Место данного труда между справочником начинающего пешехода с рюкзаком (планировать маршрут, видимо, должен кто-то другой) и пособием о выживании на природе для школьников. Оптимистично, бодро и доступно, с примерами как бы из своей практики, достаточно правдоподобными. Структурировано.

Не обошлось без давней болезни подобной литературы — опять все типы костров, скрепленные гибкими корнями укрытия из дерна, выбор тушенки. Считает автор кроссовки городской обувью и превозносит армейские боты; тина съедобна, а в грецких орехах мало углеводов, чтобы влезть на перевал, хм. «Киргизский» способ ночевки — правильно, но кто с собой сейчас тулуп берет.

Зато нет переправ через горные реки цепочкой, упаковки рюкзака. Зато есть способы вскрыть консервную банку руками. Зато, что гитара современному человеку. Поддержание нормальных отношений в группе и прочая техника безопасности ( в т.ч., утоления жажды, заготовки сушняка, дефекации). Не надо рассказывать о координатах своих вещей в сельском магазине и нехорошо, если их видно из населенного пункта или с тропы; если были гости, лучше сменить стоянку.

Рекомендации приключенческой литературы и путешествий, с креном в безобидный XIX — первую половину ХХ века. Прикольно, когда «Повелителем мух» прокомментировано — шалаш учитесь строить до того, как стая сусликов заберет палатку.

Издано и иллюстрировано отменно.

Рекомендации: в подарок небезнадежному балбесу вполне.

Часть условного цикла «Ареал». Писался лет сорок, включает столп отечественной терраформистики «Парикмахерские ребята», почти нью-вейвную «Метаморфозу», новеллу о сути подчинения «Индекс 97», не сыскавшие поклонника «Дожди на Ямайке», советской этики «Квазиклассический треугольник» и близкую к фанфику на Стругацих «Планету, где всё можно».

«Персональный детектив» — жесткая, дразняще невозможная история противостояния мегаразумной машине. Разгон медлителен, множество пояснений и отступлений, но только так — с этой вселенной быстро не познакомиться.

Ареал человечества далекого будущего — жилая часть Космоса. Мчащие меж планетами и прочими обиталищами вегиклы; нехорошо играющие на улице дети; заменившие медиа и почти всю культуру «стекла»; вагончики метро для дам; непостижимые деяния непонятных служб и сообществ, втрое тех загадочней; туристов бьют в переулках; в графинах шипит чай; воняет от старух; зеленеют парки; космоломы, криминальные йогины, моды, политики и незыблемый закон Янга-Блючестера о распаде отложенной совести. Жизнь бурлит, да это цветочки, пена на волне, любительское шоу. А океан, в котором волны, тайга, в которой цветет и сцена, дела интеллекторных структур, искусственных разумов. Звать их моторолами (год написания-с, хотя генезис горы интеллекта из телефона нашей эпохи идея хорошая. Смартфон, кстати, здесь «мемо»).

Полная зависимость и лишь единицы могут что-то поперек. Это Фальцетти (представьте травму ущербности изобретателя среди моторол, все умеющих лучше) и сам Доницетти Уолхов, злящий систему настолько, что ему выдали «персонального» детектива с полумистическим имплантом для поиска и обезвреживания. Вот, пока детектив Кублах подзадержался, эти двое и проделали со Стопарижем (Париж-100 не курорт, жуткий световой день, но город на 2 млн. есть) сперва выглядевшее массовым убийством. Но моторола, которого охота сломать, уже неисправен и потому заинтересован в происходящем.

Праздник не верящим, что всегда все будет как сейчас и на других планетах. Глубина, облик феноменов будущего в культурном и интеллектуальном измерении, легкость в сочинении неологизмов, мастерство намека — сходная техника расписи декораций у Вэнса, Гибсона, Й.Макдональда, Дукая.

Если бы не установка на психологию, не постмодерн! Гётевское «а главное, гоните действий ход» — о, наш автор выше этого, к чему динамика и слитность, если можно отвернуться от замеса кузенов с камрадами ради вон того бездельника по профессии, да, со стопарем желто-молочного. Словно «Блистающий мир» и «Зурбаганский стрелок» Грина лишь эпизоды «Джесси и Моргиана». Или пол «Властелина Колец» отдать «Листу работы Ниггля». Избыточная многофигурность, как на барочной или сунской фреске, уводит глаз, отвлекает от сюжета. Человечинка не лучшее мясо.

Автор может готовить иные блюда, но здесь прямо обстебано построенное по старым литературным правилам. Охота закруглять сюжеты и затевать приключения знак безумия. Сцена в диспетчерской высмеивает техно, поединок на площади супергероику. Досталось женскому началу, отцеубийству. И старой идее, что программе не выдержать иррациональности человека (Кинг так сгубил монорельс, Варшавский препода), ведь всё подобное — тайное знание, как рожи в объектив корчить.

При этом, если не считать психоделических вбросов, рассудочно и философски окрашено. Есть чем загрузить мозг. Брошенное на стр. 750-751 может подытожить большинство дискуссий по Трем законам Азимова. Плюс, что и практически непостижимые человеку анализы / доказательства искусственного интеллекта должны бы приводить к простым и понятным действиям — как иначе?

Сюжетообразующее превращение в «донов» у Покровского интереснее доступного сценаристам «Матрицы», патологичнее и кровавей «Вакуумных цветов» Суэнвика, многовариантней и правдоподобней всяких разных клонов (а за задачку брались Каттнер, Варли, Стивенсон, Ле Гуин).

Полиграфия хороша.

Вместо рекомендаций цитаты.

«Из всей полагающейся по должности формы таможенник имеет лишь мятый расстегнутый китель, накинутый на плечи. В остальном он одет так же, как одеваются молодые люди на теплых планетах или гимнасты знаменитого цирка «Разини» и еще, кажется, психотанцоры: на нем почти черное трико с «подошвами» и жабо».

«Шло к вечеру. Жара перестала давить. На быстро темнеющем небе начали появляться первые рекламы, шифрованные записочки; обезличенный предсказатель, который по непонятной причине всегда безумно раздражал Дона, сегодня размашисто написал золотыми буквами: «Бойся мордовских ид!» »

«Вокруг кричали и ели пылевые грибы с остроконечными серебристыми шляпками».

«Власть притягивает к себе сумасшедших, поскольку нелогична сама. Она естественна, желанна и необходима в любом сообществе разумных существ, но поскольку сама по себе является сущностью противоестественной и патологичной, именно власть представляет собой то семя, из которой произрастает гибель любой цивилизации. Власть есть сумасшествие, и потому сумасшедшие так превозносят ее в своих искаженных вселенных».

«- Дон, — сказал Валерио, тихо прикрыв за собой извивающуюся дверь. — Его нет. Он во дворце. Его взял Фальцетти. Мне сообщили. Те, кто взял его, убили тридцать или пятьдесят человек».

Стросс, айтишник и фармацевт, красиво опиcал, как легло ежечасное ожидание ядерного удара на во всех смыслах довоенные рассказы Лавкрафта, злободневная потеря доверия к высоколобым. Что и подтвердил, «Очень холодной войной».

Благородный оптимизм ученого, дух дерзания, прогресс, хорошие манеры, уважение к прошлому и чутье пацифиста с ружьем — вот что увидел старый актер и выпивоха Лейбер в лавкрафтиане. И подтвердил своим «В Аркхэм и к звёздам».

Исходно трагическое компенсируется. Ужасная судьба? Подвиг, достигший цели. Попроще: персонаж застрелил старого Уэйта в теле Дерби и сошел с ума? Выписали ему антигаллюциногены, суд, представьте, оправдал... и в Аркхэме появился хороший архитектор. И т.п. и т.д.

Лейбер подкалывает коллег, Уилсона, Авраама Дэвидсона и Деймона Найта, говоря о нравственности Лавкрафта и его сочинений, так, как должен ветеран хоррора в 60-е: «безмозглый юнец не знает, что все нормальные мужчины имеют сексуально-садистские фантазии?».

Холодная война... фактор, но Лейбер из поколения, еще помнившего, что запросы госдепартаментов и их вывесок (типа «КалТех»), исполняют не автоматически. Мискатонская ядерная лаборатория ни цента от властей не брала. Федералы и Советы так себе угроза помнящим Сторожевой холм, Данвич, Старцев из Хребтов Безумия... И считающим последних недурными людьми, кстати, по сравнению с некоторыми, что ближе, сильно моложе и которым мало баллистических ракет.

Джентльмен из Провиденса, правда, на такие ходы вето наложил заранее — у него ВМФ торпедами бьют по взаимовыгодным с морскими глубинами. А космодром «Вумера» вскоре закрыли. Но... Эффектно.

Спасибо переводчику.

Cуществует умеренно любопытный сборник под редакцией Б.М.Соколова, «Духовный город : фантазия и фантастика в архитектурном творчестве». В нем есть статья https://fantlab.ru/work2087407 о роли абстракции, примером к которой пошел «Дом, который построил Тил»*

В деталях Ферраро плавает (генуэзский университет), полагая, что все было выстроено за одну ночь. Однако, ценно, что им акцент смещен с измерений куба на архитектора Тила — а его он считает авангардистом и эгоистом, подменяющим потребности людей своими планами. Переосмысление архитектурной структуры дома было одной из главных проблем модернизма — и вот, люди пойманы в метафорическую ловушку. Приложены иллюстрации Шнеемана к первой публикации, на которых есть модели из пластилина и зубочисток, некие математические символы, но отсутствует английский сад с розами, упомянутый Хайнлайном. Еще итальянец полагает, что под этим фарсом прочная почва — жена склоняла РЭХ к изучению неевклидовой геометрии, теософии, работам Чарльза Хинтона и Петра Успенского.

Да не все так просто.

Конечно, есть истории про качество проектов возмущающего Тила (и приводившего в восторг Д. Симмонса) Фрэнка Ллойда Райта — в резиденции с водопадом текло со всех сторон и росла плесень; пожившие в домах Корбюзье его ненавидели; запечатлена последовательность борьбы за комфорт с наследием Миса ван дер Роэ в вузовской архитектуре (спор открытое пространство / коридоры не окончен). В НФ достаточно голосов «за» и «против» таких сооружений — в конце концов, в антиутопиях на замысел автора работают и хрустальная прозрачность модерна, и соразмерная человеку традиционная застройка.

Но здесь архитектор — практик, творец-одиночка, сметающий преграды. Хайнлайн над такими изобретателями и нонконформистами не смеялся. В рассказе комичная роль достается его клиентам.

Но дом хорош! Кухня и интерьер вызвали восторг гиперкритичной леди, потребности жильцов предусмотрены, вплоть до люка на крышу и центрального отопления (попробуйте встроить в английский дом ХVIII века). Инспекторы успокоены балками с запасом прочности, сад разбит, скорость строительства изумительна. Строить без анкерных связей в сейсмоопасном районе... но, позвольте: остекление цело, стены трещинами не пошли... ОК.

Проблема: дом, который построил Тил опасен и без четвертого измерения с землетрусом. Гараж в вестибюле за раздвижной стеной так себе идейка, пусть это климат Калифорнии. Но настоящая беда — выдвижная лестница, да еще и легкая! Лестничный колодец реально жрет объем и площадь внутри. Выбросим его, да вот вдруг нет электричества (Энрон, пожар, замыкание, строители порвали, подземные толчки, оползень, неуплата). Вот что-то заклинило, погнут невесомый дюраль, крепление пластмассовой ступеньки (обслуживание вмурованного в стену — не ковчег «Авангард»). И... как быть?

А, главное, нет в тессерактовых приключениях ответа на вопросы Тила: «Есть или нет в архитектуре места для трансформации, для гомоморфологии, для активных конструкций? Водите современную машину и чураетесь современной «машины для житья»?

------------------------------------------------------ ---

* «Скрюченный» перевод названия, при всей своей аутентичности, идет лесом — предшествующая замена на аналог без ассоциаций с убогостью, тактически верное решение, а многоточия нет в оригинале.

Вроде заявления о намерениях, «Стратегии развития». Подготовка к сюжетным поворотам так себе. Пафосные монологи.

Пост-потепленческая социальная НФ: берега в опасности, летом за +55 Цельсия, конфликт идеологий и поколений просто раскален. Всяк хочет спасти Америку по-своему. Гиблым делом выглядело одолеть контрреволюцию хакатоном и заседанием суда — но получилось же! Однажды в будущем, через 2-3 поколения, ненадолго, в г. Бербанк.

Фантастичность политическая: в США запрет на оружие и ОМС, в Канаде то ли за ум взялись, то ли за социализм. Все хорошие солидарны, плохиши же опираются на НФ, Хайнлайна и айнрэндовского типа сочинение «Идущие сквозь скот». А НФ и фэнтези это бредни правых (с.174), поэтому дела их паскудно убоги и опасны, как «Лига стариков» Джека Лондона, вооружившаяся брызгалками с кислотой.

Эпиграфом б сюда: «Вы не понимаете, это другое».

Зашоренность рассказчика напомнила «Парня из преисподней». Мечтает об отряде товарищей, верит сети и школе (геймерства «Младшего брата» нет). Против повстанцев не из-за смертей и бомб, а поколенчески. Возмущается, когда будят ради записи, которую смотреть не хотелось. Что кто-то не хочет, гораздо сильнее, чужаков за забором, даже включив свое критическое (занятны мнения о блокчейне и влиянии русских) Брук Палоцци не дозволяет. «Вы не понимаете, это другое».

«Зеленый» Новый курс не эффективный. Солнечным панелям нужен работник, ползать на крыше (в одиночку, без страховки), тереть химией, но этим проблематично оплатить жилье, съезжаются в сквот. Девушка «помогала» за рубежом, таскала пенсионеров, убитых жарой... Больше в Лондоне некому или завезшим энтузиастов платить местным, сколько положено, противно? «Вы не понимаете, это другое»? Тогда о пожарах подробней.

Дым, смог вредный за километры от огня, защиты промпредприятия не рассчитаны на апокалипсис... Ибо горит подлесок, свежий. Вдалеке. Хорошо, пренебрегаем статистикой оно само/поджог, в любом случае, мэрия не обеспечила противопожарное обустройство окрестностей. У них открытый микрофон и не следит никто за просеками, чтобы важное опахали негорючей полосой (40 метров много). Хотя дроны наблюдения у полиции есть, а желающих поработать ручками ради общего блага — выпускники ради этого массой едут в Капистрано, спасать от оползня желающих полно. Тут «это другое» не скажешь. Это оно самое и есть.

Кстати, кислород в изолирующих СИЗ чтобы выйти из опасной зоны, на 0,5-2 часа, носимых баллонов больше и не делают, отделочные работы автор зря ими обеспечил. Вообще, техническое, в сравнении с прорабатывавшими ту же ситуацию «Водяным ножом» и «Периферийными устройствами», в романе жидковато. Ну, самогон хай-тек, ну, школьник с видеорегистратором.

Флотилия... Это жюльверновская затея («Пловучий город») на либертарианском движке. Правда, месье знал, как быстро богачи подерутся за руль. С позиций сегодняшних, авианосец в открытом море держится измеряемый месяцами межремонтный период. Бизнесмен, утратив контроль над материковыми активами, без эгиды силовиков и судей доброго государства, останется при яхте примерно столько же. Хотя методы имиджа свободы зачетные, с этим как-то мутно.

Четче, что борьба с загрязнением свелась к подсчетам «углеродного следа», экосистемы защищать не модно. Ни от чего. Хвастаются «чистым» бетоном, хотят поменять аэропорт на ж/д и жалеют, что Майями зарос манграми.

Еще четче, что Платон прав. Город сердце «Диснея» и других гигантов медиа. Невдалеке химзавод, поля... Трудяги корпораций, аграрии — их как бы нет, важны играющие в «захватили зал и проголосовали как надо». Пенсионеры, стэндаперы, непонятные активисты, наследник Палоцци... Демократии этого типа для досужих, короче

Полиграфия в норме, грубых ляпов перевода не заметил.

Рекомендуется исследователям «повесток», отражения литературой межпоколенческих конфликтов и фанатам автора.

Двести лет находят останки мезозойских рептилий на Волге, последние лет 20 идет их серьезное изучение и переизучение. Одно из достижений — больше морских существ не считают локальными видами, только миграцией объяснить, что в Дагестане и Австралии, Пензе и Северной Америке настолько сходны останки той эпохи.

Книга рассказывает об этом, про итильского лусхана в подробностях, но как-то расслаблено. Ее можно даже счесть демотивирующей. Красной нитью, никому не нужно. «В музеи ходят только ротозеи» — режет правду-матку главный инженер рудника, после 1935 рабочие перестают приносить находки, плачет на крылечке энтузиаст, когда собранное увозят в Москву, а другой сгинул в лагерях, все теряется, рассыпается, разворовывается...«самое интересное в Ульяновском краеведческом музее — подвал». Из «пилигримов» (по тяжеловатой задумке, «левиафаны» названия аквафауна Русского моря, а изучают ее «пилигримы») более-менее сложилось у Ступаченко, вовремя в ювелиры подался.

Впрочем, на том же самом капширском сланцевом руднике — закрыт, естественно, — еще в 1983 вызывали ученых, а извлечь скелет дней на пять стоп работе. В Ульяновской области аммонитчик почти профессия, примечания ссылаются на научные публикации, журнал «ПалеоМир», экспедиции, упорство волонтеров, вывезенное за рубеж и т.д. и т.п. Книга сильно переработанная вторая версия — значит, понравилась, потребовалась.

