КИЇВСЬКІ ФРЕСКИ ТИМУРА

Нехай і не всі дванадцять оповідок письменника-фантаста Тимура ЛИТОВЧЕНКА у збірці "Останній із струльдбруґів" прямо пов'язані з Києвом, та все-таки належать вони до своєрідної школи, що сприймає Київ як живу та мислячу сутність. Зі своїм характером, духом і ментальним чи сакральним полем над ним.

Не варто стверджувати: мовляв, лише фантасти знають — нічого просто так не буває. Але саме фантасти знають це напевне. От чому, наприклад, Тимур Литовченко раптом написав розвідку “Одкровення Івана Богослова: три цикли світової історії?”? Взяв і занурився у пошуки істини біблійного “числа звіра”, яке й досі так жахає, що біля постаменту одного з архистратигів Михаїлів (біля Головпоштамту стояв) те число “666” взагалі вилучили: була лінія, що вказувала на Сімферополь, а от те, що від Києва туди 666 км — ніби корова язиком злизала. Комусь забобон дорожчий від факту. Письменник і досліджує саме факт певної історичної ланцюгової реакції цього зовсім не страшного числа — бо хіба числа боятися треба, а не логічної послідовності явищ? За фахом інженер, то й базу даних будує на математичній логіці. Ну не для того ж, щоб до звірячого жаху лякати нащадків, записано число у Біблії, а, мабуть, для того, щоб його осмисли! Все-таки грамотна передача знань.

І обґрунтована. Чи не вірно, що Російське царство (потім імперія, СРСР), засноване киянином Іваном Калитою, таки проіснувало “1991—1325=666 років рівно!”? Автор називає це “активізацією “темних” сил навколо “вузлових” дат”. То, можливо, є шанс мінімізувати “активізацію” на підході її до “вузлового” моменту? Хтозна, чи немає у розвідці письменника-фантаста підказки на майбутнє? І взагалі, хто був той Іван Богослов? З якої інформаційної мережі були його “пророцтва”? На думку приходить основа карткового фокусу, про яку розповів якось письменник Лєв Кассіль: “Наука умеет много ГИТИК”. В одній з тих “наук” і спробував себе Тимур Литовченко.

Наукова фантастика — це не лише інженерно-технічні просування, а цілий комплекс морально-психологічних проблем, які великою мірою мають впливати на те, бути чи не бути супергеніальному відкриттю, що може зашкодити, стати злочинним для поки єдиного дому людини — Землі. От на локальних прикладах Тимур Литовченко і простежує у динамічних сюжетах, якими бувають наслідки від причинних порушень. Характерним тут є оповідання “Чотири зустрічі”, де головною дійовою особою є Бог, його партнером — архангел Михаїл, а в ролі такого собі пророка, котрий передвіщає смерть Всевишнього, виступає майор-розвідник Єпіфанцев. Історія викладається не без ущипливого гумору, і сягає апогею у “коментарі” до передсмертного монологу Всевишнього: “Він усім серцем бажав залишитися останнім правителем раю. Він сподівався, що після Його смерті не залишиться серця, вільного від туги. Що піддані розбредуться по всій землі й у превеликій скорботі перегризуть глотки решті людей. Що після цього вони поскладають до купи усі атомні бомби і підірвуть їх, щоб разом знищити планету в пам'ять про дорогоцінну, непоправну втрату. Але розвідник розповів зовсім про інше. Невже це правда?..” І ось уже вкотре лунає: “Бог помер. Слава Богу!”

Хіба не вчувається в цьому хльостка іронія нашого древнього міста, над яким прагнули царювати різні боги, яке знищували, стираючи вщент, забираючи першість з мап? Хіба раз прокотилось по ньому страшне число звіра? Що ж дивного, коли такі алюзії постають по прочитанні книжки яскравого представника київської літературної школи у фантастиці на ім'я Тимур Литовченко.

ЛЯПАСОТЕРАПІЯ

Людина знепритомніла — обов'язок ближнього привести її до тями, скажімо, ляпасом. Місія письменника й полягає в роздаванні “ляпасів” — аби суспільство прийшло до тями. Неприємно, проте корисно. А якщо, отримавши по лівій, читач захоче дістати ще й по правій, — це свідчить про письменницьку майстерність.

