Начальные 200 электронных страниц в моей голове назойливо крутилось:

Ибо там так подробно описывается прожектёрство полковника Селлерса и его дружка Хокинса-старшего, что аж противно становится. К слову, Селлерс — один из главных героев «Позолоченного века», и его сказки придётся терпеть до конца, то раздражаясь ими, то просто снисходительно улыбаясь фантазиям этого вечного оптимиста-балабола.

Итак, всю книгу мужики крутятся как могут в попытках разбогатеть. Это увОжаемо (если по головам не идёшь, а это здесь скорее исключение из правил). В то же время те же мужики врут себе и людям, что они — не нищие, что вот-вот разбогатеют, что Рокфеллеры уже прислали своих людей и слёзно просят о сотрудничестве, что земля в Теннесси через месяц взлетит в цене и обеспечит семью миллионами долларов…

Всё это странно и мерзко читать. Но я понимаю, что в этом и заключена суть «Позолоченного века»: передать золототельцовый дух Америки тех лет (вторая половина 19-го века, сразу после Гражданской войны в США, когда случился расцвет частного капитала и сопутствующих ему махинаций, афер и проектов). Авторы (Марк Твен и Чарльз Уорнер) передали читателю ощущение безграничных возможностей, запах денег и богатства, царившие в те времена в США.

Все стремились разбогатеть мгновенно, пусть даже (как полковник Селлерс) сейчас сидели на репе с водой и не топили печку дровами (дров нет, ахч дац, братишка), но ставили внутрь горящую свечу — для вида, но с понтом:

На последних страницах один из героев окончательно осознаёт царящий в стране дух:

Сколько их было, таких вот темщиков и прожектёров, сгинувших в нищете и безвестности, пытавшихся поймать своё «призрачное счастье»? Сонмы и сонмы. Но были и те, кто действительно смог разбогатеть, поймать за яйца Золотого Тельца, реализовать американскую мечту, — и они несомненно подпадают под «ошибку выжившего». Да и не стоит забывать, что богатство таких людей редко нажито честным путём в «поте лица», — скорее уж оно основано на крови слабых, молчании равных и тазике с цементом для упорных (за что их и прозвали баронами-разбойниками).

Марк Твен и его соавтор здорово описывают те гремящие времена, и берут за основу своё прошлое, выводя из него общую картину целой страны. Твен (как и его отец, и старший брат) и сам до старости был тем ещё фантазёром, ведь он впустую ввалил кучу денег во всякие мертворождённые проекты. И если бы не друг Твена, нефтяной магнат Генри Роджерс, кто знает, в какой канаве мог бы валяться великий Марк Твен: окончательно разорившийся, как и его отец, но грезящий о скором богатстве?

Но чего-то меня не в ту степь несёт. Вернусь к книге.

Да, роман читается интересно и тематически напоминает будущие тексты Драйзера, в частности его «Трилогию желания». Но Теодор более суров, нежели чем Марк, который любит шутить даже там, где не особо-то и смешно (текст смешной, а ситуация страшная: шутка про пациентов начинающего доктора, которых два… Или три? Точно, три: я же была на их похоронах!). Твен шуткует, но зачастую это смех сквозь слёзы. И оттого «Позолоченный век», написанный простым и лёгким слогом, воспринимается тоже просто и легко, в отличие от того же Драйзера. Через тексты которого надо продираться с боем и воем (без негатива к Т.Д., но читать его тяжеловато, хотя не менее увлекательно).

Что ещё сказать про этот твеновский текст? Ну хотя бы то, что ближе к середине шуток становится сильно меньше. Так как первая крупная афера Селлерса и его нового дружка Гарри оборачивается провалом: ну кто бы мог подумать, что бизнесмены не захотят вкладываться в строительство ветки ж/д через болота и пустыри, и предпочтут выбрать прямой маршрут по сухой земле через соседний город? На том дружки и прогорели, и остались ещё и должны всем подряд: от работяг-землекопов до пайщиков и руководства своей шарашкиной конторы.

И потому дружки начинают замут со строительством университета на «нужных» землях, делая это под прикрытием сенатора и газет. Судьбу этого замута вы тоже узнаете ближе к финалу.

В общем, «Позолоченный век» — вещь многоплановая, и она полна сарказма над аферистами, сенаторами, «министрами, генералами, конгрессменами и всякими видными особами». Здесь высмеивается и показная религиозность («Когда речь идёт о рекламе, я всегда предпочитаю религиозную газету»); и система кредитования («О, кредит! Что это за чудо! На нём зиждется всё современное общество»); и спекуляции наивных дурачков, которых учат жизни акулы бизнеса («Не всё ли равно, на что оно [бюджетное ассигнование] предназначено: важно, чтобы деньги оказались у тебя в руках»); тут язвительно описываются и бизнесмены, «знающие толк в таких добродетелях, как сложение, деление и молчание»…

И многое другое тут тоже есть. В том числе понимание и предсказание того, что в последние пару веков (или всегда) большие дела делаются одинаково: подкуп, махинация, ложь, запугивание, лесть, соблазнение, игра на публику, лицемерие, купленные СМИ. Найдётся в «Позолоченном веке» и парочка душноватых любовных линий, рисующих любовь в цивилизации Золотого Тельца. Покажут стремление женщины влиться в жизнь, получив профессию и статус, а не только рожая детей и принимая гостей мужа в качестве жены-белоручки. Вы прочитаете и историю становления Лоры Хокинс, которая из простушки превратилась в самку собаки, крутясь в банке с пауками и выживая среди них (но финал книги покажет, что Лора всё равно не скурвилась окончательно).

И прочее, и прочее. Говорю же: авторы написали многоплановый текст, и его можно разбирать долго-долго, но вам лучше взять в руки книгу и вдумчиво её изучить.

Кстати, есть подозрение, что сериал «Позолоченный век» от НВО навеян в том числе книгой Твена-Уорнера и тамошней судьбой Лоры Хокинс. Не смотрел ещё, но планирую.

Итак. Я совсем не ожидал, что «Позолоченный век» 150-летней давности окажется такой сильной, актуальной вещью. Все эти приколы с векселями и ваучерами нам и без Твена, к сожалению, хорошо известны. Но всё-таки приятно понимать, что уже полтора века назад великий писатель одним из первых (далее был Драйзер и другие) высмеял и облил желчью всю эту шоблу, что считается уважаемыми в обществе людьми с хорошими капиталами.

Наверное, среди них есть и люди честные. И в этой книге они тоже изображены (взять хотя бы инженера Филиппа, который учился профессии и добился чистых денег своим трудом и умом; Вашингтон Хокинс с некоторыми натяжками относится сюда же; так же и девушка Руфь, ставшая врачом, хотя её богатая семья была против такой карьеры). Но их так мало, что они словно погрешность в статистике, — они есть, но незначительны в общей массе лжецов, кидал, аферистов, взяточников, темщиков, прожектёров, казнокрадов, спекулянтов… Словом, всех этих «уважаемых людей» нашего бесконечного, лживого и гнилого «позолоченного века».

Так и живём. Как говорится (думаю, Марк Твен согласился бы с этими словами):

Эта книга не столько о путешествиях Марка Твена по миру, сколько о его разочаровании. Разочаровании во всём: в людях, в местах, в истории. Скажем, до поездки Твену чудилось, что «благословенные берега моря Галилейского» прекрасны и велики, а на деле это море оказалось лишь озером, а то и вовсе «мутной лужей»:

Или Твен думал, что арабы — это гордые принцы и богачи из сказок «Тысячи и одной ночи», и лошади их величавы и царственны, но по факту арабы оказывались жалкими и нищими понторезами, которые бьют хромых кляч и вооружены допотопными пистолетами:

Или казалось Твену, что библейские цари — это некто вроде царей Европы, а их битвы — столкновения полчищ и армад за цели благие. А в сути царями оказались грязные бедуины, пасущие пару сотен овец, а их битвы представлялись уже как потасовка нищуков за кувшин воды и две груши:

Согласно автору, всё это — «сладкий вздор о Палестине», которым разномастные мамкины романтики «пичкают читателей веками». И этот вздор автор убедительно деконструирует, попутно высмеивая и пресловутых романтиков (регулярно упоминая некоего «мистера Граймса», который «так драматичен. И так романтичен. И, видно, мало заботится о том, правду ли он говорит, — его дело попугать читателя, пробудить в нём зависть или восхищение»).

Думаю, приведённые примеры понятны. И таким духом наполнена значительная часть «Простаков за границей», и знаете что? Это здорово.

Американский писатель не побоялся быть откровенным, и честно описать то, что видел и переживал лично. В нём видно уважение ко многим вещам, о которых он говорит, и зачастую он презирает именно людей, исказивших эти вещи, окутавших их пышными словами, ложью, бездумьем и своим тщеславием. Американцу удалось именно что подметить и раскрыть лицемерие и двойственность большинства людей, ведомых и глупых, не желающих говорить то, что думают (или вовсе не умеющих думать самостоятельно).

И потому «Простаки» — книга отличная, злая и едкая.

Мне понравились атмосферные главы про Францию, Помпеи, Россию, Египет и мудрого Сфинкса (очень круто и художественно), и также про Святую Землю Палестины. Но последняя занимает слишком много места на страницах, и читать это не всегда интересно, — кроме шатаний Твена по Иерусалиму, который «мрачен, угрюм и безжизненен». Однако в таланте автору всё равно не откажешь, пусть временами текст и скучноват. И как здорово, что М.Т. сумел поехать в такое путешествие, и увидеть, и описать значимые места нашей истории, а также быт, нравы и облик различных людей.

Словом, Твен создал занятный сборник путевых заметок (за что некоторые зовут его первым блогером; но это сова на глобусе, так как заметки писали и ранее). И сей сборник полезен даже сейчас, в век интернета, потому как он полон юмора, искренности и сарказма, а не очередных проплаченных кем-то восторгов.

Хотя, конечно, человек верующий (рьяный христианин или мусульманин) может сильно оскорбиться от высказываний Твена и общего тона его книги. По нынешним меркам твеновский текст неполиткорректен, и сейчас бы автор легко мог стать персоной для декапитации. Честно говоря, пусть оскорбляется кто хочет, но меня текст «Простаков за границей» совершенно не задел. Ведь автор увидел то, что смог и захотел (как и все мы), и описал всё так, как считал нужным (как и все мы). Отменять его бесполезно (но кто-то пытается), а обижаться на него — глупо.

Да, Марк Твен пристрастен в своих оценках и суждениях, — а какой настоящий блогер беспристрастен? Напоследок процитирую «Простаков» ещё раз:

Честно говоря, я практически ничего не знал об этом человеке, и читал его очень мало и давно. До того момента, как открыл тематический выпуск «ЖЗЛ» от Мориса Мендельсона и далее — от Максима Чертанова. Как же здорово оба биографа описывают историю Сэма «Отметь Два» Клеменса! Если бы я составлял сухую аннотацию, то сделал бы её такой:

Итак, первый автор (Морис Мендельсон) — ощутимо «советский», и поэтому у него здесь полно «политиканов» и «классовой борьбы», злости Клеменса на империализм и КУЧКУ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ПРИХВОСТНЕЙ… В общем, если вас не смущает такой вот «односторонний» стиль подачи, то книгу Мендельсона я вам строго рекомендую, ведь она, по сути, чёткая, а её стиль не мешает погрузиться в атмосферу юных США.

Советский литературовед отлично подаёт биографию Клеменса, анализирует его жизнь и творчество, приводит много цитат и интересных фактов, делает выводы и наблюдения. Читается всё легко и быстро, тут нет зауми и академической сухости, всё доступно и прекрасно, и Твен показан подлинным гуманистом, до конца стоявшим за свои высокие идеалы.

Разве что текст чуток устарел (на полвека с хвостом, с хвостом кометы Галлея), но и это не беда. Потому как в 2012 году Максим Чертанов восполнил все пробелы, написав новую работу с учётом прошедших лет. Если бы я составлял ещё одну сухую аннотацию, то она бы выглядела так:

Да, труд Чертанова — не менее (или даже более) удачный, чем у Мендельсона. Здесь уже нет «советскости» и всяких там «прихвостней» капитализма, сам томик потолще, повествование более сжатое, динамичное и живое, а автор не чурается «говорить от себя», задавая вопросы и отвечая на них. В какой-то мере это было и у Мендельсона, но у Чертанова выражено сильнее и смелее. Короче говоря, чувствуется вовлечённость автора (Чертанова/Кузнецовой) в тему, а это всегда подкупает.

И мне нравится, что на свете был такой вот пылкий дядька, и что у нас теперь есть минимум два «ЖЗЛ»-выпуска о нём. Они составляют гармоничную дилогию, и читать их нужно по времени создания (ибо первый даёт основу и контекст, а второй расширяет и углубляет всё ранее сказанное в СССР). Эх… Теперь мне бы ещё и Твена осилить хоть немного. На днях я кайфанул от его «Таинственного незнакомца» (но финал там жутко запорот), а остальное читал уже сильно давно, чтобы что-то помнить.

Этот писатель — капитальный красавчик, и не зря занимает своё местечко в Вечности. Хоть он и трусил временами, и приспособлялся (но себя же за это проклинал), и за южан успел повоевать бескровно, и расизмом по юности баловался, но! Он — действительно великий писатель, потому как развивался и умнел, в итоге став защитником всех униженных и бесправных.

Сэм Клеменс — Человечище, слова которого обжигали и хлестали, и потому его ждала неизбежная цензура (включая самоцензуру) и правки литературных «душеприказчиков». Но несмотря на всё, его творчество (этого счастливого озорного мальчишки, этого бродяги Дхармы, этого великолепного речного лоцмана, этого язвительного газетчика-тролля, этого юмориста и серьёзного писателя), — творчество его до сих пор с нами. Оно переиздаётся и довыпускается, хотя Твен и умер ещё в 1910 году, а «пишет» до сих пор! И читают его тоже до сих пор.

Отзыв у меня вышел эмоционально-восторженным, вы уж простите. Пойду осваивать собрание сочинений, чего и вам желаю. А для тех, кто не знает, зачем и почему стоит читать этого автора, есть две книжки из серии «ЖЗЛ». Дайте Твену шанс, ознакомьтесь с его жизнью, и возможно, он уверенно войдёт в жизнь вашу, даст пищу для ума и подарит много смеха (а порой и слёз).

Честно говоря, я практически ничего не знал об этом человеке, и читал его очень мало и давно. До того момента, как открыл тематический выпуск «ЖЗЛ» от Мориса Мендельсона и далее — от Максима Чертанова. Как же здорово оба биографа описывают историю Сэма «Отметь Два» Клеменса! Если бы я составлял сухую аннотацию, то сделал бы её такой:

Итак, первый автор (Морис Мендельсон) — ощутимо «советский», и поэтому у него здесь полно «политиканов» и «классовой борьбы», злости Клеменса на империализм и КУЧКУ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ПРИХВОСТНЕЙ… В общем, если вас не смущает такой вот «односторонний» стиль подачи, то книгу Мендельсона я вам строго рекомендую, ведь она, по сути, чёткая, а её стиль не мешает погрузиться в атмосферу юных США.

Советский литературовед отлично подаёт биографию Клеменса, анализирует его жизнь и творчество, приводит много цитат и интересных фактов, делает выводы и наблюдения. Читается всё легко и быстро, тут нет зауми и академической сухости, всё доступно и прекрасно, и Твен показан подлинным гуманистом, до конца стоявшим за свои высокие идеалы.

Разве что текст чуток устарел (на полвека с хвостом, с хвостом кометы Галлея), но и это не беда. Потому как в 2012 году Максим Чертанов восполнил все пробелы, написав новую работу с учётом прошедших лет. Если бы я составлял ещё одну сухую аннотацию, то она бы выглядела так:

Да, труд Чертанова — не менее (или даже более) удачный, чем у Мендельсона. Здесь уже нет «советскости» и всяких там «прихвостней» капитализма, сам томик потолще, повествование более сжатое, динамичное и живое, а автор не чурается «говорить от себя», задавая вопросы и отвечая на них. В какой-то мере это было и у Мендельсона, но у Чертанова выражено сильнее и смелее. Короче говоря, чувствуется вовлечённость автора (Чертанова/Кузнецовой) в тему, а это всегда подкупает.

И мне нравится, что на свете был такой вот пылкий дядька, и что у нас теперь есть минимум два «ЖЗЛ»-выпуска о нём. Они составляют гармоничную дилогию, и читать их нужно по времени создания (ибо первый даёт основу и контекст, а второй расширяет и углубляет всё ранее сказанное в СССР). Эх… Теперь мне бы ещё и Твена осилить хоть немного. На днях я кайфанул от его «Таинственного незнакомца» (но финал там жутко запорот), а остальное читал уже сильно давно, чтобы что-то помнить.

Этот писатель — капитальный красавчик, и не зря занимает своё местечко в Вечности. Хоть он и трусил временами, и приспособлялся (но себя же за это проклинал), и за южан успел повоевать бескровно, и расизмом по юности баловался, но! Он — действительно великий писатель, потому как развивался и умнел, в итоге став защитником всех униженных и бесправных.

Сэм Клеменс — Человечище, слова которого обжигали и хлестали, и потому его ждала неизбежная цензура (включая самоцензуру) и правки литературных «душеприказчиков». Но несмотря на всё, его творчество (этого счастливого озорного мальчишки, этого бродяги Дхармы, этого великолепного речного лоцмана, этого язвительного газетчика-тролля, этого юмориста и серьёзного писателя), — творчество его до сих пор с нами. Оно переиздаётся и довыпускается, хотя Твен и умер ещё в 1910 году, а «пишет» до сих пор! И читают его тоже до сих пор.

Отзыв у меня вышел эмоционально-восторженным, вы уж простите. Пойду осваивать собрание сочинений, чего и вам желаю. А для тех, кто не знает, зачем и почему стоит читать этого автора, есть две книжки из серии «ЖЗЛ». Дайте Твену шанс, ознакомьтесь с его жизнью, и возможно, он уверенно войдёт в жизнь вашу, даст пищу для ума и подарит много смеха (а порой и слёз).

Итак, пять произведений из этого цикла, которые я прочитал, можно расставить в порядке убывания крутости вот каким образом:

1. «Война миров» Герберта Уэллса. Занимает заслуженное первое место по понятной причине: это один из прародителей жанра научной фантастики, классическое произведение, мощное социальное высказывание и просто хорошая книга.

2. «Третье нашествие марсиан» Сергея Синякина. Серебряная медаль — за бодрый детективный дух, закрученный сюжет, интересные жизненные наблюдения и лёгкий язык повествования.

3. «Второе нашествие марсиан» братьев Стругацких. Бронзовой медалью повесть награждается за моральную дилемму, конечно: быть сытым сонным рабом или же остаться свободным человеком со всеми издержками свободы.

4. «Новые времена» Даниэля Клугера. Почётное четвёртое место — за отличное описание капиталистических форм отношений: наш девиз непобедим — обдурим и продадим! Новые времена — они такие.

5. «Майор Велл Эндъю» Лазаря Лагина. Ставлю повесть в конец списка за пресловутую однобокость и плоскость сюжета. Жаль, но книга не произвела на меня какого-то сильного впечатления и практически не отложилась в памяти.

В контексте этого рассказа хочу рассказать три истории о смерти. И все они — о котах.

История про болото и берёзу.

Давным-давно жила у нас кошка, звали её Мурка. Хитрая и смелая была. Настоящий курильский бобтейл: полосатая, крепкая, угловатая, жилистая, длинные заячьи лапы и короткий хвостик-обрубок. А кроме того — очень верная и добрая, но большую часть любви она отдавала лишь одному человеку: моей маме. Так уж получилось, что Мурка признавала хозяйкой только маму, а ко всем остальным относилась в лучшем случае с терпеливой лаской.

Мурку мы к дому не приучали, и зимой она жила (а летом только ночевала) в подсобном помещении. Кормилась она чаще всего на улице: птицы, крысы, мыши. Мурка выросла настолько суровой котярой, что все соседские коты боялись заходить к нам во двор по своим кошачьим делишкам. А если она видела такого смельчака, он тут же получал молниеносную и кровавую взбучку от Мурки. В марте она, конечно, делала исключения, и тогда в нашем дворе вились толпы ухажёров...

Шло время. Мурка старела. Как любая нестерилизованная кошка, она не прекращала весенние гулянки вплоть до очень пожилого возраста. Будучи уже бабушкой по человеческим меркам, эта полосатая дама охмуряла молоденьких глупышей и в очередной раз от них залетала. Котилась она с каждым разом всё трудней, и в итоге не смогла. Котята не вышли, и умерли внутри кошки. Там и загнили, а вместе с ними загнила и Мурка.

Родители пытались её лечить, давали лекарства, успокаивали. Мама до сих пор вспоминает, как в последний день жизни Мурка, уже почти не приходя в сознание, вдруг очнулась и начала лизать мамины руки. А потом кошка умерла.

Думаете, на этом всё? Нет. Мурка умерла, и я, тогда ещё довольно юный (мне было лет 13 или 14, наверно) надеялся, что папа отнесёт кошку и похоронит её, так сказать, по-человечески. Не помню, чего я ждал от похорон кошки — видимо, хотя бы коробку для тела и обозначенную могилку. Однако нет — кошку засунули в мешок и отнесли на болото в лесу. Как поломанную вещь. Откуда я это знаю? Оттуда, что когда я не нашёл могилку на заднем дворе, я спросил, где кошка. Хотел с ней проститься. Услышал, что она теперь где-то в лесу.

Я обул сапоги и пошёл в этот лес — ещё с детства я там лазил, сражался с болотными лопухами, и потому хорошо понимал территорию. Нашёл этот мешок с мёртвой кошкой — в грязи, под деревцем, в окружении лопухов. Похороны в болоте мне сразу показались несправедливыми — потому я туда и пошёл.

Давясь слезами, я взял мешок и понёс его на задний двор (там у нас дикое место, но хотя бы почти нет болота, просторно, светло и виден наш дом). Сказал маме. Мы обернули кошку в старую куртку и закопали её под молодой берёзой, на сухом возвышении, а я ещё воткнул туда палочку. Потом пришёл на могилку один и сидел рядом, вспоминал хорошие моменты, связанные с Муркой.

Спустя время я даже немного раскопал землю и проверил, на месте ли куртка — боялся, что дикие звери (а у нас по заднему двору иногда гуляют голодные медведи и бродячие собаки) могут унюхать и утащить кошку. Куртка была на месте, Мурка тоже. Так она там и лежит.

История про апрельский субботник.

Во время весенних субботников иногда попадаются подснежники. Полицейские часто находят трупы людей, погибших зимой и занесённых снегом до самой весны, а я два года назад нашёл трупик рыжего кота. Высохший, облезлый труп животного, которое скрючило снегом в какую-то неестественную позу. Я тогда почти ничего не почувствовал — но помню, как на секунду сжалось сердце, словно чья-то большая лапа проникла в мою грудь и мягко надавила.

На фотографии к этой заметке вы видите мёртвого кота. Думаю, вы тут не неженки, и вряд ли упадёте в обморок из-за моей фотографии. Я нашёл этого кота во время субботника во дворе нашей организации. Он лежал в куче мокрой гниющей листвы, но сам был на удивление чист и светел.

Помню, как шарахнулись от трупика наши дамы — они явно не хотели связываться с мертвечиной. Я же был в перчатках — взял кота за сухую лапку и положил в большой мусорный мешок: к грязным листам, сигаретным окуркам и пустым бутылкам.

К сожалению, я не могу рассказать про кота много. Я не знал его лично, и встретились мы только после его смерти. Каким он был? Как его звали? Почему он умер? Почему он умер на улице, в центре города, сырой сахалинской зимой? Почему у него не нашлось хозяина, который бы положил его в коробку и закопал под деревом, оплакал бы и воткнул в землю палочку?

На эти вопросы нет ответа, и никогда уже не будет.

Кота отвезли в мусорном мешке на помойку, и там он и сгинул окончательно. Но осталась хотя бы его фотография — и кот будет жить в памяти моего компьютера, пока жив я.

История про коробку.

Это случится в будущем, лет через десять или пятнадцать. У меня есть кот, рыжий Петрович, и я его очень люблю. Ему уже восемь лет. Он кастрирован, одомашнен, на улице бывал пару раз — и какое-то время даже жил в деревне родителей, бегал по заднему двору, ловил мотыльков и комаров. А ведь до всего этого в тот день были ещё и такси, и аэропорт, и час на самолёте, и новое место жительства — и кот всё это стоически вынес. Эмоции прямо-таки переполняли зверька!

Помню, как впервые вынес его во двор. Он вышел из переноски и присел от страха: над ним синело высокое летнее небо, шелестела трава, витали загадочные запахи... Сначала кот боялся, а потом его было уже не загнать домой. Носился по двору, переднему и заднему, как капитальная сволочь, кусал шлейку и возмущался попыткам ограничить кошачью свободу.

Шлейку сняли, и дали зверьку свободу — даже разрешили писать в песок для цемента. Словом, устроил я коту каникулы в Простоквашино, и он остался доволен. Потом мы вернулись в город — и тут он тоже как у Христа за пазухой.

Но однажды мой кот умрёт. И умрёт не только он — но сегодня мы говорим о котах. Он умрёт, и мне придётся похоронить его в коробке под деревом, в сухом, солнечном месте. Моя квартира опустеет, больше не будет шерсти на полу и кошачьих какашек на балконе. Игрушки осиротеют. Тарелочка будет всегда чиста.

Кот перестанет спать со мной, пинаться во сне, кусать меня в три часа ночи за пятку. Затихнут его полуночные вопли «подсади меня на полку, кожаный». И он не будет больше приходить ко мне, заглядывать в глаза, мурлыкать и лизать меня в бороду...

Мой кот умрёт — и это случится неизбежно.

Не знаю, зачем я вообще начал этот разговор. В отличие от остальных постов, тут нет какой-то морали, намёка или призыва. Я просто представил, как однажды мой рыжий комочек шерсти умрёт, и одна из коробок, в которых он так любит сидеть, станет его последней. Эту коробку, необычно лёгкую и одновременно такую тяжёлую, я отнесу туда, где шумят берёзы, вырою ямку и закопаю своего мёртвого кота.

А дальше — кто знает? Может быть, мы (как в рассказе «Трое» Юрия Мамлеева) встретимся однажды — «там», где не будет уже ни земного времени, ни чисел, ни человеческого ума. И кем мы станем — существами ли, бесконечным разумом или посланниками неведомого, — невозможно будет выразить на нашем языке.

Спасибо за ваше внимание. Любите и цените своих животных, пока они живы.

Это очень умная (местами даже за-умная) книга про писателя, которому я симпатизирую с юности. Первая часть монографии, где описывается жизнь старого козла, читается взахлёб и с большим удовольствием. Даже если и так всё знаешь. Вторая часть, где автор разбирает мифы о Буковски (Буковски же и сочинённые), местами идёт туговато. Там много ссылок и опор на всяких вумных философов, которых я не читал и вряд ли буду.

Эту книгу можно было бы сделать попроще, для крестьян кривозубых, а не для высоколобых филологов. Но тут уж как есть, деваться некуда. И на том благодарим-с.

В целом получилось классно, прочитал два раза за пару лет. Здесь отлично рассказано про жизнь и творчество Ч.Б. Если вчитываться, то найдёте также кучу общих, интересных мыслей. Спасибо автору, что занялся столь объёмной работой и довёл её до конца.

Хотя я всё же считаю, что текст нужно было писать проще (убрать лишнюю академичность), в более приземлённом стиле. Ну это как Дилана Томаса обсасывать на две сотни страниц кандидатской (что тоже неплохо, но как-то фальшиво, мне кажется). В такого рода произведениях есть тонна полезной инфы и фактов, но по духу от них пованивает мещанством и университетом.

Я имею ввиду, что если там и есть понимание, то почти целиком оно теоретическое, кабинетное. Будь то Дилан Томас, будь то Чарльз Буковски. Хотя я и сам — мещанин, и понимаю Ч.Б. на простом уровне, сидя при деньгах в своей квартире, в тепле и сытости. И потому смешно читать начало главы «Подшофе», где Хаустов, вероятно, бухнул и его понесло за жизнь и за Бука, попутно вываливая всяких аристотелей, делёзов и хайдеггеров. Умник напился — умник умничает, и это такое себе.

И меня смешно читать и слушать, так как о Буковски я рассуждаю с безопасного (во всех смыслах) расстояния: он давно умер, а его судьба мне вряд ли грозит. А смелости на неё мне не хватит, ибо зачем обнулять? У Бука была своя колея, у меня — своя, колея эта — только моя, выбирайтесь своей колеёй…

Но что-то вот тянет нас (одних из душного университета, других из бытовки разнорабочих) трепаться про Буковски. Возможно, так на нас действует харизма этого «образцово плохого» писателя, действительно ставшего «меньшим, чем Ничто»? И потому — Великого? Чёрт его знает. Быть может, я вообще заблуждаюсь, потому как с годами мой пиетет к Ч.Б. проходит, и сейчас я просто его уважаю, что ли, но не восхищаюсь им, как раньше.

Пойду открою «Калифорнийский квартет» или включу какой-нибудь «Фактотум» с «Пьянью». Чего и вам желаю: разбираться в том, что нравится или не нравится, и почему оно так происходит.

Если вы хотите узнать, что значит быть матросом на дОбыче селёдки, тогда прочтите «Три минуты молчания» Георгия Владимова. Потому как этот автор, что называется, шарил за тему и описал не только её технико-материальную часть, но и (что важнее) морально-этико-психологическую. То есть за сюжетом про советского моряка кроется общефилософский сюжет о Человеке и его месте в нашем мире. Мире, где каждый устраивается как может и как умеет, пусть даже это не всегда красиво и правильно.

В общей сложности лично я был таким же вот матросом полтора года (только не на океаническом, а на прибрежном лове). И в общих же чертах я тоже попробовал всей этой морской романтики, которой фактически и нет, и не было никогда и нигде, кроме как в книгах про приключения. Впрочем, каждый всегда видит вокруг лишь то, что хочет и способен, и оттого мои слова субъективны. Но учтите, что «Три минуты молчания» Владимова — это совсем не «Алые паруса» Грина, это не томная лирика, а реализм, хотя трагичность и красота одинаково есть в двух произведениях.

Так вот. Сам Владимов, кстати, для написания «ТММ» отправился в рейс матросом и тоже ловил рыбку в океане-ане-ане. На рыболовецком траулере он и испытал всё на собственном опыте, в итоге воплотив сей опыт в художественный текст. И это всегда чертовски подкупает: ведь понимаешь, что человек как минимум не умничал из кабинета, а добровольно пошëл и хлебнул заоконной реальности.

Именно поэтому «ТММ» для меня — книга занятная и качественная. Её главный герой (Сенька Шалай) — молодой парень, толком не знающий, чего он хочет от жизни. Да и жизни-то как таковой он особо не видел, кроме однообразной, тяжёлой и угнетающей работы в море (сначала Сенька служил на флоте, потом сразу же пошёл рыбачить).

Не знает Сенька, как и зачем живёт, и потому однажды его подпоили заклятые друзья (он вернулся с рейса при больших деньгах): они гуляли за его счёт по ресторанам, на такси катались, курточку дорогую ему впарили (она ещё сыграет свою роль), а Шалай, балбес пьяный, всех любил и всем улыбался. Раскрылся душой, так сказать, под влиянием серьёзных доз алкоголя и радости возвращения на берег.

А ночью Сенька очнулся в милиции, побитый и без денег. И вынужден он был уйти в новый рейс, хотя планировал уже завязывать (шесть лет он мотался по морям то солдатом, то рыбаком, и это ему, скажем так, малость поднадоело).

Повествование в «Трёх минутах молчания» густое и насыщенное, и лично мне пришлись по душе слог и мысли автора. Здесь много коротких, ëмких замечаний о жизни и людях, и при первом прочтении их трудно уловить. Пара примеров наугад:

Кроме подобных фраз, здесь вы также найдёте меткие и правдивые описания берегового и морского быта, размышления мужчин — про женщин (а с ними у Сеньки не ладится, и его печалит эта неприкаянность), есть тут и история про матроса по кличке «Летучий Голландец», который два с лишним года не сходил на берег, загрёб кучу денег и куда-то таинственно исчез, и про китёнка вы прочитаете, которого спасали от смерти всей моряцкой братией, и про механика есть история — осенью сорок первого года он проплыл в море одиннадцать миль и месяц жил на безлюдном острове, а позже прошёл тюрьму и ссылку…

И много чего ещё есть в «Трëх минутах молчания». Включая долгое и обстоятельное описание мощнейшего океанического шторма. Казалось бы, в книге четыреста с лишним страниц (не так уж и много), а после прочтения остаётся чувство, будто прочитал целую энциклопедию о людях и жизни.

Я бы ещë долго-долго говорил про «ТММ», но зачем? Считаю, что вам нужно прочитать эту вещь, окунуться с головой в историю Сеньки Шалая и его приключения на берегу и в море. Вы проникнитесь духом потерянности молодого человека среди океанских волн и портовых кабаков (где все такие красивые и улыбаются тебе, пока ты при деньгах), вы узнаете, что значит быть советским матросом и заодно поедите вкуснейшего борща от кондея-чудодея, честного перед Богом и людьми; вместе с Сенькой вы спуститесь в кубрик к ребятам, послушаете их байки и сказки, сыграете с ними в карты и обсудите женщин, которые ждут где-то там, на последнем берегу (а ждут ли? Вечный страх моряка — вернуться в никуда и к никому)…

Ну и, конечно же, вы увидите, что такое настоящая мужская работа: сложите в трюме вожак, сходите на вытряску сетей с селёдкой, услышите, как сквозь пробоину в обшивке хлещет вода и заткнёте эту пробоину своей спиной. Георгий Владимов заготовил для читателя много всего, включая и морской шторм, который губит людей и суда, устрашая человека своим океаническим величием вплоть до безумия, молитвы или сверхъестественного преклонения.

Отличное и полезное чтение, коротко говоря.

Не так давно по тексту Владимова сняли фильм «Снегирь» (режиссёр Борис Хлебников). Это достаточно вольная экранизация по мотивам, где выкинуто много важных и не очень важных деталей из книги. Тем не менее, «Снегирь» — кино классное, и оно, скорее всего, вам понравится. А если вдруг не понравится, то уж первоисточник-то точно должен прийтись вам по душе.

В качестве послесловия приведу большую цитату, послужившую названием всего произведения. Цитата сия, в сущности, является квинтэссенцией дум-передум Сеньки Шалая про жизнь и людей:

Ох и завернул автор, ох и закрутил. В «ДТДС» столько всего, что моя соломенная голова распухла, а потом упала вниз и разбилась об пол, как большая подгнившая тыква. Тут и не поймёшь, с каким ключом подходить к этому тексту: или иметь опыт с веществами, описанными Лафферти в «Небе» и Диком в «Помутнении», или быть глубоко верующим человеком. Допускаю, что сказочнику из Талсы пригодились сразу два указанных опыта (или только один). Как версия.

Короче: без поллитры не разберёшься. Сей рассказ выглядит квинтэссенцией прозы Р.А.Л.: ничего не понятно, но очень интересно. А если прочитать пару-тройку раз, то и понимание чуток появляется. Здесь полно отсылок на Библию (начиная со второго же абзаца, где идёт намёк на Откровение Иоанна Богослова, глава 3, стих 18), здесь хватает и мифологии, язычества (культы плодородия и связанные с этим праздники, как показано в фолк-хорроре «Солнцестояние»), жестокости, битв и пирушек в Вальгалле…

Словом, «ДТДС» полон любви и смерти, красоты и уродства, счастья и горечи. Не знаю, кем надо быть и что надо сделать, чтобы написать подобное. Но мне понравилось, хоть я толком и не могу уловить основную идею прочитанного.

А в чём же она? Что за счастье (День травы) надо бороться, выцарапывая потом и кровью у Судьбы и Бога минутки и часы истинной жизни? Или что бывших наркоманов не бывает, и помнящий свои героиновые приходы человек видит всё остальное тусклым, соломенным и серым (пока снова не прогреет ложку над зажигалкой)? Или что если ты трус, — то и не лезь наверх, ибо Счастье тебе не положено? Или что ДАЖЕ ЕСЛИ ты трус, — пробуй и бейся, и коли погибнешь, так хоть будешь знать, что сделал всё возможное? Или что… Ну, хватит.

Я не знаю. Тут реально голову сломать можно. А нужно ли? Или достаточно иметь под рукой такой вот красивый рассказ, и наслаждаться им, словно родниковой водой, когда чувствуешь тягу к загадочному и непонятному? Я даже чуть завидую Лафферти: ведь это написал он, а не я (а я-то и понять тут ничего не способен). Но и радостно мне, что когда-то был человек, умевший писать подобные вещи.

История про дни травы и дни соломы — отличный финал крутого сборника. Про который, однако, сложно сказать что-то умное. Ну вот лично я не вывожу, поэтому пишу всё что в голову придёт. Вот бы прочитать христианское толкование «Дни травы, дни соломы». А ещё бы посмотреть качественную экранизацию (в формате альманаха «Любовь. Смерть. Роботы», например).

Жду и надеюсь. И желаю вам хоть раз в жизни обрести свой День травы, проживя в нем яростно и громко, смело и кроваво, чтобы потом неизбежно вернуться в Дни соломы.

В 1965 году польский еврей-эмигрант Йозеф Левинкопф, скрывавшийся под маской «Ежи Косинский», пишет страшную сказку «Раскрашенная птица». В 2019 году чех Вацлав Мархоул снимает одноимённый трёхчасовой фильм (везёт мне на заунывное трёхчасовое кино, что поделать), где с умным видом визуализирует сию страшную сказку и показывает жестокую жизнь и дикие нравы собирательного «глубинного народа» (который то ли польский, то ли украинский, то ли славянский вообще).

Словом, очень уж эти два творца (Мархоул и Косинский) в разное время хотели поиграть в Достоевского, чьи лавры препаратора человеческих душ, судя по всему, не дают им покоя. Но получилось у них так себе, или, как говорил Борат: НЕ ОЧЕНЬ. Книга Косинского несомненно лучше экранизации 2019 года, да вот читать-то её необязательно, как и смотреть снятое Мархоулом, если кто-нибудь когда-нибудь до него доберётся.

Плюс экранной «Раскрашенной птицы» в том, что здесь очень мало слов: после бесконечного трёпа предыдущих двух кинокартин тишина и созерцательность Мархоула воспринимаются как манна небесная, и под мизантропическое настроение можно просто позалипать на зверей в человеческом обличье. Видеоряд, как вы понимаете, тут вполне на уровне Германа-старшего, и даже, пожалуй, концентрированнее: все три часа вы будете наблюдать жестокость, грязь, дерьмо, возбуждённых животных, поножовщину, бытовое насилие и изнасилования, серость и уныние.

Думаю, российскому режиссёру (Герману-старшему) всё это бы очень понравилось, доживи он до 2019 года и посмотри «Раскрашенную птицу». А вот понравится ли это современному зрителю? Хороший вопрос, потому как лично я особого удовольствия от просмотра не получил (надоел мне этот негатив ради негатива без иной цели, смысла и методов решения), и Мархоула я смотрел для общего, что называется, развития и в связи с прочитанной книгой Косинского.

Сказка Ежи Косинского, выдуманная и жестокая (как и вся его взрослая жизнь), мощно впечатляет скучающих домохозяек и соевых любителей верить во всякую западно-эльфийскую ахинею, лишь бы ахинея эта была, так скажем, про «диких восточных орков из Мордора». Вот те-то ребятки уж точно оценят киноработу Вацлава и книжку Ежи. Но для отдельного искателя правды, желающего понять феномен человека как таковой, подобные сказки выступают не более чем раздражителем из-за своей намеренной и беспросветной чернушности.

Многие творцы забывают, что Достоевский уже всё давно и качественно описал. Но они всё никак не успокоятся, стремясь затмить дядю Федю прохладными байками про диких селюков времён Второй мировой войны. Получается у них неубедительно. Книга Косинского ещё куда ни шло (она неплохая, и в ней есть художественность, и всплакнуть там тоже можно), но вот Вацлав Мархоул, походу, конкретно курнул Германа-старшего и выдал доставший сюжет про «трудно быть» еврейским мальчиком среди кривозубых славянских крестьян. Повторюсь: неубедительно, заунывно и тошнотворно.

Предисловие в очередной раз выручает и даёт вектор для понимания. Да и сам автор (спасибо ему) тоже. Тем не менее, «ПМВ» — текст очень-преочень странный, и словно бы недописанный. Здесь слышны мотивы лемовского «Соляриса» и «Непобедимого» (а мог ли Лафферти читать Лема?), который ненужный на Западе поляк изложил лучше, чем такой же ненужный там же американец.

Хотя я ставлю две повести против одного коротенького рассказика, а это не совсем корректно. Признаю, что тема контакта с непознаваемой (и неизвестно, разумной ли) жизнью получилась у Р.А.Л. круто. Жахнуть бы, правда, по этой планете медведей-воришек, да и забыть про неё навеки. Так я предлагал сделать в своей статье про «Непобедимого» С. Лема, и так же и сделал в игре «The Invincible» по мотивам этой книги.

Ибо нечего пытаться понять странное, агрессивное явление природы, если оно само не идёт навстречу (а оно и не пойдёт) исследователям, — а только лишь мерзко хихикает да ворует всё на свете. Лем в «Непобедимом» долго философствовал на тему «убить нельзя исследовать», а как по мне, так тут всё проще: лемовских «мушек» с планеты Регис-3 следует пригреть термоядеркой, как и медведей-воришек у Лафферти.

А вот разумный (ли?) океан Солярис я бы не трогал, ибо он слишком глубок и божественен для человеческого быстрого понимания. Но у Лафферти герои будут ходить-бродить, глазеть-смотреть, пока хихикающие медведи-воришки окончательно не высосут из людей все соки, и не превратят учёных с Земли в голодных призраков мрачной планеты. Оставьте вы в покое это гиблое место, не поддающееся людской классификации и изучению. А ещё лучше: приласкайте планетку каким-нибудь ультрамощным оружием.

Ведь зачем иметь под боком таких соседей? Впрочем, я вступил на довольно спорное поле, и поэтому, думаю, пора закругляться.

Рассказ про медведей-воришек у Р.А. отличный, да. Но его оборванность расстраивает (как такового финала истории тут нет), а тематическая основа (лично для меня) изложена лучше у Лема, чем у Лафферти. Тем не менее, «ПМВ» подарит вам гамму эмоций и мыслей, а это — самое главное.

Именно этими строками из У. Блейка возможно описать смысл «Хитропалых». Хотя и в предисловии оный смысл тоже раскрыт хорошо. Знайте, что я прочитал это, и мне стало грустно. Потому как провёл аналогии, их две.

Первая: история из «Вина из одуванчиков» Брэдбери, где молодой репортёр влюбился в пожилую даму. Но им было ясно, что по времени они не совпали: она уже стара, а он ещё молод. И вместе им не сойтись… Но чувство между ними — было, и тем трагична та история нереализованной любви двух людей.

А вторая аналогия пореальней: на работе у меня есть возрастные дядьки 60+, 70+ лет. С некоторыми из них я хорошо общаюсь (забывая про возраст и пропасть между нами). Однако потом опять понимаю, что мы не друзья — из-за времени и разницы в годах. Будь мы одного поколения, мы бы, возможно, друзьями стали (а ими я совсем неизбалован). Но законы мира таковы, что мы можем лишь общаться, ощущая эту непреодолимую границу Реки Времени, отделяющую нас от истинной дружбы и доверия.

И мне очень жаль это чувствовать. Это печальное и тоскливое ощущение. Ибо величие Времени подавляет и преклоняет перед собой, оставляя человеку одну лишь неизбывную грусть.

Героиня «Хитропалых» говорит: «Мы повзрослеем в разное время». И это тоже, как и меня, расстраивает её собеседника (человека по имени Селим). Он любил Ореаду (не человека, а горного духа), но судьба начертала им разные годы жизни и разные пути. И вместе им не сойтись никогда…

Вспоминается «Властелин Колец» Толкина. Там эльфийка Арвен полюбила Арагорна (человека), зная, что пожертвует своим бессмертием и переживёт мужа на много-много лет. Но они всё равно поженились и были счастливы. Хотя Арвен потом удалилась в изгнание, бросив своих детей и внуков, что тоже довольно-таки странно, но ладно, не буду останавливаться на этом моменте.

Так вот. Почему же Селим и Ореада из «Хитропалых» не смогли быть вместе хотя бы на годы жизни Селима? Ведь это было им доступно, и счастье ждало их, пусть даже с налётом неизбежной горечи. Вероятно, так решил построить рассказ сам Р. Лафферти и его экклесиастовский пессимизм: мол, если всё умрёт, то не стоит и начинать.

Хотя это, повторюсь, на мой взгляд — неправильно.

Кошмарная история на уровне с «Прокатись в консервной банке». Я более чем уверен, что не понял большинства отсылок и метафор. Но в этом помогает предисловие. В общем, «МКВИО» — зачётный пример короткой антиутопии с нотками разочарования в жизни и в глобальном смысле всего.

Если бы в этом Городе была религия (скажем, христианство), то люди имели бы путь избежать построения сего Города, где только развлекаются и перемалывают на фарш всех неугодных и неудобных (считая их условными «стариками»; как известно, гедонисты очень боятся постареть и тем самым выпасть из обоймы; недавний фильм «Субстанция» тому пример).

Но религии и веры в Городе нет, как не было их и в Содоме с Гоморрой (на которые есть намёки в тексте, когда автор говорит про соляной столб). То есть Город подразумевается как средоточие зла и порока в религиозном смысле (а Лафферти был католиком), средоточие, почему-то до сих пор ещё не уничтоженное, а наоборот — размноженное.

Ибо таких шаблонов по типу «Город» неизвестные архитекторы наклепали аж тридцать с лишним тысяч. И если кто-то вдруг полез не в своё дело (а его дело здесь — развлекаться и опускаться), то он подлежит аннигиляции на мясном заводике. Или если он имеет какой-никакой разум, но недостаточный для вступления в Клуб правителей, то судьба его такая же — мясной заводик. Так Город защищается от нестабильных и ненужных граждан.

Короче говоря: «Пусть простейшие резвятся, а потом — на комбинат».

Это сильный текст с нотками Олдоса Хаксли, «Не отпускай меня» Исигуро и фильма «Облачный атлас» (где в одном из сюжетов девушек тоже пускали на мясо, прикрывая это важным флёром).

К «МКВИО» можно привязать миллион хвостов и отсылок, а можно и не привязывать. Это зависит от личной начитанности и насмотренности конкретного читателя сего рассказа. Прекрасно то, что сия мрачная притча имеет самоценность (как Город имеет самодостаточность), и создана она на высоком идеологическо-языковом уровне. Жемчужина сборника, если в двух словах.

Послесловие. В «Летописи Всемирной Воли», включённой в «МКВИО», даны ответы на вопросы о Городе и его жителях. Но зачем «высшим созданиям» править миллиардами глупых особей? Аргумент «Мы хотим, чтобы они существовали» — глупый и натянутый. Учитывая, что «высшие создания» — тоже люди (но чуть более умные), которые захватили власть в рулонном Городе и погрузили его жителей в тотальный Ctrl+C/Ctrl+V, — то сей аргумент выглядит вдвойне странно.

Не всё тут ясно, если заниматься Поиском Глубинного Смысла. Зато ясно то, что однажды в Городе грянет переворот, ибо баллады Тринадцатой, Двадцатой и Первой улиц прямо говорят про это. И дай Бог этим людям сил и времени, чтобы свергнуть этот людоедский мерзкий режим (а-ля «Эдем» С. Лема), чтобы построить что-то чуть более достойное и счастливое.

Так на что в «МКВИО» нам намекал Лафферти? Неужели снова на упоминавшуюся мной фразу и её суть:

Хотя я вижу ровно то, что готов и хочу увидеть. Вы уж меня извините. Пишите, звоните, если готовы донести свою точку зрения на сей рассказ и его проблематику.

Итак, у Саяки Мураты получился прекрасный томик историй. Они хоть и разные, но имеют общие черты, стиль и интерес писательницы к своим темам, что она выражает в каждом тексте. На мой взгляд, тут нет совсем уж провальных рассказов: везде есть зерно, и при внимательном прочтении вы его увидите.

Мне всё очень понравилось. Здесь много текстов на десятку, большинство затронуло меня и вдохновило как минимум написать отзыв-рецензию. Я с удовольствием прочту у этого автора и другие книги, как только и если они появятся на русском языке.

Жаль, но на середину 2025 года творчество Мураты представлено у нас лишь двумя романами и дюжиной рассказов, что составляет примерно треть от всего ей написанного. Этого, конечно, мало, потому как С.М. — писатель если не крупный и великий, то уж точно значимый для нашей с вами современности.

Да уж. Пожалуй, «Инкубатор» — наимрачнейший рассказ в сборнике. Во всех остальных у героев были какие-то лазейки, чтобы остаться собой или обрести себя, отказавшись от маски. Они менялись, приспосабливались, хитрили, уходили в отрыв от норм общества, обретая истинного себя, — но героине «Инкубатора» это недоступно.

У персонажей других рассказов Саяки Мураты была личность, с которой можно работать. Изменять её, принимать одно и выкидывать другое. А у Харуки из «Инкубатора», как она сама признаёт, нет «основной» личности: есть пять ситуативных и одна запасная. И потому она ощущает себя не живым человеком, а скорее роботом с несколькими паттернами поведения.

Причём ни одна из масок Харуке не нравится. Она пользуется ими просто потому, что таковы правила её игры в человека. В то время как индивидуальности, по её же словам, у неё нет. А у кого из нас она есть? Я не могу сказать такого про себя, так как тоже пользуюсь масками (хотя и не меняюсь столь радикально, как Харука). Но какой я настоящий? Сам не знаю. Да и был ли я когда-нибудь самим собой, без наносного и фальшивого? Не знаю. Я знаю всё, но только не себя.

Наверное, когда-то самим собой я был. И я, кажется, даже помню те времена. Но вернуться в них уже вряд ли смогу. Ибо сейчас я: Муж, Сын, Работник. А живя один на стипендию и читая книги, я, наверное, был самим собой. Глупо всё это, и не знаю уже, что хочу здесь сказать. Что-то в «Инкубаторе» меня зацепило и встревожило, взбаламутило. Но я пока не понял, что именно, и не могу выразить это словами. Оставим моих тараканов, вернёмся к тексту С. Мураты.

Да, это мрачнейший рассказ сборника. У героини нет выхода и лазейки к обретению самой себя. А ей это, походу, и вовсе не нужно: она давно отчаялась. Концовка же намекает на то, что Харука не ждёт ничего хорошего, и её удел — мимикрия до финала жизни. Осложняется её судьба тем, что Харука труслива, и она понимает и свою трусость, и свою фальшивость, но не в силах что-либо изменить. И это ой как тяжело. Я не удивлюсь, если Харука однажды выйдет в окно. Ведь больно и страшно жить с расколом в душе, а когда не на что и не на кого опереться, — то тут и совсем слов нет.

Саяка Мурата оставляет читателя наедине с огромной чёрной тучей, которая «начала заволакивать небо снаружи». Хотя только-только светило солнце, и был шанс переломить ситуацию, открыть новый путь, более хороший. Но нет. Харука струсила или оказалась не готова, и всё. Ждёт её прижизненная банька с пауками и тягучая вечность, как было описано у Достоевского.

Также отмечу, что маски-личности создаёт или их носитель в целях маскировки, или же общество, которому надо классифицировать своих членов по категориям. Об этом механизме тоже вскользь упоминается в «Инкубаторе». И как тогда жить-то со всем этим? Уйти в Тибет, сбежать в леса и жить в скиту (но где бы ты ни скрылся, всё равно тебя найдут)?

Это несколько затянутый, но всё же отличный манифест в пользу опрощения и примитивизма. Кому, как не жителям огромных давящих мегаполисов, знать, что «город — это злая сила»? Он подавляет и подчиняет всё и вся, стремясь взять Природу в бетон (как в смирительную рубашку, по словам Есенина), а человека превратить в муравья-работягу, исправно платящего налоги и выполняющего приказы людей с палками и деньгами.

Вот и ГГ «Города на съедение» однажды понимает это. И решает вернуться к Природе, распространяя своё учение в надежде, что все вместе мы однажды «съедим» города, оставив на их месте поля одуванчиков и некошеного разнотравья и обретём новое, подлинное счастье бытия. Примечательно, что героиня «Города» — это антипод героини из «Пазла», которая наоборот предпочла раствориться среди бетона и вавилонских башен, сойдя с ума из-за всё того же города.

В «ГНС» слышны мотивы анархо-примитивизма, возврата к лесам и полям («С самой юности чужды мне созвучия шумного мира», как писал Тао Юаньмин) и, в общем, отказа от бетонно-денежной цивилизации, что мы выстроили на нашей жалостно маленькой Земле. И те читатели, кто вырос среди гор, лугов и полей, поймут и оценят этот рассказ. Потому что «ГНС» излагает замечательные, но такие труднореализуемые идеи.

Быть может, кому-то нравится тьма, космос и звёзды («Мир, который всегда завораживал нас»), но есть и те, кто поют: «Моё сердце не здесь, моё сердце в горах». И я пою это вместе с ними, потому как знаю, что «от морей и от гор так и веет веками», а безликие ипотечные человейники несут людям одну лишь обоюдную злобу и ненависть, ежедневно культивируя бытовой сатанизм в наших душах.

Думаю, Теду Качинскому понравился бы текст «ГНС». Да и Генри Торо — тоже. Да и Джону Зерзану, и Гэри Снайдеру, и Крису Маккэндлессу, и многим, многим другим, кто не любил города и выражался о них честно и открыто. Радует, что и современный рэп иногда поднимает эту же тему. В «Побеге» от 25/17 было так:

Я вот чувствую, что в последнее время занимаюсь именно что вырезанием своего сердца, чтобы оно мне не мешало. Ведь живу в городе, пусть небольшом и зелёном, но всё же. Одно хорошо: Природа рядом, и я всегда могу скрыться от всех хотя бы на день-два, чтобы послушать шум моего моря, шелест ещё нетронутых лесов и то, как ветер гладит траву в полях.

Ещё бы избавиться мне от лишней городской суеты, очистить тело и разум от всех глупостей про зарплату и работу, про бензин и магазин, — и тогда я стану, наверное, по-настоящему свободным, обретя свой Дом. Чего и вам желаю.

То, что у Р. Лафферти в «Старой забытой ножке» было религией инопланетных существ, у С. Мураты в «Пазле» — норма жизни для девушки по имени Санаэ. Загадочно, не так ли? А вы прочтите указанные тексты и мои к ним комментарии, и, возможно, поймаете ту же волну, что и я.

Приятно видеть, что уже в 2010 году С. М. умела писать истории о людях, бывшие предтечами «Человека-комбини» и «Земляноидов». А ведь эта малохольная Санаэ как раз и есть «типовой» персонаж Саяки Мураты. Она живёт в параллельном мире, она «хрупкая и болезненная с рождения», она любит наблюдать, но не боится и вмешаться в опасную ситуацию, следуя каким-то своим убеждениям… И тем она, Санаэ, и странная. Потому как явно не вписывается в общепринятую норму. Белая ворона, что называется, «спокойная, как холодильник» и «слишком непохожая на живой организм».

Однако её инаковость жить ей совсем не мешает, а даже наоборот: помогает. Но помогает потому, что её окружают хорошие, в целом, люди. И они видят в Санаэ то, что сами хотят увидеть в себе: доброго и не умеющего злиться человека. Санаэ для них словно идеал терпения и мудрости, который всегда поможет ближнему, выслушает его, погладит и в такси пьяного усадит. За это её и ценят коллеги на работе, а про семью и друзей в «Пазле» не упоминается.

Но однажды оказывается, что иной мир, который для Санаэ — родина, слишком уж специфичен для жителей мира нашего, подлунного и «нормального». И очевидно, что подлунники не примут иномирца, как только он раскроет себя и своё происхождение, сняв маску чуждой ему нормальности. И мы однозначно изолируем Санаэ и ей подобных куда подальше, лишь бы впредь не сталкиваться с такими пришельцами. Мы убили В. Фомина (идейного мужика в юбке), доконали К. Ступина, да и чего уж там, прости Господи: Христа тоже мы распяли. Так чему тут удивляться, что всё закончится бедой?

В «Пазле» закономерный финал с открытой концовкой. Но учитывая, что в дома для душевнобольных есть и в Японии, то дальнейший путь милой и скромной Санаэ предсказуем и ясен. Так же ясен, как у героя фильма «Отточенное лезвие», где с самого начала чувствуется, что этот человек обречён всю жизнь ходить по кругу, являясь в какой-то мере заложником своего чудесного иного мира. Но счастливы ли такие люди? Думаю, да. До поры, пока внешний мир их не заметит и не решит исправить.

Почему среди нас возникают такие персонажи? Ведь это не только герои книг и кино. Я, например, изредка встречаю их и в повседневности. А вероятно, что и сам я — из их числа, но купирую развитие своего «иномирья» в себе тяжёлой работой, поворотом к религии и мирской суетой обывателя. Вопрос остаётся: почему они существуют в реальности? Ответ мой прост и неинформативен: так уж получилось, так уж сложились обстоятельства конкретной жизни.

И если они, персонажи С. Мураты, странны и непонятны для кого-то, то лично для меня они будто братья и сёстры. Хоть я и не одобряю многие их методы познания мира или защиты от него же. Но их мысли я во многом разделяю. Видимо, и японка Мурата их тоже разделяет, раз уж пишет и пишет про психов, чудаков, еретиков. А может, давайте попробуем их сберечь?

Полагаю, именно это и делает С. М. на страницах своих произведений. За что ей огромное спасибо. Хотел бы я когда-нибудь встретиться с ней лично, да поболтать о том, о сём. Настанет день, и мои ноги снова ступят на японскую землю, а там посмотрим.

Что ж. Не Бунин, конечно, и не другие мастера писать о любви чувственно. Но! Тоже неплохой, своеобразно красивый и романтичный рассказ. У меня нет особых мыслей и воспоминаний (сказал бы про своего плюшевого медвежонка-собаку, моего верного друга с детства до лет эдак пятнадцати, от встречи с которым у меня до сих пор щемит сердце, — но не хочу подробностей).

Это просто хороший текст о дружбе и любви к вещи, что, в отличие от глупого мальчишки Юкио, не осмеёт тебя и не предаст, — ну прям как котик или собачка (только они стоят уровнем выше, так как душу живую имеют и слёзы их звериные тяжелы и молчаливы).

Есть у меня даже подозрение, что в «ЛСВ» показан любовный треугольник: Пуф и Юкио, Юкио и Наоко, Наоко и Пуф. Странно, да? Но и не такое бывает, особенно если, следуя законам синтоизма («Пути Духов»), наделять жизнью вещи вокруг и явления природы навроде ветерка или ручейка. Быть может, Пуфу нравился не сам Юкио, а пресловутый ветерок, Юкио же создаваемый. Об этом упоминается по сюжету, так что я лишь додумал описанное.

Вкратце говоря: синто, сакура, первая любовь, осквернённый чужаками храм-комната девичьего детства, — примерно об этом вы прочитаете в «Любви с ветерком». Мне понравилось, ибо навевает такое романтично-меланхоличное настроение, позволяя достать из памяти забытые мосты в Терабитию, удавов, проглотивших слонов, и моего милого старого медвежонка-собаку. Надо бы забрать его из дома родителей, пожалуй, и пусть он снова обнимется со мной.

В «Магии тела» поднимается несколько тем, чьей основой является сексуальность: первое «пробуждение» подростка, неинформативные уроки полового воспитания в школе, педофилия, детская сексуальность и познание равного по возрасту партнёра, глупые малолетки, что стремятся казаться взрослыми и потому похабничают и болтают про секс (сам таким был, и стыдно вспоминать), любовь к своему телу и уважение к телу партнёра…

Как-то так. Многие из нас всё это благополучно забыли, когда выросли, и думают, что их дети должны сами там как-то разобраться в этом тёмном лесу. Отсюда возникают проблемы с ранней беременностью, изнасилованиями несовершеннолетних и сексуализации всей дальнейшей жизни подростка. К таким выводам я прихожу, дочитав до конца.

Кроме того, в «МТ» чётко слышны мотивы «Земляноидов»: залезть кому-то под кожу, детский секс, праздник у бабушки в деревне, педофилия и насилие над детьми. В романе это раскрыто детально, а здесь же даются только общие намётки и векторы. Словом, Саяка Мурата развивалась как автор, и это заметно.

В очередной раз отмечу, что проза этой японки поэтичная и ёмкая. И «Магия тела» не исключение: тут хватает и прекрасных образов (действительно невинных и естественных), и школьной атмосферы у созревающих подростков, и тонких замечаний автора (вложенных в уста персонажей) о нашей жизни и взрослении как таковом.

Прекрасный рассказ о том, как ребёнок однажды открывает новый, неизведанный и загадочный мир внутри себя. Мы это тоже когда-то делали, но уже забыли, убрали воспоминания на дальнюю пыльную полку.

Честно говоря, сути рассказа я не уловил. На что намекает и что саркастически изображает С.М. в истории про двух девочек и слабоумного (или безумного) бомжа по кличке Паппи? Что с ним случилось, если он дошёл до состояния домашнего питомца у подростков? Попробую предположить пару версий, и вы сами решайте: да или нет.

Во-первых, «puppy» — это щенок, но слово созвучно с «pappy» — папочка. В тексте питомец описывается как «мужчина примерно одного возраста с моим папой». Итак, это — живая метафора про отношения детей с больными родителями? Вроде общаются, кормят с ложечки, ухаживают, но держат подальше от окружающего мира и не пытаются вылечить или как-то социализировать. Мол, родитель заболел — и детки быстро сбагрят его в одиночную камеру с визитом раз в день?

Во-вторых, мужчина здесь может олицетворять проблему рабства в современной Японии. А проблема такая там существует, хотя широко говорить о ней вряд ли принято. Ну это как нашему мужику попасть на кирпичный завод и пропасть там на долгие годы. Или как нашей женщине поехать в Дубай «официанткой» или «моделью». Все мы в курсе про подобные случаи, каждый год поток рабов того или иного сорта циркулирует по миру.

