную дилемму, конечно: быть сытым сонным рабом или же остаться свободным человеком со всеми издержками свободы.

4. «Новые времена» Даниэля Клугера. Почётное четвёртое место — за отличное описание капиталистических форм отношений: наш девиз непобедим — обдурим и продадим! Новые времена — они такие.

5. «Майор Велл Эндъю» Лазаря Лагина. Ставлю повесть в конец списка за пресловутую однобокость и плоскость сюжета. Жаль, но книга не произвела на меня какого-то сильного впечатления и практически не отложилась в памяти.

В контексте этого рассказа хочу рассказать три истории о смерти. И все они — о котах.

История про болото и берёзу.

Давным-давно жила у нас кошка, звали её Мурка. Хитрая и смелая была. Настоящий курильский бобтейл: полосатая, крепкая, угловатая, жилистая, длинные заячьи лапы и короткий хвостик-обрубок. А кроме того — очень верная и добрая, но большую часть любви она отдавала лишь одному человеку: моей маме. Так уж получилось, что Мурка признавала хозяйкой только маму, а ко всем остальным относилась в лучшем случае с терпеливой лаской.

Мурку мы к дому не приучали, и зимой она жила (а летом только ночевала) в подсобном помещении. Кормилась она чаще всего на улице: птицы, крысы, мыши. Мурка выросла настолько суровой котярой, что все соседские коты боялись заходить к нам во двор по своим кошачьим делишкам. А если она видела такого смельчака, он тут же получал молниеносную и кровавую взбучку от Мурки. В марте она, конечно, делала исключения, и тогда в нашем дворе вились толпы ухажёров...

Шло время. Мурка старела. Как любая нестерилизованная кошка, она не прекращала весенние гулянки вплоть до очень пожилого возраста. Будучи уже бабушкой по человеческим меркам, эта полосатая дама охмуряла молоденьких глупышей и в очередной раз от них залетала. Котилась она с каждым разом всё трудней, и в итоге не смогла. Котята не вышли, и умерли внутри кошки. Там и загнили, а вместе с ними загнила и Мурка.

Родители пытались её лечить, давали лекарства, успокаивали. Мама до сих пор вспоминает, как в последний день жизни Мурка, уже почти не приходя в сознание, вдруг очнулась и начала лизать мамины руки. А потом кошка умерла.

Думаете, на этом всё? Нет. Мурка умерла, и я, тогда ещё довольно юный (мне было лет 13 или 14, наверно) надеялся, что папа отнесёт кошку и похоронит её, так сказать, по-человечески. Не помню, чего я ждал от похорон кошки — видимо, хотя бы коробку для тела и обозначенную могилку. Однако нет — кошку засунули в мешок и отнесли на болото в лесу. Как поломанную вещь. Откуда я это знаю? Оттуда, что когда я не нашёл могилку на заднем дворе, я спросил, где кошка. Хотел с ней проститься. Услышал, что она теперь где-то в лесу.

Я обул сапоги и пошёл в этот лес — ещё с детства я там лазил, сражался с болотными лопухами, и потому хорошо понимал территорию. Нашёл этот мешок с мёртвой кошкой — в грязи, под деревцем, в окружении лопухов. Похороны в болоте мне сразу показались несправедливыми — потому я туда и пошёл.

Давясь слезами, я взял мешок и понёс его на задний двор (там у нас дикое место, но хотя бы почти нет болота, просторно, светло и виден наш дом). Сказал маме. Мы обернули кошку в старую куртку и закопали её под молодой берёзой, на сухом возвышении, а я ещё воткнул туда палочку. Потом пришёл на могилку один и сидел рядом, вспоминал хорошие моменты, связанные с Муркой.

Спустя время я даже немного раскопал землю и проверил, на месте ли куртка — боялся, что дикие звери (а у нас по заднему двору иногда гуляют голодные медведи и бродячие собаки) могут унюхать и утащить кошку. Куртка была на месте, Мурка тоже. Так она там и лежит.

История про апрельский субботник.

Во время весенних субботников иногда попадаются подснежники. Полицейские часто находят трупы людей, погибших зимой и занесённых снегом до самой весны, а я два года назад нашёл трупик рыжего кота. Высохший, облезлый труп животного, которое скрючило снегом в какую-то неестественную позу. Я тогда почти ничего не почувствовал — но помню, как на секунду сжалось сердце, словно чья-то большая лапа проникла в мою грудь и мягко надавила.

На фотографии к этой заметке вы видите мёртвого кота. Думаю, вы тут не неженки, и вряд ли упадёте в обморок из-за моей фотографии. Я нашёл этого кота во время субботника во дворе нашей организации. Он лежал в куче мокрой гниющей листвы, но сам был на удивление чист и светел.

Помню, как шарахнулись от трупика наши дамы — они явно не хотели связываться с мертвечиной. Я же был в перчатках — взял кота за сухую лапку и положил в большой мусорный мешок: к грязным листам, сигаретным окуркам и пустым бутылкам.

К сожалению, я не могу рассказать про кота много. Я не знал его лично, и встретились мы только после его смерти. Каким он был? Как его звали? Почему он умер? Почему он умер на улице, в центре города, сырой сахалинской зимой? Почему у него не нашлось хозяина, который бы положил его в коробку и закопал под деревом, оплакал бы и воткнул в землю палочку?

На эти вопросы нет ответа, и никогда уже не будет.

Кота отвезли в мусорном мешке на помойку, и там он и сгинул окончательно. Но осталась хотя бы его фотография — и кот будет жить в памяти моего компьютера, пока жив я.

История про коробку.

Это случится в будущем, лет через десять или пятнадцать. У меня есть кот, рыжий Петрович, и я его очень люблю. Ему уже восемь лет. Он кастрирован, одомашнен, на улице бывал пару раз — и какое-то время даже жил в деревне родителей, бегал по заднему двору, ловил мотыльков и комаров. А ведь до всего этого в тот день были ещё и такси, и аэропорт, и час на самолёте, и новое место жительства — и кот всё это стоически вынес. Эмоции прямо-таки переполняли зверька!

Помню, как впервые вынес его во двор. Он вышел из переноски и присел от страха: над ним синело высокое летнее небо, шелестела трава, витали загадочные запахи... Сначала кот боялся, а потом его было уже не загнать домой. Носился по двору, переднему и заднему, как капитальная сволочь, кусал шлейку и возмущался попыткам ограничить кошачью свободу.

Шлейку сняли, и дали зверьку свободу — даже разрешили писать в песок для цемента. Словом, устроил я коту каникулы в Простоквашино, и он остался доволен. Потом мы вернулись в город — и тут он тоже как у Христа за пазухой.

Но однажды мой кот умрёт. И умрёт не только он — но сегодня мы говорим о котах. Он умрёт, и мне придётся похоронить его в коробке под деревом, в сухом, солнечном месте. Моя квартира опустеет, больше не будет шерсти на полу и кошачьих какашек на балконе. Игрушки осиротеют. Тарелочка будет всегда чиста.

Кот перестанет спать со мной, пинаться во сне, кусать меня в три часа ночи за пятку. Затихнут его полуночные вопли «подсади меня на полку, кожаный». И он не будет больше приходить ко мне, заглядывать в глаза, мурлыкать и лизать меня в бороду...

Мой кот умрёт — и это случится неизбежно.

Не знаю, зачем я вообще начал этот разговор. В отличие от остальных постов, тут нет какой-то морали, намёка или призыва. Я просто представил, как однажды мой рыжий комочек шерсти умрёт, и одна из коробок, в которых он так любит сидеть, станет его последней. Эту коробку, необычно лёгкую и одновременно такую тяжёлую, я отнесу туда, где шумят берёзы, вырою ямку и закопаю своего мёртвого кота.

А дальше — кто знает? Может быть, мы (как в рассказе «Трое» Юрия Мамлеева) встретимся однажды — «там», где не будет уже ни земного времени, ни чисел, ни человеческого ума. И кем мы станем — существами ли, бесконечным разумом или посланниками неведомого, — невозможно будет выразить на нашем языке.

Спасибо за ваше внимание. Любите и цените своих животных, пока они живы.

Это очень умная (местами даже за-умная) книга про писателя, которому я симпатизирую с юности. Первая часть монографии, где описывается жизнь старого козла, читается взахлёб и с большим удовольствием. Даже если и так всё знаешь. Вторая часть, где автор разбирает мифы о Буковски (Буковски же и сочинённые), местами идёт туговато. Там много ссылок и опор на всяких вумных философов, которых я не читал и вряд ли буду.

Эту книгу можно было бы сделать попроще, для крестьян кривозубых, а не для высоколобых филологов. Но тут уж как есть, деваться некуда. И на том благодарим-с.

В целом получилось классно, прочитал два раза за пару лет. Здесь отлично рассказано про жизнь и творчество Ч.Б. Если вчитываться, то найдёте также кучу общих, интересных мыслей. Спасибо автору, что занялся столь объёмной работой и довёл её до конца.

Хотя я всё же считаю, что текст нужно было писать проще (убрать лишнюю академичность), в более приземлённом стиле. Ну это как Дилана Томаса обсасывать на две сотни страниц кандидатской (что тоже неплохо, но как-то фальшиво, мне кажется). В такого рода произведениях есть тонна полезной инфы и фактов, но по духу от них пованивает мещанством и университетом.

Я имею ввиду, что если там и есть понимание, то почти целиком оно теоретическое, кабинетное. Будь то Дилан Томас, будь то Чарльз Буковски. Хотя я и сам — мещанин, и понимаю Ч.Б. на простом уровне, сидя при деньгах в своей квартире, в тепле и сытости. И потому смешно читать начало главы «Подшофе», где Хаустов, вероятно, бухнул и его понесло за жизнь и за Бука, попутно вываливая всяких аристотелей, делёзов и хайдеггеров. Умник напился — умник умничает, и это такое себе.

И меня смешно читать и слушать, так как о Буковски я рассуждаю с безопасного (во всех смыслах) расстояния: он давно умер, а его судьба мне вряд ли грозит. А смелости на неё мне не хватит, ибо зачем обнулять? У Бука была своя колея, у меня — своя, колея эта — только моя, выбирайтесь своей колеёй…

Но что-то вот тянет нас (одних из душного университета, других из бытовки разнорабочих) трепаться про Буковски. Возможно, так на нас действует харизма этого «образцово плохого» писателя, действительно ставшего «меньшим, чем Ничто»? И потому — Великого? Чёрт его знает. Быть может, я вообще заблуждаюсь, потому как с годами мой пиетет к Ч.Б. проходит, и сейчас я просто его уважаю, что ли, но не восхищаюсь им, как раньше.

Пойду открою «Калифорнийский квартет» или включу какой-нибудь «Фактотум» с «Пьянью». Чего и вам желаю: разбираться в том, что нравится или не нравится, и почему оно так происходит.

Если вы хотите узнать, что значит быть матросом на дОбыче селёдки, тогда прочтите «Три минуты молчания» Георгия Владимова. Потому как этот автор, что называется, шарил за тему и описал не только её технико-материальную часть, но и (что важнее) морально-этико-психологическую. То есть за сюжетом про советского моряка кроется общефилософский сюжет о Человеке и его месте в нашем мире. Мире, где каждый устраивается как может и как умеет, пусть даже это не всегда красиво и правильно.

В общей сложности лично я был таким же вот матросом полтора года (только не на океаническом, а на прибрежном лове). И в общих же чертах я тоже попробовал всей этой морской романтики, которой фактически и нет, и не было никогда и нигде, кроме как в книгах про приключения. Впрочем, каждый всегда видит вокруг лишь то, что хочет и способен, и оттого мои слова субъективны. Но учтите, что «Три минуты молчания» Владимова — это совсем не «Алые паруса» Грина, это не томная лирика, а реализм, хотя трагичность и красота одинаково есть в двух произведениях.

Так вот. Сам Владимов, кстати, для написания «ТММ» отправился в рейс матросом и тоже ловил рыбку в океане-ане-ане. На рыболовецком траулере он и испытал всё на собственном опыте, в итоге воплотив сей опыт в художественный текст. И это всегда чертовски подкупает: ведь понимаешь, что человек как минимум не умничал из кабинета, а добровольно пошëл и хлебнул заоконной реальности.

Именно поэтому «ТММ» для меня — книга занятная и качественная. Её главный герой (Сенька Шалай) — молодой парень, толком не знающий, чего он хочет от жизни. Да и жизни-то как таковой он особо не видел, кроме однообразной, тяжёлой и угнетающей работы в море (сначала Сенька служил на флоте, потом сразу же пошёл рыбачить).

Не знает Сенька, как и зачем живёт, и потому однажды его подпоили заклятые друзья (он вернулся с рейса при больших деньгах): они гуляли за его счёт по ресторанам, на такси катались, курточку дорогую ему впарили (она ещё сыграет свою роль), а Шалай, балбес пьяный, всех любил и всем улыбался. Раскрылся душой, так сказать, под влиянием серьёзных доз алкоголя и радости возвращения на берег.

А ночью Сенька очнулся в милиции, побитый и без денег. И вынужден он был уйти в новый рейс, хотя планировал уже завязывать (шесть лет он мотался по морям то солдатом, то рыбаком, и это ему, скажем так, малость поднадоело).

Повествование в «Трёх минутах молчания» густое и насыщенное, и лично мне пришлись по душе слог и мысли автора. Здесь много коротких, ëмких замечаний о жизни и людях, и при первом прочтении их трудно уловить. Пара примеров наугад:

Кроме подобных фраз, здесь вы также найдёте меткие и правдивые описания берегового и морского быта, размышления мужчин — про женщин (а с ними у Сеньки не ладится, и его печалит эта неприкаянность), есть тут и история про матроса по кличке «Летучий Голландец», который два с лишним года не сходил на берег, загрёб кучу денег и куда-то таинственно исчез, и про китёнка вы прочитаете, которого спасали от смерти всей моряцкой братией, и про механика есть история — осенью сорок первого года он проплыл в море одиннадцать миль и месяц жил на безлюдном острове, а позже прошёл тюрьму и ссылку…

И много чего ещё есть в «Трëх минутах молчания». Включая долгое и обстоятельное описание мощнейшего океанического шторма. Казалось бы, в книге четыреста с лишним страниц (не так уж и много), а после прочтения остаётся чувство, будто прочитал целую энциклопедию о людях и жизни.