Життя в нас цікаве: порятунок рядового Райяна — справа рук самого рядового Райяна, скільки вовка не годуй, а маємо, кого піймаємо, тож до жаху в нас один крок, все поруч; на кухні комуналки, сусідній вулиці чи за сто км од столиці. Тому жахи з-під пера Тимура ЛИТОВЧЕНКА навряд чи можна зараховувати до фантастики.

Та все ж серія, започаткована столичним видавництвом “Кий”, має назву саме “Бібліотека української фантастики”, й перші дві її “ластівки” — це книжки лавреата премії ім.Гончара, першого “Бабая” та останньої “Коронації”, тобто, Литовченка. Повісті та оповідання різних літ і різних напрямків зібрані в цих двох книжках не за якоюсь, наприклад, тематичною, ознакою. Під одну обкладинку потрапили сюрреальна та гротескна “Повість про чотири квітки” й роман “До комунізму залишалося років п'ятнадцять-двадцять”, у передмові до якого автор щиросердно зізнався: “Добре б іще повість була науково-фантастична, а то фантастика явно ненаукова, містична якась, маячня найчистішого гатунку”.

У “Чотирьох квітках” читач опиняється в абстрактному місті; стіни там мають і вуха, і очі, а на додачу — здатність розмовляти; вироки виносить Справедлива Машина. Часопростір “До комунізму...” хоч і вигнутий, та цілком упізнаваний — це Київ 1960-1980-х. Писана мало не з натури повість у жанрі побутового гротеску (“Дульцінея”) межує з історією барокової відьми (“Навчениця”); оповідка на біблійний сюжет — поруч із канонічною науковою фантастикою “Ніхто не забутий”, а заголовна повість збірки “Останній із струльдбруґів” сусідить з чорним гумором на тему екології (“Вечірнє клювання”).

Ніби протилежні полюси — “Ніхто не забутий” і “Повість про чотири квітки”. Абсолютно різні технічно — перша лаконічна, що викликає ностальгійні асоціації з оповіданнями часів Дашкієва та Бережного, а друга насичена вибагливими яскравими мазками фантазії, — обидві вражають щирістю. Бо що ще могло б поєднати оповідання про дослідження минуло за допомоги хроноскопа з повістю про кінець і початок світу в одному окремо взятому, хай і химерному, місті?

Текст “До комунізму залишалося років п'ятнадцять-двадцять” варто розглядати як головний у творчості Т.Литовченка. Через двадцять років після трагедії Бабин Яр містичним чином нагадав про себе Куренівською катастрофою. Через чверть століття після Куренівки вибухнув “атомний богатир” у Чорнобилі. Тимур Литовченко вираховує циклічний “ритм”, трагічних подій; єдиний шанс на порятунок — не забувати нічого. Пам'ятати.

Валерій ВЕРХОВСЬКИЙ

Книжник-review # 07(129 ) 2006, с.29

Юрий Визбор и Михаил Жванецкий не просто были знакомы. Они дружили. Юрий Иосифович сыграл огромную роль в том, чтобы его друг обосновался в Москве.

Вот что пишет в своей книге Анатолий Кулагин:

Что касается Жванецкого, то они с Визбором любили ходить вместе в баню при гостинице «Турист», что возле Ботанического сада. Баня открывалась в семь утра, и вот на первый малолюдный (тем и привлекательный) сеанс, строго по средам, они и отправлялись; присоединялся к ним иной раз и артист Роман Карцев, в сатирическом жанре человек тоже не последний.

В своё время, когда у ещё не слишком знаменитых Жванецкого и Карцева были проблемы с работой, Визбор здорово им помог, попросив свое друга Аркадия устроить их выступления в Калининграде, у себя в конструкторском бюро. Был успех, и была поддержка — моральная и материальная.

Спустя 15 лет после ухода Визбора из жизни его талантливый друг-сатирик посвятит ему прочувствованный монолог, прочитанный на юбилейном вечере в Москве:

"Я с Юрой никуда не лазал, не ползал и не карабкался. Я пил и слушал. И ходил. И по ночной Москве, и по ночной Одессе. И говорил про всех.

И прощались: «Пиши, Юра, пиши». «И ты, Миша, пиши».

А он... И написал немного. И сыграл немного. И спел немного. А становится все лучше и лучше.

