Вот эта вещь по-настоящему страшна. Ибо вполне реалистическая история опасного психа, да еще и представляющая из себя взгляд на ситуацию «изнутри». То, как человек не борется с живущими в его душе демонами, а пытается как-то трансформировать свои болезненные наклонности, которые прорываются наружу – вот это кошмар. Потому, что попадется на жизненном пути такой вот гражданин, и не узнаешь, кто перед тобой, пока он тебя не зарежет. Ну что тут сказать – умели в эпоху декаданса конструировать действительно отвратительных персонажей.

Итог: история одной психической болезни.

Прочитано в рамках ознакомления с темой «10 любимых страшных рассказов».

Оценка произведению: 8 из 10 (хорошо).

Оценка «страшности»: 4 из 5 (сильно пугает).

Рассказ о противостоянии людей и чудовищ, что вполне ожидаемо для Баркера, по сути, посвящен проблеме толерантности. Чудовища выглядят страшновато и ведут себя угрожающе; но агрессивность людей оставляет куда более тяжелое впечатление. В принципе, все правильно – толпа «порядочных» обывателей в состоянии бесноватой нетерпимости демонстрирует в разы больший градус неадеквата, чем представители любых меньшинств. Хуже обывателя, ревностно охраняющего свое примитивное представление о мире, может быть разве что религиозный фанатик.

Можно посмотреть на рассказ иначе, через метафору «отцовства». Монстры – это природа, породившая человека и теперь видящаяся ему опасным врагом, от которого «не стоит ждать милостей» и которого нужно нещадно грабить, отстреливая редких животных, меняя русла рек, выливая в эти реки промышленные отходы и т. д. Не случайно на стороне монстров именно женщина – архетипическая ведьма, жрица природы. (Кстати, трансформация представления о ведьме как о «ведающей» мистические тайны природных сил в представление о ней как о прислужнице Сатаны, иллюстрирует на уровне коллективного бессознательного мутацию отношения к природе в сознании европейца).

Итог: несколько сумбурный рассказ о чудовищах и чудовищном к ним отношении. Одно только непонятно – причем здесь кожа-то?

Прочитано благодаря списку «399 темных рассказов» Вертера де Гете».

Оценка произведению: 8 из 10 (хорошо).

Оценка «страшности»: 2 из 10 (жутковато).

Посмотрев отзывы, пребываю в добродушно-ехидном недоумении. А чего же вы хотели, это же Баркер, это же по определению КИШКИМОЗГИ18+. Хорошо, хоть без гомосексуалистов обошлось. Хотя образ жены кладбищенского сторожа, возможно, проливает свет на некоторых роящихся в голове автора тараканов – пугают его, похоже, женщины, пугают. Как и Николая Васильевича нашего Гоголя пугали. Видимо, чтобы писать хороший хоррор, надо быть женоненавистником?

А в целом, ничего так история, готичная. Не сказать, чтобы сильно страшная, да и не сказать, чтобы такая уж противная – недостаточно у меня, видимо, извращенное воображение, не могу все это себе представить «рельефно». Да и к тому же, извращениям предаются именно злодеи, им положено. Или это не рассказ ужасов? Другое дело, когда в «Свином кровавом блюзе» даже главный герой как-то двусмысленно поглядывал на мальчиков – вот этот момент, конечно, коробит.

Итог: атмосферная и оригинальная стилизация под готическую новеллу. Но очень сильно на любителя, с крепкими нервами и желудком.

Прочитал благодаря списку Вертера де Гете «399 лучших «темных» рассказов»

Оценка произведению: 8 из 10 (хорошо).

Оценка «страшности»: 2 из 5 (жутковато).

Второй том трилогии несколько поразил воображение объемом. Но еще больше удивляет наполнение этого объема. Причем это не приятное удивление.

Переводчик сменился. Стиль, как результат, тоже – не сказать, чтобы сильно в худшую сторону, но первое время раздражает. Текст изрядно «русифицирован» в плане фразеологии – «что сову об пенек, что пеньком об сову», «когда прилетит второй ботинок» и т. д. Впрочем, может быть шутка про второй ботинок интернациональна?

Впрочем, стиль переводного произведения – не вина/заслуга автора. По существу же, непонятно, зачем вообще Ротфусс писал эту книгу. Ее не нужно было писать. Ибо развития магистрального сюжета там ноль целых шиш десятых –

И ладно, если бы все эти приключения так же здорово излагались, как в первой части. Я упрекал «Имя ветра» в отсутствии оригинальности, но то было если и эпигонство, то виртуозное. Микса наподобие «Молодой Корвин косплеит Стального Алхимика в Хогвартсе эпохи Средневековья при поддержке гостей из Земноморья» в «Страхах мудреца» и вовсе нет. Здесь все очень топорно. Писал-писал Ротфусс какую-то гаррипоттеровщину и вдруг опомнился, а чтобы псевдоисторический роман не замутить? Тут же набегают дворцовые интриганы, отравители, монарх с непростым характером; здесь и придворная поэзия, и династический брак, и любовь… тут ВНЕЗАПНО Ротфусс вспоминает, что Дюма – это не фэнтези и быстренько перепиливает свой роман в подобие «конины» (ну разве что герой не варвар, а наоборот, колдун) со стандартной партией приключенцев в главных ролях. Рейнджер, воин, воительница, маг, он же бард, и ассасин – полный комплект клише. А угадайте, что они будут делать? Правильно – они все куда-то идут, травят байки у костра, ссорятся по мелочам, мирятся; между разнополыми персонажами одного класса, как водится, вспыхивает любовь; два других героя участвуют в обязательной потасовке в трактире; маг поглядывает свысока на воинов, воины с недоверием поглядывают на мага, а ассасину все пофиг, он постиг Дао, то есть летани. Хорошая такая конина, душевная, почитать можно, но разве это нужно поклоннику «Имени ветра»?

Потом и вовсе автор сначала путает кельтскую мифологию с Камасутрой, а затем плавно уходит в область совсем других восточных практик, то есть – боевых искусств. К слову, то, что для обозначения, как сексуальных практик, так и боевых приемов автор использует похожие метафоричные названия, доставляет в особо крупных размерах. Может быть, этого казуса как-то можно было избежать?

Дальше перед читателем мелькает еще несколько незначительных декораций и заканчивается все возвращением Квоута в стены родного Университета.

Впрочем, Денна тоже вызывает сильнейшее недоумение. Ибо от девушки, которая позволяет себя целовать и обнимать совершенно несимпатичным ей мужчинам, но не решается лечь в постель с тем, кто ей нравится, нужно бежать без оглядки. Потому что это нечто совершенно нездоровое. Не говоря уже о ее отношениях с «покровителем» — тут патология налицо. А род ее занятий вызывает большое сомнение в реалистичности такого метода выколачивания денег – по-моему, это должно быстро перерасти в обыкновенную проституцию. Кстати, как она еще находит себе спонсоров, если за ней тянется определенная слава? И все эти ее игры с Квоутом оставляют неприятное впечатление.

По поводу расползающейся дурной славы Денны и прочих вещей с тенденцией к расползанию. Совершенно непонятно, как у них там, в их мире вообще с транспортом. С одной стороны, поездка в соседний город представляется как приключение, жители городка неподалеку от Университета, несмотря на близость учебного заведения, ничего не знают о магии и побаиваются арканистов; не так уж далеко от городка водятся драккусы, о существовании которых ни его жители, ни даже бывалая путешественница Денна не подозревают. То есть, мир «Хроник Убийцы Короля» — это дремучее стремное Средневековье, где страшно ночью в сортир выйти – или стражники отметелят, или нечисть сожрет. А уж отправиться в соседний город – и вовсе равносильно военному походу. Вроде бы так?

Но нет. Квоут отправляется морем аж в дальнее королевство Винтас – и, между прочим, единственный из спутников, прибывает туда таки живым. По идее, его должны провожать с воем, как на войну – а ничего подобного, Элодин руку пожал, Аури платочком махнула, и даже Трепе не пустил скупую мужскую слезу. Так что же это значит – в Винтас плавать безопасно, а Квоут просто такой «везучий»? Есть у фанатов, правда, мысль, что Квоуту и правда сильно не повезло, не без участия Амброза, но это версия… Вот что интересно – когда это нужно автору, персонажи проходят из пункта А в пункт Б легко и непринужденно. В прочее же время, как говорится, «ночь темна и полна ужасов». Вспомните возвращение Темпи на родину – за всю дорогу ни одного разбойника, не говоря уж об упоротых драккусах. Адема испугались? А в трактире, его, помнится, никто не боялся. Да, они с Квоутом еще и изматывали себя постоянными тренировками – адему-то что, а Квоуту было нескладко. Вряд ли бы он в таком состоянии справился с шайкой головорезов.

То есть совершенно непонятно, что перед нами такое – дремучая и страшная феодальная раздробленность или процветающее и просвещенное содружество государств.

О Фелуриан. Ладно то, что именно Квоуту сотоварищи она попалась на пути – далеко не каждый день, я думаю, она является людям. Но вот как остальным удалось избежать ее зова? То ли она пришла за Квоутом целенаправленно (что вряд ли, ибо в тексте не упоминается), то ли не так она крута, как в народе говорят. Поведение Квоута радует – ждите меня через три дня, мужики, я пошел. И что характерно – никто не помешал, видимо, уверены в его крутости. Как-то это все…

Адемы. Рофусс хорошо знаком с даосизмом, этого не отнять. И жаждет поделиться знаниями с читателем, придумав, правда, собственную терминологию. Тему боевых искусств он изящно обходит стороной, упоминая только названия приемов – что веселит, ибо см. выше. Адемы – это, наверное, одна из немногих оригинальных задумок Ротфусса – но не совсем удачных. Во-первых, к великому сожалению феминсток, женщины – так себе бойцы. Не знаю, правда, какие из них преподаватели боевых искусств, но факт остается фактом: женщина-воин – это редкое исключение из правил. Мужчины сильнее и скорость реакции у них выше, и эмоционально они, что бы там ни воображал Ротфусс, устойчивее. При равной подготовке и весовой категории победа мужчины практически гарантирована. Главное – подобное обоснование матриархата адемов вообще не нужно, потому, что авторитет не обязан держаться на физической силе, это как раз «фишка» патриархальных обществ. Зачем автор вообще пустился в рассуждения о превосходстве воительниц – неизвестно, возможно, хотел польстить читательницам.

С адемами связан еще один непонятный момент. Они обладают исключительными познаниями в боевых искусствах, развитой медициной, и, кроме того, в обычаях их народа высокая степень сексуальной свободы. И при всем этом у них нет представления о механизме зачатия – они полагают, что деторождение не связано с сексом! То есть, по мнению Ротфусса, можно быть экспертом в области медицины и физкультуры, но не знать, как устроена половая система? Это народ, сделавший из физкультуры религию, из тела – оружие, народ, искоренивший, между прочим, в своей среде венерические заболевания, что является предметом их гордости. У них, фактически, культ здоровья. Но они не знают, откуда берутся дети. Как так? На форумах говорят – стеб. По мне, так это уже то, что называют «петросянством», ибо такое доведение до абсурда уместно разве что в юмористическом фэнтези.

Шкатулка с деньгами маэра.

Ротфусс завел одну неприятную привычку: пропускать события, заменяя их кратким пересказом – например, суд и злополучное плавание Квоута в Винтас. При этом автор как бы решает за читателя, что ему будет интересно, а что нет. А почему, собственно? Взялся за гуж, не говори, что не дюж, пишешь книгу – так пиши, излагай события. Неужели эти события так малозначительны? Понятное дело, автор пишет о том, о чем хочет, но неужели все остальные эпизоды – включая, например, соблазнение Квоутом рыжей девицы из трактира, подробный пересказ баек у костра, описание развитие отношений между Деданом и его подругой – так уж значимы? Такой ход оставляет ощущение халтуры.

Не недостаток, но изрядно веселит имя генерала Дагона, военачальника маэра, вызывая длинную цепь ненужных ассоциаций.

«Страхи мудреца» не отвечают ни на один вопрос, но зато задают новые. Почему чандрианы уничтожают одни свидетельства своего существования и безразличны к другим? Что за шкатулка была у леди Лэклесс и почему в настоящем времени у Квоута есть похожий сундук? Кто такой Бредон и почему он испытывает интерес к Квоуту? Почему вся информация об амир подделана или уничтожена? Чем больше загадок, тем, конечно, интереснее, вот только хотелось бы, чтобы одни загадки возникали по мере разгадывания других, а не так топорно. И чем больше вопросов, тем сильнее предчувствие, что автор просто не сможет за один том дать на вразумительный ответ на них.

Есть в книге и удачные места. Забавное действие психотропного средства, которому подвергся Квоут в начале романа. Атмосфера мира Фейе и легенды, рассказанные Фелуриан. Харизматичный Темпи, представляющийся мне почему-то в облике молодого Джекки Чана. Учение о летани, хоть и заимствованное из восточных религиозно-философских систем. И, конечно, магистр Элодин и его уроки. Но все это перемешано со скукой и нелепостями.

Итог: полное разочарование. «Страхи мудреца» — это эклектичное попурри с не всегда удачными импровизациями. К не слишком оригинальной идее примешалось небрежное исполнение. Увы, Патрик Ротфусс не исправился и даже усугубил недостатки трилогии во втором томе. Есть серьезные опасения, что «Хронику Убийцы Короля» можно считать «слитой». Конечно, Дэну Симмонсу удалось выпустить неплохой «Восход Эндимиона» после уныло-безыдейного приключалова «Эндимион», но чаще всего начавший деградировать сериал деградирует последовательно. Будем надеяться и ждать, а пока не могу рекомендовать «Хронику Убийцы Короля» к обязательному прочтению, разве что тем, кому нравится классическое фэнтези и сильно нечего делать.

Первый раз прочитал эту вещь, учась в 11 классе, пару раз перечитывал в студенческие годы, и вот перечитал в рамках изучения «399 темных рассказов» в авторской колонке Вертера де Гете.

При первом прочтении помню крайне тягостное впечатление. Нереально жуткие картины, похожие на страшные сны вперемешку с натуралистичными ужасами войны. Сюрреализм в чистом виде, где грань между реальностью и бредовым кошмаром – кажущаяся. Извращенная логика, нечеловеческой напряженности эмоции, окружающий и нарастающий хаос – полная картина гибели мира. Повесть тогда внушила отвращение, но в то же время отдельные, наиболее жуткие отрывки, в особенности финал, так и притягивали их перечитать, засев в воображении больным зубом, до которого хочется дотронуться языком – чтобы не впасть в самообман, что боль ушла навсегда.

Позднее, конечно, впечатления сгладились – и сам повзрослел, и знал, чего ожидать от этой книги. Но атмосфера безумия по-прежнему воспринимается очень сильно. Мистические «ужастики» так напугать не могут. Даже «Елеазар» того же Андреева, при всей своей философской глубине исследований восприятия человеком своей смертности, куда как меньше давит на психику.

Что же такое Красный смех? Это цвет опасности, открытых ран, пожаров. Это кровь мира, убивающего себя руками людей. Которые почему-то не хотят остановиться, на каждой развилке истории сворачивая в сторону все большего и большего безумия. Это смех сумасшедшего, который радуется хаосу, смерти и безумию, потому что кроме них не осталось ничего.

Повесть многие упрекали в пафосности, доведении до абсурда. До сих пор ходят слухи, что якобы Лев Толстой (знающий, что такое война на своем опыте), презрительно отнесся к «Красному смеху» (на самом деле – рекомендовал к чтению). Да, до реализма этому произведению далеко – иначе бы человечество уже погибло. Но вот что интересно – сюрреалистические кошмары Андреева не менее страшны, чем натуралистичные описания войны, а может быть, и более, если это возможно.

Не буду долго писать банальности о пророческом даре автора – год написания повести говорит сам за себя. В этом-то, и причина насмешек современников – Андреев писал о будущем, которого боялся. И после двух мировых войн вряд ли найдется много читателей, которые сочтут «Красный смех» забавным преувеличением.

Итог: одна из самых страшных антивоенных книг в истории литературы.

Оценка произведению: 9 из 10 (отлично).

Оценка «страшности»: 5 из 5 (шокирует).

Будучи прочитан мною в детстве, этот рассказ меня неслабо напугал (когда читал, уже не помню – ориентировочно классе в 4-5). Сейчас, перечитывая, конечно, того ужаса уже не испытал – но ощущение безысходности и беспомощности человека перед кровожадной нечистью осталось. Вообще, есть что-то особенно пугающее в монстрах, маскирующихся под людей и превращающих их в себе подобных. В детстве такие создания пугали меня, пожалуй, больше всего. А вурдалаки воплощают и другой древний страх человека – страх перед смертельной эпидемией. Но что делает рассказ особенно жутким – это именно ощущение безысходности, то, как крестьяне один за другим превращаются в вурдалаков, будучи не в состоянии ничего противопоставить нечистой силе.

