Кира Адерка, дочь зажиточного торговца Лесной страны, довольна своей тихой, размеренной жизнью. Но однажды ее настигает проклятие — и с тех пор каждую ночь она проваливается в Подземье, царство змей и их пугающих чар. Лишившись сна и покоя, Кира слабеет и понимает, что ее дни сочтены.
Единственный, кто предлагает помощь, — загадочный чернокнижник Дьюла Мольнар. Его методы опасны, прошлое окутано мраком, но у Киры нет выбора. Чтобы разорвать связь с Подземьем, они отправляются в путешествие по мирам, где магия переплетается с ложью, а каждое обретение влечет за собой утрату.
Если классифицировать книги с точки зрения того, как выстроены и оформлены заключенные в них истории, то по большей части они предстанут перед читателями прямыми и ровными дорогами с частыми верстовыми столбами, жанрово-предсказуемые и легкоусвояемые в суматошном хороводе будней. Другие же взрываются переплетением тропинок и лазов, вскипают бурлящими от метафор и смыслов джунглями, не ведая жалости к слабостям и надеждам читателя. И если трилогию «Детей великого шторма»Наталии Осояну еще можно было с небольшими натяжками вогнать в стандартные жанровые рамки, то ее роман-триптих «Первая печать» уже недвусмысленно намекал, где именно водятся драконы... Драконы-змеи-балауры, персонажи: антагонисты и божества — «Змейских чар», сказочного и мифологического романа Осояну.
Если вообразить тетральную афишу для спектакля по книге, то на ней обязательно будет изображен дуэт ключевых персонажей. Кира Адерка, умная и уже вполне взрослая дочь торговца тканями, ставшая еженощной живой куклой, безвольной добычей для жестоких игр трех змеиных братьев из Подземья, которым неинтересны и смешны человеческие понятия, законы, мольбы. Но если на афише есть дева в беде, то должен быть и защитник. Граманциаш Дьюла Мольнар, странствующий по княжествам и царства бродяга и таинственный чернокнижник, обладатель черных рук и острых когтей, отчего-то напоминающих перья для письма... Однако афиша — это еще не история, даже не присказка, а лишь ее тень, разукрашенная и подвешенная для привлечения почтенной публики.
Если переступить границу сказочного мира, то дороги назад уже не будет, пока не пройдешь весь путь до конца. И будут тянуться пред тобой всё кривые дремучие опасные тропы. Сравнение «Змейских чар» со «Сказками сироты»Кэтрин Валенте напрашивается само собой. В обоих случаях сюжет стремительно разветвляется на нити и волокна, переплетается в причудливые узоры, превращая повествование во множество вложенных историй, в эпическое цельное полотно, Сказку сказок. Но судьбам Дьюлы и Киры тесно даже в этом лабиринте. Там, где Валенте выплетает следующий узор, Осояну раздвигает нити, за которыми, как за кулисами, виднеются гигантские то ли шестерни, то ли корни Мифа. Шепчутся эоны, шуршат страницы Книги, журчат воды Субботней реки, шелестят листья Мирового древа. И это не слом четвертой стены, а непрерывная двойственность-единство: субъекта и объекта, импульса воли и бессловесной буквы. И эта двойственность, конечно, роднит роман и с текстоцентричной «Vita nostra»супругов Дяченко, однако в отличие от нее, «Змейские чары» — не комплексный психиатрический инструментарий для операции над восприятием и мышлением читателя, холодный и равнодушный, но живая плоть и кровь. Щедро черпая вдохновение в малоизвестном широкой публике румынской мифологии и фольклоре — привет балаурам, дракулятам, змеоайкам и стригойкам, Осояну также старательно украшает и расширяет мир легендами и терминами окрестных стран.
Если каждая сказка похожа на маленькое солнце, каждая — овеществленное чудо, то кто сказал, что чудеса обязаны быть добрыми? Особенно, когда дети демиурга этой реальности творят зло во имя добра, а потом перевоплощаются в ткань и бумагу для библиотеки. Несмотря на иллюзию выбора — на самом деле его нет. Ты обречен биться рекой в теснинах строчек, задыхаться в бесконечных рядах безликих буковок, разве что тебе хватит духу безвременно разлиться чернилами по страницам бытия. Дьюла десятилетиями бродит по миру, неукоснительно следуя трем зарокам, например, всегда исполнять просьбы страждущих. Вот только контраст между желаниями и словами часто убийственен. И даже то, что способ исполнения остается на усмотрение Дьюлы, не спасает ситуацию. Его плоть и кровь — бумага и чернила. Можно ли стать героем в таких условиях? Что было, то записано. «Что вычеркнуто — того нет». Покажи, какое ты чудовище. И чего на самом деле жаждешь ты, граманциаш, не желающий отвечать, боишься или желаешь смерти?