Обидно, что не дожил, потому что свобода.

Хорошо, что не дожил, потому что нет публики.

В одном не ошибся — наш читатель и слушатель обожает покойных. Но становиться все лучше после смерти — это надо было уметь раньше.

Сейчас немногие понимают такую иронию и такие тонкие намеки. Не с кем получать удовольствие.

Юра! Сегодня тебе 65 и сегодня твой большой вечер в зале «Россия». Вышли все твои тексты, Юра! Твоя Нина сделала это! В ней ты не ошибся. Ты ни в ком не ошибся, Юра! Все, кто жив, пришли. Остальных ты уже встретил сам. Мы долго шли через пустоту, Юра, и пришли к тебе.

И носим теперь мы твой талант, Юра, как носил его ты, большой, добрый, светловолосый, смешливый и переполненный горами, снегами, морями, случаями, автомобилями, несчастной и счастливой любовью, «белой пеной мягкой лапой» и ароматными женскими головами.

Тот, кто говорил с тобой, когда ты был с нами, тот не отвыкнет и не забудет.

Просто, когда пытаешься тебя вспомнить, идет что-то солнечное и ласковое, потом появляешься ты, потом комок в горле, и все! И зал встает...».

***

Что такое писательский ум? Не договаривать половину фразы.

Что такое писательское счастье? Немножко написать и жить, жить, жить.

Что такое писательский ребёнок? Тот, кто о любви к себе узнает из произведений отца.

Что такое писательская жена? Женщина, которая сидит дома и с отвращением видит в муже человека.

Что такое писательская квартира? Место, где у него нет угла.

Что такое писатель в семье? Квартирант под девизом: «Ты всё равно целый день сидишь, постирал бы чего-нибудь».

Что такое писательская жизнь? Ни одной мысли вслух.

Что такое писательская смерть? Выход в свет.

М. Жванецкий

Так вот, теперь сиди и слушай:

  он не желал ей зла,

  он не хотел запасть ей в душу,

  и тем лишить ее сна -

  он приносил по выходным ей сладости,

  читал в ее ладонях линии,

  и он не знал на свете большей радости,

  чем называть ее по имени.

Ей было где-то тридцать шесть (37),

  когда он очень тихо помер...

  Ей даже не пришлось успеть

  в последний раз набрать его несложный номер...

  Но в первый раз несла она ему цветы,

  две ярко-белых лилии

  в знак, что более никто, кроме него,

  так не называл ее по имени.

И было ей семьдесят шесть (86),

  когда ее самой не стало.

  Нет, не страшила ее смерть,

  скорей, она о ней мечтала:

  бывало, знаете ли, сядет у окна,

  и смотрит-смотрит-смотрит в небо синее -

  дескать, когда умру, я встречу его там,

  и вновь тогда он назовет меня по имени.

Какая, в сущности, смешная вышла жизнь,

  хотя... что может быть красивее,

  чем сидеть на облаке и, свесив ножки вниз,

  друг друга называть по имени?

https://stihi.ru/2012/03/06/6416

Если немного подредактировать даты, то получится песня о Маяковском и Лиле Брик.

«Всесвіт» №2, 1975

***

«Всесвіт» №7, 1975

***

«Всесвіт» №6, 1983

Моцартом любовных историй" окрестил Марию Вилинскую Виктор Петров Домонтович. "Пока человек живет, биография преждевременна," – так считала Марко Вовчок, поэтому не разрешала печатать свои фото, не давала интервью, не опровергала никаких сплетен.

22 декабря 1833 г. в имении Екатерининской Орловской губернии в обедневшей дворянской семье родилась Марко Вовчок (Мария Александровна Вилинская).

Мать Марии Вилинской происходила из княжеского рода Радзивиллов, бабка матери – польско-литовского рода; отец имел белорусские корни. Хотя повседневным языком у Вилинских был французский, отец знал и хорошо пел украинские песни. После ранней смерти отца и бракосочетания матери с картежником-лентяем отчимом, Маня стала "бедной родственницей" у тети.