Сама «Когда Волга» требует, хотя бы несколько аналогичных книжек иметь за плечами, сложно посоветовать, скажем, школьнику. И дело не в том, что «самые поздние известные криптоклидиды» нужно как-то понимать, у неё вольный разговорный тон там, где вряд ли уместен: «Эти рептилии изначально сделали ставку на длинную шею». Что значит «изначально» в данном контексте. «В глине залегала часть скелета, беспорядочно сваленная еще в юрское время» — сваленная кем и зачем, откуда и какому тафономисту известно, что изначально часть? «Вымирание каких-то бронированных рыб, для захвата которых требовались зубы», « из берега извлекли 42 шейных позвонка, лежавших друг за другом. При жизни у рептилии, видимо, было еще два позвонка»- от такого пробирает смех. Извлекают всегда «кости», словно это не геология. Ход мысли «научного детектива», как реконструировать скелет по фрагменту, чего стоит уменьшить число таксонов — вне поля зрения, с этим к другим.

Издано великолепно, иллюстрации красочные, толковые, интересные. И картины, и схемы не-буриановские, современные, свежие. Библиография отсутствует, немногочисленные ссылки примечаниями на страницах.

Рекомендации: краеведам Поволжья и фанатам мезозоя.

«Чернобыль. История катастрофы» Адама Хиггинботама обрадовал Антона Нелихова, о чем им сообщено в «Троицком варианте», №306, 16.06.2020.

Как и что там с книгой, не в курсе, текст Нелихова неудачен сам по себе.

Отметает негатив заранее, да еще как: «Чтобы по существу спорить с автором, надо знать о Чернобыле как минимум не меньше. А это очень и очень непросто». Легко зеркалится в «чтобы по существу хвалить автора, надо знать о Чернобыле, как минимум, не меньше». Сколько знал сам автор статьи, открывал ли он вообще отчет правительственной комиссии и его критику специалистами, прежде, чем заявить: «Ни капли вымысла». И т.п. и т.д. «Сперва добейся» — несерьезно и несолидно.

Откуда уверенность, что «отказывается фантазировать». Можно же без прямой речи. Простой пример: упомянута первомайская демонстрация под радиоактивными осадками — а на Крещатике есть закрытые участки, как там, где выпало реально, в Брянской, Курской областях? Вот, «объясняет, почему реактор стал миной замедленного действия, которая должна была взорваться». Должна, о как. Соседние блоки, прочие АЭС, где бывало, но заканчивалось несколькими переоблученными и расходом борной кислоты, о них что-то объяснено, так же доходчиво? Целевой отбор творит историю.

То, за что хвалит научный журналист — «дотошно следует фактам, расставляя на каждой странице ссылки и сноски. Их расшифровки вынесены в конец книги, набраны мелким шрифтом и всё равно занимают шестьдесят страниц. Тут и рукописи участников трагедии, и публикации, и кинофильмы, а самое важное — интервью» — вообще-то, норма. Пусть, самое важное у Хиггинботама интервью и устная история, но ссылки не «следование фактам» (чем бы оно не было). Так исследователи и пишут. «Лузитания», диета, морской контейнер, крах «Форда», оборона Яхромы... Без анализа источников и прочего аппарата — все равно, что «Писатели рассказывают о науке».

Кстати, о писателях: «сродни таланту Мелвилла. Тот загромоздил «Моби Дика» дотошными инструкциями по потрошению китов, а она всё равно стала шедевром мировой литературы». Это «всё равно» вне мира литературы. В котором прозу дела романтики просто обожают. Мелвилл что, в «Отверженных» Гюго вставки о крапиве и арго. Золя — магазин, Бек проекты, у Гришема добыча угля открытым способом...

Похоже, стоит посмотреть, насколько Нелихов хорош в палеонтологии и каким стандартам следует сам.

Статья и вправду о природе и функциях цитаты, но такого добра и без нее столько, что под него рубрика выделена в журнале. «Смущенный чтец» выделяется стилем и фокусом внимания.

Зачин про идентичность отрывка из незавершенной поэмы Стация с некрасовским про горящую избу и коня на скаку. У классика I века четверная упряжка и хижины, а русскую бабу геройству Хирон не учил, но... Далее страниц девять рас- и просто суждений, гладких, мерных фраз (тексты Шмаракова воспринимаю как речь), обращений к логике и авторитету (т.е., слоновьей памяти лектора), броские отсылки к пределу обыденного и — лишь решишь, всё, Остапа несло — возврат к исходному, с обоснованием мнения, как бы неизбежно, теперь и всеми нами разделяемого, отцы сенаторы.

Даже здесь, в достаточно научном журнале, Шмараков проблему ставит и разъясняет от лица вымышленного, филолога, в поиске ответа, прибегшего к конвергенции, «самой либеральной из неслучайностей» (сходные задачи, дать нормативный образ удали, при условии банальности борьбы с силами хаоса, решают сходно: вышедшими из-под контроля «домом» и «домашним животным». Почему им будет конь, всем ясно).

Ещё — пинок наглому «всё цитата». Дурная бесконечность поэтична, да опровергнута давно и не выдержит проверку аристотелевскими оппозициями. Досталось «символам», это треск мандельштамовских цикад. Толкуете прошлое своими трендами, интертекстуальностью — знайте, лучший семинарский неолатинист XVIII века, Ильинский, хвалу тверскому епископу строил по античному поношению. Адресат должен был опознать и позитивно оценить отбор материала из почтенного источника. Как умели еще работать с цитатой, развертывая библейское — в примерах Патерика и «Повести о Савве Грудцыне».

Рекомендовать статью можно ценителям изящной словесности и извлекателям квитэссенции.

«Искательница солнц» в лучшем состоянии, чем на старте. Двигателями заняты те, кто на своей шкуре понял плазму, на самых пронырливых техобслуживание. Это их трудами до цели добралась изначальная команда, а Редвинг получил возможность, красиво старея, искать место для колонии. Хотя по сравнению с «местом» сама Чаша выглядит проще сковородки — ведь «мосты зеркало цивилизации», а здесь инженерная перемычка меж планетами. И она населена.

Первые части трилогии выглядели перетолмаченным «Миром-Кольцом», здесь больше «Мошки в зенице» и «Интегральных деревьев». Простор, полет, невесомость, путешествие с приключением сквозь необычность, память империй и шанс уничтожить Вселенную, если не сдержишь ксеносов. Еще: черная дыра хороша в качестве оружия, но чего стоит ее построить!.. Консорциум разумов безразличен к правам человека. К Контакту можно готовиться: сгрузить местным издали всю историю и культуру терабайтами. Квантово-гравитационное диво сойдет за тренажер, а если власть держится командирскими паролями, то неизбежно достанется мошеннику.

Текущие задачи: спастись на птицах, разделать тушу, разорвать электрическую цепь прыжком, шугануть метанодышащих и — как бы ни хотелось — не убить толстуху.

Чудес и диковин в избытке, но что придает картинкам и разговорам «Глориали» смысл? Три десятка последних страниц. Есть в цикле сквозная концепция о ненужности государства, в т.ч., его денежной системы и бюрократий, в развитых многовидовых сообществах. Без них путешествует Чаша, живет Глориаль. Есть любопытные соображения о ментальной архитектуре, специфике конфликтов и занятий разумных, пробивших потолок шкалы Кардашева... Еще кое-что по мелочи. Но, как ни хорошо, а маловато будет — лучшие вещи Нивена, что в соавторстве, что без, исследование-расследование вовлеченных, их попытка уяснить (когда для себя, когда для всех) что именно происходит, по каким законам извращенной Вселенной и под какую статью кодекса эволюциониста его подвести. Здесь не так.

А еще малость зашумлено. «Приматы живут в историях, которые им рассказывает подсознание, а они ему»: а) любое планирование и моделирование суть сведение наблюдаемого к рассказу о несуществующем; б) писателю легко верить в силу нарратива, но в этом же романе отдана дань Баху — музыка о том, что словами никак. Аналогично с мнением о врожденном предпочтении английского парка, как вторящего саванне австралопитеков — опровергается горами и водами мировой живописи, нащелканными туристами кадрами совсем без газонов и коров. И фараону египтяне не доверяли свою загробную, каждый инвестировал в себя сам. Ну что такое...

Полиграфия — не то, чтобы плохо, но многие иллюстрации черные прямоугольники с бледными пятнами, возможно, изображающими планеты и прочие сооружения.

Перевод на прежнем уровне.

Рекомендации: здесь хорошее послесловие, а так — фанатам.

В не очень далеком будущем сделали пластмассу для термоядерных двигателей и дело пошло. Семена в глубокий низкотемпературный вакуум, звездолетчиков в термостаты (ради справедливости: роман оформлен как байка, рассказанная в провинциальном отделении черепно-мозговой и придираться к этому или тому, что на курок жмут...), вот, всего через 14 000 лет люди, не с первой попытки, но дышат воздухом новой планеты. Что первым делом? Правильно! Строить ГЭС, дабы переплавлять железо прямого восстановления в сталь электропечами гордого Железногорска и не связываться с каучуковым углем из древесины, в которой пилы вязнут. А потом, ладно, можно и зонд направить, посмотреть, что на другом материке.

Кому не нравились Немцов с Казанцевым? «Сотворённый мир» научит уважать их уровень. От здешнего, при внешней НФэшности, веет самиздовским мемуарами пост-советского человека. Которому, вроде, есть что и о чем поведать, да литературная техника ограничивает. Структура? Атмосфера? Динамика? Сквозной сюжет? Остроумие? Не востребовано. Стиль: «Мелкий гравий побережья, многократно омытый вешними водами, вдавился под колесами, но оказался вполне надежной опорой для того, чтобы вертолет через несколько часов стоянки не завалился на бок». «Костер, подкормленный запасёнными ветками, выбрасывал в сгущающиеся сумерки яркие языки пламени, излучающие все оттенки красного и желтого». «Позади пять дней странствий и достижение преимущественной цели. найдено жилище людоедов и получено представление о контурах острова» — уговаривает себя женщина, отправившаяся в уголовный изолят за любимым. Что автор был школьным педагогом, пробивается в отрывках типа: «Юра, ты уже несешь оружие, оставайся с автоматом, дай мне огнемет. Лель, возьми ружье со снотворным».

Любопытен подход к пребыванию в новом мире — без пафоса утопии, нового начала. К власти и макросоциологии автор безразличен, замкнувшись на семейно-соседском с вылазками на природу. Если бы не неудобоваримый слог, сравнил бы с Карсаком, хотя... Быт и взгляд на людей, сюжеты — полный антоним марсианского К.С.Робинсона. Изыскания, робинзонада слепоглухонемой девушки, извлечение дитя из дупла, подсматривание за племенными войнами матриархата (космические путешественники другого вида не так удачливы), смерть за пин-код зарплатной карты, паника на тонущем судне, прячущиеся от дождя кентавры, сбор женой «биологического материала» для чужой матки... Просто жизнь просто людей. Квартирный фронтир какой-то.

Полиграфия отменная, текст дополнен любительскими рисунками и таблицами с физическими параметрами планет.

Рекомендации: строго коллекционерам не мейнстримной НФ.

Очень хорошо, фаворит на «книгу года». Но условие отсечки читателей жестковато — должен быть вкус к многословному и плавному течению повседневности псевдоисторического романа о другой планете, прерываемому кровавыми эпизодами и тонкими суждениями о высоком и умном.

Сюжет определяет взросление наследника нувориша среди конфликтов в духе южного Ренессанса. Аннотация уловила сходство декораций с Флоренцией, что ж, долевое участие пополанов и аристократии во власти, переход на наемников, имена, фрески, вина — да. Правда, дворянские башни и университет в реальности разминулись на век-другой, а тут еще и вместо моря Средиземного два океана, религия — патриархальное и доминантное многобожие (мифы его высокая фэнтези прерафаэлитно-борхесовского толка). Огнестрельного нет, есть метрологи и загоны для рабов.

Зарисовки ландшафта и климата, без фирменной для автора экологии. Персонажи, простые и сложные, мужчины, дети и женщины разных возрастов и наций даны рельефно, в деталях, не позволяющих, тем не менее, предсказать их значение и количество появлений, а, тем более, влезть в душу и голову — о, сколько в «Наволе» нежданного предательства и предателей! Любовная линия: эта «Джульета» органично смотрелась б в самурайском сказе, корейском боевике. Обожатель, он же единственный рассказчик, сын ди Регулари, типа, из Монтекки с Капулетти сок бы отжавшего и на мезге заработавшего, рук не запачкав. А сам парень комментировал бы (продолжая про себя страдать от любви и инстинктов) охоту за головами из зала, жалея, искренне, вот, и с Ромео больше не сидеть за культурной беседой.

Волшебное в «Наволе» поначалу вне основных событий. Почти гость другого жанра: ради украшения кабинета амбициозного финансиста вывезено из экзотических краев глазное яблоко страшного существа. Но что дракону своя смерть и окаменелость, он желает добычи. Режься, достойный, шипами витрифицированных нервов и узри, услышь, учуй другим невидимое... Оказалось, вполне практично и резко переключило повествование. Но в «Наволе» вообще изрядно поворотов.

Исполнение громкое от красок и звуков, остроты переживаний и впечатлений, диалоги в мелкий горошек сочиненного романского диалекта — так писали яркие, эрудированые и эксцентричные. Вулф, Макоули, Херберт... Кей?! Все «альтернативные Италии» можно притянуть, да адриатическое у того нудно. Мартин: если забыть о тронах и ограничить ПЛиО браавоскими делами, то может быть. С Желязны проще, явная отсылка в ослепленном узнике, на дне рождения крадущем ложку, однако, она похоже больше на возражение «Хроникам Амбера».

Ассоциации с Хербертом по первым главам «Дюны», с госпожой-наложницей и наставниками наследника: добрым доктором, великим воином и мастером по убийствам. Феодалами управляют финансисты. Талант в чтении языка тела, банкеты, брачная политика, люди как марионетки для тех, чьим планам уже готовит эпичное прерывание злобный толстяк... при равнодушии официально союзных. Есть сходство, есть.

Финал открытый.

Полиграфия: сложно сказать, почему издатель решил, что именно эту книгу будут искать в темноте (обложка рельефная). Внутри не роскошно, бумага могла бы быть плотней. А шрифт крупнее, но том и так толстый.

Продолжения жду.

Детектив, прямолинейный, комфортный, из не мудрствующих зря и интровертно... почти. Финал из разряда «Чегооо?!» — зато вещь оказалась профильной для Фантлаба и в цикл не разрастется.

К переводу и полиграфии без претензий, обложка разработана для введения в заблуждение. Внутри не «старушка-детектив» и не «японская мисс Марпл». Детективы: а) не старые, б) не искушенные и в) любители очень условно.

Мадока Коэндзи, хоть к ней и добавляют еще «-тян», студентка юрфака и внучка одной из немногих женщин-судей Японии, а Кацураги Кимихико (на шесть лет старше, она его стимулирует бабушкиным намеком и своей отвагой), полицейский. Молодой, ищущий справедливости вместо карьерных перспектив и консенсуса, но, все же, профессиональный сыщик.

То, как эти двое невинно и романтически слюбившись, спасали, прощали и карали — обрамление всех пяти расследований. Близко к полицейскому роману, про коррупцию, нравы, нарушения и как они видятся внутри системы, да нет работы бюрократической машины, процедурала, быта участков и управлений (есть драматические и фарсовые моменты). Есть шаблон «я собрал здесь вас всех» и признанием-поимкой негодяев все заканчивается, как у классиков.

Подбор загадок из области правдоподобного (Сейерс, Марек), тут аннотация тоже отклонилась от содержания. Мотивы преступников приземленные, место действия — храм, отель, стройплощадка телебашни, Токио, в котором «шляпа актрисы» вызывает женскую ненависть, закоулок контейнерного терминала... Неудачливые торговцы, нестрашные, да опасные якудза, отторгаемые народом иностранцы, старые соседки, секта как коммерческий проект... Отношение к пище, религии, истории, транспорту, прессе, политике — специфичная реальность не самых тиражированных типов и видов Японии 2010-х.

Писалось для своих и, при всей простоте книги, есть атмосфера чужого мира, не особо экзотичного по сути, но чуть иначе живущего и переживающего. Еще сильнее оттеняют это «чуть» высказывания о нюансах функционирования судебной системы, прессе, диктатуре, истории, психологии убийств, Красной Шапочке и много чем еще.

Ассоциации с гайдзинскими эссе Смоленского.

Рекомендации: для отдыха, скорее, «да».

Что-то меняется, другое забыли — существуют разборы ныне выглядящих пустяком брелков «Носа», курения «Мертвых душ», как ценных характеристик персонажа и ситуаций. Есть такие детали и в «Ревизоре».

Самовозвеличивание Хлестакова не могло вести к разоблачению. Применять критическое мышление к похвальбе столичных и прочих заезжих, не зная в своей провинции нынешних фаворитов и опальных «министерии», без возможности быстро проверить статус (телеграф только оптический, до Гатчины) — делать вид, что веришь, было правильно.