Если ты, дорогой путник, не заплутаешь в орнаментах маргиналий, сотканных из кружев и обрывков сказок, не потеряешься во многочисленных отступлениях и петлях сюжета, то ближе к середине книги с удивлением заметишь, что узнаешь и понимаешь правила и законы этого сказочно-не-сказочного мира. История о пути в Подземье и схватке со змемиными братьям оказывается рамкой, спусковым крючком и вонзенной в сердце стрелой одновременно. Доверие в этой истории — все равно что третья, нелюбимая, неродная дочь- бедняжка, которая в конце концов выйдет победительницей из всех передряг. Или не выйдет, потому что ее обманут, схрумают и переварят. История о победе превращается в историю о побеге. Меняется всего одна буква, а смысл становится противоположным — и снова тем же самым, ведь непрестанный бег и есть вся наша жизнь. Бег навстречу ветру и тьме, навстречу смерти и жизни, навстречу тому, чего не может быть.
Итог:многоплановое полотно из южно-европейских сказок и мифов, пронизанное струнами эмоций и кровью чувств.
В Наволе, процветающем торговом городе-государстве, власть принадлежит нескольким олигархическим семьям. Самая успешная из них, ди Регулаи, раскинула свои щупальца по всему миру. Ее престиж, влиятельность и богатство грандиозны, но защищать их приходится, не считаясь ни с какими жертвами. Юному Давико ди Регулаи судьбой определено унаследовать «невидимую империю», и уже сейчас он подвергается беспощадным испытаниям на пригодность к этой миссии. Его экзаменаторы — не только родная семья и ее союзники, но и заклятые враги, явные и тайные, в которых нет недостатка. А самый суровый и беспристрастный судья — его собственная совесть.
После череды фантастических романов, рисующих мрачные картины неумолимого и сурового будущего, надломленного дефицитом и катаклизмами, Паоло Бачигалупи сделал длительный перерыв в крупной форме, а потом внезапно возвратился с масштабным квазиисторическим фэнтези, вполне достойным пера Гая Гэвриела Кея. С первых же страниц «Навола» открывает читателю красочный, вдумчиво выписанный мир, в котором без труда узнается северная Италия эпохи Возрождения. В центре истории ярко сияет подаривший роману имя, город-республика, полный богатств, интриг, страсти и ненависти.
«Навола» — многослойный и многоплановый роман, который можно очень долго исследовать и расщеплять на составляющие, вдохновенно восхвалять или едко хулить. Его можно трактовать, как драматичную историю взросления юного Давико, единственного сына и наследника, архиномо Девоначи ди Регулаи да Навола, владеющего Банком Регулаи со множеством постоянных филиалов в других городах и дальних странах. Можно любоваться стройной мифологической системой, сказаниями и легендами, которыми Бачигалупи щедро украсил книгу. Можно сфокусироваться на истории банковского дела и его трудностях, на сотрясавших город-государство социальных конфликтах и мучительно тянущихся трансформациях общества, наконец, на том, как роль личности определяет ход истории. Каждый ракурс демонстрирует нечто новое, дополняя объемную картину, подобную переливам света в драконьем глазе, лежащем на рабочем столе Девоначи.
Вдохновляясь Италией, Бачигалупи не столько копировал или подражал, сколько активно заимствовал и переосмысливал полюбившиеся ему детали, веяния, идеи, из которых он строил собственный город, свою Наволу. Даже псевдоитальянский — наволанский — диалект специально создан автором. Здесь влиятельные аристократы сходятся в танце изящных вежливостей, держа за пазухой яд, а за спиной кинжал; банкиры ведут сложные и запутанные расчеты, красавицы плетут тонкие паутинки хитростей и притворства, студенты шалят и буянят, а гениальные художники и скульпторы творят чудесные полотна, статуи, повинуясь капризным музам или щедрым заказам богачей. Прекрасное рождается из тленного сора и презренной монеты, доброта же низвергается в предопределенный ею же ад.
