Король с королевой посылают в качестве «сакры» правителю вечных снегов свою дочь, с надеждой, что уж она-то угробит гада. Но Неван наготове — не впервой, — и встреча с невестой, бредущей через лес в единственной на царство вечной весны шубе, идет по сценарию эльфа. На контрасте с тем, что было потом...

То ли дело в переводе, то ли нет, но германской специфики нуль и Splitter aus Silber und Eis мог появится из любого источника, настолько он конвенционен. Почти обязательные для романтической фантастики сцены жестокого пренебрежения и искренней доброты, освоения дворца (кухня, библиотека, темница), попыток убийства, тонкого понимания, попыток побега, дерзких нарядов, совместных трапез, колких речей, больших надежд, тяжелых испытаний, щенка, потаенных чудес, сладкого льда и т.п. Нотки оригинального, в т.ч, названия глав по типу растение+обстоятельства («Бузина и возвращение домой»). А для описания ситуаций, подобных исходной, термин «сакра» стоит ввести в оборот.

Все понятно и пристойно, однако, по ходу развития дрейфует в сторону высокой фэнтези (сугубо субъективно ассоциирующейся с Дональдсоном и Маккинли)... Не приближаясь вплотную, но, тем не менее, тут не только взаимное приручение над незамерзающей речкой. Что лучше несколько схожего опуса Дабо.

Полиграфия отменная, текст катится легко и гладко.

Рекомендации — жанровый приятный пустячок и по цитатам.

Она непрерывно царапает мое ледяное сердце, невинно и неосознанно.

Белое носят только обитатели замков.

Раньше плодовитость людей высоко ценилась.

Значит, просто сидели тут в темноте, предавались печали и планировали зверские убийства?

Ты маленький мышонок, заблудившийся в зимнем королевстве и успевший пообедать за одним столом с кошками

Уэллс: «... я согласен с Честертоном, что главное в жизни — отдавать всего себя, отдавать все свои силы ближнему из любви и чувства товарищества». Как заметил Г.К. Честертон, поразительное духовное смирение м-ра Уэллса трудно проиллюстрировать примерами.

Но «Игрок в крокет» — самое его честертоновское.

Большая часть, правда, связана с хоррором и уводит в координаты лавкрафтианы, Мейчена, «Собаки Баскервилей», пожалуй, даже великих венцев — Кафка, Цвейг... Уэллс мог работать с их материалом, иррациональной глубиной и медленным безумием, проступающим через социальную косметику. Каиново болото, для уже описавшего невидимого убийцу, массовую панику, драку бутылками, террориста и красные грибы необычно разве что стилистикой... И разрешением загадки. Это, скорее, в духе Г.К.Ч., нагнетать мистическую атмосферу, пока Её Необъяснимость не сдуется от укола здравомыслия — у автора «Истории покойного мистера Элвешема» можно и с неопытным привидением встретиться.

Рассказчик, сперва вроде повзрослевшего героя «Восхождения мамочки на пик Смерти», а, если присмотреться, не типичный для Уэллса персонаж. Он не таков, как себя изображает. Ему дается нешумный спорт: требующий ясной головы и концентрации бридж, шахматы по переписке, крокет (где правила важнее превозмогания) и стрельба из лука, самое дзэнское из дзюцу. Разгадывает кроссворды «Таймс», выводит из себя теннисистов. Тот еще член общества, однако, человек с такими талантами и навыками гарантировано не слабак. Скорее, «не при делах» — с такой теткой (о, Дживз и Вустер!) и не нужно, — но замечает и фиксирует достаточно говорящих что-то только ему деталей. Никого не напоминает?

Антагонист, речами насчет «либо превратиться в загнанное животное, либо стать ревностным приверженцем истинной цивилизации», тоже как из патер-брауновских. Хотя психиатр Норберт явно родня пьяному артиллеристу «Войны миров» — тот никуда не прокопался из кухни, этот посреди коммунистической забастовки требует: «Сделайте, как я, приспособьте свое сознание к новым масштабам! Только гиганты могут спасти мир» — Честертон любил изображать «прогрессивных людей» такими вот проповедниками подозрительных истин и освобождений. Для самого Уэллса, после «Самовластья мистера Парэма» 1930 г., это отработанный материал, а уж вождей ХХ века, включая кремлевских, он лично знал вполне достаточно.

Вместо рекомендаций — два факта.

1. Адам Робертс, выискивая в НФ наследство Реформации, ничего, описанного выше, не обнаружил, охарактеризовав повесть как мрачную, отражающую рождение европейского фашизма историю пробуждения грозящего цивилизации неандертальского атавизма.

2. Агата Кристи с мужем №1 угодила в южноафриканское вооруженное восстание. И — самодурство начальника, серфинг и морская болезнь отражены в дневнике ее кругосветки куда ярче и полнее.

Ранее разобиженная мстительница с демоническим револьвером скиталась на революционном броневике, данный том начинается для Какафонии падением на заснеженный Шрам в гигантском аэромобиле.

Роман не для нервных — столько нытья о шрамах на теле и душе, последствиях поступков (в невинных жертвах), бесперспективной любовной и прочей тоски, вместе с энергичной резней, проклятиями, балом, чародейством, гигантскими роботами-меха, пылающим сердцем, бумажными големами, Конгениальностью, подсчетом желающих убить Сэл женщин, воплями фанатиков, пулеметами, аристократическим пижонством и прикладной орнитологией.

Из новенького: узнаем, как выглядят хороший шпион, немагический аптекарь и андерграундный рынок технологий, поймем, что мастеру осады вообще-то можно не быть по уши деревянным, а так же, на кого императрица посылает дракона и что доводит солдат Революции до дезертирства. Отдельно упомяну палубную бойню, реализмом напоминающую митьковскую «Победу русских на море», только с птицами и порталами вместо слонов и абордажных мостков.

Без предыдущей читать не стоит. Пусть сюжет почти независим и о многом можно догадаться, но — цикл развивается, есть первые намеки, почему он «Могила империй». С некоторым усилием вспомнившаяся информация о скратах оказалась чуть ли не фундаментом мироздания и т.п. и т.д.

Полиграфия — сойдет. Перевод местами говорит не на русском, в целом читабельно.

Рекомендации: если пошла первая книга.

Размеренное, панорамное, академичное по принципам изложения и почти разговорное по стилю повествование о НФ и людях, ее писавших, вплоть до 2010-х.

С точки зрения проявления ума и банальной эрудиции — отменно и квалифицировано. Особый интерес представляет написанное про сообщества фанов, аудио- и визуальные искусства... Да и условия потребления фантастики на Западе.

Некоторые места восхищают анализом и наблюдательностью. Кое-что, насчет жюльверновского «Из пушки», например, вызывает реакцию Ватсона (конечно элементарно. После того, как Вы объяснили). Много вкусовщины и поверхностного, но это почти естественно при сочинении характеристик книгам, который никто не открывал с 1700 года и упоре на британский мир. Хотя тот же Мьевиль знал «Аэлиту» не как фильм... Но Робертс имеет мужество как высказывать свое мнение, так и приводить полярные точки зрения, например, на визиты мейнстрима в жанр, «Новую волну». Его объяснение краткости взлета киберпанка через смену эмоциональных ориентиров — жила, которую копать и копать. Любопытна тактика доказательства, что Хайнлайн не фашист, а либертарианец.

Ближе к финалу, т.е., нашему времени, текст теряет структуру, все чаще встречаются упоминания разборок, успех «Гарри Поттера» — но актуальное уместно, в конце-концов, мы не антиквары.

Главный минус — стержневая концепция Робертса. НФ дитя протестантской реформации, даже если ее пишет католик. В предисловии автор удивляется, что сей тезис не вызвал реакции в первом издании — а чему дивиться-то? Всё, про происходило в Европе и бывших британских колониях после Реформации можно свести к оной, это школярское упражнение.

