16 ноября 1720 года в Порт-Рояле состоялось заседание Морского суда. Самое обычное и вряд ли заслуживающее внимания более четверти тысячелетия спустя. В то время суд заседал на одном из Больших Антильских островов — Ямайке — почти без перерыва, и все судебные процессы проходили одинаково — за исключением этого, привлёкшего на несколько недель внимание общественности даже в Европе.

Обычно заседания носили чисто формальный характер. Обвиняемые знали, что вскоре потеряют голову, а судьи не желали терять время. Задули ветры перемен, и вчерашние герои стали преступниками.

Более века флибустьеры властвовали в Карибском море. Их набеги охватывали даже побережье Тихого океана. Ни один испанский корабль, набивший брюхо мексиканским золотом или добычей перуанских серебряных рудников, не был в безопасности. Бескрайнее море полнилось сражениями и смертью. Морское право никого не волновало. Флибустьер был вольным искателем приключений, смелым до безрассудности, признающим над собой лишь капитана и пиратский закон. А закон сей был суров и не знал пощады: любой, притащивший на борт женщину, неизбежно наказывался смертной казнью. Такое же наказание полагалось за дезертирство и за трусость в бою. Эти грабители, омытые водой всех морей, отрезали нос и уши любому посягнувшему на имущество товарища, и навсегда изгоняли вора из своего сообщества. Приговор выносился судом под председательством капитана. Однако при вынесении приговора он зависел от присяжных, выбранных из состава команды. Кроме того, флибустьеры были людьми набожными. Они никогда не садились за стол, не произнести молитву, и грабежи не совершались без торжественной службы для представителей обеих конфессий. При этом они взывали к небесам о щедрой добыче, и в большинстве случаев их молитвы были услышаны. Поэтому они никогда не упускали случая предоставить своему небесному союзнику справедливую долю, выкладывая на церковные алтари самые ценные части своей добычи. Во времена своего правления в Англии, Елизавета выписывала каперские грамоты против испанцев «своим храбрым сыновьям», официально взяв разбойников под свою защиту. В следующем столетии Людовик XIV жаловал дворянское звание морскому разбойнику Жану Бару, на чьём счету числилось 698 потопленных голландских кораблей. Успех не меньший, чем у сэра Фрэнсиса Дрейка, пирата-джентльмена английской королевы-девственницы. Но все эти весёлые и прибыльные гулянки должны были вот-вот закончиться. Англия, Франция и Испания заключили мир и, кроме того, заключили союз для борьбы с пиратством в водах Вест-Индии. Королевское помилование был пожаловано флибустьерам, спустившим «Весёлого Роджера» — чёрный пиратский флаг с черепом и скрещёнными костями, и отказавшимися от разбойничьей вольницы.

Вначале пираты отказывались легко, ибо в карманах всё ещё бренчали трофейные дублоны и пиастры. Любовь в порту прекрасна — пока у тебя есть деньги. Но вот выпивался последний глоток, и девушки становились холодны, а хозяин кабачка, вчера ещё такой услужливый, захлопывал дверь перед носом.

— Сегодня мы живы, а завтра — нет; к чему нам жалеть деньги? Мы считаем только счастливые дни. И не думаем о будущем.

С таким легкомысленным настроем флибустьеры недолго задерживались в портах. Лучше сплясать по утру с верёвкой на реях собственного корабля, чем гнить в нищете и безделье на суше. Старые каперские капитаны оснащали новые корабли, и снова отправились на очередную весёлую гулянку! И если раньше они не сильно различали друзей и врагов, если добыча казалась достаточно жирной, то теперь они стали врагами всем и охотились на любое судно, какой бы национальности оно ни было.

Снова взвился «Весёлый Роджер» и над кораблём Джона Рэкхэма, известного на всех Антильских островах, как Ситцевый Джек. И не менее знаменитыми или, точнее, печально известными были два его помощника, Рид и Бонни. Ниже его ростом, моложе и изящнее, но в их телах жил тот же дьявол, что и у Ситцевого Джека. Были они самыми храбрыми из команды Джона Рэкхэма, и многие флибустьеры, поседевшие в каперской войне, брали пример с отчаянной пары молодцев, в слепой ярости и смертельном безрассудстве бросавшихся на врага, стоило прозвучать команде «На абордаж!».

Но и Ситцевого Джека в конце концов постигла участь многих его коллег. На борту были гости. В знойную тропическую ночь вино было особенно прохладно и приторно. Дым из длинных глиняных трубок поднимался к закопчённому потолку каюты, и настроение становилось всё более приподнятым и весёлым. Кто обратил внимание на белые паруса, что появились на горизонте и взяли курс на пиратский шлюп, небрежно стоящий на якоре? К тому времени, когда в борт вонзились абордажные крючья, и английские морские пехотинцы бросились на борт капера, было уже слишком поздно. Полупьяный экипаж был быстро перебит. Лишь Ситцевый Джек и двое его помощников всё ещё сражались, желая продать жизни как можно дороже.

Когда капитан Джонатан Барнет предложил Джеку сдаться, тот в ответ сбил шляпу с его головы. Но борьба продолжалась недолго. Песенка была спета. Фрегат доставил трёх каперов в Порт-Ройял, где их ждала виселица. Те равнодушно пожимали плечами: такова судьба пирата! И всё же процесс под председательством сэра Николаса Лоуза, губернатора Ямайки, уже судившим и передавшим палачу многих флибустьеров, завершился внезапно, неожиданно и даже сенсационно.

