Но что там за упоминающаяся выше технология? Ее идея проста и незатейлива. С помощью некоей сетки, надеваемой на голову, можно записывать все ощущения человека. Получается совершенное воспоминание. Причем человек, который просматривает записи чужих воспоминаний чувствует их во всей полноте. Сперва данную технологию использовали для скрытых записей при расследованиях. Затем она оказалась на черном рынке, почти сразу появились дилеры, торгующие чужими воспоминаниями. Главный герой, Ленни Неро (Рэйф Файнс), как раз и занимается тем, что скупает и продает вот такие вот записи. Раньше он служил в полиции, теперь сам стал преступным элементом. Его жизнь так и текла бы без особых событий, если бы однажды (за два дня до наступления 2000 года) он не оказался втянут в очень мутное дело с убийствами. Теперь за ним идет охота, осталось только понять, кто охотится, и что этот кто-то хочет от Ленни.

Ленни Неро — типичный главный герой из нуара. Он всю дорогу ходит по грани между законным и незаконным, не чужд благородства, порой ведет себя, как полный засранец, частенько получает по роже, но эти побои, кажется, его только закаляют. Надень на Рэйфа Файнса плащ и шляпу, вручи ему револьвер и начисти туфли до блеска, а еще сделай черно-белым, он отлично вписался бы в любую экранизацию Рэймонда Чандлера. Как и полагается нуарному герою, у него есть своя роковая женщина. Это Фейт Джастин (Джульетт Льюис), они когда-то встречались, но потом Фейт ушла к более перспективному и, как водится, более токсичному Файло Генту (Майкл Уинкотт), музыкальному менеджеру, который обещал выпустить ее сольный альбом. Пока альбома нет, Фейт кормят одними обещаниями и порой избивают, а Ленни крутится вокруг, пытаясь защитить свою бывшую, за что периодически и получает по зубам от телохранителей Файло. Ну да, всем понятно говорящее имя этой роковой женщины, от нее не уйдешь, конечно. У Джульетт Льюис сложная роль — они играет истеричку, которая пытается изменить свою жизнь, но у нее ничего не получается. Ей все равно, с кем спать, главное — было бы выгодно, она рискует собой постоянно, но при этом, кажется, даже не до конца это понимает. При этом симпатия к Ленни у нее не исчезла, она искренне хочет, чтобы он отвязался от нее, ради его же блага. В некотором смысле она готова оставаться с Файло именно из-за этого, а уже не из-за гипотетической сказочной карьеры. А вот Файло весь из себя такой стереотипный плохой парень, сидит на наркоте, все контролирует, порой доходит до полной паранойи. И именно поэтому его не воспринимаешь всерьез, понятно, что он тут не самая крупная рыба.

Есть у Ленни Неро и друзья. А какой нуарный герой без друзей, которые, правда, порой оказываются не тем, кем кажутся? Это, во-первых, Макс Пелетье (Том Сайзмор). Его нанял Файло, чтобы тот следил за Ленни. Это, кстати, не мешает им взаимодействовать, Ленни наоборот считает, что таким образом у него в стане врага есть свой человек. Во-вторых, это Мейс (Анджела Бассет), чернокожая женщина, которая работает профессиональным телохранителем и водителем бронированного лимузина. Она вся из себя сильная и волевая, но, конечно, со страшной раной в душе. Когда-то Ленни (он тогда еще был полицейским) помог ей, вот теперь и дружат. Хотя зрителю достаточно быстро становится понятно, что Мейс явно испытывает к Ленни не только дружеские чувства. Вот только Ленни слеп, как крот, только о Фейт и может думать. Том Сайзмор играет ровно и без искры, такой вот свой парень на заднем плане. Анджела Бассет невероятно яркая в своей роли, они демонстрирует чудеса не только физической, но и психологической гибкости. У нее получился убедительный образ сильной женщины, которую до жизни такой довела именно что непростая жизнь. Жаль, карьера ее после «Странных дней» не пошла в гору, после них самым выдающимся в ней является участие в телесериале «Американская история ужасов» и постоянная роль в бесконечной «Кинематографической вселенной Marvel».

Но у нас тут не комфортный черно-белый Лос-Анджелес середины XX века с проводными телефонами, вовремя подъезжающими такси и прочей атрибутикой. Что странно, даже вездесущие пальмы редко когда попадаются в кадре. Декорации «Странных дней» балансируют между навороченным футуризмом (неона во всевозможных барах будет даже слишком много) и мраком криминальных фильмов про уличные банды (загаженные подворотни представлены в достатке). Фильм начинается с предельно пижонского эпизода, снятого от первого лица: герои едут в машине, врываются в ресторан, грабят его, бегут от полиции. Весь эпизод, которым сейчас никого не удивишь (а в 1995 году он казался верхом технической изобретательности), напоминает о таких уже привычных видеоиграх, что сразу задает планку футуристичности. По улицам бегает толпа каких-то бандитов, что-то где-то постоянно горит, военные разъезжают на танках, полицейские закрываются щитами и бьют особенно ретивых прохожих дубинками. Вот-вот наступит Миллениум. Кажется, что это будет началом конца света. Все это заставляет вспомнить недавние волнения вокруг движения BLM. Да и сюжет связан как раз с протестом чернокожих против полицейских, более того этот протест прямо проистекает из произвола последних. Симпатии авторов фильма явно на стороне угнетаемых, удивительно, что, когда началась суета вокруг BLM, Кэтрин Бигелоу не вознесли на пьедестал народной любви. Вот же, дорогие товарищи, она еще в 1995-ом все вам показала и объяснила, практически дала руководство к действию и методичку для понимания ключевых моментов. Современному американцу «Странные дни» должны казаться сбывшемся пророчеством. А вы говорите: «Джокер», «Джокер»...