Городничий «за нос водил трех губернаторов», однако, так ли успешен, так уж ли он хозяин жизни? Современники Гоголя отмечали:

- Сквозник-Дмухановский ни разу не назвал свой класс по «Табели о рангах» и не назван по нему. В сословном-то обществе? Очень не хочет, избегает, совсем не гордится. А ведь, по указанию автора, начал службу с низов;

- дочь сего небедного и влиятельного отца без жениха/кавалера (в ранней редакции унтер-офицерша наказана как сваха);

- как главе полиции, ему, конечно, вменялся надзор за училищами, расквартированием, соцобеспечением. Но это же не все. Где прочие первые лица? В обществе городничего не упоминают исправника, главного в уезде за городской чертой. Предводителя дворянства, а тот председатель любой важной комиссии и информатор властей уровнем выше по серьезным вопросам. Не ждут на тайном совещании откупщика, т.е., экономический блок. Секретарь суда, практически, вся юстиция — ?

Да, он. Адвокатов до 1864 года не было. Ляпкин-Тяпкин несет невесть что, так ведь не требовалось в уезде от судьи юридических познаний. Совсем. Должность хорошего человека, которого дворянский мирок выбрал три года подписывать поданные секретарем суда приговоры, по делам до 30 рублей и о бродягах. Не более.

Больше озадачивал знатоков почтмейстер. Лошади, подорожные, ямщики, экипажи, инструкции... надворный советник не мог быть настолько прост.

Не все было ведь прозрачно и для современников. Легкое отношение почтмейстера к происходящему, как вычислили комментаторы, сам автор позже мотивировал (см. «Мертвые души» # шпрехен зи дейч). Аналогично, считается, линия смотрителя училищ — из-за допроса гимназиста Гоголя по «делу о вольнодумстве» профессора Белоусова. Что об этом знали на премьере 19 апреля 1836-го. Платонов, на основании «л» вместо «лл», предположил: задумывалось, чтобы муж «Анны Кириловны» из письма Чмыхова и был инкогнито, а городничий не понял намек тестя. Это сколько копать, какие пасьянсы раскладывать...

Или, знаменитое отрицание в начале пьесы: «В уездном городе измена! Что он, пограничный, что ли?».

Первоначально предполагаемое время действия 1831 год, датируется через убранный эпизод с Растаковским («в 1801 году; да вот уж тридцать лет нет никакой резолюции») и также вычищенное упоминание Дибича Забалканского. Если так, то «Эк куда хватили!» подразумевало не «искать в темной комнате, если там ее нет», а нечто, вроде «у нас это невозможно» и «войны не будет». Подтверждение, что с госбезопасностью дела не лучше казенной стройки.

Ибо именно в тот год измена в уездах была. Заговор вставших за поляков дворян Литвы бил именно по малым городам и связи. Петербург месяца полтора не имел вестей, хотел уж Самогитию для контроля выделять отдельной губернией. Войска, казни... Пушкинское «Признав мятежные права» как раз про это.

Впрочем, царство Николая I тогда потряхивало от окраин до сердца: Польша, Кавказ, Башкирия (подавили очередное как раз в 1835). Холерные бунты в Тамбове, Старой Русе, Новгороде, Севастополе, картофельные во Владимирской, Пермской и Вятской губерниях.

Отчасти потому так резка реакция была на «Ревизора», что недопустим казался, опасен даже намек на нерадение и доверчивость, трансляция уязвимости порядка перед, как в анекдоте, первым же залетевшим дятлом. Самозванцем (только лже-Константинов Павловичей не менее пяти, от Тамбова до Челябинска). Шаманом (1825—1841, Ямал).

Психологически ведь хлестаковщина комментируется не только аферистами и бунтарями, но и «старцем Федором Кузьмичем» — для танго нужны двое. Очень хотелось их благородиям именно таких сюжетов. Времена достоевщины и толстовщины настанут позже, а пока в умах Сенковский и Дюма... Мелодрамы последнего, кстати, Гоголь считал конкурентом именно из-за неправильных вкусов публики. «Клянусь, XIX век будет стыдиться» и т.д.

«...стояли там вместе, пока лучи солнца не поцеловали горные вершины и не скрылись за горами, и наблюдали за разбойниками, которым судьбой было уготовано изменить мир».

Фэнтези, вторичный литературный мир. Альтернативный к «Речным заводям» Ши Най-аня — основополагающего для «уся» романа XIV века про начало века XII. Два тома тот собирал на горе Ляншаньбо 108 громил, пострадавших за правду и просто буйных убийц. Властям они казались повстанцами, а себе оплотом справедливости, ибо бандитствовали и отбивались от спецвойск как положено национальным идеалом, т.е., богатырской силой, причудливо хитро, абсолютно безжалостно и с конфуциански напыщенной номенклатурой званий. Кровавое, полное боевых искусств, интриг, быта, криминала и стихов чтение.

«Речные разбойники» сперва примерно о том же, но куда проще (Ли Куй — фоновая фигура) и быстро уходят в сторону, хотя и тут кровь хлюпает под подошвой, и кишки сочатся. Можно читать не знакомым с источником, подобное по отношению к «Речным заводям» почти традиция, хищение подарков Кей брал в «Звёздную реку», а известный роман «Цветы сливы в золотой вазе» вырос из побочной линии.

Мысли четки, поединки (умеренно) динамичны, психологические пережевывания не доминируют. За поэтичностью и подражательным слогом к Ван Зайчику и Нги Во. Нет и любовных интриг, зато есть смена власти в разбойничьем лагере. Неуклюжа баталистика: неожиданно прохладным вечером 10 000 солдат подошли к границам и т.д. Впрочем, в целом, в рамках книжки «под Азию», приемлемо. Если считать допустимым, что герои почти все женщины.

Ментальность «Речных разбойников» сильно вестернизирована и по другим позициям.

Для старокитайского мышления в лесу деревья, в людях чиновники. Власти есть, таков вселенский порядок, а он и Китай синонимы, вторжения поминать моветон (времена Юань-с). Магия по деревенски, в рамках верований: магические печати, боги, пророчества, «небесные наставники», аватары... Колдун — харю, собачьей кровью с человечьим калом, ему обмазать, вот и вся защита. Столкнулись с непонятным, скованным цепью военным строем — чего голову трудить, должен быть клан, знающий контрмеры, прежде всё умели лучше, чем в наши ничтожные, не так ли.

Ши Лянь Хуанг: чиновники заняты делом, у сановников есть цель. Страна часть мира, ей угрожают чжурчжэни. Посему алхимикам поручено из камней судьбы и пиротехники сделать оружие массового поражения (зачем б, если добыча охотника на нечисть летальна, как в Дунцицунь?). Волшебство по типу магической физики, исследуется в шараге — отсюда опыты на людях, вина творца и т.д. В тоже самое время, в Ляншаньбо хотят овладеть силой «божьего зуба» и понимают, нужен настоящий ученый...

В ряду проектировщиков чудо-оружия автор не осрамилась, но с традицией ее пути разошлись, а качество текста гуляет.

Язык перевода гладок, порой, во 2-й половине, смешон. То «сталь их клинков ощерилась множеством смертоносных шипов», то «стоило солдатам схватить ее ногу или руку, она вырывала другую». На крыше вместо черепицы «черепичная плитка». Еще — «высокоэнергетические материалы». «Цепная реакция». Комплексное решение. Полигон. Носовой платок. Серный фитиль, чиркни по латам и факел загорится... В послесловии есть «спасибо» консультанту по культуре и аутентичности.

Полиграфия в норме.

Рекомендации: ориенталистика, чародейская бомба, пробег по воде, реклама «Речных заводей».

Британский генерал (кадровый, 1853 г.р., в отставке за повторение Вердена в Галлиполи) пришел в восторг от воевавшего месяца два германца, но критикует его с позиции «маловато будет». Английский издатель переслал письмо Ремарку, тот в реверансы. Почему нет, немцы купили 850 тыс., а англичане с французами по 300 тыс. его самой известной книги.

Примечателен тон ответа: «В Германии всегда помнили, сколь честными оставались англичане даже на пике развернувшейся битвы. Поэтому меня особенно радует то, что в письмах английских солдат и офицеров я встречаю подтверждение того, что [..]».

Впрочем, сэр Ян сам писака старой закваски (см. его опус о жизни атташе на русско-японской) и формулирует четко, например, ««На Западном фронте без перемен» — это шедевр реализма, но вовсе не выдающееся произведение о войне. Ибо война, как и жизнь, включает в себя нечто большее, чем только реализм». И про очарование милитаризма, и что «обеспечение мира требует немалых финансовых затрат». Своеобразна в его понимании проблема «потерянного поколения», мол, полезному, под гранатами в грязи, не учились, вот в кризис их и увольняют первыми. А «На Западном фронте без перемен», мол, объяснила: «своим героям войны (а не просто рядовым в окопах), что война не только лишила их основ заложенного в них воспитания, но и уничтожила в этой мясорубке энергию и порыв к обновлению, который Всевышний дарует для реализации гражданина с ранних лет». Это через десять-то лет относительно мирной жизни, когда 18-ти и 22-летним солдатам было около 30...

Любопытно, что Гамильтон сказал бы Ярославу Гашеку. Если бы посмел.

Это все тот же Ффорде, что и до паузы.

Без первой части читать бесполезно. Эдди вот-вот женят, он почти префект и под судом, но в голове у него только Джейн, а у нее в голове лишь радикальные реформы, её парень, убийства и спасение Серых от Плесени. Кстати, эти двое единственная надежда отдать городские долги. Еще участвуют серп-голова-с-плеч, комната 101, проблемы вычисления нулевого года, гастролеры, громадная головоломка, автономные роботы, самоотверженная бабка, пародия на дегустацию виски, инфодампы призраков, бордельная солидарность, радиомаяк, исполнители шанти, мобильник Найджела, дикари, катапульта, проблема производительности и отрывающий ухо апокрифик. Глубоко вникает «Рэдсайдская история» в закулисье цветократии... пока не уплывает за ее пределы.

Раскрыто многое, в том числе, чего Хромации не рухнуть от безумных элит и непослушания оным, дано обоснование запретов на технику. А Эдди и его, вроде как со своей головой на плечах активистка, оказались, с потрохами, частью мира, где начало утверждения «долг тяжелее горы, а смерть легче пёрышка» про тебя, а вторая про прочих. Показать палец небу, отвести спеца по чатни в Зеленую комнату, приветствовать врага по кастовому этикету, сбросить байк с трека — оставаясь хорошим, любимым и заботливым, в этом мире просто и доступно. Зло не демонизируется — зачем, если оно наливает чай. Сопротивление злу не возносится на Олимп — оно этот чай помешивает ложечкой.

Больше массовых смертей и нестандартных необычностей, но вряд ли мрачнее — автор сохранил здоровую атмосферу, в которой то, что смертельно опасен любой шаг или слово, не повод хамить, ныть, трястись за свою шкуру и бояться мерзавцев.

Восприятие же этого всего, как и прежде, зависит от жизненного опыта — история варщицы варенья может показаться неудачным конструктом, хотя она правдоподобней железных дорог без ж/д субмирка. То же самое с антиутопичностью: стимулировавшее кошмары Хаксли и Оруэлла здесь не является самостоятельным и самодавлеющим, Механизмом или Системой, Законом, тентурой и т.д. Здесь конкретные люди, подчиненные авторитетному голосу правил — вот только мотивация подчинения у каждого своя и степень своя, а какая бы ни была игра, правила распространяются на всех... Что, предупреждаю, открывает возможность внезапным поворотам и разворотам.

Полиграфия в норме, к переводу вопросов нет.

Рекомендации: автору писать дальше и радовать поклонников.

Прочим, для справки:

«Плохо Нарисованная Карта» это Mappa Mundi, 150×120 сантиметров картографии года 1300-го, хранится в музее г. Херефорда... где гостиница «Зеленый дракон». Прочие населенные пункты тоже из реальности — Восточный Кармин ныне Rhayder, в 14-ти милях от него Builth Wells, он же Ржавый Холм. Все они на реке Уай, так что традиция Ффорде соблюдена — можете ориентироваться по реальной местности.

Упомянутый «рододендрон», после которого ничего — это, конечно, Rhododendron ponticum. Из красиво цветущего садового растения, годного, впрочем, на живую изгородь, за последние 20 лет стал остро обсуждаемым инвазивным видом на Британских островах. Где кустарничком, а где метров пяти высотой, теснит аборигенов в лесах и вересковых пустошах, ибо несколько токсичен для скота, диких травоядных, птиц и насекомых, но отлично затеняет. Рододендровый мед ядовит. После уничтожения (корчеванием. 30 млн. фунтов стерлингов надо для Сноудонии) прежний видовой состав флоры подлеска за время наблюдений не восстановился. Поскольку доселе его размножали в питомниках (века два-три), подозревается гибрид или мутация.

Сия поэма в прозе о великой любви сочинена певшими песни из «Вселенной Стивена», от которых местами кое-что резонирует. В частности, отсутствие сексуализации при глубине чувств. Посвященным в прочие настройки мульсериала, добавлю: авторы в послесловии официально благодарны законным супругам — каждый своему/своей, как-то стерпевшим и поддержавшим.

Насколько канадская ливанка и синолог из США хороши соло — без понятия. Премии и номинации дуэта считаю заслуженными. Сюжетные повороты не банальны, концентрация высока, реплики по делу.

Слог немного кокетлив, метафоричен, между изящной пышностью и афоризмом, ассоциации с разогнавшимся Брэдбери и не приглушившем литературность Желязны «Созданий света» — а, благодаря небольшому, как и у мэтров, объему, подобное «Прислушайтесь (и почти услышите), как гироскопы жужжат в ее животе, и щелкают линзы под камуфляжным желатином ее кромешно черных глаз» не утомляет.

Привязки к Лейберу провоцирует перевод названия. the Time War = «хроновойна», в каких бьются давно уже не только Пауки со Змеями (см. у Лема, Б.Бейли, Суэнвика... в франшизе «Терминатор»). Ключевые лейберовские «ветры перемен» тут отсутствуют, театра нет, агентов растят, а не вербуют. Отпуск с хостесс им не положен, развлекаются сами — например, дразня противника. Слово за слово, письмо за письмом и... «Кармен сделала очень немного, она только бросила в ленивого солдата цветком» (с) Грин.

Приятное изобилие по части минимально необходимых изменений («Уничтожить планету так просто, что можно и упустить из виду роль шепота в сходе снежной лавины»), разнообразия миров и времен. Поющую кость упоминали, но горизонт «Как проиграть в войне времён» шире вычурной эстетики. Административная дискуссия в Китае, советско-германский фронт там, где нацисты научились воскрешать мертвых (ученые XIX века кое-что проглядели), бунт из-за квантового шифрования пищевых принтеров... По Атлантиде мини-справочник. Могучая позитивная программа — не все ж убивать и мутить.

Эффект от прочтения снижают англомания (обе оперативницы вершиной эпистолярного жанра считают шаблоны викторианцев — неглупые, но неужто лишь мадам Ливитт достигла вершин? Чаттертон, Шекспир — аналогично) и обесценивание декораций сюжетом (Ищейка существует, — прекрасный и неожиданный ход! — значит, ни одна из «прядей косы» альтернативных историй не исчезла, вопреки усилиям Сада и Агентства).

К переводу и изданию без претензий.

Рекомендации: и уму, и сердцу при лиричном настрое.

Изобретательно и посредственно одновременно.

Проблемы с вовлечением и погружением пошли еще с экспозиции: особняк богатой непубличной семейки посреди парка с озером, вокруг озера гостевые домики... И для ближнего Подмосковья ого-го, а это Шанхай, 45 минут до метро. Стоп, в смысле — две служанки вся обслуга?! А охрана, видеокамеры...? Автор знает, что такое держать три жилых этажа в чистоте?

Известен он, конечно, другим, прилежанием по части детективов с «невозможными» преступлениями. Они-то тут в избытке, четыре или пять, как посмотреть. Оригинально, но такие разоблачения смертей в запертых комнатах сойдут для викторины или курса ТРИЗ, а не романа со сквозным сюжетом. Идея с полиэтиленом — лист не дамба. Замораживание: и переохлаждение должно было успеть раньше, и даже 10 см на каждый кв.м. даст такую нагрузку, что... Не верю.

Абсолютно готическая подоплека (КНР, 2017 г.) с игровыми нотками — из примечаний следует, что книжка как бы в одной реальности с детективами коллег Циньвэнь Суня. О которых вне границ Китая не слышно.

Сделать гениального сыщика художником манги, а его «Ватсона» актрисой озвучки аниме хороший ход. Детская травма гения и невыносимый характер практически неизбежны. Но вот визит в профессиональное закулисье решительно неудачен. Сцены унижения перед примадонной еще ладно, но редактор, журнал прославивший на страну, не знает, что есть пюпитры, при использовании которых шею гнуть не надо... Персонажи шляются да прогуливаются — а работают в культурной индустрии производственных графиков и сжатых сроков, Циньвэнь Сунь сам пишет про детективщика, перешедшего от отчаяния на запрещенные вещества...

Экзотика есть, но она больше в мотивации персонажей, чем в декорациях. Почему-то уйма знаков влияния японской поп-культуры.

В общем, лаврам Джона Диксона Карра с этой стороны ничего не угрожает.

Рекомендуется согласным на китайский клон.