Джон Рэкхэм предстал перед судом в камзоле, отделанным золотым шитьём и тончайшими кружевами. На длинной золотой цепочке болтался лорнет, через коей он надменно взирал на судейскую катедру. Рид и Бонни сидели рядом с ним на скамье подсудимых в своей одежде, известной на всех Антильских островах: простая светлая блузка, заправленная за пояс широких матросских брюк. Слушание дела заняло всего несколько минут. Суть дела была ясна. Судьи не были готовы проявить милосердие, да и обвиняемые не думали умолять о снисхождении. Был оглашён приговор: Рэкхэм, Бонни и Рид приговариваются к смертной казни через повешение. Ни один из троих даже глазом не моргнул. Но Рэкхэм внезапно забеспокоился и весьма странно проявил себя, взглянув в невозмутимое лицо Бонни. Закованными в тяжёлые цепи руками он дотронулся до блондина и нежно провёл по коротко остриженным локонам. А затем сделал нечто, вызвавшее презрительный взгляд со стороны двух его товарищей. Он попросил слова и заявил:

— Я готов умереть. Но двое моих помощников не могут принять решение Вашей милости. Энн Бонни и Мэри Рид — женщины. Энн носит моего ребёнка, а Мэри беременна от плотника Гарри Мортона.

Это заявление потрясло весь зал, а истории их жизней, неохотно рассказанные суду, были столь необычными, что заставил затаить дыхание даже многоопытного сэра Лоуза.

Мэри Рид была шотландкой, отца своего она не знала. Муж её матери погиб в море. Но это было давно — слишком давно, чтобы Мэри могла считаться его ребёнком. Почти одновременно с её рождением умер её старший брат, любимец матери. Мэри вскоре пришлось взять на себя роль покойного брата. Но позже старуха умерла, не оставив после себя никакого состояния. Мэри продолжала играть мужскую роль, ибо домашним слугам платили лучше, чем служанкам. Она долго прислуживала вдове французского офицера, пока хозяйка не влюбилась в красивого «мальчика». И Мэри сбежала на военный корабль. Там она узнала о девятихвостой кошке, так рвущей кожу матросских спин, что те на несколько дней теряли сознание. Мэри ужасно испугалась — не столько из-за ударов, сколько из-за того, что её секрет обязательно раскроется. Вот так моряк превратился в солдата. И когда во Фландрии Мальборо вступил в схватку с маршалами Короля-солнца, она оказалась в гуще событий, сначала в качестве пехотинца, а затем в качестве драгуна. Именно тогда случился её первый роман: она влюбилась в товарища, что бился рядом с ней, что ехал рядом с ней и с кем она спала вместе на камнях и соломе в полевом лагере. Однажды ночью, сидя у костра, покуривая трубку, она отдалась страсти и раскрылась перед ним.

Свадьба двух солдат, — большая редкость. Вот почему офицеры и рядовые не пожалели денег, когда дело дошло до приданного. На эти деньги Мэри и её муж открыли паб, что был набит битком, пока продолжалась война во Фландрии. Но когда наступил мир, а муж Марии, вдобавок ко всему, был зарезан в ссоре с пьяным солдатом, молодая вдова решила прикрыть заведение. Она сняла платье, и драгунский мундир, чинно лежавший на дне сундука, вновь превратил Мэри в изящного воина. Мэри отправилась в порт Амстердама, где капитаны набирали команды для опасного плавания в Вест-Индию. Но жизнь на громоздком торговом судне среди неуклюжих, скучных голландцев на радовала. В то время как христианские моряки молили Бога о защите от проклятых морских разбойников, Мэри ничего не жаждала больше, чем встречи с флибустьерами. По крайней мере, эти молодые и храбрые парни не шли ни в какое сравнение с осторожными, склонными к фатализму голландцами!

И желание Марии сбылось в водах Вест-Индии, когда их курс пересекло судно, поднявшее чёрный флаг с изображением черепа и скрещённых костей. Едва укомплектованный купец сел на мель. Команда выстроилась на кормовой палубе с поднятыми вверх дрожащими руками. К тому времени Мэри окончательно устала от трусливых голландцев. Она предложила свои услуги флибустьерам и была с радостью принята как соотечественник, хорошо владеющий клинком. Так Мэри стала пиратом на корабле Ситцевого Джека. И смелость выделяла её среди диких парней, что вели войну бесконечную, столь же безрассудную, сколь и жестокую, но весьма прибыльную. Но как бы храбро не сражалась она вместе с морскими разбойниками, всё же не смогла не влюбиться во второй раз. На этот раз её чувства обратились на стройного, красивого помощника капитана. И пока её товарищи пьянствовали в пабах и проводили ночи в портовых кабаках, Мэри, краснея, тайно следовала за любимым. Но тот не обращал на неё никакого внимания. В конце концов, у неё не было другого выбора, кроме как признаться изящному помощнику. Но вместо того, чтобы ответить на ухаживания Мэри, пират рассмеялся так, что на глазах выступили слёзы.

— Да кто бы мог подумать, две женщины на пиратском корабле! Вот моя рука! Давай заключим верную дружбу!

