Не шалю, никого не трогаю, читаю "Альтиста Данилова", и вдруг вам здрасьте:

"...лекция Кудасова, распространенная в сети, и с ответами на записки."

Вот что это может значить в контексте 1972 (да хоть и 1979) года?

"Удивительное сочетание татарской эсхатологии и абсолютно бытовых социальных мотивов порождает чувство полного приятия сюжета и абсолютного доверия к тексту", заковыристо http://apelcin.ru/new/60344-xorror-v-tata...">отмечает екатеринбургский портал "Апельсин", тут же укоряя автора за неудачную форму подачи богатого материала: язык подростка "не способен с достаточной образностью изобразить весь тошнотворный ужас происходящего" — и вообще, "было бы здорово, если бы кто-нибудь из даровитых режиссеров догадался снять по «Убыру» Наиля Измайлова качественный фильм с продуманными «мизансценами»: тогда любителей хорошего хоррора точно невозможно было бы отлепить от экранов".

На сайте LiveLib тем временем сформировалась генерация читателей, считающих своим долгом http://www.livelib.ru/book/1000503804">сообщить, что повелись на хвалебные отзывы, а теперь оскорблены в лучших чувствах:
"Я читала одна дома, читала на лавочке во дворе, где не было ни единого человека, читала даже на кухне спиной к двери ( я в принципе не люблю сидеть спиной к открытым дверям) в итоге мне было как угодно: скучно, непонятно, местами интересно, но вот только страшно мне не было, ни разу. А я очень впечатлительная. <...> Из абсолютных плюсов я могу назвать то давящее чувство безысходности, которое так и прет с каждой страницы. <...> кто понял конец? Напишите мне в личку, я чувствую себя идиоткой, потому что до меня не доходит смысл произошедшего в избе."

"Книжка мне совсем не понравилась.. Да она атмосферная, постоянно в каком то напряжении..
Но она совсем не страшная.. Есть интересные моменты, но в общем.. Не понял я всеобщего восторга..и всеобщего бррр.. Может быть слишком многого ожидал.."

"Подкупили меня русские реалии и фразы в рецензиях ”Это страшно, потому что реально”. Мне было не страшно, то есть я думала, буду пугаться шорохов и веток за окном, но похоже перечитала я фэнтези, современных инее очень, и читала книгу как сказку. Но она мне понравилась. Единственное чего я боялась, это того, что дети не дойдут... Все незаконченно и как то туманно."

Подтянулась и "Лаборатория фантастики", выдавшая сразу несколько http://fantlab.ru/work340251">добротных рецензий с противоположными оценками:
"Наверное, читать ее хорошо, когда тебе 12 лет и ты сидишь ночью под одеялом вместе с «дружбанами» и светишь на страницы отцовским фонариком. Вот беда — и лет то мне не 12, и одеяла с фонарем нет… К третей части читать книгу стало уже совсем невмоготу. Выражаясь языком произведения — «задрал» язык и манера изложения. К тому же рассуждения героя о жизни — по началу «прикольные» — стали невыносимо напрягать, потому как очень уж начали походить на словоблудие. <...> В заключении (эпилоге, так сказать): мне кажется, сегодня для детей есть так много хорошей и умной литературы, написанной достойным языком, что тратить время на такие книги очень жалко."

"Это классно. Правда-правда. Это страшно. Это интересно. Это… <...> И как теперь жить пацану четырнадцати лет и его восьмилетней сестре, если папка, вернувшись с кладбища, стал совсем другим. И мама стала другой. А папка сказал через силу и через боль, чтобы бежали. И вот теперь надо спастись. Надо спасти сестру, которой обещано, что никогда ее не бросит. Надо как-то вылечить родителей. И убить убыра. Страшная сказка для больших и маленьких. Мне очень понравилось."

"Закрыла книгу с разочарованием: ничуть не страшно, есть непонятности-неувязки, немало образов и ситуаций, как мне показалось, попали на страницы из современых фильмов ужасов. Но вот прошла неделя, вторая, а я все думаю об этом произведении, даже во сне кое-что привиделось  <...> Автору удалось создать потрясающе живой мир, очень привычный и в то же время сказочный, фантастичный. Сказка и реальность переплетены, на мой взгляд, почти на уровне Гофмана. Явление в электричке гопников, маньяка и ментов, каждый раз в одной и той же последовательности поначалу насмешило, а по размышлении показалось вполне уместным. Именно так, в той же последовательности. <...> Сам убыр страшно обыденный. Именно его обыденность и ужасает больше всего. <...> Очень хочется отметить язык повествования. Чертовски хорош! На фоне большинства современных опусов я получила едва ли не физическое наслаждение

Обсуждение в прочих блогах и форумах тоже не утихает. Из познавательного:
"И могу сказать, что сначала мне очень понравилось, и пугало, и захватывало, и все было живое и эффектное. И благодаря заведомо "непричесанному" стилю получался такой роман-чертополох — и хочется, и колется. И национальный колорит с современностью хорошо переплетался, и идея, что забытая традиция может вдруг извернуться и укусить "преодолевших", мне понравилась. Но потом эта книга как будто закончилась, а текст продолжался. После встречи с бабушкой что-то ушло, "нерв" пропал. И повеяло "Гарри Поттером", сериалом "Сверхъестественное", Избранными — а это все уже совсем не мое. И в композиции что-то залипло. И очень я в экшене путалась — кто, кого, когда, куда, зачем. А так как начала проматывать — запуталась вконец."