Будучи рожден, чтобы твердой рукой править семейным делом, Давико часто ведет себя слишком наивно или капризно. Ему намного ближе возня с животными или лечебное искусство, ботаника и анатомия. Если его отец — непревзойденный манипулятор и знаток человеческих душ и характеров, в совершенстве владеющий каждый черточкой на своем лице, то лицо Давико — широко распахнутая книга, в которой даже посредственный интриган прочтет его чувства и планы. Однако на фоне его неподдельной искренности и мягкости остальные персонажи выглядят ярче и острее. Неуловимый и смертоносный убийца-шпион Каззетта, скрупулезный и дотошный бухгалтер Мерио, расчетливый и гениальный архиномо Девоначи, его верная наложница-управляющая Ашья, а также вспыльчивый калларини Корсо, роковая и жестокая Фурия, хитроумный граф Делламон и многие другие, чьи нити судеб Бачигалупи вплел в свое полотно.
Но при всем при этом Навола — не только красивая или умная, но еще и бесконечно жестокая история, в которой насилие часто становится не средством, но целью. Здесь во время войн чести топят улицы кровью и сжигают башни вместе с владельцами. А изощренные пытки и казни служат и массовым развлечением, и средством утоления собственной жажды мести. Лишь немногие влиятельные люди могут себе позволить роскошь балансировать на тонкой грани прагматизма и честности, пока в их руках сосредоточена настоящая сила. Сила золота и обещаний, сила семейных связей и ума, сила знания. Но обманчиво мертвое око дракона равнодушно наблюдает и ждет, когда его вновь напоят свежей кровью, когда дракон вновь увидит крушение и смерти.
Итог: яркая история наследника банкиров ди Регулаи, в которой преломляется изящество, красота и жестокость самой республики Навола.
В 1678 году Джошуа Вагстафф открыл эфир, и началась Индустриальная революция, подпитываемая магией. Эфир, чьи тайны ревниво хранят Гильдии, становится клеем, который скрепляет новое общество. С тех пор прошло много лет, и в воздухе зреют перемены. На улицах говорят о новом начале, о том, что пришла пора свергнуть власть Гильдий, и вскоре существующему миропорядку может прийти конец… Роберт Борроуз вырос в маленьком йоркширском городке Брейсбридж и, как его отец, должен был работать на эфирной фабрике, но он становится свидетелем темной стороны магической технологии, когда его мать превращается в нечто чудовищное и жалкое. Сбежав в Лондон, Роберт начинает свое путешествие по огромному городу, судьба сталкивает его с мелкими преступниками и революционерами, забрасывает в модные салоны и аристократические дома. Так ему открываются тайны, которые угрожают самой ткани этого общества, тайны, связанные с сутью эфира, способные разрушить все или же создать нечто совершенно новое, что изменит мир навсегда.
«Светлые века»Иэна Маклауда одновременно слишком малы для книги и слишком велики для романа. Это исповедь, рассказанная гильдейцем преклонных лет в гнезде подменыша, приютившегося на заброшенном остове недостроенного моста. Это автобиография избранного судьбой человека, приложившего руку к началу и облику новой эпохи. Это тщетная попытка неприкаянного бродяги вновь и вновь уловить, где и когда он разминулся с мечтой. Это горько-сладкие боль и наслаждение от прикосновений к незаживающему душевному шраму-метке, оставшемуся после встречи с чудом.
Формально перед нами альтернативная Великобритания, которой открытие магических свойств эфира позволило вырваться вперед на мировой арене. Но то же время оно и затормозило развитие страны легким и дешевым доступом к грубой силе заклинаний вместо долгого и кропотливого научного поиска ответов и методов в иных областях знаний: от математики и инженерии до химии и строительства. Внутреннее давление огромных паровых машин в локомотивах, на фабриках и рудниках, сдерживается эфиром. Телеграфная сеть транслирует сообщения через разумы телеграфистов с помощью эфира. Невероятно хрупкие и ажурные здания обретают прочность и непоколебимость силой заклинаний, напитанных эфиром. Болекамни утоляют боль, а числобусы хранят неимоверное количество данных. Эфир — это магия, но в большей степени еще и власть. Власть гильдий, в чьих руках находятся все денежные потоки. Власть тех, кто возглавляет их, упивается роскошью и олицетворяет собой земное всемогущество.