Жили-были, в восстановленном среди рощ апельсинов и ананасов городе стекловаров... Кто бы? По мнению перевода, «миряне». Это так-то про удравших от земных проблем на планету Мир, до отлета подписавших конституцию духовных ценостей. Кое-кто из них ( акушер-дрессировщик, ищущий ответы и еду ученый, детектив под стимуляторами, восставшая активистка и т.д.) расскажет о нескольких судьбоносных для себя днях и получилась дискретная хроника судьбы семи поколений.

Сложной и тяжкой. Сухопутные ландшафты вроде океанского шельфа (воздухоплавание семян, синептичий риф, крабы и трилобиты), непривычны, непонятны и ничуть не гостеприимны. Биота торопится выяснить, на что годен человеческий труп. Но проблематика «Семиозиса» хитрее «Времени тёмной охоты» и «Перевала». Техника есть (правда, все меньше) и не твердолобость колонистов мотивирует мрачность.

Обычно от разумных растений в книжке ждешь пастораль и незлобие. Причин, по которым с ними в романе не так благостно, как с травами Саймака и Демина и вовсе не весело, как с деревом у Лаумера, две:

— это мягкая, но научная фантастика, а ботаники знают о конкуренции душителей с отравителями и как те используют другие виды (По всякому. Цветы красивы, приятно пахнут... органы размножения чужими силами. Покупали? Сажали?). До многоходовки инжира коварство не доходит, но и здешний простой рецепт выигрышен в смысле Дарвина;

— планета-то в военном постапокалипсисе своей биологической цивилизации. Земляне глазом горожан видят дикие джунгли, лианы, плоды, мотыльков и игривых флиппокотиков вместо руин, битв и потока информпакетов. У флоры зеркальные проблемы. Для животных разум излишен, говорит себе местный интеллектуал, пока идут-мерцают дни.

Что пользы может быть больше, чем от отходов, впрочем, становится понятным и запоздалый Контакт, через элементарную (для тех, кто без пальцев), систему счисления — на любителя классической НФ. Как и костры орлов, как и... Есть пасхалочки, есть.

С этим в «Семиозисе» хорошо. Но он монотонен: я пошел, я хотела, я демонстрирую кое-какие белки типа миозина, муж и раньше наблюдал у меня бессонницу. «Скорбь всех лишила душевного равновесия, но мне это уже стало надоедать». И.т.д. Исповедь ли, описание ли, как связанных облили ацетоном — отстраненность. Меняется темп для глав Хиггинса, но разница мала.

Часть бу-бу-бу из-за крена социального в сторону дискуссионного клуба. Модератор, ко-модератор, голосование, дебаты, отчеты в обществе менее четырехсот человек... Что люди, Стивленд, разумный бамбук, готов аргументировать, взвесить все «за», высказать гипотезу — «А ведь он даже не произнес панегирик на похоронах Люсиль, что было откровенной халатностью».

Полиграфия в норме, к переводу основные претензии выше.

Рекомендации: судьба мечты, биохимический контакт, проблемы растительной цивилизации, корни памяти и плод разумности.

«Лассаль. Свяжи меня с Генералом Теккереем из Северного Воздушного Звена. СО атаковали Тамань. Мы должны ударить». Малыми Силами Центр («Согласные Нации») одолел Свободные окраины и к началу повествования на контролируемых им территориях новый Дикий Запад.

Сходство со «Светлячком», как уже сказано отзывами, существенное. Но «Десятка Лоу» в основном про то, что не брали на борт «Серенити»: неудачники не джентльмены, военная разработка в виде девочки официальная гордость, терраформирование без дотаций не бывает. Место действия, Фактус, с реально темной стороной: не регистрируемые, но охочие до ощущений и исходов с низкой вероятностью сущности, которым череп не преграда. Старожилы Ифов боятся и желают другу «да пребудут твои мысли в чистоте», хотя светлая сторона этой «луны» и без тех словно в постапокалипсисе.

Пустыня, почти стерильная. Кислород те же деньги — атмосферного мало крупным млекопитающим, включая детей. Шоу низкой пробы, потрошители высокой. Чадит протеин с луковым порошком, беспокоит желтая оспа. Самогонщиков подозревают в применении биооружия вместо дрожжей, ранчеро растят змей (мудрый выбор) и импортируют навоз. Городочки словно из одних баров, ветеранов и контейнеров с контрабандой — есть работа для Лоу, гуманистки, с отражающим срок отсидки именем и синдромом искупления военных грехов врачеванием.

Только зря розыскной лист (стр. 71) классифицирует:«...и призывание темных сил». Призывать ей уже не надо. Список злодеяний и награда за поимку Лоу вырастут, так как очередное спасение оказалось с немедицинскими осложнениями. О выдернутой из эвакмодуля генералу (Герой, Главнокомандующая и прочая) где-то далеко решено: откомандовалась, Габриэллочка. Попытка доставить ту в безопасность через здешний пейзаж — основа сюжета. Пальба, шприцы, угон, предательство, свежие бинты, фекальные кирпичи, гадание на картах, откормленные флотские... и уход в закат. Вестерн же.

В меру бодро. С повесткой умеренно. Информация малыми дозами, проработка заставила посмотреть насчет гипоксии и т.д. Работа с пропагандой: пережидать войну слабыми детьми, чтобы загнали в угол, заткнули, измазав в крови старшего?! Каждый момент, когда изрекающий такое ястребок, в 40 выглядящий на 12, выясняет, чем жизнь народа отличается от всученного ей в 7, вместе с берцами и снайперскими имплантами, особо лаком.

Полиграфия отличная, к переводу без претензий. Язык: «Махины контейнеровозов, высившиеся как серые безглазые жабы». «Червятника разделали, как и его фургон». «Звезды вокруг нас начинали блестеть, как капельки свежевыжатого сока».

Рекомендации: вестерноподобное, одержимость справедливостью, мистика несолнечной стороны, налет на бронепоезд, видение вероятностей исходов.

Присоединяюсь к большинству. Включение этого в антологию смешного фэнтези — не постигаю. А так, среди прочих, как один недружелюбных к пользователю рассказов Вулфа, этот еще ничего.

Мягкая, лиричная зарисовка.

Двое беседуют вечерком. Старику охота плести tell talk, по-русски это бухтит, травит байки, брешет для развлечения, оттягивается. Рассказчик, возможно, сын, в издательском бизнесе (посему «на прошлой странице» не 100% сюр) и к такому интеллектуальному кантри холоден. Но разговор поддерживает. Только уровнем поэтичней (торпедированное солнце и т.д.).

Так и договорились до почтовых индексов, по которым в США своя мифология.

Спасибо законам о зонировании и классовой стратификации, там могут оценить социальный статус, если известно, сам топаешь в отделение, доставили тебе корреспонденцию в ящик, оставили Вам посылку на крыльце, газоне. Отсюда соблазн вместо переписей и опросов проследить, реконструировать финансовое положение и т.д. по почтовому индексу-зипкоду. Попробовали госорганизации, подтянулся бизнес...

И конспирологи. Брать квадратный корень из того, что вовсе не число, как в рассказе, их метод. Любой цепочки цифр, выданной властью, хватило б, аналогично ИНН, за глаза, но бумажка находит человека, а это подозрительно вдвойне (# Пинчон почтовый ящик).

Естественно, у почтовиков свой подход к делению на зоны охвата, а писать можно куда угодно, если адресат там заберет. Три индекса? Хоть двадцать три. А еще время течет и уровень сервиса с ним. Тут описано, как «а чужих здесь не бывает» оборачивается мокнущими $, но это еще цветочки, ныне в США есть криминальная специализация похитителя посылок с крылечка, «porch pirates».

Вряд ли «Откуда у меня три почтовых индекса» фантастика вообще.

Статья нетерпимая, энергичная, спорная, меткая, субъективная и панорамная. Разносит британскую детскую литературу и похожую на нее фэнтези, как плывущую русле предпочтений сдавшего все, что только можно и нельзя, среднего класса и литературно слабую. С примерами, желчью и воспоминаниями детства. Прилетело и фанткритике.

Впечатление портят три досадных промаха.

1. Увязал «присюсюкивающий тон» с содержанием и политическими предпочтениями.

Значение тона малосущественно: фильтрованный через переводчиков «Властелин Колец» интонацией вариабелен весьма. Если отнестись серьезно, каждой теме (предмету) нужен свой стиль — что суть отторгнутая поколениями догма классицизма XVIII века (ссылка на тори того времени играет против тезиса). Сам Муркок, ради справедливости, «Завтрак на руинах» и «Глориану» с «Пьяттом» делал по разным образцам, но как Вечный воитель на колеснице — и Муркок не Гомеру следует.

Противопоставление языка прогрессивных новаторов и консервативных обскурантов — общее место. Романтизм, футуризм, «нельзя писать так после Освенцима», контркультура... Ценимые только в кругу своих маркеры и шаблоны свойственны группировкам, в том числе, политическим. Бесспорно.

Но, объявив вершиной литературы ХХ века Джойса, Манна и, м.б., Фолкнера, Муркок лишился права на сей боевой клич: пристрастия Манна исчерпывающе описываются «в каком году?»; оду одному дню в довоенном Дублине Джойс громоздил в 1918-1922 гг. — а что было тогда в Эйре? Фолкнер за умеренность, которая «Эпическим Пухом» проклята. Никакой связи с их стилем.

2. Ловит кита сачком.

«Можно поспорить, являются книги Толкина реакционными или нет, но они без сомнения глубоко консервативны ... не сомневаются в благородстве намерений белых мужчин в серых одеждах, которые откуда-то знают, что для нас лучше всего» — сойдет для «Звездных войн» (см. «Звездный штурмодесант»), но половину «Туда и Обратно» с «Властелином Колец» держит то, что Гэндальфа нет рядом, когда тот нужен, когда хочется спросить, как будет для всех лучше и какой у нас план. Всё важное сами.

«Но у легенды о Робин Гуде нет счастливого конца, в то время как Толкин идёт против духа собственной истории и навязывает нам счастливый конец, в соответствии со своей политикой» — «Приложения» испещрены датами смерти . Конец Теодена, Горлума, Денетора, Боромира, Арагорна с супругой счастье, если счастлива красивая смерть.

«Холмики и рощи Шира, его внутреннего Суррея, — «безопасны». Дикие пейзажи повсюду за пределами Шира «опасны». Сам жизненный опыт опасен» — относительно безопасны в Средиземье эльфийские анклавы. Селения хоббитов, пока спасают Гондор, становятся хуже леса с деревьями-людоедами. И только жизненный опыт вернувшихся в Шир и т.д. и т.п.

3. Своя своих не познаша.

Муркок скорее левак урбанист, а Толкин-то однозначно наоборот, но сказанное по части «ценностей государства, пребывающего в упадке», эти контроль, планирование за других, колониализм и особенно «моральную апатию»-«трусливый протест», тот поддержал бы. В его текстах и толкиенистике достаточно об этом.

Причина большинства промахов названа самим Муркоком в более раннем эссе 1964 года «Аспекты фантастики 4. Заключение». Банально, но: «... я обнаружил, что образы, созданные Пиком, отпечатываются в сознании, а вот вообразить себе внятные картины толкиновского Средиземья мне было бы до чрезвычайности трудно».

«Пойми: не в том бессмертие, не в том,

Чтоб уцелеть из многих одному,

А в том, что в день, когда покинешь дом,

Не станет пусто в мире и в дому».

Нетипично, в фантастике при отказе от бессмертия на первых местах прекращение страданий (Голосовкер, Кудрявцев) и признание продолжения существования безрадостным бременем (Свифт, Ломм, Лем). Очень редко социальная справедливость (Вэнс).

Но кому из фантастов так возразил автор?

Вероятен Кир Булычев «Марсианское зелье», правда, того же 1971 года издания, а тогда книги варились в редакциях изрядно. И рассказывать, что:

«И город тот, в котором ты живешь,

Не сдвинется, не канет никуда».

пережившим Степана Разина и Калязин не стал бы и самый отъявленный лирик 1940-х.

Еще более нелепым было бы такое обращение к вечному солдату Керша ( «Что случилось с капралом Куку?» опять в 1971 г.). Актриска Чапека из «Средство Макропулоса» подана так, что и убеждать б никого не надо.

Скорее всего, это разговор с самим собой, из которого вырос собственный проект Шефнера.

Нью-Галвестон, Марс. Рядом кратер Пибоди, вдали умолкнувшая Земля. В стрессовом положении девчонка всё бросила и пошла отбирать запись с голосом матери у злодеев. Нашла, но было уже неважно, одержимый духом скафандр готовился к старту.

«Эту историю писал не Хаггард; скорее уж Гофман или По» — заявление со 163 страницы... оптимистично. Да, отношение к людями из провинции и отбор событий для рассказа не по рецептам «золотого века» и Ф.Дика, но планка преодолена не на уровне Гофмана или По. В лучшем случае — Страуб, Баркер, мутное Стивена Кинга («Талисман», «Томминокеры»). В худшем — непринятая заготовка для «Вархаммера 40.000». Про откопавших нечто неправильное шахтеров, явления солдат прошлых войн, роботов-дворецких, культистов, вшитые в куртку электроспирали, как убивают сковородкой и пулеметом... Из этой области.

И, не в упрек «Марсианским хроникам» (от которых тут лишь эпиграф) поведение населения после потери связи с метрополией реалистичней. Двумя летающими блюдцами городка не прокормить и местной еды должно быть навалом, но настоящий кофе станет ценней самогона в момент.

Понравилось отрезвление дочки владельца кафе: шериф не на ее с папой стороне, а на стороне закона самосохранения; соседи всю ее жизнь улыбались из вежливости. Хороша альтернативка: бодрое начало космонавтики от Штатов Конфедерации, война с германскими станциями. Её сопровождает неожиданная чуткость к деталям — конечно, в этой линии Бэрроуз не писал про Картера. А Хаггард про принцесс мог.

Изрядно лажи: искусственной гравитации нет, воспоминания о перегрузках и невесомости в полете отсутствуют. Кресел в кабине управления блюдцем два, а пилот один, живет в какой-то хибаре, к которой дороги приличной нет. Шахта «Глотка» есть, отвалов нет. Уровень роботизации таков, что будет рулить всем, от архитектуры (полы и двери) до отношения к трудовым ресурсам — где? Куда исчезли военные? Горы всякой тары и консервных банок, а-ля Севера, раз все привозное?

К полиграфии и переводу без претензий.

Рекомендации: перед прочтением открыть страницу автора и осознать, что Баллингруд может только вирд и хоррор.

Если смотреть на сатиру и угадайку («папиросам даст фор») с моралью 1950-х (руководитель не профессия, оклад должен быть мал, только необразованный невежда смеет и т.д.) спокойней и вспомнить, что это фэнтези и фэнтези не только в великолепных отступлениях, то ... Загадочная, но крайне оригинальная история.

Тьмускорпионь/Китежград сам по себе общее место. Немухин, Гравити-Фоллз, Найт-Вэйл, Гусляр, Неназываемый...Много таких аномальных. Но вот Большая Круглая Печать, артефакт для прямого, глубокого и необратимого изменения реальности, в руках профанов. Что должно произойти?

Традиционно — возвышение, порочные страсти, пресыщение, смерть у разбитого корыта. Минимум, обогащение — Незнайка первым делом обзавелся личным авто, Ванька Доброй амбаром муки, с неразменным пятаком устоявший перед щукой Привалов немедля приступил к потреблению материальных благ. См. Джекобс «Обезьянья лапка», Стивенсон «Сатанинская бутылка», Куприн «Звезда Соломона», Уэллс «Чудотворец», «мел судьбы», «тетрадь смерти», «Долгое чаепитие» Адамса, Бабенко «Игоряша Золотая Рыбка» ... «Цветик-семицветик», наконец.

Тройка же пытается быть полезной, разгрести завалы Рационализации и Утилизации, установить порядок, где Зубо свиней кормит, те же заявки НИИЧАВО удовлетворить. Если им пишут про монету в кишке и дыру в стене, отвечают. Считают, у них обязанности, на работу ходят и если скверно себя чувствуют. Одновременно: процедура им в тягость (комариный тест на самоотверженность не проходят), вникать в суть или помочь не очень-то хотят, отвлекаются пустыми разговорами и склоками.

Сдержать мог бы устав, действия по правилам. Но не накладываются основные признаки бюрократии (законной мишени при СССР) на Тройку. Их всего пятеро. Жесткой регламентации функций нет, бумаги минимум, все вживую и на нервах. Места в Системе нет, это самоназначенцы неясного подчинения. Обезличенности нет, командует один (кстати, этот бинокль театральный в комнате стена от стены, невозмутимость, «затруднение? устраните»... Похоже, близорук, но носить очки стесняется. Несолидно). Неэффективность? Одним выездным заседанием закрыли несколько дел. Подавление инициативы? постоянно импровизируют. Если сравнить их с командированными (подкомиссия и корпоративный дух) это не бюрократы.

Но и не дорвавшиеся зажравшиеся. И не идейные энтузиасты. Реморализации, специально для таких придуманной, не поддаются. Хамят и обвиняют, а Найсморка на место поставить не могут. Что-то с ними не то. Неестественно их поведение.

С другой стороны, артефакт никто уничтожать в Ородруине, возвращать (как лампу Аладдина и волшебные спички) или отключить («Чёрный чемоданчик») не приходит. Командированные нацелены по заявкам. Направившие их адепты тайных наук к Большой Круглой Печати холодны. Вокруг дивана, который делает гораздо меньше, суета бодрей и конкуренция острей.