Энн Бонни была дочерью богатого фермера. Она бросила семью и сбежала с моряком. Но вскоре девушка обнаружила, что совершила глупость, покинув отцовскую мясную лавку, чтобы выйти замуж за бедного моряка. Когда Энн познакомилась с Ситцевым Джеком, из чьих карманов столь соблазнительно выглядывали испанские золотые дублоны, то увидела способ исправить ошибку. Она надела мужскую одежду и последовала за пиратом на его корабль. Ни один человек, кроме капитана, чьей любовницей она стала, не заподозрил в дерзком парне с короткой стрижкой красавицу-блондинку. Несмотря на это, Ситцевый Джек ревновал свою возлюбленную, и однажды он её заподозрил в слишком дружеском отношении к новому товарищу. Морские разбойники не стали долго препираться, и в мгновение ока оба выхватили пистолеты из-за пояса. С криком Энн бросилась между ними и в тот же миг разорвала блузку предполагаемого соперника. Когда обескураженный Джек увидел женскую грудь, то схватился за голову. Это было слишком убийственно для честного пирата. Но по отношению к женщинам Ситцевый Джек всегда был джентльменом. Он протянул им руку и потребовал только торжественной клятвы, что никто ничего не узнает об этом деле.

— Всё в порядке! — ответствовали Энн и Мэри.

Навстречу новым каперским походам! Весёлая морская жизнь продолжалась. С британского сухогруза «Сара» на борт перешёл корабельный плотник Гарри Мортон, безупречно красивый мальчик, что мог уже доставить удовольствие женщине. При виде него сердце Мэри снова учащённо забилось. То была её последняя любовь.

В Порт-Ройяле откровения Ситцевого Джека разнеслись со скоростью урагана, и люди запели на улицах балладу о любви двух пираток:

—...Как рог стали твёрдыми руки, что бархата были нежней.

Чинили они паруса, пили эль, сражались, как моряки...

Но такая популярность не произвела впечатления на сэра Лоуза. Приговор двум женщинам остался в силе: смерть через повешение!

Однако исполнение приговора было отсрочено до момента рождения детей. Однако для Ситцевого Джека пробил последний час. Ему оставалось только попрощаться с Энн Бонни. Женщина-пират смерила его холодным презрительным взглядом:

— Мне жаль, что ты стоишь на виселице. Но если бы ты дрался как мужчина, то сейчас тебя бы не повесили, как собаку.

Затем она резко повернулась к нему спиной.

В судебных документах ничего не говорится о смерти Энн Бонни. Но Мэри Рид, привыкшая к свободной, полной приключений жизни, быстро угасла в тесной камере. Она умерла от истощения после четырёхмесячного заключения. Морской романс о пиратках стала песней смерти для золотого века флибустьеров. С окончанием эпопеи амазонок под флагом «Весёлого Роджера» закатилась и пиратская звезда, что так опасно сияла в течение столетия над водами Вест-Индии.

Полёт на Луну становится реальностью

Несколько недель назад Президиум Академии наук СССР сообщил, что в Советском Союзе создана постоянная комиссия по межпланетным сообщениям. «Одной из основных задач Комиссии», — говорится в сообщении, — «является создание долговременной научной лаборатории на искусственном спутнике, размещённой на орбите Земли. Эта космическая лаборатория позволит сделать первый шаг к решению проблем межпланетных сообщений».

Создание космической лаборатории — этой первой ступеньки в космос — означает, что советские учёные находятся на пути к осуществлению вековой мечты человечества о полётах к звёздам.

Снова и снова в последние годы и десятилетия писатели разных стран пытались представить себе это событие. Многие из этих версий «первого космического полёта» изначально не были научно обоснованы, но некоторые сочинялись и использованием новейших данных. А как это будет на самом деле?

Основным препятствием на пути к выходу в космос является преодоление силы тяжести нашей Земли. Любой объект, желающий избежать неумолимого земного притяжения, должен пролететь сквозь атмосферу со скоростью 40.302 километра в час. Возможно ли достижение такой огромной скорости? Возможно ли это, учитывая, что ракета, расходующая несколько сотен литров топлива в секунду, должна ещё нести на себе людей и системы жизнеобеспечения, аппаратуру и измерительные приборы?

При современном и перспективном уровне технологий такие ракеты пока невозможны. Но есть у человека способность ставить под сомнение само понятие невозможности. Если, как было доказано, одна ракета может, в лучшем случае, развивать скорость в 12.600 километров в час, то, согласно расчётам, четырёхступенчатая ракета уже должна превысить требуемую скорость. Но здесь возникают новые трудности: для доставки в космос одной тонны полезной нагрузки первая ступень ракеты, несущей три другие, должна иметь вес 10.000 тонн. И более чем сомнительно, удастся ли когда-нибудь создать ракеты с подобным стартовым весом. Но есть и другой способ преодолеть гравитацию Земли: сначала необходимо построить промежуточную станцию, своего рода вторую луну, искусственный спутник, сопровождающий нашу Землю на её вечной орбите.

Звучит несколько фантастично, но, судя по сообщению Московского радио, это вполне возможно. А именно, если тело, движущееся со скоростью 28.440 километров в час, взлетит под углом к поверхности Земли, то оно выйдет на круговую орбиту вокруг Земли и больше никогда на неё не вернётся. В этом вечном путешествии вокруг нашей планеты ей, как и Луне, больше не потребуется собственный двигатель. Причём для достижения начальной скорости достаточно комбинации уже из трёх ракет, причём первая будет весить всего 1000 тонн.

Это решение дало человечеству ключ к космическому пространству, и сегодня уже можно с достаточной точностью описать, как будет происходить полёт к Луне, нашей ближайшей космической соседки. Давайте отправимся в путь.

