«Ветер сквозь замочную скважину» — как мне показалось, наиболее уютная из всех томов эпопеи о Темной Башне. Здесь повествование ведется неспешно и красиво, здесь много потаенных смыслов и моментов, которые пригодятся путнику, чтобы понять героев прошлого и их судьбы. И, пускай для нью-йоркского ка-тета Роланда здесь отведена роль слушателей, внимающих своему наставнику-дину, но именно в этот час бури полнее раскрывается то ,чем же на самом деле является ка-тет, насколько он дорог стрелку, и вообще — каково это быть стрелком, когда ты все еще юноша. Я бы назвал это тем самым рассказом, который примером дает юноше выбор — как идти путем своей судьбы, что делать, и какие говорить слова, как перебороть свои самые сокровенные страхи, и как не поддаться темноте, которая только и ждет, чтобы понасмехаться над горем или печалями людей.

В дни стыловея, который налетает так неожиданно, мы узнаем как на самом деле называли ушастиков-путаников в Срединном мире, когда их еще водилось в достатке ,как вести себя с драконами, как распознать оборотня, причем как настоящего, так и умело скрывающегося под личиной мужа и друга.

Три истории, сплетенные одним дуновением холодной бури — история молодого Роланда, история маленького мальчика Билла, так рано узнавшего боль потерь, и история Тима, который был маленьким мальчиком, но, пройдя через сотни испытаний и ужасов из простого будущего лесоруба стал рыцарем-стрелком.

Безусловно, мы узнаем и про очередные козни Рэндалла Флэгга в его магическом коварном обличье, узнаем еще немного об Алом Короле и о некоторых особенностях Лучей, о бескрайних жутких лесах и болотах, и о том, как красивое обличье не всегда — доброта, а за уродливой личиной ты можешь найти друга и помощника.

А еще, возможно, мы поймем, как червоточины в Срединном мире могут свести с ума людей по обе стороны — и невольно вспомним «Безнадегу», стоит нам только увидеть причины и последствия необдуманных поступков со странными находками.

Это очень хорошая книга.

Говоря об этой антологии, выпущенной, наряду с другими сборниками сказок, издательством «Русский купец», нельзя не отметить ее уникальность. Впервые была издана книга быличек и мифологических рассказов, вобравшая в себя наиболее редкие и интересные образцы, разделенные тематическим каталогизатором. Стопроцентно можно сказать, что до этого тиражами по 200000 экземпляров такие сборники не выходили, и уж тем более в одной серии с детскими сказками (на моей памяти нижегородское издательство выпустило «Жемчужное ожерелье» (сказки народов Кавказа), сборник польских и славянских сказок с картинами Билибина на обложках). Буквально сегодня откопал в старом отцовском доме один из двух экземпляров данной антологии, имеющихся у меня. Причем в 1992 году я был еще мал, и вовсе не мечтал еще получить профессию культурного антрополога, было мне лет 8, а купила мне первый из них бабушка в одном из книжных еще советского образца магазинов, которых в нашем провинциальном столичном городе было очень много. Конечно, главным минусом этого издания был переплет, а вернее, склейка, которая не позволяла раскрыть книгу, не переломив ее, причем из всех сборников «Русского купца» этот был самый скверно изданный. Издательство также отметилось выпусками словарей суеверий и других разделов русского фольклора, но уже в твердых обложках, очень ярких, с психоделическими оттенками красного и зеленого. Но, вернемся к «Как мужик ведьму подкараулил...»

Можно сказать, что составитель, Ю.Медведев, выбирал из сборников (академических и дореволюцционных) самые криповые и действительно страшные, не для детских глаз, причем на тот момент вряд ли кто-то задумывался о том .что это и есть настоящие русские сказки, а не обработанные афанасьевские сборники. Поэтому и жутки они, что никогда не рассказывались детям. Наверное, самая жуткая была быличка о лешем, у которого в избе лесной был антураж похлеще каких-нибудь кулинарных изысков из би-муви слэшера. Кроме того, в обиход познаний фольклорного наследия эта книга вернула и овинников, и колокольных манов, и немытиков — в общем все то ,что настораживало и пугало задолго до моды на русский хтонизм и грустные заброшенные деревни.

Особым интересом для меня были истории, взятые из восточно-сибирских источников, с которыми позже я ознакомился гораздо подробнее. Настоятельно порекомендовал бы эту книгу для вдохновения художникам и писателям, пробующим себя в этнохорроре — очень уж она хороша, и в принципе не редка настолько, чтобы не найти ее при желании. В то же самое время вышла более редкая абевега суеверий от М.Власовой, с не менее жуткими картинками Забирохина и классификатором демонологии русского населения в еще более подробном виде, но у Медведева примеры быличек более жуткие.

Это очень важное произведение. Однажды сын с отцом пошел на лыжах, где сразу стало понятно .что отец уже не такой молодой ,как раньше, а грузный, неуклюжий, с одышкой. Но зато как вырос и окреп сын. В своем пути по зимнему лесу он торит лыжню, показывает отцу какие-то лесные чудеса, оберегает и заботится. Но ,в то же время он не просто идет по лесу, а показывает, что способен сопереживать и чувствовать отца, его возраст и тяготы, хотя, быть может и отец вовсе не старик. Мне сразу вспоминаются давние походы по заснеженной реке с дедом и бабушкой, где в протоках обреталась скорость и морозный воздух перехватывал дыхание. Разговаривали, пили чай на коротких остановках. Теперь нет ни деда, ни бабушки, но остаются воспоминания и я с удовольствием поведу на лыжню или в поход сына, как только он крепко встанет на ноги, надеясь, что он когда-то будет торить лыжню и мне.

Замечательный рассказ Яковлева, который в моих сборниках никогда не попадался, наверное, потому, что расчитан на совсем юную аудиторию. Литературное визави автора шествует по линии строго забора, стуча по нему палкой. Рядом бежит собака. Этакий эрзац детских проказ, если бы человек не был сильно за двадцать. а скорее уже и за пятьдесят. И вот кто-то ему делает замечание. Кто делает замечание не видно, но виден голубой глаз. наблюдающий за всем подряд. Человек по сути, начинает диалог с обладателем глаза. И в этой детской непосредственности замечает некую вселенскую мудрость, способность незашоренно видеть и удивляться миру, жить в нем, даже если отражением мира является стереоскопическая проекция дырочки в заборе.

И вот, в очередной раз Яковлев рассказывает нам трогательную историю о мальчике и девочке, когда дружба настолько глубока, что когда один уезжает. то другой не находит себе места и скитается, словно в чужом городе.

Мальчик настолько привык звонить своей подруге Оле по телефону из автомата, что продолжает это делаеть и в ее отстутствие, правда теперь на звонки отвечает ее мама. Мальчик звонит каждый день и под разными предлогами завершает разговор, словно отмечаясь на точке чекпойнта. И вот в один прекрасный день по разговору он понимает ,что мама Оли болеет, и пускай болезнь не серьезная, он начинает ее поддерживать, ощущая, что и маме Оли без Оли плохо. И, разумеется, те, кто ждут, обязательно получают вознаграждение в конце.

Неизвестно почему, но у Яковлева есть особая нелюбовь к круглолицым, простоватым девочкам. Волевые мальчики, идущие к какой-то своей недостижимой цели, какой бы она не была, равнодушны к таким девочкам, либо испытывают перед ними чувство вины, или жалости. Так, можно вспомнить Микошу (повесть «Непослушный мальчик Икар»), который так пренебрежительно относился к деревенской круглолицей девочке, похожей на рыбу-солнце (тоже частый эпитет для писателя). Допустив ошибку, по сути предав ее, он всеми силами пытается исправить ошибку, но это все не любовь, а вина и жалость к глуповато выглядящей девочке. В «Скрипке» безымянный мальчик стоит под дождем и интуитивно ищет в окнах светящихся нездешним светом звуки скрипки, девочки, которая быть может и не знает, что есть на свете такой ждущий мальчик. и вдруг на его пути возникает круглолицая виолончелистка, чей инструмент выглядит нарочито гротескно, по сравнению со скрипкой, чей звук его манит. Девочка пытается увести его от окон училища, обещая ему ноктюрн и чай, уговаривает и почти тянет. Наверняка ей тоже жаль это промокшего мальчика, греющегося буханкой хлеба, и, в какой-то момент он почти поддается чарам, но, сбросив морок, он снова бежит к окнам училища, обретая самого себя.