16-летняя Мария выпускница Харьковского пансионата благородных девушек на балу познакомилась с Афанасием Марковичем. 28-летний шляхтич, выпускник Киевского университета, знакомый Николая Гоголя и Тараса Шевченко, замечательный рассказчик и певец был красив и приятен на лицо. Когда он предложил Мани руку и сердце, она не раздумывала: Афанасий старший, с ним она будет иметь самостоятельную жизнь, не может же она вечно жить у тети (в большом доме которой для Маши был уголок, отгороженный ширмой).

1Позже она признается, что вышла замуж "не любя, а только стремясь к независимости". Когда нашлась дочь, она решила, что это смысл ее жизни, но малыш прожил меньше года, и пришлось Марии искать денег на похороны. В 19 лет Мария родила Богданку и сын стал ее последней игрушкой. Молодые жили в Киеве, затем в Немирове, Чернигове. Куда только не заносил их поиск копейки! Афанасий всегда тщательно выполнял работу, но деньги в кармане не держались.

Работали они в Сокиринцах, у Василия Тарновского. Здесь Маркович отдыхал душой, но Маня завела роман сразу с двумя паннычками, поэтому Тарновский заплатил Марковичам, чтобы они уехали. В Чернигове Афанасий преподавал географию. Ему и Леониду Глебову весь город сочувствовал, потому что их сексуальные жены возбуждали даже гимназистов.

Энергия Марии била через край. Маркович знакомилась с народом, записывала рассказы из народных уст. И неожиданно даже для себя легко, на одном дыхании Мария спела рассказы "Выкуп", "Знай, ляше".

Пантелеймон Кулиш – редактор журнала "Основа" – и не думал, что автор рассказов – женщина, когда говорил, что этот писатель, как пчела Божья, выпил лучшую росу из цветов нашего языка, "автор трудился как этнограф, но в этнографии оказался поэтом". Вскоре Мария с сыном очутились в Петербурге.

2Пантелеймон Кулиш сразу же поставил диагноз Марии — "молчаливое божество". Она – светлый ум, талант, ее речь – чистый ручей, а к тому же – красавица. Влюбленный в Марию с первого взгляда, Панько Кулиш соединил фамилию мужчины с ее "волчковатым" в общении и родился — "Марко Вовчок", ненавистная для самой писательницы "прозвище". Мария нарушила нормы, обязательные для "добродетельной" женщины: она не согласилась с редакторскими правками, внесенными в ее тексты самим метром Кулишем!

Говорят, зажглись сероглазой Марковичкой композитор Бородин, Боткин, Добролюбов, Костомаров, Кулиш, Менделеев, Некрасов, Лев Толстой, Чернышевский. Для неизлечимо больного туберкулезом профессора истории Степана Ешевского Марко Вовчок была последней любовью. Тургенев не только перевел ее рассказ на русский, но и стал на всю жизнь "влюбленным другом". Тарас Григорьевич подарил ей "Кобзаря" с надписью: "Моей единственной дочери Марусе Маркович"… По поводу пылких чувств Тараса Григорьевича к последней Иван Тургенев посмеивался: "Шевченко не повесится, Кулиш не застрелится, Костомаров… может, бросится в воду, — но что же делать?"

Мария Вилинская и Пантелейлон Кулиш договорились о совместной жизни за границей. Кулиш разорвал с женой, уехал в Берлин, заказал номер на два человека и застыл в предвкушении бурного романа. Когда Кулиш застал Марию, Богданчика и Тургенева, тотчас же вернулся к жене. Эгоистичный, неуравновешенный Панько распустил слухи, что рассказ Марка Вовчка – это произведения Афанасия Марковича. 30 лет обиженный любовник изливал грязь и непристойности на Марию, утверждая: "Ее легкомыслие и предательство потеряли меня".

Когда Марии было 26, Европа увлеклась Марко Волчком, Александр Герцен приехал к ней в Бельгию, где его чуть не схватили. Герцен назвал ее рассказы гениальными, сравнивал Марка Вовчка с Жорж Санд, которая также презирала условности, была противоречивой и роковой. Иван Тургенев ввел Марию в салон Полины Виардо, познакомил с Густавом Флобером, Проспером Мериме (он общался с Марией украинской).

С издателем и писателем Пьером-Жюлем Этцелем отношения начались как романтические и перешли в деловое сотрудничество на 40 лет: именно столько времени Мария Вилинская была постоянным сотрудником журнала Magasin d'Education et de Recreation, в котором печатался Жюль Верн. Жюль Верн подарил Марко Вовчок эксклюзив на свои переводы на русский и она перевела 15 романов, последние подписывала одним словом Лобач.

