облако тэгов
Приложение к рецензии Гранта на роман А. Рэнд.
К чему, спросит нас читатель, приводить цитаты из романа, если в самом деле он так уж скучен и настолько неинтересен? Зачем лишний раз демонстрировать, что та или иная книга плоха? Ответим – именно потому, что мы хотим предупредить читателя, мотивировать его воздержаться от чтения этой книги. «Атлант» — случай особый, разбор этого романа требует тщательного и беспристрастного взвешивания, а не то слишком пылкий негативный отзыв может сослужить роману пусть плохую, но рекламу. Однако же смеем надеяться, что после нашего разбора у читателя пропадёт желание открывать роман.
1. Претензии к языку и стилю
Для начала, справедливости ради, отметим, что роман в общем-то не полностью лишён некоторых стилистических достоинств. Но это редкие искорки в общей скучной массе.
цитатаЗеленовато-голубые рельсы бежали навстречу, как две струи, вытекавшие из одной точки где-то за горизонтом. Шпалы сливались в сплошной ровный поток, уходивший под колеса поезда. Низко над землей, обтекая бока локомотива, неслась мощная дрожащая лавина воздуха. Деревья и телеграфные столбы неожиданно возникали в поле зрения и тут же исчезали. За окошком локомотива неторопливо проплывали зеленые просторы равнин. У самого горизонта длинная гряда гор, казалось, следовала за поездом.
Вот вроде бы нормальный абзац. Однако: а) это первое место в первом томе, где становится собственно хоть как-то интересно читать; б) даже этот абзац можно было бы выразить энергичнее, выразительнее, напористее.
цитатаДэгни забралась в самолет, и ее сознание слилось в единый поток – единство движения и времени, симфония, тема которой развивалась все стремительнее и неудержимее: прикосновение руки к стартеру, шум двигателя, взорвавшегося горным камнепадом; вращение лопасти винта, исчезающей в сверкании разрезающего воздух пропеллера; выезд на взлетную полосу, короткая пауза, рывок; длинный, опасный разбег, – разбег по прямой, набирающий силу, затрачивая ее на мощное ускорение, прямой и целеустремленный; и наконец, момент, когда земля канула вниз, а линия движения продолжилась уже в воздухе.
Вот здесь уже возникает туманное ощущение чего-то неправильного. Вроде бы неплохо написанный абзац, но разве нельзя изложить его как-нибудь проще, короче, внятнее? Ниже нам ещё предстоит разбор полётов, пока что – пожалуй, последняя более-менее достойная цитата:
цитатаЯ не выключу свет в гостиной, думал Реардэн, я положу ее на кровать и не буду видеть ничего, кроме изогнутой полоски света, бегущей от талии к лодыжке, – единственной линии, рисующей форму ее стройного тела в темноте, потом поверну ее голову к свету, чтобы видеть ее лицо – уступающее, покорное, выражающее страдание, губы, ждущие его.
Неплохая фраза, согласитесь? Но и то – вырванная из контекста. А далее, увы, автор будет использовать такие чудовищные предложения, по сравнению с которыми выше приведённые – просто образчик изящной словесности. Вот в этом всё и дело. Прежде всего скучность и монотонность «Атланта» объясняется его исключительно длинными периодами, невероятно, беспощадно огромными предложениями, читать которые не то что даже трудно, а в каком-то смысле почти мучительно. Даже эти самые «пикантные сцены» будут обрисованы так, что невольно возникнет если не отвращение, то мучительное непонимание.
Ещё немного неплохих цитат. Дальше всё будет гораздо хуже.
цитатаСражайтесь за ценность своей личности. Сражайтесь за добродетель своей гордости. Сражайтесь за сущность человека: за его независимый, мыслящий разум.
цитатаПримите тот факт, что достижение своего счастья — единственная моральная цель вашей жизни, и что счастье — не страдание и не бездумное потакание своим слабостям, а доказательство вашей моральной чистоты, поскольку оно доказательство и результат вашей верности достижению своих ценностей.
Вот какая штука. С цитатами подобного рода я сразу же соглашаюсь. С удовольствием соглашаюсь! Да только в романе их – как крупиц золотого песка в породе. И увы, на фоне остальных скучных абзацев они и звучат не так хорошо, и выискивать их – то ещё удовольствие.
цитатаТем, кто требовал внимания к больным, сделав невыносимой жизнь здоровых, не приходило в голову, что человек, готовый работать из-под палки, – это быдло, которому опасно поручать даже бездушный груз, не то что здоровье человека.
Вот видите, тут даже вроде как социальная сатира есть. Но в чрезвычайно скудном соотношении к общему объёму романа.
