Все альтернативки по гражданской войне в России, где выигрывают белые, страдают одним дефектом: несообразностью с историческими обстоятельствами.

Века разделения общества на дворянскую элиту и бесправное «быдло», чудовищная мировая бойня. Сохранить в таких условиях «статус кво»? Такое вероятно разве что в альтистории.

Не допустить гражданской? Тогда ленту истории нужно «отмотать» куда-нибудь до времён накануне Смуты (что и сделал, между прочим, Р. Злотников в трилогии «Царь Фёдор»).

Максимум что удаётся «альтернативщикам», отважившихся на создание если-вариантов Гражданской, — это сохранить зыбкое разделение страны, — на «белых», «красных», «зелёных» и прочих... Самым удачливым здесь остаётся Шмалько-Валентинов. Россия (и Украина) у него становятся шатким конгломератом альтернативных территориальных образований, где есть место и для «белых» территорий. Между прочим, А. Шмальноо, — со своей точки зрения профессионального историка, — не без основания полагает, что вероятность варианта «белой» победы уменьшается от 1917-1918 и становится невероятной к началу 1920-х.

Обзор вариантов альтернатив гражданской даёт и А. Буровский (в написанной вместе с Веллером «Истории безумной войны»). Там наиболее интересен нереализованный вариант гражданского консенсуса. Куда пошла Россия — известно. Гражданского консенсуса в ней нет до сих пор.

Вот и продолжается поиск альтернатив. А вдруг спасительный вариант-модель обнаружится?

Этой статьёй о Михаиле Первухине (Волохове) выдающийся библиограф фантастики И. Г. Халымбаджа начинал публикацию материалов о фантастах русского зарубежья.

В отличие от популярных советских авторов (яркий пример — А. Р. Беляев), русские фантасты за пределами России после 1917 г. оказались оторваны от основной массы читателей, а потому ныне весьма мало известны на Родине. Начатый процесс возвращения читателям и исследователям незаслуженно забытого был, к огромному сожалению, прерван безвременной кончиной Игоря Георгиевича.

Восполнить потери не в состоянии даже издания серий типа «Фантастический раритет»: многие публикации, выполненные за рубежом, остаются ныне ненаходимы.

Послесловие подкупает добросовестным анализом темы в литературе и фантастике, в частности. Тут к месту упомянуты и Игоряша-Золотая Рыбка (Бабенко), и Катализ (Ант Скаландис), и даже Макбет (Шекспир). К месту и название-эпиграф из незабвенного Вадима Шефнера.

Автор статьи-послесловия удачно попытался поставить роман в некий литературный ряд разработчиков темы всемогущества и всевластия, — столь популярной в фантастике и включающей как утопии, так, — чаще, — и антиутопии. Тема привлекает (писателей и читателей) занятной литературной игрой и — нравственными проблемами, возникающими при обращении к инструментарию абсолютной людской власти и человеческого могущества. Сравнение разных подходов к теме всегда интересно.

Послесловие может служить ещё и определённым позитивным образцом при издании произведений в популярных сериях. Сопровождение основного текста вот такими комментариями знатоков помогает читателям определиться с направлениями дальнейших поисков интересных авторов и текстов.

Ведь заявленная в книге тема не может исчерпаться единственным, путь и бойко написанным, боевиком.

В дополнение к «космо-опере» в фантастике, похоже, складывается жанр «клио-оперы». Тут есть всё: и пышные декорации, и батальные сцены, и речитативы, и хор верных соратников, и лирические партии... Волшебно меняются волей глав. героя исторические обстоятельства. Смута отменяется, Россия спасена и крепнет год от года. Не потребуется, пожалуй, и писанных кнутом петровских реформ.

«Солист-попаданец» до самого конца ведёт свою партию на протяжении всех трёх действий (томов) и в награду возвращается... нет не в свой постылый мир, но — в созданный им же мир альтернативной и могучей России. Занавес. Овации.

Автор, пожалуй, порадует благодарных слушателей... — пардон, читателей, — ещё не одним успешно развёрнутым альтисторическим либретто.

Первая книга цикла снабжена автором альтернативно-историческим Эпилогом, где советские «автострадные танки» БТ уже в 1941г. с триумфом мчатся по дорогам Центральной Европы.

Но всё дело в том, что «Ледокол» имеет подзаголовок: «нефантастическая повесть-документ». Свою новую (лет тридцать назад) мифологию Суворов-Резун представляет как «самую настоящую» истинную правду. Со временем цикл оброс продолжениями и дополнениями, многочисленными самоповторами и утомительно-однообразной авторской риторикой. А также — целыми лагерями горячих сторонников и столь же заядлых противников.

Самое интересное, что уже вышли сборники, где оба лагеря объединены под одной обложкой. Это книги, составленные альтернативно-исторической публицистикой. Вот настоящее поле полемики, — самое интересное для будущих читателей «ледокольного» цикла. Тут бы и померяться силами, — в создании убедительных альтисторических моделей. Но Виктор Суворов, увы, фантастики не пишет... (Или, по крайней мере, не признаётся в склонности к фантастике).

Неожиданно качественная «альтернативка», — с добросовестно проработанными двумя параллельными мирами с двумя же — параллельными — историями. Все эти придумки крепко связаны сюжетом межреальностного боевика, — опять же — с межреальностными войнами. Автор даже снабдил книгу специальным приложением, — под названием «Некоторые вехи истории альтернативных миров».