Влюбленный польский химик Владислав Олевинский из-за нее застрелился.

Мария решилась учредить французский детский журнал. Первые рассказы детям Франции писала украинка! Ее повесть "Маруся" получила награду французской академии, Министерство народного образования Франции приняло это произведение для школьных библиотек.

3Марию привлекала юность: старшие мужчины, даже трижды гении, ее не интересовали. Неожиданно племянник Герцена, кандидат прав Московского университета, 23-летний Александр Пассек богатый, аристократический красавец безумно влюбился в Марию.

Впервые в жизни она воспылала любовью. Они не имели тайн, были прозрачны друг для друга, шесть лет их любви завидовала Европа. Поначалу ни Герцен, ни Тургенев не верили в возможность этого романа. Тургенев писал к ней ревнивые письма, со временем роман с Иваном Тургеневым перерос в дружбу, продолжавшуюся до смерти писателя. Но туберкулез съедал жизнь Саши. "Милая моя, единственная моя, первая и последняя," — были его прощальные слова. Мария привезла прах любимого в Москву, и услышала от матери Саши: "Пифия, прорицательница смерти". Хотелось возразить, но умер и Афанасий Маркович, дважды вдова за один год!

4 Одинокая писательница истощала себя, зарабатывая переводами, и серые будни проясняли блесткой любви: брат у третьих Митя Писарев, младше ее на 7 лет. Они живут чувством, вместе переводят Брема, Дарвина. Потом едут на Рижское побережье. Богданчик и Митя побежали к морю, Мария готовила завтрак. Вдруг запахло морским ветром и женскими слезами: спасая ее сына, Писарев утонул. Через два года Мария похоронила троих мужчин. Она тяжело перенесла потерю Дмитрия Писарева, на долгое время потеряла речь. М. Некрасов посвятил ей стихотворение:

"Не рыдай так безумно над ним:

хорошо умереть молодым!"

Ни одного мужчины не стало в ее жизни, в доме Марковича даже кота заменили на кошку. Работала тогда Мария с женщинами, издавая журнал "Переводы лучших иностранных писателей".

5Но жизнь взяла свою: 38-летняя Мария стала гражданской женой 20-летнего гардемарина Михаила Лобач-Жученко, через 7 лет они поженились и навсегда покинули Петербург. Она не писала ради куска хлеба, а сочиняла написанное, бросая: "Как меня не станет, напечатаете!". У них появился сын Борис. Правда, знающие люди поговаривали, что это сын Богдана и актрисы. Если бы не было, а Мария с мужем воспитали мальчика. Они жили в собственном доме в Нальчике, в последние дни она работала над повестью "Гайдамаки".

Когда у Марии нашли опухоль мозга, в ее русой косе не было ни следа седины. 10 августа 1907 г. она и отдохнула, сидя в старинном саду диких груш. Человек, как она завещала, похоронил Марию под любимой грушей.

Говорят, муж ее нашел дневник, прочитал запись, где Мария сожалела, что поженилась, потому что творец должен быть свободным. Но Михаил не обиделся, он опубликовал все страницы Марииного жизнеописания. Позже он женился на дочери подруги Марии, но счастливым считал только первый брак.

Михаил Лобач-Жученко отказался от домика в Нальчике в пользу Киевской "Просвіти", чтобы они ухаживали за могилой.

Сын Борис – инженер-механик флота, профессор; написал книги по истории механики, морского флота и авиации.

Использованные материалы сайтов по интернет-ресурсу:

http://incognita.day.kiev.ua

http://www.uamodna.com

и литература:

Грицай М. С. Марко Вовчок. Творческий путь.

Лобач-Жученко Б. Б. О Марке Вовчке. Страницы к биографии писательницы.

Брандіс Є. Про внука Марка Вовч­ка // Лобач-Жученко Б. Б. Про Марка Вовчка. Сторінки до біографії письменниці. К., 1979 (вероятно, допущена ошибка: о правнуке Марко Вовчок).