Итог: Восточная Европа, вампиры – классический хоррор в классическом сеттинге. Незамысловатый рассказ – но, определенно, эталон жанра.

Перечитал благодаря теме «10 любимых страшных рассказов».

Оценка произведению: 9 из 10 (отлично).

Оценка «страшности»: 4 из 5 (сильно пугает).

Первый рассказ Клайва Баркера, который я прочитал. Решил ознакомиться с его творчеством, прочитав на форуме тему «10 любимых страшных рассказов». Простое название рассказа заинтриговало – обычно у Баркера названия пафосно-эпатажные вроде «Секс, смерть и сияние звезд» или «Полночный поезд с мясом».

Рассказ, как ни странно, именно о страхе. Некий студент становится жертвой своего приятеля, поставившего свой целью изучить чувство страха и ставящего эксперименты на людях. Куэйду, как зовут этого маньяка, в конце концов, удается запустить цепь маловероятных событий, которые приводят к неожиданному и страшному финалу.

Рассказ получился действительно страшным, особенно в той части, где подопытным кроликом стал главный герой. Баркер детально описывает внутреннюю картину фобии, сам механизм возникновения страха, постепенное погружение человека в кажущийся бесконечным кошмар. Лихорадочная борьба за выживание в обстановке полной неизвестности, в темноте и тишине (страх главного героя – глухота), без возможности даже услышать собственный крик, без возможности увидеть, на чем стоят твои ноги и что находится на расстоянии вытянутой руки.

Финал рассказа выглядит неожиданным.

Итог: отличный рассказ. Единственное слабое место – изначально очевидная бессмысленность «экспериментов» Куэйда, выглядящих как банальные проявления садизма (и являющиеся таковыми).

Оценка произведению: 9 из 10 (отлично).

Оценка «страшности»: 4 из 5 (сильно пугает).

Рассказ о цене за достижение великой цели, которая неожиданно может оказаться слишком велика.

Кроме того, рассказ можно воспринимать и как неплохой триллер. Море пожирающих корабли водорослей – самый страшный кошмар морехода, воплощение всех «морских» ужасов, Остров Погибших Кораблей и кракен в одном лице.

Итог: конечный вывод автора из произошедшего не совсем понятен, но рассказ неплохой.

Очень давно хотел прочитать этот роман – с тех пор, как прочел вступительную статью к советскому изданию «Сто лет одиночества» Маркеса. Очень повезло найти эту книгу в библиотеке – оказалось, она издавалась на русском языке всего пару раз.

«Маисовые люди» действительно оказались недооцененным произведением. Ее можно назвать эталоном латиноамериканского магического реализма – и при этом, в отличие от саги Маркеса, она в России малоизвестна. Может быть, проблема в национальной специфике – книга посвящена, в том числе и патриотической тематике, национальному духу Гватемалы, что по понятным причинам не слишком близко российскому читателю. Не та страна, не та эпоха, да и своих проблем хватает. Может быть, дело еще в чем-то.

Но непопулярность эта абсолютно незаслуженная. В «Маисовых людях» есть все, что должно быть в латиноамериканском романе – причудливость образов, мифологичность, национальный колорит, переплетение сказочного с реальным. Астуриас, в отличие от Маркеса не пишет откровенную фантастику. Если у Маркеса ирреальное переплетено с бытовым, то у Астуриаса оно уходит в область домыслов и видений, народных легенд и шаманских практик, психоделии и мистики. И все же роман «Маисовые люди» не менее мифологичен, чем «Сто лет одиночества», столь же пропитан фольклорными и религиозными образами.

Астуриасу удалось выразить самобытность народа Гватемалы, написав настоящую эпопею всего лишь где-то на двухстах с небольшим страницах. «Маисовые люди» — это трагикомическое переплетение судеб разных людей в трудные времена. Каждая новая глава словно бы начинает новую историю, но через некоторое время становится ясно – все герои живут в одном пространстве, в одной стране, и судьбы их связаны с ее судьбой.

В основе романа – противостояние индейцев с белыми поселенцами, желающими выращивать священный для местных народов маис на продажу, что противоречит индейским верованиям и традициям. Индейский вождь Гаспар Илом гибнет в противостоянии с захватчиками, но борьба на этом не заканчивается. Автор рассказывает нам истории о самых разных людях, разделенных временем и расстояниями – о страдающей от проклятия семье; о прозревшем слепом, ищущем сбежавшую жену; о почтальоне, которого все считают оборотнем-койотом. Через их истории мы видим, как магия убитых и возродившихся колдунов настигает повинных в смерти вождя: отголоски мистической мести запускают цепь странных случайных событий. И все это – портрет страны, портрет народа, складывающийся из лиц каждого рожденного на этой земле, рожденного этой землей. Мира, который живет вопреки вторжению извне, сопротивляясь изо всех сил людям, не чувствующим волю богов.

Несмотря на политическую направленность и мистический подтекст, роман глубоко реалистичен. Действие охватывает и деревни и города, «на сцене» появляются самые разные представители общества. Натуралистично описанный быт соседствует с парадоксальными ситуациями, сюжетами народных баек. И, несмотря на протестный пафос книги, автор не стремится делать из кого-то чудовищ или героев – индейцы благородные, но все же дикари, способные на жестокость; захватчики лишены уважения к земле и священному маису, но им так же свойственна и смелость, и угрызения совести. Кажется, иногда автор просто показывает красоту жизни такой, как она есть, удивляясь всякому ее проявлению, от лесных зверей до мудрых шаманов, от кровавых битв до мирных деревень, от маисовых полей до ураганов в горных ущельях. Все это – его мир, его страна, его родина.

Итог: «Маисовые люди» — книга, которая позволит почувствовать дух Гватемалы, скажет об этой стране нечто, чего нет в справочниках и энциклопедиях. Один из лучших образцов латиноамериканской литературы, наполненный искренней любовью автора к своей стране.

Сферический Лавкрафт в вакууме. Одинокий интеллигентный герой, проклятый дом, мистическое наследие прошлого, ведьма, монстр,

Итог: атмосферно, тяжеловесно, многословно и пафосно. Для поклонников Мифов Ктулху.

Прочитано в ходе ознакомления с темой «10 любимых страшных рассказов».

Оценка произведению: 8 из 10 (хорошо).

Оценка «страшности»: 2 из 5 (жутковато).

Один из первых прочитанных мной у Эдгара По рассказ, прочитал его первый раз примерно где-то учась в седьмом классе. Не сказал бы, что рассказ напугал, но впечатление оставил крайне гнетущее. Пожалуй, это один из лучших в мировой литературе рассказов о становлении маньяка. Особую силу и достоверность придает ему повествование от первого лица – беспомощные самооправдания человека, катящегося со страшной скоростью в пропасть безумия. Жутко видеть, как рассказчик, стыдясь и придумывая на ходу смягчающие обстоятельства, все больше и больше демонстрирует свои садистские наклонности.

Единственное, что еще нужно заметить – рассказ хорош, но крайне неприятен. Читатель, любящий животных, на середине повествования, как правило, отбрасывает книжку, матерясь. Даже концовка не сглаживает тягостного впечатления, поэтому впечатлительным людям эта история не понравится.

Итог: шокирующая исповедь маньяка-неудачника.

Оценка произведению: 9 из 10 (отлично).

Оценка «страшности»: 5 из 5 (шокирует).

Первый рассказ, прочитанный мной у автора. Что могу сказать – это Очень Японская История. Здесь и фатализм, и мистицизм; и безумный художник, одержимый идеей, и суровый властитель, который смотрит на подданных... как на понятно что. Идея не нова – «гений и злодейство», то есть, как далеко может зайти творческий человек в своих художественных исканиях. Любопытно, Акутагава знал легенду об умертвившем натурщика Микеланджело, или в Японии есть похожие легенды? Во всяком случае, в интерпретации японского классика все намного сложнее. Любопытна и реакция рассказчицы на происходящее – дает представление о менталитете средневекового японца.

В общем, рассказ достаточно интересен, особенно для читателя, интересующегося японской культурой. Однако чего-то ему все же не хватает – некоторой непредсказуемости, восточной загадочности. Или же здесь сработало мое знание японских легенд – но я почти сразу понял, к чему идет дело. Хотя человека, не знакомого с нравами средневековой Японии, развязка может удивить и даже шокировать.

Итог: достаточно любопытная история в духе японских легенд.

Оценка произведению: 8 из 10 (хорошо).

Оценка «страшности»: 2 из 5 (жутковато).

Прочитано благодаря списку Вертера де Гете «399 лучших «темных» рассказов.

Читавшие роман «Замок лорда Валентина» сразу поймут, о ком идет речь в этом рассказе. Понтифик Ариок прослыл сумасшедшим, как всякий человек, не желающий покорно принять свою судьбу. Правитель – тот же пленник, и из золотой клетки только сложнее бежать. Но зачастую выход из ситуации находится совсем рядом, и воспользоваться им – вопрос смелости.

Итог: гимн оригинальности, находчивости и оптимизму. Любая тюрьма существует, чтобы из нее убежать, почетная – тем более.

Удивительно, как я, интересуясь всякой экзотической нечистью, раньше не читал этот рассказ. О Вендиго написано много – и в некоторых трактовках от мифологического облика этого персонажа практически ничего не осталось. А что с ним делают создатели компьютерных игр – от карликового йети, стреляющего ледышками в HeXen до плотоядного прямоходящего барана в Warcraft 3. Вендиго Блэквуда интересен наибольшей близостью к исконному образу зловещего индейского бога голода и губительного ветра.

Что до рассказа, то главное, что в нем цепляет – атмосфера не освоенной европейцами Северной Америки, диких лесов, первобытной природы. Первооткрывательская романтика. Неторопливое, в ритме пешего похода, обстоятельное повествование. И ужас цивилизованного человека, оставшегося один на один с лесом – таинственным и обманчиво безопасным.

Итог: классический мистический хоррор, пугающий не кровавым насилием, а ощущением тайны и затаившегося безумия.

Прочитано благодаря теме «10 любимых страшных рассказов».

Оценка произведению – 9 из 10 (отлично)

Оценка «страшности» — 3 из 5 (пугает).

После патриархально-целомудренного и политкорректного «Замка лорда Валентина» провокационная тематика этого рассказа несколько удивила.

Рассказ, в общем, о тех вещах, которые часто путают с любовью. Секс как инструмент провокации и самоутверждения – не редкое явление в западной культуре после сексуальной революции. Но есть ли в этом смысл? Стоит ли запутывать свои отношения, связываясь с теми, кто тебе не нужен, с кем тебе не по пути? И не противоречит ли это самой сущности любви? Вот на эти вопросы и предстоит подумать героине и читателям. Ответ автора очевиден – у отношений, целью которых является что-то доказать обществу, нет будущего. Любовь – глубокое духовное родство, немыслимое между существами, несходными даже биологически. И здесь недостаточно только секса и каких-то странных принципов и побуждений, происходящих от инфантильной жажды протеста.

Итог: рассказ несколько смущает описанием межвидового секса (как у них только получилось-то), но в принципе содержит правильную идею – к личной жизни нужно относиться серьезнее, чтобы не запутаться и не потерять себя.

Первое прочитанное мною произведение Роберта Блоха. Что могу сказать – не зря он считается известнейшим автором триллеров про маньяков. Похоже, это его излюбленная тема – вот и «Енох» про маньяка, но маньяка необычного. Дело в том, что голос в голове этого убийцы принадлежит вполне настоящему демону...

Рассказ – своего рода деконструкция, превращение психологического триллера в мистический. Впрочем, особо мудрствовать автор не стал, а сразу раскрыл все карты – повествование ведется от лица того самого маньяка. Возможно, следовало бы оставить какую-то неоднозначность? В любом случае, «Енох» — хороший, атмосферный мистический триллер с шизофренической атмосферой, который понравится любому ценителю жанра.

Итог: классика ужасов как она есть.

Оценка произведению – 8 из 10 (хорошо).

Оценка «страшности» — 2 из 5 (жутковато).

Прочитано благодаря теме «10 любимых страшных рассказов».

Простая и эффектная притча о том, как ничтожен отдельный человек там, где сталкиваются массы, движимые войнами и государствами; о том, как легко люди утрачивают индивидуальность, и, умело направленные, становятся живым орудием разрушения и убийства. Составленные из человеческих тел великаны великолепны и омерзительны, но страшно в них то, что если бы они вообще были бы возможны в действительности, то они бы существовали. Легко стряхнуть жуть и напомнить себе, что такое явление противоречит законам физики, но сразу же видишь в сводках из очередной «горячей точки» призрак этих чудовищ, видишь их жажду воплотиться в глазах очередных фанатиков.

Зачем Баркер сделал героев гомосексуалистами – понятно. «Не такие как все» становятся первыми жертвами крупных социальных потрясений, когда важно четко знать, кто свой, кто чужой. Участь их тоже показательна – кто не с нами, тот против нас, умри или присоединяйся. А вот без эротической сцены можно было бы и обойтись – но таков уж видно «пропуск» в клуб «современной литературы».

Итог: сюрреалистическая извращенность, помноженная на голливудскую эффектность – квинтессенция творчества Баркера.

Оценка произведения — 8 из 10 (хорошо).

Оценка «страшности» — 4 из 5 (сильно пугает).

Спасибо Вертеру де Гёте за список «399 лучших «темных» рассказов», благодаря которому я прочитал этот рассказ.

Добрался до рассказа благодаря теме на форуме ФантЛаба «10 любимых страшных рассказов». Очень был удивлен, что в рейтинг попало реалистическое произведение Андреева – у него достаточно сюрреалистических и мистических историй ужасов.

Отчасти понятно, что пугает в «Бездне» — бытовые криминальные кошмары страшны тем, что близки к реальности. Уличная шпана или инфантильный субъект с «тараканами в голове» — это пугает без прикрас, здесь не нужно создавать атмосферу и быть убедительным.

Но, с другой стороны, именно «прикрасы» рассказ и портят. Уж слишком манерными выглядят студент и его несчастная подруга, слишком экзальтированными и инфантильными. Может быть, это характерно для той эпохи, их сословия и возраста – не знаю. А финал – я перечитал его дважды, пока понял, что произошло, и почувствовал себя поручиком Ржевским, не понимающим эвфемизмов.

Однако даже в первозданном варианте рассказ вызвал, как говорится, широкий общественный резонанс. Повторилась типичная история – слабое искусство может быть хорошей провокацией. Примерно такая же история произошла в наше время с нашумевшим сериалом «Школа» — посредственный пошловатый сериал, сборник режиссерских «находок» сомнительной свежести неожиданно расколол страну надвое, напомнив дремлющим обывателям, что подростки – не ангелы. Так и «Бездна», при всей переполненности пафосом и экзальтацией, затронула «священную корову» тогдашнего общества, ниспровергнув ценность «хорошего воспитания» как панацеи от превращения человека в монстра.

И все-таки пафос автора несколько забавляет и портит впечатление. Может, он боялся цензуры или совсем неадекватной реакции публики, может сказался авторский стиль… Но в мистических вещах вроде «Он. Рассказ неизвестного» или «Елеазар» такой тон уместен, а здесь он только убивает на корню правдоподобие.

Итог: рассказ – не из лучших, троллинг – зачетный.

Оценка произведению: 7 из 10 (нормально).

Оценка «страшности»: 2 из 5 (жутковато).

Еще в детстве этот рассказ потряс меня. По радио шел радиосериал из рассказов Эдгара По, и в качестве рекламы этого радиосериала зачитывали отрывок о зловещих часах с боем. Именно эти часы и оставили наиболее жуткое впечатление – не сам жуткий призрак болезни, но тягостное ожидание неизвестной, но неминуемой гибели.

Недаром рассказ привлекал поэтов-переводчиков – он поэтичен, словно стихотворение в прозе, и за счет этого при всей свое лаконичности очень сильно воздействует на читателя. Значение рассказа для мировой литературы переоценить трудно – мотивы его можно найти у многих фантастов, от Рэя Брэдбери до Дэна Симмонса. Жуткие же часы могли бы стать эмблемой понятия «саспенс».

Итог: ярчайший пример того, как гипнотическое воздействие поэтичного текста может вызвать куда больший ужас, чем многостраничные описания расчлененки.