Кто знает, а что если Паппи был рабом-рабочим («Закончи это к двум!») под крылышком якудза, который однажды смог сбежать или просто потерялся в ходе транзита на большой станции метро. Не зря название станции, Отэмати, переводится как «кварталы воротил». А там где деньги, там же, несомненно, пасутся ребята из японских ОПГ и делают они свои гнилые дела, скрывшись под землёй.

В-третьих, общий посыл рассказа: города суть разворошенные муравейники, где все бегут по своим делам, и где никому некогда обратить внимание на человека в беде. Сколько людей прошло мимо этого бомжа Паппи, шлявшегося по метро туда-сюда? Почему полиция или охрана не приняли его для установления личности? А потому (намекает Мурата), что всем взрослым плевать друг на друга. И только дети ещё могут проявить участие и заботу к проблемному незнакомцу, потому что они ещё не успели испортиться и не начали играть по правилам взрослого мира: молчи, ври, таись, выживай.

Философская притча про детей и взрослых. Помнится, у А. Беляева был рассказ про человека, который никогда не спит (одна из историй о профессоре Вагнере?). И, кажется, там сделан вывод, что спать всё-таки нужно, ибо так решила природа, и не стоит нарушать эту базовую естественную потребность. Короче. Прочитав Беляева, я очень хотел тоже никогда не спать. Сколько всего можно узнать и увидеть, сделать и исправить, если отпадёт нужда в часах сна! Так я думал в юношестве, полный жажды познания и энтузиазма.

Потом я охладел ко всему, и продолжаю охладевать. Поэтому ныне считаю, что сон — одно из немногих благ, доступное каждому человеку, и уравнивающее богатого и бедного, умного и глупого. Сон — «маленькая смерть», после которой ты как бы обновляешься, подводишь итоги прожитого дня, и, свежий и отдохнувший (когда спишь по режиму), топаешь по очередным делам своей суеты сует.

Если бы сейчас мне не нужно было бы спать (в мои 30+ лет), то что бы я делал? Да с ума бы сходил, гоняя мысли туда-сюда, всё думая и сомневаясь, кружа по квартире, как зверь в клетке зоопарка. И в итоге, скорее всего, я бы вздёрнулся или вышел бы в окно, лишь бы обрести покой и тишину, лишь бы заткнуть все эти мысли, шумы и события, что меня (неспящего) окружают 24 часа в сутки. Такая жизнь выглядела бы одним бесконечно долгим, липким кошмаром.

Но сон всё же дарован нам, и спасибо Природе за него. Ах да, что про рассказ-то? До хороший он, короткий и глубокий. Про естественность, мечты, любовь и… капитализм. Оный заставляет взрослых спать меньше, чтобы успеть больше. А зачем успевать? А чтобы деньги зарабатывать… Так банально и скучно. Взрослые, как известно, видят в проглотившем слона удаве — шляпу, и, согласно Саяке Мурате, мечтают о волшебной пыли, лишь бы угнаться за химерами. И всё равно умереть в конце.

История «ВБЗ» — нечто в духе Р. Брэдбери, такое романтичное и сказочное с печальным посылом. Я рад, что С. Мурата умеет писать не только «шокирующую» обывателей прозу, но и вполне достойные притчи, от которых веет вечностью и спокойствием. Но главной метафоры «ВБЗ» я, наверное, не разглядел. Утрата детскости? Прощание с мостом в Терабитию? Не знаю. Но знаю другое:

Две подруги, Есико и Кикуэ, снова появляются на страницах сборника. Есть небольшие биографические расхождения с «ИЛНП» (там был муж, здесь его нет, но есть третья дочь), но персонажи явно те же — это упоминается в тексте. Вот и живут они вместе сорок лет (две тётки), родив и вырастив трёх девчонок, и все годы совместной жизни их преследует общественное порицание и неприятие. Вы что, лесбиянки? Как это нет? А кто тогда? И зачем живёте вместе? Странные вы какие-то… Мы-то так не делаем!

А женщины просто сожительствуют по давнему решению дружить и жить вместе. Сожительствуют, потому что ИМ ТАК УДОБНО. А Кэйко Фурукура работает в комбини, потому что ЕЙ ТАК УДОБНО. А я, имея вышку и альтернативы, добываю свой хлеб руками, а не сугубо головой, потому что МНЕ ТАК УДОБНО.

Так какого чёрта общество в лице знакомых и родственников лезет в жизнь отдельных винтиков Системы и Фабрики, пытаясь наклеить им на лбы ярлыки и ценники? НАМ ТАК УДОБНО, неужели вы не понимаете? И если уж кому-то не нравится, как мы живём, — просто идите в собачью дупу (путь туда короток и доступен). А мы будем счастливы, каждый по-своему.

А ещё тут очень красивая и поэтичная концовка. Чёрной тоской кружится белый снег…

Похоже, что «ИЛНП» стал затравкой к «Человеку-комбини», случившемуся парой лет спустя. Две одиноких бабки наслаждаются жизнью как могут, пусть даже окружающие считают их чудачками («конченой нимфоманкой» и престарелой девственницей). Одна из подруг работает в комбини рядом с домом. И людоедская тема тоже проскальзывает: сладкое желе сравнивается с мужскими языками.

Саяка Мурата, вероятно, набивала руку, обкатывая подобных героев в коротких историях, чтобы потом взяться за романы, где такие чудики раскроются получше (что продавщица, что людоеды). В целом ничего, читается. Но после «Ч-К» и «Земляноидов» впечатления не производит. Так, зарисовка из жизни. Лучше автора тут не подытожишь:

Про «Милое застолье» у меня несколько тезисных пунктов:

А) Рассказ — предыстория первых двух в сборнике. Так оно всё и начнётся: с семинара по культуре еды и одного крайне помешанного на «новинках» и «прогрессе» идиотика (или целой их группы, что вероятнее).

Б) Мне знаком вкус котлет со сгущёнкой, земляного пуэра чернее чёрной дыры, кошачьих мятных сухарей с пивом, яблока с солью и прочего. Ничего особенного, но мне вкатывает по настроению и желанию.

В) Здесь встречается юмор. Впервые за сто прочитанных страниц. Сцена семейного обеда (и особенно её финал) — смешная. Блюда на стол, едоки, показываем у кого что есть!

Г) Я согласен с главной мыслью: каждый ест что хочет, и это сугубо его дело. Конечно, если он остаётся в рамках УК своей страны. Хотя нет ничего незыблемого, как мы уже поняли, и сегодня один свод УК, а завтра уже другой. НАХ — непредсказуемость абсолютного хаоса.

Е) Саяка Мурата описывает персонажей-кочевников, что кочуют по её историям. Проблемы в семье, странные дети, родительское давление, чудачка находит своего чудака, лягушка счастлива в родном болоте и так далее. Магистральные темы произведений этого автора, видимо.

Ё) Демонический город Дундилас — отсылка на Омелас Урсулы Ле Гуин? Если так, то я всё равно её не понял. А вот мотивы счастливой иноземной Попихамбопии из «Земляноидов» прослеживаются хорошо.

Итак, в «МЗ» нет дичи и жести. Говорю же: это то, с чего всё начнётся, и будет оно такое домашне-семейное хи-хи да ха-ха, чтобы далее вылиться в «Церемонию жизни» и «Идеальный материал». Но и от третьего рассказа сборника веет чем-то зловещим и мрачноватым. Потому что жители Дундиласа давно обитают среди обычных людей, и они лишь ждут нужное время, чтобы выйти из тени (а кто знает, what they do in the shadows?).

Нагнал на вас жути или нет? Нам повезёт, окажись я неправ. Тут только время покажет, какой будет счастливая пища нашего несомненно счастливого будущего.

В «Идеальном материале» героиня логично и в меру убедительно высказывается «за» использование (как она выражается) «человеческого сырья» после смерти человека: свитер из волос, кольцо из передних зубов, перстни из костей, абажур из желудка, вуаль из кожи… Ну такое себе, не правда ли? Добавлю-ка ещё пару градусов в кипящий котёл Ильзы Кох, и продолжу про текст Мураты (не сравниваю их, но ведь в нашей истории уже были такие события, отчего я и вспомнил про ведьму Бухенвальда).

Далее появляется жених ГГ, и он терпеть не может подобные вещи, небезосновательно считая их кощунством над умершими. И его точка зрения близка нам всем нынешним, но в мире «ИМ» считается, опять же, ретроградной и устаревшей. Об уместности вещей из останков человека и ведётся спор между мужчиной и женщиной, пока им не приходит время ехать в гости к родственникам (где ситуация повернётся в достаточно предсказуемую сторону).

Если в «Церемонии жизни» Саяка Мурата обрисовала тему посмертного применения человека с гастрономической стороны, то в «Идеальном материале» дополнила эту же тему ещё одним аспектом сего, кхм, применения. И вот сижу я, смотрю в дождливое окно июня, пьяненький чуть-чуть, закусываю колбаской с сыром и зразами, и вдруг думаю: а почему бы и нет? Но потом спохватываюсь: нет, не надо, не принято это, аморально и странно, нельзя.

Я действительно так считаю, но одновременно с этим шевелится мысль, что мы способны дойти до описанного, и сам я смотрю в эту бездну, и она смотрит в ответ, пугая меня. Вероятно, Саяка Мурата, намеренно или нет, но открывает упомянутое ранее Окно Овертона в сторону нормализации некоторых табу. Тезис мой спорный, но почему бы его не принять на заметку, особенно в контексте статьи «Технология уничтожения» Евгения Горжалцана.

Сейчас есть людей нельзя. А потом? Кто знает, что будет потом? Культура меняется, и человек (повторюсь) шустро может дойти до каннибализма и прочих методов «рационального» использования тел умерших людей. В даркнете, говорят, подобные «заказы» пользуются спросом (убийство по желанию жертвы, каннибализм по договорённости и прочее, табуированное и аморальное). Норма — это то, что принято здесь и теперь большинством. Завтра это большинство примет за правило что-то другое, и оно станет новой нормой.

Так мы тут и живём. А рассказ хороший, да. Только навевает он довольно-таки недобрые, неудобные и некрасивые мысли. Тем и примечателен лично для меня, потому как герои Саяки Мураты (эти несчастные одиночки с есебасанцосой) мне во многом понятны. Они — мои братья и сёстры, пусть не особо-то желанные и приятные, но уж какие есть.

Как было где-то однажды написано, если все вокруг, весь мир твердит тебе, что ты сошёл с ума, живёшь не так и вообще дурак среди белопальтовых рыцарей, — то совсем необязательно это будет правдой. Оно вероятно, но не стопроцентно. Имейте ввиду, если что.

Вот и в «Церемонии жизни» героиню уговаривают поедать человечину (так теперь принято), а все её робкие вопросы и попытки осмыслить ситуацию (почему за 30 лет табу на каннибализм превратилось в обязанность?) встречают одно лишь брезгливое удивление: ты что, из ЭТИХ РЕТРОГРАДОВ, избегающих кушать человечинку? И героине приходится оправдываться, дескать, есть-то я люблю, да желудок у меня привередливый…

Совсем как Фурукура из «Человека-комбини» оправдывалась перед обществом, почему у неё нет мужа, детей и «хорошей» работы: да вот, здоровье у меня слабое, да вот, я вся такая неумёха, кто ж меня замуж возьмёт… А по сути что одна, что вторая девушки просто мимикрировали, обманывали, пытаясь уйти от реального честного ответа: я не хочу и мне так не нравится, отвалите от меня и перестаньте совать нос в мою жизнь.

Рассказ «Церемония жизни» поэтичен, красив и жуток. Особенно жуток он тем, что люди (при определённых условиях) действительно с лёгкостью дойдут до чего-то подобного за одно-два поколения. И ни религия, ни совесть, ни закон им этого не запретят (а, быть может, даже и посодействуют). Я не сомневаюсь, что Окно Овертона возможно открыть до таких пределов. Только как жить-то в таком мире? Хотя, впрочем, мы и к этому миру уже привыкли (войны, голод, болезни, страдания, бытовой сатанизм), а уж легализация каннибализма вряд ли способна сильно ухудшить нашу и без того плохонькую цивилизацию.

Не скажу, что меня прям шокировал текст «ЦЗ» (первым было «Особое мясо» Бастеррики), но всё же: после прочтения остаётся мерзкий осадочек. Ну не хватает вам места хоронить трупы или их кремированный прах, — так придумайте что-то толковое, а не людоедство. Я и сам сторонник кремации, и хочу развеяться над моим Охотским морем, а не гнить в земле или лежать в урне кучкой пепла, — почему бы не принять такую практику захоронений?

Но люди обязательно придумают какую-то кринжовую дичь, и станут радостно причмокивать, поедая условного дядю Васю. Вместо того, чтобы чуть-чуть задуматься (как ГГ) или пойти более этичным и экологичным путём. Хотя… Этика и мораль — что дышло: куда повернёшь — туда и вышло. Короче, не хотел бы я дожить до событий «Церемонии жизни» и увидеть подобное на своём веку. Слишком жутко всё это выглядит, и порождает нездоровые мысли навроде «а может, здесь существует своя логика?».

Как сказала героиня рассказа: «Просто люди чем дальше, тем больше уподобляются животным, вот и всё». А человек, как известно, это животное, которое сошло с ума. И из этого безумия у него есть два выхода. Каким из них пойдёт человечество и когда?

Примечательный текст про человека (доктора), который жил на чужой планете и изучал (заодно — и лечил) местных аборигенов. Развитой цивилизации нашего типа у них, видимо, нет, и человек занимается своей работой смиренно и долго, пока не приходит его Время.

Можно в «СЗН» уловить мотивы из «Смерти Ивана Ильича» Л. Толстого и вообще поймать мощный порыв жизнесмертного ветра. Так как в этом рассказе хватает печали о скорой смерти, забвении и слиянии с Вечностью, с которой доктор как раз-таки сливаться и не желает. Он думает: «Пусть я сгорю дотла, но я должен точно знать, что горю именно я!», и ещё: «Но я не хочу отрадно исчезать на веки вечные».

А местная религия наоборот предписывает радоваться своей смерти-слиянию с бесконечно вечным Небытием, и все аборигены (кроме еретической шаманки Торчи-двенадцать) благословляют своих богов «за то, что сердце в человеке не вечно будет трепетать, за то, что все вольются реки когда-нибудь в морскую гладь» (привет поэзии Суинберна, её вполне мог знать Лафферти).

Доктор, формально верив в идею слияния, перед смертью пришёл к обратному: «Но если есть во мне нечто особенное, я не хочу его потерять». И его можно понять, потому как большинство людей к смерти не готово и не будет, и известие о своей кончине вызовет в большинстве великую обиду на жизнь и весь мир, остающийся жить дальше.

Полагаю, в «СЗН» Лафферти заходит на поле Достоевского, Толстого и прочих «серьёзных авторов взрослой литературы», вполне успешно и достойно становясь с ними на одном уровне.

При желании есть путь и дальше обсасывать эту тему, всё больше погружаясь в словоблудие и трусость перед смертью. Заниматься эдаким эскапизмом, пытаясь заболтать страх смерти. Но я так не хочу. Забвение ждёт нас, верно? Ладно. Пусть дождётся. Но до тех пор — я здесь, и мне это нравится (раскавычил предисловие).

Словом, «СЗН» — глубокий и приличный НФ-рассказ, где его «НФность» — больше для вида и галочки. И ничего страшного, знаете ли. В чём ничего: в галочке, слиянии с океаном или индивидуальном посмертии? А во всём. Будь что будет.

Блин, ну как же красив «БО». Особенно концовка: последние абзацы, а также момент с приходом Реки и залеганием людей (и не совсем людей) «на дно». Все эти описания напомнили мне опыт флоатинга в камере сенсорной депривации. Так тихо, темно и спокойно как было там, у меня никогда не было (а утробу я забыл; там тоже хорошо?).

Флоатинг. Лежишь себе в «молитвенном уединении», и словно плывёшь среди звёзд, как человек-комета, весь осыпанный звёздной пылью. И пусть весь мир подождёт, а то и вовсе растворится в волнах разлившейся Великой Реки. А может быть, и не было никогда никакого Мира, а была лишь тишина, спокойствие и темнота?

Допускаю, что некоторые вещи Р.А.Л. я не понял и не оценил по причине сходства с Арпадом из «БО»:

Хотелось бы мне тоже раз в год (минимум) на три дня оказываться на дне ревущего Потока, замазав илом глаза, нос, рот и уши. И пусть Поток всё смоет, все лишние и грязные мысли и дела, всё стыдное и ненужное прошлое, все поры мои пусть промоет от дурости и глупости. И восстану я потом, окрепший и довольный, очищусь от спасительного ила и вновь отправлюсь своей дорогой… А почему бы и нет, собственно?

Забавно, коротко, легко и в духе «Вина из одуванчиков» Брэдбери. Если бы не предисловие, я бы отметил всё там указанное в своём отзыве, но повторяться смысла нет. Скажу лишь, что за подобное я и полюбил прозу Р.А.Л. — за лёгкость слога и одновременную глубину нарратива, за слова о чём-то важном и ушедшем безвозвратно.

Как жаль, что сам я давно уже вырос (жаль ли? Иногда бывает), и не сумею собрать ни Исчезатель, ни другой прибор из волшебного мира детства.

Детство — это царство, где никто не умирает (по Эдне Миллей), но однажды мы покидаем это царство, и вся его магия покидает нас. Спасибо, Рафаэль батькович, что «Семью днями ужаса» ты напомнил читателям об этой счастливой и чудесной эпохе. Я с удовольствием бы глянул экранизацию «СДУ», пусть даже короткую, но главное чтобы такую же вдохновенную, как и оригинальный первоисточник.

Дошёл я до «Хохочущей скалы» и кое-что понял, а именно: мне не нравятся истории «про любовь» в широком смысле, даже если они качественно и умело оформлены в художественный текст. Ну, разве что для классики в духе Виктора Гюго можно сделать исключение, а в остальном — не нравятся, и всё. А когда короткое, якобы фантастическое произведение полностью выстроено таким образом, то у меня оно вызывает лишь безудержное зевание. Так случилось с «ПНСК», так — и с «Хохочущей скалой».

Спасибо предисловию (без него тут совсем грустно и туманно), но вот для кого и зачем существует сам рассказ? Опять от Лафферти и для Лафферти? Или это попытка выплеснуть знания, приобретённые в годы войны? Или проба пера в жанре прохладных историй, вызывающих (нет) по коже мурашки? Что это, зачем? Для кого и как? Это не «Колыбель для кошки» Воннегута, написанная несколькими годами ранее, и «Хохочущая скала», кажется, пытается по духу соответствовать «Колыбели», но пытается неудачно.

К сожалению, в «ХС» я не разглядел ничего внятного. Может, это моя проблема, а может — и моя, и автора, придумавшего слабенькую сказку, не пугающую и не увлекающую читателя вроде меня. Предисловие предупреждает о каких-то «ужасах инцеста», запутанной легенде из трёх сюжетов, загадочном рассказчике… Окей, ладно, но ЛИЧНО МЕНЯ всё это не заинтриговало.

Уж извините меня те, кому понравился сей рассказ, но «ХС» выглядит такой же растянутой и высосанной из пальца безделушкой, как и мой отзыв. Я с интересом бы почитал грамотный обзор (разбор) «Хохочущей скалы», потому как чувствую, будто я упустил или в упор не вижу что-то важное. Но а пока только так: скучно, тягомотно, мимо. Воннегут был лучше.

Атмосферное произведение с туманным и расплывчатым изложением своих идей. В аудиоварианте, да с грамотным звуковым оформлением, «ПНСК» впечатляло бы и запоминалось. Но в буквенной версии оно выглядит скучновато. Местами (под конец) напоминает «Прокатись в консервной банке», но не дотягивает по силе изложения и чёткости мысли.

Видимо, автор и сам понял, что нагородил слишком много, и сделал к «ПНСК» ещё и послесловие. А когда творец начинает послесловить — это (лично меня) в художественной литературе настораживает. Словно бы человек сомневается в ясности и качестве своего творения, но переделать его не может, и потому хочет донести суть хотя бы в форме послесловия.

Короче говоря, походу Р.А. снова написал текст для себя и о себе (о своей неразделённой любви?), вплетя в него индейские мифы и легенды о вечном круговороте событий и фатальной обречённости одних бегать за другими, а других — за третьими. Всё это прикольно и атмосферно, но цепляет не ахти. Конкретно меня, по крайней мере.

Кроме того. Есть в «ПНСК» один абзацик с двумя сомнительнейшими тезисами: что китайские иероглифы возникли-де из языка жестов; что письменность — мост над пропастью устного непонимания, то есть будь у человечества единый язык, то надобности в письме бы не возникло. Сомнительно. Не ОКЭЙ. Чуток задушню: чё я, зря на востоковеда учился?

Китайские иероглифы — изначально примитивные рисунки (пиктограммы), со временем, с усложнением общества и государства, ставшие иероглифами (идеограммами). Это ясно из курса истории китайского языка и китайской письменности. Попробуйте жестами показать «солнце» (日) или «реку» (川), «любовь» (爱) или «государство» (国), «мясо» (肉), «огонь» (火) и «дождь» (雨), «гору» (山), «дерево»(木) и «дверь» (门). Сложновато будет. А вот написать их — пожалуйста. Американский автор же, не зная, полез утверждать про китайцев и ошибся (не было по его душу книжки Сюэ Шаолань «Chineasy. Китайский — легко!»).

То же и с письменностью как таковой. Она, скорее всего, возникла для передачи и хранения важнейшей информации (записывать, кто кому сколько денег должен, какой урожай был за пять лет, сколько сыновей народилось у местного царька, гадание на погоду на это лето, военный приказ в соседний город, записанный свод законов, чтобы каждому по сто раз не объяснять и пр.), а никак не потому, что у людей не было общего устного языка, и они придумали какие-то там алфавиты и эроглифы.

Как-то так. В целом — занятный текстик, но без вау-эффекта. Да и пресловутая парочка крайне сомнительных утверждений Лафферти заставила поморщиться в духе «куда ты лезешь, если не знаешь толком?». Мифы мифами, индейцы индейцами, а общефилософские утверждения автора о письме (вкупе с проникновением в чужое, «китайское» поле знаний) получились неудачными. А в остальном ОКЭЙ, читать можно и нужно.

Что ж. Быть может, здесь и есть хорошая, не до конца усвоенная мной НФ-идея (вероятно, третья серия седьмого сезона «Чёрного зеркала» имеет тут общие корни или вообще вдохновлена прозой Р.А.Л.). Но слишком долгое, перегруженное и душное повествование убивает атмосферу и интерес к сей истории. Допускаю, что я просто-напросто не разглядел «топовости» в «Лунных призраках», как допускаю и вероятность того, что это — скучный и неудачный набор слов, написанный сказочником из Талсы не в том настроении или состоянии ума.

Здесь хватает трудноуловимого сарказма над чем-то, но вот над чем конкретно? Я не уловил, и эти лунные призраки, танцуя и смеясь надо мной, уплыли вдаль и растворились в дымке непознанного и метафизического. А я остался тосковать в подлунном мире, пытаясь разгадать, что же я только что прочитал и какую идею можно бы выцепить из прочитанного. Процитирую кусочек с подобным сарказмом:

Линия любви и расставания, жизни и смерти «гениального» режиссёра Бентли показана здорово, но (повторюсь) занудно. Полагаю, было лишним приводить сюжет всех тринадцати драм этого автора — в этом рассказе. Хотя, с другой стороны: получается, что Лафферти реально писал как хотел и как считал нужным, не считаясь с модой рынка и понятностью для читателя. Такое ощущение, что «Призраков» он сделал чисто для себя (или о себе же?), чисто ради прикола и/или творческого самовыражения. Это заметно.

И пусть мне не понравилось читать всю эту будто бы мылодрамную лабуду с налётом НФ, но что-то (достойное уважения к мастерству автора) тут всё равно присутствует.

Дурак, который вовсе не дурак, а гений не от мира сего, — про него рассказ «Матушка Эвремы». Главный герой (Альберт) настолько гениален, что трудноотличим от полного идиота. Во всяком случае, таким его считают и видят окружающие. Да, обратите внимание, что дураком Альберта считают все вокруг (включая созданные им машины), то есть происходит как бы внушение мысли о тупости человеку, который, вообще-то, совсем не туп. Если это не подсознательная зависть к тому, кто способнее тебя, — то что тогда?

И где же есть грань между умом и отсутствием оного? Что это вообще — ум? Кто и как его определит? Тесты IQ донельзя относительны, они сделаны белыми для самомнения белых, картинки Роршаха, скорее всего, тоже (как известно, иногда сигара — это просто сигара, а не большой и толстый х…вост). Значит, оценить ум возможно лишь по делам его? Но как оценивать такого вот «Альберта», если не являешься конгениальным (один уже, говорят, вершил дела чудесные, за что и был распят между Дисмасом и Гестасом)? Подобные неудобные вопросы навевает данный текст, и они мне не нравятся, но деваться от них некуда.

На том и стоит мир: «Шесть миллиардов простофиль только и ждут, чтобы их облапошили», но каждый из них тянет одело на себя и хватает кусок побольше, считая себя любимого самым умным, правильным и справедливым. Каждый «беззащитный лопух» топит за свои идеи и поступки, и в итоге все они бегают кругами по планете и топят мир в крови, пытаясь чё-то там доказать окружающим. А «Альберты» успешно косят под дураков и преспокойно управляют всем этим стрёмным хаосом, что ныне зовётся человеческой цивилизацией. Почему бы и нет, собсна?

У Лафферти получился хороший, умный текст, который я разгадал далеко не с первой попытки. Текст этот саркастичен и читаем «от противного»: последний остолоп Альберт суть последний гений в океане тупости. Умный и не застенчивый андроид Дэнни — похотливый железный болван. Альбертом изобретённые «всякие пакости» стали «значительными изобретениями». И так далее.

Словом, «берегите психов, чудаков, еретиков»: они двигают прогресс, потому как дрожжи — это грибок, то есть болезнь, а перламутр производят только больные устрицы… Впрочем, факты эти я не проверял и верю фантасту на слово.

Отличное стихотворение. Вышел на него после новой экранизации «На Западном фронте без перемен» по Ремарку. В тандеме с фильмом и мелодией «Ich ruf zu dir, Herr Jesu Christ, BWV 639» Баха создаёт печально-фатальную атмосферу. Как говорится, посвящается всем великим завоевателям: прошедшим, настоящим и будущим.

Прочитал «Земляноиды» Саяки Мураты. Кайф.

В «Земляноидах» С. Мурата идёт дальше и копает глубже, чем это сделано в дебютном «Человеке-комбини». За счёт этого роман про троицу пришельцев с планеты Попихамбопия получился в два раза больше «Человека», и он более насыщен деталями и историей (и пред-) острого сумасшествия главных героев.

Мурата берёт основную тему «Человека-комбини» и развивает её: если в «Человеке» ГГ была максимум с небольшими тараканами в голове (и задумчиво, но бездеятельно она смотрела на отточенное лезвие кухонного ножа, пока рядом надоедливо орал новорожденный племянник), то в «Земляноидах» вы прочитаете и про садовый секатор (применяемый не только в саду), и про Фабрику по разведению людей, и про педофилию (обществом оправдываемую либо как ложь жертвы, либо как благо для жертвы), и про инцест (дело семейное, как говорится), и про каннибализм…

Словом, «Человек-комбини» — простенькая книжка про чуток припудренную продавщицу универмага, а вот «Земляноидов» освоят не только лишь все, — мало кто сможет это сделать. Но лично мне зашло, а жесть, описанная Муратой, особо не впечатлила, но тоже понравилась своей уместностью и работой на раскрытие персонажей. В общих чертах «Земляноиды» — текст здоровский, и он отлично сочетается с идеями и смыслами «Человека-комбини»: как пружину беспредела нельзя сжимать до бесконечности, так и давление общества нельзя доводить до крайности. Иначе «странный» человечек поедет кукухой совсем уж наглухо, и вырвется из магазина в большой мир.

Именно это и показано на примере трёх ГГ с Попихамбопии: родители и близкие родственники детей своих унижали, чмырили и манипулировали, и чего тут удивляться, что все трое из разных семей выросли с одинаково поломанной психикой? Мальчик для матери был не сыном, а мужем; девочка — не дочерью, а неумёхой, тупой тварью и «помойным ведром» для семейного негатива; ещё один мальчик получил роль несчастного заключённого родительской квартиро-тюрьмы с деспотичным отцом и мамашей на подхвате…

И даже став взрослыми, главгеры всё равно находятся под чуть ли не под 24/7 наблюдением со стороны агентов Фабрики (родителей и братьев-сестёр). Не работаешь? Работай, бездельник! Не родили? Рожайте, быстрее! Не слушаетесь? Накажем!.. И так далее.

Но не только идеи и смыслы «Человека-комбини» получили развитие в «Земляноидах»: персонажи здесь тоже взяты из дебюта и их арки выкручены в сторону макабрической жести. Так, девочку в школе насилует её молодой учитель, а дома над ней тотально доминируют мать и сестра. Мать говорит мальчику, что он ей не сын, а инопланетный найдёныш, — но пользует она его как мужа (а сам муж сбежал от этой чеканухи куда подальше). Другого мальчика родители унижают на какой-то агрессивно-сексуальной почве, словно домашнего раба и вечно виновного узника квартирки…

И нет у детей поддержки и понимания, и нет безопасного места, кроме мира своих фантазий и грёз. И, вырастая, бывшие дети находят таких же, как они, и стремятся держаться вместе, поддерживая детскую легенду про планету Попихамбопия и выдумывая новую угрозу в лице Фабрики по разведению людей, агенты которой выслеживают и пасут нитакусиков постоянно-вездесущно.

Короче говоря, «Земляноиды» — прекрасный, смелый и дерзкий роман, который (как и многие другие произведения) демонстрирует, как НЕ НАДО воспитывать детей. И что с ними (такими мечтательными, добрыми, наивными и чистыми) случится, если злобная магия Взрослого Мира всё же проникнет в Мир Детства и уничтожит (или необратимо извратит) всё доброе и вечное, что имманентно присуще, наверное, всем детям нашей планеты.

А что с ними, натворившими делов, сделает общество? Поймёт? Утешит? Вылечит? Не-а. Накажет, изолирует и вычеркнет из списков «достойных людей». Впрочем, это я сочувственно рассуждаю про героев «Земляноидов», чьи мотивы и мысли мне более-менее ясны и знакомы. А вот каких-нибудь Днепропетровских маньяков, скажем, или Иркутских молоточников я понять никогда не смогу, и с удовольствием устроил бы для них шоу «Белый медведь», показанное в сериале «Чёрное зеркало».

Таким образом, сопереживать умело выписанным литературным персонажам — легко. Но сложно разгадать подобных безумцев в реальной жизни. Из всех известных мне жаль, пожалуй, разве что Эда «Вампира» Гейна (бывшего жертвой своей поехавшей мамаши) и Теда «Унабомбера» Качински (вечного ребёнка, решившего бороться с технократическим миром взрослых). Гейн и Качински удачно бы вписались в компашку попихамбопиан, создав жуткий квинтет. Но остальных маньячелл я, слава Фабрике и Промывателю Мозгов, не понимаю и понимать не хочу. Засим заканчиваю. Читайте «Земляноидов».

Послесловие. «Земляноиды» напомнил мне «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса, «Хлеб с ветчиной» Чарльза Буковски, «Планету Ка-Пэкс» Джина Брюэра и «Степного волка» Германа Гессе. Это всё, как мне видится, книги о бунте против пресловутой «нормальности», о сумасшествии, за сим бунтом идущим, о праве быть собой и о последствиях такого бытия. Это книги о несчастных, покалеченных жизнью людях.

Цивилизация — это общество, толпа, а не индивиды, грубо говоря. Поэтому аутсайдеры (которым посвящены книги вышеуказанных авторов) вряд ли смогут построить цивилизацию как понятие, — они все тянут одеяло в разные стороны, и потому никакой «устойчивости» такие уникумы и безумцы достигнуть не смогут. Наверное. Однако Саяка Мурата, как и названные выше писатели, также демонстрирует нам жизнь и мысли этих странных, несчастных, искалеченных людей, и очень занятно бывает следить за их судьбами, делая для себя некие выводы и примеряя чужой опыт на себя же.

Тезисно про книгу «Человек-комбини» Саяки Мураты.

Во-первых, «Человек-комбини» идеально сочетается с японским фильмом «Идеальные дни». Если в «Человеке» рассказывается про странную женщину, работающую в местном придомовом магазинчике (детей нет, мужа нет, снимает комнату в клоповнике), то в «Днях» показывают примерно такого же возрастного дяденьку, который работает уборщиком туалетов и не парится от слова «совсем».

У него так же заведён некий распорядок дня и жизни в целом, ему так же важна и нужна ритуальность и конкретность быта и работы. На уборщика в «Днях», конечно, косятся или не замечают вовсе, но его всё устраивает. У него богатая сестра, сам он, вроде как, из обеспеченной семьи, но почему-то вот решил стать уборщиком туалетов и жить бобылём, изредка принимая в гости племянницу. Что заставило этого человека жить так, как показано в «Идеальных днях»?

Возможно, вы найдёте ответ, если прочитаете «Человек-комбини». Ведь тамошняя женщина ясно излагает свою нехитрую философию: как хочу — так и живу, и не понимаю, почему другие от меня требуют чего-то иного, общепринятого; я же к вам не лезу и не учу жизни, так почему вы считаете, что вправе лезть ко мне и учить меня?

Во-вторых, «Человек-комбини» явно или нет, но напоминает про феномен «поколения дворников и сторожей». Они все избегали суеты жизни в массовом обществе и давящем государстве, предпочитая уйти в свою Внутреннюю Монголию (по Пелевину). То есть уехать во внутреннюю эмиграцию, говоря иначе, и заниматься творчеством или просто ничегонеделанием.

У Саяки Мурата выписан примерно такой же персонаж, встречающийся в любой стране в любое время: это внутренний эмигрант, не желающий соблюдать массовые установки про то, как надо жить. Уж где, как не в Японии с её любовью к порядку, графикам и экономической потогонкой (сужу стереотипно), возникнуть явлению всяких там хикикомори? Главная героиня «Человека-комбини», однако, творчеством не занимается и дома не затворничает, но и её социальные контакты ограничены узким кругом лиц (если не считать бесчисленный поток покупателей, с которыми Кэйко Фурукура действует строго по инструкции).

Тем самым она как бы относится и к «дворникам и сторожам», и к тем, кто с обществом в принципе не желает иметь ничего общего. Скорее всего, Фурукура — больная на голову. Что-то не так у неё в голове, как у большинства. Но разве следует «лечить» тех, кто не приносит зла, а является просто тихим человеком себе на уме, со своими тараканами? Нормальные люди, тем не менее, всё равно захотят вылечить всех «ненормальных»: женись, выйди замуж, роди, работай, делай так и не делай иначе… А если человек не хочет и у него хватает духу идти против, он становится такой вот Фурукурой из «Человека-комбини» или уборщиком туалетов из «Идеальных дней».

В-третьих, существует замечательный фильмец «Пыль» Сергея Лобана. Я разбирал это кино в одной из первых своих статей. Поэтому здесь скажу так: главный герой, Лёша, это валенок, безвольный, слабый и тупой, так как желает обрести идеальное Тело (маскулинный качок) зараз, посредством волшебного Эксперимента, а не через работу над собой и своей жизнью.

Этого Лёшу всё устраивает (до Первого Эксперимента, когда он увидел Идеального Себя), ГГ из «Идеальных дней» плачет в конце, но не решается выйти из добровольной скорлупы отшельника, а Фурукуру в «Человеке-комбини» всё устраивает совершенно (ну лишь бы родственники не доставали разговорами про тикающие часики, зайку и лужайку).

Упомянутые три произведения демонстрируют похожих людей, различающихся их реакциями на Большой Страшный Мир Взрослых. Они — вечные дети, и видимо, им нравится так жить. Лёша в «Пыли», правда, однажды захочет выпрыгнуть из своего болота (но наломает дров и обломается), уборщик в «Идеальных днях» поплачет-поплачет по прошлому и амбициям, да и забудет, а Фурукура в «Человеке-комбини» явится читателю стабильным и упорным персонажем, которого даже хочется уважать за честность и верность своим принципам.

Кто мы-то такие, «нормальные люди» (Мы? Или вы, но не я? Или я, но не вы?), чтобы объявлять всех непохожих «социальными паразитами» и навязывать им какие-то стандарты счастливой жизни? Что русскому хорошо, то для немца — смерть, не забывайте. И если вот, например, я работаю разнорабочим и не стремлюсь рвать известное место ради тачек крутых и самок бархатных, то что тогда, я тоже паразит? Да как бы, думаю, не особо. Работаем с женой, жить есть где, развлечений нам хватает, — можно сказать, я в какой-то мере представляю собой продвинутую версию Кэйко Фурукуры, так как со времён эпохи Дзёмон люди совершенно не поменялись, и правила везде одни…

В «Человеке-комбини» описан очень живой персонаж (Кэйко Фурукура), который встречается в реальной жизни. Я лично знаю парочку таких же людей. Они странные, да, у них куча заморочек и тараканов, но с ними гораздо интересней общаться, чем с теми, у кого всех-то разговоров — про погоду, «об игре в бридж и гольф, о политике и о галстуках», и если им подыграть (не говоря «с ними ни об удавах, ни о джунглях, ни о звёздах»), они всегда будут «очень довольны, что познакомились с таким здравомыслящим человеком». Привет, Экзюпери. :)

Героине Саяки Мурата комфортно жить так, как она живёт, и ей не хочется иного. И это её право, потому как она живёт и не жалуется. Она независимая и смелая, и она сильнее всех остальных персонажей «Человека-комбини», включая тряпошного волка и труса-словоблуда Сираху.

Если человека всё устраивает, то он счастлив, представляете себе, СЧАСТЛИВ, и не надо его исправлять. А если он живёт жизнью Фурукуры, но вечно этим недоволен и виноваты у него в этом другие (но не он сам), тогда кто, кроме него, тут дурак? Очевидно: только он, и потому он тогда действительно достоин презрения.

Эпиктет говорил: «Если остаёшься, то не сетуй». И либо не жалуйся и меняй как тебе надо, либо молчи и получай удовольствие от того, что есть здесь и сейчас. А «нормальные» люди же, тем не менее, один чёрт полезут исправлять другую, «ненормальную» жизнь советами да предписаниями, и это станет для дворников, сторожей, разнорабочих, уборщиков и продавцов из комбини хорошей проверкой на их характер и устойчивость личных идеалов…

Не скажу, что «Страна Больших Лошадей» мне понравилась как литературное произведение. Читается скучновато, особого сюжета и драмы я тут не увидел, дара речи (как Грегори Фрост из послесловия) не потерял. Да: необычно, по-лаффертиански одновременно сказочно и обыденно, местами забавно и грустно (как про Рыжего Цыгана, торговавшего автомобилями), но… не цепляет. Просто хороший рассказ, и не более того.

Тем не менее, благодаря «СБЛ» я чуть-чуть погрузился в тему цыганства, судьбы этого народа, его культуры и стиля жизни. Ранее я читал и слушал «Детей подземелья» В. Короленко и испытывал нечто похожее: какую-то тоску и вековую печаль, что сопровождают цыган в их скитаниях по миру. Хотя это литература, а есть же реальные цыгане — очень и очень разные, но почему-то недолюбливаемые всеми остальными народами.

Проще говоря, «СБЛ» хорош не литературной частью, а тематической. Должно быть, где-то существует и моя Страна, моя Небесная Штуцамуца, моя Узкая Долина, где всё выстроено лучше и приятней, чем здесь. Но где она? Какими вьюгами заметена?

Послесловие. Меня жутко бесит порой, расстраивает, что люди настолько глупы. Прот с планеты Ка-Пэкс был прав: мы погубим сами себя. А всё почему? А потому, что надо найти среди людей группу «козлов отпущения», на которую остальные станут списывать всё на свете. У нас на планете это евреи и цыгане. И если первые как-никак обрели своё государство и целостность, то вторые до сих пор рассеяны по миру, ожидая, когда вернётся их Романистан.

Регулярный и всепланетный геноцид цыганского народа заставляет задуматься: ну неужели нам это так необходимо — иметь пресловутых «козлов отпущения»? Куда ни глянь, везде их гнали, били и убивали. Некоторые из них отвечали криминалом и маргинализацией (как описано у того же Короленко). Я ещё плохо изучил этот вопрос, но что-то в нём мне кажется мерзким и убогим (а именно наша животная основа, которую прикрывает фиговый листок культуры).

Нашли мы слабых, странных, чуждых и кочевых, и давай к ним цепляться по поводу и без. В то время как это тоже, вообще-то, ЛЮДИ, и относиться к ним стоит по-человечески. Хотя о чём это я, кому сейчас она нужна, эта несчастная дружба миров?

Рассказ «СБЛ», думаю, среди прочего учит вот чему: если у тебя сегодня есть Родина, то вовсе необязательно она у тебя будет завтра. На первый взгляд — тяжело и страшно стать эдаким Вечным Жидом (Вечным Цыганом), что скитается и бродяжит по миру. Но с другой стороны, так ли уж страшна утрата гранфаллона, когда можно искать и влиться в карасс?

Только это всё — опять мой инфантильный идеализм а-ля Кот Леопольд с его «Ребята, давайте жить дружно!». Я же знаю, что Человек и дальше продолжит придумывать символы, знаки, образы, причины и признаки, из-за которых-де обретёт право убивать и грабить другого Человека. Человек продолжит заниматься гранфаллонской ерундистикой, выдавая её за истину непреложную и святую…

Хорошо, хорошо, это очень хорошо, как сказал бы великий Боконон, и как говорю и я, завершая сей отзыв.

И снова я вижу парность: «Прокатись в консервной банке» и «Девятьсот бабушек». Есть схожие ГГ, понимающие или пытающиеся понять иные цивилизации, и есть все остальные люди, желающие выдоить из братьев по разуму все возможные ресурсы, а потом улететь дальше в поисках новых жертв. Да и итог у двух историй похожий: оба ГГ (учёная Холли и культуролог Серан) пожертвовали собой, предпочтя, как Холли, остаться человеко-гоблином среди человеко-нелюдей или же, как Серан, выбрав путь безумия.

А в таком безумии денежно и спокойно, уютно и тихо, и там допустимо не заморачиваться проклятыми вопросами о человечности, о Начале всех начал, о жизни и смерти, и так далее. Холли, кстати, тоже интересовалась происхождением своих шелни, но не успела (или и вовсе не смогла бы) сойти с ума…

Так сказано в послесловии: «Лафферти точно знает, что случится с проавитянами». Верно, знает. Их судьба уже показана на примере народа шелни. Когда у проавитян закончатся все нужные людям товары (а их родина — нищий астероид, и ресурсы там закончатся, видимо, быстро), в ход пойдёт последняя ценность проавитян: мясо. Хотя можно рассмотреть их и в сексуальном плане, знаете ли, и пользовать всех этих бесконечных бессмертных женщин до бесконечности, а когда надоест — пускать на мясо. Как тебе такая идея, товарищ Лафферти?

Жутковато. Получается, «Девятьсот бабушек» — своеобразное предисловие-послесловие к теме геноцида иных разумных существ. И пусть пока что всё это происходит только на Земле, но однажды люди выйдут в космос и встретят там каких-нибудь «космических детей» навроде шелни или «бессмертных бабушек» по типу проавитян. И мы с лёгкостью закатаем их в консервные банки, а кого-то отправим в бордели и зоопарки. Как скажет космонавт одной из ранних экспедиций: «Ну а на что ещё они годны?».

Либо в банки, зоопарки и бордели закатают уже нас, «но это уже совсем другая, совсем не такая смешная история». М-да.

Послесловие. Прошло время, и сегодня я вижу «Прокатись…» чуть с другого ракурса. История про космический, экспансионистский капитализм (первое прилагательное он, вот увидите, обретёт в 21-22 веках, а второе присуще ему от рождения) далеко не нова. Скорее всего, это было ещё у Г. Уэллса и А. Беляева, и точно я встречал такое в «Марсианских хрониках» Р. Брэдбери (сосисочная на Марсе и наш мусор на улицах марсианских городов).

Однако именно у Лафферти, несмотря на некоторую идеологическую вторичность текста, получилось раскрыть эту тему несоизмеримо лучше, чем у всех упомянутых выше авторов. Жестокий, злой и неизбывно грустный «Прокатись…» запал в мою душу прошлой осенью и подвинул там «Хроники» Брэдбери и некоторые вещи Лема.

Это ужасный (в тематическом смысле) текст, который отлично раскрывает сущность царящей социально-экономической формации: «Цель капитализма всегда одна: эксплуатация, гнёт, война. Чтобы народных масс нищета и гибель ему несли бы максимальную прибыль!».

Сомневаюсь, что Р. Л. был коммунистом (хотя кто его знает, старого ирландского сказочника из Талсы), но отголоски, какие-то полунамёки на нужность ухода от капитализма сквозят в его рассказах (в этом и, как минимум, в «Великой междугородней»). Очень интересно. И в очередной раз новый текст подкрепляет мою гипотезу: тот, кто первым вляпался в собачье дерьмо (сиречь капитализм и его сити-молльное «счастье»), гуляя в цветущем парке, тот это первым и заметит, и пойдёт отмывать грязные кроссовки в прозрачном ручейке неподалёку.

А за ним последуют и остальные вляпавшиеся, когда увидят, как красива чистая и удобная обувь, которая понесёт их ноги к далёкому светлому терему, к счастливому ясному будущему. Эх…

Мне показалось, что тематически «Безлюдный переулок» продолжает «Ни острова из камней в небесах». Если в «Острове» многие (но не все) в упор не видели чудеса из камня, творимые жителями небесной Штуцамуцы, то в «Переулке» есть уже парочка персонажей, полуоткрытых для восприятия откровенной магии.

Кто же эти странные существа, умеющие материализовывать из ничего — всё? Они — или межзвёздные хвостатые торговцы, или представители малочисленной и таящейся ветви человечества. Автор не даст вам ответа, ведь у него создана очередная «философская сказка для взрослых», где творится сюр и колдунство, которые «принимаются как данность».

Но, судя по намёкам, существа эти — всё же не земляне, а некая (чуть более или гораздо более?) развитая форма разумной жизни, что прилетела на Землю ради… семейной торговли? Разведки? Укрытия? Изучения местной флоры и фауны? Не ясно. Гадаем дальше.

В предисловии к рассказу Нил Гейман пишет, что это — текст про иммигрантов, их необычные умения и знания, их способность выживать в тяжёлых условиях, пишет о том, как «иммигранты стараются изо всех сил стать своими». Я, однако, далёк от сей темы: не снимал пару лет назад комнату в Грузии или Казахстане, не мыл посуду в американском захолустном ресторанчике… Есть перед моими глазами один положительный пример, когда у эмигранта всё сложилось хорошо, но озвучивать его не стану.

Короче говоря, иммигранты и иммиграция, какими их видел Р. Л., мне не особо понятны и близки. Тем не менее, «Безлюдный переулок» интересно прочитать раз-два хотя бы ради странной, подлинно гротескной и сюрреалистической атмосферы.

Не очень-то и понимаю, почему идея альтернативной истории Земли — одна из важных в фантастике. Лично мне уже не особо интересно воображать на тему «а что было бы, если». Ну да, почитать реально (например, «Эдем» Гаррисона), но всё равно чувствуешь какой-то подвох. Это же обычные фантазии, в данном случае — научно-фантастические. Зачем гадать, как могло бы быть, когда у нас уже есть этот мир и его единственная история? Наверное, я в корне неправ, и не понимаю самых основ жанра, но тем не менее…

Возможно, в другой Вселенной (реальности, измерении) игральные кости действительно упали иначе, и показали иные числа, судьбы и слова. Где-то там я — король или президент, где-то ещё — нищий и больной, а где-то — умер, не дожив до десяти. Но ведь там — не я, а некто, по сути, совсем чужой мне и другой. Версия меня, отделённая жизненным опытом и фенотипом, а потому мной не являющаяся.

И какая тогда, кхм, выгода «мне сегодняшнему» воображать какого-то «меня альтернативного»? И зачем воображать миры, где раздавили не ту бабочку и теперь всё изменилось? Выгоды никакой, воображать незачем. Это игры разума пусть и сложные, но отдающие эскапизмом и маниловщиной.

Стало быть, для чего изменять уже написанную историю? Зачем убивать Гитлера, давать возможность испанцам дружить с арабами в восьмом веке, возводить философию Оккама в ранг лидирующей? Время неизменно, история написана кровью и слезами, и, как демонстрирует сей рассказ, её изменение обернётся только к ещё худшему сценарию (а мы и не заметим, потому как мы — пассажиры корабля Тесея, и меняемся вместе с ним).

Так нельзя ли радоваться тому, что уже есть у нас? Философия Сенеки, притчи Лафферти, фильмы Данелии, музыка Альбинони (список исправьте или продолжите)… Думаю, можно. И я рад, что история нашего рода складывается именно так. Не хочу я этих «эффектов бабочки», как описывали их Брэдбери и Лафферти, или как показано в фильме «Господин Никто».

Я, кажется, люблю то, что у меня есть в этой версии мира, и плачу над тем, что творится в этой версии мира. Потому что в иной реальности — иная любовь и слёзы, и иной я, который ко мне здешнему, в сущности, не имеет никакого отношения. И оттого не важно, как могло бы быть, — важно, как оно сложилось.

Видимо, таков смысл рассказа для меня: довольствуйтесь тем, что есть у вас здесь и сейчас, и не ломайте голову в стиле «а что, если бы». И уж тем более не лезьте изменять уже сформированную однажды реальность своими кривыми ручонками. Да хоть бы и прямыми, да хоть бы и в самых-пресамых благих целях. Или нужно напоминать, куда вымощена дорога из благих намерений? Словом, персонажи «Как мы изменили планы Карла Великого» хотели как лучше, а получилось как всегда.

Послесловие. Да и вообще, главная идея сего текста спорна и сомнительна (как и в «И грянул гром» у Брэдбери). Мол, если дать волю философии Оккама, то всё человечество будет сидеть в шкурах у каменного стола и колоть орехи, рассуждая о магии. Если раздавить не ту бабочку, то у власти встанет диктатор. И так далее. Тонны такой фантастики уже написаны. Но мне это видится примитивным и упрощённым взглядом на основы мира и его фундаментальные законы.

Гораздо вероятнее, что ход событий и времени — система отлаженная, саморегулирующаяся, тяготеющая к строгому балансу и заданному (Богом? Природой?) алгоритму. То есть Оккама бы всё равно не приняли и раскритиковали (не знаю, как там было в нашей реальности, опираюсь на текст Лафферти). Не будь Гитлера у власти, у руля встал бы Битлер — неудавшийся поэт-визионер. Договорись Карл Великий с арабами о дружбе миров, с ними обязательно рассорился бы его сын или внук. И так далее.

Допускаю, что история нашего мира уже давным-давно прописана целиком, и всё, во что вмешается человек с машиной времени, тоже предусмотрено. Оно (это ВСЁ) имеет бесконечное число запасных аналогов людей, животных и вещей для того, чтобы река событий текла так, как было определено изначально. Если бы я не ударил машину в апреле, мне бы ударили её в августе, понимаете? На этом заканчиваю: «Много говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу».

Хочу. В фильме «Трасса 60» есть эпизод про город наркоманов: насильно принимать вещества их никто не заставляет, кругом висят плакаты о вреде, полиция и социальные службы регулярно талдычат про этот вред, — но город всё равно пополняется новыми рабами синтетической «Эйфории». О чём этот эпизод-притча? О том, что многие простые люди уникально, до безумия слепы и глухи к фактам реальности, предпочитая им фикцию, субъективщину и эскапизм.

Вот и в данном рассказе автор, оммажируя книге Свифта, тоже проходится по названному свойству нашей природы. То есть, согласно Р. Л., человек — существо не просто глупое, а фантастически глупое и слепое, аж до уровня полнейшего абсурда. Здесь нет ничего нового: сонмы произведений культуры построены и вдохновлены нашей алогичностью («И глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть»). Однако и сами обличители зачастую (если не всегда, — был бы человек, а глупости для него найдутся) страдали той же душевной слепотой и глухотой.

Вот Лафферти: он пил. И пил, я так понимаю, запойно, и признавал вред алкоголя на свою жизнь и карьеру писателя. Вот я: не курю, а нет-нет да и стреляю на работе, когда перенервничаю или перетружусь. А сколько таких примеров можно привести? Как говорил Феофан Грек в фильме Тарковского:

Знаем ли мы про вред всего вредного? Конечно. Оберегает ли нас это знание от ошибок? Нет. Курим, пьём, бьём, воруем, грешим смертно. А внутренняя гнильца регулярно выходит наружу, когда и сам не ожидаешь... Человеческое, слишком человеческое.

Текст про летающие города у сказочника из Талсы получился прекрасным. Жаль, я не сразу его распробовал.

Как по мне, основная суть этого рассказа в следующем: американским индейцам только и остаётся, что верить в чудеса и надеяться на них. Но чудес или не бывает совсем, или индейцам очень уж не повезло в реальности. Все мы знаем, что с ними сделали белые переселенцы. И уже поздно там что-либо менять.

Никакие чары не смогли защитить коренное население от европейских ружей, микробов и стали. А жаль. Иногда хочется, чтобы подобная магия, описанная в «Узкой долине», действовала бы в нашем мире. Быть может, я и сам поселился бы в таком прекрасном месте на всю жизнь. Но пока, эмигрировав более десяти лет назад, живу в своей Внутренней Монголии. Что тоже довольно-таки неплохо, очень приятно, мне очень нравится, между прочим.

Ну что же, всё по-диковски стандартно: мировая ядерная война, вызванная всякими там Сделаем-Омарику-Снова-Великой и Зачем-Нам-Мир-Где-Нет-Лосии. Это понятно, хотя в нынешних реалиях ядерка есть и у других игроков, и они тоже могут ультануть. Однако исход всё равно один: свиббл.

Итак, настало время прощаться. С протом и с прекрасной КА-ПЭКС. С Джином Брюэром (персонажем). С мудрыми размышлениями Брюэра-писателя. С замечательной серией книг, которая обеспечила мне много отличных вечеров.

Не скажу, что полностью разделяю пессимизм «Нашествия баллоков». На мой взгляд, первая часть кончалась куда лучше («oho minny blup kelsur»). Добавлю также, что вряд ли следовало делать пятикнижие, — можно было впихнуть всю философию (она проста) и сюжет в трилогию про прота. А не выдумывать всяких там озабоченных флед и мертвоглазых баллоков. Только время на них тратить пришлось. Но тут уж как есть.

Я не пожалел, что ознакомился с данным циклом. Считаю, что «трилогию прота» (включая — и особенно — его отчёт) нужно читать всем думающим людям. Брюэр-писатель хотел именно этого, не так ли? Во всяком случае, во мне эти тексты пусть не зародили, но пробудили уснувшие чувства бережного отношения к природе и жизни. Только я человек, и поэтому баллокам я вряд ли понравлюсь, а на КА-ПЭКС меня никто не возьмёт.

Остаётся мне крохотными шажками строить прекрасную утопию КА-ПЭКС здесь, на Земле безжалостно маленькой, на этой многострадальной и прекрасной Pale Blue Dot. Брюэр-писатель хотел от читателя именно этого, разве нет? У нас ещё есть время. Но надо поторапливаться. Пока ещё не стало слишком поздно, пока ещё не дует по Земле «мусорный ветер, дым из трубы».

Таким «идеальным» я бываю в редкие моменты просветления (когда сидит во мне полбутылки коньяка или просто нервы обнажились и душевный разлом стал ещё шире). А в остальное время я живу в привычно-родном Инферно по законам всепланетно-бытового сатанизма. Во как завернул, да?.. И кажется мне порой, что ничего не меняется ни во мне, ни в мире вокруг. И не изменится. Но жизнь всё равно идёт, хотим мы того или нет, и я верю, в конечном итоге Я ВЕРЮ, что когда-нибудь все земляне станут капэксианцами.

Лишь бы эта чудесная мечта, эта счастливая утопия не сгорела в последней мировой войне нашего вида. А мы уж как-нибудь пересоберём, ой да пересоберём всё это получше. Спасибо за ваше внимание.

Ох и лихо автор закрутил финал истории. Возможно, что большинство прочитавших пятикнижие сразу догадалось обо всём, но лично я был наивен вплоть до послесловия и эпилога. А они-то и поставили всё с ног на голову. Но напишу по порядку.

В заключительной книге цикла «КА-ПЭКС» мы вновь наблюдаем за психиатром Джином Брюэром, которого на сей раз навещают некие баллоки. Это высокоразвитые пришельцы из глубин Космоса, и они ставят человечеству ультиматум: или мы перестанем убивать друг друга и прочих живых существ (почти во всех случаях, и с очень редкими исключениями), или баллоки уничтожат человечество в короткие сроки. Всё, больше никаких условий кроме этого, наитяжелейшего для нашего вида, нет.

Придумано хорошо, но «Нашествию баллоков» не хватило изюминки. Книга страдает от всё той же вторичности, поспешности и усталости повествования. Кроме того, на русском языке данный текст доступен в тезисно-сокращённом варианте, — но это уже скорее даже его плюс, чем минус. Хотя я бы прочитал и полную версию чисто из принципа.

На протяжении сотни страниц главгер готовится выступить перед населением Земли с важной речью. Выступает, а далее… А далее всё грустно, закономерно и понятно. Однако в послесловии и эпилоге неожиданно расставляются точки над всей историей про прота, флед и баллоков. Я до последнего не догадывался, что всё так обернётся. А надо было. Ведь нарастающая фантастичность частей пятикнижия меня настораживала изначально.

Словом, прочтите «Нашествие баллоков», если хотите в деталях узнать, что там такого нагорожено. А заключение по циклу я напишу попозже.

Как я и предполагал, четвёртая книга про гостей с КА-ПЭКС вышла вторичной, затянутой, высосанной из пальца. Если в оригинальной трилогии (с дополнением в виде отчёта прота) был цельный сюжет, интересный герой (прот/Роберт Портер), сторонние истории других «психов» и, в целом говоря, интрига, — то здесь ничего подобного в помине нет.

Вместо прота — травмированная озабоченная обезьяна (флед), интриги тут кот наплакал, дополнительных сюжетных линий считайте что и нет, основной сюжетец тухлый и скучный. Устами флед Брюэр пытается донести до нас экологическую повестку: человечество, мол, уничтожает Землю, жизнь на планете, живёт эгоистично и глупо, рубит сук, на котором само же и сидит… Стойте, где-то я это уже читал. А, ну да: в трилогии про прота.

Обезьяноподобная флед не интересна как персонаж (пердит, рыгает, совращает на секс обезьян и людей, — такая-де вся естественная, но прям до отвращения), «зелёная» повестка уже изложена Джином Брюэром в трилогии, Биба и Боба (два агента ЦРУ, ведущие себя как умственно отсталые, — писатель думал, это будет смешно, но не получилось) карикатурно тупы и безлики, а следить за местной пародией на интригу надоедает через пару десятков страниц (а-ля: баллок, приди и порядок наведи!).

Посмотрим, чем всё закончится, но «Новый гость из созвездия Лиры» — текст для меня неудачный, пресный и жёванный-пережёванный.

Послесловие. Наверное, я уже пресытился этой серией. Если судить чуть более объективно, то КА-ПЭКС IV неплоха как минимум идеологически. Брюэр гнёт свою линию, и это вызывает уважение, — но, как и бывает чаще всего, его мысли обречены на забвение. Потому что мы уверенно и всепланетно катимся не к «Imagine» Джона Леннона, а к «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери.

В конце одиннадцатой главы достаточно много жести. Такой, на которую мы все обычно закрываем глаза или отворачиваемся, считая всё описанное необходимым, нужным или неизбежным для нашего вида…

Что сказать-то: прот изложил всё как есть, но слишком упрощённо. Всё же не забываем, что данный отчёт писал человек, биолог Джин Брюэр, а никакой не инопланетянин. Поэтому текст написан в стиле «человечество — раковая опухоль Земли». Детальных инструкций по тому, как превратить Землю в КА-ПЭКС тут нет, лишь самые общие: откажитесь от капитализма, семьи, религии, денег, частной собственности; берегите природу — мать вашу; уважайте животных и будьте вегетарианцами. Всё так легко и просто, когда оно на бумаге чёрным по белому. А в действительности этот узел настолько запутан, что давно превратился в гордиев.

В противном случае, согласно проту, человек не переживёт двадцать первое столетие, погубит не только свой вид, но и все остальные на Земле. Но всё это — глас вопиющего в пустыне. Быть может, где-то в европах и асашай с зелёным движением более-менее в порядке (ну типа вывозим свой мусор куда-нибудь в Индию или Африку: пусть там нищета разгребает то, что мы не доели и не доносили), но остальная планета реально превращается в помойку. В том числе моя родина, где в порядке вещей разлить тысячи тонн мазута в море, сделать невинные глазки и штрафануться для проформы. Ну, на крайняк посидеть пару лет. А акватория встанет таким раком, что прота бы удар хватил, увидь он всё это.

Бытовая культура большинства людей такова, что им лень собрать за собой мусор после пикника на обочине. Колёса от машин проблемно сдать на переработку (где-то за это деньги не платят, а ещё и берут с тебя — жаба душит, да и нет их, лишних копеек). Сортировка отходов до сих пор выглядит для многих глупостью. Потребление ресурсов происходит бездумно, жадно и нахраписто. Каждому подай личную машину и бензина побольше. И выдели зарплату побогаче, чтобы скупать сити-молльный хлам не килограммами, а тоннами.

Всё это — наши реалии, описанные Брюэром двадцать лет назад, и с ними сложно спорить. Но решать их не так уж просто, как считал прот. Самое грустное в том, что и Виктор Астафьев писал о загаженной природе, и документальные фильмы «Земляне» и «Корпорация «Еда»» сняты про то же, и «Нация фаст-фуда» Ричарда Линклейтера, и «Человек» Стива Каттса показывают то же… А воз или и ныне там же, или он двигается ишачьими темпами в непонятном направлении. Я не знаю.