Сюжет рассказа, быть может, наивен, но, я уверен, что каждый бывший мальчик вспомнит что-то подобное и в своем прошлом, когда верность самому себе и чувствам сильнее сиюминутности уюта, что возводит этот архетип еще к старой сказке о Кае и Герде, где Герда не такой уж и положительный персонаж.

Урс и Кэт. Можно было бы подумать, что автор решил написать рассказ о Диком Западе. Но, как и всегда, следуя той части своих повествований, где монолог от автора ведет подросток, мы погружаемя в суровый мир советского послевоенного периода. Возле домов, где живет много здешних ребят стоят склады, обнесенные колючей проволокой. для охраны этих важных объектов ставят огромную неопрятную и чрезвычайно злую собаку. Никто не смеет подойти к ней поближе, ведь по слухам она покусала многих людей. И только недавно прибывшая к своей тетке Кэт, неуютная и одинокая девочка, смогла не только перелезть к собаке. но и стать ее другом. И вот два неуютных и нелюдимых угрюмых существа обрели дружбу, где можно много не говорить, но важно чувствовать интуитивно.

рассказ, при всей своей притчевости не назидательный, а скорее печальный, но и не лирический. Старик Пешеходов ходит по улицам, и каждому он знаком. У кого-то он берет сигаретку, кому-то отвечает на подначивающие вопросы о той, уже далекой войне. Каверзными люди считают их потому, что в кажлом ответе старик говорит о своих сыновья — они встретили немцев под бугом. они сражались под Сталинградом, они поднимали знамя Победы над Берлином. Люди посмеиваются над стариком, но ведт на то они с сыновьями и Пешеходовы, чтобы поспевать на каждом направлении. А вот домой не каждому из них суждено вернуться. Потому и говорит старик Пешеходов, что спят его сыновья в солдатских могилах, а в каких — так в каждой и тех .что разбросаны по Европе. И так каждый непришедший с войны солдат становится сыном Пешеходова, и любого другого тихого и незаметного старика, в своем одиночестве сохраняющего память о детях, защитивших Родину. В этом и кроется тот архетип, о котором и хотел рассказать Яковлев, именно поэтому учителя никогда не снижают оценку, когда в сочинениях о войне снова и снова мелькают имена сыновей Пешеходова.

«Учитель истории» — прекрасный пример сочетания рассказа о путешествии в европейскую страну и памяти о Второй Мировой и Великой отечественной войне. На старинных улицах югославского Дубровника и Сплита дети играют в титовских партизан, но в каждой компании находится мальчик с толстой книгой и в очках из проволоки. Это «учитель истории». И каждый хорватский переводчик и гид, из тех. чьи лица несут печати шрамов далекой уже теперь войны на Балканах, рассказывают о судьбе учителя истории, чьего имени никто и не помнит, или не знают, но именно этот человек показал на своем примере важные человеческие качества — смелость и любовь к детям, возможно повторив те же самые слова, которые сказал и Януш Корчак, перед тем, как пойти на смерть вместе со своими учеиками. А красивые улицы будущей Хорватии отдаются эхом детских голосов ребят, играющих в партизан. И только маленькие «учителя истории» молчаливо и вдумчиво перелистывают книги, показывая стойкость и готовность в свой час совершить подвиг.

Это очень печальный, и, вместе с тем лирический рассказ. Девочка по имени Валя Зайцева в своем внутреннем мире проводит параллели с Таней Савичевой, одной из самых известных жертв блокады Ленинграда, умершей от последствий истощения в 1944 году. Она вела страшный дневник, где на разлинованных страничках блокнота к каждой букве адресной книги девочка писала даты смерти родных, пока не осталось никого.

Романтичная Валя Зайцева в своих мечтах сранивала себя с Таней, но Таней довоенной, счастливой, гуляющей по скверам Васильевского острова, а дома ее ждал хомячок, точь в точь такой же, как у Вали.

Но вот она едет на Дорогу жизни и видит, как люди строят мемориал. Все еще поглощенная мечтами, о том, что дружит с Таней, Валя говорит, что у нее и почерк с ней одинаковый. И тогда ей предлагают писать на бетоне. С каждым новым словом, девочке становилось все тяжелее, но она справилась, потому, что верила в то, что она подруга Тани Савичевой, которая не может не поддержать ее даже в таком страшном горе.

Так, сквозь годы и трагедии ушедших войн, все еще протянуты руки тех ребят, которые просто живут или жили в своем городе, на знакомых улицах, гуляли в садах и парках, играли и справляли дни рождения. И память живых потомков сохраняет тех, кого нет настоящими и полными жизни, пускай с их смертей прошло уже много времени.

* К слову, памятник на 3 км Дороги Жизни Тане Савичевой действительно существует, и представляет собой бетонные плиты, на которых детским почерком выписаны страницы из дневника девочки. Построен памятник в 1975 году.

Тема неординарного ребенка в пионерском лагере раскрыта в советской литературе более чем полностью. Все эти ребята, неприкаянные и не имеющие друзей, от того делающие разные пакости и мелкие озорства. Дети обычно либо равнодушны к таким, либо ждут с нетерпением их выходок для того, чтобы увидеть реакцию педагогов. А у педагогов, по итогу аргумент только один — выгнать из лагеря озорника, но никак не разобраться в его внутреннем мире. Именно поэтому, рассказ «Разбуженный соловьями» так важен, в первую очередь не сколько детям, сколько педагогам и детским психологам. Ведь именно от профессионализма педагога зависит то, насколько поверит в себя асоциальный ребенок. В данном случае педагог рисования разглядела в главном герое самое важное — умение чувствовать прекрасное. И неважно ,что украденный пластилин явил по итогу воплощение в виде уродливого воронообразного чучелка. Важно, что мальчик вставал до рассвета и слушал соловьев, и по итогу поделился этим чудом со всеми.

В целом, даже когда начинаешь искать в содержании этот рассказ, и взгляд натыкается на его название, то в душе начинается смятение и неприятные ощущения. Обезьяна — этот демонический зверек, столь похожий на человека, словно его карикатурная копия, во многом стал архетипом демонического ужаса, еще со времен Киплинга и Эдгара По. Предполагаю, что во время написания рассказа «Обезьяна», Кинг сделал легкий реверанс в сторону «Убийства на улице Морг», а потом просто излил на бумаге свой личный неприязненный и волнующий опыт общения с обезьянами. Очень часто в рассказе появляются достаточно откровенные описания особенностей заводной игрушки, ее ухмылка, глаза, мех, почти тактильно ощущаемый читателем. Учитывая то, что игрушка механическая, то сразу вспоминаются истории, где именно заводные игрушки становятся отрицательными персонажами — например, «Стойкий оловянный солдатик». Кинг возводит отрицательность бездушной, но при этом совершающей движения игрушки в абсолют, не нужно вселять в нее демона, демоном является она сама. В этой связи, начинаешь переживать за героя, идущего навстречу финалу, и готовящегося и к собственной погибели, и к гибели близких, многочисленные флэшбеки и воспоминания об этому открыто говорят. Но, именно в тот момент, когда он перестает переживать за себя, а преисполняется храбрости во имя близких, тогда и чары злой игрушки отступают. Рассказ получился захватывающим, а финал прямо говорит нам о том, что Зло не искоренилось до конца.

А ведь иной раз думаешь, что таких людей, как главный герой этого рассказа очень много. Эти книжные дети, навсегда плененные историями о благородстве рыцарей, с правильными понятиями о чести и совести, мечтами и первой влюбленностью. Возможно, в детстве они всегда выглядят неприглядно, мешковато и грузно. или наоборот худосочно и мелко, но кто из обывателей увидел бы в них настоящих рыцарей?