Я бы ещë долго-долго говорил про «ТММ», но зачем? Считаю, что вам нужно прочитать эту вещь, окунуться с головой в историю Сеньки Шалая и его приключения на берегу и в море. Вы проникнитесь духом потерянности молодого человека среди океанских волн и портовых кабаков (где все такие красивые и улыбаются тебе, пока ты при деньгах), вы узнаете, что значит быть советским матросом и заодно поедите вкуснейшего борща от кондея-чудодея, честного перед Богом и людьми; вместе с Сенькой вы спуститесь в кубрик к ребятам, послушаете их байки и сказки, сыграете с ними в карты и обсудите женщин, которые ждут где-то там, на последнем берегу (а ждут ли? Вечный страх моряка — вернуться в никуда и к никому)…

Ну и, конечно же, вы увидите, что такое настоящая мужская работа: сложите в трюме вожак, сходите на вытряску сетей с селёдкой, услышите, как сквозь пробоину в обшивке хлещет вода и заткнёте эту пробоину своей спиной. Георгий Владимов заготовил для читателя много всего, включая и морской шторм, который губит людей и суда, устрашая человека своим океаническим величием вплоть до безумия, молитвы или сверхъестественного преклонения.

Отличное и полезное чтение, коротко говоря.

Не так давно по тексту Владимова сняли фильм «Снегирь» (режиссёр Борис Хлебников). Это достаточно вольная экранизация по мотивам, где выкинуто много важных и не очень важных деталей из книги. Тем не менее, «Снегирь» — кино классное, и оно, скорее всего, вам понравится. А если вдруг не понравится, то уж первоисточник-то точно должен прийтись вам по душе.

В качестве послесловия приведу большую цитату, послужившую названием всего произведения. Цитата сия, в сущности, является квинтэссенцией дум-передум Сеньки Шалая про жизнь и людей:

Ох и завернул автор, ох и закрутил. В «ДТДС» столько всего, что моя соломенная голова распухла, а потом упала вниз и разбилась об пол, как большая подгнившая тыква. Тут и не поймёшь, с каким ключом подходить к этому тексту: или иметь опыт с веществами, описанными Лафферти в «Небе» и Диком в «Помутнении», или быть глубоко верующим человеком. Допускаю, что сказочнику из Талсы пригодились сразу два указанных опыта (или только один). Как версия.

Короче: без поллитры не разберёшься. Сей рассказ выглядит квинтэссенцией прозы Р.А.Л.: ничего не понятно, но очень интересно. А если прочитать пару-тройку раз, то и понимание чуток появляется. Здесь полно отсылок на Библию (начиная со второго же абзаца, где идёт намёк на Откровение Иоанна Богослова, глава 3, стих 18), здесь хватает и мифологии, язычества (культы плодородия и связанные с этим праздники, как показано в фолк-хорроре «Солнцестояние»), жестокости, битв и пирушек в Вальгалле…

Словом, «ДТДС» полон любви и смерти, красоты и уродства, счастья и горечи. Не знаю, кем надо быть и что надо сделать, чтобы написать подобное. Но мне понравилось, хоть я толком и не могу уловить основную идею прочитанного.

А в чём же она? Что за счастье (День травы) надо бороться, выцарапывая потом и кровью у Судьбы и Бога минутки и часы истинной жизни? Или что бывших наркоманов не бывает, и помнящий свои героиновые приходы человек видит всё остальное тусклым, соломенным и серым (пока снова не прогреет ложку над зажигалкой)? Или что если ты трус, — то и не лезь наверх, ибо Счастье тебе не положено? Или что ДАЖЕ ЕСЛИ ты трус, — пробуй и бейся, и коли погибнешь, так хоть будешь знать, что сделал всё возможное? Или что… Ну, хватит.

Я не знаю. Тут реально голову сломать можно. А нужно ли? Или достаточно иметь под рукой такой вот красивый рассказ, и наслаждаться им, словно родниковой водой, когда чувствуешь тягу к загадочному и непонятному? Я даже чуть завидую Лафферти: ведь это написал он, а не я (а я-то и понять тут ничего не способен). Но и радостно мне, что когда-то был человек, умевший писать подобные вещи.

История про дни травы и дни соломы — отличный финал крутого сборника. Про который, однако, сложно сказать что-то умное. Ну вот лично я не вывожу, поэтому пишу всё что в голову придёт. Вот бы прочитать христианское толкование «Дни травы, дни соломы». А ещё бы посмотреть качественную экранизацию (в формате альманаха «Любовь. Смерть. Роботы», например).

Жду и надеюсь. И желаю вам хоть раз в жизни обрести свой День травы, проживя в нем яростно и громко, смело и кроваво, чтобы потом неизбежно вернуться в Дни соломы.

В 1965 году польский еврей-эмигрант Йозеф Левинкопф, скрывавшийся под маской «Ежи Косинский», пишет страшную сказку «Раскрашенная птица». В 2019 году чех Вацлав Мархоул снимает одноимённый трёхчасовой фильм (везёт мне на заунывное трёхчасовое кино, что поделать), где с умным видом визуализирует сию страшную сказку и показывает жестокую жизнь и дикие нравы собирательного «глубинного народа» (который то ли польский, то ли украинский, то ли славянский вообще).

Словом, очень уж эти два творца (Мархоул и Косинский) в разное время хотели поиграть в Достоевского, чьи лавры препаратора человеческих душ, судя по всему, не дают им покоя. Но получилось у них так себе, или, как говорил Борат: НЕ ОЧЕНЬ. Книга Косинского несомненно лучше экранизации 2019 года, да вот читать-то её необязательно, как и смотреть снятое Мархоулом, если кто-нибудь когда-нибудь до него доберётся.

Плюс экранной «Раскрашенной птицы» в том, что здесь очень мало слов: после бесконечного трёпа предыдущих двух кинокартин тишина и созерцательность Мархоула воспринимаются как манна небесная, и под мизантропическое настроение можно просто позалипать на зверей в человеческом обличье. Видеоряд, как вы понимаете, тут вполне на уровне Германа-старшего, и даже, пожалуй, концентрированнее: все три часа вы будете наблюдать жестокость, грязь, дерьмо, возбуждённых животных, поножовщину, бытовое насилие и изнасилования, серость и уныние.

Думаю, российскому режиссёру (Герману-старшему) всё это бы очень понравилось, доживи он до 2019 года и посмотри «Раскрашенную птицу». А вот понравится ли это современному зрителю? Хороший вопрос, потому как лично я особого удовольствия от просмотра не получил (надоел мне этот негатив ради негатива без иной цели, смысла и методов решения), и Мархоула я смотрел для общего, что называется, развития и в связи с прочитанной книгой Косинского.

Сказка Ежи Косинского, выдуманная и жестокая (как и вся его взрослая жизнь), мощно впечатляет скучающих домохозяек и соевых любителей верить во всякую западно-эльфийскую ахинею, лишь бы ахинея эта была, так скажем, про «диких восточных орков из Мордора». Вот те-то ребятки уж точно оценят киноработу Вацлава и книжку Ежи. Но для отдельного искателя правды, желающего понять феномен человека как таковой, подобные сказки выступают не более чем раздражителем из-за своей намеренной и беспросветной чернушности.

Многие творцы забывают, что Достоевский уже всё давно и качественно описал. Но они всё никак не успокоятся, стремясь затмить дядю Федю прохладными байками про диких селюков времён Второй мировой войны. Получается у них неубедительно. Книга Косинского ещё куда ни шло (она неплохая, и в ней есть художественность, и всплакнуть там тоже можно), но вот Вацлав Мархоул, походу, конкретно курнул Германа-старшего и выдал доставший сюжет про «трудно быть» еврейским мальчиком среди кривозубых славянских крестьян. Повторюсь: неубедительно, заунывно и тошнотворно.

Предисловие в очередной раз выручает и даёт вектор для понимания. Да и сам автор (спасибо ему) тоже. Тем не менее, «ПМВ» — текст очень-преочень странный, и словно бы недописанный. Здесь слышны мотивы лемовского «Соляриса» и «Непобедимого» (а мог ли Лафферти читать Лема?), который ненужный на Западе поляк изложил лучше, чем такой же ненужный там же американец.

Хотя я ставлю две повести против одного коротенького рассказика, а это не совсем корректно. Признаю, что тема контакта с непознаваемой (и неизвестно, разумной ли) жизнью получилась у Р.А.Л. круто. Жахнуть бы, правда, по этой планете медведей-воришек, да и забыть про неё навеки. Так я предлагал сделать в своей статье про «Непобедимого» С. Лема, и так же и сделал в игре «The Invincible» по мотивам этой книги.

Ибо нечего пытаться понять странное, агрессивное явление природы, если оно само не идёт навстречу (а оно и не пойдёт) исследователям, — а только лишь мерзко хихикает да ворует всё на свете. Лем в «Непобедимом» долго философствовал на тему «убить нельзя исследовать», а как по мне, так тут всё проще: лемовских «мушек» с планеты Регис-3 следует пригреть термоядеркой, как и медведей-воришек у Лафферти.

А вот разумный (ли?) океан Солярис я бы не трогал, ибо он слишком глубок и божественен для человеческого быстрого понимания. Но у Лафферти герои будут ходить-бродить, глазеть-смотреть, пока хихикающие медведи-воришки окончательно не высосут из людей все соки, и не превратят учёных с Земли в голодных призраков мрачной планеты. Оставьте вы в покое это гиблое место, не поддающееся людской классификации и изучению. А ещё лучше: приласкайте планетку каким-нибудь ультрамощным оружием.

Ведь зачем иметь под боком таких соседей? Впрочем, я вступил на довольно спорное поле, и поэтому, думаю, пора закругляться.

Рассказ про медведей-воришек у Р.А. отличный, да. Но его оборванность расстраивает (как такового финала истории тут нет), а тематическая основа (лично для меня) изложена лучше у Лема, чем у Лафферти. Тем не менее, «ПМВ» подарит вам гамму эмоций и мыслей, а это — самое главное.

Именно этими строками из У. Блейка возможно описать смысл «Хитропалых». Хотя и в предисловии оный смысл тоже раскрыт хорошо. Знайте, что я прочитал это, и мне стало грустно. Потому как провёл аналогии, их две.

Первая: история из «Вина из одуванчиков» Брэдбери, где молодой репортёр влюбился в пожилую даму. Но им было ясно, что по времени они не совпали: она уже стара, а он ещё молод. И вместе им не сойтись… Но чувство между ними — было, и тем трагична та история нереализованной любви двух людей.

А вторая аналогия пореальней: на работе у меня есть возрастные дядьки 60+, 70+ лет. С некоторыми из них я хорошо общаюсь (забывая про возраст и пропасть между нами). Однако потом опять понимаю, что мы не друзья — из-за времени и разницы в годах. Будь мы одного поколения, мы бы, возможно, друзьями стали (а ими я совсем неизбалован). Но законы мира таковы, что мы можем лишь общаться, ощущая эту непреодолимую границу Реки Времени, отделяющую нас от истинной дружбы и доверия.

И мне очень жаль это чувствовать. Это печальное и тоскливое ощущение. Ибо величие Времени подавляет и преклоняет перед собой, оставляя человеку одну лишь неизбывную грусть.

Героиня «Хитропалых» говорит: «Мы повзрослеем в разное время». И это тоже, как и меня, расстраивает её собеседника (человека по имени Селим). Он любил Ореаду (не человека, а горного духа), но судьба начертала им разные годы жизни и разные пути. И вместе им не сойтись никогда…

Вспоминается «Властелин Колец» Толкина. Там эльфийка Арвен полюбила Арагорна (человека), зная, что пожертвует своим бессмертием и переживёт мужа на много-много лет. Но они всё равно поженились и были счастливы. Хотя Арвен потом удалилась в изгнание, бросив своих детей и внуков, что тоже довольно-таки странно, но ладно, не буду останавливаться на этом моменте.

Так вот. Почему же Селим и Ореада из «Хитропалых» не смогли быть вместе хотя бы на годы жизни Селима? Ведь это было им доступно, и счастье ждало их, пусть даже с налётом неизбежной горечи. Вероятно, так решил построить рассказ сам Р. Лафферти и его экклесиастовский пессимизм: мол, если всё умрёт, то не стоит и начинать.

Хотя это, повторюсь, на мой взгляд — неправильно.

Кошмарная история на уровне с «Прокатись в консервной банке». Я более чем уверен, что не понял большинства отсылок и метафор. Но в этом помогает предисловие. В общем, «МКВИО» — зачётный пример короткой антиутопии с нотками разочарования в жизни и в глобальном смысле всего.

Если бы в этом Городе была религия (скажем, христианство), то люди имели бы путь избежать построения сего Города, где только развлекаются и перемалывают на фарш всех неугодных и неудобных (считая их условными «стариками»; как известно, гедонисты очень боятся постареть и тем самым выпасть из обоймы; недавний фильм «Субстанция» тому пример).

Но религии и веры в Городе нет, как не было их и в Содоме с Гоморрой (на которые есть намёки в тексте, когда автор говорит про соляной столб). То есть Город подразумевается как средоточие зла и порока в религиозном смысле (а Лафферти был католиком), средоточие, почему-то до сих пор ещё не уничтоженное, а наоборот — размноженное.

Ибо таких шаблонов по типу «Город» неизвестные архитекторы наклепали аж тридцать с лишним тысяч. И если кто-то вдруг полез не в своё дело (а его дело здесь — развлекаться и опускаться), то он подлежит аннигиляции на мясном заводике. Или если он имеет какой-никакой разум, но недостаточный для вступления в Клуб правителей, то судьба его такая же — мясной заводик. Так Город защищается от нестабильных и ненужных граждан.

Короче говоря: «Пусть простейшие резвятся, а потом — на комбинат».

Это сильный текст с нотками Олдоса Хаксли, «Не отпускай меня» Исигуро и фильма «Облачный атлас» (где в одном из сюжетов девушек тоже пускали на мясо, прикрывая это важным флёром).

К «МКВИО» можно привязать миллион хвостов и отсылок, а можно и не привязывать. Это зависит от личной начитанности и насмотренности конкретного читателя сего рассказа. Прекрасно то, что сия мрачная притча имеет самоценность (как Город имеет самодостаточность), и создана она на высоком идеологическо-языковом уровне. Жемчужина сборника, если в двух словах.