Оценка произведению – 10 из 10 (шедевр).

Оценка «страшности» — 5 из 5 (шокирует).

Перечитано и отрецензировано благодаря теме «10 любимых страшных рассказов».

Рассказ ужасов в антураже фэнтези – непростая задача, ибо страшнее всего то, что ближе к реальности, а фэнтези от нее весьма далеко. Особенно такое – вычурное, дотолкиновское, в духе Говарда и Лавкрафта. Что и привлекает в этом рассказе, и портит его – вычурная стилистика и полная невозможность представить себя на месте таких экзотических героев, как маг и его ученик. Рассказ перегружен экзотикой, подробными психоделическими описаниями магических ритуалов и различных фэнтезийных диковин – чего стоят хотя бы мумии-ассистенты некромантов. Но под этой оберткой прячется стандартная страшилка про то, как «ящерики овладевать нас», которая была бы пострашнее, будь ее атмосфера обыденнее, перенеся ее автор из заклинательного чертога древнего мага в современную квартиру или мрачный особняк.

Итог: если же не пытаться почувствовать ужас главных героев и понять их – то получается вполне приятная мрачноватая и вычурная история, полная тайн и магии.

Оценка произведению – 7 из 10 (нормально).

Оценка «страшности» — 2 из 5 (жутковато).

Прочитано в рамках ознакомления с темой «10 любимых страшных рассказов».

И снова история о гениальном аутисте со сверхъестественными способностями. Концепция рассказа не слишком оригинальна – фантасты часто наделяют страдающих психологическими проблемами героев каким-нибудь невероятным даром. В общем, получился некий микс из «Скрюченного домишки (Дома четырех измерений)» Хайнлайна и «Все тенали бороговы» Каттнера и Мур в Кинговском антураже, с поправкой, разумеется, на жанровую принадлежность.

Впрочем, рассказ ценен не как ужастик, а скорее как пример психологической прозы. И здесь Джо Хилл – достойный наследник своего отца. Жизнь подростков, как она есть, без прикрас, с их сложными отношениями, странной жестокостью и болезненной, странной дружбой – все это куда важнее и выразительнее, чем мистические кошмары, хотя образ кустарного лабиринта миров определенно удался.

Итог: жутковатая история, правдоподобная за счет по-настоящему живых персонажей.

Оценка качества: 9 из 10 (отлично)

Оценка «страшности»: 2 из 5 (жутковато).

О «Пауке» был наслышан давно, в связи с тем, что по мотивам этого рассказа (или повести?) была написана песня группы «Агата Кристи» «Дорога паука». Песня, впрочем, не самая сильная у братьев Самойловых, так что сразу к делу.

Можно сказать, что «Паук» — прямо-таки эталон готического ужаса. Тут и самоубийства, и прекрасная незнакомка, и тонкие намеки на скрытые в глубине психики человека садомазохистские комплексы, и игра на одной из самых распространенных человеческих фобий – арахнофобии, и таинственный монстр в человеческом обличии... Хотя суть рассказа можно выразить двумя словами – «черная вдова». В общем-то, интрига только в том, чем закончится противостояние героя и монстра.

Что цепляет – повествование от первого лица, «вид на безумие изнутри», борьба героя со своим порабощенным подсознанием, детальное описание всех этапов разрушения психики добровольной жертвы. Именно это перерастание романтического интереса в мазохистскую, наркотическую привязанность к странному существу и поднимает этот незамысловатый триллер на уровень общепризнанной классики – как ни как, а женщине не обязательно быть монстром, чтобы свести влюбленного с ума, что и добавляет «Пауку» долю «житейского» смысла.

Ну и вообще – люблю такие истории о проклятых домах и необъяснимых убийствах.

Итог: классический мистический рассказ ужасов как таковой.

Прочитано благодаря теме «10 любимых страшных рассказов.

Оценка рассказу – 9 из 10 (отлично).

Уровень «страшности» — 3 из 5 (может напугать).

Главное, чего я не понял в этом романе – это название. При чем тут Джералд со своими дурацкими игрищами, если его нелепая гибель – только завязка романа, и вовсе не он является первопричиной всех проблем героини? Я бы придумал более символичное заглавие – «День затмения» например. А существующее, как говорится, не символизирует. А теперь по существу.

«Игра Джералда» – очередной психологический триллер, практически без мистики. Это еще одна книга о чисто бытовых кошмарах, которые так часто имеют место в реальности, но о которых никто не любит говорить. Ну что же, это основное направление Кинг – вытаскивать монстров из человеческого подсознания.

И вновь это история о человеке, попавшем в ловушку – все тот же вечный сюжет, вариация на тему «Колодца и маятника» По. Только здесь вместо колодца – голод и жажда, а вместо маятника – голодный пес и другие ночные гости одинокого домика.

Главная героиня случайно оказывается прикованной наручниками к металлической кровати. Помочь некому – единственный, кто знал, где она и что с ней происходит, лежит мертвым на полу возле кровати. И кроме наручников и мучительной жажды, препятствием к спасению становятся ее воспоминания и давние страхи, которые, в конечном счете, привели ее в этот уединенный дачный домик.

Кинг – мастер острого раскрытия тем, которые очень часто замалчиваются, являясь тем самым «сором» который не принято «выносить из избы». Это религиозные фанатики, калечащие психику своих детей («Кэрри»), алкоголизм («Сияние»), садизм («Мизери»). Героиня «Игры Джералда» стала жертвой отца-педофила, что создало в ее подсознании комплекс жертвы. Чтобы найти в себе силы освободиться, даже рискнув здоровьем, ей нужно понять, что она – полноценный человек, а не игрушка для мужчины. Реалистично ли это, что взрослый человек в экстремальной ситуации, вместо того, чтобы пытаться освободиться, размышляет о своем прошлом и философствует? В принципе, зависит от характера этого человека. Несколько удивляет, что у героини остаются силы для таких сложных размышлений – но, может быть, она таким образом пытается спастись от паники?

Как бы то ни было, основная идея романа типична для Кинга – человек, отбросивший комплексы, фобии и предрассудки и взглянувший на мир трезвым взглядом, неуязвим или как минимум готов к подвигу. Преодоление внешних обстоятельств – это в первую очередь преодоление себя.

Очень интересна последняя часть романа, где раскрываются тайны сюжета – читателя ждут неожиданные, но логичные объяснения ряда абсурдных и пугающих эпизодов романа.

Достоинства книги:

психологизм, глубокий анализ личности главной героини;

реально жуткая атмосфера.

Недостатки:

немного искусственная склонность Джесси к философствованию в экстремальной ситуации;

нелогичное название романа.

Итог: как и более поздняя «Роза Марена», «Игра Джералда» рассчитана, в первую очередь, на женскую аудиторию, но будет интересна всем ценителям хорошего психологического романа, не чурающимся «запретных» и «неудобных» тем. А вот фанаты «кровищщи», равно как и любители атмосферной мистики могут разочароваться.

Кинг, как всегда, напоминает – для человека нет монстра страшнее человека. И если даже вы одни на необитаемом острове – не думайте, что вы недосягаемы для чудовищ. Потому, что как минимум один монстр всегда рядом...

Можно представить этот рассказ, как своеобразную полемику с «Колодцем и маятником» Эдгара По. Если рассказ По утверждал стремление выжить, как нормальный и необходимый базис человеческой личности, то Кинг напоминает – это стремление способно нести и зло. Наивно-романтическому видению противопоставляется христианско-гуманистическое. Герой рассказа – человек, несмотря на свою профессию врача, совершенно не способный думать о других, лишенный альтруизма. Его единственное стремление – выжить и жить как можно лучше, и он реализует его за счет других, торгуя наркотиками, то есть фактически убивает людей ради денег. Но вот ему уже не к кому применить свои хищнические инстинкты. На крохотном островке, больше похожем на скалу посреди моря, ему некого обобрать, убить, сожрать... Кажется, некого – или все-таки?..

Прочитано в рамках ознакомления с темой «10 любимых страшных рассказов».

Оценка рассказу – 9 из 10 (отлично).

Оценка «пугающего потенциала» — 4 из 5 (может сильно напугать).

Насколько помню, прочитал этот рассказ, еще учась в восьмом классе, а может быть, и раньше слышал, как его читали по радио (если его там читали)? В то время впечатление было весьма сильным – изощренное в техническом и психологическом отношении издевательство инквизиторов над своей беззащитной жертвой ужаснуло. Теперь, конечно, такого чувства при перечитывании нет, но отчаяние главного героя и его дикое, непобедимое желание выжить рассказ передает отлично.

Инквизиция – типичное «действующее лицо» жанра ужасов, а читателю советской культуры, в рамках атеистического воспитания хорошо ознакомленного с кошмарами средневекового мракобесия, подобный образ бьет по «больному месту» подсознания. Страшно подумать, что могут сделать люди с таким же, как и они, человеком. Не только в Средние века, но и сейчас человек остается для другого человека самым страшным монстром.

Рассказ оказал большое влияние на жанр ужасов – это один из первых образцов своеобразного поджанра «человек в ловушке». В современном хорроре этот сюжетный ход используется крайне широко – от «Мизери» и «Игры Джералда» Стивена Кинга до «это вашей» «Пилы».

«Колодец и маятник» можно понимать не только буквально. Герой противится неизбежной, как кажется, смерти, вырываясь из одной ловушки только чтобы попасть в другую – и все это время осознает, что обречен. Как и всякий человек, понимая, что смертен, тем не менее, борется за жизнь и старается прожить ее не зря. И чудесное спасение главного героя – вовсе не следствие желания создать стандартный «хэппи энд» (в отношении По такие подозрения смешны). Может быть, это способ выразить уважение автора к своему герою, а может быть – мистическая надежда на какое-то продолжение существования души после смерти, загробное воздаяние? В любом случае, рассказ наполнен верой в то, что пока человек жив, для него всегда есть смысл бороться.

Итог: что тут сказать? По – один из родоначальников жанра ужасов в современном виде, а «Колодец и маятник» — одно из самых интересных и нестандартных (без заживо похороненных девиц) его произведений. Классика, обязательная к прочтению.

P. S. Рассказ перечитан в связи со знакомством с темой «10 любимых страшных рассказов» на форуме ФантЛаба.

Оценка рассказу – 9 из 10.

Оценка «пугающего потенциала» — 4 из 5 (может сильно напугать).

По отзывам в Сети вижу, что этот рассказ по большей части недооценивают. А ведь это одна из самых сильных вещей Маджипурского цикла.

Дело тут даже не в рациональности действий землевладельца, не желающего предавать огню родное поместье. Рассуждения о способах борьбы с метаморфами могут довести до обсуждения правдоподобия самого устройства Маджипуры… но, в конце концов, перед нами не твердая НФ и не исторический роман. Суть в безразличии, мертвом безразличии власти к отдельному человеку, его жизни, мечтам и желаниям. И в военное время это безразличие проявляется особенно остро.

Старый упрямец просто не может понять, как кто-то может за него принять решение об уничтожении его родного дома, его малой родины. Ему нужно уходить – но он хочет остаться, ведь это его дом, и он уже стар, чтобы что-то менять. У него есть свой маленький мир, и он не может понять, как кто-то сверху может вот так, походя, этот мир уничтожить.

Самое главное в этом рассказе – то, что не сказано. Это молчание главного героя, командира, который так и не смог ничего сказать Коронованному Стиамоту, увидев, как тот бесконечно далек от жизни своих подданных. Стиамот измотан заботой о мире на его планете – но за гигантским государством, за заботой о счастье народов, он не видит одного человека. И командир уходит, парализованный осознанием – вот это и есть Власть, безразличие к частному во имя великого. Суть рассказа – в стене непонимания, которая делает возможной власть и войны, в неизбежном зле власти, в неизбежности жертв даже в самых «бескровных» войнах. В том, что само существование войны делает любой словесный протест бессмысленным, потому что она изначально предполагает безгласие жертв.

Что до старика-помещика… думаю, он просто не мог себе представить – как не могут себе представить многие – как далеко может зайти жестокость военно-административной машины. Потому, что тому, кому не приходилось видеть эту жестокость, очень сложно представить ее пределы. The Time of the Burning, «Время Сожжения», или «Время Огня», в российском переводе – это время войны, стихии, безжалостной, как огонь; то же можно сказать и о власти. Трагедия истории отношений личности и государства в том, что гуманность власти – всегда величина относительная.

Роман – никакой. В отличие от предыдущего, раздражения и разочарования он не вызвал – ожиданий особых не было, уже ясно, до какого уровня скатился цикл про Эндера Виггина и его сподвижников.

Читается «Театр теней» все же полегче, чем «Тень Гегемона» — и сюжет развивается побыстрее, и диалоги не столь затянуты (хотя фирменное кардовское переливание из пустого в порожнее присутствует). Впрочем, ближе к концу книги я все же завяз в стратегических планах эпического наступления на Китай – рано радовался.

Кард вспомнил, что пишет фантастику и вернулся к теме генетически модифицированных сверхлюдей. Это несколько оживило сюжет; предыдущую книгу фантастикой назвать можно было с трудом – какой-то шпионский триллер. Но ничего нового в этом отношении читатель не узнает – речь будет идти только о том, как Боб и Петра будут пытаться избавить свое потомство от той участи, на которую обречен Боб. Пытаться-то будут, но вскоре эта сюжетная линия будет скомкана, и начнется привычное – погони, похищения, предательства, происки Ахилла, политические интриги. Получилось ли, стоит ли вообще спасать эти эмбрионы, или гуманнее их уничтожить – эти уже дело десятое.

Красной нитью через роман идет заповедь – «плодитесь и размножайтесь». Понятное дело, что еще ждать от религиозного автора и его не менее религиозных героев, но на фоне современной демографической истерии этот лейтмотив начинает дико раздражать, особенно логика Петры в духе «пусть лучше родятся мутантами, чем не родятся вообще», которая определенно симпатична автору. Хотя, надо сказать, вообще Кард не так уж радикален в этом вопросе: герои без особых колебаний уничтожают отбракованные эмбрионы, да и традиционные семейные ценности трактуются в романе более широко, чем обязанность человека любой ценой наплодить как можно больше потомков. Просто даже у меня, очень консервативного в вопросах личной жизни человека, постоянные в СМИ призывы к «поднятию демографии» выработали уже какую-то аллергию к этой тематике.

Продолжает расстраивать исчезновение из книг цикла достоверной психологии персонажей. Питер представляется инфантильным неудачником, такое ощущение, что здесь он не старше, а моложе(!!!), чем в «Игре Эндера». На фоне своих родителей он выглядит малолетним нытиком – и это гениальный политик-вундеркинд, Гегемон, правитель мира! Но и чета Виггинов тоже ведет себя странновато – находясь в бегах, спасая своего сына, тратят время на какие-то пустячные перепалки в духе юмористического фэнтези. Петра просто одержима мыслью родить наследника Бобу, это единственное, о чем она способна думать. Ну и конечно, любимая тема автора – индусы. Мне уже становится интересно – этот народ действительно обладает таким мистическим представлением о реальности и настолько подвержен внушению? Просто вся эта история с Великой Индийской Стеной эффектна как притча, но в плане реалистичности вызывает сильные сомнения.

Ну и выпускники Боевой школы, выпускники Боевой школы повсюду. Угадайте, кто стал тайным Халифом исламского мира?

Самая скучная часть – последние главы о войне против Китая. Автор долго сдерживал свое занудство, но потом отыгрался по полной. План наступления – отдельная глава, и то, что изложен он читателю как описание совещания военачальников халифата, не делает его более читабельным.

Что неожиданно и приятно удивило – конкретный и четкий финал истории. И это правильный шаг, потому что заставлять читателей еще пару томов наблюдать вялые разборки Боба и Ахилла – это было бы достойно разве что плохого комикса.

Достоинства книги:

читается легче, чем первая часть;

достаточно взвешенно и неагрессивно агитирует за семейные ценности;

внятная концовка, хоть и с намеком на продолжение.

Недостатки:

сюжет простой и предсказуемый;

персонажи временами откровенно туповаты и ведут себя странно;

философия, в стиле «хоть урода, но родить»;

занудное изложение военных планов (хотя это хорошее снотворное).

Итог: неудивительно, что Карда после этой книги перестали переводить. Впрочем, уже после предыдущей книги мой интерес к серии сталь чисто исследовательским. Посредственный шпионский роман с высоким градусом морализаторства.