Е. П. Брандис, В. Б. Лобач-Жученко. Капитан «Сен-Мишеля»: [Статья о Жюле Верне] // Катера и яхты, 1975, №6 – с.78-81, 83

https://archivsf.narod.ru/1963/katera_yah...

(вероятно, допущена ошибка: Б. Б. Лобач-Жученко)

Википедия:

Борис Борисович Лобач-Жученко (17 ноября 1899, Санкт-Петербург — 21 сентября 1995, Москва, Россия) — российский и советский яхтсмен, организатор спорта, автор книг по теории и практике парусного спорта, историк, участник Гражданской и Великой Отечественной войн, советский офицер морской авиации[1], литературовед, исследователь биографии Марко Вовчок. Судья всесоюзной категории по парусному и буерному спорту (1948[2][3]).

Его отец — Борис Михайлович Лобач-Жученко (1875—1938) был внуком и приёмным сыном писательницы Марко Вовчок (1833—1907).

Марко́ Вовчо́к (настоящее имя — Мария Александровна Вилинская, по первому мужу — Маркович, по второму — Лобач-Жученко; 10 (22) декабря 1833, село Екатерининское, Орловская губерния — 28 июля (10 августа) 1907, хутор Долинск, Терская область[2]) — украинская и русская писательница, переводчица. Троюродная сестра литературного критика Д. И. Писарева.

В 1867—1878 годах ярко проявился талант писательницы как русского романиста. Ею были созданы и завершены русские романы «Живая душа», «Записки причетника», «В глуши», повести «Тёплое гнёздышко», «Сельская идиллия» (опубликованы в «Отечественных записках»), переведены на русский язык многие произведения из французской, английской, немецкой, польской литературы, в том числе пятнадцать романов Жюля Верна.

Б. Б. Лобач-Жученко написав «Літопис життя і творчості Марка Вовчка» (К., 1969), «Марко Вовчок на Кавказе. По следам семейного архива» (Нальчик, 1976), «Про Марка Вовчка. Сторінки до біографії письменниці» (К., 1979), «О Марко Вовчок. Воспоминания, поиски, находки» (К., 1987) та статей, опубл. переважно у ж. «Радянське літературознавство». У спів­авт. із Л. Ільницькою уклав бібліогр. покажчик «Марко Вовчок у колі сучасників» (Л., 1983), упорядкував і прокоментував вид. «Листи до Марка Вовчка» (К., 1979, т. 1–2) та «Листи Марка Вовчка» (К., 1984, т. 1–2).

Три долі [Текст] : Марко Вовчок в українській, російській та французькій літературі / Упоряд.В.Агеєва. – К. : Факт, 2002. – 368с. – (Літературний проект "Текст+Контекст".Знакові літературні доробки та навколо них). – ISBN 966-664-039-2 : 18.00.

Брандис, Евгений Павлович. "Марко Вовчок"/ М. : Молодая гвардия, 1968. – 333, [2] с., [13] л. ил. – (Жизнь замечательных людей. серия биографий. Вып. 19 (460)).

Брандіс, Євген Марко Вовчок [Текст] : повість-дослідження / Євген Брандіс ; пер. з рос. – Київ : Дніпро, 1975. – 368 с. : іл. – 0,97.

Іваненко, О. Марія [Текст] / О. Іваненко. – Київ : Рад. письменник, 1973. – 655 с. – 1,27.

Лобач-Жученко, Б. Б. Літопис життя і творчості Марка Вовчка [Текст] / Б. Б. Лобач-Жученко. – 2-ге вид., доповн. – Київ : Дніпро, 1983. – 463 с. : іл. – 1,20.

Лобач-Жученко, Б. Б. Марко Вовчок [Текст] : сторінки до біографіі письменниці / Б. Б. Лобач-Жученко. – Київ : Дніпро, 1979. – 310 с. : іл. – 1,10.

Лобач-Жученко, Б. Б. О Марко Вовчок [Текст] : воспоминания, поиски, находки / Б. Б. Лобач-Жученко. – Киев : Днипро, 1987. – 399 с. : ил. – 0,80.

Сагіна, Ф. І. Вивчення творчості Марка Вовчка у школі [Текст] : посібник для вчителів / Ф. І. Сагіна. – Київ : Радянська школа, 1971. – 158 с. – 0,37.

Как переводчица https://fantlab.org/translator2446