Человек шёл в одиночестве по залитому серебристым лунным светом английскому лесу. Низкорослые мхи ласково принимали его тихие шаги, а обычно острые ветви милосердно облеклись в нежность лета.
Человек остановился и осторожно уселся на зелёный как день и белый как ночь трон в основании огромного дуба. Опустив голову в ладони, он присоединился к безмолвию деревьев.
Тихо шепча, наводя ужас, зашуршал и заколыхался подлесок. Появилась дыра, пятно черноты, подобное тёмной драгоценности, вправленной в лес. Человек съёжился, прижавшись спиной к стволу дерева, цепляясь за матерински утешительную крепкую кору. Завеса разнообразной растительности, извиваясь, отодвинулась, открывая голубоватый свет в дыре, который встречался и смешивался с серебром наблюдающего леса.
Появилось существо, серебристо-белое и нежное, как паутинка. Оно изогнуло белоснежные нити и выплыло на освещённую поляну.
— Ах! — сказало оно. — Я вижу, сэр, что на этом плане есть жизнь. Вы понимаете мою речь, сэр?
— А-а-ах... да. Да.
— Хорошо. — Оно повернулось ко второму существу, которое стремительно выплывало из призрачно-голубого отверстия в призрачно-серебристое пространство поляны. — Связь хорошая. Аппаратура работает исправно.
Оно снова повернулось к человеку.
— Я полагаю, вы разумное существо, сэр?
Плотный покров мха оторвался от дерева под напряжённо вцепившимися в него пальцами человека. Ему удалось кивнуть.
— Мы тоже. — Оно указало на дыру, теперь пустую, если не считать бледного сияния. — Это наш порог, отправной пункт в бесчисленные планы бытия, несметные существования; он проходит через плоскости трёх измерений, как сплошное лезвие, пронзающее бесконечность двумерных листьев. Надеюсь, вы меня понимаете, сэр?
Человек попытался заговорить.
— Кто вы? — пробормотал он дрожащим голосом.
— Меня зовут Кьювертиуиоп, — сказало первое существо.
— А меня Асдфгэйчджкл, — сказало второе.
На пороге появилось третье существо, белое и пушистое, с развевающимися пёрышками-усиками.
— Не забудьте меня! — заголосило оно. — Я Зиксцвбнм. Не забудьте!
— Я не забуду, — пробормотал человек.
— Очень хорошо; очень хорошо.
Все трое соединились друг с другом при помощи соответствующих органов и на мгновение замерли, словно в размышлении.
— Это место странное, — пропели они в унисон. — Вы должны стать нашим проводником.
— Я?
— Да.
Человек почувствовал страх.
— Но я не могу, — возразил он, не понимая, что от него требуется.
Трое снова замерли. Человек уловил ропот обсуждения — страстное желание познания и решение провести расследование.
— Почему нет, сэр? — спросили они, наконец.
— Потому что... потому что я боюсь.
— Значит, в этом месте есть страх?
— Да, да.
— Чего вы боитесь?
— Всего, о чём я ничего не знаю.
— Даже для вас, местного жителя, здесь есть что-то странное?
— Да, прямо тут.
— Где?
— Это вы и есть. Я боюсь вас.
Раздался звонкий смех.
— Но почему нас нужно бояться? Ах, потому что мы для вас чужие!
Человек задрожал.
— Да...
— Но вы и для нас чужие, однако мы вас не боимся.
Человек ничего не сказал, пытаясь развеять кошмар.
— Вы не хотите стать нашим проводником?
— Но я не знаю, чего вы хотите, — в отчаянии проблеял человек:. Я не могу вас понять. Я вообще не смог бы вас понять — никогда.
Существа были озадачены, шевеля своим пухом в мягкой тишине.
— Но как вы можете так думать? Вы ничего о нас не знаете, так как же можете сделать вывод, что мы непостижимы? — Казалось, они явили саму суть улыбки. — Мы разумные существа.
— Я не знаю! — Человек отчаянно искал возможность сбежать, какой-то способ избавиться от этих призрачных существ. — Есть вещи, о которых вы не знаете, — выпалил он. — Вещи... вещи, которые не принесут вам никакой пользы. Вы... вы больше не сможете рассуждать здраво.
— Вы хотите сказать, что это место непригодно для разумных существ? Может ли оно каким-то странным образом искажать логику?
— Да... вот именно. Я советую вам уйти, прямо сейчас.
Их тела задрожали в смятении.
— Мы благодарим вас за предупреждение. Ваш поступок доказывает, что вы разумны и тактичны. Мы уйдём, но и вы также должны быть спасены из этого ужасного места. Вы пойдёте с нами.
— Нет, нет!
Внезапно они разделили своё тело на три отдельные сущности, их речь тоже стала независимой.
— Но это неразумно, сэр, — сказало первое существо, подплывая ближе. — Разумеется, вы, должно быть, желаете достичь плана с более лёгким мышлением?
— Оставьте меня в покое.
— Он сам сказал, что его существование здесь является препятствием для разумности, — пробормотало то существо, которое называло себя Асдфгэйчджкл. — Вот доказательство этому. Наш долг — привести это несчастное существо в более счастливые условия. Оно поблагодарит нас за это, когда сможет ясно рассуждать.
Появилось всеобщее ощущение доброжелательного согласия.
— Нет, нет! Пожалуйста!
— Пошли. Давайте возьмём его.
Они подняли отчаянно протестующего человека в воздух, удерживая его нежной, но крепкой хваткой.
— Стойте! Нет!
Они быстро перенесли его через порог. Чуждые миры мелькнули в проёме, прежде чем завеса тихо закрылась за ними. И крики их ноши внезапно прекратились.
Ночь полнилась страданием. Это были вопли умирающих городов, стенания камня, металла и машин, покинутых и осуждённых своими богами, без которых они не могли существовать.
Беспомощные существа истязали себя, раздирали свои мегаполисные внутренности, подчиняясь воле своих незаменимых богов-паразитов, и начали Исход.
По первому же приказу мыслительные процессы сократились. Технологические мощности неохотно перенаправили свои усилия, неспособные сразу ассимилировать новые требования. Затем, что было неизбежно, механизмы ускорились, пришли в движение в яростной спешке, огромные создания изрыгались и грохотали в деловитом, беспомощном плаче. Города были очищены.
Оставшись в одиночестве, исторгнув из себя искры жизни, города застонали на рассвете. Они были неспособны поддерживать свои собственные процессы, и тридцатью четырьмя рассветами позже всякое осознание исчезло, и города умерли.
В последовавшие за этим ужасные для людей месяцы, выжил только один человек. Он не представлял, почему. Он также не знал наверняка, что случилось с его народом, и где находился он сам. Он помнил вспышку, когда выпал из машины Исхода на электрический кабель, и булькающий грохот городских механизмов, пытавшихся спасти его в тот миг. Но это было всё.
Теперь он самым жалким образом валялся в пустыне, возясь с пишущей машинкой. Та была забита песком, заедала, оказавшись полностью бесполезной. Он бродил два дня по пескам, а потом нашёл машинку, и сейчас трудился над ней. У него была смутная мысль написать что-то, что будет найдено рядом с его мёртвыми костями. Пытался напечатать послание на обрывках бумаги, найденных в кармане, потому что умирал от жажды и, возможно, однажды его найдут мёртвым. Он колотил по клавишам, которые скрежетали по мёртвой ленте, снова и снова ударял в одно и то же место, и на бумаге проступал слабый отпечаток буквы. Ряд нечётких вдавленных знаков без цвета.
О, проклятая пишущая машинка!
Внезапно он услышал гул в обнажённом синем небе, и в нескольких ярдах от него среди разрывающего и разбрызгивающего облака песка рухнула гондола, корчась несколько мгновений после катастрофического удара.
Молодой человек, спотыкаясь и задыхаясь, выбрался из машины, за ним волочился рваный грязный плащ.
— Транстер. У тебя есть транстер? — требовательно спросил он, вытирая слёзы с глаз.
— Нет, — ответил озадаченный Мэйлстон.
— Нет? Тогда, во имя Пралдрока, как ты сюда добрался?
Молодой человек — на вид ему было не больше восемнадцати — нахмурился. Затем он увидел пишущую машинку. Его лицо побледнело от ярости.
— Господи, ты сумасшедший! — обвинил он.
— Я не…
Он ударил Мэйлстона по лицу.
— Движущиеся части! В ней есть движущиеся части! Неудивительно, что ты прячешься в пустыне. Тебе за это глаза вырвут! — Повернулся и принялся изучать едва различимые символы. — Что это за бред? — спросил он. — Нет! Было бы отвратительно проявлять любопытство к машине.
Мэйлстон, чувствуя себя слабым в овладевшем им смятении, потрогал своё лицо. Пришелец с небес смотрел на него с крайним презрением.
— Я забираю тебя в Центральную долину на суд, — объявил он. — Где твой транстер?
— Суд? Что я сделал?
— Использование механизмов. Сам знаешь это. Ты предатель и еретик.
Мэйлстон счёл происходящее крайне несправедливым.
— Но вы же используете механизмы. А как насчёт этого? — Он обвиняюще ткнул пальцем в обломки, которые теперь походили на какую-то дохлую рептилию.
— Движущиеся части, идиот. Движущиеся части! Какие движущиеся части ты найдёшь в транстере?
— Не знаю! — снова взвыл Мэйлстон. Он начинал чувствовать себя очень несчастным. — Я был в городе. Упал на кабель под током...
— Город? Теперь я уверен, что ты сумасшедший. — Суровые чёрные глаза сверкнули в его сторону. — Как назывался этот город? — тихо спросил молодой человек.
— Сиденни.
— Сиденни? Или ты имеешь в виду Сидней?
— Когда-то он назывался Сидней, — озадаченно признал Мэйлстон. — Но это было давно.
— Его никогда не называли Сиденни. — Голос собеседника внезапно стал резким. — Я изучал предысторию, и точно знаю это. Могу проследить его историю от самого основания до эвакуации.
— Эвакуация! Вот когда это случилось со мной…
— Эвакуация, — сказал человек с жёстким отвращением, — произошла двести двадцать шесть лет назад.
— Это произошло... позавчера...
Молодой человек сделал шаг вперёд и схватил его за запястье. Испуганный Мэйлстон не пытался сопротивляться.
— Я Джал, третий член правительства Центральной долины, и мне нужно сражаться на войне. У меня нет больше времени на твоё бормотание. Понятно?
Мэйлстон кивнул.
— Говоришь, у тебя нет транстера. — Он оглядел голую пустыню ищущими глазами. — Очень хорошо; до ближайшего оазиса всего пятнадцать миль. Мы пойдём пешком и будем молиться Семи богам, чтобы он всё ещё оставался под властью Центральной долины.
Джал дёрнул его вперёд, и они пошли, как присмиревший пёс и его хозяин, оставив пишущую машинку собирать в себя песок и ржавчину.
Сражение шло неважно. Виейра пригнулся в своей тяжёлой бронированной командирской машине, прижавшейся к земле, и смотрел через прорезь для глаз. Оборонительный вал, на строительство которого его войскам потребовалось пятнадцать дней, был прорван в трёх местах, и в каждом месте скопились машины мхалро, механические колёса которых отвратительно грохотали и вращались, пока они пытались прорваться, а их механическое оружие ревело.
Виейра вознёс горячую молитву за своих храбрых воинов, надеясь, что их электрические заряды хоть ненадолго задержат орду мхалро. Если захватчик прорвёт оборону и получит доступ к тропе, то долина внизу окажется беззащитна, поскольку в ней практически не было оружия. Отряд под командованием Виейры был спешно отправлен из Центральной долины. Вскоре Виейре стало очевидно, что потребуется больше людей и оружия, если они хотят сдерживать нападающих дольше нескольких дней. Неужели Джал никогда не вернётся?
Виейру обеспокоило оживление, которое он заметил в нескольких сотнях ярдов ниже по тропе. Некоторые из гигантских металлических щитов были отодвинуты, и показалось огромное орудие. Оно находилось далеко за пределами досягаемости даже самого мощного электрического разряда.
Чудовище медленно тащили вперёд напрягающиеся рабы мхалро, их зелёные тела блестели. Виейра приказал дюжине своих воинов как можно скорее сфокусировать своё оружие на нём; но оно остановилось вне пределов их досягаемости. Инженеры мхалро медленно, с натугой навели орудие на вал. Прогремел взрыв, и огонь заплясал вокруг множества стволов. Виейра услышал крики, когда стена рухнула, явив четвёртый пролом.
И снова орудие блеснуло при осторожном движении.
Виейра почувствовал, как его надежды рушатся. Быстрый взгляд в небо не показал никаких признаков Джала с обещанным им флотом транстеров, оружия и людей. Виейра вспотел.
Он чувствовал на себе тревожные взгляды. На земле, которую теперь удерживали мхалро, он видел потрёпанные остатки транстеров, которые упали в начале битвы. На протяжении долгого времени его командирский транстер оставался единственным уцелевшим, и подчинённые войска не осмеливались выйти на открытое место.
Но вражеские машины уже роились вокруг четвёртого пролома, и вслед за угрожающим движением нового орудия Виейра увидел пятый и шестой...
Он повернулся к своему заместителю.
— У нас должно было остаться семнадцать бомбовых контейнеров.
— Да, сэр.
— Поднять на борт... десять. Мы совершим налёт на орудие мхалро.
Аппарат поднялся над дымящимся валом, как измождённая бабочка, и немедленно дюжина стволов прочертила вслед за ним дюжину дуг. Виейра вновь почувствовал крайнее отвращение ко всему механическому, ко всем искусственным, неестественным движущимся вещам, которые гнусные мхалро использовали в таком изобилии. Несомненно, они заимствовали силу у заброшенных дьяволов.
Вокруг них начали проноситься плюющиеся огнём ракеты. Виейра отдал команду; пилот сделал движение у неподвижной контрольной панели. Произошло едва заметное изменение в магнитном поле транстера, и аппарат скользнул по воздуху с возросшей скоростью, раскачиваясь под напором агрессивной ярости врага внизу. Виейра мельком увидел вращающиеся роторы; мхалро пытались поднять в воздух одну из своих неуклюжих летающих машин.
Он улыбнулся.
Члены экипажа достали бомбу из изолированного контейнера.
Её подняли руками в перчатках, а затем сбросили вниз, чтобы она ударила по ряду щитов, защищающих по бокам орудие мхалро. Произошла синяя вспышка и жгучий треск при высвобождении колоссального электрического потенциала. Крики обожжённых мхалро затерялись в грохоте искусственной грозы.
Виейра снова улыбнулся, наполовину ослеплённый, и приказал транстеру снизиться. Руки работали быстро, осторожно. Один... два... три гальванических выброса последовали один за другим без паузы. Два пилота изо всех сил пытались управлять аппаратом, сопротивляясь ударам ракет мхалро и магнитному напряжению, созданному бомбами. Транстер тошнотворно накренился.
— Слишком близко! — крикнул Виейра, осознав свою ошибку. — Вверх, вверх!
Но в них попали, и они упали, как марионетка с перерезанными нитями, в расплавленное месиво, которое только что сотворили из вражеского орудия.