Второй том динамичнее первого. Сказалось ли это на проработке характеров, психологии персонажей? Пожалуй, что нет, хотя в «Битве королей» меньше воспоминаний героев – оно и понятно, читателя уже не нужно вводить в курс дела. Ведь эта книга даже не претендует на самостоятельность – это не отдельный роман, а часть эпопеи. Пересказа событий «Игры престолов» — нет. Концовка – очень размыта, даже на промежуточный финал тянет с трудом. Плохо ли это? Если бы речь шла не о Мартине, наверно, плохо. Но в данном случае это, во-первых, вопрос качества. А во-вторых – разве у истории есть начало и конец? Мартин пишет своего рода исторический роман, но основанный на истории вымышленного мира, и его задача – реалистично оживить эту вымышленную историю. И отсутствие канонично построенного сюжета только добавляет реализма.

Со смертью Эддарда Старка на первый план выходит Тирион Ланнистер. Он – новый десница, но его поджидают те же опасности. Серсея не может повлиять на сына, но не потерпит, чтобы этот шанс возник у кого-нибудь другого, и борьба за власть разгорается с новой силой. Тирион, в отличие от Неда, совсем не наивен, интриги – его стихия, но и Джоффри – далеко не Роберт. И пусть советы Серсеи значат для нового короля не больше, чем советы десницы – это не сильно облегчает задачу, ведь Джоффри не просто плохой правитель – он самонадеянный инфантильный садист. А ведь Тириону нужно не только защищаться от придворных интриганов – ему нужно защитить Королевскую Гавань. И с его полномочиями и умом – он единственный, кто может навести порядок в столице, и, более того, обязан это сделать.

История Тириона в этой книге – это типичная история хорошего полководца или эффективно работавшего министра, который, выполнив свою миссию, обнаруживает, что он больше никому не нужен, а все его заслуги приписаны кому-то другому. В его линии раскрывается суть власти – народ, оказывается, ненавидит его даже больше, чем Джоффри. Ведь король – всегда король, каким бы он ни был, всегда кто-то будет им восхищаться и уважать его. А кому интересен тот, кто реально что-то делает для королевства? Вот, забегая вперед, и гламурный Ренли Баратеон смог привлечь на свою сторону куда больше лордов, чем талантливый стратег и законный наследник Станнис.

Тириону придется нелегко. Но «Битва королей» — это его игра, и ее он должен выиграть. Ведь у него есть и достойные противники, и власть, и любовь. Вообще, именно Тирион мне нравится больше всех героев – настоящий правитель и здравомыслящий человек. Порою даже кажется, что Мартин его идеализирует – за весь второй том Тирион только один раз теряет самообладание, крича на Джоффри и Серсею. Да и вообще, у него можно обнаружить только два недостатка – склонность к пошлому юмору и чрезмерная вера в семейные чувства.

Станнис, напротив, производит очень негативное впечатление. Мало его угрюмости и жестокости – он еще, как и большинство тиранов, легко поддается внушению. Властолюбие его так велико, что он готов ради него отказаться от веры предков – и отнять ее у своих подданных. Он позиционируется как помешанный на справедливости, но разве справедливо заставлять людей менять веру? И, если Станнис сам не верит ни в Семерых, ни в Рглора, не будет ли тогда смена официальной религии вдвойне обманом? Его тянет вперед только механическое стремление к власти, которой он всегда жаждал, и в жертву этому стремлению приносится что угодно и кто угодно. Однако же честность битвы кое-что еще значит для Станниса – парадоксально, но именно это становится его основной проблемой.

Мелисандра получилась очень жутким персонажем – пожалуй, она пугает даже больше, чем Иные в первом томе. В конце концов, Иные – просто монстры, а красная жрица – человек, наделенный страшными способностями, и рвущийся к власти. Последнее очень странно – единственный жрец Рглора, мелькнувший в «Игре престолов», был достаточно безобиден и фанатизмом не отличался.

О Давосе Сиворте трудно что-то сказать, кроме того, что как персонаж он вызывает симпатию, но каких-то четких, характерных черт у него нет. Он, похоже, нужен автору только для того, чтобы показать двор Станниса глазами не вовлеченного в религиозно-политическую истерию человека.

Санса во втором томе платит за глупость. Ее уже даже жалко: даже такой, как она не пожелаешь оказаться в полной власти Джоффри. Самое любопытное, что разочарование во внешнем благородстве побудило ее обращать больше внимания на внутренне благородство людей. Но, впрочем, возможно, вынужденное лицемерие станет рано или поздно второй натурой Сансы – ей приходится быстро привыкать к придворному двоемыслию.

Сюжетная линия Арьи дает читателю понять, каким кошмаром становится война для мирных людей, для тех, кому нечего делить и незачем убивать. Если, читая о Роббе или Тирионе, мы видим сражения глазами лордов, рыцарей, военачальников, и сражения эти представляют собой страшное, но, в общем-то, романтичное и любопытное зрелище, то для потерявшейся девятилетней девочки война – настоящий ад. И только гибкость детского ума, способного, в отсутствие большого жизненного опыта, легче переносить происходящее, спасает ее от отчаяния. А после встречи с Якеном Хгаром лишний раз понимаешь, что война станет ее судьбой.

Якен, кстати, несмотря на малое (впрочем, важное) участие в сюжете, показался самым колоритным из новых персонажей, наравне, может быть, с Мелисандрой. Его появление приоткрывает еще одну мистическую тайну мира Песни Льда и Пламени.

Неоднократно обещали мне в Сети, что образы Серсеи и Джейме Ланнистеров в дальнейшем станут не столь однозначно отрицательными. Не знаю, но и в «Битве королей» оправдания Серсеи и Джейме показались мне неубедительными. Ну, любит Серсея сына – ну и постаралась бы воспитать из него человека, а не чудовище, ему же лучше было бы. Жестокость и цинизм – черты, которые Ланнистеры почитают фамильными и гордятся ими, но где же традиционная ланнистерская хитрость и расчетливость? Стоило ли избавляться от нелюбимого властного мужа, чтобы доживать век под властью сына-тирана? Что касается Джейме – может он и не подсылал убийц к Брану, но покалечил его. Может быть, какое-то неожиданное развитие этих персонажей ждет нас в дальнейшем, а пока они, в особенности Серсея (из-за ее вероломства по отношению к Тириону), по-прежнему неприятны.

У Кейтилин, похоже, такая судьба – метаться и совершать бессмысленные поступки. Она – далекий от войны человек, которому ненавистен происходящий кошмар. Но не в ее силах остановить братоубийство, в политике и на войне соображения гуманизма и даже родственной любви ничего не значат. Ее женская, материнская точка зрения, вызывая уважение, в то же время кажется наивной. Человека, опьяненного призраком власти, остановит только смерть. Вообще же Кейтилин, как и Давос – скорее наблюдатель, «герой-репортер», который не играет в событиях ключевой роли, но как бы свидетельствует о них перед читателем.

Теон Грейджой становится здесь трагикомическим персонажем, которому отведена поистине чудовищная роль в сюжете книги. Вообще, он вызывал бы не меньше ненависти, чем Джоффри... если бы не был столь нелеп. Такое ощущение, что желание самоутвердиться совершенно затмило его разум, поэтому он все сильнее запутывается в происходящем, делая одну фатальную ошибку за другой. Единственным эпизодом Мартин обозначает судьбу и «амплуа» Теона – арбалетным выстрелом, который вместо того, чтобы ранить мародера в руку, обрекает его на мучительную смерть. Самое печальное, что в отличие от того же Джоффри, Теон совсем не безнадежен – просто единственного человека, который мог бы его образумить, уже нет в живых.

Противоположность Грейджою – Русе Болтон. Жестокий лорд с садистскими наклонностями (которые унаследовались и развились до «полноценной» патологии у его бастарда Рамси), но все же «свой», подданный короля Севера, сдерживающий свои захватнические амбиции. Надолго ли? Пока выгодно. Однако ничто так не показательно, как отношение к нему Арьи.

Линия Джона Сноу на протяжении книги развивается медленно. Дозорные идут по землям за Стеной, гостят у одичалого Крастера, пробираются дальше... Больше атмосферности и саспенса, чем событий. Зато ближе к концу романа читатель будет вознагражден совершенно неожиданным, даже шокирующим сюжетным поворотом, связанным с Джоном.

Кстати, именно эта сюжетная линия вызвала некоторые вопросы. Во-первых, зачем дозорным нужен Крастер? Личность он неприятная, информатор сомнительный, требует подношений, и, очевидно, как на союзника, на него рассчитывать незачем. Так почему они не остановят его? Из всех Одичалых на страницах двух прочитанных книг именно Крастер выглядит самым опасным и неприятным.

Главы Дейенерис – самое скучное в «Битве Королей». Они представляют собой вялотекущий приключенческий роман в духе «шли, шли, долго шли, но все-таки пришли». Превозмогание в пустыне, организаторские подвиги в разрушенном городе, приключения в лживом Кварте с почти состоявшимся архетипическим трехчастным испытанием – вся ее линия совершенно параллельна остальным событиям книги. Неразыгранной осталась карта Куэйты – она, как все из Асшая, таинственна и интригует. Зато поклонники кавайной живности могут радоваться: дракончики получили имена, уже подросли, а один из них даже совершил первый «боевой вылет».

Говорят, что сага Мартина от тома к тому все трагичнее и кровавее. Но в «Битве королей» гибнет не больше значимых героев, чем в «Игре престолов», а по масштабам значимости они, пожалуй, уступают Неду Старку, причем только одна из этих смертей действительно шокирует неожиданностью. Второстепенные персонажи гибнут в больших масштабах, чем в прошлой книге – ну так, «на то она, война». Видимо, с этим, как и с перевоспитанием Ланнистеров, автор подождал до третьего тома.

В общем, вторая книга не разочаровала. Да, чуть меньше психологизма, чуть больше битв и приключений – но это только по внутренним стандартам «Песни Льда и Пламени». На самом деле Мартин вовсе не стал меньше времени уделять внутреннему миру персонажей – это заметно хотя бы по молитве Кейтилин в заброшенной септе – просто в первой книге воспоминания и связанные с ними переживания героев раскрывали предысторию текущих событий «Игры престолов».

Что еще отметить? Несмотря на часто встречающееся мнение, что Мартин перебарщивает с эротикой, в «Битве королей» постельных сцен даже меньше, чем в первой книге. Впрочем, и в «Игре престолов» они были к месту – дурную славу эпопее Мартина, скорее всего, создал телесериал.

О достоинствах и недостатках писать на этот раз не буду, по сравнению с первым томом здесь ничего принципиально не изменилось. Вместо этого снова распишу рейтинг своих симпатий:

1. Тирион. Он здесь практически главный герой. Доставляет всем – стратегическим умом, едкими шуткам и, что главное, вменяемостью.

2. Якен Хгар. Более-менее проявил себя в паре глав, но очень впечатлил. Ходячая сюжетная находка, по-другому не скажешь.

3. Арья. За нее реально приходится поволноваться, младшая дочь Неда вызывает сочувствие и в то же время уважение, особенно на фоне ее старшей сестры.

4. Бран Старк. Он был бы лучшим Королем Севера, чем Робб, если бы не был калекой и младшим братом. Впрочем, я думаю, он еще себя покажет.

5. Как всегда, сложно определить пятое место. Разделил бы его между Бронном (наемник, телохранитель и собутыльник Тириона не меньше своего подопечного радует циничным юмором и хитростью), юными Ридами (хорошо, что у Брана появились друзья, способные его понять) и Подриком Пейном (все-таки Тириону везет на верных слуг). Порадовал своим здравомыслием Джендри, вызвал симпатию своими честностью и умом Давос Сиворт, очень харизматичен был Куорен Полурукий. А вот Дейнерис как-то теряется за широкой спиной страдающего и кающегося Мормонта, да и дракончики отвлекают на себя внимание. И Джон Сноу тоже во втором томе как-то невыразителен.

Итог: Мартину удалось выдержать на уровне первой части качество второго тома эпопеи. Если так будет и дальше – это круто. А пока – небольшой перерыв перед «Бурей мечей».

«Generation П» показала пародийно-конспирологическую картину мира, в которой, однако, оставалось много «белых пятен». Кто, собственно, все эти люди? Зачем они служат Иштар и в чем состоит это служение? Как – понятно, но для кого играется спектакль?

Новый роман открывает новый уровень «пищевой пирамиды». Оказывается, миром правят... вампиры. Несколько банально на первый взгляд – но это же до некоторой степени пародия. Правда, смущает тот факт что мода на гламурных вампиров началась года так через 2-3 после выхода книги – но это в России, а на Западе, откуда она, собственно, и пришла, наверняка кавайные упыри всем надоели уже тогда.

Из вышесказанного может создаться впечатление, что «Empire V» — пародия на вампирскую литературу, однако, тема романа куда шире – это сатира на всю современную культуру, массовую и не очень. Раскрывая основную псевдоэзотерическую концепцию, Пелевин мимоходом дает совершенно убийственные определения многим явлениям и феноменам современности. В этом роман продолжает линию предшественника.

Картина общества потребления, нарисованная писателем, довольно безрадостна. Есть определенная идеология, подстегивающая потребительские инстинкты (тот самый «вау-фактор», впрочем, от этого термина Пелевин в «Empire V» отказался), называемая гламуром. И есть противопоставленный гламуру «дискурс», под которым понимается то, что сейчас в Сети назвали бы «идеологией небыдла». И выбор у человека только один – между гламуром и дискурсом, но это выбор барана, который волен или подвергаться стрижке и, в конце концов, попасть на бойню, или заблудиться в зеркальном лабиринте, пытаясь найти несуществующий второй выход, отличный от входа, да, блуждая в этом лабиринте, сдохнуть с голоду.

Кто же не подчиняется этой системе? Для кого такие, как Татарский (здесь их называют халдеями), держат людей в неведении и повиновении, промывая им мозг гламурной рекламой? Вот тут и появляется недостающее звено между таинственной Иштар и людьми – вампиры.

Для чего вампирам люди – ясно. Гламурные вампиры, понятное дело, не сосут кровь (они даже ее упоминания стесняются): они питаются деньгами, и даже не деньгами, а квинтэссенцией потребительского инстинкта, который движет миром – «баблосом».

А кто такие сами вампиры и зачем они нужны? Они собирают этот концентрат смысла жизни потребителя и передают его силу Великой Мыши – Иштар, в обмен на мгновения мистического откровения. В их образе читателю показаны представители элит современности, на первый взгляд – принципиально отличные от простых людей, при более внимательном рассмотрении – ничем не отличающиеся. Они не поддерживают существующий порядок, а существующий порядок поддерживает их. Вампирами (читай – элитой общества потребления) становятся случайные люди наподобие главного героя, оказавшиеся в нужном месте в нужное время и вытолкнутые Системой наверх.

В «Generation П» мы видели уже земного мужа Иштар – в этом романе мы встречаемся с ее земным воплощением. Но и она – только сменная должность, живой символ, который время от времени по дурацкой и жестокой традиции подлежит насильственной смене.

Вампиры пасут и доят стада потребителей, а их самих доит Иштар, даря временное ощущение истины. Что это за ощущение? Психоделический трип? Ощущение всемогущества, знакомое творческому человеку? Недолговечное опьянение властью? Иллюзия покоя и счастья в иллюзорном мире, где все – иллюзия: и секс, и власть, и творчество есть только сны во сне.

А Бог? Он ускользает из сетей разума, то притворяясь коридором зеркал, то являясь в образе всесжигающей смерти. Его сила – в том, что он не существует, против него нельзя бунтовать, потому что его нет вне этого бунта, его нельзя постичь, потому, что все, что является постижимым, не является Богом. Остается только верить в то, что есть что-то над существованием и несуществованием.

Бессмысленный мир, явленный в мрачной шутке автора, ставится им же под сомнение в словах профессора-молдаванина, прислуживающего Озирису. Возможно, что весь этот чудовищный вампирский фарс – лишь точка зрения самих вампиров, и на самом деле они — лишние в этом мире, смысл существования которого совсем не сводится к добыче «концентрата М-5». Люди сами вольны распорядиться своей жизнью – превратить мир в храм или в рынок, молиться Богу или поклоняться деньгам, видеть небо или грязь. Призвать свет, что откроет перед ними путь, или вызвать чудовищ, готовых пить их кровь.

Пелевин, как и всегда, убийственно ироничен. Юмор романа – по-прежнему весьма хлесткий, но бьющий точно в цель. Сейчас уже с уверенностью можно сказать, что «Empire V» растащили на цитаты и он стал такой же энциклопедией 2000-х, как «Generation П» — энциклопедией «лихих 90-х».