Послесловие. В «Летописи Всемирной Воли», включённой в «МКВИО», даны ответы на вопросы о Городе и его жителях. Но зачем «высшим созданиям» править миллиардами глупых особей? Аргумент «Мы хотим, чтобы они существовали» — глупый и натянутый. Учитывая, что «высшие создания» — тоже люди (но чуть более умные), которые захватили власть в рулонном Городе и погрузили его жителей в тотальный Ctrl+C/Ctrl+V, — то сей аргумент выглядит вдвойне странно.

Не всё тут ясно, если заниматься Поиском Глубинного Смысла. Зато ясно то, что однажды в Городе грянет переворот, ибо баллады Тринадцатой, Двадцатой и Первой улиц прямо говорят про это. И дай Бог этим людям сил и времени, чтобы свергнуть этот людоедский мерзкий режим (а-ля «Эдем» С. Лема), чтобы построить что-то чуть более достойное и счастливое.

Так на что в «МКВИО» нам намекал Лафферти? Неужели снова на упоминавшуюся мной фразу и её суть:

Хотя я вижу ровно то, что готов и хочу увидеть. Вы уж меня извините. Пишите, звоните, если готовы донести свою точку зрения на сей рассказ и его проблематику.

Итак, у Саяки Мураты получился прекрасный томик историй. Они хоть и разные, но имеют общие черты, стиль и интерес писательницы к своим темам, что она выражает в каждом тексте. На мой взгляд, тут нет совсем уж провальных рассказов: везде есть зерно, и при внимательном прочтении вы его увидите.

Мне всё очень понравилось. Здесь много текстов на десятку, большинство затронуло меня и вдохновило как минимум написать отзыв-рецензию. Я с удовольствием прочту у этого автора и другие книги, как только и если они появятся на русском языке.

Жаль, но на середину 2025 года творчество Мураты представлено у нас лишь двумя романами и дюжиной рассказов, что составляет примерно треть от всего ей написанного. Этого, конечно, мало, потому как С.М. — писатель если не крупный и великий, то уж точно значимый для нашей с вами современности.

Да уж. Пожалуй, «Инкубатор» — наимрачнейший рассказ в сборнике. Во всех остальных у героев были какие-то лазейки, чтобы остаться собой или обрести себя, отказавшись от маски. Они менялись, приспосабливались, хитрили, уходили в отрыв от норм общества, обретая истинного себя, — но героине «Инкубатора» это недоступно.

У персонажей других рассказов Саяки Мураты была личность, с которой можно работать. Изменять её, принимать одно и выкидывать другое. А у Харуки из «Инкубатора», как она сама признаёт, нет «основной» личности: есть пять ситуативных и одна запасная. И потому она ощущает себя не живым человеком, а скорее роботом с несколькими паттернами поведения.

Причём ни одна из масок Харуке не нравится. Она пользуется ими просто потому, что таковы правила её игры в человека. В то время как индивидуальности, по её же словам, у неё нет. А у кого из нас она есть? Я не могу сказать такого про себя, так как тоже пользуюсь масками (хотя и не меняюсь столь радикально, как Харука). Но какой я настоящий? Сам не знаю. Да и был ли я когда-нибудь самим собой, без наносного и фальшивого? Не знаю. Я знаю всё, но только не себя.

Наверное, когда-то самим собой я был. И я, кажется, даже помню те времена. Но вернуться в них уже вряд ли смогу. Ибо сейчас я: Муж, Сын, Работник. А живя один на стипендию и читая книги, я, наверное, был самим собой. Глупо всё это, и не знаю уже, что хочу здесь сказать. Что-то в «Инкубаторе» меня зацепило и встревожило, взбаламутило. Но я пока не понял, что именно, и не могу выразить это словами. Оставим моих тараканов, вернёмся к тексту С. Мураты.

Да, это мрачнейший рассказ сборника. У героини нет выхода и лазейки к обретению самой себя. А ей это, походу, и вовсе не нужно: она давно отчаялась. Концовка же намекает на то, что Харука не ждёт ничего хорошего, и её удел — мимикрия до финала жизни. Осложняется её судьба тем, что Харука труслива, и она понимает и свою трусость, и свою фальшивость, но не в силах что-либо изменить. И это ой как тяжело. Я не удивлюсь, если Харука однажды выйдет в окно. Ведь больно и страшно жить с расколом в душе, а когда не на что и не на кого опереться, — то тут и совсем слов нет.

Саяка Мурата оставляет читателя наедине с огромной чёрной тучей, которая «начала заволакивать небо снаружи». Хотя только-только светило солнце, и был шанс переломить ситуацию, открыть новый путь, более хороший. Но нет. Харука струсила или оказалась не готова, и всё. Ждёт её прижизненная банька с пауками и тягучая вечность, как было описано у Достоевского.

Также отмечу, что маски-личности создаёт или их носитель в целях маскировки, или же общество, которому надо классифицировать своих членов по категориям. Об этом механизме тоже вскользь упоминается в «Инкубаторе». И как тогда жить-то со всем этим? Уйти в Тибет, сбежать в леса и жить в скиту (но где бы ты ни скрылся, всё равно тебя найдут)?

Это несколько затянутый, но всё же отличный манифест в пользу опрощения и примитивизма. Кому, как не жителям огромных давящих мегаполисов, знать, что «город — это злая сила»? Он подавляет и подчиняет всё и вся, стремясь взять Природу в бетон (как в смирительную рубашку, по словам Есенина), а человека превратить в муравья-работягу, исправно платящего налоги и выполняющего приказы людей с палками и деньгами.

Вот и ГГ «Города на съедение» однажды понимает это. И решает вернуться к Природе, распространяя своё учение в надежде, что все вместе мы однажды «съедим» города, оставив на их месте поля одуванчиков и некошеного разнотравья и обретём новое, подлинное счастье бытия. Примечательно, что героиня «Города» — это антипод героини из «Пазла», которая наоборот предпочла раствориться среди бетона и вавилонских башен, сойдя с ума из-за всё того же города.

В «ГНС» слышны мотивы анархо-примитивизма, возврата к лесам и полям («С самой юности чужды мне созвучия шумного мира», как писал Тао Юаньмин) и, в общем, отказа от бетонно-денежной цивилизации, что мы выстроили на нашей жалостно маленькой Земле. И те читатели, кто вырос среди гор, лугов и полей, поймут и оценят этот рассказ. Потому что «ГНС» излагает замечательные, но такие труднореализуемые идеи.

Быть может, кому-то нравится тьма, космос и звёзды («Мир, который всегда завораживал нас»), но есть и те, кто поют: «Моё сердце не здесь, моё сердце в горах». И я пою это вместе с ними, потому как знаю, что «от морей и от гор так и веет веками», а безликие ипотечные человейники несут людям одну лишь обоюдную злобу и ненависть, ежедневно культивируя бытовой сатанизм в наших душах.

Думаю, Теду Качинскому понравился бы текст «ГНС». Да и Генри Торо — тоже. Да и Джону Зерзану, и Гэри Снайдеру, и Крису Маккэндлессу, и многим, многим другим, кто не любил города и выражался о них честно и открыто. Радует, что и современный рэп иногда поднимает эту же тему. В «Побеге» от 25/17 было так:

Я вот чувствую, что в последнее время занимаюсь именно что вырезанием своего сердца, чтобы оно мне не мешало. Ведь живу в городе, пусть небольшом и зелёном, но всё же. Одно хорошо: Природа рядом, и я всегда могу скрыться от всех хотя бы на день-два, чтобы послушать шум моего моря, шелест ещё нетронутых лесов и то, как ветер гладит траву в полях.

Ещё бы избавиться мне от лишней городской суеты, очистить тело и разум от всех глупостей про зарплату и работу, про бензин и магазин, — и тогда я стану, наверное, по-настоящему свободным, обретя свой Дом. Чего и вам желаю.

То, что у Р. Лафферти в «Старой забытой ножке» было религией инопланетных существ, у С. Мураты в «Пазле» — норма жизни для девушки по имени Санаэ. Загадочно, не так ли? А вы прочтите указанные тексты и мои к ним комментарии, и, возможно, поймаете ту же волну, что и я.

Приятно видеть, что уже в 2010 году С. М. умела писать истории о людях, бывшие предтечами «Человека-комбини» и «Земляноидов». А ведь эта малохольная Санаэ как раз и есть «типовой» персонаж Саяки Мураты. Она живёт в параллельном мире, она «хрупкая и болезненная с рождения», она любит наблюдать, но не боится и вмешаться в опасную ситуацию, следуя каким-то своим убеждениям… И тем она, Санаэ, и странная. Потому как явно не вписывается в общепринятую норму. Белая ворона, что называется, «спокойная, как холодильник» и «слишком непохожая на живой организм».

Однако её инаковость жить ей совсем не мешает, а даже наоборот: помогает. Но помогает потому, что её окружают хорошие, в целом, люди. И они видят в Санаэ то, что сами хотят увидеть в себе: доброго и не умеющего злиться человека. Санаэ для них словно идеал терпения и мудрости, который всегда поможет ближнему, выслушает его, погладит и в такси пьяного усадит. За это её и ценят коллеги на работе, а про семью и друзей в «Пазле» не упоминается.

Но однажды оказывается, что иной мир, который для Санаэ — родина, слишком уж специфичен для жителей мира нашего, подлунного и «нормального». И очевидно, что подлунники не примут иномирца, как только он раскроет себя и своё происхождение, сняв маску чуждой ему нормальности. И мы однозначно изолируем Санаэ и ей подобных куда подальше, лишь бы впредь не сталкиваться с такими пришельцами. Мы убили В. Фомина (идейного мужика в юбке), доконали К. Ступина, да и чего уж там, прости Господи: Христа тоже мы распяли. Так чему тут удивляться, что всё закончится бедой?

В «Пазле» закономерный финал с открытой концовкой. Но учитывая, что в дома для душевнобольных есть и в Японии, то дальнейший путь милой и скромной Санаэ предсказуем и ясен. Так же ясен, как у героя фильма «Отточенное лезвие», где с самого начала чувствуется, что этот человек обречён всю жизнь ходить по кругу, являясь в какой-то мере заложником своего чудесного иного мира. Но счастливы ли такие люди? Думаю, да. До поры, пока внешний мир их не заметит и не решит исправить.

Почему среди нас возникают такие персонажи? Ведь это не только герои книг и кино. Я, например, изредка встречаю их и в повседневности. А вероятно, что и сам я — из их числа, но купирую развитие своего «иномирья» в себе тяжёлой работой, поворотом к религии и мирской суетой обывателя. Вопрос остаётся: почему они существуют в реальности? Ответ мой прост и неинформативен: так уж получилось, так уж сложились обстоятельства конкретной жизни.

И если они, персонажи С. Мураты, странны и непонятны для кого-то, то лично для меня они будто братья и сёстры. Хоть я и не одобряю многие их методы познания мира или защиты от него же. Но их мысли я во многом разделяю. Видимо, и японка Мурата их тоже разделяет, раз уж пишет и пишет про психов, чудаков, еретиков. А может, давайте попробуем их сберечь?

Полагаю, именно это и делает С. М. на страницах своих произведений. За что ей огромное спасибо. Хотел бы я когда-нибудь встретиться с ней лично, да поболтать о том, о сём. Настанет день, и мои ноги снова ступят на японскую землю, а там посмотрим.

Что ж. Не Бунин, конечно, и не другие мастера писать о любви чувственно. Но! Тоже неплохой, своеобразно красивый и романтичный рассказ. У меня нет особых мыслей и воспоминаний (сказал бы про своего плюшевого медвежонка-собаку, моего верного друга с детства до лет эдак пятнадцати, от встречи с которым у меня до сих пор щемит сердце, — но не хочу подробностей).

Это просто хороший текст о дружбе и любви к вещи, что, в отличие от глупого мальчишки Юкио, не осмеёт тебя и не предаст, — ну прям как котик или собачка (только они стоят уровнем выше, так как душу живую имеют и слёзы их звериные тяжелы и молчаливы).

Есть у меня даже подозрение, что в «ЛСВ» показан любовный треугольник: Пуф и Юкио, Юкио и Наоко, Наоко и Пуф. Странно, да? Но и не такое бывает, особенно если, следуя законам синтоизма («Пути Духов»), наделять жизнью вещи вокруг и явления природы навроде ветерка или ручейка. Быть может, Пуфу нравился не сам Юкио, а пресловутый ветерок, Юкио же создаваемый. Об этом упоминается по сюжету, так что я лишь додумал описанное.

Вкратце говоря: синто, сакура, первая любовь, осквернённый чужаками храм-комната девичьего детства, — примерно об этом вы прочитаете в «Любви с ветерком». Мне понравилось, ибо навевает такое романтично-меланхоличное настроение, позволяя достать из памяти забытые мосты в Терабитию, удавов, проглотивших слонов, и моего милого старого медвежонка-собаку. Надо бы забрать его из дома родителей, пожалуй, и пусть он снова обнимется со мной.

В «Магии тела» поднимается несколько тем, чьей основой является сексуальность: первое «пробуждение» подростка, неинформативные уроки полового воспитания в школе, педофилия, детская сексуальность и познание равного по возрасту партнёра, глупые малолетки, что стремятся казаться взрослыми и потому похабничают и болтают про секс (сам таким был, и стыдно вспоминать), любовь к своему телу и уважение к телу партнёра…

Как-то так. Многие из нас всё это благополучно забыли, когда выросли, и думают, что их дети должны сами там как-то разобраться в этом тёмном лесу. Отсюда возникают проблемы с ранней беременностью, изнасилованиями несовершеннолетних и сексуализации всей дальнейшей жизни подростка. К таким выводам я прихожу, дочитав до конца.

Кроме того, в «МТ» чётко слышны мотивы «Земляноидов»: залезть кому-то под кожу, детский секс, праздник у бабушки в деревне, педофилия и насилие над детьми. В романе это раскрыто детально, а здесь же даются только общие намётки и векторы. Словом, Саяка Мурата развивалась как автор, и это заметно.