Мэйлстон чувствовал себя не в своём уме. Он следовал за быстрыми шагами третьего советника через пустыню, волочась ноги по пыли без единого слова. Сумерки опустились, как крадущийся призрак, и он нелепо взволновался, потому что не мог найти солнце. Небо потемнело с бездушной однородностью, сделавшись серым, а затем чёрным. Его обеспокоило отсутствие звёзд и луны, а единственным источником света была слабая фосфоресценция земли. Но когда на рассвете не появилось солнце, он запаниковал.
Когда он подумал об этом, то не смог вспомнить, видел ли его накануне. Свет был, очень горячий и яркий. Но откуда он исходил, Мэйлстон не мог определить. Его отчаянные вопросы к Джалу не вызывали ничего кроме насмешек и угроз, что в Центральной долине ему действительно не поздоровится, если он не перестанет вести себя как помешанный еретик.
И вот он здесь, в оазисе, где все любили ближних своих и были проникнуты праведной ненавистью к мхалро, а поскольку его нашли за копированием их дьявольских обычаев, то и к Мэйлстону тоже.
— Мхалро! — воскликнул он, услышав это слово. — Но ведь именно из-за них мы должны были покинуть города!
— Именно, — презрительно подтвердил Джал. — Приход мхалро показал нам порочность наших путей. Мы покинули города, потому что не могли следовать за врагом в таких вещах.
— Нет, — сказал Мэйлстон. — Потому что у них была превосходящая технология. Мы должны были найти другие пути и, в любом случае... — Его глаза сузились в медленном размышлении. — Вы говорите, что ничего не знаете о космосе, звёздах и тому подобном. Вы говорите, что Земля — это всё, что есть. Ну, а откуда тогда пришли мхалро?
Но в ответ он получил только пинок по голени.
Через несколько дней они покинули оазис, который также служил оружейным складом. Три гондолоподобных аппарата нагрузили чем-то похожим на электрическое оборудование, и весь флот поднялся в воздух.
Транстеры, по-видимому, функционировали с помощью какого-то электромагнитного устройства. Фактически люди Джала, казалось, всё делали с помощью электричества. Мэйлстон заметил, что даже в органах управления использовались не рычаги или переключатели, а ряд электромагнитов, мощность которых менялась при контакте с руками оператора.
— Но электрические токи движутся, — настаивал он.
К его удивлению, Мэйлстона не пинали и не били, ибо к этому времени его преследователи были совершенно озадачены. Почти ласковым тоном они спросили, что он имеет в виду под током, и объяснили, что электричество и магнетизм — это не потоки какого-либо рода, а два состояния бытия, к тому же, благословенные Семью богами и предназначенные для использования человеком. Гнусные мхалро неспособны использовать эти божественные сущности и вынуждены призывать дьяволов, чтобы те обеспечили их своими святотатственными механизмами. Сила, основанная на движении, говорили они наставительным тоном, была нечестивой.
Мэйлстон со слезами на глазах возразил, что он знает всё о субатомных свойствах, и что электричество — это движение, ей-богу. Дайте ему инструменты, и он это докажет.
Они дали ему инструменты, но всё, что ему удалось сделать, это лишь убедиться в обратном. Он ошеломлённо уставился на циферблаты, которые ему было трудно читать, и несколько раз даже начинал плакать. Он никак не мог обнаружить ни потока электронов, ни возмущений энтропии. Мэйлстон увидел, что все его ценности бесполезны, а все его знания брошены ему в лицо. Но, продолжая отчаянные поиски на ощупь, он нашёл признаки чего-то смутного, чего-то призрачного за пределами своего опыта и понимания. Он обнаружил, что может делать фантастические вещи с этой странной версией электроники, которые опровергали все известные ему прежние атомные концепции.
— Это бесполезно! — закричал он. — Всё это неправильно!
Он лежал в расстройстве на открытой палубе транстера, под бессолнечным небом. Странные люди смотрели на него с новым сочувствием.
Жалкое маленькое неприкаянное существо!
Они достигли долины, где сражался и погиб командир Виейра, но прибыли слишком поздно. Мхалро наступали на беззащитное поселение, их механические гусеницы месили изуродованные тела людей.
Но это было неправильно! Мэйлстон снова чуть не заплакал. Это несомненно были мхалро. Он узнал зелёные сегментированные тела и различные оттенки цвета, характерные для разных каст. Но механизмы! Паровая энергия и взрывчатые вещества... такие примитивные, по сравнению с пугающей мощью, которая заставила человечество покинуть свою культуру в состоянии, близком к панике.
Неуклюжее чудовище поднялось к ним, хлопая крыльями и вращаясь, и вокруг них начали взрываться снаряды. Они окутали вражеский летательный аппарат сферой божественного электрического огня и наблюдали, как он опускается в долину. Затем сбросили двадцать пять бомб на караван мхалро и повернули свои суда к Центральной долине, средоточию власти и силы, и — по словам Джала — точному центру мира.
Перед ним было семь лиц — совет Центральной долины. Слева от верховного советника, одетого в мерцающие золотые одежды, полнящиеся вспышками и треском статического электричества, сидел Джал, молодое, решительное лицо среди шести более спокойных. А за помостом, где восседала эта семёрка, виднелась мраморная плоскость зала, наполненная шёпотом посланцев и быстрым топотом торопливых ног. Сияние божественных светильников наверху вытесняло дневной свет из зала.
— В пустыне, — сказал Джал. — В двадцати милях от базы снабжения Кахалино. С пишущей машиной — с клавишами и рычагами, внутри которой всё щёлкало и стучало. Меня чуть не стошнило.
— Кажется, тут мало что можно добавить, — проворчал в свою белую бороду пятый советник — И у нас нет времени, чтобы тратить его впустую.
— Нет, — согласился немного озадаченный Джал. — Но он странный...
Мэйлстон вздрогнул.
— Это всё ненастоящее! — запротестовал он, прищурив глаза, как будто желая отгородиться от посягательств на его существование. — Это не так!
— Убейте его быстро, — тихо потребовал пятый советник.
Посланник выбежал из дальней двери и прошептал быстрые испуганные слова на ухо верховному советнику.
— Долина Халлана взята, — объявил советник. — Вражеские силы продвигаются в нашем направлении.
Семь лиц мрачно нахмурились.
— Я знаю вас! — закричал Мэйлстон, с силой прижимая руки к лицу. — Человеческая раса была уничтожена — лидеры говорили, что так и будет — но вы не могли этого принять. О нет. Вы, вы мёртвые существа, вы сами себя создали! Вы просто искажение во вселенной, заблуждение, сотворённое в ваших собственных мёртвых умах. Вы ошибка!
Советники поднялись все как один. Каждый человек в зале замер. Казалось, что даже свет немного померк.
— И вы знали, что никогда не сможете победить мхалро, — продолжал обезумевший Мэйлстон. — Поэтому созданные вами мхалро — слабое подобие настоящих. Поэтому вы сделали их хуже чем они есть на самом деле. Но вы всё равно никогда не сможете их победить, глупцы! Из-за вашего комплекса неполноценности!
По мере того как вселенная исправляла ошибку, подталкиваемая к этому собственным осознанием, зал и окружавший его мирок начали таять, словно дым. Мэйлстон понял, что и он сам стал частью этой ошибки. Немного запоздало он почувствовал, как сила электричества в кабеле прожигает его насквозь, и те лишние несколько часов жизни, которые он украл, перестали существовать.
За день до того как Малыш Антон должен был прибыть в Соединённые Штаты, совет директоров «Людезинг Тайм энд инструмент корпорейшн» из Нью-Хейвена собрался на экстренное заседание, чтобы решить судьбу его двоюродного деда, Папы Шиммельхорна.
Сквозь очки в золотой оправе старый Генрих Людезинг гневно посмотрел на своего сына Вудро, на совет и на капитана ВМС США Персея Оттера.
— Йа гофорил тысячу раз, — пыхтел он, — и тепер пофторяю снова — никогда йа не уфолю Папу Шиммельхорна! Он гений!
— Ну, ну, пап, — успокаивал его Вудро Людезинг, заставляя своё лицо изобразить улыбку, не уступающую улыбке Дейла Карнеги, — просто всё изменилось. Помни, мы больше не просто старая фабрика часов с кукушкой Людезинга. Мы переоборудовались. Мы провели техническое перевооружение. В фирму пришёл новый капитал. У нас контракт — тот самый контракт на производство сверхсекретных сканеров Уайлена для ВМФ. Это вещи, требующие мощного научного ноу-хау. С этим нельзя справиться при помощи технологий часов с кукушкой.
Старый Генрих упрямо покачал головой.
— Ну пап. — Улыбка, сбившаяся с курса, мгновенно сменилась должным сыновним сочувствием и печалью. — Мы не хотели доводить дело до этого. Но, — пожал плечами Вудро, — ты не оставляешь нам выбора. После того как капитан изложит точку зрения ВМФ, мы должны будем провести голосование.
Капитан Персей Оттер поднялся, резко подавшись вперёд. Движение подчеркнуло его удивительное сходство с лордом Нельсоном — или, скорее, с носовой фигурой Нельсона, вырезанной скульптором с сильными антибританскими наклонностями. Это была досадная особенность, безжалостно подмечаемая длинной чередой вышестоящих офицеров и всеми дамами, которые могли бы выйти за него замуж. Она превратила его в озлоблённого человека.
Капитан Оттер одарил старого Генриха таким взглядом, каким обычно смотрят на заброшенные суда, отказывающихся тонуть.
— Мистер Людезинг, — отчеканил он, — восемь недель назад я одобрил ваше повышение этого человека, Шиммельхорна, с должности бригадира до начальника производства. По моему мнению, он не имеет квалификации для этой должности. Ему больше восьмидесяти лет. Он бросил школу в одиннадцать. Его IQ немногим выше, чем у первостатейного дебила. Его моральные качества достойны порицания. Однако я доверился вашему суждению. Вот результаты, сэр.
Он достал из портфеля два прибора.
— Как вы знаете, критическим элементом в сканере Уайлена — той его частью, которая позволяет нам обнаруживать любой корабль и самолёт, свой или вражеский, в пределах тысячи миль — является узел под названием Сборка M. Он настолько секретен, что никто из нас не знает, что в нём содержится; настолько секретен, что должен полностью изготовляться с помощью герметичных автоматических механизмов. Эти машины были установлены Шиммельхорном. Только ему было известно, как они работают. Всё, что мы знаем, — голос капитана дрожал от праведного гнева, — это то, что Сборка M должна получаться цельной, а не состоять из двух частей, и в ней не должно быть часового механизма!
Стол загудел. Устройства переходили из рук в руки — бесшовный серебряный овоид с шестью тонкими фарфоровыми ножками и вакуумная трубка в форме гриба-поганки, заполненная странным хламом, в центре которой отчётливо виднелись несколько латунных шестерёнок.
— Я подведу итог, — заявил капитан Оттер. — Во-первых, шестерёнкам не место в трубке. Во-вторых, трубка должна находиться внутри узла, куда теперь её невозможно поместить. В-третьих, нам придётся вызвать самого Уайлена из Массачусетского технологического института, чтобы исправить ситуацию. И в-четвёртых… — он покраснел, как будто его курс пересекла обнажённая русалка, — с четверга, мистер Людезинг, поступило двадцать восемь жалоб от сотрудниц. Шиммельхорн постоянно к ним пристаёт.
— Папа Шиммельхорн не пристайот к женщинам, — загорячился старый Генрих. — Он фсего лишш делает замечания.
Капитан Оттер скрестил руки на груди.
— Я изложу позицию ВМФ просто и прямо. Мистер Людезинг, Шиммельхорн должен уйти!
Сразу после этого восемью голосами против одного члены правления решили отправить Папу Шиммельхорна на заслуженный отдых, вручив ему золотые часы, пенсию и подписанный почётный диплом. Затем, по предложению Вудро Людезинга, они послали за ним, чтобы сообщить ему эту хорошую новость.
***
Папа Шиммельхорн был в два раза крупнее Генриха Людезинга. Он был великолепно одет: брюки в ломаную клетку, зелёный клетчатый спортивный пиджак и сногсшибательная оранжевая рубашка, а на его румяной щеке, на полпути между левой бровью и огромной белой бородой виднелся след от губной помады.
Он небрежно присел на угол стола и обнял старого Генриха за плечи.
— Фсё-то ты, Хайнрих, тратишш своё фремя с такими болванами. Лучше б ты пошёл с Папой Шиммельхорном, чтобы уфидеть ту новую дефочку-блондинку ф отделе доставки. Я тебе гофорю, — он указал на капитана и одарил директоров мощным подмигиванием, — она бы сумела оживить даше этого морячка!
Капитан Персей Оттер слегка зашипел, как будто что-то вот-вот должно было взорваться. И Вудро Людезинг, стараясь принять дружелюбное, но деловое выражение лица, выступил вперёд.
— Мы обсуждали вас, мистер Шиммельхорн, — промурлыкал он. — Мы были обеспокоены вами — вашим преклонным возрастом, напряжением от необходимости приспосабливаться к быстрому темпу современной промышленности и влиянием новых проблем, слишком сложных для ваших простых навыков. Печально, но это правда — рано или поздно факел прогресса должен быть передан другим из ослабевающих рук тех, кто так храбро его нёс. «Людезинг Тайм энд инструмент корпорейшн», мистер Шиммельхорн, хочет, чтобы оставшиеся вам годы были счастливыми. Как генеральный директор, я...
Раздался весёлый рёв Папы Шиммельхорна:
— Хайнрих, што за фздор несёт этот Фудро! Йа тебе скажу, што ему нушно, — он поднял огромную и отнюдь не ослабевшую, руку, — дать по шоппе как слетует! Фот и фсё!
Вудро Людезинг, слегка побледнев, поспешно укрылся за спиной капитана Оттера. Несколько директоров быстро поставили стулья между собой и Папой Шиммельхорном.
— Найн, Папа, найн. — Слеза скатилась на густые усы старого Генриха. — Теперь уше постнофато. Ты больше сдесь не работаешь! Тебя отпрафили на заслюшенный отдых, с пенсией унд золотыми часами, унд мошет пыть, даше с наградной грамотой
— По моей рекомендации, — высокомерно вставил капитан Персей Оттер.
— Ах так? — Папа Шиммельхорн, казалось, ничуть не расстроился. — Хайнрих, теперь мы понимаем. Это фсё ис-са Фудро, который стыдится часоф с кукушкой. И это такше, — он оглядел капитана с ног до головы, — ис-са него. Он зафидует, потому что не мошет заполучить дефушку, как другие морячки!
Двое директоров хихикнули, а капитан Оттер снова зашипел. Но старого Генриха это не утешило.
— Йа им гофорил, Папа, што без тебя работа останофится. Йа им рассказал, как ты был уборщиком в дер Шенефском институте фысшей физики, где слушал господ профессоров унд стал гением. Но капитан гофорит, что эта штуковина вся не есть прафильная...
Усмехаясь, Папа Шиммельхорн повернулся спиной к директорам.
— Слюшай, Хайнрих. Йа тут одно улучшение сделал. От этих тупиц йа дершу его ф секрете. Но ф институте йа пропустил три недели, потому как фстретил одну фдофушку с рышими фолосами, так что, — он постучал по своему черепу, — кой-чего здесь нет, и фнутренняя часть той штуковины фсё ещё снаруши. Не фолнуйся, Хайнрих, йа фсё поправлю. Шаль, што мой старый друг Альберт, ф Нью-Черси, не жифой. Он был ошень умным парнем ф Шфитцэрланд — почти как йа, гением. Йа поеду в Принстон, где, мошет быть, его трузья смогут помочь, фот только прифезу Малыша Антона и сразу отпрафлюсь туда.
