Одним из популярнейших современных писателей-фантастов по праву признан американец Айзек Азимов. Его книгами уже много лет зачитывается мир.
Писатель-гуманист Азимов верит в разум и великое назначение человека. Своими ответами на вопросы обозревателя АПН Н. Стрельцовой писатель ещё раз подтверждает свою чёткую жизненную позицию.
---
— Г-н Азимов, представьте на минуту, что на президентских выборах Вы выставили свою кандидатуру и американцы избрали Вас главой государства. С чего бы Вы начали свою деятельность на посту руководителя США?
— Если бы я стал президентом Соединенных Штатов, я знал бы, что надо делать. Прежде всего, бесспорно, я бы использовал все возможности для того, чтобы сесть за стол переговоров с Советским Союзом и найти совместное обоюдоприемлемое решение главной проблемы сегодняшнего дня — запрещения всех видов ядерного вооружения. Уверен, что нет сейчас проблемы важнее. Лишь решив ее, люди смогут избежать страшной участи — гибели всего рода человеческого. Решать эту проблему надо безотлагательно. Время не терпит.
— Если бы в Ваших руках сосредоточились все богатства народов, как бы Вы распорядились ими?
— Мне трудно представить себя в роли креза. Но знаю совершенно определенно одно: я не дал бы ни цента на производство вооружений. Зато выделил бы максимальные ассигнования на развитие научных исследований и освоение космического пространства.
— Что Вы считаете главным открытием будущего, способным повлиять на развитие человечества?
— Мне представляется, что решающую роль в развитии человечества сыграло бы практическое использование термоядерной энергии. Мы ещё до конца не можем представить себе, какие невероятные возможности открываются перед людьми. Но век использования термоядерной энергии не за горами. Для того чтобы приблизить его, людям нужен мир.
— Считаете ли Вы, что над человечеством нависла смертельная опасность ввиду того, что в мире накоплены огромные запасы прежде всего ядерных вооружений?
— Смертельная опасность, связанная с накоплением баснословного количества самого разного оружия массового уничтожения: ядерного, химического, обычного, — реально угрожает сегодня миру. Каждый день приносит нам всё новые и новые сообщения, которые отнюдь не вселяют оптимизма.
— Не хотите ли Вы сказать, что пессимистично смотрите на способность людей прекратить преступную гонку вооружений, которая может привести мир к третьей мировой войне?
— Отнюдь. Я верю в разум и с оптимизмом смотрю в будущее. Уверен, что люди смогут добиться прекращения безумной гонки вооружений. Это я вижу и по своим соотечественникам, которые все решительнее выступают за замораживание ядерных и других средств уничтожения всего живого.
— Г-н Азимов, что Вы цените больше всего в людях?
— Человечность...
------------------------
P.S. Обратите внимание, что Н. Стрельцова несколько раз обращалась к А. Азимову с просьбой об интервью. Читайте у меня в колонке: Айзек Азимов, Н. Стрельцова. Космическое будущее человечества
В издательстве ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» вышел очередной сборник «Фантастика-79», В нём представлены 27 авторов из 11 городов. В своём, предисловии дважды Герой Советского Союза, лётчик-космонавт СССР Виталий Севастьянов размышляет о магистральных путях развития научной фантастики столь популярной среди молодежи.
----
Что такое научная фантастика, в чём её притягательная сила?
По-разному пытаются ответить на эти вопросы читатели, почитатели, исследователи НФ. Как читатель попробую дать такое определение: «Научная фантастика — это литературный жанр, описывающий события, явления, которые подвластны законам ещё не открытым или недостаточно исследованным».
В самом деле, когда Жюль Верн мысленно конструировал подводный корабль в романе «80 000 километров под водой», законы создания таких аппаратов были еще мало исследованы.
Когда Герберт Уэллс сочинял рассказ «Зелёная дверь», законы быстрого проникновения из одного мира, взаимно сопряженного с другим, были никому не известны. Не открыты они и доселе. Однако настанет срок, каким бы далеким он ни был, и мечта писателя осуществится.
Когда Алексей Толстой «снаряжал» — инженера Лося для путешествия в железном снаряде на Марс, большинству учёных это казалось забавной выдумкой. Однако прошло всего полвека — и земные корабли двинулись к Марсу, бороздя космические волны.
Подобных примеров можно привести немало.