Роберту Борроузу, рассказчику этой истории, полагалось после учебы стать очередным мелким винтиком в гигантском гильдейском механизме, впахивать в поте лица на фабриках Брейсбриджа, в непрерывном ритме колоссальных эфирных двигателей, который пронизывает каждое здание в округе. В детстве он волочил за собой обрывки грез и, затаив дыхание, слушал волшебные мамины сказки для летних вечеров. Но когда пришла зима и принесла беды, Роберт к добру или худу выскочил из наезженной тысячами горожан колеи и устремился к дивосветному сиянию эфира над кварталами Лондона. Здесь он будет прожигать свою жизнь искрой революционного движения, рьяно пытаясь перевернуть грандиозную социальную пирамиду, глухую к жалобам и плачам мизеров.
Революция и Новый век, грезы о справедливости и жажда перемен. Внешнее отражается во внутреннем. Однажды в детстве повстречав загадочную девчонку Аннализу, Роберт переплетет всю свою оставшуюся жизнь с ее судьбой, то покорно отпуская волшебную птицу, то упрямо вцепляясь в ее крылья. Грязные улочки и холодные склады сменяются роскошью гильдейских дворцов и обратно. Детские сказки преломляются во взрослую реальность. Фейри, подменыши, ведьмы... на самом деле — лишь изуродованные эфиром бедолаги, лишенные воли, утратившие человеческий облик. Но в любом правиле находится исключение, имеющее особую роль. И тогда взрослый мир рассыплется, а потаенные мечты и желания вырвутся в туманное будущее.
Большому серьезному роману тесно в рамках альтернативно-исторического фэнтези. «Король утра, королева дня» прибывают из «Вирикониума» на «Вокзал потерянных снов». Символы и архетипы с треском прорывают острыми углами старую мантию жанра. Пятый элемент всегда ходит по кругу. Принцесса превращается в музу, а хозяйка в ведьму. Слова — всего лишь или нечто большее, чем заклинания. Новый мир построят люди, вернувшиеся с сияющих холмов. К финалу романа заблаговременно и аккуратно разложенные по футлярам скрипки и пистолеты вознесутся ввысь, чтобы завершить сонату оглушительным салютом.
Итог:магическая смесь викторианского реализма, эфирного стимпанка и неразделенной любви.
Недалекое будущее. Обнаружен новый вид головоногих моллюсков с уникальной системой коммуникации. Морской биолог доктор Ха Нгуен стремится изучить интеллект осьминогов, а корпорация «Дианима» изолирует их место обитания. Новая разумная жизнь означает и новые возможности, но не обязательно – возможности для людей.
Политическая карта Земли в романе "Гора в море"Рэя Нэйлера рассыпалась на множество разноцветных лоскутов. Республики и содружества, транснациональные корпорации и олигархаты. Взмывают к небу сияющие небоскребы, тянутся к портам вереницы кораблей и яхт. Бороздят моря рыболовные суда под управлением ИИ с командой рабов на борту — хищный оскал дикого анархо-капитализма, помноженного на киберпанк. А в тихих заводях и бухтах заповедного архипелага, на мелководье и недрах затонувшего грузовоза скрытно наблюдает за окружающим миром чей-то новый, доселе незнакомый разум.
Описываемый Нэйлером мир чрезвычайно походит на пестрое смешение наций, верований и кибертехнологий в феноменальном романе Лехи Андреева "2048". С той разницей, что в "2048" декорации брызжут аляпистыми красками и эмоциями, а в "Горе в море" Нэйлер предпочел более приглушенную и мягкую палитру с редкими проблесками красной краски. Однако в обоих случаях ведущие государства утрачивают былую хватку, даже неразумные ИИ оттяпывают себе все более значимые роли в повседневной жизни, и в дебрях коммуникационных сигналов и хранилищ памяти рождается нечто большее, чем исполняемый код.
