http://kobold-wizard.livejournal.com/760797.html

У Браннера получилась удачная повесть про добрую старую Англию, начинающую оправляться от Первой мировой войны. Я не устаю удивляться, как смазана у нас в истории память о ней. Все же наш романтический флер Белой гвардии имеет мало общего с травмой британцев. Та война стала для них топкой, в которую с улыбками шли «лучшие из лучших». Вернулись же потом обожженные мальчики, утратившие веру в Бога, потому что Тот допустил такой ужас. У нас же офицеры и интеллигенты не могли позволить себе атеизм просто потому, что эта доктрина была для них доктриной врага. В то же время большевистская машина уже ковала новый миф, в котором не было места слюнтяям, сокрушающимся над тем, как Всевышний допустил такой кошмар.

Вот такой обожженный войной молодой человек возвращается в усадьбу своих тети и дяди, чтобы залечить душевные раны. Дядя к тому моменту уже год, как умер, но старые связи еще не разрушились, хотя жена планомерно работает над этим. Она ревностно уверовала в то, что как хозяйка этих земель она имеет право быть моральным авторитетом среди окружающего быдла. Так слово за слово образуется конфликт между старой аристократкой и окружающими, включая истерзанного племянника. Она сопротивляется всему злу, которое несет как новый век с его порочными нравами, так и прошлое, оскверненное языческим мракобесием. Пуританская культура против природного начала. При этом в какой-то момент проскальзывают намеки, что аристократка старается заменить собой саму природу, перекроить порядок вещей, стать садовником, выкорчевывающим грехи окружающих. Финал должен показать, что бороться с природой бессмысленно, а самым природным в человеке является страсть, побуждение к действию.

Итого: Повесть, к счастью, не срывается в пантеистские проповеди. Браннер написал красивую пастораль, но с теми же фигурами можно было бы разыграть и совсем другую историю, в которой старая сварливая хозяйка была бы единственной, кто охраняет мир от скрытого в прошлом ужаса. Ведь о человеческих жертвоприношениях здесь не забыли, и Древние просыпаются, чтобы забрать в свой колодец новую кровь. Все зависит от угла зрения.

http://kobold-wizard.livejournal.com/760553.html

Прошло уже четыре с лишним года с тех пор, как я познакомился с творчеством Майкла Дж. Харрисона – циклом о странном месте Вирикониуме. «Странный» – это ключевое слово, которым можно охарактеризовать тот комплекс текстов, а, судя по роману «Свет», и все остальное написанное автором. Харрисон полноправный член общности «new weird», создающей вслед за Лавкрафтом и Муркоком, литературу глобального непонятного.

С самого начала «Свет» выдает себя за космооперу и научную фантастику. В нем есть ученый, открытия которого дали людям путь в далекий космос и параллельные миры; герой космического архипелага, проникший в кучу тайн и пилотировавший множество диковинных кораблей; женщина-корсар, пилотирующая один из самых лучших космических аппаратов на Тракте Кефахучи, центральном космологическом объекте романа. В принципе ничего нового, но тут в дело вступает второй план – за промокшим плащом космооперы и шляпой научной фантастики «Свет» оборачивается нуарным текстом, крутые чуваки из которого скрывают кучу скелетов в шкафу. Может быть, и вся их крутость вырастает из этих самых проблем. Ученый оборачивается маньяком-параноиком, чьи жертвоприношения собственным галлюцинациям сначала помогают прорываться к тайнам физики, а потом сокрушают личную жизнь и карьеру. Герой галактики выбирает местный аналог кибернаркотической «Матрицы», который защищает от жизни «здесь и сейчас». Женщина-корсар путем саморазрушения стремится потерять все навязываемые ей социальные роли.

Есть и третий план, и мне его охарактеризовать сложнее прочих. Этот план собственно и делает «Свет» романом непонятного. В первую очередь я говорю об атмосфере этого текста: об очень многих элементах и взаимосвязях созданного Харрисоном мира мы практически ничего не узнаем, кроме их обозначения. Причем автор сам говорит, что они потенциально непонятны, потому что чужды нашим представлениям. Здесь и параноидальные видения, в которых появляются хтонические образы зла, и образы переменчивой физики, которые проявляются вблизи Тракта Кефахучи, и голова гигантской желтой утки... Пространство, время, числа перестают быть тем, чем кажутся, а главное – в итоге три сюжетных линии пытаются с треском свестись к одной. Это вызвало сначала оторопь, но в итоге примирило с происходящим дурдомом.

Харрисон безжалостен к своему читателю. Он создал мир 2400-ого года, который также ужасен как мир 1999-ого, но ужасен не смертоубийствами или стихийными бедствиями, а бесконечной скукой бытия. На Тракте Кефахучи одновременно происходит 50 войн, в которых все воюют со всеми, но это мало кого волнует. В открывшейся сложности, лживости и эфемерности взаимосвязей стали пропадать любые человеческие желания, кроме желания забыться.

Читать порою весьма трудно, потому что здесь по сути нет привычного конфликтного сюжета. Да, конечно, происходят внутренние конфликты, но читатель оказывается далек от них, а потому двигается урывками, на ощупь, каждый раз натыкаясь на нечто малоприятное. Финал далек от хеппиэнда, но он позволяет вздохнуть полной грудью. Это финал странного труда отречения от скуки, только благодаря которому можно продвинуться именно вперед.

Итого: «Свет» читается легче «Вирикониума», но все равно остается достаточно странной, дискомфортной литературой. Места для размышлений и фантазий тут хоть отбавляй, но для них необходимо вонзить в себя трубки из депривационного бака, слиться с непознаваемым и погрузиться в параноидальный сон.

Где-то впереди второй роман – «Нова Свинг».

http://kobold-wizard.livejournal.com/758587.html

После двух томов «Профессии инквизитор» наткнулся вновь на то творчество Дивова, которое я люблю. У него есть приятная манера рассказывать житейские истории, которым хочется верить во всей их фантастике. Их корни лежат в армейских байках, которые порой всплывают после пары сотен грамм на посиделках с «замечательными мужиками».

«Консультант по дурацким вопросам» — это производственная повесть эпохи хаотичного капитализма. Миша Клименко делает так, чтобы толпа народа занималась своим делом, но при этом не нарвалась на приключения. Это учетом того, что он специалист по по отношениям между гражданскими и военными, то гражданские рвутся к приключениям постоянно. В описанной истории столичный Прайм-ТВ решил снять документалку к годовщине войны 08.08.08. В результате в дополнение к русским военным во всей их красе добавляется атмосфера пыльного послевоенного Кавказа, где калашников достать проще, чем резиновый клей.

Итого: Один из главных плюсов этой книги — это позитивная рефлексия периода нулевых. Когда из-за лозунга «все пропало» стали периодически появляться тени специалистов, трудящихся несмотря ни на что. Дивов говорит о нормальной «ненормальной» работе в то время, когда все поглощает телевизор. Раз за разом по тексту проскальзывают уколы в сторону телевидения, где стало слишком много профанов и любителей жареного. Но если говорить только то, как есть, появляются сценарии Миши Клименко, не оставляющие света. А вот Дивов отдушину в этой повести оставил.

http://kobold-wizard.livejournal.com/758309.html

В этот раз следует начать с названия текста. Оно прекрасно, потому что в нем свернута большая доля всей философии романа. Главный герой отправляется в одну из бывших советских среднеазиатских республик, чтобы перевести стихи ее президента на русский язык. Местного языка он не знает, а потому стихотворный перевод осуществляется с того самого, подстрочного. Это приводит к ощущению недопОнятости, постоянному чувству того, что буквальное видение текста лишает полноты восприятия. А ведь эти стихи становятся песнями, молитвами и даже основой законопроектов. Можно было бы поверить, что все это рабское сознание бывших кочевников, но что делать, когда сам подпадаешь под ауру? Постепенно герой начинает различать окружающую его действительность как отражение написанного кривым подстрочным слогом. Сам того не желая, он встраивается в этот непривычный поток. Каждое слово ставится в контекст так, как должно, а не как было задумано. Остается только восторгаться колоссом Народного Вожатого, как здесь зовут президента, но потом становятся видны трещины в ногах, торсе и даже лице. И можно было бы подумать, что это еще один антиутопический роман, где главный герой, сначала прельщенный красотой идеального государства восхищается им, но вскоре, спотыкаясь то об одно, то об другое, узнает, что в тюрьмах томятся толпы несогласных с режимом, а идеал — лишь мираж, бликующий на крови. Но нет, буквальное видение здесь также не дает полной картины, как и фата-моргана из СМИ, коей в тексте уделено много места.

«Сейчас он был тут почти один, оторопело озирающийся иностранец, и если Аллах решил заговорить с ним на том языке, на каком здесь к нему обращались, он бы его даже не понял». «Перевод с подстрочника» — роман о непонимании. Многие персонажи пеняют главному герою, что неместный не способен оценить полноту окружающего мира, но при этом, словно больного, пытаются к ней приобщить хотя бы окольными путями. Идейный милосердный национализм. Ведь когда-то и иранский аятолла пытался направить генсека СССР на путь истинный — отказ от бесовского коммунизма в пользу ислама. Не вышло. Но здесь больное место текста: Коштырбастан романа — сборная модель из всех среднеазиатских республик. И если у нас травма от развала СССР еще горит огнем, то в тех степях уже тем или иным образом произошло вытеснение и без того тощей советской парадигмы. Зареяли солнца, подобные «Рухнаме» Сапармурата Ниязова.

А если отвлечься от философских материй, то следует сказать об атмосфере романа. «Перевод с подстрочника» — стереотипный текст. Пыльная, жаркая атмосфера юга заставляет изнывать тебя вместе с главным героем. Точно также наслаждаешься вместе с ним женщинами, развернутыми из ярких платьев, или местной кухней, которая находится в параллельной реальности от привычных московских сосисок. Оазисы редки среди пустыни, но тем более чарующими они кажутся. И вездесущие плакаты с Народным Вожатым уже скоро становятся просто чертой среды, которую почти не замечаешь. Так же, как все реже замечаются следы минувшей гражданской войны.

Итого: После развала Советского союза прошла уже почти четверть века, а культурные связи с бывшими соседями становятся все тоньше и тоньше. В романе Чижова можно увидеть и то, насколько наша страна подобна союзным республикам, но он же говорит об обратном: любая аналогия — лишь подстрочник ситуации. А для понимания нужен переводчик, который хоть и может сам погибнуть в огне событий, но все же ненадолго соединит две картины мира. Пусть даже в стихах.

http://kobold-wizard.livejournal.com/755341.html

Я оказался приятно удивлен этим романом. Честно говоря, ожидал более сдержанного текста, а Стокер написал вполне достойный, даже по современным меркам, триллер. Возможно, не последнюю роль здесь сыграло то, что книгу я слушал в многоголосой версии Кирсанова, Старчикова, Терновского, Афанасьевой и Морозовой. Музыкальное сопровождение было весьма в тему.

По известному в целом сюжету особо распространяться не стану. Хотя некоторые детали меня удивили. Например, оценки Дракулы как зла, наделенного сверхъестественными силой и хитростью, но при этом обладающего детскими суждениями. Никакой романтизации, свойственной эпигонам. Душегуб вечноживущий не имеет здесь своей правды, а только повинуется инстинктам. При этом также в тексте весьма мало места уделено религиозному формализму, действия героев, охотящихся за графом весьма практичны. Кресты, цветы чеснока, колья не появляются с чтением молитв. Герои считают, что их дело — правое, а поэтому ни к чему каждые пять минут обращаться с запросом к Патрону. С другой стороны порицания Дьявола здесь тоже не наблюдается, что заставляет меня думать, что граф рассматривается не как продавший душу, а скорее как жертва безумия или деформации, о чем собственно и свидетельствуют упоминания Нордау и Ломброзо.

Про то, что Дракула — это роман в дневниках и письмах, я слышал давно, но только на середине текста я смог оценить эффектность подачи. Ключевой в данном случае становится фиксация событий по воспоминаниям, от первого лица. Все события приобретают субъективную окраску, а авторская оценка событий уходит с переднего плана. Судить о новаторстве Стокера я не могу, но если сравнивать «Дракулу» с «Кармиллой» Дж. Ш. Ле Фаню, то видно гигантский скачок в литературе ужасов, произошедший за 25 лет.

Несмотря на то, что Дракулу чаще рассматривают как роман ужасов, мне показалось, что мистика в нем — красивый завлекательный элемент, а по сути в тексте разбираются больше межчеловеческие отношения и страхи. Дракула становится необъяснимой силой, которая легко проникает в самое сердце Британской империи. О полноте его силы можно судить лишь по книгам также, как в подобных случаях делали сотни колониальных служащих, попадая в дальние фактории. Где-то по краю повествования прорываются скандальные утверждения: «Кто-нибудь из «Новых женщин» рано или поздно выдвинет идею, чтобы мужчине и женщине было позволено увидеть друг друга спящими, прежде чем сделать или принять предложение. Думаю, правда, что в будущем «Новая женщина» не унизится до того, чтобы принимать предложение; она станет предлагать себя сама». Угрозу старой доброй Англии несет и прошлое и будущее. Забавно, кстати, что в каком-то очень популярном переводе в сети этот кусок про предлагающих себя женщин вырезан))

Итого: Добротная классика, которая и сейчас читается хорошо.

«Победители недр» — фантастический советский роман середины 30х годов. Советские ученые и инженеры преобразуют природу, чтобы увеличить мощь государства. Ученый Мареев предлагает проект теплоэлектростанции, в которой перепад температур создается между теплом земной коры на большой глубине и жидким водородом, закачиваемым в шахту. Для этого экипаж должен погрузиться на специальном снаряде на полтора десятка километров вглубь и установить термоэлектрический преобразователь. Незаметно для охраны на объект проникает пионер Володя, который со временем становится полноправным членом команды.

Ключевое впечатление от романа — это его «типичность». В определенный период фантастику по максимуму загнали в русло литературы для детей и юношества, направленной на обучение через развлечение. Заканчивалась вторая пятилетка, и государственная политика была направлена на создание новой советской интеллигенции, и в первую очередь — технической. Каноны жюлеверновской фантастики были очень подходящими для того, чтобы заинтересовать школьников, призвать их к тому самому «взятию милостей от природы». Появляются персонажи вроде Володи Колесникова, который, конечно, нарушает правила, проникая на снаряд по своей прихоти, но потом искупает вину своей храбростью и энтузиазмом. Таким образом у молодого читателя появился объект для подражания или хотя бы ассоциирования. Остальные персонажи, погружающиеся в толщу земли, тоже исполнены благородства и профессионализма (по представлению автора).

Замечание в скобках вызвано тем, что уже на момент выхода книги ее критиковали за поданную идею. По крайней мере мнение фантаста Александра Беляева, опубликованное в 1938 году, было весьма жестким. Пробивание дорогостоящего проекта с высокой степенью риска да еще в десятимесячный срок выглядит достаточно наивным. Но отторжение остальных нестандартных источников энергии с целью стягивания всего внимания на одну модель начинает смотреться гораздо правдоподобнее, если вспомнить, что в 1936 началась борьба академиков Вавилова и Лысенко. Из-под пера Адамова такая ситуация исполняется романтикой борьбы, но история есть история.