Принято считать, что НФ — своеобразный полигон для испытания всевозможных моделей будущего. Такая точка зрения представляется мне механистической, односторонней.
Действительно, одна из задач писателя-фантаста состоит в творческом осмыслении проблем завтрашнего дня. Что там, в призрачной дымке грядущего? Какие светозарные города взовьются к заоблачным высям? Орбиты каких кораблей, подобно лепесткам диковинного цветка, украсят звездные луга Вселенной? Как справится человек с загрязнением окружающей среды, с голодом и болезнями, с войнами и нищетой?
Ответы на эти и на другие бесчисленные вопросы уже заложены в настоящем. Здесь, в нашей жизни. Талант фантаста в том и состоит, чтобы по еле заметному зеленому ростку предугадать облик прекрасного древа грядущего.
Но разве само настоящее, сущее бытие не даёт пищу фантасту для размышлений? Разве мало еще загадок в природе, нуждающихся в объяснениях, догадках, пусть даже фантастических?
А история всех без исключения народов! Сколько в ней романтического, таинственного, пробуждающего воображение! Как объяснить загадку огромных рисунков в пустыне Наска, или существование растений-гигантов на Сахалине, или удивительные математические закономерности пирамид? Как, откуда несколько тысячелетий назад могли появиться электролитические элементы, модели летательных аппаратов, совершенные астрономические календари?
Как видим, оперативный простор для писателя-фантаста поистине необъятен, поскольку раздвинут горизонтами всех трех времен — прошедших, идущих, будущих. Тем труднее и ответственнее задачи настоящего художника-творца: развивая любую тему, погружаясь воображением в любую эпоху, помнить о главном — о пропаганде передовых научных идей, об объективном истолковании картины мироздания, о развитии воображения читателя, о величайшей осмотрительности при решении глобальных вопросов бытия.
На мой взгляд, научная фантастика должна отвечать трём необходимым условиям.
Условие первое. Писателю-фантасту следует по преимуществу выбирать героев из своего народа, из своего социалистического (а в недалёком будущем и коммунистического) общества. Это тем более важно, что ещё недавно некоторые фантасты часто грешили тем, что поголовно выносили действие своих произведений на капиталистический Запад. При этом выходило порою и так, что обличение пороков капитализма перерастало в их смакование, а существование самого несправедливого общественного устройства на Земле как бы проецировалось чуть ли не на тысячелетия вперед. Разумеется, произведения-памфлеты, сатиры, развенчивающие истинный облик капитализма, его потребительское, торгашеское нутро, играют немалую роль, однако научно-фантастическая литература, как и всякий другой жанр литературы, не может состоять из одних только разоблачений. Тем более что конец капитализма исторически предопределен.
Условие второе. Фантастика должна быть гуманной в основе своей. Схватки галактических банд, апокалиптические видения, жестокие истязания землян пришельцами со звёзд — весь этот псевдолитературный хлам мало что даём уму и воображению читателя, наоборот, приносит немалый вред, лишает социальной перспективы. Драматических и даже трагических ситуаций как при освоении Солнечной системы, так и на самой Земле будет ещё немало, но это драматизм и трагизм совсем иной. Это драматизм «Туманности Андромеды»Ивана Ефремова, «Человека-амфибии»Александра Беляева, «Аэлиты»Алексея Толстого, «Бегства мистера Мак-Кинли»Леонида Леонова.
Условие третье. Фантастика должна быть высокохудожественной, то есть ни в чём не уступать другим литературным жанрам.
Тот, кто полагает, что новое в НФ — необыкновенная гипотеза или лихо закрученный сюжет, глубоко ошибается. Главное — Слово, вмещающее в себя и радость, и красоту, и боль, и ярость художника. И здесь у начинающего писателя-фантаста есть превосходные образцы подражания, для воспевания идеала прекрасного. Приведу хотя бы одну мысль замечательного учёного фантаста Ивана Антоновича Ефремова:
«Прекрасное служит опорой души народа. Если сломить, разбить, разметать красоту, то ломаются устои, заставляющие людей биться и отдавать за родину жизнь. На загаженном, вытоптанном месте не вырастет любви к своему народу, своему прошлому, воинского мужества и гражданской доблести. Забыв о своём славном прошлом, люди обращаются в толпу оборванцев, жаждущих лишь набить брюхо.
Поэтому важнее всего для судьбы людей и государства — нравственность народа, воспитание его в достоинстве и уважении к предкам, труду и красоте».
