Вадим Эрлихман

Добросовестная, но бестолковая попытка посмотреть на феномен и биографию знаменитого писателя из России. Большую часть текста занимает старательный пересказ текстов Кинга, в первую очередь дидактико-биографических мегаэссе On Writing и Danse Macabre, а также интервью и прочих википедий. Эрлихман честно пытается вывернуть каждый абзац на свой лад, но своего у него лишь стыдливая нелюбовь к стране происхождения, что заставляет автора, с одной стороны, то и дело журить Кинга за страшные ужасы – мол, у нас бы ты понял, чего бояться надо, — а с другой, уверенно лажать чуть ли не в каждой фактурной строчке. С легкостью необыкновенной Эрлихман уверенно поминает «трижды экранизированный роман Курта Сьодмака «Мозг Донована» (наш Александр Беляев переписал его под названием «Голова профессора Доуэля»)», а абзацем ниже пытается усилить эффект: «В фантастику дезертировал и Ричард Матесон — один из любимых авторов СК. Герой его романа «Удивительный уменьшающийся человек» (1955) вдруг начал уменьшаться... В Советском Союзе переперли и этот сюжет — Ян Ларри сделал из него любимый многими роман «Необыкновенные приключения Карика и Вали»». Это ведь надо было очень постараться с оскорблением. В обоих случаях наши, естественно, успели лет на двадцать раньше – но тонкость в том еще, что именно в 1942 году, когда вышел «Мозг Донована», Беляев умер от туберкулеза в оккупированном Пушкине, а Ларри в 55-м оставался год до реабилитации после лагеря.

После этого, конечно, неудивительно, что создателя «Дюны» у Эрлихмана зовут Джеймсом, а не Фрэнком Хербертом, что советский журнал «Звезда» оказывается «армейским», что Дрю Берримор начинает восхождение на Олимп с «Воспламеняющей взглядом», а вовсе не с E.T., что Дино Де Лаурентиса автор называет исключительно студией и пишет строго в кавычках, и что режиссер Кроненберг у Эрлихмана внезапно вспоминает «о своих скандинавских корнях». Того же класса и собственные наблюдения Эрлихмана типа: «С конца 60-х ничего нового в жанре киноужасов не изобреталось — режиссеры просто использовали все более навороченные спецэффекты, изображая тех же зомби, вампиров и инопланетян». Или совсем пучеглазое: «Только в России положение безрадостное — мастера ужасов как не было, так и нет. На эту роль пытаются определить то сибиряка Юлия Буркина, то талантливого москвича Максима Чертанова, то совсем уж безвестных литературных поденщиков (не хочется называть имен). Все напрасно. Можно списать это на нашу целомудренность, но более вероятно, что российская жизнь пока слишком полна реальных ужасов, чтобы добавлять к ней еще и вымышленные.»

Признать книгу совсем глупой и бессмысленной не позволяет одна главка – про переводы Кинга в России начала 90-х. Эрлихман рассказывает историю «Кэдмена», черных суперобложек и издательских драчек изнутри – он сам переводил, а когда в книге не хватало страничек, а в голове слов, просто дописывал «Кладбище домашних животных» и «Салимов удел».

Теперь понятно, почему эти романы показались мне такими стремными.

Зоя Воскресенская, Эдуард Шарапов

Биография известной писательницы и видного творца ленинианы в наименее известной части – как сотрудника внешней разведки, ушедшего в отставку в звании полковника после 25 лет оперативной работы.

Книга, безусловно, гораздо слабей «Спецопераций». Она состоит из двух частей – мемуаров самой героини и биографической повести, написанной ее младшим товарищем. В обеих частях гораздо больше скверной литературщины (Судоплатов, зарабатывавший на жизнь пером в не лучшие с литературной точки зрения десятилетия, умудрился в этот грех не впасть), оба автора слишком часто говорят об одном и том же, и тут же принимаются недоговаривать – огромными кусками. Воскресенская-то, понятно, до самой смерти не была уверена, что имеет право рассказывать оперативные подробности, к тому же так и не решилась изложить историю убийства мужа. Шарапов сделал многое за нее – но еще больше не сделал, постоянно создавая умолчания вполне идиотического характера, типа: «По возвращении из города на дороге их подстерегали парни из их колонии с топорами и мешками, которые ошибочно считали, что они ездили в Смоленск в милицию жаловаться по поводу кражи». Естественно, о судьбе всех этих «их», а также мешков с топорами можно только догадываться.

Проблема в том, что Шарапов искренне очарован Воскресенской, а Воскресенская искренне очарована первым в мире женщиной-послом Коллонтай, под началом которой работала во время войны. Эта очарованность сковывает авторам руки, а Воскресенскую и вовсе заставляет близко к тексту пересказывать собственную детскую повесть «Девочка в бурном море», которая как раз про Коллонтай и советское посольство в нейтральной Швеции 40-х.