Вот только курс на выискивание мессианства и «воли» в текстах привел к отчетливому неприятию приключенческого начала и крену в сторону социального. Алармизм, атлантология, антивоенное и даже охота на динозавров представлены слабо. Техническая сторона НФ, та, благодаря которой она репрезентуется как литература мысли и мечты (именно это свойство возродило китайскую НФ), ему третьестепенна, подобное матрице предвидений Альтова, перечням Рынина (Ляпунова, Первушина) — почти чуждо, Робертс только удивляется стонам фактчекеров и проверяющим гипотезы на правдоподобие. По адресу инженерного Нивена — пара добрых абзацев, зато помутнениям Дика несколько страниц. «Игрока в крокет» Уэллса он не понял вообще. И т.п. и т.д.

Издано пристойно, перевод... Всего лишь пара запинок на такой том и неуместные прописные — близко к «превосходно».

Рекомендации: безусловно.

Простая сложная вещь на пять страниц. Что именно хотел Бэнкс ей сказать, не знаю, воспринимаю как еще одно (видимо, «Моста» было недостаточно) высказывание насчет «просто фантастики». Итак, хлесткая первая фраза и...

Вымощенная черепами врагов Возлюбленной империи дорога! Сборщики Стратегических налогов! Возмездие из могилы! Отметка первенца! Город на колесах! Имена с цифровым кодом! Книга мудрости! Бурдюк вина! И, вершина всего — предложение! Рассказать! ИСТОРИЮ!

Как бы говорящие за себя метафоры, жанровые метки брутальности и эпичности одна на другой. Но, при вынесении из родного контекста, скажем, вархаммера или мультивселенных, они не работают.

Чуть реализма навозной телеги и у символов галактической тирании специфичный привкус мечтаний кадета Биглера в холерном бараке. Кстати — великаны и карлики, расколдованные мечи, древние звери... перечисление маленьким спутником героя двух десятков таких же штампов подозрительно похоже на словесный понос.

А как делать, чтобы работало — покажет финал.

Не всё так уж плохо. Скорее, очень по-авторски и специфично

Киллербот наконец-то оказывается там, где нужен и уместен — посреди кровавой бойни. Это хорошо, предыдущая книжка показала, что про РЭБ, истребители и т.п. атрибутику военной НФ Марте Уэллс лучше не надо.

Здесь — немного лучше. Интрига громоздкая и несколько умозрительная, следить за ходом приходится с определенным усилием. Но — пираты, модуль контроля. инопланетные «странные синтетики», принципы корпоративной колонизации, ракетомет, запрограммированные убийцы, крайне подозрительный кавалер, импланты, зонды. координатор-шантажист, телесные жидкости на потолке и палубе...

И среди этого нашего электронного Дэдпула (наемник + болтливость + неубиваемость + любовь к поп-культуре=Дэдпул) начинают учить дружбе (которая чудо) и отцовским чувствам. К такому, конечно, нужно иметь вкус. Или настрой. Или терпение.

Издано и переведено не хуже предыдущих.

Рекомендации тем, кто ответит «да» на несложный тест: терминатор в туалете и дуется на единственного друга, а дочь двух матерей, которую он не дал убить, стучится в дверь. Нравится?

Есть проблемы, есть.

Условия «Вычислителя» — яркого, экзотичного, дошедшего в брутальности до мизантропии — вопреки запаху болот были дистиллированными для социальной НФ. Замкнутая среда лабиринта, малая группа, внешние воздействия ограничены начальными условиями, ясная цель — практически, лабораторные условия.

И в этих условиях Канн, как анонимус, мог быть хоть сбежавшим из «Дюны» ментатом. Иметь имплант галактической Культуры, прилежно зубрить психоисторию, вырасти наследником тайн династии вычислителей, прожить три века, наконец, оказаться просветленным а-ля «Левая рука тьмы». Не имело значения на прогулке со смертью.

«Язычник» ввел в историю большой мир. У героя появилась реальная биография. Изменив правила игры. Вычислителем, которым Канн себя считает и каким его позиционирует автор, тот теперь быть не может.

Как считать самоучке? Все закономерности и алгоритмизируемые ситуации, которым он не был очевидцем в школе астероидного гарпунщика да курсах повышения, высосаны из пальца, взяты с потолка. Внепланетарное детство усугубляет: суб-культурные отличия, барьеры...

Что считать? Нужны оцифрованные данные. Как, синоптику — от наземных станций, тихоокеанских буев, спутников. Финаналитику — сводки цен, наполняемость складов и т.п. А без оных... Лягушки квакают, осенью подорожает, вот тебе прогноз.

Раз Канн одиночка, нет за ним отдела, департамента, службы, ИИ, переводящих жесты и встречи в цифровые сводки, то и все выводы по срокам поддержки законопроектов — падению режима на основе новостных лент и слухов. Лично, напрямую? Это Ниро Вулф и Пуаро могли собирать подозреваемых и заниматься анализом с провокацией. У них была репутация. К серой тени за спиной власти кто исповедаться из претендентов пойдет, да всех принять и всюду влезть времени и сил не хватит. А дерьмо на входе — оно же на выходе.

Положение могло спасти признание: он и есть тот самый гениальный интуит, о котором грезит финал «Вычислителя», типа Мокрица фон Липпвига/Губбвига у Пратчетта. Он и Корейко тоже в уме считали прекрасно. А сам расчет — так есть веселая версия насчет всех этих безумно сложных астрологических и прочих нумерологических — перегрузив рассудочное, получить ответ от интуиции, т.е., подсознания (Красота и мозг М. : Мир, 1995 ).

Неудачная эвакуация вписывается в эту версию — истинный расчетчик рисков удрал бы, напевая «У меня было сорок фамилий, у меня было семь паспортов». А интуитивисту, с неначатым высшим и тепличными условиями (задано скоростью карьеры), простительно не слышать о партийных псевдонимах, Nom de guerre и т.п.

И, по мелочи. Питание одними «зайцами» — лишь Эрвин перешел на подножный, включился таймер алиментарной недостаточности. Которая действует и на мозги. Тут у автора все обосновано. Но, в целом: лабораторный продукт выдерживает реальные условия эксплуатации только после долгого периода адаптации... Даже если продукт и реальность сочиняла одна голова.

Согласен с первым отзывом, «Поколения» самый серый роман цикла.

Хотя сюжет углубляется в не успевшие вызреть в ТВ-сериале линии «синих рук» и Сайласа. И Мэл взламывает замок, и Джейн палит по беспилотникам, и Уоша берут на абордаж, и Зои вертит на запястье антиквариат, а Ривер предупреждает насчет оранжевого — атмосфера, непосредственность и жизнеподобие «Светлячка» решительно не дались Леббону.

Интрига тяжелая и опирается на людей и события не здесь, не сейчас и вообще вне кадра.

Рекомендации: скорее нет, чем да.

Два действительно любопытных момента.

Краткий экскурс в исход и расселение человечества решает часть проблем истории мира, космических перелетов и положения с экологией. Порождая другие: терраформировать кусок камня в другой галактике можно, а вылечить Землю нет?

Космический ковчег: «форд» шутка ради шутки, «таурус» не обыгран, название транспорта та еще идея, бар с недопитым марочным на корабле поколений — ни в какие ворота. Но речь над мумиями украсила б любое произведение про анабиоз.

Попади в руки первым, за «Марс» бы и не брался. Ну очень все неспешно и серьезно, никакого юмора. Вроде беседы с напыщенным старцем, которого томят собственные, а так же вычитанные из новостей мысли о вселенской несправедливости.

  Ассоциации: Видал, Кей. Охват: Индия, немного Америк и Европ, Азия южней Пекина, чуть Африки. Солдаты, крестьянки, ученые, шейхи, жрецы, моряки, охотники, султан, хан, богдыхан... Цветы и наводнения, лавины и теплые вечера, плохие стихи и философия, кастрация и женская общага, кафе и муссонный секс, трупы, тигры, химия... На 742 страницы в десяти эпизодах.