Именно этим непреходящим идеям посвящены появившиеся в последние годы фантастические произведения мастеров реалистической прозы Василия Шукшина, Виктора Астафьева, Петра Проскурина, Сергея Залыгина, Юрия Куранова, Олега Алексеева.
Мне радостно сознавать, что за последнее десятилетие в нашей стране появился целый отряд молодых фантастов, чье творчество так или иначе отвечает трём выше названным условиям. Самое отрадное то, что этот многонационален: здесь и русские, и казахи, и литовцы, и украинцы, и армяне, и узбеки — буквально во всех республиках нашего Отечества подрастают молодые силы.
Попробуй и ты, читатель, стать одним из авторов подобного сборника. Дерзни приоткрыть волшебную дверь, опиши, что ты увидел там, в незапамятной древности или в голубом сиянии завтрашнего дня, куда вечно нацелена летящая стрела времени. Твои прадеды создали поразительные по выдумке сказания о путешествиях смельчаков среди звёзд, о вечно живом окияне-море и застывших каменных великанах горах. Осмысли эти сказания, эти легенды. Может быть, в них ключ к волшебной двери.
----
Дорогие читатели!
Редакция присоединяется к пожеланиям прославленного космонавта и приглашает принять участие в дискуссии-обсуждении «Наше будущее».
Писательские судьбы складываются подчас весьма необычно. К примеру, есть в нашей стране два человека, которые пишут вместе, а живут в разных городах, и, помимо писательской, имеют другие профессии, весьма несходные. Впрочем, это ещё ничего. Более удивительно другое. Эти писатели за пять-шесть лет написали восемь повестей и десятка полтора рассказов. Все они издаются массовыми тиражами и мгновенно исчезают с прилавков. Многие их проведения изданы и за рубежом — в Италии и ГДР, Канаде и Японии, Польше и Румынии. Книги Стругацких читают, о них спорят, о них думают. А критика молчит. До сих пор нет ни одной даже газетной статьи, посвященной их творчеству...
Странно, не правда ли? Да, странно. Но уточним; писатели, о которых шла речь — фантасты. Это Аркадий и Борис Стругацкие, авторы повестей «Страна багровых туч», «Путь на Амальтею», «Стажёры», «Возвращение», «Попытка к бегству», «Далёкая Радуга», «Трудно быть богом», «Суета вокруг дивана». А вокруг фантастики вершатся подчас ещё и не такие странности.
Фантастика все ещё остается на особом положении в литературе. Пока не установлено даже, что она такое.
Вот, например, не так давно Л. Коган опубликовал статью под названием «Обеднённый жанр». Здесь учинен разнос советской фантастике на том основании, что она не сводится к жанру утопии, а почему-то и зачем-то занимается также и совсем другими делами. В. Лукьянин в статье «Рождённый прогрессом...» (журнал «Москва», № 5 за 1964 год) наоборот заявляет, что фантастика — это, мол, та же научно-популярная или научно-художественная литература, с той разницей, что речь в ней идет не о сегодняшнем, а о завтрашнем дне науки. Это откровение напечатано даже вразрядку — как непреложная истина. Вооружившись этим тезисом, В. Лукьянин разделывает под орех весь «гибридный жанр» фантастики делая снисходительное исключение (неизвестно на каких основаниях) для двух-трёх произведений.
Некоторые вовсе относят фантастику к детской литературе, а поэтому осуждают все, что по их мнению, «дети не поймут».
Вот и разберись — то ли всем фантастам следует заняться писанием утопий, то ли пропагандировать науку вообще, то ли переключиться на сочинение книжек для детей…
Так что же такое фантастика? Если взять хотя бы вещи, опубликованные в этом году, – повести А. и Б. Стругацких «Трудно быть богом» и «Суета вокруг дивана», М. Емцева и Е. Парнова«Бунт тридцати трёх триллионов», рассказы С. Гансовского«День гнева», «Мечта», — то легко увидеть, что это не утопии, не пропаганда каких-либо научных идей (пусть и в перспективе) и уж никак не чтение для детей. Вместе с тем, что бы ни говорили досужие критики, это подлинная литература.
В последних произведениях Стругацких многие характернейшие свойства современной фантастики воплощены наиболее отчетливо и полно.
