Мне кажется перед нами очередная неудавшаяся исповедь, превратившаяся в обиженное выплескивание беспомощной раздражительности; очередная попытка свести счеты со своей страной, народом, ее населяющим, а по-большому счету, со своими неудачами, нереализованными планами, несбывшимися надеждами, ушедшим детством, постаревшими родителями. «Семейная» часть романа замечательная – истории про братьев, сказки мамы, мальчишеские игры. Из всего этого могла получиться и «Жизнь мальчишки», и кинговское «Тело», и крапивинские истории, но…Автор начал разбираться в своих экзистенциальных проблемах через обвинение в них России-матушки с ее вечной неустроенностью и расхристанным бытием. Вылезли на белый свет и дважды судимый президент – хамло и тупость ( а так же его двойники – уж куда без них),и тотальный контроль спецслужб, и какие то прекраснодушные оппозиционеры-акционисты, и Великая стена, выстроенная Россией с целью отгородиться от всего мира. Что за клюква! — хочется крикнуть мне. Ну почему все такое картонное и нелепое? Ну когда-нибудь уже нужно повзрослеть и понять, что мир не черно-белый. Ну где хоть какая то сложность, неоднозначость героев, полифония, если хотите? Это же наивно и беспомощно. Ну расскажите вы семейную историю, выговоритесь, разберитесь со своим бессознательным – зачем вы беретесь за обличение зла и переустройство мира? Вроде как благое дело связать свою жизнь воедино, найти тот самый центр тяжести, и завершить историю, начатую мамой, возможно, воплощается в предательство того, что было для мамы дорого: родной земли, истории, гордости за народ. Словно бы и нет ничего святого, только выливаемая грязь, самобичевание, бередение общих ран. Могла бы быть настоящая, честная история про взросление, к которой хотелось бы возвращаться всем, рефлексирующим о своем становлении личностью, а оказалась очередная агитка а-ля Быков-Сорокин, которую очень скоро забудут. Жалко.

Каюсь, я узнал об авторе только в момент решения нобелевского комитета о присуждении премии. Даже шанса что я забыл его не было – услышав однажды, это имя вряд ли забудешь. А вот фильмов его друга – режиссера Белы Тарр я хоть и не смотрел, но хотя бы слышал о них. Ну что ж, вот и хороший повод убить двух зайцев – прочитать книгу нобелевского лауреата и посмотреть фильм по его сценарию от весьма андеграундного режиссера. Выбор пал на «Сатанинское танго», заинтриговал семичасовой хронометраж фильма, но начал я с чтения романа. Надо сказать, что чтение оказалось мучительным, и не по причине тяжести тех тем и сюжетов, которые подняты в нем. Нет, роман буквально тяжело читать, складывать буквы в слова, слова в предложения, продираться через их невнятицу, разгоняя неспешность и пытаясь визуализировать зыбкость героев, безликих и словно потусторонних. Происходящее абсолютно не выстраивалось в картинку в моей голове, я часто терял нить повествование, путался во времени происходящего. Объяснение этому вроде бы есть: чтение книги повторяет движения танго – шаг вперед, два назад, но вот копаться, рефлексировать, отступать назад было для меня совершенно утомительно. Дочитывал роман исключительно для галочки.

А вот с фильмом дело обстояло лучше – картинка его превосходна в своей серости и безысходности. Мир, оставленный Богом – так бы я определил происходящее на экране. Фильм, как анонсируется, почти буквально воспроизводит сюжет книги, благодаря чему разрозненные фрагменты прочитанного, оставшиеся в памяти, стали выстраиваться в цельную картину. Украденные деньги, пьяные танцы, замученный кот, колокольня. Повествование очень медитативное, грязь, дождь и животные натуралистичны, герои отталкивающие, заунывная мелодия вновь и вновь возвращается, зацикливая безнадегу и происходящий кошмар.

Как итог, экранизацию я оценил гораздо выше книги и дело здесь совсем не в ее легкости. Очень уж сложно было попасть в мир слова Ласло Краснахоркаи и очень легко получилось проникнуться происходящим на экране. Книгу перечитывать не буду категорически, фильм же обязательно пересмотрю как нибудь. Когда состояние души будет соответствующим – апокалиптическим.

Читать роман, к сожалению, неинтересно. Автобиографическая история о молодости, студенчестве, богемных тусовках, Петербурге. В основном сюжет вращается вокруг любовных похождений, которые, чтобы быть честными, все же выписаны достаточно целомудренно. Мне не хватило в романе какой-то метафизичности что ли, петербургской чертовщины-дьявольщины. Замах был большим – какое-то тайное общество, вставшее на совиную тропу добрых дел, избравшее своей целью не зарабатывание денег (что было естественно для девяностых, в которых разворачиваются основные события книги), а бескорыстное служение разумному, доброму, вечному, попытки понять сущность и воплотить в жизнь Истину, Добро и Красоту. Веллеровский майор Звягин накрутил и навертел бы здесь многое, питерские гуманитарии с горем пополам поучаствовали в жизни одинокой девушки и нищего поэта, истории которых разрешились, в общем то, самым очевидным образом. А вот в финал романа стал для меня неожиданным (я ничего не знал об общественно-политической позиции Павла Крусанова) – в серый дождливый Петербург ворвалась крымская весна, засияло солнце, запахло цветами. Чем все это закончится – непонятно, главный герой в окопах Донбасса, куда его завела все та же совиная тропа добрых, незаметных подвигов. Пусть все будет хорошо!

Авантюрный сюжет романа разворачивается во всеми нами любимом Петербурге со всеми его культурными артефактами, на которых паразитируют массы гидов, культурологов, реставраторов, антикваров и прочих беспокойных душ. В романе есть место жуликоватым проходимцам, забавным провокациям, тайным обществам, разделенной и неразделенной любви, сбывшимся и несбывшимся надеждам. Читается все это легко, погружает нас в молодость с ее безбашенностью, легкостью и некоторой безответственностью, конечно же. Главный герой романа — сам Петербург, величественный и благородный, который вынужден хоть как то мириться с нами, маленькими и грешными Акакиями Акакиевичами, вторгающимися в него со своими делишками и страстишками. Как ты не перестраивай его, а корабль этот по-прежнему покоряет и влюбляет в себя людей определенного типа, честных и романтичных. В копилке «петербургского текста» русской литературы очередное прибавление, довольно достойное.

Ничего не могу поделать с собой — столько восторженных отзывов и история, оставившая меня совершенно равнодушным. Не знаю, может быть дело в возрасте, я уже давно не «юноша пылкий», может в темпераменте (не помню, чтобы так сильно переворачивало меня от любви), может в общей моей скептично-циничной жизненной установке, а может быть дело в том, что роман все же «женский», а потому сентиментальный, слезливый. В общем, если хочется прикоснуться к чему то «светлому и доброму», то повесть должна понравиться. Если же ваша жизнь — это борьба за выживание, у вас малооплачиваемая работа, вы не реализовались как специалист или мучаетесь от непосильной ипотеки, то проблемы, поднятые в повести, могут показаться надуманными. Но на то она и молодость — совершать глупые ошибки и осуждать нас, скучных, пожилых циников. Око за око, как говорится.

Тяжело читать о том, что ждет каждого из нас — о подведении итогов жизни, которая, как видимо, в большинстве случаев (всегда) ощущается как прожитая напрасно. События «Декамерона» Боккаччо разворачивались на фоне бушующей чумы, события «Нашего Декамерона...» происходят в удушающие застойные семидесятые, которые, конечно, дали миру яркие дарования и таланты, но в целом затянули в болото безнадеги и невостребованности многих людей. Лицемерие, фальшь общественной жизни порождают алкоголизм, беспорядочные половые приключения, разного рода приспособленчество и компромиссы с собственной совестью. Роман об этом окружающем бесновании, калейдоскопе уродцев и невозможности выбраться из этого. Многие сюжеты книги напрочь вылетели из головы, о ней осталось лишь общее ощущение. Слушал ее в исполнении Клюквина, и усталый голос артиста замечательно попал в атмосферу романа, рождая в душе меланхолично-тревожное ощущение тленности нашего бытия.

Весьма своеобразное произведение – своего рода эссе, собрание впечатлений, размышлений, обрывков памяти и фактов из истории рабства, шелкопрядения, ловли сельди, борхесовских рассказов. Все сплетается в нестройное, но какое-то по-британски домашнее, уютное, ламповое повествование, хотя картина восточного побережья Англии, вдоль которого движется рассказчик, вышла весьма меланхоличной, уныло-пустой, заброшенной. Нет больше старой-доброй Англии, нам попадаются лишь брошенные артефакты той славной эпохи, как кольца Сатурна опоясывающие новый, во-многом чужой, непонятный и даже враждебный мир. Повезло мне читать книгу в таком же пешем путешествии, правда, по берегу Балтийского моря. Как то совпал общий настрой автора с моим отрешенным состоянием, и возраст наш тоже совпал, «земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу», ну или у безлюдного морского побережья, как в нашем случае. В общем, как совет – книга весьма атмосферная, и читать ее нужно в определенном, слегка меланхоличном состоянии. В ситуации кризиса среднего возраста, например.

Великолепная книга, которая поднимает множество глубоких и сложных тем: Запад и Восток, рациональность и поэтико-мистичность, город и пустыня, карьера и призвание, свобода и порядок, факт и интерпретация, истина и ложь, и многие-многие другие. Главный герой — такой типичный «лишний человек» из девяностых, в молодости подающий надежды, но к зрелости, уже понятно, так и не ставший сколь либо значащим, — поэт, еле сводящий концы с концами. Обочина жизни, кризис среднего возраста, как вдруг, неожиданно появившийся из студенческой молодости друг, приятель скорее, который предлагает почти фантастическое, сказочно-экзотическое предложение, — делать с подстрочника переводы стихов тамошнего царька, смешного лидера нации, сатрапа, каким он видится из Москвы. Вначале все видится именно так: бедный, но гордый, образованный, либеральный, «за все хорошее против всего плохого» европеец едет в бывшую колонию нести «бремя белого человека», посмотреть, как то укрепиться в своих демократических ожиданиях, столкнувшись с азиатским варварством, а может быть как то облагородить его, поддержав протестные силы в стране.

Вообще этот друг-приятель по имени Касымов получился очень колоритным. В далекие уже времена он учился в МГИМО, отправленный туда отцом-бывшим номенклатурным советским чиновником. Как водится, вдали от отца и строгих нравов родины юноша может позволить себе большее — тусовки с богемой, пьянки, романы с русскими красавицами. Но прошли годы, и теперь он — чиновник на идеологическом фронте молодой среднеазиатской республики, верный сын коштырского народа, примерный отец и муж двух жен. Образ этого приятеля узнаваем, этакий балагур-весельчак, любимец женщин, друг и брат всем на свете, модник, — каждый, у кого в знакомых есть подобного рода персонаж, узнает его. Автор точно уловил этот восточный типаж — такая радушность и любезность, улыбка на лице, в которых так трудно разобраться, искренние они или наигранные. Мы, будучи просвещенными критически мыслящими скептиками, догадываемся, что его восхищение Народным Вожатым (так здесь именуют главу государства по фамилии Гулимов) фальшиво, но невозможно не поверить в искренность Касымова, когда он говорит о нем — герое, который остановил кровавую гражданскую войну, поставил заслон исламистам, дал народу Коштырбастана мир и спокойствие, защиту семьи, детства, материнства и старости. И неправ Печегин, критикующий власть Народного Вожатого, — он мыслит ее через европейские рациональные схемы, усвоенные из уроков политогогии, примитивно разделивших живую плоть народной жизни на демократии, авторитаризмы и тоталитаризмы. Нет, жизнь гораздо сложнее и что работает в европах, совсем не работает в бескрайних степях Средней Азии. Власть здесь — не менеджер, поставленный каким то бестолковым, срежессированным голосованием на выборах, власть здесь священна, сакральна, спязана-повязана с самой жизнью, кровью, историей коштырского народа, с великим Чингисханом, железным Тимуром, с памятью предков. И понять это можно только отбросив этот дешевый, всеразъедающий европейский скепсис, унылую иронию и беспомощность, напитавшись южным солнцем, терпким коньяком, ароматами фруктов, специй, жареного мяса, влюбившись в страстных восточных красавиц. Здесь настоящая жизнь, а не ее западное подобие, симулякр, офисное рабство. Как быстро происходит это обольщение, как легко неудачник Печегин начинает ощущать заслуженность популярности, признания у местных читателей, обожания местных женщин. Как быстро очаровывает его магия загадочного, всепонимающего Востока...Вообще, в романе много двусмысленностей, намеков, полутонов, игры смыслов. Ни в чем нельзя быть уверенным окончательно, где правда, где вымысел, а где ложь? Изменила ли подруга Печегина с Касымовым или это всего лишь пьяные домыслы? Топит ли своих политических оппонентов Гулиев в соляных озерах или это очередные «городские фэнтези»? Поди разберись.

Автор классно пишет о восточном мире, ненавязчиво рисуя его многовековой традиционный уклад: молчаливую пустыню, невозмутимые лица простых жителей, восточный базар, неторопливые беседы под алкоголь, обеденные ритуалы. Словно сам попадаешь на эти улочки, вдыхаешь этот теплый, пряный от специй воздух.

Интересной мне показалась тема о природе власти, ее связи с языком, через который Народный Вожатый в своих стихах выражает подлинные смыслы истории, жизни и смерти, судьбы. И опять же, и здесь мы сталкиваемся с этой неуловимостью и ощущением подвоха, когда встает вопрос об авторстве этих стихов. Гулимов или незаметный-неприметный аксакал, пожертвовавший своим Я, во имя народа? Как и во всем романе, вопрос так и подвисает в воздухе без ответа.

Финал романа подтверждает мысль о несовпадении Запада и Востока. Зря думает просвещенный европеец «оцивилизовать», научить человека другой культуры категорическому императиву, верховенству прав и свобод, неприкосновенности частной жизни и т.п. Все это здесь совершенно чуждо, непонятно, а по большому счету, никому не нужно. Поиграли в свое время в строительство коммунизма и хватит. «Тугульды — ульды», как говорят коштыры, «пришел — ушел». Дюны движутся, а пустыня остается, события проходят, меняются лица, а жизнь остается неизменной. Восточная мудрость побеждает западный рацио. Книга классная. Очень жаль, что жизнь автора оборвалась так трагично.