Итого: Само изображение увлеченности, профессионального задора и готовность к самопожертвованию не допускает мысли о фальши, и именно в этом выражается ценность книги. Если отбросить ценность трудового пафоса, то останется лишь хилая обертка из учебника по естествознанию, малоправдоподобной модели и советских лозунгов. Но роман захватывает, и именно ощущение сподвижения к самоотверженному труду остается в памяти. А остальное к сожалению, забудется.

http://kobold-wizard.livejournal.com/751592.html

Поскольку у Мьевиля относительное немного текстов, я стараюсь растянуть знакомство с ним, дабы придержать что-нибудь вкусное на черный день. В результате «Посольский город» выпало читать в августе, когда по обещаниям издательства должен был быть издан роман «Рельсы»/«Рельсоморье». Но вот уже 31 августа, а свежей книги Мьевиля на полках магазинов так и не появилось. Остается ждать и надеяться, что публикация не затянется так же, как в случае с «Кракеном».

За Мьевилем уже четко закрепилось амплуа миротворца, в текстах которого идейные и антуражные структуры имеют куда большее значение, чем сюжет. В этот раз в основе романа лежит Язык — именно такой, с большой буквы. Языком владеют странные существа Хозяева, населяющие планету, расположенную на самой границе человеческой Ойкумены, а к тому же на самой границе то ли реальности, то ли вечности. Язык отличается от привычного нам по двум причинам: во-первых, произносящий должен иметь два рта, а во-вторых, он не способен существовать в отрыве от окружающей действительности. Заинтересовавшись этим, люди создают систему послов — мутантов, способных говорить синхронно каждый свои реплики — и тем самым получают возможность общаться с Хозяевами и покупать их невозможные биологические механизмы. А второй нюанс оборачивается тем, что люди, меняя реальность, делают Язык наркотиком. Появляется посол, именуемый Бог-наркотик, два странных человека, речь которых подавляет волю Хозяев. Но подобие опиумного бума в Китае XIX века приводит к неконтролируемым последствиям — под угрозой оказывается все население посольского города.

Построенный мир напомнил творчество Ле Гуин и Саймака. Есть много деталей, полностью раскрываются некоторые структуры, но во всем остальном место действия остается загадкой. Например, система по пространства, описываемая через столкновение между обыденным, вечным и «иногда». Когда-то Жак Деррида сказал, что «мир есть текст», а соответственно язык первичен по отношению к миру. Когда герои общаются с уроженцами с других краев Вселенной, то понять хотя бы их физику становится невероятно сложно. Конечно, постепенно находятся средства общения, но они имеют лишь косвенное отношение к субъективной реальности, и в случае Хозяев это становится наиболее показательным.

И тут отмечу печальный факт: Мьевиль, по-моему, не дотянул. Мне как читателю хотелось бы более яркого отражения новой реальности Хозяев, а вот не сложилось. Даже на уровне рассказа. Мьевиль говорит, чем фактически заканчивается история для Посольского города, но в чем будут состоять идейные перемены остается только догадываться. Я, вслед за одним из главных героев, думаю, что, теряя контакт с Языком, люди закрыли лазейку к ответам на ключевые вопросы, связанные с границами мироздания.

Итого: Можно видеть, что аллюзий на колониальный миф ХХ века в книге более чем достаточно. Читателя может захватить поток событий наркотической революции и гражданской войны, но постепенно повсюду начинают проглядывать экономические углы. Язык интересен исследователям, но для торговли и выживания в современных для героев реалиях требуется привычное для людей средство общения, а не какая-то там дикая картина мира. Мьевиль остается социалистом, а потому предельно реалистичен в политических последствиях. Это опечалило меня и в «Кракене», и в «Городе и городе», хотелось в итоге романтического возвышенного финала, а тебя справедливо врубают башкой в асфальт реальности. Отрезвляет и заставляет смущенно улыбнуться.

http://kobold-wizard.livejournal.com/751321.html

Муа однажды был найден на Фантлабе. Теперь можно высказаться легко, и я буду догматичен.

Нельзя так писать для детей. Возрастной интервал для целевой группы, судя по возрасту главных героев, — 10-17 лет. То есть я, конечно, выпадаю,но зато, не ассоциируя себя с персонажами, можно взглянуть на текст критичней. В данном случае, я считаю, что в текст неуместно втиснуты элементы, которым в такой проработке не должно быть места. Рассказы про заговор корпораций и всемогущих спецслужб в формате «для самых маленьких» выглядит гораздо глупее, чем шпиономания в советской детской литературе.

Главные герои начинают с умопомрачительной форой по отношению к окружающему миру: тут и гениальная девочка-технарь, и девочка-полиглот, знающая, кажется, все языки Европы в 17 лет, и мальчик, поглощающий литературу словно шредер, и компьютерный-гений 14ти лет. Причем все это указывается в самом начале текста в ужасном блоке «действующие лица». И я бы в общем-то согласился с правомочностью таких персонажей, если бы по тексту нас знакомили с тем, как дети выучились своим гипернавыкам, которым позавидует большинство взрослых. А так к этой форе добавлены неограниченные финансовые возможности и совершенная неконтролируемость. Это уже не подростки Хичкока и Энид Блайтон, которые конечно круты, но все же напоминают сорванцов из соседнего двора.

Наконец, нормальных исторических или научных данных книга не дает. Это могло бы искупить ее в качестве обучения через развлечение, но в данном случае книга лишь вливает в детские умы идеи, почерпнутые из желтой наукообразной прессы и трансляций канала ТВ-3.

Нельзя так писать фантастику. В части фантастического допущения сдерживать фантазию ни к чему, но в остальном автор должен вшить его в максимально реалистичный антураж. Муа словно бы решил, что можно не сдерживать фантазию ни в чем. В результате, например, появился мерисьюшный сурикат по имени Ноно. Напоминаю, что сурикат — это небольшой мангуст весом до 700 г, а теперь начинаем:

- сурикат таскает на спине рюкзак девочки;

- сурикат открывает замок в наручниках с помощью ржавого штыря;

- сурикат прогрызает крышу ангара;

- сурикат складывает рассыпанные книги;

- сурикат играет в шашки и шахматы;

- сурикат спокойно существует без гигантского семейства;

- и т.д. еще куча чудесных фактов.

По мере чтения складывалось впечатление, что изначально тут должна была быть обезьянка, но для повышения няшности ее заменили для суриката. Хотя к финалу романа закралось подозрение, что этот зверек — либо демон, либо обработан в какой-то лаборатории. То есть по сути тоже является криптидом — животным, существование которого отрицает современная наука.

Допущение же о кракене не поразило. Оно сделано очень уныло, без какой-либо интриги. Дети не задаются вопросами, а следуют первым попавшимся текстам и утверждениям «авторитетных людей», которых видят в первый раз в жизни. Все получается, я не спорю, но гигантский кальмар-гермафродит, который живет в метановой сфере, не показался мне шибко правдоподобным.

Нельзя так писать литературу. Во-первых, у автора абсолютный кошмар с рефренами. То, что сказано про персонажей в блоке «Действующие лица» раз за разом повторяется в куче вариаций. Самый младший персонаж то и дело смущенно поправляет очки и делает наукообразные ремарки. Одна из сестер постоянно страдает от лишнего веса и голода, а также подделывает пару документов не имея никакого оборудования. И т.д. Во-вторых, идейного конфликта в тексте как такового нет. Есть квест, в результате которого детки пытаются отыскать информацию о кракене. А потом тварь появляется во всей красе без каких-либо усилий со стороны героев. В третьих, коль нет конфликта — нет и развития персонажей, решения внутренних проблем. Может, нужно для видения всей картины прочитать еще 3 книги Муа, но тогда к чему было городить такую «незавершенку»? Сюда же добавьте часть не выстреливших ружей: подозрения по отношению к одному из героев, таинственные антагонисты, о которых ничего не открывается, и т.д.

Итого: Я бы такое ребенку читать не стал. С одной стороны, автор допустил слишком много косяков, а с другой — ни к чему подменять у ребенка веру в себя на веру во вседозволенность при наличии больших денег. Победителей, конечно, не судят, но вот что-то про ответственность за свои действия в книге ни слова. А ведь за детишками протянулся целый шлейф из трупов свидетелей, на которых бы не вышли, не будь детки столь любознательными.

В этом отзыве много слова «нельзя», хотя я понимаю, что на самом-то деле можно. Другое дело, что результат получается вот такой — легкочитаемый, но бесполезный.

http://kobold-wizard.livejournal.com/749443.html

«Искусство беллетристики» — это конспект лекций Айн Рэнд по поводу писательского труда и анализа текстов. Сейчас енту писательницу стараются втолкнуть в нашу культуру под соусом «автор второй книги в Штатах после Библии», но судя по критике пока подобное не удастся, и придется урожденной Алисе Розенбаум тосковать где-то на одной полке с Керуаком и прочими американскими авторами, которых в России читают лишь под влиянием моды. Но следует вернуться к самому конспекту.

Рассуждения автора постепенно развиваются в двух направлениях: собственно то, как, по ее мнению, нужно писать и то, почему романтическое направление ценнее, чем реалистическое. По первому вопросу чтение было интересным, но в нем было мало нового. Основной вынесенный тезис заключался в том, что писателю необходимо настолько прокачать свое подсознание, чтобы довести течение текста до автоматизма. Концепция вдохновения у Рэнд вытекает именно из наработанных предпосылок, без расширения которых автор просто выдыхается после пары-тройки работ.

А вот о видении конфликта романтизм/реализм читать порой было интересно. Мешали только обилие цитат из нечитанных книг и самомнение автора. Нечто сходное можно наблюдать дневниках у Дали, но честно говоря, в отличие от набросков алчного испанца, приведенные цитаты из «Атланта» и «Источника» гениальностью не пахнут. Это просто хорошо отрефлексированная работа, когда каждому слову предшествует целеполагание. Видение Рэнд вообще разрастается фрактальной снежинкой: целеполагание в сюжете вытекает в целеполагание в сцене и персонажах, а затем и в каждую словесную конструкцию. Критика же реализма состоит в его частой бесцельности и неуправляемости.

Заканчивается курс следующими словами: «Я читаю роман с целью увидеть людей, которых я хотела бы видеть в реальной жизни, и, переживая некий опыт, я хотела бы с ними жить. Для тех кто говорит, что это ограниченное использование литературы, мой ответ такой: нет — потому что для любой другой цели нехудожественное произведение — лучше. Если я хочу узнать что-то, я могу почерпнуть это из нехудожественного произведения. Но единственная область, где научная литература бессильна — царство ценностей и их конкретизация в жизни человека, — поэтому ничто не может заменить искусство, и особенно беллетристику.

...

Я бы не хотела «прожить» или прочувствовать произведение Достоевского. Я восхищаюсь им, но только в смысле литературной техники, я не наслаждаюсь, читая его романы. Я наслаждаюсь Виктором Гюго. Я не разделяю его идей и не всегда одобряю трагические финалы, тем не менее он является для меня писателем самым близким, который создает тип людей и событий, за которыми мне нравится наблюдать или понравилось бы жить с ними.»

Наверно, вот этой цитатой и следует подвести черту под нынешним знакомством с Айн Рэнд. Она строила капиталистическую утопию свободных людей, которой противоречит сама реальность. Не думаю, что эта утопия чем-то лучше коммунистических. Романтики XIX века втискивались в пространство ХХ века, где ханжеское и пуританское общество переродилось в то, что Рэнд считало главным ужасом — коллективные тоталитарные течения. С тех пор прошло достаточно времени, чтобы мы увидели что и капиталистический идеал не воплотился. Этому в какой-то мере посвящены страницы Рэнд о юморе: для ее прекрасного общества свободных людей нужен костяк ценностей, а способов удержать ту самую проповедуемую свободу она предложить не смогла. Романтикам-титанам на смену пришли романтики-извращенцы.

Итого: Переполненный философией учебник по писательской работе.

Само чтение, несмотря на гнетущие образы, оказалось на удивление легким. Если после солженицынского Ивана Денисовича должно было оставаться впечатление мерзко однообразных дней на зоне, то у Прилепина при тяжких условиях проявилось разнообразие жизни. Это не взирая на то, что в самом начале главный герой постулирует одну из основных заповедей: «самое важное – не считать дни». Оставаясь в рамках лагерной реальности, он постоянно движется. От человека до человека, от работы к работе, от опасности к опасности. Круговорот событий на самом деле вышел достаточно быстрый, не позволяющий заскучать. Разве что сновидческие откровения прерывают скорый темп повествования.

«Здесь власть не советская, а соловецкая»- несколько раз повторяют герои романа, а один из них еще и высказывает сегодня ставшую привычной мысль, что лагерь — это отдельное государство. Ведь по сути в СЛОНе сидели все слои населения России, существовавшие в 1910х-1920х. Просто разрушились все связи и авторитеты, и люди остались наедине с самими собой. В общем-то я верю, что идеологи на какое-то время верили в мантры о том, что «Соловки не карают, а исправляют» и «Мы новый путь земле укажем. Владыкой мира будет труд». Только эксперимент по созданию нового человека включал перетирку, гомогенизацию человеческой массы, ее расчеловечивание. А некоторые слишком сильно цеплялись за свое «я», веря что их мучают именно за это, хотя причина по которой человек чаще всего попадал в лагерь была тривиальной: организация притона, неприятие революции, убийство и т.д. А истина проста: невиновных по тем законам не было. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что из романа потянуло Лавкрафтом. Герой может долго считать себя выше этих рыбоподобных, тупых и грязных, но однажды начинает чувствовать нутряное зло в самом себе, зло, исторгнуть которое он не в силах. Остается только вжаться в христианскую молитву целиком, надеясь остаться человеком чуточку дольше, перетерпеть окружающий ад, загнать зло обратно.

Над соловецким экспериментом гордо вышагивает начальник лагеря Федор Иванович Эйхманис. Не знаю уж, каким образом в нем можно было углядеть воландовские черты. Как минимум потому что Эйхманис в определенной мере был отражением Троцкого, а Воланд все же списан со Сталина. Революционный увлекающийся азарт супротив утомления и административного канцелярита. Демон супротив дьявола. Эйхманис в романе выведен как оправдывающий происходящее идеолог. Он принимает собственную жестокость, но договаривает, что основные мучения приносят друг другу сами заключенные. При этом он выступает как эталон в лагерном пространстве — надчеловеческое порождение революции и труда. Потом будет ругань по поводу безжизненных прожектов на соловецкой земле, но при новом начальнике лагере пространство вдруг теряет даже остатки красок, а один из осужденных на критику даже кричит: «Врешь! Врешь! Многое было сделано, контра». То есть дыхание революции поднимало кого-то хоть чуточку вверх, но при этом обещанного полета дать не смогло, а потом и вовсе прекратилось, оставив холодный лишь пол карцера. Как это не смешно, в этом-то и есть выведенное Прилепиным отличие СЛОНа от дальнейшего ГУЛАГа: и осужденные, и руководство лагеря еще были остатками Серебряного века с его богоискательством, ницшеанством и прочими философствованиями. А потом жернова все перемололи, сделав тяжкий труд наказанием, а не инструментом.

Любовную линию между зэком и работницей лагеря можно охарактеризовать как сытную. Не даром одним из самых емких любовных образов в романе стала влажная и жирная селедка. Постоянный голод плоти по теплу, еде, женскому телу, эмоциям пропитывает почти весь роман. В финальных 70 страницах главный герой показан уже перегоревшим, утратившим алчное чувство. Возможно, именно оно-то и сохраняло ему жизнь. После остается лишь квазихристианское смирение, в котором подвиг может совершаться с безразличием, потому что силы духа ушли вместе с тревогами и сомнениями. Но читателю остаются воспоминания о болезненной близости, в которой люди ищут тепла, а не понимания.