Ну а дальше – представьте себе, как эти цитаты читает нудный голос с заунывными интонациями. Заранее предупреждаю, что варианты перевода я сравнивал. Может быть, слабым оправданием роману может послужить то, что Рэнд писала на английском как бы «по-русски», а затем ещё и английский текст был переведён на русский? Может быть, дело в плохом переводе? Лучшая версия перевода, по мнению читателей — под редакцией «Альпина Паблишинг» (первый том – перевод Ю. Соколов, второй – В. Вебер, третий – Д. Вознякевич). В нём длинные предложения Рэнд приведены в относительно читабельный вид и разделены на более короткие периоды. Но к сожалению, в этом переводе упущены некоторые детали.Так что читатель, не сравнивавший версии переводов, может снять вопрос насчёт «а такой цитаты нет!» Хотя справедливости ради надо сказать, что чтение хорошего перевода облегчает восприятие этой книги процентов так на 5 – 10.
цитатаОна кивнула, учтивый наклон головы предназначался им обоим. Реардэн ответил, заметил короткий кивок Лилиан, увидел, как Лилиан отходит в сторону, и только тогда понял, что так и стоит с наклоненной головой.
Согласитесь, ну на кой автору дались эти кивки головы? А одного из самых известных наших писателей эта фраза, наверное, привела бы в бешенство (я про фразу «он кивнул своей головой в знак согласия»).
цитатаПарни из Вашингтона ввели нормированное распределение нефти и дополнительный налог для поддержания безработных нефтяников, затем закрылось ещё несколько крупных нефтяных компаний, и «маленькие человеки под солнцем» вдруг обнаружили, что головка бура, стоившая раньше сто долларов, теперь стоит пятьсот, поскольку при отсутствии массового спроса на нефтедобывающее оборудование его производители, чтобы не обанкротиться, заламывали за свою продукцию баснословную цену; потом начали закрываться нефтепроводы, так как нечем было платить за техобслуживание, и железным дорогам было предоставлено право поднимать тарифы на грузовые перевозки; подсчитав количество нефти и стоимость перевозок, две небольшие линии попросту закрылись.
Так. А вы, читатель, вообще, собственно, были готовы такое читать? На свежую ли голову вы это читали? Потому что в конце фразы попробуйте поймать начало мысли и понять, чего это и о чём это вообще. А такие фразы возникают в процессе чтения регулярно. И становится похоже, что роман просто издевается над читателем. Зачем здесь «головка бура», «нефтедобывающее оборудование», «нефтепроводы» – для чего нагромождать всё это в одном предложении?
цитатаЭто было уже не то лицо, которое она видела в зале суда, не то лицо, на котором она так долго видела бесчувственную непреклонность, – это было лицо, которому позавидовал бы двадцатилетний, лицо, с которого стерлись следы напряжения, – покрытые морщинами щеки, сморщенный лоб, седеющие волосы – словно реорганизованные новой темой элементы – образовывали композицию надежды, рвения и невинной безмятежности; это была тема освобождения.
Четыре раза «лицо». Многовато.
цитатаОн полагал, что это лишь временные трудности переходного периода, и заявлял, что бессилен что-либо сделать, когда груз, предназначенный для «Таггарт трансконтинентал», накануне дня отгрузки был передан Комитету по международной помощи для отправки в Народную Республику Англия, где пришлось ввести чрезвычайное положение, народ умирал от голода, государственные предприятия закрывались.
Какое-то уродливое предложение, вам не кажется? Валим в кучу всё вместе – временные трудности, груз, название компании, название Комитета и вдруг ещё и чрезвычайное положение. Как-то топорно написано.
цитатаОн говорил небрежно, но твердо: ему было известно, что члены совета следят за обсуждением этих требований в печати долгие месяцы; он понимал, что эти люди боятся не самого явления, а того, что он напомнил о нем, как будто самого явления не было в природе, и только его слова могли сделать его не вымыслом, а реальностью; он знал, что эти люди ждут, воспользуется ли он своей властью, и дал им понять, что не преминет сделать это.
И это говорит и действует влиятельный политик. Сомнительно!
А вот место, которое порадует любого святошу:
цитатаЕго невыносимая жестокость была порождением мысли о предавшем его человеке. Он творил акт возмездия, превращая ненависть в наслаждение, он сражался за ее тело. Дагни чувствовала незримое присутствие Франсиско рядом с Риарденом, ей казалось, что она сдается им обоим – тому, чему поклонялась в них, тому, что их объединяло, общей сущности их характеров, которая превращала ее любовь к каждому из них в преданность им обоим.