Уже первой своей повестью «Страна багровых туч» Стругацкие внесли в советскую фантастику нечто новое — углубленный психологизм, внимание к человеческой индивидуальности. После долгих лет господства «технической» фантастики, в которой не было места изображению человеческой души, а значит, не было места и вообще искусству, такая повесть особенно радовала, хотя сейчас она кажется лишь интересной заявкой.
В последующих повестях и рассказах Стругацкие дополняют и углубляют характеристики героев, полнее прорисовывают фон. Постепенно все шире, ощутимее, детальнее встает перед нами созданный их воображением мир «несуществующей действительности» — мир будущего. Этот художественный процесс завершается повестью «Возвращение», рисующей мир, построенный на принципах коммунизма, мир светлый и радостный, живой и гармоничный, мир, населенный добрыми и веселыми, умными и талантливыми людьми.
Но, выстроив в воображении этот чудесный мир, дав ему свет и воздух, жизнь и движение, Стругацкие неизбежно должны были «задуматься: а какими путями придёт человечество к этому миру? Какие преграды придется ему преодолевать и что будет помогать движению вперед? Это вопросы, которые должен задавать себе любой наш активно мыслящий современник, а уж тем более писатель.
Фантастика не ставит своей задачей пропаганду научных идей; её родство с наукой сказывается в другом: в принципах мышления, в методике анализа. Фантастика, в частности, широко применяет характерный для современной науки приём мысленного эксперимента, моделирования явлений. Писатель-фантаст, проводя мысленный эксперимент в области социологии, моделирует ситуацию, которая может возникнуть при соблюдении определённых условий. При этом он почти не связан временем и местом действия: он может отнести события в будущее или прошлое (если это не нарушает условии эксперимента), может переместить своих героев на другую планету.
Например, в «Попытке к бегству» Стругацких действие происходит в XXIII веке и большей частью не на Земле, а на далёкой планете, которую герои только что открыли, и в честь своего спутника Саула назвали Саулой. Общественный строй этой планеты напоминает ранний феодализм. Таким образом, здесь встречается наше будущее с нашим прошлым. А свидетелем и участником этой удивительной, трагической встречи является наш современник, советский офицер, бежавший из фашистского концлагеря. «При чем же тут мысленный эксперимент, моделирование? Это ведь фантастическая, ни при каких условиях не осуществимая ситуация?» — скажут иные. Но разве на Земле не существуют сейчас народы, находящиеся на самых различных ступенях общественного развития — от социалистического общества до первобытного родового строя? Разве нет сейчас государств, находящихся примерно на стадии феодализма, разве нет на земле фашистских концлагерей? Так что «сугубо фантастическая» ситуация «Попытки к бегству» имеет достаточно прочную реальную подоплеку.
Но для чего моделировалась эта ситуация? А для того, чтобы задать нашему современнику, советскому человеку сложный вопрос (приемы фантастики позволяют задать этот вопрос в общей форме, освободив его главную суть от случайных наслоений). Вопрос этот звучит примерно так: что должен ты делать, если видишь своими глазами чудовищную жестокость, произвол, невежество, царящие в другом мире, где ты — посторонний, хотя и горячо сочувствующий наблюдатель? В твоих руках – мощное оружие, против которого эти люди бессильны. Надо вмешаться? Перебить всех угнетателей, дать свободу рабам? И тогда всё будет в порядке? Ребенок ответил, бы именно так. Но ты не ребенок, ты взрослый человек, и должен отвечать за свои действия, должен представить себе, какие возможные результаты даст твое вмешательство – не только сейчас, но и в будущем. Ты обязан продумать – можно ли искусственно, извне, без участия народа продвинуть вперёд исторический процесс? А что, если рабы, получив свободу из чужих рук, не завоевав её, прежде всего захотят богатства и власти, ибо в мире, который их взрастил, только золото и оружие обеспечивают независимость и счастье? Что если самые жестокие и хитрые из этих вчерашних рабов завтра станут владыками, и мир, которому ты хотел дать свободу, ещё глубже спустится во мрак насилия и произвола?
Этот же вопрос, только еще более остро ярко, определенно, поставлен и в повести «Трудно быть богом», где действие происходит в Арканаре — государстве далёкой планеты. И в обеих повестях герои, отлично понимая, что их вмешательство принесет лишь вред, в конце концов не выдерживают и вмешиваются, потому что испытание, перед которым они поставлены, выше сил человека, а они — люди, и не могут играть роль бесстрастных и мудрых богов, наблюдающих с высоты за ходом событий.