«Красно-коричневый» и «Белый» миры прописаны автором с редкой для «боевой фантастики» детализацией, да и «попаданцы» оказываются в них не волей случая, а по жестокой чужой воле.

К удивлению, продолжения сюжета пока не последовало...

Написанные в советские времена не слишком и многочисленные фантастические произведения на военно-патриотическую тему создавались по схожим схемам: наш современник (современники) неким образом (чаще — во снах или иных грёзах и видениях) попадали в героическое минувшее нашей Родины и становились свидетелями (реже — участниками) великих исторических битв. А затем возвращались в наше время (реже — не возвращались, героически погибнув в минувшем).

Эти каноны военно-патриотической фантастики, — во имя создания необходимого идеологического эффекта, — зорко блюлись авторами (и редакторами) вплоть до конца СССР. А затем в российскую фантастику пришла славная пора «попаданцев»...

Мировую фантастику можно уподобить островному архипелагу. Иные острова по размерам обширны как материки, а иные — клочки тверди. Части фантастической суши сообщаются самым причудливым образом, но чаще — разобщены. Впрочем, для составителей справочников и энциклопедий все они, в той или иной степени, интересны.

Составители Энциклопедии создали отменный труд, исчерпывающе описывающий, пусть и огромную, но лишь часть владений фантастики. Её англоязычную часть.

Как известно, нельзя объять необъятное. Так, за пределами исчерпывающего описания у Николса и Клюта остался огромный массив восточноевропейской фантастики. Особенно — те его части, что находятся под знаками кириллицы.

Восполнить этот пробел не способны никакие переиздания энциклопедии, — слишком удалены друг от друга материки англоязычной и русскоязычной фантастики, пусть они и дрейфуют навстречу друг другу — усилиями знатоков и энтузиастов Фантлаба...

Произведение является своеобразным «контрапунктом» роману «В круге первом» А. И. Солженицына.

А что, если бы сопротивление репрессиям приобрело если и не массовый, то хотя бы систематический характер?

На то, чтобы описать сложившуюся бы в этом случае ситуацию, не отважился даже Василий Звягинцев. Потому что это была бы уже другая страна.

Гораздо проще оказалось представить случай единичного успешного сопротивления, — что вполне в русле криптоисторических игр автора «Одиссея».

Небезинтересно отметить: это произведение настолько понравилось Н. С. Хрущёву, что его не только издали огромным тиражом, но даже и собирались номинировать автора на соискание Ленинской премии.

Вот и сюжет для альтернативки: а что, если бы А. И. Солженицын в разгар хрущёвской оттепели стал бы-таки лауреатом высшей премии СССР?

Основой для названия эпопеи послужил (по воспоминаниям жены писателя) опубликованный в 1925 году фантастический рассказ Антона Ульянского «Колесо» (в 1930г. переработан в роман «Путь Колеса»).

Запущенный учёным-маньяком механизм движется по гигантской спирали по всей Земле, принося неисчислимые бедствия...

«Красное колесо»... Метафора вполне прозрачная. Но только названием связь цикла с русской фантастикой не исчерпывается.

Все романы эпопеи пронизаны ощущением гибельной альтернативности пути, по которому пошла Россия в 20 столетии. За подробным изложением хроники реальных событий находится чёткая авторская позиция: такое не должно было состояться. За чудовищной реализацией остались несостоявшимися благоприятные для России альтернативы...

А причиной тому, — в сущности, — случайные ошибки, нерешительность, глупость, трусость реальных исторических лиц...

Идею альтернативно-исторической прозы А. Солженицын разрабатывал, кстати, и в собственной концепции «трёхчастного рассказа». Вот только вполне воплотить эту концепцию в литературный материал не успел...

В «альтернативку» авторы приходят как из фантастики, так и из «мэйнстрима». А также — из «дамской прозы».

Ещё с альтисторией часто совмещают детективные сюжеты.

Авторы сего опуса решили совместить все три ипостаси современной прозы: «дамский» роман с детективом помещён в обёртку альтернативной истории.

Тема истории небывалой — самая нынче распространённая: Россия без большевиков и без революции. Только вот столь уж альтернативен «нашей» истории итог?

Ведь и в истории реальной и состоявшейся близ Ялты также со временем возникла «фабрика киногрёз», — и съёмочные площадки у тёплого моря не пустовали, и артисты охотно ехали на съёмки в Крым... И кассовые киношедевры в советском Крыму снимали... Вот только ни Голливуда, ни Болливуда здесь не получилось.

Соавторы, как видно, поставили себе целью показать обратное: как на фоне длящегося Серебряного века расцветает российский кинематограф и рождаются «наши» супер-кинозвёзды. Замысел — на целую альтисторическую эпопею. В декорациях современного дамского романа с если-историческим акцентом. Серия «Ретро-романтика» запущена, думается, именно с этой целью. Осталось дождаться «ретро-развития» сюжета...

Поистине нет пророка в своём Отечестве...

Мыслитель и поэт так и не оценён до сих пор по силе его дарования.

А между тем, трагизмом судьбы Даниил Андреев, пожалуй, превосходит М. А. Булгакова.

В чём причина недооценки? В том числе, — и в недостаточном внимании российских издателей к наследию писателя.

Попробуйте-ка разыскать, например, — «Новейший Плутарх».