Может, власть Печати имеет оборотную сторону, с которой знакомиться понимающим не охота?

Что у магической силы побочка в виде нерушимых обетов, табу, гейсов и прочих строгих поводков, соответствует известному о теории могущества. Титан магии С.Б. Один получил ограничения по максимуму, диснеевский Джафар пару наручников, а маглов коммунводхоза задело там, где было можно. Если волшебство делят по этнической принадлежности (майя-комплекс), почему не быть советской, а она обязана быть на честном труде сфокусированной, разве не так. Отсюда и название такое у сказки: «История непримиримой борьбы за повышение трудовой дисциплины, против бюрократизма». Да, за. Да, против.

Правда, ради справедливости к мэтрам, что стало с теми, для кого изначально делалась Печать, неизвестно. Пылилась она невостребованной или передана на хранение филиалу АН СССР в контексте, вслух в шестидесятых не поминаемом?

А в НИИЧАВО стремно и без «дела о пропавшей Печати». От тематик Минобороны Стругацкие магов избавили, да с другой стороны проходной милиция сходу узнает неразменный пятак, т.е., обычна криминогенная составляющая. Вооруженные в лифте «оказались сотрудниками отдела Заколдованных Сокровищ», но внутри института используются Камноедовым не они, а огнедышащие дубли арабских военачальников. Зачем бы замдиректору вооруженная охрана, не 90-е же? Так идет следствие по Кощею и Данаидам, удерживают за решеткой упырей и прочих разумных, занимаются «перевоспитанием»... Фантомов допрашивают, ради «исторической правды», хранят Книгу Судеб. Как без огневой поддержки. И к чему еще кого-то хватать, разоблачать... работать надо.

Первая книга оказалась разгонной ступенью. Настоящие устройство и история Чаши — круче и ярче ожидаемого — здесь.

Но пожестче. Начинается санитарной зачисткой городских руин от трупов и как просто хорошо сплоченной команде бросить своего. Кое-кто умрет без пользы, будут приняты далекие от гуманизма решения... С психологией чуть лучше, но не сильно.

В общем, «Корабль-звезда» не только про визит на внутреннюю сторону зеленого ободка. Почти всё масштабней и закрученнее: Чаша что, тут Вселенная распахивается и население её оказывается больше, богаче и капризней (клуб гравитационщиков вызвал ассоциации с «Возвышением» Брина и «Алгебраистом» Бэнкса). И в самой Чаше — аналогично, ведь, если стюарды не справляются, с публикой, это еще не значит, что в рубке и машинном анархия.

Отсылок к большой НФ немало, сильно влияние цикла «Известный космос» самого Нивена. Ледоразумы — конечно, «Внешние», замыслы капитана «Искательницы солнц» насчет колонистов напоминают «Подарок с Земли», а катастрофа возвращения Птиц, предельно удачная для человечества, отзывается первым «Миром-Кольцом».

Отличное продолжение для тех, кто не бросил первую книгу и уважает авторов.

Перевод читаем, переводчик продолжает общаться сносками — то тут должна быть «пушка» вместо «пики», то этого звали не Терри... На стр. 166 титаническая и напрасная попытка смягчить впечатление от оды Редвинга английскому языку, этому простому грамматикой стандартному инструменту мировой цивилизации, опередившему по словарному запасу азиатских конкурентов.

Кому, как не переводчику, возражать сей нелепости, да изнутри текста и так ясно: пришедший от Глории клип декодируется по своей иконографии только как предупреждение, что именно носителей североамериканской культуры там видеть не желают.

К полиграфии без претензий. Издание дополнено очерком, как дуэт писателей воспринимал свою книгу и события в ней — что любопытно, еще мягко сказано.

Надеюсь на продолжение банкета.

Обратите внимание на фон и контекст.

За плечами приятелей смерть, насилие, болезни, исчерпанный банковский счет. Напоследок купившая ребенку конфеток самоубийца, калеки, в т.ч., солдат-ревматик, чай с дохлой собакой, пропавшая тетя, «бурсит горничной»... Опасности буксировки. На уме и языке «кто же из нас действительно видит сон», «скажи нам, жив ты или умер», призраки...

Глубже этого слоя конфликт / компромисс романтики и среды. Вставка про волынку — противопоставление непонятого артиста обывателю и сложно не оказаться на стороне толпы. Подъем в эмпиреи от красот природы, фарфоровых собачек и вкусов японских туристов (тогда 100% гипотетических) не для рулевого; тишина глуши и мощь природы обращают к городу самых отъявленных их почитателей (справка: невеста автора решилась на медовый месяц в лодке). С другой стороны, красота есть и для счастья нужно немного, а на вверх по течению согласился даже Гаррис.

«Джордж должен был спать в банке с десяти до четырёх каждый день, кроме субботы. По субботам его будили и выпроваживали в два» — операционисты вздохнут о шестичасовом, да написано как раз между забастовками работниц спичечной фабрики 1888 г. (не травиться парами белого фосфора 14 часов в день) и 30 тысяч докеров 1889 г. Вереницы «курьеров» с кубическими ящиками ныне благословляют «удобно и современно», а на родине капитализма затея показала бесперспективность еще во времена першеронов — здешняя процессия к пристани в Марло прекрасно объяснит, почему.

Веревка запутывается сама по себе — хи-хи, ха-ха и Игнобелевскую премию в 2008-м за изучение спонтанного образования узлов на шнурах при тряске (от полутора метров завяжется с высокой вероятностью) получают Раймер и Смит.

Весело ли остальное, всяк пусть решит сам. Джером пользовался методом, который в киберленинке описали «нарушение логико-понятийных норм» (т.е., нормы надо чувствовать или знать). Сам он заявил, что писал не слишком конкретный гид по известным ему местам, пока издатель не начал вычеркивать из предъявленного исторические факты. Пусть порой оставшиеся напоминают Зощенко — спасибо ему и за это, и за то драгоценное, что было им как-то уловлено. Столько речников, сплавщиков, краеведов — кто приблизился к известности «Троих в лодке». Канули в Лету вдохновленная ими «Десна-красавица» Грибачева и «Трое на велосипедах» самого Джерома.

Да, не стендап, цели непрерывно хохмить изначально не было. Примите как есть. Развлекитесь, например, контрастом стимпанка и вампирской фэнтези (оба стоят на викторианстве) с тем, как их декорации выглядели для современника.

Мужчины в норме физически крепкие. Клерк прямо из офиса бурлачит полдня, на утро спокойно разгибается. Джей в байке про Уоллингфордский шлюз проходит миль семь-восемь за два часа, с деревянными веслами в такой же лодке приличная нагрузка. Старого газетчика «можно часто видеть здесь в летние месяцы энергично работающим веслами». Но — масса тела Джорджа в 12 стоунов, кило так 76 с верхом, достойна упоминания как значительная.

Полицейские представителями среднего класса не воспринимаются защитниками и лицами неприкосновенными.

Собственность не свята. Рассказывающий о присвоении досок мальчишкой на плоты, ожидает сочувствия аудитории, а не смерть репутации. Ярость от запрета высаживаться и устраивать пикник на чужой земле, объявление мошенниками и вымогателями собственников, отсутствие страха перед судом, в данном случае не гипербола. Так было и осталось (у Ричи в фильме «Джентльмены» есть кое-что о праве ходить по своей стране).

Аналогично с паровыми судами. Это не луддизм и не заскок «Искусств и ремесел», в 1888 г. на Темзе лодок регистрированных было около восьми тысяч, свисток «прочь с дороги» будит зверя обоснованно. Заодно, вот ненасильственное до Ганди.

«Вернитесь же, посмотрите черепа!» отрицает, в самый расцвет культа траура и похорон (см. у Арьеса и аналоги) такое любование и времяпровождение. Видимо, публике оно уже было до печенок.

Про станцию «Ватерлоо» (их две), расценки на пиво и сыр, имперские амбиции рекомендую комментарии Гая Михайловича Севера.

Впрочем, дело Ваше.

Фэнтезийный интеллектуальный детектив в декорациях XVI века.

Венеция: картины, статуи, драгоценности (много подделок и гипса), кинжал для парирования, цистерны дождевой воды. Инквизиторов назначают голосованием (одних и тех же из друзей детства). Все леди мадонны. Попы играют в шахматы в уме и к многому с пониманием, разговор с иностранцем почти измена... Впрочем, вопреки обилию локального (фанти, кампо, страппадо, терраццо, Сан-Джорджо-ин-Альга), воздуха лагуны, как в «Венецианском аспиде» и «Сыне Неба», не вдохнуть.

Ученый философ (родня Мишелю де Нотрдаму) и его ученик (род Alfeo Zeno в Золотой книге, да без дворянских дукатов) берутся за что платят. Гороскоп этому, мазь для спины тому... Но никаких реторт и нигредо (название цикла — загадка. Где, кто алхимик? ). Транс, таро, хрустальный шар, вызов демонов, пиромантия, биолокация — это для себя или если очень надо. Надо: власть темного знания не любит, поэтому, хотя сначала удавят и лишь потом сожгут, необходимо расплести узлы и впечатлить гениальностью расследований прежде, чем прозвучит первое и последнее официальное обвинение.

Конкретно эта история длится восемь дней. Начинается консультацией о то ли похищенной, то ли бежавшей из дома дочке — и, вроде, все успешно. Но вскоре Нострадамус уже с головой во взломе шпионского шифра, а Зено определяет температуру вскрытого прямо на диване тела, пальцами вместо термометра. Любовный четырехугольник, молодая старушка, угроза выселения, не хочешь потерять руку — ослабляй жгут, «Бафомет» звучит как приказ и Нептун, Нептун, найти Нептуна!..

Явно вдохновлено Рексом Стаутом. Правда, тут великий интеллект тощ и слаб от возраста, сидение дома обеспечили больные ноги, а не нрав. В жилище полно соседей и никаких орхидей. Зато, в отличие от версии Глена Кука, Нострадамус рьяный библиофил, а его кухарка гений вкусноты и выращивания детей. Альфео, хоть и ходит в церковь, ближе к Арчи Гудвину: рапира не для красоты, влюблен в куртизанку (чарующа если Елена, культурна и политична если Аспазия, может стать опасней Далилы), его враг из спецслужб вынужден его же охранять. Носится по делам меж дворцом дожа и затхлыми дырами, но догнать ход мысли и истинный смысл поручений маэстро ему почти невозможно. Финальное объяснение с собиранием за столом всех причастных — совершенно классическое для жанра.

Доступный перевод машинный ужасный неправленый, в связи с чем рекомендуется только для фанатов.

Горный мастер Имбс остался без сапог, поверив фантазии барчука, умеющего, однако, считать свои наличные.

История из «приключений иностранцев в России», которая и близко не приближается к уровню «Железной воли» Лескова...

Впрочем, здесь никто не умер и кончилось хорошо. Пострадал персонаж — ему лучше бы и дальше карасей ловить. На что рассчитывал — только его, свежеиспечённого, там не хватает? В одиночку хотел вести изыскания и организовать добычу? На германский манер в регионе, где селение звали по англичанину, а Курако приходилось ругаться с бельгийцами.

Но, как пенял еще первый издатель — не смешно.

Такое впечатление, написано ради шпилек, типа: «Донецкая Каменноугольная дорога, идущая через ваше имение, построена специально для перевозки каменного угля, но, как оказывается, ей за всё время своего существования не удалось провезти еще ни одного пуда». За этой фразой эпичнейшие события десятилетия: схватка Самуила и Саввы, спор о качестве металла, линии на карте и всякое прочее судьбоносное и анекдотичное, от которого воспетая Чеховым степь поросла терриконами.

Насчет железной дороги: объективно. Пускали движение по участкам и, пока в Мариуполе строили глубоководный порт — лет через пять после публикации сей «Правдивой истории» закончили — её приходилось считать инвестицией в будущее.

Зато можно кивнуть с послезнанием Тулупову, изрекшему: «Петербург и Москва живут английским углем, Россия жжет в печах свои роскошные, девственные леса, а между тем недра нашего юга содержат неисчерпаемые богатства!». Темпы топливного кризиса при попытке экстренно запитать север от этих недр в 1916 г. — хрестоматийны.

Рекомендации: исторический курьез.

«Работники поста 911 собрались в клубе»

Размаха прожектерства и технической наглости устыдились бы и разворачиватели рек с терраформистами. Полагаю, из-за подобных-то вещей переход на «фантастику ближнего прицела» современники бедой не считали.

Итак, хочется на Полярном Урале иметь виноградники, а Поволжье, Кубань, Украину избавить от засух и суховеев. Все проблемы решит одновременно «Гольфстримстрой».

Элементарно: солнце бесплатно греет Каракумы, так? Пустыни частично затапливаем, предварительно настроив там мостов с дамбами и прокопав Транскаспийский канал, по которому горячую водичку сливаем в текущие к норду реки. Климат помягчеет, рыбы навалом... Стоп, хотя молодцы Шестой Комсомольской шахты подняли с полуторакилометровой глубины неисчерпаемые потоки, в Средней Азии с влагой напряженно. Каспий мелеет. Значит, придонными атомными установками поднимаем к поверхности незамерзающие слои Полярного моря, испаряем калориферами на 40 000 кв.км, тучегоном (головной на мыс Ях-Пуба) отправляем своим ходом на юг и там осаждаем самолетами в размеченные для ливней зоны. Профит уже при жизни главного строителя.

Не верится, до ТРИЗа ли сочинено это, столько пренебрежения последствиями и граничными условиями.

А в годы написания — напротив. Совещания в Кремле, ночные. Новые элементы таблицы Менделеева (драконий, андромадий), телефон в охотничьей избушке, автор предполагает. Что в урожай завалят яблоками, купят пароходы апельсинов — такое вовсе за пределами воображения. Гибель рядом в мирное время: водителей в пустыне смерчем, шахтеров землетрясением, упавший самолет ищут не там (редактор такое в 1947 г. допускал). Наследие 1930-х: из военных часовой да старый генерал (авиации), бомбу обезвреживать героической жене.

О космических ракетах, вычислительных машинах и не заикаются, погодный прогноз с проблемами, зато летят авиапоезда и дирижабли, по водой телемеханическое управление, охранные системы — птица не пролетит, сдохнет. Творят науку одиночки, лаборатории крошечные, главный теоретик все сам, сам горит в будке на испытаниях, сам везет кассеты с койперитом...

С этим «ядерным горючим» и радиацией интересно, хоть в учебник истории, настолько четко видна грань эпох. Хотя про распад краткоживущих автору известно, его продукты не рассматриваются. Облучение — о, это от звезд, в верхних слоях атмосферы. Синтезированный «радио-элемент» опасен превращением в дезинтегрирующую энергию. История «микропушки», эвакуация города — просто красиво. Желание бабахнуть, чтобы на все болото яма, потеряно советской НФ позже, с приходом «главное — человек».

По языку судите сами:

«Горнов не замечал ни стеклянного звона ломающихся под ногами сучьев, ни снежных комьев, падающих с деревьев. Тяжелые мысли толпились у него в голове».

«Страна не простит нам ничего, не примет ни одно оправдание. Торопитесь!»

«Вдали показались кареты Красного Креста».

«Забить встречным движением последние полыньи, через которые мы снабжаем кессоны и батисферы кислородом и воздухоочистительными химикатами, это обречь на гибель сотни людей».

«Черные столбы с черепами и грозными надписями и это несмолкаемое жужжание говорили о том, что кусок уплотненной материи, замурованный в стенах серого дома, лежит под надежной охраной».

Рекомендации: преобразование природы любой ценой.

В последнем рейсе по обслуживанию техники в глубоком космосе, принят сигнал о помощи — и вот капитан Клэр видит перед собой легендарный лайнер, пропавший много лет назад в первом же рейсе с принцессами крови и интернет-каналов, инноваторами и прочими селебрити. Но он же не поврежден?! Как и положено в космохорроре, жадная до трофеев команда проникает на борт, а там...

Вещь в отзывах ругают и ее есть в чем упрекнуть по делу.

Старомодно — «далекое будущее» с освоением Марса и корпоративными интригами, словно из книжек полувековой давности. Не оригинально — главный зловещий секрет еще Каттнер использовал. Никто не слышит сигналов аварийного буя... Впрочем, это результат пристрастия к «Титанику», в котором автор честно призналась в послесловии — тот строили ради для скорейшего пересечения Атлантики пассажирами всех классов, здесь же архитектура и интерьеры элитного круизника... Да и с обеспечением безопасности многое иначе, транспондеры и проч. (впрочем, мореходство в глубоком вакууме часто выглядит неправильным и так). Предположение, что кто найдет, берет себе — см. Хаецкой «Космическую тетушку». Космические корабли в тысячи тонн притормаживают, словно паркетник на парковке. В экипаже спецов по ремонту ремонтом занята лично капитан, роботы только-только отбирают рабочие места, на переполненной Земле у бедных кладбища с надгробиями... И т.д.

Но не все так уж плохо в «Мертвой тишине».

Это ужастик. А превращение космолета в обитель призраков провоцирует готичное исполнение декораций, так у многих — «Терминус» Лема, «Вархаммер», Бэккер.