Первый узел — история Рустема по прозвищу Бакунин. Широко известный в узких профессиональных кругах хакер, специалист по взлому нейронных сетей. Мастер визуализации их запутанного строения и ориентирования в самых сложных паттернах. Самородок, открывший для себя нейросети с помощью старых допотопных терминалов и выработавший уникальные навыки от крайней нужды. Второй узел перебрасывает нас из Астрахани и Стамбула во Вьетнам. Доктор Ха Нгуен, блестящий исследователь морских обитателей, но также и автор концепции чуждого для нас разума, возможно сформировавшегося у головоногих благодаря удачному стечению эволюционных обстоятельств. Третий узел отправляет нас в казалось бы самые далекие от науки условия, на борт нелегального траулера, которым командует ИИ, лишенный каких-либо этических ограничений.
Посвященные подводному миру и колонии осьминогов главы напоминают документальные книги команды Жака Ив Кусто. Без лишней суеты и нервных воскликов герои планомерно обследуют предполагаемый ареал обитания, наблюдают за подводной жизнью, выдвигают гипотезы, но в то же время ясно видят и высоко ценят красоту морских созданий, сознавая их хрупкость и уязвимость перед технократией. Однако перед исследователями в романе стоит задача не только следить, но и распознать, оценить разум, скрытый в нечеловеческом теле. В отличие от книги Джеймса Камбиаса "Тёмное море", в которой автор воссоздает мышление инопланетного океанского вида в терминологии, близкой к человеческой, хотя и пропустив ее через призму иных органов чувств, Нэйлер ограничился гипотезами о смыслах и значениях символов осьминожьей коммуникации. Тем самым сохранив ореол тайны и удержавшись от соблазна испортить достоверность и научность картины неуместным человекоподобием иного разума.
С точки зрения сюжетной и жанровой архитектуры "Гора в море" напоминает китайский "Мусорный прибой" Чэнь Цюфаня. В обоих случаях авторы взяли острые социальные и экологические проблемы, отказались от серьезных погружений в глубины твердой НФ, ограничившись развернутыми экскурсами на уровне ближнего прицела и обращением к философским и психологическим вопросам. В благодарностях к роману Нэйлер прямо перечисляет список научно-популярных трудов, послуживших источниками вдохновения. Действительно, порой "Гора в море" очень сильно напоминает старательный и вдумчивый конспект с обзорных лекций по философии разума и анатомических особенностей головоногих. Это вполне согласуется с отсутствием ярких пиков на интеллектуальном уровне — да автор и в остальном не балует нас особым драйвом, словно нехотя накаляя атмосферу в символической кульминации в финале.
Но можно ли считать недостатком отсутствие фейерверка прорывных и спорных концепций, как в романах Уоттса, или философской монументальности, как у Дукая? В отличие от них Нэйлер предлагает жаждущему интересного чтения об осьминогах читателю питательный бульон научных и философских рассуждений, полный риторических и дискуссионных тем субстрат для споров и самостоятельных поисков, выводов и размышлений. Размышлений о разуме и смыслах, о том, как они рождаются из нейронных вычислений в мозге, из звуковых колебаний и разноцветных пятен. О том, как мы осознаем и создаем себя, осмысляем и постигаем мир. О том, как брать на себя ответственность за свои поступки и четко проводить грань между навязанным и собственным выбором. С этой точки зрения "Гора в море" добротно выполняет свою задачу.
Итог:научно-популярная фантастика о сходствах и различиях ИИ, осьминогов и людей.
Далекое будущее. После серии катаклизмов и войн власть на Земле перешла к разумным машинам. Оставшиеся люди живут под их присмотром практически в раю: в тридцать лет они получают бессмертие и в условиях полного изобилия свободны делать все, что им вздумается, но только не ставить под вопрос существующий порядок. Лишь небольшая часть людей в силу генетических причин остаются смертными, и взамен получают возможность путешествовать к звездам, так как только стареющее сознание может без потерь преодолевать огромные расстояния, интегрируясь в искусственные тела. Машины же тем временем отправляют исследовательские зонды в попытках найти следы древней инопланетной цивилизации, которая сгинула много миллионов лет назад, но, судя по скудным сведениям, оставила после себя Каскад – систему, дающую возможность моментально перемещаться в любую точку Галактики. В попытках найти его искусственный интеллект сталкивается с чем-то чудовищным: странным объектом, из-за которого давным-давно погибли все разумные народы Млечного Пути. И теперь Земле и всем ее обитателям грозит смертельная опасность.