Все верно, рыцарь Вася не сказал ничего, но и не нужно было ничего говорить — ведь тогда подвиг оказался бы не таким, как его смогли бы оценить настоящие рыцари из книг. Пожалуй, все тяготы совести могли бы лечь на плечи героя одного дня, Димки Ковалева, который также может быть не сильно то и хотел этой минутной славы, но мастерство Яковлева очень ярко показывает отрицательных героев, и юные читатели, наверняка, обкладывали последними словами укравшего славу у мешковатого рыцаря выскочки. Но, справделивости ради, этакий Дон Кихот в пионерском галстуке и не нуждался в этой самой славе. Ведь его главной особенностью была незаметность, он не хотел, чтобы кто-то докучал ему, мешал его неторопливости. А случай с мальчишкой на льду лишний раз только доказал, что как только будет момент, в людях. подобных Васе не нужно будет сомневаться. Ведь и Илья муромец сидел на печи тридцать лет и три года.

Мне кажется в названии этого рассказа есть легкий комплимент в сторону аналогичного названия произведения Рэя Брэдбери, этакая проба пера для будущего известного и маститого писателя. Но нет, тут скорее в основе лежит некий тонкий психологический ход. В конфликте отцов и детей, ну, или скажем учителей\учеников есть несколько вариантов мести — первый вариант всегда можно увидеть в «Ералаше» (извиняюсь за пример), второй — написать на стене (в интернете) какую-то гадость про учителя, а третий подход самый интересный — подойти к делу мести творчески. На моей памяти были учителя классе в пятом, которые вполне себе увлекались процессом и не отпускали детей в туалет (впрочем они думали что в туалетах курят, но были случаи и описавшихся, только потому что еще и в туалете КУРЯТ, а значит и нужен он только для этого). так вот, я знал парня, который играл в панк-рок группе, он просто сочинил достаточно злобную песню «Овца» (все думали, что про девушку, но нет — про учительницу), а другой рассказ, про то какие приключения выпали на долю литературного двойника учителя. Так и герой Кинга настолько нафантазировал про миссис Берд. что воплотил (?) в реальность тигра. Но, между прочим, в отражении глаз тигра мальчик уловил цвет своих собственных, так что все логично. Ну, и мальчишку заодно озорного тоже приплел. Интересно, но не так задорно, разумеется после прочтения аналогов. А как например у Кассиля — в гимназии: «Встаньте и стойте!!!», и гимназисты не то что пописать сходить, в обмороки от духоты и застегнутых воротников падали.

Рассматривая «Туман», как экранизацию, и как небольшую повесть, видишь два совершенно разных посыла. Фильм, определенно, одна из лучших экранизаций Кинга, которую, время от времени, хочется пересмотреть. именно в фильме нам показали всех этих немыслимых созданий, особенно того самого слонотопа, высота которого не поддавалась измышлению. Но фильм был о выживании людей, о том, как они, преодолев страх перед хтоническими чудовищами и мракобесием людей, пришли к безысходному отчаянию с весьма печальным финалом, но именно таким, который и ждешь в подобного рода фильмах.

С повестью несколько сложнее. Перед нами художник, человек, который хотел творить, но, благодаря общественному мнению, ставший тем человеком. который стал делать то, что ему не нравится. И в час, когда оставался один шаг до алкоголизма или чего-то более страшного, его поддерживает жена. И вот, они живут небольшой семьей с маленьким сыном на берегу тихого озера, зная всех соседей, и имея даже мнимых недругов. Однако, ветер всегда переменчив, и, после бури, происходит что-то, что навсегда повернет судьбу на другую тропу... Безусловно, когда Кинг иронизирует, и говорит о повести, как о чем-то незначительном. он лукавит, потому что ,как и всегда в главном герое и его семье прослеживается сам автор. И это делает повесть гораздо лучше для диалога с читателем.

Все эти чудовища, туман и религиозный фанатизм, так кстати пришедшийся ко двору в замкнутом пространстве супермаркета — не более чем декорации к психологическому портрету людей, чьи социальные маски полностью слетают, стоит только поместить их в замкнутое пространство и сделать атмосферу угрожающей. И вот, мы видим ,как одни люди напиваются до беспамятства, другие впадают в прострацию, доходящую до самоубийства, неверие одних, приводящее к трагедии заставляет других уверовать. Хотя, казалось бы, пищи и удобств вдоволь. Самое интересное, что, в отличие от киноленты,

И вот тут мы видим, как раскрывается главный герой, Дэвид. Из обывателя он превращается, чуть ли не в отважного человека. привлекательного для женщин, и становящегося примером для мужчин. Но, в этих гротескно-лавкрафтианских декорациях, он словно бы забывает ,что его сын впал в прострацию, и ему удобно. что он почти все время спит, а сиделками (так он и сам говорит), выступают женщины, симпатизирующие ему, что его жена осталась ТАМ. Она для него осталась только воспоминанием. Но, воодушевленный и снова устающий, он идет вперед, к той незримой надежде, что позволит ему увидеть себя собой, а не тем, каковым его сделала рутина.

И так, практически в самом финале, мы понимаем, что весь этот рассказ и был воспоминанием, перед тем, как двинуться куда-то в неизвестность, сквозь туман, а вовсе не так, как в фильме, остаться с чудовищной безысходностью наедине.

В этот раз начал перечитывать Крапивина, укачивая годовалого сынишку. И вновь перед глазами предстали первые осенние деньки, и ветер, треплющий непослушные волосы у мальчишек, так внезапно переставших быть детьми. Мне почему-то кажется, что «Колыбельная для брата» — это, в некотором роде, более мягкая версия «Журавленка...» Здесь не так остро поставлена конфронтация отцов и детей, не так доверительны отношения между педагогами и ломкими подростками, знающими досконально названия и назначения морских терминов. Есть песня, которая связывает события, трогает души людей, и маленьких и взрослых — эта суровая песня, времен, быть может гражданской войны, но такая, которая всенепременно годится и для колыбельной маленькому брату, и для того, чтобы разрядить обстановку в тяжелом почти морском приключении, и для того, чтобы девочка восхитиалсь и поняла, что третьеклассник с красивым голосом, умеющий петь, но не желающий петь по указке, уже не он, а смелый и гордый парень, почти юноша.

А еще в повести много Гайдара. Начиная от стилистики повествования и говора наставника (все эти «товарищи мои хорошие», «люди порядочные», песни про барабанщиков), и заканчивая самим сюжетом, почти тимуровским. Но здесь словами педагогов Гайдар уже не иконически, но еще и не перестроечно критикуется, а Тимур в этой критике не так идеализирован. Но, в то же время, и хулиганы в книжке такие «квакинские», а Дыба — это никак не романтик Капрал из «Журавленка». Сам посыл повести хороший, в первую очередь он показывает, какие могут быть старшие братья младщим, даже если они и не братья вовсе, какие бываю друзья, неосознанно становясь таковыми, и какие бывают враги, вовсе не хулиганистые парни из переулков. а вполне себе облеченные властью педагоги, но все закончится хорошо, потому что для таких финалов и есть книги Крапивина, вдохновлявшие мушкетеров, барабанщиков и водителей каравелл.

В детстве я читал этот рассказ Яковлева и задавался вопросом, где же происходят все эти события. Вроде бы какой-то город у моря, чьи контуры все время прослеживаются в рассказах о грустных и неприкаянных детях, которые в то же время оказываются смелыми и волевыми личностями. Просто в них эти личности не видят ни родители, ни обыватели, ни сверстники. И, как водится, лишь молодой педагог, проявляя не столько навыки пединститута, сколько интуитивно, помогает или просто подталкивает детей к тому, чтобы стать более открытыми.

Мальчик Коста все время спит на уроках, безобразно и невоспитанно не реагируя ни на окружающих, ни на учительницу, которая думает, что он тот еще хулиган. После звонка он срывается и бежит, сломя голову. Но куда? Молодая учительница, которая настолько юна, что все ее зовут Женечкой однажды бежит за учеником, еле поспевая в модных туфельках на подковках. И вот, наконец, она узнает всю правду

и по-другому относится к своему ученику, который, благодаря этому опыту, становится в ее глазах кем-то более мудрым.

Но, возвращаясь к началу своего отзыва, я снова начал задаваться вопросом, где же происходят события, ведь багульник, цветущий в городе у моря настолько сибирский и родной, насколько необычен город у морских дюн, и мальчик по имени Коста.