Тем не менее, интересных деталей в книге хватает – как ни странно, связанных не столько с оперативной работой, сколько с дикими нравами низовых спецслужбистов, заедаемых завистью и бытом. Отдельная жемчужина книги – кусочек про воркутинский лагерь, в который Воскресенская была сослана (сотрудницей, а не зечкой, к счастью) за излишнюю преданность Судоплатову и другим начальникам и коллегам.

Павел Судоплатов

Автобиография мелитопольского сына булочника, который в 12 лет вступил в Красную Армию, в 14 – в ЧК, в 26 стал куратором украинского направления Иностранного отдела ОГПУ, в 29 стал нелегалом, который бродил по Европе под ручку с лидерами украинского подполья и лично взорвал одного из них, в 31 возглавил иностранную разведку, организовал убийство Троцкого, в конце 30-х создавал новую резидентуру, в начале 40-х – партизанское движение, диверсионные отряды и обманных шпионов, которых абвер считал своими, в конце 40-х организовывал скрадывание атомных секретов, в 1953 сел вслед за Берией, в 1968 вышел на свободу, с тех пор под псевдонимом писал книжки в серию «Пламенные революционеры» и добивался реабилитации. От советской власти реабилитации, как и скорого освоюождения, не удалось, несмотря на просьбы знаменитых и высокопоставленных друзей, от Абеля и Меркадера до Ибаррури и болгарского министра обороны. Реабилитировали Судоплатова и его товарищей только в 1991-м, после августовского путча. Через три года на английском и немецком вышла первая книга его мемуаров, в России изданная сильно позже. «Спецоперации» опубликованы посмертно, в 1997-м, через год после смерти Судоплатова. Ему было 89 лет.

Я долго не хотел читать «Спецоперации» — переел в свое время книг, неистово разоблачающих или возвеличивающих Сталина и его эпоху. А от Судоплатова я ничего другого не ждал – с такой-то биографией и с такой фамилией, живо напоминающей генерала Грубозабойщикова из книг про Джеймса Бонда. Но в итоге рискнул – и понял, какой был дурак.

«Спецоперации» беспрецедентны по фактуре, размаху и обилию деталей. Понятно, что Судоплатов рассказал не все и порой лукавил, зато он никогда не скрывал пристрастности оценок. Сталин у него бог, правда, недобрый и не всегда умный, Берия – гений, хоть и с вот такими тараканами, Абакумов – быдло и хам, но честный до тупости, а Хрущев и большинство прочих партийных руководителей – мелкая мстительная мразь. Убийства врагов были абсолютно оправданы, остальным убийствам нет прощения даже не потому, что это преступление, а потому, что это глупость. И все это не отменяет рефрена: Родину надо защищать, ее врагов карать, точка.

Это существенная, но, к счастью не главная сторона книги. Основной сюжет, особенно фантастический в связи с полной фактурной подтвержденностью, посвящен все-таки разведывательным делам. Чуду, в рамках которого деревенский парнишка за год-полтора превращается в опытного нелегала-вербовщика, пижон-бабник три года любит абвер во все полости, а несколько трепливых ребят на пустом месте, левой идее и еврейском происхождении ткут за полгода разведывательную сеть, охватившую всю планету.

Судоплатов умер в эпоху, когда казалось, что эти чудеса устарели навсегда. Нынешняя эпоха исходит из противоположного принципа – так что «Спецоперации» актуальны еще и поэтому. Или наоборот. Последние шесть лет Судоплатова не переиздают совсем, а букинисты просят за его книги десятки номиналов. То есть книга оказалась либо невостребованной широкой публикой, либо слишком востребованной публикой узкой.

Рекомендую востребовать.

Михаил Нестеров

Под грохот разваливающегося СССР к главе объединенного министерства безопасности и внутренних дел является спецагент ГРУ с рассказом, что спецоперации военной разведки 70 лет финансировались за счет продажи драгоценностей и уникальных предметов искусства из коллекции, тихонько хранящейся в Тунисе. И если глава ГРУ и несколько сотрудников, знающих о Восточном фонде, куда-то денутся, то все сокровища достанутся министру. Глава ГРУ и несколько сотрудников хором помирают, но сокровища достаются не министру, а инициативному спецагенту, который валит в тот же Тунис и всячески жуирует 30 лет. Пока глупый случай не поднимает со дна единственного чудом уцелевшего офицера группы «Восток».

Я не читаю современных отечественных трэш-детективов и боевиков (тут мне в нос ткнут любимой Латыниной, но это все-таки несколько иной случай). Лет пятнадцать назад, чисто чтоб не прохлопать явление (а заодно понять, что бывает с раскаявшимися фантастами), я прочитал пару романов Корецкого, был впечатлен расторможенностью фантазии, корявостью слога и страстью к нечистотам – и бросил (а, еще Деревянко, что ли, проглядел – но там совсем копец). Но время-то идет, явление ветвится и крепнет – и пришла пора проверить, не вылупилось ли из этого помета чего толковое.