"Ну, и кой пес подтолкнул меня под руку и заставил читать этого вашего "Убыра"? Я в последний раз так тряслась от книжки в шестом классе, когда впервые читала "Упыря" Толстого (блин, даже названия созвучны!), одна, поздно вечером в пустой кухне. Я от Кинга никогда не тряслась — буковки, они и есть буковки, чего бояться-то? Сама, что ли, ужастики не перевожу? А тут...
(несколько часов спустя)
Ну что, дочитала я "Убыра" и так и не поняла, чего меня вдруг так торкнуло. Где-то примерно с трети книги она плавно превратилась в обычную сказку, уже совершенно не страшную. Нормальную такую татарскую сказку, каких я в детстве прочитала несчетное количество.
Но начало лично для меня было просто жутким."

"Собственно, гопники и менты там выведены пострашнее потусторонних сил. Вообще, переход от обыденной реальности к мистике и обратно фирменный, стивенкинговский практически. Особенно первая часть жутенькая удалась, саспенс — когда еще вообще непонятно, что происходит."

"Три прекраснейшие книги последнего времени: "Дом, в котором..." Мириам Петросян, "Бойцовский Клуб" Чака Паланика и "Убыр" Наиля Измайлова. К слову, последний, оказывается — в топ-сколько-то там лучших книг 2012!" (тут я упал, конечно. — zk)

""Убыр" — жуткая книга. Липкая и беспросветная, как ночной кошмар."

"напомнило, действительно, какого-то Нила Геймана, внезапно решившего переписать покороче "Красный бубен". и было страшно, серьезно, мне так страшно давно не было — я даже заснуть смогла только в обнимку с моим древним вязаным тюленем (засмейтесь мне ), наверное потому, что это мой такой вот личный кошмар — не монстры, пришедшие откуда-то из вне, а монстры, вселившиеся в окружающих, родственников, друзей и ты видишь, что с ними вот что-то не так, но думаешь "да не...что за ерунда", а они все странней и странней...ужас же.
так, молчу, не спойлерю вдруг решите почитать.) мне очень понравилось, как автор описывает сны. не просто сны, кошмарные. очень натурально. единственное нарекание — концовка. такое впечатление, будто автор просто маленько подзадолбался уже писать и расписывать, и это очень жаль, я бы еще почитала."

"Язык и манера чуть (в хорошем смысле) напоминают Лукьяненко (тут я снова упал — zk). При этом основано на татарском фольклоре. В наши дни действие происходит. Страшно и не оторвешься. Короче, первую половину книги прочитала часа за 2, вторую — минут за 40, потому что, когда дико интересно, скорость чтения еще больше становится. не маленькая книжка-то. А читается — прям песня.

"Все к месту: легенды, сказки, переплетение с ними сюжета, ровный и плавный язык повести, действующие главные персонажи — Наиль и Диля. Немного запутал автор развязку, потому как понимаешь, что всё хорошо закончится для брата с сестрой, а вот как всё это развязалось-то непонятно. Но от этого книга не стала хуже. Верить начинаешь, что на самом деле мы своим бесшабашным отношением к своей истории, к своим корням, покидая деревни, в которых родились и выросли, будим прорву убыра, победить которого не сможем.
Положу на полочку и еще раз почитаю, позже, чтобы не спеша посмаковать. Лицам восприимчивым к страшилкам — не читать. Хрен его знает, почему, но меня, хихикающую в кулачок над всякими ужастиками, засыпать, почитав перед сном эту книгу, было немного проблематично."

Ну и последнее. Дорогие товарищи питерцы! Подскажите, пожалуйста, чем заняться мертвецу в Денвере невыспавшемуся стриженому хаджи средних лет в славной культурной столице с 11.00 до 14.00 субботы, 28 апреля. Я приезжаю на Санкт-Петербургский книжный салон, буду в три приема представлять "Убыра" почтенной публике — в 16.00 на стенде Ленинградской областной детской библиотеки, в 17.00 — на стенде "Буквоеда", а в 19.00 — в книжном магазине "Буквально" на Малой Садовой. Прошу, что называется, милости. А первая половина дня у меня, получается, пока свободна. Ура.

Не могу удержаться — еще один кусочек из четвертого тома писем Стругацких.

Из беседы Бориса Стругацкого с люденами:

— Но как же? Вы же говорили, что надо бить! "Непременно надо бить суку".