Все издания автора, кроме разве что «Розы Мира», ныне — библиографические редкости.

В «Фантлабе» Д. Андреев числится в основном как эзотерик. Представить его как фантаста пока и не пытались.

Двадцатые годы прошлого столетия были полны сюжетов о сверхоружии, — супервзрывчатке, лучах смерти, и проч.

Отдал дань этой Н-Ф романтике и Карел Чапек, но претворил тему в романтико-экспрессионистском сюжете, где фантастическое равноправно с эротическим.

Борьба за изобретение, происки спецслужб... Отменный приключенческий сюжет.

Произведение, вполне достойное изобретателя «Россумских универсальных роботов».

Явный составительский серийный сбой. Собственно, — никакой боевой фантастики. Впопыхах эту вполне вроде бы реалистичную поделку выпустили в фант-серии.

По-видимому, оттого, что автор уже публиковался в серии. Но написал «неформат».

Впрочем, сюжетные перипетии складываются во вполне вольную фантазию на темы танковых сражений Великой Отечественной. Что-то тут есть и от фронтовых военных баек, — вроде историй Василия Тёркина.

Как там у Твардовского:

«Хорошо, когда кто врёт

Весело и складно»...

Для того, чтобы начать свои сослагательные упражнения, автору пришлось сбежать в Великобританию, откуда его тексты начали распространяться в Россию, — благо, подоспели и перестройка, и гласность, — со снятием цензурных запретов, и проч. А там и СССР развалился.

Произведения Виктора Суворова-Резуна можно бы назвать м и ф о з а м е щ а ю щ и м и, — в явном стремлении заменить устоявшуюся советскую мифологию Великой Отечественной — новой, переписанной, историей. Не случайно вокруг «ледокольного» цикла сформировались два противоположных лагеря: «просуворовский» и «антиледокольный». Причём число томов «постледокольной» полемики уже далеко превзошло по объёму собственно произведения Виктора Суворова. Интересно и другое: ни одна из сторон полемики не может получить решающее преимущество и одолеть, ссылаясь на недостаток рассекреченных документов (как в бывшем СССР, так и у бывших Союзников).

Миллионные тиражи публикаций «Ледокола» и его продолжений и вариаций вроде бы свидетельствуют, — цель «идеологической диверсии», запущенной зловредными британцами, будто бы достигнута. Вот только не учли, что российские авторы в пылу полемики уже пошли гораздо дальше Суворова-Резуна, — в поисках разгадки тайн лета 1941-го. А она, эта разгадка, кроется в хитросплетениях безжалостной многосторонней игры, в которой и Сталин, и Гитлер были лишь отдельными игроками.

И ныне остаётся надеяться, что историки и публицисты 21 столетия всё-таки соберут «паззл», рассыпанный вокруг Второй мировой.

«Исправить» к лучшему историю, если и не нашу, то, по крайней мере, параллельного мира можно, в представлении автора, вполне понятно как: для этого необходимо разоблачить все враждебные противуправительственные и антинародные заговоры и их авторов. И тогда даже «горячий июнь» 1941-го, — к вящей пользе для СССР, — заметно снизит температуру.

Вот только разоблачить врагов не так-то просто. Их полно не только за линией фронта, но и в ВКП(б), а ещё — и в иных временах, где и СССР-то уже нет. Но для того-то и созданы доблестные органы НКВД, дабы с успехом решить любые проблемы. Так что «попаданец», на этот раз, зашёл в иное время и реальность весьма удачно...

Вообще крипто-историческая составляющая в «попаданской» фантастике — элемент, по-видимому, неотъемлемый. Для владельцев «послезнания» история на некоторое время становится прозрачной, и подсказки историческим персонажам, где соломки подстелить, и как извести «Никитку» в окружении дядюшки Джо — кажутся весьма логичными и уместными...

В книге есть любопытный материал насчёт альтернатив «красной» победе в Гражданской. Есть там и «белая» победа, и «розовая», и иных оттенков спектра. Есть и вариант «гражданского консенсуса».

Единственный недостаток этих «свёрнутых альтернативок», — в их лапидарности.

Материал явно составлен А. Буровским и может послужить конспектом отдельной книги, посвящённой альтернативным развитиям и итогам крупнейшего гражданского противостояния ХХ столетия. До сих пор не изжитого и тянущегося в разных аспектах современной российской жизни.

В развитии темы «попаданчества» явно наметились качественные изменения: пришли писатели второго, — после «первопроходцев» темы — поколения.

Новые сочинители, к коим относится и автор данного опуса, — охотно используют весь наработанный усилиями предшественников материал, — с одним существенным отличием: некогда тратить время на адаптацию попаданцев в иной реальности, а потому действие начинается практически сразу. Главный герой, найдя Аномалию (межреальностный портал, которым он же и способен управлять), настолько удачно подготовился к визиту в параллельный мир, что почти сразу устанавливает связь с тов. Берия, а затем и встречается с тов. Сталиным. То, на что раньше авторы тратили тома, здесь происходит на первых же страницах: начинается активная подготовка к 22 июня 1941г. Но и «параллельный» СССР здесь парадоксальным образом начинает прогрессировать нашу реальность.

Автор, рождённый в начале 1980-х (главный герой романа — практически его ровесник) охотно пользуется приёмом управляемого межреальностного портала для создания динамичного действа. Тут, в этих порталах, легко распахивающихся в любые параллельные реальности, думается, содержатся поистине фантастические возможности для авторов новой «попаданской» волны...