В очередной раз отмечу, что проза этой японки поэтичная и ёмкая. И «Магия тела» не исключение: тут хватает и прекрасных образов (действительно невинных и естественных), и школьной атмосферы у созревающих подростков, и тонких замечаний автора (вложенных в уста персонажей) о нашей жизни и взрослении как таковом.

Прекрасный рассказ о том, как ребёнок однажды открывает новый, неизведанный и загадочный мир внутри себя. Мы это тоже когда-то делали, но уже забыли, убрали воспоминания на дальнюю пыльную полку.

Честно говоря, сути рассказа я не уловил. На что намекает и что саркастически изображает С.М. в истории про двух девочек и слабоумного (или безумного) бомжа по кличке Паппи? Что с ним случилось, если он дошёл до состояния домашнего питомца у подростков? Попробую предположить пару версий, и вы сами решайте: да или нет.

Во-первых, «puppy» — это щенок, но слово созвучно с «pappy» — папочка. В тексте питомец описывается как «мужчина примерно одного возраста с моим папой». Итак, это — живая метафора про отношения детей с больными родителями? Вроде общаются, кормят с ложечки, ухаживают, но держат подальше от окружающего мира и не пытаются вылечить или как-то социализировать. Мол, родитель заболел — и детки быстро сбагрят его в одиночную камеру с визитом раз в день?

Во-вторых, мужчина здесь может олицетворять проблему рабства в современной Японии. А проблема такая там существует, хотя широко говорить о ней вряд ли принято. Ну это как нашему мужику попасть на кирпичный завод и пропасть там на долгие годы. Или как нашей женщине поехать в Дубай «официанткой» или «моделью». Все мы в курсе про подобные случаи, каждый год поток рабов того или иного сорта циркулирует по миру.

Кто знает, а что если Паппи был рабом-рабочим («Закончи это к двум!») под крылышком якудза, который однажды смог сбежать или просто потерялся в ходе транзита на большой станции метро. Не зря название станции, Отэмати, переводится как «кварталы воротил». А там где деньги, там же, несомненно, пасутся ребята из японских ОПГ и делают они свои гнилые дела, скрывшись под землёй.

В-третьих, общий посыл рассказа: города суть разворошенные муравейники, где все бегут по своим делам, и где никому некогда обратить внимание на человека в беде. Сколько людей прошло мимо этого бомжа Паппи, шлявшегося по метро туда-сюда? Почему полиция или охрана не приняли его для установления личности? А потому (намекает Мурата), что всем взрослым плевать друг на друга. И только дети ещё могут проявить участие и заботу к проблемному незнакомцу, потому что они ещё не успели испортиться и не начали играть по правилам взрослого мира: молчи, ври, таись, выживай.

Философская притча про детей и взрослых. Помнится, у А. Беляева был рассказ про человека, который никогда не спит (одна из историй о профессоре Вагнере?). И, кажется, там сделан вывод, что спать всё-таки нужно, ибо так решила природа, и не стоит нарушать эту базовую естественную потребность. Короче. Прочитав Беляева, я очень хотел тоже никогда не спать. Сколько всего можно узнать и увидеть, сделать и исправить, если отпадёт нужда в часах сна! Так я думал в юношестве, полный жажды познания и энтузиазма.

Потом я охладел ко всему, и продолжаю охладевать. Поэтому ныне считаю, что сон — одно из немногих благ, доступное каждому человеку, и уравнивающее богатого и бедного, умного и глупого. Сон — «маленькая смерть», после которой ты как бы обновляешься, подводишь итоги прожитого дня, и, свежий и отдохнувший (когда спишь по режиму), топаешь по очередным делам своей суеты сует.

Если бы сейчас мне не нужно было бы спать (в мои 30+ лет), то что бы я делал? Да с ума бы сходил, гоняя мысли туда-сюда, всё думая и сомневаясь, кружа по квартире, как зверь в клетке зоопарка. И в итоге, скорее всего, я бы вздёрнулся или вышел бы в окно, лишь бы обрести покой и тишину, лишь бы заткнуть все эти мысли, шумы и события, что меня (неспящего) окружают 24 часа в сутки. Такая жизнь выглядела бы одним бесконечно долгим, липким кошмаром.

Но сон всё же дарован нам, и спасибо Природе за него. Ах да, что про рассказ-то? До хороший он, короткий и глубокий. Про естественность, мечты, любовь и… капитализм. Оный заставляет взрослых спать меньше, чтобы успеть больше. А зачем успевать? А чтобы деньги зарабатывать… Так банально и скучно. Взрослые, как известно, видят в проглотившем слона удаве — шляпу, и, согласно Саяке Мурате, мечтают о волшебной пыли, лишь бы угнаться за химерами. И всё равно умереть в конце.

История «ВБЗ» — нечто в духе Р. Брэдбери, такое романтичное и сказочное с печальным посылом. Я рад, что С. Мурата умеет писать не только «шокирующую» обывателей прозу, но и вполне достойные притчи, от которых веет вечностью и спокойствием. Но главной метафоры «ВБЗ» я, наверное, не разглядел. Утрата детскости? Прощание с мостом в Терабитию? Не знаю. Но знаю другое:

Две подруги, Есико и Кикуэ, снова появляются на страницах сборника. Есть небольшие биографические расхождения с «ИЛНП» (там был муж, здесь его нет, но есть третья дочь), но персонажи явно те же — это упоминается в тексте. Вот и живут они вместе сорок лет (две тётки), родив и вырастив трёх девчонок, и все годы совместной жизни их преследует общественное порицание и неприятие. Вы что, лесбиянки? Как это нет? А кто тогда? И зачем живёте вместе? Странные вы какие-то… Мы-то так не делаем!

А женщины просто сожительствуют по давнему решению дружить и жить вместе. Сожительствуют, потому что ИМ ТАК УДОБНО. А Кэйко Фурукура работает в комбини, потому что ЕЙ ТАК УДОБНО. А я, имея вышку и альтернативы, добываю свой хлеб руками, а не сугубо головой, потому что МНЕ ТАК УДОБНО.

Так какого чёрта общество в лице знакомых и родственников лезет в жизнь отдельных винтиков Системы и Фабрики, пытаясь наклеить им на лбы ярлыки и ценники? НАМ ТАК УДОБНО, неужели вы не понимаете? И если уж кому-то не нравится, как мы живём, — просто идите в собачью дупу (путь туда короток и доступен). А мы будем счастливы, каждый по-своему.

А ещё тут очень красивая и поэтичная концовка. Чёрной тоской кружится белый снег…

Похоже, что «ИЛНП» стал затравкой к «Человеку-комбини», случившемуся парой лет спустя. Две одиноких бабки наслаждаются жизнью как могут, пусть даже окружающие считают их чудачками («конченой нимфоманкой» и престарелой девственницей). Одна из подруг работает в комбини рядом с домом. И людоедская тема тоже проскальзывает: сладкое желе сравнивается с мужскими языками.

Саяка Мурата, вероятно, набивала руку, обкатывая подобных героев в коротких историях, чтобы потом взяться за романы, где такие чудики раскроются получше (что продавщица, что людоеды). В целом ничего, читается. Но после «Ч-К» и «Земляноидов» впечатления не производит. Так, зарисовка из жизни. Лучше автора тут не подытожишь:

Про «Милое застолье» у меня несколько тезисных пунктов:

А) Рассказ — предыстория первых двух в сборнике. Так оно всё и начнётся: с семинара по культуре еды и одного крайне помешанного на «новинках» и «прогрессе» идиотика (или целой их группы, что вероятнее).

Б) Мне знаком вкус котлет со сгущёнкой, земляного пуэра чернее чёрной дыры, кошачьих мятных сухарей с пивом, яблока с солью и прочего. Ничего особенного, но мне вкатывает по настроению и желанию.

В) Здесь встречается юмор. Впервые за сто прочитанных страниц. Сцена семейного обеда (и особенно её финал) — смешная. Блюда на стол, едоки, показываем у кого что есть!

Г) Я согласен с главной мыслью: каждый ест что хочет, и это сугубо его дело. Конечно, если он остаётся в рамках УК своей страны. Хотя нет ничего незыблемого, как мы уже поняли, и сегодня один свод УК, а завтра уже другой. НАХ — непредсказуемость абсолютного хаоса.

Е) Саяка Мурата описывает персонажей-кочевников, что кочуют по её историям. Проблемы в семье, странные дети, родительское давление, чудачка находит своего чудака, лягушка счастлива в родном болоте и так далее. Магистральные темы произведений этого автора, видимо.

Ё) Демонический город Дундилас — отсылка на Омелас Урсулы Ле Гуин? Если так, то я всё равно её не понял. А вот мотивы счастливой иноземной Попихамбопии из «Земляноидов» прослеживаются хорошо.

Итак, в «МЗ» нет дичи и жести. Говорю же: это то, с чего всё начнётся, и будет оно такое домашне-семейное хи-хи да ха-ха, чтобы далее вылиться в «Церемонию жизни» и «Идеальный материал». Но и от третьего рассказа сборника веет чем-то зловещим и мрачноватым. Потому что жители Дундиласа давно обитают среди обычных людей, и они лишь ждут нужное время, чтобы выйти из тени (а кто знает, what they do in the shadows?).

Нагнал на вас жути или нет? Нам повезёт, окажись я неправ. Тут только время покажет, какой будет счастливая пища нашего несомненно счастливого будущего.

В «Идеальном материале» героиня логично и в меру убедительно высказывается «за» использование (как она выражается) «человеческого сырья» после смерти человека: свитер из волос, кольцо из передних зубов, перстни из костей, абажур из желудка, вуаль из кожи… Ну такое себе, не правда ли? Добавлю-ка ещё пару градусов в кипящий котёл Ильзы Кох, и продолжу про текст Мураты (не сравниваю их, но ведь в нашей истории уже были такие события, отчего я и вспомнил про ведьму Бухенвальда).

Далее появляется жених ГГ, и он терпеть не может подобные вещи, небезосновательно считая их кощунством над умершими. И его точка зрения близка нам всем нынешним, но в мире «ИМ» считается, опять же, ретроградной и устаревшей. Об уместности вещей из останков человека и ведётся спор между мужчиной и женщиной, пока им не приходит время ехать в гости к родственникам (где ситуация повернётся в достаточно предсказуемую сторону).

Если в «Церемонии жизни» Саяка Мурата обрисовала тему посмертного применения человека с гастрономической стороны, то в «Идеальном материале» дополнила эту же тему ещё одним аспектом сего, кхм, применения. И вот сижу я, смотрю в дождливое окно июня, пьяненький чуть-чуть, закусываю колбаской с сыром и зразами, и вдруг думаю: а почему бы и нет? Но потом спохватываюсь: нет, не надо, не принято это, аморально и странно, нельзя.

Я действительно так считаю, но одновременно с этим шевелится мысль, что мы способны дойти до описанного, и сам я смотрю в эту бездну, и она смотрит в ответ, пугая меня. Вероятно, Саяка Мурата, намеренно или нет, но открывает упомянутое ранее Окно Овертона в сторону нормализации некоторых табу. Тезис мой спорный, но почему бы его не принять на заметку, особенно в контексте статьи «Технология уничтожения» Евгения Горжалцана.

Сейчас есть людей нельзя. А потом? Кто знает, что будет потом? Культура меняется, и человек (повторюсь) шустро может дойти до каннибализма и прочих методов «рационального» использования тел умерших людей. В даркнете, говорят, подобные «заказы» пользуются спросом (убийство по желанию жертвы, каннибализм по договорённости и прочее, табуированное и аморальное). Норма — это то, что принято здесь и теперь большинством. Завтра это большинство примет за правило что-то другое, и оно станет новой нормой.

Так мы тут и живём. А рассказ хороший, да. Только навевает он довольно-таки недобрые, неудобные и некрасивые мысли. Тем и примечателен лично для меня, потому как герои Саяки Мураты (эти несчастные одиночки с есебасанцосой) мне во многом понятны. Они — мои братья и сёстры, пусть не особо-то желанные и приятные, но уж какие есть.

Как было где-то однажды написано, если все вокруг, весь мир твердит тебе, что ты сошёл с ума, живёшь не так и вообще дурак среди белопальтовых рыцарей, — то совсем необязательно это будет правдой. Оно вероятно, но не стопроцентно. Имейте ввиду, если что.

Вот и в «Церемонии жизни» героиню уговаривают поедать человечину (так теперь принято), а все её робкие вопросы и попытки осмыслить ситуацию (почему за 30 лет табу на каннибализм превратилось в обязанность?) встречают одно лишь брезгливое удивление: ты что, из ЭТИХ РЕТРОГРАДОВ, избегающих кушать человечинку? И героине приходится оправдываться, дескать, есть-то я люблю, да желудок у меня привередливый…

Совсем как Фурукура из «Человека-комбини» оправдывалась перед обществом, почему у неё нет мужа, детей и «хорошей» работы: да вот, здоровье у меня слабое, да вот, я вся такая неумёха, кто ж меня замуж возьмёт… А по сути что одна, что вторая девушки просто мимикрировали, обманывали, пытаясь уйти от реального честного ответа: я не хочу и мне так не нравится, отвалите от меня и перестаньте совать нос в мою жизнь.

Рассказ «Церемония жизни» поэтичен, красив и жуток. Особенно жуток он тем, что люди (при определённых условиях) действительно с лёгкостью дойдут до чего-то подобного за одно-два поколения. И ни религия, ни совесть, ни закон им этого не запретят (а, быть может, даже и посодействуют). Я не сомневаюсь, что Окно Овертона возможно открыть до таких пределов. Только как жить-то в таком мире? Хотя, впрочем, мы и к этому миру уже привыкли (войны, голод, болезни, страдания, бытовой сатанизм), а уж легализация каннибализма вряд ли способна сильно ухудшить нашу и без того плохонькую цивилизацию.

Не скажу, что меня прям шокировал текст «ЦЗ» (первым было «Особое мясо» Бастеррики), но всё же: после прочтения остаётся мерзкий осадочек. Ну не хватает вам места хоронить трупы или их кремированный прах, — так придумайте что-то толковое, а не людоедство. Я и сам сторонник кремации, и хочу развеяться над моим Охотским морем, а не гнить в земле или лежать в урне кучкой пепла, — почему бы не принять такую практику захоронений?