Много слов у меня на эту тему, но буду краток: мне очень жаль, что мы губим нашу прекрасную планету и жизнь на ней. Я никогда не плакал над каким-то фильмом так же, как это было в случае «Землян» Шона Монсона. Я живу в относительно чистом городе с хорошей экологией, но метастазы этой проблемы (человеческого свинства во всех его проявлениях, а прицепом идут безалаберность с бездумностью) регулярно замечаю. А ведь в других регионах, странах, городах всё ещё хуже, но мы все делаем вид, что всё в порядке — боремся за экологию, мол, и защищаем животных...

С каждым годом мне всё сложнее оставаться человеком, всё сложнее выйти из эгоистического «мой дом — моя крепость» и пойти хотя бы собрать мусор в лесочке по соседству. Наверное, для того и нужны тексты навроде «Отчёта прота на КА-ПЭКС» или рассказов Астафьева (см. «Хвостик», «Костёр возле речки» и прочие): напоминать нам, что все живём мы на Земле, варимся в одном котле… Паршиво мне на душе становится после такого чтения, и хочется что-нибудь изменить. А те, кто такую паршивость не любит, они и читать ничего подобного не станут; или же забудут через день, и дальше вернутся к привычной жизни в стиле «жрать и опорожнять стекляшки, врать, паясничать, бить посуду, короче: драть эту жизнь, как с**у». Так и живём, так и умрём.

Мне понравилось. Местами, опять же, тут всё нудновато и растянуто, но Брюэр умеет удивлять и грамотно строить детективную интригу. Я думал, что нельзя придумать для душевнобольного судьбы хуже, чем показана в «На луче света». Ан нет, можно, и ещё как. В «Мирах прота» мы узнаем новые ключевые точки из прошлого Роберта Портера/прота. И пусть автор не доходит до уровня «грязного реализма» по типу «Кошмаров аиста Марабу» Ирвина Уэлша, но всё равно: здесь тоже жестковато и грустно.

Кроме того, в третьей части есть свежие и сложные психи, которых прот эффективно «лечит» от их странностей (но раскрыты они не очень, и сопереживать им трудно). Есть очередной популярный медиа-клоун: ранее был известный старик-учёный, засыпавший прямо на ходу, а тут — некий шарлатан, говорящий набором банальнейших цитат а-ля «Страшно не упасть — страшно не подняться». Оба персонажа Джин Брюэр описывает с почти нескрываемым и злым сарказмом (видимо, наболевшее).

Есть и размышления лечащего врача прота над жизнью и людьми, есть «заповеди» прота, вполне соответствующие буддийским (а сам прот выглядит и ведёт себя, по сути, как полноценный бодхисаттва)… Много всего есть в маленьком тексте Брюэра, и это скорее хорошо.

Жаль, однако, что подлинная сущность прота не раскрыта. Он творит настоящие чудеса (телепортация в одного и с группой, телепатия, дарит людям какие-то коробочки с бесконечной регрессией навроде бесконечной матрёшки), его ДНК отличается от ДНК Роберта Портера, его глаза имеют странную физиологию и способны видеть в ультрафиолетовом спектре. Так и кто же такой этот прот: гениальнейший гипнотизёр (но как возможно обмануть камеры наблюдения и микроскопы?) или настоящий пришелец с КА-ПЭКС?

Джин Брюэр не даёт финального ответа. И если ранее я был уверен в материалистической биографии прота (что он — уникальный савант-душевнобольной), то сейчас, после демонстрации им всех физических «чудес», я уж и не знаю, кто он. В отзыве на первую книгу я сказал, что это не так уж и важно, но автору уже удалось втянуть и меня в хитрую игру «разгадай прота».

Чувствуется спекуляция Брюэра, своего рода паразитирование на вопросе без ответа, придуманном специально для того, чтобы читатели ломали голову и спорили до хрипоты. Ну и умён Брюэр, умён не по годам, зараза. Хотя… Вполне себе по годам: напомню, что книги про прота автор начал писать в возрасте под шестьдесят, а это редкий случай, когда зрелый человек берётся за перо и творит хороший текст. Но я отвлёкся.

А так да: книга читается с большим интересом, пусть и чувствуется порой, что её создатель начал исписываться и уже просто-напросто «доит» успешную франшизу (на момент 2025 года Брюэр ещё жив, но сомневаюсь, что напишет что-нибудь: годы, годы). Прот его знает, что там было на уме. Но раз я взялся, то буду добивать серию до конца. Впереди ещё ждёт «Отчёт прота на КА-ПЭКС» и два полноценных номерных выпуска. Возможно, они неудачные. Посмотрим.

Перед нами — приличное продолжение «Планеты КА-ПЭКС». Жаль, что экранизации не было и вряд ли будет, — я бы с удовольствием её посмотрел. Но есть текст, и это замечательно. Автор развивает историю Роберта Портера (якобы инопланетянина с райской КА-ПЭКС), добавляя в неё существенно важные детали.

Так, мы много чего узнаём о детстве Роберта, о его отношениях с родителями и сверстниками, дядей и тётей, о его жене и дочери… Тяжело всё это читать, если честно. Джин Брюэр рассказывает жуткую биографию несчастного человека, вся жизнь которого с самого детства пошла под откос. И он не смог иначе, кроме как сойти с ума и превратиться в «инопланетянина» с идеальной КА-ПЭКС (а попутно Роберт создал в голове пару дополнительных личностей для особых случаев).

На КА-ПЭКС нет брака и государств, религии и прочих институтов, также нет и насилия, жестокости, злобы и бытового сатанизма, которыми полнится наша Pale Blue Dot. На КА-ПЭКС всё как у Леннона в песне «Imagine»:

Кроме основного сюжета, здесь, как и в первой книге, есть дополнительные главы про других больных, которым прот помогает выздороветь. Там всё тоже не менее жутко и печально, чем у главного героя: инфантильность, социопатия, чувство личной ничтожности, суицидальность, тяжёлый аутизм, нарциссизм и прочее, и прочее.

Полагаю, «На луче света» получилась отличным развитием идей первой части. Особого эффекта новизны тут нет, и местами читать скучновато, но данное продолжение нужно прочитать всем тем, кто тоже хотел бы улететь на КА-ПЭКС вместе с протом.

Послесловие. Когда прот давал интервью на ток-шоу и обличал человечество в глупости и безалаберности, мне вспомнилось стихотворение «Dinosavria, We» Чарльза Буковски. Забавно, но абзац Брюэра сильно совпадает с текстом Буковски. Что это: неочевидные аллюзии в американской литературе или обычное совпадение? Сравним ради справедливости.

Прот:

Буковски:

Выводы за вами.

Скорее всего, об этой книге вы узнали (как и я) после просмотра отличнейшего кино «Планета Ка-Пэкс» с Кевином Спейси и Джеффом Бриджесом в главных ролях. Как по мне, так это пример экранизации, близкой к идеалу не столько по дотошности изложения, сколько по духу и атмосфере. Люблю это произведение и регулярно его пересматриваю.

А тут вот прочитал первоисточник… И мне понравилось. Классная книга. В ней более подробно и детально раскрыты персонажи психушки (в Хауи я узнаю себя), «инопланетянин» прот и его лечащий врач, а также приведены общефилософские размышления писателя/психиатра по поводу жизни на Земле. Текст читается легко и быстро, а самое главное — он создаёт крутой тандем с упомянутым фильмом.

Замечательно, интригующе и ёмко написанный рассказ, который подпорчен ровно одним минусом: это так не работает, как показано автором. Филип Дик, будучи писателем и в целом человеком непростой судьбы, имел крайне специфический взгляд на государство и его силовые институты. И авторская мысль в «Первопроходцах» изложена пусть и ясно, но по-подростковому наивно.

Сомневаюсь, что спецслужбы любой продвинутой страны повели бы себя именно так, как демонстрирует нам этот фантаст. Это мало того что скучно и примитивно, так и самое главное: подход силовиков не даёт никакой полезной информации. А она, как известно, правит миром, и в интересах любого государства — вытянуть из «первопроходцев» всё возможное. Кто они, зачем они, как они и так далее.

Посмотрите «Секретные материалы» с Малдером и Скалли (главную ветку про «правительство скрывает правду»), или включите недавний фильм «Контакты» Дмитрия Моисеева, — вот как в нашем мире способна выглядеть затронутая тема. А у Филипа нашего Дика получился прикольный, но недостаточно зрелый текст. Хотя после «Неисправимой М» (душного и мёртвого чтива на кучу страниц) текст «Первопроходцы мы!..» выглядит легко и изящно. И за это я отдаю Дику моё огромное капэксианское СПАСИБО.

Здесь Ф. Дик критикует американский капитализм, вернее, его важную черту: любовь к деньгам, затмевающую всё остальное. Героиня «Торговли без конкуренции», прожжённая бабка-коммерсант, любит деньги, деньги и ещё раз деньги. Неудивительно, что она одинока (внук не в счёт, он ей не нужен), и само собой разумеется, что она скрытная и хитрая паучиха в наследственной лавке. Такой паучихе руку дай — откусит две…

Всё бы ничего, но бабка эта — персонаж карикатурный. В обычной жизни таких как она хватает (образ у Дика точный и меткий), но в Необычной Жизни, думается мне, такой человек поведёт себя всё же иначе, чем описано в тексте. Торговке удалось найти окно в будущее, где люди нуждаются в продуктах, технике и лекарствах, и бабуля торговала с ними, да, но совсем не заинтересовалась ситуацией бедолаг. То есть почему, как и когда их мир погиб и разложился в пепле.

Причём это даже не «их мир», а наш, только через несколько лет. Словом, реальный человек, пускай даже молящийся Золотому Тельцу, всё равно бы задал постапокалиптикам несколько важных вопросов. Но здешняя бабка просто тупа и слепа до невозможности, что подчёркивают её «клиенты» на радиоактивной горе.

Даже законченный бизнесмен Фрэнк Каупервуд из «Трилогии желания» Теодора Драйзера одумался (правда поздно) и увидел своё убожество, — но Эдна Бертельсон из «Торговли без конкуренции» одуматься вряд ли способна. Такой уж её сотворил автор. И в этом я вижу утрированность диковской героини. Что ни хорошо, ни плохо, потому как идейная позиция фантаста мне ясна и близка (а значит, реалистичность персонажа не столь уж и важна).

Тем не менее, мне всё-таки жаль, что Ф.К.Д. писал сплошной пессимизм. В эссе «Пессимизм и волчизм в научной фантастике» я ссылался на Дика, не будучи толком знакомым с его творчеством. Однако сейчас, читая страницу за страницей, я убеждаюсь, что был изначально прав. Фантастическое уныние продаётся фантастически хорошо, но разве стоит этому радоваться?..

Идеологически ничего нового у Дилипа Фика вы тут не найдёте. Люди снова всё испортили, опять случилась ядерная война и все её последствия. Только теперь человечество тянут к жизни не бильтонги (как в «Плате за тиражирование»), а огромные роботизированные фабрики, производящие всё необходимое и одаривающие местное апатичное население.

В отношении самостоятельности человека мне больше понравился рассказ «Плата за тиражирование»: там хорошая концовка и решительные герои, планирующие жизнь. В «Автофабах» же, при всей симпатичной внешней мишуре, итог совершенно обратный: люди смогли ухудшить послевоенный мир, а сами, по сути, сдались. Сложили лапки и легли умирать.

Род приходит и род уходит, и поэтому тут нет ничего удивительно нового. «Автофабы» — ещё один качественный текст с унылой концовкой, которые мне надоедает читать чем дальше, тем сильнее.

Жутко мне после прочтения. Я сопереживал мальчику, и прочувствовал его желание спрятаться в автономном бункере (пусть и автономен он лишь год). Не столь важно, чем по факту вызван побег: грядущей ядерной войной или стремлением одинокого ребёнка скрыться от злого мира.

Кажется мне, никакой войны в «Фостер, ты мёртв!» не случится: компании-производители извлекают финансовую выгоду из политической обстановки, и не более того. То ли ещё будет? Допускаю, что мы увидим нечто похожее (а скорее всего, это уже проявилось в мире).

Помните, у Брэдбери в «Налогоплательщике» тоже был персонаж, страстно стремившийся улететь с ракетой на Марс? Помните, Буковски писал про тихое, укромное место (этакую берлогу), где его бы все оставили в покое? Вот и я помню, и это ох как откликается во мне.

Но, знаете ли, с подводной лодки некуда бежать, а мы все теперь на ней. Вот и остаётся нам учить самый лучший язык — Эзопов, да учиться стоицизму, не распуская нюни, как мальчишка Фостер в укромном уголке спасительного (ой ли?) бункера.

В главном герое я узнаю себя. Никогда об этом отдельно не думал, но вот прочитал, и картинка чуть прояснилась. Действительно: если я не хочу убивать тех, кто разбивает яйцо с тупого конца (тупоконечники Свифта), равно как и не желаю гасить тех, кто бьёт яйца с конца острого (остроконечники), — мне что же, вообще никакого места на Земле не положено? Только под Землёй?

Возможно, поэтому-то я отношусь ко второму (третьему?) «поколению дворников и сторожей». Просто не кантуйте меня и не лезьте ко мне, и я буду счастлив. Дорожки вам подмету, мусор вынесу, машины помою… И вам не помешаю, ибо что способна сделать капля против океана?

Однако конец «Верхом на заборе» мне не нравится. Он слишком жизненный и страшный. И я боюсь, что однажды передо мной сложится такой же выбор: с какого конца ты разбиваешь золотые куриные яйца? Ах, тебе не важно? Ну держись, су…

Три рассказа на тему людей со сверхспособностями («Нестыковка», «Мир талантов» и «Пси, исцели мою дочь!») распределились для меня так: первый — сомнительно, но окэй, с пивом потянет, хоть и скучновато; второй — длинно, долго, душно, но самый-самый конец царапнул душонку; третий — конкретный топчик, лучший в условной трилогии про псиоников.

Жаль, но автор нигде не объясняет сущность придуманных им людей (как они появились, что случилось, откуда у проблемы ноги растут), он просто ставит читателя перед фактом: есть нормальные люди и есть всякие там телепаты и ясновидцы, и они все грызутся друг с другом за место под солнцем (как в первом и втором рассказе) или безуспешно пытаются спасти себя и мир от гибели (как в третьем).

От этого потягивает дешёвой палп-фантастикой, где наука зачастую жертвовалась в угоду эмоциям: ой-ой, вокруг нас злые хитрые мутанты, ани кибарги, ани запаланили всю планету. К сожалению, уже неоднократно замечаю за Диком данный приём, однако если закрыть на него глаза, то читать можно и нужно.

Словом, я за рассказы с чётко выраженной идеей и посылом, как это сделано в «Пси, исцели мою дочь!». Но я против высасывания из пальца тучи страниц, как получилось с «Миром талантов». Про «Нестыковку» промолчу, ибо никакого вау-эффекта не испытал.

Но, в общем говоря, Дик раскрывает тему псиоников с разных сторон, и данная трилогия покажет вам и политические интриги, и раскол общества, и любовную линию, и смерть мира, и дальнейший постапокалипсис, где живут нищие голодные люди-нормисы и полубезумные подвальные псионики. Вот только как-то это всё разрозненно и хаотично подано, и не каждый станет продираться через эти дебри, чтобы составить единую картину.

Это не совсем привычная для вас рецензия, потому как здесь я не расскажу об особенностях и сюжете прочитанного. Это и без меня уже сделали. Да, Дик — гений, антимилитарист, прозорливый фантаст и тэдэ и тэпэ, но! Есть ровно один вопрос, возникающий во мне поздней осенью, в дождь, в упадок духа: а зачем всё это?

Ну пишет очередной автор (фантаст, не фантаст — не важно) очередное крепкое произведение. Или снимает фильм, или рисует картину, или песню сочиняет. Все сразу (или чуть спустя): ах, как актуально, ах, прям как в воду глядел! И тэдэ, как говорится, и тэпэ. А дальше-то что? Вот написал Ф.К.Д. своего «Ветерана», и его текст интересно читать, и мораль в нём правильная, — но что из того?

Те, кто читает подобное, кто за человечность и скорбит над Авелем, — им и так ясны старые прописные истины. А отбросы и дегенераты читать того же Дика не станут. Они вообще не читают и не смотрят, они ткут мрак и ходят путями злых, едят хлеб беззакония и пьют вино хищения. На кого же в таком случае направлена мораль «давайте жить дружно, ребята»? На тех, кто и так не хочет ломать зубы «гуселапым» и «воронью»? Или в наивном расчёте на живодёра, что одумается, прочитав какую-то жуткую историю а-ля «Прокатись в консервной банке» Лафферти? С глупой надеждой на убийц, которых исправит «Ветеран» Дика или «Джонни получил винтовку» Трамбо?

Нет. Автора просто распирают мысли, и он их «рожает» в определённой форме. Мол, я всё сказал, моя совесть чиста, а вы там дальше разбирайтесь. Я тоже пишу иногда, и знаю данный механизм творчества. Но смысла во всём этом всё равно нет.

Миллионы страниц уже исписаны, километры плёнки изведены, — а воз и ныне там. Неужели все величайшие творения интеллектуальной культуры оказались лишь на то и годны, чтобы человечество до сих пор не сгорело в огне ядерной войны? То есть, к примеру, не будь какого-нибудь Гюго, Лема или Чехова, мы бы вымерли ещё раньше? Впрочем, не будь их всех, нашлись бы другие, и вместо меня кто-нибудь написал бы схожий текст, а вместо вас — его бы прочитал.

Так и зачем тогда всё это, если культура не делает нас лучше, не спасает мир, а только кое-как удерживает статус-кво «человек — животное, сошедшее с ума»? Мы все так переживаем за Землю, за людей, за природу, не вспоминая, что по меркам Вселенной всё это пыль и прах. Сколько цивилизаций уже уничтожили себя? Сколько планет сгорело под бомбами? Сколько великих творений ума уничтожено безвозвратно? А жизнь-то продолжается.

Мы утратили Александрийскую библиотеку, многие сочинения древних авторов просто сгинули где-то в прошлом, — и чего, Солнце погасло? Нет. Вот и вся мысль: «И ни птица, ни ива слезы не прольёт, если сгинет с Земли человеческий род». Так пусть, может, и сгниёт уже наконец эта раковая опухоль планеты, раз уж не может она расцвести садами и пахнуть утренней свежестью?

Простите за мои слова. Думаю, меня скоро «отпустит» и я вновь вернусь к плюс-минус оптимистичной вере в человека. Но сегодня маятник качнулся в обратку, и я не вижу смысла ни в гениальности Дика, ни в уме Лема, ни в красоте замысла Ефремова. Ничего нет, кроме смерти, праха и пустоты. А жить как-то всё равно надо, и это угнетает ещё сильней, и даже компьютерно-сексуально-алкогольный эскапизм не помогает.

Так я писал раньше: «Осталось перечитывать Буковски и смотреть в окно. Идёт, проходит мимо жизнь, — мне всё равно».

К сожалению, интересная задумка этого рассказа рушится парой вопросов: зачем в мире будущего возить параноиков с Ганимеда на Фомальгаут? Неужели нельзя «определить» их в земные клиники (указанная болезнь известна человечеству давным-давно)? Эти детали никак не объяснены, из-за чего вся конструкция ломается при мало-мальски логическом подходе.

Но в остальном Дик создал крутую вещь со свежим (для меня) сюжетом. И если принять на веру всё описанное, то станет не по себе: а ну как действительно заведутся однажды в космосе такие вот психи, и прилетят на разборки к нам, «обезьяноподобным терранам»? Жутковато.

Хотя допустимо, что поселенцы конкретно глючат, и нет у них ни оружия, ни бомб, ни техники. Сидят с голой жосопосой на муравейнике, ягоды кушают и безумствуют… А корабль они не достали из болота, а просто отрыли под слоем грязи и камней (руками? Палками-копалками?).

В таком ключе всё выглядит ещё мрачней: параноики бичуют в землянках и играют в вариацию «Казаков-разбойников». И никто их не найдёт, и обречены они и далее сходить с ума, опускаясь до убийства «предателей» и «шпионов».

Политику сюда тоже можно приплести. Тот же маккартизм, например. Думаю, Дик с тем расчётом рассказ и написал: показать, к чему приводят паству-электорат очередные параноики у власти. К безумию, к голоду, к крови ближнего. К охоте на ведьм, в общем.

Семьдесят лет прошло, а ничего не изменилось, ровным счётом ни-ху… Ни-че-го. Только жёлтая заря, только звёзды ледяные, только миллионы лет.

Про «Рекламный ход» я скажу вот что, вкратце:

Я устал от работы так же, как и главный герой. Работаю ради денег, физически, часто без выходных. Есть ли предел усталости?

Жена ГГ напомнила мне жену ГГ из «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери. И там, и тут — туповатые малохольные куклы, не приспособленные «для интеллектуальной деятельности высшего порядка».

Космос здесь — липа и мишура со времён pulp-журнальной эпохи НФ, когда в сюжет обязательно запихивали звёзды и планеты. Смотрится это смешно и даже нелепо. Светофоры и клаксоны на линии Ганимед — Терра, ага.

Реклама… А что реклама? Мало кто её любит (а её и не надо), но она всепланетна. Если рекламные щиты зажигают, значит, это кому-нибудь нужно, не так ли? Реклама в созданной нами же системе нужна и важна. С неё кормятся миллионы бездельников и аферистов, но также благодаря ей товары распространяются по свету, а я сейчас жмякаю по клавиатуре своего балдёжного Asus Tuf Gaming F17.

Раз уж Ф.К.Д. терпеть не мог рекламный движ, это не делает оный движ средоточием зла и ужаса. Хотя перспектива сгореть в двойной звезде, слушая заевшее робо-трепло, согласитесь, так себе…

Чёткий рассказ с понятным посылом и живой атмосферой. Рекомендую.

Полагаю, это — рассказ про ксенофобию в самом широком понимании слова. Ведь если мы, люди, до сих пор ещё смотрим на разрез глаз, цвет кожи, язык и привычки (а чуть ранее — на форму черепа и кровь отцов), — то зачем тогда удивляться, что Ф.К.Д. написал такой текст? В те-то годы война была на слуху и присутствовала в культуре, и память о немецком Рейхе кровоточила по всему миру.

Но, конечно, не ксенофобией единой, однако оная — лейтмотив «Выползков».

Возможно, Судьба провела эксперимент над персонажами описанного мира: а способны ли они понять Другого? Как мы читаем в конце, ответ на такой вопрос взаимно отрицателен для людей и выползков. Да и внутри нашего-то вида он, ответ, тоже строго негативен. На том и стоит западная фантастика, на том и стоит наш мир. Но правильно ли это? Есть ли у нас перспективы при таком подходе? Очевидные вопросы, на которые писатели (Дик, Лем) дают внятный ответ, но мы их не слушаем и снова наступаем на всё те же бесконечные грабли.

В целом это неплохой текст с понятной историей. Здесь есть фирменная «сказочность» Рэя Лафферти, за которой, как и в некоторых других вещах этого автора, скрыты мрак и тоска человеческого бытия. Однако тут у меня есть одно персональное «но»: я прочитал и проникся «Помутнением» Филипа Дика (и заодно работой Ричарда Линклейтера) на пару лет раньше, чем прочитал «Небо» Лафферти. И пара Дик/Линклейтер стала для меня недвижимой, монументальной глыбой в этом вопросе.

А есть же ещё и не фантастические «На игле» Ирвина Уэлша и Дэнни Бойла, и «Реквием по мечте» Хьюберта Селби и Даррена Аронофски, и множество других жутких произведений про детей, бездумно играющих у проезжей части... И всем им, к сожалению или к счастью, лаффертианское «Небо» уступает по силе и качеству. Уж не знаю, допустимо ли сравнивать коротенький рассказ Лафферти с упомянутыми книгами и фильмами. Но их я освоил и впитал раньше, а потому «Небо», хоть и пришлось мне по вкусу (в контексте звучит двусмысленно), но всё же не впечатлило до вау-эффекта и не царапнуло сердечко.

Да, Р.А.Л. написал про судьбу эскапистов-наркоманов задолго до Дика, Селби и Уэлша, предвосхитив американское уныние семидесятых и восьмидесятых. Да, это хорошее и полезное чтение, но душу вашу, в отличие от того же диковского «Помутнения» или бойловского «На игле», оно не вывернет. Потому что всё тут слишком коротко и слишком стилистически сказочно. А наркомания, думается мне, это совсем не та тема, где нужны сказочные интонации. Шутки про велосипед и онанизм, как было у Ф.К.Д., вполне уместны (в стиле «смех и грех»), а вот сказочность — нет.

Послесловие. Я перечитал этот рассказ и хочу сказать, что насчёт «сказочности» я ошибся. Её тут не так уж и много, а текст больше похож на наркоманские байки из того же «Помутнения» Дика. Помните, как там наркоманы считали скорости на велосипеде, как спасали раненого кота, как горевали о раздавленной стрекозе? Вот и у Лафферти что-то похожее. Допускаю даже, что Дик мог в какой-то мере вдохновиться творчеством Лафферти перед тем, как выдать «Помутнение».

Кроме того, интересен сеттинг «Неба». Судя по всему, описанный мир находится в состоянии постапокалиптической агонии. Вот несколько признаков: заброшенный человейник, в подземных парковках которого растут галлюциногенные грибы и обитают мутные личности; развалившееся общество, где никто никому более не интересен, а наркоманы пытаются воссоздать тёплый и дружный коллектив на примере своей ячейки; поросшие шерстью ладони продавца (Неужели шерстью? Да, именно так)...

Хотя вообще-то именно постапокалипсис тут, дело ясное, необязателен. Убедительной декорацией для подобной истории способен послужить и наш современный мир, например: какое-нибудь умирающее гетто, где «править бал назначен мой шприц» (как было в песне Анатолия Кашки). И это всё наглядно показали нам Р.А.Л. и Ф.К.Д. ещё в семидесятых годах. Поэтому, как бы ни был объективно хорош и красив рассказ «Небо», но в душу он западёт только при условии срабатывания эффекта утёнка. Наверное.

Наконец-то мне попался «О-БОЖЕ-ЭТО-ЖЕ-ДЕСЯТЬ-ИЗ-ДЕСЯТИ» рассказ в этом сборнике. Предыдущие несколько («Девятьсот бабушек», «Страна Больших Лошадей», «Матушка Эвремы», «Лунные призраки 1870-х») мне не очень-то и зашли, показавшись скучноватыми басенками (как про бабушек и цыган), перелицовкой сюжета про Ивана-дурака, который не такой-то уж и дурак («Матушка Эвремы»), а то и вовсе нудной графоманией («Лунные призраки 1870-х»). Но «Начальное обучение камиройцев» вернул, кхм, мне веру в талант Лафферти к созданию крутой, едкой и социальной фантастики.

Дано: планета, где образование отлажено таким образом, что после десятилетнего курса из ребёнка получается супергений (по примитивным земным меркам). Он тебе и робота соберёт, и дом спроектирует, и умную книгу впитает наизусть, и по канату пройдёт, и побеседует про «вдумчивое восприятие алкоголя», «квадратичную религию» и «трансцендентную атлетику»... Словом, не ребёнок, но сверхчеловек какой-то, призванный жить и делать свой родной мир ещё лучше, чем уже есть. Здесь мне вспоминается Иван Ефремов и его люди будущего из «Туманности Андромеды». Похожи они на камиройцев.

Задача: как бы адаптировать камиройский школьный курс к земной системе образования? Это очень сложно, вероятно даже, что совсем невозможно. Как говорит один из местных жителей: «У нас на Камирои в ходу Образование. А на Земле играют в игру с тем же названием». И он прав, кажется мне. Хватит играть в игры, пора уже и в свет выходить: готовиться к всяким там космическим контактам с братьями по разуму и тэдэ и тэпэ. А чтобы в этот свет выйти, нужно сначала развиться как можно ближе к уровню камиройской цивилизации. На такие мысли наталкивает нас автор сего произведения.

Вообще, Р. А. удачно высмеял наше общество и то, как и чему мы учим своих детей. Думаю, уж не всё у нас в мире так ужасно с образованием, как принято считать, но общая тенденция всё равно так себе, и про это же было написано в «Начальном обучении камиройцев» ещё в 1966 году.

Рафаэль Лафферти предсказал здесь следующее: деградацию навыка чтения (больше и быстрее не значит лучше и полезнее; посмотрите на ютубных куриц, которые читают по десятку книг в месяц, и вы поймëте, о чëм говорил Лафферти), упадок государственных школ (нетипичность как залог прогресса, типичность как залог серости и застоя), однобокость, ущербность гуманитарных и технических наук на Земле... В свою очередь, общество Камирои представлено как некое Зазеркальное королевство, где всё наоборот, — и здесь (соглашусь с предисловием С. Дилэни) явно чувствуется сатирическое дыхание Джонатана Свифта.

А какое решение у поставленной задачи-то? Удивительно, но автор даёт вполне конкретные и интересные советы в деле обучения детей. Только нюанс в том, что на Земле за такие методы родителей однозначно лишат прав, а детей отправят в детдом. Или же родители, будучи плодами несовершенной образовательной системы и желая дать детям другой шанс и путь, не справятся с домашним обучением и вырастят будущего жителя психушки или тюрьмы. В качестве примера посмотрите фильм «Капитан Фантастик»: там показаны очень необычные дети, напоминающие детей Камирои. Но в рамках земного общества такие дети всегда воспринимаются как чудаки... «Берегите психов, чужаков, еретиков», если вкратце, — вот и всё решение, оно спорное, но отчасти Оксимирон прав.

Мне жаль, что камиройцев в действительности не существует (или мы их ещё не нашли? Или они нас?). Жаль, что не на кого нам равняться, кроме самих себя. А большинство людей — слишком плохой пример для продуктивного подражания, так как время мы тратим бездумно и глупо, предпочитая гедонизм — разумизму, хе-хе. Способное меньшинство же зачастую избегает нас, массовых челов, и справедливо предполагает, что мы примем их за безумцев и растопчем их горящие сердца. Так мы и крутимся в котле всепланетного Инферно, и конца-края ему не видать. Одни тут прячутся, другие мечутся... Начал я, как водится за мной, за здравие, а кончил за упокой. Аминь.

Напоследок вкину лаффертианскую цитату:

Да нет, конечно, разве такое бывает? Wait, oh shi~

В 1970 году Р. А. Лафферти написал невесёлую сказку «Прокатись в консервной банке». В 2019 году вышла научно-фантастическая игруля «The Outer Worlds», которую я ждал и тут же затëр до дыр, пройдя несколько раз подряд. И знаете, текст Лафферти удивительно совпадает по духу с виртуальными «Внешними мирами»: вроде бы перед нами грустный сарказм и сатира, но если отставить все хиханьки, то мы увидим второе дно — мрачное описание земной цивилизации, где изложена печальная мысль о том, как мало человеческого бывает в человеке и как порой более человечны те, кто внешне не сильно похож на нас. Почему-то данный приём «второго дна» всегда работает гораздо эффективнее, чем топорное изложение злых и банальных истин «в лоб».

Скорее всего, кибер-творцы из «Obsidian Entertainment» читали Лафферти и любят его творчество, так как «The Outer Worlds» пропитана духом старой фантастики и напичкана всяческими отсылками для гиков НФ. Не помню, есть ли в игре конкретные намёки на сказочника из Талсы, но тамошние истории про кетунцовые консервы и рай для византийских стариков — это прям лаффертианский дух, запечатанный в «Прокатись в консервной банке». И вам гарантированно станет не по себе, если вы откроете эту пыльную банку-рассказ и выпустите на волю волшебного джина Рафаэля, который поведает вам о жизни и смерти загадочного народа шелни.

Вкратце говоря, у Лафферти вышел жуткий текст, а обсидиановые люди сделали жуткую игру. Пусть слова американского фантаста читаются легко и стилизованы под детскую сказку а-ля Гримм, а «The Outer Worlds» играется тоже легко и выглядит как саркастичная экшен-рпг про жадные корпорации и антипрелести капитализма. Не обманывайтесь этой маскировкой, так как подобные произведения всегда имеют второе дно, и если они вас не оттолкнут сразу, вы их точно полюбите. Вернуться мне в далёкую колонию Алкион, что ли? Ведь там, как говорил Дурий Мудь, во всей гнилой красоте изображён капитализм будущего и его золото-тельцовое счастье...

Помимо прочего, «Прокатись в консервной банке» явно отсылает нас к случаю Януша Корчака, сгинувшего вместе с подопечными детьми в газовой камере Треблинки. Героиня по имени Холли, исследовательница, ассимилировавшаяся и ставшая женщиной-шелни, говорит так (когда участь маленького народца становится ясна): «Я пойду со всеми. Разве это любовь, если они уйдут, а я останусь?». Обратите всё внимание на эти слова, подумайте над ними, вспомните Януша Корчака и его детей, и выдумка Лафферти перестанет казаться такой уж выдумкой.

Отмечу, что мне также очень понравился приём «сказки в сказке», когда автор вводит в текст короткие легенды шелни, записанные учёными на диктофон и ныне воспринимаемые многими людьми, что примечательно, как непонятное кваканье. А как иначе? А иначе у нас бы совесть проснулась и нам стало бы невыносимо стыдно за сотворённое, и тем самым открылся бы наш путь к спасению (как известно, стыд — это чувство, которое спасёт человечество).

А так, не понимая или делая вид, что не понимаешь, можно успешно расчеловечить разумные существа. Они-де неразумны (или череп у них не той формы, или глаза какие-то слишком тёмные, или кровь якобы не той, нужной консистенции) и потому не важно, едим мы их в консервных банках или просто уничтожаем в газовых камерах. Повторюсь: вспомните историю двадцатого века, и «сказка» Лафферти перестанет казаться такой уж сказкой.

Но вернёмся к легендам, что включены в данный рассказ. Они намекают на следующее, как мне кажется:

Перейду к итогу. Нил Гейман в предисловии к данному рассказу заметил: «Можете плакать. Это нормально». Да. Это нормально. Но почему плакать-то? А потому что «кому нужны сказки шелни, их музыка, если можно прокатиться в консервной банке»?

Вай, какой балдëжный рассказ я только что прочитал! Утопия (как водится, с явными нотками анти-, но здесь они мне симпатичны) про нашу цивилизацию, где однажды победили поезда всех видов и форм, а не автомогильный транспорт. И всё тут у Лафферти так здорово описано, что уж в таком-то мире (в отличие от мира «Тихой ночи со вторника на среду») мне и правда хочется жить.

А то стоишь, бывает, в вечной пробке, смотришь по сторонам, а вокруг тебя сидят такие же заспанные драндулетоводы: машина на четверых, на шестерых, но везёт она всего одну или две гордых жопы. И чем дороже машина или чем больше у неё клиренс, тем горделивее смотрится пресловутая прокладка между рулём и сиденьем... Сидит она, смотрит, и разве что не плюёт на тебя сверху (пока ещё).

За шесть лет активного вождения в провинциальном городе я насмотрелся пусть немного, но всё же глупостей и подлостей человеческого рода (сам в них тоже участвовал). Полагаю, жители мегаполисов впитывают мою норму за месяц-другой, максимум за год. И сигналил я (и мне), и психовал невероятно по поводу и без, и обменивался матами с утра пораньше, и пытался кого-то «проучить» и «научить» на дороге, и меня так же «учили» несколько раз.

И сравнительно недавно во мне появилась мысль, что автомобиль — это, конечно, круто (свобода проезда и независимость от расписаний), но в остальном это один сплошной минус. Что финансовый, что морально-психологический. Случилась у меня в апреле секундная ошибка внимания, — и я догнал другого водителя, и теперь ремонтирую свою машину на 100 с лишним тысяч рублей. Разве оно надо кому-нибудь, скажите пожалуйста?

Подумалось мне пару лет назад, что гораздо лучше для нашей планеты и общества — развитая сеть общественного транспорта, куда включаем автобусы разных направлений, трамвайчики, поезда, речной-морской и воздушный способы перевозки. Лафферти в своём рассказе предлагает оставить только рельсовые виды, но, думаю, на то у него и утопия, чтобы не реализоваться. Мой вариант более вероятен: хочешь — катись, хочешь — лети, хочешь — плыви. В целом же с идеологической стороной, с философской позицией автора я согласен. Личный автомобиль — это не только эгоистичный комфорт, но и злоба с ненавистью, а также постоянное напряжение.

Дело остаётся за, кхм, малым: развивать и развивать городской транспорт, прокладывать велодорожки и пешую инфраструктуру, воспитывать дурных самокатчиков, переходить на зелёные ТС и отказываться от персональных жестянок. Сказать-то легко, а сделать нет. Так мы и будем пока маяться, так мы и будем стоять в пробках, и мимолëтом замечать на трассах венки для погибших.

Правда, дело здесь не только в технической части: поднять уровень бытовой культуры населения — задача, пожалуй, ещё более сложная, чем проложить рельсы, дороги и пути по всей стране. Техническую часть можно хотя бы подсчитать и распланировать на годы вперёд, но вот человек, к сожалению, всегда слишком быстро оскотинивается и слишком долго очеловечивается обратно.

Описанный в этом рассказе мир — мир сумасшедший, где живут и выживут только сумасшедшие. Отбросьте логику, — её тут нет и не будет (и потому простите автору «транспорт и промышленность работают практически мгновенно» и «стремительно вырастали стоэтажные здания», — я вот простил, хотя очень хотел докопаться). Лучше всего охарактеризовать сей текст великими словами:

А если без шуток, то показанный мир (вернее, его население) характеризуется началом из «Полых людей» Томаса Эллиота:

Ну и, кроме того, тамошние жители, видимо, Булгакова не читали и потому не знают, что «успевает всюду тот, кто никуда не торопится», то есть делает по плану и обдуманно, а не наспех и побольше. Но полым людям с соломой в головах хочется только вечной суеты сует, обильно сдобренной нейросетевыми философскими пописульками, дешёвой и примитивной не-любовью (по Звягинцеву?), погоней за баловством с бесполезными манус-модулями, за золотыми тельцами и прочим мусором, язвами нашей потребительской цивилизации.

Иными словами, за несколько страниц Лафферти сделал то, на что другие тратили леса бумаги, а именно показал явление потреблятства с разных сторон: страсть к вещам-новинкам (манус-модули озолотили их изобретателя), крысиные бега за безграничным богатством (деньги есть — и ты наш друг, денег нет — иди в бизнес), образ жизни гламурных куриц-тарелочниц, гоняющихся за сиюминутными женихами… Попутно автор также подсказал, как стать великим философом, если умеешь работать с нейросетью и задавать в ней нужные запросы (для середины шестидесятых выглядит неплохо, а сейчас и вовсе актуально).

Словом, «Тихая ночь со вторника на среду» рисует мир, где совсем не хочется жить (наш-то, современный, ещё куда ни шло, оказывается). Получается, наше счастье — в нашей же природной ограниченности? В том, что всех денег не заработаешь, всех карьер не построишь, всех людей не «перепробуешь», — весь мир не впитаешь и не поймёшь? И это, значит, хорошо, иначе мы все были бы такими же скучающими и несчастными, как персонажи данного рассказа? Счастье — в лимитах, а не в безграничной вседозволенности?

Я склонен согласиться с Р. Л., хотя и с ним, естественно, можно поспорить. И кто знает, как бы я считал, будь у меня на счету хотя бы пара миллионов долларов, толпа эскортниц в телефонной книге и вилла на берегу Адриатики… Но такого не будет, потому читаю Лафферти и умничаю. Чего и вам всем желаю.

Метафизический «Конец детства» Артура Кларка.

Здравствуйте. Недавно я освоил «Конец детства» английского фантаста Артура Кларка. По правде говоря, у меня осталось неоднозначное впечатление: разве мог создать такое известный писатель-фантаст? Оказывается мог, оказывается написал. Ещё больше мои сомнения усиливает «классичность» произведения: оно написано в 1953 году и явно относится к золотому веку НФ! Казалось бы, всё должно быть в порядке и с сюжетом, и с наукой… Да и Кларк занимался не только литературой, но и настоящей наукой! Но что-то пошло не так.

Несомненно, книга мне больше понравилась, чем нет. Бросить в печку её совсем не хочется, со временем обязательно перечитаю, но всё равно: надо бы вставить свои пять копеек и попробовать уложить смысл прочитанного в голове. Поэтому я разбил сегодняшнюю статью на две половины: в первой я расскажу, стоит ли вообще читать «Конец детства» Артура Кларка, а во второй раскрою сюжет и попробую его покритиковать. Усаживайтесь поудобнее, мы начинаем!

***

Автор показывает нам закат истории человечества, которое столкнулось с внеземным разумом. Причём первыми на Контакт пошли не люди, а инопланетяне (ход для фантастики достаточно обычный). Однажды на Землю, никого не предупреждая, прилетели космические корабли и угрожающе зависли над столицами всех государств мира. Надо ли подчёркивать, что никто из землян не ожидал внезапного прибытия гостей из космоса?..

Чего можно ожидать от подобного начала? Будь Артур Кларк современным писателем-фантастом, он, вероятно, написал бы нечто вроде боевой фантастики с бластерами и пришельцами. В двадцатом веке подобного дерьма тоже было навалом, и никто не удивлялся ширпотребу, называвшемуся фантастикой. Наоборот: такое чтиво разлеталось как горячие пирожки (оставлю этот факт на совести покупателей). И в двадцать первом веке достаточно примитивный, попсовый жанр боевой фантастики, к сожалению, ещё не вымер и даже наоборот — он живее всех живых.

К радости любителей качественного и интересного чтения, Артур Кларк не стал превращать своё произведение в весёлую сказку для попкорновых идиотов; да и возрастным мужикам, которым в армии не хватило оружейных стрельб и потому они погружены в текстовые стрелялки и виртуальные танчики, читать Кларка будет тоже скучновато. «Конец детства» относится к философской фантастике (а она устаревает медленно), и поэтому спустя много лет читать этот текст всё ещё интересно. И ох как много споров и эмоций сей текст вызывает!

Итак, вот он: Первый Контакт. Человечество больше не одиноко и быстро понимает: детство закончилось. Через некоторое время представитель внеземной расы вышел на связь и рассказал о дальнейшей судьбе людей: дескать, отныне вы все находитесь под всесторонней опекой и заботой старших братьев по разуму; ваше детство закончилось, пора вам перестать хвастаться друг перед другом ядерными игрушками и по-идиотски восхищаться тем, как сильно бабахнула новая бомба.

На резонный вопрос «зачем вы помогаете человечеству?», заданный людьми, пришельцы отвечают подозрительно уклончиво: вы ещё не готовы узнать нашу финальную цель, — придёт время и узнаете, а пока живите и радуйтесь мирной жизни без войн и жестокости; и хватит спрашивать нас о нашем внешнем виде! На данном этапе своего развития вы вряд ли поймёте наш внешний вид: слишком уж вы суеверны и слишком уж много мифологической каши в ваших головах...

Недолго думая, люди изобрели для новых друзей название: Сверхправители. А эти правители (на первый взгляд) действительно с приставкой «сверх-». То, чего не смогло достигнуть человечество за всю историю существования, Сверхправители организовали на Земле буквально за пару-тройку десятилетий, и даже глазом они не моргнули, даже пот на лбу не выступил. О чём это я?

Дадим слово автору:

Вот люди вступили в золотой век развития цивилизации. Войн больше нет, голод побеждён, Земля — цветущий рай, плодитесь и размножайтесь, живот... эээ... уважаемые человеки! Мы, Сверхправители, разрешили. Коммунизм вы построить так и не смогли, и поэтому довольствуйтесь тем, что мы вам предлагаем.

Разве этого мало? Занимайтесь чем хотите, но живите в рамках строгих морально-этических законов, которые мы вам установили: например, отныне нельзя обижать не только друг друга, но и всех остальных живых существ на планете. И к звёздам не летайте, там вам, человеки, делать совершенно нечего. Не суйте туда свои носики. Ведь что найдёт человек в глубоком космосе, знаете ли вы? Смерть, страдание и муку. И больше ничего.

Так исчерпывающе выразился один из персонажей (главный Сверхправитель по имени Кареллен): «Звёзды — не для людей».

***

Словом, отныне на Земле всё хорошо; так и живёт человечество после контакта со Сверхправителями. Полная утопия, «патока потоком для тех, кто как под током», и люди счастливы прямо до омерзения, отупения, осатанения. Однако не все приняли проклятие вечного счастья, — Кларк описывает некий город (Новые Афины), где отсиживается вся мало-мальски активная интеллигенция человечества: художники, поэты, писатели и прочие интересные личности.

Но вот есть ли от них практическая польза? Полагаю, что нет. На большую часть человечества интеллигенция повлиять не в силах, так как Сверхправители дают землянам слишком сладкие дары, и большинство людей радостно мычит у корыта с бесплатной вкусной едой. Да и революционерами в Новых Афинах не пахнет (они там просто не могут возникнуть). Можно сделать вывод, что жители Новых Афин занимаются таким же эскапизмом, как и все остальные жители планеты.

Короче, соевые афиняне живут по принципу «только бы нас не трогали» и «моя хата с краю, я молчу, но знаю». Дайте нам спокойно писать беззубые стишки и воображать себя борцами за свободу человечества, дайте нам спокойно заниматься интеллектуальным онанизмом в духе «Игры в бисер» Гессе и не трогайте нас… Вам это всё ничего не напоминает? И мне тоже не напоминает, ха-ха.

Да, жители Новых Афин во многом правы и их критика утопии от Сверхправителей беспощадно верна. Они действительно видят реальные перспективы, которые ждут утопическое человечество. Но какой толк? Видят, знают, обсуждают, но никто ничего не делает. С другой стороны, сделать-то они ничего и не могут, я согласен. Но точно ли не могут или это у них лишь отговорка такая? Чёрт его знает.

А вот на что я ещё обратил внимание, когда читал эту часть сюжета, так это на воззрения афинян по поводу свободы. Думаю, они смотрят на свободу не до конца откровенно. Что я имею ввиду? Позвольте мне сделать небольшое отступление.

***

Свобода. Много о ней говорят, и много крови пролили во имя свободы. Обычно свободу трактуют как нечто строго положительное, как набор хороших поступков и полное отсутствие плохих. Но это не так. Я считаю, нам не нужно забывать о настоящем смысле слова «свобода»: возможность не только поступать всегда правильно, но и возможность ошибаться, а иногда (или, в случае всего современного человечества, постоянно) творить подлинное зло и ужас.

Понятное дело, что зло — это плохо, но возможность творить его — это тоже часть истинной человеческой свободы; и возможность сию надо бы не искоренять, не силой отнимать у человечества, не заваливать его подарками и не запугивать наказаниями, а научить каждого из нас перенаправлять агрессию в русло позитивных дел, дать нам понимание, что путь зла — путь смерти.

Кстати, на этом пункте (насильственное подавление человеческой природы) построена и идея романа «Возвращение со звёзд» Станислава Лема. Только там человечество само себя приговорило к добру: путём применения специальных операций и препаратов, заглушающих в человеке тягу к агрессии.

И что мы в итоге получили у Лема? Получили мы очень уж странное явление: огромные, вялые овощи, которые считают, что они люди. Они всё ходят и ходят в поисках развлечений, а звёзды для них — лишь мерцающие огоньки на тёмном небосводе… И так далее. Предлагаю вам прочитать «Возвращение со звёзд» Станислава Лема. Интересно, что у Кларка-то было, в сущности, то же самое, только человечество убил навязанный суперкомфорт!

В противоположность Станиславу Лему и Артуру Кларку, я бы вот так сформулировал решение ситуации с нашей агрессией: человечеству необходимо научиться сублимировать своё зло. Хочешь кого-то ударить? Решать тебе, тебе дана свобода воли. Ты в любой момент можешь так поступить, но лучше не надо. Просто не надо. Хорошенько подумай и откажись от зла, и откажись добровольно, а не потому, что тебя посадят в тюрьму, сделают зло в ответ или накажет Сверхправитель. И раз у тебя много сил, пойди-ка тогда и вскопай огород, например…

Но вернёмся к нашему «Концу детства». В мини-сериале по книге Кларка приводится прекрасное метафорическое описание такой стрёмной утопии, которую Сверхправители построили для человечества: когда свиней везут на убой, им напевают милую детскую песенку. Пускай животные не волнуются раньше времени. Главное вовремя привезти их на скотобойню. А потом волноваться будет уже поздно.

***

Про фантастический мини-сериал 2015 года надо бы упомянуть отдельно. Как я уже сказал, он снят мотивам и называется так же: «Конец детства». В рамках статьи я не стану подробно обсуждать сериал, но замечу: посмотреть его нужно хотя бы ради визуальной части. И вообще: это единственная кино-постановка на данный текст, и игнорировать её никак нельзя.

На мой взгляд, главный плюс мини-сериала такой: в нём три серии по час двадцать, и можно посмотреть их буквально за выходные. В наш век бесконечных сериальных жвачек с сотнями эпизодов, мини-сериал «Конец детства» стоит особняком благодаря малой длительности и завершённости. Очевидно, это жирный плюс в его копилку.

Все мы знаем (и с возрастом эта истина становится всё ясней), что время — ценнейший ресурс в жизни. Спасибо всем авторам и сценаристам: вы отняли у меня всего четыре драгоценных часа, а не больше! Я получил хороший опыт и совсем не пожалел.

Таким образом, сериал «Конец детства» — крепкая и законченная история (насколько в целом возможно адаптировать творение Кларка для экранов). К сожалению, других значимых плюсов сериала я назвать не могу; он вчистую проигрывает первоисточнику по всем основным параметрам. Хотя, повторюсь, визуальная часть отличная (особенно костюмы Сверхправителей).

С учётом того, что и текст Кларка — довольно сомнительная штучка в плане идей, то и сериал надо смотреть на свой страх и риск. Имейте это в виду. А теперь я перейду ко второй части статьи, где я раскрою важные нюансы книжного сюжета и попробую его покритиковать. Тут будут спойлеры, так что дальше читайте на свой страх и риск.

***

Скажу откровенно: концовкой произведения Артур Кларк конкретно всё запорол. А как хорошо начиналось: прибытие Сверхправителей, утопическое общество, болтовня о свободе… Столько идей можно описать, такие большие вопросы поднять! Кларк описал и поднял: по-своему, да, но всё же по-настоящему круто! Тем не менее, ближе к концу сюжет резко скатывается в какую-то дрянную метафизику. Разве что только сущность в виде гномика не упомянута!

Рассказываю: воспитание человечества Сверхправителям не нужно от слова «совсем». Они всего лишь исполняют ответственное задание некоего Сверхразума (спасибо, что не Надмозга). По заданию Сверхразума, Сверхправители летают по Вселенной туда-сюда и ищут перспективные цивилизации, которые можно в относительно короткие сроки развить до высокого уровня. После того, как цивилизация достигнет потолка в развитии, в ней начинают рождаться дети с паранормальными способностями.

На Земле так и случилось. У финального поколения Homo Sapiens родились дети не от мира сего. Так скажем, условные «дети-индиго». Они обладали полным набором всех паранормальных навыков, среди которых был телекинез и (скорее всего) телепатия. Первые дети-индиго появились в обычной семье Джефа и Дженни, которые ну никак не ожидали подобного.

Ещё одна цитата в тему, прямиком из уст Сверхправителя Кареллена:

Стоит сказать, что подлинная наука вовсе не отрицает паранормальные способности. Проблема здесь в другом: ни один человек, якобы обладающий такими способностями, не смог доказать их наличие перед настоящими учёными; и ни один «маг» и «волшебник» ещё не получил премию имени Гарри Гудини, что говорит о многом. То же касается и пресловутых детей-индиго в реальном мире. И я молчу тут про всяких сумасшедших, кхм, «академиков», шарлатанов и выживших из ума когда-то учёных, — эти ребята докажут что угодно, и даже на Солнце надписи на русском языке найдут, хе-хе.

Одним из основных научных методов является эксперимент. Так вот: есть ли хотя бы несколько экспериментально подтверждённых паранормальных явлений? Да ладно там несколько, — одно для начала! Одно настоящее зафиксированное доказательство, а не очередное «мы с пацанами по телекинезу угарали, Вован мысли читал, Коля огненный шар метнул, Леночка забыла трусики надеть и левитировала, но вот досада: грибы нас отпустили, а камера внезапно сломалась»… Минутка сортирного юмора, простите, виноват.

Подобные экскременты… ой, то есть эксперименты нельзя назвать научными, не так ли? Трэш, угар и содомия — пожалуйста, но никакая не наука. Где протоколы, документы, видеофиксация, очевидцы, независимые свидетели? Лично я не встречал, но с радостью возьму свои слова назад, докажи кто-нибудь существование паранормальщины с научной точки зрения.

Пока же я считаю область паранормальных явлений сферой деятельности всякого рода шарлатанов, идиотов, бизнесменов, инфоцыган и сумасшедших. А значит, Артур Кларк умело подменил понятия: сказал, что телепаты и телекинетики вроде бы существуют, но Злобные Официальные Учёные их запрещают и не признают. Вот уроды!.. И всё это написал учёный в середине прошлого века? Ну, разве что британский учёный с фамилией Кларк, знаете ли.

Но я опять отвлёкся. Как там сказано у автора? Сверхправители в итоговом разговоре с землянами объясняют, что земные дети — больше не люди, и принадлежат к новой форме жизни. И в скором времени Сверхразум призовёт своих детей для слияния с Ним. Так в конце и происходит: дети больше не узнают родителей, старое человечество вымирает, а итоговым аккордом служит вознесение детей на небо и их воссоединение со Сверхразумом. Конец.

А вы ждали чего-то ещё?

***

Теперь, собственно, мои вопросы к сюжету:

* Где всё это время были мировые религии? Любая крупная конфессия, скорей всего, воспротивилась бы политической программе Сверхправителей; и маленькая тоже бы воспротивилась. Человечество неизбежно раскололось бы на религиозно-мистические секты, и раз уж невозможно силовое восстание (Сверхправители найдут и накажут), то можно же протестовать в духе ненасильственного сопротивления Махатмы Ганди! Что, христианство, ислам и буддизм вот так просто сдали свои позиции каким-то чертилам?

* Почему люди так быстро поверили Сверхправителям, не зная их конечных целей? Артур Кларк описал земную Лигу сопротивления, но она быстро сдалась и вымерла в первом поколении. Уж не имел ли автор ввиду, что человечество можно купить миром и спокойствием? В таком случае нам нужно обратиться к братьям Стругацким и Сергею Синякину: они гораздо лучше раскрыли данную суть в произведениях на тему «Войны миров» Герберта Уэллса.

* Кларк пишет: у финального поколения землян родились особенные дети. Ладно. Но потом он же говорит, что на Земле никто больше детей не заводил. И Кларк молчит, какими бы родились последующие дети: особенными или обычными. Конечно, продумать такой поворот сюжета и правда сложно, но надо было хотя бы попробовать. Получается, когда Сверхправители лишили человечество детей, люди тут же впали в апатию: одни совершали самоубийство, другие спивались, третьи грустно доживали свой век. В чём, блин, у человечества проблема? Детей делать разучились?

***

Сейчас я расскажу ещё подробнее, почему у меня осталось такое впечатление. Во-первых: пресловутая метафизика и авторский акцент на паранормальные способности. Давно ли они стали официальной наукой? Коль скоро — нет, то с какой стати «Конец детства» считают научной фантастикой? Во-вторых, мне не понравился пессимистический тон автора и его пафосные пассажи вроде: но человечество ещё не знало, что его дни сочтены…

Тот же Станислав Лем писал депрессивную НФ, но он хотя бы обосновывал всё так, что к нему сложно придраться. Там — беспощадная логика фатализма, но даже у Лема всегда найдётся один-другой герой, который скажет: «Долой уныние!» и улетит солнцу вослед, чтобы достичь края Вселенной… Короче, Лему веришь, и от этой веры впадаешь в экзистенциальную тоску.

А вот Кларку в «Конце детства» верить не особо-то и хочется: ну не может человечество сгинуть настолько бездарно, некрасиво и страшно, словно слепые щенки, выброшенные в реку! Не может, и всё. А натягивать сову на глобус — занятие явно не для писателя-фантаста.

Да и в целом: депрессия ради депрессии производит отталкивающий эффект. Попробую объяснить конкретно. Кларк постоянно упоминает, как люди психологически подавлены мощью Сверхправителей. Человечество забросило освоение космоса не только из-за запрета на космические полёты, но и, видите ли, потому, что людей стало угнетать технологическое превосходство Сверхправителей, и человекам вообще стало скучно!

Цитирую:

Когда Сверхправители раскрыли все карты и отобрали земных детей, никто из людей этому не воспротивился. Эти двуногие овощи просто приняли всё как данность. И не родили больше ни одного ребёнка: мол, всё бесполезно, и мы больше не хотим размножаться. Какого, спрашивается, чёрта? Что это за вафли такие, а не люди?

Да хотя бы ради интереса кто-то же должен был попробовать родить ещё ребёнка! Ладно, допустим, пробовать не стали. Но обязательно нашёлся бы туповатый Джон Смит или Франек Елас из села Нижние Мычиски, забывший надеть презерватив, ну ё-моё!

Повторюсь: у автора не сказано, рождались бы дети и дальше с особенностями или нет. Возможно, Сверхразуму для прокачки оперативной памяти было нужно всего лишь одно поколение? А детей-то нарожали около 300 миллионов, — разве Ему мало? Ему, может, и мало, а вот мне как читателю подробностей ну вообще не хватило. Слишком всё апатично и упрощённо выглядит: какая-то тоска ради тоски, тлен и уныние ради тлена и уныния.

Зато мне уже ясно, откуда Станислав Лем мог почерпнуть идею «Возвращения со звёзд»: ещё раз напомню, там люди сами построили рай на Земле и быстренько выродились в убогих потребителей. Но! У Лема там среди людей нашлись и борцы, которые не сдались, и продолжили отстаивать право быть человеком с двумя полярностями одновременно: «плюс» и «минус».

Потому как существо, в котором есть только «плюс» или только «минус» — это не совсем человек, а, в первом случае, изнеженный патриций века робототехники и всеобщего изобилия (элой?), и во втором — забитое животное, чьё лицо топчет сапог ледяного майора (морлок?)... На такие мысли наводит чтение Станислава Лема.

Но вернёмся к Артуру Кларку. Что там у него? Ах, точно: уныние ради уныния. Вроде и были предпосылки в «лемовском» стиле, но нет, автор не смог их развить. Потому у него в итоге всё погибло, все умерли, а планета Земля в конце ещё и взорвалась. В одном из комментариев на «Лаборатории Фантастики» предположили, что «Конец детства» не является НФ, даже несмотря на все внешние признаки. Пожалуй, соглашусь.

К чести человечества, нашёлся хотя бы один его представитель, учёный Ян Родрикс, который ухитрился побывать на родной планете Сверхправителей. Пока он летал туда-сюда, на Земле прошло примерно сто лет: спасибо релятивистскому эффекту замедления времени. И всего за один век человечество успело полностью вымереть! Как так-то?

Но хватит о мелочах. Общее то, что Кларк по итогу упростил весь сюжет до паранормальной фигни. Уж простите меня, любители паранормальной фигни! Я не хочу задеть ваши глубокие метафизические чувства. Здесь я имею ввиду другое: для НФ тема подобного рода явлений смотрится странно, чуть ли не шитой белыми нитками.

Словом, мне очень жаль, но господин Кларк под конец сюжета ударился в конкретную мистику и философию мутного фатализма. От него как от известного фантаста я ожидал гораздо большего. И я считаю, что из-за слитой Кларком концовки Лем оставил этого английского джентльмена далеко позади: «Солярисом» и «Возвращением со звёзд» Лем переплюнул «Конец детства» Кларка.

***

Но что же это за Сверхразум, который поглощает разумных существ и «соединяет» их с Собой? Давайте разбираться. Скажу так: Сверхразум — точно не Бог в привычном понимании слова. Злобное, забитое Существо, Сатана, Молох, Кронос или и вовсе раковая опухоль Вселенной (как метко заметил один комментатор), — вот Его заслуженные имена. Или Он всё-таки Бог? Предположим. Но тогда Он тот самый «ущербный бог» Станислава Лема, который не всеведущ и часто ошибается. Вспомним формулировку «ущербного бога» в «Солярисе» у Лема:

Сверхразум, описанный Кларком — злое и безумное Существо, как ты его ни называй. Возможно, на заре Вселенной Оно по счастливой случайности победило всех остальных конкурентов вокруг, стало сильнейшим Существом в одной части Космоса и подчинило расу Сверхправителей, сделало их рабами, лишь бы они постоянно снабжали Его новыми ресурсами. Но настолько ли всесилен Сверхразум, как это преподносят землянам Сверхправители? Полагаю, нет, и Сверхправители — не более чем глупые, трусливые пешки в руках злобного космического Ребёнка.

Иными словами, Сверхправители — идиоты, поверившие в Сверхразум и Его возможности. Неужели никто не заметил, что Он ничего не способен сделать самостоятельно? Иначе зачем Он действует чужими руками, почему лично не вмешивается в развитие человечества и других разумных существ во Вселенной? Ему же больше всех надо, не правда ли? Или Он боится, что разумные существа с душой быстро Его раскусят и пошлют в пешее эротическое путешествие по всей Вселенной?

Напомню, Сверхправители для Сверхразума — идеальные слуги: у них есть разум, но нет души, из-за чего они — прекрасные исполнители воли сумасшедшего Бога. Сверхразум у Артура Кларка — словно Сатурн, пожирающий сына. Кажется, я попал в точку и ассоциация верна. Процитирую Википедию, статью про картину «Сатурн, пожирающий своего сына» Франсиско Гойи:

Здесь я обязан предположить: Сверхразум тоже боится конкурентов, которые могут Его свергнуть, и потому, пока позволяет Его монопольное положение во Вселенной (или в части Вселенной), Он безжалостно уничтожает всё живое, до чего может дотянуться; уничтожает ещё и с пользой для себя (потому как, напомню, Он пожирает их души и за счёт этого становится сильней).

***

Так и о чём, в сущности, написан «Конец детства» Артура Кларка? О вере и Боге? Возможно, но это не точно. О величии человека? Вряд ли. О Сатане? Сомнительно, но ОКЭЙ. О конце детства? Да, пожалуй. Но лично мне слабо верится, что конец нашего детства рискует быть таким. В противном случае человечество в принципе существовало зря; существовало затем, чтобы не только погибнуть, но ещё и отдать всех детей двухметровым чертям (я имею ввиду Сверхправителей; они выглядят точь-в-точь как огромные рогатые черти из авраамических религий).