Старт

Большие фермы обслуживания возвышаются в небе, подобно башне. Внутри них, готовая к старту, висит изящная, высокая многоступенчатая ракета, похожая на гигантскую сахарную голову.

Экипаж и наземный персонал немного волнуются. Впервые за всё время существования орбитальной станции на неё отправляется небольшая группа журналистов. Исследователи, учёные, техники, совершавшие перелёты уже несколько десятков раз, стали опытными и уверенными в себе пассажирами. Но кто может предвидеть, как поведут себя совершенно обычные земляне?

Путешественники тем временем поднялись в герметичные кабины. Клаус Менцель взволнованно переминался с ноги на ногу, руки лихорадочно шарили по скафандру, плотно облегавшему тело.

— Немного напуганы, герр Менцель? — спросил добродушный доктор Штраух, бортовой врач, беззаботно улыбаясь.

— Ни капельки, — ответ прозвучал не слишком искренне.

— Ну что ж, тогда всё в порядке. Теперь, пожалуйста, лягте в этот ложемент, расположенный поперёк направления полёта. Старт через несколько минут.

— Почему поперёк? — вопросил Клаус, заползая внутрь устройства, больше похожего на танк, чем на ложе.

— Потому что запуск происходит примерно с удвоенным ускорением свободного падения*), а такие перегрузки человеческое тело может выдерживать только при очень специфических условиях, но не волнуйтесь. 1669 километров до орбитальной станции мы преодолели за полчаса. И всё будет позади.

Пока врач осматривал других пассажиров, из динамика раздался голос диспетчера:

— Приготовиться к взлёту... 20 секунд... 10 секунд... 5... 4... 3... 2... 1...

В этот момент, казалось, разверзся ад. Долю секунды Клаус слышал оглушительный грохот. Не ощущая боли, он почувствовал, будто его разрывают на тысячу кусков. Но постепенно это ощущение исчезло.

Как в тумане, он увидел лицо доктора Штрауха, наклонившегося к нему, отстегнув ремни ложемента, затем тот удалился странными гребущими движениями.

Сразу после этого Клаус увидел, как что-то летит к нему. Он попытался увернуться, но сделав первый шаг, взмыл к потолку кабины и теперь, беспомощно дёргая руками и ногами, пытался дотянуться до пола.

— Пожалуйста, господа, не делайте никаких движений, — попросил доктор Штраух. Уверенными движениями он ловил отдельных пассажиров и осторожно усаживал их на места. — Мы близки к пункту назначения и уже настолько вышли из гравитационного поля Земли, что почти невесомы. Поэтому рекомендуется сидеть очень тихо.

Чуть позже раздался голос диспетчера:

— Мы приближаемся к орбитальной станции. Просьба надеть скафандры

Клаус вопросительно взглянул на доктора Штрауха.

— Мы выйдем в вакуум через несколько минут. Без скафандра можно не только задохнуться, но и сгореть дотла, ибо солнечное излучении более не смягчается атмосферой.

Ракета снова запустил двигатели, выходя на круговую орбиту станции. Затем шлюз был открыт. Первая цель путешествия была достигнута.

Орбитальная станция

Орбитальная станция, отправная точка для всех дальнейших космических путешествий, была «доставлена» по частям. Уже на орбите учёные могли конструировать различные формы искусственных спутников. Здесь компоненты собраны в бочко– или колесообразную конструкцию из множества отдельных ракет. Однако возможны были станции дискообразной или кольцевой формы. Защищённые скафандрами пассажиры, прибывшие на ракете, плавают в невесомости. Для перемещения используются тросы и управляемые клапаны сжатого воздуха. Вокруг станции с её лабораториями расположены солнечные электростанции и обсерватория с зеркальным телескопом. За застеклёнными торцевыми стенками планируется выращивать овощи для дополнительного питания исследователей.

— Пожалуйста, включите реактивные устройства, — раздалось из крошечных динамиков, размещённых в головном шлеме. Клаус посмотрел направо. Там, как большое светящееся колесо, вращалась орбитальная станция, а слева от неё, невообразимо огромная и потрясающая своим величием, — Земля. Её сияющая поверхность выделялась на фоне глубокого чёрного пространства. Над ней в причудливом великолепии сверкали Солнце, Луна и мириады искрящихся звёзд.

Дорога к станции была полётом в никуда. Больше не было ни верха, ни низа. Там, где была голова Клауса, извивались ноги другого пассажира, а третий непрерывно вращался вокруг своей оси.

Первый сюрприз, испытанный Клаусом на орбитальной станции, был получен от собственного тела. Он снова набрал свой нормальный вес. Технический директор, профессор Боровский раскрыл сей секрет: два ракетных двигателя, запущенные на короткий промежуток сразу после постройки, придали внешней станции импульс вращаться вокруг собственной центральной оси. Возникающая в результате центробежная сила создала условия, аналогичные создаваемым земной гравитацией.

Была вкратце рассказан история создания станции. В точно рассчитанную точку пространства было доставлено 40 ракет, постепенно сцепленных друг на друге. Так были создан единый комплекс, включавший исследовательские лаборатории по физике, астрономии, метеорологии и биологии.

Многогранной была работа учёных на станции. Здесь проводились спектральные исследования, там проверялось действие солнечных лучей без атмосферного фильтра. Большой ультракоротковолновый передатчик устранил необходимость в ретрансляционных станциях на Земле, а огромные фокусирующие зеркала обеспечивали дополнительную солнечную энергию различным районам нашей планеты. Наконец посетители попали в мастерскую, где собирали ракеты для полёта на Луну.