Он достал из кармана цветную фотографию, на которой пухлый, слегка косоглазый младенец оценивающе смотрит на дородную медсестру.
— Фот он, Малышш Антон, — гордо воскликнул Папа. — Фосемнатсать фунтов при рошдении! Унд тепер они экспортируют его аус Шфитцэрланд ко мне с Мамой, штоб он фырос хорошим парнем, а не таким, как Фудро.
Он встал, его ясные глаза сверкнули, глядя на совет.
— Не серчай на них, Хайнрих. Скоро они фсё испортят — унд тогда станут умолять меня фернуться и фсё исправить. И тогда, — он хлопнул себя по могучей груди, — о, хо-хо-хо! Мошет быть, если он будет хорошим, я покашу этому морячку, как подцепить дефчонку!
***
Когда Папа Шиммельхорн прибыл в иммиграционную службу и спросил про Малыша Антона Фледермауса*, соответствующие органы немедленно бросили заниматься лодкой с массой разнокалиберных иммигрантов, чтобы лично ускорить его миссию.
* Fledermaus – летучая мышь (нем.).
Он не заметил в этом ничего необычного. В ожидании Папа пофлиртовал со смуглой девушкой из Марракеша и поздравил себя с тем, что сбежал подальше от стального взгляда Мамы Шиммельхорн и её жёсткого чёрного зонтика.
В значительной степени полагаясь на фотографию Малыша Антона, он запасся механической черепахой, ярким леденцом и книжкой с персонажем по имени Вилли Ваббит. Поэтому он не обратил внимания, когда увидел двух служащих в униформе, осторожно подталкивающих вперёд херувима-переростка, который внезапно перескочил в самую отвратительную стадию подросткового возраста. Этот юноша был одет в бриджи и пиджак, слишком тесные для него, размера на три меньше нужного, и при нём не было никакого багажа, кроме зубной щётки в нагрудном кармане. Служащие подвели его к Папе Шиммельхорну, выпалив: «Он весь в вашем распоряжении», и поспешно удалились.
С уважением сняв фуражку, юноша обратился к Папе Шиммельхорну как к «дорогому двоюродному дедушке». Затем голосом, который метался между мучительным дискантом и басом лягушки-быка, он произнёс небольшую речь на немецком, передавая наилучшие пожелания от многочисленных родственников и обещая, что будет хорошим мальчиком и станет делать, что ему велят.
— Малышш Антон! — Папа Шиммельхорн оторвался от девушки из Марракеша. Он восторженно обнял юношу. Затем отстранил его на расстояние вытянутой руки, чтобы с удовольствием осмотреть. — Малышш Антон, как ты фырос!
Малыш Антон отступил на безопасное расстояние.
— Вот это да! — сказал он. — Я так рад, что это закончилось.
— Но… но ты шпекаешь по-английски?
— Конечно, — проворчал Малыш Антон. — Я смотрю гангстерские кина. Ту голландскую дичь я тебе выдал для пущего эффекта.
— О, хо-хо-хо! Подумать только, йа принёс леденец на палошке унд игрушечный черепаха! — Папа Шиммельхорн содрогнулся от смеха. — Зер гут йа облашался!
Малыш Антон уставился на девушку. На мгновение его глаза скосились.
— Папаша, — хихикнул он, — это было бы и впрямь так, не появись я здесь. Ладно, мои вещи можно забрать позже, так что поцелуй её на прощание, и давай сходим на старый добрый амерский порнофильм.
Эти проявления скороспелости восхитили Папу Шиммельхорна. Он ущипнул мисс Марракеш, которая мило захихикала по-арабски. Он нежно взял Малыша Антона под руку.
— Унд теперь, — сказал он, когда они уходили, — мы поедем ф Принстон, в Нью-Черси, где есть вумные люди, которые знали моего старого друга Альберта Эйнштейна. Это надо сделать перфым делом, даже прежде, чем мафий-шоу. Унд по пути йа расскашу тебе фсе про Америку...
Он тотчас же изложил историю про Джорджа Вашингтона и вишнёвое дерево — и это естественным образом подвело его к теме собственной карьеры. К тому времени, как они добрались до Пенсильванского вокзала, где остановились, чтобы забрать из камеры хранения потёртую дорожную сумку и большую обувную коробку, Малыш Антон был ознакомлен с частной жизнью нескольких светских леди из Берна, Нью-Хейвена и других мест, расположенных между ними. К тому времени как они добрались до Джерси, он был проинформирован о необходимости создания единого мужского фронта против домашней тирании Мамы Шиммельхорн. И не прошло и десяти минут с момента отправления их поезда, как он получил техническую информацию о сканере Уайлена, одна лишь откровенная мысль о котором, не подвергшаяся цензуре, вызвала бы у капитана Персея Оттера истерический припадок.
Он слушал все это вполуха. Время от времени он басил «Угу» или пищал «Да ладно?» Один раз, глядя на двоюродного деда с открытым восхищением, он воскликнул:
— Хы-хы! Когда я дорасту до твоих лет, папаша, то хочу быть таким же старым козлом, как ты.
Но большую часть времени он пялился на попутчиков, в основном на женщин, кося глаза и отпуская такие язвительные комментарии, как «вау-вау!» или «фу-уй!»
Наконец Папа Шиммельхорн постучал по обувной коробке, лежавшей у него на коленях, и сказал:
— Штош, Малышш Антон, фот пошему йа принёс фсего одну штуковину — потому што это зекретно. Она сделает всё, о чём я говорил, алзо ишшо один трюк, который фысофет большой сюрприз.
Глаза Малыша Антона расширились. Сфокусировавшись на обувной коробке, они слегка скосились.
— Ого! — заметил он. — Она прямо тут у тебя, да? — Затем, с явным удовольствием, ткнул большим пальцем через левое плечо. — Эй, я уверен, что именно поэтому тот маленький ублюдок в углу тащится за нами! — воскликнул он. — Готов поспорить, он шпион.
Папа Шиммельхорн был не просто гением. Он был находчив. Спокойно обернувшись, он прищурился на низкорослого желчного человека через три сиденья позади них и моментально развеселился.
— Думкопф! — всхохотнул он. — Толька потому что он следует за нами, это ишшо не значит, што дер мелкий уплюдок ис шпион. Ты не слышал про ФБР? Фот кто он есть. Это секьюрити.
— Фиг тебе, папаша, — громко возразил Малыш Антон. — Я видел джи-менов* в кинах. Они не выглядят так, как те, кого ловят в крысоловки.
* G-men – сленговое название правительственных агентов США, особенно из ФБР.
— Хо-хо! — Папа Шиммельхорн хлопнул себя по бедру; его смех разнёсся по вагону. — Дер ФБР ис секретный слюшба, Малышш Антон. Дот ис маскирофка!
К этому моменту все взгляды были прикованы к ним, и со всех сторон раздавались комментарии. Это, казалось, смутило маленького человечка. Несколько секунд он ёрзал на своём месте. Затем, натянув шляпу-пирожок на уши, выскользнул из вагона и исчез.
После этого шум постепенно утих, и другие пассажиры, потеряв интерес, вернулись к своим газетам и дремоте.
Папа Шиммельхорн погладил Малыша Антона по голове.
— Ты глюпый малшик, — сказал он ему. — Когда станешь постарше, мошет быть настанет фремя фолнофаться насчот шпионофф. Но теперь лутше остафь это фсе мне.
— Фу-уй, — пробормотал Малыш Антон. — Небось думаешь, что ты единственный гений в семье. Ну, папаша, не говори, что я тебя не предупреждал. — И он замкнулся в себе, уставившись на свои ноги и мрачно ковыряя то один, то другой прыщ.
Папа Шиммельхорн не стал упрекать его за грубость. Внезапно он сел прямо, глаза его засверкали, усы встали дыбом. По проходу в их сторону шла высокая брюнетка.
Она была очень статной, немного похожей на тех, что раньше блистали в ранних работах Сесила Б. Демилля*, но в современной упаковке. На ней было что-то невероятно эффектно-чёрное, в ушах висели длинные алые серьги, а в руке она несла аккуратную сумочку. Когда она скользила мимо них, её раскосые глаза, казалось, с тоской всматривались в каждое лицо. Затем они нашли Папу Шиммельхорна и остановились на нём. Проходя мимо, она подарила ему долгую, знойную улыбку.
* Американский режиссёр, снимавший помпезные зрелищные фильмы.
Папа Шиммельхорн глубоко вздохнул и посмотрел на Малыша Антона. Тот расфокусировал глаза, пустил слюну и сказал: «Ам-ням». По крайней мере, на мгновение взаимопонимание было восстановлено.
Брюнетка заняла место, которое ранее занимал маленький желчный мужчина. До них донёсся мощный аромат её духов, отчего волосы в больших ушах Папы Шиммельхорна задрожали.
— Малышш Антон, — решительно сказал он. — У меня есть идея...
— У меня тоже! — прохрипел Малыш Антон.
— ... унд ишшо одна идея, што она едет ф Атлантик-Сити, на дер конкурс красота. Унд другая, што трузья Альберта, может быть, заняты дер графитацией унд чорными дырами, унд теориями, которые я не могу понимать. У насс ишшо много фремени. Мы, ты унд я, фосьмем, мошет пыть, отпуск у дер моря. Мошет быть, мы поедем ф этот Атлантик-Сити, где такие интересные люди. Ты можешь узнать фсе про Америку...
***
Отель «Лорелея» не был ни самым изысканным, ни самым модным в Атлантик-Сити. Дни его славы канули в лету вместе с купальными костюмами в оборочку, и теперь он обслуживал вышедших на пенсию священнослужителей, подполковничьих вдов и людей скромного достатка с четырьмя и более детьми.
Папа Шиммельхорн и Малыш Антон, не входящие ни в одну из этих категорий, были холодно встречены администрацией. Мрачный портье из Нантакета осмотрел их, потребовал плату вперёд и так быстро прогнал их через вестибюль с пальмами в кадках, отделанный пурпурным плюшем, что они не заметили, как брюнетка и маленький человек в шляпе-пирожке зарегистрировались и проследовали за ними.
Папа Шиммельхорн с удовлетворением осмотрел свою комнату. Выбрав себе кровать у окна, он распаковал свою дорожную сумку, достав из неё весёлую гавайскую рубашку, пару сандалий, пунцовую пижаму в цветочек, которую он повесил на позолоченную газоэлектрическую люстру, и часы с кукушкой. Последние, с помощью большого гвоздя и каблука туфли, он повесил на стену.
— Софсем как дома, — вздохнул он и принялся ждать, пока Малыш Антон скажет что-нибудь одобрительное.
Но ответа не было. Вместо этого позади себя он услышал резкий металлический щелчок. Повернулся — и ахнул.
Стоя на коленях на полу, Малыш Антон отпирал первый из трёх огромных чемоданов.
— Откуда? — воскликнул Папа Шиммельхорн. — Откуда ты фсё это достал?
— Швейцария, — невозмутимо сказал Малыш Антон.
— Но, готт им химмель, как?
— Я хочу быть контрабандистом. Практикуюсь. Когда я стану по-настоящему хорош, то буду нелегально проводить мексиканцев через границу. Но пока сойдёт и это. Ты же гений, папаша; ты мигом разберёшься в технике.
Он открыл первый чемодан.
— Часы, — самодовольно заявил он. — Двести штук, беспошлинно. — Открыл второй. — Алжирские открытки, — объявил он. — Они должны разлетаться как горячие пирожки.
Папа Шиммельхорн бросил на него быстрый взгляд.
— Неудифительно, што они экспортировали тебя аус Шфицэрланд, — пробормотал он, багровея.
— Моя одежда и прочее, — закончил Малыш Антон, указывая на третий чемодан. — Они подождут до попозже.
Но Папа Шиммельхорн больше ничего не сказал. Он сел на свою кровать и, пока Малыш Антон усердно проводил инвентаризацию, принялся рыться в своей памяти, выискивая обрывки информации о своём внучатом племяннике. Он вспомнил, что Митци Фледермаус время от времени упоминала своего маленького сына в письмах к Маме. Малыш Антон был ребёнком с богатым воображением, он видел забавные сны, утверждал, что у него есть товарищи по играм, которых мог видеть только он, таинственно исчезал на несколько часов подряд. И не было ли какого-то странного дела о мелком воровстве в магазинах, которое никто не мог доказать?
Мозг Папы Шиммельхорна жужжал и щёлкал, обдумывая все эти вопросы вместе с другими данными, такими как сверхъестественное владение разговорным английским у парня. Наконец он пришёл к выводу.
— Мой Малышш Антон, — сладким голосом начал он. — Я тут подумал… Если ф дер семье есть один гений, то их мошет там быть и больше...
Малыш Антон засовывал пачки открыток в карманы.
— Теперь ты врубаешься, — проворчал он, не останавливаясь.
— ...унд сразу как ты приехал, йа сказал: «Наш Малышш Антон ис умник, фундеркинд. Когда-нибудь он станет гением, точно как йа».
— Папаша, — сказал Малыш Антон, — ты и половины не знаешь.
Голос Папы Шиммельхорна стал очень серьёзным.
— Мы, гении долшны дершаться фместе, Малышш Антон. Я буду учить тебя фсему, что знаю, а ты... — он потёр руки, — покажешь мне, как работает дер чемоданный трюк Малышша.
— Фу-фу! — воскликнул Малыш Антон. — Ну и старомодный же у тебя подкат, папаша. — Он направился к двери.
— Погоди, Малышш Антон! — крикнул Папа Шиммельхорн. — Куда ты идёшь? Уше девять часов.
— Я иду торговать грязными картинками, — ответил Малыш Антон, похлопывая себя по набитым карманам. — Это место выглядит как раз подходящим, и мне нужна зелень. И не волнуйся насчёт копов. Сейчас все стали либералами, и в любом случае они не тронут нас, оптовиков.
Он повернул ручку. На долю секунды глаза его скосились.
— Хочешь узнать кое-что про ту мышку из поезда, папаша? — спросил он. — У неё на животе татуировка кукушки!
Дверь за ним резко закрылась, и он ушёл, оставив своего двоюродного деда с приятно разыгравшимся воображением и ещё более сложной проблемой на уме.
— Мошно в такое поферить? — изумился Папа Шиммельхорн. — Кукушка на дер животе. Как красиво!
Точно тигр в клетке, он принялся ходить взад и вперёд. Откуда мальчик это узнал? И как можно вытянуть у него это знание? Там... там было что-то... в одном из писем Митци Фледермаус о том, как маленького Антона, которому тогда было четыре года, отчитали за болтовню про угол, за который никто другой не мог заглянуть. Может быть...
Папа Шиммельхорн перестал расхаживать по номеру. Переодевшись в сандалии и гавайскую рубашку, он растянулся всем своим огромным телом на кровати, чтобы обдумать проблему со всеми удобствами. Вскоре кукушка на стене высунулась из часов и прокуковала десять раз, отмечая новый час...
И почти сразу же послышался тихий стук в дверь.
