УЭЛЛС. Я очень рад представившейся мне возможности встретиться со своими коллегами по профессии. Это, кстати, одна из главных целей моей поездки в Советский Союз. Дело в том, что после смерти Голсуорси я был избран президентом сообщества писателей «Пенклуб». В Москве я виделся с Максимом Горьким, с которым обсуждал вопрос о вступлении Союза советских писателей в «Пенклуб». Но Горький решительно отклонил мое предложение на том основании, что «Пенклуб», не делая никаких политических различий, в число своих юридических членов принял корпорации писателей гитлеровской Германии и фашистской Италии. Я лично был весьма огорчен, услышав из уст Максима Горького отказ…

Борис Вейнберг

ВЕЙНБЕРГ. Это произошло потому, что некоторые писатели Германии и Италии не хотят служить гуманизму, предпочитая поддерживать сумасбродные геополитические устремления своих диктаторов…

УЭЛЛС. Писатель, мой дорогой профессор, должен стараться по возможности быть вне политики. В противном случае его творчество может оказаться не свободным от влияния тенденции…

БЕЛЯЕВ. Мистер Уэллс, позвольте спросить, были ли вы как литератор абсолютно свободны от влияния тенденции, когда писали свой, я сказал бы, зловещий роман «Джоан и Питер»? От сюжетной концепции веет ужасом и безысходностью: в середине шестидесятых годов нашего столетия — новая мировая война… Бомбами чудовищной силы города расплавлены, человечество уничтожено. И от всей человеческой цивилизации уцелел лишь сломанный велосипед… И двое молодых людей, словно Адам и Ева, начинают новый человеческий род на развалинах старого мира. Разве этот роман не тенденциозен?

УЭЛЛС. У нас, любезный коллега, совершенно разные подходы к оценке сюжета. Я исхожу из всечеловеческого добра. Вы видите во всем лишь классовую борьбу…

ПЕРЕЛЬМАН. Я опасаюсь, что ваш превосходный роман «Борьба миров» в подтексте тоже имеет в виду классовую борьбу.

УЭЛЛС. Возможно, возможно… Простите, не вы ли тот самый Джекоб Перлман, который столь своеобразно интерпретировал мои произведения? Я читал вашу «Удивительную физику» — так она именуется в английском переводе.

Яков Перельман

ПЕРЕЛЬМАН. Тот самый…

УЭЛЛС (смеясь), …который так ловко разоблачил моего «Человека-невидимку», указав, что он должен быть слеп, как новорожденный щенок… И мистера Кейвора за изобретение вещества, якобы свободного от действия земного тяготения…

ПЕРЕЛЬМАН. Каюсь, было так, было… Но ведь от этого ваши романы не стали хуже.

УЭЛЛС. А я, признаться, так тщательно старался скрыть эти уязвимые места моих романов от взора читателей! Как же это вам удалось разгадать мои секреты?

ПЕРЕЛЬМАН. Видите ли, моя специальность — физика. Кроме того, я еще и популяризатор.

Когда смех, вызванный этой мирной перепалкой, утих, Григорий Мишкевич преподнес Уэллсу две пачки книг и справку Всесоюзной Книжной палаты о тиражах его книг в СССР (они перевалили за 700000 экземпляров!).

УЭЛЛС. Благодарю вас за очень приятный для меня сюрприз. Это гораздо больше, чем издано в Англии за то же время. Весьма приятный сюрприз!

РЫНИН. Как видите, вас охотно читают у нас, потому что любят и знают вас как признанного мастера научной фантастики.

БЕЛЯЕВ. У нас охотно читают и других иностранных фантастов. Читают ли у вас, в Англии, произведения наших писателей?

УЭЛЛС. Я по нездоровью не могу, к сожалению, следить за всем, что печатается в мире. Но я с огромным удовольствием, господин Беляев, прочитал ваши чудесные романы «Голова профессора Доуэля» и «Человек-амфибия». О! Они весьма выгодно отличаются от западных книг. Я даже немного завидую их успеху!