Итого: Роман на самом деле неплох. Как минимум тем, что идеологический маятник оказался около среднего положения между ярой антисоветщиной и пенистым обоснованием революционной целесообразности. Получился роман о выживании как череде удачных обстоятельств. И в этом, наверно, его главная заслуга — отрефлексирован сложный этап нашей истории. Дальше можно сколько угодно отдербанивать его с документами в руках, но покуда не будет написано более умное, настолько же сдержанное произведение, имеющее потенциал массовой литературы, этот роман останется адекватным восприятием СЛОНа, в котором мясо соседствует с верой.

http://kobold-wizard.livejournal.com/745784.html

До первого непосредственного знакомства с творчеством Пинчон был мне известен как один из значительных американских авторов. Причем его романы многим кажутся нечитаемыми. Многие отзывы на «V.» так же упирают на сложность и взбалмошность текста. С этим я теперь могу и соглашаться, и не соглашаться.

Говорить о сюжете здесь можно только в очень общем ключе. Есть две основных ветки. Первая — история Бенни Профейна, бывшего матроса, который незатейливо проживает свою жизнь в Штатах середины 50х годов: выпивка, девочки, портовые побоища, битники и поиск самих себя. Вторая — расследование Герберта Стенсила, направленное на поиск таинственного символа V». в истории ХХ века. Чаще всего этот символ появляется в виде некой женщины, замешанной в череде скандальных и переломных эпизодов. А между этими двумя ветками густо рассыпаны судьбы кучи персонажей, наполняющих жизнью роман.

Возвращаясь к согласию и несогласию с отзывами, уточню: поиски Герберта Стенсила наполняют роман взбалмошностью. Это связано с самой бессистемностью личности. Стремясь отыскать V., он погружаются в несколько десятков странных историй, полных бреда, привирания и национальных образов мысли. Именно это в основном усложняет чтение. Но в какой-то момент я понял, что этот роман очень напоминает «Всем стоять на Занзибаре» Браннера, и читать стало гораздо проще — нет нужды пропускать через себя всю субъективность — нужно лишь выделять главное или даже просто ощущение, дыхание эпохи.

С веткой Профейна все гораздо проще. Несмотря на склонность Пинчона к символизму, эта часть достаточно живая. Структуры нет, а есть хаотичное движение уволившегося моряка, не слишком-то склонного к рефлексии. Именно благодаря портовому колориту я понял для себя предпосылки данного романа. По сути это большая доля автобиографии + портовые байки + чтение актуальной на тот момент литературы. В замкнутом корабельном пространстве натягивалась куча связей между услышанным и прочитанным. Как говорил когда-то мой преподаватель по истории: «Если очень долго смотреть в угол комнаты, то ты действительно можешь досмотреться до Богоматери». Так и здесь человек (далеко необязательно, что это персонификация автора) захлебываясь в бессвязности мира, старается найти хотя бы криптоисторические связи. И Герберт Стенсил находит некое V, некую застиранную красную нить, которая незаметно проходит сквозь историю. В этом плане Профейн и Стенсил отражают два противоположных радикальных варианта выживания в сложившейся реальность: отдаться на волю волн и исступленно искать ключевую взаимосвязь.

Итого: Я не могу сказать, имел ли Пинчон колоссальный лоскутный опыт или просто у него была весьма богатая фантазия, но некоторые эпизоды и детали были восхитительны по интенсивности. Сладость колониального садизма в южной Африке, например, от которой даже меня тянуло блевать. Или описание гребных винтов, наколотых на заднице у портовой официантки.

Но несмотря на интенсивность части эпизодов, около 80% текста банально скучны в своем многословии. Возможно, сформируй Пинчон это произведение, как роман в рассказах — это воспринималось бы иначе. А в результате получилось лоскутное одеяло, которое вполне читаемо, но не оставляет ничего кроме эстетической щекотки.

http://kobold-wizard.livejournal.com/741427.html

После перепрочтения осталось неоднозначное впечатление. С одной стороны Гоголь прекрасно создавал яркие образы людей и отношений между ними, а с другой — каким же заунывьем тянет от авторской речи. Не спасает его прекрасное владение словом, когда взгляд размазыватся по широтам матушки России. Мастерство крупных планов часто соседствует с расфокусированными общими. Конечно, в этом можно увидеть отзвук «русского взгляда на жизнь», но, мне кажется, все же дело именно в том, что поэму нельзя было загонять в прозу. Прозаический текст растягивает, размазывает точный поэтический образ. Ведь сколько человек видит всю Россию в лицах помещиков из первого тома, и сколько человек легко вспомнит, что происходит в 5 последних главах из 11, действие которых происходит уже после отъезда от Плюшкина? Зато там «птица-тройка» и т.д.

И забавно, конечно, но мне жаль, что второй том был сожжен, еще и потому, что он как раз-таки лишен авторских широкомасштабных рассуждений. Монологи, произносимые персонажами в сохранившихся пяти главах, звучат куда живее даже в тех случаях, когда они бредовы или глупы. Возможно, Тентетников, Костанжогло, Бетрищев и Муразов проигрывают по яркости Манилову, Собакевичу и прочим, но они неплохо смотрятся на уровне героев, написанных позже Гончаровым и Тургеневым. Черновики второго показывают дельную плутовскую историю на фоне первых успешных капиталистов и самодурственных переустроителей России. Под таким углом схема Ад-Чистилище-Рай, кажется мне куда действеннее, чем схема одиссеи Чичикова. Как минимум, потому что Одиссея — это коррекция пути при известной цели, а роман Гоголя- это периодическая коррекция цели при неизменном за два тома методе — купить мертвые души да заложить. Из таких предпосылок в третьем томе, видимо, должен был быть описан путь России к расцвету духовному и экономическому, в котором «живые» герои бы нашли согласие — некое общее дело. Гадать — гиблое дело.

Помимо всего прочего, Гоголь — первый полновесный русский автор, написавший сатиру на русскую бюрократию. Надолго я залип на маленьком кусочке второго тома: «Он насильно пожал ему руку, и прижал ее к сердцу, и благодарил его за то, что он дал ему случай увидеть на деле ход производства; что передрягу и гонку нужно дать необходимо, потому что способно все задремать и пружины сельского управленья заржавеют и ослабеют; что вследствии этого события пришла ему счастливая мысль: устроить новую комиссию, которая будет называться комиссией наблюдения за комиссией построения, так что уже тогда никто не осмелится украсть». Есть в этом что-то)))

Итого: Получилось так, что Гоголь, создавая свое главное произведение — 13 лет работы — разработал комплекс типажей, формирующих наше сознание. Конечно, это не вся палитра, которую мы можем наблюдать вокруг, но разве редко какой-нибудь элемент мира говорит нам: «и я тоже похож на Собакевича»?

Решил познакомиться с циклом «чистая фентези», созданным заслуженными Генри Лайон Олди. В результате продолжаю оставаться при своем мнении — где-то в начале 2000х что-то в творчестве авторов переменилось. Раньше рубежным романом я назначил «Тирмена», но, судя по «Шмагии», лимит «нового» периода можно сдвинуть на пару лет в прошлое. Я не скажу, что книги стали хуже. Просто сам перестал резонировать с новыми текстами.

«Шмагия» — это роман о трудовых буднях мага-малефика, который привез трех девственниц на кожевеную мануфактуру, чтобы пустить их кожу на переплеты для магических гримуаров. Мир вокруг полнится гнетущей вонью сыромятного и красильного производства, а также периодическими волнами похоти от окружающих, учуявших нетронутую женскую плоть. Главный герой вынужден всеми доступными средствами сдерживать натиск окружающих, чтобы заготовка кожи для переплетов завершилась удачно. Но тут его захватывает вихрь событий, связанных с пропадающими и возвращающимися детьми, над аурой которых витает черное облако недавней смерти...

А теперь следует сказать, что это весьма легкая и ироничная книга) Мир пропитался магией настолько, что многие его элементы выглядят забавными и абсурдными. Сцен со сдиранием шкуры с живых девушек здесь не найдется. Те сбрасывают кожу незадолго до совершеннолетия при условии сохранения девственности, но перед этим у них жутко портится характер, и они сами готовы спустить шкуру с окружающих) Или, например, сцена общения малефика с его учителем, когда вместо палантира используется обыкновенная пивная кружка. В общем, по части бытовых магических находок книга весьма хороша.

Проблема, по-моему, в самом повествовании. Отсутствие в нем эпичности или, как сказал бы главный герой, «балладности» — это понятно. Но начиная примерно с второй трети, текст начинает течь ужасно монотонно. При этом язык остается хорошим и события происходят, но нет ничего, что затронуло бы чувства. Нет воодушевления или хотя бы нервности от происходящего. Собственно всплеск происходит лишь в самом финале, где обыгрывается схватка с «боссом» и описано дальнейшая диссертационная сдача. В основном же текст на самом деле напомнил чистое фентезийное болото, которое попадалось мне ранее. Другое дело, что качество болота на высоте: трясина трупами полна, лягушек оптимальное количество да зелень ряски чудесно играет под солнечными лучами).

Итого: Книга читается легко, и словесные игры сэра Олди часто заставляют улыбнуться. Но вот не моя это книга. После прочтения не было никакой душевной травмы, которая свойственна последствиям хорошего произведения, как мне кажется. И даже прочтение достаточно обстоятельной статьи В. Былинского, опубликованной в «триумвиратовском» сборнике, не прояснило мне, что же такое следовало увидеть в тексте «Шмагии». Жаль.

http://kobold-wizard.livejournal.com/738162.html

Отношения между мужчиной и женщиной — вообще штука сложная, а когда туда вмешивается истерия, могут происходить дикие вещи. Главный герой был со множеством женщин, некоторые из них беременили, и завершалось это визитом к двум старым любовницам, работающим в гинекологической клинике. Но случай с Кэрол закончился иначе — герою приходится откинуть крышку канализационного люка и отправится в темноту, чтобы найти полиэтиленовый пакет...

Атмосферу Эллисон передал прекрасно. Я просто утонул в тексте и выныривал лишь на время коротких переходов между эскалаторами и поездами метро. Этот текст неуютен, но он и не должен быть приятным. Элиссон в предисловии сравнивает его с исповедью, а потому наверх выползают сомнения, склонности и убеждения, о которых редко говорят на публике. Канализация, появляющаяся в середине повествования, к тому моменту не поражает. Читатель уже давно находится в побочных продуктах жизнедеятельности.

Собственно единственной помехой к восприятию является разница контекстов. Если подоплеку некоторых элементов повествований автор раскрывает достаточно полно, то сама история Кроатоана подразумевается известной читателю хотя бы в общих чертах. Без этого теряется полнота образа.

Итого: Тот случай, когда до восприятия текста как великолепного, не хватило всего пары капель. Эти капли должны прозвенеть в финале, но их не было, а осталось затягивающее темное облако, которого следует коснуться.

http://kobold-wizard.livejournal.com/737997.html

Это была моя вторая попытка познакомиться с творчеством «патриарха отечественной фантастики». Причем теперь уже через один из самых нашумевших его романов. И опять мимо. В основном, по-видимому, потому что я вырос в другой ментальности. Это значительно перекликается с текстом романа, где люди одной эпохи не способны отринуть свой опыт, чтобы принять точку зрения людей другой формации.

История начинается с гибели главное героя. Но впереди его ждали не ангелы с белоснежными крыльями, а Будущее. Такое посткоммунистическое общество, в котором само слово коммунизм уже не играет никакой роли — все, что было ранее, забыто как плохой сон и стало интересом лишь очень старательных историков. Главными техническими достижениями стали — технология путешествий через сопространство и технология «вытаскивания» людей из прошлого. Последние необходимы потому, что людям Будущего непонятны героизм, самопожертвование и насилие. Сама мысль о том, что они сами или еще кто-то испытают дискомфорт по вине другого, кажется им кощунственной. Но именно целеустремленность и готовность к невзгодам требуются для межзвездной экспедиции, поэтому экипаж набирают из людей из Прошлого, спасенных за минуту до смерти.

В результате экспедиции неожиданно нашлась населенная людьми планета, рядом с которой горит солнце, грозящее стать сверхновой. И эта вспышка грозит не только местным жителям, но и жителям Земли. Космонавты способны погасить звезду, но перед этим нужно как-то разобраться с нежданными братьями. Вот здесь и начинаются трения между разными мировоззрениями.

Книги необходимо воспринимать в контексте их написания, но контекст прочтения всегда сильнее. В данном случае открытым текстом проглядывает реакция на чехословацкие события 1968ого года. Да и сам Михайлов не скрывал первоисточника. Но прошедшие полвека сильно изменили восприятие, и вот теперь это светлое желание найти достоевское решение проблемы смотрится... наивно печальным. И не скажу, что оно стало так смотреться лишь в постсоветское время. Просто было, видимо, в 1968-ом году какое-то кратковременное чувство безоговорочной правды за плечами, которое нынче огрубело от оговорок, костылей и исключений.

Где-то на середине я наконец понял, что эта книга мне напоминает. «Капитан Ульдемир» — это булычевский мир, лишенный детства. Там, где детская и подростковая литература вытягивает на симпатии к героям и азарте, здесь остались хилая боевка да то самое рафинированное желание добра. В результате временами повествование напоминает движение между восковыми фигурами, которые говорят тривиальные христианские истины. Это связано не в последнюю очередь с тем, что автор ввел в роман персонажей из разных культур, но передать их взгляды он пытался на уровне учебника истории за 6-7 класс. На фоне этого бывший немецкий летчик прямо пышет жизнью, ведь для создания образа явно использовались послевоенные тексты, в которых показаны правдивые внутренние конфликты.

Итого: Честно говоря, понять эффект этой книги мне тяжело. Если Адамов сейчас смотрится наивным и милым, Стругацкие — мощными, то Михайлов писал, на мой вкус, очень пресно. Не «Фаэты» Казанцева, конечно, но зачем уж сравнивать с полным идеологическим дном?

http://kobold-wizard.livejournal.com/737330.html

Журнальный рассказик. К сожалению, он показался мне намного слабее, чем остальные рассказы из «Черной земли». Дух ранних 90-х, конечно, чувствуется, но сам хоррор получился даже более скомканным. Нежить сменилась на оборотней, а на месте старого кладбища образовался пустырь с переездным зверинцем, посреди которого обнаружился толстенный медный кабель 1927ого года.

В целом, можно пройти мимо этой истории, как мне кажется. На воспритие цикла она не повляет.

http://kobold-wizard.livejournal.com/737245.html

Прошло уже много лет с тех пор, когда я посмотрел фильм Гофмана по этой книге. Польское кино получилось захватывающим и будоражащим мальчишеское сознание. Тогда под его влиянием заиграла новыми красками милая игрушка «Казаки», выпущенная компанией GSC Games World, позже подарившей нам С.Е.Р.И.Ю. И вот недавно я решил все же прочитать первоисточник.

«Огнем и мечом» — это добротная историческая беллетристика как она есть: с размышлениями о судьбе Речи Посполитой в середине XVII века соседствует любовная история, полная разлук и страданий. Последнее, впрочем, слилось с моим восприятием рыдающего польского народа, который постепенно теряет свою славу и кровь. Сенкевич представляет Речь Посполитую последним рубежом, защищающим цивилизованный мир от Хаоса мусульман Турции и Крыма. Личность же Хмельницкого изображена подобно варлоку, который сначала для мести за обиду вызывает на помощь бесовские орды, покупая их помощь кровью соотечественников, а потом одномоментно теряет свое могущество: «Убегающих догнал повергнутый в отчаяние Хмельницкий и к стал умолять хана вернуться в бой; но хан, увидя гетмана, зарычал от гнева и велел татарам схватить его, привязать к коню и увез с собой».