  Ярлык: «квазимистика», 100%. Другогое название рамочному сюжету, про загробный бунт реинкарнируемых ради счастья личного и человечества, не подходит. Может, поэтому текст медитативен, а персонажи несчастливы в семьях?

  Внутри рамки, напротив, почти научно: уронив книжку, ждешь не «бум!», а «Хантингтон!». Словно цель «Годов риса и соли» в иллюстрации неизбежности противостояния цивилизаций (культур, религий). Контраст с рамочным дикий: трудно представить что-либо антагонистичней бардо, кармическому суду и светлому будущему.

  Поворотный пункт сей альтернативной истории смел и оригинален: устранить европейцев из мировой истории, совсем. Суперчумой. Результат: всё тоже самое, вплоть до мировых войн, революционного подполья на фабриках и лаборатории «мадам Кюри».

Не восхищен. Случайные отклонения константа, неизбежное случайно, концепция размывается парадоксальной диалектикой. Панорама народов — творят историю попаданец и однорукий гений. Буддисты открывают больницы, ведут переписку с иноверцами, т е.,заняты тем, к чему охоты не имели, а свойственные теократическое и элитарное замалчиваются. Хотя крах чаятелей нирваны в регионах первичного распространения именно в рассмотренное время феноменален... Аналогично с суфизмом.

  Финансы, экология — не то, чтобы совсем вне, просто без особого веса (фишка, заметная в марсианской трилогии). Из-за этого с 1-й же части недоумение: как?! Падение товарообмена, крах рынка рабов, ладана и специй неминуемо опрокинут средиземноморскую мир-систему века Тамерлана, мародеры убьют местное ремесло обвалом цен. Паровикам Траванкора, по легкости и совершенству, место у янки Марк Твена. И сперва потогонный завод, куда можно брать баб с улицы, потом война моторов, не наоборот.

  Рецепт спасения индейцев смешон. Не помогло айнам и тайваньцам. Неубедителен инкский юг, т. к. шансы на катастрофу Атауальпы в условиях второго знакомства почти нулевые.

  Отсылки к реальному раздражают. Китай дилижанса не выдумал — в Сан-Франциско, кто бы его ни основал, должен быть трамвай. Верно? Позиционная война — пашендальские дожди и мягкий грунт на перевале в Центральной Азии. Пасхалки, что-ли, неуклюжие такие.

  Синофобия совеременная. В реальности ханьцев по планете разбросали сменившие рабов на кули (хуацяо были, но торговле обилие ртов противопоказано). До ХХ в. Поднебесной структурную слабость не спихнуть на влияние европейцев — казалось бы, что такое народы И? Тибет, Вьетнам, Корея супротив такой мощи? Даже гегемонии культуры не состоялось.

Огорчительно, что автор от Великой степи и Поволжья отделался парой слов. Нельзя объять необъятное, но... Хотя, может, в силу разного культурного багажа, некие достоинства ускользнули. Например, кофейный Тегеран — обмолвка или в этом мире противостояния иранского чая с османским кофе не было?

  Перевод слаб. Книга «Алхимик», познакомив с «раскаленной температурой» и «ожогом нежных мембран» самаркандцев, добивает «водопроводной системой» вместо «водяного привода». Этнография: «служил местным яменом» (д.б. «в местном ямыне»). Биология: инки разводили «морских свиней» (дельфинов, значит), на «бледной коже франков и кельтов отсутствовал пигмент, отвечающий за веснушки». «Немногословная улыбка», укомплектованный генератором чиновник, сандаловое «дерево» несут в мешке на холм... И хоть «Шакунталу» можно цитировать не подстрочником?

  Полиграфия в норме. Снабжено картами загадочной проекции.

  Рекомендации: заморочиться ненужным.

Напоминает факультативные лекции со справочным аппаратом.

Основная мысль: фантастика о конце света (зомби, война, эпидемия, климат, апокалипсис) суть отражение невозможности принять свою смертность при неизбежности конца.

Уровень... лекционный. К тому же, в качестве подтверждающего материала кинофантастика да игры, книжного меньше. Некоторые моменты отдают риторикой — что Кант и Пратчетт в чем-то согласились, еще не делает факт истинным. В целом*, Робертс демонстрирует приличные теме познания и знания научпопа, от климатологии до библеистики (пассаж, мол, вместо железной саранчи предполагались осы — это что-то).

Кое-что удивило. Например, Уэллс писал про зомби в Англии («бродячая болезнь») задолго до киношки Ромеро, что корректирует расовую трактовку (угнетенные и плантаторы Америки) Робертса. Глубокая любовь к «Благим знамениям», безделушке Геймана и Пратчетта, в сочетании с укором Гарри Гаррисону (хотя и промахнувшемуся в «Подвиньтесь» с демографией США, но на основе прогнозов алармистов своего времени)... И, можно считать, что «День сурка» уважаемый лектор понял наполовину. Там с ума не сойдешь.

Бумага серая, шрифт крупный, обложка мягкая.

На любителя, в общем.

_____________________________________

*Выйти за пределы англосаксонского мира помогает предисловие редактора (к примечаниям возражений не имею, эрудиция и вкус внушают уважение).

НФ на пересечении множеств транспортировки войск (Волвертон, Пронин, Орлов...) и интриг ватиканщины (Симмонс, Браун, Миллер, Расселл...).

Мир: после ядерной и прочей глобальной войны на большей части Европы воцарился — буквально воцарился — феодализм и сеньоры со средневековыми именами воюют за веру и кусок земли или проходят клеточную терапию в аббатствах, смерды строят бидонвили, пользуются мессенджерами и учат биоинформатику. Хотя от радиоактивной пыли эвакуируют Краснодар и с Африкой не блестяще — решение в дальнем космосе и вот Петр Пустынник зовет сразиться с убившим всего-то взявших у аборигенов мощи с терновым венцом землян.

Не все рвутся в поход, особенно, нужные специалисты. Контраст между боевым братством Танкреда и кубриком мобилизованных, шаткость реального положения знати, делают автору честь. Женщины — разных характеров и внешности. Испытания метавоина, суратские мемуары, подпольщики, очереди — имеем дело не с очередной инкарнацией морпехов в космосе.

Общие впечатления: есть свое лицо и перешагнуть грань необычного не дает лишь предсказуемость. Персонажи скорее рассказаны, чем раскрыты. Проработка деталей не хуже среднего, но часть технических аспектов (срок хранения пива, частный бизнес на звездолете, совмещение мегакорабля с поместным образом жизни, загрузка миллиона поротно) просто вне поля зрения. Буду рад, если жирные намеки на ДНК и гвардейца ведут в другую сторону.

Утверждается, автор художник, но картинка стандартная, киберпространств и круче видано. Предметы искусства? Мебель, причем старинная.

Перевод читаем, хотя, конечно, хотелось бы, чтобы перед взорами представала гора космического корабля «Сен-Мишель», а не «Святого Михаила». Язык немного засорен латынью и неожиданными цитатами поэта, известного вне романского региона только почитателям «Литературных памятников»... Терпимо, если не возражаете против некоторой выспренности — метки перевода с литературного французского, считая с Буссенара и Верна.

Рекомендации: крестоносцы в космосе и амазонки без мужененавистничества.

Падений цивилизаций, в том числе, космических, хватает, однако, Скальци показал то, что редкость у «мастеров Страшного суда».

Неотвратимость обратного отсчета, угроза голодной смерти миллиардов, недостаточная вместимость и почти полная недоступность единственного «ковчега» еще не повод остановить бизнес-процессы. Замечания о росте % по вкладам и размере Вселенной богатых людей стоят пары убитых другими писателями планет.

Еще одно явное достоинство — возвращение и поддержание темпа. Книжка вновь не объемная и быстрая. И цикл можно переименовать в «О принятии решений» ибо теперь ясно, что, от провоцирования бунта на корабле и распашки целины до выбора тронного и уговоров морпеха, именно таков главный (или главный) смысл трилогии. Когда все основные решения приняты, действие быстро сворачивается в сторону хэппи-энда не для всех.