— Хо-хо? — прогремел Папа Шиммельхорн. — Малышш Антон, ты фернулся так скоро?
Дверь отворилась. Но вошёл не Малыш Антон. Вместо него на пороге стояла брюнетка. Она была одета в коктейльный костюм, чёрный с красным, с узором, отдалённо напоминающим китайский, который облегал её, словно новая змеиная кожа.
Её глаза расширились, когда она увидела Папу Шиммельхорна. Рука взлетела к губам.
Папа Шиммельхорн вскочил на ноги. Его борода почти коснулась пола, когда он поклонился. Он галантно заверил её, что с его точки зрения верно как раз обратное.
Внезапно она улыбнулась.
— Ой, а я вас знаю. Но… но кондуктор сказал мне, что вы едете в Принстон. Вы профессор, который был в поезде.
Папа Шиммельхорн скромно склонил голову.
— Я не прохвессор. Я фсего лишш гений.
— Г-гений! О-о-о!
Дверь как-то сама собой закрылась за ней.
— Значит, вы всё знаете о науке, верно? Я имею в виду геометрию, физику и… ну, всё остальное? — Она молитвенно сложила руки. — Пожалуйста, можно ли мне как-нибудь прийти и поговорить с вами, когда… когда вы не будете заняты изобретением ваших новых теорий?
Её голос был глубоким, волнующим — прямо Эдит Пиаф со взбитыми сливками. Он заставил волосы бороды Папы Шиммельхорна затрепетать.
— Я только што закончил квоту сфоих дел на эту неделю! — ликующе прорычал он. — Мы можем разговаривайт прямо сейчас!
Он направился к ней, сфокусировав взгляд на её талии и мягко, но уверенно взял под локоть.
— Ох, профессор, — прошептала она, — мне так повезло.
Решив быть деликатным, он подвёл её к стулу.
— Моя фамилия Шиммельхорн, — проворковал он, — но ты мошешь звать меня Папа.
— Меня зовут Соня… э-э-э, то есть Соня Лу.
— Я буду зфать тебя Лулу. Так прошше. Не фолнуйся, я покажу тебе хорошо время. Сейчас ше посфоню коридорному для попкорн.
— Я просто обожаю попкорн, — сказала Соня Лу.
Он позвонил, чтобы заказать в номер еду и напитки. Сел на подлокотник кресла рядом с ней и позволил правой руке скользнуть к её талии.
Она посмотрела на него.
— Теперь вы расскажете мне о науке? — горячо прошептала она.
Левая рука Папы Шиммельхорна присоединилась к правой. Указательный палец завис над второй пуговицей её красочного жакета.
— Мы начнём, — сказал он ей, — с разгофора о птицах. Я люблю маленьких пташек — они такие милые! Форобъи, сфиристели и малинофки-красногрудки. Но особенно… — он дёрнул пуговицу в качестве эксперимента, — милые маленькие кукушки.
***
Прибытие Фердинанда Уайлена в Нью-Хейвен почти совпало с отъездом Папы Шиммельхорна, и поначалу казалось, что эти два события творили чудеса с капитаном Персеем Оттером. Теперь он шагал бодро, будто после опасного и утомительного плавания его поставили в сухой док и нанесли свежий слой краски. Его сходство с героем Трафальгара стало ещё более поразительным, чем раньше. Он даже попытался возобновить своё бесплодное ухаживание за пышной разведёнкой по имени миссис Баклбэнк.
Но прошли два дня, и три, и четыре. И на пятый день капитан Оттер снова оказался в присутствии старого Генриха Людезинга и совета правления. Только теперь его состав был расширен. Там сидел Уайлен с нервным тиком и мешками под глазами. А также вице-адмирал с тупыми носовыми обводами и широкий в бортах. И два контр-адмирала. И крупный румяный офицер, четвёртый ряд золотых галунов которого венчала петлица.
Трое адмиралов, очевидно, устраивали капитану Оттеру холодный душ. Офицер, столь же очевидно, пытался скрыть своё полное восхищение.
Тонкие руки Уайлена боролись друг с другом на столе.
— Я проверил всё, — истерично сказал он. — Просмотрел четыре раза — каждый сервомеханизм, каждое реле, каждый источник питания, каждую деталь и процесс — полностью. И всё, что я нашёл — это немного пустого места и четыре клеммы, которые никуда не ведут. Он грыз ногти. — Оно должно работать, оно правда должно! И… и оно всё ещё отказывается держать те трубки с часовыми шестерёнками внутри, которые я вставляю — как ни исхитряйся! И они всё ещё снаружи, когда должны быть внутри. Ох, ха-ха-ха-ха-ха!
Он рухнул в рыданиях, и вице-адмирал повернулся к Оттеру.
— Ну? — сказал он.
Капитан Оттер вздрогнул и промолчал.
— Говорите, Оттер. Вы рекомендовали или нет отправить в отставку этого… э-э, этого Папу Шиммельхорна?
— Да, сэр. Но…
— Вы понимаете, Оттер, что сканер Уайлена — это проект, которым мы занимаемся совместно с британцами? Как вы, возможно, слышали, они наши союзники. Они потрудились, Оттер, отправить сюда свой крупнейший авианосец — Е. К. В. «Впечатляющий», которым командует вот этот джентльмен. Он склонил голову в сторону золотого галуна с петлями. — Капитан сэр Себастьян Коббл, К. Б.* Он стоит в гавани Нью-Йорка, оснащённый всем, кроме Сборки М. Сборка М должна быть установлена на борту в течение двух дней. Сорок восемь часов, Оттер. Обеспечьте это. Я возлагаю ответственность на вас.
* C. B. — Кавалер ордена Бани (Companion of the Bath).
Раздался вздох, возможно, облегчения, со стороны Вудро Людезинга.
— Мне дали понять, адмирал, — капитан Персей Оттер был очень бледен, — что мои обязанности здесь были консультативными. Я сделал всё, что мог. Даже отправил человека на поиски Шиммельхорна. Помимо этого…
— Да ладно, Оттер! У нас не принято перекладывать обязанности, особенно на гражданских. Вы хотите мне сказать, что с тех пор, как прибыли сюда, были не более чем номинальным главой?
Раздался резкий треск, когда капитан сэр Себастьян Коббл, К. Б. перекусил мундштук своей трубки.
— Конечно, нет, сэр, — пробормотал капитан Оттер.
— Что ж, тогда у вас не должно быть проблем. Найдите этого Шиммельхорна, пусть он починит эту «Сборку М» или как там ещё, и немедленно доставьте её на борт «Впечатляющего».
Пока вице-адмирал говорил это, вошёл секретарь и что-то шепнул на ухо старому Генриху.
— Прошу прощения, — объявил он с несчастным видом. — Папу Шиммельхорна мы не нашли, но Мама Шиммельхорн здесь. Если вы хотите, я приведу её.
— Непременно, — кивнул вице-адмирал. — У неё может быть какая-то информация.
Старый Генрих вышел из комнаты и тут же вернулся, сопровождая прямую, как палка, пожилую даму в жёсткой чёрной тафте. Она была вооружена зонтом, и в её глазах горел огонь.
— Господа, — сказал Генрих Людезинг, — Я рад представить вам Маму Шиммельхорн.
Адмиралы встали.
Мама Шиммельхорн оглядела их.
— Матросики, — неодобрительно заметила она. — Пьют унд гоняются за девками унд шумят по ночам.
Все продемонстрировали примечательную сдержанность.
— Мэм… — поклонился вице-адмирал. — Я восхищён. Уверен, что вы сможете нам помочь. Мы должны найти вашего мужа…
— Ха! — Острый наконечник зонта Мамы Шиммельхорн постучал по полу. — Фот не годяй! Пять дней его нет — и фот што я получаю! — Открыв чёрную, расшитую бисером сумочку, она достала открытку и передала ему.
Это была не одна из открыток Маленького Антона. Это была фотография Тадж-Махала. На одном из окон было нацарапано большое X. А на обратной стороне находилось послание, которое в вольном пересказе гласило: «Прекрасно профотим фремя. Шалею, что тебя здесь нет. X — это наша комната. Люблю и целую, тфой добрый муж, Папа. (А такше Малышш Антон)».
— Но он забыл про дер почтофый штемпель! — воскликнула Мама Шиммельхорн. — Атлантик-Сити! Просто подошдите!
Вице-адмирал поблагодарил её. Он пообещал передать Папу Шиммельхорна под её нежную опеку. Затем снова повернулся к капитану Персею Оттеру.
— Что ж, мы знаем, где он, — заявил адмирал. — Примите мой совет, Оттер. Если сэр Себастьян не против, он может взять вас на борт «Впечатляющего», и вы выйдете в море. Свяжитесь с береговой охраной в Атлантик-Сити. Они помогут вам забрать Шиммельхорна. Я слышал, что у него при себе одна из сборок, так что всё улажено. Теперь вы видите, как всё просто?
— Фот именно это я фам и гофорил, — улыбнулся и кивнул старый Генрих. — Не фолнуйся. Папа Шиммельхорн фсё испрафит.
— Я отчаливаю в четыре, сэр, — сказал капитан сэр Себастьян Коббл, с сомнением глядя на капитана Оттера.
Но доктор Фердинанд Уайлен не сказал ни слова. Пристально глядя в одну точку в пространстве, он сосредоточенно мял указательным пальцем свою нижнюю губу.
***
Пока изобретатель «Сборки М» доводил себя до безумия этой проблемой в Нью-Хейвене, Папа Шиммельхорн и Малыш Антон отнюдь не бездельничали в Атлантик-Сити.
День за днём контрабандный запас часов и алжирских открыток Малыша Антона истощался, в то время как его новообретённая пачка купюр соответственно толстела.
Изо дня в день Папа Шиммельхорн также преследовал Соню Лу или Лулу. Он поочерёдно соблазнял её силовыми трюками, рассказами о своих прошлых завоеваниях, лёгкими закусками и пылкими словами любви. В двух случаях он даже дарил ей цветы.
И ничего не работало, даже отчаянная (и абсолютно лживая) жалоба, будто Мама Шиммельхорн его не понимает. Что касается его самого, то татуировка кукушки на её животе оставалась для него загадкой.
Он воспринимал это спокойно, весело рассказывая обо всём Малышу Антону поздно ночью.
— Послюшай, Малышш Антон, — говорил он. — У этой дефочки Лулу на чердаке што-то не ф порядке. Фообрази только! Она фсё фремя гофорит о науке, науке, науке.
— Восемьсот шестьдесят, и восемьдесят, и сотня — получается девятьсот, — отвечал Малыш Антон, пересчитывая свои неправедно нажитые средства. — Неплохо за три дня работы, а, папаша?
— Ущипну её малёхо — а она гофорит: «Нет, нет. Расскажи мне о релятифности». Укушу её за ухо — а она гофорит: «Не думай обо мне. Я просто обошаю эту штуковину ф коробке — што у ней за принцип?» Ах, Малышш Антон, такая шенщина! Это фсё не естестфенно.
— Знаешь что? — замечал на это Малыш Антон. — Спорим, она шпионка?
И так всё продолжалось до того дня, когда капитан Оттер пережил неприятную встречу с адмиралами. Малыш Антон распродал все свои открытки, кроме ассорти из трёх дюжин, и теперь наслаждался заслуженным отдыхом в вестибюле «Лорелеи». Уютно устроившись в кресле за горшком с пальмой, он, с удовольствием скосив глаза, разглядывал самые интересные черты трёх пухлых молодых матрон, сплетничавших в нескольких ярдах от него.
Внезапно, почти у самого его уха, Малыш услышал голос. Тот был тихий и вибрирующий, и он мгновенно узнал в нём голос Сони Лу.
— Но, Педро, — протестовала она, — я использую сорок четвёртую технику, как сказано в руководстве. Что я могу поделать, если старый дурак не поддаётся? Всё, что он хочет — это щипать, лапать и снимать с меня одежду. Боже мой, я вся в синяках!
Ей ответил мужской голос:
— Ты должна быть терпелива, Соня. Тебе следует помнить о снятии напряжения. Это правильная техника.
Очень тихо Малыш Антон повернулся. Забыв о молодых матронах, он осторожно посмотрел сквозь пальмовые листья и увидел шляпу-пирожок.
Голос мужчины стал жёстче.
— Ты ведь знаешь, какое наказание ожидает тебя в случае неудачи, не так ли?
— Конечно, знаю, — нервно засмеялась она. — Я не сдаюсь — у меня с ним сегодня ещё одно свидание. Ох, ну почему вместо него не мог быть тот его глупый мальчишка? Я бы могла применить технику номер один — ну знаете, в постели без ничего, — заранее прихватив коробку из-под обуви, а вы бы пришли и спасли меня вовремя. — Она застонала. — По крайней мере, мне не пришлось бы биться с этим целую неделю.
На несколько мгновений лицо Малыша Антона приобрело бледный оттенок задумчивости. Затем он молча взял открытки, просунул их сквозь листья и опустил в карман пальто Педро.
Вскоре, когда маленький человечек вышел из отеля один, он последовал за ним.
***
В ту ночь Соня Лу не пришла на свидание с Папой Шиммельхорном. Он ждал двадцать минут, тридцать, тридцать пять. Он расхаживал по комнате. Наконец, позвонив в её номер и обнаружив, что её нет, он философски пожал плечами.
— Рыбок ф море много, — сказал он себе. — Дер кукушка с татуирофкой подошдет.
С этими мыслями он вспомнил маникюршу, которую тщательно приберегал в качестве запасного варианта, высыпал половину пакета твёрдых леденцов, купленных им днём в качестве приманки, и, весело напевая, отправился в её апартаменты.
Полное отсутствие на ней птичьего украшения нисколько не испортило ему вечер, и он был в прекрасном настроении, когда вернулся в отель в четыре утра. Он снисходительно улыбнулся виду нетронутой постели Малыша Антона, рухнул в свою собственную и проспал сном чистой добродетели до полудня.
Проснувшись, первой его мыслью была Соня Лу. Подняв трубку, он крикнул клерку:
— Гутен утро! Это Папа Шиммельхорн. Я хочу поговорить с Лулу!
— Мисс Миквик выехала два часа назад, — ответил невыразительный нантакетский голос. — Руководство отеля хотело бы знать, когда вы намерены последовать её примеру.
— Шта? Кукушка на животе — такая красивая! — фспорхнула и исчезла, возмошно, навсегда. Куда она пошла?
— Адреса для перенаправления нет, — огрызнулся телефон. Затем оскорбительно щёлкнул, и наступила тишина.
Папа Шиммельхорн положил трубку на рычаг. Он сразу понял, что его магнетическая личность оказалась слишком сильной для Лулу. Она пробудила скрытые страсти, которых та испугалась, и сбежала. С сожалением он надеялся, что бедная девушка никогда не осознает, что она упустила.
Он сел и потянулся, намереваясь дать Малышу Антону полезный совет о жизни и женщинах — и обнаружил, что тот всё ещё пребывает в отсутствии.
«Ах, ладно, — подумал он, — мальчишки всегда будут мальчишками. Наверняка он сейчас целуется и ласкается с какой-нибудь старшеклассницей, как маленькие голубки — так мило!