Герои «Далёкой Радуги» живут в XXII веке. Конфликт здесь построен на борьбе противоречивых чувств в душах людей, оказавшихся лицом к лицу не только с неизбежной гибелью, но и с необходимостью решить сложный моральный конфликт. Опять-таки на первый взгляд обстановка здесь совершенно нереальная: далёкая планета в далёком будущем. Ученые работают над проблемами фантастической нуль-транспортировки, и, как побочное следствие их экспериментов, возникает загадочная грозная Волна, несущая с собой гибель. И все же Стругацкие моделируют здесь ситуацию, выведенную из современной действительности. Героический отряд исследователей рванулся далеко вперед, тылы не успели подтянуться. Волной некому было заняться как следует — и в результате поставлена под угрозу не только жизнь замечательных ученых, но и судьба целой отрасли науки...
Мы ясно видим мир Радуги, дышим ее воздухом; нам обжигают лицо порывы ледяного ветра, несущегося над заснеженными равнинами Саулы, нас физически давит тьма, сгустившаяся над несчастным Арканаром. Но сквозь яркие картины фантастической действительности проступают очертания того мира, в котором мы живем, и мы с удивлением убеждаемся, что, увидев эти знакомые очертания в новом, необычном освещении, мы кое-что поняли иначе, вернее, глубже, чем понимали прежде. Что мир Арканара, мир Саулы, мир Радуги в чём-то помог нам лучше понять наш мир, проблем которого никто не решит за нас.
А ведь это и есть самая благородная, самая высокая роль искусства – раскрыть человеку глаза на окружающий мир и на собственную его душу, осветив всё своим ярким и острым светом. Помочь думать. Помочь решать и действовать.
Доктор наук, который рисует (очерк, рисунок А. Фоменко).
(Фрагмент).
Выпускник магаданской школы № 16 Анатолий Фоменко ещё шестиклассником написал научно-фантастическую повесть, и «Пионерская правда» её опубликовала. Но на механико-математическом факультете МГУ, куда он собрался подавать документы, это, согласитесь, едва ли могло чем-нибудь помочь.
А потом через четыре года, когда до диплома было уже рукой подать, надумал вдруг переводиться с отделения механики на отделение математики. Казалось бы, всё самое трудное уже позади, последнее усилие – и у цели. Рассудительные люди отговаривали Фоменко от этого безрассудства, справедливо напоминая о риске остаться вообще без диплома.
Рассудительные люди тоже иногда ошибаются. Ещё через шесть лет он стал доктором наук. В это с трудом верится, но факт остается фактом: год на окончание университета (уже на другом отделении), два — на аспирантуру и кандидатскую диссертацию, три — на докторскую. Сейчас Фоменко — профессор. Ему тридцать семь лет.
ПО ДОРОГЕ я все думал, какой он, Станислав Лем? Почему-то представлял его немногословным и суровым, с непроницаемым, гордым лицом.
Лем оказался похожим на доброго волшебника из веселой сказки. Выпуклый, обрамленный пушистой сединой лоб, большие добрые губы, лицо без единой морщинки и молодые карие глаза — таким я увидел Лема в тот момент, когда он вошел в кабинет. Волшебник был в теплом свитере, в обыкновенных домашних войлочных тапочках.
Говорит Лем как-то очень искренне и немного застенчиво. С первых же слов — такое чувство, будто знакомы много-много лет.
Прошу его рассказать о себе.
Станислав Лем родился в 1921 году. После войны учился в Краковском мединституте. Работал ассистентом. «Не покидало чувство: это не то», — признается Лем. Пробовал силы в литературе. Сочинял стихи. В 1948—1950 годах я написал роман «Непотерянное время» — о движении Сопротивления.
Непосредственным толчком к первому научно-фантастическому роману послужил почти анекдотический случай. Лем был в Западане. Однажды прогуливался в горах с каким-то незнакомцем. Заговорили о фантастике. Лем ее любит с детства. Он горячился: почему в послевоенной Польше нет хороших научно-фантастических романов? «Вот бы вы и написали», — предложил незнакомец. «А что! И написал бы! — азартно ответил Лем. — Да кто стал бы издавать?»
Уже воротясь в Краков. Лем получает вдруг конверт из Варшавы с бланком договора на научно-фантастический роман. Незнакомец оказался редактором издательства «Читальник паньски».
«И я написал «Астронавтов», — говорит Лем. – С тех пор — как на рельсах...»