Но люди обязательно придумают какую-то кринжовую дичь, и станут радостно причмокивать, поедая условного дядю Васю. Вместо того, чтобы чуть-чуть задуматься (как ГГ) или пойти более этичным и экологичным путём. Хотя… Этика и мораль — что дышло: куда повернёшь — туда и вышло. Короче, не хотел бы я дожить до событий «Церемонии жизни» и увидеть подобное на своём веку. Слишком жутко всё это выглядит, и порождает нездоровые мысли навроде «а может, здесь существует своя логика?».

Как сказала героиня рассказа: «Просто люди чем дальше, тем больше уподобляются животным, вот и всё». А человек, как известно, это животное, которое сошло с ума. И из этого безумия у него есть два выхода. Каким из них пойдёт человечество и когда?

Примечательный текст про человека (доктора), который жил на чужой планете и изучал (заодно — и лечил) местных аборигенов. Развитой цивилизации нашего типа у них, видимо, нет, и человек занимается своей работой смиренно и долго, пока не приходит его Время.

Можно в «СЗН» уловить мотивы из «Смерти Ивана Ильича» Л. Толстого и вообще поймать мощный порыв жизнесмертного ветра. Так как в этом рассказе хватает печали о скорой смерти, забвении и слиянии с Вечностью, с которой доктор как раз-таки сливаться и не желает. Он думает: «Пусть я сгорю дотла, но я должен точно знать, что горю именно я!», и ещё: «Но я не хочу отрадно исчезать на веки вечные».

А местная религия наоборот предписывает радоваться своей смерти-слиянию с бесконечно вечным Небытием, и все аборигены (кроме еретической шаманки Торчи-двенадцать) благословляют своих богов «за то, что сердце в человеке не вечно будет трепетать, за то, что все вольются реки когда-нибудь в морскую гладь» (привет поэзии Суинберна, её вполне мог знать Лафферти).

Доктор, формально верив в идею слияния, перед смертью пришёл к обратному: «Но если есть во мне нечто особенное, я не хочу его потерять». И его можно понять, потому как большинство людей к смерти не готово и не будет, и известие о своей кончине вызовет в большинстве великую обиду на жизнь и весь мир, остающийся жить дальше.

Полагаю, в «СЗН» Лафферти заходит на поле Достоевского, Толстого и прочих «серьёзных авторов взрослой литературы», вполне успешно и достойно становясь с ними на одном уровне.

При желании есть путь и дальше обсасывать эту тему, всё больше погружаясь в словоблудие и трусость перед смертью. Заниматься эдаким эскапизмом, пытаясь заболтать страх смерти. Но я так не хочу. Забвение ждёт нас, верно? Ладно. Пусть дождётся. Но до тех пор — я здесь, и мне это нравится (раскавычил предисловие).

Словом, «СЗН» — глубокий и приличный НФ-рассказ, где его «НФность» — больше для вида и галочки. И ничего страшного, знаете ли. В чём ничего: в галочке, слиянии с океаном или индивидуальном посмертии? А во всём. Будь что будет.

Блин, ну как же красив «БО». Особенно концовка: последние абзацы, а также момент с приходом Реки и залеганием людей (и не совсем людей) «на дно». Все эти описания напомнили мне опыт флоатинга в камере сенсорной депривации. Так тихо, темно и спокойно как было там, у меня никогда не было (а утробу я забыл; там тоже хорошо?).

Флоатинг. Лежишь себе в «молитвенном уединении», и словно плывёшь среди звёзд, как человек-комета, весь осыпанный звёздной пылью. И пусть весь мир подождёт, а то и вовсе растворится в волнах разлившейся Великой Реки. А может быть, и не было никогда никакого Мира, а была лишь тишина, спокойствие и темнота?

Допускаю, что некоторые вещи Р.А.Л. я не понял и не оценил по причине сходства с Арпадом из «БО»:

Хотелось бы мне тоже раз в год (минимум) на три дня оказываться на дне ревущего Потока, замазав илом глаза, нос, рот и уши. И пусть Поток всё смоет, все лишние и грязные мысли и дела, всё стыдное и ненужное прошлое, все поры мои пусть промоет от дурости и глупости. И восстану я потом, окрепший и довольный, очищусь от спасительного ила и вновь отправлюсь своей дорогой… А почему бы и нет, собственно?

Забавно, коротко, легко и в духе «Вина из одуванчиков» Брэдбери. Если бы не предисловие, я бы отметил всё там указанное в своём отзыве, но повторяться смысла нет. Скажу лишь, что за подобное я и полюбил прозу Р.А.Л. — за лёгкость слога и одновременную глубину нарратива, за слова о чём-то важном и ушедшем безвозвратно.

Как жаль, что сам я давно уже вырос (жаль ли? Иногда бывает), и не сумею собрать ни Исчезатель, ни другой прибор из волшебного мира детства.

Детство — это царство, где никто не умирает (по Эдне Миллей), но однажды мы покидаем это царство, и вся его магия покидает нас. Спасибо, Рафаэль батькович, что «Семью днями ужаса» ты напомнил читателям об этой счастливой и чудесной эпохе. Я с удовольствием бы глянул экранизацию «СДУ», пусть даже короткую, но главное чтобы такую же вдохновенную, как и оригинальный первоисточник.

Дошёл я до «Хохочущей скалы» и кое-что понял, а именно: мне не нравятся истории «про любовь» в широком смысле, даже если они качественно и умело оформлены в художественный текст. Ну, разве что для классики в духе Виктора Гюго можно сделать исключение, а в остальном — не нравятся, и всё. А когда короткое, якобы фантастическое произведение полностью выстроено таким образом, то у меня оно вызывает лишь безудержное зевание. Так случилось с «ПНСК», так — и с «Хохочущей скалой».

Спасибо предисловию (без него тут совсем грустно и туманно), но вот для кого и зачем существует сам рассказ? Опять от Лафферти и для Лафферти? Или это попытка выплеснуть знания, приобретённые в годы войны? Или проба пера в жанре прохладных историй, вызывающих (нет) по коже мурашки? Что это, зачем? Для кого и как? Это не «Колыбель для кошки» Воннегута, написанная несколькими годами ранее, и «Хохочущая скала», кажется, пытается по духу соответствовать «Колыбели», но пытается неудачно.

К сожалению, в «ХС» я не разглядел ничего внятного. Может, это моя проблема, а может — и моя, и автора, придумавшего слабенькую сказку, не пугающую и не увлекающую читателя вроде меня. Предисловие предупреждает о каких-то «ужасах инцеста», запутанной легенде из трёх сюжетов, загадочном рассказчике… Окей, ладно, но ЛИЧНО МЕНЯ всё это не заинтриговало.

Уж извините меня те, кому понравился сей рассказ, но «ХС» выглядит такой же растянутой и высосанной из пальца безделушкой, как и мой отзыв. Я с интересом бы почитал грамотный обзор (разбор) «Хохочущей скалы», потому как чувствую, будто я упустил или в упор не вижу что-то важное. Но а пока только так: скучно, тягомотно, мимо. Воннегут был лучше.

Атмосферное произведение с туманным и расплывчатым изложением своих идей. В аудиоварианте, да с грамотным звуковым оформлением, «ПНСК» впечатляло бы и запоминалось. Но в буквенной версии оно выглядит скучновато. Местами (под конец) напоминает «Прокатись в консервной банке», но не дотягивает по силе изложения и чёткости мысли.

Видимо, автор и сам понял, что нагородил слишком много, и сделал к «ПНСК» ещё и послесловие. А когда творец начинает послесловить — это (лично меня) в художественной литературе настораживает. Словно бы человек сомневается в ясности и качестве своего творения, но переделать его не может, и потому хочет донести суть хотя бы в форме послесловия.

Короче говоря, походу Р.А. снова написал текст для себя и о себе (о своей неразделённой любви?), вплетя в него индейские мифы и легенды о вечном круговороте событий и фатальной обречённости одних бегать за другими, а других — за третьими. Всё это прикольно и атмосферно, но цепляет не ахти. Конкретно меня, по крайней мере.

Кроме того. Есть в «ПНСК» один абзацик с двумя сомнительнейшими тезисами: что китайские иероглифы возникли-де из языка жестов; что письменность — мост над пропастью устного непонимания, то есть будь у человечества единый язык, то надобности в письме бы не возникло. Сомнительно. Не ОКЭЙ. Чуток задушню: чё я, зря на востоковеда учился?

Китайские иероглифы — изначально примитивные рисунки (пиктограммы), со временем, с усложнением общества и государства, ставшие иероглифами (идеограммами). Это ясно из курса истории китайского языка и китайской письменности. Попробуйте жестами показать «солнце» (日) или «реку» (川), «любовь» (爱) или «государство» (国), «мясо» (肉), «огонь» (火) и «дождь» (雨), «гору» (山), «дерево»(木) и «дверь» (门). Сложновато будет. А вот написать их — пожалуйста. Американский автор же, не зная, полез утверждать про китайцев и ошибся (не было по его душу книжки Сюэ Шаолань «Chineasy. Китайский — легко!»).

То же и с письменностью как таковой. Она, скорее всего, возникла для передачи и хранения важнейшей информации (записывать, кто кому сколько денег должен, какой урожай был за пять лет, сколько сыновей народилось у местного царька, гадание на погоду на это лето, военный приказ в соседний город, записанный свод законов, чтобы каждому по сто раз не объяснять и пр.), а никак не потому, что у людей не было общего устного языка, и они придумали какие-то там алфавиты и эроглифы.

Как-то так. В целом — занятный текстик, но без вау-эффекта. Да и пресловутая парочка крайне сомнительных утверждений Лафферти заставила поморщиться в духе «куда ты лезешь, если не знаешь толком?». Мифы мифами, индейцы индейцами, а общефилософские утверждения автора о письме (вкупе с проникновением в чужое, «китайское» поле знаний) получились неудачными. А в остальном ОКЭЙ, читать можно и нужно.

Что ж. Быть может, здесь и есть хорошая, не до конца усвоенная мной НФ-идея (вероятно, третья серия седьмого сезона «Чёрного зеркала» имеет тут общие корни или вообще вдохновлена прозой Р.А.Л.). Но слишком долгое, перегруженное и душное повествование убивает атмосферу и интерес к сей истории. Допускаю, что я просто-напросто не разглядел «топовости» в «Лунных призраках», как допускаю и вероятность того, что это — скучный и неудачный набор слов, написанный сказочником из Талсы не в том настроении или состоянии ума.

Здесь хватает трудноуловимого сарказма над чем-то, но вот над чем конкретно? Я не уловил, и эти лунные призраки, танцуя и смеясь надо мной, уплыли вдаль и растворились в дымке непознанного и метафизического. А я остался тосковать в подлунном мире, пытаясь разгадать, что же я только что прочитал и какую идею можно бы выцепить из прочитанного. Процитирую кусочек с подобным сарказмом:

Линия любви и расставания, жизни и смерти «гениального» режиссёра Бентли показана здорово, но (повторюсь) занудно. Полагаю, было лишним приводить сюжет всех тринадцати драм этого автора — в этом рассказе. Хотя, с другой стороны: получается, что Лафферти реально писал как хотел и как считал нужным, не считаясь с модой рынка и понятностью для читателя. Такое ощущение, что «Призраков» он сделал чисто для себя (или о себе же?), чисто ради прикола и/или творческого самовыражения. Это заметно.

И пусть мне не понравилось читать всю эту будто бы мылодрамную лабуду с налётом НФ, но что-то (достойное уважения к мастерству автора) тут всё равно присутствует.

Дурак, который вовсе не дурак, а гений не от мира сего, — про него рассказ «Матушка Эвремы». Главный герой (Альберт) настолько гениален, что трудноотличим от полного идиота. Во всяком случае, таким его считают и видят окружающие. Да, обратите внимание, что дураком Альберта считают все вокруг (включая созданные им машины), то есть происходит как бы внушение мысли о тупости человеку, который, вообще-то, совсем не туп. Если это не подсознательная зависть к тому, кто способнее тебя, — то что тогда?

И где же есть грань между умом и отсутствием оного? Что это вообще — ум? Кто и как его определит? Тесты IQ донельзя относительны, они сделаны белыми для самомнения белых, картинки Роршаха, скорее всего, тоже (как известно, иногда сигара — это просто сигара, а не большой и толстый х…вост). Значит, оценить ум возможно лишь по делам его? Но как оценивать такого вот «Альберта», если не являешься конгениальным (один уже, говорят, вершил дела чудесные, за что и был распят между Дисмасом и Гестасом)? Подобные неудобные вопросы навевает данный текст, и они мне не нравятся, но деваться от них некуда.

На том и стоит мир: «Шесть миллиардов простофиль только и ждут, чтобы их облапошили», но каждый из них тянет одело на себя и хватает кусок побольше, считая себя любимого самым умным, правильным и справедливым. Каждый «беззащитный лопух» топит за свои идеи и поступки, и в итоге все они бегают кругами по планете и топят мир в крови, пытаясь чё-то там доказать окружающим. А «Альберты» успешно косят под дураков и преспокойно управляют всем этим стрёмным хаосом, что ныне зовётся человеческой цивилизацией. Почему бы и нет, собсна?

У Лафферти получился хороший, умный текст, который я разгадал далеко не с первой попытки. Текст этот саркастичен и читаем «от противного»: последний остолоп Альберт суть последний гений в океане тупости. Умный и не застенчивый андроид Дэнни — похотливый железный болван. Альбертом изобретённые «всякие пакости» стали «значительными изобретениями». И так далее.

Словом, «берегите психов, чудаков, еретиков»: они двигают прогресс, потому как дрожжи — это грибок, то есть болезнь, а перламутр производят только больные устрицы… Впрочем, факты эти я не проверял и верю фантасту на слово.

Отличное стихотворение. Вышел на него после новой экранизации «На Западном фронте без перемен» по Ремарку. В тандеме с фильмом и мелодией «Ich ruf zu dir, Herr Jesu Christ, BWV 639» Баха создаёт печально-фатальную атмосферу. Как говорится, посвящается всем великим завоевателям: прошедшим, настоящим и будущим.

Прочитал «Земляноиды» Саяки Мураты. Кайф.