Преисполненный сентиментальности, он оделся, расчесал бороду и пошёл обедать. По пути ему бросился в глаза заголовок:
КРАСНЫЙ ДИПЛОМАТ АРЕСТОВАН c порнографическими открытками. «Империалистический заговор» — заявляет атташе Третьего мира.
Он присмотрелся внимательнее.
«12 июля [читал он]. Педро Гонсалес Попопофф, представившийся атташе по культуре Центральной Америки, в настоящее время находится в тюрьме Атлантик-Сити по обвинению в хранении трёх дюжин порнографических открыток, описанных арестовавшими его офицерами как „самые горячие, из всех, что мы когда-либо видели. Приятель, такого не найдёшь даже в книжном магазине для взрослых“. Попопофф был задержан вчера по наводке неопознанного подростка, к которому якобы обратился как к потенциальному покупателю. Он был...»
Далее в новостной статье говорилось, что все центральноамериканские посольства отрицают какое-либо знакомство с Гонсалесом Попопоффым; русские прямо заявили, что он агент ЦРУ; красные китайцы чётко идентифицировали его как лакея московских ревизионистов, Банды четырёх и огромного тайваньского конгломерата.
— Ц-ц-ц, как интересно, — сказал Папа Шиммельхорн, продолжая свой путь, чтобы провести остаток дня на променаде и пляже в окружении хихикающей свиты в мизерных бикини, каждой из которых он любезно позволял подёргать себя за усы, пощупать гигантские бицепсы и украдкой поцеловать.
И все прочие дела властно завладели его вниманием только после ужина, когда он в мечтательном состоянии возвращался в отель. Из-за угла вынырнул серый джип, резко затормозил и, проехавшись юзом, остановился рядом. Двое сидевших в нём патрульных береговой охраны посмотрели на него с некоторым удивлением.
— Я полагаю, вы Папа Шиммельхорн? — сказал один из них.
— Йединстфенный и непофторимый, малшик — я самый!
— Запрыгивай на борт, папуля. Поедешь прокатиться. Ты очень нужен флоту.
— Убирайтесь! — со смехом сказал Папа Шиммельхорн, отступая на шаг. — Мне не нрафятся эти смешные штаны. Альзо я слишком стар.
— Послушай, папуля. — Джип нетерпеливо фыркнул. — Мы не собираемся тебя вербовать. К тебе в отель спешит большое начальство. А теперь кончай нести чушь и поехали.
— Ах, это софсем другое дело. — Папа Шиммельхорн сразу догадался, что капитан Оттер нуждается в помощи. — Он хочет спросить меня, как ему поймать дефочку. Конечно, я еду!
Он запрыгнул в машину. Джип рванул с места. С бородой, развевающейся на ветру, его доставили обратно в «Лорелею», где береговые патрульные проводили Папу прямо до его двери.
Он вошёл размашистым шагом.
— Штош, морячок, — прорычал он, заметив капитана Персея Оттера, — наконец ты обрёл здрафый смысл! Скоро, когда я научу тебя, дер вумены будут бегать за тобой, как мухи. — Его взгляд переместился вправо. — И ты прифёл друга! — радостно воскликнул он, — фесёлого Смоляного Джека*! Гут, мы и ему найдём парочку. — Он посмотрел им за спины. — О, хо-хо-хо! А фот и Малышш Антон, этот осорной малшик, который гулял фсю ночь.
* Jack Tar (Смоляной Джек) — прозвище английских моряков во времена Британской империи, а с начала ХХ века использовалось и для обозначения военнослужащих ВМС США.
Капитан Оттер поднялся. От лёгкой морской болезни у него слегка позеленели жабры. Он выглядел так, будто провёл несколько лет под гниющим бушпритом в Саргассовом море.
— Мистер Шиммельхорн, — героически попытался улыбнуться Оттер. — Это капитан сэр Себастьян Коббл, командующий кораблём её величества «Впечатляющий», который сейчас стоит на якоре в море.
Папа Шиммельхорн и капитан Коббл пожали друг другу руки, выразив взаимное удовольствие.
— Умный у вас парень, — сказал сэр Себастьян, указывая на Малыша Антона своей трубкой. — Ужасно хорошо информирован. Мы обсуждали контрабанду. Очень увлекательно — интересуюсь ею с детства.
— Он есть разфит не по годам, — похвастался Папа Шиммельхорн. — Это у нас семейное. Я сам...
Капитан Персей Оттер поспешно вмешался:
— Боюсь, я не смог ясно изложить нашу цель. Это не… э-э, развлечение. Возникли определённые… хм… трудности на заводе, и, короче говоря, ха-ха, мы теперь хотим, чтобы вы как можно скорее починили имеющийся у вас узел и немедленно установили его на борту «Впечатляющего».
— Ха, значит, зафод обделался? — засмеялся Папа Шиммельхорн. — Я ше фам говорил. Ну, не фолнуйся, морячок. Теперь мы едем прямо ф Принстон. Трузья Альберта починят это, мошет быть, фсего за неделю.
— Неделю? — Капитан Оттер мрачно подумал о своём номере в списке на повышение. — Это чрезвычайная ситуация. Вы должны сделать это к завтрашнему полудню. Пожалуйста, мистер Шиммельхорн.
— Это нефосмошно. Фнутренняя часть фсё ещё снаружи. Йа достану штуковину и покашу фам, почему...
Малыш Антон неловко заёрзал.
— Эй, папаша...
— Ш-ш-ш, Малышш Антон. Когда я занят, не перебифай. — Папа Шиммельхорн, стоя на коленях, искал что-то под своей кроватью. — Как странно! Я спрятал коробку ис-под обуфи здесь, прешде чем уйти, потому што это секрет. Где же она?
— Папаша...
— Заткнись! Мошет быть, она с тругой стороны...
— Папаша, — сказал Малыш Антон, — ты бы лучше встал. Твоей обувной коробки там нет.
Наступила жуткая тишина.
— Как ты думаешь, где я был всю ночь? Эта твоя Соня Лу охотилась за ней — она была шпионкой. Я продал её ей... — Малыш Антон ухмыльнулся и облизнул губы, — но не за деньги, папаша. Ух-ух.
— Што? — взревел Папа Шиммельхорн. — Што ты сделал?
— Невероятно! — воскликнул капитан Коббл, окончательно испортив ещё один мундштук трубки.
— Измена! Хладнокровная измена! — выдохнул капитан Персей Оттер, становясь ещё более бледным, чем прежде.
— Ой, не выпрыгивайте из штанишек. — Малыш Антон оставался невозмутимым. — Я хорошо запечатал ту коробку из-под обуви. Держу пари, она сейчас уже на полпути в Европу. Но никакой штуковины они там не найдут. За кого вы меня держите? — Он указал на голый гвоздь, торчащий из стены. — Неужто в часах с кукушкой есть что-то секретное? — спросил он.
Капитан Оттер вытер холодный пот со лба. Его мимолётное видение следственных комиссий и военно-морских судов начало рассеиваться.
— Ты… ты хочешь сказать, — заикаясь, произнёс капитан, — что она всё ещё здесь?
— Прямо в папашином саквояже, — выпятил грудь Малыш Антон. — Похоже, я довольно сообразительный, а, кэп?
Папа Шиммельхорн полез в саквояж. Он мгновенно нашёл серебряный овоид. Полез снова, пошарил вокруг — и вытащил руку пустой.
— Но здесь только полофина, — нахмурился он. — Где фсё остальное?
— А, это, — высокомерно улыбнулся Малыш Антон. — Я починил её, гений. Вставил обратно внутрь, туда, где ей место.
— Нефосмошно! — воскликнул Папа Шиммельхорн.
— Ладно, можешь мне не верить. — Насмехаясь, Малыш Антон протянул руку. — Дай мне.
Он взял Сборку М. Его глаза скосились совершенно устрашающим образом. Пальцы сделали одно быстрое любопытное движение...
И вот трубка, вместе с часовым механизмом, снова оказалась снаружи.
— Держу пари, вы не знаете, как это делается! — бросил он им вызов.
Но капитана Персея Оттера это не заинтересовало.
— Мальчик мой, — сказал он не без эмоций, — эти мелкие технические детали могут подождать. Ты отлично справился. Я лично упомяну тебя в своём отчёте. Но сейчас у нас есть важное дело. — Он постучал по своим часам. — Нам лучше отправляться.
И когда они направлялись к морю и Е. К. В. «Впечатляющему», он сказал себе, что теперь, по крайней мере, их неприятности закончились.
Он забыл о латунных шестернях в трубке.
***
Через тридцать шесть часов после того, как Папа Шиммельхорн и Малыш Антон вышли в море, из Вашингтона прилетел начальник военно-морских операций. В сопровождении двух измотанных сотрудников госдепартамента он ворвался в кабинет того вице-адмирала, который так осложнил жизнь капитану Оттеру, и в самом недружелюбном тоне, какой только можно представить, спросил:
— Ну?
Вице-адмирал вздрогнул и ничего не ответил.
— Говорите, Марлинсон. Вы в курсе, что британцы — наши союзники, не так ли? Вы понимаете, что, как и большинство мореплавателей, они предпочитают, чтобы их военные корабли оставались на плаву? И надеюсь, признаёте, что в наших интересах помочь им в этом?
— Д-да, сэр, но...
— Позвольте напомнить вам, Марлинсон, что Оттеры служат во флоте со времён революции? Вы, конечно, слышали о коммодоре Колумбусе Оттере, который завёл свою эскадру в реку Саскуэханна и исчез — подвиг, который не смог повторить ни один другой офицер? И о коммандере Левиафане Оттере, который утонул вместе с монитором «Магвамп» в гавани Чарльстона в 1863 году, будучи совершенно уверен, что заходит в Портленд, штат Мэн? И о лейтенанте Ахаве Оттере, который столь ясно продемонстрировал нецелесообразность погружения подводных лодок с открытыми люками? — Он повысил голос. — И зная всё это, Марлинсон, — проревел он, — вы приказали капитану Персею Оттеру ПОДНЯТЬСЯ НА БОРТ КОРАБЛЯ!
Вице-адмирал пристыженно опустил голову.
— И не просто на какой-то там корабль. Прекрасно зная о его примечательной внешности, вы приказали ему взойти на борт британского корабля...
Начальник военно-морских операций продолжал в том же духе ещё несколько минут, сетуя на изнеженный век, запрещающий такие живописные и полезные обычаи, как килевание и порка на палубе. Затем произнёс:
— Марлинсон, — сказал он, — Е. К. В. «Впечатляющий» забрал ваших людей в среду, в 22:04. В 23:18 мы получили странную радиограмму. В ней говорилось: СКАНЕР РАБОТАЕТ ТЧК ВЫХОДИМ В МОРЕ ДЛЯ БОЛЕЕ МАСШТАБНЫХ ИСПЫТАНИЙ ТЧК ПРИБЫТИЕ НЬЮ-ЙОРК ПОЛДЕНЬ ПЯТНИЦЫ ТЧК ПАПА ПЕРЕДАЁТ ПРИВЕТ МАМЕ ТЧК (ПОДПИСЬ) КОББЛ. И с тех пор больше ничего. Все доступные воздушные и надводные суда вели безрезультатные поиски. Мы можем только заключить, что Е. К. В. «Впечатляющий» затонул со всем экипажем. Это вызовет серьёзные международные последствия, Марлинсон.
— Я так и вижу редакционные статьи «Таймс», — произнёс один из госдеповских сотрудников.
— Слава богу, что Черчилль мёртв! — мрачно вздохнул второй.
Начальник военно-морских операций поднялся, чтобы уйти.
— До сих пор мы хранили это в секрете, адмирал Марлинсон. Но сегодня после полудня это должно стать достоянием гласности. Это область вашей ответственности. Поэтому вы будете сопровождать британского военно-морского атташе, когда он отправится встречать свой корабль. Когда тот не появится, вы объясните, почему его там нет. После этого вы доложите мне лично.
Они ушли. Полчаса спустя вице-адмирал мрачно ступил на борт надраенного катера, который, как он был уверен, судьба выбрала в свидетели одной из заключительных сцен его карьеры. Там был британский военно-морской атташе, сопровождаемый двумя адъютантами, разными офицерами его собственного штаба и бойкой мичманшей из WAVES*. Также там были Генрих Людезинг, Вудро Людезинг и Фердинанд Уайлен, теперь уже несколько более спокойные.
* Women Accepted for Volunteer Emergency Service («Волны», англ.) — женское добровольческое отделение Военно-морского резерва США.
Собравшись с духом, он поприветствовал их. Катер отчалил, и на протяжении всего пути по заливу Марлинсон горячо молился о чуде. Но когда за несколько минут до назначенного времени они достигли места встречи, море было пустынным.
Военно-морской атташе осмотрел горизонт в бинокль.
— Странно, — сказал он, — очень странно. Они уже должны быть в поле зрения.
Все остальные высказали похожие замечания.
Только вице-адмирал Марлинсон молчал. Секунды текли. Полдень неумолимо приближался. Тревога появилась на всех лицах, кроме лица Генриха Людезинга.
Наконец, когда оставалось всего пятнадцать секунд, адмирал взял себя в руки. Он отвёл военно-морского атташе в сторону.
— Мой прискорбный долг... — начал он. Остановился, чтобы вытереть лоб. — Мой долг...
Он не успел закончить. Раздался пронзительный визг маленькой мичманши, и последовавший за ним общий крик.
— Господи, вот они! — воскликнул атташе, возбуждённо указывая налево.
И там, едва ли в кабельтове, стоял длинный, серый и грозный Е. К. В. «Впечатляющий». Экипаж был построен на лётной палубе для смотра. Его оркестр грянул «Боже, храни королеву». И, перекрывая всё это, зычный голос, подобный корабельной сирене, орал:
— АХ, ХАЙНРИХ! Я ЗДЕСЬ! Ю-ХУ! ДАФАЙТЕ СЮДА ФАШЕГО МОРЯЧКА! ЭЙ, НА КОРАБЛЕ!
Не прошло и двух минут, как ошеломлённый вице-адмирал поднялся на борт. Менее чем через три он встретился с Папой Шиммельхорном и Малышом Антоном, оба были в лихих матросских бескозырках с ленточками и эмблемами Е. К. В. «Впечатляющего». Через пять минут он пришёл в себя до такой степени, что, отведя капитана Персея Оттера чуть в сторону, смог спросить:
— Где, ради всего святого, вы были?
Капитан Оттер был небрит. Фуражка на нём была надета под таким углом, который он сам решительно не одобрил бы ни на одном младшем офицере. Но в глазах его горел какой-то новый огонь.
— В море, сэр! — сказал он.
— В самом деле? — рявкнул вице-адмирал, распаляясь. — Известно ли вам, сэр, что каждый божий самолёт, корабль и клерк госдепартамента искали вас от заката до рассвета с тех пор, как вы исчезли?
Капитан Оттер улыбнулся. Он начал смеяться. Схватился за бока, запрокинул голову и захохотал.
Эмоциональный барометр адмирала резко качнулся в сторону апоплексического удара.
— И не будете ли вы так любезны сообщить мне, что именно вас развеселило? — угрожающе спросил он.
Но ответил ему Папа Шиммельхорн. Самым дружеским образом он хлопнул его по спине.
— Хо-хо-хо-хо! — прогремел он, — конешно, вы не могли нас найти, морячок. Это эффект Шиммельхорна! Дер маленькие колёсики фнутри трубки крутятся. И мы сразу нефидимые!