ВЕЙНБЕРГ. Чем именно отличаются, позвольте спросить? Мы будем весьма признательны, если вы хотя бы кратко охарактеризуете общее состояние научной фантастики на Западе. Ведь этот род литературы — один из самых массовых, а кроме того, он особенно близок нам.

УЭЛЛС. Мой ответ на ваш вопрос, господин профессор, будет кратким. В современной научно-фантастической литературе Запада невероятно много буйной фантастики, и столь же невероятно мало подлинной науки и глубокой мысли. Научная фантастика, как литературный жанр, вырождается, особенно в Соединенных Штатах Америки. Она постепенно становится суррогатом литературы. Внешне занимательная фабула, низкопробность научной первоосновы и отсутствие перспективы, безответственность издателей — вот что такое, по-моему, наша фантастическая литература сегодня. Она не поднимается выше тривиальных сюжетов о полетах в далекие небесные миры. Между тем, задача всякого литератора, особенно работающего в научно-фантастическом жанре, — провидеть социальные и психологические сдвиги, порождаемые прогрессом цивилизации. Задача литературы усовершенствование человечества… Впрочем, может быть, я слишком субъективен в своих суждениях? Но в нашей профессиональной среде я могу высказать эти наблюдения, не рискуя быть понятым превратно. Не так ли?

БЕЛЯЕВ. Благодарим вас, все сказанное вами чрезвычайно интересно и важно! Мы можем лишь искренне радоваться тому, что наши мнения по этому вопросу полностью совпадают.

ПЕРЕЛЬМАН. Нас очень интересуют ваши личные творческие планы. Над чем вы работаете в настоящее время, над чем размышляете?

Герберт Уэллс

УЭЛЛС. Мне сейчас шестьдесят восемь лет… А это означает, что каждый англичанин в моем возрасте должен подумать над тем, зажжет ли он шестьдесят девятую свечу в своем именинном пироге… Поэтому меня, Герберта Уэллса, в последнее время все чаще интересует Герберт Уэллс. Но, несмотря на это, я продолжаю работать над книгой, в которой стремлюсь отразить некоторые черты нынешней смутной поры, чреватой военными потрясениями.

БЕЛЯЕВ. Мы знаем вас как противника фашизма, и нас очень радует, что вы не остаетесь в стороне от общей борьбы против губителей цивилизации. Правильно ли я вас понял?

УЭЛЛС. Более или менее правильно.

ВЕЙНБЕРГ. Мы надеемся, мы верим, что вы окажетесь на той же стороне баррикады, на которой будем и мы в случае, если грянет новая борьба миров…

УЭЛЛС. Мой дорогой профессор! Боюсь, что из меня выйдет неважный баррикадный боец… Да и кроме того, когда заговорят пушки, вряд ли нужны будут перья, к тому же писателей-фантастов.

Николай Рынин

РЫНИН. Не скажите, не скажите… иное перо много сильнее пушек.

На этом месте Герберт Уэллс прервал беседу, сославшись на нездоровье.

Григорий Мишкевич

Из воспоминаний Григория Мишкевича «Три часа у великого фантаста»

https://liveliteratura.ru/gerbert-ue-lls-...

***

http://obshe.net/posts/id2215.html

[/url]

[/url]

[/url]

[/url]

[/url]

[/url]

[/url]

[/url]

Литературный Ленинград в дни блокады: Сборник — страницы 41-42, А.Ф. Бритиков "Жанры художественной прозы"

Валентин Архипович Ковалев, ‎Алексей Ильич Павловский — 1973 — ‎Просмотр фрагмента

Зарисовка М. Слонимского «Шлимм» (1941) создавала впечатление, будто обманутые немецкие рабочие в солдатских ... Но в целом писательские зарисовки военных будней правильно ориентировали защитников Ленинграда на то, что ... «Лапотный Муций Сцевола», опубликованной в одном из первых военных номеров журнала «Ленинград», ... 14 «Ленинград», 1941, No 18, стр.

https://books.google.ca/books?id=xV00AQAA...

https://books.google.ru/books?hl=ru&id=xV...