Яркий образец альтисторической биографии на фоне истории Гражданской войны в США. Альтернативы Гражданской войны по числу опубликованных произведений находятся на одном из первых мест в США (количественно с этой темой там может поспорить только «Гитлер-победитель»).

Сэмюэл Клеменс (более известный нам как Марк Твен) после гибели брата не уезжает на Запад и выступает в роли партизана конфедератов (1863).

Эта история сочинена автором, чтобы продемонстрировать ещё один тупик смертельной ненависти, — как ещё один «аргумент против бессмертия»...

Не случайно произведенние включалось в антологии НФ и помещено в русском переводе в специализированном на альтернативной истории выпуске известной журнальной антологии «Сверхновая амер. фантастика».

История еврейского народа в своё время дала начало первым европейским альтисторическим произведениям, вышедшим в начале 19 в. из-под пера интеллектуалов из осевшего в Британии семейства Дизраэли (см., например, роман «Пленяющий принц»).

Огромный пласт поистине альтернативной истории связан с мытарствамии и лишениями представителей еврейской диаспоры. — Рассеяние «колен Израилевых» по всему свету дало немало образцов высокого интеллекта, воплощённых в науке и искусстве.

Тема эта далека от исчерпания, и книга Д. Клугера — тому подтверждением.

Нельзя сказать, что автор в этом, — своего рода, альтисторическом творчестве — одинок. Достаточно вспомнить доказательные документированные гипотезы историка-харьковчанина Александра Зинухова, убедительно показавшего караимское происхождение пушкинского предка — «арапа Петра Великого» — Ганнибала и связь с иудаизмом царского рода Чингисхана («Чингисхан — сын Исаака Киевского»).

Альтернативный эпос продолжается...

Романы цикла всё больше насыщаются сказочным содержанием. Временами сюжет превращается в волшебную сказку, — тут и чудесные превращения героев, переступающих межвременной портал с целью оздоровления и омоложения (совсем как у Ершова в «Коньке-Горбунке», — «Мы и слыхом не слыхали, чтобы льзя похорошеть!»

И — столь же сказочные превращения любимцев главного героя — кошек, становящихся едва ли не чудесными говорящими животными...

Не менее сказочные войны, где целые китайские армии сдаются в плен, — только бы подзаработать на великих российских стройках Сибири и Дальнего Востока.

Вот такая весёлая (а временамии — и не очень) альтисторическая сказка получается... (Сказка — ложь, да в ней — намёк?..)

На неискушенный читательский взгляд — одно из слабейших произведений цикла «Пиранья». Уж больно много африканской экзотики, — гораздо больше, чем у Буссенара и всех ««авантюрщиков» прошлого, вместе взятых. Особенно впечатляет образ принцессы-бисексуалки, спасённой непобедимым Мазуром для дальнейших игр...

Впрочем, в профессионализме автору не откажешь: похоже, — подобные опусы он может печь на потоке как пирожки, — пусть они и мало имеют отношения к суровой реальности.

Автор настойчиво заключает повествование во внешнюю «рамку», заставляя героя и читателя не забывать о «модельном» характере произведения, где альтернативный мир возникает вокруг гиперактивности ГГ, оказавшегося в данной реальности кем-то вроде сверхчеловека, — с ним уже обязаны считаться ведущие мировые игроки.

Позиция лестная для героя, но и опасная: теперь его будут во что бы то ни стало насильственно устранять из российского и мирового расклада...

Но герой-одиночка, конечно же, не сдастся! Вот только бы определиться ему с перспективами развития новой Руси...

Новаторство К. Мзареулова в «попаданской» теме в том, что за прогрессирование «нашей» реальности смело берутся славные спецслужбы минувшего СССР, — путём решительного искоренения всего кап. непотребства, — вплоть до уничтожения на корню самой реальности и замены её очередным вариантом «светлого коммунистического будущего».

Для этого и распахнут автором межвременной портал (в просторечии — «калитка»). И расставлены по ходу сюжета немало загадок и тайн. Хроноклазмы, хроноклазмы... Но «хэппи-энд», — по крайней мере, — семейству главного героя, автор всё же обеспечил.

Небезынтересно, что все эти «письма издалёка» автор шлёт из заокеанского Хьюстона. Оттуда, из техасщины, наверняка все перспективы яснее и виднее...

С созданием романа «Солнечная машина» В. Винниченко ещё раз выступил как концептуальный новатор. Произведение является попыткой жанрового синтеза: здесь соединены и утопия, и научная фантастика, социальный и любовно-психологический роман. Автор определял своё произведение как реалистично-символическое. Есть в романе и элементы предупреждения: предвиденье прихода к власти в Германии А. Гитлера.

Идеи романа созвучны разработанной автором этико-философской концептуальной системе «конкордизма» («солнцеизма»), согласно которой каждому свойственно естественное стремление к счастью, — поэтому человека можно изменить к лучшему, — совершенствовать, перевоспитать, — с помощью соответствующей философии.

Автора критиковали за «Солнечную машину» и справа, и слева. Роман подвергся «разносам» в СССР за то, что в произведении пролетариату посвящено едва полтора десятка строк, а СССР и вовсе не упомянут ни разу. И, — одновременно, — в эмигрантской националистической прессе. — упрекали в родственности авторских взглядов большевизму и коммунизму; этим произведением, дескать, врагам «подаётся рука помощи».