— Не... невидимые?
— Именно так, сэр, — сказал капитан Персей Оттер, с удивительной скоростью возвращаясь к разговору. — Целиком и полностью — для человеческого глаза, для камер, даже для радара. Однако мой долг попросить вас, сэр, не задавать дальнейших вопросов. Он безмятежно улыбнулся. — Эффект Шиммельхорна является строго секретным.
— Но... — попытался возразить адмирал. Однако он не договорил.
— И-и-и! — вскрикнула маленькая мичманша позади него.
Он резко обернулся. Мичманша ужасно покраснела. Она указывала возмущённым пальцем на капитана Коббла.
— За... заставьте его прекратить это! — завизжала она.
Капитан Коббл хмыкнул. Его глаза перестали косить.
— Эй. Эй! Что тут происходит? — рявкнул вице-адмирал.
На мгновение капитан сэр Себастьян Коббл смущённо огляделся. Затем произнёс:
— Что происходит, сэр? — Он подмигнул Малышу Антону. — О... просто ещё немного этого научного ноу-хау. Это... эффект Фледермауса.
***
Было бы бесполезным слишком подробно распространяться о последующих событиях на борту Е. К. В. «Впечатляющего». Вице-адмирал произнёс краткую и воодушевляющую речь, затронув такие темы, как «традиции» и «руки через море*». Капитан сэр Себастьян Коббл тепло попрощался с капитаном Персеем Оттером, заверив его — возможно, имея в виду ничем не украшенный нос собственного корабля, — что королевский флот всегда найдёт для него место, если он уйдёт в отставку. Наконец, Папу Шиммельхорна спустили с трапа на плечах четырёх дюжих моряков, в то время как весь состав корабля во весь голос распевал «Он очень славный парень»**.
* Hands Across the Sea — американский военный марш, обращённый ко всем друзьям Америки за рубежом. Первые строчки марша — «Руки будут простираться из-за моря, Касаясь каждого, соединяя тебя и меня».
** For He's a Jolly Good Fellow — популярная поздравительная песня, исполняемая на мотив «Мальбрук в поход собрался».
Сразу после этого капитан Оттер, Папа Шиммельхорн и Малыш Антон были доставлены самолётом в Вашингтон, где их в условиях строгой секретности допросили военно-морские эксперты, технические эксперты и завистливые представители ВВС и армии. Все они, обнаружив, что это выше их понимания, единодушно согласились оставить всё дело в явно умелых руках капитана Оттера.
Через четыре дня совет директоров корпорации «Людезинг Тайм энд инструмент корпорейшн» из Нью-Хейвена собрался с единственной целью установить новый порядок.
Сидевший во главе стола старый Генрих Людезинг сурово посмотрел на своего сына Вудро и на совет.
— Я погофорил с Папой Шиммельхорном, — сказал он. — Поскольку мы старые трузья, он сказал, что фернётся, но только если мы сделаем его генеральным упрафляющим, унд Фудро будет работать на него...
— Это нелепо! — Негодование Вудро Людезинга было громким и пронзительным. — Этот человек совершенно неквалифицирован! Да я лучше уйду в отставку! Я...
— Ба! — оборвал его старый Генрих. — Смотри, Фудро, ещё немного глюпостей, и фместо этого ты будешь работать на Малышша Антона!
Вудро Людезинг огляделся в поисках поддержки среди членов совета и не нашёл отклика. Надувшись, он погрузился в угрюмое молчание.
— Штош, это решено, — решительно сказал его отец. — Теперь герр доктор Уайлен фыступит с докладом, а капитан Оттер, фозмошно, произнесёт речь. Затем мы проголосуем.
Фердинанд Вилен встал, выражение его лица представляло собой любопытную смесь расслабленности и недоумения.
— Джентльмены, — сказал он, — я знаю, вы понимаете, насколько жизненно важен эффект Шиммельхорна для нашей мощи и безопасности. Уверен, вы хотели бы понять, как именно он работает. Что ж, я тоже. В настоящее время важно то, что он действует.
Некоторые из директоров энергично кивнули.
— Ваш Папа Шиммельхорн, — усмехнулся Уайлен, — сделал всё возможное, чтобы объяснить этот принцип. Он сказал, что всё дело в Констанции Макси, с которой он впервые познакомился, когда работал уборщиком в Женевском институте высшей физики. Мне потребовалось немало времени, чтобы понять, к чему он клонит. Его гений функционирует на подсознательном уровне. Он впитывает теоретическую информацию, которая для него совершенно бессмысленна, экстраполирует её и интегрирует в свою собственную примитивную технологию. И вуаля, получается штуковина! В данном случае, я думаю, под «Макси» он имеет в виду Макса Планка. Маленькие колёсики крутятся — происходит что-то, что может быть связано со значением постоянной Планка, — и у нас есть невидимость!
— Замечательно! — сказали один или два директора. — Потрясающе! — пробормотали несколько других.
— Мягко сказано! И он использовал тот же принцип для сокрытия своих дополнительных производственных деталей. Невидимые, они занимали «пустое пространство» в блоке и были запитаны от проводов, которые, казалось, никуда не вели. Вот почему я был в отчаянии, когда пытался это починить.
— Но почему эта... эта штуковина получилась у него не цельной, а состоящей из двух частей? — спросил кто-то.
— Потому что он пропустил три недели лекций в Женеве. Чего-то просто не было в проекте. И это, — он слегка вздрогнул, — подводит нас к Малышу Антону Фледермаусу, который оказался идеальной заменой этого недостающего чего-то. В детстве люди изредка проявляют сверхъестественные способности — например, психокинетический феномен полтергейста. По словам парапсихологов, обследовавших его, наш Малыш Антон сохранил контакт с областью бытия, которую он описывает как «чуть за углом». Похоже, у неё нет обычных пространственно-временных координат, и она существует исключительно по отношению к нему. Лёгкий контакт с ней — когда его глаза косят — позволяет ему видеть сквозь такие, обычно препятствующие этому вещества и материалы, как шёлк, шерсть и нейлон. Более тесный контакт — ну, вы видели демонстрацию. Он держит корпус Сборки М «за углом». Кажется, что половина её исчезает. Затем вставляет трубку внутрь. И всё готово!
Дородный директор с несчастным видом наморщил лоб.
— Эти научные штучки для меня слишком сложны, — проворчал он. — Что нам теперь делать? Вот что я хочу знать.
Уайлен вернулся на своё место, и капитан Оттер встал, чтобы обратиться к совету. Он всё ещё был небрит. На самом деле теперь стало очевидно, что он отращивает бороду.
— Я считаю, что сейчас не время, — заявил он, — препираться по поводу теорий и мелких технических деталей. Папа Шиммельхорн продемонстрировал свои практические способности, к полному моему удовлетворению. Кроме того, они с юным Фледермаусом ловко обезвредили двух чрезвычайно опасных иностранных агентов. По мнению министерства ВМФ, — он сурово нахмурился, глядя на Вудро Людезинга, — Папа Шиммельхорн должен быть восстановлен в должности на его собственных условиях.
Он снова сел. Старый Генрих призвал совет к порядку. И без промедления, восемью голосами против одного, Папа Шиммельхорн был повышен до должности генерального управляющего.
После объявления результата последовали бурные аплодисменты, и к Папе немедленно отправили секретаря, чтобы передать хорошие новости. Прошло несколько минут, прежде чем совет осознал, что доктор Уайлен хочет сказать что-то ещё.
— Хоть я и не связан с ваше фирмой, — начал он извиняющимся тоном, — мне хотелось бы внести одно предложение...
Старый Генрих тут же попросил его продолжить.
— Надеюсь, это предложение будет благосклонно воспринято всеми заинтересованными сторонами. Папа Шиммельхорн, несомненно, гений. Так же, как по-своему и Малыш Антон. Кроме того, оба они обладают некоторым избытком joie de vivre*. Возможно, было бы неплохо — разумеется, с максимальной тактичностью — принять некоторые меры предосторожности, чтобы, э-э, защитить их от самих себя?
* Жизнерадостности (фр.).
Старый Генрих серьёзно кивнул. Капитан Персей Оттер неохотно согласился с тем, что доктор Уайлен, возможно, прав. Но Вудро Людезинг отреагировал гораздо острее.
Его надутость исчезла. Внезапно его лицо вновь обрело румянец. Он блаженно улыбнулся.
— Джентльмены, — сказал он, — предоставьте это мне.
***
В три часа следующего дня Вудро Людезинг нашёл Папу Шиммельхорна и Малыша Антона в кабинете, который ранее занимал он сам. Они развлекали блондинку из отдела доставки.
Папа Шиммельхорн, обняв её за тонкую талию, рассказывал ей о Соне Лу.
— ...и Малышш Антон гофорит, што это была софсем не кукушка! Это был снех-хирь! Хо-хо-хо!
— Я не помешал? — робко спросил Вудро.
Папа Шиммельхорн заверил его, что нет.
— Ах, теперь ты работаешь на меня, так што заходи сфободно! Я тут как раз рассказыфал Мими про леди-шпионку. Предстафляешь! Ф Европу она уехала со старой обуфной коробкой, открыла её, и... Фот, в газете, посмотри. О, хо-хо-хо!
Вудро Людезинг принял газету и, пока Папа Шиммельхорн едва не лопался от смеха, прочитал сообщение ТАСС, в котором сварливо утверждалось, что первые часы с кукушкой на самом деле были изобретены умным молодым крестьянином из Киева за столетия до того, как западный мир вообще услышал о такой вещи.
— Как увлекательно, — вежливо заметил Вудро. — Но я пришёл к вам, сэр, по одному маленькому рабочему вопросу...
— Не фолнуйся о работе, Фудро! — воскликнул Папа Шиммельхорн. — Сейчас я научу тебя, как не быть сухарём. Я научу тебя феселиться!
— Это очень мило с вашей стороны, — ответил Вудро, — но поскольку вы генеральный управляющий, я посчитал, что вы должны быть первым, кто встретится с нашим новым директором по безопасности. Она совершенно замечательная.
— Она? — Папа Шиммельхорн машинально напряг бицепсы. — Фудро, она красивая?
— Я бы сказал, величественная, сэр. Но пойдёмте, и вы убедитесь сами. Она ждёт вас в своём кабинете прямо сейчас.
Папа Шиммельхорн торопливо чмокнул блондинку из отдела доставки. Взяв Малыша Антона и Вудро под руки, он пошёл впереди.
Так они шли по коридору, но когда они подошли к двери с надписью «Безопасность», Вудро отошёл в сторону.
— Увидимся позже, сэр, — сказал он, широко подмигнув.
— Фсё-таки ты хороший малшик, — произнёс Папа Шиммельхорн, ответив ему тем же.
Затем Папа Шиммельхорн и Малыш Антон открыли дверь и с нетерпением вошли.
Они замерли как вкопанные.
Они выпучили глаза…
— Ха! — сказала Мама Шиммельхорн.
1950
"Little Anton," copyright 1950 by Henry Holt and Company, Inc. First publication: New Tales of Space and Time, edited by Raymond J. Healy, 1950.
Досье Шиммельхорна: мемуары грязного старого гения
Куарру, звёздный вихрь, ставший первой погибающей галактикой, ждал, дрожа от предвкушения. Его бывшие товарищи отступали с видом окончательной решимости, уносясь прочь. Он знал, что скоро те нанесут смертельный удар.
Борьба была тяжёлой, ожесточённой и крайне односторонней. Что мог сделать Куарру против тысяч галактик, которые ополчились против него в этом споре, впервые произошедшем в истории обширного небесного свода?
Его разум вернулся назад, пытаясь вспомнить начало. Было время, когда он жил в мире со своими друзьями и принимал участие в радостных танцах галактических существ. Он общался, участвовал в дискуссиях, и однажды, чего никогда доселе не случалось, между ними возникло разногласие. Внезапно он оказался изгоем, презираемым обществом, которое когда-то не знало трений. Зародилась злоба и враждебность, и он стал единственной мишенью для новооткрытого преследования. Спор был таким пустяковым — он почти забыл суть разногласия, — но для галактических существ это было в новинку, и они не ведали терпимости. Вслед за разногласием оказалось открыто физическое насилие, и Куарру был обречён. Битва началась.
Куарру напрягся и попытался унять свою агонию. Его тело было разбито и не поддавалось контролю. Потоки звёзд и тонкие энергетические пути, некогда столь идеально настроенные и скоординированные, которые формировали великую вращающуюся спираль его тела, теперь были дезорганизованы и мутировали. Каждая отдельная звезда, бывшая для Куарру клеткой тела, начала развиваться независимо. Замысловатые реки жизни распались, образуя сгустки, которые разрастались, подобно болезни, вокруг каждой источающей энергию звезды, пока огромная раковая опухоль не распространилась по всему его стонущему телу.
Но Куарру давным-давно отказался от всяких притязаний на своё тело. Он отчаянно старался сохранить направляющий центр, мозг, находящийся в центре струящейся спирали его разбитой формы, реальную сущность Куарру, теперь отделённую от взбунтовавшейся структуры его тела. У него не было надежды нанести какой-либо урон своим врагам; он лишь собрал скудные остатки собственной энергии для защиты своей основной сущности, формируя вокруг себя силовой щит.
Он ждал.
Одна из ближайших галактик, не прерывая своего стремительного полёта, метнула в него копьё разрушительных сил. Он почувствовал, как ткани тела рвутся, когда оружие вонзилось в его центральную сущность.
Корабль тихонько скрипнул, а затем заревел, словно от панического страха. Казалось, его подхватило и понесло по новому курсу, ускоряя так яростно, что его обитатели оказались беспомощны. Послышался звук рвущегося металла, когда судно сминалось под невыносимыми нагрузками, безжалостно обрушившимися на него. Шипение истекающих газов причудливо смешивалось со сдавленными криками умирающих людей. Откуда-то донёсся глухой рёв взрыва, которому препятствовала могучая сила ускорения.
Затем наступило некоторое облегчение, когда корабль стабилизировался на новом курсе, и его скорость стала постоянной. Послышалась серия лязганий, когда скрученные куски металла, освободившиеся от оков ускорения, энергично подпрыгнули, словно отстаивая свою независимость.
Корабль был разрушен. Он никогда больше не будет бороздить звездные просторы. Янстер знал это. Он скорчился в крошечном сферическом отсеке, удивляясь чуду спасения.
Моргесон, его товарищ, застонал. Несколько мгновений он тряс головой, а затем стал изучать различные циферблаты, расположенные вдоль стен каюты.
— Где мы? — спросил сбитый с толку Янстер.
Моргесон покачал головой.
— Тут полный бардак. Половина приборов не работает. Но скажу тебе одно. Все мертвы. Кроме нас. Это единственная часть корабля, где сохранился достаточный запас воздуха. Я полагаю, потому что она такая маленькая и стенки такие толстые.
— Но что произошло?
— Не знаю, — нахмурился Моргесон. — Как будто что-то сбило нас с курса, — пробормотал он, словно боясь озвучить свои мысли. — Словно огромная сила, толкнувшая и сбросившая нас со своего пути. Но что это могло быть? — Он снова внимательно вгляделся в приборы, на его лице было написано полное недоверие. — Этого просто немыслимо — послушай!