Не знаю, почему, но у меня очень странное ощущение от этого абзаца. «Творил акт возмездия, превращая ненависть в наслаждение»? Это кто же так пишет о любовной страсти? А в других переводах так и вовсе ужас кромешный:
цитатаПо содроганиям его тела она поняла, что произошедшее стало для него победой над соперником и одновременно капитуляцией перед ним, демонстрацией права собственности, переходящего при мысли о мужчине, которому брошен вызов, в неистовство, процессом превращения отвращения к познанному тем мужчиной наслаждению в напряжение, вызываемое наслаждением, переживаемым им самим, констатацией того, что он, Реардэн, одержал над тем, другим мужчиной верх посредством ее плоти.
!!!
Иначе как «превращение отвращения» это назвать нельзя.
У Вознякевича:
цитатаДагни долго стояла, глядя на постройку; сознание ее сузилось до одной конкретной точки: но она всегда знала, что чувство представляет собой некую сумму, выведенную счетной машиной разума, и ее теперешние ощущения были именно такой суммой мыслей, облекать которые в слова не было никакой нужды: если она держалась за Квентина Дэниелса без малейшей надежды использовать этот двигатель, то лишь ради уверенности в том, что изобретение не исчезнет бесследно; если, словно ныряльщик с грузом, она погружалась в океан непроходимой серости под давлением людей с рыбьими глазами, наждачными голосами, путаными доводами, кривыми душами и холеными руками бездельников, то держалась, словно за спасательный трос и кислородную маску, за мысль о высшем достижении человеческого разума; если при одном виде остатков двигателя доктор Стэдлер, чуть не задохнувшись от восторга, в последний раз стал тем, кем был когда-то, это и явилось подпиткой, горючим ее жизни; если искала, послушная мечтам юности, некий идеал — то вот, он был перед ней, достигнутый и завершенный, продукт гениального разума, обретший форму в сети проводов, мирно потрескивающих под летним небом, втягивающий несметную энергию пространства внутрь крохотного каменного домика.
А ведь это версия предложения в хорошем переводе. Хотите ещё?
цитатаВ официальных речах таких людей именовали «прогрессивными бизнесменами нашего динамичного века», но в народе называли «торговцами протекциями», и в этом биологическом виде существовало много подвидов: породы «транспортных протекций», «сырьевых протекций», «нефтяных протекций», «протекций по повышению зарплаты» и «по вынесению условных приговоров» — эти люди были необыкновенно мобильными: они носились по всей стране, когда никто другой ездить не мог, деятельными и бездушными, но не как хищники, а как черви, что плодятся и кормятся в мертвом теле.
цитатаОна, дитя промышленной революции, считала невозможным и забытым, наряду с выдумками астрологии и алхимии, то, что эти люди знали посредством не мысли, а той невыразимой мерзости, которую именовали своими инстинктами и эмоциями: пока люди будут трудиться для выживания, они будут производить достаточно, чтобы человек с дубиной мог отнять большую часть произведенного, если миллионы людей будут согласны покоряться; чем усерднее люди работают и меньше получают, тем покорнее их дух; что людьми, которые зарабатывают на жизнь, передвигая рукоятки на электрическом щите управления, править не так просто, а теми, кто роет землю голыми руками, легко; феодалам не нужны электронные предприятия для того, чтобы пить до одури из кубков с драгоценными камнями, как не нужны раджам Народного государства Индия.
А вот пример апофеоза такого стиля (не забываем про гнусавый голос):
цитатаГалт отказывается ради своего ближайшего друга от женщины, которую жаждет, лицемерно изгоняет из своей жизни и души свое величайшее чувство, а ее лишает себя, чего бы это ни стоило им обоим, а потом влачит остаток своих лет сквозь пустыню неисполненного, недостигнутого; она обращается за утешением к дублеру, притворяется, что испытывает к нему любовь, которой нет, и притворяется с готовностью, поскольку воля к самообману составляет необходимое, существенное условие для самопожертвования Галта; затем она живет долгие годы, испытывая безнадежное стремление и приемля, как слабое лекарство для незаживающей раны, редкие моменты усталой любви, подкрепляя их тезисом, что любовь вообще тщетна и что на земле нельзя обрести счастья; Франциско бродит в вязком тумане фальшивой реальности, его жизнь – обман, подстроенный двумя людьми, ближе которых у него не было, которым он верил больше, чем себе; он пробует понять, чего ему не хватает для счастья, спускается на землю с шаткого эшафота лжи и падает в пропасть прозрения: она любила вовсе не его, он всего лишь нежеланная замена – то ли объект благотворительности, то ли подпорка; прозрение ввергнет его душу в ад, и только смирение, покорный, летаргический сон равнодушия будет удерживать от распада призрачное здание его былой радости; вначале он будет бороться с собой, потом сдастся и свыкнется с бесцветной, монотонной жизнью, оправдание которой в вынужденном убеждении, что реализовать себя в этом мире человеку не дано; трое, которых природа наградила всеми мыслимыми дарами, ожесточатся умом и сердцем, от них останется только бездушная телесная оболочка, из которой будет рваться последний крик разочарования в жизни, потому что они не смогли сделать нереальное реальным, в вынужденном убеждении, что реализовать себя в этом мире человеку не дано.