С чем автора можно б и поздравить. Зато панорам эпичных и технотриллера звездолетного ищите где-нибудь еще, роман напоминает малобюджетный фильм: много разговоров, чуть хоть как-то отличающихся локаций, спецэфектов и экшена полторы минуты.

Сюжетное развитие: распад космических течений все так же ставит галактически растянутый мир взаимозависимых аристократических монополий и искусственных обиталищ перед апокалипсисом, но до него еще дожить надо — свежеиспеченной имперо Корделии профессиональные оценки дают месяца три. Правда, у нее есть Зал памяти и Марс Клермонт, которому снится математика... Кое-кто умрет, кое-кто выберется. наконец, из своей комнаты. Читатель узнает, на чем спалилась тысячелетняя программа (довольно тонко), чем хаос отличается от коллапса и что в выгребной яме, на которую без антибиотиков и не взглянешь, с дисциплиной. Однополая любовь присутствует формально.

Полиграфия и перевод прошли нормально, хотя здесь его ругают.

Рекомендуется читавшим с начала.

При прочтении в лоб, наверно так, как задумывал своего пискаря Михаил Евграфович, он аналог «Человека в футляре», портрет и тип вечно дрожащего, отчасти благодаря своему уму, обывателя.

Вот только угрозы жизни «рыбке» с условными инициалами ПП реальны. И достижения ПП в области долголетия, вопреки им, имеют место быть. Эту историю имеет смысл воспринимать как байку про выживальщиков и мораль просматривается совсем другая.

Что сожалеет о прошедшей жизни — так о чем еще достойно жалеть? Холодно, мокро, одиноко, ни друзей, ни жены — но чем обстоятельства смерти ПП отличаются от смерти капитана Немо, описанной Верном несколько раньше.

«Ведь этак, пожалуй, весь пискарий род давно перевелся бы!» — отшельничество и у людей не влияет на демографию, посмотрите на страны Хинаяны. Если б не ловцы, можно было бы говорить про «волчью отбраковку», но эти изымают в уху самый цвет популяции.

Беда пискаря, что он немалую свою известность — дрожание его одинокое в норе обсуждается даже щуками — не сумел обернуть ни в личную, ни в общественную пользу.

Ведь, в принципе, поставлен опыт на себе, идет отработка низкорисковой модели поведения. Достойная пусть не «Драматической медицины» Гляйзера, но венецианец Корнаро с Шаталовой въехали в анналы на значительно меньшем. Но ПП не только в карты не играет и табачок не курит — он еще и журнала не ведет и ничего не публикует, даже устный доклад не делает. И вот законное следствие: достижения есть, однако «Ни одной на мысль не придет: «Дай-ка, спрошу я у премудрого пискаря, каким он манером умудрился слишком сто лет прожить». А спросить бы стоило. Сказка сказкой, но изменение времени активности под антропогенным прессом чуть раньше спасло американских бобров («Заводь лилий»), ныне это глобальная тенденция фауны.

Аналогичная ситуация с литературным сверстником ПП, Беном Ганом из «Острова сокровищ» Стивенсона. Он по всем параметрам круче Робинзона Крузо. Изобретателен, выжил со значительно худшей стартовой позиции, боец страшный — но персонаж Дефо, опубликовав дневник, стал именем нарицательным, а Бен остался нравоучением, вон как в орлянку-то играть.

В общем, истинная мораль сей басни такова: сделал хоть что-то, довел до результата — пиши отчет.

Все рассказы нф-детективных «Файлов Сергея Островски» могут читаться вне цикла. У каждого свое лицо, своя атмосфера.

Непрофильное и неоплачиваемое расследование «Московских каникул», как и все они, имеет отношение к прикладным достижениям начала текущего века, получившим развитие в будущем. Но атмосфера этого будущего здесь особая. Хотя такси на воздушной подушке перепрыгивают пробки на Лениградке, а рободоставка тормозит, оставляя пенсионерам шанс на подработку — ретро. Густое, словно с картин Дмитрия Жилинского и Ксении Стекольщиковой: вроде всё вневременное, а глаз опознает 1970-е. Свитеры, сервировка, статус, сотрудник, седина, сестры, стихи (наизусть), садовая скамейка, снег, скрытность, старые игрушки, совместные лыжные, спальни для гостей... Среда такая, мета-академическая.

Московская версия аристократии духа конца XXI века настолько полна личных секретиков и достоинства, что разобраться с произошедшем в их загородной хоромине одним недобрым утром Сергею, навещающему заочно знакомую родню, придется изрядно натужив серые клеточки. Да, будут, конечно, водка, памперсы, дрова, крупное увеличение, дагестанская культура, злые мемуары, слезы и загрузка приложения, но не в них дело.

Человеческое, слишком человеческое это всё для истории про киборга, звонкой мечты трансгуманистов. Помните пафос свечей на пульте Стругацких, зловещие фокусировки Винджа? Здесь оно навроде выстругивания деревянной ноги: дело частное, камерное и почти безвредное. Ничто из перечня названных биоэтиками угроз и нейронных чернобылей фантастов даже не просматривается.

Царапает, соответственно, тут совсем другое: бессмысленность для граждан с улицы рекордов медицины, общая беззащитность перед ее бизнес-подходами и то, что дамы из абсолютно культурной и вполне продвинутой семьи считают опасной или ненужной для младших информацией.

Рекомендуется как история с хорошим концом и грустным послевкусием.

Этот сборник доказательство, что в фантастике списки использованной литературы бывают не только у Уоттса, а идеалы «ближнего прицела» не пустой звук.

В послесловии объяснено: почти все, что в «Файлах» смотрится условным допущением, к 2015 существовало, хотя бы в виде научных статей.

Мир: хайтек без крыс киберпанка и сингулярных тог. Расколы, климатические и сетевые кошмары, ослабление Старого Запада, армии мигрантов вне поля зрения или благополучно пережиты. Люди читают романы с иллюстрациями, тоскуют по настоящему пиву, пьют кофе с аддитивной технологией, помнят что суть «утренняяя газета», гостят у родни. Электродники, нейростволы, дроны-боты, вифоны-смартфоны, антикварные презервативы, шотландские песни... Ученые, маргиналы, корпорации, спецслужбы — а повесить ярлык «система» или «андерграунд» не на кого и не на что. Даже если подозреваемый имплантирует себе шестое чувство.

Отчасти так из-за детективной тематики. Она где-то между поздним Френсисом (тоже симпатизировавшим специалистам и гаджетам) и Чапеком... Ну хорошо, пусть Мареком, но те же, что у чехов вещность, человеческий масштаб и встроенность в интерьер, отношение к изобретательности насчет зла ближнему, возмездию и воздаянию, много работы и никакого гения. Хотя, конечно, Сергей Островски (немного Коэн, немного все остальное), расстроивший маму выбром сыска вместо Гарварда, не лыком шит. Его дела:

«Убийство в салоне красоты» — лето 2077-го, Сергей еще в полиции и выдает лекцию о преступных генах и засекречивании биоинформации.

«Дело об откушенном пальце» — зачем беда, если не для бабла.

«Дело об украденной трилогии» — дерьмовые дела с копирайтом.

«Луна родилась из мысли» — ловля супермена в духе Лема и бытовые моменты с мыслями, от которых отвернулись МакДональд, Коркоран и прочие «селенографы».

«Московские каникулы» — семья киборга под подозрением.

«Аллея Славы» — где надо жить, чтобы поверить в эксклюзивную услугу медцентра.

«На самой обыкновенной улице» — один из трех, известных (пишущему это) рассказов про расовое оружие, немного любви и Стокгольма.

Финал открыт, но продолжения ждать не стоит, автор увлеклась научпопом.

Полиграфия в норме, мягкая обложка после двух прочтений держится.

Рекомендации: НФ РФ, легкий детектив, нотки ретро.

У «экспериментов» цель выбить из колеи, помудрить, а здесь, за поддающимся пересказу сюжетом и красивым, почти по-азиатски, слогом, игра смыслов, простор разночтений, расхождение толкований. То есть, истинная сложность.

