Леонид Шебаршин сделал впечатляющую карьеру в Первом главном управлении в не самое впечатляющее время. Титаны, монстры и гении (часто в одном лице) уровня Артузова, Судоплатова, Берии и Абакумова и выстроенная ими разведывательная мегаимперия остались в прошлом, партийное ворье, распихивающее по углам притыренные иконостасы, было недалеким непредсказуемым будущим — как и прыткие лейтенанты, позднее объявившие кусочки иконостасов куполом возрожденной империи. Некоторым из них Шебаршин посвятил вторую книгу, "Хроники Безвременья", хлесткую и афористичную. А в первой он не пытался быть хлестким и не пытался кого-нибудь впечатлить. Он просто рассказывал о своей жизни, более всего опасаясь, во-первых, кого-нибудь ненароком сдать, во-вторых, приукрасить себя или свою роль.
"Рука Москвы" не очень интересна фактурно, в ней нет деталей и подробностей разведывательной работы и процедур принятия политических решений. Шебаршин предпочитает говорить от себя и про себя. Лирический подход при таком-то авторе выглядит сперва странновато, как и то обстоятельство, что повествованию о походах по тегеранским книжным бывший резидент отводит куда больше места, чем объяснениям, чем он, собственно, занимался между этим походами. Но у Шебаршина цепкий взгляд, хорошее воображение и не очень прибитое рапортами перо — так что лиричность не выглядит натянутой, а рассуждения о том, почему индийцы во всем мире считаются миролюбивыми пейзанами, читается не с меньшим интересом, чем краткий рассказ о том, что именно Афганистан физически погубил Андропова (генсек заразился оспой в ходе блиц-поездки в Кабул).
"…1 апреля 1977 года в Москве шел густой мокрый снег. Как хороша все-таки наша весна — хмурая, неулыбчивая, непостоянная, но такая понятная. Еще одна московская весна — много ли у меня их будет?" — так завершается одна из глав книги.
30 марта 2012 года Леонид Шебаршин застрелился, убедившись, что ослеп на оба глаза, и, похоже, не пожелав быть обузой кому бы то ни было.

В ошалевшей татарской деревне гам и суета. Задорно голосит репродуктором вязнущая в жирной колее "Газель" антенного мастера, утыкивающего крыши спутниковыми тарелками. Местные пацаны окунают в коровьи лепешки юного спекулянта, который на родном языке не говорит и ведет себя вызывающе. Юный спекулянт, утеревшись, продолжает отчаянно копить на участие в конкурсе "Минута славы" и на городскую жизнь, которой его лишил женившийся заново папаша. Стрекочет в небе вертолет с бизнесменами, скупившими тутошние угодья на корню, и китайцами, которые построят поверх угодий завод по производству свиной тушенки. Вчерашние колхозники мечутся между телевизорами о 128 каналах и новыми хозяевами, робко шепчут, что никак нельзя тут свиноферму строить, и люто завидуют чокнутой бабке Бибинур, которая уж точно, в отличие от некоторых, получит за свою сносимую халупу городскую квартиру с теплым сортиром. И только Бибинур, — чокнутая старуха, добрейшая душа, старая дева при трех детишках и неудачливая счастливица, — не суетится. Она точно знает, что в пятницу умрет, и просто хочет завершить все земные дела: вспомнить родных, отправить сыночку в Штаты пакет гречки, помочь юному спекулянту и всем односельчанам, подбелить родовое дерево, залатать дизайнерские джинсы непутевому буржуйчику с вертолета – а заодно отпоить его травяным чаем, вразумить и спасти. Как и всю деревню, впрочем.

Фильм Юрия Фетинга вышел пару лет назад, был тепло принят малозаметными кинофестивалями и лишен нормального проката либо распространения. Я собирался посмотреть «Бибинур» еще в позапрошлом году, но все как-то боязно было – а вдруг, как обычно, вышла бессовестная шняга и покатушки на раздутой национальной гордости. Ну или в лучшем случае старательная, но беспомощная имитация задушевных деревенщиков или там National Geografic в хмельной волжской лесостепи.

«Бибинур» в самом деле похожа немножко на Кустурицу глазами Параджанова, немножко на хороший белорусский фильм 70-х или казахский 80-х, немножко – на жесткий, но незлобливый поэтический памфлет. Лишь немножко. Фетинг все-таки самостоятельный и чуткий режиссер, умудрившийся совершенно по-русски снять татароязычную и очень мусульманскую картину, Максим Дроздов — классный оператор, собранные по всей стране татарские актеры — красавцы, герои и поэты, сельский дедок-непрофессионал со снимка — колосс с лицом пророка, а родной край на самом деле штука бескрайняя и накрывающая на раз.

А «Бибинур» — композиционно совершенный, бесшабашно сентиментальный, перенасыщенный образами и гиперсмыслами, забирающий, трогательный и просто ошеломляюще красивый фильм.