Удивительно, но пришлось внезапно перечитать рассказ о маленьком разведчике Николае Вихрове. Библиотекари одного из местных центров чтения попросили в начале мая прочитать для ребятишек из школы-интерната этот рассказ вслух. Поэтому, чтобы вспомнить интонации героев рассказа, их стиль общения и говор, перечитал я рассказ три раза в тихие утренние часы, а один раз вслух.

Почему-то захотелось сравнить это произведение со знаменитым «Сыном полка». В этом сранении, понимаешь, что рассказ «Разведчик Вихров» все же расчитан именно на детей. Здесь нет жестких подробностей, или зверств оккупантов, обо всем этом рассказывается в контексте, и человек, знающий историю Великой Отечественной. наверняка представит себе, как все обстояло на самом деле, хотя мальчик, прибежавший затемно к полковой флотской батарее в летних парусиновых туфлях, сказал обо всем этом скупо. Для юного патриота гораздо важнее тепла, крова, сытной еды и неожиданной ласки военных, увидевших в нем и своих сыновей было рассказать обо всем том, что строили и как укрепляли район его родного совхоза немцы. Рассказать быстро и при этом точно и правильно, ведь от правильной рекогносцировки зависели и жизни сельчан. И вот он уже спешит по промерзшей степи назад, зная, что совсем скоро по ориентиру его собственной скоречни будут бить тяжелые орудия батареи. Это образец настоящего самообладания и выдержки. Так и военные спешили поскорее пойти в атаку, чтобы успеть спасти мирных жителей и того паренька, что крался по железной от холода степи к ним на позиции.

Вторая повесть Пайтыка не содержит больше никаких страшных событий и врагов в ней никаких нет. Скорее — это некий финал того, чего добились все те мальчишки — Чары-кель, Коссек-джан и Миша из Ленинграда. Вот только никто (хотя догадываешься почти сразу) не знает, что Базар, живущий на бахче с дедушкой, и другие ребята в своей беззаботной игре и конфликтах среди барханов и старой крепости — это именно то, чего и добились в итоге мальчишки военных лет, на много лет ставшие друзьями, передав эту эстафету своим детям. Положительно, хотя уже и менее этнографично.

В 1991 году мне было шесть лет, и так получилось, что мои родители пригласили на день рождения абсолютно всех, кто был в момент приглашения во дворе. Получилось ли все так, как на дне рождения Бильбо Бэггинса, не так важно, но забавно. что среди гостей оказались не только друзья, но и просто рандомные ребята, и даже недруги) Среди подарков, разумеется, были первые китайские реплики трансформеров, куча тонких книжек, какие-то грузовички из оборонной пластмассы, а вот книг Анны Пайтык оказалось даже две. Они привлекали своей желтой обложкой, а так как я любил читать, то мне они понравились сразу, и даже сейчас, несмотря на достаточную простоту сюжета, в почти сорокалетнем возрасте я перечитываю их с удовольствием.

Мне понравилась незанкомая и удивительная атмосфера Туркмении времени Великой Отечественной. Практически все мужчины ушли на фронт, а молодые женщины и вчерашние девочки взяли на себя многие тяготы колхозной жизни. Дети же беззаботны до поры, где-то в жарком воздухе еще слышны отголоски старорежимных пережитков, но старики Джапар-сопи и полумифический мулла Абдул-ходжа скорее брюзжащие и полукомичные персонажи, если бы не их более злые и коварные проделки. А так, книга получилась какой-то светлой, и дружба Коссека и его ленинградского друга Миши здесь показана таким моментом ,что веришь в то, что и Коссек когда-то поедет в гости в Ленинград, что, в принципе и показано во второй повести писателя «Наши гости». Вполне подошла бы для внеклассного чтения, потому что текст очень легкий, и даже не любящий книги лодырь вполне сможет прочитать эту повесть, где тяготы трудовой повседневности военных лет неразрывно сплетены с этнографическими нотками.

А вот это стихотворение Кинга вполне себе посталкогольное, когда у человека пьющего, в похмельном состоянии возникает ощущение, что он сделал что-то невообразимо плохое, и за ним все следят, либо осуждающе перешептываются. хотя разум иногда говорит, что все в порядке, и всем все равно. Ощущения от стихотворения не такие волшебные, ровным счетом из-за перевода, но и оригинал не оставляет переживательного послевкусия. Прсто неплохое стихотворение о человеке ,который рассказывает своему невидимому визави о мании преследования, которой, впрочем у него, скорее всего, нет. Все отлично.

Довольно интересно увидеть вполне себе личное стихотворение в сборнике с жутковатыми историями. Хотя, возможно был смысл показать Кингу себя и с этой стороны — этакого отца (или «все же отца», или «вечно занятого отца, но я тебя сынок люблю») — все это вполне понятно и допустимо. Мне и самому отец — известный (ну, или «в узких кругах известный») посвящал такие стихи, где поток сознания часто превращается в замысловатый верлибр. Я своим сыновьям, к слову, стихи посвящать опасаюсь, но люблю их от этого не меньше, чем если бы написал что-то вроде этого грустноватого опуса. В целом, имея у себя пару изданий с этим посвящением, не увидел никаких пояснений самого автора, хотя он часто это делает в переизданиях. В принципе, это и объясняет всю личностную суть стихотворения. Если представить себе С.Кинга образца 1985 года, то можно представить себе некоторую нежность к младшему сыну, которому всего 8 лет, он настолько любим, что ему дарят дорогостоящий саксофон, на котором не научился играть, но никто его (наверное) не сильно за это ругал. И вот, С.Кинг сидит со стаканом чего-то крепкого (полагаю, что в 1985 году он еще бодро себе выпивал) и слезы текут у него по щекам, когда он вспоминает рассуждения своего сына о людях-фруктах и который переживает о том, что он арбуз. К концу стихотворения автор выбирается на мрачно-депрессивную стезю, но все же завершает стихолтворение, как должно. Ну, а в самом деле, не писать же ему про «Одна работа, никакого безделья...» И именно поэтому у читателей есть Стивен Кинг — писатель, а не автор, который почил «во цвете лет», как некоторые его пасхальные герои. Стихи ему, впрочем, удаются хуже, как и их переводы на русский.

К моменту написания рассказов Яковлева о повседневности начала 60-х годов, Великая Отечественная война стала уже чем-то неблизким, случивщимся несколько поколений назад. Может быть, поэтому, тема вчерашних маленьких ребят, становящихся личностями, думающими, смелыми и честными на фоне рассуждающих о причинах и темах обывателей очень животрепещущая. К 1970 году эти рассказы оформились в книгу «Позавчера была война», а у меня уже в 1990-е годы был сборник «Багульник», где они были разделены обычными житейскими темами. где взрослые и дети предстают нам в разных временах, событиях, но остаются интересными и симпатичными героями.

Нехорошо подслушивать разговоры взрослых... Но об этом нравственном правиле рассказ? Вовсе нет. Когда я читал его впервые, в детстве, я вспомнил, почему-то фильм про мальчика Сережу, который в отчаянии просился взять его в Холмогоры, там тоже были неприятные взрослые люди. Ну, а что предстало перед нами в «Друге Гастелло». Некоторый дядя Владя, друг отца главного героя, тоже Сережи, после сытного обеда рассуждает о героизме, представляя себя именно в ключе героизма на фронтах Великой Отечественной рассматривает подвиги героев, как случайность, приводя в пример подвиг летчика Николая Гастелло. Сережа не может выдержать напора и авторитета дяди Влади, и в отчаянии не кричит, что хочет в Холмогоры, ведь он постарше того паренька. Он едет через весь город в военный городок, где просит найти ему друга капитана Гастелло,чтобы доказать некоторому дяде Владе все те чистые помыслы и пример, которые вкладываютс в понятие «героизм», и пожилой офицер едет с мальчиком к нему домой, изрядно сконфузив дядю Владю. «Ведь у людей значительно больше друзей, чем они думают. И друзья никогда не дадут в обиду имя тех, кто отдал свою жизнь за Родину». В целом именно этот посыл отразился и в «Мальчике с коньками», и в «Сапере». Именно в таких мелочах событийной повседневности показывает нам Юрий Яковлев , что еще звенит в душах и сердцах юных людей эхо давней войны...