Автор, не оцененный поэт ХХ века, применил к разборкам во внеземной колонии далекого будущего приемы и дух старинных драм. Они в выверенных по каждому удару, хоть сейчас под софиты, поединках, аллегоричных композициях, пасторальных видах и инфернальных пейзажах, нравах кошек и намыливающихся. Высокая культура так же характерна для «Князя света», как цветы и генераторы. Тут опознают своего продолжив строку, вспомнив победу над летающими городами — пляшут, ворон зачитывает предсмертное, а коллега сыпет уподоблениями. Речи барочны, хорош по-брехтовски диалог прикидывающегося, что ничего не изменилось, Сэма с не забывающей ничего Мадлен.

Без страха оттолкнуть, с первой главы умный разговор: экзотика и остраненность (киловаттами молитв спасают от нирваны, обезьяна лучший собеседник Ночи и Смерти). Истинность и ложность религий, просветление индивида и утомление персонала, право на власть и зарубки на луне, одержание демоном и христианские зомби. отношения реальности с памятью и иллюзиями, как «камень-ножницы-бумага» со Вселенной.

Контраст звучащих слов с контекстом Желязны пояснил в «Фэнтези и научная фантастика: взгляд писателя», мол, так и задумано, чтобы «легким смещением акцентов» смотреться то НФ, то фэнтези. Кроме жанрового смещения, цитирую финал, возможны прочтения «моралистами, мистиками, социальными реформаторами и романтиками».

Романтику лучше переживать, чем пережевывать. Мистику пусть пишут другие, как НФ роман интересней и каверзней.

«Ведьмы второго континента» — три слова! — делают эпичные битвы и страсти, богов, раджей, негуманоидов и наложниц частностями уголка большого мира. Позже этот же прием низведения использовали Харрисон и Вулф.

Достойное определение прогрессорства и его оппонентов. Но где оно? Возрождение смывного туалета, фрески, вызвавшие высочайший гнев — кое-что посильнее грядет из мастерских Нарады и капеллана «Звезды Индии». Их продукт, в отличие от электромеча восхитившего корееведа Асмолова, требует уймы квалифицированных человекочасов. Раз туземцы в деле, идет НТР, идет. Не так, как в земной истории, однако, парадокс, именно подпольность разрешает причислить книгу к прогрессорству.

Впрочем, Желязны заложил сюда еще и отражение аргумента Брамы: если нечто должно появиться, оно должно явиться результатом наличествующих в культуре факторов, а не вдруг вытащено за уши из прошлого? В результате наличествующих факторов: пантеон опасается полететь бомбить Юг, ему не по силам вопроизведение микросхем из пояса Бича, а боец с дарованной «богиней» защитой загибается от болотной лихорадки.

Борьбу, не столько «за», сколько «против», ведет реалистично выглядящая группа не-идеалистов. Отвергнутый ради карьеры любовник, скверно пошутивший ветеран, его приятель и грузная хозяйка борделя. Дно элиты, без связи с массами. Никто не молод, Яма, подчеркнуто, никогда и не был. На фоне ростков мая 1968-го — прекрасно.

Победа их иллюзорна, как мышцы владыки Мары. У руля команда Вишну-Варуна, а) уже проигравшая всё, кроме морального авторитета и б) из той же иерархии. Не меняет структуры лишь смена вывесок, что-то не слышно об упразднении школы душителей. Зато историю мятежа против Небес начинает цитата «Ангуттары никая», сочинителю которой, однозначно буддисту, тирания Тримурти кажется золотым веком. Тогда «нить судьбы можно было еще извлечь из сточной канавы/угрозу судьбы еще можно было отвести в сторону» (1-й вариант Лапицкого, чем о переводах сказано достаточно). «Карма» смотрелась злой сатирой во времена «Северо-Запада». Ныне, когда отнюдь не психозонды обшаривают базы данных, возможность подправить балл игрой на автоматах стала мягкой усмешкой. И наоборот, Ян и Сэм ностальгируют по торговле телами — Мирер еще в 1969-м очертил социум общедоступной пересадки сознания, который явно опасней собак Махаратхи.

В отзывах есть утверждения, что текст требует знаний индуизма с буддизмом. Требует. В объеме внекласного чтения по истории мира. Ну, можно увидеть отражение любимой санскритологами борьбы ведийских и индуистских традиций, вот только в Индостане Ниритти это «она», богиня разложения из числа локапал... Анекдот про аватару, шутки с метафизикой, ладно, но идут они в сочетании с моделью поведения типа: встретил просветленного? Продолжай заниматься своими делами. Что он ощутил «ты всюду, и ты часть всего» — его проблемы, на ценителя пино нуар и «Голубого Дуная» не подействует. А коли аудитория настроена, для промывки мозгов сойдет и «Пополь-Вух». Так что, понимание «Князя света» справочник индолога вряд ли улучшит.

Рекомендации: абсолютно и безусловно.

Легкий боевик о группе незадачливых полу-дальнобойщиков, полу-разбойников с благородными идеалами на злых космических окраинах лицемерного Англо-китайского Альянса. Или выходные со «Светлячком».

Литературно не шедевр, да лучше комикса Мэттьюса. Перед глазами действительно всплывают кадры и голоса телесериала Firefly, справка о сложной судьбе которого позволит понять, какого лешего с 2019 выходят (и читаются) книжки по шоу, снятому с эфира в 2003 году за бесперспективность.

Обстоятельства и персонажи (Мы виляем во все стороны! Почему мы виляем во все стороны?) как экранные.

Время: между сериалом и фильмом. Место: в основном безводная бандитская пустошь близ Кунгсс-Блафф.«Мул», аэролассо, самый мелкий щенок, бар Билли Куросавы, чистая девичья дружба, дополнительный функционал динамометрического ключа, бывший Пожиратель, дуэль, гортанный кашель крупнокалиберной винтовки с автоблоком, самый тупой, безумный и безрассудный план в мире и куча обезболивающих. Инара куртизанствует, Мэл капитанит, Кейли покупает запчасти, Уош командует плоскогубцами, пастырь дьявольски предусмотрителен, Зои объясняет про голоса в голове, а Джейн выходит на первый план.

Ибо в «Великолепной девятке» все вертится вокруг этого бойца с женским именем и завязано на его прошлое и настоящее.

Полиграфия и перевод в норме.

Рекомендации: помнящим You can't take the sky from me.

Ты со своими повстанцами (да будут благословенны их сердца и платы) обозреваешь ледяное поле. Твои шейные позвонки щелкают, когда зверь кусает тебя в лицо. Ты содрогаешься под ветром. Ты ешь протеиновый батончик. Ты. Ты. Ты! Хочешь стать джедаем?

Чего этот сказочник (бруклинской библиотеки) тыкает, объяснено им же в предисловии. Он зашел немного дальше прочих, не только показав мифологические корни Звездных войн, но и объявив некоторую размытость черт Люка Скайуокера следствием сказочной природы. Дескать, такой персонаж типа пустых ботинок. Можно влезть, взять световой меч, друзей и... То же самое, что с Фродо, Золушкой и Гарри Поттером.

Имеет право на существование, хотя у Лукаса в фильмах все такие.

Выделяют книгу из прочих разбивающие текст на части уроки медитации, с нумерацией греческими буквами. Дыши, держи равновесие, не обременяй сознание страхом и гордыней... И когда твой друг кидается в тебя, отбивай с закрытыми глазами.

Сам пересказ следует за камерой Эпизода V без особых отклонений. Слабовато насчет эвакуации, фокус больше на Йоде. Который, оказывается, говорит высоким голосом. От романтики Лея-Хан, помня, что это сказка для детей, Гидвиц избавляется ловко: « Следующую часть я опущу: там и правда многовато сантиментов».