В. А. Ковалев, А. И. Павловский. Литературный Ленинград в дни блокады. Л. "Наука, " Ленингр. отд, 1973

Интересна находка поэта Вс. Азарова. Недавно, перебирая свой фронтовой архив, он обнаружил письмо А. Беляева, датированное июлем 1941 года. Письмо это было ответом на послание Вс. Азарова.

"15 июля 41 г. Дорогой Всеволод Борисович!

Благодарю за письмо.

О темах, о которых Вы пишите, я подумал в первую очередь и написал такой рассказ "Черная смерть", — подготовка фашистскими учеными — (неудавшейся) бактереологической войны. Послал в газету "Красная Звезда" — вернули. Послал в "Ленинград" вернули под тем предлогом, что "Ленинград" будет теперь выходить раз в месяц, при том же объеме. Но ведь если бы подошло, это не мотив. Кетлинская писала мне, что для бюро оборонной печати при С. С. П. нужны "зарисовки", "портреты героев".

Возможно немного позже научная фантастика и пойдет. Думал о темах из эпохи Отечественной войны 1812 года, но не хватает материала, да и с "историками" (очевидно, имеются в виду писатели, пишущие на исторические темы — Вс. Азаров) мне и не тягаться. Никогда не сетовал на свою инвалидность, а теперь досадно.

Но надеюсь все поправится. Только бы мне скорее найти свою линию. Хотя писать трудно: жара и на меня действует расслабляюще, да и много времени приходится отдавать дочери.

Крепко жму руку. А Беляев".

© С. Беляева, 1987

За знания (Комсомольск-на-Амуре).- 1987.- 11 июня.- 18 (357).- С. 4.

Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2003

http://www.fandom.ru/about_fan/belyaev_05...

https://fantlab.ru/blogarticle38677

https://fantlab.ru/blogarticle39248

https://fantlab.ru/blogarticle39337

https://fantlab.ru/blogarticle52598

Сравниваем:

-журнал "Костёр," №8, 1941 г.

Лапотный Муций Сцевола

Римлянин Кай из плебейского рода Муциев, прозванный Сцеволой (левшой), сжег свою правую руку на огне жертвенника перед этрусским царем Порсеной, которого хотел убить, но был схвачен. Видя такую неустрашимость, Порсена отпустил Кая и снял осаду с Рима.

Этот подвиг обессмертил имя Муция Сцеволы.

(Из истории древнего Рима.)

Свечей не зажигали; за окнами Петровского дворца ярко полыхало зарево горящей Москвы. Оно освещало половину лица Наполеона, неподвижно сидевшего возле письменного стола.

Адъютанты не узнавали своего императора. Куда девались его сверхчеловеческое самообладание, его молниеносная решительность? Великий Наполеон, человек без колебаний, казался растерявшимся. Вспышки былой энергии сменялись у него целыми часами апатии или тягостного раздумья. То он требовал от Франции подкреплений, писал Сенату грозные послания, приказывал заготовлять провиант в Варшаве, Смоленске, рассылал своих генералов наблюдать за русской армией и воевать с собственными войсками, разбредавшимися по Москве. То вдруг уходил в себя и погружался в мрачное раздумье. Иногда подолгу смотрел на портрет сына, присланный из Франции накануне Бородинского боя, словно желая узнать судьбу империй и короны..

Поздно вечером в нем вдруг вспыхнула былая энергия. Наполеон вызвал Даву и долго совещался с ним.. Адъютанты, стоявшие за дверью, слышали, как он возбужденно говорил Даву:

-- Мы много потеряли людей? Ну, что же? Навербуем русских. Они хорошо умеют драться и их много. Я уже отдал приказ о вербовке.

-- Да, но русские... -- возразил Даву.

-- Что-о? -- воскликнул Наполеон, не терпевший возражений.

В это время явился один из адъютантов.

-- А вот и вы! -- И, обратившись к Даву, Наполеон сказал:

-- Он нам сейчас расскажет, как идет вербовка русских.

-- Ваше величество... -- начал смущенно адъютант.

-- К делу! Как идет вербовка?