Роман хорошо переведен. Темп действия приличный. Есть сюжетная изюминка — Ковалик с детства прекрасно подготовлена к разговорам с мертвыми и встречам с неприбранными телами в темных коридорах... Собственно, поэтому она сразу и не ведется на то, что людей без отметки в медкарте доводит до суицида. Неожиданно трезвый взгляд на всемогущество корпораций, такой не встретить у Гибсона или в «Чужом»... В космосе есть интернет. Любовная линия довольно невинная. Продолжений не просматривается.

Полиграфия отменная.

Рекомендации: уборка на мертвых кораблях и сомнения в собственной нормальности.

Кто убил Маршалла? Жена-домоседка, брат-сантехник, индонезийский программист, студентка художественного колледжа? А зачем бы им?

На первый взгляд — область «уютной» литературы. Милая старая бабушка берется расследовать причины гибели человека на пороге своего маленького магазинчика. Обилие душевности, простых решений сложных проблем, полная замкнутость кружка персонажей (прямо по А.Кристи) и непрерывный поток упоминаний еды, реакция на которую годится в рекламные ролики. Чай с засахаренной арузной коркой и жареным рисом — напиток, но быстрая ходьба лучше тай-чи, и «Липтон» не так плох, если заварит знаток. И т.п. и т.д..

А потом вылез конфликт поколений. В мифологии, которую продвигают СМИ — есть бумеры, миленниалы, зумеры и барьеры между ними выше этнических и социальных. Одни умеют возиться с детьми и отличать свежую рыбу, другие дико креативны и болеют за справедливость, третьи мастера планировать и зарабатывать. Правда, одни не ощущают, что их ценности пыльный хлам, а ТВ уже ну никак не источник надежной информации; молодые сосредоточены на себе так, что впадают в ступор при стрессе; семья и родная кровь ничто для третьих. И так далее и тому подобное.

Автоматически предопределенная психология снижает уровень и, увы, но разгадку можно понять тоже только через теорию поколений. Много такого про искусство, что только глаза закатывай, вот и привязка к NFT-правам, актуальная на год написания, имеет несвежий привкус.

К переводу и полиграфии без претензий.

Рекомендации самые умеренные.

Про любовь неминучую. Пусть «девочка, холодная как зима, жадная, как король и одинокая, как сирота» в меру успешно топит парня в реке, все равно начинается: «Я становлюсь светом, который поймали его глаза. Я танцую — и за это сгораю». И т.п., включая алтарную плиту сзади.

Ведь Он — молодой, высокий, нескладный, в шрамах, изрядно ушлый младший префект иностранной инквизиции. А Она — серая натерпевшаяся служаночка почти 17-ти лет... местным Смерти и Удачи непослушная приемная дочь себе на уме, воровка и самозванка. И оба в цейтноте, на грани: начальник Эмерика уже убит; Ванье самой не жить, под вопросом лишь, прикончит ее за эту неделю проклятие лесного духа — гламурнейше, дамы уже завидуют — или жених настоящей Жизели, подло, грязно и грубо.

Чтобы сделать на такой основе не просто и не только романтику про отношения, приложены изрядные усилия.

Стандартное квазисредневековье онемечено (Адальбрехт, Айсвальд, вайссервурст, выборы императора), оснащено остроумным пантеоном и системой магии, в приложении к военным и правосудию эффектными. Принцессина (ударение в зависимости от застегнутости ожерелья) и ее мама как характеры небезнадежны, тема хищения личности раскрыта. Интрига, если отвлечься от центральной пары, связана с нравами аристократов, слуг, включая сверхъестественных, черепом* и термином «адрогация».

Ключевая идея про воздаяние и свободу. Но важны и сиротский приют, пепел ведьмы, магическая татуировка, внезапная синеглазость, хрупкий язык одиночества, конструкция эшафота. Низшие боги не допустят падения Свободных Штатов! На пиру не подать волчатину, жаль; нахтмары и близко не подойдут к звенящим колокольчикам, умники раздражают, тошноту легко имитировать, а бумаги можно отправить 23-го... Эпичен хэппи-энд, эталонной мощности и с чеховскими ружьями, удовлетворительно закругляющий всю эту историю.

Не шедевр, однако, выше среднего. Ассоциации умеренные со Шваб, Хардинг, Кобербёль, а, может, и Страудом; сильные с террипратчеттовским Убервальдом и старыми детективами про похищение драгоценностей.

Перевод читается легко, полиграфия с изюминкой — строчки, которые могут счесть нарушением законодательства РФ, закрашены серым. С разрешения правообладателя.

Рекомендации: ромфанта, язык цитат и что можно провернуть во время бала и бракосочетания.

********************************************

** «Ну вы знаете, с тем самым черепом, который весь испещрен рунами заклятия привязки и прямо-таки вопит: «Я задумал какие-то богохульные и незаконные махинации!», вот с каким черепом».(с. 496).

«Парус» не самоучитель — вела Ле Гуин писательский семинар для писателей с опытом (да-да) и создала в 1998 г. к нему умеренного объема пособие, для группового обучения «экипажа» самым простым способами не сесть на мель. Пособие переиздавалось, но, прикинув перемены уровня участников, мадам его переписала. Для тех, кто к 2015 г. разучился читать длинные предложения; не понимает, где наречие (в школе уже не учат, но это же твой инструмент) и когда нужна точка с запятой; заявляет, мол, старые писали в прошедшем времени, живые обязаны в настоящем... И т.д.

Звучит пессимистично, но — трудно было заподозрить — Ле Гуин на склоне лет истинный извлекатель квинтэссенции. Слов на мысль ей требуется немного, высокая культура здесь друг, а не мистерия. Отсылки к личному единичны, где общие правила, где свое мнение, более-менее ясно. Несколько примеров сочинено к случаю, прочее — цитаты классиков (так дешевле). Настрой деловой, она категорически против самовыражения и терапии, не будите своих демонов на моих семинарах, не требуйте уловить невысказанное. Напишите-ка предложение из 350 слов; в конце отрывка в 1000 слов отразите сказанное другим персонажем в начале; переписать от лица отстраненного автора, неглавного персонажа, всезнающего; сократить ровно вполовину. И т.д.

Порой спорно: «Трусливый писатель скажет: «Считается, что человеческое существование определяется способностью мыслить». Отважный выразится иначе: «Я мыслю, следовательно, я существую»». Первое, по мне, созывает теоретиков к сабельной рубке.

Но книги ценны не лишь потому, что по ним учили. Итак...

«Вот почему научно-фантастические миры так красивы, а писать и читать научную фантастику и фэнтези так интересно: писатель и читатель совместно конструируют эти миры. И это совсем не просто».

В Европе триады, у индейцев всего по четыре. Попробуйте.

Поток похвал Вирджинии Вулф. Патрик О`Брайен («Командир и штурман») — живо, подвижно, легко, длинные романы читаются быстро. Много характеристик тех, кому в примечаниях достался лишь ярлычок «американский писатель» и годы жизни. «Она же Грейс» Этвуд — безупречно. Из детективов Донна Леон, Тони Хиллерман, Сара Парецки. И «неловко советовать читать «Войну и мир» Толстого, ведь решиться прочесть этот роман подобно подвигу, но это действительно хорошая книга».

Отключите автопроверку. Что компьютерные программы понимают в хороших текстах.

«Если вы мало читаете или интересуетесь лишь тем, что модно в настоящий момент, у вас весьма ограниченные понятия о том, на что способен язык».

Сюжет — один из способов рассказать историю. Превосходный прием, но не важнее нарратива. Непрекращающееся бурное действие свидетельствует об отсутствии истории, которую хочет рассказать автор. Кроме конфликта есть открытие, потеря, поиск, отпускание, терпение. Не нужен структурный сюжет, нужен фокус, центр притяжения. Нет изменения, нет истории..

Хороший абзац не больше четырех предложений — ерундовый совет, пришедший из журналов, набранных колонками.

«Сила прозы во многом зависит от умения повторяться в нужном месте и в нужный момент» (к вопросу о синонимах).

Студенты музыкальных и художественных училищ спокойно упражняются в копировании великих, в литературе из оригинальности сделали культ. Осторожно — можно, но во избежание исков за плагиат, лучше с пометкой «в манере такого-то».

События происходят потому, что вы, писатель, о них пишете. Не снимайте с себя ответственность.

В настоящем времени живут новорожденные, потерявшие память и сценарные объяснения, когда в объектив брызнуть кетчупом.

Если сможете вырезать начало, режьте. Чеховской бритвой.

...

Полиграфия нормальная, перевод неясно что сделал с заголовком, но, в целом, терпимо.

Вместо рекомендации пойдет антирекомендация: познакомились с «Парусом», избегайте «О чем кричит редактор» Гутиевой.

В целях популяризации наук ученые и к ним примкнувшие интеллектуалы — про толкиеновские ландшафты, население, технологии и т.д. Если бы они были тем, что подразумевают французы, а «Властелин колец» НФ.

Не достигли. Для понимания уже надо знать терминологию и концепции разных наук и любить «Властелина Колец» всерьез.

Сборник без общей идеи, редакторской руки, обсуждения, библиографии. Каждый о своем и в свою сторону.

Например, для оборотня из «Хоббита» тут пакет данных по изучению берсеркства и попытка вывести из мифа о Диком Человеке (Энкиду). Предтеч знают двое: научный журналист и философ. Владение толкиенистикой: от прямого пересказа до уровня, вызвавшего вопли в примечаниях «научного редактора» перевода. Расчет климата Шира как соответствующего Беларуси — без комментариев.

Широко подключились геологи — минералогия Аркенстона, плиты... Спорны замечания геоморфолога о болотах после водопадов, зато запрет на посещение Менельтарма обоснован, нечего соваться к лавовым потокам. Гондолин явно в кальдере вулкана, Ард-Гален место тангородримского пеплопада, вогнутая дельта Андуина свидетельство подъема моря... И т.п.

Гуманитарная часть — разочарование. Общеизвестное об истоках, политическое кредо Толкина и нечто, вроде «если в творчестве Толкина почти нет экономики, причина в том, что двум мифологиям трудно сосуществовать». Экономики в ВК и «Туда и обратно» хватает, если что.

Биологи выступили достойней. Причислили Профессора к эволюционистам, рады искать аналоги на древе жизни птицам, насекомым, гномам и т.п. Палеоботаник: пустоши Арнора и Ангмара возникли искусственно, должна бы быть тайга. Прогнали рисунки Толкина через программное обеспечение для палеонтологов: Глаурунг и Смауг не родня с позднего мела. Но что это значит, авторам уже не интересно. И у всех так. Глубинный страж — ОК, популяция. Чем живы Мглистые, если пресноводные хватают добычу с берега или охраняют его подобным образом? Анатомия эльфийского зрения требует бровей — а ничего, что изначально пользовались им не под Солнцем? Вердикт: онты/энты не истинные дендрантропы, фауна, миметики вроде палочников, отсюда разная внешность одного вида. Какая экониша у таких созданий, какая у гигантских орлов... побоку.

Но есть и прекрасные свидетельства профессионального интеллекта участников.

Врач клиницист обратил внимание на ранее не обсуждавшееся — 80% персонажей цикла безразличны к врачебному искусству, орки ходячие болезни и мрут от одного удара мечом. Лягнул трансгуманистов, монетизирующих ложные надежды на выздоровление (скользкая тема), диагнозы Фродо с Теоденом лучше под спойлер. Но гипотеза, что Смеагорл уже ДО контакта с Кольцом слышал в голове требующий убивать и доминировать голос — естественнее ассоциаций Шиппи с абстинентным синдромом.

Привязка спелеологом-ветеринаром видов Мории к технологиям транспортировки пустой породы.

Трактовка свойств Кольца химиком:

Полиграфия: серовато, крупный шрифт, цветная вклейка на глянцевой, ч/б иллюстрации... Просто так, ничего научного.

Ляпов перевода не заметил, кроме обещания в начале давать цитаты Сильма по Эстель, а в тексте везде ГриГру. Письма цитируют по электронной библиотеке.

Рекомендации: фанам для развлечения, на полку коллекционерам.

По объему повесть. По содержанию производственный роман, законченный в мае 1929 года. Не утопия.

Одиннадцатиэтажный «Мосторг» на Кузнецком, лавина двухэтажных автобусов в Петровско-Разумовском, движущийся тротуар от Страстной к площади Свердлова, речь тов. Енукидзе, огни газетных электрореклам, радио на перекрестке вместо милиции. Население Москвы 4,5 миллиона. На столах пивных слой гороховой шелухи. Подпольный ресторан. Подростки загорают на Клязьме и у Моссовета. Продолжаются попытки изобразить антирелигиозную богородицу. На заводских собраниях затыкают рот бузотерам и требуют: «За такое планирование к стенке!».

Сюжет — деификация, она же дне-фикация, перевод СССР на трехсменную жизнь под нежным и ярким светом искусственных солнц академика Загородного. Изложено через судьбу Локшина, энтузиаста, бывшего главой комитета, а ныне усталого служащего Госплана. Разбираясь дома, обнаруживает пару строк от любовницы и к нему приходит полное понимание, что...

Интересна сама идея. Опыты советские с пятидневкой известны, Азимов в «Стальных пещерах» упоминал о провале проекта посменой жизни и т.д., но, тем не менее, проблема пиковых нагрузок и круглосуточной эксплуатации всё еще актуальна. Авторы знают о суточной кривой травматизма, разработали ряд социальных вопросов, а предложенная для сдвига биоритмов гелиотерапия выглядит вполне современно.

Действия группы князя Голицина (первого мужа Редлих) серьезнее фарса «Роковых яиц», тоньше методов негоро «Месс-менд». Взрыв на заводе сделает не луч гиперболоида, а подписанное второпях: «В замене проводов необходимости нет». Использование административного восторга и спешки в целях саботажа — пять баллов. А что Госбанк кредита не дал? А компания в прессе, с призывом к прокуратуре и РКИ дельцов на чистую воду?

Удались постановка практических вопросов, картинки учрежденческих отношений, речевые характеристики. Стиль неровный, с пробивающимися красивостями и бытовыми деталями. Местами отдает Зощенко: «Соседи проходу не дают. Вы как же, говорят, Евгения Алексеевна, рожать будете — в три смены, или только в две». Мнение специалиста из перевоспитанных беспризорников, что лучше быть хорошим ширмачом, чем плохим инженером, тоже печать времени.

Пасхалки: 10-й том «Клима Самгина», автоматическая «столовая им. Юрия Олеши», в которой подъемники застревают между этажами, а из щели торгового автомата безнадежно торчит царский пятиалтынный.

Вывод: советская фантастика была, пусть и недолго, умней, зубастей и литературней, чем принимается по Казанцеву, Адамову и «Пути колеса» Ульянского.

Цитаты:

«Только через двенадцать дней после ареста Локшина вызвали к следователю»

«Я сам сейчас с двумя балеринами живу»

«Черная зимняя ночь мохнатым огромным зверем навалилась на сонную Москву»

«Говорят, декрет вышел, чтобы не спать больше. Всю Россию разворовали, а теперь на них по ночам работай!»

«железо, бетон и стекло, взятые в непривычных пропорциях, сочетались вопреки представлениям о тяжести и архитектурных нормах»

Еще Гоголь знал, насчет «такое очарованье» или «пестро» сложно договориться даже дамам приятным. Но иллюстрации Ломаева в больших дозах — без вариантов.

Поверхности и фактуры, одежды несуществующих народов, морщины орков и залысины хоббита, короны и кольца недоступной витринам Оружейной палаты привлекательности, бороды, рыжие растрепы, узор и орнамент — пестрота практически принцип организации материала, царство Ломаева.

Друид из «Шаннары», «Дети стеклодува», «Пятое кольцо», «Город крыс» — работы мирового уровня. Примерно между Топпи и Вальехо, если не определять расстояние. То, что для изданий Дианы Уинн Джонс — прекрасно и полнокровно. Правда, атмосфера не в британском духе, но это уже к праву на интерпретацию. «Азбуке» «Королевский гамбит» Скирюка сгодился для «Лучшее за год XXV/I». Тоже показатель.

Однако, есть области, где пестрое не в помощь. Иногда шли ассоциации с приемом сказителей, останавливающих самурайскую схватку описанием кто во что одет. Вместо деятельных персонажей — статуэтки («Роуэн из Рина»), архитектура и ландшафты не запоминаются. Только в артбучном масштабе понял, насколько плохи «Мечи и темная магия» с замершими как для селфи рукопашниками. Анималистика (лошади, хорьки, медведи) и вообще передача движения не ахти. Полеты не его. Если большеголовый коренастый мужичок или ребенок с перепуганным чистым взглядом — голосуйте, Ломаев.

Возможно, художник это сознавал, ибо компенсировал. Ракурсом, вытянутой к зрителю рукой (пятерня, ладонь), геройским изгибом, сюжетом сценки, динамики не требующим.

А причина может быть в скорости, за 2000-2007 сделано около 350 иллюстраций, обложек и т.п., пока в Лейпциге не снизошло насчет доходности (этот артбук — его с женой издательства. Удачи). Настолько же Ломаев по иному хорош в ч/б иллюстрациях к «Числа и знаки» Бурносова. Зачетно, но автор завален премиями и номинациями за другое.

Текст — крохи автобиографического характера. Где рос, у кого учился, как шел к Толкину и компу, каково питерскому художнику мотаться сдавать работу в Москву. Поклонник Семеновой и Алексея Иванова. Утверждает, исходник дочитывал. Еще:

Знал коллег, утративших талант после освоения «Фотошопа».