Янстер напряг слух. Очень тихо от стен каюты доносился слабый гул, высокая ноющая нота.
— Противоускорительное оборудование!
— Оно спасло нам жизни. За считаные секунды мы ускорились до скорости, во много тысяч раз превышающей скорость света.
— Невозможно. — Слово прозвучало бесстрастно, как простая констатация факта.
— Но это произошло, — тихо настаивал Моргесон. — Подумай. Противоускорительное оборудование, должно быть, работало всё время. Предполагается, что оно нейтрализует все эффекты вплоть до ускорения примерно в один световой год в секунду. После этого эффекты будут ощущаться, поначалу слабо, постепенно возрастая по мере увеличения скорости. Но всё это, конечно, теория. Никто никогда не путешествовал так быстро — раньше.
Он поколебался и посмотрел на Янстера.
— Тем не менее, пока генераторы работали, — продолжил он, — эффекты ускорения были достаточно сильными, чтобы уничтожить корабль. Просто чудо, что мы выжили. Это подтверждает то, что говорят мне эти приборы.
Янстер сидел неподвижно, потирая лоб.
— Мы никогда не вернёмся домой, — уныло констатировал он.
— Не представляю, как мы сможем это сделать.
— Куда мы направляемся?
Снова колебание. Затем Моргесон ответил:
— Думаю, к центру галактики...
В тесном пространстве рубки долгие часы ожидания были неуютными и гнетущими. Но после бесконечной скуки и неопределённости противоускорительное оборудование безумно завыло, и корабль напряжённо закрутился в каком-то космическом водовороте, выбрасывая в космос массу вращающихся обломков.
Затем наступила тишина.
Янстер глубоко вздохнул, после того как долго сдерживал дыхание.
— Мы остановились… наверное.
— Замедлились.
— Где?..
— Может быть, в центре галактики. Я не уверен.
— Так быстро?
— С нашей скоростью мы могли бы добраться куда угодно в мгновение ока.
Янстер уставился на скопление циферблатов, пытаясь понять, что за значения те выдают. Наконец он воскликнул:
— Мы не можем просто сидеть здесь! Давай… выглянем наружу, — неловко закончил он, почему-то стыдясь своей вспышки эмоций.
— Мы могли бы… но нас легко может отбросить от корабля, — ответил Моргесон.
— Генераторы удержат нас в своём поле, если мы будем держаться близко к судну.
— Да, но… — Лицо Моргесона сморщилось от сомнения. Затем он пожал плечами. — Ладно.
Они быстро натянули скафандры. Моргесон осторожно открыл тяжёлую дверь каюты, позволяя воздуху с шипением вырваться наружу. В конце концов он распахнул её настежь, и люди шагнули в хаос. Вместе они пробирались сквозь переплетения металла, пластика и извивающихся гирлянд проводов. На корабле теперь не было воздуха, он был пуст, в нём царил вакуум, но сквозь металл судна всё ещё ощущался исправный гул генераторов. Янстер изумлялся чуду, которое поддерживало их работу.
С трудом добравшись до внешней стороны корпуса, они повисли на балке, которая торчала, как сломанное ребро, и осмотрелись вокруг.
Позади них был корабль, весь спутанный, смятый и порванный. Перед ними — беззвёздная чернота; и маленький огонёк, скользящий в этой черноте.
В наушниках Янстера раздался голос Моргесона:
— Должно быть, этот свет неподвижен, а движемся мы. Такой странный маленький огонёк. Интересно…
Его голос оборвался. Балка вырвалась из рук Янстера, и корабль резко рванул вперёд. Из черноты на него накатила паника.
— Моргесон! — закричал он. — Ты где?
До него донёсся слабый отчаянный крик:
— Здесь, в космосе. Генераторы…
Голос затих. Янстер всхлипнул, но затем взял себя в руки.
Свет всё ещё мерцал вдалеке, каким-то необъяснимым образом обещая конечное прибежище. Моргесон, движимый любопытством, возможно, попытается добраться до него; надежды вернуться на корабль не было.
Он активировал ракетную установку на спине, оценил расстояние и направление и включил её на полную мощность. Свет остановился. Он продолжал лететь, устремляясь к нему, пока не почувствовал, что у него горит спина. Он понял, что это могли быть световые годы, парсеки, но свет выглядел совсем близким. Почему-то ему ни разу не пришло в голову, что это могла быть звезда. Огонёк казался очень нежным. У него возникло впечатление, что он мог бы потрогать его, погладить его мягкую поверхность. Ему захотелось смеяться. Крошечное пятнышко света не увеличивалось. Янстер снова всхлипнул.
Он уже смирился с бесконечным скольжением сквозь космос, с окончательной гибелью от удушья, когда свет внезапно стал заметно больше и ближе. Янстер издал небольшой сдавленный крик радости и впрыснул ещё несколько граммов топлива в ракетную установку. Примерно через тысячу миль он подобрался так близко, насколько мог осмелиться.
Моргесона там не было, но он уже забыл о Моргесоне. Вот он — Свет. Свет вселенной. Он не казался ни большим и ни маленьким; он был безразмерным. Янстер смотрел на него с удивлением, благоговением и трепетом. Он поклонялся ему. Это был Бог, владыка галактик. Он был источником жизни и энергии, направляющей силой, без которой всё вокруг рухнуло бы, умерло и остыло. Он был Альфой и Омегой, началом и концом. Прекрасный и всемогущий в своей нежной яркости, он управлял космосом. Он был вечен; он был вечностью.
Но Янстер ошибался. Ибо в этот момент галактика разрушилась, умерла и остыла. Звёзды погасли. Жизнь перестала существовать.
И Свет замерцал и погас.
Галактики парили вокруг своего мёртвого врага и недоумевали. Они вспомнили, что когда-то он был их другом. Почему они убили его? Из-за чего произошла ссора?
Они забыли.
Им понравилась борьба. Это было волнующий священный поход; правильный курс действий, который следовало избрать.
Но теперь они не были в этом уверены. Куарру, мёртвый звёздный вихрь, был холодным, тёмным и безответным. Было что-то достойное жалости в том, как его тело в конце концов распалось в газовое облако субатомных частиц, и в его последнем отчаянном крике, когда он тщетно пытался отвести от себя неумолимый луч смерти.
Они смотрели на своего мёртвого товарища с удивлением, изумлённые тем, что он ушёл навсегда. Они не до конца понимали, что произошло.
К галактикам пришла смерть.
1954 г.
Первая публикация Vargo Statten Science Fiction Magazine 1954 No 1#4
Ричард Л. Тирни и я много лет были соавторами. Мы подружились в 1970-х годах, будучи жителями городов-близнецов. В 1980 году я попросил Ричарда присоединиться ко мне в написании рассказа о Симоне из Гитты, и он согласился. В том же году мы завершили «Свадьбу Шейлы-на-гог», хотя она была опубликована только в 1985 году. Она продолжила историю приключений Симона на Западе, которая началась в «Драконах Монс Фрактус». («Драконы» были опубликованы только в 1984 году, но я читал гранки.) Действие «Свадьбы» происходит в Аверуани Кларка Эштона Смита, и в этом рассказе Симон взаимодействует с друидами Галлии.
Наше сотрудничество оказалось успешным, и я разработал ещё один сюжет, который привёл бы Симона из Гитты в Рим императора Клавдия. Ричард одобрил эту идею, и мы работали над ней с 1981 по 1982 год. Но книжные компании того времени оказались на удивление несговорчивыми, и роман «Сады Лукулла» не находил издателя до 2001 года.
В 1983 году я придумал рассказ для журнала, искавшего истории, вдохновлённые мифологией викингов. Я разработал сюжет, основанный на материале из работы шведского учёного XIX века Виктора Ридберга «Тевтонская мифология» (1891). Ричард согласился сотрудничать, и получившийся рассказ «Мастер меча мечей из Ётунхейма» впервые появился в журнале Fantasy Book в 1985 году.
В целом, 1980-е годы были продуктивным временем для историй Симона из Гитты: Ричард написал десять приключенческих рассказов. В 1990 году он представил Симона в «Столпах Мелькарта», где Симон воссоединяется со своей возлюбленной Еленой, которая умерла, когда воину было около двадцати лет. Симон обнаруживает, что Елена перевоплотилась и служит в храме в Тире в 50 году н. э. План Ричарда состоял в том, чтобы эта пара оставалась вместе до смерти Симона при дворе Нерона в 64 году н. э. После этого Ричард написал хоррор «Дом жабы» (Fedogan and Bremer, 1993), действие которого происходит в наше время.
К тому времени прошло десять лет с тех пор, как мы работали над «Лукуллом», и я был более чем готов вернуться в мир Симона. На этот раз местом действия должна была стать Британия, потому что в «Лукулле» Симон упоминает о своём присоединении к британцам для сопротивления римскому вторжению 43 в году н. э. Я рассказал о своём замысле соавтору, и новая история ему понравилась. Это был «Путь Дракона», и мы работали над ним с 1993 по 1994 год. Затем обстоятельства заставили остановить работу над ним. Мы не подозревали, что «Путь» останется в черновом варианте до 2023 года.
В 1994 году Ричард удивил меня, сказав, что завершает свою писательскую карьеру. В 59 лет, как мне казалось, он был слишком молод, чтобы уйти из искусства, которое всегда было важной частью его жизни. Но Ричард сказал, что писал уже более сорока лет, и Муза больше не стучит в его окно. Он чувствовал себя истощённым и лишённым энергии. Он хотел начать жить спокойно.
Итак, Ричард Л. Тирни ушёл на пенсию. Тем не менее, «Сады Лукулла» были опубликованы в 2001 году (Sidecar Preservation Society of Minneapolis, MN), а «Барабаны Хаоса» вышли в печать в издательстве Mythos Books в 2008 году. Многие поклонники, должно быть, считали, что автор рассказов о Симоне из Гитты всё ещё работает.
Существовал также «Путь Дракона», который я мог бы закончить в одиночку. Но я чувствовал себя загнанным в угол упрямством издательской индустрии, и моя писательская карьера была полна разочарований. В то время меня публиковали только на «полупрофессиональном рынке».
Ричард и я продолжали безуспешно предлагать «Лукулла» издателям. Я стал меньше заниматься художественной литературой, сосредоточившись на игровых проектах, особенно на настольной игре «Божественное право». Оригинальная версия вышла в 1979 году, но она всё ещё была популярна как культовая игра. У меня было много дополнений к ней, и я хотел сделать новое издание. Кроме того, я (медленно) писал книгу рассказов об игровом мире («Минарийские легенды»), в то время как моя работа отнимала большую часть моего времени и энергии. Такое количество одновременных дел было тяжёлым бременем, и я был уже не так молод, как раньше.
Но наступил мой пенсионный возраст, и после двадцати пяти лет службы я ушёл с почты. К 2020 году я завершил работу над «Божественным правом» и «Минарийскими легендами». (Обе книги с тех пор были опубликованы.)
Избавившись от этих отвлекающих факторов, я погрузился в новый книжный проект в жанре «меча и магии», который хотел осуществить ещё с 80-х годов. В 70-х я написал два рассказа о Бингоре и Доналбейне, а теперь написал ещё шесть. Я назвал этот сборник «Пир амброзии: Приключения Бингора и Доналбейна». В 2022 году я передал эти приключенческие истории издательству DMR Books, которое опубликовало их в 2023 году.
В 2019 году ситуация с Симоном из Гитты стала интересной. Издательство Pickman’s Press связалось с Ричардом Л. Тирни и предложило переиздать все его рассказы о Симоне, а также «Барабаны Хаоса» и «Сады Лукулла». Ричард попросил меня передать черновик «Пути» в Pickman, и книга была принята к публикации, но её ещё предстояло доработать. В то же время Pickman согласились переиздать мой роман 1989 года «Наследник Тьмы», действие которого происходит во вселенной Симона из Гитты. Pickman выпустили «Наследника» весной 2024 года.
После доработки «Наследника» я выполнил необходимую работу над «Путём дракона». Я работал один, потому что преклонный возраст и плохое здоровье Ричарда не позволяли ему вернуться к работе. Тем не менее, он очень хотел, чтобы карьера Симона из Гитты продолжалась. С этой целью он дал мне разрешение на написание будущих произведений о Симоне под моим собственным именем, возможность, которую я с благодарностью принял. Увы, в начале 2022 года Ричард Л. Тирни неожиданно скончался.
Моя работа над «Путём дракона» продолжалась до 2023 года. Вместо того чтобы отдыхать, я был полон решимости незамедлительно продолжить карьеру самаритянина. В конце 2023 года я начал работу над «Городом Столпов: Новые приключения Симона из Гитты».
На протяжении десятилетий Ричард рассказывал мне о своих идеях для рассказов. Обычно он писал и публиковал эти истории, но было три сюжета, которые он так и не успел использовать до выхода на пенсию. Я взялся за эти идеи и превратил их в рассказы для своей новой книги, указав Ричарда Л. Тирни в качестве источника вдохновения.
«Путь дракона» был одним из самых увлекательных фэнтезийных приключений, над которыми я когда-либо работал. Он начался с совершенно безумной идеи: Симон из Гитты встретит, подружится и поддержит короля Артура!
Король Артур? Эта идея не так абсурдна, как кажется. Просто выслушайте меня.
По крайней мере, с XIX века историки и мифографы пытались идентифицировать исторического персонажа, который, предположительно, вдохновил легенду о короле Артуре. Они потерпели неудачу. Независимо от того, насколько хорошо или плохо эти учёные проводили исследования или писали, они так и не нашли убедительных доказательств, подтверждающих их гипотезы.
Но в начале 1990-х годов я прочитал книгу Джона Уайтхеда под названием «Хранитель Грааля» (впервые опубликованную 1 января 1959 года). Он отождествил короля Артура с королём Каратаком, который сражался с римлянами в 43 году н. э. Его аргументы были убедительно изложены в книге объёмом 350 страниц, но высказанная им теория не произвела впечатления на консервативную академическую среду. Читающая публика отреагировала иначе, и книга заслуженно приобрела популярность. С 1959 года она переиздавалась дважды.
Авторитетные учёные всегда недолюбливают аутсайдеров, посягающих на их специализации, но у академических учёным немного причин для хвастовства. Они традиционно бесконечно пережёвывают старые идеи вместо того, чтобы мыслить нестандартно и делать новые открытия. Будучи талантливым и непредвзятым аутсайдером, Уайтхед подошёл к вопросу об идентичности Артура со свежим взглядом и открытым умом. Он увидел то, чего не могли увидеть многие академики.
Уайтхед пришёл к выводу, что настоящий король Артур существовал в античности, а не в Тёмные века. Он решил, что настоящим Артуром был Каратак, король племени катувеллаунов. Этот герой, которого долго помнили, возглавил свою страну в борьбе против римского вторжения 43 года н. э.
Но как же так получилось, что деяния Каратака запомнились как деяния Артура? Похоже, что после падения Рима британцы подверглись новому вторжению саксов, такому же ужасному, как и то, которое осуществил Рим четыреста лет назад.
Бритты сражались с захватчиками под предводительством местных вождей. После временной победы барды Британии не стали чествовать в своих песнях и рассказах никого из современников. Вместо этого они воскресили героев более ранней войны, и именно им приписали победу. Они создали версию Каратака из времён Тёмных веков, нового короля, который защитил свою страну так же, как и его оригинальный предшественник. В результате такой странной алхимии бритты Тёмных веков переписали жизнь Каратака как жизнь короля Артура.