Тем не менее, порой и его пробивает за возрастные ограничения: «Вообще-то, не совсем понятно, кто назначил ее ответственной за инструктаж пилотов Х-истребителей. Но Лея относится к разряду молодых особ, которым не нужно ничье разрешение». Такой подход заставляет вспомнить интерпретации «Звездных войн» Родькиным через внушение роли элит и истинного значения их борьбы за власть...

Рекомендации: коллекционерам SW.

Персонаж Носова оставил след не такой глубокий, как Буратино Толстого, однако в архивах незнайковедения тоже кое-что найдется. Правда, этот случай довольно тяжелый.

Академик Крылов любил цитировать Гекли: «Математика подобно жернову перемалывает лишь то, что под него засыплют». В гуманитарных науках это правило не работает.

Вот здесь, вместо математики, в роли жерновов Агамбен с Лиотаром — и результат помола говорит своим, особым языком:

«Психо-техно Незнайка выводит на сцену голема со-знания»

«Свет Просвещения слишком стремительно трассирует таблицы в преисподней лунного позитивизма»

«безумие творца оказалось безумием в роли творца — безумием организации жизни в капиталистическом обществе»

«Главный инженер уступил свое место изобретателям, тем, кто одержим инновациями»

При этом, вопреки цитированному жаргону, книжка дружелюбная и, хотя задирает нос, даже симпатичная. Не так, как Незнайка, но, скажем, как Гусли. Который тоже играл бог весть что, а коротышка хороший.

Клише. штампы, а мэрисьюшность Ханны Донелли приближается к болевому порогу восприятия. Детали: на голопринты, ИИ и фрактальные молнии середины третьего тысячелетия светят лампы накаливания (книжка 2019 г.р.). Из герметичного отсека всегда можно уползти в вентиляцию.

Однако, посерьезней и получше начала цикла.

Напомню, австралийское «Досье «Иллюминэ»» изображает материалы расследования преступного рейда силовиков корпорации на нелегальный косморудник концерна — в чатах, имэйлах, схемах в разрезе, иллюстрациях, донесениях и разухабистых расшифровках аудио- и видеофайлов. Столько фантазии на продумывание менюшек и фирменных бланков вместо реалий посущественнее... Но пусть каждый идет своим путем.

Начинается «Гемина» раскрытием причины молчания станции, к которой почти всю первую часть спасается судно «Гипатия». До подлета выживших свидетелей бойни считанные часы, а на «Хеймдале» все не просто: наступает главный выходной, День Земли; профилактику скачкового оборудования откладывать уже нельзя; беспилотники типа «Шиноби» должны придти на готовое, они не умеют импровизировать; для качественного отдыха надо купить дури не спалившись перед папой; каждая корова выдает 30,48 кг отходов в день; до смерти надо выслужиться перед новой метлой и жасмин лучше ли роз...

Произойдут передряги, погони, драки, убийство и обман. Меж гравипоездов, гермиевого реактора и доков «города-кольцо, непрерывно вращающегося вокруг слабо светящейся дыры в боку вселенной» мочат в сортире, перекрывают кислород, а кого найдет и инопланетный мозгоед: «Гемина», оставив в покое зомби, транслирует эстетику «Чужого», «Крепких орешков», «Пятого элемента» и т.п. о героях замкнутых объемов.

На последней четверти вдруг впадая в буйство квантовой механики в макромире, устранение парадоксов, флотилий и спасение из звездных тупиков с открытым финалом. Неожиданно, но ретроспективно обосновано, вплоть до источника энергии.

Рисованный от руки дневничок девушки приятнее глазу графики в духе первых программистов и начала ХХ века (хотя и этого всё еще навалом).

Местами возможен скрытый смысл: Ник в наколках тюремных от горла, но, хотя в здешнем отделении банды Маликовых из Нью-Петербурга все мужчины такие, именно пацан запал на взращенную на стратегических играх и тяжелых спаррингах доченьку местного начальника (покрывая тот самый рудник, не подозревает, насколько близки секретный агент «БейТек» и специалист по контролю коллективов). Страницы, на которых сверхблагополучную чиксу вместе с читателем убеждают в тонкой душевной организации и благородстве ее наркодилера, придают немудреному лавбургеру специфичный привкус. 18+, насколько могу судить, из-за позитива по поводу доз тетрафенитритиламина и моря крови.

Полиграфия — серый мелкий шрифт графических изысков на сером фоне осуждаю, в остальном сойдет. К переводу без претензий.

Рекомендации: любителям техногенных пряток-салочек с пистолетом и планшетом наперевес.

Хотите, хвалите, хотите, критикуйте, рассказ объективно хорош.

1. Пропитан духом старины. Всего 106 лет назад, те, кто без Циолковского знал до какой скорости разгонять осколок Луны, чтобы выкинуть из Солнечной системы, представить не могли у индивида 912 000 000 $. Инфляция еще ученое слово, а прогрессивный налог на наследство... И здесь же фонтан сжатых идей, по свободе и размаху достойных Брина и Суэнвика, плюс, мотивированных общим благом — «Доллар Джона Джонса» не золотой стандарт, но рядом.

2. Дает другое решение для уэллсовского «Когда Спящий проснётся». И не уникален. Даже такой человек 1970-х как Дуглас Адамс писал, что бессмертный может заработать на долгосрочных вкладах. Мьевиль использовал сложные проценты в «Рельсах» для злой карикатуры на капиталистический образ мыслей.

3. Не наивен. Это пенка на молочной нежности истории, начавшейся в 1785 году, когда математик, финансист и филантроп де ла Кур поведал в Testament de M. Fortuné Ricard, как персонаж вложил малость под проценты, чтобы через пять веков потомок запустил проекты утописта. На эту шутку в адрес своего «Альманаха бедного Ричарда» Бенджамен Франклин среагировал своеобразно. Поблагодарив автора (гильотинирован в 1793г.) за идею, он на аналогичных условиях завещал по тысяче фунтов (125 000 в долларах 2018 г.) — далее 200 лет планировать не рискнув — двум любимым городам. Причем, в «заем молодым ремесленникам», банкам не доверил. Затея пережила многое и многих, отбилась от наследников, вошла в «Занимательную алгебру» Перельмана и завершилась в 1990-м. Для Бостона почти пятью, для менее удачливой с заемщиками Филадельфии двумя миллионами USD.

Данные приключения и переживания юной дипломатки вызывают множество ассоциаций. «Цетаганда» Буджолд. Поздняя Ле Гуин, Леки, коммерческий Булычев, м.б., Ларионова и Черри. То есть: литературно выше среднего, исполнение традиционное, с упором на психологию и отношения; динамично; интеллектуальная нагрузка умеренная; персонажей активных с дюжину; много быта и высокой культуры при отсутствии шока и непостижимостей.

Причин, по которой интриганы крошечной как бы республики бросили девушку Махит (до этого не знавшую голубого неба и ружейного ствола), тормозить расширение звездной империи, две. Первая — набранные ей баллы по тейкскалаанской поэзии, которая заменяет агрессивному соседу канцелярский сленг с пропагандой.

Вторая — ее же совместимость с копией личности посла, успешно работавшего при дворе Шесть Путь 20 лет. Такие «имаго»-импланты, после интенсивной психотерапии, на станции Лсел считаются прекрасными помощниками в любом деле, от добычи осмия до пилотажа, что за намеки на жуть и аморальность? Но сделка Искандра отменилась — и почему-то, вместо нужной служебной информации, Махит вспоминает, как тот мылся в министерстве.

Порадовало изображение государства. Вместо привычного ряда символов (бюрократы, машина), нечто, существование которого зависит от процессов экологической сложности и характера. Воля со-императоров, самоубийства граждан, интриги аппарата, традиции тысячелетий и новые песни, коллективный разум полиции и протесты в торговом квартале, в то симбиотических, то антагонистичных, до уличных боев, связях — это место обитания нормальных людей, а не гнезда винтиков и рабов системы.

Отказ от приевшихся метабаронов колхозного масштаба позволил задать жизнеподобный, абсолютно эклектичный мир и в дело пошло всякое, от транспортных алгоритмов до китайского небесного мандата.