Протестный аспект, безусловно, очень волнует создателей фильма. Но еще больше их волнует то, как на общество влияют новые технологии. Вот вам возможность записывать и позже просматривать воспоминания. Разумеется, в обществе сразу же возникает кластер вуайеристов, настолько обширный, что это позволяет успешно функционировать черному рынку таких вот записей. Любые запросы клиентов удовлетворяются: у тебя нет ног, не беда, можно окунуться в ощущения человека, бегущего по пляжу, но, понятное дело, что порнографических записей на черном рынке гораздо больше, чем прочих. А еще записей всяческих убийств. Зритель «Странных дней» должен быть готов, что такого контента на экране будет предостаточно. Но это смакование не ради смакования, это нужно для погружения в сумасшедшую вывихнутую атмосферу происходящего. Но все равно, будьте готовы: частенько окажется, мягко скажем, некомфортно. И не скажешь же авторам: вы не правы! У нас, конечно, нет такой чудной технологии, зато у нас есть камеры в каждом айфоне и смартфоне. Вот и завален Интернет всякой чушью, среди которой нашлось место и порнографии, и чернухе. Все как сейчас с небольшой технической поправочкой. Так что, да — создатели «Странных дней» снова оказались правы. И странные дни все еще длятся.

В «Странных днях» заархивированы основные страхи американца из среднего класса середины 1990-ых: страх перед массовыми беспорядками, а следовательно и перед разрушением привычного социального устройства; страх перед восставшими низами; страх перед исчезновением приватности; страх перед немотивированным насилием; в конце концов, страх перед наступлением Миллениума. Вот только Миллениум благополучно пережили, все осталось таким, каким было, вожделенного конца всего сущего не случилось. Лишь парочка новых страхов прибавилась.

Авторы «Странных дней» говорят со зрителем на нескольких уровнях. Первый: уровень сюжета. Тут все не так гладко, как хотелось бы. Во-первых, детективная интрига оказывается проще, чем казалась изначально. Все-таки фигура убийцы не то, чтобы удивляет. Во-вторых, финал выглядит дико затянутым. Он по сути разваливается на две части: один герой сражается на одном фланге, другой — на другом. В какой-то момент становится ясно, что пережали. Подобные финты на экране хорошо получаются у Джеймса Кэмерона (он тут не только среди авторов сценария, но еще и один из продюсеров), но вот Кэтрин Бигелоу (на всякий случай — его бывшая жена) не справилась. На фоне такого хронометража уже и не парит то, что у персонажей после потасовок никаких следов на лице не остается. Ну, Голливуд, что поделать. Тут могут женщину избить палками, а она встанет и пойдет так, словно ничего и не случилось. В-третьих, сейчас уже привязка именно к встрече Миллениума не кажется особо интересной. То, что кульминация выпадет именно на рубежный момент, было с самого начала очевидным. Да, символично. Но еще и клишировано. В общем, понятно, что финал фильма выглядит неудачным. Авторы интересно начали, но к концу свалились во все грехи голливудского кино, обидно на самом деле. Второй: уровень атмосферный. Картины погрязшего в беспорядках Лос-Анджелеса невероятно убедительны. Все эти клубы, какие-то заброшенные пространства, квартиры героев — все обставлено и снято осязаемо и достоверно. В атмосферу «Странных дней» погружаешься с головой, это очевидным образом нивелирует недочеты сюжетные. Третий: уровень идейный. По сути авторы не анализируют, авторы констатируют. Вот вам беспорядки на расовой почве, вот вам несправедливость со стороны зарвавшейся полиции, вот вам зашкаливающий уровень насилия в культуре, зацикленной на фиксацию всего происходящего. Подадим все так, чтобы до кишок пробрало. Задумайтесь, товарищи! Нет никакого выхода на обобщение, на освещение причин и следствий, но и то, что есть, впечатляет. Хотя критики часто ставили в вину «Странным дням» отсутствие анализа в пользу декларации. Не смотря на все вышесказанное, вкупе с отличной актерской игрой и высокой техникой съемки, фильм получился не просто любопытным, но в чем-то выдающимся. То, что сейчас он считается культовым, не удивляет. Вот только это не помогло ему в смысле дохода от проката.

Что отпугнуло зрителей от «Странных дней» в 1995 году, когда те вышли на экраны кинотеатров? Да, хронометраж у фильма значительный — два с половиной часа, но с успехом окупались и более длинные фильмы. Скорее всего, дело в неприятных, дискомфортных темах, в жестких сценах насилия, в слишком неторопливом темпе на первом часе повествования. Критики часто указывали на жанровую неоднородность «Странных дней» как на одну из причин провала в прокате. Возможно, те, кто пришли смотреть фантастику про ближайшее будущее, и впрямь обалдели от того, что увидели слишком мало будущего и слишком много настоящего. «Странные дни» не выполняют одну из важнейших функций массового кино — они антиэскапичны. В этот мир не хочется сбежать не потому, что он слишком мрачный, он просто слишком похож на наш.