В «Земляноидах» С. Мурата идёт дальше и копает глубже, чем это сделано в дебютном «Человеке-комбини». За счёт этого роман про троицу пришельцев с планеты Попихамбопия получился в два раза больше «Человека», и он более насыщен деталями и историей (и пред-) острого сумасшествия главных героев.

Мурата берёт основную тему «Человека-комбини» и развивает её: если в «Человеке» ГГ была максимум с небольшими тараканами в голове (и задумчиво, но бездеятельно она смотрела на отточенное лезвие кухонного ножа, пока рядом надоедливо орал новорожденный племянник), то в «Земляноидах» вы прочитаете и про садовый секатор (применяемый не только в саду), и про Фабрику по разведению людей, и про педофилию (обществом оправдываемую либо как ложь жертвы, либо как благо для жертвы), и про инцест (дело семейное, как говорится), и про каннибализм…

Словом, «Человек-комбини» — простенькая книжка про чуток припудренную продавщицу универмага, а вот «Земляноидов» освоят не только лишь все, — мало кто сможет это сделать. Но лично мне зашло, а жесть, описанная Муратой, особо не впечатлила, но тоже понравилась своей уместностью и работой на раскрытие персонажей. В общих чертах «Земляноиды» — текст здоровский, и он отлично сочетается с идеями и смыслами «Человека-комбини»: как пружину беспредела нельзя сжимать до бесконечности, так и давление общества нельзя доводить до крайности. Иначе «странный» человечек поедет кукухой совсем уж наглухо, и вырвется из магазина в большой мир.

Именно это и показано на примере трёх ГГ с Попихамбопии: родители и близкие родственники детей своих унижали, чмырили и манипулировали, и чего тут удивляться, что все трое из разных семей выросли с одинаково поломанной психикой? Мальчик для матери был не сыном, а мужем; девочка — не дочерью, а неумёхой, тупой тварью и «помойным ведром» для семейного негатива; ещё один мальчик получил роль несчастного заключённого родительской квартиро-тюрьмы с деспотичным отцом и мамашей на подхвате…

И даже став взрослыми, главгеры всё равно находятся под чуть ли не под 24/7 наблюдением со стороны агентов Фабрики (родителей и братьев-сестёр). Не работаешь? Работай, бездельник! Не родили? Рожайте, быстрее! Не слушаетесь? Накажем!.. И так далее.

Но не только идеи и смыслы «Человека-комбини» получили развитие в «Земляноидах»: персонажи здесь тоже взяты из дебюта и их арки выкручены в сторону макабрической жести. Так, девочку в школе насилует её молодой учитель, а дома над ней тотально доминируют мать и сестра. Мать говорит мальчику, что он ей не сын, а инопланетный найдёныш, — но пользует она его как мужа (а сам муж сбежал от этой чеканухи куда подальше). Другого мальчика родители унижают на какой-то агрессивно-сексуальной почве, словно домашнего раба и вечно виновного узника квартирки…

И нет у детей поддержки и понимания, и нет безопасного места, кроме мира своих фантазий и грёз. И, вырастая, бывшие дети находят таких же, как они, и стремятся держаться вместе, поддерживая детскую легенду про планету Попихамбопия и выдумывая новую угрозу в лице Фабрики по разведению людей, агенты которой выслеживают и пасут нитакусиков постоянно-вездесущно.

Короче говоря, «Земляноиды» — прекрасный, смелый и дерзкий роман, который (как и многие другие произведения) демонстрирует, как НЕ НАДО воспитывать детей. И что с ними (такими мечтательными, добрыми, наивными и чистыми) случится, если злобная магия Взрослого Мира всё же проникнет в Мир Детства и уничтожит (или необратимо извратит) всё доброе и вечное, что имманентно присуще, наверное, всем детям нашей планеты.

А что с ними, натворившими делов, сделает общество? Поймёт? Утешит? Вылечит? Не-а. Накажет, изолирует и вычеркнет из списков «достойных людей». Впрочем, это я сочувственно рассуждаю про героев «Земляноидов», чьи мотивы и мысли мне более-менее ясны и знакомы. А вот каких-нибудь Днепропетровских маньяков, скажем, или Иркутских молоточников я понять никогда не смогу, и с удовольствием устроил бы для них шоу «Белый медведь», показанное в сериале «Чёрное зеркало».

Таким образом, сопереживать умело выписанным литературным персонажам — легко. Но сложно разгадать подобных безумцев в реальной жизни. Из всех известных мне жаль, пожалуй, разве что Эда «Вампира» Гейна (бывшего жертвой своей поехавшей мамаши) и Теда «Унабомбера» Качински (вечного ребёнка, решившего бороться с технократическим миром взрослых). Гейн и Качински удачно бы вписались в компашку попихамбопиан, создав жуткий квинтет. Но остальных маньячелл я, слава Фабрике и Промывателю Мозгов, не понимаю и понимать не хочу. Засим заканчиваю. Читайте «Земляноидов».

Послесловие. «Земляноиды» напомнил мне «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса, «Хлеб с ветчиной» Чарльза Буковски, «Планету Ка-Пэкс» Джина Брюэра и «Степного волка» Германа Гессе. Это всё, как мне видится, книги о бунте против пресловутой «нормальности», о сумасшествии, за сим бунтом идущим, о праве быть собой и о последствиях такого бытия. Это книги о несчастных, покалеченных жизнью людях.

Цивилизация — это общество, толпа, а не индивиды, грубо говоря. Поэтому аутсайдеры (которым посвящены книги вышеуказанных авторов) вряд ли смогут построить цивилизацию как понятие, — они все тянут одеяло в разные стороны, и потому никакой «устойчивости» такие уникумы и безумцы достигнуть не смогут. Наверное. Однако Саяка Мурата, как и названные выше писатели, также демонстрирует нам жизнь и мысли этих странных, несчастных, искалеченных людей, и очень занятно бывает следить за их судьбами, делая для себя некие выводы и примеряя чужой опыт на себя же.

Тезисно про книгу «Человек-комбини» Саяки Мураты.

Во-первых, «Человек-комбини» идеально сочетается с японским фильмом «Идеальные дни». Если в «Человеке» рассказывается про странную женщину, работающую в местном придомовом магазинчике (детей нет, мужа нет, снимает комнату в клоповнике), то в «Днях» показывают примерно такого же возрастного дяденьку, который работает уборщиком туалетов и не парится от слова «совсем».

У него так же заведён некий распорядок дня и жизни в целом, ему так же важна и нужна ритуальность и конкретность быта и работы. На уборщика в «Днях», конечно, косятся или не замечают вовсе, но его всё устраивает. У него богатая сестра, сам он, вроде как, из обеспеченной семьи, но почему-то вот решил стать уборщиком туалетов и жить бобылём, изредка принимая в гости племянницу. Что заставило этого человека жить так, как показано в «Идеальных днях»?

Возможно, вы найдёте ответ, если прочитаете «Человек-комбини». Ведь тамошняя женщина ясно излагает свою нехитрую философию: как хочу — так и живу, и не понимаю, почему другие от меня требуют чего-то иного, общепринятого; я же к вам не лезу и не учу жизни, так почему вы считаете, что вправе лезть ко мне и учить меня?

Во-вторых, «Человек-комбини» явно или нет, но напоминает про феномен «поколения дворников и сторожей». Они все избегали суеты жизни в массовом обществе и давящем государстве, предпочитая уйти в свою Внутреннюю Монголию (по Пелевину). То есть уехать во внутреннюю эмиграцию, говоря иначе, и заниматься творчеством или просто ничегонеделанием.

У Саяки Мурата выписан примерно такой же персонаж, встречающийся в любой стране в любое время: это внутренний эмигрант, не желающий соблюдать массовые установки про то, как надо жить. Уж где, как не в Японии с её любовью к порядку, графикам и экономической потогонкой (сужу стереотипно), возникнуть явлению всяких там хикикомори? Главная героиня «Человека-комбини», однако, творчеством не занимается и дома не затворничает, но и её социальные контакты ограничены узким кругом лиц (если не считать бесчисленный поток покупателей, с которыми Кэйко Фурукура действует строго по инструкции).

Тем самым она как бы относится и к «дворникам и сторожам», и к тем, кто с обществом в принципе не желает иметь ничего общего. Скорее всего, Фурукура — больная на голову. Что-то не так у неё в голове, как у большинства. Но разве следует «лечить» тех, кто не приносит зла, а является просто тихим человеком себе на уме, со своими тараканами? Нормальные люди, тем не менее, всё равно захотят вылечить всех «ненормальных»: женись, выйди замуж, роди, работай, делай так и не делай иначе… А если человек не хочет и у него хватает духу идти против, он становится такой вот Фурукурой из «Человека-комбини» или уборщиком туалетов из «Идеальных дней».

В-третьих, существует замечательный фильмец «Пыль» Сергея Лобана. Я разбирал это кино в одной из первых своих статей. Поэтому здесь скажу так: главный герой, Лёша, это валенок, безвольный, слабый и тупой, так как желает обрести идеальное Тело (маскулинный качок) зараз, посредством волшебного Эксперимента, а не через работу над собой и своей жизнью.

Этого Лёшу всё устраивает (до Первого Эксперимента, когда он увидел Идеального Себя), ГГ из «Идеальных дней» плачет в конце, но не решается выйти из добровольной скорлупы отшельника, а Фурукуру в «Человеке-комбини» всё устраивает совершенно (ну лишь бы родственники не доставали разговорами про тикающие часики, зайку и лужайку).

Упомянутые три произведения демонстрируют похожих людей, различающихся их реакциями на Большой Страшный Мир Взрослых. Они — вечные дети, и видимо, им нравится так жить. Лёша в «Пыли», правда, однажды захочет выпрыгнуть из своего болота (но наломает дров и обломается), уборщик в «Идеальных днях» поплачет-поплачет по прошлому и амбициям, да и забудет, а Фурукура в «Человеке-комбини» явится читателю стабильным и упорным персонажем, которого даже хочется уважать за честность и верность своим принципам.

Кто мы-то такие, «нормальные люди» (Мы? Или вы, но не я? Или я, но не вы?), чтобы объявлять всех непохожих «социальными паразитами» и навязывать им какие-то стандарты счастливой жизни? Что русскому хорошо, то для немца — смерть, не забывайте. И если вот, например, я работаю разнорабочим и не стремлюсь рвать известное место ради тачек крутых и самок бархатных, то что тогда, я тоже паразит? Да как бы, думаю, не особо. Работаем с женой, жить есть где, развлечений нам хватает, — можно сказать, я в какой-то мере представляю собой продвинутую версию Кэйко Фурукуры, так как со времён эпохи Дзёмон люди совершенно не поменялись, и правила везде одни…

В «Человеке-комбини» описан очень живой персонаж (Кэйко Фурукура), который встречается в реальной жизни. Я лично знаю парочку таких же людей. Они странные, да, у них куча заморочек и тараканов, но с ними гораздо интересней общаться, чем с теми, у кого всех-то разговоров — про погоду, «об игре в бридж и гольф, о политике и о галстуках», и если им подыграть (не говоря «с ними ни об удавах, ни о джунглях, ни о звёздах»), они всегда будут «очень довольны, что познакомились с таким здравомыслящим человеком». Привет, Экзюпери. :)

Героине Саяки Мурата комфортно жить так, как она живёт, и ей не хочется иного. И это её право, потому как она живёт и не жалуется. Она независимая и смелая, и она сильнее всех остальных персонажей «Человека-комбини», включая тряпошного волка и труса-словоблуда Сираху.

Если человека всё устраивает, то он счастлив, представляете себе, СЧАСТЛИВ, и не надо его исправлять. А если он живёт жизнью Фурукуры, но вечно этим недоволен и виноваты у него в этом другие (но не он сам), тогда кто, кроме него, тут дурак? Очевидно: только он, и потому он тогда действительно достоин презрения.

Эпиктет говорил: «Если остаёшься, то не сетуй». И либо не жалуйся и меняй как тебе надо, либо молчи и получай удовольствие от того, что есть здесь и сейчас. А «нормальные» люди же, тем не менее, один чёрт полезут исправлять другую, «ненормальную» жизнь советами да предписаниями, и это станет для дворников, сторожей, разнорабочих, уборщиков и продавцов из комбини хорошей проверкой на их характер и устойчивость личных идеалов…

Не скажу, что «Страна Больших Лошадей» мне понравилась как литературное произведение. Читается скучновато, особого сюжета и драмы я тут не увидел, дара речи (как Грегори Фрост из послесловия) не потерял. Да: необычно, по-лаффертиански одновременно сказочно и обыденно, местами забавно и грустно (как про Рыжего Цыгана, торговавшего автомобилями), но… не цепляет. Просто хороший рассказ, и не более того.

Тем не менее, благодаря «СБЛ» я чуть-чуть погрузился в тему цыганства, судьбы этого народа, его культуры и стиля жизни. Ранее я читал и слушал «Детей подземелья» В. Короленко и испытывал нечто похожее: какую-то тоску и вековую печаль, что сопровождают цыган в их скитаниях по миру. Хотя это литература, а есть же реальные цыгане — очень и очень разные, но почему-то недолюбливаемые всеми остальными народами.

Проще говоря, «СБЛ» хорош не литературной частью, а тематической. Должно быть, где-то существует и моя Страна, моя Небесная Штуцамуца, моя Узкая Долина, где всё выстроено лучше и приятней, чем здесь. Но где она? Какими вьюгами заметена?

Послесловие. Меня жутко бесит порой, расстраивает, что люди настолько глупы. Прот с планеты Ка-Пэкс был прав: мы погубим сами себя. А всё почему? А потому, что надо найти среди людей группу «козлов отпущения», на которую остальные станут списывать всё на свете. У нас на планете это евреи и цыгане. И если первые как-никак обрели своё государство и целостность, то вторые до сих пор рассеяны по миру, ожидая, когда вернётся их Романистан.

Регулярный и всепланетный геноцид цыганского народа заставляет задуматься: ну неужели нам это так необходимо — иметь пресловутых «козлов отпущения»? Куда ни глянь, везде их гнали, били и убивали. Некоторые из них отвечали криминалом и маргинализацией (как описано у того же Короленко). Я ещё плохо изучил этот вопрос, но что-то в нём мне кажется мерзким и убогим (а именно наша животная основа, которую прикрывает фиговый листок культуры).