Остроумие, гандбол, яд, шпорник, взрывы, пафос, пруд, наследный клон, амбиции, слезы, чашка писем, вербовка на балу, лампы полного спектра, голодный разум, вкус фиалок, новости восьмого канала, возня в закоулках столицы важнее провинциальных планет, ноготь в сольвенте, столичные кольца, подпольный протезист, экфразис, трупы...Тейкскалаан, с храмом Солнца и садами, чисто Месоамерика, ономастика оттуда же, как и пратчеттовский Два Цветок.

В последней трети все становится довольно серьезно, глобально и, даже, драматично. В целом, вполне достойно прочтения, но к прорывным или завораживающим вещам «Память, что зовётся империей» никаким боком.

Номер с записью умершего исполняли, и не хуже, Бэнкс, Желязны, Гибсон, Суэнвик, а десятки поколений пилотов с имаго, если секунду подумать, суть техническая стагнация. Посол один, без, хотя бы, секретаря и шифровальщика? Автор дала пару-другую отменных деталей, влезла в архитектуру и попыталась, в послесловии, утвердить новационные антиимперскость и восточно-армянский язык... Насчет лингвистики есть в НФ более впечатляющие новации, а насчет имперской угрозы впечатление обратное. Конкретики экспансии и бремени империи у Вудхауса и то больше.

Бисексуального на полторы страницы.

Перевод: без претензий. Язык аспиранта гуманитарного вуза.

Полиграфия: накладку на суперобложку осуждаю, внутри норма.

Рекомендации: женское лицо современной космооперы.

Пафосом и начальными условиями похоже на «Вархаммер» с наскоро удаленными опознавательными метками.

Землеподобный мир. Прежде в муниципалитетах сидели философы, серафимы Крылатого Ока ездили на механических змеях — моря до сих пор засоряет пластик — ныне южным континентом под скверной (хоррор, мутация, некротех, инфекция и муркоковская сила хаоса сразу). Из этой деградации ни слова не говорящий персонаж пытается вынести на себе малютку Веспер и артефакт, который демоны Разлома зовут Злом, а рыцари, падая ниц, мечом самого Гаммы. Бродяга умел, опасен, платит платиной, но капля крови наркоторговца мухой летит по адресу и на охоту отправят самым-самых. Лодки, летающие и нет; пульсирующая от стены до стены плоть. Флешбеки, дядя Вред, броня, фабрика, пастухи, подпольщики, крюки, атаки сущности, лазеры, стерильный шатер, чешуйчатые конечности, живой камень, крысолюдка и реквием монетами.

Слог Ньюмана (в переводе) прост. Приличные портреты, но монотонно и сравнения у него... «Люди растекаются по улицам, подобно рвотным массам, объединяясь в толпы» — ? Сюжет, вполне закругленный хэппи-эндом выживших, допускает любое расширение.

Чуть анималистики — дойная коза опасное, но занятое делом животное. Но и на самой функциональной козе апокалипсис не объедешь, нужно что-то еще и порой текст чудесит. С фруктами тут как в «Безумном Максе» с бензином — но минимум калорий/сутки и корм для вьючных среди опустыненных, в малоуспешной попытке остановить ад, земель и городов, похоже, без проблем И т.п. И т.д.

Возможная аудитория «Странника», следствие, узковата. Рекомендуется только имеющим:

а) Пристрастие (здоровое) к деточкам. Первые шаги, первое слово, первое пюре, первый имплант, взгляд глазенок,задравшаяся одежка, абсолютная неподдельность переживаний и тычащий пальчик то ли разбавляют, то ли наоборот, усиливают спецэффекты.

б) Вкус к абсолютно благородным поступкам и возмездию за них, когда за добро и помощь прилетает от тех же людей же.

Полиграфия в норме для серии.

К козе — никаких претензий.

Рассказ из тематики иррациональной панической реакции на встречу с отдающим журнальной мистикой непонятным.

Зацепил второй случай, фактиком, показывающим, что самый ужас можно и не заметить.

Ситуация: час ночи, рассказчик со свидания: «шел по узкой тропинке у самого края железнодорожной насыпи [...] Далеко впереди покойно горел тусклый зеленый огонек». Мимо резко пролетает товарный вагон и «крики птиц и шёпот деревьев казались уже зловещими, существующими только для того, чтобы пугать мое воображение. Я как сумасшедший рванулся [...] добежал до зеленого огонька, где увидел темную железнодорожную будку и возле нее на насыпи человеческую фигуру [...] Видал… – проговорил мужик нехотя. – От товарного поезда оторвался. На сто двадцать первой версте уклон… на гору поезд тащит. Цепи в заднем вагоне не выдержали, ну он оторвался и назад… Поди теперь, догоняй!.. Странное явление было объяснено и фантастичность его исчезла. Страх пропал, и я мог продолжать путь дальше».

Оставив успокоенного на пути к третьему страху, фокусируемся на объяснении.

Зеленый огонек был, когда вагон еще не промчался. Но мужик под зеленым и после забега рассказчика. То есть: по рельсам главного пути. В сторону станции. Катит оторвавшийся вагон. А железнодорожник и не думает сменить цвет сигнала машинисту. Для своевременной подачи которого поставлены на перегоне и будка, и мужик, и фонарь.

Куда страшнее и жестче «Злоумышленника» того же автора. И... со ссылкой на М. П. Чехова, эпизод основан на лично виденном в Рогозяной Балке. А через два года после 1-й его публикации, в аналогичных обстоятельствах порвавшемся на станции Голицыно поезде погибло 11 человек.

Паромагопанк на фоне почти забытого, но легендарного подвида вестерна. Если фронтир от слова «фронт» и нравы Дикого Запада обеспечены мутными водами меж берегами непримеримо враждебных сил — это истерн.

Мирок фригольдов, фортов и городков в либо уже разрушенных, либо еще не освоенных просторах — спорная межа Империума магов, буфер Революции накостылявших было магам рабов — почти идеальная среда для приключения.

Разумеется, вестерн-истерн базируется на стереотипах и — офицеры Империи изысканы, аристократично презирают немагов-нулей, склонны к массовым убийствам и опере, а солдаты Революции грубы, преданы Генералу и лучшим развлечением для масс считают казни.

Всем им поперек горла Сэл Какофония, женщина-гроза с претензиями, списком эмигрантов на ликвидацию демоническим револьвером и как-то само собой образующимся вокруг бардаком, разгромом и убытком.

Кроме случайных жертв, участие в событиях примут подпольные алхимики, пароход гильдии ниндзя, лесбиянство, пыль прошлого, мастер осады на телеге, дешевые едальни, алкоголь, легкие наркотики, письма императрицы, ездовые птицы, стужемечи, паладины с пулеметами и самый быстрый экс-бойфренд в мире и вопросы репутации. Хотя в начале между эшафотом и рассказчицей лишь пара уточнений насчет судьбы некоего сержанта, Сэл очень ненадежный рассказчик, а кто не сбежал, включая тварей других измерений, пеняй на себя.

Кровь, взрывы, мертвецы, порицание идеалов... А роман отличается от разрабатывавших ту же жилу вещей Гилмана, Кинга и Резника как физкультурник от культиста. Замах не тот, но — бодрость, желание жить лучше или хотя бы без ощущения крышки гроба. Терпимая боль вместо мировой тоски.

Автор звезд с неба, в плане конструирования миров и механизмов, не хватает, психолог из него не ах, лингвистика и этнография то ли не его стезя, то ли возиться некогда. Магическая система, с меной, дарованиями, пением из портала, прахом и антагонистичными вариантами, недурна. Хотя, конечно, может вызвать геймерские ассоциации.

Главное, благодаря чему пошли влет 608 страниц — язык и стиль. Сайкс держит темп боевых сцен и детализацию зарисовок, его динамичная лесенка коротких (недлинных) предложений, разговорная хлесткость, приправленная в меру вычурной риторикой, порой напомнинает наши 1920-е, местами О'Генри.