Ну, справедливости ради, в переводе Вознякевича этой фразы нет. Как нет и многих других чрезвычайно занудных моментов. Ну а если читателю попадётся другой перевод? И не надо утверждать, что я лукавлю, принимая точку с запятой за продолжение предложения. Это – одно предложение. А вот вам ещё одно:
цитатаТы никогда не страдал, – говорил мертвенный взгляд, – ты никогда ничего не чувствовал, потому что чувствовать значит только страдать, никакой радости не существует, есть только страдание и отсутствие страдания, только страдание и нуль, когда ничего не чувствуешь, а я страдаю, корчусь от страдания – в этом моя чистота, моя добродетель, а ты не корчишься, не жалуешься – ты должен избавить меня от страдания, изрезать свое некорчащееся тело, чтобы наложить заплаты на мое, свою нечувствующую душу, чтобы избавить мою от чувства, и мы достигнем высшего идеала, торжества над жизнью, нуля!
Концентрированный ложный пафос как он есть. При этом перевод под редакцией «Альпины» ещё снисходителен к читателю и разделяет уж очень длинные периоды точками или абзацами. Соответственно и выглядит ещё более-менее выглядит читабельно. Вот сравним хотя бы:
цитатаДагни поняла, что его глаза уловили этот миг, потом быстро окинули взглядом прошлое и будущее, этот молниеносный процесс вычислений привел настоящее под контроль его сознания. Когда складка на рубашке шевельнулась от его дыхания, Дагни увидела улыбку радостного приветствия.
Другой вариант:
цитатаДэгни видела, как его мысль мгновенно постигла смысл мгновения, как она стремительно пронеслась над прошлым и охватила будущее, с быстротой молнии расставила всё по местам, подчинив контролю логики, и к тому моменту, когда складка на его рубашке шевельнулась в такт дыханию, он подвёл итог.
То есть перевод тут ещё играет какую-то роль. «Мысль мгновенно постигла смысл мгновения» — это будет посильнее «кивнуть своей головой»!
Среди читателей могут найтись и такие, кто возразят мне:
цитатаВам известен критерий посредственности? Это злоба по отношению к чужому достижению. Это трепетные бездарности, трясущиеся при мысли о том, что чужая работа окажется лучше, чем их собственная. Им не знакомо одиночество, которое приходит, когда достигаешь вершины. Одиночество из-за отсутствия равного, ума, который ты мог бы уважать, и достижения, которым ты мог бы восхищаться. Они ощеривают на тебя зубы из своих крысиных нор, уверенные в том, что ты получаешь удовольствие, затмевая их, в то время как ты отдал бы год жизни, лишь бы уловить среди них искру таланта. Они завидуют достижениям, и в своих мечтах о величии рисуют мир, где все люди становятся их благодарными подчиненными. Им невдомек, что эта мечта — безошибочное доказательство их заурядности, потому что в таком мире талантливый человек не выживет. Им не дано узнать, что он чувствует, окруженный посредственностями. Ненависть? Нет, не ненависть, но скуку, ужасную, безнадежную, опустошающую, парализующую скуку.
Или, как принято в неформальных комментариях, «сперва добейся». Мол, что же это за критик такой, который ощерил зубы из своей крысиной норы? Но в ответ на это я снова приведу цитату, на этот раз гораздо более энергичную:
«Оживлять свои книги, своих героев приходится, выражаясь языком китайских сказок, кровью собственного сердца. Ты оживляешь их своими нервами, своей психикой, своей энергетикой. И вот это то, чем отличается критик от писателя. Писатель может быть менее образован, чем критик, менее умен, он даже языком-то вроде бы может хуже владеть – но писатель, когда он начинает писать, он начинает разогреваться, если он чего-то стоит, то читать его – это соучаствовать в живом процессе» (М. Веллер).
Видите ли, читая Айн Рэнд, ни разу я не ощутил её энергетики или «разогрева» от этого романа. Ни разу он меня не «зарядил» живым процессом. Ни разу я не почувствовал притока энергии или активного интереса. А всё потому, что уже читал гораздо более энергичные и бодро написанные книги.