Вообще, как ни странно, но «Безнадега» попалась мне только сейчас, и изначально далась очень нелегко. Все же зачин у нее несколько затянут, несмотря даже на столь чудовищного персонажа, как господин патрульный. А потом, из дорожного триллера, нас переносят в совершенно иные плоскости, где скорее ожидаем эффект «Темной Башни», нежели «Оно». В некий демонический организм, управляющий животными (самыми отвратительными) и желающий вселятся в наиболее здоровые организмы (правда с этим ему не везет), легко поверить, настолько удачно его образ вписывается в атмосферу унылого шахтерского городка, похожего более на пустнынный город-призрак .чем на перспективно развивающийся обогатительный комбинат с постоянно приезжающими в него новыми жителями, парой баров, мелкими ресторанами, и даже уютным заброшенным кинотеатром. Однако, безусловно, это всего лишь видимость, всего лишь легкий налет хтонического, почти лавкрафтианского мистицизма. Ведь на самом деле этот самый Тэк и сам недоумевает над всеми своими подчиняемыми людьми, насколько они больны не только физически, но их недуги — скорее следствие. А вот неслучайность посланных Богом случайных людей, безусловно очень интересный ход, но с другой стороны, почти в каждом романе С.Кинга есть такие персонажи. Однако .им сопереживаешь с самого начала, возможно Джонни Маринвилл именно тот, кому сопереживаешь, но все равно знаешь о его дальнейшей судьбе. однако, автор держит нас в напряжении до конца, и даже обретенные способности юного вестника-своего-Бога — Дэвида, его харизма и успехи в борьбе с демонической (во всяком случае древней и злой) сущностью, не могут перекрыть харизму пожилого ловеласа и знатока поп-культуры, к тому же лауреата Национальной лит.премии. Вторую половину книги прочитываешь очень быстро и получаешь удовольствие. А вот первая половина действительно жуткая.

Мне кажется, что рассказ вполне был бы уместен в журналах Юрия Петухова, вроде «Галактики». Написан он вполне в стилистике тех самых откровенных бытовых демонологических ужасов, что были украшены занятными картинками. Но, не об этом. Мне доводилось читать много рассказов о домовых, от детских (не про Кузю) до мистических, и даже сатирических. Но, здесь, безусловно есть неожиданные повороты. Вот сидят два алкогольных дел мастера, выпивают, вполне себе обычная беседа доходит до проживающего за шкафом домового, которого любезно приглашают выпить-похрустеть огурцом. Ведет этот домовой себя точно также, хамовато, и логично вписывается в компанию 2+1, как вдруг... и тут, перед читателем разворачивается необычная концепция происхождения демонов\бесов, а вульгарное повествование сменяется слэшером. Как по мне, финал несколько смазан, но вполне себе занимательно.

В целом, когда читаешь подобные вариации альтернативной истории, все происходящее смотрится более живым, непресным. Быть может, потому, что в основу сюжета взят не обычный для жанра «а что было бы, если вторая мировая была...», а вполне себе освещение развития американского общества, если бы во время Гражданской войны победу одержали силы Конфедерации. Перед нами разворачивается неспешность Юга, без Реконструкции и назойливых янки, а где-то за морями все еще идет Вторая мировая, впрочем, и не совсем та, что могла бы происходить в нашем мире. Однако, во главу угла здесь ставятся семейные ценности, чем делается великолепная отсылка к Маргарет Митчелл. Именно здесь консервативный Юг все также противостоит капиталистическому Северу, вот только янки тут уже преследуют цели, якобы важные для Конфедерации, прикрываясь сегрегацией и патриотическими посылами южан ради коммерческой выгоды, скупая чернокожих у плантаторов для использования в соременном для того мира производстве, безусловно, вредном. Но здесь бюрократическая натура северян наталкивается на клин семейных традиций, и, в целом, для такой маленькой зарисовки, сюжет очень насыщенно показывает все то, чем мог бы порадовать, какой-нибудь фанфик про Скарлетт О'Хара в антураже альтернативной фантастики.

Мне кажется, что наиболее подходит Гиляровский для чтения перед сном после сложного трудового дня. Снедала весь день человека рутина, а вот, пожалуйста, вам рассказ о происхождении саек с изюмом или знаменитых монпансье «Ландрин», о тех и об этих. Мне всегда казалось ,что Гиляровский очень тосковал по ушедшей Москве, рассказывая о ее прошлом столь проникновенно и пафосно, словно бы прихлебывая при этом из большого блюдца чай соамоварного кипячения. И ты, безусловно проникаешься этой легкостью и вкусом, путешествуя по призрачной потаенной Москве с удивительным провожатым, каковым Гиляровский бывал и при жизни.

Я перечитал. Вспомнив первые впечатления, которые были, пожалуй уже более 20 лет назад, еще раз захотел понять, чем меня так зацепил рассказ старины Чинаски. Ведь, казалось бы — пресловутый отчаявшийся Гордон, которому плевать — ведь он избавился от очередной работы (бесполезной), а в кармане снова бутылка вина (откуда у героев Буковски всегда оказывается в кармане дрянного пальто вино, ума не приложу, при такой любви к алкоголю) — обычный сюжет рассказов автора. Глупый хиппи подумает, что это рассказ о свободе — секс (весьма откровенный), психоделика (причем алкогольная. никаких там наркотиков или безумия). Но нет, это вполне себе притча. Притча почти религиозная, где старый особняк с ручными животными и девушкой с неоновым светом (цветом))) становится тем самым эдемом непорочного греха и внемировой раскрепощенности последних дней мира, которые пока что витают среди грез и полумрака коридоров. Здесь нет счастья, только сиюминутные моменты, кторые по итогу приводят к финалу начала чего-то нового, послечеловеческого. Bнтересно, что рассказ заканчивается там, где нужно. И хорошо, что Буковски просто лень написать развернуто, зато отрывисто и, при этом ненавязчиво погружать нас в трип своего похмельного творчества.

... а еще был такой самиздатовский фэнзин «в моем супе печенье в форме зверюшек» — намного скучнее этого маленького рассказа)))

В период гласности Погодин уже не вспоминал о том, что у Сеньки было. Ряд его рассказов, объединенных общей проблематикой неприкаянности человека средних лет, неприспособленного к новой жизни, либо постаревшего философа-романтика, которого убила рутина жизни. Что-то такое рождается обычно у писателей, для вдохновения использующих алкоголь.

Итак, мы встречаемся с неким обывателем Скачковым, инженером, который после отъезда жены на курорт купил на все свои деньги книгу, и ему нечего есть. Банка кальмаров, как водится, в советском прошлом за еду не считается и ждет какого-то события в холодильнике. Скачков звонит своему другу, который также купил книгу после отъезда жены, и они идут на богемный прием. В этом заключается некоторый сакральный смысл рассказа. Период перестройки сломал маскулинность мужчины (инженера, то есть человека, в советское время весьма востребованного), и он прозябает в матриархальном подчинении. Однако остается еще его ранимая душа, которой место на собрании эстетов-постмодернистов, где он, вроде бы, может, не боясь, высказать свое мнение. Но Скачков уже не эстет, он просто неприсособленный к выживанию обыватель, который хочет есть.

На вечере хозяин квартиры — демоническое воплощение успешности и всего того, чего бы хотел голодный герой — вполне дружелюбен и гостеприимен, что видно по разнообразной карикатурной публике, собравшейся у него дома. Скачков, от беспомощности, но, сохраняя некую философскую интеллигентность, сразу же навешивает на них ярлыки, опираясь на внешний вид — однако, каждый раз ошибается. Читаются пьесы, герой не может внятно критиковать их, размышляя о колбасе, тем самым, нам говорится, что он уже далек от философствования. Герой бежит от разношерстной, но, явно, успешной «богемы», понимая, что на самом деле он никакой не философ, а просто балласт, и сразу, всенепременно, обмякает, но обретает именно то, чего и хотел, будучи одиноким и «брошенным» — женскую заботу, и теперь символом стабильности и мироощущения становится тот самый, пресловутый салат с кальмарами.