«Долгая прогулка» — это ну ооочень беспомощное произведение. В ней нет ни идеи, ни ярких героев, ни запоминающейся атмосферы, ни интересных диалогов. Простить его можно только лишь молодостью автора, но ведь молодость автора не обязывает нас полюбить его. Восторги по поводу этой книги могу лишь обьяснить некой ностальгией, которая захватила ее читателей после просмотра экранизации («ах, какое было время, как писал Король в те славные годы, не то, что сейчас...»). Вся книга пронизана брызгами юношеского тестостерона, бесконечными попытками выяснить кто из них круче, ором про «мать твою», и кто кого трахал, и т.п., что воспринимается поклонниками повести как некая правда о тинейджерах, честный голос простых ребят с окраин. Примитивно и плоско, как по мне.

Я совсем не ханжа и есть у того же Кинга истории про путешествие гораздо интересней — это и «Тело», и «Темная башня», и «Талисман». Ну а «Оно» — вообще лучшая книга о подростках, дружбе, страхах детства, непонимании взрослыми, и т.п. Значения Кинга я совсем не умаляю, но эта повесть — давайте будем честны, никакая.

Хочется все таки вынести из прочитанного хоть какой то урок. Пусть этим уроком будет напоминание нам о том, что все мы часть какой то игры, шоу, спектакля и очень важно сохранить то честное, искреннее, что дано нам в молодости; не поддаться всеобщему искушения понравиться, быть лучшей белкой в колесе, не стать обольщенным властью, деньгами, славой. Пусть книга напоминает нам о лучшем времени нашей жизни, о том, что, увы, никогда уже не повторится с нами.

Действие романа происходит в знаменательную эпоху — старый мир рухнул, а новый еще не возник. Вокруг творится какой то хаос, все словно замерло в ожидании каких то свершений, и они скоро произойдут (расстрел Белого дома). В такие переломные времена, как и после шторма, на божий свет всегда поднимались из темных глубин странные диковинные рыбы — так и в этом романе из неприметно-незаметной каморки мастера сцены третьестепенного театра явился главный герой романа, некто Некрич. Вечно голодный, безденежный, потрепанный, но полный какой то жизненной энергии с каким то животным чутьем ко всему происходящему. Сложно описать его, не понятно, что о нем правда, а что выдумка, заведомые ожидания о герое (например, что он не вернет занятые деньги), раз за разом не оправдывались. Да и вообще, как выяснилось в конце романа, рассказчик, от лица которого идет повествование оказался ненадежным, и многое из того, что он рассказывал, оказалось какими то его фантазиями, обрывками памяти, играми разума. В общем, все очень зыбко и неопределенно.

Герой Некрич — конечно же, типичный плут, трикстер, балансирующий на грани, всегда ускользающий, путающий карты. У него нет какого-либо злого умысла, но нет у него и благих намерений, это не плут типа Чичикова — у него была какая то цель, пусть и очень приземленная, но потенциально его ждало духовное возрождение и преображение, у Некрича, как мне показалось, нет никакой цели, желание материального благополучия у него такое себе, между прочим (матримониальный брак с небедной немочкой, кажется, все же не цель, а очередная игра в их бесконечной серии), а вот оснований для духовного возрождения что-то не очень видно (а по-гоголевски, оно и невозможно на бездуховном Западе).

Книга написана живо, интересно, события развиваются стремительно, классно представлена атмосфера девяностых с их видеосалонами, братками, баксами, полулюбительскими казино-стриптизами, преклонением перед всем «заграничным», с махинациями по поводу доставшейся от бабушек московской недвижимости. Ценителям той эпохи должно понравиться.

Как итог, книга — рекомендация всем нам держаться подальше от таких легких по жизни и поверхностных с другими шутах-игроках. Если, конечно, вы не хотите стать частью чьей то игры.

Нескромно, наверное, писать автобиографическую книгу. Это оправдано, если автор прожил какую то уникальную, наполненную исключительными событиями жизнь, был очевидцем значительных событий. Или как в случае «Похороните меня за плинтусом» — рассказывая о себе, рассказывал о больших людях, всеми нами любимых Санаеве, Быкове.

Можно ли сказать, что эта известность оправдывает книгу Алехина? Безусловно, он интересный человек, музыкант, поэт, репер, книгоиздатель, актер кино, но большей частью он герой молодежи, которая, к сожалению, реп слушает, а вот книг не читает.

Мне в общем то понравилось. Дело в том, что я тоже примерно из того времени и из тех мест, так что эпоха доживания Советского союза в рабоче-пролетарском, шахтерском краю с его суровыми нравами мне очень знакома. Да и вообще, всем нам знакомы эти истории из детского сада, дворовые гопники, первые опыты с сигаретами и алкоголем – эти темы общие для всех. Очень откровенен автор на тему возникновения интереса к теме сексуальности — вот тут некоторые вещи были где то на грани табу.

Кстати, книгу я не прочел, возможно, это было бы скучновато, зато прослушал ее в исполнении самого Евгения, так что авторский голос и интонации добавляли к атмосфере интимности, приватности.

Как я понял, автобиография Евгения Алехина – своего рода попытка осмыслить прожитое, разобраться в себе, ухватить ускользающее время, перебрать свою память, вспомнить что-то важное из детства, — вырваться из повседневной текучки дней (panta rei), замахнуться, одним словом, на Вечность. И дело это, все же, не такое уж и бессмысленное. Хочется на это надеяться.

Повесть понравилась меньше, чем «Звездолет...». Не было той ламповости, обаяния детства, а тема доблестных кадетов, курсантов, покорителей космоса, вся такая бравадно-оптимистичная (пусть даже этот оптимизм напускной) цепляет уже не так чтобы сильно меня, взрослого дядьку. Центральная коллизия повести в общем то понятна — как примирить два разных мира, два различных мировоззрения? Есть ли единая, правильная картина мира и понимание истории? Или все мы лишь гости, пытающиеся хоть как то гармонизировать окружающий нас хаос. Буду рад продолжению повестей, может, что то путное из этого и получится у такого мастера как Веркин.

Повесть замечательная, такая, типично веркинская, почти крапивинская. Почти – потому что Веркин, на мой взгляд, использует несколько иную, отличную от крапивинской оптику. Крапивин — он свой для героев-мальчишек, в его мире все черно-белое, добро и зло четко разделены, противопоставлены друг другу и вступают друг с другом в бой, который завершается победой или поражением. Веркин описывает происходящее отстраненно, даже безэмоционально, не вдаваясь в объяснения причинно-следственных связей. Такая, своего рода, «смерть автора», который выступает не великим демиургом художественного мира, а его незаметным хронистом-описателем. В повести нет моральных и каких-либо иных оценок, нет плохих и хороших, героев и злодеев. Происходящее лишено своей однозначности, мы так и не получим ответа кем были Анна и Марк, какова их миссия, почему они могут быть такими жестокими? И эта недосказанность великолепна, она порождает в душе читателя ощущение от встречи с чем то возвышенным, бесконечно превосходящим всем нам привычные концепты и принципы, с чем то трансцендентным. И любое объяснение того, чем оно было только разрушили бы магию этой встречи.

Ну и, конечно, много теплых слов сказано об атмосфере книги, особенно, от тех, чье детство также пришлось на семидесятые-восьмидесятые (и в этом обращении повесть встраивается в тот ряд, в котором соседствуют ранние кинговские повести, «Оно», где стоят «Очень странные дела», «Гостья из будущего, опять же, крапивинские книги). Великолепная феноменология детства с его тревогами, радостями, предощущением праздника и чуда, загадки, игры. В этом мире нет интернета, соцсетей, мобильников – все очень родное, уютное, по-советски бедненькое, но благородно-честное. И какое то отдаленное ощущение, что скоро придет осень и этот мир – мир лета, детства, пришельцев, Советский союз — исчезнет. Легкая грусть, меланхолия, ностальгия. Превосходно!

Узнал об авторе из ЖЖ, где его презентовали как смелого, яркого, антипутинского, либерального писателя, а значит, каждый приличный человек должен обязательно что нибудь у него прочесть и, наверное, встать на колени, покаяться, искупить вину, и т.д. – хотя бы символически В общем, «Шабатон» не скучная книжка, события развиваются динамично, герои запоминаются (особенно телеведущая-вамп, соблазняющая все в округе), но атмосфера, тема, идея обретения героем-евреем правды о своем прошлом, поиск исторической достоверности, вообще, шире — тема еврейства меня волнует в очень незначительной степени (вообще, за всю свою уже некороткую жизнь, я много слышал, читал, смотрел, но ни разу в живую не сталкивался с антисионизмом и вообще какой либо акцентуации на еврейской теме (вполне возможно, что у нас в Сибири эта тема действительно не так остра)). Попытки разобраться со своим прошлым, узнать на чьей стороне были мои предки – красные они или белые, герои-революционеры или кровавые палачи, приличные люди или те, грех которых отложил свой отпечаток на их потомках, — тема достаточно интригующая, загадочная, готичная. Много всплывает скелетов в шкафу, семейных тайн (в том числе связанных с обрезанием крайней плоти), и т.п. Попытка главного героя разобраться в этой истории заносит его в Испанию, Францию, а оттуда куда то к Днепру, к Бобруйску, Киеву, Жашкову и Гуляйполю, к Бабьему яру и Змиевской балке, к бывшему Екатеринославу, к Трудолюбовке, что, понятно, в наших условиях делает повествование неоднозначным вдвойне. Видимо, у автора есть однозначный ответ кто прав, кто виноват в том что было и стало, у меня же этого ответа нет. А так, в целом, нескучная, местами анекдотичная книжка.

Повесть классная, но, как говорится, для своего времени. Я прочел ее прилично взрослым человеком и, конечно, стоит признать, что книге не хватает некой мифопоэтичности или философичности, некой магии, все же героями книги являются эвенки с их самобытной картиной мира, шаманизмом, верой в духов, священные места – можно было погрузить в этот мир глубже. Кроме того, я сугубо городской человек (к сожалению) и понять, визуализировать жизнь таежного кочевника для меня было непросто, может быть, если бы я прочел книгу подростком, моего богатого воображения хватило бы на большее. В общем, прочитав книгу, я понял, что теперь моя литература – это не описание чего-либо, а скорее литература-разговор, размышление, столкновение идей. Федор Михайлович в общем, вы правильно поняли.

Отлично прописаны герои повести – о повествователе, альтер эго самого автора мы узнаем лишь походя, вскользь, подробности его жизни мы так и не узнаем (видимо, о них можно узнать в прошлых частях тетралогии), но вживание в его образ, его понимание – происходят. Колоритны эвенки – старая Лангара с ее сурово-негуманным отношением к жизни, и ее муж Карарбах – несколько придавленный судьбой, с какой то своей житейской мудростью, когда ушли все мечты, планы, высокие ожидания и осталась только «голая жизнь» — горячая жирная оленина, лепешка, чай, трубка табака, залатанные штаны.

Вообще, интересно, мы воспринимаем через призму современного, «научно-критически-мыслящего», постмодернистского субъекта жизненный уклад эвенков, их понимание пространства и времени, собственности, мира детства и т.п. И это кажется чем-то невозможным, нерациональным, непрагматичным. Да даже мировоззрение главного героя – такого советского интеллигента, геодезиста, верящего в истины Просвещения, разумного устройства мира, логичности и причинно-следственной взаимообусловленности всего и вся, – как это не похоже на наш мир с его ипотеками, финансовыми кризисами, геополитикой. Честно говоря, завидую этим людям и с радостью променял бы комфорт современной жизни на ясность и простоту их мира. А может это всего лишь наивные представления ленивого городского жителя, который уже не способен мыслить ясно и отчетливо, ведь как говорила Лангара, – сытый ленится думать, охотиться, жить. Ведь жизнь – это борьба, о чем и рассказывает нам этот замечательный роман советского писателя.

Роман очень-очень хороший! Главный герой – врач, симпатичный, успешный и глубоко несчастный человек. Илья потерял семью – жену и, самое страшное, – своего маленького сына. Вообще, как то понять Илью Руднева сможет в первую очередь мужчина, муж и отец. Я читал женские отзывы на роман и чаще всего они осуждали его за бесхребетность, алкоголизм, инфантилизм. Мне же он вполне понятен – это живой человек, а не набор штампов и даже алкоголь в его жизни кажется мне вынужденной и, хочется надеяться, временной мерой. Есть в романе и другие мужчины – сводный брат главного героя по имени Заза – балагур и весельчак; отец Федор – сосед главного героя, отец многочисленного семейства и священнослужитель, замотанный борьбой с церковной бюрократией. В общем, мужские образы удались. А вот женские персонажи как раз показывают свою второстепенность – это и бывшая жена главного героя, запутавшаяся в жизни и тронутая душевным недугом Саша; и новая подруга, медсестра Маша – так и не ставшая его надежной спутницей; и вечно ворчливая, сварливая жена отца Федора Ольга. В общем, скорее всего это мужской роман, который рисует и мужскую идиллию – отец и сын на рыбалке как высшая ценность, а все остальное не важно.

Как вы уже поняли, тема романа – утрата семьи, близких, борьба жизни и смерти, – очень тревожная и неприятная тема. Ткань повествования пронизана каким то едва уловимым инобытием, налетом таинственного, мистического, образуя то, что называется магическим реализмом. Есть в книге щекочущая нервы деревенская хтонь: заброшенная деревенька, пепелище, зловещая избушка в лесу, священный камень…Чем то мне это напомнило тексты Эдуарда Веркина, хотя здесь, конечно же, атмосфера более мрачная. Инобытие предстает перед нами в разных формах, в том числе и в главном – в отношении отца и сына, коими и оказываются главные антагонисты романа.