В целом, конечно, это точно необходимо прочитать каждому любителю качественной фантастики (опущу слово «научной», так как всё же считаю неправильным относить данный текст Кларка к НФ). Да и любитель мистики найдёт в «Конце детства» достаточное количество интересных мыслей. У сюжета есть слабые места и его чрезмерный пессимизм скорее фантастичен, чем реален; и пессимизм сей раздражает, как раздражает и то, что люди вымерли как глупые щенки, даже не попробовав возродить человечество.

Не важно, много ли у меня придирок к сюжету или же нет; это лишь мои эмоции. И я также признаю, что весь мой сегодняшний анализ Кларка — дилетантский. У вас опыт прочтения будет другим, и это хорошо.

Итак, читатели, я полагаю, что вам обязательно нужно освоить кларковский «Конец детства». Как верно заметили в комментариях на всё той же «Лаборатории Фантастики», данная история будоражит ум и заставляет думать. А такое, между прочим, ныне встречается очень уж редко. Спасибо за ваше внимание.

Детская «О муравьях и динозаврах» Лю Цысиня.

Здравствуйте. Хочу рассказать вам про недавно прочитанную повесть «О муравьях и динозаврах» китайского фантаста Лю Цысиня. Я мало знаком с его творчеством, но в печатном виде у меня есть много его сочинений, выходивших на русском языке, и я потихоньку их осваиваю и также докупаю новинки.

Любителям современной НФ Лю Цысинь известен как минимум благодаря наградоносной трилогии «В память о прошлом Земли». Трилогия популярная и кассовая, местами идеологически спорная (особенно вторая часть: «Тёмный лес»), по ней выходят сериалы и адаптации, о ней говорят и пишут, а журнал «Мир фантастики» публиковал отличные статьи.

В общем-то, мы живём в одно время с вроде топовым фантастом, вероятно даже — будущим классиком НФ (куча всяческих наград и литературных премий говорят за себя), мастером опытным и уже умелым… Это всё так, наверное. Но я всё равно хочу отметить, что конкретно повесть «О муравьях и динозаврах» 2004 года меня совсем не впечатлила. Почему? Попробую объяснить.

***

Вкратце я сформулирую своё недовольство так: «О муравьях и динозаврах» — это простенькая басенка для самых маленьких, завёрнутая в условный фантастический антураж, эдакий учебник по типу «что такое хорошо и что такое плохо». Рискну утверждать, что для взрослого читателя книга сия покажется на вкус гречкой, сваренной на обычной воде: безвкусной и невыразительной пищей.

Уж прошу не обижаться тех взрослых, кому данная работа Лю пришлась по душе. Но я так действительно считаю, и подчеркну, что всё это сугубо моё отдельное мнение, частный опыт восприятия данного текста. Но да отставим в сторону болтологию и перейдём к конкретике. Итак, пройдусь по нескольким пунктам-минусам «О муравьях и динозаврах»:

*Мораль, ставшая морализаторством.

Банальщина меня никогда особо не отталкивает, и к простеньким историям я отношусь чаще снисходительно, признавая их роль в, так скажем, пропаганде добра. Но вот почему-то именно эта книжка меня оттолкнула. Думаю, причина здесь в том, что у Цысиня это не столько мораль, сколько примитивное и надоевшее морализаторство в духе бабушек у подъезда: а вот в наше время, а вот мы, а вот надо было так...

В чём заключается основная мысль произведения? Всё просто: мол, ребята, давайте жить дружно, давайте сотрудничать и вместе достигать каких-то вершин и прочее бла-бла-бла. А если мы сотрудничать не будем, то будет нам всем осень-осень бо-бо и сина-сина плак-плак. Всё. Лично для меня такое оказалось слишком пресно, скучно и неинтересно. К переводу никаких претензий нет, текст читается легко (за что спасибо всем причастным), но он так и остаётся безвкусной кашей.

Этой каше не хватает перчинки и солинки, соуса и подливки, если вы понимаете, о чём я. И каша сия ничем толком и не запоминается после прочтения, вызывая желание только проветрить комнату (ибо автор местами прямо-таки душит, как какой-нибудь Конфуций в «Беседах и суждениях»). Лет в шесть или семь текст Цысиня мне зашёл бы на ура (я тогда фанател по динозаврам и мечтал стать палеонтологом), но на четвёртом десятке читать подобное если и нужно, то не для себя, а для детей. Иных причин браться за «О муравьях и динозаврах» я больше не вижу.

*Душная сказка.

Томик в печатном виде занимает 175 страниц. И пусть он читается легко, как я уже сказал, но сами эти страницы, на мой взгляд, всё-таки лишние принципиально и изначально. Это слишком раздутый объём для такой истории, её максимальный уровень — десятиминутный рассказ (да это и был всего лишь рассказ, который Лю Цысинь написал в том же году и почти сразу переработал в повесть, — но зачем он повторился?).

Как по мне, так совсем не стоило растягивать короткий текст в жвачную жвачку, состоящую из тонны непрописанных деталей местного мироустройства, пустопорожней болтовни муравьёв с муравьями, динозавров с динозаврами, муравьёв с динозаврами, и так далее, и тому подобное. Из-за объёма это выглядит как очень затянувшаяся сказка, понимаете? Так почему бы ещё раз не обратиться к сказкам Андерсена или Гримм вместо сей китайской душноты?

А если вам больше нравится фантастика, то предлагаю рассказы Брэдбери: там нет заунывного морализаторства, ведь Рэй подавал всё без навязчивой авторской оценки, позволяя нам сделать свои выводы, порой совсем неоднозначные и спорные, двуликие (что придаёт ценность его текстам). Но с Лю Цысинем у вас так не получится: в «О муравьях и динозаврах» авторская позиция чёткая и ясная, не допускающая разногласий и дидактичная до отторжения. Для детей сойдёт, для взрослых — вряд ли.

*Безликие герои и их неинтересные судьбы.

Этот минус прямо вытекает из предыдущего. Я не заметил интересных персонажей и глубины их раскрытия, у меня не возникло эмоциональных привязок к действующим лицам, я не смог сопереживать несчастным динозаврам (у которых болели зубки и они начали дружить с муравьями, что в конечном итоге вылилось в глобальное сотрудничество, а потом и противостояние), так же не удалось мне проникнуться и к муравьям.

Да, сопереживать здесь кому-то сложно. Динозавры и муравьи — это чуждые нам виды, и мне сложно увидеть в их истории какую-то драму (допускаю, что это мои личные головные тараканы). Кроме того, Лю Цысинь не удосужился сделать так, чтобы мы могли эмоционально и психологически привязаться к героям повести. Он предпочёл создать притчевую сказку с картонными героями. Ладно там непохожесть видов (на это ещё можно закрыть глаза), но и сам автор тоже описал всё неинтересно с точки зрения психологии взаимоотношений, из-за чего история выглядит неубедительно.

*Запашок проходной фантастики.

Я понимаю, что «О муравьях и динозаврах» вовсе не позиционируется как творение уровня какого-нибудь Достоевского или Толстого, и глупо ожидать от подобных текстов чего-то невероятного. Всё же перед нами фантастика, что как жанр до сих пор занимает достаточно низкое место в литературной иерархии (об этом писал ещё Станислав Лем, и вряд ли с тех пор что-то сильно изменилось). И если даже лучшие авторы золотого века НФ не столь уж величественно монументальны, как классики прошлых веков, — то чего тогда ждать от современных литературных бизнесменов?

Пускай последние лет 30 многие издатели активно пытаются это всё исправить и вывести фантастику на уровень чуть ли не главного жанра (потеснив признанных динозавров вроде Достоевского или Диккенса с Гюго), но у них это слабо получается. Что-то модно, а что-то вечно, знаете ли. И вот «О муравьях и динозаврах» — прекрасный образчик проходной и пустоватой НФ, вместо которой гораздо полезней вспомнить старую сказку на десяток страниц, где та же самая мораль изложена лучше. Или набраться духу и взяться за, например, «Отверженных» Гюго: сложное блюдо, а не кашицу, симфонию, а не дворовую мелодию в три аккорда.

Да и вообще, язык у Лю Цысиня в этом тексте эмоционально и стилистически сухой. Насладиться у вас не получится, зацепить взгляд тут не за что. И также у меня не возникло эмоционального восприятия истории, о чём я уже написал выше. В целом всё это похоже на затянутую-перетянутую душную сказку про простые и верные истины, сказку, погубленную автором из-за неопытности или прочих факторов (примечательно, что уже в 2006 году Цысинь написал первую часть знаменитой трилогии, — вот так скачок в мастерстве!).

***

Перейду к итогам. Возможно, книжка китайского фантаста всё-таки достойна вашего прочтения, но знайте, что она одноразовая. Это не та вещь, что пропишется на вашей полке как великое явление культуры, к которому захочется возвращаться в мыслях и иногда перечитывать. То есть «О муравьях и динозаврах» — это примитивное, банальное чтиво, своего рода бульварщина, неспособная впечатлить более-менее взрослого и начитанного человека.

На вкус и цвет все фломастеры разные, и потому я тут ничего не пытаюсь объективно разобрать и претендовать на какую-то истину в последней инстанции. Я лишь поделился своими впечатлениями. Если вам понравился Лю, тогда я очень рад. Если же понравился мой отзыв, то я обрадуюсь ещё больше. Вот так. И простите меня за сравнения с классикой: её я почитываю, ей пропитываюсь, а потом выхожу из берлоги и поглощаю новинки фантастики, от чего получается своеобразный контрастный душ.

Замечу, что текст китайского фантаста хорошо разобрали на сайте Лаборатория Фантастики. Там пользователи накидали справедливых претензий по поводу упоминаний автором сигарет и сигаретных ожогов (!), солнечного света, пробивающегося сквозь толстую кожу динозавра и освещающего путь муравьям (!!), тираннозавров, бегающих у Лю Цысиня и не живших на Земле 145 миллионов лет назад (!!!), странную хронологию сюжета, где проходят то ли тысячи, то ли миллионы лет… А Вы точно научный фантаст, господин Лю?

Один из пользователей ФантЛаба написал следующее:

Здесь-то и дан короткий ответ, ради которого я наплодил бесполезных букв: «О муравьях и динозаврах» написана для детей младшего и среднего школьного возраста, и не более того. Можно смело рекомендовать её случайным подросткам или разбирать со своими юными палеонтологами, потому как для всех них история о неудавшейся дружбе динозавров и муравьёв окажется поучительной и интересной.

Но, полагаю, другим категориям читателей вряд ли стоит тратиться на текст китайского фантаста. Впрочем, каждый человек волен решать сам, на что и как ему расходовать оставшееся время короткой жизни. Спасибо за ваше внимание.

Подустаревшее «Слово живое и мёртвое» Норы Галь.

Здравствуйте. Несколько лет назад я увидел рекламу оператора сотовой связи. Крупными буквами было написано: «Шэрь. Стримь. Сторь». Постоял я, постоял, да и пошёл себе дальше. Но сам случай запомнился, и я его даже студентам как-то рассказывал, когда зашла речь про чистоту родного языка. А теперь вот этими мыслями я делюсь с вами.

Что ж, ни для кого не секрет, что в русский язык проникает всё больше иностранных слов. Этой истории много лет, и если кто-то из вас филолог, то ничего нового вы от меня не узнаете. Но я всё равно хочу обратить ваше внимание вот на что: мне кажется, проникновение иностранщины в наш язык — явление необратимое и, наверное, кардинально исправить эту ситуацию уже нельзя. Почему?

Да ответ-то очевиден: а разве смогли справиться с сей проблемой предыдущие поколения писателей, переводчиков и вообще людей неравнодушных? Замечательная переводчица Нора Галь (Элеонора Гальперина) ещё в прошлом веке опубликовала книгу «Слово живое и мёртвое», где пыталась бороться со всякими там «результатами», «моментами», «депрессиями», «шансами» и прочими, ныне коренными жителями русского языка. А сколько людей было до неё!

В определённой степени текст Норы Галь полезен, но, на мой взгляд, главы про заимствованные слова в русском языке сильно устарели. Многие заимствования, про которые писала Галь и сокрушалась на их счёт, уже прочно вошли в наш современный язык. И никак их уже не выгнать. Увы и ах! Могла ли советская переводчица знать, что через тридцать лет после её смерти всё будет только хуже, потому как повсеместно появятся интернет и смартфоны, а волны интернет-переписок понесут наш язык в сторону упрощения и деградации? Очевидно: нет.

Мысль, что я хочу донести, проста: вы не заставите «обрусеть» каждое иностранное слово, но и чрезмерно увлекаться иностранщиной тоже не нужно, не стоит превращать язык в сомнительный и малопонятный новояз. Во многом самостоятельность характерна для терминов: чем вы замените, например, «глобализацию»? Фразой «усиление политической, экономической и культурной взаимосвязи между государствами мира»? Словом «омирение»? В первом случае звучит долго, а во втором — странно.

И таких примеров можно накопать достаточно: пускай английский «Mars rover» успешно стал «марсоходом», а не «ровером», но зато «shuttle» чаще всего именно «шаттл», а не «космический челнок» (многозначность последнего слова в русском языке способна вызвать путаницу в понимании, да и звучит эта фраза как-то в пафосном стиле «Аниары» Харри Мартинсона). Каждый язык, видимо, тяготеет либо к смысловой адаптации чужих слов (как китайский путунхуа), либо к фонетической (как русский), и попытки играть против актуальных языковых правил приводят к ситуации «не пришей к звезде рукав».

Но ладно термины, с ними чаще всего можно и нужно смириться. А вот как у нас с обычными словами? Неужели «момент» вы везде поменяете на «мгновение» (в ином контексте допустимо взять синоним «сторона», но и он не везде годится)? А «футбол» тогда превратим в «ногомяч»? Так давайте же и «компьютер», как китайцы в своём языке, сделаем буквально «электронным мозгом»! И так далее, и так далее…

Я ещё раз подчеркну: многие примеры Гальпериной уже получили гражданство РФ и стали, в общем и целом, полноправными словами русского языка. Время прошло и языковые нормы успели поменяться. Отрицать их по-прежнему и ратовать за какой-нибудь «ногомяч» вместо «футбола» или же бороться за «ручной мяч» (ныне «гандбол») — это, простите, тихий ужас. Но всё же: безумству храбрых поём мы славу!

Нора Галь написала отличную вещь, что до сих пор даёт множество полезных советов всем интересующимся родной речью.

А всё-таки, что там у меня в начале за фразочка такая проскочила: «Шэрь. Стримь. Сторь»? Даю краткий ликбез. Эти слова — уродливая калька английских глаголов: to share (делить, распределять), to stream (течь, вытекать), to store (хранить, сохранять). Здесь они используются как действия для социальных сетей: делиться, показывать в реальном времени (то есть «стримить»), сохранять в истории.

Великое и ужасное «Шэрь. Стримь. Сторь» успешно превращается в «Делись. Показывай. Сохраняй». Заменить его — и правильно сделать! Но кому это надо? Три слога в первом случае, и девять — во втором. Разница колоссальная, согласитесь. Быстрей, короче, быстрей, короче! Иначе потребители пройдут мимо и не купят наш товар, отнесут свои кошельки к какому-нибудь хитрому дяде, назубок выучившему «Магическое число семь плюс-минус два». Да и место на рекламном щите платное, нечего тут учить бухгалтера деньги считать! Где-то в далёком уголке Вселенной испуганно икнул Рэй Брэдбери...

И вообще: школьникам со студентами гораздо приятней сказать «стрим» вместо «трансляции», потому как это стильно, модно, молодёжно. И удобно. «Трансляция» (как и «стрим») — слово чужое. Но «трансляция» уже устарела; это слишком длинное слово, и воспринимается оно как что-то из времён мохнатых мамонтов и унылых диплодоков. Хуже «стрима» и «трансляции» я слышал только «телемост» (им регулярно пользовался мой возрастной начальник в университете). Достаём «передачу», граждане!..

Знаете, я хотел бы выступить в защиту русского языка, избавить его от мерзотных «ютуб-стримов», «каршерингов», «лайков в тиктоке», «дропов в фэйсбуке»; хотел бы я спасти наш язык от «постов» и «репостов», «сабов» и «ансабов», «баннеров», «коворкингов», «тимбилдингов», «воркспейсов», «коливингов» и прочих стрёмных демонов, но, кажется, этот бой уже проигран.

Языки мира стремятся к непонятному для меня объединению, и не исключено, что однажды мы заговорим на всеобщем новоязе (английско-русский?), что впитает в себя сильнейшие черты нескольких мировых языков. Но помните: «сильнейшие» значит не «лучшие», а просто «наиболее приспособленные для современной ситуации». И также замечу, что любое объединение всегда влечёт в какой-то мере упрощение и, простите, стандартизацию.

Лично я постараюсь сохранить свой русский язык на хорошем, чистом уровне, и по мере сил не стану превращать его в уродливого кентавра, полного «легитов», «пруфов» и «шоперов», как было в описании товара на Авито. Того же советую и всем вам. Пусть наш язык и не самый древний на свете, пусть задорный русский мат и не звучит в Туманности Андромеды, пусть на Солнце и нет чудных гелиографов на русском языке а-ля «МИМ ХРАМА МАРЫ» и «МАМА МЫЛА РАМУ» (привет Валерию Чудинову), но нам всё равно есть чем гордиться, что читать, на чём и о чём говорить.

А сумасшедших лингвофриков (сиречь фальшивых недоучёных от мира языкознания вроде того же Чудинова или Задорнова), от чьих речей так и тянет махровым национализмом и расизмом, давайте уже выбросим на свалку истории. Там им самое место.

Храните свой язык, но без фанатизма, пожалуйста: без «звездочётов» вместо «астрологов», без «ручных мячей» вместо «гандбола» и без «международной сети» вместо «интернета». От одного отказаться уже нельзя (и да будет так!), а от другого — ещё вполне возможно. Скажем, «интернет» никуда не выкинешь, а вот пресловутый «шопер» идёт к чёрту, и его сменяет старая добрая «авоська». Что, не нравится «авоська»? Ну возьмите «сумку» тогда, но не надо брать этот вот трипп…, ой, то есть «шопер».

Думаю, всем нам нужно заниматься родной речью, читать качественно написанные книги и не пускать в свои рты всякую отвратительную дрянь, которой так любят баловаться блогеры, малолетки и прочие испытатели языка. Быть может, мы действительно проиграли этот бой, но всё же ещё способны выиграть войну. Спасибо за ваше внимание.

В марте 1994 года старый козёл по имени Чарльз перестал коптить калифорнийское небо. Для запойного алкаша, отчаянного бабника и настоящего писателя он прожил долгую, интересную и насыщенную жизнь. В конце концов, он смог добиться хоть чего-то, и на долгое время вошёл в историю литературы. Относиться к нему можно по-разному, но факт есть факт.

Удивительно, но известным писателем Буковски стал слишком поздно, практически в старости. Возможно, он сожалел об этом. Но, я думаю, Буковски понимал, что иначе с ним быть не могло, потому как большую часть жизни он, цитирую: «просто пил, жил и перемещался, и сожительствовал с дурными женщинами. Собирал материал, хоть и не осознанно». При подобной жизни хорошим писателем рано и не станешь (нужно обрести жизненный опыт и сделать некоторые выводы из него).

Богатый жизненный опыт и умение осознавать себя делают Чарльза Буковски интересным писателем, которого я рекомендую читать всем вне зависимости от литературных предпочтений. Читать Буковски — это словно сделать прививку от чванливого идиотизма. Сделаешь прививку и сразу же, с первых же страниц захочется бросить нелюбимую работу, послать насахусуй пару человек, напиться, подраться… Жить захочется, вот что! Жить, а не существовать.

На мой взгляд, книги Буковски по-настоящему понятны бродягам, нищим, алкоголикам, безработным молодым мужикам и прочим людям «на дне» или около дна. Мы же, так называемые «успешные люди», при работе и в костюмах, в разговорах о Буковски только и можем, что обсуждать его наугад: ах, он имел ввиду то-то и то-то, а вот там он несомненно заложил аллюзию на Селина и высмеял Хемингуэя… Ну, ясно. А дальше что?

Короче, люди вроде меня могут обсуждать Буковски лишь постфактум, когда он давно разложился в холодной земле. Но, с другой стороны, в этом наше право и наша же потенциальная возможность измениться, проникнуться влиянием и харизмой старикана, никак не хотевшего умирать. Словом, Буковски мало кому по-настоящему понятен; обитатели социального дна, как правило, плывут и барахтаются в грязном, мутном потоке реальной жизни, в котором плыл и сам автор. И им некогда слушать чужие книжные истории. Такие люди чаще всего просто живут, а не читают книги. Но и это неточно. Вот и всё. Спасибо за ваше внимание.

Пара слов о жизни и творчестве Сергея Есенина.

Здравствуйте. Можно как угодно относиться к стихам и прозе Сергея Есенина, но нельзя оспорить, что этот человек за свою недолгую жизнь сыграл большую роль в литературе и атмосфере нашей страны. Казалось бы, ну что особенного в его стихах? Вот вам берёзки, вот вам поля, вот истории про утопленных щенков, ночные пьянки, проституток и бандитов... И это, мол, поэзия? Да такого сейчас полным-полно, куда ни плюнь!

Удивительно, но такие люди (не понимающие есенинских стихотворений) действительно есть. Сей поэт их, как бы помягче сказать, немного раздражает. Слишком-де он, слезливый, слишком не для мира сего. Но почему? Что плохого в том, чтобы с подлинной любовью красиво писать о природе, о живых существах, о любви к жизни, к женщине, к стране, писать о своих разочарованиях и новых взлётах?

Ведь это же и есть самая настоящая поэзия, как по мне. Поэзия крови чувств, даже спустя много-много лет ласкающая чужие души.

А то, что такого сейчас полным-полно, — эта претензия должна быть не к рязанскому хулигану-поэту, а к современным идиотам-подражателям, к этой меди звенящей и кимвалам звучащим. Пустышкам, короче. Хотя я допускаю, что и среди современников есть достойные фигуры (их не может не быть), но ремесленников всё же гораздо больше. Так было и будет, и только Время всё расставит по нужным местам. В случае творчества Есенина, — Время уже всё расставило как надо.

***

Вообще, в первой половине двадцатого века Сергей Есенин был, на мой взгляд, первым и крупнейшим поэтом, который по-настоящему любил свою страну и не стеснялся говорить об этом искренне и с чувством. Были и другие писатели, конечно, но именно Сергею Александровичу удалось полностью и точно выразить свою любовь к жизни, к родине, к человеку. Он любил нашу страну, несмотря на все её недостатки и минусы. Он любил и жизнь, потому что всё однажды умирает, и нельзя напрасно размениваться на всякую ерунду вроде злости, скандалов и жестокости.

Перефразируя Владимира Маяковского, есенинское кредо можно бы сформулировать так: «Любить — и никаких гвоздей!». Творил Есенин во времена хаоса и крушения старых порядков. Сергея Александровича кидало из стороны в сторону так же, как и всю нашу страну тогда, и поэт как никто другой чувствовал этот «дух времени», прекрасно выражая его в стихах и в прозе. А дух-то был мятежный, и времена, как я уже сказал, были странные для всех.

Вот и мотало из стороны в сторону нашего рязанского парня: то он выступал за молодую советскую власть («Мать моя — родина, / Я — большевик»), то был уже как бы и против неё («Вёслами отрубленных рук / Вы гребётесь в страну грядущего»)... На первый взгляд — чёрт ногу сломит. Но я вам вот что скажу: Сергей Есенин был человеком, а это значит, он имел священное право заблуждаться, ошибаться и (главное) раскаиваться.

И не столь уж важно, какие политические убеждения имел этот поэт. Важней то, что он за свою короткую жизнь оставил большое наследие, на основе которого можно и сейчас прививать детям любовь к миру. Потому что будет гораздо лучше, если ребёнок вырастет на проникновенных стихах Есенина о животных и берёзках, чем на тупорогой пропаганде из зомбоящика.

Я — представитель первой группы детей. Мама научила меня читать в четыре года. Сначала я самостоятельно читал какие-то газеты (сиречь пропаганду и жёлтую прессу). А уже лет в пять или шесть, к счастью, я плакал над есенинским стихотворением «Собаке Качалова» (да и в 30 лет мне сложновато прочитать это произведение и не растрогаться). Вы же помните начало:

А потом мой дедушка подарил мне сборник есенинской поэзии, который я до сих пор храню. Но я всё ещё не прочёл сборник до конца, и это грустно. Но половину я прочитал точно. Он всё ещё лежит у меня на полке, и, возможно, сейчас у меня наступил тот самый возраст, чтобы наверстать упущенное и подготовиться к ещё неизвестному.

***

Итак, Сергей Есенин умер в 1925 году, в возрасте 30 лет. Убили его или он сам всё сделал? Я уж и не знаю точно, люди до сих пор об этом спорят. Но мне почему-то кажется, что поэта убили. Убили именно за его порой антигосударственные высказывания и хаотичную позицию по отношению к советской власти.

После смерти Владимира Ленина в 1924 году гаечки в СССР начали подкручивать: неугодных «причёсывали», а угодным давали премии, почёт и большие квартирки в центре. Возможно, Есенин и тут оказался одним из первых чересчур вихрастых, — тех, кого заставили замолчать самым надёжным способом. Гадать тут можно долго, и тема смерти рязанского красавчика ещё долго останется предметом для разноплановых спекуляций.

А доживи поэт до тридцатых годов, думаю, он уж точно или поехал бы в лагеря, или получил бы пулю в затылок по какой-нибудь контрреволюционной статье... Вряд ли бы он дожил до седых волос, и вряд ли бы мирно умер своей смертью в постели. Но всё это лишь мои предположения, которым не суждено сбыться в отношении Сергея Александровича, потому что он сам уже сбылся (во всех смыслах слова), и оставил нам свои прекрасные произведения.

Читайте Сергея Есенина, что ещё я могу вам сказать. Спасибо за ваше внимание.

Такие книги всегда оставляют во мне некий душевный разлом. Они бередят какие-то старые раны, можно сказать. Вероятно, что толстокожему, пресыщенному информацией человеку современности и нужны как раз-таки именно подобные тексты (в дополнение к достоевским и толстым), чтобы расколоть скорлупу безразличия методом шоковой терапии. После прочтения таких книг я хожу потом неделю-другую и тихо думаю, а внутри меня словно что-то медленно переплавляется, перенастраивается.

Прочту, скажем, «Особое мясо» Бастеррики и возникает мысль: как, что и зачем я ем каждый день. Дело не в вегетарианстве, а в совести: человек становится тем и таким, что и как он ест; и если закидывать в топку всякую гедонистическую мертвечину, человек и сам омертвеет рано или поздно, разожрëтся и станет жадным человеко-ртом, сметающим в свою зубастую пасть всё, что попадётся ему на пути. И ради удовольствия он однажды поглотит уже не только обычную еду, а и других людей, природу, мир, планету. Человек-рот уничтожит всё и по-царски сядет на помойной горе объедков, как в старом мультфильме Стива Каттса про человека. Разве это хорошо и разве этого мы искренне хотим? Конечно, нет; но почему мы так не хотим, но так же поступаем?

Или вот «Коровы» Стокоу: после прочтения думаю о том, как и почему я давно и плохо общаюсь с близкими людьми. Что они сделали не так, что я сделал не так, что все мы сделали не так? И можно ли это всё исправить, когда уже, кажется, нет сил и времени, и ты всё больше окукливаешься в каком-то своём, закрытом от других мирке, полном жалости, тоски и ненависти? Нет у нас времени остановиться и подумать, исследовать самого себя, как это делала героиня книги, нет храбрости что-то изменить и посмотреть правде в глаза. И нет рядом тех, кто направил бы духовно и подсказал, утешил бы нас и выслушал, как старец Тихон принял Ставрогина; нет никого, так как все мы варимся в этом кипящем котле, и все так же боятся этого мира, и нет настоящего доверия между людьми. Был один Учитель, но его давно распяли, а подобных ему живых я не встречал, разве что только в книгах. Или же я слеп и не вижу их.

Ещё есть «Кошмары аиста Марабу» Уэлша: писатель тоже заставляет меня посмотреть на моё нутро, он выворачивает наизнанку человека обычного и потому массового, что самое страшное. Зачем жить так, как жил несчастный Рой Стрэнг (убивать животных и насиловать людей, насаждать бытовой сатанизм и оправдывать себя максимой «не мы такие, а жизнь такая»)? Ведь всё это приведёт лишь к тем итогам, что описаны Уэлшем. Давно известно, что зло порождает зло, насилие порождает насилие, даже если оно изначально преподносится как милость, как освобождение, как добро. Благими намерениями... Рой Стрэнг мог бы измениться, но не успел, и виноват здесь он сам, а не девушка, что пришла навестить его в больницу. В этом заключена трагичность и правдивость рассказанной истории.

Вывернуть всё шиворот-навыворот, переврать и оболгать, выдать плюс за минус, а минус за плюс — в этом и кроется наше «Сердце тьмы» Джозефа Конрада, тут-то и притаился «Повелитель мух» Уильяма Голдинга, здесь и умирает «Раскрашенная птица» Ежи Косинского... Впрочем, не стоит понимать эти книги так однобоко, как их понимаю я. Каждый внимательный, терпеливый читатель здесь увидит что-то личное, благо пространства для понимания там хватает. Но я согласен, что общий посыл и главная метафора у этих произведений всё же одна, ещё библейская, невероятно простая и сложная одновременно: «Больше всего хранимого храни сердце твоё, потому что из него источники жизни».

Ведь если сохранить сердце нам не удаётся, мы неизбежно превращаемся во всех тех, кто описан на страницах Бастеррики, Стокоу, Уэлша, Конрада, Голдинга и Косинского. И становится плохо, всегда и неумолимо становится плохо, и рай через ад нам не светит, пока мы сами не хватимся за головы, не прекратим эту кровавую кашу и ад бытия. Как сказано в фильме «Мусульманин» Владимира Хотиненко: «Не можете молиться — не молитесь, не можете поститься — не поститесь. Не можете верить в Христа — не верьте. Не можете верить Мухаммеду — не верьте. Но знайте: придёт Сатана — и вы поверите ему, потому что он заставит вас поверить ему. И будет плохо».

Я пытаюсь убить аиста Марабу внутри себя. Пытаюсь выдавить всех вельзевуловских мух. Но получается слабо и безрезультатно. Чего и вам желаю попробовать. Вдруг у вас получится лучше, чем у меня.

Полемичный «Отель «У Погибшего Альпиниста»» Стругацких.

Здравствуйте. Недавно я прочитал знаменитый фантастический детектив АБС, название которого вы видите в заглавии этого эссе. Вряд ли я смогу написать что-то дельное про книгу, но и пройти мимо я тоже не в силах. Полагаю, стоит ляпнуть хотя бы пару слов для чистой совести, потому как я не разделяю массового мнения читателей по ключевым моментам поведанной истории.

Обратите внимание, что здесь будут спойлеры, и лучше всего сначала прочитать оригинальное произведение, а затем уже обратиться к моему тексту. Начнём.

***

Честно говоря, пересказывать сюжет мне жутко лень, а надо. Поэтому я доверю это важное дело другим людям; благо и без меня в стране хватает читателей Стругацких в целом и «Отеля» в частности. Для начала скопирую аннотацию с сайта Лаборатория Фантастики, автор Petro Gulak:

Для полноты картины вставлю и кусочек из статьи про книгу на Википедии:

***

Сюжет я вам напомнил (сообщил), а теперь перейду к главной сути.

Итак, братья написали сказ о том, как некомпетентность инопланетная столкнулась с некомпетентностью земной, породив тем самым трагедию на ровном месте. Почему? Потому что надо было готовиться к Контакту, хорошо готовиться, а не спустя рукава, как описано в повести.

Я считаю, что во всём случившемся виноват в первую очередь инопланетный Наблюдатель и его кураторы: они плохо изучили место наблюдения и локальные нравы землян, плохо подготовились к посещению Земли; стало быть, и основная вина за жёсткий факап лежит на их инопланетной совести. Вам был нужен сей Контакт, вы его инициировали, вы десантировались на третью планету, — вы и несите ответственность за провал.

Ведь можно же было как-то уяснить, что в человечестве большая часть всегда охраняет статус-кво (цепь: простой гражданин — служитель порядка — государство), а меньшая часть всегда стремится этот порядок нарушить (цепь: простой бандит — глава ОПГ — международная мафия)? Чем иным, кроме как фатальной некомпетентностью, обусловлено доверие Наблюдателя к бандитам? Ничем, собственно. Как иначе, если не глупостью, следует назвать поступки инопланетянина, когда он помогал бандитам? Никак, собственно.

Наблюдатель и его кураторы не смогли мало-мальски уяснить суть общественных отношений на Земле, — и значит, грош цена ему как Наблюдателю и грош цена его кураторам, и значит, можно обойтись и без Контакта с их цивилизацией. Нам и своих криворуких идиотов хватает, которые творят всякую дичь на нашей планете.

И вообще, в характере инопланетного Наблюдателя и его попытки Контакта я вижу некоторую «ходульность» и «костыльность» всего сюжета АБС: всё так выстроено будто бы ради того, чтобы в итоге завиноватить человека (инспектора Глебски), дескать, смотри, какой ты неумелый, глупый и зашоренный чиновничек с золотыми пуговицами, не смог поверить в небывалое и не смог отреагировать иначе, чем тебя научили.

ДА ЛАДНО, А ЛОГИЧНЕЙ, ЧТО ЛИ, БЫЛО БЫ ПОСТУПИТЬ ИНАЧЕ? ОТПУСТИТЬ ЭТИХ СОМНИТЕЛЬНЫХ ИНОПЛАНЕТЯН И ЖДАТЬ, ПОКА ПРИЛЕТЯТ БАНДИТЫ И СО ЗЛОБЫ СДЕЛАЮТ ИЗ ЛЮДЕЙ КРОВАВЫЙ ФАРШ?

Виноват здесь не столько человек (он попал в уже готовый компот), сколько, повторюсь, инопланетные гости (сей компот и заварившие). В моём старом стихотворении были такие строки, как нельзя лучше описывающие судьбу Глебски: «Он вовсе не заваривал дрянной той каши, однако был в ней крайний, будто повар». И кроме того: полицейскую профдеформацию никто не отменял, и человеческую нерешительность и трусость никто не отменял, и слабости людские никто, вообще-то, не отменял и пока не отменит, — вот и нечего пенять на бедолагу инспектора, коли в своём глазу бревно не замечается.

А то многие рецензенты пишут так, будто уж сами-то в подобной ситуëвине всё решили бы как надо, расписали бы по красоте, отпустили бы инопланетян и победили бы бандитов, закидав их снежками и какашками сенбернара. С дивана-то видней, конечно, и задним умом каждый из нас крепок («умный на лестнице», как писал, кажется, Паланик), а вот в реальной экстренной ситуации большинство, думается мне, просто бы наложило в штаны от страха и растерянности, а за человека по типу инспектора цеплялось бы как за соломинку (потом, впрочем, преспокойно свалив всю вину на него же, — не себя ж винить, ага).

Я больше (что неудивительно) понимаю логику землян из отеля, в особенности — логику служителя закона. Он был не готов к такому повороту дел, и да — он тоже некомпетентен (но не фатально в рамках земной системы ценностей, а вот разгребать инопланетные дела он уметь не обязан и подтягивать его за это глупо). Петер Глебски оказался не в том месте и не в то время (я почти дословно привожу текст повести), и он оказался один, без связи и без поддержки коллег, один не самый опытный чиновник встал перед одним огромным, принципиально новым вопросом, выбором, дилеммой…

Что смог бы сделать такой человек в указанных условиях? Полагаю, примерно то же, что и показано в сюжете; и его позицию можно понять, принять его выбор, даже и встать на его сторону. Стоит ли осуждать человека, мол, свинтус ты несчастный, куда же ты полез своим рылом в калашный ряд, начал что-то решать, не зная как, и нарушил принцип «не умеешь — не берись»? Нет, категорически не стоит.

Человек поступил так, как было допустимо поступить в сложившейся обстановке, так, как он посчитал верным и адекватным ситуации. Он сделал хоть что-то, в то время как другие просто разглагольствовали и до последнего не решались перейти от слов к делу.

Если хотите, Глебски выбрал единственно верное решение на тот момент: тянуть время и сомневаться. А то, что ни он не был готов к Контакту, ни другие люди из отеля, ни сами инопланетяне, — всё это лишний раз подтверждает необходимость грамотной, всесторонней, осторожной подготовки. Учиться, учиться и ещё раз учиться, знаете ли. Ясно, что ко всему на свете ты никогда не подготовишься (хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах), но хоть как-то же это возможно?..

***

Про «как-то», про «какой-то» и про «зачем-то» Контакт и говорит нам повесть братьев Стругацких. Это замечательный текст, ставящий неоднозначные вопросы, но страдающий, на мой взгляд, пресловутой интеллигентской ходульностью и костыльностью. Не нужно виноватить человека там, где его прямой вины нет, и нельзя виноватить за то, в организации чего человек не участвовал, а лишь стал жертвой обстоятельств, вынужденной принимать сложные решения.

Аркадий и Борис Стругацкие, вероятно, любили подобные дилеммы, вот взять хотя бы их же повесть «Второе нашествие марсиан» (о ней я писал ранее). Стругацкие в «Отеле» ставят перед нами злые и проклятые вопросы, на которые вряд ли можно дать финальный ответ. Я попытался дать свой, а получилось у меня или нет — мне покажет Время, жизненный опыт и прожитые годы. Чего и вам всем желаю: читайте и думайте, делайте выводы и возвращайтесь в книжные миры. Спасибо за ваше внимание.

Хрюкающие «Бесы» Фёдора Достоевского.

Здравствуйте. На всякий случай в начале сразу скажу, что никакого «нового слова» вы здесь не увидите. Роман «Бесы» Фёдора Михайловича Достоевского слишком давно написан, и его, полагаю, уже разобрали по полочкам на кухнях и в аудиториях, обмусолили каждую запятую и раскрыли подлинный смысл синей занавески (мне тоже интересно, что писали про «Бесов», и я потихоньку копаюсь в этом).

К тому же я не литературовед, не профессионал, да и читатель из меня посредственный, невнимательный, так что имейте это в виду. Здесь, как и всегда со мной, будет только какое-то мнение о прочитанном тексте, куча чужих цитат и, если повезëт, пара занятных наблюдений. Заметка вышла длинной, поэтому простите заранее, — накипело у меня, кажется.

***

Итак, «Бесы». Думаю, в общих чертах вы знаете об этой книге; скорее всего, вы читали её или смотрели недавний сериал Владимира Хотиненко (отличный, кстати, хоть и по мотивам). Достоевский взял за основу так называемое «дело Нечаева» и на этой почве накатал целый роман о кружке мамкиных террористов, задумавших свергнуть царя и устроить на Руси революцию. Но нельзя просто так взять и свергнуть царя... Или, говоря словами нашего сумрачного гения:

К счастью, у Фёдора Михайловича получился не только политический памфлет, а и вполне интересный детективно-триллерный нарратив про молодых и дерзких отморозков, типа «революционеров» во главе с Петром Верховенским. Хотя с отморозками я погорячился (каламбур намеренный), так как бесам из романа всё-таки далеко до наших современников, не только революционеров, а и простых обывателей.

И то, что казалось ужасным при Достоевском и о чём он писал с таким чувством, теперь уже, к сожалению, воспринимается лишь как рутинный порядок вещей; но справедливости ради скажу, что и старец Тихон в конце книги говорит о том же очерствении душ, значит, ко злу привыкли ещё тогда, но в наше время эта привычка стала, наверное, нормой (рад здесь ошибаться).

Это, конечно, не отменяет коренной ужасности данного порядка, но тем не менее: у нас произошла инфляция страха и кошмара (большую, если не решающую роль в этом сыграли телевидение и интернет), и нынешнего человека трудно впечатлить изнасилованной четырнадцатилетней девочкой, групповухой в стиле маркиза де Сада (намëк на неё есть в книге), эпатажным поведением богатеньких ублюдков или сбежавшим опасным каторжником.

Как тут нас этим впечатлить, когда 24/7 из каждого информационного источника льются тонны негатива, от которого реально порой кровь стынет?

И ведь понимаете, в чём вся соль. Убить человека — это «надо», простите, «постараться» (выражаюсь исключительно фигурально и никого к этому не призываю). То есть на убийство идёт человек достаточно редкий и отчаянный, — так было, полагаю, во времена того же Достоевского. Но сейчас другой век и другие возможности, другие соблазны и методы заработка на извращенцах, и поэтому будущие убийцы сначала тренируются на животных.

Им это весело, знаете ли, их это «заводит» сексуально или ещё как-то, позволяет продать подобные видео в закрытые каналы и группы... Почитайте-ка заголовки новостей про живодёров:

«В Коми живодёры ради потехи отрубили лапу беззащитному котёнку»;

«В Унече живодёры заживо подожгли собаку»;

«Живодёры, утопившие кота и выложившие «обучающие» видео в интернет, подали апелляцию на приговор суда»;

«Ослепили, оторвали ухо и жгли заживо: живодёры изувечили домашнюю кошку в Хабаровске»;

«Живодёры из Бабаево обмотали скотчем кота и бросили его умирать на морозе».

Думаете, эти выродки не перейдут на людей при первой же возможности? Вы всё ещё уверены в том, что все нынешние школьники и студенты — пай-мальчики и пай-девочки?.. Нет. А вопрос остаётся: что происходит с нашим обществом, почему возраст «вступления» в жестокость снизился, количество людей, жестокость проповедующих, сильно выросло, а уровень её повысился? Долго тут можно рассусоливать, но неизменно одно: Достоевский уже неспособен испугать опытного читателя своими «бесами»; однако замечу, что автор ещё тогда предугадал названную мной тенденцию, и сейчас мы видим потомков тех бесов девятнадцатого века, превзошедших всё и вся на пути разрушения.

В общем, я веду к тому, что страшилка Достоевского про бесов и быль про «дело Нечаева» сейчас выглядят во многом наивно, по-старому, примитивно. Ну какие к чёрту укусы за ухо, молодёжная фамильярность и даже убийства, описанные Достоевским в «Бесах», когда, например, днепропетровские маньяки Саенко, Супрюнюк и Ганжа забивали людей молотками и арматурой, снимали всё на камеру и ржали?.. Или же иркутяне Ануфриев и Лыткин? И не надо им было никакой революции, просто, кхм, «развлечения» такие были у ребят из Днепропетровска: убили 21 человека, покалечили ещё больше, распотрошили множество собак и кошек...

Бесы позапрошлого века и представить подобное не смогли бы, они — неумелые детишки в сравнении с бесами нынешнего дня, идеология которых — гомицидомания, мизантропия, садизм, невероятный цинизм. Это раскольниковы нашего века, только ещё более страшные и ущербные.

Однако я отклонился от темы, и поэтому оставлю современность, вернувшись к произведению. Так про сюжет Достоевского пишет издание «Полка» (рекомендую прочитать всю статью):

***

Теперь, накопировав в эссе чужих слов из интернета, я хочу сказать пару слов об этой книге. Начну с главного. Я не согласен с Достоевским в его изображении революционеров. Считаю, что писатель намеренно демонизировал этот образ; или что даже вообще у него получились не настоящие революционеры, а зажравшиеся мажоры, эдакие дорианы греи без картин, что верили до поры в свою безнаказанность, а потом наложили от страха и разбежались кто куда.

Да, прототип Петра Верховенского (нигилист Сергей Нечаев) был, судя по всему, кровожадным фанатиком, компенсировавшим неопытность в деле революции замашками диктатора и террориста. Но это же не значит, что все революционеры тех лет были такими; скорее наоборот, Нечаев — исключение из правил, он слишком радикальный и топорный исполнитель, вставший во главе группы таких же малолеток, которым хотелось поиграть в кровавую революцию, а интернет ещё не придумали, и пришлось им мутить воду на конспиративных явках.

Чего стоит убийство студента Иванова (то самое «дело Нечаева»). Мало того, что этого студента убили без его вины (Нечаев просто решил избавиться от инакомыслящего конкурента, обвинив Иванова в сотрудничестве с властью), так ещё и убивали неумело (душили и стреляли), улики убийства не убрали, а труп завернули в плащ, где забыли свои же документы, и притопили тело в прудике, на небольшой глубине... «А» — «арганизация», «Р» — «ривалюцыя».

На мой взгляд, группа Нечаева в реальности, как и группа Верховенского в «Бесах» — сборище обиженных на жизнь мальчиков с космическим ЧСВ, желавших отличиться на поприще радикальной революции, но никак не основная масса революционно настроенных людей тех лет. Мне они, эти нечаевцы-верховенцы, кажутся глупыми и всё же опасными, так как нельзя думать, что если кто-то туп как корюшка, то он безопасен.

Также помнится, в эссе на «Первобытный человек будущего» Джона Зерзана я в какой-то мере оправдывал террориста Теодора Качински, противопоставлял его террористическую «практику» зерзановской пустопорожней болтовне. Как развитие тех слов сейчас могу сказать, что методы Качински так же не одобряю, как и методы Нечаева, а Зерзана по-прежнему считаю восторженным утопическим мирдамячом, эдаким Степаном Верховенским из «Бесов».

Радикализм вообще и всегда слишком однобок и примитивен, чтобы достичь успеха где бы то ни было. И пример жизни Качински, просидевшего в тюрьме до самой смерти в 2023 году, и пример жизни Нечаева, также сгнившего в тюрьме, этому прямое доказательство. Как говорится, за Родину и умереть не трудно, и сесть не страшно, и убить не тяжко, — за Родину трудно, страшно и тяжко жить, продуктивно и созидательно взаимодействуя с людьми, которые тоже топчут эту землю.

Радикалы всех мастей этого или не понимают, или не принимают; им надо «сразу весь капитал» в желаемой форме: деньги, революция, люстрация, мир во всём мире (через тотальную войну), какой-то —изм им вот вынь да положь... Не учатся ничему некоторые и учиться не хотят. Кина американского насмотрелись или крышу срывает от жадности?.. Ты ему про долгое созидание, он тебе про мировую революцию. Ни о чëм думать не хотят, кроме радикальщины. Пока кишки по веткам не разбросает.

Кроме того, нечаевский казарменный коммунизм — это худшее, что можно придумать и выдать за коммунизм. Его «Катехизис революционера» высмеивали другие революционеры, более опытные и, видимо, умные. Почитал и я: забавная муть, вполне радикальная, расплывчатая и религиозная. Что уж там говорить, если даже Маркс и Энгельс так отзывались про нечаевские идеи:

И вот это-то человек был лидером группы, кандидатом в новые руководители нового государства? И уж он-то точно знал бы и решал, что правильно, а что нет? Определял бы меру добра и зла, заставляя учить свой «Выброс поллюционера»... ой, то есть «Катехизис революционера» и клясться на нём в суде? Нет уж, спасибо. Революционеры девятнадцатого века — это Бакунин, Герцен, Кропоткин и многие другие действительно продуктивные деятели, интеллектуальная элита, а Нечаев и ему подобные — лишь бездари, наполовину наученные кухаркины дети, прикрывавшиеся революцией в корыстных целях власти и наживы.

Полагаю, Фёдор Михайлович жëстко натянул сову на глобус, выдав частные отклонения молодых современников (возможно, даже психиатрические) за систему, и в этом он ошибся. Однако если «Бесов» он изначально задумал про нечаевщину и только про неё, то моя претензия неактуальна: Федя здорово показал скучающих избалованных идиотиков, чпокавших малолеток на вписках, мнивших себя «человекобогами» и «бесами» революции, а потом испугавшихся нагрянувшей ответственности.

***

В остальном текст Достоевского мне очень понравился. За сюжетом интересно следить, слог у автора ëмкий и довольно простой, а философские идеи, озвученные разными персонажами, подкидывают дровишек «на подумать». Например, философию беса Шатова (а он именно что бес и ученик главбеса — Ставрогина) я не принимаю, потому что это совсем не патриотизм, как его пытается преподнести запутавшийся шаткий Шатов, а нечто совсем противоположное и потому вредное для любой страны и её граждан.

У Ивана Шатова оно основано на идее избранного народа, что, как следствие, ведëт к конфликту, к войне со всеми несогласными (они-то внезапно тоже могут считать, что их бог самый правильный, а их народ — самый избранный!). Двадцатый век показал, чем заканчиваются подобные идеологии, растущие из слов Шатова о единственном народе-«богоносце» и его «новом боге», которые вместе должны «обновить и спасти мир».

Слишком уж бред этого студентика монументален, чтобы его не процитировать:

По Шатову выходит так, что нужно побеждать, изгонять, силой насаждать одну-единственную национальную идею и своего бога даже там, где это, быть может, и вовсе не нужно. К чему это приведёт и как это называется?.. Приведёт к неизбежной войне, называется — национализм, мутирующий в нацизм. Но мы же с вами за всё хорошее и против всего плохого, не правда ли, и вовсе не хотим сжигать людей в печах? А ведь именно до концлагерей и печей способна довести нас философия Ивана Шатова, которую он и сам, видимо, не понимает до конца, а если бы успел понять, то устрашился бы и успокоился.

Ещё цитата, побольше:

Слова Шатова здесь исчерпывающие, я думаю, кому надо — тот понял. Хватит нам этих «богоносцев», в России не одни русские живут, и национальная идея не может строиться у нас на шатовском национализме (где есть место только русским и только русскому богу), иначе это непременно вызовет раскол страны и гражданскую войну. Оно нам надо?..

Кому-то я покажусь высокомерным, но всё же скажу: я считаю себя куда большим патриотом, нежели чем такие вот Шатовы, хотя бы на том основании, что: не сбежал из страны в мобильную осень известного года; работаю и плачу налоги; не развожу гнилой трëп про необходимость революции; пытаюсь делать чуть лучше то место, где живу; терплю, как осень терпит лужи, печаль былого бытия, — и нынешнего тоже; желаю своей стране найти светлый путь развития и помогу ей в этом по мере сил.

Мне многое в современном устройстве мира и общества не нравится, но я выступаю за то, чтобы каждый из нас по чуть-чуть и постоянно созидал доброе и вечное, включал свои мозги и сердце, а не тупо бегал по площадям, размахивая флажками и крича чужие лозунги; и уж тем более я не мечтаю о революции, как это модно у современных бесов, что действуют исключительно чужими руками и проливают только чужую, не свою, кровь. Впрочем, Достоевский описал то же самое: его бесы трусливы и пакостны, предпочитают творить зло своим языком и чужими руками, и могут только подговаривать глупых и наивных людей на всякие мерзости. Скажете, сейчас не так? Ой ли?

Полагаю также, Достоевского можно назвать точным предсказателем событий будущего, где народы мира поднимают флаги национализма, нацизма, религиозного шовинизма, ещё какого-то —изма, и в который раз начинают войны, доказывая друг другу, чей бог правильнее и чей народ избраннее; войны эти, к слову, обусловлены капиталом и борьбой за ресурсы, а не высокими идеями.

Идеи при капитализме всегда являются ширмой и приманкой для таких вот недалёких Шатовых, кто идёт на баррикады ради бога и царя, а по факту всё равно воюет за финансовые интересы родных богачей; да и древние феодалы, что-то мне подсказывает, в крестовые походы ходили не Гроб Господень спасать, а золотишка с сарацинов потрясти, и так же мотивировали всё религиозным флëром.

И расплачивался за эти идеи всегда простой народ, который Шатов так любит с пеной у рта (а по сути народа он не знает и неосознанно желает ему зла), народ, который непременно однажды побьют и унизят в очередной войне из-за подобной философии избранности. На каждую силу всегда найдётся сила более грозная, это правило неизменно. Ребята, давайте жить дружно, давайте созидать и воспитывать, а не разрушать и убивать. Идеалистическая мутная чушь, — скажет кто-то? Пусть, но сейчас я и правда так считаю.

Не соглашаюсь я и с бесом Петром Верховенским. Его революция — кровавая каша, где Пётр будет единолично решать, кому жить, кому умереть, кому выдать, у кого отобрать. Это не социализм, не коммунизм, это просто хаотическое мочилово с перспективой фашистской диктатуры и Петром в роли поехавшего вождя. Всех несогласных или желающих выйти из организации, по примеру Шатова, Верховенский-младший будет убивать, и чем дальше — тем в больших масштабах. Хотите цитату в подтверждение? Держите:

Разве захочет нормальный человек жить при таком порядке? Хотя, как показывает история, такие порядки как раз и создаются при молчаливом равнодушии «нормальных людей», развязавших руки будущим тиранам. Что мы, собственно, и наблюдаем в «Бесах»; так как именно при попустительстве власти (местная губернаторша потакала младшему Верховенскому) и слабости светской илитки (старший Верховенский странно воспитал Ставрогина и плюнул на родного сына, а мать Ставрогина всё в рот заглядывала своему милому Nicolas) бесы обрели силы и возможности совершить всё то, о чëм написано в книге.

Взглядов Кириллова я тоже не разделяю. Это ещё один бес, но уже «метафизический», как верно заметили в одной из статей (см. ««Бесы» Достоевского как марксистский текст»). Вся эта кирилловщина про смерть, самоубийство, человекобога — дрянь какая-то, отрава для неокрепшего ума, которой и я болел в двадцать лет плюс-минус пару. И смерть у него пошлая получилась, ведь Кирилловым, по сути, воспользовались в политических целях, тем самым низведя его и его философию до уровня базарного трёпа…

Пускай ему и было без разницы, как он говорил, но факт есть факт: бес Верховенский сыграл точную партию и развёл Кириллова как последнего оленя, надавив на его слабое место. Жаль, что этот самоубийца не мог читать «Тошноту» Сартра или «Миф о Сизифе» Камю, и ограничил свою философию этой вот околорелигиозной сектантской мутью про человекобога и, мол, кто страх убил — тот богом станет. Глупо, глупо, глупо.

А ведь Кириллов был бы хорошим человеком, если бы справился с отравой своего разума.

Несмотря на моё к нему отношение, Кириллов смог-таки выдать годную мысль в одном из диалогов:

И продолжение:

От этой мысли возможно уйти в другие дебри размышлений, уже о человекобоге, но я не стану, не осмелюсь. Просто обратите внимание на этот диалог о счастье, подумайте, прикиньте. Жаль, что Кириллов так и не смог понять, что он подлинно счастлив при жизни, а обманывал себя до последнего, так и не справившись с личной одержимостью.

***

Таким образом, бесов в этой книге целое стадо, я же остановился на ключевых. Каждому из них Достоевский назначил личный крест (судьбу, сформированную поступками прошлого). Верховенского рано или поздно найдут и накажут по закону (как это случилось с Нечаевым), Кириллов и так себя наказал досрочным небытием, Шатова жестоко убили, остальные бесëнки (Шигалëв, Лебядкин, Лизавета Тушина) тоже отравлены разными идеями, и Достоевский припас кресты и для них...

Если же, как предлагают некоторые, считать Николая Ставрогина главным бесом произведения (выращенным старым либералом Степаном Верховенским), тогда и крест ему выпал главный и тяжелейший, но он его убоялся и трусливо (заодно горделиво) убежал в пустоту. Поступить как Ставрогин в конце книги — выход наиболее простой, и Колямба решил не заморачиваться; не красота спасёт мир, а стыд, «стыд — вот чувство, которое спасет человечество». Колясик же решил ничего и никого не спасать. Гордыня победила его.

Про этот крест Ставрогину говорил старец Тихон, прочитав его письмо-исповедь:

Главному бесу предназначался главный крест мук стыда и совести, но он его испугался. Повторюсь: а жаль. Пойди Ставрогин по пути жизни с таким мерзким грузом прошлого, у Достоевского мог бы выйти ещё один отличный роман или повесть уровня «Отца Сергия» Льва Толстого, а может и лучше. Кто знает, кто знает. Я бы почитал, кем мог бы стать Николай Ставрогин годам к пятидесяти, но не судьба.

***

В целом, книга мне очень «зашла», я вряд ли понял её полностью, и обязательно когда-нибудь вернусь перечитывать. Достоевский создал чрезвычайно насыщенный и занятный текст, где любопытно копаться и который стимулирует искать, думать, заключать.

Я написал в основном про философию и политику «Бесов» (и то по верхам из Википедии и пары обзорных статей), но не забывайте, что это классика, а значит, тут есть и другие темы: отцы и дети, жёны и мужья, молодость и старость, трусость и храбрость, вера и безверие, надежда и отчаяние, любовь и ненависть, жизнь и смерть, — словом, все любимые человеческие категории бытия в этой книге есть. И раскрыты они не менее хорошо, чем политико-философская линия, но расскажу я о них, быть может, как-нибудь в другой раз.

Послесловие. Искать, думать, заключать... А, впрочем, эти три действия зря и излишни в моём случае, потому как мне сейчас не хочется ни просвещать, ни улучшать, ни разрабатывать. Ничего не хочется, разве что «рожей — в грязь, и чтоб не поднимали больше никогда». Но и промолчать я не могу и поэтому пишу и пишу, но факта выше это всё не отменяет. Я тихо жил бы на необитаемом острове, никогда больше не имея дел с людьми, но не могу из-за разных причин.

Я пошёл бы по стопам Кириллова, но он глуп и примитивен, и вообще, цитируя «Тошноту» Сартра: «смерть моя тоже была бы лишней». Сочту это упадническое настроение за сущность моего личного беса, и попытаюсь с ним бороться. И будет этот бой неравен, но я попробую. Спасибо за ваше внимание.

Меланхоличный «На берегу» Невила Шюта.

Здравствуйте. В недавнем, отличнейшем фильме «Не смотрите наверх» есть короткие моменты (буквально на пару секунд), где показано поведение обычных людей перед неизбежным Концом света. На этих сценах в фильме не делается особого акцента, всё вбрасывают как бы между делом, но их сложно не заметить, тем более если ожидаешь увидеть что-то подобное.

А было там очевидное: массовые оргии, пьянство, вечеринки, погромы и суициды, — словом, трэш, угар и содомия. «Не смотрите наверх» наглядно демонстрирует, как перед ликом скорой смерти массы людей скинули все социально-культурные маски, в мгновение ока обратившись в орду диких, с ума посходивших животных. Вспоминается цитата из Юнга, кажется, и трудно с ним не согласиться:

И жаль это признавать, но мне легко поверить, что в случае гарантированного апокалипсиса многие люди в одночасье снимут все упомянутые маски (так как терять им будет уже нечего, вследствие чего они превратятся в безумных животных), а их/наш примитивный гедонизм обывалы-мимокрокодила моментально и всепланетно распустит ядовитые цветы зла.

Остальная часть людей ударится в религию, сектантство, отчаяние и ненависть, драму и комедию, и лишь единицы останутся адекватными, пытаясь предпринять какие-то эффективные меры для выживания, — или хотя бы просто умрут достойно и возвышенно (как описано в романе Невила Шюта, о котором напишу ниже, так как сейчас ещё идёт долгое вступление).

Впрочем, человек — существо неоднозначное и сложное, и думаю, что какой-нибудь условный мародёр будет сначала грабить, затем насиловать, а за минуту до смерти вполне способен удариться в слёзы раскаяния, любовь и отчаяние. Но будет поздно, ведь Достоевский давно умер (горячее восклицание из зала: «Протестую! Достоевский бессмертен!») и значит, никто не напишет обнадёживающую историю про преступление и наказание. Останется нам только мерзкая и неприглядная реальность по Экклезиасту:

Конечно, нельзя тут всех людей — да под одну стереотипную гребёнку, но неизменно всё-таки одно: перед возможным апокалипсисом на третьей планете свершится ещё больше мерзких безумств и великолепных проявлений аристократии духа, чем совершается сейчас, в царствующую эпоху Кали-юги. Потому как апокалипсис станет финальной чертой, последней лакмусовой бумажкой, призванной испытать каждого человека (а не избранного героя массовой культуры) и показать его подлинное лицо, что он всю жизнь скрывал под маской, следуя девизу «Larvatus prodeo».

Да, кстати: об этом же фиговом листке культуры и цивилизации нам хором поют многие фильмы и книги, где принцип «человек человеку — волк» принят за неоспоримую аксиому и истину в последней инстанции. Ранее я уже неоднократно писал, как жутко устал от насаждения волчизма в нашем мире, говорил о его бесплодности, вредности и тупиковости, а также о его сильной идеологической заразности для большинства умов, особенно молодых и неокрепших (включая и мой, но я ещё чë-то там трепыхаюсь в знак протеста).

Но волчизм бесплоден и вреден только в том случае, если мы, люди, хотим достичь чего-то большего и лучшего, чем постоянная война за бананы, реки крови и делёжка территорий. В остальном сей принцип очень даже выгоден всем тем, кто боится стука винтовочных прикладов в золотые ворота дворцов, и так же он выгоден для обслуги подобного рода господ: говну нации, так сказать, делающему всё, лишь бы утвердить уже известную вам максиму про волков и человеков.

Проще говоря, «человек человеку — волк» — это развитие старинного «разделяй и властвуй»; и пока он воплощается в жизнь, не видать нам ничего глобально хорошего, — это будет существовать лишь местами, на островках счастливых, окружённых океанами несчастных. К счастью, в популярных произведениях массовой (и не только) культуры почти всегда есть хороший персонаж-нитакусик, который ведёт себя по-человечески и тем подаёт всем пример, даже если и умирает в конце.

Его цель и функции в тенденции насаждения волчизма я ещё не совсем понимаю, и зачем сценаристы всё же вводят подобного персонажа мне тоже неясно (а может, здесь всё проще: не все люди согласны с волчизмом, и пытаются ему противодействовать доступными методами).

Факт есть факт: эти персонажи часто показывают нам правильную мораль, — не все люди, мол, такие твари, как вы привыкли видеть и читать. А иногда они даже становятся главными героями, как в фильмах «Книга Илая», например, или в «Дороге» по тексту Кормака Маккарти. Это всё хорошо, но жаль, что позитивных персонажей данного типа в современной культуре как-то, что ли, маловато. Уныния и пессимизма сейчас гораздо больше, потому что таков дух нашего времени, и потому что всё это хорошо продаётся.