Против нечистых и предателей выступает обласканный Сенкевичем Иеремия Вишневецкий. Он изображен настолько идеально, что даже для искупления военной жестокости добавлен эпизод с душевным помрачением и исповедью перед ксендзом. Князь постепенно становится народным вождем, власть которому передана не по решению засевших в Варшаве дворян, а из рук проигравших полководцев и под восторженные возгласы толпы. И если Хмельницкому для поддержания власти требуется постоянно вилять между казацкой вольницей и басурманской силой, то Вишневецкий поднят столь высоко, что по одному его слову солдаты исполняются волей к борьбе и готовы умереть за своего командира.

Можно, конечно, попенять на пропагандистский характер текста. Но после Шолохова, Гоголя, Правдухина мне кажется, что дело здесь вовсе не в самой Украине, хотя некоторые ее черты уж очень ярко проявлялись что тогда, что сейчас. Дело, наверно, в феномене казачества с его вольницей и особенными правами. Лихость степных конников в моем восприятии постепенно оттенилась безбашенностью и правом сильного на чужое. Казак, отправляясь на войну, пропивает нажитое, чтобы в походе награбить себе новое имущество — и так цикл за циклом, пока не убьют. И удаление границы от места проживания казаков приводит к кризису, описанному и в «Тихом Доне» (казацко-хохловские трения), и в «Яик уходит в море» (набеги казаков на Бухарскую сторону).

Итого: Это исторический роман со всеми его плюсами и минусами. Основной плюс — художественный ликбез по периоду. Основной минус — монотонное страдание главных героев, которое постепенно притупляет чувство сопереживания до стадии скуки.

Сюжет разворачивается в двух рукавах. Первый рассказывает собственно об уэллсовском нашествии марсиан на юг Великобритании и об участии других викторианских персонажей в сопротивлении. Во втором, как это не удивительно — Харьков недалекого будущего, в котором действует организация «Вербалайф» — сервис, позволяющий читать книги с большим вовлечением, погружаться в них как в компьютерную игру через шлем виртуальной реальности. Так вот девочка-тинейджер попала во взломанную книгу, в которой уэллсовским марсианам противостоит магия. Проблема как всегда проявляется в балансе: столь близкое восприятие реальности книги чревато слишком острыми травмами читателя. Неверное завершение чтения приводит к спонтанным помешательствам, при которых сознание словно бы вновь переносится в прочитанный сюжет на некоторое время. Вот и приходится техподдержке вторгаться в программу и проставлять костыли, спасающие ситуацию. И все бы хорошо, да только столь гибкий инструмент тоже имеет свой иммунитет, а потому отторгает костыли действуя в интересах «книжного червя».

Главное, что затронуло меня в сюжете — это описание ощущений человека, ощущающего, что мир непланово изменяется. Когда-то я слышал фразу: «Я верю в Бога, потому что он — единственный, кто гарантирует, что все известные мне законы мироздания будут такими же и завтра». Идея прогресса позволила воспринимать появление радикально нового в жизни как данность, но при этом есть все же нормы, которые нам кажутся незыблемыми. Летающая тарелка или опухоль, внутри которой выросло 200 зубов, будут шоком лишь первые пару минут или дней, а вот автомобиль, разлетающийся облаком зябликов, заставит усомниться в собственной вменяемости.

Помимо буквального сюжета по тексту протянута нить рассуждений о творчестве. Ранее у Олди я никогда не встречал настолько незавуалированных уколов в сторону графоманов, пиратов, фэнов-критиков (^_^) и вообще индустрии развлечений. В целом, все это они говорили и ранее в своих выступлениях и статьях, просто в этот раз слова были произнесены персонажами. Видимо, накипело, а потому книга о вольности обращения с классическими сюжетами написана в том же ключе. Бороться с избыточностью удается только с помощью избыточности.

К сожалению, программность текста о современной фантлитературе сделала его достаточно простым для чтения. Он смотрится, как попытка сыграть на одной ниве с авторами фанфиков. Удачная попытка, в некотором роде похожая на «Аномальные каникулы» Гравицкого и Палия. Но при этом выходит так, что читается она по верхам. При том, что вычеркнутым остается эмоциональный план. Не в последнюю очередь это выходит из-за многократно помянутой Холмсом необъяснимой удачи. Она по сути лишает книгу кульминации в конфликте. Есть просто события, которые по кирпичику собираются в лесенку с этажа А на этаж Б. Причем и в харьковской истории никаких глобальных прорывов или провалов не ощущается — только сложное, но рутинное Дело.

Итого: Откровений от прочтения не будет. Также не будет и причмокивания от языковых изысков. Как говорит один из главных героев: «Я отметил, что мыслю, как в интернете: кратко, тупо, конкретно. Я восстал, усложняя самое себя, и понял: тщетно. Одна мысль о трехэтажных мыслях с завитушками вызывала тошноту. Вот-вот, едва представил – и в желудке спазмы.» Это просто высказывание. Не больше и не меньше.

p.s.: Наткнулся на пропиаренное одним из Олди описание ощущений от «Шерлока». Про то, что это книга полная боли. Не знаю, правильно ли я понял и то описание, и согласие с ним Олега Семеновича, но, наверно, определенное видение возможно и с такой стороны. Со стороны «Шерлока Холмса против марсиан» в русле сегодняшней нелитературной ситуации. Если попытаться вглядеться в нее как в книгу о мире, сходящем с ума, о мире который против реальной угрозы пытается противопоставить страшные и абсурдные иллюзии. Марсиане в данном случае есть зло более или менее понятное в своей неизвестности, пьющее кровь простых людей. Но против него появляются ирреальные сущности, толпой вцепляются с разных сторон — и они тоже зло. В таком мире, раздираемом на части, лекарством становится только чистый разум, но его не хватает. Только человек, став на некоторое время богом этого мира, дарует ему разум в лице Шерлока Холмса.

Второй том Фолкнера я начал еще в ноябре и поначалу он не показался мне слишком сложным после «Шума и ярости». То есть было известно, что «Свет в августе» — это христианский роман, но текст оказался выше человеколюбивого пафоса. Пафос просто утонул в атмосфере. В итоге на роман ушло около двух с половиной месяцев, и я не могу сказать, что я его прочитал. Просто потому, что некоторые куски нельзя читать линейно, по предложению или по строчке, а нужно воспринимать в целом. Иначе увязаешь. А уже хотелось вынырнуть.

Да и вся структура текста такова, как мне кажется. Есть история Лины Гроув, которая ищет отца своего ребенка. Он работал на лесопилке рядом с ее домом и встречался с ней по вечерам. Когда же она сказала, что беременна и нужно как-то узаконить их отношения, у пацана со шрамом возле губы вдруг нашлись дела в соседнем округе. Оттуда он должен был прислать письмо, как устроится... Но когда письмо не приходит, девчонка на девятом месяце сама отправляется из Алабамы в штат Миссисиппи. Там, в Джефферсоне, она не находит женишка, но один из местных жителей, Байрон Банч, узнает его по описанию. А дальше затвор передергивается, и дается флешбек о прошлом Байрона. Следующая глава расскажет про историю о том, что тот сделал, узнав о бросившем девчонку пацане. И новый флешбек о еще одном работнике строгальной фабрики. Получается постоянное возвратно-поступательное движение, в результате которого обыденная драма разрастается и в прошлое, и в будущее. Человеческие жизни связывают между собой относительно независимые события.

Отдельно проводится расовая тема, во главе которой Джо Кристмас — белый человек, в котором течет половина черной крови. Социальные проблемы вкупе с постоянным неврозом на почве собственной исключённости из социальных групп приводят к жестокости и разрушительным поступкам. Это общество Юга, которое продолжает свое чахнущее сопротивление по отношению уравниванию в правах.

Если же говорить о религиозной стороне текста, то здесь все совсем непросто. Как минимум по причине того, что нет ни одного чистого персонажа. Каждый грешен по-своему, и каждый приходит со своим счетом к Богу. В результате не возникает доверчивого эмоционального сопереживания, но на основании известных фактов мы можем понять тот или иной поступок персонажа. Мир это не выбор между черным и белым, и даже не выбор между черным и еще более черным. Наверно, мир — это попытка осознать себя в сером и двинуться хоть куда-нибудь.

Итого: Роман читается непросто, но некоторые образы южной земли вызывали восторг. На мой взгляд, это образец очень интенсивной проработки персонажей, которые в результате далеки от стандартных схем.

К «Снежному кому» еще того, полностью рижского, периода я отношусь со светлым чувством, а потому решил прикупить книжку, которая, к тому же, была весьма заметной в тот момент, когда вышла. Сейчас по прочтении могу сказать, что это не больше и не меньше, чем сборник молодых авторов. Никакой «волны» ИМХО там и не было. Был просто контингент авторов, из которых большинство (по крайней мере на тот момент) писали весьма уныло, а неплохо пишущие единицы и сейчас появляются локально на полках: Зонис, Бортникова, Дубровин, Батхен, Семироль.

Основная же претензия к большинству текстов — прогорклый привкус интернетовской сказки. Сформулировать это конкретнее мне не удается. В деталях это:

а) плюшевая отстраненность от реализма («Сказка... о ком», «Мадам Шатте выходит замуж», «Катательные коты»)

б) отсутствие жесткого перелома в конфликтной ситуации, вызванного фантастическим элементом («Лисья рукавичка», «Скажи «Ура!»)

в) сентиментальная инфантильность («Букет для убийцы», «Синие звери Марты Скорренж»).

На этом фоне сделанный под Шекли «Зачем собаке пятая нога?» Зонис и наивно аутсайдерский «Гарнизон «Алые паруса»» Бортниковой смотрятся просто как нечто неуместно хорошее и проработанное. Ну, а исключением, к которому относятся все мои претензии, но нравящимся мне является «Бимка» Артема Белоглазова. Это хороший рассказ с горечью именно неуловимо утекающего детства.

http://kobold-wizard.livejournal.com/715353.html

Вы сидите обычным весенним днем в уличном кафе на маленькой площади, пьете хороший кофе и думаете о жизни. Это лучшее описание того настроения, которое дарит «Дом дервиша». Происходящие события могут быть ужасными или чудесными, но они лишь песчинки на уровне тысячелетней истории города. А потому не нужно терять возможности, глотнуть хороший кофе и послушать свежие истории.

«Дом дервиша» — это южная книга. Это магия места, магия коммуналок с общим внутренним двором, которые невозможны на северах. Где-то в этом есть привкус Одессы, Крыма или каких-нибудь приморских городов, рассказанных позабытыми социалистическими авторами. Сколько бы соседи не пытались сторониться друг друга в таких местах в конце концов их жизни сплетаются в общий клубок. И маленький мальчик, запертый из-за болезни, в итоге окажется связан с религиозным радикализмом и фронтиром новых технологий. Здесь становится видно человеческое, без наносного влияния прогресса, но в тоже время здесь, как нигде, видно, как прогресс может изменять людские жизни.

Книга сделана так, что острые углы футуристических каркасов затерты, закрыты мягкостью старых ковров и слоем антикварной пыли. В какой-то момент герои попадают на базар и возникает вопрос, как он будет выглядеть после внедрения их новой разработки. И ответ был прост: изменится очень малое. Базар так и останется базаром. Люди слишком ценят уют, чтобы не продлить его даже там где прекрасно разрослись новые технологии. Да и что такое технологии перед лицом тысячелетий? Это похоже на дерево: жесткий ствол тянет все вверх, но его скрывает разрастающаяся вширь вечнозеленая листва. Высокоэффективная органика вместо математически точного киберпанка. Чаепитие на закате вместо ежевечерных алкотрипов.

Итого: Эту книгу нельзя читать быстро. Слишком быстро вымотаешься и потеряешь красоту. Зато можно медленно брести с героями по улочкам Стамбула, рассматривать сефардские миниатюры, смотреть на роботов, скачущих по натянутым тентам над фруктовыми палатками и вдыхать запахи, среди которых главным звучит мёд.

http://kobold-wizard.livejournal.com/710300.html

В основе романа лежат книги безвестного советского писателя Громова. Не творчество, а именно книги, напечатанные на желтеющей бумаге и зашитые в переплеты из вторичного картона. По неведомым причинам их чтение действовало на людей как наркотик, дарующий мистическую Силу, Ярость или, например, прекрасные, но нереальные воспоминания. Разные читатели то тут, то там раскрывали тайну потертых книжек и образовывали клубы по интересам: читальни и библиотеки. Разрушение СССР и 90-е отозвались на этих людях со всем размахом эволюционной борьбы: желающих было слишком много, а книг — мало. В круговорот событий попадает молодой Алексей Вязинцев, по воле случая ставший хранителем Книги Памяти. Он вынужден принять под свое руководство незнакомых людей и с оружием в руках оберегать свою жизнь и новый статус.

Книга разделена на три части. Первая погружает читателя в основы «громовского универсума» с его апостолами, группировками и событиями. Вторая — мясистая биография Алексея Вязинцева. Третья — промежуточный итог с фантасмагорией прогнозов. Первая и последняя части понравились мне куда больше, чем наиболее длинная вторая. Биография Вязинцева тонет в бесконечных разборках с конкурентами. Глядя глазами главного героя на происходящее, сначала ужасаешься первым кровавым брызгам, а потом начинаешь отстраняться. Окружающие люди так и не становятся близкими, а потому их гибель сливается в сплошную кровавую полосу. После этого третья часть остужает накатывающим одиночеством в бункере, за стенами которого происходит непонятный потусторонний ужас, отделяющий Вязинцева от привычных уже нам нулевых.

Лучшим образом этого романа является дом престарелых. Встающие со смертного одра старухи, крепнущие на глазах и устанавливающие свой железный порядок. То, что сначала казалось маленьким хоррор-эпизодом, растягивается на десятилетия, становясь постепенно вечно находящейся поблизости изничтожающей силой — этаким Сталиным, которого в нашей реальности вечно «на вас нет». Это самая страшная сила, порожденная на костях титанической страны: страшнее опустившейся интеллигенции или обожженных зоной. Если и первые, и вторые по Елизарову как-то встраиваются своими библиотечками в эпоху 90-х, то старухам нет до них никакого дела, только они способны стать хтонической основой нового Небесного Советского Союза, вырыть новый котлован и положить туда человека, охраняющего новый старый миропорядок.

И да, как ни крути, я не назову этот роман ни просоветским, ни антисоветским. Не так уж много здесь сказано по этой теме, чтобы пытаться натянуть на текст подобные ярлыки. Также и назвать эту прозу нефантастикой язык не поворачивается. Иначе и лукъяненские «Осенние визиты» и успенско-лазаручковскую трилогию о чудовищах, чуме и марше можно выносить в нефантастику.

Итого: Глупо просить от автора того, чтобы он наполнил весь текст образами такой же мистической глубины и такого же ужаса, как этот вывернутый наизнанку дом вечно живых. Но к сожалению, образы лихих 90-х, из которых на 70% и состоит роман, постепенно утомляют и притупляют чувства. Введи Елизаров еще пару-тройку таких же промежуточных переломов, и текст бы заблистал в моих глазах. Сейчас же это гамбургер: кусок шкварчащего мяса между двумя сухими булками. И хлеб в данном случае вкуснее.

http://kobold-wizard.livejournal.com/708984.html

Вновь Чайна Мьевиль создал новый городской мир. На этот раз больше психосоциологический, чем фантастический. Фантастика здесь прочерчена через область веры в допустимость столь жестких ограничений восприятия.