На этом, пожалуй, препарирование цитат оставлю. Увы, каким бы хорошим ни был перевод, он не делает прочтение всех частей интереснее. Разве что немного легче.
Перейдём к фактическим претензиям.
2. Неточности, неправдоподобие
С точки зрения рассказа о железной дороге «Атлант» написан не так уж плохо. И в основном по линии романа у меня претензий не так уж и много. Но те ляпы, что есть, превращают чтение в совершеннейший бред. При этом придётся рассматривать и ляпы фактические, и психологические, так как они неотрывны, в общем, друг от друга. Там, где это возможно, приведены цитаты из «хорошего» перевода, но там, где речь идёт о фактических неточностях, приведены цитаты из наиболее точного (и, наверное, самого худшего) перевода.
И сразу представим героев романа, чтобы было понятно, о ком речь.
Дэгни Таггарт (или Дагни Таггерт, кому как нравится) – вице-президент крупной железнодорожной компании, умница, красавица, «спортсменка, комсомолка», сильная, целеустремлённая, волевая женщина с характером. Франциско д’Анкония – первый её мужчина, красавец, плейбой, мот, богач, прожигатель жизни. Любит Дэгни. Однако первое впечатление поверхностно, на самом деле он натура гораздо более глубокая и обладающая очень богатым внутренним миром. Хэнк Реардэн – промышленник, магнат, владелец сталелитейных заводов, изобретатель металла Реардэна, лёгкого и прочного. Мужествен, целеустремлён, «истинный ариец». Любит Дэгни. Рагнар Даннешильд – красавец, силач, ловкий и успешный современный пират, нападающий на правительственные корабли. Наверное, единственный, кто не любит Дэгни, так как женат. (Эдди Виллерс, помощник Дэгни, тоже тайно в неё влюблён).
И вот вам сцена, когда Дэгни и Хэнк уже любовники, и в комнату Дэгни приходит Франциско. Хэнк его застаёт, оскорбляет и даёт ему пощёчину. Внимание! – что делает Франциско? Он хватается за край стола, чтобы удержать себя от желания уничтожить Реардэна! Боже мой, что за… чушь! Что происходит, когда один мужчина нападает на другого из-за женщины? Да это же распространённый штамп мировой литературы, это же излюбленный ход в боевиках! Банальная драка происходит, да! Но не вот это вот:
цитатаНаследник семейства д’Анкония отступил к столу, сжимая его край руками у себя за спиной не для того, чтобы опереться, а для того, чтобы не дать им воли. Она заметила, как напряглось его тело, казавшееся изломанным из-за неестественных изгибов в талии и плечах. Казалось, что вся сила ушла на то, чтобы не сделать лишнего движения, и вынужденное бездействие прошило его мышцы резкой болью. Дагни смотрела на его сведенные судорогой пальцы, гадая, что сломается раньше — деревянный стол или кости, отчетливо понимая, что жизнь Риардена висит на волоске.
Это совершенно нежизненная сцена! Так не бывает! Мужчины могут сцепиться в драке – это да. Но в этой сцене действуют какие-то бесчувственные роботы. Как это «порыв, которому он сопротивлялся»?! Просто ударил в ответ, и всё! И дальше та самая фраза, про «превращение отвращения». Честно, ничего более ерундового я в своей жизни не читал.
В конце второй книги Дэгни отыскивает аэродром с двумя самолётами, садится в один из них и… взлетает.
Так. Девушка с юности работает на железной дороге, знает всё о поездах, была диспетчером, доросла сама до вице-президента. Села в самолёт. Сама его завела, и сама же взлетела. Извините, а водить самолёты она где училась – сидя за PlayStation? (Цитата из х/ф «Золото дураков» © 
). Нет, в романе нигде ничего не сказано, что её кто-то учил, что она хотя бы раз в жизни летала на самолётах, даже хотя бы и в качестве пассажира. Сильноватое допущение, вам не кажется?
Дальше ещё более закручено. Девушка совершает посадку, узнаёт, что нужный ей человек улетел на другом самолёте – и снова взлетает. И начинает преследовать тот, второй самолёт. И над Скалистыми Горами так умело пролетает сквозь маскировочные лучи – по узкой расщелине! – что умудряется ни разу не задеть скалы!
цитатаОна опустилась внутрь круга гранитных стен, обрамляющих долину.
Нет, я, конечно, фантастику люблю. Но фантастика и цветистые бредни – это немного две большие разницы, согласитесь.
Вообще, если эту сцену возьмётся читать какой-нибудь знающий человек, он может её просто уничтожить. Не говоря уже о лётчиках, инженерах и других действительно образованных людях – им эту книжку вовсе не давайте. А то ведь Дэгни там ещё и штурвал выпускает из-за вспышки света, пусть и на какие-то секунды.