При чтении данного опуса, у меня возникало непреодолимое чувство дежа вю. Вроде бы и тема актуальная, и написано непресно и не занудно для социокультурного исследования. Но, безусловно, тема эта неоднократно поднималась и в тематике субкультур, как например обширное исследование «Молодежные уличные групприровки. Введение в проблематику» Института этнологии и антропологии РАН, где некоторые научные мужи делили сорта на качество и некачество))) Или же перечитываемые мной раз в пару лет неплохие опусы В. Козлова о могилевской культуре повседневности конца 80-х. Нет, безусловно, нет. Здесь мы видим немного другое, возможно то, что сейчас модно называть «инфоповодом». Вот было у человека нечто подобное, не громкое участие в казанских ОПГ, а просто некий эпизод из его жизни, который он однажды рассказал в интернете, подтянулись собеседники, и завертелось. Добавились подробности, немного подзабытый сленг, и вот уже ностальгирующие за 40 мужчины, не вдаваясь во вкладыши и игру в денди, рассказывают то .что еще удается вспомнить. Что-то подобное любят делать сейчас любители футбольного фанатизма, отлученные от стадионов FanID. Ну, ведь было же, парни!? Ах...

По итогу. мы имеем очередную медийную франшизу, обсуждение которой чуть поутихло вместе с первым сезоном сериала, пара слов, которые, например в Сибири не употреблялись никогда, и моду на ретро-шмот а-ля «мастерки»\кепки USA California. Это такая ностальгия по истокам, ретроспектива в мир, в котором молодежь 2023 года никогда не была, но очень хочет этот мир покосплеить. Что ж. Дело хозяйское. Однако, при таком обширном источниковедческом ресурсе, автору не удалось тщательно его проанализировать, а соседство воспоминаний хулиганов из позднего СССР с современными «уличными» рэперами, которые что-то говорят про 2013 год несколько несерьезно, неправильно в контексте освещаемой проблемы. Потому что и феномена такого нет, практически в каждом регионе нашей страны было точно так же, за редкими различиями. В копилку культуролога.

Мне кажется, что при должном внимании, из этого небольшого очерка вполне можно было сделать великолепный сценарий для остросюжетного фильма о буднях пожарных. право, читается это на одном дыхании, а иногда и верится с трудом в реальность описываемых Гиляровским событий из культуры повседневности различных пожарных отрядов, вершиной которых становится

ну, или вообще, для любителей филологии и происхождения слов

Весьма любопытно, а учитывая потенциал молодых писателей. вполне можно сдлать и серию мистических рассказов, где главным героем стал бы отважный топорник, спасающий людей, и расследующий одновременно какие-нибудь таинственные поджоги.

Самое время прочитать этот рождественско-новогодний рассказ Юрия Иосифовича Коваля — как раз на новогодние праздники. И ведь вправду, дышит от него снегом, праздником, суетой. В сутолоке перестроечного рынка, отец нашел для сына елочку, сотряпанную не из веток, а настоящую ровную и разлапистую. Простояла она и Новый год и Рождество Христово (а что простояло и Рождество — подчеркнуто особо, ведь уже 1992 год, как никак) И вот, как ни старался сохранить то детское ощущение мальчик ,пришлось рано или поздно с елочкой расставаться. Но, через призму этого предновогоднего расставания с детством, радостью и волшебством — почему бы и не совершить последнее чудо — елочку следовало посадить. А вот прижилась она, или нет — решать читателю. И верить в чудеса...

Во многом, этот рассказ напомнил мне «Бойню» Петухова. Однако, у этого произведения есть легкий шарм, притягивающий читателя, начиная от необычного и выигрышного названия, которое, безусловно не дает разгадок и намеков, но заставляет дочитать рассказ. Безусловно, тематике социального взаимодействия обитателей Свалки, отведено довольно много места, как такового целостного мира я не увидел, и захотелось узнать что и почему, а финал позволил задуматься еще и над первопричинами всего происходящего. Хотя, в целом, для формата журнального опуса вполне подходяще.

Если бы пытливый читатель соизволил провести аналогии и сравнения, он бы наверняка вспомнил знаменитый фильм «Банды Нью-Йорка», где каждый из героев обладал своей уникальной харизмой. Удивительно, но память Гиляровского в своей ностальгической грусти по ушедшей Москве, какой бы несовершенной она не была, в сравнении с молодой советской столицей, смог сохранить на долгие века память и об уникальных обитателях этого города. Описывая быт и чудовищные нравы Хитровки, в то же время автор уделяет внимание наиболее удивительным из ее жителей, в существование которых иногда трудно поверить, но экскурсии по этим местам для различных литераторов с должной почтительностью сохранили достоверность описываемого. Наверное, это был первый рассказ из сборника, прочитанный мной давным давно, и впечатдивший достаточно, чтобы перечитывать эти воспоминания, как дополнения к «Кондуиту и Швамбрании» или, в меньшей степени — «Республике Шкид». Это и вправду интересно.

Из всей эпопеи коротких заметок о старой Москве, написанных г-ном Гиляровским, потом ностальгически их выпестовавшего, как гимн новому советскому настоящему, все же «Сухаревка» наиболее уютна. Здесь скрывается тот самый азарт искателя приключений, как в омут бросающегося в таинственный и опасный мир потаенной Москвы. Но, разумеется, слово о Сухаревке не стоит и рядом с жестоким и пугающе откровенным описанием Хитровки, и, хотя эхо всей этой воровской и трущобной жизни отзывалось в толчее перекупщиков и продавцов, букинистов и старьевщиков, атмосфера была совершенно иной. Здесь царила хитрость и коварство, вкупе с остроумием, ценимым и стоящим своих денег. Прямолинейно каторжанская Хитровка врядли смогла бы состязаться в этом с обителью хитрецов и знатоков искусств с залатанными карманами. В принципе, если взять отдельно взятый онлайн-аукцион, наследие Сухаревки живет и процветает, поэтому и читать заметки о прежней жизни Гиляровского вдвойне интереснее.

Еще один псевдопритчевый рассказ. Псевдо-, потому что религиозный антураж здесь нужен, чтобы показать очередные философские мысли автора устами его героев. Вот только опять же, иногда кажется, что все герои — это просто личности одного, ск оторыми он разговаривает в келье монастыря (или дома, куда он так спешит). А еще иногда кажется, что Селуков — это лайтовая версия Пелевина, когда среди фантасмагорического проявляется то тут, то там интересная культурологическая информация, но ее все равно хочется проверить. Итак, несколько послушников монастыря после прочтения статьи о девочке-собаке из Архангельска начинают богословски дискутировать. делают они это довольно долго, приводя различные примеры. люди ,вроде бы разные, но начитанные — это точно. Довольно гротескно искать тут какой-то символизм. но все же — в монастыре таким, специально пришедшим найти себя людям, определенно есть чем заняться, и, во многом, этио будет физический и духовный труд, послушания. Здесь же, компания беседует, и дает себе обеты внезапно, как внезапно их и нарушает. Девочка-собака тут, разумеется, инфоповод для всего этого философского трепа (по-другому отрывистые фразы и не назовешь). В общем, съездили, посмотрели, убедились или не убедились, да и разошлись. А по итогу, все было божьим промыслом и духовным испытанием.

В сущности, когда писатель, имеющий семью и увлекающийся лыжным спортом вдруг пишет увлекательное произведение о том, как некий обыватель из пригорода, в свои года живет с мамой и работает на заводе, чтобы создать собственную ячейку общества, родить ребенка и купить дом, вряд ли кто-то уж очень заинтересуется подобным, зато когда писатель, увлекающийся лыжным спортом напишет то же самое, но с некоторой долей трэша, по крайней мере, это вызовет любопытство, граничащее с нездоровым интересом.

Впервые я познакомился с этим произведением уже почти 20 лет назад, причем тогда оно лежало в тематической библиотеке рядом с Уэлшем и Бегбедером. Так вот, где-то между прекрасным и ироничным шотландцем и нудным Бегбедером затесался и Стокоу. Безусловно — это не та литература, которую порекомендуют в списке 100 книг, которые надо прочитать в своей жизни. Но, ведь, судя по тому, как интересуются подобной подноготной на ютубе, именно в таком ключе и стоит подавать какие-то смыслы. Однако, смыслов на сей раз мы искать не будем, они слишком очевидны, как и все эти фекальные приключения, что устраивает Стокоу, чтобы привлечь внимание к неким философским темам.