Человек всегда любил страшилки, и ему необходимо регулярно повышать градус страха, чтобы пробить его толстокожую броню и вывести на эмоции, а читать и смотреть про простую и наиболее вероятную гибель мира (как описано у Шюта) ему уже неинтересно.

И ладно бы о принципе волчизма тараторила только наша массовая культура, но ведь и реальная заоконная жизнь ничем, по сути, не отличается от постоянно показываемого на экране и печатаемого на бумаге. Повторюсь: таков дух нашего времени, и глупо было бы ожидать мировой популярности оптимизма, когда вокруг 24/7 творится какой-то кафкианско-мамлеевский криповый сюрреализм. В недавних заметках я уже излагал мысли на эту тему, так что сильно повторяться не стану, и перейду к сегодняшней книге.

Невил Шют: «На берегу» (также существует вариант перевода «На последнем берегу»). Текст этот написан в 1957 году, жанр — ядерный постапокалипсис. На Земле случилась совершено глупая и случайная Третья мировая война, после чего кое-как выжило только Южное полушарие, в том числе Австралия. Шют рассказывает историю остатков человечества, на чистые земли которого надвигается радиоактивная масса воздуха с Севера. Но люди упорно не верят, что примерно через полгода они все заболеют и умрут, а потому до конца занимаются привычными делами: надо скамейку во двор купить, цветы новые высадить, найти подарок ребёнку, сходить на рыбалку, в ресторане поужинать...

Люди Австралии убегают в грёзы, как и до войны, а значит, не ждите здесь счастливого конца и стопроцентного психологизма и реализма; также не ждите у Шюта бункеров с мясными консервами, рейдеров-каннибалов в стиле «Фоллаута», безумных гонок из «Безумного Макса» (хотя гонки в «На берегу» таки есть, и достаточно жестокие) и прочих модных «прелестей» голливудского постапокалипсиса на современный лад.

Книга предложит вам много бытовых деталей из жизни главных персонажей, покажет их планы, мечты и стремления, подкинет щепотку рассуждений а-ля «а нас-то за что», а также даст читателю совсем крохи о причинах мировой ядерной войны. Кому-то читать подобное покажется скучным, а кто-то увидит в этом желанную «простоту без пестроты». Я из вторых.

Сложно что-то дельное сказать про это произведение, если честно. Многие рецензенты с сайта «Лаборатория Фантастики» мои слова и мысли как с языка сняли, да и чувство после дочитывания «На берегу» остаётся гнетущее, не располагающее к долгим рассусоливаниям, так любимые мной в первых статьях.

Хочется просто молчать, потому как при панихиде не принято разглагольствовать. Ведь Невил Шют уже всё сказал, а две отличных экранизации его романа это ещё и показали. Короче Шюта смог высказаться только фильм «Письма мёртвого человека» Лопушанского: я говорю о знаменитом монологе «Речь в защиту человечества», но не хочу здесь отвлекаться и цитировать.

Книга про последние месяцы человечества словно опустошила меня, стала моим беспристрастным зеркалом. Она поговорила со мной так, будто кто-то честно высказал мне в лицо грубую и очень неприятную правду, а я стоял, робел, краснел, и сердце в пятки уходило. Полагаю, можно счесть это за плюс «На берегу»: произведение рассказывает об ответственности всех и каждого за нашу планету и жизнь на ней, о том, что мир погубит не злоба и тупость отдельных людей с доступом к большим красным кнопкам, но равнодушие пассивного (не горячего и не холодного, а тëпленького) большинства.

Иными словами, именно мы, простые люди, всегда развязываем руки разномастным убийцам, подонкам и выродкам, а наше равнодушие и трусость, наша «мояхатаскрайность» и наплевательство являются потворствующими злу факторами. И, если мир однажды погибнет, то виноваты будем все мы, а не только один, два, три человека на свете.

Кроме того, в произведении Невила Шюта нет намеренной слащавой пожалейки, слезоточки и пресловутого волчизма. Герои здесь до последнего остаются людьми, не сходя с ума и не начиная совокуплять всё, что движется, — за это автору огромное спасибо, он показал последних людей с их возвышенной, лучшей стороны (а она у авторов постапокалиптического жанра ныне не в чести, — её же трудно продать, а кушать-то всем хочется). Пожалейки и слезоточки нет, но персонажей мне всё равно было жалко, и слезу я пустил на последних страницах, — запишите отличную атмосферность и гнетущую безысходность как ещё один плюс.

Соглашусь, что сейчас «На берегу» выглядит во многом архаично и наивно: хотя бы потому, что автор, возможно, не знал про теорию ядерной зимы и потому писал про ядерную войну наугад (мол, радиоактивная туча полгода ползёт на юг и убивает всё живое). Но также вероятно, что Невил Шют намеренно не ставил задачи написать максимально реалистичный текст, а специально создал нечто вроде притчи.

Именно из-за притчевости здешние люди ведут себя однотипно и пассивно: они умирают с апатичной грустью, но без злобы на человечество, и поэтому же тут почти нет беженцев с Севера и совсем нет бункерных выживальщиков и чётких правительственных мер по спасению жителей. Всё это отяготило бы текст, разрушило бы задуманный дух. Так я вижу, хотя можно и списать это вовсе не на притчевость, а на авторские недоработки и непрофессионализм. Выбирайте сами, а я же больше склоняюсь к варианту с притчей, но с оговорками.

Помнится, примерно за то же я ругал «Конец детства» Артура Кларка: ну не верю я, что люди просто сложат лапки и перемрут, слишком уж больна человеку тема смерти (вымирания), чтобы принять её спокойно. И притчи вообще-то более уместны в Библии (где они на своём месте), и не очень смотрятся в художественной литературе. Так думаю.

Кларку я не поверил вообще (он переборщил с градусом метафизической ерунды и уныния ради уныния), Шюту же я поверил чуть больше (он остался в рамках спокойной и поучительной истории). На мой взгляд, последний более удачно описал контекст смерти человечества, и сложно подобрать опровергающие Шюта аргументы. Шюту веришь, а от Кларка только плюëшься.

Пора закругляться, а потому вот вам ещё авторы и их мысли на затронутую тему. Чарльз Буковски говорил: «Я не верю, что можно изменить мир к лучшему. Я верю, что можно постараться не сделать его хуже». То ли это осень, то ли усталость, но сейчас я склонен согласиться с этими словами. Я попал в какую-то странную ловушку: с одной стороны, хочется как-то улучшить мир, пусть даже чуть-чуть, но зато надолго; а с другой стороны я понимаю, что люди всё равно всё и всегда испортят. В том числе и я сам.

И все наши усилия пойдут прахом, и на каждого созидателя всегда найдётся три разрушителя (а мы же знаем, что «зло не способно сотворить ничего нового, оно может лишь искажать и разрушать то, что было изобретено или сделано силами добра»). От понимания этого становится ещё хуже, так как: «я тоже такой же, я угли глотаю в надежде, что сердце когда-то оттает», как я писал когда-то. А другие это же понимали и до меня: «Печаль будет длиться вечно», — сказал Ван Гог. «Вот как кончится мир: не взрыв, но всхлип», — писал Томас Элиот. И Невил Шют вторит им, говоря о жизни человеческой:

Кажется, я только-только начал действительно понимать ужасную концепцию Инферно из «Часа Быка» Ивана Ефремова: нам некуда деваться с Земли, мир — клетка, уйти — нельзя. С подводной лодки не убежишь, и все мы должны это понять. Нам остаётся терпеть этот мир и хотя бы не делать его ещё хуже, чем уже есть. Или (в лучшем случае) стоит наконец-то потихоньку прекращать наше всепланетное тупоумие, бесконечную печаль и апокалиптические взрывы-всхлипы. Наелся я пессимистического дерьма, устал я от волчизма и бытового сатанизма, хочу найти надёжный Путь и Курс, а получается у меня всё медленно и плохо.

Чëрт бы с ними, со звёздами; пусть каждый сначала разберётся сам в себе и по-настоящему поймёт прописные вечные истины, известные каждому человеку и заложенные в мировых религиях и светских сводах правил по типу «Всеобщей декларации прав человека». Если мы все признаем друг друга братьями, которым не за что воевать и скандалить, тогда и земной мир заиграет новыми красками, а наша планета превратится в место, где действительно захочется жить. А там и о звёздах можно будет подумать. Впрочем, о чём это я? Утопия какая-то. «Представь себе, представь себе», как пел Джон Леннон в известной песне…

Проблема в том, что почти никто (в том числе и я) разбираться в себе особо не хочет, понимать вечные истины — тоже, а внутри лично меня всё нарастает и нарастает лишь презрение к миру, отчаяние и равнодушие, и мне сложно остановить данный процесс. Я обрастаю толстой кожей, и по-настоящему задевает меня что-то с каждым годом всё меньше. Я не горяч и не холоден, а тёпл, и, кажется, осознаю это. Но как с этим бороться? Не знаю. Вот прочитал книжку Шюта, посмотрел два фильма по ней, написал эту заметку. Иначе не мог. Спасибо за ваше внимание.

О проблеме «трудно быть богом» в научной фантастике.

Здравствуйте. Этот пост возник из моего комментария к ролику Сергея Самохина про «Трудно быть богом» братьев Стругацких. Утром голова хорошо варит, вот я и сварил быстренько какую-то квинтэссенцию моего мировоззрения. Возможно, с возрастом я буду двигаться или в плюсовую сторону от неё (оптимизм), или в минусовую (фатализм), или же останусь там, куда пришёл в своих выводах сейчас. Не знаю этого точно, а потому давайте ближе к сути. Получилось у меня, кстати, немного сумбурно, и за это извините.

***

К сожалению, мне кажется, что никто не вытащит человечество из кровавой каши, в которой мы живём уже многие века, кроме самого человека. Ни инопланетные прогрессоры-коммунисты, ни очередные хорошие помогайки из космоса, ни добрый волшебник на голубом вертолёте, ни космический Папа или космическая Мама, — никто нам не поможет, кроме нас самих. Никто иной не вытащит нас за уши из бочки с дерьмом, что зовётся нынешней цивилизацией, бочки, где с одной стороны так: наука, техника, гуманизм, мечты и звëзды, а с другой так: грязь, похоть, алчность, волчизм и звериная жестокость.

Причём весь этот безумный коктейль зачастую умещается в одном человеке, а он же, как я писал когда-то, таков:

И таких уникумов на третьей планете живёт уже восемь миллиардов, вот и представьте эту кашу-малашу. Вытащить нас из пресловутой бочки удалось разве что инопланетянам из романа «Конец детства» Артура Кларка.

Но у той книги был очень специфический итог, не располагающий к теме, мол, богом-то быть трудно, но мы попробуем, мы же такие хорошие помогайки. У Кларка всё написано иначе и про другое, но в целом тамошние инопланетяне смогли вытянуть людей на новый уровень развития. А зачем им это было нужно? Читайте «Конец детства».

В общем, как писал Иван Ефремов в «Часе Быка», любая разумная раса должна сама прожить своё Инферно, самостоятельно вырасти из детства и с большим трудом, но воспитать себя без помощи «мудрых родителей». Ефремова воспринимают по-разному, но вот концепция Инферно была верна, на мой взгляд. Так как его люди-боги поначалу тоже хотели спасать местных дикарей (как и в «Трудно быть богом» братьев Стругацких), а выяснилось, что дикарей спасать-то и не стоит.

Дикарей надо просто оставить в покое, и пусть на их планете вершатся трагедии и комедии, пока их дикарская цивилизация или не уничтожит себя, или не выйдет на новый уровень развития. Видимо, иного не дано и не суждено. Выживает умнейший. Sad but true.

Примерно к тем же выводам пришёл и Станислав Лем в «Эдеме», где цивилизация двутелов была поражена информационной диктатурой местного царька-олигарха, при которой регулярно убивали невинных и награждали жестоких. И прилетевшие люди спорили, стоит ли помогать двутелам выйти из ада такого бытия или нет, должно ли добро быть с кулаками или лучше в данной ситуации пустить всё на самотёк. Один из персонажей «Эдема» произнёс следующее, наиболее верное:

Короче говоря, потому никакие высокоразвитые инопланетяне с нами и не общаются (а они, думается мне, всё-таки есть): не хотят они вляпываться в бесплодный диалог с кровожадными тупыми обезьянами, которые до сих пор воюют за бананы и клочки территории, не видя ничего дальше собственного короткого носа. Подобный контакт невозможен так же, как невозможно общение и дружба человека с насекомым.

Нам не о чем говорить с Другими, потому как мы и друг с другом общаться не умеем. Нам нечего сообщить Другим, кроме своих примитивных взглядов на этот мир, которому мы регулярно пускаем кровь. Нам некуда сейчас лететь, так как со свиными рылами в калашный ряд не лезут. И я не открываю здесь ничего нового, я нахожусь под влиянием лемовского приговора человечеству: «Космического диалога не будет. В космосе возможны лишь монологи». Только монологи.

Но отчаиваться всё равно не стоит. Знаете, почему? Потому что отчаяние равняется поражению. А всепланетное отчаяние — это всепланетное поражение, и за ним следует только смерть и безвестность. Надо жить и ждать, пока эти осатаневшие обезьяны вокруг не устанут от зла, не настреляются в войнушках и не напьются крови друг друга.

Пока все они не наиграются в эти «забавные игры» Ханеке и не заведут все «апельсины» Кубрика, пока они не споют все убогие песни про «я иду до конца» и «моя кровь от отца», на Земле так и будет длиться Час Быка, то есть глубокая и мерзкая ночь. Вот так. Богом быть трудно, конечно, но ещё труднее быть человеком.

Я думаю, всё должно идти своим чередом, и однажды всё придёт к какому-то более-менее приличному, справедливому и достойному результату развития человечества. Пускай сейчас везде куча проблем, но каждому из нас стоит делать лучшее из возможного там, где каждый из нас есть. Проще говоря, нужно быть человеком всегда и всюду, менять мир к лучшему или хотя бы не делать его ещё хуже. И, конечно, стоит бороться с насилием и злобой. Однако нельзя забывать, что насилие порождает лишь насилие, злоба — злобу, страх — страх, и далее по кругу.

Глядишь, не мытьём, так катаньем мы всей планетой дотянем до некоего «коммунизма», так скажем, коммунизма настоящего, утопичного, милого сердцу, ефремовского. Кто знает, может, нашим потомкам там и понравится жить, и они (как и герои Ивана Ефремова) будут с ужасом и жалостью читать о наших тёмных временах? Да, пускай всё идёт как есть (в глобальном смысле), как бы больно ни было видеть этот грязный мир. Своё место всегда можно держать в чистоте и стремиться к лучшему. Спасибо за ваше внимание.

Душные «Прокляты и убиты» Виктора Астафьева.

Здравствуйте. Книги я читаю регулярно и, по возможности, по многу страниц за раз. Обычное дело, если у меня в электронной читалке открыты сразу два, три, четыре автора, чьи головные мюсли я чередую и мешаю уже в своей голове, а на столе в то же время лежат ещё несколько печатных изданий; часто я читаю вечером, после долгого дня, полного шума шумов и суеты сует, и редко когда получается засесть с книжкой с самого утра и до вечера, как это случалось в детстве (а так хотелось бы делать это чаще). Согласен, что так читать (чередуя и мешая) не совсем правильно, и пытаюсь отойти от этой привычки; но это к слову.

Из-за объёмов текста, «книжных коктейлей», усталости и спешки многое при чтении от меня ускользает (внимание рассеивается, глаза слипаются, зевота побеждает, а подушка такая мягкая). И если книга мне чем-то понравилась, зацепила, но я её не распробовал или не очень понял, не смог оценить из-за усталости или несвоевременности, я обязательно однажды вернусь её перечитывать, чтобы закрыть гештальт. Поэтому я не могу вспомнить ни одного текста, даже в целом неинтересного и нудного, который я не домучил бы до последней страницы... За кое-каким исключением. О нём — ниже.

***

Ни одного текста я не бросал на полуслове, кроме романа «Прокляты и убиты» Виктора Астафьева. Во всяком случае, я не помню, чтобы чтение чего-нибудь продвигалось так тяжело и долго, в итоге закончившись моим читательским фиаско. Этот талмуд Астафьева я листал-перелистывал, зевал-перезëвывал месяца два-три, и еле-еле добрался чуть дальше середины.

Проза Виктора Астафьева мне вообще нравится, его «Затеси» я считаю отличным собранием историй про жизнь, войну, природу, животных, деревню и прочее. Но вот «Прокляты и убиты» я так и не смог осилить, потому что слишком уж долго советский (или анти-) автор жуёт всю эту военную рутину времён форсирования Днепра и подготовки к оному, жуёт-пережëвывает по-старчески многословно, злобно и водянисто. Надоедает читать одно и то же, размазанное на сотни страниц густым слоем ненависти к прошлому, к власти, к народу, к стране. Скучно, занудно, душно и много.

Отмечу, что отдельные сцены и писательские наблюдения мне понравились, там всё мастерски описано и действительно цепляет за живое: Астафьев всё же и писал умело, и интервью давал ёмкие, и потому нельзя просто так взять и проигнорировать его мнение о войне, его мысли и воспоминания. Так, мне запомнились следующие моменты: о том, как на КМБ забили слабого парнишку, как погиб интеллигентный солдатик, как собирали хлеб в деревне и таскались с местными селянками, как расстреляли парашютиста на воздухе, как ночью тянули связь через Днепр, как вёл себя на войне старообрядец Коля Рындин… Это страшные страницы, они запоминаются и царапают душу.

Нельзя также не отметить и эмоциональную силу астафьевских формулировок, образность и печаль его языка, цитирую:

Ещё одна цитата:

И ещё одна:

Но между этими интересными и проникновенными кусочками текста, занимающими буквально страницу-две, читателю приходится продираться через тонны текста-воды, где без меры и без вкуса рассыпаны или инфляционные самоповторы а-ля «смотрите, как страшно на войне», или один и тот же алогично-чернушный яд в сторону советской власти, или просто занудная старческая хренотень по типу «раньше было лучше, а сейчас вот всё не то». Как-то так.

Мне не хватило в «Прокляты и убиты» хлëсткости, краткости, дерзости, какие живут, например, в «Джонни получил винтовку» Далтона Трамбо или в «Воспоминаниях о войне» Николая Никулина. Да даже в тех же астафьевских зарисовках из «Затеси», касающихся войны, — и там обитает сестра таланта, и «Затеси» хочется перечитывать, снова и снова переживая события этих ужасных и грустных страниц.

Думаю, правильнее было бы создать «Прокляты и убиты» как большой сборник рассказов о войне, оформив все сильнейшие сцены в качестве отдельных историй, но не связывая всё это в единый художественный текст и не разбавляя важную суть бесполезной текстовой водой. А так получилась ни рыба и ни мясо, ни лошадь и ни тигр, а какая-то полулошадь-полушлюз, сиречь хероборная душная солянка из говна, крови, уголовников, блатарей, потрахушек, кровавых чекистов, людоедского Сталина, карикатурных добряков-фашистов, — словом, Астафьев сварил то, что было модно варить в девяностых.

А чего ж он раньше-то молчал и не решался так откровенно высказаться? Ах, ну да: при СССР ему как писателю платили деньги-денюшки, его печатали и награждали, вот и приходилось, видимо, смиряться, через силу принимая все дары от такого ненавистного Виктору Петровичу советского режима. Не знаю, право слово, не знаю я точно, как мне относиться к этому творцу… Очень уж двойственные у меня ощущения, очень уж он сомнительный был писатель, особенно на закате своей литературной карьеры.

Короче говоря, я не смог дочитать недописанный magnum opus Виктора Петровича, и не уверен, вернусь ли однажды к этому произведению. Скорее всего, что вернусь, но пока сил и желания на это нет. Что-то вроде избранных цитат, глав, кусков из всего текста я бы прочитал и впитал (раз уж нет и не будет отдельных рассказов), но вот если начинать всё сначала и снова тратить кучу времени на эту тягомотину... Жалко. С другой стороны, никто, кроме меня, эти избранные куски выделить не сможет; так что, видимо, придётся-таки возвращаться когда-нибудь к этой книжке. Ведь сложно остаться равнодушным к подобным замечаниям автора:

***

Странное чувство, когда хороший (вроде бы) автор под конец жизни вдруг написал мутную, антисоветскую, предвзятую нудятину, а я всё равно пытаюсь найти в ней плюсы и причины, почему её придётся перечитывать. А может, вовсе и не стоит оно того? Может, лучше ещё раз просто открыть «Затеси»? Открыть и погрузиться в интересно написанные, короткие и точные истории, а не терзать себя последней книжкой когда-то великого, но исписавшегося творца?

Так я сейчас считаю, но до конца всё равно не уверен. И хотелось бы мне услышать иные точки зрения, аргументированные и связные, обо всей этой окопной правде и прочем, монополию на которую в русскоязычной литературе ныне имеет только Астафьев (а вот почему? Хороший вопрос). А пока остановлюсь на этом. Спасибо за ваше внимание.

Они душе не принесут покой. Жизненный «Мартин Иден» Джека Лондона.

Привет, буквоеды. На сей раз я напишу, почему «Мартин Иден» Джека Лондона — одна из моих любимейших книг. Дополнительно замечу, что этот текст вырос из личной переписки с моим хорошим подписчиком; текст я расширил и отредактировал, а попутно освежил в памяти содержание книги. Спасибо тебе, Григорий!

Говоря совсем коротко, книга Лондона многослойна, потому прекрасна, потому мне и нравится. Если времени у вас в обрез, дальше можно не читать, — лучше я уже не сформулирую. А теперь хочу пройтись по главным пунктам и слоям, которые я заметил и выделил в этом произведении.

***

Во-первых, путь настоящего писателя. Джек Лондон точно и верно показал кривую дорожку писательского успеха; это когда человек много, долго, упорно и безызвестно трудился в литературе, горел идеей поделиться с миром чем-то важным и вечным (но нищенствовал и оставался непонятым практически всеми вокруг), и в итоге всё же дошёл до денег, признания и славы, которые ему были так желанны поначалу, а потом принесли одно лишь разочарование в мире и людях.

Интересно тут то, что Мартин к моменту славы уже сломался психологически, выгорел и истощился, а вся известность и деньги его совсем не радовали; наоборот, его даже обижала собственная популярность. В книге ближе к концу рефреном идут мысли Мартина, мол, я написал свои лучшие произведения, когда ещё был неинтересен вам и презираем вами, и вам тогда было наплевать на меня; вы отторгали меня и не печатали в журналах, не звали бессонного оборванца на свои торжественные обеды, зато сейчас вы носите меня на руках, потому что это вдруг стало модно; но моя работа была сделана ещё тогда, когда я был беден, голоден и закладывал единственный костюм, чтобы раздать долги за еду... И так далее.

Джек Лондон здесь намеренно ломает любимый штамп многих популярных творцов и наивных потребителей, что называется «работай как чëрт, и обязательно достигнешь успеха и счастья». Лондон рушит этот стереотип и говорит иное: успеха как творец (или как человек вообще) ты, возможно, однажды и достигнешь, только вот маловероятно, что он принесёт тебе счастье; не принесёт, если ты не готов к счастью внутренне и не нашёл себя (а фальшивые ключи к этому ныне хорошо продают инфоцыгане), если не достиг внутренней гармонии (ещë один выгодно продающийся пунктик), если не способен отдыхать и абстрагироваться, если окончательно запутался в своих воззрениях на жизнь и не можешь примириться с вечным окружающим несовершенством («если остаёшься, то не сетуй», — писал Эпиктет).

Если всё это через «не», тогда после материальной сбычи мечт тебе остаётся один неизбежный вариант: глубокое разочарование во всём и усталость от всего, то есть «Синдром Мартина Идена». Или, как альтернатива, остаются пресловутые инфоцыганские курсы, после которых ты не только разочаруешься и устанешь, но и последних денег лишишься.

Однако современному среднему жителю третьей планеты всё равно гораздо ближе идея, что лучше плакать в новеньком «Мерседесе», чем смеяться в таксишном «Солярисе». И все мои слова вряд ли кому-то откроют глаза, потому что я и сам как уставший, не готовый к успеху Мартин Иден (без его славы и финансов, зато с растущим разочарованием в мире и жизни), — значит, говорю честно и без надежды на что-либо.

Самообман, чрезмерная деструктивная любовь к материи, лицемерная духовность, омертвение души в неоновом мире трансов, цинизма, наркотиков, порно, войн и рекламы, — куда ж человеку без них? Уже никуда. Одни деньги у всех на уме, один суперкомфорт и приятненькая жизнь, как у толстовского Ивана Ильича или как в «Неуместном человеке» Йенса Лиена. Мы живём в мире материи, и отказаться от неё могут единицы, исключения. Мартин Иден здесь оказался таким исключением, так как смог вырваться из гибельной ловушки материи, правда попал он уже в гибельную ловушку идеи (я оперирую этими терминами свободно, вне рамок фиксированных понятий).

Иден писал лучшие свои творения ради идей, а не мирской выгоды, но эти же идеи и отравили его разум, а от контраста идей и реальности пришло разочарование; с этим человеком случилось экклезиастовское «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Именно скорбь победила лондоновского моряка, как победила она и многих из тех, кому ещё бы жить да жить, творить и творить, а и они всё туда же: ушли в открытую дверь Эпиктета, потому что им не понравилась эта глупая бесчестная игра и они сказали: «Я больше не играю». Мартину Идену надо было бы замолчать на пару-тройку лет, наполниться солнцем южных морей, а не вот это вот всё...

Эпиктету идеологически вторит и китайский поэт Ли Бо. В цикле «Дух старины» он писал так:

Без внутренней гармонии, спокойствия, любви к жизни человеку ничего не нужно, и ничто материальное человека не может обрадовать, — таков вывод Джека Лондона в «Мартине Идене». С этим явлением столкнулся главный герой книги, и автор убедительно показал, чем заканчиваются подобные стремления к успеху, даже если такой успех, фиктивный и лицемерный, действительно удалось поймать в свои сети.

***

Во-вторых, линия любви Мартина к девушке по имени Руфь. Линия эта тоже нестандартная, нешаблонная, потому как Иден всё же увидел (пускай и довольно поздно, да ещё и с чужой помощью), что Руфь была лишь ограниченной буржуйкой, типичной представительницей местной илитки, в которую он когда-то влюбился, потому что восхищался её знаниями, образованием, утончённостью; она же его совсем не любила (считая Мартина кем-то вроде непредсказуемого «бульдога»), её привлекала в Мартине животность и экзотичность, — ну ещё бы, неотëсанный влюблëнный моряк, читающий Суинберна и пишущий какие-то статейки и сонетики!

Грубо говоря, Руфь было интересно общаться с Мартином из-за его коренного отличия от всех тех, кого она знала ранее; любовь с её стороны если и была, допустим, то была она очень специфическая, ведь Руфь хотела вылепить из Мартина удобного ей, конформного её обществу и лояльного илитке человека. Словом, Руфь желала лишить Идена его фонтанирующей самости, превратить необычного моряка в мертвоглазого уродца, пыхтящего над конторскими бумагами и берегущего каждую копейку «прямо как мистер Батлер».

Мистер Батлер и моряк Иден — это два полюса, и «вместе им никогда не сойтись», как у Киплинга никогда не сойдутся Запад и Восток. И не стоит пытаться вылепить из одного — другое, называя это любовью. А Руфь пыталась. Снова вернусь к мыслям про мистера Батлера:

Почему линия любви у Лондона нетипичная? Я думаю так: по обожаемому массами стандарту Мартин и Руфь должны были бы или сыграть свадьбу на всём готовом (плачущая от счастья родня Руфь, круглый счёт в банке, успешный Мартин по блату работает на успешного папу Руфь), или бы Руфь сбежала с Мартином и они бы строили рай в шалаше (что называется, любовь вопреки). Оба стереотипа живут в массовой культуре, причём второй, кажется мне, гораздо распространённее.

Однако Джек Лондон обошёл подобные шаблоны массовой культуры (которые, тем не менее, тоже реальны и пусть редко, но встречаются в нашем мире), и показал всё так, как оно и должно было случиться при всём заданном контексте и тоне произведения. К слову, я думаю, что сам Мартин не справился бы с пониманием сущности Руфь, и в этом моряка направлял его друг, Расс Бриссенден. Именно Бриссенден зародил здравое зерно сомнения в романтическом идеализме Идена, и Иден, как человек рациональный, всё же смог сдёрнуть любовную пелену со своих глаз и увидеть подлинную картину.

Да, кстати о картинах. В самом начале книги есть сцена, где Мартин издали смотрит на красивую картину, что-то там про море, шторм, лодку. Потом он подходит ближе, и картина оказывается какой-то «неряшливой мазнëй». Вот и его любовь к Руфь оказалась такой же идеалистической, обманчивой, была внушëнным самому себе образом светлой и чистой девушки. Когда же Мартин «приблизился» к Руфь в ходе общения с ней и взаимодействия вообще, он с ужасом увидел, что его любовь оказалась до обидного обычной «картиной с фокусом».

***

В-третьих, социальная линия: Бриссенден и Мартин. Как я уже отметил, первый открывает глаза на мир и общество второму. По сути, Бриссенден тоже не хочет жить в тамошнем обществе, он не хочет играть по принятым правилам и пытается диктовать свои. Даже несмотря на то, что Расс явно симпатизирует социалистическим идеям, он остаётся разочарованным и беспомощным интеллектуалом, а потому тоже уходит в открытую дверь Эпиктета.

Расс не лечится и позволяет туберкулёзу долго омрачать свою жизнь, но перед смертью Бриссенден всё же пишет поэму «Эфемерида», которую не хочет публиковать, считая это занятие равноценным метанию бисера перед свиньями. Приходит время, и Мартин понимает своего друга, признаёт его правоту и, по сути, идёт его же путём. Бриссенден говорил Мартину так:

Что тут сказать? Лондон поднял и раскрыл вечную проблему творца и толпы. Те, кто с восторгами носят творца на руках сегодня, завтра скинут его в грязь и дерьмо, растопчут и запинают, а потом преспокойно пойдут сотворять себе нового кумира. «Мы любим то, что завтра на полу растопчем», — писал я в одном из старых стихотворений. А Максим Горький ещё на исходе двадцатого века написал притчу о Данко, — что это, как не судьба любого сильного и гуманного человека с прометеевским огнём творчества внутри?

Дам слово Бриссендену:

Вот и Мартин Иден как персонаж относится к этой же категории творцов, которым суждено быть развенчанными или отравленными. Думаю, толпа быстро бы низвергла Мартина с литературного Олимпа, забыла бы, оклеветала, — но он их всех опередил и ушёл, хлопнув дверью. Скорее всего, так оно и всё равно случилось после самоубийства Мартина, но ему уже было без разницы. Пошумели, посплетничали, опошлили, забыли... И только искры его горящего сердца остались мерцать в глубине океанов и морей; говорят, в тихую морскую ночь можно изредка увидеть эти искры в грустных глазах китов и дельфинов.

***

Личностный рост Мартина тоже интересен, пусть это будет в-четвёртых. Из простого работяги он стал умелым писателем; из наивного дурачка дорос до ницшеанца, а потом до социалиста, но и то не до конца, оставшись ни рыбой, ни мясом. Проще говоря, Идена кидало из стороны в сторону, он путался и ошибался в мыслях и идеях, он обдумывал разные философии и видел, как они работают на практике. Всё это делает Мартина живым человеком, а не просто литературным персонажем.

Пятое: доброта Мартина и умение дружить по-настоящему. Марии Сильва он подарил дом, для Джо — купил прачечную. В общем, Мартин помог всем, кто помогал ему, сдержал все обещания, даже несмотря на то, что ему никто особо не верил, считая его слова проявлением добродушия и попыткой убедить себя, что когда-то у простых людей всё будет хорошо. А Мартин всё равно достиг успеха, выполнил все обещания и ушёл на покой.

Шестое и последнее: реальная жизнь работяг. Глава про работу Мартина и Джо в прачечной — это квинтэссенция жизни пролетариата, в том числе и нынешнего: упахался на работе и нажрался в выходной. Что-что? Саморазвитие? Умное кино? Книжки? Беседы на глубокие темы? Хрен там плавал. Я временно работаю рыбаком в море и наблюдаю всё точно то же, что описано у Лондона, и так же слышу те же разговоры, участвую в таких же пьянках выходного дня, как лондоновский Джо, хоть и пытаюсь больше читать, больше смотреть и не бросать начатое хобби (блогерство и озвучка).

Рабочий человек загнан в ловушку, из которой изредка выпрыгивают лишь единицы вроде Мартина Идена. Судьба остальных работяг в том, чтобы работать на износ и нажираться в любой подходящий момент, а к старости добраться измученным и выжатым бедолагой, которого работодатель рано или поздно выкинет на нищую пенсию. Потому пролетарий пьёт, чтобы забыться, и ворует, чтобы как-то дополнить свою убогую зарплату и хоть немного улучшить жизнь. Цитата:

Не спорю, с появлением интернета ситуация чуть изменилась, и всем людям доступны видео, посты, книжки... Кто-то из рабочих пользуется интернетом ради саморазвития, но тупить в телефоне на работе и потом вечером напиться всё же проще и удобнее, это обманывает, отвлекает и расслабляет. Иными словами: «Когда ты пьян, мир по-прежнему где-то рядом, но он хотя бы не держит тебя за горло», как писал Чарльз Буковски (ещё один мой любимый писатель).

Отличие, правда, в том, что Буковски-то не только пил, но и книги читал-писал, а среднестатистический простой рабочий Иван из города Тверь лишь пьёт, жрёт, смотрит тупые фильмы и обсуждает скучные темы. Но только ли этот Иван виноват? Что это, как не точное попадание Джека Лондона в суть рабочего человека, загнанного праздным классом в безвыходное убогое положение и намеренно доведëнного до полускотского образа жизни?..

***

Подведу итоги. Отличная история получилась у Лондона; как ни крути, этот роман со всех сторон жизненный (но вряд ли жизнеутверждающий). Для меня этот роман уж точно отличный, актуальный и наболевший, потому как в Мартине Идене, его мыслях, карьере и судьбе я во многом вижу себя.

И сомневаюсь, что я тут один такой.

Нудноватая «Игра в классики» Хулио Кортасара.

Здравствуйте. Ранняя весна оказалась лучшим временем, чтобы прочитать «Игру в классики» Хулио Кортасара. Солнечным летом я не осилил бы подобное чтение (разжижает радость жизни унынием), зимой, думаю, тоже (сгущает уныние до предельной концентрации). Потому либо ранняя весна, либо осень — сезоны ни туда, как говорится, ни сюда.

Самое подходящее время, короче, чтобы сидеть такому загадочному мне, загадочно почитывать Кортасара и смотреть потом загадочно на море, где волны гасит ветер. Ещё бы сигаретку и кофе для комплекта, но я больше не курю и у меня стоматит уже месяц.

***

Главный герой книги — европейский интеллектуал Орасио Оливейра, скучающий в жизни и не находящий себе места в ней. Он переехал из Аргентины во Францию, а потом уехал обратно, не прижившись среди французских туманов и дождей. Пока он жил во Франции, его везде ждали ловушки: в отношениях, в дружбе, в быту. Ему было скучно жить и он не видел выхода из ситуации, кроме как в очередной раз заняться каким-нибудь интеллектуальным онанизмом, всё думая над текущей сутью вещей и времени, оставаясь лежачим камнем.

На родине ему тоже скучно, а ещё его там преследуют призраки прошлого и фантомы настоящего, от чего становится только хуже. «По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места», — стихотворение Геннадия Шпаликова хорошо описывает ошибку Оливейры, которому, наверное, стоило остаться в Париже или переехать куда-то в иное место, но не на родину.

Парижским стилем жизни Орасио Оливейра добровольно отпустил (или принудительно потерял) всё: женщину, друзей-интеллектуалов, даже комнату в Париже — и ту он отдал другу. Осталось ему вино, чай мате, сигареты «Голуаз» (которые курил и сам Кортасар, а ещё Камю и Сартр) и занудная экзистенциальная тоска. О которой он говорит так:

В одном из старых стихотворений я писал: «Я — маленький берёзовый листок на осеннем ветру двадцать первого века». Вот и главный герой Кортасара — такой же берёзовый листок (не знаю, растут ли в Аргентине и Франции берёзы, но допустим), которого мотает унылым ветром двадцатого века. Выражаясь менее поэтично, Орасио Оливейра — это говно в проруби; он так же дрейфует по воде, отдавшись воле ветра и течений, и так же воняет, если ткнуть его палкой.

«Игра в класскики» наполнена этими бесплодными скитаниями героя: он живёт с женщиной, но теряет её после смерти ребёнка (Орасио первым заметил, что малыш помер, но выжидал момент, пока мать сама обратит на это внимание); он ходит-бродит по Парижу в надежде развеять скуку и увидеть что-то интересное, но субъективно интересного в Париже оказалось мало; он идёт на концерт к полубезумной бабке, что играет какофоническую солянку из чужих произведений, а потом благонамеренно провожает её до дома из лучших побуждений скрасить её одиночество и тоску, но бабка не зря полубезумная...

Думаю, образ персонажа примерно понятен: европейский закомплексованный интеллектуал из разряда «депрессия — моя профессия, а солнце — долбаный фонарь».

Я не устану вспоминать чтиво своей юности, через которое я открыл мир экзистенциальной литературы: «Посторонний» Альбера Камю, «Тошнота» Жан-Поль Сартра и «Степной волк» Германа Гессе (взял их за основу; в памяти также всплывают «Голод» Кнута Гамсуна и «Да здравствует фикус!» Джорджа Оруэлла, например). Я не литературовед и не знаю всех сходств и различий между данными текстами, но кортасаровская «Игра в классики» мне их сильно напомнила. Правда, есть тут одно немаловажное «но»: книжки Камю, Сартра и Гессе можно прочитать буквально за вечер-другой, в них всё очень сжато, компактно, лаконично. Прочитать, проникнуться, опять прочитать...

А вот Кортасар растянул историю блужданий Оливейры по миру на 600 с лишним страниц, от чего рано или поздно становится невыносимо скучно. Опять же, как тяжко было людям без интернета: блог не заведёшь, опубликоваться можно на бумаге (газета, сборник и прочее), а значит, если ты хочешь выговориться (и заодно испытать терпение читателя), то совмести одно с другим: блог о жизни и литературе с историей про грустного одинокого мужика. Как нельзя лучше кредо блогерского и писательского потока сознания сформулировано в главе 82-й.

Это, мне кажется, в принципе характерная черта подобной писанины (так называемого антиромана): постоянно отвлекаться на стороннюю болтовню, слабо вплетая её в общий сюжет, но как-то рисуя контекст эпохи, персонажа, города. С другой же стороны, будь у Кортасара уютненький бложик, он и книгу такую вряд ли бы написал, растратил бы талант на отдельные посты про музыку, литературу и искусство. Прям как это делаю я! Ха. Ха. Ха.

К счастью, от Камю, Сартра и Гессе не успеваешь экзистенциально устать. К сожалению, Кортасар с какого-то момента начинает прям душить душной духаторией. Кого-то из читателей расстроил переезд Оливейры в Аргентину, где скучно и герою, и читателю, а я же устал от Орасио ещё до его возвращения на родину. Мужик ходит, ноет, ноет, ходит. Идёт дождь, в нём можно прятать слëзы. Ах, Мага, моя прекрасная Мага, мы встретились с тобой как две пылинки бытия в этом холодном бездушном мире, где «гибкость спин важнее гибкости ума»...

Чертовски красиво ноет мужик, по-эстетски интеллектуально, с «Голуазом» в зубах и винишком, под джаз и болтовню об искусстве, но всё-таки ноет. Ему бы паблик завести и выкладывать там ванильные цитатки.

Конечно, «Игра в классики» — роман экспериментальный (или антироман, или псевдо-экспериментальная не-литература и прочие языковые выверты); также допускаю, что я тупой кривозубый крестьянин и совсем не выкупил авторского смысла. Но я во многом понимаю героев упомянутых произведений, я сам во многом такой же посторонний тошнотик (в творчестве это отразилось в моих рассказах и единственной повести, где я тоже напихал всяких красивостей и болтовни), однако пустопорожняя трепотня Кортасара в «Игре в классики» мне зашла, что называется, лишь отдельными местами.

Да, язык автора красив, он очень образный и тэдэ, есть атмосферность, есть дух и эмоция, но говорю же — ближе к середине от этого концентрата устаёшь. Вероятно, надо было читать дозированно, правда в таком случае дождливо-блюзовая история Орасио Оливейры выветрилась бы из головы быстрее, чем свежий ветер разгоняет туман. Но язык красив, этого у Кортасара не отнимешь:

«Игра в классики» для меня — книга о человеческом одиночестве, отстранённости, отделённости меньшинства от мира, тошноте мещанской жизни (сиречь жизни большинства) — и абсурдности нашего бытия в целом. Ничего нового нет под солнцем и луной, знаете ли. И ничего нового в истории про Орасио Оливейру я не прочитал. Главный герой Кортасара не может придумать личный смысл жизни, оттого и страдает. Тут опять ничего нового: обычный сорокалетний мужик с кризисом среднего возраста.

В лагерь большинства он попадать не хочет (до поры, видимо, и фикус на окне ещё ждёт своего часа), а в компании меньшинства ему слишком тяжело и уныло, слишком бесплодно и так же абсурдно, как и везде.

Произведение Хулио Кортасара — это экзистенциальная проза, затянутый текст про затянутую «жизнь», и далеко не всем такая проза понравится. Даже симпатизируя герою Кортасара и более-менее понимая его, рано или поздно придёшь к тому же выводу, что и, видимо, сам герой: если не смириться с этим светом, тебе остаётся тот свет. Там и мирись тогда... Но людям, внутри которых идёт дождь, «Игра в классики» понравится.

Мне, несмотря на всю критику, чтение в целом понравилось, но восторга не вызвало. Восторг остался с Камю, Сартром и Гессе. Но «Игру в классики», в принципе, можно и нужно читать как минимум для общей эрудиции. А лет через -дцать нужно и перечитать.

Ещё пару слов о метафоре названия. Метафора игры в классики мне видится шире, чем структура данной книги. Читатель здесь «скачет» по цифрам глав, указанных автором в начале, но ошибочно замечать одно это. Прыг-скок, с двадцатой главы в семидесятую и обратно, и так далее. Тем не менее, более глубокий слой игривой метафоры таков: игра в классики — это вся человеческая жизнь.

Можно сюда приплести и пафосную ерунду вроде: игра в классики — это отчаянная попытка человека обрести Бога, скитаясь и бродяжа по миру, но я этого делать не стану. Оставлю такую возможность другим, более одухотворённым читателям с очень богатым внутренним миром, которые точно впитают всё так, как того бы хотел автор. Таких водянистых отзывов о тексте Кортасара я уже начитался: ах, глубина, ах, сила и мощь...

Хаос бытия, неподконтрольный пониманию человека, заставляет последнего играть в классики. Хочет он того или нет, а играть надо: прыгать по «квадратам» жизни, пытаясь «набрать очки» и «победить» в этой игре. Но победителя здесь нет и быть не может. Жизнь заканчивается смертью и пустотой; «всё грустно, всё очень грустно: живём как идиоты и в конце концов умираем», по словам Чарльза Буковски.

Игра в классики — это придумка человека, созданная в его попытке упорядочить хаотичный мир. Иного не дано. Все мы так же играем в классики, как играл унылый Орасио Оливейра. И одно из известных и непреложных правил этой игры заключается в следующем: нужно добровольно забыть, что эта игра — такая же безальтернативная ложь, как и плетение «колыбели для кошки»; а если забыть не можешь или не желаешь — мучайся и терпи; или войди в открытую дверь Эпиктета.

Но раз уж победить в классиках нельзя, быть может, стоит придать жизни субъективный смысл? Очевидная банальщина, ага. Но и «Миф о Сизифе» Камю был, как я понимаю, всё о том же, да и библейская «Книга Экклезиаста» (прародитель экзистенциальной литературы) тоже. И Виктор Франкл, прошедший концлагеря, об этом же писал. Так зачем вечно унывать, если от уныния ровным счётом ничего не изменится, и если в унынии человек подобен бессильному конунгу Теодену под властью Сарумана?

Спасибо за ваше внимание.

Замечательный «Эдгар По» Андрея Танасейчука.

Здравствуйте. После того, как я прочитал биографию Говарда Лавкрафта «Лавкрафт. Я — Провиденс», написанную Сунандом Джоши, меня заинтересовали ещё два писателя: лорд Дансени и Эдгар По. О последнем сегодня и расскажу, так как про Дансени ничего пока не знаю, а его сборники рассказов ещё ждут своего часа.

А вот По — иное дело. Его я немного читал в юности, а недавно прикупил прекрасное полное собрание сочинений от издательства «Иностранка». Которое теперь и осваиваю, дозированно наслаждаясь строками Эдгара По в отличных переводах на русский язык. Разве может оставить равнодушным знаменитое начало «Ворона» в переводе, например, Дмитрия Мережковского? Цитирую:

Или, может, не замечательно манящ непонятый публикой «Юлалюм»? Цитирую начало в переводе Валерия Брюсова:

Думаю, на этих моментах с цитированиям отсеялись те, кто не хотел, и навострили уши те, кто хотел. Что ж, плавно перейдём к основной сути, которую я хотел бы донести до читателя.

***

Вообще, в заметках про известных людей я часто пишу нечто вроде: я мало знаком с творчеством N, но хочу вам сказать следующее... И всё в таком же духе. Как так получается? Да просто: о ком-то слышал, где-то что-то прочитал, но времени и сил по-научному копаться в каждом отдельном случае у меня нет, а высказаться хочется. Вот и «иное дело» Эдгар Аллан По относится для меня к этому случаю. Так как, хоть я и читал его произведения, но о личности знал только то, что почти всю свою жизнь он был нищим и имел серьёзные проблемы с выпивкой.

Книга, должная заполнить сей биографический пробел, однажды нашлась в моей домашней библиотеке. В серии «Жизнь замечательных людей» около десяти лет назад вышла работа Андрея Танасейчука: «Эдгар По: сумрачный гений». Эту книгу я нашёл на полке и она попала, что называется, в моё настроение, и я с удовольствием её прочитал.

Перед нами типичная книжка серии «ЖЗЛ» в хорошем смысле слова «типичная»: достаточно подробная (но и компактная), интересно написанная, с цитатами из источников, авторскими обобщениями на основе фактов и так далее. Книга не без минусов, конечно, но за всей массой текста мелкие недочёты быстро забываются, и чтению они совершенно не мешают.

По детальности изложения текст Танасейчука в каком-то смысле проигрывает той же монструозной биографии Лавкрафта от Сунанда Джоши. Но это ладно: Джоши бывал временами зануден и слишком погружался в детали, чего Танасейчук сумел избежать, и тексту это пошло только на пользу. Жизнь Эдгара Аллана По, его отношения с родными и друзьями, контекст и характер «романтической» (не знавшей ещё мировых войн) эпохи девятнадцатого века показаны, на мой взгляд, хорошо, и отлично рисуют портрет По.

Портрет сложный, комплексный и дающий право воспринимать его с какой угодно стороны. Именно на основе труда Танасейчука я и сделал некоторые выводы про знаменитого американского поэта. Итак, что можно про него сказать?

Во-первых, ранние годы. Приёмный ребёнок в обеспеченной семье, росший в достатке и любви (со стороны матери так уж точно), Эдгар По мог бы стать не только великим литератором (которым он и стал, но не благодаря, а вопреки), — при должном стечении обстоятельств он стал бы хоть президентом, хоть важным министром или великим учёным. Но так уж получилось, что единственным достойным для мужчины занятием По считал литературу, и эти принципы отстаивал с самой юности. Принципиальность и упёртость ещё много раз аукнутся молодому поэту, и в книге всё это хорошо показано.

Так, среди прочего, принципиальность повлияла на отношения Эдгара с приёмным отцом, который, разбогатев под конец жизни, всё же не завещал сыну ни копейки. Больно читать эти главы про отношения юного Эдгара со своим отцом. Думаю, будь последний чуть менее чёрствым человеком, он дал бы сыну возможность стать литератором, кем тот и хотел быть. А не давил бы на него: мол, отчисляйся из университета, поступай в военную академию, иди работай как нормальный человек и всё в том же духе.

Кто знает, как ярко разгорелся бы талант Эдгара По, если бы он получил полное образование в университете? Всего-то делов было оплатить долги студента и дать ему возможность учиться (деньги у отца на тот момент уже были, и очень солидные).

Больно читать отчаянные письма Эдгара к отцу, где тот молит родителя выслать немного долларов на жизнь и творчество. По, конечно, в отношениях с отцом и сам был во многом виноват, часто дерзил и вспыхивал, но кто должен быть мудрее и великодушнее: взрослый состоявшийся мужчина или идеалистический юнец-романтик? Неужели нельзя было простить сына и уж хотя бы в завещании дать ему финансовую «путёвку в жизнь»?.. Раз уж ты образования ему не дал, так дал бы хоть возможность не голодать во взрослом возрасте.

Во-вторых, дальнейшая судьба поэта. Несмотря на все трудности, По не сдавался и продолжал писать: сначала стихотворения, потом уже и рассказы. Он, как говорится, падал и снова вставал, падал и вставал. Нищета, голод, непризнанность не смогли сломать молодого писателя. Он продолжал писать, несмотря ни на что. И так, мало-помалу, он становился известным в литературных кругах, параллельно набирался жизненного опыта и наблюдений (учился в университете, служил в армии, обучался в военной академии), устраивал личную жизнь (сначала романтические встречи и переписки с многочисленными возлюбленными, потом женитьба на двоюродной сестре, далее, после смерти супруги, снова переписки и подготовка ко второй свадьбе).

Настойчивость и следование принципам не только аукались Эдгару По, — они ему ещё и помогали. Очень интересно следить за тем, как писатель раз за разом пытался пробиться в мир литературы. Такой настойчивости можно позавидовать, но она же с ним, повторюсь, играла и злую шутку. В книге это свойство характера писателя метко названо «бесом противоречия» (как По писал, скорее всего, про себя же, в одноимённом рассказе). Вот он уже благодаря упорству достиг успеха и устроился редактором в журнал, но нет: надо запить и бросить всё, переживая из-за болезни жены и впадая в затяжную меланхолию.

Вон он уже написал знаменитого «Ворона» и литературный мир взорвался восторгами, но нет: надо «зазвездиться» и разругаться почти со всеми коллегами, давая им поводы отомстить (сплетни, переслухи и салонный трёп долго витали при жизни и после смерти поэта). Вот он уже нашёл богатого поклонника своего творчества, готового оплатить запуск нового журнала, о котором По так мечтал, но нет: надо в итоге сорваться, снова запить по-чёрному, спутаться с какими-то бродягами и умереть в больнице, бредя и страдая.

В-третьих, творчество и влияние на потомков. Опять же, возвращаюсь к вопросу о настырности, принципиальности и следовании личному идеалу. У Эдгара По были в жизни периоды, когда он работал в журналах. В том числе был период, во время которого По получал очень хорошие деньги и числился у владельца журнала на хорошем счету. Казалось бы, сиди себе тихо, редактируй и пиши критику; становись тем, про кого Джек Лондон в «Мартине Идене» писал что-то вроде: литературные критики — это неудавшиеся писатели. Словом, убей в себе писателя и будь критиком на хорошей зарплате; у По была такая возможность.

Может, высокие доходы и жену бы позволили вылечить от туберкулёза, и поспособствовали бы социальному упрочению семьи По (муж, жена, тёща). Домик бы купили, гостей бы звали, по выходным он писал бы что-нибудь...

Но всё это ограничило бы личностную и творческую свободу По. Бес противоречия и тут сыграл злую шутку с писателем: он уволился с сытной должности и ушёл в «вольное плавание». То есть вернулся обратно в нищету, грязь и холод съёмных халуп, где приходилось ютиться его семье. Опять были взлёты и опять были падения.

И снова стоит заметить, что тот же самый «бес противоречия» помогал По делать удивительные литературные открытия: из его детективных историй во многом вышли Артур Конан Дойл и Роберт Стивенсон, из фантастических — Жюль Верн и Герберт Уэллс, из мистических — Говард Лавкрафт и многие, многие другие. Я повторяю тут слова Танасейчука, но склонен с ними согласиться, так как влияние По на западную литературу несомненно и неопровержимо.

***

В общем, жизнь Эдгара Аллана По — штука спорная и запутанная. Да, на жизненном пути он мог бы сделать что-то лучше, мог бы сделать так, а не иначе, и сделать иначе, а не так. Но, возможно, в том и заключается одна из особенностей настоящего гения: быть не от мира сего, быть слишком радикальным и принципиальным, быть запутавшимся в самом себе человеком, «кровью чувств» ласкающим чужие души? Быть таким — и умереть странно, глупо, в расцвете сил и на апогее славы?

Я не знаю. Но согласен, что большое видится на расстоянии. Вот потому спустя много лет творчество и жизнь американского литератора до сих пор вызывают интерес и порождают дискуссии и споры, его феномен исследуют и его произведения читают, — а это для творческого человека есть самый главный залог для долгой и насыщенной жизни после смерти.

Иногда мне даже не верится, что где-то на свете существовали такие «ненастоящие люди» (фраза из моего рассказа «Записка»), как Эдгар Аллан По. Есть ли они сейчас, в век обесцененной информации, пластмассового человека и мира как супермаркет? Я не знаю. Где они пишут, эти ненастоящие люди, о чём они плачут, эти ненастоящие люди, зачем они страдают, эти ненастоящие люди?

Я не знаю. Но хочется верить, что не все гении мира уже умерли, что есть ещё где-то такие же странные поэты и писатели, каким был Эдгар По. Спасибо за ваше внимание.

Спасибо за юность.

Музыкальное настроение: Butterfly Temple — Возвращение.

Знаете, бывает жаль прощаться с какой-либо литературной серией. Остаётся гнетущее чувство, а также какая-то опустошённость, потерянность, что ли. Но не в случае «Ведуна» Александра Прозорова. Я читал эти книги с конца лета 2022 года по начало февраля 2023 года, стараясь не делать сильных перерывов. То есть, можно сказать, читал я их в одном потоке, и заодно писал свои рецензии на каждую прочитанную книгу цикла. Потому не вижу смысла снова расписывать все плюсы и минусы книг этой серии: ищите мои отдельные рецензии. А здесь же я бы хотел сказать следующее: «Ведун» — это, к сожалению, серия во многом неудачная.

Я взялся за эти книги, потому что помню их с юности. Тогда я их не дочитал, так как у моего друга их было всего штук восемь или десять. Теперь вот осилил все восемнадцать, и могу отметить: можно было бы сжать восемнадцать книг в десять, например, и читатель бы только приобрёл от такого чтения. Но автор решил иначе, и потому «начал за здравие, кончил за упокой»: первые книги про ведуна Олега идут в целом хорошо, интересно, бодро (где-то до «Медного стража» включительно, но с некоторыми оговорками вроде «Заклятия предков»).

Потом, после «Медного стража», последовала унылая тонна текста про борьбу Олега с уральскими колдунами за разноглазую девочку Урсулу, далее были несколько проходных сюжетов а-ля «повторение — мать мучения» (монголы, гунны, псевдоистория, логика вышла из чата и всё прочее присутствует там в чрезмерном количестве), ближе к концу писатель таки родил хорошую дилогию про девочку по имени Сирень, но в последней книге превратил Олега в какого-то влюблённого маньяка, одержимого богиней смерти Марой...

В общем говоря, я не пожалел, что прочитал все восемнадцать книг. Но продолжать этот цикл, я думаю, совершенно не стоит. Иначе Александр Прозоров совсем погрязнет в «ведунских» самоповторах и литературной жвачке.

Также мне хотелось бы отметить, что я бы с удовольствием посмотрел сериал по мотивам похождений ведуна. Почему нет? В книгах А. Прозорова можно многое найти, а последняя часть («Воин мрака») так и вообще написана очень кинематографично, что в принципе является фишкой этой серии. Если бы наши киноделы были больше киноделами, и меньше — говноделами, то они бы обязательно взялись за экранизацию приключений Олега Середина.

Вместо того, чтобы клепать очередные дегенератино-ублюдские «Ёлки», «Горько» и прочий массово-новогодний кал, с которого кормится BadComedian и прочие, мы вполне могли бы снять сериал «Ведун». Был же у нас замечательный «Охотник» с Евгением Цыгановым! «Охотника», кстати, хотели продлить на второй сезон, но по финансовым причинам не стали... Это говорит о многом: в том числе о том, что людям чаще всего не надо ни фэнтези, ни фантастику — им подавай блевотину с опальным Ургантом и «наша-рашанским» Светлаковым.

Короче, ладно. Если бы да кабы... Надеюсь, однажды я всё-таки увижу качественную экранизацию «Ведуна», где оставят основной приключенческий нарратив и обойдут стороной заигрывания Прозорова с псевдоисторией и задорновщиной. Хороший получился бы сериал. А данная серия книг — тоже, в общем-то, хорошая, несмотря на всё моё бурчание.

Спасибо за юность, Александр Прозоров.

После того, как я закрыл последнюю книгу про ведуна («Воин мрака»), у меня осталось смешанное впечатление. С одной стороны, книгу объективно ругать особо не за что: тут тебе и традиционные приключения, и временная размолвка Олега со славянскими богами, и центральный квест (захомутать богиню Мару и утащить её в своё время). С другой стороны, как уже верно заметили ранее, весь сюжет «Воина мрака» выглядит немного натянутым, сказочным и высосанным из пальца. Будто бы автор смертельно устал от придуманного персонажа и мира, и хотел уже поскорее всё закончить, не растягивая и без того растянутую серию ещё на стопицот водянистых продолжений.

Кроме того, привычные бои здесь уже не впечатляют (каюсь, но некоторые боевые сцены я проглядывал по диагонали: поднадоело читать страницы, кто, как и куда увернулся, и как Олег хитро подловил супостата и заколол своей саблей). Так же не впечатлил и основной сюжет: Олег в последней книге ведёт себя буквально как маньяк: вот вынь да положь ему Мару на блюдечке. Неужели другие женщины, пусть и не богини, больше не прельщают?

Ведь в настоящем времени Олега ждёт и зоолог Таня, и даже поехавшая альфа-самка Роксалана. Урсула слилась, конечно, ну да и бог с ней. Любовь ведуна к богине смерти, мне кажется, мотивирована слабо и больше похожа на помешательство. Та же Роксалана — и то бы стала лучшей женой, нежели Мара. Но, как известно, настоящие герои всегда идут в обход, и потому мы всю книгу наблюдаем за манией Олега к богине смерти.

Олег спорит с богами, даёт им лещей, заключает тайные сделки с другими богами — и всё это происходит так просто, естественно и бодро, словно ведун всю жизнь этим занимался... В общем, скучноватый сюжет получился. Да и линии персонажей не закрыты до конца: я так и не понял толком, что в итоге случилось с Роксаланой, как пошли дела у Тани, ну, и Олег с Марой тоже та ещё парочка: ранее говорилось, что в нашем времени Мара станет простой женщиной, но, тем не менее, в конце «Воина мрака» она по-прежнему повелевает духами, более не являясь богиней. Словом, хз, короче. Намутил автор всё в кучу, скомкал и объяснил для галочки, без аргументов.

Открытая концовка этой книги оставляет автору возможность написать продолжение. Никто сильно важный не умер, все счастливы. Но, надеюсь, продолжения не будет. «Ведун» — явно не тот случай, когда нужно доить серию до последней капельки. Тем более если учесть, что и доить там уже особо-то и нечего.

Резюмируя по книге, скажу: она получилась не сильно плохой, но и не сильно хорошей. Она просто есть. А заключение по всей серии я напишу отдельно.

Я мало читал рассказы и повести Говарда Лавкрафта: этого знаменитого мастера ужасов, отца космической хтони и просто хорошего писателя. Но мне повезло с ним в трёх отношениях: я его всё-таки читал (а это уже здорово), первыми его произведениями для меня были «Хребты безумия», «Тень над Иннсмутом» и «Зов Ктулху» (поздний Лавкрафт — ммм, вери найс гуд найс), а попали эти повести ко мне, когда мне было лет пятнадцать или четырнадцать, — лучшее время для такой литературы, так как запоминается она на всю жизнь. Да и игра «Call of Cthulhu: Dark Corners of the Earth» запомнилась мне до того, что до сих пор икается иногда…

В общем, я был приятно удивлён, когда узнал, что существует, так скажем, «лавкрафтология» — филолого-биографические попытки проанализировать и описать данного человека, его жизнь, творчество, контекст, дух времени и прочее. Многие авторы писали про Лавкрафта, в том числе и биографии. Но, я думаю, уже бесспорно, что в этой отрасли нет равных Сунанду Джоши — литературному критику, посвятившему львиную долю жизни на изучение творчества этого писателя. И вот на русском языке в 2022 и 2023 годах вышел монументальный труд Джоши «Лавкрафт. Я — Провиденс», который я незамедлительно прикупил и начал осваивать.

Хочу вкратце описать свои впечатления от этого тяжёлого двухтомника. Во-первых, конечно, стоит отметить интересный слог и качественный перевод книги: видно, что переводчики прям постарались. Я кое-что понимаю в переводе и могу представить, какую невероятную, титаническую и кропотливую работу проделали Марина Стрепетова и Михаил Востриков… Да им памятник поставить надо! Ну, или хотя бы сказать огромное-преогромное СПАСИБО за работу и качество.

Во-вторых, Сунанд Джоши. Этого человека я бы назвал подвижником фантастики и главным «лавкрафтианцем» из ныне живущих. Первый том биографии от Джоши я читал днём и ночью, несмотря на его внушительные объёмы, — оторваться, конечно, было можно, но с трудом. Прям как в детстве, знаете ли. Я так быстро «проглотил» первую книгу, что уже подумываю, что нужно бы перечитать её через пару-тройку месяцев. Для правильного усвоения. Вторая часть тоже прочиталась быстро, особенно мне понравился анализ поздних произведений Лавкрафта и описание последних лет его жизни. Страницы, где говорится, как и почему умер этот писатель, оставили на душе тяжкое чувство: это надо же, настолько разносторонний человек — и умер такой смертью, в нищете, голоде и холоде...

