А что если взять попаданческий текст, который выскочил в топы Автортудея, и бестрепетно разъять его на составляющие?
Опытный геммолог отправился в тело подмастерья в 1807-й, в Санкт-Петербург.
Что начал творить протагонист в Северной Пальмире и чем автор смог привлечь читателей?
— в первую голову автор опирается на образы ювелирных изделий и на передачу ощущений мастера от взаимодействия с ними. Восприятия-эмоции-решение-разочарование-новое решение. Мастер видит камень вовне и внутренним зрением, осязает его, практически ведет с ним диалог. Показан творческий поиск и по мере сил передаются красота материала и тонкость решений по его обработке. Может быть и не высоты стиля, но эта компонента свою роль играет, потому что вызывает в памяти образы камней и даже ощущение сопричастности к работе персонажа;
— в тесте видна логика развития сюжета: попадание, плохая жизнь подмастерьем, умение представить свои работы (сопутствующие проблемы), взлет до личного ювелира князя Оболенского, взлет до изготовления подарка для вдовствующей императрицы (очень много творческих и технических проблем), взлет до выполнения государственных заказов (проблемы смены покровителя и общения с представителями высшего света) и тут начинаются серьёзные проблемы, его пришли убивать (кончается первый том);
— гипербола. Больше гиперболы. Или даже Эпически Больше Гиперболы. Думаете, персонаж опытный геммолог? Не просто опытный, он лучший в современной России. Если он затачивает иголку, то только так: "Циркуль. Тяжелый, идеaльно сбaлaнсировaнный, с иглaми, которые я вчерa полчaсa зaтaчивaл нa оселке". Если он решает какую-то задачу, то почти сразу входит в круглосуточный решим работы. А если работа не поможет, то включается мега-супер везение, и вот в корзине с отбракованными кристаллами он видит крупный александрит (при том, что до открытия камня в реальной истории еще целые десятилетия). Если он желает приобрести магазин на Невском — то пусть это будет будущий Елисеевский, который ювелир (то есть его покровитель) перехватит у купца. Если персонажу приходят в головы мысли, то они просто гениальны — о чем персонаж сам себе и сообщает;
— эмоциональные качели — везде и постоянно. То персонаж хитер как змей (и так о себе думает), то готов биться головой о стену (неправильное письмо Кулибину написал, ой дурак!). То почти готова уникальная печать из александрита, то в последний момент персонаж фактически ломает её, но находит выход из положения. То ему заказывают гильош-станок, чтобы сложными узорами орнаментов защищать купюры от подделок, то он понимает, что надо ведь с кем-то сотрудничать, один он не потянет. То он чувствует себя практически свободным человеком, то вдруг понимает, что его юридическая грамотность около куля, и даже свой статус он осознает плоховато. То его колбасит от гормональных порывов молодого тела, которое влюбилось в известную авантюристку, и чтобы эти порывы загасить, надо пойти в бордель, то времени на бордель нет, проблемки... Создается упорное впечатление, что львиная доля особенностей 1807-го, с которыми сталкивается бывший геммолог, была раскопана автором исключительно для этих взлётов и падений;
— упрощение. Вся сложность должна существовать в голове протагониста, а полотно событий подается крупными, разборчивыми мазками. На всю первую книгу цикла едва ли десяток персонажей с именами. Прямолинейные мотивации. Минимум незнакомых слов. Штампы в описании политических структур и социальных связей. Оформление сложных действий простыми пожеланиями. А если описывается некая правовая процедура ("долговая яма"), то термин должен быть использован минимум дважды. Это не эпоха, это её кичевая и предельно схематизированная картинка, которая явно подогнана под восприятие современных читателей. Естественно, никакой арки персонажа тут нет. Это не роман, но повесть с прямолинейным поведением Героя и Мастера (может во второй книге что-то изменится?). Ключевое слово "броско".
Итого: это выглядит как сценарий для аниме про попаданца-ювелира или для псевдоисторического, гламурного фильма на тематику Российской империи, вроде "Дуэлянта" (2016). Условное "Восхождение героя огранки".
Тут надо заменить, что автор не из тех, кто тормозит с выкладкой своих текстов, у него шесть циклов романов, из которых два еще не завершены. Достаточно типичный представитель автортудейщиков, которые берут количеством.
Я заглянул в цикл "Инженер Петра Великого" и ничего хорошего об этом цикле, увы, сказать не могу. "Ювелиръ" на его фоне просто икона стиля и чудо многомерности в понимании человеческих душ. Буду рад, если автор продолжит свой творческий рост.
Будь эта книга опубликована на следующий год после "Сезона гроз" негативных отзывов написали бы куда больше.