— А как здесь живут люди? — поинтересовался Клаус, когда они сидели в комфортабельно обставленном клубном зале после экскурсии.

— Как вы видите, неплохо, — улыбнулся профессор. Боровский. — Когда человек привыкает, что больше нет ни дня, ни ночи, и что нельзя просто открыть форточку, чтобы впустить немного свежего воздуха, то у него всё в порядке.

На протяжении всей поездки Клаус думал об одном: ему сказали, что орбитальная станция вращается вокруг Земли с огромной скоростью. Но он не мог заметить, чтобы она вообще двигалась.

— Так и есть! — засмеялся профессор. — С этим происходит то же самое, что и с движением Земли вокруг Солнца и с её вращением. Но сегодня лучше не размышлять о том, почему этого не заметно. Завтра предстоит далёкое путешествие. Полёт на Луну займёт более пяти дней.

Полёт на Луну

Лунная ракета не имеет аэродинамической формы, поскольку ей не нужно преодолевать сопротивление воздуха, приземлится вблизи лунного полюса. Впервые земляне ступят на мёртвые и голые земли древнего спутника Земли. В пыли навсегда останутся следы, ибо ни дуновение ветра, ни дождь никогда их не уничтожат.

Пассажиры привыкли к невесомости. Они элегантно плавали по каютам, и лишь в редких случаях случалось, чтобы вино, сардельки или что-либо ещё плыло само по себе.

Космический корабль был значительно больше, чем ракета «Земля-Станция». При его строительстве не было необходимости учитывать гравитацию и трение, создаваемые воздушной оболочкой Земли. Подача кислорода обеспечивалась регенераторами, а поддержка оптимальной температуры была довольно проста.

На четвёртый день Луна, казалось, приблизилась вплотную к их головам. Клаус не мог поверить, что полёт продлится ещё полтора дня.

— Да, если бы мы могли лететь по прямой, мы добрались бы за несколько часов. Но за это время наш старый спутник пробежал бы по орбите тысячи километров. Чтобы добраться до него, нам потребуется ещё 36 часов, чтобы точно достичь пункта назначения, — пояснил доктор Штраух.

По кабине прошёл небольшой, едва заметный толчок. Тем не менее, этого хватило для волнения. Кое-кто даже заподозрил столкновение с метеоритом. Доктор звонко рассмеялся.

— В этом случае от нас и нашего корабля точно ничего бы не осталось. По статистике, вероятность такого события составляет один раз на тысячу лет, и с этим крошечным риском приходится мириться. Небольшой толчок вызван совсем другими причинами: мы только что пролетели над точкой Лагранжа, где гравитационное притяжение Земли и Луны нейтрализуется. Немного дальше, ближе к Земле, находится ещё одна точка либрации. В ней царит гравитационная стабильность, поэтому там будет построена следующая орбитальная станция. Сейчас мы входим в гравитационное поле Луны, и поэтому скорость пришлось несколько снизить.

Посадка

Медленно опустился космический корабль на поверхность Луны. Посадка была мягкой и едва заметной. Клаус, упакованный в скафандр, немного помедлил, прежде чем выйти. Тысячи мыслей и чувств обрушились на него, когда он ступил на Луну. Бесконечно трудно описать эти ощущения.

Голос из динамика скафандра вернул его к действительности.

— Если будут построены дополнительные станции, Луна станет хранилищем припасов и припасов для полёта на Марс.

Клаус включил микрофон. Он хотел узнать, как долго продлится этот полёт.

— Может быть, год, а может быть, и пять лет. Это полностью зависит от того, какие двигатели будут использованы в полёте.

Некоторые пассажиры выразили желание посетить тёмную сторону Луны, всегда обращённую прочь от Земли. Но руководитель полёта остановил их:

— На Луне атмосферы нет. В то время как у нас здесь, на солнечной стороне, температура составляет +120°C, там она достигает –160° C. Хотя вы не почувствуете этого в скафандрах, там, кроме того, царит абсолютная темнота. Переход совершенно резкий. Попав туда, вы никогда не вернётесь назад.

Клаус увидел огромные пустынные равнины. Он увидел изрезанные кратерами скалы, уходящие высоко в чёрное небо, и огромный раскалённый шар Земли, на нём, словно нарисованные тонким грифелем, виднелись моря и континенты. Он поднял руку, как бы защищая свою голову, ибо на мгновение показалось, что этот огромный огненный шар вот-вот обрушится на него. Но Земля неуклонно, как и миллионы лет назад, двигалась своим путём. Клаус смотрел на неё снизу вверх и знал: он никогда не сможет забыть это впечатление, это ощущение ничтожности и величия человека.

*) Ускорение свободного падения: 9,81 м/с2.

(Написано с использованием научных материалов)

Однажды я разглядывал иллюстрацию к той части «Путешествия пилигрима»*, где мы узнаём, как Христианин, идя Долиной Уничижения, встречает Аполлиона**; и представление художника так хорошо сочеталось со многими вещами, о коих я размышлял тогда, что я не смог удержаться и написал кое-что по этому поводу. Достойный человек, нарисовавший сию картину, столь старательно изобразил небо, что, полагаю, это было самое жуткое небо, когда-либо виденное мною на картинах, ибо в некоторых местах были чернильные облака, в других сверкали молнии, а кое-где падали звёзды. Ещё один участок неба был так искусно раскрашен киноварью и жёлтым, что казалось, будто под ним разверзся ад. А вот нижняя часть картины была чрезвычайно холодной и безлюдной. И, после долгих поисков, я обнаружил, что художник не забыл ни о Христианине, ни о дьяволе, но поместил в середине картины две самые маленькие фигурки, каковые только можно было изобразить.