А ведь, по сути — это и не сплаттер-панк, это просто некоторые попытки сделать что-то стоящее за неприглядной оболочкой. Насколько я понимаю, повесть о Стивене и коровках была частью некой межавторской серии, возможно написанной специально для эпатажа и шока у читателя. Однако, если не смотреть на фекально-садистскую составляющую, можно увидеть и едкую сатиру, и психологизм, и социальные проблемы, выставленные слишком ярко и рьяно, а можно и посмотреть на то, как бы выглядело внутренне видение мясоеда у человека, мясо не употребляющего. Мне, почему-то вспомнился Карел Чапек и его «Война с саламандрами», а ведь 1998 год тоже был неким переломным временем. Это действительно сатира, но сатира не ради смеха, ведь если бы книга была написана только ради трэша, вряд ли ее кто-то дочитал бы до конца, а на аукционах она не представляла бы такой внезапной ценности. На самом деле, «Коровы» — это роман-инициация, причем написанный для того, чтобы сноб покривился, а некий гражданин с высоким эстетическим вкусом сказал — да, вот это современная литература, как чудесно все композиционно выстроено в этом произведении. А Мэтью Стокоу просто поедет на лыжный курорт, криво ухмылясь и хихикая.

Удивительной атмосферы рассказ. Это история человека, который, в принципе, ввиду своей педантичности, расписал свою жизнь по полочкам, не оставив в ней ничего лишнего. И вдруг, внезапно, по прошествии целого пласта времени понял. что желает что-то другое, что он что-то не доделал, либо не сдалал, недолюбил или не полюбил, не смог, не захотел. Так он создает себе альтернативную реальность, где у него все хорошо, хотя, в основном ,в реальности — пусто и уныло, несмотря на мнимые достижения.

И вот, главный герой загоняется все больше, в конечном итоге уже веря в то, что придумал, и о чем мечтал. Жена, дети, дом, и даже пес — примеряя на себя эти ролевые моменты, он уже практически верил в них настолько, что даже куклу машинально приобрел. В конечном итоге, он едет на юг (почему-то все должны ехать за счастьем или покоем именно на юг) в поезде с направлением «Новосибирск-Адлер» (в подобных я, кстати, ездил, отвратительнейший поезд, пускай и в купе, но это так, к слову). В купе он встречается с тем, о чем думал — примером идеальной семьи с многолетним стажем. Сравнивая и рассказывая попутчикам о несуществующих вещах, герой все более загоняется, но, что интересно — все заканчивается неожиданно и хорошо, даже и волшебно. Хороший рассказ, в общем

Прежде чем, критиковать данное произведение, а не просто оставить отзыв о прочитанном, читатель должден понять несколько моментов:

1. СВДС — реальная мировая педиатрическая проблема, активно изучаемая, но, при этом, сохраняющая печальную статистику и в наши дни.

2. Паланик начал работу над романом «Колыбельная» после личчной трагедии, когда его отца Чака Паланика и его подругу убил и сжег бывший бойфренд последней.

3. Как бы то ни было, роман поднимает множество социальных, психологических и религиозных проблем.

Итак, некий заштатный криминальный репортер по имени Стрейтор, настолько неважный в своей повседненвности, что имя его читатели узнают лишь в самом конце, расследует в рамках газетной сенсации случаи синдрома внезапной детской смертности, но мало кто знает, что герой сам пережил подобное. Он начинает думать, что причиной смертей становится некое фольклорное произведение — «баюльная песня», случайно или неслучайно попавшая в сборник детских потешек и песенок. В ходе расследования он выходит на риэлтора Элен, которая поднимает большие деньги, перепродавая дома с призраками, зная о том, что в этих домах происходит.

Есть и еще два персонажа — молодая девушка Мона, поклонница нью-эйдж религий, исповедующая викканство (современное ведьмовство), и имеющая бойфренда, чьего имени мы никогда не узнаем, но зато будем знать его прозвище — Устрица. Этот вредный парень имеет на все свое мнение, и является неким собираетльным образом типичного борца с капитализмом из начала нулевых — он веган, он имеет набор фактов о том как и из чего делают продукты в современном обществе, икак при этом мучают животных, а также достаточно инфантилен, чтобы противопоставлять себя в псевдоироничном стиле «взрослым».

Что объединяет их всех? В какой-то мере они становятся в стрессововй ситуации подобием семьи, двадцатилетняя мона — псевдодочь репортера, а ее парень — псевдосын риэлторши. Недоданное отцовство и нереализованное материнство позволяют щадить этих зарвавшихся «детей», даже когда все начинают понимать, что знание баюльной песни может убивать и независимо, и вопреки. Так, начинается совершенно другой сценарий книги — из магического детектива он все больше переходит в магический триллер-боевик с долей ироничности.

И самое интересное, что финал «Колыбельной» остается открытым, он требует продолжения и интригует внезапно оборванной историей.

Что же можно понять из этого романа. Человек, переживший трагедию внезапной потери близких остается со своим горем один на один, и все, что ему остается, найти себе увлечение (неважно — ломать ли кукольные домики, или просто пить алкогольные напитки, или продавать дома с привидениями). Фольклор — это не просто детские сказки, песенки и потешки (об этом говорит практически каждый писатель литературы ужасов, но, пожалуй Бром возводит это в абсолют). Иллюзия семьи, иллюзия любви и дружбы останутся таковыми перед непреодолимой жаждой власти, стоит лишь вкусить ее, даже если это просто знание четверостишья на языке зулу.

Паланик остается верен себе, преподнося все эпатирующим способом, который у случайного читателя вызовет неприязнь откровенностью сцен, жестокостью, или очередным намеком на гомосексуальность автора, однако, в целом — это философское произведение,при этом, интригующее и захватывающее.

»...бал правит аффектированная бессюжетность» (с) некоторая статья

На самом деле, так проще, либо упрятать голову в консервативную раковину, либо кидаться на амбразуру с постмодернистскими стихами или рассказами, и, внезапно получать одобрение. Так устроен мир, тренды изменчивы. Как популярны анафорические стихи, так и постмодернистская литература входит в реалии современного читателя. Собственно, сюжет, как таковой есть. Парень поехал с друзьями в Горнозаводск (из Перми, городок там же — насколько я помню, там делают цемент), чтобы заработать немного денег, пока ехал — друзья куда-то делись (подружка\девушка и закадычный приятель-острослов), покрасил швеллеры (балки п-образной формы), заработал — поехал домой. Но, не все так просто. Проще сказать — что за тупизна — написать рассказ о чем-то незначительном (как говорится в критической статье), но, как мне кажется, в рассказе заложен вполне себе интересный посыл. Три героя словно дополняют друг друга — им по двадцать, они отличные друзья, девушка даже влюблена в главного героя, и вот они едут, чтобы заработать — не на край света, а совсем недалеко, на обычном автобусе в том же регионе. И вдруг все заканчивается внезапностью (как я понял такой внезапный финал — в стиле Селукова) — покрасил\домой. Куда делись все остальные? Сбежали в закат? Нет, слишком просто и глупо даже. А вот тот факт, что герой

Продолжая путешествие по сборнику «Как я был Анной», нельзя не отметить разное качество рассказов, вот к примеру этот — достаточно сырое произведение, написанное не без влияния господина Чинаски (Буковски). В целом, мне кажется, что, как и боольшинство рассказов и новелл Селукова — это идеальное чтиво для поезда\самолета\такси(?), когда не отягощенный беседами с попутчиками читатель словно бы находит попутчика в лице лирического героя рассказа, и слушает его монотонную и сбивчивую трескотню, пробегая взглядом по страницам. Что ж, именно так я и воспринял «Святую троицу», опять же, не найдя в ней всего того, что приписывают прозе Селукова, ругая ее. Впрочем, поругать можно, разве что, стиль — это некоторая сумбурность или перескакивание с темы на тему (но мы ведь едем на юга, не так ли?). Ремарковского юноши в рассказе я не увидел, как и биполярности, скорее вот эту самую неприкаянную жеманность и наигранность, которую пытаются выдать за откровения безумца. Нет, определенно здесь есть постирония на все — на ту неприкрытую религиозность, или ее фальшивое подобие (ведь в других рассказах вполне себе показаны религиозные люди, как они есть), на желание убежать от действительности, на кризис среднего возраста, в принципе на что угодно. Просто главный смысл — все возвращается на круги своя, не смотря ни на что, и в этом та самая сермяжная правда, как выразился бы герой Ильфа\Петрова. Это рассказ — просто скоротать небольшой промежуток времени, вспышка сверхновой, или пролет света одинокой лампочки, еле видной из окна поезда.