Почти сразу дальше. Дэгни падает в самолёте вниз. Бедная девушка… И чем её полёт завершается? Тем, что она кричит: «Чёрт возьми? Кто такой Джон Галт?!».
Эта фраза – такой замысел автора, чтобы в течение всего романа люди демонстрировали этой фразой бессмысленность вопроса, наподобие «почему луну нельзя съесть». Но. Я к девушкам испытываю самые тёплые чувства. Многих из них готов уважать. Готов допустить, что они на самом деле существа гораздо более чувствительные и впечатлительные. И вот я как-то с большим трудом… Да чего уж там – какой бы сильной и бесстрашной ни была девушка, я просто не верю, что падая вниз в самолёте, она сумеет-таки выкрикнуть эту фразу. А просто жалко станет бедную девушку. Маскировочные лучи, так и быть, опустим. Это не такое уж сильное допущение, хотя придраться можно. «Преломление лучей света в земной атмосфере, отражение Долины, спроецированное над ней… отражение от слоя нагретого воздуха». Во времена написания «Атланта» спутники ещё не вошли в жизнь как следует.
цитата…самолёт трясся, на уши давила тишина, а винт онемело застыл – двигатель заглох.
цитатаРаскачиваясь из стороны в сторону, как маятник, Дэгни билась, пытаясь заставить самолёт скользить плавно, чтобы приземлиться на брюхо.
Ого. А самолёт-то падает с высоты нескольких сотен футов, значит. И дальше Дэгни объясняют:
цитатаЯ и мысли не допускал, что кто-нибудь попытается опустить самолет до семисот футов над землей. Вы пробили лучевой экран. А некоторые из этих лучей глушат моторы.
700 футов – это двести тринадцать метров. И вот мотор глохнет на двухстах метрах, и Дэгни «бьётся, пытаясь заставить (!) самолёт скользить плавно»! Роскошная фраза, не правда ли? Это, кстати, какая-то характерная черта – видимо, все положительные герои ну такие уж сильные и волевые, вот только что не обладают суперспособностями.
цитатаРиарден ехал на скорости шестьдесят миль в час по колеям немощёной дороги к восточным воротам, и они были уже видны, когда на ухабе машину занесло с дороги к краю оврага с кучей старого шлака на дне. Он налёг на руль всей своей тяжестью, изгиб его тела заставил машину завершить описываемый с визгом полукруг, вернул её на дорогу, под его управление.
Ну «изгиб тела» это ещё туда-сюда. А вот в другую версию перевода я поверить не готов:
цитатаНавалившись подбородком и локтем на руль, борясь с двумя тоннами стремившегося вперёд металла, напряжением всего тела Реардэн пересилил инерцию машины.
Вот здесь мнения экспертов разделились. Такой случай не является невозможным, при хорошей реакции, силе, ловкости – ну в общем, при всём, чем обладает хороший опытный водитель. И не будь случая с самолётом, я бы, возможно, и не обратил на это внимания. Но уж понятно, что Хэнк Реарден, наверное, обладает нечеловеческой скоростью и реакцией впридачу к силище Геркулеса – то есть этот эпизод едва ли не специально написан, чтобы подчеркнуть его сверхчеловеческие качества. Случай спорный, но не невозможный. И на мой взгляд, всё-таки немного преувеличенный. 60 миль – это 96 км/ч. Две тонны стремящегося вперёд металла на скорости почти 100 км/ч будут всё-таки посильнее. Но это мне так кажется.
цитатаДэгни посмотрела вниз: места, пригодного для посадки, не было.
А потом:
цитатаЕё самолет был цел, он замер тут же, чуть поодаль, распластавшись на брюхе.
цитата– Боюсь, я слишком сильно повредила его. ... Кажется, при посадке я распорола брюхо вашего красавца. Никто не сможет его починить.
Так «цел» или «никто не сможет починить»? И кстати, если уж самолёт лёг «на брюхо», то бишь по прямой, то зачем было «раскачиваться из стороны в сторону, как маятник» – это же всё-таки слева направо? Опять-таки, я не эксперт по самолётам, и послушал бы специалиста. Но соль в том, что этот случай вряд ли заслуживает подробного разбора. «Атлант» ведь не «Властелин Колец» какой-нибудь.
цитатаТы не способна любить, мелкая, дешевая стяжательница! — неожиданно взревел он; в голосе его звучало только желание уязвить. — Да, я сказал «стяжательница». Есть много иных форм стяжательства, кроме алчности к деньгами, иных и худших. Ты стяжательница духа. Ты вышла за меня не ради денег, нет!