Но читатели сокучились по миру и опытный автор устроил экскурсию.
Нанеся снайперский удар в ностальгию.
В тексте присутствуют все составляющие хорошего авантюрного романа. Молодой герой и его циничный наставник. Многослойные интриги. Злодейства и предательства, самопожертвование и подвиг, победа чувства долга и временами даже добра. Описаны первые пару лет лет самостоятельной деятельности ведьмака и первая запутанная история, в которой он участвует.
Но!
Имхо, автор практически не показал морального выбора (только в финале молодой ведьмак как бы, для галочки, отказывается от завершения мести).
Действительно, а какой настоящий выбор стоит перед каждым начинающим ведьмаком, который только покинул стены Каэр Морхена и вышел на большак?
Быть презираемым истребителем чудовищ или стать садистом-Котом?
Нет.
Вокруг, черт подери, большой мир, в котором сотни разных дел и люди далеко не каждый день стремятся убить другу друга.
Зачем вообще заниматься истреблением чудовищ, если в конце карьеры все равно ждет яма с чьими-то жвалами или клыками? У серьезного бойца и немножко волшебника, которым становится каждый ведьмак, в жизни очень много возможностей. Есть запросы? Их можно удовлетворить.
Богатство, семья (или её заменитель), власть, может быть война...
Трисс Меригольд ведь внушила одному из ведьмаков — Койону — идеи патриотизма, и он пал на поле битвы.
Геральта обременяет и одновременно ведет чувство справедливости. В основном цикле — в рассказах и романах — дается образ романтика, который научился носить стальную маску в дюйм толщиной, и немного стоика, который понимает, что невозможно исправить человеческую натуру, но периодически пытается.
Для Геральта первичным искушением могла стать попытка наладить жизнь людей, как он её понимает. Не в глобальном масштабе, но на уровне небольшого удела.
"Начальник Чукотки".
Представьте условного "маркграфа-герцога", которому доносят об очередных попытках ведьмака кого-то спасти. Тот смотрит на возмутителя спокойствия.
— Вижу, ты порядочный болван человек. Есть у меня волость удаленная, Глубокоипатьевская. Там городок Мухопердынск, четыре деревни и непонятное количество хуторов. В сумме полторы тысячи душ обоего полу. Тамошнего начальника я повесил — вот, в окно видно. А ты хочешь следующим быть? Не на виселицу, а туда, начальником?
Опытный Геральт, конечно, свинтил бы оттуда под благовидным предлогом (или среди ночи, без всякого предлога). Но юный и начинающий мог бы клюнуть. Тем более, что чудовищ в тех краях с избытком.
Сел бы Геральт на воеводство. Разбойников бы повывел. Монстров повыбил. С вдовой какой-нибудь жил (та самая имитация). Мальчишки и юные девы видели бы в нем героя без страха и упрека. А через год народ на площади собрался и коллективно бы ему сказал: хороший ты человек, ведьмак, но иди откуда пришел. Да он бы и сам понимал, что не выходит каменная чаша. Потому что с эльфами как-то хреново получилось, трупов многовато. Низушка-кладовщика простил с обещанием не воровать, но пришлось через полгода вешать. Сожительница мозг ложкой выедает (купи батист на нижнее белье!), потому что ревнует и ясно, что скоро сама себе любовника заведет. А от маркграфа-герцога на неделе вообще карательный отряд приедет, потому что справедливость это одно, а налоги отдай и не греши.
Тогда бы стал понятен образ поведения заматеревшего Геральта с различными чиновниками: смесь презрения и подчинения. Он знает, что чиновник дурак и сволочь, но у самого получится что-то похожее. А со временем, уже не молодой ведьмак научится различать и ценить людей, у которых во власти хоть что-то полезное получается (Вильгефорц не подойдет).
Объяснимо почти полное одиночество Геральта — лучше раз в три года с магичкой по душам поговорить, или в соседнем борделе заночевать, чем становиться "другом семьи" какого-то лавочника. Лишь такие же необычные люди, как он сам, могут стать его семьей.
Но истории про то, как юный герой окончательно стал "щитом царства человека", готовым защищать нильфграадских детей от любых монстров, в книге нет. Геральту просто дает совет сельский кузнец — каждый должен заниматься своим делом. И Геральт искренне этому совету следует.
Эх...
Вместе с тем, я прекрасно понимаю острожность и нарочитый консерватизм автора. Юный ведьмак и непривычная модель повествования могли бы читателям совершенно не зайти. Очень тяжело вернуться в неоднозначную простоту рассказов первого тома, когда в следующих томах создан циничный и политизированный мир.
Потому три подставы, два заказа, шаг вперед и два назад. Автор повел своего героя по тропе мушкетерства.