Нашли мы слабых, странных, чуждых и кочевых, и давай к ним цепляться по поводу и без. В то время как это тоже, вообще-то, ЛЮДИ, и относиться к ним стоит по-человечески. Хотя о чём это я, кому сейчас она нужна, эта несчастная дружба миров?

Рассказ «СБЛ», думаю, среди прочего учит вот чему: если у тебя сегодня есть Родина, то вовсе необязательно она у тебя будет завтра. На первый взгляд — тяжело и страшно стать эдаким Вечным Жидом (Вечным Цыганом), что скитается и бродяжит по миру. Но с другой стороны, так ли уж страшна утрата гранфаллона, когда можно искать и влиться в карасс?

Только это всё — опять мой инфантильный идеализм а-ля Кот Леопольд с его «Ребята, давайте жить дружно!». Я же знаю, что Человек и дальше продолжит придумывать символы, знаки, образы, причины и признаки, из-за которых-де обретёт право убивать и грабить другого Человека. Человек продолжит заниматься гранфаллонской ерундистикой, выдавая её за истину непреложную и святую…

Хорошо, хорошо, это очень хорошо, как сказал бы великий Боконон, и как говорю и я, завершая сей отзыв.

И снова я вижу парность: «Прокатись в консервной банке» и «Девятьсот бабушек». Есть схожие ГГ, понимающие или пытающиеся понять иные цивилизации, и есть все остальные люди, желающие выдоить из братьев по разуму все возможные ресурсы, а потом улететь дальше в поисках новых жертв. Да и итог у двух историй похожий: оба ГГ (учёная Холли и культуролог Серан) пожертвовали собой, предпочтя, как Холли, остаться человеко-гоблином среди человеко-нелюдей или же, как Серан, выбрав путь безумия.

А в таком безумии денежно и спокойно, уютно и тихо, и там допустимо не заморачиваться проклятыми вопросами о человечности, о Начале всех начал, о жизни и смерти, и так далее. Холли, кстати, тоже интересовалась происхождением своих шелни, но не успела (или и вовсе не смогла бы) сойти с ума…

Так сказано в послесловии: «Лафферти точно знает, что случится с проавитянами». Верно, знает. Их судьба уже показана на примере народа шелни. Когда у проавитян закончатся все нужные людям товары (а их родина — нищий астероид, и ресурсы там закончатся, видимо, быстро), в ход пойдёт последняя ценность проавитян: мясо. Хотя можно рассмотреть их и в сексуальном плане, знаете ли, и пользовать всех этих бесконечных бессмертных женщин до бесконечности, а когда надоест — пускать на мясо. Как тебе такая идея, товарищ Лафферти?

Жутковато. Получается, «Девятьсот бабушек» — своеобразное предисловие-послесловие к теме геноцида иных разумных существ. И пусть пока что всё это происходит только на Земле, но однажды люди выйдут в космос и встретят там каких-нибудь «космических детей» навроде шелни или «бессмертных бабушек» по типу проавитян. И мы с лёгкостью закатаем их в консервные банки, а кого-то отправим в бордели и зоопарки. Как скажет космонавт одной из ранних экспедиций: «Ну а на что ещё они годны?».

Либо в банки, зоопарки и бордели закатают уже нас, «но это уже совсем другая, совсем не такая смешная история». М-да.

Послесловие. Прошло время, и сегодня я вижу «Прокатись…» чуть с другого ракурса. История про космический, экспансионистский капитализм (первое прилагательное он, вот увидите, обретёт в 21-22 веках, а второе присуще ему от рождения) далеко не нова. Скорее всего, это было ещё у Г. Уэллса и А. Беляева, и точно я встречал такое в «Марсианских хрониках» Р. Брэдбери (сосисочная на Марсе и наш мусор на улицах марсианских городов).

Однако именно у Лафферти, несмотря на некоторую идеологическую вторичность текста, получилось раскрыть эту тему несоизмеримо лучше, чем у всех упомянутых выше авторов. Жестокий, злой и неизбывно грустный «Прокатись…» запал в мою душу прошлой осенью и подвинул там «Хроники» Брэдбери и некоторые вещи Лема.

Это ужасный (в тематическом смысле) текст, который отлично раскрывает сущность царящей социально-экономической формации: «Цель капитализма всегда одна: эксплуатация, гнёт, война. Чтобы народных масс нищета и гибель ему несли бы максимальную прибыль!».

Сомневаюсь, что Р. Л. был коммунистом (хотя кто его знает, старого ирландского сказочника из Талсы), но отголоски, какие-то полунамёки на нужность ухода от капитализма сквозят в его рассказах (в этом и, как минимум, в «Великой междугородней»). Очень интересно. И в очередной раз новый текст подкрепляет мою гипотезу: тот, кто первым вляпался в собачье дерьмо (сиречь капитализм и его сити-молльное «счастье»), гуляя в цветущем парке, тот это первым и заметит, и пойдёт отмывать грязные кроссовки в прозрачном ручейке неподалёку.

А за ним последуют и остальные вляпавшиеся, когда увидят, как красива чистая и удобная обувь, которая понесёт их ноги к далёкому светлому терему, к счастливому ясному будущему. Эх…

Мне показалось, что тематически «Безлюдный переулок» продолжает «Ни острова из камней в небесах». Если в «Острове» многие (но не все) в упор не видели чудеса из камня, творимые жителями небесной Штуцамуцы, то в «Переулке» есть уже парочка персонажей, полуоткрытых для восприятия откровенной магии.

Кто же эти странные существа, умеющие материализовывать из ничего — всё? Они — или межзвёздные хвостатые торговцы, или представители малочисленной и таящейся ветви человечества. Автор не даст вам ответа, ведь у него создана очередная «философская сказка для взрослых», где творится сюр и колдунство, которые «принимаются как данность».

Но, судя по намёкам, существа эти — всё же не земляне, а некая (чуть более или гораздо более?) развитая форма разумной жизни, что прилетела на Землю ради… семейной торговли? Разведки? Укрытия? Изучения местной флоры и фауны? Не ясно. Гадаем дальше.

В предисловии к рассказу Нил Гейман пишет, что это — текст про иммигрантов, их необычные умения и знания, их способность выживать в тяжёлых условиях, пишет о том, как «иммигранты стараются изо всех сил стать своими». Я, однако, далёк от сей темы: не снимал пару лет назад комнату в Грузии или Казахстане, не мыл посуду в американском захолустном ресторанчике… Есть перед моими глазами один положительный пример, когда у эмигранта всё сложилось хорошо, но озвучивать его не стану.

Короче говоря, иммигранты и иммиграция, какими их видел Р. Л., мне не особо понятны и близки. Тем не менее, «Безлюдный переулок» интересно прочитать раз-два хотя бы ради странной, подлинно гротескной и сюрреалистической атмосферы.

Не очень-то и понимаю, почему идея альтернативной истории Земли — одна из важных в фантастике. Лично мне уже не особо интересно воображать на тему «а что было бы, если». Ну да, почитать реально (например, «Эдем» Гаррисона), но всё равно чувствуешь какой-то подвох. Это же обычные фантазии, в данном случае — научно-фантастические. Зачем гадать, как могло бы быть, когда у нас уже есть этот мир и его единственная история? Наверное, я в корне неправ, и не понимаю самых основ жанра, но тем не менее…

Возможно, в другой Вселенной (реальности, измерении) игральные кости действительно упали иначе, и показали иные числа, судьбы и слова. Где-то там я — король или президент, где-то ещё — нищий и больной, а где-то — умер, не дожив до десяти. Но ведь там — не я, а некто, по сути, совсем чужой мне и другой. Версия меня, отделённая жизненным опытом и фенотипом, а потому мной не являющаяся.

И какая тогда, кхм, выгода «мне сегодняшнему» воображать какого-то «меня альтернативного»? И зачем воображать миры, где раздавили не ту бабочку и теперь всё изменилось? Выгоды никакой, воображать незачем. Это игры разума пусть и сложные, но отдающие эскапизмом и маниловщиной.

Стало быть, для чего изменять уже написанную историю? Зачем убивать Гитлера, давать возможность испанцам дружить с арабами в восьмом веке, возводить философию Оккама в ранг лидирующей? Время неизменно, история написана кровью и слезами, и, как демонстрирует сей рассказ, её изменение обернётся только к ещё худшему сценарию (а мы и не заметим, потому как мы — пассажиры корабля Тесея, и меняемся вместе с ним).

Так нельзя ли радоваться тому, что уже есть у нас? Философия Сенеки, притчи Лафферти, фильмы Данелии, музыка Альбинони (список исправьте или продолжите)… Думаю, можно. И я рад, что история нашего рода складывается именно так. Не хочу я этих «эффектов бабочки», как описывали их Брэдбери и Лафферти, или как показано в фильме «Господин Никто».

Я, кажется, люблю то, что у меня есть в этой версии мира, и плачу над тем, что творится в этой версии мира. Потому что в иной реальности — иная любовь и слёзы, и иной я, который ко мне здешнему, в сущности, не имеет никакого отношения. И оттого не важно, как могло бы быть, — важно, как оно сложилось.

Видимо, таков смысл рассказа для меня: довольствуйтесь тем, что есть у вас здесь и сейчас, и не ломайте голову в стиле «а что, если бы». И уж тем более не лезьте изменять уже сформированную однажды реальность своими кривыми ручонками. Да хоть бы и прямыми, да хоть бы и в самых-пресамых благих целях. Или нужно напоминать, куда вымощена дорога из благих намерений? Словом, персонажи «Как мы изменили планы Карла Великого» хотели как лучше, а получилось как всегда.

Послесловие. Да и вообще, главная идея сего текста спорна и сомнительна (как и в «И грянул гром» у Брэдбери). Мол, если дать волю философии Оккама, то всё человечество будет сидеть в шкурах у каменного стола и колоть орехи, рассуждая о магии. Если раздавить не ту бабочку, то у власти встанет диктатор. И так далее. Тонны такой фантастики уже написаны. Но мне это видится примитивным и упрощённым взглядом на основы мира и его фундаментальные законы.

Гораздо вероятнее, что ход событий и времени — система отлаженная, саморегулирующаяся, тяготеющая к строгому балансу и заданному (Богом? Природой?) алгоритму. То есть Оккама бы всё равно не приняли и раскритиковали (не знаю, как там было в нашей реальности, опираюсь на текст Лафферти). Не будь Гитлера у власти, у руля встал бы Битлер — неудавшийся поэт-визионер. Договорись Карл Великий с арабами о дружбе миров, с ними обязательно рассорился бы его сын или внук. И так далее.

Допускаю, что история нашего мира уже давным-давно прописана целиком, и всё, во что вмешается человек с машиной времени, тоже предусмотрено. Оно (это ВСЁ) имеет бесконечное число запасных аналогов людей, животных и вещей для того, чтобы река событий текла так, как было определено изначально. Если бы я не ударил машину в апреле, мне бы ударили её в августе, понимаете? На этом заканчиваю: «Много говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу».

Хочу. В фильме «Трасса 60» есть эпизод про город наркоманов: насильно принимать вещества их никто не заставляет, кругом висят плакаты о вреде, полиция и социальные службы регулярно талдычат про этот вред, — но город всё равно пополняется новыми рабами синтетической «Эйфории». О чём этот эпизод-притча? О том, что многие простые люди уникально, до безумия слепы и глухи к фактам реальности, предпочитая им фикцию, субъективщину и эскапизм.

Вот и в данном рассказе автор, оммажируя книге Свифта, тоже проходится по названному свойству нашей природы. То есть, согласно Р. Л., человек — существо не просто глупое, а фантастически глупое и слепое, аж до уровня полнейшего абсурда. Здесь нет ничего нового: сонмы произведений культуры построены и вдохновлены нашей алогичностью («И глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть»). Однако и сами обличители зачастую (если не всегда, — был бы человек, а глупости для него найдутся) страдали той же душевной слепотой и глухотой.

Вот Лафферти: он пил. И пил, я так понимаю, запойно, и признавал вред алкоголя на свою жизнь и карьеру писателя. Вот я: не курю, а нет-нет да и стреляю на работе, когда перенервничаю или перетружусь. А сколько таких примеров можно привести? Как говорил Феофан Грек в фильме Тарковского:

Знаем ли мы про вред всего вредного? Конечно. Оберегает ли нас это знание от ошибок? Нет. Курим, пьём, бьём, воруем, грешим смертно. А внутренняя гнильца регулярно выходит наружу, когда и сам не ожидаешь... Человеческое, слишком человеческое.

Текст про летающие города у сказочника из Талсы получился прекрасным. Жаль, я не сразу его распробовал.

Как по мне, основная суть этого рассказа в следующем: американским индейцам только и остаётся, что верить в чудеса и надеяться на них. Но чудес или не бывает совсем, или индейцам очень уж не повезло в реальности. Все мы знаем, что с ними сделали белые переселенцы. И уже поздно там что-либо менять.

Никакие чары не смогли защитить коренное население от европейских ружей, микробов и стали. А жаль. Иногда хочется, чтобы подобная магия, описанная в «Узкой долине», действовала бы в нашем мире. Быть может, я и сам поселился бы в таком прекрасном месте на всю жизнь. Но пока, эмигрировав более десяти лет назад, живу в своей Внутренней Монголии. Что тоже довольно-таки неплохо, очень приятно, мне очень нравится, между прочим.

Ну что же, всё по-диковски стандартно: мировая ядерная война, вызванная всякими там Сделаем-Омарику-Снова-Великой и Зачем-Нам-Мир-Где-Нет-Лосии. Это понятно, хотя в нынешних реалиях ядерка есть и у других игроков, и они тоже могут ультануть. Однако исход всё равно один: свиббл.

Итак, настало время прощаться. С протом и с прекрасной КА-ПЭКС. С Джином Брюэром (персонажем). С мудрыми размышлениями Брюэра-писателя. С замечательной серией книг, которая обеспечила мне много отличных вечеров.

Не скажу, что полностью разделяю пессимизм «Нашествия баллоков». На мой взгляд, первая часть кончалась куда лучше («oho minny blup kelsur»). Добавлю также, что вряд ли следовало делать пятикнижие, — можно было впихнуть всю философию (она проста) и сюжет в трилогию про прота. А не выдумывать всяких там озабоченных флед и мертвоглазых баллоков. Только время на них тратить пришлось. Но тут уж как есть.