В исследованиях романа, проводившихся сначала в Украине, а потом, — с установлением в СССР цензурных запретов, — на Западе, много внимания уделялось определению характера утопии В. Винниченко. Литературоведы и писатели однозначно определили произведение как позитивную утопию, — э в т о п и ю (букв.: «хорошее место»), и даже как «тутопию», — в том смысле, что автор ратует за создание идеального общества не в «месте, которого нет», а здесь и сейчас (по-украински «здесь» — «тут»). Исследовательница начала 21 в. определила жанр романа как п а н т о п и ю.

Как видим, произведение и ныне сохраняет идеологическую и художественную актуальность и стимулирует исследовательские поиски.

Рэю Дугласу Брэдбери принадлежит афоризм: «Фантасты будущее не предсказывают. Они его предотвращают».

Ныне, в потоке мемориальных публикаций составлена, между тем, даже таблица сбывшихся предсказаний писателя.

Однако, и то, что по Брэдбери следовало бы предотвратить, имеет тенденцию всё же сбываться. Так и с романом «451», чьё название писатель велел выбить на своём надгробии.

... Медиа-комната супруги пожарного, где та проводит большую часть времени, общаясь с телестенами. Быть может, интерактивность и не достигла пока такого эффекта, но — тенденция...

Потоки расслабляющих интерактивных псевдо-теле-дискуссий, отупляюще однообразные конкурсы и викторины, тягучие околоэкранные собеседования ни о чём...

Осуществлённый в потоках электронов мир брэдберианской антиутопии...

Нельзя сказать, чтобы такое «попаданство» стало совсем уж сногсшибательным открытием для темы «альтернативки». — Уж больно много разнообразных «порталов» для попаданских вторжений в минувшее открыли авторы в последее время. Ошеломить читателей становится всё труднее и сложнее.

Впрочем, такой сенсации, как с «Одиссеем» Звягинцева («Когда нас в бой пошлёт тов. Сталин»), пока, — по крайней мере для меня, — не произошло. У Звягинцева были сложные психологические коллизии, — главный герой, «попавший» в сознание «вождя всех народов», вёл с ним известную борьбу, — даже во сне. Тут все эти проблемы автором сняты, и простор для героя открывается, в данных игровых обстоятельствах, весьма широкий. И куда заведёт сюжет логика игры, пока неизвестно.

Интересных развитий можно разглядеть несколько. Интересно будет пронаблюдать, какое направление выберет сам автор, и насколько оно совпадёт (или — разойдётся) с находками и обретениями других «альтернатившиков». Особенно — солидных аналитиков и конструкторов альтернативок «нон-фикшн», каковые уже давно отыскали любопытные и естественные варианты Второй мировой БЕЗ столкновения Третьего рейха и СССР.

Статья посвящена памяти Натана Яковлевича Эйдельмана, — который, по мнению автора, как никто другой, сделал значительнейший вклад в представление о вариативности истории.

В основном произведение представляет альтернативы 14 декабря 1825г. так, как они явились воображению авторов русской словесности: Я. Гордин, В. Пьецух, Н. Эйдельман.

Так, с точки зрения Я. Гордина, история 14 декабря 1825 г. ошиблась и не выполнила очевидного ей предначертания...

Для рождённых в России после 1945 г. и обратившихся к теме «попаданчества» существует некая обречённость истории Великой Отечественной и Второй мировой.

Авторы (а вместе с ними — и читатели) вновь и вновь воскрешают исторические обстоятельства, — связанные с датой 22.06.1941, — не потерявшие актуальности и поныне.

Ощущение невероятия реальности, в которой очутились миллионы людей, населяющих в начале 21-го столетия одну шестую часть света, заставляет снова и снова переосмысливать историю, ступившую в 20 веке на окольные тропы. — В поисках нарушенного единства времён и действуют многочисленные и всё множащиеся «попаданцы»-«засланцы»-«вселенцы».

Михаил Гуткин попытался создать свой вариант действий в условиях былого военного хаоса, — в попытке хотя бы виртуально упорядочить кромешные до безнадёжности ситуации. И его героиня осталась своеобразным символом осмысленных «действий в немыслимом». — Дабы, наконец-то, вернуться в СВОЮ историю...

Произведение насквозь пародийное.

Тут и пародия на штампы НФ, — вроде звездолётчиков из далёкого будущего, — не столько носителей сверхинтеллекта, сколько умельцев виртуозной ругани, — так сказать, — «евромата» 23 столетия. И едкая пародия на всяческих «попаданцев», «засланцев» и прогрессоров, — всех времён и народов.

Автор вовсю пользуется арсеналом НФ, — устройствами, позволяющими «прыгать» во времени и напропалую заниматься исправлением истории: из 1918 — в 1898, а то и в 1938-й., — на выбор. Всюду работы по коррекции истории — непочатый край. Вот только получается совсем не то, что хотелось бы... Тем более, что главным героям с их прекраснодушными намерениями противостоят оппоненты с совсем иными представлениями об исторической справедливости. И постановка грандиозной хронооперы по спасению «северо-восточной континентальной свехдержавы», а с ней — и всего мира, — грозит изрядно затянуться.

А название «Хронокорректоры», пожалуй, станет нарицательным...