С хоббитами у реалиста проблемка — лезет звериное из-за мохнатых ног.

Бывало, он писал обложки на холсте маслом с гелевой ручкой — не могу представить, что думали те, кто готовил по ним макет.

Детей (для Кобербель, Фишер) рисовал вживую, со своих же чад (или из их детсада).

Полиграфия цели издания соответствует полностью.

Рекомендации: картинки начала века.

Аннотация прекрасна, но кое-кого вяжут к бамперу колючей проволокой. Должно б понравиться ценителям фильмов про фриков и трудную мишень — «День курка», «Телохранитель киллера» — если не против хорошей дозы «Футурамы». Общего с 1-й трилогией Вонга нуль.

Различимое будущее. Город Табула Ра$а (США) — либертарианство, прикидывающееся киберпанком или марвеловским комиксом. Небоскребы в голограммах, доска объявлений киллеров, фастфуд, киберпротезы, нищета... только частная полиция... А теперь и Зои Эш. На поезде приехала. Вонючем. С котиком. Вонючим. На ногах кроссовки, на душе мегатонна независимости. Она Золушка наоборот.

Не знает никого — её узнают все. За фею голос в телефоне. Вместо бала надо за выходной разобраться с проблемой из пролога: слишком там было много денег, биологического отца, стриминга, перехватов управления «тойотой» и угроз.

А она против этого. Эту уроженку Среднего Запада (шрамы, вес, тантрический секс) спецэффектам не очаровать. Они суть реклама песочницы, в которой играет полу- и просто криминальный бизнес, пока на них глазеют ротозеи соцсети Blink.

Автору отвратительны и они, и ситуации, когда на ублюдков никакой управы, сиречь либертарианство. Высмеял сверхкомпетентность: по спецсвязи трепятся, хай-тек ломается, русский писал ПО на квенья, дом заваливается. Мощь корпораций, крутые команды — знаете, кому и как достаются хорошие местечки? То-то же. Стиль: сверхдорогие тачки, девушки одеты для погоды на 10 градусов теплее... это же блеф, а блефовать всерьез — на то и модельеры с визажистами, на то и гаджеты, на то и невесты, с которыми прилично. Только лед тонок, в набедренной повязке есть чему гореть пламенем, а чаевые в мире Зои важнее убеждений и имиджа.

Насколько «Футуристическое насилие и модные шмотки» смешны, определить затрудняюсь. Забавны, пародийны. Но горечи больше, чем допустимо в попкорне.

К переводу любительскому без претензий.

Рекомендации: антикиберпанк или суперкоманда против суперзлодея.

По хронологии цикла прошла пара недель, но с Хандаром и штыками в пустыне всё. Мы на другом материке, где самое начало революции против тирании спецслужб. Читать отдельно возможно (пояснено достаточно), только что персонажи хуже раскроются.

Ничуть не просев с художественной стороны, Векслер избежал генеральных соблазнов темы (вот Аберкромби повелся на ревтрибунал с комиссарами и свою «Эпоху безумия» слил, прямо по кропоткинскому «это не революция, ничего не сделано»). «Трон тени» это оригинальное построение на фундаменте фэнтезийно остраненных цитат.

Отчетлив привкус игры, исторической угадайки наоборот — всяк узнает «Великую Французскую» по приметам и именам, но что-то она не против 1-го сословия. Вендр аналог Бастилии — но взят иначе. Заводит публику Дантон — но не потому, что на ее стороне. Урбанизм бульваров Османа не выстоял, дворец Онлей говорит: автор не в восторге и от версальских затей.

Идеологически... не то, чтобы совсем экстравагантно, но и не мейнстрим. Революция совсем не марксистская, вживую классов, масс и подобных материй нет (реплики студентов — деликатес для ценителя). Не конспирологическая — агентура зверски эффектна, да только на что досье и службисты с ассасинами в кожанках, когда толпа уже дома сносит. И не идеалистическая, вера в сильную бумажку, типа «декларации», «тезисов», «прав», отсутствует.

Есть понимание узкой роли прессы и громадной денежных средств. Как финансы выглядят на площадной бирже, в набеге вкладчиков, визите откупщика на делянку и коммуне бездомных. Вкус к гравюре и карикатуре проявлен. Политика с этикой не мешается, автор не выбирает красное/белое, быдло/элита, был бы человек хороший с головой на плечах.

А головы в столице горячие. Неудачные войны — обслуживание зарубежных займов — слабое правительство — личный террор — системный кризис. Король из последних сил вручил Минюст уникально победоносному полковнику Вальниху. А тот, зараза, как пратчетовский патриций Витинари, оказался готов. Так капитан д'Ивуар Первого колониального и получил приказ возглавить жандармерию, а лейтенант Игернгласс одеться женщиной и внедриться в банду непокорных до отчаяния речников.

Однако, у наследной принцессы Рассинии свои приоритеты. Быть ей марионеткой герцога, если она за последние дни-часы на воле не уберет того вместе с тайной полицией и всем, на чем оба держатся. То есть, государством Вордан. Как? Ну, предка короновали Генеральные Штаты, так, может?.. С ней заодно: чудной преданности и убойности камеристка, пять-шесть небесталанных радикалов в городе, результат инсайдерской спекуляции и сверхъестественный реаниматор внутри тела. Тысяча имен, Черные священники... Помните? Магия уже не подковерная интрига посвященных, полноценно влияет на ход событий.

Финал/продолжение цикла сулит немало, вопрос лишь, новое Вальми, возвращение короля-демона или и то, и это. «16+« на обложке не только из-за зверств — Винтер добралась до своей рыжей любвницы. Хотя там больше трогательного, чем эротики.

Баталистики, артиллерии немного, однако пороховой дым над капустным полем не хуже лучших мест первой книжки. Армия чокнутой Джейн и возвращение в подразделение — по душеведению сильно. Ассоциации с Беком.

К изданию без претензий. Шрифт крупный, сквозь бумагу просвечивает терпимо. Карта есть, хотя не нужна. Ляпов перевода, подобных бывшим в «Тысяче имен» не отметил, читается легко и бегло.

Рекомендации: фантастические революции, одержание и тактика XVIII века.

Первые три части «Учеников Ворона» были про академию магов, последние три (отзыв на них разом) выстроены вокруг взлета Темного Властелина, глазами далеких от основной сцены периферии кандидатов на уничтожение третьей-пятой очереди. Кровь, холод, Халифаты, леса, горы, битвы, предательства. Сердце одержимого лакомо; скипетры наставников так и не нашли, любовь трогательна и на костре, а меж крыш кишки; он гнет все сущее силой своего разума; в карете потайной люк; погодники и философы шлак; всё, что я делал, шло от моего сердца, ума и совести; чужая боль, репрессии, подарок богов.

Жесткий финал, по отзывам, принят без восторга. Почему-то. Хотя с Екклесиастом не поспоришь — «Конец дела лучше начала его» — но, в фантастике, часто, завершение не востребовано совсем (заглохшие циклы), редко когда издатели его доносят до публики как мемориал (Харитонов, Джордан). Типичны закольцовка, вбоквелы типа «дети джедаев», воскрешения...

Проблема с финалом в следующем. По сути, он — структурно оформленный и сюжетно обоснованный вывод за ручку (шиворот) потребителя из виртуального конструкта, именуемого художественным произведением. Создателю-то, если планирует не продолжать, возиться зачем. Прямо по Гете: «Конец? Нелепое словцо! Чему конец? Что, собственно, случилось?».

Завершение тотальное и всеохватывающее — на памяти, на такое шли Сапковский с ведьмаком (но приквел уже есть) и Ф.Рив, блестяще заземливший «Эру движения». На другом полюсе фирменный прием Гжендовича (все из поезда, с самого начала это была другая история), нечто в этом стиле откалывал и Алекс Орлов.

Между ними те, кому и перспективу успокаивающую показать хочется, и участников подсократить в кульминации надо. Смерть же настоящий конец. Так поступали и Дюма, и Роулинг. Поэтому постигшее учеников Ворона предлагаю принимать спокойнее. Вполне традиционное решение, а тут еще и оптимистичный эпилог.

Ворчать есть другой повод. После интерлюдии «Чёрной Весны» стало все, вопреки обилию крови и пламени, серей.

Практически все прежние темы вытеснила война, но в духе то ли трейлера к игрушке, в которой персонаж скачет среди взрывов чертиком, рассылая гибель, то ли старой анимешки с проговариванием приемов. Призрачное копье! Призрачная коса! Щит света! Ножи крови! — а потом опять и снова. Не, баталистика не конек Васильева.

Психология пожиже: например, став палачом и живым оружием массового поражения, Эраст не думает тактически (каждая изба либо укрытие от вражеского огня, либо препятствие для своего).

Реалистичность снизилась: стирка, ночевка у костра, фуражировка, бордель... Всё осталось за Вороньей горой. Как и много обещавшие классовая вражда с тайной Виталия и секретами богов, мародерство, беседы с призраками...

Правда, автор показал демона Зарху, гномов и эльфов, но именно что «показал». Для галочки. Чем гномы отличаются от людей, кроме того, что у них свои короли и маги, осталось неизвестным.

Рекомендации: если хотите пройти весь путь.

Попаданец, он же путешественник во времени, повернул ход истории безнравственностью и рассказывает любовнице, какой он великий, почему что будет дальше и чего не будет. Она согласная.

Стойкие ассоциации с «Наполеоном» Чапека — что ж, хорошее у Харитонова из материала, взятого у лучших, не так ли.

А «После меня хоть потоп» — хороший рассказ, по крайней мере, на фоне тех, что под этой обложкой. Можно оспорить насчет торпедирующей шварцевского «Дракона» пьесы; про англичан и американцев — в норме, более-менее. Однако, свести холмсиану к бойне, вуду и спецслужбе... Вроде того, как старинную мужскую песню исполнить развеселым бабьим хором. Не запрещено, но на любителя («Подлинная история Баскервильского чудовища» довольно разочаровывающий сборник).

Этот же рассказ мал, да удал. Мясные обрезки из госпиталя, священный ужас перед методичным, верный до поры палач, «власть» в социуме вроде власти программиста над своей программой... Автор в своем амплуа.

Глаз резанул лишь вопрос, что было бы, обрети карфагенский ученый рецепт пороха и отливки пушек. Ответ: история Архимеда-2 вместо завоевания мира.

Рекомендации: умеренные.

Альтернативная история, подтип «как могло иначе» (не путать с «что было бы, если»). Кое-кому резня в доме Полански черта, после которой многое стало другим. Могло ли стать так, что мэнсоновский молодняк НЕ убил кучу народа, включая знакомого экс-каскадера и знать их не знавшую киноактрису?

Да. Однако, за деталями лучше обратиться к фильму. Основное последствие несостоявшегося события — номинация в 1999 г. на «Оскар» ремейка гангстерского эпоса «Дама в красном», режиссер некто Квентин Тарантино... Но статуэтки он не получит и хватит спойлеров.

Книжка о нескольких днях в Калифорнии 1969 года, причастной хоть как-то к кино. Значительные требования к культурному и историческому багажу и никакого уважения к культурным и контркультурным мифам. Это Стивен Кинг, современник, то ли рефлексировал, то ли ностальгировал о Кеннеди и спутниках. В США Тарантино они, как и Хрущев, как и Чехословакия с ядерным оружием, явно всем по... фиг (мата хватает, но он простецкий). «Лето любви»? Хиппи роются в мусоре и заражают малолеток сифилисом. Рок-музыка лишила заработка фолк-певцов, «Биттлз» не красавчики и слушали их без фанатизма. «Золотой век» калечил лошадей... Любое зло сходило с рук там, где лучше наличных только обезболивающие — «прощали многое, особенно в шестидесятые». Кинофабрику тех лет автор не прощает.

«Тарантино безжалостен» почти тавтология, но, при обилии всякой гнуси, атмосфера в книге душевная. Не совсем то, что зовется «гуманным», но отношения лично-ориентированные и почти всегда учтивые, подразумевающие вежливость и желание помочь по умолчанию. О слепом старике трогательно заботится деструктивная секта, о разучившемся готовить роль актере — младшеклассница, не менее трогательно. Оставивший след из трупов врагов и приятелей, на войне и в пиццерии, души не чает в собаке, их ужин эмоциональнее смерти жены на причале.

Бесчеловечны лишь господа от культуры. Способные сожрать что и кого угодно, бесполезен против их наглости тюремный опыт, и прошлое сотрудничество. Отбраковка, эксплуатация... Эстетика, художественные решения? Режиссеру платят, чтоб орал и всех строил. И до людоедства доходящей практичности, кругов избранных, в который еще попробуй удержись, мало. Не вытянули.

Кризис старого Голливуда — вот настоящая тема романа. О нем говорят брутальный Бут, этот по части вранья и всего, что уже делали другие (Япония! Италия! СССР! ), а через дружелюбную к миру, начитанную Шэрон мягко транслируется, где секси-озорницы, а где управление зрителем уровня Моцарта. Рик Далтон показывает уровень актерских мастерства и культуры (правило №3: Альдо бутылку не давать).

Несколько болезненное удивление (удовольствие?), как просто бить, всадить пулю, резать, жечь и смотреть на вытекающую жизнь, соответствует известному по фильмографии автора. Здесь даже собачку переедут. И про ветеранов II Мировой тоже сюда.

Неожиданы трепет перед умелыми и близкое к ненависти в адрес богемы, что талантлива, да не способна: «сомнительно, чтобы неподготовленный, недисциплинированный и попросту расслабленный Мэнсон научился доносить свою музыку в условиях напряженной, нервной, стерильной атмосферы профессиональной студии звукозаписи».

Структура — претензия на модерн в 25 главах с приложением. Нелинейность с флэшбеками и заскоками, в будущее и литературную основу сериала «Лансер». Удачно дополняет её, с технической стороны, как бы сценарий («Пост.№181010») эпизода сериала «Закон охоты», а комикс, шаржирующий Ди Каприо, вроде вставок ляпов и т.п. веселухи, которыми перемежают экранные титры.

Прилично, ровно, но автор далеко не Перес-Реверте. Например, отсылки к приметам эпохи — с трудом останавливается, начав перечислять, что пили-курили, что по радио такому-то такой-то крутил, а уж когда кто у кого с кем снимался... На грани терпения, прайс-лист какой-то бесполезный (примечания — «Голливудский справочник» — хороши, но нельзя же в неакадемическом издании откомментировать всё, что тут страницами). Язык удачен в диалогах, точен в характеристиках, детален в описаниях движений и одежды, сер в пейзаже и прочих декорациях, психология разжевывается, метафор и драмы языковыми средствами не наблюдается, юмор в следовых количествах.

Издано недурно. К переводу можно не придираться. Правда, баблы комикса остались на английском.

Рекомендации: по интересу к эпохе, кинофагия, знаменитые алкоголики и тарантиноведение.

В 299 году XIII эпохи почти семифутовый человек модифицированной породы верхом на боевой кошке (кормить каждые 72 часа) въезжает в форпост, основанный для защиты от таких, как он. Ныне Скеллет трущоба, доходов барона от торговли льдом с югом хватает на от силы полусотню стражников и обслуги. Но там есть трактир, а в трактире Забытый Король — единственный, кто даст шанс на действительно вечную славу. В обмен на несколько квестов героического характера, конечно

Король в желтом (да, а что?) причиной горя гниющего мира считает богиню П’хул и поручает подуставшему от смертей принцу оверманов Северной Пустоши отнюдь не спасение барышень. Но Гарту все равно. Он готов. Сперва так он думает, то есть..

Дебютная фэнтези умеренного объема. Часть первая трилогии.

Подходом к детализации, раскрытию мира (много всего, но обрывками и репликами) напомнило Вэнса. Но без груза веков и театральной элегичности, атмосферы, вроде той, что вытянула «Драконью погибель» Хэмбли. Вэнс писал красками, Уотт-Эванс это карандаш и тушь.

Суховатый язык, завидно рассудочный варвар, отстраненный взгляд на психологию и прочие припадки. Концентрация на более технической, чем эпической, задаче поимке и доставки василиска — этим похоже на Де Кампа. Только не конановского настроя на силу и волю, а вечно недоумевающего «Демона, который ошибался».

Но эти пейзажи, эти невидимые разбойники, эта дорога уютнее города... И меч, и казнь, и один против всех, да в рамках умеренности и аккуратности, от которых Муркока б вывернуло; коммерческое озарение финала — да, это он, Уотт-Эванс, каким тот был и в более удачных вещах.

Автору любительского перевода, за то, что вполне читаемо, если не обращать внимания на строчные и прописные — спасибо. Спасибо и что предупредил: дальше идти не планирует. Жаль, но это обычная судьба циклов Уотт-Эванса на русском.

Рекомендации: для поклонников.

Анти-Гиляровский. Набор узко-социальных очерков, с прицелом на нездоровое, угнетающе тяжкое, безнадежное. Сеанс гипноза для страждущих душевно, ясли для неизлечимых, визит к гадалкам, малолетним проституткам, бойня русским и еврейским способом, бюджет мелкого клерка, оккультизм есть наука, в которую не посвящают профанов и... напрасно думаете, что в большинстве частных аптек настоящий древесный спирт.