«Агент силовой разведки» — книжка из серии «Спецназ ГРУ» (смотреть, насколько обширна серия и, допустим, библиография автора, мне лениво). Типичный Корецкий, доведенный до абсурда конвейерным производством. Сюжет развесисто придуман, усердно обоснован и симпатично привязан к актуальным новостям типа Катыни-2, WikiLeaks и тунисского бунта. Реализованы все эти чудеса в лучшем случае по-школярски, но в основном безобразно. Слог суконный («- Я прав? – озвучил он свою версию»), диалоги вполне пародийные

(«Габриэла отчаянно замотала головой:

— Нет, только не это! Ты готовишь покушение на маршала Сейма?!

Лугано покачал головой:

— Нет.»),

герои – петушки на палочке, каждый норовит показаться самым главным кретином, но тут же проигрывает. Более всего «Агент…» напоминает даже не книжку из серии «Черная кошка», а образец послевоенной фантастики ближнего прицела. Она тоже сочетала литературную беспомощность со стремлением поверить физикой гармонь, а герои, увидев атомный трактор, немедленно и добросовестно принимались излагать его ТТХ. На героев Нестерова ровно так же (я не вру) действует любое оружие.

Отдельное уважение вызывает кругозор автора, который смело цитирует арабских рэперов по rbc.ru, при пересказе обстоятельств нацистского преступления ссылается на новостной сайт третьего ряда, при этом подчеркивает, что полька (которую, естественно, называет полячкой) носит классический офисный туалет от Тома Клайма, а алжирский бугай-щеголь – классические полуботинки «Честер» из гладкой кожи и со шнурком. Я уже был готов к введению в текст элитного немецкого чайника «Витёк» и дизайнерских кроссовок Abibas, но автор, к сожалению, ограничился только указанием на тотальное превосходство марки Ford над любыми другими.

При этом книжка вполне интересна, сразу с нескольких сторон, – и как честный трехгрошовый боевичок, и как инвариант освященного вековой традицией лубка, и как срез коллективного бессознательного, демонстрирующий, что для массового читателя, как и массовой серии, официально посвященной службе Родине, совершенно нормальным является текст, ни один из героев которого Родине не служит – зато практически все ее усердно предают.

Я подумаю об этом еще через пятнадцать лет.

Кейт Аткинсон

Шотландия, конец нулевых годов, декабрь. Тихая сиротинка Реджи, не без оснований чувствующая себя героиней Диккенса и античных трагедий (и то, и другое самозабвенно зазубрено) и привыкшая дергаться из-за братца-пушера, вдруг ощущает, что куда большие опасности накатывают на добрейшую докторшу, ребенка которой нянчит девочка. Матерый сыщик и неуверенный нувориш Джексон Броуди вслед за моральной теряет географическую ориентацию, погрязая все глубже в глупых исканиях и тоске по неслучившемуся роману с инспектором Луизой Монро. А инспектор Монро удачно давит аналогичную тоску терзаниями, связанными с неприлично благопристойным браком, с розыском рехнувшегося обывателя, привыкшего отстреливать дорогих родственниц, а также с предчувствиями по поводу выхода на волю маньяка, который в юности вырезал всю семью добрейшей докторши.

Не знаю, в растущем классе автора дело, в новом переводчике, в привычке благодарного читателя или в адекватной в кои-то веки обложке – но если первые две книги были отличными, то третья вообще восторг на ножках. Поперек всех правил, между прочим. «Ждать ли добрых…» не столько детектив, сколько антидетектив с дважды эшелонированной мотивацией. Поиск преступника, а то и следа преступления ведет в самую неверную сторону и бесславно завершается, когда жертвы или преступник сами окликают сыскарей, предварительно прохаркавшись сквозь кровь. Да и само действие – не только сыскное, вообще любое – просыпается ближе к середке книги. К тому же к третьей книге Аткинсон совсем отпускает женское свое нутро пастись на воле – и помянутый благодарный читатель наконец-то окончательно убеждается в том, что мужики в лучшем случае бестолочь лоховская, а в основном – опасные тряпки. А спасти семью, сохранить рассудок близким или рубануть все узлы одним ударом карандаша в глазницу может только женщина – умная, утомленная и вообще-то добрейшая.

Прикол в том, что читать все эти бабские штучки почти без действия и с переизбытком ядовитого глума – одно удовольствие. Вернее, не одно, а много. А перевод Анастасии Грызуновой роскошен (даже блохи типа «курносого носика», дробовика, внезапно оборачивающегося пистолетом, или относящегося к женской паре определения «им обоим» не вредят). А связанный залп всех-всех-всех ниточек, волосков и ружей, разбросанных в ходе действия по стенам и углам, выглядит чарующим и снайперским, но почти необязательным бонусом.

Рекомендую совсем оголтело.