Гальфрид Монмутский (1095–1155 гг. н. э.) был валлийцем, который гордился легендами своей страны. Он написал «Историю королей Британии», чтобы прославить древние, доримские времена Британии. Но спустя 1100 лет даже валлийцы забыли о связи между Каратаком и Артуром. Таким образом, Артур и Каратак появляются в книге Гальфрида как два храбрых вождя, предположительно живших с разницей в несколько столетий.
Я сказал Ричарду, что хочу использовать теории Уайтхеда, и он одобрил эту идею. Теперь мне было ясно, как воплотить этот проект в жизнь.
Создавая мир Каратака/Артура, я опирался на Гальфрида, а не на римскую пропаганду. Писатели классической эпохи презирали британцев, изображая их как варваров, приносящих человеческие жертвы (замечательные слова от людей, которые, вероятно, наслаждались гладиаторскими играми). На самом деле, у британцев было сложное общество с богатыми культурными традициями, включая впечатляющие крепости на холмах, чеканку монет, дороги и торговые связи с материковой Европой. Их основными торговыми продуктами были олово, медь, изделия из кожи и рабы. Их жилища не всегда были сделаны из прутьев. Современная археология показывает, что бритты строили деревянные и каменные сооружения, и некоторые из них были довольно сложными.
Что касается человеческих жертвоприношений, Гальфрид не упоминает о том, что британцы когда-либо практиковали их. Даже история не смогла обнаружить повсеместной системы человеческих жертвоприношений в Британии.
Были ли британцы примитивными? Они действительно не разработали письменного языка, но эти люди не были домоседами-простаками. Они торговали с греками, римлянами и другими развитыми народами. Их вожди знали о системах письма. Друиды тоже много путешествовали и, вероятно, были знакомы с тем, что делали иностранцы.
Так почему же островитяне не создали свою собственную письменность? Похоже, они сознательно отказались от неё. Общества британцев, богатые бардами, имели прочную традицию устной истории, и бритты, должно быть, считали, что запись слов на страницах — это бледный и неадекватный способ сохранить память о славе своего народа.
При построении сюжета «Пути» я хотел включить в него лавкрафтовские элементы, подобные тем, которые Ричард использовал в своих ранних рассказах. У меня была идея, как это сделать. Г. Ф. Лавкрафт упоминал друидов в своём рассказе «Крысы в стенах». Я хорошо знал этот рассказ и очень любил его. Было легко представить, что зловещее поселение друидов находилось на том же месте, где в более поздние времена стояла бы Эксхэмская обитель. Но чтобы сделать это правильно, мне нужно было выяснить, где находилось Эксхэмская обитель Лавкрафта.
«Крысы в стенах» содержат два географических указания относительно местоположения замка. Во-первых, Эксхэмская обитель располагалась недалеко от английского города Анчестер. Во-вторых, Анчестер находился недалеко от археологического памятника древнеримского форта, в котором первоначально размещался гарнизон Третьего легиона Августа. Что это нам говорит?
К сожалению, ни один город в Британии никогда не носил названия Анчестер. И Третий Августов легион никогда не дислоцировался в Британии. Если принимать это за чистую монету, рассказ Лавкрафта не помогает точно определить местонахождение Эксхэмской обители.
Но не так быстро. Как знают поклонники Лавкрафта, главный герой рассказа, Делапор, был безумцем, который написал свои ужасающие мемуары в сумасшедшем доме. Его помешанный разум мог внести серьёзные ошибки в его повествование. Какими могли быть эти ошибки?
Хотя британского города под названием «Анчестер» не существовало, был город Алчестер, который находился недалеко от Оксфорда. Это уже кое-что, но недостаточно. Чтобы окончательно убедиться, нам нужна дополнительная подтверждающая информация.
К счастью, подтверждающие данные имеются. Рядом с историческим Алчестером находился римский форт, основанный в первые дни римского вторжения. В нём размещался Второй Августов легион. Не Третий, а Второй. Разве Делапор не мог ошибиться? Не мог ли он говорить об Алчестере и Втором Августовом легионе? Действительно ли Лавкрафт располагал этой информацией, но решил скрыть её по какой-то причине? Или он неправильно запомнил результаты собственного исследования?
Итак, где же находится Эксхэмская обитель? Алчестера больше не существует, но ближайший к его местоположению современный город — Бичестер в Оксфордшире. Работая над рассказом, я представлял себе действие, происходящее недалеко от Бичестера.
Итак, в новом сюжете имелось место действия, герои и злодеи. Нужны были ещё и монстры, желательно с британским колоритом. Сомневаюсь, что кто-то станет спорить, что нет более британской лавкрафтовской расы, чем ллойгор, созданные писателем Колином Уилсоном.
Что же представляли собой ллойгор? Имя «Ллойгор» впервые появилось в рассказе «Логово звёздного отродья» (1932) Августа Дерлета и Марка Шорера. Авторы видели в Ллойгоре одного из Великих Древних, у которого был брат по имени Зхар. Вместе их называли Двойной Мерзостью.
Уилсон дал имя ллойгор своей новой лавкрафтовской расе. Его рассказ назывался «Возвращение ллойгор» (1969), и он создал существ, сильно отличавшихся от дерлетовских. Мистическая сила ллойгор Уилсона усиливается и ослабевает в зависимости от положения звёзд. В своём естественном состоянии они представляют собой вихри психической энергии. Но когда их энергетический цикл находится на пике, они могут проявляться физически как могущественные чудовища.
Когда ллойгор вторгаются в какой-либо регион, они коллективно действуют как тонкая неуловимая вампирическая сила, вытягивая психическую энергию из спящих людей. Проснувшись, те чувствуют себя измождёнными или больными большую часть следующего дня. Ллойгор используют эту украденную энергию для совершения странных деяний, включая загадочные взрывы и избирательное убийство людей.
На сегодняшний день не существует большого корпуса работ о ллойгор. Их наиболее полное описание дано в ролевой игре в жанре фэнтези «Зов Ктулху» от Chaosium. Статья расширяет информацию, предоставленную Уилсоном. Но откуда Chaosium взяли эти обширные идеи относительно ллойгор? Так уж получилось, что Chaosium получил их от меня.
В 1982 году, вскоре после завершения рукописи «Наследника Тьмы», я узнал, что компания Chaosium принимает рукописи для готовящегося сборника под названием «Компаньон Ктулху». Им нужны были краткие статьи на темы, близкие по духу их игре об охоте на монстров.
Я воспользовался этой возможностью, чтобы ввести ллойгор Уилсона в их игру «Зов Ктулху».
Я наполнил свою описательную статью деталями, почерпнутыми из рассказа Уилсона, но развил идеи, которые автор оставил расплывчатыми. Например, он говорил, что проявления ллойгор были источником легенд о морских чудовищах. К сожалению, он не уточнил, о каком морском чудовище шла речь. Был ли это кальмар, морской дракон или что-то совершенно иное?
Я авторитетно заявил, что ллойгор могут принимать форму морских драконов. Но я пошёл дальше, добавив, что, когда ллойгор проявляются на суше, их видят как другой вид драконов, классических драконов из легенд. Кроме того, я уточнил метод, используемый ллойгор для убийства людей. Я раскрыл, что странное и смертельное явление, известное как «самовозгорание», является признаком активности ллойгор.
Материал, опубликованный в «Компаньоне Ктулху», вскоре был включён в более поздние издания игры «Зов Ктулху». Она получила широкое распространение, и сегодня, где бы поклонник ни упомянул ллойгор, он повторяет идеи, которые я изложил в своей статье в 1982 году.
Стоит ли удивляться, что ллойгор уже давно являются моей любимой расой лавкрафтовских монстров?
Объединив все эти идеи, я построил лаконичный сюжет. Работая над книгой, я создал мифическое прошлое для Британии, которое воздало бы должное обитавшим там драконам!
Итак, пожалуйста, приступайте к чтению. И получайте удовольствие!
Гленн Рахман, 2025
Пролог
Курганы и камни
Каждый британец впитывал истории о драконах с молоком матери но это не означало, что они в них верили. Для Хьюэла ап Гонерила драконы были чудовищами давних времён, изгнанными из мира отважными деяниями древних героев Британии. Как же он удивился, когда услышал слух, что живой дракон сеет разрушение по всему западному Логру и Лотану.
Но мысль о том, чтобы поохотиться на дракона, разожгла воображение Хьюэла. Он с приятелями целыми днями размышлял над удивительными историями, а затем четверо молодых воинов поехали на запад, надеясь обрести легендарную славу. Встреча с настоящим драконом могла прославить их имена на века!
Двигаясь на запад, они пересекли границы Глучедона, где властвовало племя добуннов. Встреченные ими простые люди рассказывали о разрушениях, которые им довелось увидеть. Юноши из Логра осматривали опустошённые места; они выглядели так, будто их разграбили бандиты, но Хьюэл подозревал, что это нечто большее, чем просто разбой. Зачем грабителям оставлять полусъеденных животных гнить под открытым небом? Местные жители утверждали, что нападения совершало чудовище размером с кита. Многие рассказы казались молодым искателям приключений ненадёжными.
Пройдя за пределы владений короля Логра, воины были атакованы налётчиками-пиктами, и двое из них погибли в короткой схватке. Третий, друг Хьюэла Иллтуд, был ранен копьём пикта. Хьюэл, сражаясь в одиночку, получил несколько ударов дубинкой и повален на землю. Вскоре после этого обоих выживших доставили в соседнюю деревню.
Посаженный под замок юноша мог только стоять у окна своей камеры, примечая всё, что он мог видеть и слышать. Дикари были неуправляемым народом, они ссорились и дрались со своими соседями. Британец видел безумие в глазах членов племени, даже у маленьких детей. Как ни странно, они принимали у себя людей, одетых как друиды, хотя их серо-зелёные одеяния не были похожи ни на одни из известных ему жреческих одежд. Его тюремщики отказывались что-либо говорить, и уж тем более о том, жив ли ещё его товарищ Иллтуд.
Хотя Хьюэлу иногда угрожали, в плену его не трогали. Еда была сносной, но не доставляла удовольствия: репа с чем-то, что было похоже на козлятину.
Затем воины ворвались в камеру, схватили его и привязали к колеснице, одной из многих на лужайке. Колесницы почти сразу же отправились на юг. Его похитителями были угрюмые друиды в сопровождении послушников и пиктских стражников.
Колесницы ехали по мрачной местности, усеянной курганами и заросшей утёсником. За исключением редких стад овец и коз, признаков жизни было немного. Унылый ландшафт выглядел безлюдным, удручающим и лишённым всякой жизненной силы.
Он задался вопросом, смог бы прокормиться тут хоть один свирепствующий дракон, разоряя такую скудную местность.
Во время своего путешествия путники дважды останавливались на ночлег. Ближе к сумеркам третьего дня его похитители остановили повозки в пределах видимости ещё одних развалин из забытого прошлого — кольца песчаниковых камней с перемычками. Хьюэл узнал, что это сооружение называлось «Танец Гигантов». Логрийцы знали об этом древнем памятнике. Люди избегали его из-за дурной репутации.
Стоячие камни создавали величественную фигуру на фоне красного неба. Древние духи наполняли камни слабым сиянием, а вокруг их основания ложились вытянутые тени.
Хьюэл ожидал, что умрёт здесь, во время ритуального жертвоприношения, устроенного пиктами и друидами-отступниками. Два послушника подошли, чтобы снять его с колесницы, и держали, пока остальная часть каравана продолжала движение к Танцу Гигантов.
Похитители оставили его связанным на земле, пока небесный свод продолжал темнеть. Вскоре всё, что он мог видеть из проклятого памятника, был костёр, зажжённый внутри каменных колец. В этот момент он услышал пение и скандирование, похожие на стоны злых духов.
Юноша вспомнил, что это был день Бельтайна, или какой-то очень близкий к нему, самый почитаемый ритуал плодородия в году. Женщины были постоянными участницами празднований Бельтайна, в то время как в этом долгом путешествии участвовали только мужчины. Отсутствие жриц плодородия на Бельтайне казалось неправильным.
Тем временем двое похитителей Хьюэла наблюдали за появляющимися звёздами. Сам юноша, взглянув на небо, не увидел ничего необычного. Внезапно один из аколитов сказал своему спутнику: «Пора», и они начали снимать с воина путы. Он напрягся, готовый бороться за свою свободу, как только его руки будут развязаны.
Один из аколитов предостерёг логрийца от попытки нападения:
— Мы намерены тебя отпустить.
Хьюэл пристально посмотрел на них, чувствуя насмешку, но тьма скрывала их лица. Он решил не вступать в драку, надеясь, что ему говорят правду. Когда его развязали, эти двое побежали к своей колеснице и быстро поехали к колеблющемуся пламени посреди Танца Гигантов.
Освобождение не развеяло его опасений. Он чувствовал, что друиды замышляют что-то недоброе. Оглядев ландшафт и звёзды, Хьюэл почувствовал, как его тревога растёт. Он находился на проклятой земле, а люди избегали мест захоронений, считая их прибежищами злых духов.
Возможно, его всё ещё собирались принести в жертву. Дикие племена иногда разыгрывали «дикую охоту», когда охотники загоняли и убивали жертву в качестве приношения тёмным богам. Ему нужно было бежать, и Хьюэл двинулся по траве высотой до колен. К счастью, звёзды давали немного света, чтобы направить его бегство.
Огни Танца Гигантов уже не были видны, когда Хьюэл вышел на травянистую равнину, усеянную длинными, невысокими курганами. Суеверный страх заставил его кожу покрыться мурашками. Хотя он и раньше часто ходил по проклятым землям днём, но всегда делал это с друзьями детства, посмеиваясь над жуткими легендами о призраках курганов. Теперь он чувствовал себя одиноким и находящимся в опасности.
И тут раздался звук!
Хьюэл обернулся и, как ему показалось, увидел чёрный силуэт, движущийся за курганом. Следопыты? Волк? Юноша был знаком со звуками, которые издают животные, но сейчас услышал что-то необычное. Хьюэл ускорил шаг и изменил направление, но странный шорох вместо того, чтобы затихнуть, стал громче. Что-то шло по его следу!
Встревоженный, он искал любое укрытие, но вокруг не было ни единого деревца. Он был на грани того, чтобы закричать, дабы заставить преследователя показаться, но подавил этот порыв. Если это был человек, крик выдал бы местоположение Хьюэла.
Огибая небольшой курган, Хьюэл почувствовал, как высокая трава замедляет его уставшие шаги. Задыхаясь, он посмотрел и прислушался. Там! Тяжёлые шаги приближались к нему! Напрягая зрение при свете звёзд, он, как ему показалось, увидел что-то тёмное и огромное, переваливающее через курган, который он только что обошёл.
Только сейчас он вспомнил историю о драконе, и первая волна неподдельного страха прокатилась по его телу. Молодой воин бросился бежать, но грохочущие шаги позади него настигали его. Затем мощный удар сбил Хьюэла с ног, лишая возможности дышать в тисках боли.
На него навалилась сокрушительная тяжесть, и рёбра треснули. Затем его поглотила темнота.
облако тэгов