Декадентство в журнальном изводе, без поэзии и советской обработки. Всё в сером тумане, из которого выходит вплотную фигура, чтобы нечто поведать и уйти. Вещи, явления, анекдоты, пафос обличения — зачем?.. Города не видать. Точно Москва? Не Воронеж, Нижний? Было всемирное братство менталистов, не было, неважно, 10 рублей за визит и хватит об этом. Запах крови и дрыгающая нога есть, разделки туш нет — автора интересует аффектное (а свиней режут бездарно) и театральное. В последнем он просто хорош. Слова, движения, взгляды... Колдун с нехитрыми приемами, открыватель истины из чайной — портреты рельефные, на фоне интерьера и только словом. Почти готова роль для малой сцены, эффект эпизода докфильма.

Но «оператора» за «объективом» словно нет, он более безлик, чем оперативник Хэммета. Возможно, из осторожности: нет дат, адресов и фамилий. Пять-шесть топонимов — ну, Иверская, с ночных молебнов которой «канареек» так нехитро ловят — и всё. Городовой с каждой марьяжещей на бульваре брал по таксе 30 копеек? нет, это лишь запись сказанного. А ведь год издания 1917, а ведь место Петроград...

Рекомендуется ищущим дореволюционные психологические типажи и кое-что о праве полиции «регламентировать» женщин.

От содержимого под заголовком Manifesto следует ожидать многого. Без шуток, есть чудесные подборки, например, «Литературные манифесты от символизма до наших дней». Порой весь пар уходит в свисток, а-ля бумажная архитектура, но эффектно. Логика причудливей концепций, энергия так и прет... Обычно.

Жаль, не этот случай. Ясно, почему замечание Суэнвика «бытует подозрение, что первым и единственным трансреалистом был и остаётся сам Рюкер» вошло даже в библиографию на сайте.

Автор речет в духе Новой Волны и контркультурной мистики:«трансреализм пытается трактовать не только непосредственную реальность, но и реальность высшую, в которую жизнь встроена ... бесконечное количество мыслей и восприятий смешивается с бесконечным количеством входных ... Трансреализм — революционная форма ... При написании связного трансреалистического романа вы включаете в текст ряд необъяснимых событий, причин которых вы не знаете».

Солидная заявка, да? Нет, прикол. Переводчик — спасибо, mif1959 ! — заверил в соответствии пассажей оригиналу, так что списать на него ляпы не выйдет. Итак...

«Если автор точно знает, как будет развиваться его книга, то и читатель это предугадает» — опровергнуто еще до написания, детективным жанром. «Трансреалистический роман растет органично, как и сама жизнь» — казалось бы, Борхес показал «Садом расходящихся тропок» что выращенный таким методом роман невозможно воспринимать иначе, чем груду черновиков. Даже в природе всё, что органично, растет по плану, закодированному в ДНК. В противном случае, см. «пороки развития».

«Понятно, что литературные персонажи должны быть основаны на реальных людях»... кхм, найденные прототипы — любимая игра литературоведов — демонстрируют: сильные писатели ими только вдохновляются («человек в футляре» внешность получил от спартанца и филантропа), у Толстого, Дюма, Нила Стивенсона и проч. выдуманые персонажи живей исторических. Копировать призывают слабые, см. аргументацию Смекайлы у Носова (#бормотограф).

«Еще более важна идея разрушения общепринятой, консенсусной реальности. Именно здесь инструменты научной фантастики особенно полезны» — сюр и абсурд уже заняли эту нишу, в ней тесно. Насколько полезны инструменты НФ в этом случае можно убедиться на «Диких мальчиках» и «Цветах тюрьмы Аулит», аргументах из разряда «вот так лучше не делайте».

«Пока людей можно обманом заставить поверить в реальность новостей в 6:30, их можно пасти, как овец» — писателю НФ следовало бы знать о двоемыслии и двоеверии. А чтобы пасти, нужно пастбище, проверено перестройкой.

«нормальных людей не существует — просто посмотрите внимательно на своих родственников» — спутаны понятия «среднего» и «нормы». «Среднего» в реальности может и не быть, а «нормального» не может не быть, так как это по умолчанию сочетание различных характеристик, соответствие которым воспринимается в данной культуре как закономерное и постоянное (в одном из смыслов, быть знакомым с Рюкером уже нормально. В другом, американскому писателю изрекать weird-ное — нормуль).

«Привычные инструменты НФ — путешествия во времени, антигравитация, альтернативные миры, телепатия и т.д. — на самом деле символизируют архетипические способы восприятия. Путешествия во времени – это память, полет – озарение, альтернативные миры символизируют великое разнообразие индивидуальных мировоззрений, а телепатия означает способность к полноценному общению» Что ж, «архетипические способы восприятия» расшифровке не поддаются, а что касается символичности... Фантдопущения движут разные темы. Есть темпоральная НФ про ход исторического процесса, есть чистые фарсы с двойниками. После «Левой руки Тьмы» телепатия как полноценное общение... нет. Антигравитаций же столько в стольких приложениях (один Уэллс выдал два), что альтернативки бывают проще.

«в обычных фантастических произведениях они (люди) описаны настолько пресно, что очевидно являются марионетками воли автора. Их действия — предсказуемы, а в диалоге сложно отличить одного от другого» — мысль понятна, но уж больно плохое сравнение. Любой персонаж в воле автора, даже если убегает со страниц и дерется, как у Ффорде. Констраст пресного марионетке плох и тем, что именно кукольный театр позволяет творить чудеса драмы тенью от тряпочки. Эссе, кстати, написано на пике карьеры знаменитого кукольника Джима Хенсона — пробовал ли Рюкер предсказать сюжетные повороты «Маппет-шоу»...

Вот и вернулись к вопросу о качестве жизненных наблюдений в текстах. Манифестом оно не обеспечивается.

Поступление в школу магов плавно перетекло в квест на каникулах, тот в заезд на войну — поэтому отзыв сразу на три книги.

Сюжет почти попаданческий (прыжок Жучка из квартала висельников на Воронью гору баронским сыном №3 воистину как между мирами), отчасти шпионский (дары преобразившего его в фон Рута дорого обходятся).

У такой смеси есть преимущества: «попаданцу» нужно спрашивать очевидное, просвещая читателя, а так как не 100% чужак (порой у самозванца поневоле просыпается патриотизм: дома и хабар сбывать умеют, и король монетки народу), его адаптации веры больше. Шпионская же линия всем событиям придает (позволяет подозревать) второе-третье дно. Разрешает смену позиций и ложь, помогает не увязнуть в любовных линиях (Две? Три? Курс на гарем?) и сведениях из несуществующих наук, делает мир Рагеллон сложнее.

Что важно. Франко-германский на слух (Шлейцер, де Фюрьи, Кранненхерст) континент, забыв драконов, переживает эпоху арбалетов и даги. Халифаты южнее, владыки льда к норду, между ними упадок магии на останках империи. Герцоги, паромы, глефы, порча, разбой, кодексы. Кое-где шляются неупокоившиеся и эльфы проверяют систему на прочность, но пацаны играют в ножички, рыцари на турнирах, воины мародерствуют, квази-инквизиторы копают под Ворона (да под него все копают), крестьяне пьют в трактирах, звенят шпаги на поединках, льется смола на штурмах, топятся термы, школы соперничают, трупы ждут анатомирования, бордели знамениты, песку не замести некрополь, король дерется с дочкой... Узнаваемые декорации.

Оригинальности добавляет классовая ненависть.Черная кость против бар, голубая кровь vs. хамы — отлично. Правдоподобнее, чем свет/тьма.

Сюжет не предсказать и на пару страниц. Сильна у автора тяга к неожиданному и мнимой кульминации, когда долго ожидаемое событие пустяк, а рулит подзабытое побочное. Например, огни над волнами в «Огни над волнами» это всего строчек пять обстрела с берега. Расстаться с персонажем легко, мрут быстро. Не все трупы сопутствующий обучению ущерб, но учит-то Герхард Шварц.

Тип сенсея (старца, шейха). Мучает загадками и заданиями непонятно, ради пользы ученика или чистого сортира. Убивают, живут миром, воруют или горбатятся — какая разница, если осознанно, с оценкой последствий. Путь важнее цели и т.п. и т.д. Однако изрекающий традиционное (ну... смирновский Брегон, пройслеровский мельник, голосовкеровский Хирон) про «можешь — делай», у Васильева санкционирован свыше.

Да-да, целительство и судебная некромантия, отчисление на кладбище, общая спальня... всё по прямому разрешению богов! Второй жирный плюс автору. Сразу нет проблем с оценками, бухгалтерией и не надо объяснять, почему дамблдор еще не повешен. И как это за Гранью терпят магов. И чего не всяк заклинатель заманивает в свою стаю аколитов.

Рекомендации же умеренные, ибо многовато «но».

Бодрый темп, нормальный язык (с неологизмами, вроде «клерика»). Но трем томам направление основного сюжета все еще ограничивается намеками. Интриги Гая, тайна Виталия, тимбилдинг и воспитание волшебника пока ноздря в ноздрю. Сюда же — любит автор бегло описать событие, а потом длинным разговором не присутствовавших разжевывать, кто во что влип и что сие значит для остальных. А книга же не начитка пьесы.

Персонажи разные по темпераменту и лексике, запоминающиеся. Агриппу не спутать с Монброном и т.д. Но слишком уж легко они коммуницируют. Ладно засланный, но город, деревня, замок, края ближние и дальние... словно в одну школу ходили.

Мироописание хромает. Принцы, аристократия... Сельское дворянство, джентри, юнкерство, паны? Особенно режет глаз их отсутствие в военных эпизодах. Но и в прочих деревни без управляющих, приказчиков, литургий и оброка. Бандитов у Хромого Ганса и прочих атаманов полно — кого им грабить, если дороги без обозов, гуртов, купцов, странников. И без КПП (в реальном феодализме обозначенных «мытарствами»). Культура — практически отсутствует. Мастера меча есть, кисти, музыки и слова нуль. Единая монетная и весовая в условиях раздробленности? Беседа с призраками — за века даже произношение не сменилось.

В целом, нормальное коммерческое чтение. Внимания заслуживает, но до первого эшелона не дотягивает.

Статья исследует вторжение образа Пана в британскую литературу эдвардианского периода.

Сам факт обоснован добротно. Не менее шестнадцати обращений к этому античному божеству с той ли иной целью, с 1894 по 1927 год. Рассказы, романы, диалоги древних героев с современными, детский лонгселлер, зачитанный на похоронах Кроули гимн — с краткими справками, отражающими судьбу текста и мнение о нем Сорочана. Неожиданные параллели, эрудиция... Вот случай, когда «проделана большая работа» выговаривается без капли сарказма.

Но зачем писателям было заставлять умирающего кричать «Пан не умер», а самого Пана дудеть над спящим малышом?...

Почему деревенский божок плодородия сделал такую внезапную карьеру, когда для всякого мистического ужаса и потери себя был Дионис?

Тут достаточно правильных отзывов, разъяснивших насчет «Чаши» (самый большой звездолет в истории НФ, о деталях без спойлеров никак) и насколько здесь замудрено с инопланетянами (пол зависит от возраста, а подсознание им справочная) и того, как поступают с рождеными на планетах гостями (очень жестко... если поймают).

Согласен и с рекомендацией знакомиться с авторами по их более ранним вещам. Масштаб масштабом, инженерия инженерией, а приключения не трогательны, нет напряжения в самых драматичных сценах. Нивен точно мог лучше и по части психологии, хотя любовь Бет- Клифф вполне ничего. Нормальные, здоровые отношения.

Опять же, сюжет... Но это больное место всей НФ о путешествиях, с «Аэлиты» начиная — одолевает герой бездну пространства, дабы смотреть, как нечто на откосе пасется. Жгучей тайны, интриги, революции бы... Перспектива в этом духе есть — но не развернуто.

Стоит отметить еще некоторые особенности.

1. Перевод дерзкий. Читаем, с редкими огрехами, вроде «нависали как седельные попоны». Перцу добавляет обилие примечаний, поправляющих и прямо возражающих авторскому дуэту. Иногда удачно, вскрывая пасхалки (не все — шутка в адрес Винджа насчет секунд пропущена). Порой, когда к «шире орбиты Меркурия», прикреплено про полуось орбиты Марса... Забавные маргиналии.

2. Здесь не только мегаразмерный объект заслуживает внимания. Четверть-треть текста про космический перелет не через гиперпространство и т.п. варп, а классически, на релятивистских скоростях (нетипично для Бенфорда с Нивеном), да еще и с почти забытыми в сутолке космоопер проблемами совместимости характеров, мощности двигателей, отношений командир-подчиненный когда сотня лет до любого другого начальства... Правдоподобная трудоемкость зачистки Калифорнии от инвазивных растений (ср. терраформистов типа Робинсона), мягкое упоминание неудач с корректированием климата Земли у праздновавшей конец Века Перегрева культуры.

3. Параллелей с Миром-Кольцом, самым заслуженно известным сериалом Нивена, изрядно. От цивилизации хищников (что без почтения к приматам и сапиентности) до устройства шлюзов и несолнечной стороны; заметок по поводу эффективности ручных лазеров, настроения похищенных, необычное транспортное средство, проблемы жизни на скорлупе, ураганы больше континента, плазменный факел... Труба в небо. Местами доходит до переигровки. Например, на Кольце специально есть смена дня и ночи — строителями Чаши мил вечный полдень. На Кольце могучая искусственная гигасистема кругооборота веществ море-горы, а в Чаше песок изготовлен на фабрике в невесомости, циркуляция же биомассы вопрос политики (в аспекте, который понравился бы коммунарам «Часа быка» ).

4. Финал оборваный и открытый. Приходится ждать продолжения.

5. Сказать, что в книжке от Нивена, а что от Бенфорда, не могу. Есть подозрение, история с гравитационными аномалиями в районе цели полета от астрофизика Бенфорда, но и у Нивена был интерес к подобным вещам.

Полиграфия в норме, если не считать, что схема Чаши на стр. 89 не похожа на ребристую юлу суперобложки.

Рекомендация: только знатокам и сторонникам физически просчитываемой НФ.

Статья толковая. Может, кому пригодится экстракт.

Экстаз — высокая степень эмоционального возбуждения, подобная трансу. Похож на восторг, но интенсивней, ярче и требует целенаправленных усилий, процесс которых — составляющая многих религиозных практик.

В начале ХХ шаманов считали людьми с психическими отклонениями, позже хитрыми обманщиками трудового народа, в 1964 г Элиаде объявляет экстаз их главной целью (ведь только измененное состояние сознания делает проводником в другие миры, позволяет обзавестись духами-помощниками и т.д.). Ныне ученые (Е.С.Новик) полагают, что лишь совершенно посторонний наблюдатель, вне фонового знания мифологии, декоративно-прикладного искусства и народной музыки этноса, может принять камлание за беснование или психический припадок. Экстаз и транс отнюдь не самоцель.

Это присказка, а по литературе автор статьи считает крутыми описания Ювана Шесталова, но оные уже разобраны, Чепкасовым. Еще достойны внимания три текста: А. Немтушкин, «Мне снятся небесные олени». Г. Кэптукэ, «Маленькая Америка». Е. Айпин, «У гаснущего очага».

Все как бы в виде воспоминаний ребенка о том, что еще застали, но у Немтушкина и Кэптукэ сухой и точный рассказ взрослого, которому доступны исторические научные материалы. «Мне снятся небесные олени» практически кусками цитирует «Шаманизм как тормоз социалистического строительства» И.М.Суслова ( а что шаман в статье 1932 года не эвенк, а якут и, по некоторым знакам, это было шоу для русского гостя, неважно). «Маленькая Америка» тоже гибрид художественной прозы и беллетризированной этнографии, тоже с явной задачей осведомить народ о его традициях и прошлом.

Иной подход, через поэтику, у Еремея Айпина. Анафоры, ритм бубна в графике текста.... Его персонаж и не помнит, из-за чего звали шамана — задача не просвещать, а передать восторг «изнутри», смысл единения всего сущего.

P.S — спасибо lammik за правку

Очередной том приближения к финалу причастного высшим тайнам мироздания и мечному бою кавалера галактической империи, выбивается из общей линейки.

Начинается без скачков через интересные события во времени и пространстве. Классическое линейное продолжение. Где закончили «Царства смерти», там сразу и начало «Прах человеческий».

Показывает, что генно-модифицированная аристократия не только бесполезные паразиты, заморозившие всякое развитие. Примеров мужества в цикле, пожалуй, было достаточно и без них, но эпизод с дарением города — это что-то. Да и меч императора не символический дрын.

А еще роман нашпигован отсылками к «Звездным войнам». Клоны очень знакомые, да и химеры, если подумать. А цитатами из фильма «Империя наносит ответный удар» автор как одержим. «Имперские войска вошли на базу» звучит для Марло несколько раз — и когда входит он в логово, и когда нужно бежать навстречу Бледным в ледяные катакомбы...

Сюжет про пару рейдов и о том, почему император так и не приказывает Марло совершить харакири, а рассказ, в основном, о потерях и угрозах. Трагедиях личных и глобальных, разрушении иллюзий детства и зрелости... И как мало может сделать человек, даже если ему немножко нашепчет Тихий.

Появится пара уже забытых было персонажей, но, в целом, еще минорнее предшествующей книжки. Развалины, пепел, эвакуация, шаттлы, медицина, удары... И Адриан от этого не молодеет.

К переводу и изданию без претензий.

Рекомендации: продолжение.