Как итог, книга получилась живой и интересной, — кинговской, в хорошем смысле этого слова . Язык книги очень кинематографичный, из нее получился бы весьма классный триллер. Автор молодец!

История романа практически не откладывается в голове, переплетаясь с другими историями этого автора: борьба разведок; переодевания; побег из тюрьмы; начальник контрразведки с умными проницательными глазами; герои, владеющие искусством ниндзя; некие паранормальные способности; патриотичное самурайское служение японцев и тупая варварская жестокость советских гбистов. Понимаю, что кому то снова и снова нравится погружаться в этот мир, узнавать знакомые ходы и героев, но если вы не из их числа и знакомы с творчеством автора, — ничего нового в книге вы не найдете. Если не читали его ранее, то вполне себе развлекательный шпионский роман для отпуска.

Вообще, книге, сюжет которой связан со Второй мировой, борьбой с нацизмом, я как то бессознательно завышаю оценку, завышая свои ожидания от нее. Очень уж большая важная тема. Надо сказать, что ничего лучше советской литературы – Василь Быкова, Гроссмана, Астафьева, Некрасова, Богомолова, Слепухина, я на эту тему не читал, и, скорее всего, думаю, что ничего лучше просто нет (рад буду ошибиться. Неужели, например, польская литература не выдала чего либо мощного о событиях, так перепахавших историю этой страны? Единственный роман-исключение, известный мне – это «Благоволительницы» Джонатана Литтела). Почему я обращаюсь к иностранным авторам на тему войны? Дело в том, что наша советская литература писала о советском человеке, его истории и горе столкновения с нацистским злом. Зарубежная литература часто предлагает читателю взглянуть на ситуацию изнутри: из мира самого нацизма, или со стороны оккупированных народов. «Человек из кафе…» сочетает в себе и то, и другое: главный герой – немецкий журналист, пишущий о событиях Олимпиады 1936 г., и в то же время он чувствует себя крайне чужим в своей родной стране, он не принимает антиеврейской кампании, сжигание книг, нарастающей милитаризации. А еще у него рушится брак и он испытывает сильные чувства к чужой женщине.

Раз уж речь зашла о женщинах, несколько слов о супруге главного героя: мне понравился ее образ – она совсем не фанатичная нацистка, она убежденная государственница, искренне верящая в фюрера, который дал немецкому народу работу, уверенность в завтрашнем дне и гордость за свою страну; а также она ревностная католичка, верная священному долгу жены и христианина. Две стороны личности, которые сталкиваются в новом государстве, перемалывающем христианские добродетели смирения, непротивления злу силою и братской любви.

Перейду к неудачам романа, которые делают его проходным произведением. В казалось бы серьезном романе зачем то нужной стала «шпионская» история, на которую наложилась еще и история романтическая. В нее никак не получается поверить, все выглядит каким то наивно-слащавым, чуть ли не джеймсбондовским. Еще чем то неправдоподобным представляется зацикленность журналиста на Джесси Оуэнсе, который вот-вот станет триумфатором игр, выставив тем самым в идиотском виде учение нацистов о превосходстве арийской расы, его увлечение «негритянской» музыкой. Может я чего то не знаю, может это было чем то исключительным для того времени? Возможно, но современному читателю по-настоящему проникнуться величием этого, мне кажется, сложно. И еще, я не понял что значило эссе героя-журналиста, названное им «У меня есть мечта». К чему нужна была эта отсылка к Мартин Лютер Кингу? Как указание на то, что борьба против расовой дискриминации продолжилась и после Второй мировой? Хотелось бы, чтобы у Кинга не похищали его мечты.

Еще один недостаток романа – его скомканный финал. Не успев связаться и драматизироваться (я бы подобрал такое слово. По настоящему не успеваешь проникнуться симпатией и сочувствием главному герою, персонажи так и остаются кем то сторонними), события обрываются. Никто не выиграл и не проиграл, не наступает тот самый катарсис как разрешение некой драмы. Финал банально плохой. Во всех смыслах.

В общем и целом, подводя итог, к сожалению, признал бы роман неудачным. Порекомендовать его можно, наверное, тем, кто чувствует себя несвободным в своей стране, живет ощущением борьбы с «кровавым» режимом, любит чувствовать себя «нетаким» и ждет наступления счастливого будущего. Наверное, им приятно будет потешить свое «Я» причастностью к этой истории.

«….Нельзя доверять мнению человека, который еще не опохмелился»

В. Ерофеев

Мои отношения с алкоголем тоже не всегда были ровными, хотя до лирического героя романа мне очень-очень далеко. Но, тем не менее, это пьяно-похмельное желание чтобы тебя пожалели, тоска по искренней любви, дружбе, — мне очень знакомы. Вообще, медицинско-позитивистское объяснение тяги к алкоголю как вызванное физиологическими потребностями вследствие привыкания к нему, мне кажется каким то плоским. Понятно, что рефлексирующему человеку в этой жизни сложно остаться трезвым – и я ни к чему не призываю, напротив, понимаю тупиковость этого пути. Алкоголь в молодости сближает людей, укрепляет их дружбу. В зрелом возрасте он дает одиночество, повод посмотреть назад, задуматься. В общем – это не столько про веселье, сколько про «невыносимую тяжесть бытия».

Главный герой романа одинок, хотя и окружен людьми. Читаешь, и буквально чувствуешь этот огонь, жгущий главного героя – выпей, выпей, выпей скорее! Наверное, его можно назвать тем самым хрестоматийным «лишним человеком» русской литературы. Может быть в нем и нет печоринско-онегинского благородства, но есть та самая неприкаянность, бездомность, непонятость, с которыми он и бегает в поисках друзей, любви, вдохновения. И невозможность что либо сделать, хоть что то изменить в своей жизни, достучаться до Другого и приводят его к тому самому финалу. Жалко только, что и он ничего не изменит.

Справедливости ради надо сказать, что в общем то положение главного героя не так уж трагично, многие живут гораздо хуже: он физически здоров, у него есть хотя бы приятели-собутыльники, у него есть определенная литературная известность и признание, у него есть женщина, для которой он важен. Многие люди лишены и этого и как то живут, не спиваются. Возможно, что спиться талантливому человеку проще, чем обывателю. Да еще если все происходит в Петербурге. Думаю, если бы я жил в городе на Неве, то со своим вечным самокопанием и самоуничижением спился бы. Хотя, возможно, я просто драматизирую и Питер здесь совсем ни при чем.

В общем, роман имеет право на существование, но все же в жанре алколитературы можно найти что нибудь и помощнее (битники, Венечка Ерофеев, Хемингуэй).

Очень пресный и скучный…романом даже не хочется называть – так, документальная хроника с вставками Лорана Бине о себе, месте и роли вымысла в искусстве, «смерти автора» и т.п. Ничего они не добавляют к рассказанному, а сюжет этот мы прекрасно знаем и без этой книги, с «Историей гестапо» Деларю знакомы очень многие – та книга вышла отличной. Хотя автору было куда идти – показать размах и безумие нацизма, рациональную, хорошо организованную машину на службе чистого сумасшествия, какого то инфернального кровавого культа. По итогу же получилась история Гейдриха из «Википедии», пересказанная своими словами.

Как положительное, все же выделю историю и образы национальных героев Чехии – Яна Кубиша и Йозефа Габчика. Они получились достаточно человеческими, чтобы симпатизировать и восхищаться ими. Слава героям – партизанам, отдавшим свою жизнь в борьбе с нацизмом!

Так и не понял причины популярности романа – он не обладает какой то высокой художественной ценностью, стилистической изощренностью, рассказанная история достаточно известна. Сравнивать эту книгу с «Благоволительницами» просто нелепо – вот там эстетика зла выражена блестяще. В общем, значение Гонкуровской премии после знакомства с ее лауреатом в виде романа «HHhH» для меня стало невысоким.

«Время понятное, время простое, что называем мы — время застоя.

Брежнева время — кирпич на кирпич, время другое, но тоже Ильич.

Крупный мужчина, но, в общем, приятный, но иногда говорил он невнятно —

с кем не бывает, коль челюсть вставная, но это мелочь, что в жизни бывает.

Но, подкузьмил он Хрущёву однажды — стал он Генсеком (хотел быть им каждый),

только не каждый смог сделать бы так, чтобы народ не тревожить никак:

без потрясений, жить радостней стали; в общем, стабильность застоем назвали;

время спокойной, размеренной жизни, но в развитОм как бы социализме»

Жоржич

Для меня погружение в историю цикла «Аристономия» – своего рода продолжение долгого пути, истории страны, семьи и меня самого, самой жизни. Очень понятное и близкое мне повествование. В него буквально интересно погружаться, нас ждут яркие герои, сюжетные повороты, благородство и предательство – это, конечно, плюс цикла. Но и минус тоже –легкость и комфортность истории означают ее поверхностность, угодливость массовому читателю. Понятно, что несмотря на «философские» измышления, попытки осмыслить, систематизировать, классифицировать разного рода явления – аристономичность, старение, проект счастливой России, типологии спутников жизни – история эта развлекательная. Это не Толстой, не Пастернак, не Трифонов, не Маканин. И еще – это насквозь идеологическая литература, в которой автор сводит счеты с государством, в которое, как ему кажется, нет места благородному мужу. Это он делает и на страницах цикла «История Российского государства», и здесь, в масштабе отдельных семей и личностей. Пусть это останется на его совести, история всех рассудит.

По поводу самого романа – мы знакомимся с очередным новым главным героем, на этот раз это сын Клобукова и пасынок Рогачова. По сути это все тот же Антон Клобуков – рефлексирующий, неуверенный в себе, честный и благородный. Есть и другие ситуации, которые уже были ранее и которые повторяются вновь, например, знакомство Марка с семьей Насти (Бляхина-младшего) как знакомство Марата с семьей Бляхина-старшего в прошлой книге. Та же самая Настя – во многом, ее образ напоминает образ Маши (тоже девочки из обеспеченной статусной советской семьи совписателя) в прошлой книге, из которой, как выяснилось, не выросло ничего хорошего (кстати, сюжет о Маше и любовнике ее мамы – ну, это все таки перебор даже для беллетристики). И вот, мы, читатели, удивились – как же могла вырасти такая чудесная девушка как Настя в такой семье? Давайте не будем торопиться: думаю, следующая книга цикла вполне может поставить все на свои места – Настя окажется дрянью, какой-нибудь интердевочкой или что то вроде того.

Атмосфера застойных семидесятых, тусовка золотой молодежи, писательская кухня — показались хорошо схваченной, да это и неудивительно, ведь это время студенческой молодости автора и круг людей и профессий, хорошо знакомый ему. Тотальный цинизм, никто ни во что не верит, кругом профанация, лицемерие, все озабочены только борьбой за пайку. И как при всем при этом могли рождаться и жить идеалисты, романтики, люди Света?

История с сотрудником КГБ, конечно, придавливает. Но опять же, ну сколько можно то, вот хоть бы ради того, чтобы отойти от черно-белой картины мира, хотя бы из какого-то желания оригинальности сделал бы автор кгбшника, ну пусть не благородным, но хотя бы человечным, искренне-патриотичным (ведь были и такие в их рядах)? Но нет, все то же самое, как и всегда ранее – мелкий бес, жуликоватый, подленький. Инициалы еще – С.С., эсэсовец, в общем. Гпушники, мгбшники, комитетчики – все они у автора одним миром мазаны. Можно было бы как то и разнообразить, сделать более сложным их образ.

Что еще показалось мне знакомым? День рождения Насти, поход к ней Марка – вообще, вся история знакомства простого паренька с дочкой богатых родителей напомнила фильм «Курьер». Но история бедного, но воспитанного мальчика мне очень хорошо знакома, так что было интересно и любопытно прочесть.

Вложенный в основную историю сюжет о принцессе показался лишним, неинтересным. В прошлом томе история Сиднея Рейли смотрелась органичней. Наверное, для чего то она была нужна, а может быть, автор просто пристроил кусок текста, который не удалось развить во что то большее. Есть в романе и традиционный раздел «теории», автором которой в этот раз будет малосимпатичный сотрудник спецслужб, предлагающий два противоположных, но оба возможных пути развития страны. Осмысление опыта Испании и Чили прилагается.

В общем и целом, книга понравилась, поклонникам цикла будет приятно вновь окунуться в знакомые сюжетные ходы. Буду ждать новый роман, впереди нас ждет интересная эпоха – перестройка, демократизация, гласность. Вот будет простор для автора рассказать нам, где мы свернули не туда.

П.С. Знаю, что завышаю оценку произведению, но очень люблю семейные саги, советскую онтологию, молодость.

Общее мнение, что литературоведческие изыскания иноагента Быкова гораздо ценнее его литературного творчества, не говоря уже о его «философско-проповеднических» вещаниях. Мне сложно оценить поэзию Быкова, в этом виде творчества я абсолютно ничего не понимаю. Кое что из его прозы я читал-слушал, и в общем то мне даже нравилось, хотя со временем большая часть из прочитанного забывалась, стиралась из памяти. Становилось понятно, что это все таки игра, местячковое веселье – в Литературе с большой буквы ему все же нет места.

Известно о его особом отношении к творчеству Стругацких,в котором он усматривает некий посыл – мы находимся на новом витке эволюции, на смену человеку идут людены, сверхлюди, отбросившие «человеческое, слишком человеческое». Быков интерпретирует мировую историю как борьбу Традиции и Модерна, при этом его симпатии однозначно на стороне Прогресса, Современности, науки, тотального экспериментирования. Мне это чем то напоминает делезианскую философию с ее акцентуацией активного в противовес реактивному, философию высвобожденного Желания, актуализирующую разные формы и соединения нашего Бессознательного, порождающую сложные машины, гибриды, киборги. И все это весело и оптимистично: «Время, вперед!»

«Далекая радуга» является завершением Цикла Полудня, в которой АБС показывали нам противоречия, вызванные вмешательством любопытного, открыто-наивного, оптимистичного вмешательства человека в природу и реакции Мироздания на это вмешательство, отменяющее эти планы. Так, трагично, но вместе с тем не безнадежно (дети то спаслись) заканчивалась «Далекая радуга». От нее у меня остались все же светлые воспоминания, ощущение жизни, которая побеждает вопреки всему.