Не столь уж и редкий вариант альтернативно-исторической утопии, — с повествованием об идеальном правителе СССР.

«Сталинский сокол» как преемник Сталина — не более чем литературный приём, — здесь автору просто нужно было создать и наделённого выдающимися способностями персонажа,

и продемонстрировать, как можно было бы спасти СССР. И не просто спасти, а показать коммунистическую страну как успешного лидера всемирной гонки.

К явным достоинствам произведения следует отнести отказ от «попаданских» соблазнов, а «рваная» композиция сюжета, — с частыми «прыжками» в альтернативном времени, — позволяет поддерживать необходимое напряжение и сообщать подробности альтистории.

Вместе с тем, — некоторое отставание повествования по времени от «нашей» истории и драматическая незавершенность финала оставляют возможности для продолжения.

Автор разработал практически беспроигрышную методику создания «попаданских альтернативок», — с использованием приёма межвременного «лаза» — портала.

В данном случае не требуется даже ссылок на пресловутую машину времени, — просто тащи всё, что нужно из нашего времени, и никаких проблем, — кроме происков «мировой закулисы»....

Легко отбросил автор и всякие сложности со вживанием во время, трудности с языком и прочие адаптационные подробности. Сюжетное действие представляет собой непрерывный и столь любимый читателями (и издателями) хронобоевик.

Занятна и компания попаданцев во времена кануна Крымской войны: тут и современный украинский спецназ, и «безопасники». и контрразведчики, — и боец и санинструктор из июня 1941-го.

Насквозь «своими ребятами» оказываются и Император Всероссийский Николай Первый, и его наследник Александр, и юная княгиня Марья Тихвинская, лихо овладевающая компьютерной грамотой и снайперским ремеслом...

Словом, умеет автор привлечь внимание к произведению. И заставить читателей с нетерпением ждать продолжения.

С помощью современных технологий программирования грёз (именуемых в просторечьи «альтернативкой») иные польские авторы создают параллельные реальности, где Польша — верный и достойный союзник Третьего рейха.

Подобные произведения иллюстрируют польские имперские настроения, живые и в 21 ст. (Давняя мечта о Польше «от моря до моря», реализацией которой так и не успели насладиться ни в 17-м, ни в 20-м веках).

Заметим попутно, — весьма схожие идеи воплощены и в российской альтистории, — в живучих идеях «континентального блока» с участием России-СССР.

Иные романы цикла «Пиранья» ныне воспринимаются чуть ли не как документальные исторические произведения. И прозрачные переименования стран и персонажей читателей запутать не могут.

Всё же в произведениях Бушкова о Кирилле Мазуре всё больше горечи, — из-за утраченной славы СССР, — тех времён, когда в союзе с кубинскими компаньерос залпы батарей современных «катюш» опрокидывали вторжение в дружественную Анголу на пороге её столицы.

И контрабандные махинации со слоновой костью и алмазами, увы, — тоже досадная принадлежность истории, — обратная сторона революционной романтики...

Сегодня уже как-то и не верится, что была такая страна, которая могла устраивать трансатлантические воздушные и океанские «мосты» между континентами и успешно решать боевые задачи, — и в ответ геополитическим противникам, как говорится, было нечем крыть.

А потом был Афганистан, — с нелепым вторжением в дружественную страну очередного советского «ограниченного контингента». Но уж победоносному морскому спецназу с участием Мазура делать там было нечего...

«Вне Безмолвной планеты» — теологическая альтернатива классической НФ. Космическое пространство в романе, помимо лучистой энергии, насыщено и сонмом духов, покровительствующих существам разных планет Солнечной системы...

Это, скорей, назидательная сказка — с весьма прозрачной и внятной моралью.

Даже необъятность межзвёздных пространств, — в НФ породившая всевозможные звездолёты и звёздные Ковчеги, — истолкована автором неким Божественным Карантином, — преградой на пути распространения заразы испорченных ложными — тупиковыми — путями следования цивилизаций.

Впервые, пожалуй, К. С. Льюис создал и фантастический образ Марса, — лишённого чудовищ, но населённого причудливыми обитателями, живущими в полной гармонии с данной им суровой картиной мироздания. Незабываем и созданный авторским воображением образ ночных марсианских небес — в свете ближайшей планеты-гиганта и множества астероидов...

Произведение приобретает неожиданную актуальность, — в той ситуации, на пороге которой стоит сейчас земная цивилизация: успехи дальнейшей космической экспансии зависят от цельности и полноты картины мира, какую усиленно пытается сформировать современная наука. И теология в этих образах познания и действия стоит далеко не на последнем месте...

Оказывается, мало победить самураев на суше и на море. Ведь «мировая закулиса» не дремлет!

И центр попаданского противостояния капризной Истории резко смещаентся на Запад, — в Москву и Петербург. — Вот где, — задолго до доктора Геббельса, — развернутся с новой силой пропагандистские сражения со всяческими р-революционерами. Так что продолжение «Росича» следует!

Конспект альтернативной истории 20 столетия только намечен...

Произведение — этакая «попаданская притча», с отчётливым морализаторским уклоном. нередким в альтисторической прозе.

Становление глав. героя происходит по канонам добротных школьных сочинений советской поры, — он, герой, непременно должен облагородиться. И научиться двигаться, вопреки всяческим социальным водоворотам, — в самостоятельно выбранном направлении.