Сила Лема не только в его непостижимой фантазии. Три стены от пола до потолка почти целиком занимает его книжный стеллаж. Есть тут и советское издание «Тысячи и одной ночи», и свежий томик «Дня поэзии». Но в основном — научная литература чуть ли не на всех европейских языках. «Русский, французский, немецкий знал и раньше, — поясняет писатель. — За английский пришлось сесть специально, чтобы читать научные статьи».
Станислав Лем — член обществ астронавтики и кибернетики. «В наше время невозможно быть сразу специалистом в нескольких областях знания», — вздыхает он. Тем не менее Лем стремится изучать все новинки научной литературы в первоисточниках. Он занимается физикой, биологией, астробиологией. «Самое тяжелое — математика, но без нее и двух слов не скажешь о кибернетике».
Характерная черточка: ни на один вопрос он не отвечает односложно. Вопрос служит Лему точкой, отталкиваясь от которой, его мысль устремляется дальше. Он как бы размышляет вслух, увлекаясь новыми и новыми поворотами темы.
«Помнится, когда я писал «Астронавтов», приближался Международный геофизический год, — продолжает Лем. — Весь мир говорил, что США готовят сенсационный эксперимент, собираются в 1958—1959 годах вывести на орбиту вокруг Земля необыкновенный шарик. Первенство США в этой области считалось неоспоримым. И вдруг первого спутника запускает Советский Союз! Для меня это была самая приятная сенсация».
Лем берет томик «Астронавтов» на русском языке. Раскрывает страницу 49. Зачитывает строки, в которых наш потомок из 2006 года повествует о первых шагах человечества в освоении космоса.
«Смотрите, здесь сказано, что первые многоступенчатые ракеты «возникли в шестидесятых годах» XX века, — торжествует Лем. – А они появились раньше — в конце 50-х! Читайте дальше — о спутнике, который «приблизительно в 1970 году должен был сделать облет вокруг Луны, произвести съемку ее невидимого с Земли полушария». Понимаете, писателю-фантасту казалось, что эти два события разделит целое десятилетие. А ваши ученые «сократили» интервал до двух лет! Вот как высок темп вашей науки...»
Лем радовался тому, как сильно он ошибся. Я же с изумлением думал о том, как поразительно точен был его прогноз. Ведь роман написан в 1950 году, когда о космосе люди еще почти не думали…
«Еще семь лет назад, — продолжает Лем, — самое название романа многим казалось слишком мудреным. Некоторые не знали слова «астронавты», путали его с «аргонавтами». А сегодня писать о спутниках — уже не фантастика. Сфера реальной жизни расширилась, фантастика должна идти дальше. Писать о том, какова Луна, теперь даже рискованно: через 2—4 года туда попадут люди и станут над тобой смеяться...»
Особенность Станислава Лема: неистребимая жажда нового. Его творческая мысль неудержимо рвется вперед, «Герои уже написанных произведений — словно дети, которые выросли и живут самостоятельной жизнью, — признается он. — Я думаю о новых героях».
Творческими мечтами и замыслами Лем делится охотно и откровенно: «Надоело «сидеть» в ракетных кораблях. Есть темы, которые так и ходят за мной. Человек и робот. Эволюция кибернетических устройств: можно ли построить машину умнее человека? Интересно написать о том, как машина представляет мир. В чем причина звездного молчания? Эволюция — обычное явление. Значит, должно быть много звездных пришельцев. Мечтаю, чтобы астрономы получили телеграмму с других миров. Смысл — не в обмене поздравлениями, а чтобы было доказано: мы не одиноки. А вот еще интересная тема: биологи говорят, что человек уже может влиять на свою наследственность. В каком направлении пойдет эта автоэволюция? Будет ли человек делаться умнее, долголетнее?»
Его искания касаются не только научных проблем, но и литературной формы. Отсюда — остроумная и необыкновенно злая политическая сатира. А сейчас Лем увлекся сказками. Никто еще не сочинял таких сказок. В них классические злодеи — ведьмы и драконы — могут столкнуться, например, с благородным кибернетическим роботом...
Беседу прерывает ярко-рыжий лохматый пес с короткими, как у таксы, лапами. Он весело врывается в комнату. Будто дразнясь, вьется между стульев. Пока Лем с максимальным тактом выпроваживает Пегаса (ну кто еще придумал бы такое имя для собаки?), я разглядываю цветные панно — схемы старинных автомобилей. «Прислал приятель из Италии, — объясняет Лем, возвратившись. — Правда, красиво?»