«Дуга» продолжает эту историю. Катастрофа прошла, но все остались живы. Изменилось ли что то? Заметили ли обитатели Радуги что случилось? О да, заметили. Атмосфера повести тягучая, медлительная, серая, меланхоличная. Трагедии вроде как и не случилось, все остались живы, но никакой радости по этому поводу нет. Всюду царит какая то растерянность, беспомощность. Даже всезнающий Камилл стал каким то придавленным. У Горбовского опустились руки, здесь он вообще как будто между прочим, как некий статист. Нет веселой болтовни Робика и Тани. Нет детей с их надеждами и упрямством. Есть какие то попытки объяснить роль КОМКОНа, но в чем их проблема (да, выясняется что их несколько) выскользнуло из моего внимания. И вообще, общий сюжет и даже содержание диалогов героев «Далекой Радуги» я помню пусть и в общих чертах спустя долгое время после прочтения. Чего то примечательного из событий, каких то содержательных диалогов в «Дуге» я не могу вспомнить спустя неделю. Опустошенность – вот то ощущение, которое осталось у меня после прочтения повести. В общем, конечно, создать запоминающуюся атмосферу тоже нужно суметь, поэтому буду считать это плюсом, но сюжет, диалоги, раскрытие характеров героев – скорее неудачны.

Даны в повести и некоторые размышления о сути катастрофы. Прогресс, активно-деятельное преобразование мира создает некие дуги, напряжения сущего, грозящие прорывом. Так, автор поминает в качестве дуги Курск в августе 2024, который «кое что объясняет даже 300 лет спустя». И вообще, автор не удержался и засунул таки в повесть «украинские» моменты, что, на мой взгляд, совсем уж отказывает повести на сколь было долгую прописку среди читательского внимания.

П.С. Представляю, что сказал бы автор, прочитав мой отзыв (конечно, он его не прочитает). Серость и безграмотность взялась судить о нем, проводнике Прогресса, тонко чувствующем ход истории. Пусть будет так, на многое я не претендую, но обманывать себя тоже не могу: повесть мне не понравилась. Пусть будет так, что я не дорос до нее. Попытки вставить актуалочку принижают масштаб замысла о судьбах человечества. Что уж там объяснил вам Курск 2024го? Какой уж там прогресс вы увидели во всем этом? Что бы там не думал о себе господин Быков, уверен, уже через 2 года мало кто вспомнит эту повесть.

День за днем бегут года —

Зори новых поколений.

Но никто и никогда

Не забудет имя: Ленин.

Ленин всегда живой,

Ленин всегда с тобой

В горе, в надежде и радости.

Ленин в твоей весне,

В каждом счастливом дне,

Ленин в тебе и во мне!

В давний час, в суровой мгле,

На заре Советской власти,

Он сказал, что на земле

Мы построим людям счастье.

Мы за Партией идем,

Славя Родину делами,

И на всем пути большом

В каждом деле Ленин с нами.

Ленин всегда живой,

Ленин всегда с тобой

В горе, в надежде и радости.

Ленин в твоей весне,

В каждом счастливом дне,

Ленин в тебе и во мне!

Лев Ошанин, 1955 г.

К сожалению, книга мне не очень понравилась, наверное, ожидания были слишком завышенными. Подкупало, что в книге мы узнаем нового Ленина, не бронзового, героического, монументального, а живого, рыжего, с хитринкой в глазах. Но, все же, сказать, что книга предложила нам взгляд на Ленина, было бы все же преувеличением. Были и более радикальные его образы, навскидку мне вспомнился трикстерный Ильич В «Анна Каренина, самка» Александра Никонова. Кажется, что высокие оценки книги от читателей вызваны тем, что места жизни Ленина обставлены штрихами, заметками от очевидца этих мест и местечек, какими то географическими, гастрономическими, общекультурными и прочими обстоятельствами. Вот, например, я узнал, что Ленин был заядлым велосипедистом, и тут же многостраничное описание велокультуры в Швейцарии или Мюнхене, – все это, конечно, создает атмосферу присутствия и свидетельства мест, лиц и событий.

Многие вопросы так и остались для меня нераскрытыми. Все таки неясно, как юноша Ульянов пришел к революционерам. Ну вот буквально, вот школьник с отличным аттестатом, вот он студент Казанского университета, а вот бац – и участник студенческих волнений, долой Царя! Кто повлиял на него? Какие книги он читал? Почему такая неприязнь к государству, в котором его семья занимала все же весьма и весьма достойное положение? Непонятной для меня остается и история победы большевистской революции: вроде бы небольшая группа, лидеры которой находятся в эмиграции, вот приезд их вождя в Петроград, но как и почему целая страна пала перед ними? Непонятно. Нет, читать читаю, а в голове не укладывается. Опять же я, конечно, знал о резко ухудшившимся состоянии здоровья Ленина после покушения, но все равно я так до конца и не понял как и чем болел Ленин? Почему болезнь прогрессировала так быстро? Вот совсем недавно этот человек ломает существующую систему, запускает новый проект, решает дела поистине мирового значения, вот он полон сил и энергии, и вот как то внезапно, очень быстро он уже полубезумный, прикованный к коляске, потерявший память человек. Очень странно и непонятно.

В общем то, книга, конечно же, совсем не плоха. Не знаю только, интересна ли она миллениалам. Для читателей, которым за 40, возможно, интересно было бы взглянуть на Ильича с новой стороны, а вот молодежи…Что есть этот Ленин, что нет. Теперь о нем не слышно даже на уровне идеологии, что уж говорить о какой то общенародной памяти, истории.

А вообще личность, конечно, фантастическая. Надо же, бросить вызов всему и вся, да еще и победить во всем этом, удивительно.

Ну а образ космической пыли и света от звезд – это да, хорошо написано. Все мы лишь пыль.

«И, однако, оно растет, растет громадно… Это уже не отдельные бугорки мечутся вдали… Одна сплошная чудовищная волна обхватывает весь круг небосклона.

Она летит, летит на нас! Морозным вихрем несется она, крутится тьмой кромешной. Всё задрожало вокруг — а там, в этой налетающей громаде, и треск, и гром, и тысячегортанный, железный лай…

Га! Какой рев и вой! Это земля завыла от страха…

Конец ей! Конец всему!

Мальчик пискнул еще раз… Я хотел было ухватиться за товарищей, но мы уже все раздавлены, погребены, потоплены, унесены той, как чернила черной, льдистой, грохочущей волной!

Темнота… темнота вечная!»

Иван Тургенев «Конец света»

Когда то мне нравилась эта повесть. Да что там говорить, когда то мне нравилось все, вышедшее из под пера АБС, все казалось умным и важным. Сейчас мое отношение к повести более сдержанное. Центральная идея книги в общем то понятна: передовой край науки, самопожертвование, противостояние природы и цивилизации, порядка и стихии, земного и космического, близкого и далекого. Мир Полудня – это, конечно, тот мир, в котором хотелось бы жить и работать, но Далекая Радуга стала приговором этому миру, обнаружив его какую-то искусственность. Все таки герои этого мира выглядят слишком «советскими» – несколько идеализированными физиками и лириками, строителями коммунизма, рыцарями науки без страха и упрека. Природа, стихия, хаос сметают хрупкий мир колонии землян. Какой-то особенной нравственной дилеммы, противоречия, на мой взгляд нет. Все в общем то понятно, спасть надо детей. Их и спасают.

К недостаткам повести я бы отнес самого загадочного ее героя – Камилла. Понятно, что авторы пытались найти образ некоего «сверхчеловека», субъекта будущего – непонятного, сингулярного, номадического. Он появляется из ниоткуда, он переживает смерть, он предсказывает будущее, он гармоничен в своем одиночестве…Но сам образ получился чуть ли не комичным: зачем нужен этот дурацкий белый шлем? Круглые немигающие глаза – что это? Взгляд шамана? «Поза, убитого выстрелом в затылок», какое то проговаривание через загадки, неясноти. В каком то разборе повести я прочел, что Камилл – последний из подопытных, соединивших в себе человека и машину, по-нашему – киборг. Может быть, авторам не хватило пространства раскрыть эту загадку, разъяснить, что значил этот эксперимент по созданию чертовой дюжины, в чем суть его смертей и воскрешений, но в дошедшем до нас виде эта фигура представляется мне скорее неудачной.

Увидел на ютуб лекцию по поводу личности Камилла от одного эпатажного украинского гхм, мыслителя. Ну что ж, попробую послушать, может более прозорливый читатель – автор курсов по личностному развитию вычитал в повести нечто большее, чем я. А еще приступаю к чтению вольного продолжения повести от небезызвестного иноагента-«прогрессора» Быкова. Как я понимаю, автор мыслит себя неким духовным наследником, продолжателем «модернистской» линии мироощущения АБС. Ну что ж, братья все же были гуманистами (Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным), а вот Быков, по моему, человек недобрый. Буду читать, сравнивать.

Крутыми тропинками в горы,

Вдоль быстрых и медленных рек,

Минуя большие озёра,

Весёлый шагал человек.

Четырнадцать лет ему было,

И нёс он дорожный мешок,

А в нём полотенце и мыло

Да белый зубной порошок.

Он встретить в пути не боялся

Ни змей, ни быков, ни собак,

А если встречал, то смеялся

И сам приговаривал так:

«Я вышел из комнаты тесной,

И весело дышится мне.

Всё видеть, всё знать интересно,

И вот я хожу по стране».

С. Михалков

Мне, как человеку абсолютно равнодушному к историям про «попаданцев» было неожиданно приятно познакомиться с замечательным циклом «Квинт Лициний». История покоряет своей честностью, дружелюбностью к читателю, в нее я погрузился с головой, примеряя на себя все, что произошло с Андреем Воробьевым и мечтая о подобном опыте. О достоинствах романов цикла за авторством Михаила Королюка говорить не буду, с ними понятно. Конечно, расстраивало, что эта увлекательная история закончилась на половине пути, ведь узел личных и мировых проблем, участником которых стал Андрей затягивался и держал в напряжении читателя. Хотелось узнать, что будет дальше, доберется ли родной КГБ или их ЦРУ до информатора, какие катастрофы главный герой будет способен предотвратить, как решатся перипетии его личной жизни. Хотелось соотносить его поступки со своими: а что бы я сделал на его месте? Что бы я изменил в своей жизни, жизни страны и мира?

Продолжение цикла за авторством Валерия Большакова я встретил скептически, но уже первые страницы с их романтикой пионерско-комсомольских походов, посиделок у костра, наивной влюбленности, – затягивают, создают атмосферу оставшегося в прошлом светлого и доброго советского мира. Любовная тема романа, образы девушек (коих у главного героя насчитывается уже не менее четырех) – весьма волнующи. Все они по-своему хороши и кого же из них выбрать – задача посложнее многих международных.

Тема холодной войны и противостояния сверхдержав тоже хороша – мы оказываемся и в Большом доме на Литейном, и в кабинете Леонида Ильича, и готовим в преемники Юрия Владимировича, и встречаемся в закулисье со Збигневом, Мадлен и Сэмуэлем, спасаем Альдо Моро и предотвращаем сбитие над территорией СССР «Боинга». Вот за это я люблю этот цикл, за возможность окунуться в мир большой политики, в узловые точки мировой истории, увидеть их изнутри, почувствовать себя их участником, стать часть, мелким фрагментом, из которых и ткется ткань всемирной истории.

Возвращение к истории было классным, но я бы не стал преждевременно радоваться и обнадеживаться, будущее цикла под вопросом. Дело в том, что, насколько я понял, Валерий Большаков дописывал роман, значительная часть которого создана самим Королюком. Если же перу Большакова принадлежит завершающая часть работы с историей захвата в заложники и «чудесного» освобождения из плена отца Андрея (эта часть выбивается из общего хода книги), – то именно она показалась мне самой киношно-боевиковой и глупой. Хочется надеяться, что я ошибаюсь и все будет хорошо: история продолжится и, кто знает, даже СССР будет спасен. Жду с нетерпением.

„Древние, наблюдая явления природы — громы, молнии, затмения луны и солнца, приходили в ужас и полагали, что причиной того — боги. Они не понимали, что нет в мире ничего, кроме них, что было бы наделено божественной природой“ (Демокрит)

Как отцу маленького еще ребенка мне бы тоже хотелось отвести беду от журавлят, сделать мир таким, чтобы молнии были где-то вдалеке и не омрачали эту маленькую драгоценную жизнь. Читал в далеком-далеком детстве и отождествлял себя с Журкой: такая же любовь к книгам, наивность, жажда справедливости, вера в какие то светлые идеалы. И дедушка тоже такой провинциальный интеллигент с домашней библиотекой. Читаю сейчас, уже взрослым дядей, отцом мальчугана, которому только предстоит войти в возраст Журавленка, поэтому ставлю себя на место Юркиного отца: а как мне стоит поступить на его месте? Кто прав? Что делать, когда ты ответственен за семью, но нет сил что то изменить? Крапивин стоит за детскую честность, искренность, мир взрослых для него фальшивый, лицемерный. В детстве мне казалось, что так оно и есть, а сейчас, повзрослев, понимаешь, что не все так просто. В общем, замечательно быть молодым, сильным и здоровым, проблема только в том, что по-настоящему понимаешь это, когда детство, молодость, беззаботность уже позади. Но крапивинские книги по-прежнему читаю, очень люблю их и с нетерпением жду, когда познакомлю с ними своего сына. Учат они хорошим вещам!

Книга напоминает нам, что наша взрослая серьезность, наши заботы и дела не могут быть оправданием невниманием к ребенку, именно здесь, в нем и таится настоящая жизнь, формируется целый мир, мир детства, дверь в который и приоткрывает для нас Крапивин. Мушкетеры, индейцы, рыцари, космонавты, честность и дружба, борьба с подлостью – у меня и ностальгия, и тоска, и тревога в отношении всего этого.

Не до конца понятна для меня осталась история Капрала. Что это был за человек? Что значило его отношение к Юрке? Искреннее желание помочь, затаившееся в глубине души раскаяние или какая-то хитрость, подлость, «подстава»? Неожиданно появившись в трудный для Юрки момент жизни и вроде как посочувствовав ему, он исчезает, так и не раскрыв себя для читателей.

Вообще, шпана показана еще, как это говорилось, трудновоспитуемой (но все же воспитуемой), достаточно безобидной. Это шпана, которая еще боится не то что милиции, а просто взрослых, обывателей. Уже скоро мы увидим на улицах городов другую молодежь, гопинков, унюхавшихся клеем, с ножом в кармане, готовых запинать беззащитного, издеваться над другим просто из своего садизма. Хочется надеяться, что Владислава Петровича окружали хорошие дети и преданные ученики.

История с Валериком…наверное, это самое правильное, подлинно христианское разрешение этой проблемы – простить того, кто чуть не стал причиной трагедии твоей семьи, причем стал ею не сознательно, не по какой то важной причине, а просто так, по своему безделью, глупости, по своей черной природе. Наверное, это так, но для меня, боюсь, оно недостижимо. Сил и благородства прощать таких вот Валериков у меня нет, и сам недавно попав в неприятную историю с нехорошим человеком злорадствую тому, как она разрешилась, наказав его. Чем меньше в мире плохих людей – тем он лучше, и добро должно быть с кулаками, и нужно уметь ставить на место всякую дрянь. В общем, нужно Юрке окрепнуть и физически, впереди его ждут сложные и для него, и для страны времена, сила ему понадобится.

В общем, книги Крапивина для меня – это возвращение в детство, а потому только наивысшая оценка. Читаю и перечитываю.

Я прочитал только первый роман трилогии, читать дальше не буду. Взял книгу на заметку давно, сам образ Чонкина был для меня нарицательным – эдакий нелепый недотепа, наивный и смешной, Иванушка-дурачок в новом обличье. Образ претендует на некоторую архетипичность, но в своей жизни я подобных людей не встречаю, уж слишком трудна наша жизнь для такого вот наивно-придурошного бытия. Время от времени я слышал что-то о романе, знал, что есть экранизация книги, все планировал прочесть-посмотреть, но все как-то откладывалось. По итогу, с прочтением я явно опоздал, роман оказался явлением конъюнктурным и волна интереса к разоблачению-очернению советско-российской действительности (по крайней мере в среде самой российской публики) позади (не удивлюсь, что читающая публика в среде наших близких «друзей» наоборот, с удовольствием будет окунаться и окунаться в эти священные помои). Для своего времени книга, наверное, требовала известного мужества автора – обличать неприглядные места советской действительности и ее славной истории было все еще не самым безопасным делом, но одной лишь смелостью автора все простить и принять нельзя. Советская жизнь показана как затертый штамп, – тут и трусливый вороватый председатель колхоза, и туповатый командир, и беспринципный чекист. Досталось от писателя и русской деревенской жизни, которая показана как грязное, пьяное, вонючее место, с тупыми, забитыми скотами, его населяющими. Может быть, на момент написания и были эти образы чем то новым, нелепым, а потому смешным, но после всей той антисоветчины, в которой я вырос, они вызывают лишь досаду и раздражение. Где то перешел автор эту грань между сатирой как средством от болезни и злой ненавистью к стране, истории, простым людям, горю надвигающейся войны. Я не знаю, может быть и делал это автор из искренних гуманных побуждений, но воспользовались этим нехорошие, злые люди.

Как своеобразное продолжение этой «Чонкинианы» я воспринимаю «ЖД» Быкова – все тот же сюжет об армейской машине, застрявшей где-то в глубинке Руси-матушки, все то же издевательство коммунистов/хазар-варягов над бедным-несчастным коренным народом, все та же распутица, бездорожье и русский космос.

Роман удостоен многочисленных наград, и после прочтения становится понятно почему: тема Вьетнамской войны, видимо, до сих пор волнует американское общество и запрос на ее художественное осмысление имеет место быть. Интересно, что история рассказана не с позиции американских солдат, а со стороны вьетнамцев, которые всегда выступали в классических фильмах об этих событиях («Цельнометаллическая оболочка». «Апокалипсис сегодня», «Взвод» или «Форрест Гамп») просто как безликая масса, мяукающая что то мелодично-нечленораздельное на своем языке. И вот вьетнамец обрел голос, даже не один, а как минимум два, ведь главный герой – двойной агент Вьетконга на службе у высокопоставленного генерала южного Вьетнама, а кроме того – он незаконнорожденный сын вьетнамки и католического священника (Господи, как жалко этого мальчика, которого дразнят «ублюдком» и обделяют новогодними подарками родственники), а кроме того – эмигрант, оторванный от родной земли, а кроме того – его лучшие друзья находятся по разные стороны фронта. Жизнь главного героя, как вы поняли, полна двусмысленностей и противоречий.

В романе обозначена болезненная для Индокитая, да и шире – всей Азии, Африки и Латинской Америки, тема колониализма: Вьетнам пережил и французскую колонизацию, и американскую интервенцию, и давление со стороны Китая, и настойчивую опеку СССР. Страна, как и герой находится в обретение своего пути, своей идентичности (я не знаток истории Вьетнама, надеюсь, все в этом плане у них сейчас хорошо).

Самая интересная часть – первая треть романа, бегство из Сайгона, которому вот вот грозит капитуляция. Суматоха, паника, крушение самолета – все написано очень ярко и кинематографично.

Конъюнктурные причины высокой оценки романа понятны, а вот художественные не совсем. Описание войны не дотягивает до картины войны у Астафьева, Гроссмана или Некрасова. Тема двойного сознания героя – очень интересная, глубокая, сложная тема, к сожалению, даже не приближается до анализа глубин, того самого «подполья» героев Достоевского. Еще раз повторюсь, к глубокому сожалению, потому что при должном мастерстве эту тему можно было развернуть даже не на уровне «подполья», а на уровне «лабиринта» (ведь мы имеем дело с двойным шпионом), через раскрытие диалектики родины-чужбины, правды-неправды, свободы-безопасности, и т.д.

В общем и целом, ознакомиться с романом можно хотя бы по причине экзотичности автора и темы. Ну и потому, что нам, видимо, уже в недолгом времени тоже придется столкнуться с феноменом людей на две родины и две правды.

Повесть понравится ностальгирующим по советским временам, причем не в глянцевой их ипостаси с вечно молодыми и красивыми Шуриком и Ниной, эскимо по 15 копеек, КВНом, изобильными, чистыми и аккуратными колхозами, мудрыми отцами-командирами и т.п., а в той, где прокуренные мужики в мохеровых шарфах бьются в очередях за водку-андроповку, где черная «Волга» является не просто средством передвижения, где есть место блату, уравниловке, товарному дефициту. Главный персонаж книги, писатель Рахлин похож на героя фильма «Прохиндиада, или бег на месте» Сан Саныча Любомудрова – все такой же деляга, устроитель жизни, хлопотун-помогала. Ну, может быть, чуть посолиднее, как никак он автор 11 романов о людях героических профессий, член Союза писателей, награжденный многочисленными ведомственными наградами (например, медалью «За развитие нефтегазовых месторождений Сибири», врученную за роман о бакинских нефтедобытчиках). Повесть очень смешная и грустная одновременно, в ней соединились и жажда славы и подлинное величие, и честность и конформизм, и помпезная номенклатурная тусовка и трагедия маленького человека). Посмеяться или пожалеть Рахлина с его борьбой за благоустройство одной-единственной жизни, уготованной ему в мире позднего Союза, с выписыванием ордерков на жилье, путевок в санатории, талонов на гарнитуры? При этом не стоит забывать, что родина достаточно щедро платила «инженерам человеческих душ». Понятно ведь, что в условиях рынка книги Рахлина вряд ли издавались (про то, читали бы их или нет я даже не говорю, это и так понятно. Книги о хлеборобах и шахтерах хорошо издавались в Союзе, но их также никто не читал, стояли себе и пылились на полках библиотек). И тем не менее, труд писателя (странно говорить об искусстве, творчестве, литературе в категории труда) высоко оценивался и вознаграждался по меркам того мира. Это, как мне кажется, и была та ловушка, в которую попадали многие плюс минус талантливые души. Помню, как меня удивил «Мартиролог» Тарковского. Подлинное величие его гения несомненно, и в то же время дневник полон сетований на неустроенность жизни, нехватку денег, невозможность найти стройматериалы для дачи, убедить начальство Союзкино выделить деньги на фильм, и т.п. Великое и смешное где то рядом, и в случае режиссера его творчество, конечно, оправдывает всю «суету сует», а вот Рахлины ушли и будто бы их и не было – этих книг никто и никогда не откроет. А Войновичу спасибо, я люблю окунаться в эту атмосферу советской нелепицы.

Очень смешная, и очень грустная повесть. Автор соединил в ней и армейку с ее своеобразной жизнью, и позднесоветскую безнадегу с ее неустроенностью и дефицитом, и далекий, богом забытый поселок на жд станции «Кирзавод», название которого уже не сулит ничего хорошего, и спившихся селян, и невзрачную, полудикую мать-одиночку. Вышло весьма колоритно, ценители светской онтлогии неустроенности должны оценить по достоинству. Армейская удаль-лихость, желание младшего сержанта Алтынника пофорсить, ожидание скорого дембеля и вольной жизни сменяется сельско-пьяной хтонью, низвержением солдатика в ад отдельно взятого сельского домишка, итогом которого стала пьяная свадьба с ряжеными мужиками и заблеванным снегом, и рождение ребенка, привязавшего горе-любовника к этому аду. Как в американских хоррорах, вы помните, герои пропустили нужный поворот и свернули не туда. Так и здесь, нужно было проехать станцию «Кирзавод», тем более интуиция подсказывала…В итоге все, что казалось нелепым фарсом стало самой жизнью – детей уже трое (четвертый вот-вот родится), в семье царит жена, которая унижает и поколачивает мужа. А сам, в прошлом младший лейтенант Алтынник, так и не посетил Третьяковки, так и не поступил в институт, так и не стал инженером. Сейчас он сторож на далекой железнодорожной станции – никчемный и нищий. Осталось только спиться и умереть где-нибудь под забором.

В общем, как говорится, «первым делом, первым делом самолеты (Алтынник служил в ВВС), а уж девушки (и тем более женщины с детьми) потом». Будьте внимательны, не впускайте в свою жизнь неправильных людей!

Роман понравится любителям магического реализма, гоголевщины, чертовщины-бесовщины. Любопытно еще и потому, что действие романа протекает не в привычных декорациях Петербурга, а в темной, глухой, зимней сибирской провинции. Город Томск – таинственный, мистический, с прекрасным университетом и замечательными студентами, профессурой с одной стороны, и беглыми каторжниками, трущобами татарской слободы, буйными купеческими пьянками в публичных домах – с другой. Такое ощущение, что здесь царит вечная ночь, зима, метель, а река Томь так не похожа на широкие, теплые реки центральной России своей загадочностью, какой то потусторонностью, инфернальностью.

И вот в эти глухие языческие края забросила судьба молодого учителя – восторженного идеалиста, трагического любовника и просвещенного книжника. И тут то схватила его эта сибирская хтонь, олицетворением которой стал некий Человек – то ли сказочник, то ли кабацкий бард, то ли переодетый сибирский шаман, а в общем, как и сказано в названии книги – фавн, дух тайги, сибирской природы, насылающий на главного героя наваждения, соблазнительные образы, кошмары. Герой романа то падает в обмороки, то заболевает простудой и горячкой, то перебирает с водкой, отчего явь и кривь сменяются местами, наслаиваются друг на друга, обманывают нас. Все смешивается в дикой, необузданной кутерьме: градоначальник, чиновники, трактирщики, студенты. Все распадается в этом хаосе, обнаруживая неподвластность сибирской языческой страны свету европейского Просвещения, отблески которого доносятся до нас в образе ясной, светлой, чистой и уютной Польши, откуда и уехал наш учитель, отвергнутый чудесной панночкой.

В общем, роман я посоветовал бы прочесть всем любителям темного магического реализма, таинственной Сибири, Твин Пикса, Гоголя. Правильно было бы сделать это в зимнее время года, когда на улице темно, а дома тепло и уютно, под кружечку-другую темного томского пива. Весьма атмосферное чтиво!

Многие сравнивают книгу с «Приглашением на казнь», мои первые ассоциации были с крапивинскими «Гуси-гуси, га га га». Антиутопии одного порядка, в том смысле что все «анти» выражено не через ужасы и прямое насилие, а неярко, штрихами, намеками. За дружелюбным фасадом скрывается иррациональная машина наказания, за комфортным прогулочным двориком тюрьмы – неумолимая, удушающая атмосфера клетки. Бессмыслие наказания по жребию в «Гусях..» и возмездие за любовный акт в романе Данилова. Вежливый персонал тюрьмы, хлопотливые участливые служители культа – все чисто, аккуратно, стерильно. Удобно, но невозможно для того, чтобы остаться человеком.

Интересной показалась тема исключения героя из жизни, как постепенно из его памяти стираются обстоятельства «нормального», подменяясь ежевечерними возлияниями и чтением ленты в соцсетях (да, это про многих из нас), как вычеркиваются воспоминания о главном герое из памяти матери, для которой взрослый мужчина заменяется в памяти маленьким послушным мальчиком и памяти жены, в которой постепенно нарастает отчуждение, холодность, напряженность, неопределенность жизни кота Шредингера: муж жив или мертв, мы вместе или порознь, я свободна или нет? Злость, пустота, одиночество.

Ну и финал романа, конечно, набоковский – главный герой просто вышел и…ничего не случилось. Такое буддийское освобождение. Путь, но куда? Что там за этой чертой, что ждет его, да и всех нас? Прочитать книгу стоит, чтобы хотя бы в очередной раз вспомнить условность всей нашей жизни.

Вечная проблема между жаждой свободы и необходимостью безопасности. Наверное, каждый решает для себя сам, каков баланс между ними. Свободен ли ты у себя дома? Чувствуешь ли ты себя защищенным со стороны государства? Жизнь – не математика и точно отмерить эту границу невозможно. Проклятая диалектика жизни катком прошла по судьбам многих людей. Как мне кажется, художественные достоинства книги не столь высоки, сколько желание автора выразить свою гражданскую позицию. Не знаю, но мне кажется, что сопереживание «революционерам» в нашем обществе не велико, и это проблема не столько общества, сколько людей, занятых протестом. Все больше становится понятно (может быть, это возрастное), что жизнь устраивается посредством тяжелой работы, труда, а не бунта без созидательной программы.

Мистифицирование-демонизирование власти в лице Зимнего прокурора – хорошая идея, но тоже не до конца реализованная. А так, усилить бы эту линию, – получилось бы что то макабрическое, уродливо-кафкианское, темное, что вызывает интерес, брезгливость, отторжение.

В общем, книга ни в коей мере не приблизилась к «Бесам» Достоевского, герои блеклые и невыразительные, а, главное, – отсутствует какая либо мощная идея за всей этой деятельностью. Не повезло книге и со временем написания-издания: проблема сопротивления власти, борьбы за либеральные ценности, ФБК и прочее быстро ушло на десятый план в связи с событиями 2022 года. Прочитал, и забыл.

После прочтения романа у меня сложилось впечатление, что понятие человеческой падали сегодня, в сравнении с миром «Ночных дорог» значительно расширилось, охватило все большие социальные группы и, что страшнее, стало романтизироваться, популяризироваться, стало частью общественного идеала, культивируемого масс медиа, всякого рода блогерами, инстасамками и т.п. То, что описывается как дно двадцатых годов двадцатого века в наше время может показаться чем то даже наивным, безобидным, нелепым. В общем, книга не ужасает, не оскорбляет (вдруг у кого то есть желание ужаснуться и оскорбиться при прочтении). В чем то герой романа похож на благородного рыцаря: ночные улицы, надежный автомобиль, старые друзья, случайные знакомые, галантность в отношении бордельной девицы, дружелюбность в отношении жуликоватого типа. А еще я люблю «Таксиста» Скорсезе, поэтому и книга, и романтика ночной дороги мне близки

Непросто писать рецензию на такое произведение. Масштаб его –бесконечность, время его – вечность. В этом романе сводится воедино большое и малое, историческое и вневременное. В нем увязаны и судьбы отдельного человека – маленького, незаметного железнодорожника в киргизских степях, и судьба страны, победившей фашизм, и судьба всего человечества, столкнувшегося с инопланетной и, что уж тут скажешь, более разумной, более чуткой, более правильной – одним словом более мудрой организацией жизни. Всё везде и всё во всём! И как классно автор соединил в романе и никому не ведомый буранный полустанок и объект передовой науки и техники – космодром, за которым стоит целая половина человечества. Боранлы буранный получился великолепным – читаешь и словно становишься частью его жизни, он представляется таким родным, дорогим, словно это и есть твой дом. Как честно живут здесь люди, как замечательно дружили и заботились друг о друге семьи Казангапа и Едигея. Хочется верить, что хоть где то еще сохранились такие отношения между людьми.

На каком-то совершенно нерефлексируемом уровне автор показал взаимоотношения человека и животного. Это и подаренный лучшим другом как фундамент будущей семейной жизни, выращенный с любовью, смешной в своей вязанной попонке верблюжонок, ставший со временем грозным Каранаром; и лиса, пришедшая откуда то из степей, словно предчувствующая и скорый взлет ракет, и те перемены, которые ждут в скором времени всех живущих на планете. Единство всего живого – вот что прочитываю я в этом романе.

Еще одна из тем романа – тема отношений между поколениями, проблема отцов и детей: насмешка над старым патриархальным укладом жизни и несбывшиеся надежды в отношении детей. Как трогательно автор описывает родительскую заботу, любовь, переживание за будущее сына Казангапа – Сабиджана, которого отправляют учиться семьей и соседями, и как со временем вся эта любовь, внимание и забота исчезают, превращаются в его глупое, конечно, стеснение малообразованных родителей, его безразличие, отчужденность.

Очень мощно звучит в романе тема войны и мира: в прошлом главных героев пройденная война, ранение, геройство. Здесь мы встречаемся и с предательством героев (история Абуталипа), и связанные с ним репрессии, издевательства кабинетной сволочи над партизаном. Очень трогательно автор описывает бережное и какое то наивно-торжественное отношение фронтовиков к медалям, которые надеваются по важным жизненным случаям и придают событиям какую-то возвышенность, значимость. В каком-то смысле это очень удивительно для меня – война не дошла напрямую до Средней Азии и я, кстати говоря, не знаю, касались ли человеконенавистнические идеи Гитлера казахов, узбеков, киргизов. Возможно, при иных раскладах, война не затронула бы эти народы. Но в нашей истории она не обошла их стороной и они встали с нами плечом к плечу на борьбу с фашизмом, и стали надежными боевыми товарищами русского народа в этой, поистине Отечественной войне. Несмотря на разные языки, культуры, традиции и, уверен, противоречия и непонимания по многим вопросам, – у нас общая история и общая память.

Ну и о памяти… как же невозможно монументально показана в книге связь времен! Прошлое, настоящее и будущее соединились в этом дольше века длящемся дне. Прошлое представлено удивительными киргизскими мифами, прежде всего, конечно же, это история матери и сына, превращенного в манкурта – телесную бездушную оболочку. Казалось бы дикость и варварство степных кочевников, ужас, но нет – мы видим как манкурты незаметно, без принуждения и насилия, появляются среди нас, трансформируются посредством пропаганды, растлевающей цивилизации с ее пороками, посредством денег, жажды карьеры, популярности, славы и т.д. Удивительно и потрясающе!

И еще, какие это завораживающие строки, отбивающие части романа на смысловые куски: «Поезда в этих краях шли с востока на запад и с запада на восток…А по сторонам от железной дороги в этих краях лежали великие пустынные пространства – Сары-Озеки, Серединные земли желтых степей. В этих краях любые расстояния измерялись применительно к железной дороге, как от Гринвичского меридиана…А поезда шли с востока на запад и с запада на восток…». И пространство и время, и пустыня и бескрайний космос, и природа и цивилизация, и жизнь человека и жизнь всего человечества – всё есть в этом романе!

Живет такой человек – Константин Зарубин. Видимо, это хороший, честный, искренний, верящий в добро человек. Да, живет он в благословенной Швеции, но та страна, в которой он родился и вырос все не отпускает его, маячит на фоне комфортной и стильной хюгге-жизни как что-то серое, мрачное, опасное. Как болячка: одергиваешь себя, а руки сами тянутся к ней. Совершенно не думаю, что Константин прагматично эксплуатирует, видимо, популярную на своей новой родине тему bad Russians. Думаю, это искренняя попытка разобраться в себя самом, в своем прошлом, с судьбой, памятью, детством и т.п. Так вот, в романе автор обращается к изумительной теме встречи с Книгой. Той Книгой, которая уносила тебя далеко-далеко, туда, где было море и паруса, загадочные убийства и гениальный сыщик, неизвестный космос и отважные астронавты. В нашем случае это такая несоветская фантастика в неприветливом советском мире. Да, это тот самый опыт переживания встречи с чем-то удивительным, который испытывали все мы, дети того времени, когда принято еще было ходить в библиотеки и верить в светлое будущее. Это опыт встречи с Книгой, которая создавала свою особую атмосферу, куда хотелось поскорее сбежать, укрыться от всего того тоскливо-серого и безнадежного, что царило вокруг.

Это волшебное ощущение замечательно передано в первой трети романа. Она читается буквально взахлеб, здесь есть и таинственность, и тревожность от столкновения с неизведанным, и ощущение загадки, какого-то заговора, ключ от разоблачения которого у тебя вот-вот будет в руках, но каждый раз он внезапно теряется, исчезает, пропадает, буквально обрушивая жизнь того, кто познакомился с ней.

А вот дальше стало хуже. Честно говоря, я путался, терялся, пытался понять, что происходит, но все же полной ясности и понимания происходящего у меня не получилось. Поток сознания, поток текста наслаивался, наслаивался, перескакивал с места и времени, плутал и запутывал. Почему именно эти люди стали частью эксперимента? Как они встретились? Как устроены отношения меду ними? Что это: воплощения одной сущности в разных личностях или реально разные люди? Не все мне, к сожалению, стало понятно, но и, каюсь, читал не то чтобы совсем внимательно.

Книга намекает на какой то беспредельный, инфернальный ужас (встреча с ним и была сюжетом одной из повестей л-х писателей), а именно ужас от открытия собственной индивидуальной безосновности, оторванности, утраты смысла жизни, связи с единым, космосом, Богом, с бытием, если помянуть Хайдеггера. Нас преследует ужас от ощущения того, что твоя собственная жизнь, воспоминания, планы, мечты, переживания – все это результат чьего то чужого плана, замысла, а скорее всего случайного действа. Вот есть мы здесь и сейчас, «мыслим, следовательно, существуем», а что за этим? А что дальше? А что раньше? Все, что было – куда все это девается? Тот ли я, кто был вон тем ребенком на фото? Тот ли я, что натворил вот это? И где я – настоящий? Рушится проект Человек, оголяется, секуляризируется, развенчивает свои предрассудки, стереотипы, заблуждения, а что остается в итоге? Есть ли у всего этого хоть какой-то смысл. Автор не дает ответа, да и правильно делает, ведь любой ответ здесь будет нечестным. Мощная тема!

Опять же, повторюсь, роман пропитан этим бесконечным бессильным раздражением благодушного интеллигента по поводу ФСБ, несвободы, рабского сознания, безликости моей страны и людей, преданных ей. Хорошие русские где-то там, где царит студенческая беззаботность, необременительная подработка в финском книжном магазине, свободная любовь, прогулки на велосипеде, евро, кафешки. А здесь, оглянись, читатель, – скотный двор. В общем, не отпускает Константина родина, не получается у него успокоиться, стать сытым самодовольным буржуа, вот и пишет свою ПЛП.

Константин, будьте честными до конца, попробуйте понять и другую сторону. Остаюсь вашим читателем.

Америка девяностых для меня – что-то вроде земного рая; мир, где все богаты, счастливы и сексуальны. Ну, вы поняли, я рос в голодные перестроечные годы и с упоением смотрел голливудские фильмы этой эпохи. Все такое солнечное, беззаботное, деловое. Роман переворачивает это представление об Америке девяностых: на протяжении всей книги где-то вдалеке маячит угроза финансового кризиса, невыплаченных кредитов, безденежья. Даже формально началом семейного распада послужил внезапный, преждевременный выход на пенсию отца семейства, в результате которого он недополучил ее значительную часть. В той или иной мере с финансовыми проблемами сталкиваются все герои романа, и даже если денег много, сами они не добавляют счастья героям (Дениз или Генри).

Из всех героев ближе всего мне показался Чип – такой же, как я, бездельник – гуманитарий, начитанный, критически мыслящий, рефлексивный, бла-бла-бла, и абсолютно не приспособленный к реальной жизни. Нью Йорк, какие то эфемерные проекты в Голливуде, стартапы, и мыльные пузыри балтийской демократии в противоположность крепкой, инженерно-технической работе отца семейства где то в глубине «настоящей» Америки. Вообще, образ получился колоритным, особенно прикольно было, когда его идейная чепуха об угнетенных группах, феминизме, раскрепощении личности и прочем таком переросла в сексуальные отношения со студенткой, что академическая общественность восприняла не столь восторженно как теоретизирование об этом. И вообще, зацикленность Чипа на сексе, это постоянное съезжание его внимания в область фантазий о нем, неспособность сосредоточиться на действительно важных в данный момент вещах, выглядит как настоящая мания и как определенная степень личностного разлада.

На протяжении книги нас ждет много событий, лейтмотивом всей истории служит ответ на вопрос, сможет ли семья собраться на Рождество? Финал все расставил по своим местам. Чуда, конечно, не случилось, но все же примирение произошло. Несмотря ни на что, семья показалась мне дружной, настоящей. В ней много проблем, недопонимания, но нет в ней какого – то лютого треша, издевательств, беснований. Семья собирается на Рождество – что может быть добрее? Неожиданно, вопреки уже всему к празднику приезжает непутевый Чип. Блудный сын, побитый и несчастный, здесь, в доме родителей он обретает спокойствие и домашнее тепло.

Роман лишен какой то интриги, лихих поворотов, драматичности. Все обыденно, тривиально, но следить за повествованием все равно интересно. Часто ставил себя на место героев романа: а как бы поступил на их месте я? А правильно ли я проживаю свою жизнь? Не скрывается ли за видимым фасадом моего благополучия какой – то изъян, угроза ему?

После романа еще более тревожной становится мысль о старости. Как так – ты молод, и пусть ты беден, но все проблемы переносятся легко, все еще впереди, главное, что ты полон сил! А старость – всегда бессилие, беспомощность, опущенные руки, дряхление и деградация. Как быть, что делать? Быть вместе, держаться друг друга, – такой ответ дает роман. Вроде бы банально, бесхитростно, но такой ответ придает мне сил!

Роман затягивает. Роуд муви словно погружает читателя в сон: вязкий, зыбкий, тревожный. Автор великолепно работает над атмосферой какой-то смутной тревоги. Это не страх, который вызван чем то определенным, который имеет в себе ясную причину, вызван чем то безобразным, омерзительным (так работает большинство фильмов ужасов). Тревога – явление иное. Она рождается из озарения или переживания того, что привычный мир скрывает в себе пустоту, ничто, небытие. Все, что кажется определённым и понятным обнаруживается как лишенное своей основы. Сущее выворачивается наизнанку, словно бессознательное раскрывает для нас свое содержание.

Роман Поляринова выражает это тревожное ощущение. В мире книги случилось ужасное, словно знаки грядущего Апокалипсиса явились кадавры – невинные дети, превратившиеся в соляной столп; юг России захватывает экологическая катастрофа, засуха, растущие солончаки; страна пережила межнациональные конфликты, ее территории незаметно заселяются китайцами. Но этот Апокалипсис не похож на киношный, в нем нет показных смертей, нет и супергероя и плана по спасению человечества. Люди приспособились к новым условиям, все происходящее рутинизировалось, обжилось. Где то кадавры стали частью привычного ландшафта, где то затерялись в болотах, где то стали частью религиозного шоу со всем сопутствующим – фриковатыми культами, продажей мортуальных фенечек, использованием соли, из которой они состоят, в пищу.

Автор отлично стирает грань между вымыслом и реальностью: мир, в котором происходит действие романа узнаваем, понятен. Это все те же шиномонтажки, заправки, закусочные, хрущевки, чинуши, либертота. В сюжет вплетены мокументари-материалы: новостная лента, интернет-переписка, фрагменты и рецензии на книги, что придает миру полноты, жизни. Вот так живешь-живешь, строишь планы, надеешься на что то, потом бац, – и оказываешься на изоляции, выходишь на улицу с повязкой на лице, забываешь, когда последний раз был в кино. Мир проваливается куда то и мы то ли не замечаем, то ли привыкаем к этому.

Многим роман напомнил «Дорогу» Маккормака. Ничего не могу сказать об этом, ее я не читал. Мне же «Кадавры» напомнили «Пикник на обочине» – своим переплетением привычного и фантастического, обращением к детям как жертвам неправильной жизни. Только «Пикник…» еще предполагал надежду, «Кадавры» оставляют после себя ощущение пустоты, беспомощности. Мне он чем то напомнил вечный сюжет русской классической литературы: какое то заснеженное поле, бескрайняя дорога, вокруг ни души. Куда едешь? Зачем? Читаешь и наполняешься этой атмосферой пути-дороги из ниоткуда в никуда.

П.С. Знаю, что в планах автора было написать дилогию. Часть «Юг» мне понравилась, очень надеюсь, что будет продолжение, тот самый «Север»!

Злое, конечно же, произведение. Недоброе. Мне встречались споры о том, действительно ли была такой война для рядового Астафьева В.П. или это способ поквитаться с советским прошлым, но сам я с трудом представляю себе Виктора Петровича угодничающим и желающим понравиться хоть кому то. Оттого и тяжело читать какой была война для простого Ваньки: в грязи, голоде, болезнях, смерти. Никакого геройства и пафоса – тяжелая, муторная лямка, избавиться от которой невозможно. И комиссарская чванливость, политиканство, тыловая бравада с другой стороны. Впрочем, все как всегда: кому война, а кому и мать родна.

Язык произведения, конечно, исключительный – живой, простой, непосредственный. Словно попадаешь в эту языковую среду, напитываешься этими солдатскими разговорами, пересудами, этими «у бар бороды не бывает». Словно сам становишься младшим командиром с его переживаниями по поводу обойденных наград. Язык не плавный, а шершавый, где то резкий, чувствуется в нем какая то земляная, нутряная, простонародная мощь. Абсолютно другой мир для меня, читаю, и словно путешествую, попадаю в эти окопы и грязь, к этим людям.

Вообще, представляю себе как сложно писать о войне. Как можно уместить в слова все переживания, страхи, ужасы от смерти, которая всегда где то рядом. Все мы слышали не раз суждения о том, как не любят вспоминать войну фронтовики. Мне кажется, что это нежелание вспоминать зачастую оказывается невозможностью вспомнить: ну не может психика хранить в себе эту память, поэтому, как ни старайся – в воспоминаниях ветеранов только какие то обрывочные, зачастую будничные фрагменты. Оттого и ценна книга Астафьева, так живо, без прикрас и ложных умствований воссоздающая воспоминания простого советского солдата и великого русского писателя Виктора Петровича Астафьева.

Повесть теплая, добрая. Пусть и не хватает в ней традиционной крапивинской мальчишеской героики, но, может это и к лучшему. Главным антагонистом стало не вселенское зло, морское чудовище или оживший манекен, а местный торговец-перекупщик, превратившийся из буржуина в вождя туземного племени на далекой планете. Полеты на стульях, посиделки у костра, печеная картошка, мальчишеские приключения – всё как мы любим!

Моим любимцем стал Пим Копытыч – немного леший, немного неформальный ученый, тихо-мирно поживающий в своей уютной избушке с печкой и чаем. А еще он гонит самогонку и иногда прикладывается к ней. Опять же, не пьянства ради, а чтобы стало теплее и добрее в этом мире. В том мире, в котором я хотел бы жить.

Читая книги Кутзее особенно остро понимаешь, что другой человек – целая Вселенная, свой мир, неповторимый и вычурный. Я думаю, это справедливо для каждого человека, какой бы неприметной и скучной ни казалась его жизнь, просто не каждый (да что там «не каждый», практически никто) не может так пронзительно рассказать об этом. А Кутзее умеет! Казалось бы, где я, русский малообразованный обыватель, жизнь которого – борьба за кусок хлеба, и южноафриканский рафинированный интеллектуал, лауреат Букеровской и Нобелевской премий? А вот читаю и обнаруживаю что-то очень близкое и очень понятное мне. Все же во всех нас больше общего, чем отличий. Например, мне совершенно неблизка тема апартеида, сегрегации, расизма, которая проходит красной нитью в творчестве писателя. В моих краях проживают коренные народы Сибири, в моем окружении есть буряты, тувинцы, казахи, и, слава Богу, между нами нет никаких конфликтов. А вот детские переживания: отношения с родителями, одноклассниками, друзьями по спортивным играм – вот это все стало очень понятно и близко мне. Детство – это то время, когда все было настоящим. Чувства, эмоции, дружба, влюбленность, страх – все настоящее! И все общее для всех нас, поэтому, читая, мысленно возвращался в свое детство, переживал это ощущения единства меня и мира. А еще мне очень близка отстраненная, безэмоциональная манера письма этого автора. Особенно странной она выглядит в автобиографическом произведении – ты пишешь о самом себе, но это словно взгляд на себя со стороны. Какой он, этот я, в глазах некоего невидимого наблюдателя? Тревожно и удивительно! Как вы поняли, книга очень тронула меня. Расскажу немного о двух её наиболее запомнившихся фрагментах.

Первый касается описания переживания ребенком истории Второй мировой войны. Как восхитительно было читать о любви маленького мальчика к далекой России. Советские солдаты, танк Т-34, Сталин –вопреки проамериканской пропаганде ребенок почувствовал, что подлинная сила и правда стоят за Россией. И вот маленький мальчик листает географический атлас и вчитывается в названия русских рек – Волга, Лена, Енисей. А уже позже, как мы знаем, Кутзее полюбил русскую литературу. Да как полюбил? Прочитайте его «Осень в Петербурге» и вы почувствуете в какой мере он погружен в, как это принято называть, культурный код русской культуры. Как рождается эта любовь к чему-то далекому и непонятному? Почему посторонний человек способен тоньше и острее понять другую культуру? Почему я, дитя этой культуры, так неуклюж с ней? Удивительно.

Второй из особенно запомнившихся мне фрагментов, – это переживания молодого выпускника, связанные с противоположным полом. Вообще, интересно было прочитать о работе в сфере IT на заре ее становления. Удивительно, как молодой специалист с дипломом филолога попал из своего провинциального захолустья в столицу мира – холодный, отчужденный Лондон, в мир офисов с его люминисцентными лампами, неярким светом мониторов и пиликаньем телефонов. Так вот, в этом чужом мире юноша начинает свою сексуальную жизнь, и, как и многих, его ждут непонимание, неуверенность, стыд. Действительно, редко у кого этот первый опыт был, скажем так, положительным. Читал и невольно сравнивал со своей жизнью. Все же, как бы ни сложилась жизнь, кто бы ни был рядом с нами, каждый из нас остается навсегда одиноким – такой вывод я делаю из этой книги.

Как итог, книга, хоть и довольна разрозненная (например, третья ее часть, некие фрагменты из дневника, интервью, несколько выпадают из логики повествования), но все же замечательная. Она способна увлечь, погрузить нас в наше прошлое, в мир детства, первых шагов взрослой жизни, в далекие и щемящие сердце воспоминания. Будущий читатель, из этой книги ты узнаешь кое-что о другом человеке, и будь готов узнать что-то новое о себе самом.

Да уж, к сожалению, роман, как цельное произведение не получился. Вроде бы начало хорошее: есть главный герой – типичный русский интеллигент, неяркий, тихий, ковыряющийся в своем далеком и никому не понятном пространстве Веданты, ненужный этому миру, жаждущему денег и славы. Еще один «лишний человек», кои представляют собой золотое достояние русской литературы. И вот в жизни этого человека происходит поворот, связанный с его совершенно случайным вовлечением в политику. Никакой рефлексии подобно «Тварь я дрожащая или право имею» нет совершенно, к участию в протестных акциях героя подтолкнул его друг-хохмач, вполне возможно, чтобы просто выставить его в дураках и посмеяться над растяпой-коллегой.

В общем то мне понравилась и вторая часть романа, в которой герой вызывается спецслужбами для того, чтобы проинформировать о своей заграничной поездке. И ничего героического и драматичного в этой поездке не было – типичная научная командировка, но вот тут герой делает неожиданный ход, своего рода крик-заявление о себе, он пишет нетипичный отчет, в котором подробно описывает свои ощущения, чувства, мельчайшие бытовые подробности, – словом, совсем не то, что могло бы заинтересовать товарища майора. И Ауслендер объясняет это общечеловеческим желанием быть, остаться в памяти людей, не исчезнуть: пройдет еще совсем немного времени и все забудут его лекции, никто не будет читать его научных статей, никаких преданных учеников, которые вспоминали бы его он не оставит, а вот отчет о поездке точно останется в истории, сохранится в надежных архивах Лубянки. Вот уж, «что написано пером, не вырубишь топором». А значит, в какой то мере сохранится и личность Ивана Ауслендера, и мы сможем познакомиться с ней, с теми самыми переживаниями героя. Потрясающий ход. Ведь и наши отзывы на прочитанные книги – это в какой то мере попытка оставить «знак» о себе, зафиксировать свое Я в письменной речи. Чтобы помнили, так сказать. Это мне очень понятно.

А вот третья часть романа перечеркнула все. Что это? Научно-популярное изложение Веданты? Зачем это? Куда делся Ауслендер? Что с ним? Ау…Создается впечатление, что автор просто соединил в одно целое совершенно разнородные куски: историю лишнего человека, свои заметки о поездке по Европе, ну и свое понимание Веданты. Получилось нечто неживое, к сожалению.

Тема двойничества – одна из самых таинственных, мистических, тревожащих человека, недаром к ней обращались такие знатоки темной стороны жизни как Гоголь и Достоевский. Двойничество ¬ – это нарушение вселенского порядка, в котором нет места двум абсолютно одинаковым сущностям. Время не может течь вспять, а один и тот же объект занимать два места в пространстве. Кстати, своё отличие есть и у Тертуллиано Максимо Афонсо и Антониу Клара: последний родился на полчаса раньше, а значит претендует на «оригинальность», подлинность. Тертуллиано же, получается, всего лишь копия, напялившая для конспирации нелепую бороду. Как жить с этим дальше? Оказывается, и на этот вопрос есть ответ, ни Тертуллиано, ни Антониу не знают, но «Хаос – это порядок, который еще не расшифрован», а значит в отношении их действует какой-то высший скрытый механизм целесообразности, который приведет героев туда, где им место.

Тема женщины, измены, неверности, предательства также важна для понимания романа. Именно через нее будет разрублен гордиев узел, связавший воедино жизни героев. И вообще, мне показалось, что в отличие от экранизации книги, женщина показана как спасительница, как светлая сторона бытия, как тот, кто способен увести от беды, подарить тепло и мир. И хотя именно женщина приводит одного из героев к гибели, она это делает из правильных побуждений, из жажды разобраться, победить обман.

Возвращаясь к вопросу, почему тема двойничества интересует нас, можно сказать, что, наверное, в каждом из нас есть тот самый двойник, который знает о нас все: он осуждает нас, когда мы творим что-то неподобающее и доволен нами, когда мы сделали что-то приятное, он корит нас за несбывшиеся надежды и напоминает нам о наших утратах. А еще у нас есть удивительное чувство, что мы не случайны в этом мире, да и вообще, что весь мир – это мы, и когда не будет нас (хотя, по-настоящему, думаю, мы не можем представить себе мира, где нет нас), не будет никакого мира и жизни, а поэтому ощущение нашей исключительности отторгает тему чужого, иного, воплощенного в копии.

П.С.: забавным показался такой ход от автора: Тертуллиано обнаруживает своего двойника, при этом выясняется, что скорее сам Тертуллиано двойник Антониу (тот родился раньше). При этом Антониу, будучи копией Тертуллиано, актер по профессии, то есть создает, или опять же копирует разных героев. Тема перевоплощения актера, и, шире, магия кино, тоже важна для понимания романа. И еще, Тертуллиано по итогу романа становится двойником своего двойника, взяв его имя, жизнь и женщину. Удивительно.

Внезапная слепота, как какое-то проклятье, а затем неожиданное прозрение – это намекает на вселенскую, архетипическую историю подобно истории царя Эдипа или воскресшего Лазаря, но кульминации, катарсиса, увы, не случается. Внезапно начавшись история внезапно обрывается, а в промежутке между зрением, в состоянии белой слепоты мы узнали, что способны на грязь, кровь, скотство. Да только было ли это для кого-то тайной? Остались хоть какие-то иллюзии относительно человека после Холокоста? Конечно, нет. И в чем ценность именно этой книги? Подобный сюжет расчеловечивания встречался и ранее, причем более талантливо исполненный (мне на память пришли «Повелитель мух» Голдинга, «Благоволительницы» Литтела и «Превращение» Кафки). Что может быть интересным: что время действия – наши дни? что герои, лишенные имени, отождествляются с самими нами? что мы тоже хотели бы добавить на какое-то время хаоса в эту беспросветную серую жизнь? Возможно. А, может быть, история понравится тем, кто не читал Голдинга, Литтела и Кафку?

Тетралогия – подумать только, как это много, как это масштабно, да и писалось автором, хоть и с перерывами, почти тридцать лет. Целая жизнь, что ни говори, и герои становятся словно родными, переживаешь за них. А с другой стороны, оглянешься после прочтения и видишь только наброски, фрагменты к чему-то большему. Вот и война отгромыхала, и Таня прошла немецкие лагеря, и Семен уже гвардии майор, а дядя Саша так вообще генерал, а все кажется, что это только начало чего-то более важного. Еще не жизнь, а только приготовление к ней. Ну не хочется мириться с мыслью, что вот оно так. Да и сам автор не хотел оставить все как есть, только вот не успел…

Иногда нам кажется, что сложившийся уклад жизни будет с нами навсегда. Никуда не денется этот маршрут до работы, эти бессменные лица в новогоднем огоньке, этот очередной …дцатый сезон сериала сменится …дцать первым, и так далее. А потом с удивлением обнаруживаешь, что мир изменился. Теперь ты работаешь на удаленке и даже забыл какая заставка рабочего стола твоего офисного компьютера, на огоньке какие то новые, неизвестные тебе лица (вроде бы эту брюнетку ты где то видел, но не можешь вспомнить где…Бузова может быть? Нет, не Бузова, – со смехом подсказывает тебе племянник, – Чика Бамбина. Да вы чтооооо, – думаешь ты, – надо же, впервые слышу), и ты не можешь вспомнить какой сериал ты смотрел последним (что, что? «Настоящий детектив» – это 2014й? не может быть). Так вот, главное достоинство тетралогии, на мой взгляд, состоит в прослеженной эволюции героев романа: вот мы встречаемся с ними еще наивными, пылкими школьниками с горящими глазами, а вот они преисполненные праведного гнева защитники своей страны, а вот они уже усталые и разочаровавшиеся в Высшей справедливости потертые жизнью взрослые люди. Наверное, так и должно быть. Хочется, чтобы все у них было хорошо, хочется, чтобы все хорошо стало у тебя. Читая роман о взрослении, мы переживаем чью то жизнь, сравнивая ее со своей, удивляемся. Было бы хорошо, если бы я прочел тетралогию в свои юношеские годы, возможно, это спасло меня от некоторых ошибок. Но не жалею, что прочел уже взрослым, роман не пустой, не развлекательный, и, действительно, дает повод для надежды.

Действие очередного романа тетралогии происходит в Германии. О, это уже не та торжественно-мощная, великая, упивающаяся своими военными успехами Германия, всюду видны признаки грядущего конца: вместо настоящего кофе вам могут предложить только эрзац, чтобы приобрести билет на железнодорожном вокзале вам уже нужно сунуть небольшую взятку кассиру в виде нескольких сигарет, во все бОльших домах на полках можно увидеть фото молодых мужчин с траурной каймой. Война пришла туда, где она родилась. И вот, уже в святая святых нацистского государства, в его армии, военной разведке, в министерстве иностранных дел звучат осторожные голоса о необходимости спасаться. Спасаться не через тотальную мобилизацию и последний рывок на поле боя, о, нет. Спасаться через заговор, убийство главного паука, вампира, сосущего кровь миллионов и миллионов людей. Спасаться через хоть и унизительный по существу, но обставленный достойно мир с американцами и англичанами, ведь мы, заговорщики ¬– будущее той Германии, что спасет вас от красной угрозы, движущейся с востока. Да, обстоятельства покушения нам в общем то хорошо известны (как минимум, фильм «Операция «Валькирия» 2008 г. Большинство из нас видело), но читать об этом не менее интересно. Как «вкусно» автор описывает эту немецкую военную машину, этот Ordnung – многозначительные полковники и генералы, только вслушайтесь в их имена – фон Тресков, Шлабрендорф, Канарис, Роммель, фон Штауфенберг. Здесь нас ждут и прусская дисциплина, и устав, и верность присяге, и милитаризм, и презрение к грязным политикам, пропагандистской геббельсовщине – здесь есть все. Валькирия – дева-воительница над полем боя, бункер «Волчье логово» — зловещее темное место, земная обитель сатанинского зла – весь этот символизм всегда впечатлял меня.

Сменились главные герои тетралогии – в этой ее части мы не встретим ни Таню, ни Семена, ни дядю Вову. Главной героиней стала Людмила Земцова, Людхен. Девушке можно сказать повезло, в нацистском плену она попала в качестве домашней прислуги в семью профессора – искусствоведа, пожилую пару настоящих гуманистов, по своему заложников своей страны, ее политического режима. Появляется и новый герой – физик-ядерщик Эрих Дорнбергер. Читая о нем, я представлял его себе в образе Штирлица. Да, Эрих ученый, а не спецслужбист, но его выдержанность, спокойствие, внутренний стержень очень напоминали мне образ, великолепно воплощенный Вячеславом Тихоновым.

Книга понравилась мне. Что-то теплое, человеческое есть в ней – любовь, возникшая, вот уж, как говорится, когда ее совсем не ждешь. Война, чужая страны, совершенно разные люди…Хочется, чтобы все у них сложилось хорошо.

П.С.: внимательный читатель, а ты понял, почему роман назван «Сладостно и почетно»?

В полдень, когда солнце было высоко, когда жизнь только набирала свою силу вдруг наступила тьма. Война пришла на украинскую землю, немецкая военная машина покатилась на восток. Герои книги начинают новую для себя жизнь: кто то, как отчим Тани и ее жених – на фронте с его суровыми, но честными и понятными законами; кто то, как сама Таня и ее подруга Людмила – в оккупации, где все непонятно.

Честно говоря, я слабо представлял себе жизнь в оккупированном городе. Даже не задумывался над тем как она была организована и эта книга восполняет пробел. Автор пишет о чем знает не понаслышке (он тоже прошел оккупацию и угон на принудительные работы в Германию). Жизнь продолжается и в таких условиях: люди ищут возможность заработать, нужно жить, покупать продукты, дрова, нужно лечиться, учиться. Формируется своя теневая экономика, спекуляция, карточная система. Вместе с этим работает ресторан, куда Таня попадает теперь уже не с отчимом как в прошлой части тетралогии, а с образованным, лощеным, воспитанным, галантным немецким офицером. Офицеры флиртуют и ухаживают за девушками. Подруга Тани Людмила оказывается угнанной в Германию, где ее ждет невольничий рынок (автор хорошо описывает удивление от факта невольничьего рынка в 20 веке в высокоразвитой стране, давшей миру Бетховена, Гете, Канта, Гегеля), устраиваясь в конце концов на работу к интеллигентной немецкой семье. Но что мне показалось удивительным, так это описанная строптивость пленников, которые «выбирали» варианты с работой, отказывались от нее при нежелании. Честно говоря я полагал, что трудовой плен выглядел однозначнее: ты или работаешь там, где тебе укажут, либо концлагерь. Оказывается, некоторая мера независимости у пленника все же оставалась. А еще я вспомнил институтскую встречу с человеком, который рассказывал свою историю угона на принудительные работы в детстве. Что меня удивило, он практически ничего не помнил о своей жизни там. Помнил какую то ферму, животных, за которыми ухаживал. Словом, ничего сверхординарного с ним не случилось (и слава Богу, конечно). А мне казалось, что подобный опыт – как ожог, шрам на всю жизнь, трагедия…но нет, как говорится, жизнь продолжается в любых условиях.

В романе появляется партизанское подполье – эта часть прописана тоже без излишней героики и пафоса, да и откуда ему взяться? Партизанское движение разрозненно, не координируется из центра, чем заняться конкретно – не понятно. А еще в романе появляется нетипичный для советской литературы персонаж – эмигрант «первой волны», человек, несогласный с красным большевистским движением, но тем не менее остающийся патриотом своей страны, России. И эта часть романа тоже автобиографична, в свое время такие же русские эмигранты помогли семье Слепухина бежать из немецкого плена в Бельгию.

Что еще: в книге появились жовто-блакитные коллаборанты, полицаи, активно желающие угодить новым господам. А сегодня им ставят памятники. А памятники их противников сносят. По моему, тьма над нами снова сгущается.

Мне сложно было увлечься этим романом хотя бы потому, что я так и не смог визуализировать этот бетонный остров: ограждения, дорожные щиты, три пересекающиеся автострады, виадуки, пространство между ними, покрытое зарослями и заваленное брошенными ржавыми авто, высокая насыпь. Вроде бы остров должен быть глубоко внизу, вдали от магистрали (именно поэтому главный герой не может самостоятельно выбраться из него), и в то же время мы читаем, что он встретился глазами с пассажиром проезжающего автобуса (то есть, оказывается, расстояние не такое уж и большое и если даже ему невозможно выбраться самому, то показать знаки о помощи можно). Причем, герой делает эти знаки, но они какие то ненужно избыточные и бесполезные – он поджег бензин, он мучился, когда писал текст о помощи на каком то придорожном щите. Повторюсь, если у него получилось встретиться глазами с пассажиром проезжающего автобуса, ему достаточно было просто размахивать руками и кто-то да заметил бы и остановился. Зачем и почему осталось для меня загадкой. Еще из непонятного: герой встречает на острове странную компанию и вроде бы попадает в зависимость от них. И в то же время мы видим как аккуратны и деликатны «дикари» – они не отобрали ни деньги главного героя, ни покусились на его вино. Наоборот, они прикладывают усилия, чтобы заработать их. Ну да ладно, может быть, я просто недопонял что то. Перейдем к плюсам.

Достоинством книги я назвал бы не его язык или ту самую атмосферу, в которую с удовольствием погружаешься, а, скорее, ситуацию, в которую помещает нас Баллард. Тихая размеренная жизнь, уютное кресло «Ягуара», шум шин, приятные воспоминания о вечерах, проведенных с любовницей сменяются заброшенностью в, как это принято называть, лиминальное, пограничное пространство, социологическое «не-место», – которое мы даже не заметим. В повседневной жизни, наш взгляд скользит по поверхности, вдоль и мимо этих пространств. Оглянувшись, мы обнаруживаем вместе с героем артефакты привычного мира: изъеденные ржавчиной остовы машин, сколоченные из фанерных щитов лачуги, сваленные пищевые отходы из ресторана. На окраинах ойкумены живет странная, непонятная, уродливая (в наших глазах) жизнь. Например, здесь живет девушка, которая время от времени приводит себя в порядок и выбирается в «наш» мир, в котором зарабатывает, оказывая сексуальные услуги порядочным буржуа, или преисполненный гигантской силой недоумок – выброшенный из нашего мира бывший цирковой акробат, испытывающий страх перед буквами, письмом, то есть языком, коммуникацией, сутью человеческого бытия. В каком то смысле эта странная жизнь более «живая», чем холодная, бетонно-стальная жизнь мегаполиса, его выхолощенной машинерии. Это отчужденный мир, избавившийся от прошлого, истории; мир, в котором исчезло представление о будущем; это мир без мечты, мир вечного «здесь и сейчас», мир, в котором нет места старости и болезни, мир вечно позитивных, энергичных, улыбающихся манекенов. Не зря так ценили творчество Балларда такие современные социальные мыслители как теоретик киберготики Ник Ланд и автор концепта «капиталистический реализм» Марк Фишер. Пусть книга Балларда – литература невысокого уровня, но она схватывает важные стороны нашего мира. Читать, особенно думерам.

Отстраненный стиль Кутзее, его мизантропия, меланхолия, картина опустошения, неспешное действие, происходящее в Богом забытой глубинке южноафриканского вельда (кстати, впервые услышал этот термин как раз у автора. Если бы не это, сам бы описал эти места как саванну) создает удивительное ощущение зыбкости жизни, ее неопределенности, сожаления по поводу ее …не знаю как сказать, нечестности, что ли. Ну, или бесчестья, поскольку иначе непонятно, почему роман назван именно так. Собственно, никакой особой «чести» в жизни профессора и не было, даже до «краха» она была грустной и нелепой: дамский угодник, выходящий в тираж, в постоянном поиске сексуальных приключений; лекции, прочитанные для самого себя, потому что студентам они не нужны, неинтересны. Нелепость и абсурд, конечно. Как и жизнь вообще.

В романе, как мне кажется, важна тема судьбы, предопределенности. Человек – совсем не хозяин своей жизни, мир и ход времени не изменить, не повернуть вспять и от своих корней никуда не деться, поэтому главный герой, такой себе лощеный профессор, академический лев, витающий в эмпиреях английской классической литературы оказывается там, где должен быть – в глухой провинции, в скромном жилище, рядом с овощными грядками, овцами и африканской хтонью. И утилизация умерших собак, расчищение мертвого, но не ради жизни, а ради очередного тлена – вот жизненный удел, скромное дело твоей жизни. Своего рода толстовское «опрощение», смирение перед бесконечностью и непознаваемостью жизни. Видимо, всем нам суждено пройти подобный путь «бесчестья».

Конечно, ужасы детства, они самые тревожные, все мы прошли через унижение, разного рода подростковый трэш, озлобленность, поэтому тема «Гадкого мальчишки» всем нам понятна. Ты взрослеешь, а страхи из детства время от времени всплывают в твоей взрослой жизни. И в этом с Кингом я согласен. Проблема рассказа в том, что эта тема была реализована автором гораздо интереснее в более ранних работах: «Оно», «Иногда они возвращаются», «Лангольеры», и др. Есть такой термин – «фландеризация», от имени героя «Симпсонов» Неда Фландерса, суть которого заключается в карикатуризации изначального образа, что служит знаком вырождения и образа, и произведения в целом. Так вот, с гадкими мальчишками Кинга и произошел подобный процесс, вы только присмотритесь как он выглядит: у него рыжие морковные волосы, пухлый живот, «дряблые малышечьи груди», полосатый свитер, нелепая кепка с пропеллером, он ревет как осел нелепые ругательства , шутит про задницы и минеты. И он сеет смерть. Карикатура, гипертрофированное зло в детском обличье, пародия на инфернальное. Нет, не зацепило, Генри Бауэрс или Патрик Хокстеттер были гораздо более страшными, а встреча с детскими страхами в «Оно» в разы более сюрреалистичной и тревожной. Боюсь, что фландеризация победила самого Короля.