Интересно, что тема «веществ» в этой книге почти отсутствует. То есть герои употребляют различные магические субстанции, видят и чувствуют при этом очень странные вещи, но реальные наркотики в «Empire V» упоминаются вскользь, и никто из персонажей их не употребляет. Видимо, Пелевина достала слава «наркоманского» писателя. Вероятно, слова главного героя о том, что его мама подозревала, что он наркоман и постоянно пыталась угадать, что он употребляет – отсылка к поклонникам и «антипоклонникам», одинаково пытавшимися угадать, какие именно «вещества» вдохновили автора. Впрочем, остальные атрибуты «контркультурной» литературы на месте – шутки про гомосексуалистов, ненормативная лексика и т. п.

Многие восприняли этот роман как автоплагиат, но повторение – это его концепция. Отчасти это даже пародия – именно поэтому главный герой и вызывает у читателей отторжение, как туповатый; ведь он, в общем-то, такой и есть. Рама, в отличие от Татарского, не добился своей «должности» — ему статус вампира достался волею случая, и почему он должен ему как-то «соотвествовать»? Рома-Рама – то выступает в роли эталонного выскочки и позера, то становится трогательно наивным, но он никак не идеал и не пример для подражания, и не аватара автора. Просто для такой книги, как «Empire V» нужен именно такой главный герой – ищущий, формирующийся, стремящийся к познанию, спешащий жить и познавать. Поэтому сравнивать его с Татарским некорректно: Татарский – герой своего времени, без преувеличений, тот человеческий тип, который был наиболее эффективен в обществе 90-х. А Рама – человек, пришедший в этот мир со стороны, не поглощенный до конца системой и внезапно поднявшийся над ней.

Достоинства книги:

отличная сатира на современное российское общество потребления;

книга насыщена интереснейшей философией в доступной метафоричной форме;

автор удачно схватывает особенности разговорной речи 2000-х, определенный этап развития сетевого сленга, актуальные мемы и т. д., что, с одной стороны, оживляет роман и добавляет ему злободневности, а с другой – делает его документом своей эпохи.

Недостатки:

некоторая вторичность;

избыток пошловатых шуток и метафор, что может отпугнуть читателя.

Итог: «Empire V» открывает новый уровень мира – и по-прежнему на один ответ приходится десяток новых вопросов, да и сами ответы больше похожи на издевательство. Что ж, Пелевин честен с читателем – он тоже не знает до конца, как устроена Вселенная и что нам делать с тупиком, в который зашла человеческая цивилизация. Его дело – раскрыть проблемы: четко, весело и зло.

Автору, конечно, виднее, но «История мира в 10 1/2 главах» все же, скорее, сборник рассказов, чем роман. Единого сюжета у него нет – едина только тематика. Причем, это не просто история мира – это история мира, увиденная через миф о Всемирном Потопе.

Вообще, нужно сказать, что само словосочетание «истории мира» у Барнса наполнено негативным смыслом. Он вкладывает в него смысл негативного опыта человечества; синонимом «истории мира» в этом случае могли бы стать «всемирный закон подлости» и «энтропия». Герои Барнса – это люди в борьбе с историей, противящиеся тому, как было, обычно бывает и будет происходить в дальнейшем, если ничего не менять.

Исток этого зла Барнс видит безжалостном мифе о Великом Потопе – этот миф становится для автора иллюстрацией принципа «наказания невиновных, награждения непричастных» — то есть того, что в большинстве случаев происходит в человеческой истории (и особенно в общественной жизни). Отталкиваясь от жизненных впечатлений, он рисует Ноя своего рода мистическим карьеристом и приспособленцем (глава «Безбилетник»), ведь выживают в человеческом обществе далеко не самые достойные (глава «Три простых истории»). Исход ветхозаветного сюжета видится автору страшным обманом – слишком много мы знаем о несправедливости, чтобы надеяться на ее поражение. Ироничен и намек, что, если бы Ной и правда был святым, то современное человечество унаследовало бы его черты; это, конечно, скорее мрачная шутка, но в ней есть и метафорический смысл.

Наследие «логики Потопа» по Барнсу – фашизм (глава «Три простых истории») и терроризм (глава «Гости»), глумливое насилие сильного над слабым и подлое насилие слабого над сильным. Логика тотального искоренения ведет к эскалации насилия и втягиванию в него множества людей, никакого отношения к этим конфликтам не имеющих и иметь не желающих.

Важна в романе и экологическая проблематика – ведь логика потопа применяется и к природе. Животные интересуют человека, только если приносят пользу или эстетически приятны (глава «Безбилетник»), в противном случае человечество легко может их обречь на вымирание – или хотя бы попытаться, если не имеет подходящих средств (глава «Религиозные войны»). Ну, а уж когда средства появятся, то и полезность уже не помеха для машины уничтожения – ведь радиоактивное мясо можно «толкнуть» на рынке подешевке (глава «Уцелевшая»). Ну, а что будет с теми животными, которым на корм пошли радиоактивные олени, и что будет с людьми, носящими мех тех животных – какая же разница? Ведь после нас всегда будет Потоп.

Ковчег для Барнса – это и модель общества, ведь вся наша планета – своего рода Ковчег. Пожирание сказочных животных на Ковчеге Ноя перекликается с каннибализмом на плоту «Медузы» (глава «Кораблекрушение»). А отвергнутые евреи на «Сент-Луисе», обреченные вернуться в Европу, накрытую тенью нацизма – это уже Ковчег в Ковчеге, которому нет спасения, ибо законы Истории мира действуют повсюду.

Повторение истории по Энгельсу – еще один мотив «Истории мира...» Лоренс Бизли – жалкое подобие мифического сверхприспособленца. Причем повторение скрывает в себе другое повторение – Бизли тоже дважды совершает подлог. Один раз – чтобы сбежать с «Титаника» настоящего, второй – чтобы проникнуть на «Титаник» киношный (глава «Три простых истории») То есть трагедия не просто дублируется фарсом – она перерождается в фарс, который вновь может стать трагедией. Что и происходит со съемочной группой в Амазонии – несостоявшаяся трагедия на реке лишь перенесена на несколько веков (глава «Вверх по реке»).

Религиозный фанатизм, как разрушительная сила Истории мира – еще одна тема романа. И в его основе лежит все та же логика Потопа – наказания, никак не соразмерного преступлению. Для фанатика справедливость – это уничтожить целую деревню со всеми обитателями и монастырь в придачу только за то, что они дерзнули пить вино из запретных виноградников Ноя (глава «Гора»). И здесь трагедия оборачивается фарсом – останки безумной мисс Фергюссон, в конце концов, современный юродивый всерьез считает останками Ноя; из паломника она невольно становится объектом паломничества (глава «Проект «Арарат»).

Иона во чреве кита – другой сюжет, парадоксально напоминающий сюжет о Ковчеге и зловеще пародирующий его (глава «Три простых истории»). Один человек в утробе чудовища, отрезанный от мира, но спасшийся, в конце концов, из бездны – как и Ной. И китов в романе вроде бы три, как и положено – кроме ветхозаветного, «Титаник» и «Сент-Луис». Но чем не кит – плот «Медузы», переваривающий своих жертв? И лодка, уносящая одинокую женщину от цивилизации навстречу Природе – это кит, который заставляет ее разум вариться в собственном бреду, или Ковчег, с которого начнется новая жизнь? (глава «Уцелевшая») Где зло и гибель – на борту или за бортом?

Ковчег-оборотень, чудовищный кит – вот что такое История мира. Современный человек знает, что окружающее может быть не тем, чем оно кажется – и парадоксально нагромождает все новые и новые иллюзии вокруг себя. Что-то приобретая, мы всегда что-то теряем. Актеру-путешественнику индейцы кажутся простыми и бесхитростными людьми; но он не в силах представить, какие извращенные результаты может дать эта простота в столкновении с европейской сложностью (глава «Вверх по реке»). Инсценировка и трагедия меняются местами, и события становятся только репетицией грядущего кошмара. Вывод – нельзя жить бесконечным повторением прошлого, уподобляясь живущему на кладбище.

Противопоставлена Истории мира любовь – сила, противодействующая разрушению, направленная только на созидание. У Барнса даже неразделенная любовь спасает человека (глава «Уцелевшая»). Почему же только в загробном мире он не видит места любви (вопреки Данте)? Не это ли рано или поздно приводит души к самоуничтожению (глава «Сон»)?

О главе «Сон». В ней упоминаются герои предыдущих глав, но мотивы романа несколько ослабевают – посвященная не жизни и истории, а смерти и вечности, она стоит особняком. Пожалуй, это наиболее эффектное воплощение идеи о том, что человек не видит смысла в жизни без трудностей и опасностей. И, несмотря не несколько примитивный подход, эта глава оставляет очень сильное впечатление.

Достоинства произведения:

оригинальная композиция (признаюсь, романы в рассказах – это моя слабость);

серьезное философское содержание;

психологизм;

интересная образная структура, символы и метафоры, как связующая сила произведения.

Недостатки:

слабая связь глав-рассказов, все же это скорее цикл рассказов или сборник, чем роман;

очень скучная «Интермедия», философия в чистом виде, помноженная на мутные личные воспоминания особенно плохо воспринимаются после увлекательной главы «Вверх по реке».

Итог: «История мира в 10 1/2 главах» – до некоторой степени, богоборческий роман. Барнс, разрушая мифологию Ветхого Завета, невольно повторяет то, что делал Христос, возвещая торжество Благодати над Законом. Атеистам и верующим можно спорить, где здесь фарс и где – трагедия. Реалисты же помнят, что во дни Потопа с Ковчега бежать некуда.

Как странно, все же, проводит время герой рассказа в вечности – чревоугодие, спорт и секс. Да еще общение со знаменитостями (да еще и подглядывание за ними). Неужели больше ничем нельзя заняться, если можно ВСЕ? А если можно не все – это уже не рай.

Собственно, это и не рай вовсе – это рай для обывателей, поп-ремикс ангельских хоров. Это только представления о рае, которые могли бы возникнуть у современного человека, потребительская идиллия.

Что касается меня, то я, наверное, из тех, кто был обитателями старого рая, в котором многие так и не устали жить. Я бы уж точно знал, чем занять вечность при условии, что я могу абсолютно все, что захочу.

Для начала я бы сотворил мир...

Вот этот рассказ, один из сборника, остался для меня загадкой. Какой смысл в него хотел вложить автор? Здесь впервые человек, которым управляет вера, представлен, по крайней мере, без негативного отношения. Хотя и очень положительным образ бывшего астронавта Спайка Тиглера не назовешь – но впечатление он оставляет приятное. Человек, который живет необычными стремлениями, далекими от обывательских амбиций, вызывает уважение – особенно на фоне его мелочной супруги с ее «платьем цвета примулы».

Может быть, Барнс хотел показать, что обывательская пошлость может быть страшнее религиозного фанатизма? Хотя, конечно, Спайка нельзя назвать и фанатиком – его вера слишком велика, чтобы подтверждать ее силой. Для него сомнения просто невозможны и смешны, а на неверующих он скорее смотрит с жалостью, чем видит в них врагов.

Так что же такое Спайк Тиглер? Американский аналог шукшинских «чудиков»? Вера все равно заставила его гоняться за химерой и заблуждаться, но зла от этого никому не было. Герой? Сумасшедший? Юродивый? И что его вера для автора – еще один, но безобидный вид заблуждения? Или все же он уважает веру бывшего астронавта и видит в ней причину прогрессивного стремления, не позволившего Спайку стать простым чиновником или сытым самодовольным обывателем? Барнс скептически относится к Ветхому Завету в частности и религии вообще, но и воинствующим атеистом вряд ли является (во всяком случае, его роман такого впечатления не оставляет). Поэтому однозначный вывод о том, кем должен казаться Спайк читателю, сделать нельзя. Лично мне он кажется очень правильным человеческим типом, несмотря на то, что неукротимая энергия его духа направлена на какие-то весьма странные проекты (думаю, настоящему христианину и так есть чем заняться в современном мире и без сомнительных паломничеств на Арарат). Впрочем, это философский вопрос: иллюзия ветхозаветного голоса в голове ничем не хуже иллюзии оттенка примулы.

«Вверх по реке» называют микророманом; я бы применил более привычный термин «повесть». Действительно, по длительности событий и сложности психологических метаморфоз героя это произведение выходит за рамки рассказа.

Собственно, в «Истории мира в 10 1/2 главах» именно эта глава мне понравилась более всего. «Вверх по реке» — это история человека, ищущего свое место в прошлом, настоящем и будущем. Нечто вроде дневника современного человека, получившего благодаря путешествию в дебри Амазонии возможность взглянуть на нашу цивилизацию со стороны.

Поначалу у героя создается иллюзия, которую он постепенно внушает читателю – индейцы представляются ему чище и проще товарищей по съемочной группе (в путь они отправились для съемок исторического фильма). Он видит в них детское простодушие, озорной юмор, естественность дикого зверя, не ведающего стыда. Поневоле и у него закрадывается мысль по возвращении начать вместе с женой крестьянскую жизнь где-нибудь в английской глубинке. «Естественный человек» начинает ему казаться практически идеалом, а старые приятели-актеры и режиссер начинают вызывать бешенство своим стереотипным мышлением, условностями цивилизации, которые они принесли с собой.

Главному герою этой повести не хватает понимания простой истины – «что-то кончается, что-то начинается». Человек, безусловно, много потерял в процессе биологической и социальной эволюции – но многое и приобрел. Предрассудков не стало больше или меньше – они стали другими. Да, мы стали заморачиваться по поводу дресс-кода, но перестали испытывать священный ужас перед грозой. Да, мы отвыкли говорить в лицо оппоненту все, что о нем думаем – но в меньшей степени рискуем жизнью, вступая в дискуссию. Да, мы редко вспоминаем, что растения и животные так же хотят жить, как и мы – зато нам не приходит в голову зарезать какого-нибудь гражданина для профилактики неурожая.

Склонность к поискам идеала в прошлом – это отличительная черта главного героя повести. У него эта черта проявляется даже в личных отношениях – на протяжении всего сюжета он пытается реанимировать свои былые отношения с женой. Но прошлое еще раз обманывает его, напоминая, что возврата нет –

Итог: два разочарования в прошлом – личном и общечеловеческом – заставляют героя начать жизнь заново. Хочется верить, что он теперь будет искать себе цели в будущем, а не реанимировать минувшее. Без сомнения, полезно оглядываться назад и бережно относиться к опыту ушедших поколений – зачастую модные веяния социального прогресса вместе с ниспровержением отживших условностей приводят и к уничтожению и забвению реальных ценностей. Но цели свои человек должен видеть в будущем, иначе он обречен жить на кладбище. В одну реку нельзя войти дважды. И, возвращаясь к идеалам прошлого, нужно не радостно бежать в глушь и жить, как дикарь, а постараться обогатить современность, возродив на новом уровне только то, что действительно забыть незаслуженно.

Три истории, объединенные вместе одним мотивом. Иона возвращается из чрева кита; пассажир бежит с Титаника; евреи пытаются покинуть страну, желающую их уничтожить. История трех странных побегов из морской пучины: один человек спасся, чтобы спустя много лет пережить все снова. Другой был спасен и устрашен случившимся. Третьи вместо спасения вернулись в раздираемую противоречиями Европу – и некоторые из них нашли там свою смерть.

И вновь автор продолжает рассуждения о закономерностях, управляющих человеческим обществом. Выживает не самый умный и не самый сильный, а самый приспособленный – в этой печальной истине нет ничего нового. Увы, общество устроено так, что можно, не обладая никакими выдающимися качествами, совсем неплохо в нем устроиться. В то время как другие работают, не покладая рук или рискуют жизнью, обыватели-приспособленцы не брезгуют никакими способами ради своего благосостояния – и очень часто обходят по уровню жизни и карьерному росту действительно выдающихся людей. Возможно, эта закономерность уже сказывается на развитии человечества не лучшим образом…

В части, посвященной Ионе, Барнс вновь критикует Ветхий Завет за непоследовательность Бога и рассуждает об архетипе морского чудовища, проглатывающего людей. Он удивляется живучести этой истории; на мой взгляд, ничего удивительного в этом нет. Море само было для древнего человека монстром, способным пожрать кого угодно и что угодно – вспомнить хотя бы символическую пасть Харибды из гомеровского эпоса. Неудивительно, что этот монстр персонифицируется в сказках и легендах. Скорее всего, это легенда, зародившаяся среди мореплавателей, и возвращение из чрева кита означает счастливое возвращение моряков на сушу. Что до истории с Ионой, в нее действительно не верится, как и в ее позднейшие интерпретации.