Путешествуя меж галактиками и звездами, сюжет "Корабля"Андреаса Брандхорста охватывает миллионы лет истории иных цивилизаций и тысячелетия земной. Проносится над планетами, которые были стерилизованы, изуродованы, разрушены во времена Мирового Пожара. Задерживается возле загадочных артефактов, оставшихся от исчезнувших еще до Пожара мурийцев, которые владели секретами перемещений быстрее скорости света и портальной сети. Регулярно посещает Солнечную систему, где под бдительным взором Супервайзера мирно уживаются машины и окормляемые ими люди: четыре миллиона бессмертных и чуть больше сотни Говорящих с Разумом, которые, лишившись бесконечной жизни, обрели возможность переносить сознание через коннекторы на сотни световых лет. Но кто и куда ведет тот зловещий таинственный корабль, что вторгся в пределы, контролируемые земными машинами?
Вопреки издательскому и премиальному позиционированию "Корабль" не имеет ни малейшего отношения к твердой научной фантастике, представляя собой пеструю компиляцию из космооперных клише. И дело не столько в наличии силовых полей, гравитационных двигателей и компенсаторов, очевидно недостижимых в обозримых научных горизонтах, не говоря уже о почти мгновенных порталах Каскада или сверхсветовых кораблях мурийцев. Проблема в том, что почти весь сюжет и большая часть конфликтов основаны на том, что квантовая связь между планетами и звездными системами доступна лишь для переноса сознания людей, не обладающих бессмертием, а машины ей воспользоваться не способны. Но при этом человеческое сознание помещается в некие андроидные сосуды, явно неорганической природы. Однако в то же время никакая оцифровка человеческого разума недоступна, при этом машины могут свободно манипулировать и корректировать его, вплоть до мельчайших деталей. А про возможность клонирования людей здесь даже не подозревают, хотя это тоже решило бы массу проблем. В целом, по уровню технологий Земля напоминает неуклюжее смешение старого киберпанка с блокбастерной космооперой.
К теме конфликта между машинной и человеческой цивилизациями обращались несчетное число фантастов. Причем не только англоязычная фантастика может похвастаться интересными решениями. Из старых мастеров можно вспомнить Станислава Лема, из современных писателей необычную концепцию смоделировал Ромен Люказо в научно-фантастической эпопее "Лаций". Однако Брандхорст пошел по самому простому пути, представив машины совершенно человечными в своем эгоизме и высокомерии сознаниями, выбирающими самые простые и примитивные силовые решения. Это можно было бы компенсировать многомерными интригами, захватывающими приключениями или яркими характерами — привет сайлонам из "Звездного Крейсера "Галактика"", но и здесь читателя подстерегает разочарование. В финале выясняется, что стратегия машин представляла собой нагромождение нелогичных и противоречивых решений, зависящих исключительно от авторского произвола.
Не лучше обстоят дела и с персонажами. Говорящий с Разумом Адам уже почти достиг предельных лет для смертного, чье сознание регулярно подвергается квантовой передаче и напряженной работе. Из-за дегенерации нейронов его память разрушается, а сознание постоянно уплывает в туман обрывочных воспоминаний и впечатлений. Но именно он окажется тем ключевым камушком, что в конечном счете приведет лавину событий в точно рассчитанную автором точку. Благодаря многочисленным флэшбекам складывается более или менее подробный образ персонажа. Другим повезло меньше. Что Эвелин, бессмертная четырех веков от роду, ведущая опасную игру в бунт с машинами Кластера, что Бартоломеус и Урания, влиятельные лидеры среди машинных разумов, предстают перед нами в виде скупых и плоских функций, сводящихся к паре предложений.
Складывается ощущение, что автор надергал ярких образов из культовых кинофильмов и романов, разбавив их банальными философствованиями о балансе между иррациональностью и расчетом, эмоциональностью и взвешенностью решений. Отчасти негативные впечатления компенсируются наивным и прекраснодушным финалом, в котором Брандхорст выскочил "демиургом из головы", попутно снова прочитав лекцию о правильном устройстве вселенной. Однако наивная вторичность не то, чего ждешь от современной космооперы с премиями и блербами.
Итог: философская сказка-киберпанк на галактических просторах космооперы.