Но для этого необходимо побывать в естественно «улучшенном» варианте аллоистории, — дабы вдохновиться духом эпохи, когда ещё не всё было растеряно.

Безотказный и неоднократно применённый приём с посещением местной библиотеки, и вот уже глав. герой выяснил, что в «этой» параллельной реальности все изменения к лучшему глав. образом оттого, что Сталин «здесь» не столь властолюбив, как «кровожадный безумец» нашей реальности. Ну, — и надежды ещё живы, а молодые люди параллельного 1925 г. ещё полны энтузиазма. Автор не случайно вводит в сюжет литературные аллюзии: и «Аэлита», и «Два капитана»... Романтика советской литературы служит надёжным подспорьем в становлении глав. героя. Но, заметим, — все его «прогрессорские» усилия направленны, прежде всего, на воспитание собственного характера. Что молодому человеку и удаётся.

Удаётся и автору — заинтриговать читателя: продолжение то ли будет, то ли нет. Как говорится, — возможны варианты...

И — ещё один сюрприз от автора, припасённый в финале объёмистой книги: главный герой очутился-таки в прошлом «нашего» мира, а вовсе не в параллельной истории. Ощущение «параллельности» возникло из умелого манипулирования автора советской реальностью 1925 г., представляющейся, на фоне поверхностных о ней знаний и представлений, вполне альтернативной. Впрочем, главный герой пока ни о чём не подозревает...

«У нас это невозможно» — таковая краткая формула могла бы послужить кратким девизом многих антиутопий, созданных в англо-американской фантастике.

Исходя из этой успокоительной предпосылки, авторы с некоторым даже облегчением пишут самые «чёрные» сценарии для своей страны.

И, как знать, быть может, именно из умения писателей (не только фантастов) «мыслить о немыслимом» и происходит то, что вероятное и угрожающее остаётся неслучившимся...

Задуманное автором произведение «о хорошем человеке» странным образом трансформировалось вот в эту, оказавшуюся редкостным советским бестселлером, повесть. Собака, ставшая своеобразным тестом на человечность для людей, — бесхитростный литературный персонаж и приём, вполне достойные и фантастики.

Там есть схожая по психологическому эффекту тема Контакта, который НФ ищет в бездонных галактических далях. А здесь мера контакта обретена в понимании (или неприятии) «братца нашего меньшего».

Литература создаёт причудливые зеркала, куда мы глядимся с разной степенью пристальности. И видим самих себя. Обретая, по воле авторов, лучшие свои черты...

Похоже, авторы фантастической истории обрели ещё один «узел» российской альтернативы: начало 1920-х. Зыбкую эпоху, последовавшую за гражданской войной и завершившуюся с началом безраздельного сталинского правления. Краткую эпоху, чреватую многими уникальными возможностями к развитию. Именно в это десятилетие воссиял во всём блеске советский авангард. Начался невиданный дотоле всплеск издания фантастики... Изменения к лучшему казались осуществимы быстро и уже в ближайшем будущем.

А что, если бы всё же удалось предотвратить скатывание в привычную «нашей» истории колею?

Вот тут-то и нужен очередной «попаданец«! Удачно очутившийся в теле персонажа, способного исподволь повлиять на события внутрипартийной жизни, подключить к радикальным преобразованиям вдохновенные «послезнанием» силы комсомола и «красной профессуры»...

В остальном сюжет идёт уже по устоявшимся канонам: обретение возлюбленной, напряжённые тренировки в тире ОГПУ...

И капризная История начинает уступать. Пока — во второстепенных деталях, но в нужном направлении.

Отметим, впрочем, ещё одну подробность: скучнейший предмет «История ВКП(б) — КПСС» приобретает новую, — ретроактуальность...

Для разнообразия вместо «попаданца», либо «вселенца» на этот раз — пришелец из параллельного мира, где по причуде параллельной же истории гитлеровская Германия победила во Второй мировой. И шлёт своих разведчиков в иные Вселенные...

Роман «Имперский Пёс» развёрнут из небольшой повести, опубликованной в одном из сборников «альтернативок». Впрочем, альтернативный мир, придуманный автором, позволил сделать заявку на сериал с продолжением, — в центре его — очередная «межреальностная» война. Такая тематика позволяет длить повествование как угодно долго. Что и требовалось (издателям).

Между тем, «кромешная» параллельная реальность, откуда начинается очередная нацистская агрессия против сегодняшней России, прописана довольно небрежно, а в предметных реалиях даже и скучновато. Экскурсанты из «нашей» реальности видят в начале 21 века столицу победоносного Рейха как город Берлин образца 1940-го. Мало изменившийся с тех пор.

Что противоречит всем мегаломанским прожэктам Гитлера и Шпеера, которые, — в случае победы Третьего Рейха, — были бы реализованы и завершены уже к середине 1950-х. Без осуществлённых архитектурных фантазий, далеко превзошедших бы все рекорды гигантомании минувших эпох, представить Берлин победоносной нацистской Германии, ныне уже невозможно.

Отказавшись от сильнейших альтернативных архитектурных образов, автор порядком снизил впечатление и от чудовищных замыслов нацистской Империи.

Взамен — довольно скромные описания мистических обрядов, да и сам рейх и его фюрер сильно измельчали...