Не смотря на то, что Кэтрин Бигелоу получила за «Странные дни» премию «Сатурн» в номинации «Лучший режиссер» (Анджела Бассет, кстати, тоже была отмечена «Сатурном» в номинации «Лучшая киноактриса»), она на несколько лет ушла из режиссуры, считалось, что ее карьера уже похоронена. Тем не менее, через пятнадцать лет после «Странных дней» случился триумф «Повелителя бури», в котором еще меньше анализа, зато еще больше декларации. Так что, нет ничего удивительного, что многие считают «Странные дни» лучшей работой Бигелоу. Если вы еще их не смотрели, то пока еще не поздно. «Странные дни» до сих пор актуальны (возможно, актуальней, чем хотелось бы), ведь в нашей реальности они не закончились. Снимая фильм про несовершенное будущее, у Кэтрин Бигелоу получилось сделать кино про абсолютное настоящее. Да, оно нам не нравится. Но нам здесь жить.

Если попытаться охарактеризовать «Бёрдмэна» одним прилагательным, то лучше всего подойдет «амбициозный». И амбиции его создателей оказались оправданными: выйдя на экраны, фильм вызвал огромный интерес и какое-то почти нездоровое обожание. И дело тут не только в сборах, хотя да, заработать сто три миллиона долларов в мировом прокате при бюджете в восемнадцать – это вполне себе достижение. А ведь фильм посвящен не самой популярной у широкого зрителя теме, да и снят он не так уж, чтобы комфортно. Потому сто три миллиона – это действительно большое достижение. Но настоящий успех выразился в просто невероятном количестве премий, заработанных «Бёрдмэном». А вот тут удивляться не стоит, критики не могли его не полюбить. Вишенкой на торте стали четыре «Оскара» («Лучшая операторская работа», «Лучший оригинальный сценарий», «Лучшая режиссерская работа» и «Лучший фильм») при девяти номинациях (пролетели в категориях «Лучшая мужская роль», «Лучшая мужская роль второго плана», «Лучшая женская роль второго плана», «Лучший звук» и «Лучший звуковой монтаж»). И, что уж тут говорить, награды эти выглядят справедливо заработанными, потому что амбиции тут не на пустом месте. Правда, все равно удивительно, что те же киноакадемики смогли так легко пройти мимо новаторского «Отрочества» Ричарда Линклейтора и отдали все плюшки именно «Бёрдмену». Это тем более огорчительно, так как при всем том «Бёрдмен» не дает ничего по-настоящему нового в отличие от фильма Линклейтора. Ну, тут ничего не поделаешь, киноакадемики предпочли более традиционный фильм (при всех его видимых наворотах) на актуальную для себя тему (судьба бывший звезды, закулисье шоу-бизнеса, едкая сатира на нравы всех этих творческих людей) классической по форме, но экспериментальной по способу съемки истории взросления (да-да, в «Отрочестве» тоже одна из топовых для Голливуда тем раскрывается). На этом надо бы все эти сетования свернуть, речь идет все-таки о фильме Иньярриту, а не фильме Линклейтора.

На момент съемок «Бёрдмена» Алехандро Гонсалес Иньярриту уже был замечен и вполне обласкан критиками: «Сука любовь», «21 грамм», «Вавилон» и «Бьютифул» продемонстрировали, что он умеет снимать посвященные вечным вопросам сложносочиненные фильмы с множеством сюжетных линий и перепутанными таймлайнами. В случае с «Бёрдмэном» режиссер (он также принимал участие и в написании сценария) решил все сделать по-другому. События разворачиваются предельно линейно, действие происходит на территории пары кварталов в Нью-Йорке, вместо каких-то там сложных философских подтекстов простая частная история выгоревшего от самолюбования человека. Но при этом все равно происходящее на экране выглядит эпично, так как Иньярриту сделал из разговорного кино блокбастер. Этот эффект достигается не только за счет напичканного спецэффектами эпизода ближе к финалу (вполне, кстати говоря, впечатляющего), но, прежде всего, чрезмерно технологичным подходом к изложению истории. Основная фишка фильма в том, что он якобы снят одним дублем. Камера оператора скользит среди всех этих коридоров и комнат, заглядывает за декорации, вылетает на улицу, то взмывает вверх, то устремляется вниз, мы как будто не видим ни одной монтажной склейки. Нет-нет, в финале случится несколько явных. А до этого нас словно несет неким головокружительным потоком. Конечно, это иллюзия. Монтажные склейки есть и их достаточно много, это вам не вышедший гораздо позже «1917» Сэма Мендеса. В какой-то момент зритель, конечно, поймет, что непрерывность фильма иллюзорна, но в этот момент данная мысль должна неминуемо срифмоваться с рассуждениями героев об иллюзорность театрального действия. И вот тут-то становится ясно, что «Бёрдмен» фильм не просто с двойным дном, а с тройным, возможно, даже более чем тройным. При всем размахе фильм Иньярриту гораздо театральней, чем кажется. И дело тут не только в пресловутом классическом триединстве (время – место – действие), театральность тут таится еще и в актерской манере. По сути под видом разговорной сатирической комедии, которая маскируется под кино с огромным бюджетом, таится экспериментальная театральная постановка. Вот только в данном случае зрители посмотрят все не прямо во время разыгрывания действа, а попозже в записи.

Переплетение реального и иллюзорного в «Бёрдмэне» происходит на всех мыслимых уровнях. Мало ли что там таится в голове главного героя, тут за всем надо наблюдать на повышенном уровне внимательности. Пьеса, которую ставит главный герой, иллюстрирует происходящее в его труппе, более того, реплики из нее, которые мы слышим во время репетиций, порой как раз про актеров, а не про персонажей, которых они играют. Вообще, в фильме много деталей, которые придает ему просто колоссальный объем: все эти как бы небрежные кивки, оброненные вполголоса фразы, мелькающие на заднем плане личности. Каждый из эпизодов, образующих череду, выстраивающуюся в мнимую непрерывность, продуман настолько детально, насколько возможно, каждый из них можно смотреть отдельно, получится вполне себе полноценное короткометражное кино. И это еще раз рифмуется с разыгрываемой персонажами пьесой (несуществующей), которая является адаптацией сборника рассказов Раймонда Карвера «О чем мы говорим, когда говорим о любви» (существующим), там тоже собрание коротких историй, образующих нечто цельное. Кстати говоря, по рассказам этого же автора снял свои «Короткие истории» Роберт Олтмен, тоже знавший толк в том, как из разговорного кино сделать эпичное повествование.