Угу. Типичная такая семейная ссора. Это так супруги ругаются, да. Прямо вот то и дело в обычной жизни бесчувственный супруг применяет такие словечки, как «стяжательница». В другом переводе ещё веселее: «ты – духовная бандитка!»
цитатаПретендентам на должности управленцев, потом мастеров, далее квалифицированных механиков и следом всем, кто постарается заслужить повышение, предлагались вознаграждения и почести: повышение зарплат, премии, освобождение от налогов и орден, придуманный Уэсли Моучем, «Орден общественного благодетеля». Результатов это не принесло. Оборванные люди слушали эти предложения материальных благ и отворачивались с летаргическим равнодушием, словно утратили концепцию «ценности». «Они, — думали со страхом “прощупыватели пульса общества”, — не хотят жить или не хотят жить в существующих условиях.
«Мы бедные, но гордые». Отнюдь. Какими бы благородными ни были эти «оборванные люди», всегда, в любом обществе и при любом строе, найдутся жаждущие дорваться до административного места.
А вот практически лозунг романа, красивая и не лишённая смысла фраза. Но только она же и опровергается действиями героев:
цитатаКлянусь своей жизнью и любовью к ней, что никогда не буду жить для кого-то другого и не попрошу кого-то другого жить для меня.
И далее:
цитата– Дверь не поддастся никакой физической силе. Открывается она только мыслью. <…>Голт отошел назад. Затем, застыв и подняв лицо к высеченным в камне словам, повторил их медленно, ровно, будто снова давая клятву.
Это такой-то пароль следует называть каждый раз, когда захочешь войти в электростанцию? Нет, красиво, возвышенно, конечно, но совершенно непрактично! И этот человек проповедует «разумный эгоизм»!
Да, читатель может обвинить меня в том, что я придираюсь к деталям. Что в третьем томе события набирают оборот и приобретают размах. И что вообще я ничего не понял в идее романа.
Да, я придираюсь к деталям – именно потому, что книга показалась мне ужасно скучной, и эти детали – мои аргументы к этому доводу. Да, в третьем томе страна погружается в коллапс, воцаряется анархия, огни Нью-Йорка гаснут, и разрушается масштабный чудовищный проект «К». Но, увы, все эти события происходят, только чтобы подчеркнуть идею автора. Такие аргументы относятся к категории «вот вам нужно было прочитать такую-то книгу, чтобы понять мысли автора»! И у Рэнд тоже такая книга находится, это «Фонтан» / «Первоисточник». Простите, но неужели в пределах одной книги нельзя изложить свои мысли как можно более понятно? Рэнд, кстати, именно это и делает в пресловутой главе 7 «Вы слушаете Джона Галта». Ну а то, что я не должен читать два тома, чтобы добраться до интересных мест в третьем – по-моему, понятно любому разумному человеку. Без пояснений про «рациональный эгоизм».
Абзац про руководящие должности – из той же оперы «агитки». Чем ближе к финалу, тем более выхолощенным становится роман – кажется, в нём исчезло всякое дыхание жизни. А что касается понимания идеи – давайте попытаемся её рассмотреть. Ведь «главное в книге — принцип свободы воли, рациональность и «нравственность разумного эгоизма». То есть здесь я не буду делать замечаний в сторону «двигателя, способного поглощать статическое электричество из атмосферы и потреблять его, превращая в собственную мощность». Давайте немного пройдёмся по «нравственному эгоизму».
Франциско специально выписан так, чтобы даже дурак понял – мол, он очень страдает от того, что не может открыть истину любимой. И даже один раз из его груди вырывается мучительный вопль: «Нет, я не могу, любимая!» В смысле – не могу сейчас рассказать тебе всей тайны. Ну так вот. Если ты располагаешь тайной и появляешься в жизни женщины, то либо храни молчание, либо, если не можешь – будь добр исчезнуть из жизни женщины. А не расхаживать с видом благородного героя.
Ситуация, когда правительство стремится отыскать Галта во что бы то ни стало. К нему приходит Дэгни и тем самым «даёт наводку» полицейским. Нет, чтобы бежать – он её предупреждает, что его будут пытать и что она должна не показывать вида. А у меня простой вопрос: зачем? Это как-то нерационально.
цитатаДагни последовала за ними, когда они, светя фонариками, перешагнули через порог. Пространство за ним представляло собой длинную металлическую оболочку, там ничего не было, кроме куч пыли на полу, странной, серовато-белой пыли, которой, казалось бы, место среди развалин, где никто не бывал столетиями.