— Да! Это было... Это лозунг тех времен, когда сука могла испортить издательский процесс. Вот так бы я сказал. Сейчас — пишет Топоров, не пишет Топоров — книги издаются, издатели рвут книги из рук. Ну и пусть пишет.

Забавно, кстати, как видоизменилась известная цитата. Правда, к ней автор с самого начала относился с откровенной опаской. Девять лет назад я даже спросил Бориса Натановича в оффлайн-интервью:

— Почему в одном и том же тексте одна и та же инвектива пишется то в цензурированном варианте – с отточиями, то в нетронутом виде. Конкретно: сначала «Б... надо п...чить», а потом вдруг и бля, и полный вариант, – причем неоднократно. Это как-то объясняется или недогляд редактора, например?

Он ответил:

— Откровенно говоря, я уже не помню, почему так получилось. Могу только гарантировать, что редактор тут ни при чем. Наверное, дело в том, что приведенная Вами фраза уж очень непристойна, что касается слова на «Б», то оно, кажется, скоро станет снова вполне цензурным (каким и было триста-четыреста лет назад).

Алан Брэдли

Английская глубинка, 1950 год. Дочь сурового филателиста, одиннадцатилетняя оторва с повадками юной леди, деятельно носится по подвалам и чердакам ветхого поместья, сотрясает окрестности пыхтеньем и скрипом раздолбанного велосипеда, варит чудовищные яды в лаборатории и строит козни ехидным старшим сестрам — в общем, живет счастливой насыщенной жизнью, которая вдруг утыкается в чарующую беду. На веранде обнаружен мертвый бекас с наколотой на клюв почтовой маркой, следующий мертвец возникает на грядке с огурцами, и это уже человек, незнакомый и рыжий. А подозреваемый — отец. Улики против него, полиции все ясно, да и сам отец, в общем-то, не против ареста. Сестры рыдают, прислуга в шоке, и только одиннадцатилетняя Флавия может увязать все нити, уходящие в далекое прошлое, восстановить картину преступления, причем не одного, вычислить истинного убийцу и спасти отца — а заодно и себя саму.

"Сладость на корочке пирога" — лауреат британской детективной премии, откровенно поздний остросюжетный дебют 70-летнего канадского литератора и первая часть очень обаятельной серии про сыщицу Флавию. Об авторе мало что известно, но его личность (даже если согласиться с тем, что она выдумана) все объясняет насчет обаяния. Трепетная любовь к английской глубинке, британскому характеру и старым-добрым-временам в лесистых холмах выдает уроженца королевской колонии, который об этих холмах мог только мечтать — всю жизнь (что не отменяет ехидства слов "факиры в Индии, бывало, пялились прямо на солнце, пока мы их не цивилизовали").

Ну и возраст решает, конечно: в цикле про Флавию де Люс классический детектив 20-х откровенно встречается с детской серией "Альфред Хичкок представляет: приключения юных сыщиков". При этом очевидно, что аттракцион затеян именно что для взрослых, не забывших те сногсшибательные приключения, способных простить тот факт, что убийца более-менее очевиден уже в середине романа, а также оценить ироничную стилистику, в которой выдержан роман. Типа:

"Фели испытывает особенное отвращение к рвоте на своих туфлях, полезная особенность, которой я время от времени пользуюсь."

"Без мертвеца грядка с огурцами выглядела странно неинтересной."

"Одним из главных удобств жизни рядом с деревней является то, что в случае необходимости туда можно быстро добраться" (шедевр, сопоставимый с максимой героя раннего Шварценеггера "Знаешь, за что я особенно люблю спальни? За то, что в них всегда есть кровать").

"Отцы с выводком дочерей перебирают их имена в порядке рождения, когда хотят позвать младшую, и я давно привыкла, когда ко мне обращаются «Офелия Дафна Флавия, черт побери»."

Перевод, кстати, хорош, о традиционную для последних лет местоименную запутку ("Мой долг — помочь отцу, и он пал на мои плечи, особенно потому, что он теперь сам не может помочь себе") можно споткнуться лишь пару раз.

В общем, любителям старого-доброго очень рекомендую.

Вторую неделю с наслаждением читаю заведомо раритетный том переписки братьев Стругацких. Как всегда, дико интересно, весьма поучительно, вообще как перчаточка на душу — хотя и весьма грустно. Семидесятые ведь, самый мрачный для братьев период. И тут вдруг:

"Дорогой Аркаша! Для чего же ты зовешь меня мудаком? Только турки да жиды зовут меня мудаком. Не называй меня мудаком, брат." (Ну и ниже, натурально, сноска с цитатой из Гоголя — академическое издание как-никак). А на следующей странице уже Аркадий сообщает: "Французы для "Парня из преисподней просят фото и наши биографии. Биографии я послал в задницу, не их собачье дело, а фото даю. <...> Письмо твое получил, но в том, что ты — мудак, не разубедился. Ладно, об этом при встрече".

Ржу вот сижу чего-то.