Наконец, последняя история – пример того, как практические соображения мешают политикам оставаться людьми. Целый народ находится под угрозой геноцида, людей вышвырнули из родной страны и им некуда бежать. Но все правительства думают только о выгоде и экономии, и если это выгодно – запросто отправят евреев обратно, навстречу концлагерям и газовым камерам. История кажется кафкианским кошмаром, однако, такие истории – реальность мировой политики и по сей день. В этом плане мрачной иронией выглядит отсылка ко второй главе романа – «Гости», где речь вновь идет об агрессии в отношении евреев, на этот раз со стороны арабских террористов. Эскалация конфликта началась десятилетия (а, может быть, уже и столетия?) назад, и последствия решений, принятых когда-то американцами, причудливым образом поместили их, в конце концов, в один Ковчег с гонимыми евреями.

Но все же, автор немного слукавил: уместить свою интерпретацию истории мира в 10 ½ глав у него не получилось. Вот и пришлось три сюжета объединять в один; причем вышло это очень неорганично. Единого повествования и даже более-менее внятной концепции в «Трех простых историях», если их рассматривать в отрыве от самого романа, не наблюдается – все на уровне полунамеков, и даже с другими рассказами-главами у этих историй пересечений больше, чем между собой.

Рассказ посвящен тому, как одно и то же событие преломляется в сознании людей в зависимости от их мировоззрения. Ключ к пониманию произведения кроется в словах о щелкающих жучках. Если вам кажется, что в чем-то скрыт высший смысл – это еще не значит, что его там нет. Просто он может оказаться иным, чем вы ожидали.

Собственно, рассказ очень интересен с психологической точки зрения и имеет пересечения с первыми тремя главами романа в рассказах «История мира в 10 ½ главах». В нем Барнс снова возвращается к проблеме религиозного фанатизма, искажающего картину мира и заставляющего гоняться за фантомами, но при этом напоминает – на примере отца главной героини и ее же подруги – что сознание простого обывателя ничуть не меньше засорено стереотипам, не позволяющими воспринимать очевидные вещи.

Ну, и конечно, автор вновь ставит под сомнение миф о Всемирном Потопе – превращая мисс Фергюссон в «уменьшенную копию» мстительного ветхозаветного Бога, когда она на пике успеха своего паломничества, уже практически взойдя на Арарат, находит в своей душе потребность злорадствовать по поводу «божьей кары» землетрясением, обрушившейся на «неправедный» монастырь и деревню. Впрочем, это еще и хорошая иллюстрация того, как убеждения утверждаются таким способом, который противоречит самим этим убеждениям – очень характерный для истории человечества случай.

В этой(м) «главе»-рассказе проявляется постмодернизм романа. Ведь Барнс представляет нам не историю кораблекрушения, а историю символа кораблекрушения в культуре на примере картины Жерико. К тому же, мы видели и притчу («Безбилетник»), и реалистическую психологическую прозу («Гости»), и стилизацию под средневековый документ («Религиозные войны»), и психоделическую фантасмагорию («Уцелевшая») – пришло время эссе.

Однако, несмотря на принадлежность к документалистике, «Кораблекрушение» не выбивается из темы романа – это еще одна точка зрения, еще одно воплощение архетипа, еще один Ковчег.

Автор мог бы написать подробнее о самой катастрофе, дать ее интерпретацию, сделать из нее художественный образ – вместо этого он представляет нам уже существующие трактовки этого события, в свою очередь, интерпретируя их. Картина – не столько рассказ о событии, сколько определенный вывод из случившегося, воплощенный на холсте; еще это попытка проекции этого события на общество; и, без сомнения, картина сама по себе является событием. К тому же, в соответствии с требованиями эпохи, произведение Жерико не изображает реальные события, а только основывается на них.

Анализ картины в этом эссе – весьма полный, от предыстории и истории создания, до разнообразных толкований. Добавить к нему мне нечего, признаться, картина мне показалась не столь интересной, как рассказ о ней.

В основе рассказа – старый сюжет о философе, которому снится бабочка, и он думает, кто он на самом деле: философ, которому снится, что он — бабочка, или бабочка, которой снится, что она – философ. Так и здесь – главная героиня одновременно умирает от лучевой болезни на необитаемом острове в постъядерном мире и лежит в психиатрической клинике.

Вопрос состоит в другом – обречено человечество или еще нет? Что нужно делать – ждать, пока оно образумится, бить в набат, или уже думать только о том, чтобы спастись самому? Как далеко зашло коллективное безумие людей, насколько цивилизация готова к самоуничтожению? Свое беспокойство и неуверенность в завтрашнем дне человечества автор выражает в образе безумной молодой женщины, спасающейся бегством от ядерного кошмара. Это отчасти горькая ирония; он также хотел бы, чтобы его опасения были всего лишь нервным расстройством. Может быть, еще рано бежать из городов, но если не задумываться над этим, то может стать слишком поздно.

Кроме темы ядерной войны, Барнс затрагивает и тему экологической опасности, еще более злободневную. Люди зачастую наносят природе огромнейший вред, даже не задумываясь о том, что делают – если это сопряжено с получением выгоды. И это отношение к окружающему миру может привести человеческую цивилизацию к краху – медленнее, но куда вернее гипотетического глобального военного столкновения.

Итог: псходелическая новелла, отражая взаимопроникающие слои одной личности, живущие в разных мирах – по сути, отражение полуосознанного страха автора за будущее людей.

«Религиозные войны» — презабавнейшая стилизация под протокол средневекового судебного заседания. Автору еще при написании рассказа «Безбилетник» не давала покою мысль о том, как на Ковчег попали и как там выжили очевидно вредные для человека животные. По Барнсу, древесные «червячки» попали на Ковчег нелегалами, и, невидимые, развивались в деревянные конструкциях. Но спасение от Божьего гнева и человеческого прагматизма оказалось временным, люди вновь ищут религиозное оправдание своему потребительскому отношению к Природе.

Сам рассказ – замечательный риторический поединок между обвинителем и защитником «козявок». Начинается он с апелляций к Библии и ироничных воззваний к здравому смыслу противника, а заканчивается едва ли не взаимными обвинениями в ереси. По нему видно, как средневековый человек пытается понять Природу, применяя к ней те же категории и понятия, что и к человеческому обществу; неудивительно, что этот подход приводит к печальному результату. Изменилось ли что-то в наше время?

Итог: «Религиозные войны» — отличный пример литературной стилизации. Стилизация здесь не является самоцелью (как в недавно прочитанной «Дочери Сов» Нила Геймана), она только позволяет показать преемственность и традицию, создает переход от эры мифов («Безбилетник») к эпохе бюрократизованной религиозности. И это средство здесь подходит вполне.

В эмоциональном отношении этот рассказ очень силен. Более напряженную и страшную ситуацию, чем захват заложников, сложно себе представить. Шок от прерванного внезапной опасностью отдыха, бессмысленная жестокость террористов по отношению к отдыхающим, напряженное ожидание и неопределенность – все это передано очень убедительно, тем более, что главный герой является одним из немногих, у кого есть реальные шансы спастись. Но среди пассажиров есть женщина, которая ему небезразлична…

Единственное, чего я не понял – крайне негативное отношение любовницы главного героя к его поступку. Ведь то, что он сделал, даже формально нельзя назвать пособничеством террористам. Что изменилось бы, если бы он отказался? И так ли ужасен его поступок?

То есть непонятно, почему же Триция сочла поступок Франклина аморальным. Кто знает, может быть, его выступление даже спасло кого-нибудь. В любом случае, БОЛЬШЕ жертв в результате его выступления точно не стало.

Итог: а в целом рассказ очень хорош и представляет собой просто эталон психологического триллера. Тема чудовищности втягивания ни в чем не повинных мирных людей в вооруженные конфликты раскрыта чуть более, чем полностью. Автор не расставлял акцентов, давая читателю возможность понять всех участников событий и оценить их мотивы и поступки. А эмоциональная напряженность текста, как и обязывает сюжет, предельна. Конечно, рассказ немного простоват (и, как выяснилось позже, немного не вписывается в роман, частью которого является), но 8 баллов заслуживает вполне.

Этот рассказ является по совместительству первой главой романа «История мира в 10 ½ главах». Довольно странно начинать историю мира со Всемирного Потопа, хотя в этом и есть определенная логика – то, что было до Потопа, к нашему миру имеет слабое отношение.

В этом рассказе можно усмотреть два смысловых плана. Первая идея лежит на поверхности – это шутливая критика Ветхого Завета. Для меня, несмотря на то, что я считаю себя православным человеком, Ветхий Завет всегда имел второстепенное значение; отчасти я даже считаю его довольно опасной книгой и жалко, что некоторые христиане придают ему даже большее значение, чем Евангелию. Так вот, история Потопа в детстве произвела на меня очень гнетущее впечатление. Я, как и автор, не мог понять таких масштабов жестокости; ведь у всесильного Бога нет никаких мотивов поступать, как затравленный террорист, карая правых и виноватых без разбору. Впрочем, в детстве я об этом не задумывался; детям свойственна жестокость. Скорее в то время меня поразили масштабы бедствия, и то, что истинный праведник нашелся только один – а значит, Бог может просто уничтожить человека за малейший грех – не все же на Земле, кроме Ноя, были подлецами и злодеями. Иными словами, в ужас меня привело то, что ветхозаветный Бог мог бы не признать моего права на существование – не безгрешен же я, в конце концов?

Так что автора я понимаю прекрасно. Отчасти его нападки на Библию вызвали поначалу некоторое раздражение; уж слишком модно в последнее время скептически относиться ко всему религиозному и мистическому. Впрочем, Барнс к этой тенденции отношения не имеет – роман написан в 1989 году. В целом же его отторжение к этому мифу вполне понятно.

Второй смысловой план – проекция современной экологической политики человечества на библейский сюжет. Барнс предполагает, что если человек не научился ценить природу сейчас, в древние времена он тем более был на это способен. Особенно гротескно выглядит в роли распоясавшегося потребителя-браконьера ветхозаветный праведник Ной. Ной у Барнса как бы олицетворяет человечество, которое он возродит – ему свойственны все человеческие пороки (а некоторые показаны на примере его сыновей). Впрочем, об общечеловеческих достоинствах автор умолчал; проистекает это из его мизантропии, или же рассказчики (личинкам древесного жука, которые нелегально проникли на Ковчег) представляют свое субъективное мнение? (За что древесным паразитам любить человечество, веками пытающееся их искоренить?)

Так или иначе, автору удалось жестоко высмеять людей, которые наплевательски относятся к любым животным и растениям, не имеющим практической пользы. Особенно он беспощаден к тем, кто переносит на Природу человеческие представления об эстетике, и, восхищаясь красивыми птицами и могучими хищниками, с садистским удовольствием истребляет «некрасивых» пауков и насекомых. В Природе все хочет жить и ничто не случайно; все живое и здоровое по-своему прекрасно своей естественностью и жизнью.

7 баллов – хотелось бы все же побольше критики человеческих нравов безотносительно религии. Да и экологическая тема намечена, но раскрыта слабовато.

В последнее время реалистическая проза у Дивова интереснее фантастической. Видимо, дело в его особенной манере повествования – живой и лаконичной, близкой к устной речи. Автор словно спешит рассказать очередную занимательную историю из жизни, образно, ярко – так, чтобы передать свои впечатления собеседнику. И получается у него это отлично. Вот и перешел автор в основном на полудокументальные, реалистические тексты, что открывает перед читателем новую сторону его таланта – талант Дивова-журналиста.

«Консультант по дурацким вопросам» — трагикомический роман-размышление. Взгляд полугражданского человека на армию и войну. Главный герой романа не стал профессиональным военным, но, как и автор, знаком с армией не понаслышке. Будучи экспертом по военному делу, тактике, пиротехнике и прочим подобным вещам, он помогает снимать фильмы и сериалы о войне. Это делает его посредником между «армейским» и «гражданским» мирами, или, если угодно, «войной» и «миром». Эта профессия наталкивает его на мысль, что большая часть «гражданских» абсолютно не в состоянии понять военных и ничего не знают об армии.

Главная идея романа – это парадокс информированности. Зритель с жаждой ловит новости из горячих точек, смотрит боевики и документальные фильмы – и по-прежнему ничего не знает о войне. Потому, что вся эта информация проходит через сознание «гражданских» журналистов, которые рассчитывают на конкретный эффект, не пытаясь дать объективную картину. Боевик должен развлекать, документальный фильм – нагнетать пафос и трагичность. А просто рассказать, о том, как люди дрались за свою землю и победили, хотя и страшной ценой? Героизм сейчас не в моде, СМИ гонят чернуху. «Выиграв войну настоящую, мы вчистую проиграли войну информационную». То ли правда никому не нужна, то ли мы просто разучились гордиться победами.

Но на самом деле книга получилась веселой – что, как и тематика, роднит ее с романом «Оружие Возмездия». Вся первая часть романа посвящена кинематографическому идиотизму вроде выбивания дверей кувалдой. Что не только забавно, но и познавательно.

В общем, основная мысль такова – правду выяснить можно, но никому не нужно. Просто никому не интересно эту правду рассказывать. И дело не в какой-то цензуре — зритель, а, может быть, кто-то за него, решил, что гораздо интереснее бросить гранату в холодильник.

По прочтении не покидает одна мысль – хорошо, но мало. Собственно, ни по уровню раскрытия проблематики, ни по объему, «Консультант по дурацким вопросам», больше чем на повесть, не тянет. Чувствуется в этой кольцевой композиции что-то вроде намека на продолжение – как будто должна быть вторая серия. Не подразумевается автором, а просто – нужно продолжение.

Достоинства произведения:

психология военных и воевавших людей, реалистично раскрытая автором;

масса познавательных сведений, касающихся армии и вооружения;

описание последствий грузинской агрессии в Южной Осетии;

несмотря на серьезную тематику, множество забавных эпизодов.

Недостатки:

ввиду малого объема произведения, тема раскрыта не так полно, как хотелось бы.

Итог: в 90-х телевидением рулили журналисты, сейчас – менеджеры. Их величество рейтинг диктует: больше эмоций и жареных фактов, меньше правды и здравого смысла. К сожалению, так как эта ситуация сложилась стихийно, остается только ждать, когда люди пресытятся телевизионными истериками и захотят в чем-то реально разобраться. И надеяться, что это вообще может произойти. Впрочем, книга не только об этом. В первую очередь, она о военных и прочих «силовиках»; просто о тех, кто взял в руки оружие и защищал свой дом. О тех людях, о которых в последние лет тридцать стало модно помнить все, что угодно, кроме одного – только благодаря им наша страна еще не превратилась в горстку удельных княжеств, щедро осыпанных обедненным ураном западной «демократии».

Поначалу мне не хотелось читать эту книгу, несмотря на высокие оценки ФантЛаба и «Мира Фантастики». «Ложная слепота» преподносилась, как новейший эталон твердой НФ – и я справедливо опасался вывихнуть себе мозг, вникая в технические и научные подробности. Но в конце концов мне посоветовали эту книгу во флэшмобе на ЛайвЛибе, и причин отказаться я не нашел.

Поначалу, действительно, книга с трудом поддавалась прочтению. Тому виной и избыточные описания техники будущего и несколько, на мой взгляд, нелогичный и сумбурный подход к композиции, и печально известное качество перевода. Несколько начальных глав было откровенно скучно – учитывая, что первый эпизод ввел меня в заблуждение, что меня ожидает психологический роман наподобие Кардовского цикла про Эндера.

Однако с появлением «Роршаха» и началом противостояния экипажа земного корабля и пришельцев все изменилось. Именно с этого момента автору удалось надежно привлечь мое внимание к тексту. Роман превращается в настоящий триллер – если охарактеризовать его в сравнении с другими произведениями искусства, то так бы выглядел сценарий «Чужого», если бы его написал Станислав Лем. Некоторые эпизоды, в особенности высадки на инопланетный объект, реально пугают, и в целом параноидальная атмосфера звездолета, находящегося на орбите огромной планеты (или негорящей звезды?) вместе с живой орбитальной станцией непостижимых пришельцев, сильно затягивает.

Но главное опасение все же оправдалось – технических подробностей в романе просто чудовищное количество, и не все они необходимы для передачи основной идеи и понимания сюжета – некоторые добавлены явно для антуража, чтобы блеснуть эрудицией и заодно попиарить достижения коллег. Конечно, объем проделанной работы внушает уважение – а объем этот ясен хотя бы по прочтении авторского послесловия, где Уоттс перечисляет своих научных консультантов – но иногда кажется, что излишние описания футуристической техники не столько создают атмосферу, сколько отвлекают от сюжета и персонажей. Впрочем, все еще усугубляется и переводом. Даже мне, знающему английский язык на уровне школы, иногда понятно, как переводчик «плавает» в двусмысленностях. У того же Лема сложнейшие научно-философские отступления не вызывали желания пролистнуть их и читать дальше. Но, думаю, то, что все эти интерьеры звездолета и принципы работы межзвездных двигателей, по сути, никак не способствуют пониманию романа, тоже играет значительную роль.