Новый город называется Бещель. Или же он называется Уль-Кома. Или же это два разных города равновероятно размещенных в одной точке пространства. Наиболее точным сравнением является шахматная доска для слонов – как ни крути, но при соблюдении правил слон с черных клеток никогда не попадет на белые и наоборот. Так вот эта книга рассказывает об установлении правил для людей: находясь в одном городе, ты должен не взаимодействовать с другим. Даже если потусторонний лихач несется на тебя на своем автомобиле, ты должен просто отойти в сторону словно бы без видимой причины. Иначе произойдет Брешь, которая тебя поглотит

История начинается с убийства девушки. Никто не может опознать тело, а полиция Бещеля не может понять, как она попала в город. Потом обнаруживается фургон, в котором ее привезли, и эта машина приехала из Уль-Комы. Главный герой вынужден в целях расследования перебраться к соседям, то есть приучиться жить на черных клетках шахматной доски. Помимо этого палки в колеса ставят местные радикалы, иностранные граждане и Брешь – сущность, охраняющая города от слияния. Как говорил Бонд, взболтать, но не смешивать.

На первый взгляд сложно поверить в такую бредовую социальную форму, когда люди могут стоять друг напротив друга и усилием воли заставлять себя не замечать преграды, но книга ненавязчиво намекает на Балканский материал. Взгляните на карты Великой Албании, Великой Болгарии, Великой Сербии и т.п., пропагандируемых соответствующими радикалами, и вы увидите те самые взаимоналожения, взаимопроникновения и размытия. Только в «Городе и городе» нет националистического угара территориальных обид. С другой стороны Мьевиль в своем «Крысином короле» да и Гейман в «Никогде» неплохо показали, как мы можем «не видеть» определенные категории населения: маргиналов, бомжей, цыган и т.д. То есть мы часто их наблюдаем поблизости, но стараемся никак не взаимодействовать с ними. Практически то самое «не-видение» — пройти мимо, поверхностно проведя взглядом по мешанине разноцветного тряпья или отойдя подальше от источника неприятного запаха или шизоидного зацикленного трепа.

Итого: Когда эта книга вышла на русском языке, было много ругани по поводу ужасного перевода, который мешает восприятию. Да, язык местами крайне отвратный. В основном, в самом начале книги. Но в целом это тот самый градопостроитель и миротворец Чайна Мьевиль, который заставляет постоянно мучиться вопросом: сошла ли описываемая реальность с ума или же здесь еще можно поймать рациональное объяснение происходящему.

http://kobold-wizard.livejournal.com/707460.html

Книга Уилки Коллинза о Чарльзе Диккенсе, написанная Дэном Симмонсом. Вот такая непростая схема романа об Эдиповом комплексе. Повествователь выстраивает свой рассказ на постоянной ревности и сравнении себя со своим другом и учителем. Результаты этого душевного смятения приводят к сложному кризису, когда после гибели своего идола человек теряется и не может найти новый жизненный стимул. В финале Коллинз упрекает нас, читателей, в интересе только к Диккенсу и в равнодушии по отношению к его страданиям. Но стоит помнить, что не далее, чем несколько страниц назад, он сам был поглощен своей ревностью. Про Диккенса он говорит гораздо свежее, чем про себя. В седьмой раз читать о его гениальной схеме общения с любовницей уже тошно.

В завязке романа лежит рассказ Чарльза Диккенса о железнодорожной катастрофе, после которой он видел ужасного человека в черном плаще, бродящего между искалеченными телами и трупами. Тайна этого кошмара заставляет писателя сорваться в странное расследование на улицах Ист-Энда и в лондонских катакомбах. Диккенс привлекает своего соратника Коллинза, погружая его в странный гипнотическо-наркотический ужас, в котором правит страшный черный призрак, колдун из египетских трущоб.

Мистическая история при этом занимает только небольшую часть романа. В основном это все же книга об отношениях Коллинза с окружающим миром, его наркозависимости и творческих терзаниях. В этом плане роман очень похож на «Террор»: масштабная история, мощно закрепленная на историческом массиве, присыпана горсткой фантастики. И быть может, я не прав, но в итоге мне показалось, что лучше бы Симмонс написал просто психологический роман без всяких фантастических экивоков.

Итого: Роман получился. Он погружает в правдоподобный сновидческий мир викторианского Лондона. Но уже к серединея устал от того стиля, которым Симмонс ведет свое повествование. То есть ощущения сосуществования рядом с болезным, самовлюбленным и вечно жалующимся человеком получаешь свыше крыши, но не могу признать это ощущение сильно притным.

http://kobold-wizard.livejournal.com/703263.html

Куколка, куколка станет бабочкой,

Девочка, девочка станет женщиной,

Что же ты, что же ты, моя лапочка,

Все будет так, как оно обещано…

Ольга Арефьева и «Ковчег» — Куколка-бабочка

С чтением Дяченко у меня так и не складывается, хотя советовали их часто. В последний раз «Vita Nostra» была припомнена, когда я в который раз сказал, что книга должна переворачивать читателя. И я поверил, что Дяченко могут попробовать это сделать, ведь в прочитанных ранее Ритуале и Шраме он кое-что да показали.

Они попытались. «Vita Nostra» – это легкая, красивая бабочка, порхающая в траве. Она цепляет взор, и ты упиваешься, смотришь на нее и смотришь. Вот только вспомните, как выглядит бабочка с очень близкого расстояния. «Vita Nostra» — это насекомое с его красотой и мерзостью. Вблизи ты перестаешь сопереживать шелесту хитина. И поэтому, поднятый сначала книгой, я так и остался на месте.

Сама история про девочку, которую через постоянный стресс приводят к новой картине мира, местами действительно продирает. Это гораздо сильнее «Шрама», читанного давным-давно. Поскольку текст попал ко мне в формате хорошей аудиокниги, то от погружения в первые две части часто бросало в озноб. Но была третья часть, в которой девочка вышла к переводному экзамену в своем странном ВУЗе, и эта часть позволила встряхнуться и окинуть прочитанное более критичным взором. Перед физиологичными страхами и ненавистью, прорисованными супругами Дяченко, я снимаю шляпу. А вот любовь, дружба, молодость, учеба, такие, какими они описаны авторами, за душу так и не взяли.

С историями про необычные ВУЗы и школы у меня вообще тяжело, потому что я в них не могу поверить. В моем представлении в профессиональном образовании человек постоянно растянут между «я есть» и «я буду». Так вот построение обучения у Дяченок студента лишает и «я есть», то есть человечности, и «я буду» – то есть веры в будущее. По мне, так это не кузница, а приют таксидермиста. К чему рассказывать человеку о его перспективах, если у него, как он есть, в любом случае нет будущего? Тошно.

Итого: Так и вышло, что при всем неприятии сути я порадовался высокому эмоциональному качеству текста. И я бы оценил роман еще выше, если бы не забитый финал. Такое скомканное окончание в моих глазах сможет искупить только сквозная объясняющая линия в остальных двух книгах трилогии. Если же ее там не обнаружится, то «Vita Nostra» так и останется бабочкой. Высохшей на окне в подъезде.

http://kobold-wizard.livejournal.com/700857.html

Сразу хочу сказать: если соберетесь читать этот роман в электронной копии, то пропустите некое вступительное слово издателя/человека, делавшего электронный текст. Оно стало этаким предварительным сбросом давления. При чтении оно накопится вновь, но уровень будет ниже. Не читайте.

Растения пришли в мир, и мир изменился. Зелень распространилась с бешеной скоростью, вытесняя земные виды. Всю планету заполонили зеленые исполины, чьи кроны скрываются в облаках. Водоемы обмелели, а живность потеряла пропитание. За несколько лет города стали непригодны для жизни. Растения уничтожили инфраструктуру, а в сельской местности из-за нехватки влаги погибал урожай. Зеленая масса выдавливала людей. Такова опора этого мира.

Сюжет построен вокруг небольшого протестантского поселения на среднем Западе. Жесткие правила жизни, направленность на физический труд и патриархальная иерархия позволили людям пережить несколько лет, ежедневно вырубая дикую поросль и отбиваясь от банд мародеров. Через некоторое время мародерами стали все пришлые. Лишний рот — лишние проблемы. Конфликт и построен на вхождении нового человека в эту группу. С одной стороны люди сообща борются с общим Врагом, а с другой — ничто не отменяет человеческих обид.

Таков геноцид, показанный Томасом Дишем — уничтожение, которому невозможно найти этического оправдания. С Растениями нельзя договориться, и до определенного момента их даже считают Божьей карой. Так проще, потому что с Бога хотя бы можно спросить в молитве. Когда же проявляется тень садовников, становится понятно, что нет никакой высшей справедливости. Просто люди стали лишними. Смириться нельзя, а потому все острые углы в отношениях ужесточаются. При этом автор не допускает этических оценок, а просто ведет тебя через тьму.

Итого: Для меня эта книга ужасна вовсе не происходящими в ней событиями. Ужас в подаче этих событий. Все приземленно, все грешно. Даже любовь не дает героям отстраниться от происходящего. Нет мифа, нет ничего надчеловеческого, вдохновляющего человека на взгляд в будущее.

Любите мир и друг друга. Надышитесь прекрасным.

http://kobold-wizard.livejournal.com/698623.html

«Элегию 2» мне читать было неинтересно. Я не знаю первоисточника, а в отрыве от него это стихотворение «не играет».

Повесть «Числа» сначала захватила, но постепенно увлечение ей сошло на нет. В ней есть ровно те же грехи и благодать, за которые мне нравится «Поколение П» — хитровывернутая сатира на окружающую действительность с тоскливой бессюжетностью. Но при этом не хватает драйва или хотя бы каких-то эмоций. Отдельным гвоздем в крышку были развесистые гомосексуальные описания, которые с одной стороны логично размещены в сюжете, но проблеваться было охота. В финале текста понимаешь, что вся история — именно переход из ниоткуда в никуда — провисшее безвременье.

«Македонская критика французской мысли» — сюжетное продолжение «Чисел», в котором добавлено топтание на французских классиках с позиции постсоветского интеллигента. У них там вино, а у нас — горловое пение. Для полного понимания нужно-таки не полениться и ознакомиться хоть по верхам с идеями Фуко, Бодрийяра и прочей французской братии.

«Один вог» — просто красивая зарисовка с классическими типажами эпохи поздних 90-х.

«Акико» — самый понравившийся текст сборника, передающий атмосферу старого интернета с его верой в анонимность, кучей платных сервисов и низкими скоростями. При этом поймана завлекательность с сайтов для взрослых — вроде это все лишь понарошку, а в тоже время на мозг влияет.

«Фокус-группа» — весьма обычный фантастический рассказ.

Ну, и два отстоящих рассказа из серии ЖЗЛ.

«Гость на празднике Бон» — заунывно. То ли нужно знать творчество Мисимы, то ли тошнит меня от этой японской философии пелевинского исполнения.

«Запись о поиске ветра» — а этот рассказ показался поэтичным. Финальный выворот философии позволил взглянуть на прошлую напускную красочность умиленно и добродушно.

Итого: Не лучший текст Пелевина. 2 приятных рассказа на всю книгу — маловато.

http://kobold-wizard.livejournal.com/697029.html

Книга попала в мой список к прочтению благодаря зацепившему отзыву на Фантлабе. Без этого я бы, наверно, никогда бы и не узнал про нее, так как очень редко читаю «детскую» литературу и художественную литературу про Великую Отечественную Войну. Первая вообще прошла толком мимо моей жизни. Со второй сложнее: есть слишком много дешевого ширпотреба, и слишком больно бьют по-настоящему сильные вещи. «Облачный полк» показал, почему нужно скорректировать угол зрения.

Окантовка истории – посиделки прадеда с правнуком летом на даче. Ребенок, копаясь на чердаке, нашел старый немецкий фотоаппарат пусть и с засвеченной пленкой и рад до чертиков. А старик, глядя на все это, вновь проваливается в воспоминания о Войне и их партизанском отряде.

Воспринимать эту книгу как сугубо реалистическую у меня не выходит. В ней очень много моментов описанных через ощущения и впечатления ребенка. Место социалистического плакатного пафоса занято пафосом мальчишеским, при котором героизм идет рука об руку с шалостями и рыбалкой на бамбуковую удочку. Сначала, когда ухаешь в водоворот воспоминаний вслед за главгероем, такая атмосфера на той войне кажется фальшивой и неуместной. Только с развитием сюжета и уж тем более в финале понимаешь, что порой человек просто помнит, не напрягаясь насчет требований исторического момента. Точно так же этот самый главгерой поначалу удивляется, что мать его друга не расспрашивает о военных действиях, а потом просто тихо радуется мимолетному глотку «мира». А когда война мясом встает на страницах во всей своей дряни, ты тоже становишься благодарен автору за все предыдущее тепло. Быть может, часть эпизодов — это фантазии контуженного мальчишки, но он видел достаточно, чтобы иметь право на такие иллюзии.

Итого: В финале Веркин дает несколько напоминалок для взрослых. Как раз о той самой правде художественного произведения, о настоящем героизме, о преломлениях первого во втором и т.д. Нет нужды бороться с поколением «пепси», зато есть задача донести до детей чувство сопричастности к родной истории и к родным ценностям. Не побороть, но поглотить чем-то более важным.

http://kobold-wizard.livejournal.com/695831.html

Неверно думать, что из какой-либо ситуации есть только один выход. На самом деле пространство возможностей всегда достаточно широко. Вопрос лишь в тех ограничениях, которыми мы очерчиваем выбор. Неадекватные варианты выхода из ситуации есть всегда. Не говоря о скрытых, для реализации которых нужно сильно извернуться. И «Шум и ярость» — это книга о различных вариантах выхода.

Отправная точка — это грехопадение дочери семейства Компсонов, изменившей своему мужу и забеременевшей от любовника. Этот адюльтер становится последним толчком к разрушению семейства Компсонов, которое день за днем начинает терять себя. В первых трех частях поочередно героями становятся каждый из сыновей Компсонов. Первый из них — Мори, ставший потом Бенджамином — это выход из катастрофы через безумие — яростная попытка чувственно сохранить непоколебимость привычного порядка, при которой нет никакой возможности повлиять на происходящее. Второй — Квентин — жертвенный идеализм Юга, круговорот памяти, постоянно забрасывающий его к самым тягостным моментам жизни — попытка, если не развернуть ситуацию вспять, то хотя бы остановить лавину перемен. И третий — Джейсон Компсон — злое стремление построить свой порядок на пепелище, принять новые правила игры, но оказаться при этом хитрее этих «евреев из Нью-Йорка» — неудачная попытка перерождения в новых условиях.

Четвертая часть романа отстоит от первых трех — крупный план, лишенный субъективной окрашенности и позволяющий взглянуть на деградацию во всей ее печали. Старая служанка пытается спасти то, что можно еще спасти.

Различные точки зрения ведут к различному языку повествования. Если первую часть, рассказанную от лица олигофрена, читать сложно по понятным причинам, то гораздо неожиданнее и сложнее для меня оказалась вторая — тот самый круговорот болезненных воспоминаний. Тяжело себе признаваться, но это действительно очень правдоподобно — круг за кругом дрожать под шелестом травмы. Дальше читать уже проще, даже при всем сумбуре первых частей из них удается склеить общий каркас произошедшего. На этом фоне Джейсон Компсон встает как выживший крысеныш над трупами динозавров — борьба мелочная, жесткая, но борьба, живая в ее злобе. Его племянница, та самая, которая родилась после адюльтера, очень похожа на своего ненавистного дядю. Она — это четвертый выход — отказ от корней и побег в будущее без оглядки. Господь — им судья.