-- Москва пуста. Русские бегут из сел и деревень.

-- Ловить, расстреливать за отказ!

-- Да, но...

-- Никаких но! Страхом и обещаниями можно заставить людей делать все!

-- Да, государь, но что они делают?

-- Что еще?..

-- Наши вербовщики захватили в Москве нескольких крестьян, чтобы заставить сражаться в рядах наших войск... -- начал адъютант.

-- Ну, и?.. -- нетерпеливо перебил Наполеон.

-- А чтобы они не бежали, им ставили на руку клейма.

-- Подобно тому, как на заводах клеймят лошадей? -- улыбнулся. Наполеон. -- Глупо. И дальше?

-- Один из крестьян спросил: что значит это клеймо? Ему ответили, что это знак того, что он теперь наполеоновский солдат. "Как! Я солдат Наполеона?!" воскликнул он, схватил топор, отрубил себе руку и, кинув ее к ногам присутствующих, сказал:

"-- Нате, вам ваше клеймо!"

Наполеон быстро отступил на шаг -- назад и даже посмотрел на пол, словно это к его ногам была брошена отрубленная рука, потом, чтобы скрыть свое волнение, круто повернулся, заложил руки назад и стал смотреть через окно на багровое небо.

Наступила зловещая пауза.

Чтобы смягчить впечатление от своего доклада, адъютант насмешливо промолвил:

-- Тоже, нашелся лапотный Муций Сцевола!

-- Как? --резко воскликнул Наполеон, повернувшись к адъютанту. И начал чеканить слова, как учитель перед бестолковым учеником:

-- Этот безвестный мужик в лаптях, конечно, никогда не слыхал о Муции Сцеволе. Но в нем тот же дух. И если они все таковы, то это не смешно... ("а страшно", хотел сказать Наполеон, но удержался.)

-- Вы свободны! -- почти крикнул он адъютанту.

Вербовка русских была --прекращена, а. с "лапотными Муциями" Наполеону еще пришлось встретиться, и они победили его.

журнал "Костёр", 1941 г., №8, с.18

***

***

РОССИЙСКИЙ МУЦИЙ СЦЕВОЛА

Римлянин Кай, пч илсбеИсыло роди Муциев, прозванный Сцево-лой (левшой), сжсг свою правую руку пн огне жертвенника перед этрусским царем Порсеной. к»

торого хотел убить, но был схвачен. Видя такую неустрашимость. Порсена отпустил Кая я енм осаду Рима. Этот подвиг обес-смертил имя Муция Сцеволы.

(Из истории древнего Рима.)

Свечей не зажигали: за окнами Петровского лпорца ярко полыхало зарево горящей Москвы. Оно освещало половину лица Наполеона, неподвижно сидевшего возле письменного стола.

Адъютанты не узнавали своего императора. Куда девались его сверхчеловеческое самообладание, его молниеносная решительность? Помнили они страшные вспышки его гнева и когда надо очаровывающую любезность. Гениальный полководец был и великим артистом. Но здесь было нечто новое, невероятное: великий Наполеон — человек без колебаний — казался растерявшимся. Вспышки былой энергии сменялись у него целыми часами апатии или тяюстного раздумья.

Ом требовал от Фракции подкреплении, писал Сенату грозные послания, приказывал заготовлять провнаиг в Варшаве, Смоленске, рассылал своих маршалов наблюдать за русской армией и воевать с собственными войсками, разлагавшимися в Москве. И вдруг уходил в себя и погружался в мрачное раздумье. Иногда подолгу смотрел на портрет сына, присланный из Франции накануне Бородинского боя, словно желая узнать судьбу империи и короны. Он всегда умел, невероятным усилием волн, во мгновение ока выбро* сить из головы угнетающую его мысль, принять решение и всецело отдаться ему. Но теперь какая-то угнетающая мысль неотвязно преследовала его.

Поздно вечером в нем вдруг снова всколыхнулась прежняя энергия. Наполеон вызвал Мюрата и долго совещался с ним. Адъютанты, стоявшие за дверью, слышали, как он возбужденно говорил Мюрату:

Мы много потеряли людей? Ну, что же! Навербуем русских Они хорошо умеют драться, и их много. Я уже отдал приказ о вербовке.