Это полицейские взломали лабораторию Галта и ничего там, кроме пыли, не нашли. И человек, который в силах запрограммировать саморазрушение металла при неавторизованном проникновении, не может обеспечить себе пути отхода! Что, неужели просто улететь или уехать с любимой женщиной – не рациональнее? Где же разумный эгоизм в том, чтобы остаться и попасть в пыточный подвал?
В полный абсурд эта ситуация превращается, когда Галт на объекте «Ф» подсказывает (!) своим мучителям, что нужно исправить в сломанном аппарате:
цитатаЭто вышел из строя вибратор, — произнёс голос позади них; они обернулись; Галт с трудом дышал, но говорил твердым, уверенным голосом инженера. — Выньте его и снимите алюминиевую крышку. Там увидите два сплавленных контакта...и т.д.
Да кто, какой человек в здравом уме подсказывает палачам, как правильнее нужно его пытать?!
Нет, я, конечно, понимаю, что нужно показать полную беспомощность палачей и мучителей, их полное незнание основ разума. Я понимаю, что герои должны страдать за идею. Но у меня опять вопрос. А каким образом пересекаются идея разумного эгоизма и то, что Галта пытают? Это что выходит – он так использовал свою свободную волю, чтобы оказаться на матраце, опутанным проводами? Нерационально.
Но добро всё-таки одержало верх над разумом: Галта спасают трое его друзей и Дэгни. Против шестнадцати охранников. Ну ведь это же какие сверхлюди, супермены, они же все как один сильны, мужественны и красивы! Это же Франциско д’Анкония, Хэнк Реарден и Рагнар Даннешильд! Перед ними, разумеется, должны отступить дрожащие в ужасе слабые духом охранники, которые не могут принять решение и взять на себя ответственность!
Разумеется, будь это современный боевик, где нашпигованный электроникой и взрывчаткой главный герой в одиночку уничтожает базу врага – я бы с этим не спорил. А скверно написанный боевик не стал бы и рассматривать. Но в «Атланте», как в комиксе, специально всё обрисовано в таких пафосно-напыщенных тонах, что читать его просто затруднительно.
«В общем, четверых оказалось достаточно, чтобы взять их бастион».
А остальные жители Долины в это время заводили самолёты, чтобы лететь на выручку Галту. Знаете, я не очень разбираюсь в спецоперациях, но.
Неужели нельзя было эвакуировать Галта прямо из его жилища в Нью-Йорке, перед тем, как его схватят?
Неужели нельзя было выкрасть его из отеля? (но, правда, там охрана на каждом этаже, да ещё и с пулемётами!).
Неужели, наконец, нельзя было напасть на этот самый объект «Ф» чуть раньше – перед тем, как Галта начнут пытать?
По агитационной задаче автора выходит, что нельзя. Нужно было обязательно продемонстрировать беспомощность палачей и разруху как на улицах, так и в головах. Но с позиции рациональности эгоизма, разумности свободной воли роман меня ни разу не убедил!
Повторюсь, что совершенно непонятна мне и сцена с Эдди Виллерсом в финале романа. Она, возможно, и трогательная, но полностью нелогичная (или просто глупая). И в концепцию разумного эгоизма никак не вписывается. Ещё один мужчина, влюблённый в Дэгни, просто ушёл от неё… и всё. И остался один на один с остановившимся поездом – просто из верности делу, просто потому, что не мог его бросить. И всё, это конец – далее он, видимо, просто погиб от голода, хотя об этом и не говорится напрямую. Я не знаю, какие тут цели преследовал автор – растрогать читателя или снова продемонстрировать бессилие разума, не желающего учиться. Но я эту сцену не понял, и мне она не понравилась.
Вот, пожалуй, все мои претензии к данному роману. Кое-где в нём встречаются достойные замечания и мысли. Но даже истины, которые стоит рассмотреть, изложены настолько пафосно и прямолинейно, что становятся философией «для учащегося ПТУ», как в сердцах выразился один из читателей. В самом деле, в идеях Рэнд ничего нового нет – по крайней мере на взгляд конца ХХ века. Нечего позволять сидеть на своей шее различным нахлебникам, не нужно стыдиться нажитого богатства – не только не ново, но и изложено чрезвычайно занудно, скучно, однообразно. А по поводу красивой фразы «Я никогда не буду жить для кого-то другого…» – смотрите выше, про сцену с пытками Галта.
Надеюсь, читатель, эта рецензия и последующие доводы с разбором приведённых цитат всё же убедили Вас не читать эту книгу. Поверьте – в мире множество других, гораздо более интересных, захватывающих и полезных для ума книг. Пусть ваш разум, освобождаясь от пут и цепей необоснованных предположений, расправит плечи. Сам.