А теперь стоит признать, что с точки зрения воплощения этот роман сейчас мне гораздо интереснее, чем с точки зрения сюжета. Потоки сознания поданы так, что ты вынужден жить рядом с героями, не отдавая предпочтения никому. Открытым текстом говорится далеко не все, и читатель должен крутить намеки, случайные фразы, обрывки бреда. Укатились.

Итого: Фолкнер крут, и тут я ничего не могу с собой поделать. Тот случай, когда чтение — это длинная трудная дорога, не захватывающая, но делающая тебя счастливее и сильнее.

«Тарас Бульба» в этот раз оставил сложное впечатление. Во-первых, постоянными ссылками на «жестокость эпохи»: описать достаточно многие зверства, а потом малодушно закрыть глаза при пытках Остапа. Во-вторых, в тексте почувствовался антипольский привкус. Биографию Гоголя я не знаю, поэтому пришлось посмотреть немного о его отношении к польскому восстанию 1830-31ого гг. Тут же всплыл и другой исторический факт, который неплохо ложится в основу данного текста — русско-турецкая война 1828-1829ого годов. Вот так в голове укладывался образ Тараса Бульбы как текста агитационно-политической направленности. Качественная пропаганда меня радует. В-третьих, в некоторых местах покоробила стилистика исторических описаний — художественный текст разбавляется энциклопедичностью. Автор, конечно, имеет право писать так, как ему захочется, но чтение в таких эпизодах вязнет.

На сегодняшний день действительно выглядит простовато. Возможно, для развития «вампирской» темы этот текст действительно сыграл большую роль, но теперь это просто совокупность длинных пейзажных описаний, наивности главной героини и томно-сексуального поведения заглавного персонажа. В более поздних текстах все это было углубленно настолько, что данная ступенька в эволюции просто теряется из виду.

Читать следует только для более широкого ознакомления с развитием темы.

http://kobold-wizard.livejournal.com/692595.html

Так уж сложилось, что за последнее время я прочитал две книги с антуражем под джунгли. Второй была «Амазония» Роллинса, которая хоть и написана весьма посредственно, но до творчества Вершинина ей далеко. «Сельва не любит чужих» — это неоконченный клееный текст, в котором ритм отсутствует как факт – есть лишь заунывный равномерный гул, выливающийся в ничто.

В основе романа сюжет о космобойце, корабль которого разбивается на далекой планете, и чей экипаж погибает в стычках с аборигенами. ГГ не только крут и красив, но еще и является внуком нынешнего Президента Галактической Федерации. Авария проходит достаточно незаметно, но постепенно с помощью тучи второстепенных персонажей обрастает деталями и сетью интриг. Тут и галактические корпорации, и криминальные круги, и могущественные нейтралы – густое варево из штампов реалий 90х и классической космофантастики. Помимо общей замызганности образов, они еще и склеены невнятно, валом, не создавая при этом ощущения реальности. Сюда добавляются авторские игрища в лексиконы – дутые попытки добавить реалистичности хромому сюжету. Отдельно хочется пнуть за описания половых сношений – их словно бы налепили в текст, просто потому что такова традиция. По сути же 85% данных эпизодов не несут никакой архиважной сюжетной нагрузки, а то и вовсе смотрятся чужеродными. Могу списать на сорванный кран бесцензурщины.

Дабы быть честным, скажу, что положительное в романе есть. Это пара красиво оформленных цитат:

1) религия, основанная на книжках о Незнайке;

2) свинка Гриша, доводящая юриста Криса Руби до нервного срыва вопросами о том знает ли он Винни Пуха;

Итого: Давно я не читал такой плохой книги. Второй том читать не соберусь до тех пор, пока организму не захочется какой-нибудь нудной бестолковой дряни. А аллюзии на политику 90х, уж извините, в силу возраста не увидел.

http://kobold-wizard.livejournal.com/690524.html

На языке оригинала роман называется «The Throwback» – возврат к прошлому – тема обозначена четко и просто. Переводчик решил зайти с другой стороны, и русское название поэтичностью настраивает на определенный лад.

Благодаря Конан-Дойлю мы знаем, что в Англии есть дворянские поместья, в которых веками сохраняются семейные традиции и ритуалы. Время словно не властно над жизнью на этих болотах. Старики-дворяне свысока глядят на соседей и отрицают все новое. Порой кажется, что в нетопленных стенах родовых замков можно встретить призраков прошлого вроде Макбета и Бланко. А теперь представьте, что шекспировские персонажи появятся вдруг среди нас (ну, или хотя бы среди англичан 70-х годов). Готов ли мир вспомнить эти страсти без лоска велеречивых строк, и каким ужасом обернется ожившее прошлое, вышедшее с болот Нортумберленда?

Но начинается все с ублюдка, мать которого умерла, не пожелав рассказать, кто же стал отцом маленького мальчика. Из родных у ребенка остается лишь дед – девяностолетний сумасбродный старик, воспитанный на учении Дарвина и философии фатума. Дед и сам был добрый ходок, а потому попытался спасти ублюдка от грешности окружающего мира: мальчика учили только частные учителя, а книги были выбраны так, чтобы в них не было ни малейшего упоминания о каких-то фривольностях. В результате вырос добрый малый, выбивающий глаз овце с тысячи ярдов, проходящий в день десятки миль по болотам и пугающий окружающих своей отмороженностью. Сумрачная жизнь так и продолжалась бы, да друзья старика и странные изменения в рационе (у соседей начали часто пропадать овцы) убедили его, что нужно что-то менять в жизни. Семья отправляется в круиз на корабле. Там судьба сводит двух дворян с матерью и дочкой Сэндикот. Миссис Сэндикот – честолюбивая вдова домовладельца из Лондона. После смерти мужа и финансовых проблем целью ее жизни стал поиск нового жениха. Желательно богатого. Желательно смертельно больного. Так сошлось два брака между Флоузами и Сэндикот.

Мистер Сэндикот оставил сложное завещание: 12 принадлежавших ему домов были завещаны его дочери и должны были быть переданы ей после свадьбы. Дабы отсрочить эти печальные дни миссис Сэндикот даже попыталась отправить дочку в монастырь. Однако ничего хорошего не вышло – просветленная девочка чуть не переписала все свое имущество Церкви. В следующем монастыре дочка чуть не попала в неприятную историю с сексуально любознательными монашками. Эти события заставили мать отказаться от столь радикальных планов по воспитанию. С другой стороны стремление миссис Сэндикот отсрочить брак дочери привели к тому, что о любовных отношениях та знала лишь из сентиментальных романов.

Книга начинается словами: «Когда Локхарт Флоуз вносил на руках свою невесту Джессику, урожденную Сэндикот, через порог дома номер 12, стоящего на изгибающейся полумесяцем улице Сэндикот-Кресчент в местечке Ист-Пэрсли, графство Сэррей, он, можно сказать, вступал в семейную жизнь таким же неподготовленным к ее радостям и испытаниям, каким вошел в этот мир в тот понедельник, в пять минут восьмого 6 сентября 1956 года, когда в процессе появления на свет лишил тем самым жизни свою мать». В 99,9% случаев молодая семья в подобных условиях трещала бы, но в который раз горячая, почти фанатичная, любовь и жесткие привитые принципы сотворили чудо. Лицемерие и мещанство вдруг столкнулось с охотничьей хитростью и немилосердными принципами нортумберлендских болот. Нужно расселить занятые дома? Пожалуйста: три трупа, несколько сошедших с ума жильцов, пара взрывов и куча разрушенных браков. Страшно. Да только потом понимаешь, что это поведение вполне соответствует поведению шекспировских положительных героев или даже персонажей Ветхого Завета. Это и есть именно тот возврат к прошлому, к дохристианской жестокой морали и Богу Силы.

В то же время развиваются отношения между старшими супругами Флоуз. Запомните, мужик, доживший до 90 лет – это необязательно немощный старик. Вполне возможно, что это было 90 лет накопления сил. Запомните, что дворянство – это не столько права, сколько и обязанности. Запомните, что акула – тоже рыбка, а потому мелкая рыбешка может оказаться лишь наживкой хитрого рыбака. Эти сцены прекрасны, потому что в них борются два по-настоящему хитрых и сильных противника. Поначалу у меня даже возникла мысль о том, что это переродится в прекрасную любовную пару. Что поделать, я тоже сентиментален.

Итого: А теперь самое главное. Несмотря на все ужасы, которые я здесь написал, это очень смешная и умная книга, главная идея которой это верность своей семье. Да, конфликты с родней случаются. Кого-то вы можете даже на дух не переносить, но от крови сбежать очень тяжело. В лучшем случае придется всю жизнь бороться с частью себя. При этом ценности, замешанные в крови, вовсе необязательно милы и добры. Положительные герои тут в принципе имморальны. Общечеловеческие ценности здесь – это любовь, семья и собственное удовлетворение жизнью. Если кто-то против – того ждет сумасшедший бультерьер.

http://kobold-wizard.livejournal.com/688519.html

Аннотация зацепила, потому что представилось, что наконец-то удастся почитать серьезную фантастику про Революцию и Гражданскую войну и искупить грехи Ока Силы. Серьезную книгу я получил, но она настолько далека от валентиновской манеры, что ни о каких параллелях при чтении я не задумывался.

«Обратная перспектива» — это нечто среднее между сборником историософских эссе и конспирологическим рассказом. Об уровне Столярова как конструктора текстов мне судить нельзя, но зыбкость подобной формы он осознает и пишет о ней в предисловии. Я склонен думать, что ничего спонтанного в этой книге нет, и в данном случае форма как нельзя лучше подходит для содержания.

Борис Пастернак когда-то назвал Сталина гигантом дохристианской эпохи. Определение звонкое и для данной книги весьма уместное. При определенном искривленном ракурсе костный треск Сталинского режима можно воспринимать, как обуздание хтонической революционной мощи, рассказы о которой встречаются то тут, то там в дохристианских религиях. В этой борьбе не только погибали люди, но и, что немаловажно, затиралась и переписывалась история. Именно так затерялось в документах упоминание о том факте, что в июле 1918 году, в самый разгар Гражданской войны, в городок Осовец Тверской губернии приезжает легендарный поезд товарища Троцкого. На следующий день Лев Революции отбывает. Что произошло в тот день неизвестно, и об этом приказано забыть.

Данный факт однажды попался на глаза молодому студенту петербургского ист.фака, но в советские времена нечего было думать о разгребании эпизодов, связанных со свергнутым вождем. Вернуться к этой истории ГГ удалось лишь спустя десятилетия, когда на дворе уже стояли серые будни независимой России, и некий международный фонд предложил ему грант на проведение исследований. Вся соль предложения была в том, что на выбор темы был дан карт-бланш. Такое стечение обстоятельств и позволило ему приступить к архивным раскопкам, но чем ближе он подбирался к сути, тем меньше верил в случайные совпадения. Осовецкая история постепенно перетекла в метафизическое русло, а затем позволила увидеть взаимосвязи с нынешними событиями. Такова конспирологическая составляющая.

Большую же часть книги представляют те самые «эссе»: размышления о Троцком, Сталине, еврейском вопросе в России и их участии в Революции. По сути это материалы, которые попадали к ГГ во время расследования: электронные письма от коллег, архивные документы, дневники и просто сделанные им рассуждения. С определенной степенью доверия это позволяет воспринимать книгу как ликбез по подобным вопросам от питерца. Последнее связано с некоторым комплексом принятых автором оценок. В основном я говорю о сталинских частях, которые написаны весьма уничижительно с обвинением в куче различных грехов. Конечно, я не собираюсь стучать кулаком по столу и обвинять Столярова в ереси и поклепе на Отца Народов. Просто, после 250 страниц с достаточно уважительными и аргументированными рассуждениями о личности Троцкого, 40-50 страниц рассуждений коварстве, мелочности и злобливости его противника смотрелись нехорошо.

Основным недостатком этого текста была его монотонность. Если некоторую хронологическую путаницу в первых нескольких частях позитивно прикрывает основной массив текста в виде рассуждений, то на всей протяженности романа он уже душит темп. На восьмой или девятой части у меня возникло ощущение выскобленности или выглаженности – текст как медведка скреб по гладкой полости, но уже затрагивал ни душу, ни мозг. На том этапе финал уже абсолютно очевиден, но автор решил набросить еще несколько десятков страниц. И рассуждения эти неплохи, да только уже много их было.

Итого: На самом деле книга хороша в познавательном плане: много фактов и ссылок на литературу по затрагиваемым вопросам. Работа историка изображена без излишнего пафоса и индианаджонсовщины, но при этом читать о ней интересно, чувствуешь доверие и к мозговой работе, и к командировкам, и к пустопорожним конференциям, выполняемым по разнарядке правительства. Одно время тянуло назвать Столярова питерско-интеллигентным аналогом Пелевина, но аналогии грешны. Здесь скорее общие корни из группы «турбореалистов» еще дают о себе знать. Космогония + политика + грубость реальной жизни = …

Электронную копию покупал на буксмаркете.

http://kobold-wizard.livejournal.com/674142.html

Первая книга Дивова, прочитанная после длительного перерыва, оставила двойственные чувства. С одной стороны, получилась неплохая картина мира и более-менее правдоподобный сюжет, с другой – мне не хватило эмоционального подкрепления, которое я ранее получал от дивовских текстов.

Книга построена как смесь «дамского» романа с детективом. Дамский он, потому что весомую часть романа составляет любовный треугольник между главной героиней, ее бывшим мужем и работой, которая во многом состоит из начальника, человека с прекрасными способностями, но своеобразным характером. Бывший же муж раз за разом оказывается в постели с главной героиней и вообще считает их развод чушью, и что это за работа тут выискалась да еще с этим выскочкой.

Дамская ипостась романа и дает большую часть картины мира. Именно благодаря эпизодам, связанным с браком, бывшими родственниками и родней начальника, узнаешь многие светские, экономические и государственные особенности этого будущего. Детективная же ипостась дает больше информации о внутреннем мире героини. К сожалению, Дивов на сегодняшний один из немногих авторов, который не просто называет своих персонажей профессионалами, но и пытается порой заставить их ими быть. Расследование как комплекс действий представляет собой достаточно рутинное занятие пусть и с весьма серьезным подтекстом.

Если же говорить об исполнении, то тут дело, по-моему, обстоит хуже. Как ни крути, но сравнивая этот роман с «Лучшим экипажем Солнечной» или «Саботажником», я ощущаю, что в нем не достает ни комфорта, ни дискомфорта. Книга может быть уютной, а может быть грызущей тебя эмоционально или интеллектуально. В «Леди не движется» было всего лишь парочка эпизодов, разбавляющих размеренное течение сюжета: концепция деградации человечества благодаря цивилизации в исполнении бабы Лизы и, конечно, Нина Осси как профессионал, вынужденный сгорать на ширпотребе. Мудрые слова часто банальны, и все зависит от контекста произнесения. В этих эпизодах ощущаешь покалывание на нервах, но этого все же мало на двухтомник. Остальное пространство романа занимает ровный, медленный сюжет со спиралью воспоминаний, на каждом витке которых добавляются новые детали.

Проскочила, правда, дурная мысль, что большинство персонажей по сюжету либо не пьют, либо слишком умеют пить. Осси же после концерта и дозы шампанского выворачивает душу наизнанку. Больше таких персонажей нет. Есть печальные, но смиренные людские судьбы, есть рутинная, но виртуозная работа, и нет вот такого вопля, высвобождающего всех скелетов из шкафов. Быть может, затем так и написано, чтобы ощутить один вздох на сотню шагов к цели.