Вывод: Кто любит книги про ведьмака — смело читайте, тут все добротно написано. Но если только решили познакомиться с этим героем — начинайте с "Последнего желания".
Любая зомби-катастрофа — это вариация апокалипсиса, конца света, тотального финала.
Соответственно, эмоции сосредоточены вокруг обрушения цивилизации: зрителя пугают распадом общества, аннигиляцией инфраструктуры и т.п.
Но этот процесс не может продолжаться слишком долго. Метафорически выражаясь, огни большого города можно погасить лишь однажды, и когда глаза привыкают к темноте — начинается другой мир.
В этом смысле "Ходячие мертвецы", в который основной персонаж пропустил все самое интересно, когда валялся на больничной койке — эксплуатируют вторую эмоцию. Сочувствие попытке нового начала или отвращения к тем средствам, которыми её пытаются организовать.
Вот тут, судя по всему, будут пугать, а по анонсу пугалка выглядит дорогой и атмосферной.
Это попытка написать хорошую боярку — местами вполне успешная.
Автор ищет равновесие между гранитно-обсидиановыми штампами и оригинальными сюжетными ходами.
Что-то получается.
Есть умирающий в больничной палате авторитетный бизнесмен, который временами проваливается в тело подростка с магическими (темного спектра) способностями. Вокруг сиротский приют и вообще-то Российская империя. А временами персонаж возвращается, и пытается как-то закрыть счета, уладить дела и приготовиться к делам иным (послушать, например, лекции по истории).
Если говорить о приключениях на той стороне, то автор использует довольно простой принцип: одна книга — описание одного "социума" (детдом, малина "сталкеров", поезд, резиденция клана, завод, школа) и два батальных блока (один разминочно-подготовительный, один "по самые брови" и ощутимо длиннее). Нельзя сказать, что она его жестко придерживается, но в пяти с половиной опубликованных книгах этот принцип заметить очень легко.
Обход штампов построен на попытках резкой смены судьбы протагониста и такого же резкого сгущения событий.
Родственников презирал — трусы и подхалимы.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Но во второй книге постепенно понял, каким им тогда казался и каких проблем они ждали от молодого отморозка со стволом.
Поначалу это подселенец, который делит тело с душой самого подростка, и возникает вопрос — вытеснять эту душу или вроде получается договориться?
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
К концу второй книги выясняется, что подросток изначально был проклят и через пару месяцев должен был умереть, но проклята была именно душа, так что в юном теле и в этом мире бизнесмен теперь на ПМЖ.
Талантливого сироту подбирают "сталкеры", которые ходят на теневую сторону за "хабаром", казалось бы, половина будущей биографии сразу ясна.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Но один из бандитов — просто отчаявшийся военный, который в итоге понимает, что сироту надо доставить к родичам. И первые две книги — оказываются затянувшимся путешествием в резиденцию родного клана.
Для переезда из точки А в точку Б надо прокатиться на поезде, в котором с хорошей охраной передвигается важный чин МВД.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Это превратится в очень серьезное рубилово, в котором будут участвовать настоящие террористы, боевые маги, будут применены артефакты массового поражения, расчехляться анархистки и много кто еще.
И вот он среди родных, его признали, клан будет учить, выведет в люди, жизнь удалась, хотя есть и некоторые проблемы.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
После попытки массового убийства родичей следует применение эквивалента тактического ядерного заряда (перо ангела вступает в прямой конфликт с тьмой). Остаткам семьи надо переходить на нелегальное положение. Является богиня Мора, и ставит перед героем условие — он должен спасти и умножить род. Первая мысль /картинка внизу под катом!/ Но автор не такая. Вот уже две книги всё идет семейно, культурно. Хотя юноша еще не вышел на тропу демографических успехов и мало ли что будет потом?
Автор понимает, что надо работать на контрасте будущего и прошлого (почти все эпиграфы — цитаты из реальных газет 1900-1920-х), механики и магии, светозарного и мертвого, жесткости героя и некоторой расслабленности мира РИ перед великими потрясениями ХХ-го века.
Довольно хороший язык, глаз не цепляется. Яркие описания, хотя скорее вещей, а не переживаний.
Персонажи выглядят относительно уравновешенными, их представляют, развивают. Абсолютным злодейством, как и абсолютным геройством автор не разбрасывается. Горний и подземный мир показаны неоднозначно, и даже описан переход от тотальной обороны перед лицом сил тьмы к поискам хабара на той стороне. Ангелам, кстати, от людей тоже достается.
Но штампы в целом изжить не получается и на заднем плане постоянно вертится что-то похожее
Почему у автора не получается выйти за рамки крепкой жанровой литературы?