С другой стороны, зритель «Бёрдмэна» обнаружит множество связей и с внешней реальностью, той, в которой находимся мы все. В фильме частенько поминают реальных актеров, смеются над тем, что вот сейчас такой бум супергеройского кино, а Ригган Томпсон не у дел. Но и этого авторам было мало. Риггана Томпсона сыграл Майкл Китон, который после бёртоновских «Бэтменов» надолго ушел в тень. Кому как не ему было достоверно изобразить актера в подобной ситуации. На фоне этого кажется закономерным, что на роль вздорного перфекциониста, но невероятно талантливого актера пригласили Эдварда Нортона, который славится своей неуживчивостью и требовательностью на съемочной площадке. Кстати, и в других ролях сплошь звезды первой величины: Эмма Стоун, Наоми Уоттс, Зак Галифианакис. Да, у зрителя должно возникнуть ощущение, что вся эта толпа играет по сути самих себя (по аналогии ощущения, которое должно возникнуть от участия в фильме Китона и Нортона), но с ним все-таки стоит бороться. Хотя бы по той причине, что «Бёрдмэн» еще и о том, как искусно притворяются актеры, им-то точно верить нельзя, у них профессия такая, обманывать доверчивого зрителя.

Да, все это хорошо – прекрасная операторская работа, восхитительные актеры, отличные диалоги, неоднозначность того, что происходит в голове главного героя, а что на самом деле, подчеркнутая театральность, которая вдруг делает происходящее слишком уж достоверным. Но при этом некоторое разочарование все равно настигает в финале. Фильм про то, как один вышедший в тираж актер решил поставить пьесу, которая перевернет театральный мир (формально ему это даже удается), не в состоянии хотя бы чуточку пошатнуть устоявшийся киномир. Была проделана огромная работа, приложена масса усилий, вроде бы происходящее на экране и веселит, и заставляет задуматься, но при этом «Бёрдмэн» сводится к одному из универсальных голливудских сюжетов. Это история успеха, или, если будет угодно, история Золушки. Главный герой проходит череду испытаний, чтобы добиться исполнения своей мечты. И, конечно, добивается. Это же голливудское кино. Никаких неожиданностей. Вот и получается, что удар был на рубль… Вышло, конечно, не на копейку, но, пожалуй, от фильма с такими амбициями ждешь большего. Вероятно, авторы это понимали. И, возможно, именно потому ввели в действие некую театральную критикессу, которая сидит весь фильм в соседнем баре и пишет рецензию на еще не посмотренный спектакль. Разгромную рецензию. В какой-то момент главный герой произнесет страстный монолог об ее ограниченности и нежелании увидеть в его устремлениях чего-то по-настоящему живого. Любой критик, решивший сказать хоть что-то против «Бёрдмэна» в некотором смысле окажется на нее похож. Думается, что феноменальный успех «Бёрдмэна» именно у критиков не объясняется их страхом стать похожими на выдуманного персонажа, но этот художественный ход нельзя не отметить. И да, в конце концов, она вроде бы разглядела в спектакле то, чего не хотела видеть, но сути дела это не особо меняет. А автор этих строк готов смиренно уйти в бар, одиноко попивать коктейль и обдумывать очередную рецензию, потому что не увидел в «Бёрдмэне» того, что тот обещал после первого часа просмотра. Наверное, это еще сильней связало бы реальность кинематографическую и реальность нашу, родную, почти неиллюзорную.

Именно Джим Хенсон придумал несколько кукол для легендарной «Улицы Сезам» и является автором не менее легендарного «Шоу Маппетов». Уже скоро ему стало тесно в телевизионном формате, потому он обратился уже к полнометражным фильмам. В 1979-ом на экраны выходит «Фильм Маппетов» (и, кстати, получает две номинации на «Оскар» в музыкальных категориях), в 1981-ом – «Большое ограбление Маппетов» (и снова номинация на «Оскар» за лучшую песню). Как уже говорилось выше, в 1982-ом Хенсон всех удивил, отойдя от привычной тематики, «Темный кристалл» не имел ничего общего с «Маппетами». Американская Киноакадемия проигнорировала новый фильм Хенсона, зато он получил «Сатурн» в номинации «Лучший фильм-фэнтези». А вот с «Хьюго» не сложилось: в тот год балом правил «Бегущий по лезвию» Ридли Скотта.