Ни один крупный писатель в мире не избежал репортерского вопроса: «Как вы пишете?» Пришлось ответить на него и Лему: «Размеры рабочего дня зависят от того, пишется ли мой роман. Особенно интенсивно работаю в летние месяцы, когда выезжаю в Закопане...»
С собой в машину он грузит не менее центнера научной и справочной литературы. Работает почти круглосуточно. «Пока соседи по дому отдыха писателей позволяют стучать на машинке», — добавляет шутливо.
Как Лем изобретает свои необыкновенные сюжеты? «Садясь за роман, я знаю проблему и основную нить. Какие приключения предстоят героям — не знаю. Начинаю писать — начинает развиваться действие. В работе это дает самую большую радость...»
Несколько минут Лем думает о чем-то. Потом продолжает:
«Иногда будто споткнешься. Не пишется и все! Приходится откладывать, браться за другое. Так было с «Солярисом». Дошел до конца, а развязки не знаю. Рукопись пролежала год. Однажды утром проснулся, и мне вдруг представилась развязка «Соляриса». И я удивился, как это просто и как я не мог догадаться раньше... Читатели знают лишь то, что издано. Они не знают, как много у меня неудач: ведь неудачи не выходят за стены этой вот комнаты...»
Словно стряхивая легкую грусть, Лем живо вскакивает со стула. Долго роется среди бумаг, достает толстую папку, другую, третью. В них — аккуратно подшитые письма. «Из СССР получаю больше всего, — улыбается он. — После каждой публикации идут потоком. Не в силах на все ответить».
Я листаю папку. Письма со всех концов СССР. С пожеланиями, словами благодарности, вопросами.
Много писем получает Лем и из других стран мира. Его произведения популярны в Италии, Япония, Франции. А вот в США не очень. Однажды американское издательство обратилось к нему с предложением установить деловое сотрудничество. Лем послал несколько своих вещей. "Разве это фантастика? — ответили ему. — Это слишком серьезно. Здесь есть какие-то идеи. Читателю придется думать. Извините, это не отвечает нашим требованиям».
Еще курьезнее был случай с одним западногерманским кинорежиссером. Тот предложил Лему контракт на сценарий. «Только не нужно ничего мудреного, — предупреждал он. — Есть увлекательный научно-фантастический сюжет: богатая молодящаяся дама — очаровательный молодой человек, марсианин — эротический конфликт — разоблачение в финале…»
«Раз у вас есть хорошие идеи, — ответил Лем, — сочините сценарий сами».
Так ли много путешествует Лем, как его герои? «Ездил в Норвегию, ГДР, Югославию. Побывал у истоков европейской цивилизации — на Крите. Для фантаста это интересно. Но еще больше дало мне посещение Института вычислительных машин в Ленинграде и разговор с профессором Шкловским: он о звездных мирах знает больше, чем все греки — древние и современные, вместе взятые... Даже писатель-фантаст привязан к сегодняшнему дню, — продолжает Лем. — Вот почему я с жадностью ищу любые публикации, где ученый говорит о будущем, мечтает. Нахожу лишь в советских журналах. У вас большие ученые не брезгуют популяризацией научных знаний. Это хорошо. Ведь если бы повар только ел, кому бы еще досталась пища?»
Еще одна особенность Лема: о чем бы он ни писал — о таинственном Солярисе или звездном бароне Мюнхаузене, мужественном путешественнике или зловещем изобретателе «вечной души» — в каждом его произведении действуют не ходульные фигуры (эти, к сожалению, частые спутники приключенческого жанра), а живые люди, с яркими, интересными характерами. Но и тут он не удовлетворен ни коллегами, ни собой. Много раз повторял, видимо, очень его тревожащую мысль о том, что научная фантастика не вышла из рамок чисто развлекательного, «молодежного» жанра. «Нет еще произведений научной фантастики, которые поднялись бы до писательского уровня Льва Толстого и Томаса Манна», — говорит он с грустью.
...Ужасно не хотелось прощаться. С таким добрым и мудрым человеком можно говорить и говорить, хоть целую ночь.
На варшавский поезд я опоздал. В ожидания следующего сидел в студенческом кафе, пил кофе и все еще чувствовал себя на планете Лема.
облако тэгов