Давайте по буквам:
А) Вот пишется шестая (!) книга цикла, а до сих пор в самом густом тумане причины кризиса Российской империи. С одной стороны показана магия, с другой же воспроизводятся практически все проблемы индустриализации. Малоземелье? Ну отправляли бы избыток крестьян на свободные земли — с магией это неизмеримо проще! Нет. Будут заводы с дикой скученностью рабочих, чудовищными условиями труда и формирующимся революционным (еще и злобно-магическим) подпольем. А после особо успешной операции протагониста вообще начинаются разговоры о возвращении крепостного права.
Между тем в мире магии на два порядка лучше контроль той немногочисленной группы высших аристократов, которая имеет реальную политическую власть. Они неизмеримо больше знают о жизни общества и куда существеннее могут давить на государственный аппарат самодержавной властью. В книгах описан громадный род Романовых с очень серьезными магическими возможностями. Но ведет себя правительство буквально как слепое и полупарализованное.
То есть получается весьма искусственная подгонка магических предпосылок "боярки" под реалии России 1860-1910 гг. Автору важнее общая стилистика "времен хруста французской булки", чем конструирование собственной вселенной. Между тем в этом мире есть реальные, рабочие телепорты (слышится песня: эх, российская дорога, семь загибов на версту...).
Да, еще предельно туманно описана ситуация в окружающем мире. Разве что заявлена фактическая власть инквизиции в Европе...
Б) Противоречие небесного и подземного миров, ох общее желание людям приказывать и выход на желание человечества распоряжаться собственной судьбой — идет очень медленно и печально. Пока автор намекает, немного подмигивает и чуть приоткрывает карты. Может быть книге к десятой этот конфликт будет осознан протагонистом. И вообще, неспешное развитие общего сюжета — явно принято автором в качестве базовой черты всего цикла.
В) Нет попыток описания характеров разумных нечеловеческих существ. Автор упорно описывает людей в рамках классического идеала человека, рассматривая все отклонения как форму наркомании или одержимости. Протагонист остается опытным стариком (с бандитским прошлым) в теле подростка, хотя у него должны быть явные сложности с именно человеческой самоидентификацией. Ручные "тени"-демоны — не комар начихал. Авторитетный бизнесмен их особо не раскармливает, но воспринимает просто как бойцовых животных. А в мире реально действующей магии должны быть как разумные дубы, так и вполне себе человеко-животные гибриды (не обязательно кентавры). Которых не показано.
Вывод: крепкая жанровая боярка, которую проще всего воспринимать в качестве убивалки времени — то есть литературы, которую можно читать с целью получения строго определенных эмоций, в заранее известном оформлении.
Оттолкнусь от немного парадоксальной мысли: Лукьяненко и Пелевин заняли вершину современной "книжной" фантастики, и стали неким современным отражением того места в критике, которое занимают братья Стругацкие.
Почти в форме лозунга
"ЛУКЬЯНЕНКО И ПЕЛЕВИН — ЭТО БРАТЬЯ СТРУГАЦКИЕ СЕГОДНЯ".
Разумеется, у многих читателей найдутся свои "но" и "против".
Есть любимые авторы, в том числе активно пишущие, есть рейтинги продаж. Есть не лишенные резона упреки в том, что эти два автора не так уж и часто создают шедевры, а чаще не дают о себе забыть.
Только вот я рассуждаю об усреднено-книжном сегменте и его отражении в головах.
Условно интеллектуальная и столь же условно развлекательная сферы переплелись в творчестве этих двух авторов как инь-янь, причем Пелевин преимущественно "интеллект", а Лукьяненко столь же преимущественно "развлечения".
И не суть важно, кто из них первый, куда важнее — кто третий?
Из ярких звезд девяностых и нулевых, кто может светить сегодня, то есть им будут вспоминать не старые заслуги, а работы последних десяти лет?
Бушков умер, мир праху, и хотя на первые места не претендовал, но был заметен на небосклоне. Однако еще при жизни он вошел в печальный список людей, которые по разным причинам выбыли из когорты сильных действующих авторов...
И кто из авторов, раскрутившихся в десятых годах, может претендовать на похожий статус?
Многие влипли в проды и клепают бесконечные сериалы, которые поддерживают к ним внимание, но не дают создать прорывные книги. Кто-то не может раскрутиться, хотя пишет весьма достойно (для меня эталон подобного — Веркин). Кто-то пишет очень специфично, для узкой аудитории. Кто-то пишет очень редко.
Отчасти нас догнал издательский кризис, который начался еще в нулевые. И можно выяснять, кто виноват.
Но я поставлю вопрос иначе: кто может стать с этими авторами на один уровень через десять лет, и что для этого надо сделать писателю?