Сегодня был у меня очень интересный день. Пришел это я в Детгиз, сдал последнюю вёрстку «Пепла», а мне и говорят: «Переходите работать к нам. Сначала для вида поработаете с научно-популярной литературой, а затем с богом и за научную фантастику». Я, конечно, перепугался и пока ничего определённого не ответил. Там видно будет. Виделся с Касселем. Уверяет, что всё на мази. Говорит, что все читали и всем страшно нравится. Так что вопрос с изданием решён, как я и ожидал. Он говорит, что сейчас заканчивает работу с повестью Полещука «Звёздный человек», а затем возьмётся за нашу.
На мой взгляд, фантастика — это, в частности, уникальный литературный прибор, который позволяет уловить, как будущее вторгается в настоящее. Фантастика использует особый художественный приём: вводит в повествование элемент необычного, даже невозможного, которое помогает полнее очерчивать качественно новые социальные (а не технические!) проблемы, возникающие в нашей жизни, — причём иногда проблемы не очевидные, а те, что ещё скрыты, неразличимы. Поэтому фантастика — литература о человеке, его надеждах и тревогах. Помните, в «Записных книжках» Ильфа? Фантасты писали: будет радио — будет счастье. Радио есть — а счастья нет... Были и за рубежом, и у нас такие фантасты, которые только «про радио» и писали...
Фантастика — литература не только необыкновенных образов и положений, но и литература крупномасштабных обобщений, глобальных тем: человек и космос, человек и природа, человек и будущее. Жаль только, что наши критики до сих пор этого не осознали. Впрочем, как сказал писатель-фантаст Александр Мирер, неспособность воспринимать фантастику сродни неспособности воспринимать музыку: если от рождения нет слуха, то с этим уже ничего не поделаешь...
Аркадий Стругацкий: «Думать не развлечение, а обязанность...» / Беседу вели Н. Скаредова, В. Гопман // Книжн. обозрение (М.). — 1987. — № 9. — С. 3.
облако тэгов