В-третьих, поразили подробность и глубина биографического исследования. Первую часть биографии я прочитал где-то за неделю. Вторую — примерно за тот же срок. Могу сказать, что впервые вижу настолько подробное исследование. Это даже не уровень «Жизни замечательных людей», а что-то ещё более дотошное, вплоть до дат, часов и мест. К сожалению, такая дотошность иногда вредит и выглядит лишней: начальные страниц двести-триста я, бывало, скучал от избытка мелких (на мой взгляд) деталей из жизни Г. Ф. Л. Ну, скажем, какие-то конкретные даты писем, или во сколько часов и минут Лавкрафт сел на поезд, или что он ел в кафе с друзьями, и так далее. Потом к таким деталям привыкаешь. Естественно, это лишь моё впечатление, и не факт, что при повторном знакомстве с книгой оно останется таким же.

Ну и, в-четвёртых, очень радует и то, что Сунанд Джоши не только описывает биографию Лавкрафта, не только вкратце пересказывает сюжет его рассказов и повестей, но и делает вполне конкретные, взвешенные выводы и обобщения. Позиция Джоши в отношении Лавкрафта аргументирована, продумана, крепка. Такой подход к изучению биографии и творчества радует, — вот правда, всем бы хорошим писателям таких же хороших биографов, как Сунанд Джоши. А то иной раз они такое понапишут, даже и в печатном виде, что хоть стой, хоть падай (пример тому — недавняя биография Александра Беляева в серии «ЖЗЛ»).

Также радует, что автор книги не стремится «отменить» мастера ужасов за расистские взгляды (от которых Г. Ф. Л. начал отходить ближе к концу жизни), не хочет выставить творчество затворника из Провиденса однобоким, глупым или пустым, и, что самое главное, Джоши не настаивает на своей точке зрения и не вдалбливает её в ум читателя. А ведь можно было бы: и «отменить» Лавкрафта (надеюсь, до этого современная культурка не докатится), и плюнуть на его могилу: мол, расист, шовинист, злобный антисемит, женоненавистник… Но Сунанд Джоши осторожен в выводах и оценках: он даёт аргументы и факты, а соглашаться с ними или спорить — дело каждого. Там же, где проскакивает сугубо личное мнение Джоши, нет и намёка на свой авторитет: мол, уж я-то знаю, как всё было — любую эмоциональную оценку Джоши, опять же, подкрепляет фактами, фактами и фактами.

Подводя итоги, скажу так: это исследование жизни Говарда Лавкрафта достойно быть в библиотеке любого человека, которому нравятся ужасы и фантастика; человека, который тоже задумывается над местом человечества во Вселенной; человека, осознающего: есть модное и преходящее, а есть — непопулярное и вечное. Книга Сунанда Джоши отлично раскрывает детство и юность, а также взрослые годы Лавкрафта; тут есть и анализ, и обобщения по творчеству и жизни, и нелицеприятные, но честные описания расизма, снобизма и пары других -измов мастера ужасов. Кроме того, Джоши подошёл к написанию биографии не только с качеством, но и с душой: на многих страницах этого двухтомника видна большая любовь к личности и творчеству великого писателя.

Рекомендую.

Это почему я такие большие заметки писал про предыдущие книги? Потому что книги те, как правило, были так себе... А про хорошую сказать особо и нечего: тем более потому, что и про хорошие книги цикла «Ведун» я уже высказывался ранее и в достаточном объёме. В общем, «Ведьмина река» мне понравилась. Соглашусь, что это в принципе одна из лучших книг цикла. Давно я не получал такого удовольствия от чтения этой серии. Почему?

Всё просто: у Олега Середина есть один главный квест, связанный с девочкой по имени Сирень. По пути с Олегом и Сиренью происходят сайд-квесты, через которые Сирень (озлобленная на мир и людей ведьма, погибшая в детстве и воспитанная духами русских лесов) изучает людей. Олег ей в этом деле, конечно, помогает: объясняет, рассказывает, показывает. В итоге ведьма очеловечивается, и книга заканчивается на радостной ноте с оттенками грусти. Помните, как я говорил, что Александр Прозоров умеет выписывать персонажей? Вот и тут так же. К ним привязываешься, и очень жаль потом прощаться.

Да и атмосферы автор накинул от души: тут тебе и разбойники, и людская неблагодарность, и людская благодарность, и жестокая осада русского города (с описанием того, что именно и как делают конные разъезды с беззащитными селянами), и героические жертвы простых людей во имя спасения других... Одно мне не очень ясно: почему Сирень сразу не применила свои способности, чтобы оборонить русский город? Ведь, напади медведи и рыси ночью на вражеский лагерь, к утру от булгар осталось бы лишь мокрое место... В книге есть ответ на моё «почему», но он меня как-то не впечатлил. Столько людей погибло напрасно...

Кроме линии про Сирень и Олега, есть ещё и линия в настоящем времени: поехавшая Роксалана пытает девушку, лишь бы «достучаться» до Олега сквозь века и годы. Я давно подозревал, что эта придурковатая фемка всё-таки придурковатая фемка (и не более того), да ещё и жадная до денег. У тебя и так батёк олигарх, куда ты лезешь-то, мразота?.. Золота ей захотелось, видишь ли, и ради него Роксалана пытает юную Ольгу, случайно попавшую под действие магического кулона ведуна... Ужасная история. Но, к счастью, и она заканчивается на доброй ноте, и Ольга посылает на три буквы эту жадную тварину. Я ошибался в Роксалане: она как персонаж подавала надежды, но «Ведьмина река» проявила её во всей капиталистической «красе» избалованной богачки.

Словом, отличная книга получилась у автора. Я очень рад, что не бросил данный цикл и решил дочитать его до конца. Александр Прозоров всё-таки не сдулся и не превратил «Ведуна» в литературную жвачку, как я ожидал и опасался. На очереди теперь последняя книга про Олега Середина. А «Ведьмину реку» рекомендую однозначно.

Ничуть не сомневаясь, ставлю «Полям доброй охоты» девять баллов. После жуткого душнилова предыдущих частей с блэкджеком и настырными братьями-колдунами, эта часть читается прям как бальзам на душу. Ещё в отзыве на «Врата смерти» я отметил, что та книга выглядит как возвращение к истокам. Что ж, «Поля доброй охоты» продолжили этот славянский вайб с мечами и магией, и большую часть книги мы читаем про классические приключения ведуна Середина.

Особо выделю начало: криповое предисловие про «дяденьки, а зачем вы мою ножку кушаете?» напомнило мне дилогию «Убыр» Наиля Измайлова. Так же не по себе становится, мурашки так же пробегают по нужным местам тела; правда у Измайлова в таком стиле две книги, а у Прозорова на полноценный хоррор тянет только пролог и, местами, лишь некоторые страницы. Но тем не менее. Жёстко плюсую за жёсткий пролог, дожёвывая мягкую куриную ножку!

Во «Вратах смерти» автор наметил историю девочки по имени Сирень, которая небеспочвенно озлоблена на мир и людей. Озлоблена потому, что однажды с ней очень плохо обошлись, и после смерти она стала чрезвычайно сильной ведьмой, повелительницей лесов, растений и животных. Я думал, история с несчастной девчушкой из «Врат смерти» тем и закончится: её разорвали местные селюки, хотя Олег и пытался спасти юную магичку.

Но в «Полях доброй охоты» стало ясно, что история Сирени станет основой для ещё нескольких книг про ведуна и компанию. Потому как в этой части Олег снова отправляется на Русь, чтобы извести злую ведьму, но в итоге... она зовёт его «папой», а он её называет «дочкой» и покупает ей обновки на местном рынке! Как так получилось? Читайте и узнаете. Без спойлеров тут не обойтись, а пересказывать сюжет я особо не хочу. Но вкратце скажу, что нарратив не ограничивается только лишь поиском и поимкой Сирени: есть тут и несколько дополнительных историй в стиле самых первых книг (забавно про похотливых русалок на празднике, кроваво про фальшивую Бабу-ягу и её сыновей, грустно про детей-сирот в лесной глуши, неприятно про старичков-паучков в мёртвом селе, многообещающе про тупа пажылого колдуна-болтуна)...

Богиня Мара, кстати, также фигурирует в книге. Олег хочет перенести Мару в наше время, где она должна стать простой женщиной и утратить магическую силу богини. Мара, конечно, много ерунды от смертных слышала, но ведун смог её удивить... Кроме того, никуда из повествования не делась и Роксалана. Из настоящего времени эта настойчивая тётка пытается достать Олега в прошлом, так как она, оказывается, его любит и ненавидит одновременно. Словом, отпускать Олега она не хочет: пусть, мол, на коротком поводке за мной таскается, скотина такая, а то сбежал, вишь ты, в свою древность... Ладно, признаю: Роксалана в «Полях доброй охоты» более-менее сносна, потому что её тут довольно мало. Боюсь, правда, что в последующих книгах она опять вернётся в сюжет на полную ставку, так сказать.

А может, всё-таки дать ей шанс? Как персонаж она оказалась вроде ничего, несмотря на моё первое впечатление. По крайней мере, дочка олигарха больше не ведёт себя как фимозная истеричка из первых книг с ней, а значит, она ещё сыграет свою немаловажную роль в жизни Олега Середина.

В общем, книга мне понравилась. Автор словно обрёл второе дыхание после долгого перерыва, и выдал то, за что мы и любим серию про ведуна Олега: приключения, битвы, быт, мораль, интересные ситуации и прочее. Ну, вы поняли. Жаль, конечно, что с обложками так вышло: последние три обложки серии рисовал явно другой человек, уже не дизайнер, а какой-то креакл-десигнер, и на плоды его работы (читай: «на это убожество») без слёз не посмотришь. Может, он и умеет рисовать, но с «Ведуном» дядя явно облажался. Мне вот очень нравились старые обложки «Ведуна«! Я люблю их ещё с юности, ведь там сразу было понятно: ты читаешь славянское фэнтези. А новые что? Какой-то сладкий петушок едет на мотоцииииикле, сладкий петушок куда-то бееееежииииит, сладкий петушок уныыыло сиииидииит... Да, мои оценочные суждения — они такие...

Короче, читайте «Поля доброй охоты». Не пожалеете.

Последнее произведение на тему войны миров — повесть Сергея Синякина. Если вкратце — перед нами довольно крепкая, бодрая вещь с хорошим сюжетом. Автор — бывший работник органов внутренних дел, подполковник милиции в запасе. Думаю, именно его профессия во многом (если не во всём) определила характер третьего нашествия марсиан на порядком подуставшую Землю.

Сергей Синякин написал повесть в жанре фантастического детектива. Главный герой по имени Валентин Гурский — оперативник ФСБ, которому начальство поручает расследовать загадочную пропажу гарнизона марсиан в провинциальном городке Сухов Волгоградской области. Казалось бы, это типичное начало типичного детектива, но нет — на мой скромный взгляд, повесть неординарная и забыта очень незаслуженно.

В чём же заключается «загадочность» исчезновения марсиан? Отвечаю: местные жители в основном любят и ценят ухающих пришельцев (а кто не ценит — тот молчит), и практически все признают, что марсианская власть — наиболее справедливая власть, которая вообще когда-либо была в Сухове.

То есть на первый, второй и даже третий взгляд целенаправленно убивать марсиан никто бы и не посмел — справедливость справедливостью, но в то же время все прекрасно знают, что марсиане тоже не дураки, и в случае преднамеренного доказанного убийства прислали бы карательную экспедицию, а на месте Сухова осталось бы выжженное пятно. В марсианском мире Сергея Синякина уже были такие случаи, и повторять их никто не хочет.

Как раз-таки здесь и закручивается сюжет «Третьего нашествия марсиан», и я могу гарантировать: если ты рискнёшь и прочитаешь эту повесть, она доставит тебе подлинное удовольствие. Впрочем, как и остальные четыре книги на тему войны миров. Но почему повесть стоит прочитать? Попробую объяснить.

Если братья Стругацкие описывали, как простой народ продался марсианам за пяток монет, почтовые марки и стабильность, то у Сергея Синякина всё это показано как-то более логично, что ли. Понятное дело — повесть АБС имеет философский уклон, и мне она очень нравится, но так же нравится и то, что написал Синякин.

Оправдывать захватчиков — дело трудное и, зачастую, — неблагодарное. Но в повести Сергея Синякина поступкам людей почему-то веришь безоговорочно, в отличие от философского размышления братьев-фантастов. Думаю, перед нами просто две стороны одной медали, и они одинаково интересны. Пускай же в защиту марсианского владычества выскажется один из персонажей «Третьего нашествия марсиан»:

На мой взгляд, Сергей Синякин написал произведение, которое если не лучше, то почти на уровне повести АБС. В то же время, Синякин здесь оказался посерьёзней, чем братья. Тема-то идейно всё та же — свобода или рабство, но автор предлагает читателю и прекрасные рассуждения про национальный менталитет русских, балует нас наблюдениями из личного опыта и прочее.

Сюжет повести лихо закручен, читается и выглядит он добротно. Синякин здорово закрутил интригу в «Третьем нашествии марсиан», и повесть удивляет до самой последней страницы! Казалось бы, ближе к середине уже всё понятно, но нет: сюжет в очередной раз переворачивается с ног на голову! Круто, очень круто. Также радуют и жизненные наблюдения автора, его строго реалистический подход к жизни и чёткое видение природы человека. Вот одна из цитат:

Цитата вполне в духе фильма «Война миров. Следующее столетие» Петра Шулькина. Была там похожая сцена с молодыми кабанчиками и дедком, которого они привезли, кхм, на сцеживание…

Я долго думал, что лучше: «Второе нашествие марсиан» АБС или «Третье…» Сергея Синякина. В итоге мой выбор склонился в пользу товарища подполковника. Почему? Сам не знаю. Решил и решил. Обе повести по факту продолжают сюжет Уэллса, делают над ним лишь надстройку, но, при всех плюсах творения братьев-фантастов (а это — плюсы жирные, и их много), оно уступает нашествию марсиан номер три.

Повесть «Новые времена» Даниэля Клугера является прямым продолжением «Второго нашествия марсиан» братьев Стругацких. Действие происходит спустя некоторое время после того, как марсиане в сильной спешке собрались и покинули Землю, побросав свои пожитки.

Люди не ожидали такого поворота событий (они уже успели смириться и даже полюбить марсианских правителей). В обмен на желудочный сок марсиане одаривали человечество деньгами, вкусным синим хлебом и такой же синей марсианской водкой. И в целом, как говорится, жить стало лучше, жить стало веселее. Чем тебе не счастье? Но марсиане покинули третью планету, и люди растерялись: а как жить-то теперь?

Однако их растерянность длилась недолго. Среди человеков, как и всегда, быстро нашлись самые предприимчивые: они прихватизировали марсианские пункты приёма желудочного сока и объявили их частной собственностью.

На мой взгляд, Даниэль Клугер красочно описал переход «крупного марсианского предприятия» по сбору желудочного сока в человеческие руки частных компаний. Я думаю так: марсиане у братьев Стругацких и у Даниэля Клугера — одна большая метафора. Но в то же время, эта метафора гораздо более применима к «Новым временам» Клугера, чем ко «Второму нашествию марсиан» Стругацких.

В общем, мне показалось, что марсиане — это советская власть. Подлинные цели марсиан загадочны и одинаково трудны для человеческого понимания, как и цели советской власти. Разве я не прав? Разве средний советский человек (обыватель) понимал, как должен строиться коммунизм?

Возможно, сейчас я скажу крамольную мысль для всех, кто «топит» за Советский Союз: полное собрание сочинений Владимира Ленина и «Капитал» Карла Маркса стояли практически в любой советской семье. Однако что-то мне подсказывает, что подобные книги именно стояли, то есть пылились на полках «для галочки».

Я не обвиняю людей в тупости или интеллектуальной лени, которые бы не позволяли им осилить классические труды по политической экономии. Это всё тоже было (и тупость, и лень), но сейчас не о том. Всё чуть проще: у среднего человека довольно мало свободного времени, и после работы ему вряд ли захочется читать Владимира Ленина, вникая в суть понятий и терминов; простой рабочий Иван из города Тверь хочет расслабиться, выпить с друзьями по кружке пива, починить машину, съездить на дачу, погулять в парке…

Средний человек на то и средний человек, чтобы работать на работе, тем самым поддерживая государство, а идейно-духовные ценности воспринимать в уже готовом виде (и чем они будут проще, наглядней и доступней, тем лучше). Вспомните советские агитационные плакаты, вспомните кино — во многом прямое и открытое, без артхаусных завихрений сюжета, вспомните книги, максимально понятно и чётко объясняющие сущность «настоящего человека».

Я не говорю, что всё это плохо. Не поймите меня превратно. Мой вопрос в другом: разве массовое кино и стотысячные книжные тиражи были не для «среднего советского человека»? Ответ, кажется, очевиден: именно для него они и были. А всякие политические ПСС стояли и пылились поколениями.

Вероятно, для обывателя советская власть выглядела так: пусть она не очень понятна в своей теории, но зато на практике — чаще всего справедлива. Работаешь ты или учишься — ты всегда защищён законом, профсоюзом, местным парткомом. А потом ВЖУХ! И этого больше нет, и на замену здесь пляшут лишь какие-то бледные немощные тени. А мощные тени берут в руки оружие и идут на дело.

Вот и марсиане у Даниэля Клугера — тоже власть, которая в один момент взяла и исчезла. Растворилась без всякого объяснения причин. Как и СССР: был он — и вдруг его не стало. И вот уже несколько десятков лет мы гадаем, почему же развалился Советский Союз.

Немаловажную роль в исчезновении марсиан сыграли и партизаны типа Харона. Напоминаю, он — зять главного героя из повести братьев Стругацких, и он по-настоящему боролся с марсианами. Партизаны хотели — и наконец добились своего! Но не всё так легко: стоило марсианам улететь с Земли, как власть тут же захватили бандиты. Обратимся к тексту: «Всё переходило в руки гангстеров, а наши городские власти не собирались вмешиваться».

После того, как власть захватили «гангстеры», простым людям стало понятно: тотальная прихватизация и частная собственность на средства производства — ещё хуже, чем марсианская «уравниловка» всех по желудочному соку. Да, ведь не дело — от каждого по способностям, каждому — по крови! Отныне частники поделили сок на пять категорий качества, а значит, и простых людей они тоже поделили по сортам и качеству.

Судя по всему, повесть Клугера — это одна большая отсылка на «святые» девяностые или же «лихие» девяностые. А «святыми» они были или «лихими» — тут уж кому как, смотря сколько у тебя было денег, власти, и сколько бритых молодых людей с оружием стояло за твоими плечами в те времена. В новые времена.

Невесёлое «Второе нашествие марсиан» Стругацких.

Здравствуйте. Хочу поделиться с вами своей старой статьёй про знаменитую повесть АБС, которая является продолжением не менее знаменитой «Войны миров» Герберта Уэллса. Повесть мне очень понравилась и, как и многое у Стругацких, запала в мою голову надолго, вызвав споры с самим собой и, как некоторый итог, сей текст. Предлагаю вам его прочитать.

Действие повести советских фантастов происходит в солнечной Греции. Сюжетно произведение продолжает «Войну миров» Герберта Уэллса и является своеобразным ответом на «Майора Велл Эндъю» Лазаря Лагина (про это говорили Аркадий и Борис).

Что мне понравилось в «ВНМ»? Конечно же, лёгкий слог и значительная доля иронии и юмора: юмора, который иногда граничит с горьким сарказмом и откровенным абсурдом. Например, местные жители гадают про непонятные ночные взрывы (а на самом деле, как я понял, это уже вторглись марсиане и они жестоко подавляют сопротивление столичных войск), и кто-то из местных предполагает, что где-то в стороне столицы взрываются… мармеладные заводы!

Цитирую:

Чушь? А вот и нет! Потому что АБС не были бы АБС без своего знаменитого сарказма. В этом отличие вторжения марсиан «по Стругацким» и вторжения «по Уэллсу». А общее у повести АБС с романом Уэллса то, что люди в начале тоже не осознают происходящих вокруг них событий.

А как известно, если ты чего-то не понимаешь или не знаешь, нужно это додумать! Не суть важно, прав ты или нет. Главное придумай! Иначе спать спокойно не сможешь, ведь необъяснённый мир — мир страшный. История с мармеладными заводами — лучшее доказательство абсурдности человеческой психики с её первобытной склонностью к магическому мышлению.

Но первичные замешательство и удивление сменяются решительными действиями центральной власти. Да, всем вдруг становится понятно: марсиане опять вторглись на нашу планету, только на этот раз выбрали местечко потеплей (Грецию).

Однако если у Уэллса власть пошла с марсианами на открытый военный конфликт, у АБС местная власть почти сразу сдаётся марсианам. Да, были какие-то ночные взрывы, а зять главного героя, хмурый интеллигент Харон, берёт в руки автомат и уходит партизанить в леса, но всё это — лишь цветочки. Ягодок от человечества вы тут не увидите.

После полного разгрома греческих войск новая власть начинает активно вводить принцип Окна Овертона: в земных СМИ разворачивается массовая пропаганда того, что захват марсианами Греции (возможно, и остальных государств тоже) — это хорошо и несёт исключительное благо всему человечеству.

Грубо говоря, греческие власти начинают готовить людей к рабству. Слова «раб» и «счастье» становятся, в общем-то, синонимичными. Власть дискредитирует образ борца за свободу, показывает его как бандита, преступника, сумасшедшего с автоматом в руках. Примечательно, что местные жители, чей уровень образования в основном низкий, верят топорной пропаганде, и с радостью начинают сдавать всех известных им партизан. А партизаны отныне даже и во снах не мечтают о поддержке со стороны местного населения.

Этих немногочисленных борцов за свободу человечества (голодных, раненых и гонимых всеми вокруг) пропаганда намеренно противопоставляет простому обывательскому счастью: ходить на работу, копаться в огородике, а на досуге коллекционировать почтовые марки. Как говорили братья в «Пикнике на обочине»: «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдёт обиженный!»

***

Плохо ли поступают власти Греции, дискредитируя и без того слабые протестные движения? С одной стороны — да, плохо. Марсиане ввели практически военное положение в оккупированной стране, только совершили это тайно, в ходе подковёрных интриг с человеческим правительством. Однако читателю не совсем ясно: о чём договорилось правительство Греции с марсианами?

Мы не знаем, в обмен на какие выгоды правительство людей продало местное население, отдало его на откуп марсианам. Может быть, власть имущие выторговали себе священное право не сдавать пришельцам свой желудочный сок? Ведь предателю нужна хоть какая-то выгода. Да-да, всё верно: марсиане прилетели на Землю, чтобы взимать с людей уже не кровь, как было у Герберта Уэллса, а желудочный сок. Людям предлагают сдавать его в обмен на хорошие деньги. Ежедневно. Стабильно. Выгодно.

Марсиане быстренько строят по всей стране пункты сдачи желудочного сока, нанимают вежливых врачей и симпатичных молоденьких медсестёр, местный мэр ежедневно зовёт всех сдавать сок, а наркобарона, который много лет отравлял жизнь городку, отправляют на принудительное лечение в тюрьму. Да и местный алкаш-ассенизатор перестал пить и начал вовремя откачивать септики! Чудо чудное, диво дивное, этот ваш марсианин!

Обыватели практически сразу оценили новую власть и её кардинальные реформы. Все остались довольны, так как каждый извлёк свою выгоду. Тот же главный герой повести, бывший учитель астрономии Аполлон, рад, что теперь на вырученные деньги он может спокойно покупать страсть всей своей жизни — коллекционные почтовые марки. Астроном, да ты же всё проглядел! Географ глобус пропил, а астроном телескоп разбил! Цитирую Бориса Стругацкого:

В общем, всем хорошо. Вот только никто не понимает (либо понимает, но его никто не слушает), что сдача желудочного сока — это пока добровольная, но в перспективе принудительная процедура для каждого человека. И выгода однажды, но всё-таки закончится! Но местные жители, видимо, одобряют принцип «после нас хоть потоп». На наш век хватит, как говорится.

Посмотрим на ситуацию и с другой стороны. Власти Греции сделали всё возможное, они пытались оказать сопротивление (напомню: в столице первое время что-то взрывалось и происходила переброска войск по стране), но бороться с превосходящим противником всё-таки не решились. В итоге в стране сложилась классическая ситуация «сытого раба»: рабу хорошо, когда его кормят (или откармливают), когда моют его, следят за питанием и здоровьем, ухаживают за ним, как за скотиной на ферме, — и делают всё это в обмен на его свободу и ежедневную кружку желудочного сока.

Мария Семёнова, автор книг про Волкодава, описала жизнь сытого раба в одном из своих стихотворений. Цитирую полностью:

В противопоставлении свободы и рабства и есть, на мой взгляд, главная суть повести «Второе нашествие марсиан». Достойный, кхм, фанфик по Герберту Уэллсу.

***

Пока я читал повесть, у меня возник вопрос: а что такое желудочный сок? Для чего он нужен марсианам (хотя бы теоретически)? Я поискал немного информации. Марсиане у Герберта Уэллса питались человеческой кровью. Хорошо, кровь может служить источником питания для других существ. А сок? Википедия в статье про желудочный сок говорит так:

Можно ли наесться таким составом?.. Или нельзя? Это открытый вопрос и пространство для споров. Но лично я думаю, что желудочный сок намеренно введён авторами как ещё одна сатирическая метафора, показывающая, как быстро человечество готово продаться с потрохами взамен на какую-нибудь «ненужную» физиологическую жидкость.

Однако здешняя сатира не заканчивается на общем сюжете про желудочный сок и почтовые марки. Захватив Грецию, марсиане начинают повсеместно распространять марсианский синий хлеб, из которого предприимчивые местные жители гонят синюю водку. Кстати, и марсиане тоже синие, в прямом смысле слова!

Синий хлеб и синяя водка положительно влияют на качество желудочного сока у людей. Собственно, интерес марсиан тут вполне понятен. А люди? Да что люди: они с радостью жрут то, чего не знают, и даже не хотят это исследовать. Жрут инопланетную синюю хрень, причмокивая да нахваливая. Свои же посевы пшеницы фермеры добровольно сдали марсианам на уничтожение.

У меня вот прям напрашивается аналогия с комбикормом для животных на скотном дворе: пища для довольных хрюшек и коровок, с богатым комплексом витаминов и полезных веществ. Лишь бы скот рос. Двуногий скот здоров, а синий фермер рад! И никак иначе. Зять главного героя, Харон, в разговоре с Аполлоном бросает следующую фразу:

Не важно, что Скот когда-то мог родиться Человеком. Скот сам продал свою свободу за пару монет. Или за тридцать сребреников. А что бы выбрали вы, читатели? Боролись бы с марсианами, как Харон? Или бы согласились со всем на свете, как Аполлон, лишь бы вас оставили в покое и дали тихо-мирно жить свою жизнь в обмен на ежедневный стакан желудочного сока? Я вот не знаю своего ответа.

А может быть, владычество марсиан вообще является подлинным веком счастья и свободы для людей? Ведь человек уже развенчан, он больше не царь природы и не главный планетарный хищник, и больше Человек ничего не натворит по своей воле: ни хорошего, ни плохого. Человек теперь никто. Так зачем ему страдать об утраченной свободе? Снова Семёнова:

В конце концов, возможность добровольно отказаться от свободы — это тоже свобода, тем более марсиане в повести АБС особо ни на кого не давили, чрезмерной силой не принуждали: они просто купили всех за пару монеток и стакан вкусной марсианской водки. Цитата из воспоминаний Бориса Натановича:

М-да уж. Люди сами выбрали эту свободу рабства. Очень даже в духе Джорджа Оруэлла, вы не находите? Или это я уже научился двоемыслию? Неужели я тоже научился думать, что «Война — это мир, свобода — это рабство, незнание — сила»? Оставлю эти вопросы без ответов, потому как не знаю, что ответить. Спасибо за ваше внимание.

Обличающий «Майор Велл Эндъю» Лазаря Лагина.

Здравствуйте. Прочитав «Войну миров» Уэллса, я начал искать продолжения и фанфики по этой истории. И таки нашёл! Потому что существует целый литературный межавторский цикл «Послесловие к Уэллсу», где разные авторы разных лет писали своё видение марсианского вторжения. Я немного изучил этот цикл и хотел бы рассказать про несколько книг оттуда. Начну с Лазаря Лагина (автора всем известного «Старика Хоттабыча»).

***

Небольшая повесть советского писателя Лазаря Лагина является прямым продолжением «Войны миров» Герберта Уэллса. Действие происходит там же (в Англии, где высадился авангард марсианской армии). Главный герой (опытный военный, человек циничный и серьёзный) попадает в плен к марсианам и начинает с ними сотрудничать.

Сотрудничество главного героя заключается в заманивании испуганных людей в марсианскую ловушку. После того, как человека поймали и посадили в специальную корзину-накопитель, предатель красочно описывает ему прелести марсианской цивилизации: мол, вот они такие добрые, спасли твою жизнь, защищают тебя от мародёров внизу и так далее.

Стоит ли говорить, что марсиане заботятся о пойманных ими людях только в пищевых целях?.. А предатель-человек им в этом помогает как может, да ещё и радуется, что убьют не его, а других:

Словом, Лазарь Лагин показывает нам классического коллаборациониста, будто взяв его из Парижской палаты мер и весов. Думаю, любой читавший «Майор Велл Эндъю» уловит аналогию со случаями предательства времён Второй мировой войны: сколько их было, предателей своего народа? В любой стране в любую эпоху всегда найдутся те, кто за похлёбку из красной чечевицы откажется от всего на свете.

Тут я сначала хотел удариться в перечисление исторических фактов, рассказав о самых известных предателях в истории человечества, но потом подумал и понял: тема достаточно острая, спорная, а я ведь всё-таки не кружок по истории открыл. Знающие люди сами вспомнят имена всех предателей хотя бы в истории 20-го века, с какой бы стороны они ни находились. В то же время главный герой Лагина, переметнувшись на сторону марсиан, думает о своём решении так:

То есть он для начала оправдывает сам себя; ну а как иначе? Видимо, любому предателю обязательно нужно договориться с совестью, иначе совесть (если она есть) загрызёт так, что спать не сможешь. Сколько их вообще было (предателей самых разных) и мотивы бросить свой народ у них тоже были самые разные. Да, были среди них и политические, идейные, люди великие и сильные мира сего, были и простые граждане, которые таким образом спасали себя и свою семью.

Но не забудем же и про откровенных ублюдков, садистов и выродков человечества, что реализовывали свои больные фантазии на пленных соотечественниках. Позвольте мне их не перечислять, хорошо? Все имена этих выродков нашего рода слишком известны (я говорю не только о пособниках нацистов, но и, например, о тех, кто помогал японцам из Отряда 731), некоторые из них до сих пор живы и живут себе спокойно, ни о чём не жалея.

Надо ли говорить, что человечество давно упустило время судить военных преступников двадцатого века? Цитирую:

Майор Велл Эндъю (а именно так зовут главного героя) относится ко всем указанным типам одновременно. Он — профессиональный военный, человек далеко не глупый, семейный, и он хочет не только спасти семью, но и, став жестоким тираном, править в Англии железной рукой. Он хочет править, но править под верховной властью марсиан: их он видит как будущих правителей Земли, а себя — верным псом нового режима. Так он мнит себя в качестве правителя:

В комментариях к «Майору...» некоторые обращали внимание на странное имя главного героя. Отличное замечание! Действительно, имя главного героя уже намекает о его характере: «Велл Эндъю» — это, возможно, транскрипция английской фразы «Well, and you?» (то есть «Хорошо, а у тебя?»). Подобная фраза относится к обычным клише, и отвечает на вопрос «Как дела?».

С учётом того, что такой вопрос (как и ответ на него) особого смысла никогда не несут, могу предположить следующее: майора совершенно не интересуют его собеседники и окружающие вообще. Ему больше не нужна компания людей. Ему, я бы сказал, главное, чтобы у него самого всё всегда было «Well». Полагаю, он просто жестокий и беспощадный эгоист. Процитирую:

***

Текст «Майора Велл Эндъю» написан конкретным, откровенным языком, вполне в духе Герберта Уэллса. Метафор там мало, а наблюдений много. Однако я не могу сказать, что творение Лагина очень уж мне понравилось. На мой взгляд, повесть, во-первых, слишком короткая (около полусотни страниц), а во-вторых, её начало слишком затянуто (вода водой).

Как таковые действие и раскрытие образа героя начинаются ближе к середине. Первые пару десятков страниц автор как бы вводит нас в курс дела, пересказывая основные моменты уэллсовского сюжета. Но лично я нормально помню события первоисточника, и потому вижу непростительным всё так разжёвывать, особенно если ты пишешь в малой форме.

В общем, скажу так: забыли оригинал Уэллса? Так вспомните оригинал Уэллса, и не довольствуйтесь его сжатым пересказом. Малый объём и затянутость начала — вот два главных минуса советской повестухи. Наверно, поэтому текст Лагина понравился мне меньше других в корпусе «Послесловие к Уэллсу». Да и написано всё как-то однобоко и программно. Это больше похоже на брошюру о судьбе предателей, чем на художественное произведение.

В качестве агитки против разношёрстных предателей Родины — да, круто, печатай и раздавай школьникам и студентам в назидание о страшной судьбе предателя. Но как художественная литература это чтиво, честно говоря, так себе, и особой культурной ценности лично для меня не имеет.

Однако всё же потратьте время на «Майор Велл Эндъю» и составьте собственное впечатление. Я могу ошибаться в своих оценках, и не следует полагаться лишь на мои слова. Спасибо за ваше внимание.

Крутейшая «Война миров» Герберта Уэллса.

Здравствуйте. Сегодня я расскажу вам о книге «Война миров» Герберта Уэллса. Чуть позже затрону и продолжения, написанные русскоязычными авторами в разные времена. Что вообще можно сказать о уэллсовской «Войне миров», когда уже всё сказано? Думаю, ничего нового.

Эта книга практически сразу стала классикой жанра, родоначальником научной фантастики как таковой. Да, был ещё и Жюль Верн, ни в коем случае не хочу принижать его заслуг (и без него мы всё равно никуда не денемся), но сегодня — не о нём… Начну, пожалуй.

***

Итак, Герберт Уэллс. В чём заключается суть его знаменитой книги? Начну издалека. Уэллс был социалистом фабианского толка, то есть он придерживался тактики постепенной, мирной и законной трансформации капитализма в социализм и решительно отказывался от политических переворотов и революций. В этом отношении фабианские социалисты сильно расходятся во мнениях с другими направлениями социалистической мысли, которые преимущественно выступают за народную революцию и, условно говоря, «мгновенную» и «силовую» смену правящей власти.

Иными словами, фабианская ветка социализма предлагает постепенно воспитать из капиталистических свиней — людей, в то время как марксисты выступают за то, что свиней надо прикладами винтовок загнать обратно в свинарники, а на высокие и ответственные посты посадить подготовленных, честных и искренних людей. Допускаю, что это неправильная метафора, но тут уж как понял.

После поездки в Россию и своей встречи с Владимиром Лениным, по итогам которых Уэллс написал книгу «Россия во мгле», английский писатель так высказался о различии во взглядах на социализм между фабианцами и «советскими» социалистами, цитирую биографическую статью на Википедии:

Как я понимаю, значительная доля научно-фантастических произведений Герберта Уэллса может быть отнесена к социально значимым. Думаю, этот автор писал не просто научную фантастику (далее — НФ), а социальную НФ (тексты с уклоном в социальные проблемы современного и/или будущего общества). Да, нам сейчас трудно представить иную качественную НФ, однако англичанин был фактически первым.

***

Война миров, описанная в одноимённом романе английского писателя, происходит между людьми и марсианами. Совершенно внезапно марсиане вторгаются в мирную жизнь английской глубинки, выползают из космических кораблей и начинают жрать ничего не понимающих людей. Пока земная власть (в данном случае — английская) в очередной раз берёт время на раскачку, которого уже нет, марсиане быстренько собирают боевые треножники, оснащённые по последнему слову марсианской техники, и вступают в бой с человечеством. И будет этот бой неравен, как говорится!

Примечательно, но человечество не ожидало такой прыти от марсианских клювоносых тварей, и практически весь сюжет читатель наблюдает гибель растерявшейся английской государственности в цепких лапах марсианских захватчиков. Так сказано в «Войне миров»:

Теперь уже очевидно, что Уэллс написал не только научно-фантастический роман о вторжении инопланетян на Землю, но и социальный памфлет, прямо апеллирующий к империалистической политике Англии в 18-19 веках.

Так, колониальная Англия, уничтожающая менее развитые цивилизации в угоду имперским прихотям и хотелкам, в книге упоминается прямо. Эту мысль автор удачно завязал на фантастическом сюжете, немного увеличив угол обзора. Англичанам коренные жители колоний представлялись глупыми голожопыми дикарями — это факт. А если посмотреть шире? Ведь для более-менее развитой (по космическим меркам) инопланетной цивилизации мы, люди, окажемся всего лишь лысыми суетящимися обезьянами, и никем другим!

Уэллсовские марсиане питаются человеческой кровью. Автор прекрасно описал их мерзкий облик, особенности питания, причины вторжения на Землю... А мы, люди? В меру умные (а больше технологичные), мы читаем книги, снимаем кино и ходим в театры… Замечательно. Но заодно мы за свою недолгую историю уничтожили столько животных видов, так много других народов — споили их, вырезали, маргинализировали и купили с потрохами за связку стеклянных бус.

Чем лучше мы жестоких и бесчувственных марсиан? Марсиане в «Войне миров» хотя бы открыто заявили, что им нужно, а не подкупали человечество какими-нибудь космическими бусами, хитренько улыбаясь и потирая щупальца в ожидании. Мысль далеко не новая, так как я всего лишь вторю английскому писателю:

Стало быть, для наглосаксов прошедших веков все эти африканские аборигены, индийцы, австралийцы, китайцы и другие подневольные народы тоже были не более чем расходным материалом, чьё призвание — сдохнуть во имя величия английской короны, обеспечить славу империи, над которой никогда не заходит солнце, обеспечить, попутно на неё поработав до полного изнеможения. Отдай нам жизнь, абориген, и может быть, мы не тронем твоих детей… Но это не точно.

Я плохо знаю всю эту историю, но вот даже то, что творили англичане (всё те же наглые и всё те же колониальные) в императорском Китае в середине 19-го века, уже служит прекрасным примером агрессивного характера Британской империи. Я говорю о двух опиумных войнах, развязанных Англией в Китае для того, чтобы извлечь из древней азиатской страны максимальную экономическую выгоду. Герберт Уэллс завуалированно пишет о внешней политике Британской империи так:

А вот известный американский астрофизик Нил Деграсс Тайсон продолжает уэллсовскую мысль и откровенно экстраполирует её на инопланетные цивилизации. Предлагаю тебе посмотреть отрывок из его интервью телеканалу PBS от 2008 года. Нерадостная оценка человечества у Тайсона, не правда ли? Однако пронзительно правдивая.

«Война миров» Герберта Уэллса примечательна не только мощным посылом против угнетения и уничтожения живых существ. Ведь это не только социальный памфлет, но и (напоминаю) НФ. На мой взгляд, в этой книге автор совершил настоящие научные предсказания: для уничтожения людей и техники марсиане используют Тепловой Луч; тут можно вспомнить как Зеркала Архимеда, которыми великий Архимед, по легенде, сжёг корабли вражеской армии, так и излучатель пучка заряженных частиц «Teleforce» (одно из загадочных изобретений Николы Тесла).

Сюда же относится и марсианский Чёрный Дым: химическое оружие, которым марсиане успешно травят насмерть всех, кто попадёт в его едкое облако. Знающие люди сразу понимают: Герберт Уэллс ещё в 1897 году предсказал боевое применение отравляющих веществ. Как тут не вспомнить Первую мировую войну и страшный горчичный газ (иприт), под чьим воздействием ужасно страдали множество солдат на полях сражений?

***

О классических книгах говорить сложно, так как всё уже сказано, объяснено, разжёвано. Но я всё же скажу: уэллсовская «Война миров» интересна даже спустя много лет; большую роль в этом играют и меткие научные предсказания автора, и сильный социальный подтекст (без них книга бы очень быстро устарела).

Полагаю, на вопрос «А нужно ли читать про войну миров сейчас?» следует дать однозначный ответ: да. Даже если вы не любите НФ, я почти уверен, что «Война миров» Герберта Уэллса способна изменить ваше мнение в лучшую сторону. Да и вообще: это классика, это знать надо! Спасибо за ваше внимание.

На удивление хорошая книга. Возвращение к истокам, так сказать. Изрядно задолбавшая жвачка про братьев-колдунов, наконец-то, завершается во «Вратах смерти», но перед этим автор радует нас парой классических приключений из жизни ведуна Олега. То есть первую половину книги (если не больше) Олег не покоряет мир, не захватывает народы, не борется с богами, а просто... занимается скромным делом бродяги-ведуна. Собственно, занимается тем, с чего и начиналась эта серия книг. И это прекрасно.

Я с удовольствием прочитал пятнадцатую книгу цикла. Понравились истории про немощных мужиков в глухой деревне, про девочку-ведьму и её волков, да и, в целом, линию с Урсулой и колдунами автор завершил более-менее прилично. Конечно, выглядит это завершение несколько поспешно и скомканно: не знай я, что за «Вратами смерти» будут написаны ещё три книги (с совершенно, кстати, убогим дизайном обложек, вот прям фу-фу-фу), я бы расстроился.

Мол, автор поспешно завершил цикл и оставил судьбы многих персонажей незаконченными. Но, надеюсь, в последующих трёх книгах нам всё-таки ответят, что стало с Любоводом и Роксаланой, кто такой на самом деле Ворон (просто хочу узнать про жизнь этого дядьки подробней) и всё прочее. А Урсула... Ну, её можно понять: всё-таки наше время для женщин кажется гораздо лучшим, нежели какое-нибудь Средневековье и тогдашняя жизнь по Домострою. Это ж просто мрак был. Потому присоединяюсь к Олегу и Ворону, и говорю Урсуле и её жениху: совет да любовь!

Олег, кстати, Кириллу (жениху) и саблю свою отдал, что ли? Ту самую имбовую саблю, выкованную из демонической стали? Странно... В общем, книга понравилась, прочитал запоем и не пожалел. Всё-таки автор умеет держать темп повествования, несмотря на все допущенные ошибки предыдущих книг. Передушнил, с кем не бывает... И денег подзаработал, конечно. Ну и хорошо.

Приключения ведуна Олега и гламурной кисо Роксаланы продолжаются. На сей раз они повели кочевников, которые типа гунны (см. моё недоумение по поводу гуннов в отзыве на предыдущую книгу серии), на Китай, где типа китайцы сидят за Стеной и в ус не дуют, обижая и без того несчастных кочевников. Зачем повели? Изначально, вроде как, хотели торговать, а потом... Потом было потом. Но перед раскрытием сюжета позвольте мне ещё раз задушнить, теперь уже по-царски, и дать пару исторических дат и фактов.

В «Крестителе» Олег участвовал в походе Владимира Святославовича на Византию. Владимир крестил Русь в 988 году, а чуть позже женился на Анне Византийской. Все эти факты А. Прозоров показывал в «Крестителе». Из чего я делаю вывод, что Олег попал на Русь конца десятого века нашей эры. В «Возвращении» мы узнали, что ведун тусил на Руси примерно пять лет. До крещения он уже был там около пары лет. То есть, грубо говоря, Олег попал на Русь в 985/86 году, а свалил обратно в своё время где-то в 990/91 году. Конец десятого века, понимаете?

Далее. Олег вернулся на Русь, встретил там своего давнего друга: Любовода. Любовод сильно не постарел, и вообще временной разрыв между «Концом пути» и «Возвращением», судя по всему, составил несколько месяцев, ну, от силы до года. То есть на дворе по-прежнему конец десятого века, шарите, да? Но какого, спрашиваю я, хрена, в «Потрясателе вселенной» Олег мутит с местными кочевниками (он их считает гуннами, а они тем временем уже монголы), идёт во главе отряда в сторону Китая и... таки достигает северной границы Китая, а именно государства Цзинь. Я сам китаист, пусть и плохой, однако факты проверять могу: Цзинь существовало с 1115 по 1234 годы, и было разрушено в ходе войн с кочевниками, а решающий удар нанесли монголы в первой трети тринадцатого века. Тринадцатого века, Карл! Чë? Как это так Олег (теперь уже ставший аж Чингисханом) вдруг из десятого века прыгнул в тринадцатый, а? Этому нет объяснения в книгах. Отдельно замечу, что кочевники подозрительно быстро пошли за белолицым унылым полубомжом и его прекрасной госпожой, а в итоге и вообще сделали его (Олега) своим ханом! Чингиз-ханом. М-дааааа...

Я понимаю, что читаю уже средней руки фэнтези про попаданца. Понимаю, что уже не нужно тут ждать достоверности и прочего. Но ведь автор сам ранее давал читателю такой сюжет: факты, исторические личности, реальные события... Автор давал качество, знаете ли. А потому такой временной скачок Олега Середина, НИКАК автором не объяснëнный, вызвал стремительный рост температуры в моей dupa. Зачем было уточнять временные рамки в первых книгах, а потом так сильно их нарушать в последних, совсем ничего не объясняя? Ну пусть бы Олег и его бабища во второй раз сразу бы залетели в тринадцатый век, в чëм проблема-то была? Не знаю... Любовода сохранить хотелось? Типа, это давний персонаж серии, друг ведуна и хороший торговец? Ну, так он в данной книге по своей значимости находится где-то между ковром, на который пролили кумыс, и листом лопуха, которым вытерли жо... Толку от Любовода, короче, нет, а значит, его можно было спокойно похоронить и всё, гг вп, пацан. Но нет. Потому и пошла эта ошибка: время было одно, а потом совсем другое.

Во всём остальном книжка достаточно пресная. Роксалана опять быкует на Олега, Олег подумывает над сексом с грибной шаманкой, Роксалана «гнусно хихикает» над счётом времени у кочевников: мол, «время второй палки», ахахахаха, палки, ну типа КИНУТЬ ПАЛКУ, ахахахахаха лол рофл, аж в трусы чуть не сикнула, воительница. А Олег тупит: ну, палки, и что? Баба же опять: а когда будет третья палка? Ахахахахахаха... Потом они всей толпой идут до Китая, там дают по рогам китайцам, Олега всё намутил, а Роксалана всё зароляла. Также, кочевники осознают себя монголами, а Олег становится Чингисханом. Ну и, само собой, тряпочка Олег дал своей женщине насладиться жизнью древнего аристократа, куда ж без этого... Аристократессы, то есть, извиняюсь.

Думаю, вы уже поняли, что книга мне не понравилась. Хотя, конечно, последняя глава накинула неожиданный сюжетно-исторический поворот, а потому была интересной. Но всё равно, чёт уже такое себе... Если б не финал, влепил бы пятёрку или и вовсе четвёрку.

Мистический «Голем» Густава Майринка.

Здравствуйте. В этой статье, продолжая тему големов, я расскажу вам про книгу Густава Майринка, написанную на заре прошлого века и ставшую одним из важнейших текстов европейского литературного модернизма. Речь идёт о «Големе». Не будем же тянуть кота за колокольцы и начнём.

***

Для начала начну с биографии автора. Густав Майринк (1868—1932 гг.) — австрийский писатель 20 века, работавший в жанрах эзотерики и мистики. Для меня творчество этого писателя характеризуется такими прилагательными: загадочное, таинственное, почти непонятное, но очень интересное. Это, например, объединяет тексты Майринка с произведениями Франца Кафки, Ролана Топора, Эдгара По и Лео Перуца.

В молодости Густав Майринк увлёкся восточной мистикой, теософией, каббалой и оккультизмом. Увлечение началось после странного случая, когда молодой Густав собирался совершить самоубийство: он уже приготовился покинуть тоскливый подлунный мир, но вдруг к нему в комнату таинственный незнакомец подбросил брошюру «О жизни после смерти». Это загадочное и спасительное событие убедило писателя в существовании высших сил, чьё незримое присутствие он ощущал всю оставшуюся жизнь.

В старости Майринк принял буддизм и уже через несколько лет отправился по ту сторону бытия, на встречу с неизведанным.

Литературное наследие Майринка нельзя назвать объёмным. За всю жизнь автор написал пять романов и несколько сборников рассказов. Я подозреваю, что, помимо задерживавших факторов (работа в банковской сфере и большое количество переводческой работы), существовал и субъективный фактор: Майринк как бы «переживал» каждое произведение, аккумулировал мистический опыт, и только потом, в концентрированном виде, он описывал полученные ощущения на бумаге.

Много ли напишешь, пропуская всё через сердце?.. Думаю, со столь скрупулёзным подходом к творчеству трудновато публиковаться ежегодно (не правда ли, господин Пелевин?). Майринк работал не на количество, а на качество; мне кажется, что это по-настоящему хорошо, и что именно о таком подходе говорил Герман Гессе в эссе «О чтении».

Цитирую:

***

Вернёмся к Майринку. В 1915 году, будучи зрелым человеком, он заканчивает дебютный роман «Голем», на написание которого автор потратил примерно семь лет. Дебют имел необыкновенный успех и разошёлся по всему миру большими тиражами.

Чем для нас интересна история, рассказанная в «Големе»? Хороший вопрос. Потому как книга может в равной мере как заинтересовать, так и отпугнуть потенциального читателя. Дело в том, что «Голем» достаточно сложен для понимания. И я не то чтобы подразумеваю стиль и художественные особенности романа. Нет. С этой точки зрения он воспринимается легко (если читать в классическом переводе Давида Выгодского).

Не советую вам брать другие переводы, в особенности от Владимира Крюкова. В переводе Крюкова читатель рискует утонуть в тоннах прилагательных и прочих языковых надмозговых отсебятин, — но на вкус и цвет, как известно, все фломастеры разные. Кстати, про переводы «Голема» на русский язык есть статья «Как не надо переводить книги» Годлевского; там всё детально расписано и показано на конкретных примерах. Рекомендую!

Итак, Густав Майринк всю жизнь увлекался мистическими учениями, в том числе восточной мистикой. Он был начитанным автором, эклектические мысли которого порождались идеями буддизма, еврейской философии, европейской мистики и так далее. Чтобы понимать его тексты, нужно быть хотя бы минимально осведомлённым в упомянутых темах, но чем больше читатель знает о мистике и чем лучше он ориентируется в ней, тем больше слоёв открывается для его восприятия при чтении Майринка.

Иными словами, в отношении этого писателя хорошо работает принцип «читаешь — соответствуй».

Так вот. Всё сказанное о «Големе» в значительной мере усложняет правильное восприятие этого текста, ведь неподготовленному читателю сложно «правильно» понять эту книгу (как понимал её автор). Хотя никто и не запрещает читателю понимать произведение, опираясь только на личный опыт и школьный минимум. На то оно и настоящее искусство: многослойное, многогранное, запутанное и субъективное.

Поэтому не спешите расстраиваться и думать, что «Голем» — чтение не для вас. Оно очень даже для вас. Потому что сюжет рассказывает о том, каково это — быть големом. Тем самым глиняным истуканом, про которого я говорил в статье про мировые мифы о големах.

Согласно сюжету, к безымянному рассказчику попадает странная шляпа с указанным на полях именем: Атанасиус Пернат. Шляпа магически воздействует на рассказчика: во сне он переносится в тело Атанасиуса Перната и проживает вместе с ним часть жизни.

Однажды Атанасиус Пернат внезапно понял: он — голем. Пернат с ужасом осознал, что он — лишь оболочка, внутри которой пустота; он — глиняный истукан, в которого вдохнул жизнь непонятно кто и ради чего. У Перната нет прошлого, воспоминаний, привязанностей, хотя ему около 40 лет и, казалось бы, он как взрослый человек уже должен был давно укорениться в жизни, обрасти связями, воспоминаниями…

Но нет. Пернат живёт в съёмной комнатке в еврейском квартале Праги, профессионально занимается резьбой по камню… И всё. Атанасиус Пернат отчуждён от общества вокруг. Он презирает большую часть людей, считая их (иронично, да?) големами.

Вот вам большая цитата:

***

Я не хочу пересказывать остальной сюжет «Голема» или пытаться делать полный анализ произведения; оно действительно многослойно, и говорить о нём можно долго, обстоятельно и подробно, но нужно ли? Кроме того, «Голема» я понял довольно-таки прямолинейно. Дескать, человек — не человек до тех пор, пока не начнёт осознавать себя, свою жизнь и поступки. Банальщина, но куда деваться?

К слову, моя точка зрения основана на фразах мудрого архивариуса Гиллеля:

Я не зря привёл эти цитаты, и не зря упоминал, что Густав Майринк в конце жизни принял буддизм. Уже в первой главе «Голема» автор приводит нам интересную буддийскую притчу о вороне и камне. Если вкратце: мы все — глупые вороны, которые летят к камню, думая, что это кусок сала. Но мы обманываем себя, так как не знаем себя, а, значит, не знаем и мира вокруг. Мы — неотполированное, мутное зеркало, обречённое на страдание, когда его полируют. Цитата:

Зеркало, зеркало… Где-то я слышал про зеркало: уж не в «Солярисе» ли Станислава Лема, уж не в страшном и великом фильме Андрея Тарковского?Цитирую:

К чему это всё? Я всего лишь хочу сказать: всё это имеет прямое отношение к буддизму. Но зачем здесь буддизм? А затем. В книге «Японская художественная традиция» Татьяны Петровны Григорьевой есть следующая фраза:

Мрак рассеивается мудростью… Не находите ли вы прямое родство между всеми этими цитатами и авторами? На мой взгляд, родство определённо прослеживается. Однако повторюсь: скорей всего, «Голема» я понял слишком прямолинейно, грубо и по-крестьянски. Но разве прямолинейность моего понимания умаляет актуальность поднятой автором темы?

***

Итак, вот мой вывод по «Голему»: все люди рождаются големами — необразованными, грубыми, пустыми кусками глины. И многие из нас в дальнейшем добровольно выбирают подобный образ жизни, образ жизни пресловутого живого трупа, быдла, мещанина, маленького человека, — называйте как хотите. Естественно, в этом нет ничего хорошего, и големы вряд ли осознают всю трагедию своей жизни. Но шанс изменить жизнь, по Майринку, есть практически у всех, даже у совсем уж пропащих существ.

Тем не менее, пустая жизнь приносит огромное удовольствие уже за счёт того, что глиняный болван не понимает абсурдности мира и собственного существования. Голему слишком легко жить, и он смутно боится потерять эту лёгкость, поэтому предпочитает избегать сложного, красивого и волнующего душу. Ещё у Экклезиаста давным-давно была заповедь, которую истуканы успешно применяют:

А, стало быть, меньше знаешь — крепче спишь. И жизнь твоя наполнена примитивными радостями да хлопотами земными. Сразу же мне вспоминается российский артхаус «Пыль» Сергея Лобана, где Доктор отчитывал глупого Пациента:

Прошлое, память — ничего не надо! Главный герой «Голема» тоже был существом без прошлого и памяти. Как говорится, взял денег и пошёл. Вообще, настоящая литература и настоящий кинематограф так или иначе посвящены поискам голема в человеке. Они посвящены цели мотивировать человека ступить на путь самопознания, заставить его в муках расширять свою душу, благодаря чему он сможет объять душой весь мир, как писал Герман Гессе в «Степном волке».

Повторно процитирую Гессе:

Все мы — големы по рождению. Человеком никто не рождается, раз уж говорить начистоту. Человеком надо стать. А големы? Да, они могут быть признанными мастерами в своём деле, быть уважаемы в обществе таких же големов, являться хорошими семьянинами, и в равной же мере они могут и быть отбросами, преступниками или бродягами, — суть всё равно не изменяется, они остаются заготовками человека ровно до тех пор, пока не познали себя и не предприняли попыток расширить свою душу, чтобы объять Вселенную.

Как я ранее писал в статье про «Солярис» Станислава Лема, где цитировал стихотворение французского поэта Франсуа Вийона, люди и правда не знают самих себя. Помните то стихотворение Вийона: «Я знаю всё, но только не себя»? Можно всю жизнь прожить чужим себе же человеком, не понимать потаённых уголков души и скелетов в шкафу, но всё-таки прожить спокойную, достойную, насыщенную жизнь, радоваться ей, растить детей, копать огороды… И в конце концов умереть, так и не успев понять, что всё отпущенное тебе земное время ты был глупым глиняным истуканом, дуболомом, всегда действовавшим по чужой, навязанной кем-то воле.

И не думайте, пожалуйста, будто я сижу тут умный-преумный, и на хитрый манер обзываю всех вокруг тупыми. Нет, этой задачи я ни в коем случае не ставлю, по крайней мере, не вижу её осознанно (а подсознание ещё тот подвал). Всегда, когда я пытаюсь говорить о людях, о смысле нашей жизни, о ничтожности и абсурдности нашего земного бытия, когда я, казалось бы, оскорбляю людей, я в первую очередь во всём сказанном обвиняю себя, в первую очередь всю критику отношу на свой же счёт.

Но да вернёмся к нашим глиняным болванам. За всей мистической ширмой и флёром «Голема» угадывается вполне понятная для читателя мысль: главный герой стремится познать себя. Он хочет вырваться из цепи животного существования (существования без памяти, прошлого, будущего, без высоких желаний и стремлений). Полагаю, здесь уместно сказать и так: главный герой подсознательно созрел для побега из Круга Перерождений и Страданий (из колеса буддийской Сансары).

Его подсознание услужливо выпускает на волю странных существ, назначение которых — помочь потерянному Атанасиусу Пернату понять великий Путь. Путь, по которому ему отныне суждено идти до конца жизни. Пернату противны люди вокруг, но, наверно, на подсознательном уровне он себе противен ещё больше, что и становится ключевым фактором для развития сюжета.

В ходе мистических приключений в Праге, главный герой занимается самопознанием и (как итог) видит голема внутри себя. Осознание своей сущности пугает главного героя, но, тем не менее, испугу он не поддаётся, предпочитая липкому парализующему страху — борьбу за своё счастье. Концовка этого произведения оставляет надежду не только главному герою, но и читателю: такому же, в сущности, растерянному голему, каким долгое время был и Атанасиус Пернат.

***

Надеюсь, я вас заинтересовал. Советую вам прочитать «Голема», и желательно несколько раз с перерывами. Или хотя бы послушать: существует замечательный трёхчасовой радиоспектакль, а ещё есть и целая аудиокнига, начитанная Виктором Рудниченко. Прекрасные, великие творения!.. А я же на этой ноте заканчиваю. Спасибо за ваше внимание.

Дочитал! Слава Роду, броду, электроду и заводу. Темп чтения был снижен пред- и новогодними днями, а также копящейся усталостью от этой серии. Вообще, могу сказать, что «Каменное сердце» как книга мне не понравилась. Да, автор старается, насыщает сюжет действием и движухой, мыслями чуть-чуть мажет, но... скучно почему-то. Приелось? Ага.

Олег и его боевая баба Роксалана после колдунства Олега снова попали в древность, куда-то на Урал. Да ещё и попали примерно в те же времена, когда по древним землям Олежа хасанил в соло. А теперь вот он хасанит с боевой бабой: она в «Каменном сердце» оперяется, становится верной спутницей Середина, учится уму-разуму местной жизни и заодно отстаивает феминистическую повестку. Олега её частенько подъë... подкалывает: мол, знай своё место, женщина, а та подкалывает в ответ: дескать, беда случится — первый же к моей сиське прибежишь, алег. Так они и живут: то в плен к похотливым гномам попадут, то горного демона завалят и имбовые мечи из него накуют (накуя, накуя, да чтоб врага рубить сподручней было), то местных дикарей-кочевников на соседей войной поведут, попутно обрастая связями, блатом, богатством и свежими рабами. В общем, Олежка как персонаж давно уже буксует на месте (но хоть ниже не падает), Роксалана, можно сказать, из обычной ТП и гламурной кисо потихоньку становится адекватной бабой: меньше ноет, меньше мошнит, меньше гундит.

Но «потихоньку» тут — главное слово. Потому что половину книги подружаня Олега всё равно истерит и быкует на своего пацана. Пацан, за что спасибо автору, иногда ей отвечает-таки рыком, пуком, вздохом, охом и нахом. Затыкает, короче. А то совсем тряпка был в предыдущей части-то... В остальном «Каменное сердце» — достаточно типичная «проходная книжка» данной серии. Нет ничего особо нового, а старое тут или уже приелось, или уровень слабоват. Ходят, рубят, чпокаются, опять ходят, дерутся, грабят... Чëт как-то уныло читается, чесслово. Книжка как бы не совсем кал пса, но и хорошей её назвать язык не повернётся.

Отдельное «спасибо» за концовку. Я прочитал последнюю страницу «Каменного сердца» и сразу полез в ГУГОЛ: а ну как я идиот и плохо помню мировую историю. Но нет, не совсем я деграднул ещё: гунны как империя и великий народ всосали ещё в пятом веке нашей эры, уступив место другим ребятам на коняшках, которые тоже хотели грабить корованы и гулять по европейским городам. А вот автор в конце книги утверждает, что Олег и Роксалана, по сути, активизировали гуннов на захват Европы... Знаете, есть такая поговорка: ты или крестик сними, или трусы надень. Так вот и здесь примерно так же: если Олег и тётка попали в то же время, что и было (конец десятого века), то никаких гуннов уже в помине нет, а до начала империи монголов ещё где-то лет двести; если же Олег и тётка попали во времена Аттилы или чуть до него (пятый или четвёртый век), то нет никакой Руси и славного города Муром, куда так стремится попасть Олег. Логика, понимаете? Где логика? А я вам отвечу: логика вышла из чата. Из-за такой-то концовки... Тем не менее, видные историки Олег Середин и Роксалана Сексуальная делают вывод, что всё это время они возились с гуннами, и надо бы их направить на Европу, скажем, или ещё куда, но не на Русь. Но нет гуннов, нет!.. Есть толпа каких-то голодранцев, которые грабят таких же голодранцев, а при стычке с кованной конницей Булгарии теряют больше половины отряда. Тоже мне, гунны... Обрыгунны — более подходящее название для этих юных гарячих самсов.

Пожалуй, пока всё. Наверно, сделаю небольшой перерыв от приключений ведуна. Поднадоел он мне. Почитаю что-нибудь про древних славян, может, или про неоязычество. Стану волхвом Велимудром, а в следующем отзыве на книгу из «Ведуна» — влеплю десять коловратов из десяти. Гойда!