И вот, когда я предавался размышлениям о сей картине, кто ещё мог зайти ко мне, как не мой друг Грилоталпа***, сразу же пришедший в неистовое восхищение от подобной композиции.

Итак, Грилоталпа, истово отдавшийся новому учению, сразу же обратился к «бесконечной ничтожности людей», и рассказал множество замечательных вещей о лазурных глубинах бесконечного пространства и звёздных небесах, а также о дальнейшем путешествии расы, назначенном нам эволюцией; и тут мне показалось, что кое-что из этого он уже мне вещал.

Тогда я сказал Грилоталпе:

— Грилоталпа, слушать твои рассуждения о картине, что до сих пор мне не слишком нравилась, подобно вкушению грецких орехов с холодным мясом. Ты действительно чувствуешь себя подобно Христианину на этих просторах?

Грилоталпа ответил:

— Полагаю, старина, что картина эта, что для тебя, несведущего в необъятных тайнах физической науки, кажется такой пресной, является наиболее грандиозным изображением места человека, чем любая из виденных мною за последнее время. Давняя традиция изобразить большого человека и дьявола чуть покрупнее неправильна во всех отношениях. Человек — это меньше, чем точка в бесконечной вселенной. Он — звено в бесконечной цепи причинно-следственных связей и слагаемое в безграничной сумме.

— Постой, — перебил я его, — и для кого же таков человек?

Весьма удивлённый Грилоталпа ответил:

— Для меня.

— Кажется, — изрёк я, — ты, должно быть, обладаешь весьма обширным умом; что же касается меня, то я могу представить себе человека только как величайшую вещь в моём мире.

— Ах, — воскликнул он, — я вижу, ты ничего не смыслишь ни в описательной астрономии, ни в умозрительной химии, ты не знаком с доктриной убывания энергии****, не изучал этиологию, заглядывающую в поисках первопричин в прошлое лишь затем, дабы увидеть, насколько оно бездонно; ты также не воспринимал физиологию взглядом психолога.

— То правда, Грилоталпа, — я согласился, — что я даже не попробовал подступиться ни к одной из этих вещей, но ты, испивший чашу знания до дна, может быть, скажешь одну вещь, коею мне любопытно узнать? Чем вы, люди нового учения, измеряете вещи, раз говорите, что планетная система — это нечто большее, чем человек?

Он ответствовал:

— Астрономическими единицами, а также милями, футами и дюймам, — и, кажется, взглянул на меня несколько свысока.

— Тогда, — сказал я, — не презирай меня, о Грилоталпа, но мне кажется, что существует некий эффект общей перспективы, что вы, люди нового учения, упускаете из виду, разбирая Вселенную на части и исследуя эти куски. Солнце может быть гигантским объектом за миллионы миль отсюда, но здесь оно не больше, чем видится глазу. Ваш долг помогать развитию человечества, несомненно, огромен, но с каждым днём перед вами становится всё яснее ваш долг служить своему ближнему.

Я не буду рассказывать, что мне на это сказал Грилоталпа, ибо люблю, чтобы последнее слово всегда оставалось за мной. И, по правде говоря, я вряд ли мог бы воспроизвести те странные высказывания, касающиеся «абсолютных истин» и прочих непостижимых (для меня) вещей.

Опубликовано:

«Science Schools Journal», № 3 (Февраль 1887), стр. 87-88, под псевдонимом Септимус Браун.

* Джон Беньян. Путешествие пилигрима в Небесную страну (1678-1688).

** Аполлион, повелитель бездны. Преграждает Христианину путь и пытается заставить его вернуться в Город Разрушения.

*** То есть «кротовый сверчок», прозванный так за свой внешний вид и повадки (Г. У.). Gryllotalpa (лат). — медведка.

**** То есть Второе начало термодинамики.

Долгое время юноша миля за милей сидел в одиночестве на заднем сиденье автобуса, наблюдая за проплывающими снаружи названиями предметов. Бедолага Фрэнк, Гилбис, Гошен, Грэтна Истейтс, Джиллетт, Калюмет, Кент, Ламбервилль, Мирэкл Вип, Неумелый Джо, Нортэнд Сэплай, Озеро Манахокин, Прyдэнтшил.*

В Сектауне в автобус вошла девушка. Обнаружив, что все места впереди заняты, она добралась до юноши и села рядом с ним. Поскольку он был весьма мечтательным и застенчивым, то автобус миновал Согус, Стикни, Стринг-Сити и Суквамиш, прежде чем юноша обратился к ней, но и тогда его хватило лишь на «Привет» и «Как дела?».

Поскольку девушка была не менее стеснительной, то они проехали Тиогу, Трансфер, Триббл и Трою, прежде чем она ответила.

— Всё нормально. Далеко едешь?

Он улыбнулся:

— Рад, что тебе интересно. Я уже давно езжу на этом старом автобусе, в ожидании, что кто-нибудь об этом спросит. Видишь ли, я романтик, и есть у меня одна идея, а людям в моём положении нужен кто-то, с кем можно поделиться.