— Да, но русские... возразил Мюрат.

— Что-о? воскликнул Наполеон, не терпевший возражений.

В это время явился один из адъютантов.

— А, вот и оы!- и, обратившись к Мюрату, Наполеон сказал: Он нам сейчас расскажет, как идеI вербовка русских.

— Ваше величество, — начал смущенно адъютант К делу! Как идет вербовка?

— Москва пуста. Русские бегут из сел и деревень.

— Ловить, расстреливать за отказ!

— Да, но...

Никаких но! Страхом и обещаниями можно людей заставить делать все!

59

— Какие еще факты?

Я. .. я не осмеливаюсь доложим, вашему.. .

— Значит, вы трус?

Адъютант выпрямился и заговорил уже без колебаний:

— Факты таковы, государь. Наши вербовщики захватили в Москве нескольких крестьян, чтобы заставить сражаться в рядах наших войск...

Ну и?..

А чтобы они не бежали, мы ставили на руку клейма...

— Подобно тому, как на заводах клеймят лошадей? улыбнулся Наполеон. — Глупо. И дальше?

Один из крестьян спросил: что значит эго клеймо? Ему ответили, что это знак того, что он теперь наполеоновский солдат. „Как, я солдат Наполеона?! воскликнул он, схватил топор, огрубил себе руку и, кинув ее к ногам присутствующих, сказал: Нате вам ваше клеймо!“

Наполеон быстро отступил шаг назад и даже посмотрел на пол, словно это к его ногам была брошена отрубленная рука, потом, чтобы скрыть свое волнение, круто повернулся, заломил руки назад и стал смотреть через окно па багровое небо.

Наступила зловещая пауза.

Чтобы смягчить впечатление 01 своего доклада, адъютант насмешливо промолвил:

Тоже нашелся лапотный Муиий Сиевола!

Как? —резко воскликнул Наполеон, повернувшись к адъютанту.

II начал чеканить слова, как учитель перед бестолковым учеником:

Этот безвестный мужик п лаптях, конечно, никогда пе слыхал о Муцин Сцсволе. Но в нем тот же

дух, И если они псе такопы, то это не смешно...

„а страшно", хотел сказать Наполеон, по удержался

— Вы свободны! почти крикнул он адъютанту.. Вербовка русских была прекращена, а с „лапотными Муциями" Наполеону еще пришлось встретиться, и они победили ею.

входит в антологию "Родина зовет", 1941 г.. с.58-61

https://fantlab.ru/edition160611

ЛАПОТНЫЙ МУЦИЙ СЦЕВОЛА

Римлянин Кпй, ив плебейского рола Муцнгп, проаппнныК Сцснодой (лептой), сжег спою нрапуго руку не огне жертвенника перед втрусскнм царем Порссной, которого хотел убить, по был схвачен. Видя такую неустрашимость, Порсеиа отпустил Каи и снял огаду Рима. Этот подвиг обессмертил имя Муция Сцеволы.

(Из истории дреинею Рима)

Свечей не зажигали: за окнами Петровского дворца ярко полыхало зарево горящей Москвы. Оно освещало половину лица Наполеона, неподвижно сидящего возле письменного стола.

Адъютанты не узнавали своего императора. Куда девались его сверхчеловеческое самообладание, его молниеносная решительность? Помнили они страшные вспышки его гнева и, — когда надо, — очаровывающую любезность. Гениальный полководец был великим артистом. Но здесь было нечто новое, невероятное: великий Наполеон,— человек без колебаний, — казался растерявшимся. Вспышки былой энергии сменялись у него целыми часами апатии, или тягостного раздумья. Он требовал от Франции подкреплений, писал Сенату грозные послания, приказывал заготовлять провиант в Варшаве, Смоленске, рассылал своих мар-

7

шалов наблюдать за русской армией и воевать, с собственными войсками, разлагавшимися в Москве. И вдруг уходил в себя и погружался в мрачное раздумье. Иногда подолгу смотрел на портрет сына, присланный из Франции накануне Бородинского боя, словно желая узнать судьбу империи и короны. Он всегда умел, невероятным усилием воли, в мгновение ока выбросить из головы угнетающую его мысль, принять решение и всецело отдаться ему. Но теперь какая-то угнетающая мысль неотвязно преследовала его.