«Ложная слепота» поднимает проблему разума как вероятной вершины биологической эволюции. Именно представление о том, что разум – высшая форма приспособленности живого организма к окружающей среде, ставится в этом романе под сомнение. Гипотеза, лежащая в основе романа, не принадлежит самому Уоттсу – она позаимствована из настоящей научной работы. Суть гипотезы – разум не свойство высокоразвитого мозга, а нечто вроде компьютерного вируса или психического заболевания. Разум здесь понимается как способность осознавать себя самого. Ему противопоставляется интеллект, как высокая вычислительная способность и степень быстродействия нервной системы. Согласно этой теории, способность человека осознавать себя только мешает реализоваться инстинктам, мешает выработке и функционированию рефлексов. Большинство действий человек совершает бессознательно, и выполняет их более эффективно, чем если бы полностью осознавал процесс их выполнения. Разум же является, согласно этой теории, только причиной психических отклонений, а также причиной создания различных избыточных и бессмысленных (согласно этой теории) культурных систем – то есть искусства и философии. Кроме того, разум (в смысле самосознания и отвлеченного мышления) свойственен даже не всем людям – по мнению самого создателя теории, им не обладают как социопаты, так и многие из «успешных» людей. Маскируются же они в обществе за счет того, что якобы способны генерировать псевдоосмысленную речь по принципу «китайской комнаты» (об этом способе обмануть тест Тьюринга достаточно подробно рассказывается в самом романе, и останавливаться на этом я не буду).

Прежде всего мне кажется, что сама проблема противопоставления разума, основанного на осознании себя интеллекту, выражающемуся в бессознательных вычислениях, достаточно надуманна. Есть ли самосознание у высокоразвитых животных – обезьян, дельфинов и т. д. – мы достоверно, скорее всего, не узнаем. По крайней мере, пока не изобретем способ читать мысли существ со столь чуждой человеку психикой (если это хотя бы теоретически возможно). Поэтому нельзя сказать, что животные не осознают свое существование. Но и человек не постоянно рефлексирует – это может подтвердить любой. Если человек большую часть времени тратит на отвлеченные размышления, то он либо ребенок, либо философ, либо сумасшедший. Более того, именно большинство людей почти не рефлексирует и не философствует в зрелом возрасте – по крайней мере всерьез. Эта деятельность не помогает выжить – тут автор «Ложной слепоты» совершенно прав.

Вот только наличие «разума» в его понимании на самом деле никак не помогает социализации. Разве общение людей сводится к игре словами и обмену «философским опытом»? Да обычная сетевая болтовня, которой наполнены чаты и мессенджеры никакого отношения к отвлеченной философии не имеет. Человеческое общение на 95% — это просто обмен актуальной практической информацией и эмоциональными сигналами. Информации в нем не больше (а то и меньше), чем в пресловутом танце пчелы, о котором вспоминает сам автор. Простейшие сигналы: «мне нравится», «не нравится», «скучно», «прикольно», «надо купить то-то и то-то», «хочу то». «не хочу этого». Сомневаюсь, что пришельцы при всей примитивности их системы общения могли быть шокированы этим птичьим чириканием. Или в далеком будущем Уоттса люди обсуждают исключительно метафизические проблемы?

Именно люди с развитым самосознанием, склонные к рефлексии, зачастую не вписываются в общество – потому, что не могут упростить свою речь и подчинить ее законам «китайской комнаты» (говорить только то, чего от тебя ждут). И зачастую причиной социопатического поведения становится именно такое хроническое неприятие человека социумом – тем, кто не может его понять, кто не хочет его понять. Еще раз: именно обладающие сложным самосознанием и имеющие склонность к рефлексии люди испытывают чаще всего проблемы с социализацией и вынуждены мимикрировать. Для повседневного общения же виртуозного владения речью не нужно – достаточно «знать три матерных слова».

То есть избыток рефлексии несвойственен не то чтобы природе, а, как ни парадоксально, в первую очередь, человеку. То есть Уоттс, вслед за создателем этой гипотезы, стыдливо забывает приписать к фразе «разум чужд природе» — «.. и человеку».

Нет, я не считаю способность осознавать себя чем-то плохим и неэффективным. Наоборот, эта способность, по моему мнению, неотделима от высокого интеллекта. Но разве она так уж мешает человеку жить, как это представлено в «Ложной слепоте»? У здорового человека процессы сознания не мешают нормальному протеканию бессознательной нервной деятельности. Если же человек постоянно задумывается обо всем, и это мешает его деятельности – речь уже о психическом заболевании.

Дело в том, что никакой резкой черты между наличием/отсутствием самосознания не существует. Сознательное и бессознательное являются частями одной системы, дополняя друг друга. Сознание пишет программы, подсознание их выполняет, подсознание хранит инстинкты и рефлексы, сознание их редактирует. Антагонизм этих слоев психики у здорового человека авторами гипотезы «тупиковости» разума преувеличен. В противопоставлении разума и интеллекта нет логики – все равно, что противопоставлять программиста и компьютер или операционную систему и приложения.

В плане искусства автор и вовсе приводит, на мой взгляд, крайне слабые аргументы. Он совершенно правильно замечает, что оно не свойственно животным – и сразу же приводит пример музыки, которая доставляет человеку необъяснимое логикой удовольствие. И здесь попадает в ловушку. Из всех возможных примеров автор выбрал наименее удачный, потому, что музыка – это единственный, пожалуй, вид искусства, напрямую воздействующий на подсознание, основанный на прямой передаче эмоций через ритм и мелодию. Музыка апеллирует к первичной сигнальной системе напрямую, без задействования речи (в отличие от литературы). И она передает именно настроения, а не конкретные образы окружающего мира (в отличие от живописи). То есть из всех видов искусства музыка меньше всего нуждается в логике и мышлении; Сальери терпит от Моцарта разгромное поражение. Да, музыка иррациональна, она не объяснима логикой – но она не обращается к разуму напрямую! И кстати, животные зачастую весьма музыкальны – хотя бы певчие птицы. Можно сказать, что музыка – это метаискусство, над-искусство. Уоттс ухитрился выбрать для примера самый нелогичный, возможно, самый древний, самый мистический вид искусства, который действует на психику на наиболее глубоких уровнях. Возьми он в плане примера живопись – и возразить было бы сложнее.

Искусство не воздействует на сознание или подсознание – настоящее произведение искусства комплексно по своему воздействию. И философия именно в форме художественного произведения (то есть окрашенная эмоционально, можно сказать, театрализованная, представленная в образах, близких к нашему внутреннему зверю «Id») доступна более широким массам; я сам, например, предпочитаю именно такую подачу идейного содержания. А все потому, что чисто философский текст не дает никакой пищи для подсознания, не создает сопереживания, настроения. Он действует именно на разум, а не играет инстинктами, в отличие от искусства.

Все дело в том, что противопоставляя разум логике, автор начинает путаться и приписывать разуму исключительную нелогичность. Однако рефлексия без логики превращается в пустые переживания. Путаница в этом противопоставлении неизбежна, поскольку оно – ложное.

Еще раз суммирую выводы из вышесказанного.

1. Разумность – явление относительное. Современная наука признает, что помимо человека, на Земле присутствуют «полуразумные» виды, обладающие развитым интеллектом, и, возможно, в определенной степени, самосознанием (дельфины, шимпанзе и т. д.). Возможно, существуют иные формы высокоразвитой психической деятельности, отличные от разума человека.

2. Разум нельзя признать тупиковым свойством с эволюционной точки зрения, ибо очевидно, что человек разумный – биологически успешный вид. В настоящее время существованию этого вида могут угрожать только глобальные катастрофы не меньше планетарного масштаба (не считая деятельности самого человека).

3. Человеческое общение слабо соотносится с наличием развитого самосознания, т. к. чаще всего служит, как и у животных, сугубо практическим целям.

4. Развитое самосознание не способствует социальному образу жизни и не помогает вписаться в общество.

5. Большинство людей редко предается рефлексии. Даже обладающие философским складом ума не проводят все свободное время в размышлениях о своем месте в мире.

6. Самосознание у психически нормальных людей не мешает интеллекту.

7. Люди с высоким интеллектом всегда обладают развитым самосознанием. То, что эти люди зачастую не становятся успешными – не проявление естественных законов природы, а печальная особенность современного общества.

8. Искусство воздействует не только и не столько на сознание, сколько на психику человека в целом. Подсознание и инстинкты играют в восприятии искусства важнейшую роль.

9. Само противопоставление разума интеллекту (вернее, сознания подсознанию) проистекает из упрощенного понимания структуры психической деятельности человека.

В общем, Уоттса спасает то, что он писатель и морской биолог. Если бы он был психологом или психиатром – я бы не постеснялся обозвать его научным фриком. Впрочем, он и сам как бы намекает, что он только «жаргонавт», как и его герой, и его задача – преподнести гипотезу в доступной форме.

Но, несмотря не совершенно дикую идейную базу, роман исключительно хорош. Автор, помня о рудиментарности сознания читателя, радует и его более древние психические структуры, пугая архетипическими ужасами: темнотой чрева космического кита-«Роршаха»; негуманоидными пришельцами; приближением гигантской планеты – нерожденной звезды (привет Нибиру); жуткими пейзажами «Роршаха», напоминающими то ли мертвый лес, то ли кладбище гигантских пауков; и, наконец, гнетущим присутствием постоянной угрозы безумия, иллюзорностью мира, полного невидимых, нелогичных и непредставимых врагов. Научное обоснование существования вампиров, несмотря на беспредельный полет мысли и смелость допущений, получилось одним из самых интересных и логичных в литературе. (Разве что Мэтесон в свое время намекнул, что нехристианские вампиры не боятся креста).

Я уже пару раз вспомнил Станислава Лема; упомяну и третий раз. «Ложная слепота» чем-то напомнила мне роман Лема «Фиаско». Но Уоттс, пожалуй, еще более пессимистичен: у него речь идет о трагических для обеих сторон контакта результатах. Есть одно общее – мысль об опасности, и, при этом, может быть, невозможности понимания между разными цивилизациями, прошедшими различные эволюционные пути.

Итог: представь себе что ты – современный человек.

Ты живешь в мире, где не принято верить. Наука объяснила все, что могла объяснить, отодвинув тайны Вселенной на световые годы. Космонавты год за годом штурмуют небеса и не находят там ангелов. Необъяснимое исчезло из жизни; оно либо получило объяснение, либо навсегда объявлено ложью. Конспирологи тешат себя теориями заговора; ты понимаешь, что это лишь проявление слишком высокого мнения об управляемости мирового сообщества. Ты ищешь пророков, но не находишь их ни в чьем отечестве – кругом или лжецы, или сумасшедшие. Бог ушел за горизонт событий.

Ты сидишь у себя дома, и тебя одолевают страхи – от страха перед несуществующими монстрами в темноте, перед гипотетическими астероидами; мчащимися к Земле; перед близким взрывом Сверхновой; до страха перед вполне реальными непониманием и отчуждением среди себе подобных. На твоих коленях мурлычет свернувшаяся клубком кошка, на столе шумит вентиляторами компьютер.

Внезапно ты что-то понимаешь; спокойствие, растворенное в мурлыкании и шуме системы охлаждения. Тебе кажется, что ты чувствуешь простую жизнь зверя и бесстрашную мощь вычислительной системы, намного более практичной, чем человеческий мозг. Обманутый иллюзией возможности понимания двух разных существ, попавший в ловушку бесконечностей, мирно свернувшихся (как миллионы древнеегипетских божественных котов, мурлыканием колеблющих космические струны) в ничтожно малых (но бесконечно значимых) квантовых частицах, составляющих (не только твое) бытие, ты приходишь к единственно возможному выводу; неправильному.

Чем меня поразил этот роман – тем, как он затягивает в свой необычный мир, и как проносятся перед глазами события сюжета; ярко и быстро, словно кинофильм. «Убик» воспринимается, как хороший голливудский боевик – при том, что, если вдуматься, в книге практически не стреляют, почти не дерутся и даже погонь в строгом понимании в ней нет. Молниеносные трансформации реальности, несущийся по замысловатой траектории со сверхзвуковой скоростью сюжет (порою кажется, что он обогнал не только звук, но и свет), причудливые логические парадоксы. Книга-галлюцинация, психоделический трип, ретрофутуристическая «Алиса в стране чудес» для взрослых.

Нет, не буду врать. Основная идея меня вовсе не поразила. Но мое детство пришлось на 90-е – песни ГО и БГ, повальное увлечение дзен-буддизмом и прочей восточной мистикой, массовое помешательство на компьютерах и видеоиграх, и на закате эпохи– выход фильма «Матрица». Так что идея иллюзорности окружающего мира – это лично для меня что-то обыкновенное, можно сказать, классическое. Но понимаю – в 1969 году это было смело.

Ну и концовка – очень жизнеутверждающая, правильная. Если мы осознаем себя – значит, мы существуем, а значит – будем бороться. Если ты можешь действовать – значит, ты жив. Если ты жив – значит, должен действовать. Ведь твой мир может спасти только твоя воля творить и защищать, и твоя вера – в себя и в Убик. Вездесущность, сотворившую и спасающую.

Собственно, читать роман поначалу было весьма скучновато. Отчасти это объясняется тем, что еще в студенческие годы ознакомился с его содержанием – один мой друг пересказал мне сюжет. Отчасти – тем, что первая часть романа, описывающая собственно похищение, действительно весьма скучна. Честно говоря, я начал впадать в недоумение – как этот второсортный триллер признали общепринятой мировой классикой?

Дневник Мирандны расставил все по местам. Нет, «Коллекционер» — это не просто повесть о маньяке. Это книга о столкновении двух миров, двух мировоззрений, двух человеческих типов, двух крайностей.

Сначала о Миранде. Это образованная девушка, молодая художница, разбирающаяся в искусстве. По ее дневнику видно, что она ведет насыщенную духовную жизнь, размышляет на сложные темы, многое пытается понять. На первый взгляд, она, будучи еще и жертвой «коллекционера» должна вызывать однозначную симпатию. Но чем больше читатель узнает о ней, тем больше возникает вопросов, тем больше она вызывает жалости вместо восхищения. Несмотря на свое опасное положение, она ведет себя так, как будто ничего понимает происходящего. Заводит с Клеггом отвлеченные разговоры о политике и искусстве, закатывает совершенно детские истерики по поводу мещанской обстановки в его доме, пытается заниматься его эстетическим воспитанием. Дневник почти наполовину посвящен рефлексии по поводу ее несостоявшейся любви и по поводу избранности таких как она – «деятелей искусства».

Вопрос в том, является ли она тем, кем себя считает? Достаточно ли просто знаний в области эстетики, чтобы причислить себя к некой высшей касте? Ведь, в отличие от своего наставника, она вовсе не прославилась как художник. Вся ее гордость – это только результат его влияния. Она способна тешить себя утопическими фантазиями, но совершенно не может постоять за себя, даже когда все обстоятельства обеспечивают ей преимущество. Перед лицом смертельной опасности, в полной власти сумасшедшего, она может бить фарфоровых уточек и громить обстановку, возмущаясь низменными вкусами похитителя. Человеку, совершенно не разбирающемуся в литературе, она подсовывает «Над пропастью во ржи» и удивляется, что он ничего не понял. (Дело в том, что эта безыскусная повесть, на мой взгляд, сильнее всего впечатляет людей искушенных, уставших от языковых причуд, закрученных сюжетов, многослойных метафор и прочей словесной экзотики. Она больше всего похожа на стакан ледяной чистой воды.) Иными словами, Мирадна полностью оторвана от реальности, она живет в полной одержимости своей культурной миссией, не понимая, насколько серьезны обстоятельства. Ее даже больше пугает гипотетическая ядерная война, чем реальная опасность разозлить «коллекционера».

Она строит бредовые теории, противопоставляя «коллекционеров» «художникам» (интересно, кто бы помнил всех этих пламенных революционеров кисти, если бы не прагматичные ценители и «бездушные» искусствоведы?), но совершенно не в состоянии разобраться в мотивациях Клегга, делая одну опаснейшую ошибку за другой. Неудивительно – слишком уж она наивна, бесконечно наивна для жестокого мира, со своими черно-белыми схемами и топорной логикой максималиста.