Я не пожалел, что ознакомился с данным циклом. Считаю, что «трилогию прота» (включая — и особенно — его отчёт) нужно читать всем думающим людям. Брюэр-писатель хотел именно этого, не так ли? Во всяком случае, во мне эти тексты пусть не зародили, но пробудили уснувшие чувства бережного отношения к природе и жизни. Только я человек, и поэтому баллокам я вряд ли понравлюсь, а на КА-ПЭКС меня никто не возьмёт.

Остаётся мне крохотными шажками строить прекрасную утопию КА-ПЭКС здесь, на Земле безжалостно маленькой, на этой многострадальной и прекрасной Pale Blue Dot. Брюэр-писатель хотел от читателя именно этого, разве нет? У нас ещё есть время. Но надо поторапливаться. Пока ещё не стало слишком поздно, пока ещё не дует по Земле «мусорный ветер, дым из трубы».

Таким «идеальным» я бываю в редкие моменты просветления (когда сидит во мне полбутылки коньяка или просто нервы обнажились и душевный разлом стал ещё шире). А в остальное время я живу в привычно-родном Инферно по законам всепланетно-бытового сатанизма. Во как завернул, да?.. И кажется мне порой, что ничего не меняется ни во мне, ни в мире вокруг. И не изменится. Но жизнь всё равно идёт, хотим мы того или нет, и я верю, в конечном итоге Я ВЕРЮ, что когда-нибудь все земляне станут капэксианцами.

Лишь бы эта чудесная мечта, эта счастливая утопия не сгорела в последней мировой войне нашего вида. А мы уж как-нибудь пересоберём, ой да пересоберём всё это получше. Спасибо за ваше внимание.

Ох и лихо автор закрутил финал истории. Возможно, что большинство прочитавших пятикнижие сразу догадалось обо всём, но лично я был наивен вплоть до послесловия и эпилога. А они-то и поставили всё с ног на голову. Но напишу по порядку.

В заключительной книге цикла «КА-ПЭКС» мы вновь наблюдаем за психиатром Джином Брюэром, которого на сей раз навещают некие баллоки. Это высокоразвитые пришельцы из глубин Космоса, и они ставят человечеству ультиматум: или мы перестанем убивать друг друга и прочих живых существ (почти во всех случаях, и с очень редкими исключениями), или баллоки уничтожат человечество в короткие сроки. Всё, больше никаких условий кроме этого, наитяжелейшего для нашего вида, нет.

Придумано хорошо, но «Нашествию баллоков» не хватило изюминки. Книга страдает от всё той же вторичности, поспешности и усталости повествования. Кроме того, на русском языке данный текст доступен в тезисно-сокращённом варианте, — но это уже скорее даже его плюс, чем минус. Хотя я бы прочитал и полную версию чисто из принципа.

На протяжении сотни страниц главгер готовится выступить перед населением Земли с важной речью. Выступает, а далее… А далее всё грустно, закономерно и понятно. Однако в послесловии и эпилоге неожиданно расставляются точки над всей историей про прота, флед и баллоков. Я до последнего не догадывался, что всё так обернётся. А надо было. Ведь нарастающая фантастичность частей пятикнижия меня настораживала изначально.

Словом, прочтите «Нашествие баллоков», если хотите в деталях узнать, что там такого нагорожено. А заключение по циклу я напишу попозже.

Как я и предполагал, четвёртая книга про гостей с КА-ПЭКС вышла вторичной, затянутой, высосанной из пальца. Если в оригинальной трилогии (с дополнением в виде отчёта прота) был цельный сюжет, интересный герой (прот/Роберт Портер), сторонние истории других «психов» и, в целом говоря, интрига, — то здесь ничего подобного в помине нет.

Вместо прота — травмированная озабоченная обезьяна (флед), интриги тут кот наплакал, дополнительных сюжетных линий считайте что и нет, основной сюжетец тухлый и скучный. Устами флед Брюэр пытается донести до нас экологическую повестку: человечество, мол, уничтожает Землю, жизнь на планете, живёт эгоистично и глупо, рубит сук, на котором само же и сидит… Стойте, где-то я это уже читал. А, ну да: в трилогии про прота.

Обезьяноподобная флед не интересна как персонаж (пердит, рыгает, совращает на секс обезьян и людей, — такая-де вся естественная, но прям до отвращения), «зелёная» повестка уже изложена Джином Брюэром в трилогии, Биба и Боба (два агента ЦРУ, ведущие себя как умственно отсталые, — писатель думал, это будет смешно, но не получилось) карикатурно тупы и безлики, а следить за местной пародией на интригу надоедает через пару десятков страниц (а-ля: баллок, приди и порядок наведи!).

Посмотрим, чем всё закончится, но «Новый гость из созвездия Лиры» — текст для меня неудачный, пресный и жёванный-пережёванный.

Послесловие. Наверное, я уже пресытился этой серией. Если судить чуть более объективно, то КА-ПЭКС IV неплоха как минимум идеологически. Брюэр гнёт свою линию, и это вызывает уважение, — но, как и бывает чаще всего, его мысли обречены на забвение. Потому что мы уверенно и всепланетно катимся не к «Imagine» Джона Леннона, а к «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери.

В конце одиннадцатой главы достаточно много жести. Такой, на которую мы все обычно закрываем глаза или отворачиваемся, считая всё описанное необходимым, нужным или неизбежным для нашего вида…

Что сказать-то: прот изложил всё как есть, но слишком упрощённо. Всё же не забываем, что данный отчёт писал человек, биолог Джин Брюэр, а никакой не инопланетянин. Поэтому текст написан в стиле «человечество — раковая опухоль Земли». Детальных инструкций по тому, как превратить Землю в КА-ПЭКС тут нет, лишь самые общие: откажитесь от капитализма, семьи, религии, денег, частной собственности; берегите природу — мать вашу; уважайте животных и будьте вегетарианцами. Всё так легко и просто, когда оно на бумаге чёрным по белому. А в действительности этот узел настолько запутан, что давно превратился в гордиев.

В противном случае, согласно проту, человек не переживёт двадцать первое столетие, погубит не только свой вид, но и все остальные на Земле. Но всё это — глас вопиющего в пустыне. Быть может, где-то в европах и асашай с зелёным движением более-менее в порядке (ну типа вывозим свой мусор куда-нибудь в Индию или Африку: пусть там нищета разгребает то, что мы не доели и не доносили), но остальная планета реально превращается в помойку. В том числе моя родина, где в порядке вещей разлить тысячи тонн мазута в море, сделать невинные глазки и штрафануться для проформы. Ну, на крайняк посидеть пару лет. А акватория встанет таким раком, что прота бы удар хватил, увидь он всё это.

Бытовая культура большинства людей такова, что им лень собрать за собой мусор после пикника на обочине. Колёса от машин проблемно сдать на переработку (где-то за это деньги не платят, а ещё и берут с тебя — жаба душит, да и нет их, лишних копеек). Сортировка отходов до сих пор выглядит для многих глупостью. Потребление ресурсов происходит бездумно, жадно и нахраписто. Каждому подай личную машину и бензина побольше. И выдели зарплату побогаче, чтобы скупать сити-молльный хлам не килограммами, а тоннами.

Всё это — наши реалии, описанные Брюэром двадцать лет назад, и с ними сложно спорить. Но решать их не так уж просто, как считал прот. Самое грустное в том, что и Виктор Астафьев писал о загаженной природе, и документальные фильмы «Земляне» и «Корпорация «Еда»» сняты про то же, и «Нация фаст-фуда» Ричарда Линклейтера, и «Человек» Стива Каттса показывают то же… А воз или и ныне там же, или он двигается ишачьими темпами в непонятном направлении. Я не знаю.

Много слов у меня на эту тему, но буду краток: мне очень жаль, что мы губим нашу прекрасную планету и жизнь на ней. Я никогда не плакал над каким-то фильмом так же, как это было в случае «Землян» Шона Монсона. Я живу в относительно чистом городе с хорошей экологией, но метастазы этой проблемы (человеческого свинства во всех его проявлениях, а прицепом идут безалаберность с бездумностью) регулярно замечаю. А ведь в других регионах, странах, городах всё ещё хуже, но мы все делаем вид, что всё в порядке — боремся за экологию, мол, и защищаем животных...

С каждым годом мне всё сложнее оставаться человеком, всё сложнее выйти из эгоистического «мой дом — моя крепость» и пойти хотя бы собрать мусор в лесочке по соседству. Наверное, для того и нужны тексты навроде «Отчёта прота на КА-ПЭКС» или рассказов Астафьева (см. «Хвостик», «Костёр возле речки» и прочие): напоминать нам, что все живём мы на Земле, варимся в одном котле… Паршиво мне на душе становится после такого чтения, и хочется что-нибудь изменить. А те, кто такую паршивость не любит, они и читать ничего подобного не станут; или же забудут через день, и дальше вернутся к привычной жизни в стиле «жрать и опорожнять стекляшки, врать, паясничать, бить посуду, короче: драть эту жизнь, как с**у». Так и живём, так и умрём.

Мне понравилось. Местами, опять же, тут всё нудновато и растянуто, но Брюэр умеет удивлять и грамотно строить детективную интригу. Я думал, что нельзя придумать для душевнобольного судьбы хуже, чем показана в «На луче света». Ан нет, можно, и ещё как. В «Мирах прота» мы узнаем новые ключевые точки из прошлого Роберта Портера/прота. И пусть автор не доходит до уровня «грязного реализма» по типу «Кошмаров аиста Марабу» Ирвина Уэлша, но всё равно: здесь тоже жестковато и грустно.

Кроме того, в третьей части есть свежие и сложные психи, которых прот эффективно «лечит» от их странностей (но раскрыты они не очень, и сопереживать им трудно). Есть очередной популярный медиа-клоун: ранее был известный старик-учёный, засыпавший прямо на ходу, а тут — некий шарлатан, говорящий набором банальнейших цитат а-ля «Страшно не упасть — страшно не подняться». Оба персонажа Джин Брюэр описывает с почти нескрываемым и злым сарказмом (видимо, наболевшее).

Есть и размышления лечащего врача прота над жизнью и людьми, есть «заповеди» прота, вполне соответствующие буддийским (а сам прот выглядит и ведёт себя, по сути, как полноценный бодхисаттва)… Много всего есть в маленьком тексте Брюэра, и это скорее хорошо.

Жаль, однако, что подлинная сущность прота не раскрыта. Он творит настоящие чудеса (телепортация в одного и с группой, телепатия, дарит людям какие-то коробочки с бесконечной регрессией навроде бесконечной матрёшки), его ДНК отличается от ДНК Роберта Портера, его глаза имеют странную физиологию и способны видеть в ультрафиолетовом спектре. Так и кто же такой этот прот: гениальнейший гипнотизёр (но как возможно обмануть камеры наблюдения и микроскопы?) или настоящий пришелец с КА-ПЭКС?

Джин Брюэр не даёт финального ответа. И если ранее я был уверен в материалистической биографии прота (что он — уникальный савант-душевнобольной), то сейчас, после демонстрации им всех физических «чудес», я уж и не знаю, кто он. В отзыве на первую книгу я сказал, что это не так уж и важно, но автору уже удалось втянуть и меня в хитрую игру «разгадай прота».

Чувствуется спекуляция Брюэра, своего рода паразитирование на вопросе без ответа, придуманном специально для того, чтобы читатели ломали голову и спорили до хрипоты. Ну и умён Брюэр, умён не по годам, зараза. Хотя… Вполне себе по годам: напомню, что книги про прота автор начал писать в возрасте под шестьдесят, а это редкий случай, когда зрелый человек берётся за перо и творит хороший текст. Но я отвлёкся.

А так да: книга читается с большим интересом, пусть и чувствуется порой, что её создатель начал исписываться и уже просто-напросто «доит» успешную франшизу (на момент 2025 года Брюэр ещё жив, но сомневаюсь, что напишет что-нибудь: годы, годы). Прот его знает, что там было на уме. Но раз я взялся, то буду добивать серию до конца. Впереди ещё ждёт «Отчёт прота на КА-ПЭКС» и два полноценных номерных выпуска. Возможно, они неудачные. Посмотрим.

Перед нами — приличное продолжение «Планеты КА-ПЭКС». Жаль, что экранизации не было и вряд ли будет, — я бы с удовольствием её посмотрел. Но есть текст, и это замечательно. Автор развивает историю Роберта Портера (якобы инопланетянина с райской КА-ПЭКС), добавляя в неё существенно важные детали.

Так, мы много чего узнаём о детстве Роберта, о его отношениях с родителями и сверстниками, дядей и тётей, о его жене и дочери… Тяжело всё это читать, если честно. Джин Брюэр рассказывает жуткую биографию несчастного человека, вся жизнь которого с самого детства пошла под откос. И он не смог иначе, кроме как сойти с ума и превратиться в «инопланетянина» с идеальной КА-ПЭКС (а попутно Роберт создал в голове пару дополнительных личностей для особых случаев).

На КА-ПЭКС нет брака и государств, религии и прочих институтов, также нет и насилия, жестокости, злобы и бытового сатанизма, которыми полнится наша Pale Blue Dot. На КА-ПЭКС всё как у Леннона в песне «Imagine»:

Кроме основного сюжета, здесь, как и в первой книге, есть дополнительные главы про других больных, которым прот помогает выздороветь. Там всё тоже не менее жутко и печально, чем у главного героя: инфантильность, социопатия, чувство личной ничтожности, суицидальность, тяжёлый аутизм, нарциссизм и прочее, и прочее.

Полагаю, «На луче света» получилась отличным развитием идей первой части. Особого эффекта новизны тут нет, и местами читать скучновато, но данное продолжение нужно прочитать всем тем, кто тоже хотел бы улететь на КА-ПЭКС вместе с протом.

Послесловие. Когда прот давал интервью на ток-шоу и обличал человечество в глупости и безалаберности, мне вспомнилось стихотворение «Dinosavria, We» Чарльза Буковски. Забавно, но абзац Брюэра сильно совпадает с текстом Буковски. Что это: неочевидные аллюзии в американской литературе или обычное совпадение? Сравним ради справедливости.

Прот:

Буковски:

Выводы за вами.