Поздно вечером в нем вдруг вспыхнула былая анергия. Наполеон вызвал Мюрата и долго советовался с ним. Адъютанты, стоявшие за дверью,, слышали, как он возбужденно говорил Мюрату:

— Мы много потеряли людей? Ну, что же?” Навербуем русских. Они хорошо умеют драться, и их много. Я уже отдал приказ о вербовке.

— Да, но русские .... — возразил Мюрат.

—• Что-'о? — воскликнул Наполеон, не терпевший возражений. В вто время явился один из адъютантов.

— А, вот и вы! — л, обратившись к Мюрату, Наполеоп сказал:

— Он нам сейчас расскажет, как идет вер-бопка русских.

— Ваше величество, — начал смущенно адъютант.

— К делу! Как идет вербовка?

— Москва пуста. Русские бегут из с;л и деревень.

— Ловить! Расстреливать за отказ!

— Да, но...

— Никаких но! Страхом и обещаниями можно* заставить людей делать все!

— Но факты...

— Какие еще факты?

— Я... я не осмеливаюсь доложить вашему...

— Значит, вы трус?

Адъютант выпрямился и заговорил уже беа колебаний:

— Факты таковы, государь. Наши вербовщики захватили в Москве несколько крестьян, чтобы заставить сражаться в рядах наших войск.

— Ну, и?

— А чтобы они не бежали, мы ставили на руку клейма...

— Подобно тому, как на заводах клеймят лошадей?—улыбнулся Наполеон.—Глупо. И дальше?

— Один из крестьян спросил: что значит это клеймо? Ему ответили, что это знак того, что он теперь наполеоновский солдат.

— Как? Я — солдат Наполеона? — воскликнул он, схватил топор, отрубил себе руку и, кинув ее к ногам присутствующих, сказал:

— Нате вам ваше клеймо!

Наполеон быстро отступил шаг назад и даже посмотрел на пол, словно это к его ногам была брошена обрубленная рука, потом, чтобы скрыть свое волнение, круто повернулся, заложил руки назад и стал смотреть через окно на багровое небо.

Наступила зловещая пауза.

Чтобы смягчить впечатление от своего доклада,, адъютант насмешливо промолвил:

— Тоже нашелся лапотный Мупий Сцевола!

— Как? — резко воскликнул Наполеон, повернувшись к адъютанту. И начал чеканить слова, как учитель перед бестолковым учеником:

— Этот безвестный мужик в лаптях, конечно,.

9

никогда не слыхал о Мупии Сцеволе. Но в нем тот же дух. И если они все таковы, то это не смешно... „а страшно", — хотел сказать Наполеон, но удержался.

— Вы свободны! — почти крикнул он адъютанту ...

Вербовка русских была прекращена, а с „лапотными Муциями" Наполеону еще пришлось встретиться, и они победили его.

входит в сб. "Боевая эстрада". 1941, с. 7-10

https://fantlab.ru/edition161042

***

Подписано к печати:

Родина зовёт №2, 11.8.41

Боевая эстрада, 9.9.41

Костёр №8, 9.9.41

Лапотный МУЦИЙ СЦЕВОЛА

А. БЕЛЯЕВ

Римлянин Кай из плебейского рода Муциев, прозванный Сцеволой (левшой), сжег свою правую руку на огне жертвенника перед этрусским царем Порсеной, которого хотел убить, но был схвачен. Видя такую неустрашимость, Порсена отпустил Кая и снял осаду Рима. Этот подвиг обессмертил имя Муция Сцеволы.

(Из истории древнего Рима)

Свечей не зажигали: за окнами Петровского дворца, ярко полыхало зарево горящей Москвы. Оно освещало половину лица Наполеона, неподвижно .сидящего возле письменного стола.