Итого: Этот роман можно считать провокацией. Когда еще сурьезные фанаты Олега Дивова возьмут в руки «дамский детектив» и прочитают? И некоторые даже будут хлопать в ладоши, хотя и сочтут книгу слабее предыдущих.

С другой стороны, цикл про профессию инквизитора пишется достаточно быстро, а потому смею надеяться, что у Дивова есть некая глобальная идея, которая требует именно такого заградвступления, способного отпугнуть некоторых читателей. Надеюсь, конечно, что эта идея способна меня впечатлить.

http://kobold-wizard.livejournal.com/673303.html

Нуар — это история Ричарда Грая, бывшего штабс-капитана Белой армии, ушедшего после войны в бега и осевшего в марокканском городке Эль-Джадира, расположенном к югу от Касабланки. Здесь, на краю европейской цивилизации, он встречает Вторую Мировую войну, с мрачным безразличием относясь и к фюреру, и к Отцу народов. Пусть в Европе сталкиваются гигантские армии, а у него есть свой маленький фармацевтический бизнес и другой бизнес, скрытый от посторонних глаз.

Есть и другая история. На Украине продолжается небольшое исследование ноосферного пространства. Главный герой погружается в псевдореальности, очень похожие на наше прошлое, и пытается оценить влияние действий, совершенных там, на нашу реальность. Кто знает, быть может, есть еще возможность исправить этот мелкий и непутевый мир?

Постепенно становится понятно, что эти две истории суть одна. Ричард Грай — инструмент в маленьком эксперименте. 27 лет в «прошлом» — это минуты в реальности экспериментатора. В какой-то момент можно будет снять шлем и написать еще один отчет для коллег. Вот только куда спрятать эмоции и чувства, возникшие, как ни крути, в странной псевдожизни?

Роман также можно разделить иначе — на три части. Первая — собственно история про Ричарда Грая, умирающего и воскресающего в сером мире Нуара — поклон кинематографу 40х, спасительному в своем романтическом цинизме. Вторая — ниточки к другим ноосферным романам Валентинова — часть, понятая мной очень поверхностно, потому что я читал лишь «Омегу». Здесь сталкиваются несколько эскапических концептов, но для оценки этих эпизодов требуется знать сущность концептов чуть глубже того, что дано в сносках. И, наконец, третья часть — анекдот с образом Лео Гершинина, в котором сразу проглядывается испанский писатель и политолог Лев Вершинин — демарш как в сторону политических систем прошлого, так и в сторону последних событий. Есть за Валентиновым такой грешок — многие его книги говорят об одном и том же, о столкновении героя с некой подлой, но мощной государственной структурой. Отличие «Нуара» от «Дезертира», «Олы» или «Ока силы: 1937-1938» в общем-то лишь в том, что садистская структура, мочалящая людей, здесь представлена французской полицией, и, как все французское в романе, несет оттенок непутевости и тупости. По структуре и жертва в виде вечно голодного моржа Гершинина. А где-то вдалеке, конечно, маячат вершины Рейха и сталинского СССР.

Есть в этом тексте и еще один печальный «валентиновский» эффект — хорошая задумка проигрывает исполнению. Еще в самом начале романа главный герой критикует сюжеты нуарных фильмов, а потом выстраивает свою «более реальную» черную историю. Все бы хорошо, но в результате в текст вываливаются десятки страниц рефлексивных размышлений, разбивающие саму атмосферу нуара. Сюда же отнесу попытки выстроить текст как сценарий неснятого фильма. Игра в ближние и дальние планы, по-моему, получилась неинтересной. При этом, на мой вкус, хорошо вышел флагеллянтский режиссерский финал, который подводит черту и под политическим демаршем, и под вопросом о чувствах, рожденных псевдожизнью.

Итого: Это Валентинов с привычными достоинствами в проработке контекста и недостатками в остальном. Читать как нуарный детектив/боевик не советую, потому что будет скучновато. Как политическое высказывание читать вполне неплохо — оно озвучено без истерики и паники.

http://kobold-wizard.livejournal.com/671378.html

Хоррор начала ХХ века порой смотрится лучше, чем современный. Наверно, это вызвано тем, что страх у персонажей и читателей вызывается чем-то потенциально необъяснимым. У страха есть фактическая, но туманная причина, а попытка объяснения возможна лишь через какой-нибудь путанный и страшный гримуар. Разница между Мейченом и его последователем Г.Ф. Лавкрафтом при этом лежит в территории. Лавкрафту досталась Новая Англия с ее потомственными греховниками, прячущимися в доме на холме. Мейчен помещает свой ужас в самую гущу города в Старом Свете, а трансляторами тайного знания становятся члены тайных джентльменских клубов и библиотечные мистики. И хотя «Бэйсуортский отшельник» вполне укладывается в эту понятную схему в нем есть два прекрасных момента. Первый — атмосфера гнетущего страха, когда обнаружившаяся ошибка привела к непонятным и неявным последствиям. Второй — возвращение к искаженной реальности на последних страницах. И здесь лежит коренное отличие от Лавкрафта: героиню преследуют в итоге преследует не только страх от пережитого столкновения, но и вполне адекватные судебные проблемы. Никакого спасительного безумия.

Кстати, интересно, В. Пелевин, указанный как переводчик, это тот самый Пелевин или нет?

http://kobold-wizard.livejournal.com/670990.html

В католической миссии, расположенной среди амазонских джунглей, появляется умирающий человек. Американское командование по найденному жетону опознает разведчика, пропавшего четыре года назад вместе с этнографической экспедицией. Совпали снимки зубов и отпечатки пальцев, но есть одна нестыковка: разведчик был инвалидом с ампутированной рукой, а у погибшего обе руки в наличии. В результате ЦРУ очень хочет узнать, что за чертовщина здесь творится. Решить эту загадку и попытаются две противоборствующие группировки.

По тексту в наличии фармкорпорации, индейские табу, амазонский букет из флоры и фауны, миф о древе жизни, охотники за головами, прионы, стволовые клетки, мутанты, галлюциногены, любовная линия с аборигенкой и прочий винегрет. То есть по сути Роллинс просто взял все теги о современных на тот момент биологических исследованиях и Амазонии и наложил их на относительно стандартную приключенческую историю. Опасности джунглей по одному забирают членов «хорошей» команды, благо среди них есть десяток относительно безликих рейнджеров. Плохая же команда просто движется следом, при этом постоянно «символизируя» на темы зла в колониальных землях: сжечь индейскую деревню, торговать наркотиками, попытать пленных и т.д. Все бесхитростно и предсказуемо.

Для большего удовольствия книгу нужно читать как развлекательный боевик со спецэффектами. Иначе слишком яркие штрихи бьют по глазам. В «Амазонии» самое простое и великолепное — это, конечно, пуленепробиваемые сорокаметровые кайманы. Цифры и соотношения не раз разрушают атмосферу, и даже фантдопущения не выправляют все в правдоподобное русло. Из более сложных натяжек назову, необъяснимую для меня, успешность героев во время поисков по джунглям, начиная с поиска отметок, оставленных погибшим, и заканчивая тем, что герои уверены, что в месте, откуда он пришел, сразу же обнаружится лекарство в виде одной из произрастающих там трав.

Итого: Неплохая книжка в дорогу. Подача информации в чем-то напоминает типовую советскую литературу для молодежи: то один, то другой персонаж устраивает ликбез по различным явлениям, встречающимся на описываемой территории. Единственное замечание – каждый заинтересовавший факт стоит все-таки проверить по более серьезному источнику прежде, чем встраивать в картину мира – Роллинс порой перегибает в описаниях.

http://kobold-wizard.livejournal.com/668955.html

Этот текст написан в начале 90-х. Поэтому здесь вместо исторического конструкта (такого, как в опубликованных в 2003ем Хрониках Чёрной Земли) описываются практически современные писателю реалии: забастовки, раскачивающаяся страна, последние рывки старых структур в попытке доказать свое право на жизнь.

За десять лет разделяющие «Черную охоту» и «Хроники...» уровень Щепетнева, конечно, возрос, но и старые, рассказы написаны вполне неплохо. По сути каждый из них играет на двух ощущениях: страхе перед сверхъестественном и неком советском или даже черноземном уюте, который сквозит в бытовых зарисовках. Смесь получается странной: герои, даже столкнувшись с страшными явлениями вроде трупа с оторванной головой, сохраняют какое-то гражданское смирение. В данном случае после нескольких смертей среди участников краеведческой группы местные жители и отдыхающие с турбазы сперва отправляют женщин и детей в город, а сами ждут следующего транспорта, чтобы тоже уехать подальше. Пусть милиция разбирается. Никакой паранойи и истерики. Возможно, сейчас в это тяжело поверить, но ведь сознание героев в 1991ом году еще не успели деформировать ни канал НТВ, ни голливудские ужастики, даже до Ичкерии было еще далеко.

Итого: Просто приятный ужастик, в котором я опять больше гляжу на быт, чем на смертоубийства.

http://kobold-wizard.livejournal.com/668635.html

Сюжет книги построен на событиях происходящих вокруг заглавного семейства Баллантайн, волей-неволей разрушающих родной город Нью-Кройден с помощью своих увлечений. Первые две части текста («Игрушки дома Баллантайн»+«Господин Крысобой») рассказывают собственно об «воскрешенных людях» – тех самых игрушках, получившихся в результате соединения магии и местной техники. Баллантайны возвращают родственникам погибших родных, дают заводам производительных и неприхотливых работников, а государству – безропотных и выносливых солдат. Красивая капиталистическая сказка заканчивается на третьем описанном поколении, когда Байрон Баллантайн использует игрушки против своего города.

Третья часть («Из глубин») описывает события, происходящие по прошествии двадцати с лишним лет уже с пятым поколением семейства. Магия, используемая ранее для воскрешения мертвых, теперь находит выход в новом увлечении: играх со стихиями и, в целом, играх с реальностью. В результате происходит та самая вторая Судная ночь, о которой предостерегали во второй части книги. «Ты плачешь по своей семье, но ни слезинки не уронишь по тысячам людей, оставшихся без дома, без родных».

Через всю историю проходит Брэндон Фланнаган – первый воскрешенный, которого создает влюбленная в него девушка. Из поколения в поколение семейства он становится секс-фетишом, компаньоном, рабом, мужем и, в конце концов, отцом того самого пятого поколения. Через этот путь соответственно показаны трагедии возвращенных, причем основная беда, которую я тут увидел – жизни в воскрешенных мало. По сути с главным героем происходит по тексту две перемены: первый сдвиг дают переделки переделки механизма при втором поколении (тоскливый зомби наконец начинает спорить с Баллантайном и проявляет собственные интересы) и второй – те самые двадцать лет между второй и третьей частью, когда из двадцатилетнего парня появляется сорокалетний отец семейства. Несмотря на все слова о необходимости смысла жизни для внутреннего развития, я не могу поверить в то, что раб за предыдущие восемьдесят лет жизни рядом с не самыми благородными людьми сохранил звонкость и порывы двадцатилетнего. Если, конечно, он действительно не мертв… Остальные воскрешенные, кроме разве что тонкой девочки Долорес Раттлер, страдают той же статичностью.

Книга написана под влиянием мюзикла «The dolls of New Albion», и, возможно, именно из этого растут те проблемы, которые я в ней вижу. Персонажи первых двух частей слишком статичны в своих чувствах и поступках. Особенно это заметно на основных отрицательных персонажах и на власть имущих. В мюзикле, увлекаясь музыкой и вокалом, или в фильме на маски не обращаешь внимания, но в прозе они мозолили глаз. В этом плане третья часть с ее семейными перипетиями, на мой взгляд, смотрится гораздо интереснее – героев гнетут страхи, они ошибаются, они попадают в ситуации недвойственного выбора. Жаль, что потом приходит Его Высочество Боевик.

Итого: Вот честно, без стилизаторской игры и спотыкающегося slow-motion боевика, книга бы мне, наверно, понравилась. Сейчас для подобного эффекта лучше прочитать только часть «Из глубин», забив на ниточки к прошлому. Тогда эта история будет нормальным развлекательным чтением, зато с живыми персонажами, а не с «неумершими».

http://kobold-wizard.livejournal.com/666340.html

Группу заключенных приговаривают к изгнанию, которое гораздо гуманнее смертной казни. Беда в том, что изгоняют их на планету с характерным названием Хлябь. В помощь им выдано только самое необходимое: ножи, веревка, сухпайки и т.д. Спасение возможно лишь на Счастливых островах, от которых приговоренных отделяет болото с неприятными животными и растениями. А над всем этим реет внутригрупповой конфликт, где смешиваются ум, сила, удачливость и хитрость.

В целом, повесть получилась достаточно стандартным текстом с постепенной гибелью всех персонажей по мере продвижения к цели. В разной мере с ним рука об руку идут и «Террор» Симмонса, и «Десять негритят» Кристи, и «Аномальные каникулы» Гравицкого с Палием. На самом деле именно привкус S.T.A.L.K.E.R.'a в многом портил впечатление от повести. Конечно, здесь нет ни хабара, ни условно добровольного похода в эту нестабильную Зону, но мотив путешествия с постепенной гибелью героев от различных проявлений человечности или явлений природы — такое уже не впечатляет.

Фишкой текста, конечно, является главный герой — вычислитель, бывший советник у свергнутого президента Хляби. Из многих фраз следует, что главгер просчитал практически все вероятности и выбрал те шаги, которые должны были привести его к спасению. Финальный поток сознания уже попахивает безумием, где сначала цинично, а потом все тоскливее расписываются принятые решения. Правда ли герой столь гениален, как рассказывает — для меня открытый. Бык из группы изгнанников тоже бравировал якобы прошлым. Ум там есть и знания людской психологии, но вот расчеты поданы достаточно зыбко. Не поверил ли сам герой в то, что рассказывал остальным?

Итого: Финал получился ожидаемый, но по накалу проигрывающий тем же «Каникулам». Беда в том, что в результате не сопереживаешь никому из тех, кто участвовал в этом мокром походе. Просто вычислитель досчитал задачу, а новой не предвидится. Потому в финале отчаяние от скуки. И дело вовсе не в одиночестве.

http://kobold-wizard.livejournal.com/583295.html

Порою с войны возвращаются, и приносят с собой странное мироощущение, которое не растворяется в алкоголе и не стирается под новыми впечатлениями. Люди ходят по улицам родного города, временами проваливаясь в воспоминания. От прошлого нельзя убежать, оно всегда остается с нами. Особенно в городе на Юге США. Здесь еще живы ветераны той, главной Войны, в которой Юг проиграл. На парней, вернувшихся с полей Первой Мировой, старики смотрят свысока: в этой войне нет лоска; мелкие игры, на которых ребятишки летают на своих еропланах.

Молодой Баярд Сарторис возвращается домой, где остался лишь его дед, старый Баярд Сарторис и прабабка Вирджиния Дю Пре(мисс Дженни). Война унесла его брата Джона. Во время войны умерли его жена и ребенок. Все это время он был в Европе. Теперь ему остались лишь воспоминания и ночные кошмары. Что бы он не делал, он остается где-то там. Даже о жене он не вспоминает. Он — Сарторис, а Сарторисы должны гибнуть на войне. Такова судьба его рода, а потому оба Баярда смотрятся ошибками: один не успел на главную войну, а другой не умер, хотя должен был.