Ну что вам сказать. Я обманулся в ожиданиях. Опять. Возможно, это станет нормой и традицией в отношении последующих книг данной серии. Я ждал, что в «Возвращении» автор придумает новые сюжетные ходы, как-то закончит или разнообразит линию про уральских колдунов... Впрочем, автор таки её, линию, разнообразил, да. Вот только получился какой-то компот из всего подряд: за Олегом теперь охотится и русская мафия, и Аркаим со своими ЧОПовцами, и окончательно поехавший Раджаф с боевыми монахами Шамбалы... Помнится, когда я писал отзыв на «Ключ Времён», я подметил, что в той книге мне понравилась сюжетная «солянка» из событий и людей. Так и было, да. Ну вот и здесь присутствует солянка, но до уровня «Ключа Времён» она не дотягивает. Чего-то ей словно то ли не хватает, то ли, наоборот, слишком с избытком.

Как бы так выразиться... Солянке «Возвращения» не хватает эмоциональности, атмосферности, русскости, что ли. Зато в избытке словесного поноса от новой подружани Олега (о ней дальше). А потому эта самая солянка превращается пусть в бодрый и задорный, но всё-таки достаточно примитивный боевик про то, как Олег Середин разваливает всех врагов подряд, воскрешает швейцарских пенсионеров и штурмует ими замок местного графа, казнит людей направо и налево (даже попав обратно в настоящее время, где тройное убийство вряд ли сойдёт с рук; впрочем, Олег ранее убивал и четверых подряд, и ему это с рук сошло). Кроме того, Олег случайно спутался с избалованной мажорной ТП, дочкой какого-то российского олигарха по имени Роксалана, которая ведёт себя как форменная истеричка: то она кидается на Середина с кулаками и мечом, то жрёт грибы и велит казнить ведуна, то раздвигает перед ним ноги, а после коитуса снова кидается с кулаками и мечом.

Линию с неуравновешенной Роксаланой было бы интересно читать, представляй из себя эта женщина личность. Но, поскольку она пока ещё лишь заготовка человека, в «Возвращении» читателя ждёт вагон и маленькая тележка словесного поноса со стороны сей дамы. Пресловутый понос сложно читать не только потому, что он феминистический, но и потому, что он — понос. То есть максимально без аргументов и логики, но максимально на пафосе и эмоциях. Возможно, в последующих частях серии девушка эмоционально вырастет над собой, но пока что она больше раздражает. Она прилипла как банный лист к известному месту, и Олегу теперь предстоит возиться уже с ней, благополучно сбагрив Урсулу в надёжное место. Допускаю, что где-то в реальном мире существуют подобные дамочки, как допускаю и то, что есть мужички, которые перед подобными дамочками расстилаются ковриком. Как это делает и Олег Середин в «Возвращении». Странно: мужчина, пять лет проживший в суровых временах Древней Руси, убивший кучу людей и сам неоднократно стоявший на краю гибели, сюсюкается со взбалмошной девчонкой из нашего времени.

Конечно, без сюсюкания не было бы сюжета: моднявую девачку просто бы принесли в жертву, приняв её за Урсулу, а Олег бы сбежал куда глаза глядят... Ну, или в рабство бы продали. Понятно, да, но всё равно это уже как-то... намекает на литературную жвачку. Посмотрим, что там дальше, но, скорей всего, дальше будет всё то же самое. А у меня уже зародилась такая мысль: уж лучше бы «Ведун» остался циклом несвязанным, просто набором законченных коротких историй, серией книг без главного сюжета про уральских колдунов и девочку с разноцветными глазами. Ибо центральный сюжет а-ля «боевичок под шашлычок» меня уже утомил, а впереди ещё лежит куча книг... Урсула как персонаж — девчушка приятная, её можно было сделать спутницей героя и развивать их отношения, но совсем необязательно было всё так закручивать. Хотя, опять же, как и в случае с «Ведьмаком» Сапковского, когда у Прозорова стало получаться с литературой, тут надо было ковать (читай — писать), пока горячо. Деньги-то сами себя не заработают.

Вот он и ковал: одну книжку за другой, одну за другой. Лишь бы покупали. Но, повторюсь, иногда важно уметь вовремя закончить и остановиться. К сожалению, всё начинает выглядеть так, будто ещё треть цикла (семь книг, начиная с «Возвращения») Александр Прозоров написал по инерции хайпа: пока пипл хавает, надо писать. Олежка крутится, сюжетик мутится, короче. Это лишь моё предположение, сделанное на основе всего прочитанного.

Спасибо автору за язык, описания, диалоги, толику юмора, историю про фальшивых оборотней, бодрость сюжета. Да и вообще, спасибо за первую половину книги: благодаря новизне локаций и необычной бытовухе, читать про возню Олега с Урсулой интересно. Чем-то это всё даже напомнило наш сериал «Охотник» с Евгением Цыгановым. «Возвращение» в целом читается легко и шустро, да только одна беда: как быстро эта книга читается, так же быстро она и забывается, не оставляя в памяти и душе практически ничего. Пусть же моя заметка станет небольшим памятником.

Что ж, чтиво пролетело очень быстро, за пару вечеров, и сейчас я могу сказать следующее: ожидания не оправданы. Я думал, после затянутой и нудноватой второй части третья всё разрулит, порешает, но нет. Не повезло, не фартануло. Да что мне опять не так? А вот: добавьте сюда минусы двух предыдущих романов, а также общую усталость от этого локального сюжета про борьбу бобра с ослом. В рамках данной трилогии можно сказать и проще: борьба была равна, боролись два говна... То есть братья Аркаим и Раджаф.

Первый, как и ожидалось, оказался злодейским злодеем, а второй, вроде как, нет. Во всяком случае, Раджаф ведёт себя более-менее адекватно для свергнутого властителя, который пытается спасти мир от гибели (что не отменяет факта его придурковатости и достаточной жестокости). Тем не менее, постоянные апокалиптические вопли Раджафа не помешали Олегу и товарищам в очередной раз перейти на сторону Аркаима. Ну, он же кучу сундуков с самоцветами пообещал, знаете ли. А то, что Олегу постоянно талдычат о смертельной опасности для мира, которую хочет реализовать Аркаим, на Олега как-то не влияет. А тот ли это вообще Олег, что несколько лет назад попал на Русь и совсем недавно был в плену у кочевников?..

Ближе к концу романа Середин так вообще заявляет нечто вроде: я, мол, отныне верю только в то, что можно увидеть и пощупать; а ваши философии про свободу, равенство и братство вы, братцы-акробатцы, засуньте себе каждый в свою dupa. В общем, если и воевать, то не за Родину и Сталина, а за булочку и трамвайчик... Заявил Олег подобную дичь и... присоединился к Аркаиму! Впрочем, до булочки и трамвайчика он не дошёл, но посыл у него был тот же. А ничего, что Олегу известно о реальных планах Аркаима, да и сам колдун своих планов на уничтожение мира не таит? Я, честно говоря, устал читать страницы про беготню Олега и его друзей между двумя колдунами. То с одним, то с другим. То опять с одним, то опять с другим. То вроде вот уже и победили, ан нет: Любовод забыл взять с собой волшебный камень, и теперь надо в очередной раз ловить очередного колдуна, чтобы камень отобрать, а колдуна обезвредить... Блин, ну и жвачка, конечно. Читается легко и, в общем-то, непринуждённо, но жвачкой от этого быть не перестаёт.

Я уж не знаю, почему автор так затянул эту историю про двух уральских колдунов. Возможно, причины тут финансовые, а возможно, Прозорову в те годы и правда нравилось всё так расписывать до рутинной тошноты и сюжетных повторов. Быть может, причин несколько и они составляют комплексную проблему. Не суть важно уже, на самом-то деле. «Конец пути» мне понравилась всё-таки чуть больше, чем «Жребий брошен», но меньше, чем «Медный страж». Затянул автор, ох как затянул. Я понимаю, что данный сюжет про двух колдунов — своего рода основной сюжет всей серии про ведуна.

Тут, скажем так, случился опыт Геральта из Ривии: пан Сапковский тоже сначала писал, не очень понимая, кто его главный герой и что с ним дальше делать. То есть центральный сюжет саги появляется достаточно поздно, не все до него могут и дочитать. Вот и с ведуном Прозорова так же: Олег Середин ходил-бродил, а примерно с восьмой части появляется главная линия всей серии. Но! С сюжетом про уральские царства автор всё равно намудрил.

Слишком уж глупо Олег выглядит в этой трилогии. Жадный до богатств, жестокий, лицемерный, злой предатель — это да. Однако на принципиального воина-ведуна из первых книг Олег тут смахивает мало. Неужели Любовод его так испортил? Последний-то как раз торгаш обычный, хоть и двигает иногда правильные слова (правители все жестокие и злые и пр.), но выворачивает эти слова в нужное себе русло: раз я ничего изменить не могу, надо расслабиться и получать удовольствие. То есть, по мысли Любовода, стоит примкнуть к наиболее сильному правителю и обслуживать его в обмен на личное богатство, хороший домик и непререкаемый авторитет среди черни. Олег наслушался Любовода, и сам стал таким же...

Знаете, я уже начал читать «Возвращение» (следующую часть в серии), и мне она пока что нравится. Первая глава прям бодрячком идёт, интересно и достаточно динамично. Но эта вот трилогия про беготню по Уралу меня изрядно задолбала нелогичностью, затянутостью, испорченным впечатлением от главного героя, суетой сует и водой воды. Короче, ладно. Бывает. Думаю, стоит простить автора за литературные ошибки и продолжить чтение дальше. Во всяком случае, даже «каимовская» трилогия в целом неплоха, просто она попала мне не в то настроение, да и объективно обладает пусть и некритичными, но неприятными особенностями.

Есть у меня ощущение, что два этих уральских пельмешка, братцы Аркаим и Раджаф, суть два сапога пара. Иначе говоря, они оба тираны, убийцы и ничего хорошего в планах на мир не имеют. Хоть и утверждают каждый обратное. Был бы Олег Середин и его друзья поумней, чем дуболомы-исполнители, они бы давно использовали братьев в своих целях, обошлись бы малой кровью, развели бы каждого на золото и самоцветы, да благополучно свалили домой. Ну, или бы просто свалили домой с голыми жопами, не пожелав участвовать в семейных разборках двух болтунов-колдунов. Но «Жребий брошен» — не про ум и честь главных героев, что меня и расстроило в достаточной степени.

Хотя, конечно, умничать на диване каждый может, и я не знаю, был ли у Олега реальный выбор. Но всё равно...

Как это было. В первой части трилогии («Медный страж») торговая экспедиция русичей приплыла в уральские земли. Увидев местных хиппарей-раджафовцев, русичи ничтоже сумняшеся вырезали пару городов, изнасиловали женщин, ограбили мирное население и попытались свалить обратно на Родину. Но местный царь, Раджаф, послал за ними Медного стража — здоровенную магическую тушу из меди и железа, которая в наказание вырезала почти весь отряд Олега и Любовода, и оставила последних без награбленного. Повторюсь: так им и надо, нечего было промышлять грабежом и убийствами.

Во второй части («Жребий брошен») неудачных торговцев ловят воины Раджафа и засовывают их в петлю. В общем-то, достаточно справедливое наказание для врагов, даже для сомневающегося нитакусика Олега Середина. Пусть лично он и не грабил, пусть не насиловал, но коллективную ответственность за своих никто не отменял. Будь добр отвечать, значит. Однако из висельной петли русичей спасают воины Аркаима — ещё одного местного царька, который нанимает Олега и компанию и просит их свергнуть своего брата, Раджафа. Олег, недолго думая и ещё пару раз оприходовав рабыню Урсулу, соглашается.

Что мы имеем во второй части: Олег, совершенно уверенный в своей правоте, дал присягу Аркаиму, научился поднимать мертвецов из могил и повёл холодную армию на столицу Раджафа. Мол, ты же меня хотел повесить, тварь, так я к тебе пришёл с мечом (ещё раз)... Происходят битвы, разборки, Аркаим оказывается злодеем, Олег служит уже Раджафу и идёт войной на Аркаима... Да, кстати, Медного стража Олег слил на изи, как щенка слепого: а разве нельзя было в конце первой части вспомнить нужный заговор? Тогда и не случилось бы с отрядом Олега ничего плохого, и уплыли бы они себе спокойно на Русь, гружёные украденными товарами и несчастными рабами...

Что было по сюжету дальше — читайте сами, а я скажу вам пару слов. Хоть книга и написана добротно, и читать её по-прежнему интересно, и у колдунов есть своя философия и мотивы поступков, но мне не понравилось поведение Олега и его друзей, а также логика книги в целом. Ещё в «Медном страже» торговый отряд повёл себя мерзко и по-скотски, а в «Жребий брошен» ребята так и вообще словно ума лишились. В голове у них одни опилк... эээ.... деньги и прибыток. Бабки, бабки, самка собаки, бабки! Напомню, что Олег Середин попал на Русь, чтобы обрести знание, опыт и мудрость, а в этой части серии он ведёт себя как абсолютно отмороженный персонаж. Он воскрешает мертвецов, воюет то на одной стороне, то на другой, предаёт и перебежничает, вдохновляясь рассказами своего друга Любовода о скором богатстве... Да уж лучше бы он в петле болтался, право слово. Вот это была бы концовка, а? Старик Ворон точно бы разочаровался в своём лучшем ученике.

Тот ли это Олег Середин, что попал на Русь несколько лет назад? Или это уже просто мародёр, убийца, предатель? К сожалению, вторая книга трилогии показывает Олега и его товарищей именно с этой неприглядной стороны. Надеюсь, в последней части, «Конец пути», автор сможет всё объяснить и показать в нужном свете. Но вот пока что Олег для меня — лицемер. Он думает о высоких идеалах (вспомните его недавнее рабство, рассуждения о человеке и человечности из предыдущих книг), а на деле воскрешает мертвецов ради выгоды сомнительного царька и выгоды своей, шкурной.

Будем посмотреть.

На днях я прочитал антологию рассказов «Русские цветы зла». Сначала хотел сделать рейтинг прочитанного. Вот этот рассказ — хороший, а этот — плохой, этому — такое место, тому — другое. Здесь автор не дотянул, а там — переборщил... Ну, и тому подобные игры в литературного критика. Но потом до меня дошло: это же антология, солянка, сборник. А значит, здесь априори не может быть лучшего или худшего произведения, — они все разные, да, но объединены темой зла в человеческой душе, раскрывая её с разных сторон. Да и критик из меня — как из говна конфета.

Составителем «Русских цветов зла» выступил писатель Виктор Ерофеев. Сделал он это в далёком 2004-м году, когда я ещё даже пива не пробовал (до пива мне оставалась пара лет). Как вы понимаете, в отношении живых писателей сборник уже устарел (они прокачали литературные навыки и успели натворить много новых вещей). Потому сегодня антологию можно рассматривать и как занятный литературный артефакт середины нулевых, и (что самое главное) как хорошее исследование «цветов зла» внутри любого из нас.

Ближе к сути. В книге вы найдёте пару десятков рассказов от пары десятков авторов: от Варлама Шаламова и Виктора Астафьева до Владимира Сорокина и Виктора Пелевина. Но там есть ещё и Юрий Мамлеев, и Сергей Довлатов, и Эдуард Лимонов, и многие другие. Также отмечу, что каждое из произведений антологии интересно по-своему, но далеко не каждое вам понравится. Потому, если вы будете читать «Русские цветы зла», обратите внимание на вступительную статью Виктора Ерофеева: там подробно и профессионально разбираются авторы и их произведения, даются необходимые пояснения и наводки.

Я же хотел бы только обратить ваше внимание на два текста, которые мне запомнились больше всего.

Во-первых, Юрий Мамлеев и его «Тетрадь индивидуалиста». Цитата для понимания:

Мамлеева я впервые прочитал ещё в юности: это были его незабвенные «Шатуны». Потом я изредка читал у Юрия Витальевича короткую форму, а последние пару лет мамлеевщина меня привлекает всё больше. Почему? Да чёрт его знает. Может, потому, что тексты Мамлеева наполнены какой-то метафизической безысходностью и ужасом? Причём это не пугалки для скучающих домохозяек, а самые что ни на есть исследования глубин человека в художественной форме. Тем и интересны, собственно.

«Тетрадь индивидуалиста» — одно из лучших таких исследований, что я читал в короткой форме. Однако именно для этого автора оно несколько однотипно (верней, однотемно). На протяжении пары десятков страниц читателю дают погрузиться в мир законченного эгоиста без имени и биографии, — проза Мамлеева в принципе посвящена подобным персонажам. Автор от первого лица передаёт эгоистические размышления о жизни, смерти, любви, обществе и прочем. Так как тетрадь с записками ведёт эгоист, неудивительно, что поначалу он ожидает от внешнего мира восторга, но расстраивается, узнав, что большому миру в целом наплевать на большого эгоиста:

Всё глубже погружаясь в свои локальные, солипсические миры, эгоист теряет все социальные связи и окончательно опускается на дно общества. В принципе, на дно его тянуло изначально, просто он этого не очень понимал и оттого пытался балансировать в приличном мире, живя более-менее как все. Но в итоге он стал одиноким кладбищенским бродягой и пугалом, которое пьянствует в «полустоловой, полупивной», а потом ждёт очередного «покойничка», чтобы сопроводить его и заглянуть в лицо, пытаясь разгадать неразгадываемую тайну смерти.

Этот жутковатый рассказ Юрия Мамлеева напоминает мне роман «Наоборот» Ж.-К. Гюисманса. Безымянный эгоист Мамлеева так же, как герцог Жан дез Эссент, бежит от большого и угрюмого мира, от реальной смерти и жестокости в уютные миры своей изощрённой фантазии. Но мамлеевского эгоиста, как и герцога-декадента, всё равно ожидает неизбежный и трагичный финал. А смерти-то эгоист боится больше всего остального, потому и мечется как уж на сковородке...

Если вы читали «Смерть Ивана Ильича» Льва Толстого, вы поймёте ужас и тоску мамлеевского персонажа.

Во-вторых, Виктор Астафьев: «Людочка». Цитата для понимания:

Возможно, вы помните историю про Людочку. Такое сложно забыть. Рассказ про простую деревенскую девушку, пытавшуюся обустроиться в провинциальном городе во времена брежневского застоя, не может не быть трогательным, щемящим и трагичным. Виктор Астафьев, как знаток и мастер «деревенской прозы», среди прочего уместил в «Людочке» важную мысль: человек, лишённый природы и её красоты — не человек вовсе, а так, лишь пародия в лице мерзкого Стрекача (уголовника и насильника, которого только могила исправит).

Недаром важную роль в произведении играет местный парк рабочего посёлка при городке. Через парк кем-то и когда-то проложена забытая огромная труба, в канаву для которой жители бросают всё: от презервативов и покрышек до котят и пивных бутылок. Прекрасный образ человечества, глобально загрязняющего нашу планету, а локально бросающего в кусты у озера банки и салфетки... Отвлёкся я. Вонища от разнокалиберного мусора и трупов котят, щенков и поросят в том парке стоит ужасная. Это уже и не парк даже, а какое-то мерзкое его подобие, злобная человеческая насмешка над природой и вообще над всем чистым, красивым и естественным. Вечерами в парке толкутся, дерутся и портят девок всякие орки и урки:

Какие люди — такая и природа, а какая природа — такие и люди...

Советский писатель верно подметил, что «зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живёт во мне и жжет моё сердце? Может, всё дело в её удручающей обыденности, в её обезоруживающей простоте?» Именно простота рассказанной истории о судьбе девушки цепляет читателя. Не знаю, как вам, а меня при прочтении «Людочки» постоянно коробит: остаётся такое тоскливое, мерзкое чувство рутинной постыдности нашего бытия. И это чувство прорывается всегда, независимо от внешнего лоска нашей современной жизни.

Казалось бы, и живу я в городе (пусть и провинциальном), и уж двадцать первый век на дворе, и в квартире тепло, и в моём мире всё хорошо (дома тепло, когда снег пошёл), и можно спокойно закрыть глаза и погрузиться в личную суету и мирские тревоги сытого горожанина... Но подобные истории всегда вырывают меня из зоны комфорта, заставляют некоторое время воспринимать мир как-то особенно обострённо. Душа болит после таких рассказов, вот что.

И я начинаю вспоминать поселковое детство: как пил я за гаражами какую-то сивуху и курил в контейнере, таясь от всех; как старшие пацаны лет в пять устроили мне «прописку» (а я потом нашёл где-то сигарету и ждал одного, чтобы угостить); как в пять же лет я уже матерился отборным слогом грузчика; как старшая соседская девочка стравливала меня со старшим соседским мальчиком — он дал мне в нос, а я достал ножик, побежал за ним, догнал в его дворе и там оставил ему шрам на щеке; как ударил меня по лицу один дядька, чей газовый пистолет я нашёл на улице и принёс ему, — а он подумал, что я это украл, ударил меня и отвёл стыдить к матери на работу; как носились мы по забытому мрачному недострою, и я налетел головой на стальную балку, а голову мою потом зашивали в деревенской больнице...

И один у меня возникает вопрос после астафьевской «Людочки»: почему мы так неумело и неправильно живём, кто виноват в этом? Неужели мы сами и виноваты, неужели нам так и надо?

Итак, пора закругляться. Напоследок скажу, что я привёл в пример для вас только два текста из антологии, а их там сильно больше. Многих авторов я читал в первый раз (и дальше читать буду явно не всех). Что ж, вкратце отмечу следующие истории про:

— магазинные будни продовольственной бабки («С кошëлочкой»);

— безнадёгу лагерной жизни в СССР («Тифозный карантин»);

— дождливую иронию одинокого журналиста («Компромисс пятый»);

— особенности дружбы с вороватым сидельцем («Любовь тигра»);

— ночной перекус в Нью-Йорке («The night souper»);

— токсичные многолетние отношения супругов («Как съели петуха»);

— элитного офицера и инструкцию для картофелечистки («История майора Симинькова»);

— чиновничество, вещизм и деньгизм (трилогия «Игра в чины», «Описание предметов», «Расчёты с жизнью»);

— полёт голубки над грязью фобии («Полёт голубки над грязью фобии»);

— друзей-наркоманов и беспросветную тоску («Хрустальный мир»).

Хотел бы отметить ещё, но жутко лень, да и не во все тексты я вник или их распробовал. Надеюсь, вы и так всё примерно поняли.

Отдельно отмечу, что всё упомянутое — художественная литература. А значит, авторы редко бывают объективны, и пишут, чаще всего исходя из своей жизни, опыта, убеждений. В общем, рекомендую всем заинтересованным прочитать сборник рассказов «Русские цветы зла». Быть может, вы найдëте пару цветочков внутри себя. А уж что с ними делать — решайте сами.

«Медный страж» показалась мне книгой достаточно философской, если можно так выразиться. Хотя бы потому, что в восьмой части серии ведун попадал в рабство — и на своей, что называется, шкуре испытал все «прелести» рабской жизни. А вот уже в девятом выпуске приключений Олега Середина ситуация складывается ровно наоборот: Олег участвует в карательном походе муромского князя на земли кочевников, где русские войска жестоко вырезают целый (возможно, и единственный) город зловредного кочевого племени. Преемственность, на отсутствие которой я ссылался в предыдущих обзорах, тут уже давно появилась — это радует.

Так вот. Покарали русские кочевников, взяли богатый «урожай» товаров и рабов, отправились домой, на Русь. Олегу по своей доле перепала молоденькая рабыня Урсула — девочка с разноцветными глазами, вся такая... набоковская Лолита, короче. Она уже созрела, и ей уже ХОЧЕТСЯ, а Олег всё отшучивается от неё и сам себе говорит, мол, я же не педофил, куда мне её трогать-то. Тем не менее, ближе к концу книги Олег благополучно забывает про принципы, и у него с Урсулой ВСЁ ПОЛУЧАЕТСЯ, да так, что она аж ПОСКУЛИВАЕТ, и всё в таком же духе. Но да не об этом сейчас.

В общем, книга мне понравилась насыщенностью сюжета. За несколько сот страниц я прочитал и про карательный поход на степняков, и про отношения Олега с малолеткой Урсулой (ради её защиты он положил четверых промысловиков, влипнув на суд), и также про торговую экспедицию Олега с его давним другом Любоводом к уральским племенам (экспедицию, что переросла в жестокий грабёж мирного населения, за что получила от Медного стража — хранителя народов Урала)...

Каждое из происходящих вокруг событий Олег рефлексирует и осмысляет по-новому. Например, рабство, жестокость и отсутствие общечеловеческого гуманизма в те древние времена. В прошлом отзыве я про это уже писал, а вот в данной книге Олег, оказалось, пришёл примерно к тому же: хоть и воспринимаем мы кого-то «врагами», на деле они — такие же люди, и «врагам» тоже бывает страшно, холодно, голодно и обидно.

Да только можно ли что-то изменить, думает Олег, если все вокруг играют в жестокую игру «свой — чужой»? А на тебя в лучшем случае посмотрят как на полоумного, если ты вдруг к рабу по-человечески относиться станешь. Раб же — он «говорящая вещь», но никак не человек, а «враг» — он тоже не человек, а тварь, мразь и существо, достойное самой грубой смерти.

Потому Олег засовывает свои гуманистические метания куда поглубже и просто принимает правила игры в «свой — чужой». Жаль, конечно, но куда деваться? Читать про метания Олега мне понравилось: мысли довольно занятные, хоть и простые. Да только меняется ли что-то от их простоты? Всем всё понятно, а ведём себя по-прежнему как дикари: будь то древнерусские мужики на чужой земле, или же... закончите фразу сами.

Отдельно отмечу про разграбление уральских городов торговой экспедицией Олега и Любовода.

Во-первых, эти города показаны чуть ли не как какие-то коммуны: оружия не носят, живут в мире и любви, балдеют от жизни и всё такое. А тут к ним приплыли торговать диковатые варяги и славяне, охочие до халявного добра, чужих женщин и крови невинных... Ужасно читать эту главу, на самом деле.

Во-вторых, в одной из первых книг А. Прозоров уже ударялся в псевдоисторию народов России — тут, кажется, тот же случай. И тут Прозоров тоже ссылается на некую книгу про древние уральские цивилизации, и т.д., и т.п. Меня всегда напрягают подобные вещи — от них пахнет лженаукой и ересью. И чем менее изучена реальная «Страна городов» и город Аркаим, тем более создаётся пространства для спекуляций... К счастью, в «Медном страже» нет откровенной бредятины из «Заклятия предков» всё того же А. Прозорова. Более того, присутствуют гуманистические мотивы и общефилософские рассуждения о жестокости, грубости и несправедливости всех людей. И на том спасибо.

В-третьих, Медный страж справедливо наказал пришлых торговцев — всех, кого он там потрошит и кому отрубает головы, совершенно не жалко. Так им, сукам, и надо. Я здесь всецело на стороне несчастных каимовцев, с которыми славяне поступили совершенно по-ублюдски. Подчеркну, что это всё — лишь мои оценочные суждения в рамках данной серии книг, и не стоит переносить их на реальность.

Итак, «Медный страж» не имеет законченной истории, ведь следующая часть серии является прямым продолжением начатого сюжета. Посмотрим, что будет дальше.

Казалось бы, по-хорошему стандартная книга про приключения Олега Середина на Руси тем и закончится: ну, добудет сборный отряд ратников и колдунов легендарное золото князя, спрятанное заклятием древнего волхва, или не добудет — не столь важно. Важней атмосфера и сюжет о поисках золота. Но внезапно для меня книга «сломалась» примерно в середине. Повествование сделало резкий поворот, и вся история поменяла ритм, настроение и эмоции. В общем, глава «Мельник» — одна из лучших в книге, пусть и достаточно короткая, схематичная для всего там описанного.

Так изобразить то, что показал А. Прозоров — это многого стоит. За несколько десятков страниц автор умело разнообразил сюжет, как и в прежние разы, заставил нас сожалеть об участи полюбившихся персонажей (боярина Чеслава, Даромилу и Желану жаль больше всех остальных), а концовка главы «Мельник» так и вообще напоминает о стихотворении из «Волкодава» Марии Семёновой:

«Хозяин всё решит, хозяин знает лучше,

За ним рабу живётся и сыто, и в чести»...

Даже и не знаю, как я бы смог себя повести в ситуации Олега Середина: как сам Олег или как другие... люди.

Прочитал я эту главу, и подумалось мне вот: насколько же все мы до сих пор далеки от гуманизма, насколько мы, человеки, жадные, жестокие, корыстные и лицемерные создания подлунного мира. Сколько ещё крови и слёз мы должны пролить, чтобы человечество вступило в новую эпоху яблонь, цветущих на Марсе? Или я, как и ранее, всего лишь глупый идеалист, а все люди (и я тоже) — лишь дикие двуногие животные, которые прикрываются фиговым листком культуры?

«Кровь ворона» — вещь хорошая, практически не уступающая предыдущим книгам серии, а некоторые даже превосходящая. Я рад, что автор так долго умеет удерживать внимание читателя историями про ведуна Олега.

Седьмая книга закончена — полёт нормальный. Самое то чтиво, чтобы скоротать промозглые ноябрьские дни и вечера, следя за приключениями Олега Середина. На этот раз Олегу предстоит собрать русских мужиков по деревням и дать отпор степнякам, которые повадились разорять русские деревни со всеми вытекающими последствиями для нашего народа.

Вся книга посвящена этой истории: от начала до конца, от сборов мужиков до финальной битвы с врагами и последующего дележа добычи. На сюжет про отпор степнякам накладывается и история несчастного мельника, чья семья трагически погибла в ходе очередного набега степных татей. Не выдержав своего горя, мельник повесился, но душа его так жаждала мести, что осталась в мире живых, неприкаянная и тоскующая. И так уж вышло, что душа эта вселилась в ведуна Олега: теперь Олег должен не только помочь живым — выжить, но и помочь мёртвым обрести долгожданный покой и отмщение.

В целом, в «Тени воина» мне всё понравилось. Книга обладает всеми плюсами предыдущих историй про ведуна, а вот минусов как таковых я и не заметил. Они, конечно, обнаружатся при дотошном копании, но уж сразу в глаза точно не бросятся. Темп повествования размеренный, персонажи достаточно интересные, в наличии сюжетная преемственность, также есть рассуждения Олега о честности и мужественности, а ко многим героям этой истории привязываешься. И опять, как и раньше, очень жалко с ними расставаться (бортника Лабуту и неумелого мальчишку Малюту жалко особенно — очень уж приятные были люди)...

«Тень воина» получилась книгой насыщенной и занятной, что ставит её в ряд с другими хорошими историями про Олега Середина. Отмечу и юмор: он незатейлив, но улыбнуться позволит (от песни «пора по пиву» до реализации бородатого анекдота «а ещё я в неё ем» на практике — забавно, да). Словом, я рад, что уже есть как минимум несколько хороших книг про приключения ведуна: их можно будет перечитывать, раз за разом возвращаясь в атмосферу опасных приключений, новых знакомств, серьёзных выборов и их неизбежных последствий.

Возможно, вы помните историю про Людочку. Такое сложно забыть. Рассказ про простую деревенскую девушку, пытавшуюся обустроиться в провинциальном городе во времена брежневского застоя, не может не быть трогательным, щемящим и трагичным. Виктор Астафьев, как знаток и мастер «деревенской прозы», среди прочего уместил в «Людочке» важную мысль: человек, лишённый природы и её красоты — не человек вовсе, а так, лишь пародия в лице мерзкого Стрекача (уголовника и насильника, которого только могила исправит).

Недаром важную роль в произведении играет местный парк рабочего посёлка при городке. Через парк кем-то и когда-то проложена забытая огромная труба, в канаву для которой жители бросают всё: от презервативов и покрышек до котят и пивных бутылок. Прекрасный образ человечества, глобально загрязняющего нашу планету, а локально бросающего в кусты у озера банки и салфетки... Отвлёкся я. Вонища от разнокалиберного мусора и трупов котят, щенков и поросят в том парке стоит ужасная. Это уже и не парк даже, а какое-то мерзкое его подобие, злобная человеческая насмешка над природой и вообще над всем чистым, красивым и естественным. Вечерами в парке толкутся, дерутся и портят девок всякие орки и урки:

Какие люди — такая и природа, а какая природа — такие и люди...

Советский писатель верно подметил, что «зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живёт во мне и жжет моё сердце? Может, всё дело в её удручающей обыденности, в её обезоруживающей простоте?» Именно простота рассказанной истории о судьбе девушки цепляет читателя. Не знаю, как вам, а меня при прочтении «Людочки» постоянно коробит: остаётся такое тоскливое, мерзкое чувство рутинной постыдности нашего бытия. И это чувство прорывается всегда, независимо от внешнего лоска нашей современной жизни.

Казалось бы, и живу я в городе (пусть и провинциальном), и уж двадцать первый век на дворе, и в квартире тепло, и в моём мире всё хорошо (дома тепло, когда снег пошёл), и можно спокойно закрыть глаза и погрузиться в личную суету и мирские тревоги сытого горожанина... Но подобные истории всегда вырывают меня из зоны комфорта, заставляют некоторое время воспринимать мир как-то особенно обострённо. Душа болит после таких рассказов, вот что.

«За шумом счастливых свадеб и успешных сессий,

в город ночами въезжают курительные смеси,

За взрывами цветных салютов, за мудростью тостов,

далеко, на лестничной площадке, не станет подростка».

(с) ГРОТ — Всё хорошо.

И я начинаю вспоминать поселковое детство: как пил я за гаражами какую-то сивуху и курил в контейнере, таясь от всех; как старшие пацаны лет в пять устроили мне «прописку» (а я потом нашёл где-то сигарету и ждал одного, чтобы угостить); как в пять же лет я уже матерился отборным слогом грузчика; как старшая соседская девочка стравливала меня со старшим соседским мальчиком — он дал мне в нос, а я достал ножик, побежал за ним, догнал в его дворе и там оставил ему шрам на щеке; как ударил меня по лицу один дядька, чей газовый пистолет я нашёл на улице и принёс ему, — а он подумал, что я это украл, ударил меня и отвёл стыдить к матери на работу; как носились мы по забытому мрачному недострою, и я налетел головой на стальную балку, а голову мою потом зашивали в деревенской больнице...

И один у меня возникает вопрос после астафьевской «Людочки»: почему мы так неумело и неправильно живём, кто виноват в этом? Неужели мы сами и виноваты, неужели нам так и надо?

Мамлеева я впервые прочитал ещё в юности: это были его незабвенные «Шатуны». Потом я изредка читал у Юрия Витальевича короткую форму, а последние пару лет мамлеевщина меня привлекает всё больше. Почему? Да чёрт его знает. Может, потому, что тексты Мамлеева наполнены какой-то метафизической безысходностью и ужасом? Причём это не пугалки для скучающих домохозяек, а самые что ни на есть исследования глубин человека в художественной форме. Тем и интересны, собственно.

«Тетрадь индивидуалиста» — одно из лучших таких исследований, что я читал в короткой форме. Однако именно для этого автора оно несколько однотипно (верней, однотемно). На протяжении пары десятков страниц читателю дают погрузиться в мир законченного эгоиста без имени и биографии, — проза Мамлеева в принципе посвящена подобным персонажам. Автор от первого лица передаёт эгоистические размышления о жизни, смерти, любви, обществе и прочем. Так как тетрадь с записками ведёт эгоист, неудивительно, что поначалу он ожидает от внешнего мира восторга, но расстраивается, узнав, что большому миру в целом наплевать на большого эгоиста:

Всё глубже погружаясь в свои локальные, солипсические миры, эгоист теряет все социальные связи и окончательно опускается на дно общества. В принципе, на дно его тянуло изначально, просто он этого не очень понимал и оттого пытался балансировать в приличном мире, живя более-менее как все. Но в итоге он стал одиноким кладбищенским бродягой и пугалом, которое пьянствует в «полустоловой, полупивной», а потом ждёт очередного «покойничка», чтобы сопроводить его и заглянуть в лицо, пытаясь разгадать неразгадываемую тайну смерти.

Этот жутковатый рассказ Юрия Мамлеева напоминает мне роман «Наоборот» Ж.-К. Гюисманса. Безымянный эгоист Мамлеева так же, как герцог Жан дез Эссент, бежит от большого и угрюмого мира, от реальной смерти и жестокости в уютные миры своей изощрённой фантазии. Но мамлеевского эгоиста, как и герцога-декадента, всё равно ожидает неизбежный и трагичный финал. А смерти-то эгоист боится больше всего остального, потому и мечется как уж на сковородке...

Если вы читали «Смерть Ивана Ильича» Льва Толстого, вы поймёте ужас и тоску мамлеевского персонажа.

«Женщина в песках» японского писателя Кобо Абэ — книга непростая. Написанная обманчиво простым языком с прямолинейными ответами самого автора, эта вещь словно водит читателя за нос. Мол, смотри: вот все ответы, они на поверхности, чего ещё тебе нужно? Читай! Но в тексте «Женщины в песках» для читателя всё равно остаётся какая-то недосказанность, какой-то намёк автора на игру в угадайку.

Японский писатель будто специально так всё завернул и с хитрой усмешкой отошёл в сторонку: давайте, ребята, разгадывайте мою абсурдистскую шараду. Дескать, ломайте копья и спорьте до хрипоты, что же я хотел вам сказать на самом деле. И эту недосказанность японского автора попробую вам сегодня дорассказать я. Как обычно — без претензий на понимание книги. Просто мысли, просто болтовня. Просто абсурд.

Полагаю, стоит начать с краткого пересказа сюжета. Городской учитель Ники Дзюмпэй взял короткий отпуск и отправился поближе к морю: среди песков он надеялся найти новых жуков для своей коллекции. Да, Дзюмпэй работал в городе учителем, но свободное время он предпочитал проводить в компании насекомых, а не людей. Хобби у человека такое, что поделать.

Словом, отправился он к морю, там попал в маленькую странную деревеньку, где его спустили в низ песчаной ямы, чтобы переночевать у местной вдовы (последний автобус уехал... А был ли автобус вообще?). Хижина вдовы, как и хижины многих жителей деревни, располагалась в глубокой песчаной яме, выбраться из которой можно только по верёвочной лестнице.

Вышел Ники после сна во двор, а лестницы и след простыл. Из ямы же просто так не вылезти, хоть учитель и пытается. Пытается он добрую половину книги: строит хитрые планы, подкапывает песок, берёт в заложники вдову... И у него даже получается сбежать, но его ловят и возвращают обратно в яму.

Но зачем городского учителя вообще поймали и для чего с ним так носятся?

Всё просто: отныне Ники должен жить в яме с женщиной и каждую ночь убирать песок, упавший в яму за день. Песок нужно насыпать в корзины, а корзины тут же забирают наверх местные решалы. В награду за работу решалы дают работягам водку, воду, сигареты и иногда — тупые комиксы и местные газеты. Ну, и ещё они разрешают работягам спариваться (иногда решалы и сами не прочь посмотреть, как плодится быдло). А песочек потом вывозится в город и продаётся строительным фирмам для работы. Простая и эффективная схема заработка на рабах, что сказать.

Вообще, книга японского писателя полна метафор и потому достаточно сложна для разгадывания. Скажем, что олицетворяет собой песок: жизнь, время, рутину, хаотическую слепую массу? Или вот какой тип свободы лучше: «западный» (как свобода передвижения, свобода выбора и свобода воли) или «восточный» (как свобода даосского недеяния у-вэй: свобода духа и разума от надуманных конструктов социума)? А что такое мир: порядок и спокойствие или хаос и неопределённость?

Но давайте обо всём по порядку. Я хочу обратить ваше внимание на три темы «Женщины в песках»:

Тема свободы в самом широком понимании этого слова.

Тут много можно всякого наговорить, но у меня нет ни сил, ни времени, ни, что главней всего, нужного массива знаний. А потому скажу по-простому: в книге поднимается старая разница между Западом и Востоком, метафорически описывается конфликт цивилизаций, про который однажды метко выразился Редьярд Киплинг: «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут».

Учитель Дзюмпэй в начале произведения — это человек западного типа. Он верит в науку, он урбанизирован, он весь такой чистенький, умненький и аккуратный обывала. Он ценит свою физическую свободу, он нелюдим и замкнут... И вот, как я уже говорил, учителя заперли в песчаной яме и заставили копать песок в обмен на водку и тётку. Вот уроды!

Учитель повозмущался, попсиховал, попытался сбежать (и даже сбежал — повторяюсь), но в конце книги всё равно вернулся в уже родненькую яму и поймал себя на мысли, что ему понравилось жить в яме. Бухай, копай песок, кури, — ну разве это не счастье?.. Никто не требует невозможного, а женщине достаточно и того, что в доме появился мужчина... Деревенский цикл «работа — дом — выходные» для бывшего учителя оказался лучше точно такого же цикла, но городского. Почему? Объясню чуть ниже по тексту.

Далее: капитализм как угнетение большинства меньшинством.

Ранее я не знал, что Кобо Абэ симпатизировал идее коммунизма и некоторое время даже состоял в Коммунистической партии Японии. Возможно, на эту тему существует много профильных исследований, но, опять же, лично я буду краток.

В книге можно разглядеть критику капиталистического общества Японии, символически изображённого в порядках и обычаях затерянной среди песков деревни. Так, в песчаных ямах сидят люди, запросы которых просты: поесть, помыться, выпить и покурить. О чём они мечтают? Женщина из ямы, например, мечтает купить радиоприёмник. Уровень подобной мечты вы можете оценить и сами. И вот эти люди насильно загнаны в песчаные ямы, где вынуждены регулярно заниматься тяжёлым физическим трудом в обмен на простые вещи.

Песок ежедневно забирают наверх и отвозят на продажу. Таким образом, на работягах, которых в деревне большинство, паразитируют привилегированные жители деревни, находящиеся в меньшинстве. Работяги не могут ничего изменить, так как они намеренно разобщены духовно и физически (каждая рабочая ячейка обитает в отдельной яме). Да и многие не хотят ничего менять — им и так нормально живётся. А ещё лучше живётся тем, кто наверху: вози себе песок в город, продавай и получай за это деньги.

Вот и вся метафора: в нашем мире одни люди живут за счёт других. При этом первые всячески дурят головы вторым и обманывают их: мол, если вы не будете работать, нас всех погубит песок. Скажете, Кобо Абэ оказался в чём-то неправ?

Примечательно, что почти десятилетием позже в той же Японии выйдет прекрасный фильм Акиры Куросавы: «Под стук трамвайных колёс». Фильм откровенно показывает, что происходит с людьми, выброшенными за рамки капиталистического общества: они опускаются до уровня бомжей и живут на свалке. Опускаются, но остаются людьми, в отличие от тех, богатых, кто не опускался, но и человеком-то вряд ли был...

Посмотрите фильм Куросавы, чтобы понять его тематическую взаимосвязь с «Женщиной в песках» Кобо Абэ. Скажете, Акира Куросава оказался в чём-то неправ?..

И последняя тема: абсурд и хаос нашей жизни.

Эта тема объединяет и поглощает две предыдущих. Она, по факту, магистральная тема, лейтмотив целого произведения. Почему Ники Дзюмпэй променял город на деревню (читай: шило на мыло)? Почему угнетённые работяги, сидящие в ямах с песком, по большей части довольны своей жизнью? Ответ на эти два вопроса есть, и он вам не понравится: потому, что люди боятся неопределённости и хаоса; потому, что людям подавай пусть плохую, но стабильность; потому, что для многих гораздо лучше быть ужом в сыром ущелье, чем соколом в опасном небе.

Большой мир — это большой океан хаоса и абсурда, где одновременно происходят тысячи тысяч разных событий. Эти события переплетаются, влияют одно на другое, порождают ещё тысячи и миллионы последствий, которые создают ещё больше всего и всякого. И так оно длится каждую секунду, а человек вынужден барахтаться в океане неопределённости, совершенно не умея в нём плавать. Чтобы хоть как-то спастись, человек организует островки стабильности: государство, семья, работа, заведённый порядок дел, придающий иллюзию смысла нашим действиям; каждый из нас строит свою хату с краю, да подальше от других.

Чтобы хоть как-то спастись, человек копает яму в песке. Там тихо, мирно и спокойно. Там почти ничего не происходит, — а то, что происходит, более-менее предсказуемо и оттого не так уж страшно. Иными словами, сложный и страшный мир абсолютной свободы человек добровольно променял на уютную яму в песке. А объективную бессмыслицу бытия он променял на субъективную иллюзию хоть какого-то смысла. Просто потому, что иначе бы он не выжил как биологический вид: в совершенной анархии и хаосе большого мира могут обитать лишь очень немногие безумцы. А на безумцах цивилизацию не построишь (но они могут существовать там в очень ограниченном количестве).

Такие дела.

Кроме всей философской ерунды, мне следует отметить и экранизацию данной книги. Если вкратце — она хорошая, но несамостоятельна в отрыве от книги. В 1964 году знаменитый японский режиссёр Хироси Тэсигахара (о существовании которого я, честно говоря, ранее не подозревал) снял экранизацию «Женщины в песках». Кстати, впоследствии он же снял ещё две экранизации по Кобо Абэ: «Чужое лицо» и «Сожжённая карта». Насколько я знаю, в создании этой кинотрилогии режиссёру помогал сам писатель: а это уже хороший залог для качественной экранизации.

На мой взгляд, «Женщина в песках» как фильм получился достаточно близким к тексту и духу произведения, но у него есть один существенный недостаток: если вы не читали книгу Абэ, понять фильм Тэсигахары будет сложно. В киноверсии «Женщины в песках» нет закадрового текста, также нет пояснений и толковых диалогов: фильм тянется как долгий полуденный сон уставшего рыбака. Конечно, это в полной мере передаёт дух книги, но всё равно: без знания литературного первоисточника включать этот фильм точно не следует. Иначе вы просто уснёте...

Итак, в общих чертах вы теперь знаете о книге и моём понимании всей этой муры. Стоит сказать, что в первый раз я читал «Женщину в песках» полжизни назад, в пятнадцатилетнем возрасте. Тогда я эту книгу плохо понял. А теперь... теперь мне уже под тридцать, я успел и поработать, и жениться, и походить по осенним паркам, — и это неотъемлемая часть моей жизни. Да, её большая часть давно идёт по маршруту «работа — дом — выходные — работа — дом — выходные». Повторять до могилы.

Звучит как-то грустно, не правда ли? Хотя, если посмотреть с другой стороны...

Не соглашусь, что «Креститель» — одна из лучших книг серии. Крепкий середнячок, который приятно читать — это да. Но до того же «Ключа Времён» или там «Души оборотня» этой книге всё-таки далековато. Без негатива, как говорится: книгу я прочитал легко и с интересом, но это уже шестая часть серии, а потому уже и есть с чем сравнивать. Возможно, дальше окажется настолько хуже, что я буду вспоминать «Крестителя» со скупой слезой ностальгии по неплохому фэнтези, но пока что вердикт прост: средненько.

Итак, с первых же страниц становится ясно, что сюжетно эта книга в общем связана с предыдущей частью серии — и наконец-то вот она, та самая преемственность. Её так не хватало ранее! Неужели автор однажды понял, что совершенно зря делает из приключений Олега на Руси набор плохо взаимосвязанных историй? Неужели понял, что массовому читателю интересней дилогии и трилогии? Хорошо, если так. Анджею Сапковскому для своего «Ведьмака», помнится, чуть меньше текста потребовалось, чтобы уяснить эту же идею. Не сравниваю тут «Ведуна» с «Ведьмаком», а просто провожу примерную аналогию.

При чтении «Крестителя» мне было очень приятно увидеть уже знакомых персонажей, приятно увидеть раскрытие боярина Радула (раскрытие, конечно, поверхностное, но в целом сойдёт), приятно, что боярин Радул туповат, но честен, а потому постоянно творит какую-то дичь и подкидывает всем новые заботы, не давая заскучать... Ну, и отсылки к предыдущей книге тут тоже на месте, что радует.

Кроме того, обратил на себя внимание и юмор: он, как уже правильно заметили в других рецензиях, довольно однобок и завязан в основном на постельной теме. Так, Олег всю книгу не может нормально совокупиться с дамой. Не дают ему, и всё! Верней, дамы-то дать и не против (Олег-то мужчина видный-солидный), — но не дают обстоятельства высокой службы при Владимире Святославиче, князе киевском, крестившем Русь. Когда тебе страну крестить надо, когда волхвы быкуют и народ на смуту поднимают, когда византийский попик паутину лжи плетёт под носом у великого князя (что последнему до поры неизвестно), то советник Олег может и потерпеть, иначе никак. Да, юмор про чпоки-чпоки совсем не ахти, я согласен, но у меня он местами вызвал улыбку. Тупею, видимо?

Теперь о другом. Я плох в истории, поэтому не смогу проанализировать правдивость сюжета «Крестителя». Скорей всего, всё было не так — было более обыденно, пресно. Только верю я твёрдо: жил такой чудак! Мне в другое верить неинтересно... Ой, Роберт Рождественский чего-то прорвался, простите. Ладно. Да, в истории я плох. Но сложно не согласиться с автором, что принятие христианства на Руси выглядит как хитрый политический ход для объединения народов под одним началом: одна страна, один президе... эээ, великий князь, один бог. Так ведь и правда легче управлять страной и бороться с врагами, когда у тебя люди не тянут в разные стороны. Чисто практически-политически. Чисто по-нашему: ребят, я завтра свою страну крещу, приходите по желанию, но знайте: кто на речку не придёт, того кровным врагом считать стану. Слово моё — закон!

Вот Владимир Красно Солнышко страну и объединяет. А помогают ему в этом его верный боярин Радул (претендующий на звание былинного богатыря) и Олег Середин (претендующий на звание человека с самыми длинными бивнями на Руси, если вы понимаете, о чём я). Параллельно развивается история с византийским монахом, посланным на Русь для её развала (внести смуту и рассорить людей, отвернуть их от князя Владимира), а также вполне привычные нам приключения малого отряда воинов и симпатичных тёток на просторах Древней Руси: встречи с нежитью, битвы с татями лесными, мёд-пиво реками по усам, и всё прочее, за что мы любим эту книжную серию. Кроме того, в этой книге автор накинул и эпика: присутствует глава про поход Владимира на Византию. Описание битвы славянских войск с греками захватило неискушённого читателя вроде меня: круто, образно, проникновенно!

Не берусь судить исторический контекст книги, скажу ещё раз. Но я с удовольствием погрузился в уже знакомую атмосферу, и книга пролетела перед глазами за несколько вечеров.

«С ладони капли на траву стекают медленно и плавно,

И звёздной ночи синеву качает рябь воды хрустальной.

Я буду долго вспоминать дурмана вкус из Лунной чары,

И её имя повторять, одно-единственное: Мара…»

(с) Butterfly Temple — Возвращение.

Пожалуй, можно сказать, что пятая часть приключений Олега Середина мне понравилась больше всех предыдущих. Возможно, тут виноват перерыв в чтении (я мог утерять волну и подзабыть ощущения от первых книг), а возможно, что «Ключ Времён» действительно лучше.

В этой книге авторы (А. Прозоров и О. Яновский) радуют читателя уже полюбившимися фишками приключений ведуна. Так, тут есть и бодрая динамика сюжета, и довольно лёгкий слог, и юмор, и тяготы долгой дороги, и сексуальные приключения Олега с боевыми тётками, хорошими и не очень... Словом, если кто-то читал мои предыдущие отзывы по книгам серии «Ведун», то возьмите оттуда все упомянутые мной плюсы и умножьте их на два-три. Бодро, круто, интересно.

Отдельно хочу отметить, что в пятой книге присутствует целая группа харизматичных персонажей, к которым привязываешься. А когда они погибают или просто уходят — возникает какое-то тяжёлое ощущение, тоска какая-то и опустошённость. Будто ты сам с этими людьми прошёл через огонь и воду — а теперь нужно прощаться. Справлять тризну или просто махнуть им рукой и пойти дальше — тут уж как Мара распорядится.

Вот Купава: внучка известного мастера луков, весёлая девочка, проклятием обречённая быть оборотнем. Правда, оборотнем невероятно милым: Купава умеет обращаться в куницу. У девочки есть своя цель, чтобы пойти с Олегом и компанией по заданию князя — и этой цели она достигает в конце книги...

Вот волхв Велислав: толстый обжора, спокойный как танк, но — классный дядька и по-настоящему умелый колдун белой магии. Он отправляется с отрядом Олега на спасение княжеского сына, но Мара имеет на него другие планы.

Вот непростой воитель Сварт, вот княжеский спецназовец Ермолай, вот ратник Никита, пожертвовавший собой ради спасения других, вот азиатка Кира, вот славянский богатырь Радул, вот воитель Руслан, переходящий через Калинов Мост... Каждый из этих персонажей выписан, на мой взгляд, хорошо. У каждого есть история. К каждому привязываешься и с каждым расстаёшься с грустью.

А уж история чёрного колдуна Корнея так вообще оказалась неожиданной. Круто, блин, мне понравилось.

Кто-то скажет, что авторы намешали в этой книге всё в кучу, особенно в плане сюжета. Действительно, сюжет разнообразен и не ограничивается стандартной рамкой а-ля «группа специально обученных людей отправляется спасать княжеского сына из лап чёрных магов». Сюжет здесь несколько сложней этой концепции, и для меня такая пропорция оказалась в самый раз. Вроде бы и не одно какое-то скучноватое блюдо, но и не хрючево, где всё намешано и перемешано в жёсткую неудобоваримую солянку.

Впрочем, минусы предыдущих книг тут так же есть, но далее я, наверно, уже их детально описывать не стану. Минусы все те же, да: неубиваемая куртка Олега, утраченные силы древних богов, забытые судьбы старых друзей... В пятой части авторы вроде как снова дают Олегу и новые магические силы, и друзей, но к концу книги хотя бы объясняют, кто куда делся и почему иссякли магические способности. Возможно, «Ключ Времён» является работой над ошибками. Но мне всё равно сильно обидно за оборотня Невзора из четвёртой книги: куда он пропал? Видимо, с хмурым ратником-оборотнем мы больше не увидимся. А жаль. Авторы просто оборвали сюжет четвёртой книги и перешли к новым приключениям Олега...

Во всём остальном «Ключ Времён» — книга отличная. Думаю, перечитаю её ещё разок, как закончу всю серию.

Хотелось бы, конечно, видеть преемственность между книгами серии «Ведун». А то вот, как правильно заметили предыдущие рецензенты, эта самая преемственность наблюдается слабо. То разорванная кожаная куртка у Олега в новой книге опять станет целой, то вещи его куда-то денутся, а потом снова появятся, то ещё какая мелочь автором упущена, а увлечённый читатель потом расстраивается от таких несостыковок. Кроме того, автор часто забывает (или намеренно опускает в ущерб всему контексту) даже и не мелочи вовсе: так, например, в третьей книге Олег получил силу древних ариев из Гипербореи. В четвёртой книге про эту силу уже не упоминается — наоборот, в «Душе оборотня» ведун получает ещё одну древнюю силу, но уже от северной колдуньи Вереи... тьфу ты, Велены — этих женщин Олега Середина, с каждой из которых он вроде до конца времён, а на деле — нет, мне уже становится сложно не перепутать...

В общем, преемственность книг в серии сильно страдает, да. С учётом того, что первые шесть (шесть, Карл!) книг цикла написаны в 2004 году, подобная «забывчивость» автора неудивительна. Возьми-ка, напиши за год шесть книжек и удержи в голове все ветки, детальки и линии, которые сам же и накрутил. Пусть некоторые книги пойдут в соавторстве, но всё равно — сложно писать быстро, и чем быстрей выходят книги, тем хуже их качество — так происходит чаще всего. Авторская причина такого отношения к своим книгам понятна — тогда надо было делать деньги и ковать железо, пока горячо. То есть пока книжки «заходили» в народ, надо было клепать одну за другой, а там уж как получится. Но ведь обидно же за такое отношение автора к своему герою и придуманной вселенной. Особенно обидно потому, что приключения Олега Середина многим полюбились (в том числе и мне), даже несмотря на все писательские недочёты Александра Прозорова.

Теперь о четвёртой части. Я уж не помню, может, в последующих книгах раскроются оборванные на полуслове сюжетные линии персонажей «Души оборотня». Но пока, дочитав эту историю, скажу: книга реально оборвана на полуслове. В конце прям вот так и просится фраза «Продолжение следует». Неясно, что сталось с оборотнем Невзором, куда делась Велена, и как ведун собирается искать злобного братца Велены. Пятую часть я уже открыл на первой и второй страничке, и пока что продолжением там не пахнет. Неужели автор тупо слил весь сюжет четвёрки? А сюжет, скажу я вам, получился интересный: динамика, приключения, бои, гостеприимные женщины, природа нашей страны — всё на месте. И главная сюжетная линия тоже хороша: ведун помогает бывшему дружиннику Невзору снять оборотное проклятие с самого Невзора и его возлюбленной. Характеры персонажей выписаны хорошо: Невзор, на мой взгляд, вполне может (или мог бы) стать вторым по важности персонажем после Олега Середина.

Сам текст тоже создан на приличном литературном уровне (приличном для данного жанра, конечно). Мне особенно понравились описания, диалоги, какие-то размышления персонажей, а ещё — предпоследняя глава книги, где Олег после тяжёлого боя лечится у старой знахарки. Написано очень красиво, натурально, да и котейка у знахарки — милей некуда.

Полагаю, в соавторстве писать у А. Прозорова в те времена получалось гораздо лучше (за исключением сольной первой части, на которую сил хватило). После не очень удачной третьей книги, читать «Душу оборотня» было приятно, интересно и захватывающе. Надеюсь, в следующих книгах цикла автор исправился и закончил все начатые сюжетные линии старых персонажей.

Читаю дальше.

Ну, как бы так сказать, книга прочиталась, но не оставила яркого впечатления. Её можно назвать хорошей, но не более того: Олег Середин путешествует по Руси и не только, общается с вогулами (мансийцами) на темы жизни и смерти, постигает тайные знания и философию арийских волхвов, встречает свою давнюю знакомую, к которой он сильно неравнодушен... Интересно, да.

А если читатель ещё и верит в т.н. «русскую Гиперборею», то книга Прозорова точно придётся по душе. Благо сам автор в начале книги ссылается на книгу Валерия Дёмина: «Загадки русского севера». Где, насколько я могу догадываться (читать книгу желания нет), в очередной раз постулируется идея о древности и уникальности русского народа, намекается на его, кхм, чистоту крови и всё в таком же духе. Чувствуешь этот запах нацизма?

В общем, есть ощущение, что мой синдром утёнка, о котором я писал в предыдущих заметках про первую и вторую части серии, начал сходить на нет. Просто потому, что я люблю иногда почитать что-нибудь такое, псевдоисторическое типа «Ведуна» или фэнтезийное а-ля «Ведьмак», но вот на полном серьёзе читать про семь небес и апокалипсис, а также про русский Север в изложении Прозорова, Дёмина и т.д., не могу. Мифология — это одно, а факты — другое. И выдавать первое за второе — ну, как-то неправильно, что ли.

Так Википедия пишет про работу В. Дёмина в качестве ОТКРЫВАТЕЛЯ ДРЕВНИХ СЕКРЕТОВ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА:

Помнится, и Валерий Чудинов находил на Солнце надписи на русском языке... Апофения во всей красе.

Но я читаю серию про ведуна Олега дальше — незакрытый гештальт обязывает.

Мы — ваши милые, пушистые коты! Книжный обзор на «Мы одной крови — ты и я!» Ариадны Громовой.

Привет, буквоеды. Женщины-писательницы в нашей фантастике — явление, на мой взгляд, достаточно редкое и потому довольно грустное. Почему так сложилось? Судить не берусь, оставляя эти штудии когда-нибудь на потом. Кроме того, я совсем не знаток фантастического жанра (как и всех остальных), и почти никого из женщин не знаю и не читал; а кто-то в этом жанре точно есть.

Однако одно имя я назвать всё-таки могу: Ариадна Громова. Это имя уже давно было у меня на примете по нескольким причинам. Во-первых, Громова переводила некоторые тексты Станислава Лема на русский язык, — а Лема я нет-нет да почитываю. Во-вторых, этой писательнице посвящена страница в тематическом, седьмом спецвыпуске «Мира фантастики», который я недавно освоил с карандашом. И вот я решил детальней познакомиться с судьбой и творчеством Ариадны Григорьевны; и, ознакомившись, теперь хочу поделиться своими размышлениями.

***

Итак, если вам интересно, кто же такая Ариадна Громова и какую жизнь она прожила, обращайтесь к указанному спецвыпуску журнала или же к соответствующему материалу на Википедии. В конце там также есть ссылка на текст Максима Лукина: ищите «Домашние собрания, социальные сети и биографическая стратегия А. Г. Громовой (1916—1981)». Думаю, всем заинтересовавшимся необходимо прочитать и это.

Я же ограничусь краткой справкой: Громова родилась в 1916 году, умерла в 1981 году. Писать начала достаточно поздно: видимо, сказалась Вторая мировая война, в ходе которой Ариадна Григорьевна увидела и оккупацию Киева немцами, и помогала партизанам, и чуть было не погибла в Освенциме, ухитрившись сбежать из плена и вернуться обратно в Киев...

В общем, вы поняли: человек навидался ужасов войны, но сломать этого человека война так и не смогла. После публикации дебютной книги «Линия фронта — на востоке», в которой события военных лет описаны словами очевидца, Ариадна Громова начинает писать научную фантастику. Вот про неё я и хочу вам сегодня рассказать. И начну, пожалуй, с повести «Мы одной крови — ты и я!». Это произведение считается вершиной творчества Громовой, и, возможно, заслуженно.

***

Сюжет такой: молодой учёный Игорь Павловский волей случая раскрывает в себе необычные способности. Он устанавливает телепатический (и заодно гипнотический) контакт со своим котом Барсом, попутно расставшись с девушкой, которая ставит глупый ультиматум «или я — или кот». Красавец-кот охотно воспринимает мысленные приказы хозяина и отныне всеми силами стремится общаться с человеком на принципиально новом уровне, нежели чем всем знакомые «кис-кис» хозяина и «мяу-мяу» пушистой скотинки.