Рассказ Селукова, победивший в номинации «Лучший рассказ» литературного журнала «Юность» — это история, словно ,собранная из кусочков. В сущности здесь есть три составные части. Первая — это социальный фон — ночной клуб города Перми и его контингент — от посетителей и до персонала, где внезапным нюансом стало появление необычного охранника, с долей религиозно-философских принципов, которые не пришлись по душе этому саом у контингенту. При всей серьезности намерений автора — показать нам человека на сто процентов правильного и религиозного возникает вопрос — а для чего, собственно он пошел работать в клуб? Чтобы испытать свою веру — так судя по рассказу это ему не было нужно, он самосовершенствовался в своем внутреннем мире, много читаяя, имея для этого свободное время. Если это кому-то не нравилось, спроса с главного героя в этом и нет. Вторая составляющая — это восприятие в дальнейшем охранника как юродивого либо мессию, что также было ошибочно (наверное), ведь он по сути никого не пытался наставить на истинный путь. Ну, и третья — автор раскрывает образ рассказчика, как женский, и это у него получается неловко, словно крайние абзацы были дописаны позже, второпях, и рассказчик вопрошает у героя, как у духовного учителя, на что получает достаточно закономерно простые ответы. Скорее всего .так и должно быть, когда каждый ищет свой путь самостоятельно, не нуждаясь в посредничестве.

«Лужи, оживлённые дождём, были красивыми, а всё остальное — нет...»

О Селукове сейчас говорят достаточно много, и хорошего, и плохого. Хорошего, в основном, с подачи Л. и Г. Юзефович, ну а плохого — все остальные. Как будто до этого пермского автора никто не ругался на страницах своих книг матом или не поднимал со дна социально ориентированной реальности какие-то неприглядные темы. начал я с «Мальчика», и попал видимо в какой-то некритикуемый рассказ. Это философская притча о том, как проходит жизнь. Укого-то она достаточно степенна и выверена стереотипным существованием, а кто-то начинает выбиваться из однообразного бытия своим особым взглядом на жизнь и сове место в ней.

Мальчик (безымянный для нас, читателей) еще с рождения мог видеть мир совершенно по-иному, что доставляло много проблем его отцу, в рассказе показанному своеобразной тенью Мальчика. Он умел видеть прекрасное, во многом даже больше, нежели нужно, и подмечать уродливое. Автору чудесно удалось отобразить это эпитетами, достойными, например А.Иванова (думаю, неслучайно Селуков является сценаристом «Общаги»). Как чудесно он сплетает давнее, почти забытое, с объективной реальностью, не рассказав .в сущности ничего. Мальчик родился. жил и умер, и на его место пришло что-то новое. «Свято место пусто не бывает», а оказывается, что кто-то это место наполняет святостью, возможно скрываясь под обезличенным образом.

Вообще, фантастические миниатюры Джанни Родари всегда имеют социально-сатирический подтекст, возможно не всегда воспринимаемый таковым в детстве, но остро ощущающийся в зрелом возрасте. Начинаясь, в типичном для итальянского темперамента, стиле почти детективном, но, вместе с тем, почти комичном — со всеми этими крокодилами потеющими и индюками, не говоря уже о слоненке в ванной к концу произведение приходит с основными поставленными проблемами — реклама двигатель ли прогресса, каковым ее считают сами рекламопроизводители, и как в назидание автор делает нам заявку на то, что с таким прогрессом скоро вместо созвездий на ночном небе будет красоваться незатейливый слоган «Мастика «Биллибонц» блестит как сотня солнц». И хотя Родари явно делал отсылки, в первую очередь, на «загнивающий» запад, все же он беспокоился о своей ворчливой, но и наивной стране Италии.

Завершающим произведением графической антологии «Зов Ктулху» стал рассказ «Дагон». Для его воплощения был приглашен иллюстратор-дебютант, который подошел к отрисовке произведения модернистски, но, в то же время с личным творческим осмыслением. Этот комикс смотрится акварельным рисунком, где фоны кажутся не объемными, но и не статично двумерными, благодаря тому же стилю фотографической отрисовки персонажей, что мы встречаем, например, в графической адаптации Стивена Кинга «Н.»

Лавкрафтианские существа выполнены в необычном стиле, что свидетельствует, скорее, о женском подходе к рисованию, а Элис Дюк единственная женщина-хужожник в проекте. Во всяком случае, рисунки мне напомнили что-то вроде детских работ, посвященных ночным кошмарам.

Что мне понравилось в этом сегменте графической антологии «Зов Ктулху», так это рваный поспешный стиль отрисовки Дэвида Хартмана. Здесь возникает ощущение набросков, на скорую руку сделанных художником-криминалистом, со слов очевидца — они угловаты, небрежны, но вся суть случившегося передается с точностью. Рассказ протекает с этой неминуемой скоростью, завершаясь, словно бы, внезапно, не давая читателю перевести дух перед следующей новеллой. И это показалось мне очень интересным ходом. А художник, по итогу — наверное самый именитый среди поучаствовавших в проекте.

«И остаться здесь навеки среди чудес и красоты...»

Впечатляющая живая отрисовка Лея Галлагера с практически бережной текстовой адаптацией. Все сцены, показанные на страницах комикса выаерены, а диалоги практически не упрощены, что очень радует. К тому же, большое внимание уделено и фоновым пейзажам, и архитектуре вырождающегося городка, а особый акцент делается на глазах жителей Иннсмута. Мне очень понравилось прелистывать эту новеллу, особенно впечатляют и великолепно нарисованные Глубоководные. Дух Лавкрафта здесь, определенно, присутствует.

«Данвичский ужас» в исполнении Кулбарда можно посоветовать, в первую очередь подросткам (!), хотя на книге красуется значок 18+. Это история, выполнена в очень ироничном стиле «наив», где большинство героев скорее забавны, с умильной мимикой и особенно потешным выражением взглядов. Жители данвича — вовсе не степенные фермеры\горожане, которыми так восхищался ГФЛ, а скорее реднеки, на их фоне старик Уэйтли, его дочь альбиноска Лавиния и уж тем более сам внучек Уилбур совершенно мультипликационны. Гротескный монстр-близнец и вовсе напоминает скорее персонажа из мультсериала «Охотники за привидениями», хотя, чего уж там говорить — это ведь графическая адаптация, как если бы ее напечатали в журнале. Поэтому, те, кто читал — посмотрят на «Данвичский ужас» в ироничном ключе, а неофиты скорее всего захотят прочитать оригинальное произведение.

А вот это заглавная графическая новелла сборника Локвуда пересказывает нам одно из самых интересных произведений ГФЛ. Отрисовка Д'Израели близка к классической, очень интересные фоны с преобладанием фиолетовых и багряных тонов вызывают будоражащие и тревожные ощущения. Динамика персонажей также очень интересно отрисована, они смотрятся живыми — если это культисты — то они отвратительны, если это положительные герои или эпизодические персонажи — они либо волнительно беспокойны, либо наполнены твердой волей и непоколебимостью. Циклопические зловонные руины Р'Лайха выполнены очень тщательно и действительно внушают некоторый трепет. В качестве финального сюрприза читателю предлагается лицезреть Ктулху в весьма необычном виде, имеющем, впрочем, место быть.

Итак, «Скиталец Тьмы» в воплощении Шейна Айвана Окли и Дэна Локвуда, показался очень интересным и странно современным. От других графических адаптаций сборника «Зов Ктулху» его отличает, прежде всего нуарный стиль изложения. По большому счету, пролистывая этот небольшой фрагмент антологии, ощущаешь ,что перед тобой визуальная новелла, и еще чуть-чуть, и картинка начнет статично двигаться, а тебе останется только внимать скупому тексту. Роберт Блейк, несомненно срисован с образа самого ГФЛ, что является своеобразной пасхалкой истории в картинках, ну а внезапное появление самого Скитальца Тьмы, во многом, яркой для всего графического желто-черного стиля исполнения, получается эффектным, обрывая мистическую историю завершающим кадром, полностью сочетающимся с эпиграфом.