«Каждый должен хоть раз вступить в брак и каждый должен побывать хоть на одной войне». Сейчас это явление называют афганским, чеченским и прочими синдромами. Война изменяет каждого: кого-то перемалывает, кого-то лишь обжигает. В то же время в город возвращается Хорес Бенбоу, утонченный поэт, вдохновленный Францией и не растерявший тяги к жизни. Он с радостью врывается в стабильный мир, пусть даже и не идеальный. Воспоминания порой находят на него, но они лишь оттеняют спокойствие мира, звонкое как стекло.

Финал Гражданской войны принес свободу рабам-неграм. Но аристократов переменить достаточно сложно. Герои продолжают смотреть на черных, как на нечто, само собой разумеющееся, но теперь еще и сделавшееся обузой. Некоторые бывшие рабы тоже были на фронте. Это окончательно ломает старые нормы. Южане до сих пор считают армию США армией противника, а потому само участие младших Сарторисов в войне с немцами принимается старым Баярдом как предательство.

«Каждый должен хоть раз вступить в брак...» Отношения с женщинами у героев романа описаны болезненно. Здесь нет идиллии и патриархальных систем. Молодой Сарторис женится на «крайне сдержанной» Нарциссе Бенбоу, которая пытается охладить его горячий нрав, а Хорес Бенбоу вступает в сложные отношения с дамой-интриганкой старше него. Женщины страдают от мужских тараканов, и выводят трагичные формулы Юга.

Итого: Молодой Сарторис был воспитан в рассказах о героическом военном прошлом. Он рвался быть похожим на своего прадеда. Только безрассудность назовут смелостью лишь по прошествии времени.

Не скажу, что это абсолютно моя книга. К сожалению, эмоционального созвучия я в ней не нашел. Но задуматься заставил. Мы все живем в мифах своего воспитания. Мы можем свергать их или принимать, но отбросить не получается. Потому что это базис мировоззрения.

Петрушевская явно любит Пушкина, но любит какой-то советско-диссидентской любовью. В результате гений у нее словно бы живет в череде сутолочных анекдотов об охранке, обоих императорах, кои его гнобили, маститой публике, которая его не любила, и зайце, который спас его от участи друзей-декабристов. И дело ведь вовсе не в том, что все это ложь. Я в принципе даже в адюльтер Николая Павловича с Пушкиной-Ланской готов поверить: всякое случается. Да вот только, коли необходимо рассказать о жизни поэта, то не нужно делать пропасть между толпой и его пьедесталом больше, чем она была на самом деле. Гений на фоне анекдота теряет лоск и сам становится анекдотичен.

http://kobold-wizard.livejournal.com/660256.html

Тирания Снежной Королевы закончилась войной с пришельцами из другого мира. Городом после нее стали править три уже давно знакомых господина, а читай три толстяка: Глад, Чума и Война. И местный наследник Тутти тоже есть, только он сросся с Каем-Кеем и вполне себе стоит регентов-капиталистов. Герда искала его слишком долго, а найти уже не сможет. Зато она нашла Город, в котором гордость становится гордыней, храбрость – безрассудством, Война охраняет порядок, Мор лечит людей, а Глад заведует продовольствием. Но Королева-Вечность уже не у дел, а потому в Городе что-то готовится, что-то бурлит, и это не просто толпы бунтовщиков из Сопротивления. Кто-то древний скрывается в подземных тоннелях и с омерзением смотрит на происходящее.

Цитат в этом романе много: и сюжетообразующих (уже упомянутые книги Андерсена, Олеши и Иоанна-Богослова), и эпизодических вроде цветов-убийц из книги Волкова или гофманского крысиного короля. Что-то я, конечно, не узнал. В чем-то книга напомнила Вархаммер — цитаты в основе, вывернутые пороки как опора и авантюрный сюжет на фоне всего этого мракобесия. Да и Господа в целом напоминают то ли индийских аватар, то ли чемпионов Хаоса...

Еще долгое время любой роман, в котором синтетический город становится полноправным героем, будет напоминать про Чайну Мьевиля. Хотя, конечно, здесь гораздо больше от классических текстов конца XIX века. Город циничных пацанов-воришек, рыночной грязи и коптящих фабрик. А над всем этим прожженная элита, позволяющая себе все. В целом, не хватает только лицемерного пуританства.

Город расположен на третьем Круге, что сначала вызывает ассоциации с кругами Ада по Данте. Но в скором времени отличия от христианской традиции становятся видны невооруженным глазом. Уж если в других кругах правит Ариман, да и о душах никто не печется.

Отдельной линией проходит «буквенный код» этого мира. Владыка Круга имеет имя, состоящее нескольких букв, а каждый господин имеет однобуквенное имя: W(ar), P(lague), F(amine) и т.д. Каждая буква дает конкретную силу и изменяет носителя, делая его воплощением этой силы. В этом и заключается один из опорных вопросов сюжета: как не заиграться и не перестать быть собой?

Разбирать недостатки — в данном случае дело трудное. Потому что здесь все дело не в том, что что-то сделано плохо. Просто не дотянуто в финале, и развернутая панорама тривиально схлопывается. Мне не хватило эмоционального удара.

Итого: Интересная работа на фоне многого прочитанного ранее. Это позволяет надеяться на будущие работы авторов.

http://kobold-wizard.livejournal.com/645378.html

Бывает так, что в книге находишь то, чего совсем не ожидал. В случае «Аббатства кошмаров» текст оказался просто лучше, чем я предполагал. В первую очередь, наверно, потому что, несмотря на 1818 год написания, актуальность на лицо. Другим позитивным моментом является то, что автор — товарищ Джорджа Байрона, Перси Шелли и Мери Уоллстонкрафт, а потому в романе нет желчного издевательства, а есть только дружеская ироничная критика. Для того, чтобы написать так, необходимо прекрасно понимать эстетику и философию готического романа и принять их для себя.

Кошмарское аббатство — это вотчина эсквайра Кристофера Сплина и его сына Скютропа. В обветшалом замке периодически появляется их родня и друзья: мистер Траур, мистер Гибель, мистер Флоски и семейство Пикник. В этой дружеской группе старшее поколение пытается помочь Скютропу с личной жизнью. Дело в том, что его возлюбленная Марионетта — девушка со сложным характером, которая постоянно пытается подшутить над его образом жизни — образом печального мыслителя-мистика. Тонкая душа не способен понять этого и разрывается между книгами и любовью. Все меняется однажды, когда в его кабинете появляется таинственная Селинда. «Если одна молодая девушка непременно должна была испугаться, увидя другую под деревом в полночь, то еще больше должен был испугаться молодой человек, увидя в такой час девушку у себя в кабинете». Так ненароком и складывается любовный треугольник.

Хороший юмористический текст просто обязан быть книгой о жизни. Шутки в нем всегда только оттеняют происходящее. В «Аббатстве кошмаров» я с удовольствием разглядывал глуповатое интеллектуальное бунтарство Скютропа и житейскую мудрость мистера Пикника.

Итого:

«Мистер Гибель:

- «Честные люди добрые» — было столь же принятое выражение, как καλὸς κἀγαθός {добрый и хороший (греч.).} у афинян. Но давным-давно уже и людей таких не видно, да и выражения не слышно.

Мистер Траур:

- Красота и достоинство — лишь плод воображения. Любовь сеет ветер и бурю жнет. Отчаянно обречен тот, кто хоть на мгновенье доверится самой зыбкой тростинке — любви человеческой. Удел общества нашего — мучить и терпеть.

Мистер Пикник:

- Скорее сносить и снисходить, мистер Траур, какой бы презренной ни показалась вам эта формула. Идеальная красота не есть плод нашего воображенья, это подлинная красота, переработанная воображеньем, очищенная им от примесей, какими наделяет ее всегда наше несовершенное естество. Но драгоценное всегда было драгоценно; тот, кто ждет и требует слишком многого, сам виноват и напрасно винит природу человеческую. И во имя всего человечества я протестую против этих вздорных и злых бредней. Ополчаться против человечества за то, что оно не являет отвлеченного идеала, а против любви за то, что в ней не воплощены все высокие грезы рыцарской поэзии, все равно что ругать лето за то, что выпадают дождливые дни, или розу за то, что она цветет не вечно».

На этот раз главгероем стал командированный врач, который должен проводить медицинский контроль и своевременные процедуры в зоне радиоактивного заражения. Часть народа свалила из села, а старики остались, ибо податься некуда. И вот врач обживается, шарахается по округе и общается с местными. Это Щепетневу получается лучше всего: простое бытовое движение в условленных декорациях. За это прощается даже немного скомканная развязка.

Вообще цикл про Черноземье интересен еще и тем, что это интересная проработка узловых точек для русского хоррора. 20-30-е были временем становления нового государства, когда оно постоянно сталкивалось со старой Россией. В 10-е было еще не до того, чтобы размышлять о мистической круговерти, а в 40-е уже не до того. «Ночная стража» — это уже следующий виток. Где и когда искать точку карте, где во-первых, остались пузырьки старой культуры, во-вторых, ее носители не спились, а в третьих, куда может попасть на долгое время подневольный человек, чуждый этой культуре? Постчернобыльский вариант рызгран очень хорошо. Поглядим, что будет дальше.

Итого: При некоторой «дачной» бессюжетности происходящего читалось очень хорошо. Возможно, мне просто близок главгерой, а может на зараженной земле вышло по-удивительному уютно.

http://kobold-wizard.livejournal.com/644107.html

http://kobold-wizard.livejournal.com/643874.html

Рассказ 1892 года. В нем есть много схожего с Лавкрафтом и с мьевилевскими «Деталями». То же чувство опутывающей и страшной тайны, от которой нельзя никуда скрыться. А когда истина открывается главной героине, уже нельзя ничего изменить. Просто комната уничтожает человека.

На самом деле психология показана очень хорошо. Видимо, не последнюю роль сыграла автобиографичность текста. Нарастающее безумие дано даже острее, чем у Лавкрафта — нет сухих подозрений интроверта-мистика.

По рассказу снят фильм в 2012 году. Правда, рейтинг на КиноПоиске 3,833... Впрочем, кому не хочется читать, есть фильм «Газовый свет» 1940-ого года. Исход у историй разный, но пока читал «Желтые обои», я много раз подумывал, а сколько перетянул Хэмилтон (автор пьесы, по которой снят «Газовый свет») из текста Шарлотты Перкинс Гилман.

Не понравилось.

Во-первых, сюжет достаточно примитивен.

Во-вторых, неприятно читать в таком ключе про врагов своей страны. При том, что видение Гранта, насколько я понимаю, оторвано от исторической ситуации.

В-третьих и, как мне кажется, в главных, главный герой жертвует собой для своей страны, но в то же время обрекает на смерть многих в общем-то неповинных ни в чем людей. И я задумался, что основной укор в данном случае должен быть к контрразведке, что они не смогли сломить волю шпиона и были слишком предвзяты. Да и по последующим событиям можно заключить, что все жертвы были кровавы и бессмысленны, потому что параноики не развязали войны, а потому снижение военного потенциала ничего не решило.

Вот так.

http://kobold-wizard.livejournal.com/638163.html

Макбет — первая моя попытка познакомиться с Шекспиром после школьного изучения «Ромео и Джульетты» и школьной же попытки прочитать «Гамлета». К сожалению, первый блин вышел комом. Наверно, сыграло свою роль и то, что основные мотивы пьесы растащены по углам и Пратчеттом, и другими авторами. Поэтому я ожидал нечто захватывающее. И не получил. На первой трети (Макбет приговаривает Банко к смерти) уже сложилось четкое ощущение рыночного балагана с перчаточными куколками. Вместо полноты чувств в репликах героев сквозят заунывная высокопарность и бессмысленное многословие. Возможно, в театре это все скрывается мастерством актеров, но при чтении текста перед глазами вставали крикливые Петрушки и Мальвины.

В защиту текста можно вспомнить, что во времена Шекспира эта пьеса могла восприниматься иначе: с конъюнктурными отсылками к падению цен на зерно, осуждению иезуита Гарнета и, конечно, реверансами в сторону короля Якова I Стюарта (предреченного потомка рода Банко). К тому же театр «Глобус» все-таки был в XVII веке, и спектакли в нем могли на сегодняшний взгляд не сильно отличаться от представлений на площадях (романтизм, реализм и та же система Станиславского появились гораздо позже). Но доводы в защиту не отменяют то, что беспутный поток ключевых событий вместе с монологами, переполненными метафорами, делают чтение похожим рыхлую снежную кашу с песком вместо тротуара — дорога есть, да прогулка не в радость.

Итого: Да, в тексте есть Преступление и Наказание, но язык, коим можно было бы восхититься в сонете, не передал мне чувства отчаяния. Разбор образных комплексов и художественного своеобразия оставлю тем, кому это интересно, и кто готов за них простить пострадавшее содержание.

http://kobold-wizard.livejournal.com/636804.html

В нашем обществе до сих пор есть травма от развала Советского Союза. Она так или иначе ощущается в литературе, кино и даже в банальной рекламе, а точнее в экономии на ней и как следствие в съемке ремейков и повторной экранизации текстов. Новое общество пытается притереться с прошлым, из которого его вырвали практически насильно. Так это я к чему? К тому, что у американцев тоже было такое время, время после Гражданской войны, только тогда еще не было такого количества литераторов и прочих создателей контента, как сейчас. Нужно было пережить отмену рабства и то, что вчерашние «ниггеры» теперь типа как полноценные члены общества. Причем это касалось не только жестоких плантаторов в белоснежных рубахах, но и обычных сельских жителей, которые по сути жили немногим богаче этих черных рабов. Так, как сейчас вытравливают из людей «совок», американцы вытравливали из себя Юг. Судя по некоторым сообщениям в наших СМИ, эта рана у них еще до сих пор не зарубцевалась. Так что физкульт-привет нашим десталинизаторам...

Ландсдэйл обрисовал Техас 30х годов от лица ребенка, который сталкивается со злом. Причем со злом мифическим в лице Козлонога из соседних лесов соседствует зло обычное, человеческое — те самые жестокие южные ценности да таинственный убийца, оставляющий своих жертв на берегу реки.

Детективная составляющая написана неплохо, но ее финал достаточно предсказуем. В отличие от бытовой и психологической составляющей. В сегодняшних кинохоррорах часто хочется накричать на героев за их смертоносный, в прямом смысле этого слова, идиотизм. У Ландсдэйла получилось описать мотивации ребенка так, чтобы в них можно было поверить безоговорочно: быстрая расстановка приоритетов, нерешительность и сельский цинизм. Конечно, все может быть немного подретушировано тем, что рассказ ведется от лица уже состарившегося героя. Вспомнить можно не то, что было на самом деле, но в данном случае логика истории не раздражает. Все неожиданности не смотрятся роялями в кустах, но их хватает. Поэтому читать было очень интересно.

Итого: «В наши дни это звучит жестоко, но тогда ветеринары в округе были редки, да и если бы мы захотели повезти пса к ветеринару, так денег не было. Да и любой ветеринар сделал бы то же, что предстояло сделать нам.

Что еще было по-другому: о таких вещах, как смерть, ты узнавал молодым. От этого было некуда деться. Ты сам выращивал и резал цыплят и поросят, охотился и рыбачил, так что с ней ты сталкивался регулярно. Вот потому-то, думаю я, мы уважали жизнь больше, чем некоторые теперь, и ненужные страдания не должно было терпеть.

А в таких случаях, как с Тоби, от тебя часто ожидалось, что ты сделаешь дело сам, не перекладывая ответственность. Это не было произнесено вслух, но отлично всеми понималось, что Тоби — наша собака и потому это наше дело. Такие вещи считались частью познания жизни».

Собака выживет, уж извините за спойлер.