У Джима Хенсона с «Темным кристаллом» были поистине наполеоновские планы (возможно, они воплотились бы в жизнь хотя бы частично, если бы он не умер в 1990-ом в возрасте пятидесяти трех лет). Вдохновленный «Звездными войнами» Джорджа Лукаса он разработал сложный и необычный мир, который должен был стать основой далеко не для одного фильма. Почти ничего из этого так и не попало на экран, потому зрителю вселенная «Темного кристалла» и кажется бедноватой и плохо проработанной. Более того: чтобы произвести впечатление инородности мира фильма по отношению к нашему, все реплики должны были произноситься на выдуманных языках. (И это учитывая то, что в фильме, вообще, нет людей. Воистину – иной мир, иное время!) Чтобы народ все-таки разобрался в происходящем на экране, предполагалось давать перевод с помощью субтитров. Лингвистической составляющей, кстати говоря, занимался английский писатель Алан Гарнер, знающий толк в мрачных историях для подростков. Зрители на текстовых просмотрах пришли в полной недоумение от такого художественного приема, потому ленту пришлось все-таки переозвучить. Да уж, времена триумфа Мела Гибсона с его «Страстями Христовыми» (на реконструированном арамейском и латыни) и «Апокалипто» (на юкатекском) еще не наступили. Тем не менее, вымышленный язык в фильме все-таки звучит, на нем говорит речной народец, к которому в какой-то момент попадает главный герой. Русскоязычному зрителю в речи этого народца могут слышаться знакомые слова, и это неудивительно, авторы использовали в качестве основы славянские языки.

Не смотря на то, что фильм задумывался как семейное фэнтези, его не назовешь теплым и пушистым: тут все мрачно и жутковато, есть несколько особенно отталкивающих сцен. Один только обед скексисов чего стоит! В этой сцене царит почти тошнотворный гротеск и вывернутый до предела сюрреализм. И все это выглядит достаточно невинно по сравнению с последним получасом фильма. Нет ничего удивительного, что в Сети можно обнаружить отзывы в духе: «самый страшный фильм моего детства», «лучше бы я не смотрел его в шесть лет», «мне кажется, моя психика травмирована этим фильмом» и так далее в том же духе. Хотя, конечно, нашлись дети, которым все понравилось, во многом именно из-за мрачного тона повествования. Джим Хенсон, вообще, придерживался мнения, что сказки должны быть пугающими, именно таким образом ребенок и может испытать важное чувство страха без особого для себя вреда. Если этого вам мало, то стоит еще добавить, что, продумывая идеологическую составляющую «Темного кристалла», Хенсон использовал эзотерическую книгу Джейн Робертс «Материалы Сета». Да, эти идеи даются в фильме упрощенными, но при этом именно они выделяют его на фоне остального кинофэнтези того времени. Да и нынешнего – тоже. Вряд ли родители детей предполагали, что в по идеи семейном фильме обнаружится нью-эйдж, но он там присутствует более чем явно. И это опять же роднит «Темный кристалл» со «Звездными войнами», которые, правда, изначально и не пытались прикинуться детским фильмом.

Видимо понимая некоторую ущербность фабулы, Джим Хенсон превратил «Темный кристалл» в притчу о механизмах судьбы. Главный герой тут практически безволен, он, скорее, плывет по течению, чем активно действует. За ним гонятся враги, но он легко уходит от них. Когда нужна помощь, кто-нибудь да спасет. Потому что мир устроен так, что все, что должно случиться, случится. И спешка тут абсолютно не нужна. Хотя эта идея гораздо ярче выражена в медленных движениях мистиков. Они не торопятся в своих действиях, совершают каждое именно тогда, когда нужно, потому что мир похож на часовой механизм. И сломаться он может именно тогда, когда кто-то начнет делать то, чего не нужно делать. Эта идея вряд ли могла бы стать ясной юному зрителю, она скорее – для родителей. При этом она, конечно, предельно характерна для жанра, в котором и Предназначение пишут с большой буквы, и без Пророчества не обойдется, а уж Судьба всегда подразумевается.

Анимация в «Темном кристалле» выглядела для начала 1980-ых просто запредельно. Это была такая высокая планка качества, что превзойти ее и сейчас сложно. Персонажи выглядят поразительно живыми. Двигаются они предельно легко и правдоподобно. И это учитывая то, что порой для работы с одной куклой требовалось больше пяти человек. Смотря «Темный кристалл» в 2021 году, порой ловишь себя на мысли: а как это, вообще, было возможно снять? Но ведь сняли же. Вообще, весь фильм переполнен чем-нибудь движущимся, куда-то ползущим, перемещающимся, в общем, одухотворенным. Порой Джим Хенсон просто показывает ландшафт, а тот шевелится, дышит, одни существа едят других существ, а третьи при этом делают что-то и вовсе непонятное. Именно таков эпизод на болоте, куда в какой-то момент забредает главный герой. При его просмотре в голову сразу лезут мысли, что вот именно этим фильмом и вдохновлялся Джеймс Кэмерон, придумывая концепт своего «Аватара».

Все перечисленное вызвало у публики неоднозначную реакцию, хотя «Темный кристалл» в итоге не только окупился, но и принес некоторую прибыль (во многом за счет мирового проката). В любом случае зрители в 1982 году должны были понимать, что столкнулись со штучным продуктом, ручной работой, такое не каждый год увидишь в кинотеатре, возможно, даже всего раз за всю историю кинематографа. Воздействие «Темного кристалла» на массовую культуру можно описать, сравнив его с камнем, упавшем в воду. Чем больше проходит времени, тем ясней видно это воздействие. Волны разошлись в разные стороны и затронули многих и многих. Аллюзии, отсылки, влияние ощущаются в самых разных вещах. Потому если вам интересно, что и откуда берется, то этот фильм просто обязателен к просмотру. Да и просто так посмотреть стоит, благо хронометраж не велик, всего полтора часа. Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы он был в два раза больше.

P.S. В 2019 году стараниями «Netflix» к удивлению многих вышел сериал «Темный кристалл: Эпоха сопротивления». Так что, мы все-таки получили еще примерно десять часов путешествия по этому столь странному и нечеловеческому миру. Правда, сериал закрыли после первого же сезона. Но все это, конечно, совсем другая история, и мы поговорим об этом в другой раз. Считайте это не только отсылкой к «Бесконечной истории», но еще и обещанием.