Чуть позже про удивительного кота узнают знакомые, соседи и друзья учёного, и тут-то и начинается, так сказать, игра в «верю — не верю». То есть люди разделяются на два лагеря: одни помогают парню и его коту в изучении странного феномена, другие насмехаются или даже мешают. К счастью, первых — больше. Далее в квартире Павловского собирается консилиум учёных, изучающих паранормальные явления, ведутся долгие беседы про контакт людей с животными и светлое будущее планеты Земля, где все живут в мире и согласии... Эх, советская фантастика шестидесятых — прекрасна.

Думаете, на этом всё? А вот и нет. Название повести не зря отсылает нас к «Книге джунглей» Редьярда Киплинга: главное в произведении советской писательницы — не научное обоснование телепатии и гипноза (попробуй-ка объясни эти штуки), а отношение людей друг к другу и братьям нашим меньшим. Потому не ждите от «Мы одной крови — ты и я!» твёрдой научной фантастики; это скорее гуманитарная, мягкая фантастика в духе Рэя Брэдбери, которая поднимает животрепещущие темы человечности в человеке на примере нашего отношения к животным.

Полагаю, творение Громовой в целом можно расценивать как манифест в защиту животных (домашних и не только), для приличия завёрнутый в модную оболочку тех лет: фантастика в те времена была жанром прогрессивным, а вот манифесты — нет. Причём манифест этот адекватный, выверенный и точный, и он, скорее всего, пробудит и поддержит в читателе самые лучшие, гуманистические чувства сострадания и любви к живым существам. Потому как человек, который ненавидит животных или равнодушен к ним — не вполне, простите, человек, а так, лишь заготовка и закваска (в отдельных случаях так и вообще не человек, а выродок); такие люди тоже описаны и показаны в этом тексте. Процитирую:

С другой стороны, в нашем отношении к животным есть и другая крайность под названием «зоошиза» — когда права животного ставятся несоизмеримо выше прав человека, а повёрнутый на котиках или собачках человек буквально сходит с ума и мешает жить всем вокруг. Мне сложно сказать тут что-то конкретное (опять же, оставлю это на будущие заметки), а пока же я думаю так: мы, люди, в массе своей существа неимоверно тупые и злобные. Что же с нами стало, во что мы превратились и превращаемся?..

А злобные мы не только в отношениях между собой, но и в отношении к животным. Мы либо убиваем животных ради удовольствия (см. охоту, европейские обычаи бросания лисицы и растягивания гуся, а у нас — недавнее убийство кота Кузи и случай живодёрок из Хабаровска), либо же готовы, не разбираясь, убить любого человека ради защиты животного (что и составляет сущность термина «зоошиза»).

Крайности, короче, кругом одни глупейшие, леденящие душу крайности... Снова процитирую книгу:

***

Возможно, именно повесть Ариадны Громовой проведёт своего читателя тропой правильного отношения к животным (в первую очередь к домашним — как самой уязвимой и доступной для человеческой жестокости группе зверей). Ведь кроме основной истории про телепатический контакт молодого парня и его кота, вы также прочитаете и несколько других историй, в том числе про болезненного мальчика Герку, который ради своего чудного котейки был готов уйти из дома, — а всё потому, что дома поселилась тёмная деревенская бабка, живущая не по науке, а по суевериям...

Мой рыжий Петрович лежит у меня на коленях и мурлыкает. Я смотрю на него, глажу и говорю: «Мы одной крови — ты и я!».

Уж не знаю, чего многие так негативно отзываются об этой книге. Думаю, «Паутина зла» — вполне неплохая вещица. Можно, конечно, разнести книжку в пух и прах, сравнивая её с более удачными братьями по жанру — но зачем? В чём смысл? Не нравится — не читай, проходи мимо (хотел бы я и сам следовать данной максиме в отношении книг, которые мне не нравятся, но увы).

Чем хороша вторая часть про приключения Олега Середина? Вот несколько пунктов:

— автор поработал над перекосами первой части (секс и еда не играют в «Паутине зла» большой роли);

— в наличии мораль а-ля Сапковский и его «меньшее зло» (у Прозорова тут всё попроще, но тоже интересно);

— придумана витиеватая сюжетная линия с несколькими сторонами конфликта (морок настолько опутал озёрный край, что сложно понять, кто друг, а кто враг);

— есть криповатые главы про поход ведуна на озёра и болота (особенно понравилась битва с тремя сыновьями болотного царя);

— наконец, радует финальный вывод: даже если ты ничего не понимаешь в происходящем, всё равно пытайся разобраться и гни свою линию (иначе погибнешь бесславно, как собака, или, что хуже, станешь служить старшему злу как верный волчонок)...

В целом, книга очень даже подходит, чтобы скоротать несколько осенних вечеров. Читать истории про ведуна достаточно легко и приятно, и в подобной лёгкости присутствует большая доля очарования. Словом, пока что мне всё нравится. Чтение не супер-пупер, но сойдёт. Да и надо закрывать старый гештальт, а потому читаю серию дальше.

Древнерусский «Ведун: Слово воина» Александра Прозорова.

Здравствуйте. Всё-таки очень уж непросто преодолеть синдром утёнка и попытаться объективно, беспристрастно разобрать одну из любимых книжных серий своей далёкой и туманной юности. Но я попробую сделать это в паре заметок; и, забегая вперёд, скажу, что в первой заметке синдром утёнка меня поборол. Ну, да ладно. Перейду к сути.

Вот я в 14 лет: симпатизирую славянскому язычеству, знаю про Владимира Истархова и его, кхм, книжный труд «Удар русских богов» (крайне не рекомендую — текст ныне находится в Федеральном списке экстремистских материалов). На шее я ношу серебряную «секиру Перуна», слушаю группу Butterfly Temple, читаю «Ведуна» Александра Прозорова...

Думаю, мой образ тех лет понятен. Таков был мой 2007-й. Но всё это присказка, а сказка впереди. Теперь же, собственно, расскажу о книге. Лишний раз уточню, что речь пойдёт о фэнтези: серии «Ведун», которую Александр Прозоров активно писал в нулевых годах (и, наконец, закончил к середине десятых).

***

«Слово воина» — первая часть многотомной истории о приключениях ведуна Олега Середина в опасном мире Древней Руси. Олег работает в кузне, живёт в XXI веке, ездит на мотоцикле и увлекается боями на мечах в местном клубе реконструкторов. Кроме того, Олег обучается славянской магии у главы клуба по прозвищу Ворон. Ворон — старик очень загадочный, и он фактически является одним из главных персонажей всего цикла.

Переживая, так скажем, «кризис веры» в своё хобби, Олег по совету Ворона проводит ритуал чёрной магии, чтобы получить у богов ответ на вопрос: зачем я занимаюсь всей этой древней ерундой про мечи и заговоры в век электричества, мотоциклов и автоматов? Олег никак не ожидал, что ритуал сработает и забросит его в дохристианскую, сказочную Русь. Забросить-то забросил, а вот ответ, Олег, ищи сам (и как попасть обратно тоже сам догадывайся).

Простите, рэпер ATL вмешался в мой текст и чётко станцевал. Так о чëм бишь я?.. Ага, точно.

Сказочная Русь. Да-да, ведун Олег Середин попал именно туда, где живут упыри и оборотни, берегини и русалки, где народ сеет и жнёт, еда натуральная и вкусная, на сеновале можно сладко поспать (одному или с крестьяночкой), а уж если местный князь закатывает пир, так обязательно это будет пир горой: реки мёда и вина, тонны мяса и рыбы, по усам текло, а в рот не попало...

Знаете, иногда возникает ощущение, что автор пытается показать нам такую едва ли не лубочно-сказочную Русь. Граница здесь очень тонкая, и я её пока не нащупал, но всё-таки знаю, что находится за ней: ещё чуть-чуть — и ты Задорнов, Чудинов, Драгункин или волхв Богумил (который Голяков). Ещё немного, и ты уже радостно бегаешь по полям в славянской вышиванке, вопя какие-то заклинания из книжиц мага Черноведа, купленных онлайн в «Лабиринте», распинаешь бездомных котов и смешиваешь мышиное говно с мочой собаки... А потом садишься за экстремизм.

Словом, кто понял — тот понял. Есть обалденно тонкая грань между качественным художественным произведением и ультраправой агиткой для будущих уголовников. К счастью, Александр Прозоров остался в первой половине людей, и написал довольно-таки прикольную байку про приключения ведуна в антураже Древней Руси.

На мой взгляд, книга получилась хорошей. Не идеальной, но хорошей. Сбалансированной. Тут тебе и несколько долгих путешествий Олега (напоминающих первые рассказы про «Ведьмака» Анджея Сапковского), и интересные, достаточно колоритные персонажи, и приятные описания природы, быта и жизни людей тех лет. Каких-то деталей в целом маловато, всегда хочется добавки, лирического отступления, но автор предпочитает гнать Олега дальше по сюжету. Думаю, это минус «Слова воина». Но тут уж как есть.

Конечно, всё написанное Прозоровым про ведуна не стоит воспринимать как исторический труд, например, Бориса Рыбакова, — уровень не тот, и сравнивать двух авторов недопустимо. Иными словами, ошибочно ждать от фэнтезийного текста глубины и историчности; он, видимо, не об этом и не для этого. Как ни крути, но Прозоров тут придумал лишь фэнтези про попаданца. Со всеми плюсами и минусами данного жанра.

***

Вот я в 29 лет: перечитываю серию «Ведун», балдею от приключений Олега на Руси, оставляю дольку апельсина у спиленного идола в лесу, строю мостик через ручей, убираю солнечную поляну за отдохнувшими челосвинами. Дома же я с интересом посматриваю на пухлые томики Бориса Рыбакова о язычестве древних славян, а также на произведения Валентина Седова об истории этого народа (или группы народов; не знаю, как правильно). Да и художественная трилогия Валентина Иванова где-то на полках стояла.

Вот что бывает, если старые семена снова всходят в человеческой душе. Короче говоря, хорошая книга — это зеркало, в котором читатель увидит то, что он хочет и к чему сам готов. И, в лучшем случае, хорошая книга сподвигнет человека сделать что-то созидательное, настроит его на определённый лад и состояние души. Разве плохо, когда так случается?

Послесловие. Многие рецензенты ругают «Слово воина» за главы, где ведун яростно критикует христианство. И правда: там попахивает Истарховым. Но рецензенты, видимо, читали по диагонали, так как молодой и радикальный Олег в конце «Слова воина» меняет свои убеждения о христианстве и его роли в истории нашей страны.

Если уж хотите критиковать, господа и дамы, делайте это качественно, с холодным разумом, а не по первым обывательским эмоциям. Хотя, наверно, и я тут сужу несколько предвзято, — книга юности всё-таки. Спасибо за ваше внимание.

Сегодня я расскажу о своей концепции «света в творчестве». В ней нет какой-то особой глубины и новаторства. Она проста и до некоторой степени даже примитивна. Тем не менее, в моём случае важно научиться следовать этой концепции в повестях и рассказах, которые я когда-нибудь ещё (надеюсь) напишу. Итак, в чём суть «света в творчестве»?

Из всех написанных рассказов (а их у меня около 50) только меньшая часть «светится» хотя бы немного. В основном за активные годы творчества я понаписал беспробудный мрак, и наполнил свои рассказы тоской, тяжестью и тленом ради тлена. Их тяжело читать человеку «не в теме», так как рассказы мои во многом личные и обращаются к моментам и переживаниям моего же прошлого.

Словом, я много пишу о себе и, преимущественно, делаю это для себя же. Но почему мои рассказы — мрачняк?

Этому есть несколько причин: я с юности читаю много депрессивной литературы (например, «Кошмары аиста Марабу» Ирвина Уэлша); по характеру я — пессимист с налётом фатализма; а в душе моей, кажется, постоянной погодой является пасмурное небо с частыми промозглыми туманами или — в порядке разнообразия — моросящими дождями. Однажды я даже написал про себя так: «Осень циклична в природе, но неизменна в душе».

А вот свет в творчестве для меня — это значит сделать добрый рассказ. Не выдумать очередную жестокую историю, не взять её с потолка или отрефлексировать прошлое, а воссоздать её из светлых моментов когда-то раньше, чаще всего — из детства. Такой рассказ получается, как правило, слишком личным, интимным даже, чтобы его кому-то вообще можно было показать. Но однажды я всё-таки рискну, и поделюсь с вами «светлым» рассказом.

Рассказы о светлом я писал в моменты редких душевных подъёмов, когда мне верилось в мир, себя и человечество. К слову, вот уже много лет я не пишу вообще ничего художественного — только редактирую. Оттого и прошлое время в слове «верилось». Но да ладно, вернёмся к рассказам.

К моим светлым произведениям относятся «Велосипед», «Встреча», частично — «Шпионы». Эти рассказы входят в сборник «Свет солнца». Главный их приём и особенность — показать ту же тоску и пасмурное небо, что и обычно, но позволить лучику солнца пробиться в самом конце, осветить сцену действия и оставить читателю надежду на лучшее.

Мне и правда хочется писать светлые рассказы. Пусть редко, но писать. Писать их даже несмотря на то, что мрак мне удаётся больше. Потому мне представляется важным закончить «Неделю» — рассказ полностью подходит под критерии светлой истории. Я ему и конец уже придумал — он появился в моей голове первым.

Вот у Рэя Брэдбери есть замечательный рассказ: «Дом». Семейная пара переехала в старый, запущенный дом. Муж полон сил и энергии, а жена — нет. Дом ей не нравится, она устаёт от пыли, грязи и атмосферы старого дома — так ей кажется. На самом же деле она устаёт от себя самой. И вот как-то случайно жена посмотрела на заоконный мир через разноцветные стёклышки. Случилось чудо! Процитирую:

Таким образом, свет в творчестве — это вовсе не рассказ про розовые очки, как может показаться на первый взгляд. Ведь и «Дом» Брэдбери не несёт в себе смысла обманываться цветными стёклышками. Светлый рассказ — он о том, как прекрасен мир, в котором мы все живём, но редко замечаем эту его особенность. И красота мира чувствуется тем пронзительней и тоньше, чем больше тьмы сгущается вокруг тебя.

Припомните-ка князя Мышкина в «Идиоте» Достоевского: «Ему вспомнилось теперь, как простирал он руки свои в эту светлую, бесконечную синеву и плакал. Мучило его то, что всему этому он совсем чужой»... Вот и я тоже — чужой. А света хочется. Быть может, однажды мне всё-таки удастся зажечь одну маленькую свечу вместо того, чтобы вечно проклинать темноту.

Проникновенный «Джонни получил винтовку» Далтона Трамбо.

Здравствуйте. На дворе ещё стоит 2021 год. За окном падает первый декабрьский снег. Кажется, зима уже точно воцарилась в моём городе, и больше не уступит место хмурым осенним дождям. Я иду на работу по тёмным улицам, северный ветер упрямо дует в моё лицо, руки мои — в карманах зимней куртки, а в ушах звучит проникновенный голос Димы Качмара (ранее известного как Дима Птицами). Дима озвучивает аудиокнигу, и произносимые им слова бросают меня то в жар, то в холод.

О чём говорит этот голос? Он — о жизни. О любви. О детстве. О родителях. О друзьях. О родном доме. О вёснах и осенях. О солнце и луне. О запахе домашнего хлеба, смазанного маслом... Он — о войне. Вернее, не о самой войне, а о её неизбежных последствиях, что всегда отбирают, калечат, жестоко уродуют всё дорогое и близкое каждому из нас.

Сегодня я попробую рассказать вам, почему так важно: иметь здоровые руки и ноги, чётко видеть и слышать окружающий мир, мощью своего голоса выражать мысли и чувства... Но ведь это же и так ясно, не правда ли? Соглашусь. Но разве умеет человек ценить то, что дала ему природа? Как давно кто-то из вас смотрелся в зеркало и говорил себе: «Господи, спасибо, что я здоров. Я могу ходить, видеть, слышать, говорить. Спасибо! Спасибо! Спасибо!»?

Сегодняшние книга и фильм дают чёткое представление о вещах, что у здоровых людей есть как бы «по умолчанию», о которых мы часто забываем, не ценим их, не ощущаем, не чувствуем, не храним, а потерявши плачем. Я начну издалека.

***

В 1939 году начинающий писатель и сценарист Джеймс Далтон Трамбо создал одно из сильнейших антивоенных произведений 20-го века: «Джонни получил винтовку» (также встречается вариация «Джонни взял ружьё»). Книга настолько потрясла читающих людей Америки, что в том же году автор получил за неё Национальную литературную премию.

Но писательское счастье длилось недолго. Уже в 1950 году, в разгар американской политики «охоты на ведьм», организованной сенатором Джозефом Маккарти (см. «Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности»), писателя и сценариста Далтона Трамбо обвинили в сотрудничестве с Коммунистической партией США, и по этому обвинению он просидел в тюрьме почти целый год. Свобода взглядов и идей, ничего не скажешь!

Одной тюрьмой дело не ограничилось: после выхода писателя из мест не столь отдалённых, ему намеренно ломали карьеру, отказывались брать на работу и сотрудничать с ним («охота на ведьм» всё ещё шла), и он временно переехал в Мексику, где писал киносценарии под псевдонимом и часто обращался к друзьям за помощью.

Вернуться на родину Трамбо смог только в конце 1950-х годов: после того, как методы сенатора Маккарти осудило общество и СМИ, опальный сенатор начал стремительно спиваться и в итоге умер от цирроза печени. Смерть сенатора смягчила ранее агрессивные гонения на американцев, и деятельность Комиссии вернулась в привычное русло штрафов, выговоров и бюрократической возни.

Шли годы. «Охота на ведьм» практически канула в Лету, и американцев перестали активно сажать за коммунистические идеи. Помня свой литературный успех 1939 года, в 1971 году Далтон Трамбо снял «Джонни взял ружьё». Несложно догадаться, что фильм основан на одноимённом произведении.

На моей памяти это первый случай, когда писатель выступил ещё и режиссёром. Уникальное событие, не правда ли? Сразу же думаешь: уж экранизация-то ну никак не может быть хуже книжного первоисточника! На первый взгляд — да. Однако не всё так просто.

Я долго запрягаю и медленно еду; прошу вас потерпеть ещё немного. Прежде чем я перейду непосредственно к рассказу про два произведения, хочу сказать пару слов.

***

Думаю, живи и твори Трамбо сейчас, его работы прошли бы практически незамеченными, а Национальную литературную премию ему бы точно уже не дали, и группа «Металлика» вряд ли спела и сняла бы клип на песню «One». Но почему? Есть три главных причины:

Во-первых, все мы слишком устали от депрессивных историй, а «Джонни получил винтовку» содержит чёрную-чёрную желчь и тоску, и они явно не поднимут вам настроение. Во-вторых, даже в депрессивной истории нам теперь обязательно подавай счастливый конец, но у Далтона Трамбо его нет, и вы должны быть к этому готовы. В-третьих, те современные люди, на чьей земле не ведутся боевые действия, воспринимают её, войну, ещё менее чутко, чем их предшественники в прошлых веках.

Мы огрубели. Наши души заросли мхом безразличия. Благодаря засилью СМИ и болтающих голов в зомбоящике, благодаря эскапизму населения, идеям пластмассового потреблятства и «мира как супермаркет», — смерть единиц, десятков и сотен проходит мимо нашего восприятия, и чаще всего смерть остаётся для нас лишь цифрами в новостной сводке.

До тех пор, пока смерть не касается лично нас, пока старуха с косой не доходит до нашей хаты с краю, не стучит в окно и не улыбается тоскливо, нам (в общем и целом) наплевать, кого, где, сколько и во имя чего убивают. Всё это происходит где-то там, далеко-далеко, за горами, за морями, а я-то здесь! Мне жить надо. Мне! Им, может, тоже надо, но мне-то в первую очередь.

И потому тем важней обращаться к антивоенным произведениям прошлых лет, поднимать их из пепла времени и вновь о них говорить. Всё уже было на свете, и было не раз. Много лет назад философы, писатели, режиссёры и сценаристы смогли углядеть в войне её главную суть. Они изложили эту суть без лишней шелухи, без лицемерной идеологии и фальшивых оправданий, без паршивой конъюнктуры и трусливых отговорок идиотов в дорогих костюмах.

Разве сейчас напишут что-нибудь, хоть немного близкое по силе к тексту Трамбо? Или, может быть, снимут что-то? Или опять всё будет про «звенящую пошлость» и про голую немецкую жопу, свисающую с самолёта? Микита Нихалков, ау! Слышишь? Далтон Трамбо — богатырь! А вы…

***

Теперь перейду к сути. Я не знаю, как рассказать обо всём так, чтобы обойтись без ключевых сюжетных моментов. Собственно говоря, они начинаются практически на первых же страницах (и минутах) каждого из произведений. Как вы уже поняли, вам расскажут про жертву войны. Первой мировой. Главный герой — молодой американец Джо Бонэм, простой сельский парень из штата Колорадо, поддавшийся громким лозунгам пропагандистов: мол, демократия в опасности, и только ты, солдат, сможешь спасти её. А ну-ка быстро подходи сюда и получи свою винтовку!

Джо пошёл и получил винтовку, а затем отправился воевать на фронт. Его и других ребят перебросили во Францию, где тоже шли бои с немецкими войсками. Там с Джонни приключались разные истории, в основном, конечно, жуткие. А как иначе? Далтон Трабмо хоть и рассказывает подобные истории, но он нигде не акцентирует наше внимание на ужасах войны. У него как у автора нет намеренной слезоточивой «пожалейки». Военные события подаются как воспоминания покалеченного солдата, а контекст создаётся такой, что и никакой «пожалейки» не надо: всё показано доходчиво, страшно и абсурдно.

Да, взрослому, адекватному (и оттого редкому) человеку всегда яснее ясного, что война — это кровавая игра одних богатеньких лицемеров с другими, игра ради денег, ресурсов, славы и власти. Взрослому человеку также понятно, что разменной монетой в подобной игре являются простые ребята, ещё вчера крутившие коровам хвосты и бегавшие за девчонками, а уже сегодня они лежат в окопах. И умирают.

Лицемеры же сидят в тёплых кабинетах и тыкают пальцами в военные карты и чертежи, обдумывая, как бы так получше бросить подконтрольное мясо на мясо вражеское. Потом же их рабочий день заканчивается: они садятся в машины с личным водителем и едут домой, к жене и детям, и едят они какой-нибудь праздничный ужин, и ласкают они жену, и играют они с детьми… А утром их, лицемеров с руками по локоть в крови, ждёт новый рабочий день, их ждут новые решения, их ждут новые смертельные приговоры дивизиям, ротам и полкам.

Примерно на такие мысли наталкивает прочтение и просмотр «Джонни получил винтовку». Как хорошо, что все эти мысли теперь совершенно неактуальны! Я в этом убеждён абсолютно, и мне было очень смешно читать эту древнюю книженцию. Разве вы где-то видите войну? И я не вижу. Потому как нет никаких войн на свете! И это прекрасно. Цитата:

Апофеоз войны настиг и Джо Бонэма. Рядом с ним разорвался немецкий снаряд, парня сильно покалечило взрывом, у него началась гангрена, и пока врачи спасали Джо в военном госпитале, им пришлось отрезать ему то немногое, что осталось после ранения.

Врачи отрезали ему руки и ноги, а голова бывшего солдата превратилась в мешанину из костей и сосудов, и он перестал видеть, слышать, говорить… Он даже дышать самостоятельно перестал; в госпитале ему в трахею ввели трубку, а лицо накрыли специальной маской (лица у Джонни больше не было). Тем не менее, Джо Бонэм остался жив, и разум его не помутился. А все вокруг думали, что перед ними — обрубок человеческого тела, кусок мяса, утративший разум и сознание. Можно ли представить такую судьбу? Ответ очевиден: да.

Не дай бог кому-то пережить подобное, но представить это необходимо каждому. Просто лягте в тёмной комнате, заткните уши, завяжите повязкой глаза, расслабьте всё тело и представьте: вам двадцать лет, и у вас отныне нет ни рук, ни ног, ни глаз, ни ушей, ни лица… Но вы живы и всё понимаете. Вы живы, и у вас нет ничего, кроме воспоминаний: о детстве, о родителях, о школе, о первой любви, о том как вы рыбачили с отцом и это был лучший день вашей жизни, как вы потеряли любимую удочку отца, и боялись ему сознаться в потере, но всё-таки сознались, и отец не стал вас ругать, а обнял и сказал:

Автор рассказывает нам о дальнейшей судьбе Джо Бонэма, его судьбе после того, как он попал в госпиталь. Долгое время парень не может сообразить, что с ним происходит и где он вообще, но позже он всё-таки понимает весь ужас своего положения. Но разве в силах он что-то сделать?

Как выясняется далее: да, в силах. Честь и хвала парнишке Джо, который не сошёл с ума и продолжил бороться даже в по-настоящему безвыходной ситуации. Его преследовали кошмары, он путал реальность и сон, и Джонни всё никак не мог понять, жив он или мёртв (к нему же приходил Иисус Христос, и беседовал с ним, и жалел его)… Как тут не сойти с ума? Джо не сошёл, и всё-равно остался мужчиной, утратив всякую надежду не только на жизнь, но и хотя бы на скорую смерть. Честь тебе и хвала, Джонни, честь тебе и хвала.

***

Теперь нужно рассказать об экранизации. Если вкратце, то она мне почти целиком не понравилась. На мой взгляд, она слишком фрагментарна и слишком много в неё утеряно книжной атмосферы. Там, где книга создаёт целую картину через множество выразительных средств языка, сей фильм показывает двухчасовой набор зарисовок, плохо связанных между собой.

Конечно, давайте в принципе скажем «спасибо» Далтону Трамбо за то, что он спустя много лет вернулся к теме и снял кино. Но всё же. Экран практически неспособен передать книжную атмосферу, и потому зрителю остаётся довольствоваться лишь визуальными крошками с богатого стола литературы. Понимаю: кинематограф живёт по другим принципам, там нужно действие, беготня и движение; и всё это показано Далтоном Трамбо. Однако книга более спокойная, и подобное спокойствие страшней всяких действий на экране.

В общем, к экранному «Джонни получил винтовку» я отношусь скорее нейтрально, чем отрицательно. На самом-то деле тут всё в порядке: и актёрская игра, и воспоминания раненого солдата, и от ужаса кричащий в ночь Иисус Христос… Но тут же есть и искажения книжного первоисточника, и они портят впечатления тем, кто сначала прочитал, а не посмотрел.

Например, отец Джонни показан грубоватым мужиком, которому не жалко отправить родного сына на войну (возможно, это были галлюцинации Джонни, но тем не менее). Или вот различия между концовками двух произведений: в последних главах книги раскрывается весь её мощный антивоенный посыл, а фильм же заканчивается гораздо более скромно и не рискует обращаться прямо к виновникам войн и смертей.

Я оставляю за собой право на ошибку, но всё же: если вы хотите узнать историю про Джонни, то сначала вам надо её прочитать, а уж потом посмотреть. Скажем, для полноты восприятия. Это даже не обсуждается: читайте и смотрите. А в идеале ещё и послушайте начитку в исполнении Димы Качмара. Только так вы возьмёте всё возможное от судьбы несчастного Джонни.

Что ж, вот такой вот получился обзор: скомканный, сумбурный, но искренний. Надеюсь, он создан не зря, и теперь кто-то из вас познакомится с «Джонни получил винтовку». Поверьте, вы не пожалеете о потраченном времени. Отныне (лично для меня) Далтон Трамбо потеснил признанных мастодонтов «военного жанра» что в кино, что на бумаге. Угрюмые персонажи Эриха Марии Ремарка и Эрнеста Хемингуэя освобождают первое место для Джо Бонэма. Для Джонни, который получил винтовку.

***

К чему я вообще затеял всю эту историю? К тому, что как бы ни было сильно слово, каким бы ужасным ни был визуальный ряд и сколько бы ни писали о войне и важности мирной жизни, всё в мире остаётся по-старому. Война никогда не меняется. Люди любят воевать чужими руками, потому как война даёт слишком много выгоды. А крики «Хватит!» или «Прекратите!» слабы, и тонут в море информационного шума, мерзкой пропаганды и политической ангажированности.

На войне-то можно всё: списать на неё все ошибки и неудачи, стремительно разбогатеть, реализовать амбиции, исполнить тёмные желания, совершить смертные грехи, — и остаться безнаказанным. Что ещё для счастья нужно, если ты ублюдок? А вот всякие там Джонни, Иваны, Гансы и Франсуа и дальше будут обманываться и получать винтовки, ехать на войну чёрт знает куда и зачем, убивать таких же простых ребят, и будет отрывать им руки и ноги, и лица их оплавятся в адском огне военных котлов, и закопают их однажды, молодых и глупых, и навеки забудут...

Как хорошо, что в мире больше нет войны, а всё, что я здесь пишу — лишь буйная игра моего глупого воображения. Каюсь, грешен: я много смотрел, много читал, много играл и убивал много виртуальных людей на полях виртуальных сражений. Потому и воображение у меня такое (дурацкое). В реальности всё совсем наоборот, и я рад этому.

Я рад, что живу под мирным небом среди мирных людей, и ничего не тревожит мой сон и быт, и никто вокруг не носит футболок с деревенско-туалетной английской буквой, и никто не призывает ультануть ядеркой по всем врагам на белом свете.

Но почему-то люди навроде Далтона Трамбо или бельгийского историка Анны Морелли не понимали мира, где они живут, и писали свои глупые бредни, даже не краснея. Скажем, Морелли в монографии «Основные принципы военной пропаганды» выделила 10 принципов, якобы характерные для пропаганды во время войны. Вы просто почитайте эту тупость! Скопирую сюда текст из Википедии с сокращениями:

***

Кстати, недавно я опять читал Иосифа Бродского. Совершенно случайно мне на глаза попалось стихотворение «Письмо генералу Z». Процитирую большой отрывок:

М-да уж, ну и дичь ты написал, Иосиф Александрович… Как хорошо, что больше никого не садят в тюрьму за убеждения, а стихи Бродского и книжонка Трамбо превратились в артефакты литературы, что не отвечают реальной ситуации. А ещё недавно мне приснился очень странный сон. Мне приснились старые дураки. Их было несколько, как мне показалось на первый взгляд.

Потом я оглянулся (во сне, опять же) и увидел, что их, старых дураков, сотни и тысячи, и под началом у них ходят дураки помладше, и все они воспитывают подрастающее поколение в том же духе дурачизма, идиотии и кровожадности. И эта неиссякаемая армия дураков шла на меня, и тянула ко мне кровавые руки, и злобно кричала на меня лозунгами, и плевала на меня слюной бешенства, и зыркала мутными мёртвыми глазами, а я стоял, и что-то кричал им в ответ, но никто хороший меня не слышал.

Приснится же! Я проснулся в холодном поту, выглянул в окно и обрадовался мирному небу над головой. Как хорошо, что это был только сон, мой глупый сон, внушённый глупыми, неактуальными поделками Далтона Трамбо, стишками Бродского и монографией какой-то там бельгийской, кхм, историни.

Как хорошо, что в нашем подлунном мире совсем нет старых дураков, а есть только умные, красивые, понимающие, честные, бескорыстные, отважные и сильные люди, и все они сотрудничают, и торгуют, и обнимаются, и вместе стремятся к звёздам. Как хорошо жить в мире, где больше нету слёз. Спасибо за ваше внимание.

«Макулатура» — последняя книга Чарльза Буковски. Она была написана, когда он серьёзно болел. Неудивительно, что в этой книге сильно пахнет смертью, прямо-таки воняет мертвечиной и скорым предчувствием конца. А ещё пахнет разочарованием (старики любят заводить разговоры на подобные темы). Ещё в книге есть атмосфера усталости от всего на свете и ощущение, что совсем скоро всё закончится.

При чтении этой книжки обычно возникает мысль, что к концу жизни Буковски исписался и жить ему наскучило, что человечество он ненавидит и проклинает тех, кто остаётся жить дальше. Но это не так, весь контекст произведений Буковски говорит об обратном; и меня поймут только те, кто вдумчиво читал его тексты.

Я предположу, что Буковски любил людей, но сильно их боялся. А боялся он потому, что не знал, как с ними общаться, и вообще какой в этом всём смысл. Вот и прошла его жизнь: ни там, ни здесь. Сам по себе. И вроде бы всё было хорошо, а оказалось, что всё не то. Знакомое чувство, разве нет? Во всяком случае, для меня — да.

Жизнь этого писателя являлась большим, чем многое, но меньшим, чем ничто — так, наверно, сказал бы Дмитрий Хаустов, написавший отличную книгу о Чарльзе Буковски (см. «Буковски: Меньше, чем ничто»). Всем рекомендую её прочитать — это уникальный материал, обобщающий тему жизни и творчества калифорнийского писателя.

Итак, как и все остальные люди, всю жизнь Буковски чего-то ждал. А чтобы скоротать невыносимо долгое ожидание, он пил. Вот и жизнь прошла, а дальше? Дождался ли Чарльз того, что хотел? Вот главный вопрос. А ещё главнее вопрос другой: а дождётся ли каждый из нас?

Под конец жизни Чарльзу Буковски стало не о чем писать, — всё давно рассказано, а на старости лет бросаться в литературные эксперименты — занятие довольно рискованное, особенно если ты знаешь, что скоро умрёшь. Но и не писать — нельзя. Иначе какой из тебя писатель? Действительно, учиться чему-то новому в таком возрасте уже поздно, но Буковски и здесь идёт наперекор всем ожиданиям публики и окружения, и пишет «Макулатуру». Которая, к слову, жанрово относится к детективу и является новым литературным опытом Буковски.

В целом же, как говорят исследователи жизни Чарльза Буковски, «Макулатурой» он попрощался со всеми, подвёл в ней итоги и оставил завещание. Он, дескать, совершил писательское самоубийство, уничтожил всё, что упорно создавал всю жизнь. Соглашусь, добавить мне нечего; он действительно попрощался и ушёл.

Но вот можно ли назвать Буковски настоящим писателем? Вопрос для споров; и не одно копьё бы здесь сломалось. Но кому это надо? Мой ответ: да, можно. И точка. Я рискну сказать так: Буковски всегда хотел стать настоящим писателем. Да он и был им! Но в конце «Макулатуры» главный герой вдруг начинает сомневаться: а что, если его «воробей», которого он должен найти по сюжету книги, всего лишь обман? Процитирую:

Вдруг Генри Чинаски всё-таки проиграл, и всё оказалось зря: книги, приключения с женщинами, путешествия по родной стране, алкоголь, драки, депрессии? А Леди Смерть гуляет рядом: она то и дело звонит главному герою книги и откровенно говорит ему, мол, скоро я приду за тобой; сначала заберу кого-нибудь из твоего окружения, но следующим уже гарантированно будешь ты.

Полагаю, Чарльз Буковски знал и предчувствовал скорую смерть. Он понимал: смерть вот-вот приберёт его к рукам, и видел, насколько абсурдна, глупа и смешна любая человеческая жизнь. Просто потому, что она заканчивается смертью; и заканчивается всегда внезапно, беспощадно и неотвратимо. Всё это Буковски знал, однако умирать никак не хотел. Не хотел он вечного и скучного покоя во прахе. А кто ж хочет-то?

Буковски к 1994 году явно устал от жизни, но по-прежнему её любил. Упорный старик был всё ещё в игре: ведь после смерти, как он подозревал, ничего нет. Почему бы тогда не попыхтеть под небом голубым ещё, попыхтеть хотя бы немного, хотя бы денёк-другой? Вдруг смерть — это всего лишь шутка, и её в действительности не существует?.. А если смерть и существует, она для Буковски представляется как нелепое, смешное, солипсическое и страшное Нечто. Цитата из книги:

Скажу сразу: читать «Голливуд» следует после того, как вы посмотрите фильм «Пьянь» 1987 года. Если фильм понравится, тогда есть смысл прочитать и книгу. Поверьте моему слову, нужно делать только так. В противном случае вы бросите книгу и упустите хороший фильм.

Жизнь писателя шла по такому же пути: дело в том, что сценарий к «Пьяни» Чарльз Буковски написал лично, и даже появился там в роли самого себя (но на монтаже почти всё вырезали, Ч. Б. лишь промелькнул среди массовки). А уже потом, после выхода фильма в прокат, Буковски в голову пришла идея о книге. По сути, он написал книгу на основе своего же сценария к фильму. Возможно, именно поэтому книга получилась слабоватой, чего не скажешь про фильм (он крут).

«Голливуд» в основном рассказывает про то, как снимали «Пьянь» с Микки Рурком в главной роли. В книге хорошо показаны процесс съёмок, конфликты с зажравшимися артистами, финансовые проблемы киностудий, проблемы с монтажом, выпуском фильма в широкий прокат и так далее. Но внимательный читатель заметит в книге и другие, более общие моменты. Вот на них я и хочу остановиться.

Думаю, «Голливуд» Буковски имеет такое название неспроста. Но почему? Отвечаю: книга содержит честный рассказ о жизни американского шоу-бизнеса конца 1980-х годов. Во-первых, Чарльз Буковски наглядно показывает разницу между бедными и богатыми слоями населения США.

Как вы уже поняли, к бедным слоям населения США относятся бродяги, нищие, алкоголики, простые американские рабочие, — словом, прибитые жизнью люди, обитатели социального дна, которые барахтаются в попытках выжить и, быть может, поймать за хвост пресловутую американскую мечту. Наиболее характерным местом обитания таких людей является район Скид-Роу в городе Лос-Анджелес:

Во-вторых, в книге показана и другая сторона американского общества: пресыщенная и богатая элита. Сумасшедшие актёры, жадные продюсеры, заумные кинокритики, литературные снобы… Все они — порочные ангелы Калифорнии, которые живут на холмах Голливуда и им дела нет до серого быдла равнин.

И вот как раз среди этих изнеженных обитателей Американского Рая каким-то чудесным образом затесались «две трущобные крысы» — Чарльз Буковски и его жена. Удивительно, но Буковски однажды предложили написать сценарий к фильму, и он согласился. Этим фильмом стал «Пьянь», хотя были идеи экранизировать ещё и «Женщин», но как-то не получилось (если не считать короткометражки 2017 года, а считать её не хочется).

Как я и говорил, фильм «Пьянь» надо смотреть перед тем, как читать книгу. Это очень честный и правдивый фильм о жизни американцев, даже несмотря на то, что играют в нём актёры. Кстати: актёры, по мнению Чарльза Буковски, это лицемеры в прямом смысле слова. Актёры могут лишь имитировать жизнь, пусть качественно, пусть чувственно, но всё же имитировать, попутно теряя себя и свою самость. Я согласен с этим мнением.

Фильм «Пьянь», как и книга «Голливуд» — это одновременно смешные и страшные произведения об обитателях социального дна. Не знаю почему, но после просмотра «Пьяни» мне всегда хочется сходить в магазин, взять там сухого красного вина и дешёвых сигарет, вернуться домой, напиться под тихую джазовую музыку и смотреть в окно, где обязательно должен идти дождь.

В такие моменты хочется депрессовать о чём-нибудь своём. И пусть это будет беспричинно, глупо и банально, но всё-таки именно эмоции делают нас людьми. Да и как тут не загрустить, когда очередной фильм в очередной раз напоминает, что время твоё уходит, поспешными шагами скрывается из глаз?..

Хлеб с ветчиной… Это словосочетание навевает мысли о вкусных бутербродах, чашке кофе, утренней сигарете, не правда ли? Или, возможно, кому-то вспоминаются счастливые школьные времена, когда мама собирала нас в школу и давала на обед пару-тройку бутербродов? Как раз-таки о заре туманной юности рассказывает нам Чарльз Буковски в книге «Хлеб с ветчиной». Этот великолепный роман Буковски сотворил на седьмом десятке лет, уже в статусе признанного писателя.

И сколько бы раз ни читал его, я постоянно удивляюсь: вот как можно в старости писать о детстве? Как вспомнить множество деталей, бытовые разговоры, свои раздумья в тот момент? Каждый раз, читая детские воспоминания любого старого писателя, не имеем ли мы дело с художественным вымыслом, лишь примерно совпадающим с реальностью? К Буковски это тоже относится, потому что «Хлеб с ветчиной» он написал в возрасте чуть за 60 лет. Цитирую:

В целом мне плевать, что там Буковски придумал специально для книги, а что в ней было по-настоящему. Перед нами же художественная литература, а не документалистика. Книга «Хлеб с ветчиной» сильна энергией, юмором и скромной, щемящей тоской по идеальному миру, где жизнь могла быть иной, но получилось как получилось: грязно, жестоко, обидно и зло.

«Всем отцам посвящается» — такой эпиграф придумал Чарльз Буковски для книги о своём детстве. И что же Буковски советует всем отцам? О чём хочет сказать? За всей грязью, жестокими историями о глупых детях, убитых животных, юных акселератках и придурковатых онанистах скрывается наиглавнейшая истина, магистральная тема всей книги: если ты молодой отец (или старый, не важно) — не будь похожим на отца маленького Чарльза.

Отец! Не будь деспотичным, злобным и лицемерным ублюдком, который бьёт жену и ребёнка, живёт жизнью тупорылого мещанина, практически ничем кроме работы не интересуется, а в редкие часы досуга изменяет благоверной с потаскухами на другом конце города; это первый серьёзный вывод, сделанный мной после того, как я прочитал книгу в очередной раз. Спустя много лет Чарльз вспоминал об отце:

А вторым выводом «Хлеба с ветчиной» для меня стали дети. Я понял, что в жестоком конфликте поколений ребёнок всегда становится жертвой. И раз уж ребёнок вырастает законченным отморозком, он не всегда в этом виноват. В конечном итоге, за воспитание детей отвечают родители, а не школа, улица или откинувшиеся зэки.

Ни школа, ни улица, ни чужие дяди и тёти не должны полностью заниматься воспитанием наших детей, и они совершенно не способны дать ребёнку по-настоящему счастливое детство. Но они способны его отнять, и чем раньше они это сделают (насилием, грубостью, жестокостью), тем хуже окажется для ребёнка, тем больший урон будет нанесён детской психике. Получается, только родители могут дать ребёнку счастливое, полноценное детство?

Полагаю, что да. А если и родители — полное дерьмо, как случилось у Чарльза Буковски? Что тогда? Как быть, когда родители не защищают ребёнка, а наоборот — терроризируют его всё детство и юность, как это делал отец Чарльза? А на улице и в школе тоже все жестоки, и выхода нет. На мой вопрос уже дан ответ, и он находится в книге. Внимательный читатель уловит посыл Чарльза Буковски:

И третий вывод (у Буковски он особо не прослеживается, но мне в голову всё-таки пришёл): даже у хороших родителей всё может пойти не так, потому что они будут работать с утра до ночи, а недостаток их внимания ребёнок обязательно восполнит на улице. И дай бог, чтобы улица оказалась не сильно жестокой.

Родитель! Не удивляйся, что твой ребёнок быстро вырос и не делится с тобой моментами из жизни, что он скрывает от тебя всё с ним происходящее и так далее. Наверное, тебе надо бы крепко задуматься: может, нужно было проводить с ребёнком больше времени? О чём-то важном с ним разговаривать, что-то интересное ему показывать, чему-то хорошему его научить? Может, надо было стать для ребёнка лучшим другом и защитником, а не вечно отсутствующими папой и мамой, или не кем-то вроде тёмной фигуры, которая злобно вращает глазами и самозабвенно лупит ремнём за то, что ребёнок пропустил одну длинную травинку, когда подстригал газон?

Мне кажется, Чарльз Буковски не смог вырасти ублюдком, хотя по юности очень хотел им быть. Всё к тому располагало. И тогда, в юности, он действительно был отбитым наглухо типом, но был он таким только в отношении настоящих тварей, которые не имели никаких шансов измениться, и уже в детстве радовались злобной собаке, которая рвёт загнанную в угол кошку. Иными словами, Буковски рано научился притворяться. Обман и пыль в глаза с самого детства стали его эффективной тактикой для выживания в среде озлобленных и грубых людей. Он мимикрировал под окружающую среду, в те времена (и в наши тоже) наполненную жестокостью и цинизмом чуть более, чем полностью.

Однако по мере взросления Чарльз образумился и понял: постоянно так жить невозможно, если хочешь остаться человеком. Потому что (по словам Ницше) тому, «… кто сражается с чудовищами, следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем». Нельзя превращаться в отца, то есть становиться злобным обывателем — это по Буковски. В то же время нельзя расти жестоким и глупым ребёнком, который творит зло ради удовольствия.

Или это всё одно и то же? Может, злые и деспотичные взрослые — это большие дети, и плохие поступки они (как и дети) совершают потому, что им от этого очень уж приятно? А детская жестокость, кстати, нисколько не шутка, и она страшна свирепой первобытностью, прямотой, наивностью. В то время как взрослый человек способен быть жестоким изощрённо, по-лисьему хитро и аккуратно, жестокий ребёнок просто возьмёт кирпич и проломит кому-нибудь голову: кошке ли, собаке ли, или же другому ребёнку.

Чарльз Буковски навидался жестоких детей и жестоких взрослых, и быстро понял: надо спасать свою душу от ужасного мещанства, от американской готики по Гранту Вуду, от тупой жизни обывателя и дешёвого счастья из супермаркета. Всё вокруг этим прямо напичкано. Но зачем спасаться? Все так живут, разве нет? Мещанство, оруэлловский фикус на окне, пресловутая американская готика уничтожает человека, выжимает из обывателя все соки (а он бы и рад выжиматься), и выкидывает больного, искалеченного человека на помойку пластмассового мира. А там он уже по привычке поступает плохо; да и выхода, какой-нибудь альтернативы у него уже, как правило, нет.

В попытке избежать этой участи Буковски сделал раннюю ставку на алкоголь; по его убеждению, алкоголь может спасти человека в трудный момент, предоставить ему уютное убежище, тихое и спокойное местечко, защищённое от внешнего мира. Сколько и когда пить — это было личное дело Буковски, и я не хочу оценивать алкоголизм писателя. Но трудно не согласиться, что метод Буковски работает. Тут с ним сложно спорить:

И:

«Хлеб с ветчиной» — одна из лучших книг в моём читательском опыте. Кто-то скажет, что книга — говно. Кто-то восхитится ей. А я останусь между двумя лагерями и скажу: книга — о личном опыте взросления американского подростка времён Великой Депрессии в США. Со всеми вытекающими для него, подростка, последствиями. Для современного читателя книга интересна не только историческим колоритом (а он там присутствует), но и вечными темами: о взрослении, о конфликте поколений, о праве быть самим собой, о детской жестокости и, наконец, о том, как же вырасти нормальным человеком.

А ведь Буковски (о чём я забыл сказать) в «Хлебе с ветчиной» показывает нам настоящий пандемониум моральных и физических уродов, которые сильно напоминают кое-кого из тех, с кем и я сталкивался когда-то раньше. С ранней юности Буковски был вынужден хоть как-то уживаться с другими людьми: глупыми, напыщенными, эгоистичными созданиями подлунного мира. И он уживался с ними аж до семидесяти с лишним лет. Попробуем и мы, пожалуй?

Почти каждый из нас однажды расстаётся с девственностью. У одних это происходит раньше, чем обычно, у других — позже. А кто-то так и умирает в половой чистоте. Несомненно одно: секс (или его отсутствие) в жизни каждого из нас играют огромную роль. Куда мы без секса, если не в психоз, невроз и пуританство?

Вот и Чарльз Буковски здесь не исключение. Впервые он переспал с женщиной, когда ему было 24 года. Та женщина была проституткой, огромной и толстой махиной из местного бара, и она выдала Буковски такую «мужскую аттестацию», что они даже сломали деревянную кровать! Буковски любил рассказывать эту историю... Всех любопытных отсылаю к документальному фильму «Буковски: рождённый таким» 2003 года, а я продолжу.

Вообще, впервые познать женщину в 24 года для американца уже, считайте, почти подвиг. Для развитой страны вроде США это выглядит настолько же странно, как и 70-ти летний старец-девственник по типу Онотоле. Особенно это странно для США — земли свободы и доступного секса (во всяком случае, так звёздно-полосатую страну показывают в западных фильмах).

Кроме того, помните дурацкие комедии про американских школьников (см. «Американский пирог»), все мечты которых — с кем-нибудь переспать? И ведь ближе к 17-18 годам, по статистике, средний американец всё-таки становится «взрослым», что служит ещё одним аргументом к моим словам о неадекватном восприятии большинством людей тех, кто с девственностью прощается «поздно». Культ секса, вещей и силы — вот вам и развитая страна. Но ладно, опять я ухожу с темы.

Чарльз Буковски по американским меркам лишился девственности поздно; повторю, столь знаковое событие произошло в его 24 года. И кажется мне, в нашем мире с девственностью поздно прощаются четыре типа людей: слишком страшные (причина понятна), слишком красивые (набивают себе цену), слишком тупые (двух слов связать не могут) и слишком умные (двух слов связать не хотят). Я, конечно, утрирую, и знаю об относительности, и согласен, что везде есть исключения из правил и разные полутона, комбинации, но в целом дела обстоят как-то так.

Буковски в молодости выбил два пункта из четырёх: он был слишком страшным и слишком умным. Почему страшным? В подростковом возрасте Чарльз перенёс тяжёлую болезнь акне — то есть сильную угревую сыпь по всему телу. Будущего писателя покрывали огромные гнойные прыщи, и их ему долго-долго лечили в больнице. Замечу, что следы от прыщей остались у Буковски на всю жизнь. А умён не по годам Буковски вдруг стал, когда начал читать книжки, писать первые рассказы, да и еженедельные взбучки от отца помогали ему уяснить, что мир почти всегда жесток, туп и несправедлив. Словом, он рано и быстро понял: в мире этом любви найдёшь ты горсточку одну лишь…

Гнойная и недружелюбная рожа Буковски совсем не способствовала половому успеху у девушек. Поэтому чуть позже он и снял проститутку, лишь бы избавиться от статуса девственника, а потом работал на десятках трудных работ, и на сексуальные похождения у Буковски вряд ли оставались силы и желание. Работа на фабриках, заводах и скотобойнях выматывала, как выматывали и постоянные пьянки, попытки стать писателем, поиск жилья, драки с местными алкашами в барах… Тяжёлая жизнь истощала молодого парня, денег у него не водилось, а настроение кого-то искать, видимо, надолго пропадало. Да и не надо забывать, что Чарльз Буковски был одиночкой (по его мнению, так жить намного проще).

Тем не менее, между делом он похоронил свою первую любовь — возрастную алкашку Джейн Бейкер. Как писал Чарльз, Джейн «... стала первой женщиной — вообще первым человеком, который принёс мне хоть немного любви». Кроме неё у Буковски тоже водились женщины, но на них останавливаться я не стану. Шло время. Буковски прожил половину века и наконец-то уволился с почтового отделения, где проработал больше десяти лет. Он стал писателем. Написал дебютный роман — «Почтамт», затем «Фактотум», а третьей его книгой стало произведение «Женщины». О нём я и хочу рассказать в контексте жизни Чарльза Буковски.

Честно говоря, книга «Женщины» мне понравилась меньше всех остальных. Как по мне, так повествование книги не стоило размазывать на 300 с лишним страниц текста, и можно было ограничиться повестью. Хотя бы немного интересных мыслей в этой книге мало. В основном всё занимают описания очередных пьянок Буковски, а также истории про очередных женщин и девушек, которые приезжали со всех концов США, и отчаянно, страстно прыгали на его член.

Я не зря так долго подводил всю тему: рассказывал про девственность, про молодость писателя, его жизнь и прочее. Дело в том, что Буковски к 50 годам стал признанным писателем (писателем вообще он был с молодости, только его никто особо не читал), и ближе к 60-ти годам публика «распробовала» его книги. Как следствие, резко возросло число поклонниц: преимущественно молодых и глупых, а также просто ТП и гламурных куриц. Многие из них были красивы и мотивированы на секс или даже отношения.

Все они желали урвать кусочек от старого козла по имени Чарльз. А он был и не против — юность, молодость и зрелость прошли у него практически без женского внимания и ласки, и в молодости он мог годами прозябать в одиночестве. Здесь я промолчу про его нескольких жён, про неудачные браки, про отсутствие денег… Не хочу слишком уж копаться в грязном белье мёртвого писателя, мне и так уже чуть-чуть противно, что я так глубоко погружаюсь в его жизнь.

В общем, в старости на Буковски свалились женщины. Самые разные — выбирай любую (а то и нескольких сразу), делай с ними практически что хочешь, и всё равно оставайся собой; это ли не счастье эгоиста? Возможно, тогда Чарльз Буковски думал, что в этом его счастье. Ну ещё бы: на старости лет, наконец-то, есть тебе и деньги, и выпивка, и слава, и женщины! Мужик к успеху пришёл, иначе и не скажешь. В то же время женщины не только вдохновляли Буковски, — они и пугали его до полусмерти. Так он про них отзывался:

А пока Чарльз Буковски мужественно сражался с идеей женщин своими якобы надёжными методами потаскунства и измен, в его подсознании копился некий осадок — понимание того, что он поступает неправильно. Да, он на радостях увлёкся свалившейся на него славой и разнообразием доступных молоденьких женщин вокруг, но Буковски прекрасно понимал: это всё идёт вразрез с нормами общечеловеческой морали. Ещё и душа побаливает.

К слову, Буковски считал себя пуританином — довольно консервативным человеком, чьё мировоззрение давно устарело. Он принимал и чувствовал эту мысль. Но (согласно сюжету «Женщин») остановиться Буковски не мог и продолжал наслаждаться эфемерным счастьем. Тем не менее, ближе к середине книги у главного героя романа (всё того же Генри Чинаски) появляются устойчивые отношения с некой Деброй. Он живёт с ней, и вроде бы его всё в ней устраивает, но, когда на горизонте появляется доступная юбка, которую можно легко задрать, старый козёл тут же бросается в бой. Никогда такого не было и вот опять!

Очередная легко задираемая юбка была у Айрис — прекрасной молодой индианки, охмурившей главного героя на поэтических чтениях в Канаде. После возвращения в США он буквально мечется туда-сюда, не зная, как сказать своей «стабильной» женщине, что к нему на праздник должна приехать молодая танцовщица из Канады, которую он хочет совокупить. Главный герой разрывается между двумя возможностями — остаться со «стабильной» женщиной или опять уйти «по бабам». Совесть берёт было верх над главным героем: он плачет, обзывает себя последней сволотой, но потом он всё равно идёт и нахлобучивает танцовщицу. Хотел как лучше, а получилось как всегда.

Сильные угрызения совести не помешали главному герою всё же променять милую Дебру на интересную Айрис, и во всех позах тусоваться с горячей индианкой несколько дней подряд. В итоге Айрис ожидаемо улетела домой, в Канаду, а наш главный герой опять остался один, и опять он облажался перед нормальной женщиной.

Пожалуй, ещё один исчерпывающий портрет главного героя Буковски показывает читателям в истории про Кэтрин. С ней он тоже долго путался, изменял ей, потом опять возвращался, и снова изменял, в итоге приходя к закономерному выводу: подобного рода истории ведут лишь к одному — к одиночеству.

Тем не менее, книга заканчивается на доброй ноте. Никогда бы не подумал, что скажу нечто подобное, но да — Буковски прошёл через все круги «женского» ада и наконец-то понял: пора завязывать. Пора остепениться и перестать таскаться за каждой юбкой. Возраст не тот, силы не те, да и не стоит разменивать на всех подряд свою душу. В книге за этот сюжетный (и жизненный) поворот отвечает история про Сару — такое имя выбрал Чарльз Буковски, чтобы увековечить в литературе свою последнюю жену. Её настоящее имя — Линда Буковски, в девичестве — Линда Ли.

С Линдой Буковски писатель прожил до конца жизни. Она за ним ухаживала, помогала, следила за его диетой и здоровьем. Надеюсь, супруги были счастливы. Честно говоря, читать книгу «Женщины» нужно как минимум ради всех цитат, которые я привёл в этой статье. Но не забывайте, что цитаты вырваны мной из общего контекста (иначе никак), и лучше всего они воспринимаются в рамках всей книги.

Вернёмся к Линде Буковски. В книге о ней сказано:

Доскональная «Трилогия желания» Теодора Драйзера.

Здравствуйте. Недавно я прочитал «Трилогию желания» знаменитого американского писателя Теодора Драйзера. Это мой первый опыт чтения Драйзера, и признаюсь честно: дочитать его я смог только со второй попытки. Вероятно, дело тут в том, что изначально я читал эту трилогию в бумажном варианте, — а это, между прочим, огромнейший том на тысячу с лишним страниц, где текст напечатан очень мелким шрифтом. Никому не рекомендую повторять мой опыт с пыльными тяжеленными фолиантами, — слишком уж он, сей опыт, грустный и печальный. Да и глаза нужно беречь.

Поднабравшись сил, через пару месяцев я скачал эти книги себе на электронную читалку. И тут всё началось! Читал я днями и ночами: по сто, по сто пятьдесят страниц за раз, от книги отползал совершенно измождённый, но оторваться не мог и опять возвращался к чтению. На мой взгляд, секрет этой трилогии заключается в её обстоятельности, детальности и подробности…

Но перед обзором книги я хочу рассказать кое-что об авторе трилогии и его писательском стиле вообще.

***

За дотошность изложения материала кто-то назовёт Теодора Драйзера графоманом и словоблудом, но я вот назову его великим американским писателем. Писателем, современных аналогов которому я не знаю, и вообще сомневаюсь, напишет ли кто-нибудь сейчас что-то хотя бы отдалённо похожее на произведения Драйзера. Читать книги этого классика — настоящая работа, потому как автор обладал большой эрудицией и глубокими познаниями в разных сферах человеческой жизни, в том числе в экономике и психологии. Почему так произошло?

Юность писателя была несладкой: его родители вели небольшой бизнес, но однажды случился пожар, где сгорело всё имущество семьи Драйзер, и семья в мгновение ока разорилась. Но беда не приходит одна. В скором времени отец сильно покалечился на другой работе, и юный Теодор (девятый ребёнок в семье) вынужден был с раннего возраста зарабатывать на жизнь на всяких низкооплачиваемых работах. Благодаря упорному труду и толике везения, Теодор Драйзер быстро поднялся с низов общества и нашёл себе достойное место под солнцем.

Тяжёлый жизненный опыт всегда располагает к тому, чтобы человек рано стал реалистом. В своих статьях я периодически говорю о другом великом американском писателе 20 века — Чарльзе Буковски, который тоже вырос с чётким пониманием: честным работягам в жизни ничего не даётся просто так. А чтобы всё-таки далось, нам должно или крупно повезти (а это маловероятно), или же мы должны продать бессмертную чистую душу в погоне за большими деньгами. Опять же, больших денег никто никому не гарантирует, и мы всегда действуем на свой страх и риск. Как ослик, которому перед носом крутят морковкой, и он идёт, и идёт, и идёт…

Всё это словно русская рулетка длиною в жизнь: можно отсрочить свою гибель, до поры до времени щёлкая пустым барабаном, но вот применить револьвер против другого человека догадаются лишь единицы. Судя во всему, в капиталистическом обществе успешны в основном те, кто смог воспользоваться этим револьвером, силой заставив другого человека работать за двоих. Но это я так, к слову. Я не собираюсь сравнивать творчество Драйзера и Буковски. Просто обращаю ваше внимание на то, что в США изредка появляются честнейшие люди своего времени, и в том числе они входят и в историю литературы.

Вернёмся к «Трилогии желания». Каждая страница книги наполняет мозг читателя тоннами фактов и жизненных наблюдений, и от такого чтения быстро устаёшь — вот он, дух времени, эра TikTok и проклятие клипового мышления. Хотя, да будет сказано в защиту современности, книги Драйзера и при его жизни считали слишком затянутыми, графоманскими опусами, утомляющими читателя, — а что ещё говорить капиталистам, когда автор наглядно демонстрирует мерзкую психологию капиталистической акулы? Акулы тоже обижаются!

К сожалению, «Трилогию желания» я прочитать-то прочитал, но меня до сих пор не тянет знакомиться с остальными книгами Драйзера. Чтение классической литературы — очень уж энергозатратное занятие. Даже эту статью я пишу спустя значительное время после того, как дочитал трёхтомник.

Так о чём же рассказывает Теодор Драйзер в «Трилогии желания»?

***

Северная Америка, город Филадельфия, 1837 год. В семье мелкого банковского клерка по фамилии Каупервуд произошло радостное событие: родился ребёнок, сын, будущая надежда и опора всей семьи. Назвали его Фрэнк. С самого детства Фрэнк Каупервуд рос любознательным мальчиком, и уже в юном возрасте проявил, что называется, «бизнес-чутьё»: он занял несколько долларов у отца, и на аукционе купил ящик мыла по одной цене, а потом продал его в магазине неподалёку по другой, более выгодной цене.

Этот случай напоминает историю из детства Джона Рокфеллера. Приведу цитату из статьи «10 историй о деньгах и династии Рокфеллеров»:

Красавчик, Джон Рокфеллер, иначе и не скажешь! Но я всё же разграничу: главный герой «Трилогии желания» списан не с Джона Рокфеллера, а с другого известного американского магната, короля трамвайных дорог и метро — Чарльза Йеркса. Именно жизнь Йеркса вдохновила Теодора Драйзера на написание романа о жизни капиталиста.

Вернёмся к сюжету. Проходили годы. Юный Фрэнк Каупервуд поступил на службу в небольшую торговую компанию, набрался опыта, стал молодым финансистом и понемногу начал работать сам на себя. Он продавал акции на фондовой бирже, спекулировал на ценах, разорял конкурентов, — замечательное, интересное занятие для молодого американца второй половины 19-го века, не правда ли?

Денег у Фрэнка становилось всё больше и больше, но влияние в обществе по-прежнему оставалось довольно скромным; тут сказалось «обычное» происхождение Фрэнка и его семьи. Они не относились к аристократам и наследственной элите, и местные пиявки голубых кровей с неохотой общались с таким человеком. Фрэнка они считали грубоватым мужланом, и в основном связь с ним была деловой (как бы навариться на нём и заработать ещё больше денег).

Сливки общества не особо любили молодого Каупервуда ещё и потому, что он был откровенным или даже самым откровенным человеком в американском обществе тех лет. Фрэнк не скрывал своих эгоистичных желаний, и ради них он шёл напролом, рисковал жизнью и карьерой, подвергался различным угрозам. Процитирую книгу: