Наш стареющий бодхисатва навеки зажат в диалектическом противоречии.
С одной стороны — личностный подход. Тонкая религиозная проповедь требует сконструировать образец индивида, а потом показать в этом переплетении культурных шкивов и телесных шестеренок то мимолетное состояние равновесия, которое дарует покой и нежную светлую грусть.
С другой стороны — серийность рулит, читатель желает привычного, редакция давит сроками, потому раз в год требуется выдать на гора текст, в котором надо упомянуть как можно больше предыдущих романов (в этот раз "Круть" объединилась со "Священной книгой оборотня" через образ велосипеда), выдать дюжину русско-английских каламбуров (и пару украинских) и сконструировать несколько политически заряженных образов, которые, однако, не подпадут под требования цензуры (вроде беглого банкира "Денькова", который обретается в Лондоне).
В результате, как жаловался герой "Generation «П»" — нам надо перед каждым клиентом душу раскрыть, да такого ни одна проститутка не сделает!
Но разница между девушкой с пониженной социальной ответственностью и бодхисатвой в произведениях Пелевина давно стерлась («S.N.U.F.F.» и отчасти "KGBT+"), этим уже не удивить опытного читателя.
Минули времена ярких коротких рассказов, а эротика стала слишком откровенно работать составной частью буддистской морали.
Автор — вольно цитируя Шпенглера — стал из композиторов XVIII-го века, с легкостью выдававших десятки мелодий, своеобразным Вагнером XIX-го столетия — тяжеловесным и величавым, на самой грани напыщенности, которому приходиться страдать над каждой нотой.
В этот раз пафосная мораль сопровождает смерть Маркуса Зоргенфрея.
Баночный оперативник допрыгался: внедрение в образ чернокнижника времен Возрождения потянуло его вниз, экстренно вбиваемая начальством мораль (велосипедная!) тянула в нирвану, и между этих двух рогов произошел разрыв реальности (что живо напоминает "Ананасную воду для прекрасной дамы"). Финал — это отсвет фальшивого детства, которое только и было настоящим во всех руинах личности Зоргенфрея.
Чем же это, кроме декораций, отличается "Священной книги оборотня"?
В "A Sinistrе" нет значимых молодых персонажей. Все это опытные, пожившие люди, которые заняты, в основном, попытками взаимного обмана и сложными магическими дуэлями. Пороки их раскрыты без вдохновения. А значит — тут почти нет ярких искренних чувств. Выводы не переживают, а проговаривают. Потому мораль бес-чувственна, без-жизненна, это просто рассуждения в пустоту, среди которой должны сгуститься сонмы читательских ушей. Рома-Рама из вампирской серии, Салават из KGBT+ — были необходимы как воздух. Но не пришли.
И второе. Я не знаю где живет Пелевин, но в последних романах его литература все больше становится сетературой: приколы и шуточки, политические остроты и шаржи — берутся из сети, просто присыпаются философией и английским языком. Будь это в нулевых — автор все писал бы и писал про 80-е. "Чапаев и пустота", "Затворник и Шестипалый" стали бы его самым большим успехом, и он никогда бы не создал "Бубен верхнего мира". А сейчас из его текстов будто пробивается свет как раз нулевых годов, присыпанный актуальными сетевыми мемами и новейшими технологическими примочками. Требуется очередное подтягивание к современности и одновременное припадание к истокам, которым в 99-м стал "Generation «П»" — тогда автор понял, что на анекдотах про Василия Ивановича он больше лавров не соберет и взялся за актуальное ему общество.
При том "A Sinistra" нельзя назвать плохим романом в смысле композиции или проработки персонажа.
Собран очередной мистический кубик Рубика, "левый путь": интенсивные духовные практики, которыми адепт занимается для получения чисто материальных/чувственных выгод (И Хули была бы тут чемпионкой...). В результате получаются "поля будд" навыворот: вместо мира, в котором живые существа очень быстро могут уйти в нирвану, тут порочные сущности творят для себя новые миры, в которых будут медленно умирать.
Сконструирована интрига: большая часть знакомых протагониста окажется лишь масками и марионетками в декорациях итальянского Возрождения. И декорации весьма умеренного качества, пропитанные анахронизмами, потому что нейронка, гипнотизирующая Зоргенфрея, постоянно сует туда более современные фрагменты. О чем Зоргенфрей и его начальник Ломас пару раз беседуют. Мир усложняется, а потом сжимается и упрощается.
Есть яркие образы предметов.
Есть псевдо-религия с двумя "священными текстами". Снова буддистские мотивы, замаскированные двумя разными культурными контекстами и отсылками к предыдущим текстам.
Но ничего похожего на социальный роман — каким был «S.N.U.F.F.» — тут нет. Значимого фантастического допущения Пелевин тоже не обыгрывает. А общение лондонского эмигранта с нейронкой слишком уж буквально повторяет сетевые анекдоты, потому не кажется отблеском будущего.
Тут просто культурно-религиозный уроборос, который заглатывает сам себя вплоть до сжатия в точку сингулярной нирваны. Как бывало неоднократно.
И в комментах самых разных чатов обычно пишут: "Я не читаю Пелевина с такого-то года, с такого-то произведения".
Зачем же его читает автор этой рецензии?
Потому что иногда в текстах пробивается искра Литературы, и личный мир, личный космос критика несколько расширяется. Такие тексты неизменно рекомендую. "A Sinistra" можно пропустить без жалости к остроумным мемам или надежды на тайное знание.
Очередная модель Т на заводе имени Гаутамы.
Итого: плутовской роман с религиозной моралью, который могла бы написать нейронная сеть, выученная на текстах Пелевина.
Сейчас клавиатура, по которой топчутся мои пальцы, родит несколько желчных и даже злых сентенций, о чем я заранее предупреждаю :(
Итак, «Фенрир» это попытка автора вернуться к образам умирающей советской фантастики самого конца 1980-х. И основная проблема книги в том, что при всем социальном оптимизме, который автор транслирует буквально каждой строчкой – он копирует образ мышления, что привел к распаду государства, краху интеллигенции и всему кошмару 90-х.
Текст так плох, что даже хорош в качества анатомического пособия. И я покажу три основных его недостатка.
Вторичность:
В качестве основного источника стилистики взяты Стругацкие и Головачев (вплоть до названия пистолета или фамилии персонажей), автор широкими мазками описывает общество как-бы-Полдня.
Но давайте так. У красных фантастов 1910-х коммунизм достигается через революцию, образ которой был всем понятен. У Стругацких – скорее победа общества и педагогики, но без детализации перехода. Ведь книги про победивший коммунизм. У Носова – революция среди коротышек бескровная и скорее технологическая. Это «для детей». У Головачева – только смутные намеки на крах блока НАТО, что выглядело еще менее реально, но существовал СССР, и подобная трансформация теоретически сохраняла шансы.
В «Факапе» — коммунизм результат кризисного управления после ядерной войны. То есть старый мир должен сам до основания разрушить сам себя, чтобы идеи из глубоко периферийных стали хоть немного реальными.
И вот «Фенрир». Описывается этнический, мигрантский кризис Европы ближайшего будущего, причем в Британии белое население уже уверенно маркируется, как меньшинство. Протагонист по фамилии Михеев в те времена работал на некую Европейскую Комиссию шпионом-ликвидатором, Джеймсом Бондом с русской фамилией. И других странах ЕС тоже довольно плохо. Под Екатеринбургом какие-то «имперские агрокомплексы». А потом – раз, и вокруг практически коммунизм, только несколько старых людей помнят прежнюю эпоху. Причем откуда взялись все эти юные энтузиасты, осваивающие другие планеты, никак не поясняется. Просто Эра Объединения, её начал какой-то Слепнев, лидер «Нового гуманизма».
Тот случай, когда мечта становится навязчивой фантазией.
Не то, чтобы я был коммунистом, но при прочтении «Фенрира» очень хорошо понял раздражение современных британцев: в кино бесконечный поток историй про викторианскую эпоху, стимпанк во всех вариантах, а за окном – нон-стоп фестиваль пакистанской культуры и Бирмингем как город-банкрот.
Нужно быть очень тонким ценителем и продвинутым клиентом, чтобы наслаждаться таким образом коммунизма в будущем.
Половинчатость персонажей – они будто толпа скопцов после лоботомии.
Самое ужасное для советского управленца времен развитого социализма?
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Вот он говорит о единстве, взывает к моральному долгу и т.п. А потом серьезный специалист, который должен решить проблему, спокойно называет свою цену. Потому что годы уже не грозовые, престиж никто не отменял, и чтобы самому достойно выглядеть – нужны серьезные деньги. Костюм, машина, квартира, вот это вот всё. И управленец такими деньгами не располагает. То есть он знает, что иногда нужным специалистам платят много. Но в его распоряжении какие-то крохи – две квартальные премии для младших научных сотрудников. Значит, надо обращаться к старшим товарищам, а это им не очень понравится…
Можно попробовать запугать специалиста. Но если человек хоть немного опытный, он знает меру карательных возможностей управленца.
И тогда перед этим самым управленцем открывается два пути.
Можно снова включить шарманку, и попытаться кого-то просто заболтать. Этот специалист уйдет, пригласим второго, потом третьего. В результате проблемы будут решать слабые кадры, которым просто удалось повесить лапшу на уши. И всё пойдет через пень-колоду. А управленец превратится в обыкновенного «менеджера среднего звена», пустого как барабан. И через несколько лет на этом участке все плохо закончится – с аварией или военным поражением, или еще чем. Болтуна же, который понимает ситуацию лучше всех и прикрывает филейные части пачкой документов, переведут на чисто болтологическую работу.
Или можно завести нормальный премиальный фонд лично у себя. Тогда проблемы будут решаться, и старших товарищей не придется беспокоить. И какое-то время все будет хорошо. Но эти деньги, для серьезных премий, надо где-то взять. Насобирать у младших научных сотрудников под лозунгом борьбы с уравниловкой. И быстро выяснится, что деньги можно потратить на себя-любимого. И вообще, о своей системе сбора денег заботится надо. И лучше всего это делать без всяких там старших товарищей, а в своем суверенном государстве.
Но (и это выяснилось уже после 1991-го), если за спиной нет большой державы, маленькое суверенное государство – это как сейф в швейцарском банке. Ты думаешь, что внутри все твое, а потом серьезные люди объясняют, что деньги ворованные и сам ты коррупционер. Чтобы спасти своё, внезапно нужна большая держава. И чтобы она не падала, требуется давать деньги не только очень хорошим специалистам, но и лейтенантам, и участковым врачам, и даже лаборантам. А чтобы их не стригли менеджеры среднего звена, нужно постоянно сверять возможности этих менеджеров с задачами и ситуацией – то есть нужен голос снизу.
Либо у вас пирамида власти колеблется между пирамидой распределения ресурсов (олигархия) и пирамидой насилия (военная аристократия), либо все это уравновешивается необходимостью в низовых кадрах. И тогда с этими самыми низовыми кадрами приходиться делиться деньгами и властью.
К чему это отступление?
Все эти рассуждения наизусть могут повторить люди, пережившие последние тридцать лет. Это значит, что глава спецслужб Земли не должен агитировать жизненно необходимого ему специалиста, будто комсомольский вожак, у которого квартальный план горит. Деньги он может не предлагать, но у человека, который возвращается из многолетнего отшельничества, могут быть свои мысли о политике, экономике и т.п. И он озвучит требования заранее, потому что оказанная услуга дешево стоит. А уж два помощника, которых дали Михееву – вот они рискнули жизнью на общественных началах и приобрели немного бесценного опыта – я даже не знаю, как их назвать. Они хотя бы стали профессионалами, как неуловимые мстители? Нет. Просто вернулись на свои рабочие места.
Автор рисует коммунизм, в котором у людей ампутирована конкурентная составляющая личности – не атрофировалась за ненадобностью, не отделена от эксплуатации человека человеком, а именно отрезана, запрещена, временно заморожена. Но тогда коммунизм ничем не отличается от общества из фильма «Разрушитель» (1993), в котором Сильвестр Сталлоне проснулся после многолетней криозаморозки: старые формы интима запрещены, и даже чтобы просто добыть туалетную бумагу, размороженному приходиться ругаться на камеру. То есть коммунизм становится слащавой утопией, недостоверной от слова «совсем».
Попытка вслепую играть на поле сакрального
Конец 80-х – это соскальзывание фантастики ближнего прицела в объятья фэнтези, и общество в целом потихоньку погружалось в мистицизм. Раньше была биоэнергетика и увлечение восточными календарями, но вот приходят Алан Чумак с Кашпировским. А буквально через пару лет начнется полная религиозная анархия – с массовыми истериями, культами и т.п. Даже японские сектанты будут приезжать в Россию для покупки химического оружия.
Типичный интеллигент второй половины 80-х – это человек в религиозном смысле малограмотный. Он уже отказался от материализма (какая гадость, вы мне еще краткий курс ВКП(б) прочитайте!), но еще не созрел для прямого похода в церковь на Пасху. Плюс не переведён еще громадный пласт текстов западной и восточной мистики – как эзотерической, так и чисто развлекательной.
Открывается возможность пофантазировать – и фантастика тех лет добросовестно отразила этот переход.
Прием был прост: бралась известная картина исследований космоса, или работы земных историков, или жизни обычного городка, и туда впихивался фэнтезийный элемент.
«Чужие пространства» Гуляковского, «Замок ужаса» Пищенко, «Мертвая вода» Брайдера и Чадовича. Да сборники «Школы Ефремова» 1990-го можно брать с полки и зачитывать половину оглавлений.
Но на все это еще накладывались специфические заморочки тех лет.
Давайте посмотрим на сюжет «Фенрира» с позиции современного читателя. Идет пробой варпа в нашу реальность и Злые Силы что-то начинают делать – среди прочего им надо собрать некую машину (да, стилистика во много заимствована из «Вахи»). В итоге женщина-эмпат из троицы «спасателей» как бы ловит зеленую волну от неких Старших и позволяет успокоиться ситуации. Какие-такие Старшие??? Они точно благие-хорошие-позитивные? Или просто разводят, как лохов? С точки зрения религиозного человека принятие бога, каких-то отношений с ним, выполнение каких-то высших указаний – это решение, которое может определить судьбу человечества. А тут земляне ходят по космосу будто с табличкой «Станем неофитами по доверенности», у них коллективная девственность головного мозга. Должна быть молитва Богу-Императору человечества, который гарантировано свой. Люди не вчера узнали о мистическом, у них должен быть коллективный опыт. Но такой молитвы нет, потому как единственный Бог-Император в мире победившего мистического Полдня может быть только с трубкой и в сапогах. Ой, нельзя! Имя его не могут произнести интеллигенты второй половины 80-х…
Подведем нерадостные итоги (у меня всё еще бомбит): персонажи в тексте ничего не забыли и ничему не научились, они как те инфантильные идиоты, которые обязаны заглянуть в открывающееся яйцо Чужого. И этот текст своей логикой позиционирован как некое поддержание традиции «светлого будущего»?
Даже «Факап», который создан в качестве антикоммунистического текста – где все сделано, чтобы показать общество равенства просто кратким переходным периодом времен разрухи, причем от равенства непременно надо отказаться, чтобы развиваться дальше – живее и глубже раскрывает образы людей, и куда ярче описывает общество.
Просто нужно воображать коммунизм, как новую мечту, и думать, какой она может быть, а не копировать образы старых авторов.
Книга собрала уже какое-то количество лестных отзывов, и во многом я с ними солидарен.
Но... этих "но" в тексте хватает. И чтобы избежать действия известной поговорки про пустые слова перед "сочинительным противительным союзом", похвалы в рецензии будут после описания недостатков :)
Изъяны текста:
— Что делать читателю, если он уже ослилил про эпоху Возрождения хотя бы полдюжины книг? Если знает о Лоренцо Великолепном и его неудачливом сыне? Но, главное, знает, какие это были грозовые годы дли Италии. Возрождение, начинается, условно, в 1400-м, когда все дышало оптимизмом и обещало блестящие перспективы. Но к 1600-му можно было лишь констатировать большой геполитический проигрыш Италии: единого государства нет, своего канала мировой торговли практически нет. На востоке выросла Османская империя, и это чудовищной силы противник, который каждые четверть века ставит вопрос о завоевании Италии, и на борьбу с которым уходят силы, а торговля с востоком Средиземноморья все сильнее проигрывает океанской. Где те славные времена, когда генуэзцы могли торговать с Золотой ордой, ставить крепости в Крыму? Теперь все закрыто. И надлом у осман будет только при осаде Вены, в 1680-х. На западе — мировой империей становится Испания. А тут еще единая Франция лезет на Аппенины, и две большие державы шестьдесят лет (!) выясняют отношения. Это образ колоссального не крушения, но надлома. После взлета молодой Флорентийской республики не получилось ни капитализма, ни научной революции, ни единого государства в Италии, и только искусство выстрелило, обеспечив итальянцам два века доминирования в театрах и оркестрах Европы. Как результат — местным феодалам вместо того, чтобы вложить капитал в повторение успеха с суконными мануфактурами (но уже с металлом, с кораблями) приходилось вкладывать средства либо в свержение власти, либо в оборону. И "нулевая промышленная революция", которая могла бы начаться в северной Италии, началась в Голландии. И еще дико не везло: несколько человек, которые могли объединить большую часть Италии — умирали один за другим. Где в "Наволе" образ похожего кризиса? Все свелось к городским переворотам (хотя в продолжении автор может развернуться). Нет, сам по себе прием "похожего, но не нашего мира" вполне честный, и с его использованием написаны отличные фантастические произведения. Но в книгах высшего сорта есть причина разглядывать кривое зеркало эпохи: автор создает образ, которому настолько сопереживаешь, что готов идти дальше. Похожий образ тут есть, но сопережвания ему достаточно было бы и реалий Возрождения...
— Насколько в этой истории введенный образ волшебства — глаз дракона, который позволяет довольно хорошо видеть даже ослепленному персонажу — является органическим элементом? Все подчеркнуто релаистично, но вот на столе лежит магический артефакт. Где целый пласт магического в мире? Да, автор хорошо застраховался: это первая книга, в которой герой поначалу слепец в переносном смысле, а потом и в релальном. Он подчеркнуто не знает ни реальных пружин заговора, ни настоящих мотивов роковой женщины, только пригоршню отговорок и множество частных деталей, которые не складываются в единую картину. Вместо настоящей магии его могут кормить суевериями и сказочками. Но возьмем того же Мартина — магия не изолирована, и даже когда драконы еще не вылупились, в мире довольно много волшебства;
— Некоторые моменты просто вопиют о своей вторичности. Я вот представляю такой пересказ текста: "...и еще там мужику глава выпилили, в подземлеье посадили, и раз в год тащат на пир, поиздеваться, а он такой раз, и ложку украл, думал сбежать, только ложкой у него что-то плоховато выходит подкоп рыть...
— Мужика зовут Корвин?
— Эээ... нет.
— Ладно, проехали"
— Наконец, проблема иноязычия: итальянский нарочит. Иногда хочется сказать автору — не выделывайся :) Сколько итальянских слов можно выкинуть из текста, и ничего не потерять в атмосферности? Причем для английского глаза эти вкрапления выглядят скорее как колоритный диалект, потому что латиница и однокоренные слова. А для русского — совсем не то. Для тех, кто не понимает итальянского, постоянные вставки разрывают текст, сбивают восприятие, а для тех, кто понимает, просто уродуют итальянские слова кириллицей. Таких вот переделок нужно было или несколько меньше, или потребовалось бы серьезнее работать с их введением в текст: применять "кальки" с жаргона, используя слова русского языка, или некие внутритекстовые формы пояснений т.п. Это, конечно, изъян не авторского текста, но перевода. Ну, или переводчики посчитали, что прослойка итальянских терминов хорошо подойдет аудитории, которая привыкла к большому числу слов-инклюзов.
.
Вот теперь можно приступить к описанию несомненных достоинств книги.
— Драма третьего поколения описывалась много раз: дедушка сколотил капитал, отец его приумножил, а внук — всё промотал. Но это ведь не бизнес, когда после банкротства можно переехать из дворца в съемную комнату. Это власть, и за её утрату часто приходиться платить головой. На страницах романа описан хороший парень, приличный человек, который раз за разом прощает своих компаньонов и приближенных, он готов слушать их оправдания и верить им (а нельзя!), видит государство, как большую торговую фирму, а не как пирамиду страха и насилия (слюнтяй!), и, самое главное — в нем нет жадного любопытсва, когда все люди вокруг предстают капустными качанами, и с них надо постоянно срывать и срывать покровы, проникать в сердца. Постепенное сгущение туч над дворцом автор показал с очень большим искусством. Как и последствия. Юноша заплатит полную цену за свою наивность и радикально изменится;
— Город-как-сплетенье-семей. Это сейчас мы живем в обществе, которое пронизано институтами, позволяющими с необычайной легкостью одного человека заменить на другого, так чтобы все оставалось по-прежнему. А Возрождение — это постоянная битва больших семейных кланов, потому что лишь семья — та общность, которая обеспечивает доверие. Всех остальных можно предать, но отца, сына, брата, сестру — нет. Потому власть в государстве держится не на немецкой педантичности в исполнении обязанносттей, а на кумовстве, непотизме и обычной человеческой симпатии в форме блата (у людей такие разные причины возникновения приязни, что от некоторых тошнит). Так что живи приличный юноша в другую эпоху, он вполне мог бы и удержаться в своих аппартаментах, просто реальные решения принимались бы в других комнатах, а он бы их озвучивал. Но в городе, где про власть знают почти всё, после переворота "говорящая голова" не имеет смысла, а на правильных местах надо держать исключительно родичей;
— Персонажи-как-маски. В людях есть искренность, но они совершенно не доверяют друг другу, потому с одной стороны постоянно меняют свои личины, с другой — всеми возможными способами теребят и дергают маски окружающих, вдруг за ними проступят реальные черты лица? Если упростить все эти уловки, то останется простой вопрос "А ты точно продюсер честный?" Поэтому так легко меняют риторику на пирах, да и когда девушка принесла юноше ключ от темницы — ведь не сразу замок открыла, а сначала сделала вид, что передумала, ей надо было проверить, как он себя поведет. Люди носят маски с разным уровнем артистичности, и когда начинаешь ранжировать эти уровни, образы будто обретают дополнительное измерение;
— Ритм событий и аромат эпохи. В смысле создания романа, как первой книги из цикла — Бачигалупи практически безупречен.
.
Итого: "Навола" — это книга, которую написал сильный автор, очарованный культурой итальянского Возрождения, сочетанием жестокости и красоты. Хотя книга явно соберет какое-то количество премий, лично мне хотелось бы совершенно другого: драконьего глаза на столе Лоренцо Великолепного. Чтобы единственное фантастическое допущение пришло в исторический роман о Возрождении. Чтобы автору не пришлось рисовать очередную карту "Средиземноморья" и превращать эпоху в склад ассоциаций, где читателям надо угадывать оригиналы.
Авторы решили продолжить так хорошо начатый цикл без лишний спешки.
И получилось качественно:
— предвосхищение некоей сложной интриги, которое было в первой книге, частично раскрывается во второй: идет многоуровневое противостояние языческих богов, дьявола и монотеистического божества, причем языческие боги — это "духи", у которых просто есть возможность общаться с людьми и получать силу от их искренних жертв. Не то, чтобы фантастическое допущение блистало новизной, оно вполне традиционно, но весь вопрос в том, удалось ли авторам сказать что-то новое в реализации мира и действии персонажей;
— время действия не отнесено к годам жизни Христа (что было бы штампом), противостояние языческих богов идет в совсем в других временных циклах, потому олимпийцы требуют от Траяна начать поход на Восток, убить кого-то, частично напоминающего Мухаммеда (водитель караванов, который запрещает пить вино), и одновременно, пропускают удар от Люция Ферона, который готовит свои кадры на престол империи. Языческие боги совсем не едины, Афина, например, уже двести лет живет в провинции, а не в своем базовом городе, потому что Сулла, как любимчик Венеры, разорил храмы, разграбил Акрополь. Игра авторов с узнаванием/не узнаванием этих богов обычными людьми получилась изящной;
— но большие циклы привязаны к малым, связанным с продолжительностью человеческой жизни и темпом человеческих дел. Что толку, если через триста лет храмы превратятся в церкви, если здесь и сейчас кто-то проиграет важнейшее сражение? И сопряжение интриг разного временного масштаба — едва ли не лучшая составляющая книги. Основной сюжет закручивается вокруг борьбы за жизнь и душу мальчика, которого Дионис создал в качестве живого оружия. И в провинциальном городе сходятся боги, демоны, герои, и воля обычного человека тоже может стать решающей;
— как и в первой книге, авторы показывают очень достойный уровень исторических знаний (буквально горы отсылок к реалиям той эпохи, расшифровывать которые — отдельный квест), кроме того, щедро вплетают в текст современные афоризмы. Поэтому когда Геракл стучится в дом Афины со словами "Открывай, Сова", — в сознании всплывает вторая половина фразы. Кроме текстовых перекличек есть и визуальные: когда вполне христианский ангел является охранять столь ценного ребенка, он принимает облик кота, — и все интернет-ролики с котиками начинают играть на оживление образа;
— продвинутый вампир представлен не примитивным злодеем, а внутренне противоречивой личностью, в которой идет своя эволюция характера.
Увы, завершающие главы книги не лишены недостатков:
— хотя конспиративные образы языческих богов получились очень гармоничными, но после того, как Геракл и Афина начинают действовать со снятыми масками, они кажутся подчёркнуто простоватыми и напоказ эмоциональными. Афина входит в режим самопожертвования почти как христианская святая, но буквально парой фраз можно было бы рационализировать действия богини мудрости, предположим: "Это тело уже не оправится, потому я его расходую". Такое впечатление, что авторы в процессе написания книги думали показать все глазами мальчика, и это чрезмерно упростило картину;
— описание христианства превратилось в слишком большое количество реверансов: христиан не берет колдовство продвинутого вампира, лишь христианский ангел может снять вампирскую порчу и так далее и тому подобное. Понятно, что христианство на подъеме, но вопросов это порождает столько, что только обещание третьей книги может быть временным ответом;
— кинематографичность текста в кульминационном противостоянии становится слишком уж голливудской. Тут и эротизация гладиаторских боев, и гипноз вампиром практически всего города, и прорубание дороги через толпу загипнотизированных жителей (сериал "Настоящая кровь" где-то рядом).
Итого: за последние тридцать лет субжанр античной мистики относительно устоялся. Книги написаны и про становление олимпийских богов, и про расцвет эпохи героев, и про Троянскую войну, и про эпоху гражданских войн в Риме, и про поздние года правления Августа. И вот появился цикл о начале конца Античности. Годы последней большой экспансии, десятилетия последнего расцвета — пять хороших императоров подряд — но гниют и крошатся все опоры, на которых стоит цивилизация, культура, самоощущение обычного человека.
Как вторая книга цикла, в которой дается большое количество пояснений и формируется базовый конфликт, "Дети ночи" вполне хороши. Рекомендую.
Но они же задают очень большие требования к следующей (завершающей?) книге цикла. Например, это отношение христианства с исламом, потому что если монотеизм в созданном авторами мире реален, то Бог и Аллах — лишь разные ипостаси одной сущности, но граница между античным Средиземноморьем и Востоком как была (разборки языческих богов), так и осталась. Словом, хотелось бы увидеть хотя бы разрубание теологических узлов.
Попытался с холодной головой оценить книгу года по версии "Фантлаба".
Зачем обычный читатель — горожанин, с образованием побольше восьми классов и кучей неотложных дел — тратит время на фэнтези? Причем не на книгу, в которой сможет научиться чем-то новому, или вырасти над собой, или проникнуться ароматом иного времени, или… А на вполне рядовую вещь?
Ответ дан уже давно: он получает те ощущения, которых ему недостает в реальности.
Поэтому, если книга вызывает массовый интерес, и рецензиях пишут, что автор ведь не родил ничего нового, все привычно, то эту книгу надо оценивать по двум качествам:
Как хорошо авторы — Пехов и Бычкова — владеют ремеслом? Проще говоря: нет ли тут какой-то дикой раскрутки, когда некоторые книги выстреливают в рецензиях и премиях, а в руки возьмешь – с души воротит?
Завязка, развитие, кульминация – имеются. Темп событий ощутимо нарастает к финалу и последние главы идут в ураганном темпе.
Персонажи – с характерами. Не мертвые наборы стереотипов, а с читаемыми эмоциями и временами могут принимать неожиданные решения.
Мир и система магии – без грубых противоречий. Техномагическое равновесие в королевствах людей относительно устойчиво потому что техника на уровне XVII- XVIII вв.: магические растения надо выращивать, а с существами – воевать и договариваться. Превратить магию в простую разновидность электричества пока не получается.
Словом, это добротный фэнтези-боевик, уже далеко-далеко не первый, вышедший из-под пера этого творческого дуэта. Опыт сказывается, старание проявляется.
Какие ощущения авторы продают аудитории?
— разгадывание относительно несложных загадок, складывание паззла.
Многие не читают детективов, потому что там надо бесконечно решать сложные шарады (Агату Кристи в студию). Другим не нравится литература или кино со сложными этическими дилеммами, особенно если авторы делают выбор особенно тяжелым и ответы неприятными («Созданный в бездне»). Тут нет ничего похожего. По сути, вся история — это последовательность нормально сформулированных загадок и постепенно выдаваемых ответов. Нашли в магическом пространстве непонятную женщину? Вот в разговоре с начальником пояснение, кем она приходится протагонисту, и какие от этого у начальника могут быть проблемы. За ней охотятся? Поначалу будет сказано, кто именно, потом – в чем причина. В этих загадка и разгадках постепенно рисуется структура мира. Тут хорошо соблюден баланс. И даже то, что персонажи иногда говорят друг-другу эту штампованную фразу — «Я поясню, но не сегодня» — оказывается к месту. Потому как эта фраза не дразнилка, как во многих фильмах, а за ней следует хотя бы частичный, но понятный читателю ответ. А сумма ответов ещё не полученных – переносится на продолжение, потому как «Птицеед» лишь завязка цикла.
В романе есть что-то принципиально новое? Город недалеко от врат в опасное магическое пространство. Хорошо продуманный мир на пороге промышленной революции. Вторая половина XVIII-го века – парики постепенно выходят из моды — только с первой железной дорогой. Потому треуголки, камзолы, большая часть городской среды: все это уже сто раз описано и показано. Однако есть дополнения, вроде гигантского зеркала, которое подсвечивает поля магических солнцецветов. Серьёзные проявления магии — их образы легко вспоминаются по фильмам и ярким спецэффектам. А то, как авторы перевернули известную поговорку «дать дуба» — это лучший финт в романе.
— но главная приманка книги — свобода и социальность в одном флаконе
С одной стороны, протагонист откровенно крут. Уникальный специалист, у него много возможностей, хотя и не настоящий волшебник. Он сохраняет самоуважение перед любым собеседником. Он может шутить, тоже практически со всеми своими знакомыми. А ведь этого так недостает обычному горожанину.
С другой стороны, протагонист не маг-одиночка в башне из вонючей кости, он в отряде, и у него там друзья, настоящие. Он аристократ — и у него связи, которые при случае надо поддерживать. Хотя общаться можно и с прохожими на улицах. Мог бы жить в солидном поместье, но живет как мечтает жить большая часть обычных горожан: в просторном пентхаусе с парой серьезных магических артефактов. Удобно, когда этажом ниже хороший трактир.
Он одновременно и семейный человек, который воспитывает племянницу, вспоминает неприятную бабушку, к которой при острой нужде можно заехать, и холостой – у него явно начинается роман с одной волшебницей.
Персонаж не порабощен тем городом, в котором живет, а защищает родной дом, потому что любит его, сросся с ним.
Но, щекоча застарелые рубцы читательских комплексов, роман не может выбраться из жанровых тисков «фантастического боевика». И это очень хорошо видно по «россам»: авторы явно решили, что надо уходить от чистого западноцентризма, добавлять чего-то отечественно-посконного в текст. И добавили иностранцев-россов, с соответствующими именами и гербами: «Снежно-белый конверт, алые вензеля со вздыбившимся медведем, удерживающим в пасти лосося, большая сургучная клякса, малахитовая нитка в ней. Заверения от Ивана и Варвары Устиновых в вечной дружбе, приглашение в посольство в удобное время». Ну, авторы поставили галочку в анкете и дальше поехали. Действовать в тексте все равно будут привычные западноевропейские фэнтези-персонажи, систему образов авторы рушить не собираются…
Итого: ничего удивительного в том, что такая книга считается коллегами-лаборантами лучшей за прошлый год. Добротная ремесленная робота, многим бы так писать. Это не «Граф Аверин» какой-нибудь… Другое дело, что не нашлось вещи глубже и многоплановей. И вот это – уже признак кризиса скорее жанра.
облако тэгов