Адъютанты не узнавали своего императора. Куда девались его сверхчеловеческое самообладание, его молниеносная решительность? Помнили они 'Страшные вспышки его гнева и, когда надо, очаровьовающую любезность. Гениальный полководец был и великим артистом. Но здесь было нечто новое, невероятное: великий Наполеон, человек без колебаний, казался растерявшимся. Вспышки былой энергии сменялись у него целыми часами апатии или тягостного раздумья. Он требовал от Франции подкреплений, писал Сенату грозные послания, приказывал заготовлять провиант в Варшаве, Смоленске, рассылал своих маршалов наблюдать за! русской .армией и воевать с собственными войсками, разлагавшимися в Москве. И вдруг уходил в себя и погружался в мрачное раздумье1. Иногда подолгу смотрел на портрет сына, присланный из Франции накануне Бородинского боя, словно желая узнать судьбу империи и короны. Он всегда умел, невероятным усилием воли, во мгновение ока выбросить из головы угнетающую его мысль, принять решение и всецело отдаться ему. Но теперь какая-то угнетающая мысль неотвязно преследовала его. . I • !

Поздно вечером в нем вдруг вспыхнула былая энергия. Наполеон вызвал Мюратаи долго совещался с ним. Адъютанты, стоявшие за дверью, слышали, как он возбужденно говорил Мюрагу:

— Мы много потеряли людей? Ну, что же! Навербуем русских. Они хорошо умеют драться, и их много. Я уже отдал приказ о вербовке.

— Да, но русские... — возразил Мюрат.

— Что-о?! — воскликнул Наполеон, не терпевший возражений.

В это время явился один из адъютантов.

— А, вот и вы! — И, обратившись к Мюрату, Наполеон сказал: —Он нам сейчас расскажет, как. идет вербовка русских.

— Ваше величество... — начал смущенно адъютант.

— К делу! Как .идет вербовка?

— Москва пуста. Русские бегут из сел и деревень.

— Ловить, расстреливать за отказ!

— Да, но. ..

— Никаких «но»! Страхом и обещаниями можно людей заставить делать все!

— Но факты.. .

— Какие еще факты?!

— Я... я не осмеливаюсь доложить вашему...

— Значит, вы трус?

Адъютант выпрямился и заговорил уже б’ез Колебаний:

— Факты таковы, государь: наши вербовщики захватили в Москве нескольких крестьян, чтобы заставить сражаться в рядах наших войск...

— Ну, «и? ..

— А чтобы они не бежали, мы ставили на руку клейма...

— Подобно тому, как на заводах клеймят лошадей? — улыбнулся Наполеон. — Глупо! И дальше?

— Один из крестьян спросил: что значит это клеймо? Ему ответили, что это- знак того, что он теперь наполеоновский солдат. «Как, я солдат Наполеона?! — воскликнул' он, Схватил топор, отрубил себе руку и, кинув ее к .ногам присутствующих, сказал: «Нате вам ваше клеймо!»

Наполеон быстро отступил шаг назад и даже'посмотрел на пол, словно это к его ногам была брошена отрубленная рука, потом, чтобы скрыть свое волнение, круто повернулся, заложил руки назад и стал смотреть через окно на багровое небо.

Наступила зловещая пауза.

Чтобы смягчить 'впечатление от своего- доклада, адъютант насмешливо промолвил:

— Тоже нашелся лапотный Муций Сцевола!

— Как?! — резко воскликнул Наполеон, повернувшись к адъютанту.

И начал чеканить слова, как учитель перед бестолковым учеником:

— Этот безвестный мужик в лаптях, конечно, никогда не слыхал о Муции Сцеволе. Но в нем тот же дух. И если они все таковы, то это не смешно... а «страшно», — хотел сказать Наполеон, но удержался.

— Вы свободны! — почти крикнул он адъютанту...

Вербовка русских была прекращена, а с «лапотными муциями» Наполеону еще пришлось встретиться, к они победили его.

Ленинград №18, 27.9.41 (сентябрь 1941 г.), с.7