Нет, нельзя сказать, чтобы она была совершенно неправа. Действительно, большинство людей не понимает настоящего искусства, и это большая трагедия человечества – потому, что в результате оно наступает с каждым поколением на те же грабли. Действительно, общество зачастую уничтожает или калечит психологически тех, кто представляет собой «отклонение к совершенству». Но эстетическое чутье – это еще не повод причислять себя к избранным. И время ли рассуждать о мире во всем мире, если твой мир сузился до размеров особняка, из которого вряд ли удастся выйти живым?

Что касается самого «коллекционера», Клегга, его образ не столь удачен. С самого начала он представлен весьма примитивным и неприятным человеком, несмотря даже на то, что повествование в первой части ведется от его лица (а это должно вызвать хотя бы нейтральное отношения читателя, ведь так проще понять и оправдать действия персонажа). По-настоящему он раскрывается только в последней, третьей части книги, где обнаруживается и разрушается его двойственность. В нем словно бы уживаются два человека – забитый, отягощенный предрассудками трус, и настоящий монстр, уверенный в себе хищник. И до определенного момента первая половина его личности старается игнорировать существование второй. Только постоянный стресс, завершившийся сильнейшим шоком, заставил Клегга сорвать маску наивного, хорошо воспитанного простачка, «порядочного человека». Он наконец понял, чего он на самом деле хочет и как ему хочется жить.

Проблема в том, что Миранда слишком просто воспринимает своего похитителя. Она думает, что Клегг – простой обыватель, даже причисляет его к лицемерной массе. Но его лицемерие – иного рода. Он лжет даже себе, он даже не понимает себя, боится признаться себе в своих желаниях. У него есть черта, которая роднит его с Мирандой – это уверенность в своей избранности, только проявляется эта черта постепенно. Он так же одержим своим нравственным превосходством, постоянно мысленно упрекает всех окружающих в высокомерии.

Однако именно эта неосознанность жизни выглядит как-то фальшиво. Уже до меня другие рецензенты подмечали, что Клегг, при его увлечении, до странного мало уделяет внимания своей коллекции, практически не интересуется энтомологией. Его собирательство выглядит каким-то механическим, инстинктивным. Очень странно, что его страсть к коллекционированию не послужила раньше катализатором к освобождению страстей. Такое ощущение, что до того, как Клегг похитил Миранду, он по-настоящему не испытывал увлеченности. Может ли человек до такого возраста пребывать в подобном заторможенном, инфантильном состоянии? Впрочем, психически нормальным Клегга назвать сложно.

В чем же схожесть, что заставляет объединить эти противоположности? Дело в том, что и Миранда, и Клегг – пленники общества, его стандартов и условностей. И та, и другой всеми силами пытаются вырваться из навязанных им рамок, только делают это по-разному. Ницше сказал бы, что они обладают изначально рабским сознанием и не способны освободиться по-настоящему, обреченные на бесконечный бунт. Они не свободны, но бесконечно стремятся к свободе. Беда только в том, что в этом стремлении одна сотворила себе кумира, а второй – превратил свою жизнь в садистскую игру. Как бы они не противопоставляли себя обществу, но любое их действие отталкивается от этого противопоставления, и, в конечном итоге, обществом же и продиктовано. И Миранда, со своей достойной Дон Кихота борьбой с фарфоровыми уточками, и ее похититель, всегда старающийся подчеркнуть свое превосходство над людьми из своего же сословия – оба они полностью являются порождениями общества, его «системными ошибками».

Могла ли Миранда избавиться от своих предрассудков? Я не Ницше, поэтому скажу – может быть. С Клеггом все хуже – он практически сумасшедший (это становится видно, в третьей части, когда он, собираясь сделать одно, делает совершенно противоположное). Но все получилось так, как получилось в итоге.

Достоинства произведения:

хорошо показаны результаты пагубного влияния неправильного воспитания и социальных условностей на личность;

также хорошо показана история становления маньяка;

продемонстрированы две противоположные крайности человеческих характеров;

дневник Миранды, при всех его наивности и радикализме, отлично раскрывает тему подавления личности в современном обществе.

Недостатки:

первая часть скучновата и может отпугнуть читателя, ждущего от «Коллекционера» насыщенного в смысловом отношении текста;

характер самого «коллекционера» раскрыт хуже, чем характер его жертвы (возможно, Миранда ближе автору и позиционируется как условно положительный персонаж?).

Итог: зачастую «раскрученные», общепризнанные книги оказываются не столь уж интересными и впечатляющими. Все же в первую очередь «Коллекционер» — психологический триллер, книга о становлении маньяка, о том, как человек, сам того не осознавая, шаг за шагом превращается в чудовище. Что же касается социальной проблематики – на мой взгляд, автор не смог на 100% раскрыть противостояние двух человеческих типов, двух зарождающихся социальных явлений. Отчасти он сам загнал себя в эту ловушку – Клегг не слишком склонен к рефлексии, вдобавок слишком патологичен, и, вопреки предположениям Миранды, вовсе не вписывается в тип «воинствующей посредственности». В сущности, убеждениям и философским выкладкам Миранды не противопоставлено ничего, так как «коллекционер» не задумывается о своих убеждениях и не философствует. Именно этот момент зачастую приводит читателей (особенно молодых) к неверному выводу о том, что дневник узницы является «рупором» авторских идей. Уже потом становится понятно, что размышления героини наивны и крайне несвоевременны. «Коллекционер» — это книга о том, что в человеческом обществе, как в дикой природе, есть хищники и жертвы. Может ли общество вырваться из этой модели и как это сделать? Автор не предлагает панацеи от насилия и социальной несправедливости – и уже этим книга хороша. «Коллекционер» — это скорее предостережение, чем поучение; скорее вопрос, чем ответ.

Этот сборник похож на архивные сборники музыкальных групп – такие пластинки, на которых собраны композиции, не входившие в альбомы, существовавшие только в виде синглов, каверы и т. д.; все это обычно сопровождается буклетом с комментариями авторов. Так и «Дым и зеркала» — конгломерат произведений, созданных в разное время автором для антологий и журналов. Даже пояснительная записка к каждому из них наличествует. То есть о единой концепции не может идти и речи – единственной задачей было собрать коллекцию материалов и уберечь их от забвения.

Поэтому единую оценку сборнику дать очень сложно. Разброс моих оценок отдельным произведениям – от 10 до 3 по десятибалльной шкале. Есть и шедевры, и чепуха, и средние, проходные вещи, и откровенные неудачи.

Лучшим в сборнике могу назвать рассказ «Мистерии убийства» — изящный то ли детектив, то ли триллер, рассказ в рассказе с мистической атмосферой и оригинальным фантастическим миром. Психологический детектив, действие которого происходит еще до сотворения мира вплетен в полную недосказанности историю о страшном преступлении в нашей реальности – и окончательный приговор может вынести только читатель.

Второе место могу отдать рассказу «Свадебный подарок». Это замечательная сказка для взрослых, предупреждающая: не стоит злорадствовать над чужими несчастьями и завидовать чужим удачам – у каждого только одна жизнь, и мы должны, приняв ее как данность, постараться изменить к лучшему. Сами, не рассчитывая на волшебство и везение.

Третье место определить не берусь. На него претендуют «Рыцарство» (добрая английская сказка), «Троллев мост» (рассказ об одной потерянной задаром жизни), «Цена» (сильный, но простоватый и предсказуемый рассказ), «Пруд с декоративными рыбками и другие истории» (поэтичная зарисовка голливудских нравов), «Неовульф» (современный римейк Беовульфа), «Вирус» (стихотворение об аркаде-тетрисоиде, сводящей людей с ума), «Мы можем дать скидку на опт» (безжалостная и мощная, но, увы, вторичная по отношению к бессмертным рассказам Шекли сатира), «Сметающий сны» (это комментировать бесполезно, проще прочесть эту миниатюру), «Чужие члены» (жутковатый и забавный рассказ-предупреждение для тех, кто предпочитает нарисованных девушек), «Снег, зеркало, яблоко» (готичный хоррор-вариант сказки про Белоснежку).

Дальше – более слабые вещи (7 из 10 баллов). «Старый Николас» — просто мрачная шутка, удачная, но не более того. «Белая дорога» — стильно, но избыточно и чересчур кроваво, хотя и неплохо. «Перемены» — странный способ излечить человечество от половых предрассудков – по-моему так можно еще более усложнить эту сферу жизни. «Особое шогготское» — пародия на Лавкрафта среднего уровня остроумности. «В поисках девушки» — безупречно с точки зрения сюжета и формы, но я лично не вижу в порножурналах никакой романтики. «Холодные краски», «…И моря перемены», «Ветер пустыни» — ставлю сдержанную оценку, так как не вижу возможности адекватно оценивать поэзию Геймана из-за плохого перевода (хотя в этом переводе – совсем не радует).

Дальше – похуже. (6 из 10) «Дочь сов» — псевдофольклорная псевдолегенда, всего лишь небрежный экспериментальный набросок. «Королева мечей» — меня просто убивает поведение дедушки рассказчика (нет, я понимаю, что хотел сказать Гейман! но, блин…) Трагичность в ущерб здравому смыслу?

5 из 10 баллов – посредственные вещи. «Не спрашивайте Джека» — обыкновенная детская страшилка о проклятой игрушке. «Одна жизнь под соусом из раннего Муркока» — какая-то школьная чернуха, «грязный и страшный» мир, каким его может увидеть только подросток-максималист. О стихотворении «Вампирская сестина» по русскому переводу судить не берусь, но мне показалось, что ничего интересного в плане содержания оно не несет. Идеологию рассказа «Мышь» я совершенно не разделяю, и противоречия, навязываемого автором, не вижу. Одно дело – испытывать жалость к реально существующей мыши, а другое – к нерожденному «ребенку». По мне, кого действительно нужно жалеть в такой ситуации, так это женщину, подвергшуюся крайне вредной операции. «Каков ты на вкус?» — обыкновенно порно, достаточно вялое, с вкраплениями фантастики.

4 из 10 баллов – рассказы крайне слабые. «Просто опять конец света» — трешовый фанфик по Лавкрафту, непонятный винегрет из жанров и стилей, в который автор вклинил еще и своего любимого вервольфа-«решателя проблем» в качестве главного героя. «Как мы ездили смотреть на край света» Сочинение Дуони Морнингсайд, 11 лет и 3 месяца» — снова непонятная чернуха от лица ребенка, перемешанная с психоделическими образами.

Худшее произведение сборника (3 по десятибалльной шкале) – миниатюра «Младенчики». Это ярчайший пример демагогии и передергивания. Дело даже не в том, что мне не близки идеи вегетарианства – просто этот микрорассказ просто откровенно плох, построен на совершенно бессмысленной аналогии между животными и детьми. Единственный прием этой грубейшей агитки – шокировать читателя неожиданным сравнением; и прием это нечестный по отношению к читателю, потому что представляет собой игру на эмоциях, далекую от разумных доводов. Не поставил единицу исключительно потому, что ничего особенно плохого в вегетарианстве не вижу – пока меня не начинают агитировать присоединиться к нему вот таким вот образом.

Достоинства сборника:

есть реально сильные рассказы с «готической» атмосферой и интересными отсылками к мифологии;

сборник достаточно разнороден и обширен – в нем каждый найдет что-то свое.

Недостатки:

некоторые произведения – просто неполноценные наброски, литературные шутки или небольшие эксперименты, представляющие интерес только для фанатов или исследователей творчества;

либо Гейман лучше пишет прозу, чем стихи, либо перевод никуда не годится; скорее всего, и то и другое;

разнородность сборника – это и его основной недостаток: что-нибудь обязательно испортит впечатление.

Итог: «Дым и зеркала» — мешанина из случайно оказавшихся под одной обложкой вещей. Это именно архив в чистом виде, и рекомендовать его могу только тем, кто хочет увидеть все стороны творчества Нила Геймана. Для исследователя или преданного фаната ценность такой компиляции может быть огромна (он увидит, как автор пишет прозу и поэзию, фантастику и реализм, эротику и сказки, мистику и НФ); но для человека, просто желающего почитать что-нибудь мистическое, типично «геймановское», данный сборник может оказаться слишком тяжелым для восприятия. Оценивать что-то подобное «Дыму и зеркалам» сложно, но по среднему арифметическому оценок – 7 из 10.

Гейман снова развенчивает мифы и переворачивает с ног на голову архетипические сюжеты – но теперь все серьезнее. На сей раз в сказке о Белоснежке злодей и жертва меняются местами. Вместо принцессы, преследуемой злой колдуньей – вампир, которого безуспешно пытается побороть добрая волшебница. Рассказ, естественно, получился мрачным и безжалостным – тем более, что финал предопределен.

Впрочем, «Снег, зеркало, яблоко» — это уже не просто пародия и литературное хулиганство. Автор предлагает не только по-новому взглянуть на сказочный сюжет – он предлагает отказаться от стереотипов в реальной жизни. Уж слишком соблазнительно в данном случае развешивание ярлыков: мачеха – непременно бессердечная, падчерица – невинная жертва, принц – обязательно настоящий герой. А в жизни все сложно – о чем и напоминает этот рассказ. Зло очень часто играет на стереотипах, на внешнем впечатлении, мимикрии. И не зная ситуации изнутри, мы можем совершить фатальную ошибку в оценке чьих-либо действий и мотивов. Еще дальше в этом плане зашли Дяченко, Олди и Валентинов в рассказе «Богдана», входящем в «Пентакль» — в этом современном римейке «Майской ночи…» Гоголя ведьмами оказались и мачеха и падчерица… (хотя это и совершенно другая история).

Не ставлю этому рассказу 10 баллов только потому, что «фокус», лежащий в его основе (смена полярностей добра и зла) слишком уж прост. Но в сборнике это одна из лучших вещей.

Каких только детективов не написано. Многочисленные авторы помещали своих героев и в Средневековье, и в каменный век, и в фантастическое будущее. И все же Гейман нашел оригинальное место действия для расследований – они происходят… еще до Сотворения Мира.

Что и говорить, «научно-исследовательский институт», где ангелы трудятся над моделью Вселенной, удался на славу. Автор по праву может гордиться созданием одного из самых оригинальных фантастических миров и одной их интереснейших трактовок библейских событий.

Что же касается той части рассказа, что относится к нашему миру, то она, на мой взгляд, оставляет возможность для трактовки.

Итог: один из самых оригинальных детективов, что мне приходилось читать. Само «расследование» не так уж интересно, зато философский подтекст и мистическая причудливость рассказа не дают от него оторваться до последней строчки.

И еще одна агитка, на этот раз, похоже, веганская. Как я уже писал в своих рецензиях, при всех моих любви и уважении к природе, радикальные точки зрения мне не близки.

О форме и говорить нечего. Это именно агитка, демагогия во всей красе. Параллели еще более беспомощные, чем в «Мыши»: там герой, гуманно относящийся к животным, одобрял аборты. Здесь же и вовсе абсурд. Сравнение, конечно, сильное, некоторым читателям даже показалось шокирующим, вот только если посмотреть глазами биолога, между ситуациями «вид, питающийся представителями другого вида» и «вид, истребляющий свое потомство» разница колоссальная. Так что играть на эмоциях, не заставляя человека думать – это некрасивый, недостойный писателя прием.

Автор даже не пытается придумать более-менее реалистичную ситуацию: ушли – и все. И животные и младенцы. Куда ушли животные и как могли уйти младенцы – это дело десятое. Не говоря уж, что, по здравому размышлению, с уходом младенцев в истории человечества нужно ставить точку.

Не ставлю единицу только потому, что написана эта вещь все же из добрых побуждений. И все же не стоит настолько упрощать сложные вещи. История человечества знает примеры сложных последствий таких упрощений.

Собственно, ничего, кроме порнорассказа, приправленного небольшой долей фантастики, в этом произведении усмотреть не удалось. Я не любитель эротической литературы, а психологическая проблематика как-то мелковата. Секс, телепатия, энергетический вампиризм – на эту тематику люди бредят со времен Средневековья. Достойной участью этого рассказа было бы затеряться на страницах какого-нибудь мужского журнала.

Снова стихия, как и в «Моря переменах», только на этот раз – пустыня. Самоубийственная тяга человека ко всему опасному здесь смешивается со странной тягой к пугающим явлениям, приходящим из-за края смерти. Видимо, неизбежность заставляет людей вновь и вновь заглядывать в ее глаза, гоняться за призраками и духами. В целом же – вторично по отношению к вышеназванному стихотворению. Жаль, что нет возможности оценить оригинал – тогда, возможно, оценка была бы другой.