Как и в случае со многими мечтательными и застенчивыми юношами, ему была важна даже вежливая заинтересованность.

— Я планирую проехать до самого конца дороги, туда, где заканчиваются названия. Там, снаружи, всё будет нетронутым, ибо названий там нет. Разве ты не замечала, что как только начинается раздача имён, то всё рушится? Иногда разрушение происходит быстро, иногда медленно, но оно наступает. Неизбежно.

Она думала об этом, пока они ехали через Ульм, Ункомпагр, Ундерхилл и Уппер-Блэк-Эдди. Когда автобус остановился в Уз, чтобы выпустить нескольких пассажиров, она поинтересовалась:

— Сколько ещё тебе нужно проехать, прежде чем ты доберёшься до места, где имена заканчиваются?

— Ты мне очень нравишься, — ответил юноша, — потому что ты задаёшь правильные вопросы. И не только поэтому, — добавил он, впервые откровенно разглядывая её гладкие, мягкие руки и симпатичные коленки, а также светлые длинные волосы до плеч, ниспадающие на воротник вельветового пальто. — Я предполагаю, что конец уже близко. Во-первых, обрати внимание, как много людей сейчас выходят, но никто не садится.

Она немного понаблюдала за пассажирами, и согласилась с ним. Пассажиры высаживались из автобуса в городах Увироква, Улти, Уэвич и Уэлью, но ни в одном из этих местечек никто не вошёл в салон.

— Обрати внимание, — продолжил он, — что рекламных щитов с названиями самых бесполезных вещей в мире становится всё меньше. Вероятно, потому, что все эти имена не нужно запоминать в безымянной стране.

Девушка увидела, что и это было правдой. Раскрашенные и подсвеченные названия шин, средств для пищеварения, стейк-хаусов, зубной пасты, масла для загара, батареек, дезодорантов, бытовой техники и воска для пола появлялись лишь изредка в деревнях Фанилла и Фолхондинг и между ними, но совсем пропали, когда автобус проехал Форшоул и Фэйверли-Крик, где ещё одна группа пассажиров вышла, но никто не взошёл им на смену.

— Конечно, — с энтузиазмом объяснил юноша, — весь фокус для нас будет заключаться в преодолении границы, где нет даже самого смутного представления о названиях вещей и городов, потому что как только одно место, так сказать, услышит о названии другого места, то и начнёт его так именовать. Видишь ли, как только появляется первое название, то уже не спастись. Гниль уже пустила корни.

— Для нас? — удивилась она, обращаясь к его первой фразе. — Я выхожу из этого автобуса в Яирбе, где планирую остановиться у тёти и устроиться на работу в «Я-Я Пиццу».

Юноша быстро сказал:

— О, только не это. Ты должна отправиться со мной.

Как видно, к текущему моменту он полностью избавился от своей застенчивости. Но автобус уже мчался по Экселто, направляясь в Юлвингтон, и юноша знал, что времени на непринуждённое и методичное ухаживание нет.

Какое-то время девушка размышляла, но у Юстинополиса приняла решение, и они пронеслись сквозь Яирбу, не останавливаясь, шины автобуса скрипели по асфальту, ибо деревушка была слишком мала даже для ограничения скорости. Девушка опустила свои нежные, дрожащие веки и сильно, почти до крови прикусила губу, но не дёрнула за сигнальный шнур для остановки.

Хотя прочие дёргали шнур постоянно. К тому времени, когда автобус добрался до Яквилла, кроме них двоих, в салоне остался лишь пожилой джентльмен в шляпе борсалино, но и он сошёл в Якс-Спур.

После этого они ехали всё дальше и дальше, убеждаясь, что действительно приближаются к границе, и волнуясь всё больше и больше. Ибо за окнами всё начинало выглядеть нетронутым. Дорога прошла через несколько разрозненных посёлков, но, очевидно, те друг о друге не слышали, и у них не было названий.

Имена действительно закончились. Израсходованы были все. На горизонте больше не маячили рекламные щиты. Больше никаких названий на почтовых ящиках, а затем, наконец, никаких почтовых ящиков, ни телеграфных столбов, ни даже заборов, что подразумевали бы право собственности и требовали бы присвоения названий местам.

Они выискивали для себя идеальное безымянное место, когда терпение водителя иссякло.

— Чёрт возьми, что с вами обоими происходит? — спросил водитель. — Вам, ребятки, лучше собраться с мыслями и побыстрее принять решение. Автобус не может ехать вечно, понятно?

Юноша, что больше никогда не будет робеть, не собирался поддаваться угрозам какого-то водителя, но случилось так, что именно в этот момент они увидели безымянное место, понравившееся им обоим, — луг с тенистыми и фруктовыми деревьями и ручей, залитый солнцем, протекающий между мшистыми берегами.

И никакого движения, ибо шоссе закончилось несколько сотен ярдов назад. На самом деле автобус катился по нетронутой земле. Неудивительно, что водитель начал злиться.

Итак, они вышли, не забыв взять с собой сумочку девушки, со множеством вещей, что, по её мнению, понадобятся ей даже здесь, а также спальный мешок юноши и рюкзак с походным снаряжением, с энтузиазмом снятые им с багажной полки.

Автобус неуклюже развернулся и с рёвом умчался прочь, издавая едкий запах некачественного бензина. Но после того, как прохладный свежий ветерок безымянного места развеял запах автобуса, пара успокоилась, дабы стать самими собой, наслаждаться друг другом и праздновать свой побег.