Мария Галина

1979 год, Одесса. Унылая закомплексованная мечтательница, провалив экзамены на романо-германский, устраивается по блату на портовую санэпидстанцию — вернее, в шарашкину контору "СЭС-2", всего штату в которой — рефлексирующая изъеденная бытом начальница на грани перманентной истерики, ласковая до жути бабенка с липкими конфетками да трепливый обаяшка-обалдуй. Умение печатать двумя пальцами и сбивчиво переводить с английского мечтательнице особо не пригождается, да и роман про Анжелику дочитать в рабочее время не удастся. В городе обнаруживаются небывало обезображенные трупы — значит, СЭС-2, в обязанности которой входит защита данного участка советской границы от проникновения нематериальных угроз, прощелкала вторжение какого-то ужаса — и отвечать за это сотрудникам станции придется не только перед парткомом, судом и Москвой. Жизнью отвечать придется и душой. Если они, конечно, будут в наличии после ликвидации нематериальной угрозы.

Про Марию Галину я слышал много хорошего, но отзывы были либо невнятными, либо не совпадающими с моими представлениями о прекрасном. Подозрительность усугубляло то обстоятельство, что Галину считают своей и упертые фантасты, и записные снобы из боллитры. С третьей стороны, беглое знакомство с аннотациями и рецензиями на "Малую Глушу" убедило меня в том, что действие происходит в малоросской патриархальной провинции, жители которой, потомки недалеких лукавых героев Гоголя и Щедрина, весело преодолевают фантасмагорию советскую, подкрепленную фантасмагорией диаволической. То есть с формальной точки зрения все почти так, а по сути, как учили классики, издевательство.

На самом деле "Малая Глуша" — великолепный роман, а Мария Галина — прекрасный и очень серьезный автор.

Тема фронтира, в том числе бюрократического, на котором незримо охраняют человеческое от нечеловеческого бравые вояки и скромные герои, относится, мягко говоря, к заезженным. Галина непростым ловким движением сделала так, что тема стала кровоточаще свежей и близкой до задержки дыхания. Именно конец семидесятых особенно четко рифмуется с текущей действительностью — цены на нефть еще высоки и потребительское счастье выглядит достойной заменой отмененному де-факто коммунизму, но в Кремле маразм, цинк идет на гробы и заграничная хтонь безнадежно дышит нашей в пупок. А остальное было делом писательской техники, человеческой памяти и ошарашивающей душевности подхода. Героев Галиной жалко до слез, потому что они совершенно настоящие, абсолютно искренние в своем горе от ума, от мелкой зависти, от желания жить как люди — и неумения выбрать подходящих людей в качестве образца. Понятно, что таких вот героев ничего хорошего не ждет, как совершенно логично ничего хорошего не ждет замечательную страну, усердно готовящуюся к Олимпиаде — но все равно продолжаешь ждать и надеяться. Потому что они же люди. Ну и мы, собственно, тоже.

"Малая Глуша" состоит из двух частей, связанных, с одной стороны, чисто формально, с другой — так, что не оторвешь. Действие второй части происходит в 1987 году в угрюмой сельской местности, сквозь которую к заглавной деревне пробираются два упертых горожанина — чем-то явно ушибленных и на что-то явно надеющихся. После первой повести, размашистой и отчаянной, вторая, сдержанная и холодноватая, выглядит бледно — как и квестовый сюжет на фоне многолинейного действия "СЭС-2". Галина тянет-потянет эту бледноту с безжалостной выверенностью, а потом раздирает к шутам, к Малой Глуше — до вспышки во все небо и вялости в груди.

Превосходная книга.

Жапризо останется в веках автором двух гениальных психопатологических детективов про выживающих женщин. Все, что он делал до и после "Дамы в очках..." и "Ловушки...", почти несущественно (хотя "Убийственное лето" задирает градус экзистенциального всесожжения до невыносимого уровня, а "Купе смертников" и киноповести лихи и виртуозны). "Помолвка", последний роман Жапризо, именно что несущественна. Хорошо придуманная и обстоятельно рассказанная история, ушлый автор которой подогнал к фабуле кучу дополнительных смыслов — в основном гуманистического свойства, — но не слишком озаботился их вплетением в сюжет. Текст, выгонявшийся, такое ощущение, на голой технике, представляет собой привычную автору и милую ухогорлоносу его постоянной протагонистки кружевную скороговорку про синие жакеты с выточками, сердитых тетушек, мускулистых молодцев на мотоциклах и, естественно, прикосновения, которые не забываются. К тому же на старости Жапризо впал в низовую классическую традицию, насытив текст деталями и фигурами вроде преступных капитанов и мстительниц с кинжалом, свойственными, скорее, книгам про Рокамболя и прочие парижские тайны.
В общем, для любого другого автора это было бы вполне удачное и мастеровитое изделие, заслуженно претендующее на успешную экранизацию (привет Одри Тоту). У любого другого автора я бы такое сроду читать не стал (пока, Одри Тоту). А на имя Жапризо повелся.
Победил он меня напоследок.

Очередная дырка в образовании закрыта: дочитал я вчарась (на старости лет) первую в своей жизни книжку Пратчетта. "Цвет волшебства" называется.

Ну, что могу сказать. Сказать-то могу многое (начало книги сильно разит стандартным фэнтэзи-юморизмом, Асприна с Прэттом и Сташеффом я счастливо превзошел в молодости и не чаял к ним вернуться, острый ум автора начинает угрожающе блистать лишь к середине книги, хорошая редактура спасла перевод не везде). Но существенным следует считать одно предположение.

Это не последняя в моей жизни (насколько, конечно, такое зависит от меня) книжка Пратчетта.