Городок, в котором происходит действие фильма, – дыра дырой. Тут разруха не только вокруг, но и в головах. Жители дуреют от скуки, тоски и беспросветности, молодежь едет кто куда, главное подальше. Если уж где и зарождаться подлинному безумию, так именно здесь. Ромеро демонстрирует сцены городской жизни с такой безучастностью, что эти кадры подходят скорее для социального документального кино. И вот в этом то ли аду, то ли чистилище живет парень, у которого явно не все дома (даже если он вампир). Парень этот хочет только одного: чувствовать жизнь во всей ее полноте. Потому и делает для этого то, что может. Сочувствует ли зритель этому парню (даже если он вампир)? Да, сочувствует. Иначе не получится. Режиссер упирает вовсе не на возможную душевную болезнь, он упирает на социальные обстоятельства. Прибавьте к этому постоянный диктат дедушки, его авторитаризм, от которого хочется сбежать из дома. И вот оно: готов персонаж с милой мордахой, которому сложно не сопереживать. Это он тут жертва (даже если он вампир), а вокруг какие-то заскорузлые взрослые, которые мучают и не понимают.

По сути Джордж Ромеро снял все-таки не мистический триллер, а фильм про занятного самоидентификацией подростка. Это сейчас данный жанр более чем разработан и репрезентирован в массовой культуре. Тогда же на дворе стоял 1976 год, до «Отпуска без конца» Джима Джармуша, «Призрачного мира» Терри Цвигоффа, «Загадочной кожи» Грегга Араки, «Слона» и «Параноид парка» Гаса Ван Сента, в конце концов, до «Отрочества» Ричарда Линклейтора было еще далеко. В таких фильмах все должно быть неярко, нечетко, подернуто этакой дымкой неясных ощущений, чувственное напряжение где-то там по ту сторону пленки чуть заметно бьется, без эсхатологического предчувствия конца всех дней тоже не обойтись. Своим фильмом про вампира (или все-таки не вампира?) Джордж Ромеро по сути задает тон тем, кто придет вслед за ним рассказывать (и показывать) истории про воспитание чувств и томление плоти. И, Господи прости, при просмотре кажется порой, что «Мартин» даже на «Сумерки» повлиял, все-таки вампиры (пусть тут мы и можем сомневаться в вампирской природе главного героя) со своей вечной молодостью и должны быть похожи на старшеклассников (в том ключе, в котором старшеклассников, вообще, показывают в американском кино).

«Мартин» снимался за сущие копейки, хотя за плечами у Джорджа Ромеро уже была легендарная «Ночь живых мертвецов». Экономили тут на всем, и это заметно. В ролях заняты, например, не только актеры, но и члены съемочной группы. Забавно, что в одной из второстепенных ролей засветился даже специалист по спецэффектам, он же гример. Хотя, кстати, именно для него (Том Савини) «Мартин» стал трамплином для успешной актерской карьеры, чего, кстати, не случилось с Джоном Эмпласом, исполнителем главной роли. В качестве декораций использовали дома участников, что сейчас дает интересный эффект: «Мартин» стал фильмом, по которому можно изучать быт американцев того времени. Первоначально фильм, вообще, задумывался, как черно-белый. В результате стал цветным с эффектными черно-белыми вставками. В «Мартине» чувствуется большой энтузиазм создателей, при этом отсутствие большого бюджета во многом стало причиной того, что авторы сосредоточились именно на истории (при отсутствии особо внятного сюжета много внимания уделено деталям и нюансам). В конце концов, «Мартин» в очередной раз доказывает зрителю, что сильный фильм может быть снят за гроши, главное сценарий и актерская игра. В общем, в то время как Джордж Ромеро мог снимать в Голливуде большое студийное кино, он где-то в провинции занимался независимым. При этом многие критики считают «Мартина» чуть ли не лучшей работой Ромеро.

Двусмысленный, играющий на поле сразу двух жанров, удивляющий финалом, демонстрирующий несколько сильных сцен саспенса, чувственный, показывающий скуку загибающегося городка максимально скучно, порой мечтательный, находящий поэзию на индустриальных задворках, в меру тревожный, порой похожий на сон, радующий черно-белыми эпизодами со стилизацией под старые фильмы ужасов – все это можно сказать про «Мартина». В конце концов, в контексте развития кинематографа он тоже сыграл свою роль, пусть и не магистральную. Безусловно, он затерялся на фоне зомби-фильмов Джорджа Ромеро, но на этом фоне затерялись кажется, вообще, все остальные его фильмы. Но при этом выглядит «Мартин», конечно, бедно. Экшном не балует. Сейчас смотрится медленней, чем хотелось бы. Но все это можно простить хотя бы за то, как Джордж Ромеро играет со штампами вампирского кино. Потому да, любителям жанра (и не только) к просмотру не может не рекомендоваться.

Что же касается финальной интерпретации, – является ли главный герой вампиром? – автор этих строк от нее самоустранится, так как считает, что «Мартин» эту самую финальную интерпретацию и не предполагает. Но это, конечно, не должно мешать зрителям самим для себя решить данный вопрос.