Примечательный эпизод «поэмы»: в восприятии глав. героя Москва лишается своего знакового объекта, — Красной площади. Каждый раз герой удивительным образом проходит мимо. И это не последствия хронического алкоголизма. Это — наглядный постмодернистский символ «расслоённости» пространства, — в коем сосуществуют зрительные ряды взаимоисключающих реальностей; бесследно исчезают и вновь чудесным образом возникают — воссозданные в железобетоне — исчезнувшие было святыни, — китайгородская стена и Храм Христа Спасителя...

Джойс в « Улиссе» описал странствие по злачным местам Дублина. У Ерофеева — полумистическое странствие по Третьему Риму и его окрестностям...

Даже советская история пятидесятилетней давности оказывается для современных авторов «криптоисторией».

Несмотря, казалось бы, на обилие партийных и прочих документов, истинные причины многих неудач в СССР остаются скрытыми.

Поэтому в романе и приходится идти на досадные копромиссы. Главный Конструктор С. П. Королёв безвременно погибает и здесь: автор даже не расшифровывает причин кончины руководителя сов. космонавтики на операционном столе. А она, в «нашей» истории была до банального проста, — последствия травмы, полученной в НКВД во время «следствия» в 1938 г. Вот и приходится в альтварианте идти по пути «мудрого отказа» от космического соревнования... Не получается пока альтернативной советской космонавтики. Королёва Каманиным не заменить...

Преобладают компромиссы и в партийной гонке Шелепин-Брежнев. Маховик альтистории раскручивается весьма медленно. С чем-то придётся встречать альтернативное пятидесятилетие Великого Октября?...

Автор наверняка понимал, что популяризация любых, сколь угодно сногсшибательных и многообещающих, открытий грядущего оставит читателей равнодушными, не будь идеи скреплены увлекательным сюжетом. И наиболее подходящей формой экспозиции чудес будущего оказался испытанный приключенческий роман, — вынесенный в околосолнечное космическое пространство. Супермен-учёный. Похищенная инопланетным злодеем его невеста. Погони в Космосе... Яркий букет неизбывных штампов НФ, тщательно собранный впервые.

Удивительным образом автор воспроизводит в НФ «архетип» русской народной сказки, — Иван-царевич скармливает свои филейные части волшебной птице, дабы та его вынесла на волю. Тут ещё и (наверняка — неосознанные автором) «вампирские» интонации. Именно вот этакой сказочностью (выбивающейся из общего среднестатистического оптимозма сов. фантастики), а ещё и неожиданно мрачноватым колоритом запоминается рассказ, — в значительно большей мере, чем в том случае, если бы его автор поставил себе целью одну лишь популяризацию Н-Ф вида спорта. А ещё в памяти остаётся яркий «видеоряд» журнальной публикации, созданный выдающимся иллюстратором фантастики Н. И. Гришиным.

Альтернативная (параллельная) история это ещё и множество альтернативных (параллельных) биографий. Этакая «параллельная» ЖЗЛ. Впрочем, замечательными иные персонажи становятся лишь в альтернативке. Стараниями ли попаданцев-вселенцев, либо без оных. Лишь по прихоти автора.

Так и здесь. Горький пьяница в «нашем» варианте истории в её альтернативном варианте волшебно перевоплощается в национального героя Сибири и возрождающейся Империи Российской. Столь же волшебные изменения к лучшему претерпевают и многие другие, связанные с «попаданцем». Чудесным образом изменяется всё сознательное население Сибири, — и Восточной, и Западной. Исполняется завет Ломоносова: могущество российское воистину и воочию Сибирью прирастает...

Написанный в разгар «холодной войны» и опубликованный в переводе на русский в 1964 г., рассказ является одним из тех произведений фантастики, благодаря которым стала ясна вся абсурдность стояния на грани взаимного уничтожения. Если стрелки часов атомного апокалипсиса и не сошлись на двенадцати, то лишь потому, что нашлось достаточно здравомыслящих людей, способных внушить своё здравомыслие большинству. Таково и свойство, и эффект творчества Айзека Азимова.

Вот только в современной политике «сердобольные стервятники», — и вовсе не инопланетные, — никак что-то не переведутся...

Василий Аксёнов отдал должное и т. н. «детской литературе», — создав дилогию о Геннадии Стратофонтове. — В опровержение штампов авантюрной прозы, с пародией на «подростковые» воспитательные произведения. Впрочем, произведения эти адресованы в той же мере и «взрослым». Тем, кто не забыл ещё детства и отрочества и готов улыбнуться своим и чужим о нём воспоминаниям.

Редкостная (по замыслу «поворотного пункта») альтернативка, — в которой Пётр Великий как исторический персонаж изъят автором из русской и мировой истории. Такая исходная посылка объясняет заунывность действия, с ощущением безнадёжности усилий персонажей из РОА. — Российская освободительная армия «здесь» является неким «инвариантом» военных действий, позволяющим читателю отчуждённо взирать на происходящее.

Свойство п р и ё м а альтернативной истории, — а здесь альтистория использована именно как литературный приём, — в остраннении изображённого мира и — в отстранении читателя от чересчур злободневного восприятия. Вот почему мрачный колорит повествования автору несомненно удался: в «этом» мире нет ни «наших», ни «врагов», а всё происходящее — результат действия неких надисторических сил, над которыми герои не властны. Вот такая метафора Рока Истории...

По всей видимости, произведение — лишь авторский эксперимент с литературными возможностями «альтернативки». Эксперимент — не слишком содержательно результативный, но эмоционально убедительный.