Все решат, что это продолжалось недолго.

Сразу возникнет подозрение, что в сумочке девушки был запас незаменимого крема для лица под названием «Софткаресс»**, и когда тот закончился, она попросила отвезти её обратно туда, где у вещей есть названия, чтобы зайти в магазин, чьё название она помнила, и попросить у продавца ещё тюбик крема.

Или можно представить, что после первых радостных лет и нескольких младенцев пара устанет друг от друга, поссорится и разойдётся по отдельным домикам. А чтобы дети, бегающие взад и вперёд между домами, могли рассказать друг другу и своим родителям, куда они направляются, домики должны были быть названы «Его» и «Её».

Другими словами, можно подумать, что девушка и юноша, будучи людьми, в конце концов, не могли избежать или возвращения к прежней привычной жизни, или поименования своего безымянного места, потому как семена разрушения были в них самих. Ибо так всегда бывает в историях.

Если только не окажется, что первоначальная теория была чепухой. В этом случае однажды пара отправилась бы на прогулку и обнаружила, что по другую сторону их безымянного луга начинается шоссе с чередой городков под названием Ааронсбург, Абсарака, Акме-Джанкшн и так далее.

Но ничего подобного не произошло. Нисколечко.

Вместо этого счастливая пара прожила насыщенную, довольную жизнь, идеальную жизнь. У них было несколько очаровательных детей. Они остались на этой земле и делали всё, что было нужно, своими руками, хотя на самом деле обнаружили, что им почти ничего не нужно, кроме друг друга и своего собственного места.

И волновались лишь когда казалось, что они слышат отдалённый грохот, и они опасались, что деньги от акциза на бензин неумолимо накапливаются там, откуда они приехали, и, чтобы избавиться от них, дорожный департамент будет вынужден продлить дорогу до безымянного места, после чего, конечно же, кто-то должен был бы назвать место, куда вела дорога. Или когда они представляли, что какому-то другому человеку, возможно, пришла в голову та же идея, и останется в автобусе до конца пути, что в конечном итоге приведёт к необходимости назвать два поселения «Наше» и «Их».

Однако им не нужно было беспокоиться, ибо больше никогда автобус не заезжал столь далеко.

* «Calumet Baking Powder Company» — производитель пищевого разрыхлителя (Калюмет — индейская трубка), «Gillette» — марка аксессуаров для бритья и ухода за телом, «Gilbey’s» — производитель джина, «Goshen» — производитель косметики, «Gretna Estates & Investments Pvt Ltd» — финансовое посредничество, «Kent» — марка сигарет, «Lake Manahawkin» — приозёрный заповедник, «Lumberville General Store» — еда и напитки, «Miracle Whip» — приправа для соуса, «North End Supply Co Inc» — сварочное оборудование, «Prudential plc» — финансовая компания, «Feckless Joe’s» и «Poor Old Frank’s» не опознаны.

** «Sof-Karess» — видимо, питательный крем «SoftCaress» от «Орифлейм».

Жил-был молодой мотылёк, не веривший, что надлежащий конец для всего мотылькового рода — это сгорание в пламени. Всякий раз, когда видел он друга, кузена или даже совершенно незнакомого мотылька, спешащего на рандеву с менорой или колмановской лампой, то чувствовал, как частичка его сердца обугливается и крошится. Однажды вечером созвал он всех ночных мотыльков мира вместе и проповедовал им.

— Задумайтесь о сладости этого мира, — страстно изрекал он. — Задумайтесь о Луне, задумайтесь о мокрой траве, задумайтесь о хорошей компании. Задумайтесь о подкладках для перчаток, пальто из верблюжьей шерсти, меховых палантинах, боа из перьев, задумайтесь о душераздирающем аромате кашемира, напоминающем об утраченной невинности. Жизнь прекрасна, и лишь любовь имеет значение. Зачем нам искать смерти, почему мы на самом деле не жаждем ничего, кроме ненавистных объятий свечи или горького поцелуя нити накала? Возможно, мы — ошибки Вселенной, но мы — прекрасные ошибки, и не должны жить, будто мы уродливы. Пламя — это обман, и лишь любовь — истинна!

Все мотыльки взрыдали. Они миллиардами толпились вокруг него, называя святым и клянясь изменить свою жизнь. «Всё, что нужно миру — это любовь», — воскликнули они в один голос. Но тут по всему миру начали зажигаться огни, ибо приближалось время ужина. Были разожжены камины, вспыхнули синим пламенем газовые конфорки, засветились красным электрические нити, прожекторы, уличные фонари и лампы у дверей замигали, заискрились таинственным манящим светом. И будто ничего не было сказано на этом историческом слёте, все мотыльки, как один, устремились на ночной поиск самосожжения. Воздух звенел от нетерпения.

— Вернитесь! Вернитесь! — взывал бедный мотылёк, чувствуя, что воспламеняется всё его сердце. — Что говорил я вам? Изрёк я, что так жить нельзя, что должны вы беречь себя ради любви — и вы поняли правду, услышав её. Почему вы продолжаете принимать смерть, познав истину?

Старая цыганская моль, чья красота была испорчена ожогами от дуговых ламп, полученных во время ночных игр, на мгновение задержалась рядом с ним.

— Сынок, мы не можем не согласиться с тобой, — сказала она. — Любовь — это всё, что имеет значение, а всё остальное — лишь тень. Но есть что-то особенное в хорошем огне!

Мораль: Всем виднее. И это проблема, а не ответ.