Итак, в чем заключается история, которая в начале нулевых покорила и критиков, и простых читателей? Главный герой, пятнадцатилетний индус Писин Молитор Патель, именующий себя просто Пи, после кораблекрушения, в котором погибла вся его семья, оказывается в одной лодке с зеброй, орангутангом, гиеной и бенгальским тигром. Мягко скажем, неожиданное (и очень опасное!) соседство. Дело в том, что семейство Патель владело зоопарком, а из-за усложнившейся в Индии политической обстановки решило переехать вместе со зверьми в Канаду, где, собственно, зверей и предполагалось продать. В итоге животные немножко покушали друг друга (в романе этому посвящены весьма тошнотворные эпизоды), и Пи оказался наедине с тигром. У тигра, кстати, прекрасная кличка: Ричард Паркер. Теперь мальчику предстоит понять, как выжить, приручить тигра и пересечь Тихий океан, в общем, та еще инициация, и врагу не пожелаешь. Кстати сказать, это вовсе не зачин истории: в фильме все это безумие в океане начинается по истечению первого получаса действия, а в книге – только во второй части из трех. А до этого нам много говорят о детстве главного героя, готовят, так сказать, почву для его испытаний.

Интерпретировать роман Янна Мартела достаточно сложно, это многослойный текст с большим количеством поднятых вопросов и всяких аллюзий. С одной стороны, это, конечно, робинзонада, изощренно придуманная и реализованная. С другой стороны, без параллелей с ветхозаветными историями Ноя и Иова не обошлось. Тут вам и история осознания Бога, и история взросления, и просто увлекательное повествование о выживании посреди океана. А в самом конце оказывается, что тут еще и про спасительную силу воображения говорится. Более того, уже на последних строках читатель может прийти к мысли, что «Жизнь Пи» вовсе не про мальчика и тигра, а про него, про читателя. Дело в том, что автор лукаво предлагает читателю выбрать две версии произошедшего с Пи. По сути совершенный выбор характеризует именно читателя. Был ли тигр, или его не было? Это история про чудеса и приключения, или все-таки про человеческую жестокость? В конце концов, достаточно ли читатель взрослый, чтобы наплевать на логические нестыковки и поверить в остров-людоед? Безусловно, все это демонстрирует превосходство слова над изображением: в романе проще сделать неочевидного тигра, чем в фильме. В последнем случае-то его точно надо показать. И именно это порождало сомнение в том, что у киноделов получится вызывать у зрителя тот же аффект, который получилось вызвать у читателей писателю (по крайней мере, в случае с автором этих строк – получилось). В идеальной экранизации «Жизни Пи» зритель, вообще, не должен напрямую видеть Ричарда Паркера. Но то в идеальной, в жизни, увы, идеального не найдешь. Поэтому тигра, конечно, показали. И это, конечно, то, что портит всю историю. Хотя тигр получился просто загляденье.

С таким материалом продюсерам, конечно, надо было найти сильного режиссера с небанальным авторским видением. И начали они с козырей: позвали Найта М. Шьямалана. На тот момент он был известен, как постановщик многозначительных триллеров с неожиданными финалами (провал «Девушки из воды» был еще впереди). Безусловно, сыграло роль и то, что сам он родился в Пондешерри, городе в Индии, где и живет до отправления в Канаду главный герой. Безусловно, Найт М. Шьямалан мог бы сделать выдающееся и парадоксальное кино, учитывая, что на тот момент он показал городу и миру, как внимательно относится к мелким сюжетным деталям (см. «Шестое чувство» с Брюсом Уиллисом и Хэйли Джоэлом Осментом) и в целом умеет работать с религиозными мотивами (см. «Знаки» с Мелом Гибсоном и Хоакином Фениксом). Но не срослось. Официально Найт М. Шьямалан позже заявил, что его слава режиссера сложносочиненных триллеров могла сослужить плохую службу фильму, так как зритель фиксировался бы на мелочах, ожидал бы неожиданного финального поворота и не заметил бы таким образом самого главного. Потом продюсеры обратились к Альфонсу Куарону, единственному режиссеру из тех, кто работали на «Поттерианой», которому это пошло на пользу и вывело на уровень ведущих работников голливудского цеха. Безусловно, большую роль в таком выборе сослужило то, что Куарон доказал «Гарри Поттером и узником Азкабана», что может делать формально большое студийное кино предельно оригинально и самобытно. И тут тоже – не срослось. Третьим оказался Жан-Пьер Жене. Его работу над четвертом фильмом франшизы «Чужой» нельзя назвать выдающейся, но вот уж «Амели» и «Долгой помолвке» в этом не откажешь. Безусловно, Жене мог бы сделать из «Жизни Пи» настоящую феерию фантазии и безумия, но этого мы так же никогда не увидим, так как, в конце концов, режиссерское кресло экранизации романа Янна Мартела занял Энгл Ли. Про него можно сказать только одно: все жанры ему покорны, но при этом какого-то авторского почерка не видно. Формально Энг Ли снимает эталонное жанровое кино (тут вам и уся, и гей-драма, и боевик с Уиллом Смитом, да-да, будем считать, что есть такой жанр), только выглядят его фильмы так, словно их мог снять любой другой режиссер. Тем более удивительно, что у Энга Ли в кармане два «Оскара» за режиссуру: первый – за «Горбатую гору», и это учитывая, что одновременно с ним номинировался Стивен Спилберг за колоссальный «Мюнхен», и второй – как раз за «Жизнь Пи», и это при соседстве в номинантах Михаэля Ханеке за филигранную «Любовь». Да, безусловно, Энг Ли решил в «Жизни Пи» множество сложных задач: съемки в разных концах света, работа в огромном бассейне над морскими сценами, контроль сложнейших спецэффектов, сюда же можно приплюсовать и то, что на съемках были задействованы и настоящие животные, да и сценарий ему попался сложносочиненный. Тем не менее, на выходе мы имеем типичный голливудский блокбастер: впечатляющие съемки, умопомрачительные цвета, всевозможные дикие красивости и выхолощенный смысл. Да, картинки тут действительно глаз радуется, местами вышло просто волшебно. Смыслы же даны простенько и незамысловато. Но определенную режиссерскую позицию все-таки можно найти: Энг Ли сделал фильм, в котором в финале (в отличие от книги) нет никакой двусмысленности, тигр, конечно, был. И дело тут не только в том, что его показывали весь фильм, дело еще и в том, как тут расставлены акценты. С одной стороны, это даже здорово – фильм дает нам некоторое прочтение первоисточника, а не его копию. С другой – закрадывается ощущение, что киноделы просто не справились со сверхзадачей, которую перед ними поставил Янн Мартел, и пошли наипростейшим путем.

По сути Энгу Ли надо было упаковать в один фильм три жанра: документального интервью, детского кино про взросление и кино про выживание в диких условиях. С первым все просто: это рамка. Некий писатель (по сути сам Янн Мартел) встречается с сорокалетним Пи, который рассказывает ему свою историю. При этом они завтракают, гуляют по Монреалю и так далее. Посему мы слышим много закадрового голоса: Пи периодически комментирует свои приключения и вносит ясность по неочевидным моментам. Это, кстати, те костыли, которые опять же сигнализируют о том, что кинематографистам оказался не под силу исходный материал. По идеи зрителю ничего не надо вот так вот в лоб проговаривать, зритель все это должен именно что увидеть, а не услышать. В финале будет много пояснительных фраз, что не есть хорошо. Любопытно, что роль Янна Мартела изначально сыграл Тоби Магуайер, но потом Энг Ли переснял все сцены с ним, взяв на эту роль Рейфа Сполла. Сделано это было якобы из соображений, что слишком известный Магуайер будет перетягивать на себя внимание зрителя. Хм, и при этом на еще более второстепенную роль судового кока – всего минуты три в кадре – взяли Жерара Депардье. Вот уж кто может мгновенно перетянуть на себя внимание зрителей! Но режиссера это почему-то не смутило. В любом случае: интервью получилось, как интервью – в меру скучно. Первые полчаса про взросление и духовные поиски маленького Пи вышли сбивчивыми и поверхностными. По идеи в течение этого промежутка времени зритель должен хорошо понять главного героя, проникнуться его психологией, чтобы позже оценить то, каким стойким он оказался. На деле вышло вот так: тут малыш Пи узнает про индуизм, вот тут – про христианство, пара минут уделена исламу, вот мальчик уже вырос, у него случилась первая любовь, но про девушку его мы ничего толком не узнаем, пара уже на корабль садится. Да, Индия получилась тут открыточная и пестрая, но при этом очень европейская (ладно, спишем это на то, что действие происходит на бывшей французской территории), даже про индийских богов Пи узнает, пардон, из комиксов. Шока от экзотики зритель не получит, да он тут, наверное, и не нужен. Равно как и вся эта предыстория в том виде, в котором она дана. Уж лучше бы дали флэшбеками эти моменты, чем отводили под них отдельный сегмент фильма. А вот оставшаяся часть до финального раскрытия карт получилась выше всяких похвал. Тут есть все, что нужно: отличная визуальная составляющая, напряженная драматургия взаимоотношений с тигром, поразительные сюрреалистические эпизоды. К сожалению, нет сцены с двумя слепцами в открытом море, но, думается, снять ее было принципиально невозможно. Да и выглядела бы она инородно на фоне всех остальных красот. Все это дело не работало бы, если бы на главную роль не взяли хорошего актера. Пятнадцатилетнего Пи сыграл Сурадж Шарма. Сам Энг Ли говорил, что выбрал его, прослушав примерно три тысячи претендентов, за то, что он и в жизни был именно таковым, как нужно. На самом деле при работе с непрофессионалами такой подход имеет смысл, хотя порой может и не сработать. В данном случае сработал: Сурадж Шарма смог вынести на своих плечах всю эту громоздкую конструкцию. Парень, безусловно, молодец. Хотелось бы верить в его дальнейшую успешную карьеру, но пока фильмография у него не блещет, пусть он и продолжает сниматься. Возможно, «Жизнь Пи» так и останется высочайшим его достижением.

Можно было бы забыть первые полчаса «Жизни Пи», как страшный сон, ведь дальше летучие рыбы атакуют шлюпку, вода по ночам светится, тигр беснуется, шторм, кажется, поглотит героев и так далее. Но в финале создатели фильма расставляют все точки над i: вторую версию истории нам не показывают, а рассказывают. Экранный писатель прямым текстом говорит, какая история нравится ему больше. В конце концов, в книге на последних страницах Пи предстает тем еще манипулятором, а здесь он просто уставший, побитый жизнью паренек, который расскажет страховщикам все, что они захотят, главное, чтобы отвязались. Ричард Паркер был. И точка. В некотором смысле это не так уж и плохо, позволяет сохранить веру в людей. Вот только те, кто читал книгу, могут только покачать головой, сетуя на столь грубое упрощение авторского замысла. По крайней мере, автор этих строк.

Если «Оскар» в номинации «Лучший режиссер» и вызывает некоторое недоумение, то вот с остальными выигранными статуэтками все в порядке. Музыка тут действительно хороша и атмосферна, оператор поработал на славу, визуальные эффекты такие, что и комар носа не подточит. В целом «Жизнь Пи» получился крепким фильмом, которому можно было бы и «Фильм года» дать, в конце концов, он явно лучше «Операции "Арго"». Но ныне в этой Оскаровской категории правят политические решения, так что у фильма про религиозные сомнения, взросление и немыслимые красоты природы не было ни малейшего шанса.