В качестве бонуса, такой тон, переходящий от рубленых лозунгов в манерное журчание, плюс сентиментальные пассажи и красивости имеют внутритекстовое оправдание: образованные люди этого мира покорены тем, что зовут «оперой» и ее жанровые условности имеют влияние на их поведение и риторику.

Полиграфия: бумага сера, но плотная, шрифт некрупный, что глазу лучше просвечивающих сквозь белое жирных строчек. Вопрос к переводу один: 4 матерных стоили «18+« на обложке?

Вместо рекомендаций, цитаты:

Рикку, как и многие мастера дверей, считает себя обиженным.

Конечно, это относится не ко всем женщинам, но, по моему опыту, тот, кто произносит эти четыре слова, либо идет домой, либо достает нож.

Это, конечно, очень любезно — предлагать мне ваши революционные бумажные деньги, но, боюсь, острой нужды подтереть задницу я пока не испытываю.

Капля крови сорвалась с носка сапога и упала в канал, попав на лениво дрейфующий по течению кусок волшебного льда.

Дарования не отдают Мену, но даже Госпожа Негоциант не могла научить их целиться.

Рассказ просто хорош.

Во-первых, он особняком от массива написанного Ярбро про вампиров и Сен-Жермена. Намек на утраченную, но вполне возможную линию развития писательницы.

Во-вторых, сделано мастерски — с плавным ускорением набора ориентирующих в происходящем деталей и ударной концовкой.

В-третьих, он в традиции. «Лягушачья заводь» легко погружает в фундаментальные (для американской НФ, разумеется) мысли о содержании образования, правах, заповеднике инноваторов и биоэтике.

В-четвертых, написано 50 лет назад, а отзывается современно. Оклик Службы по контролю инфекционных заболеваний, мда. Сама героиня ассоциируется с недавними лабораторными забавами, типа светящейся мыши. Резистентность к токсинам ОК, но перепонка меж сосен и шоссе 101... М-р Томсон не заигрался ли банально, за годков 15-20 до, в гениального генетика? Кстати, наличие органа другого биологического вида дает не «мутанта», а «химеру».

В-пятых, от здешней легкости тяжелое послевкусие. Судя по истории с Бакстерами, «поселок» не сообщество опасных умников «Менделевской лампы», а беззащитный уголок пожилых. Уроки Торни, по сути фермерской девахи, по два часа в неделю на науку, настолько же не адекватны, как желание нервного горожанина в последнем семестре плести корзины. И одно дело вещать про клубы убийц и травить психиатрические байки о толпе, а другое готовить детей к ситуациям. Предупреждение насчет дружелюбных незнакомцев — и всё?

Очень неоднозначно и достойно внимания.

Получше Кресса, нудней Баневича.

Якса почти не при делах, в кадр лезут (но целиком не вмещаются) всякие злые твари и духи пущи, ведьмака на них нет. Чернушность, надрывность и пафосность — в постмодерновом изводе: начало резкое, финал оборван; сюжет прыгает, меняя главных действующих лиц и рассказчиков; то, что принято звать приключениями и любовной линией, лишь упоминается, динамики с избранным пророчеством ждать до 313 страницы. От приложения впечатление, что оно к какой-то другой книге цикла, настолько скромны пересечения с основным текстом.

Мир стандартно средневеково центральноевропейский. На западе горы, монастырские тюрьмы и рыцари, на востоке степь, каган и острые черепа. Посередке страна зверей, бесов и людей — остатки королевства Лендия, которой ничуть не жалко жестко эксплуатируемому володарями населению.

Магическая система — обережная некромантия и духоводство. Как вера в Праотца помогает гнать старых богов в чащу, в каких отношениях шаманы со следами копыт на пепле? Почему этическая система не учитывает стрыг, если они чуть не под каждым кустом? Раскрыты точки зрения божьего садовника, деревенского парня и благородной распутницы с законным ребеночком — да ничего не понять. Жертвуют серпом по горлу, через дупло подмогу призывают, в кромлехе бой... И? Обмолвка о призыве Чернобога — вроде покупки яхты олигархом, у сохи никого не колышет.

Правдоподобность реалий ниже среднего. Манкуртов делают шерстяной шапочкой, водостока с соломенных крыш достаточно для канализации смывом. С сезонами и с/х просто масса удивительного, хотя автор и попытался что-то сказать о бортничестве и огнево-подсечном. Листья только золотые и ковром или кучей. Рыцарям тут нужны герольды, а не оруженосцы-конюхи, Проклятые партизаны и вовсе почти как из игрушек: зарядился и пошел махать-убивать. Панство гнет и нагибает народ как хочет, но мнение села много значит.

Просвечивающий исторический материал коварен. Например, крах лендичей написан так, чтобы ассоциироваться с первым Косовым полем — но похожи они только парой фактов. На второе Косово — одним фактом. На битву при Калке — последствиями, но не 100%. То викинги вынырнут, то дзяды. Некоторые детали жизни хунгуров прямо от монголов, но их въезд на зимовку больше подходит цыганскому табору, чем хозяевам караванов и отар.

Слог, претенциозный и сорный, дал массу поводов для веселья. Парень по имени «Самко», конский кумыс. В ступе обмолачивают. Понравилось о крестьянах, которые обидчиков б «как стадо вепрей», но, что сжимающая меч отрубленная рука летит в лес, биться о серую кору елок, тоже ничего.

Полиграфия в норме.

Рекомендации: только ради прикола.

Андерсен родился в 1805-м, а года через два Копенгаген сожгли англичане. В дальнейшем государство обанкротилось, рассталось относительно безболезненно с южными колониями и Норвегией, пытаясь сохранить Шлезвиг-Гольштейн, повоевало раза два.

То есть, дела шли всё лучше и лучше, датчане даже смогли позволить себе Андерсена.

Автобиографии (три) изображают утенка, из которого неминуемо ожидался лебедь. ЖЗЛ описала, каким трудом Андерсен делал себя сам. Но, ради справедивости, его сомнительная наследственность, слабые способности к иноязыкам, анормальная наивность встретили внимание и непустую заботу людей из правящего класса, как-то уловивших: этот небезнадежен. И с поддержкой жизнь несла Андерсену много слез, но стипендия, учеба, тур за казенный счет, корректор из профессуры, пенсия... Путь сказочника (несказочного, включая либретто, оставил на томов 30) свидетельствует: в королевстве были официальная и неофициальная системы поддержки талантов. Любых отечественных, даже с дислексией.

Проза Г.-Х., при всем при том, пропитана тотальным, почти японским пониманием ничтожной цены жизни и искусства в этом мире. См. «Девочку со спичками», но фон, на котором развилась пресловутая жестокость Андерсена (лишь «Тётушка зубная боль» жестче притч Толстого), лучше объяснят менее знаменитые «Картинки-невидимки», они же 'Книжка с картинками без картин'.

Эта вещь, открывшая Андерсена российской аудитории, по сути 33 фрагмента в духе «заглянем в чужую жизнь». Рассказчик — месяц, манера — трезвые сантименты и свобода в выборе предмета. Есть Китай, смерть эскимоса и жизнь караванного торговца, но основное про Европу.

Истощенные поля шведов. Когда замерзнет море, горе потерять тракт. Музыкантам снится водка, актеры бесправны, Париж помнит лужи крови, на могилы суицидников валят сор. Малыш трубочист так мил! Почти как девочка-водоноска римских развалин. Дети везде, по пять мордашек в детской и рожают еще, послушницы провожают взглядом почтальонов, подпись к празднику Ротшильдов: «Мать». В городах курятники, зато в Помпеях туристов мало, пой себе арии. Ликует скульптор Торвальдсен, а больную проститутку (был у Андерсена эпизод в теткином борделе... Но сейчас не об этом) гонят работать за час до смерти. Можно жить, не отходя на шесть миль от каморки, а крестьяне бегут, от германских налогов и бесхлебья, к лихорадке и прочему яду Америк. 1840-е, однако.

Но в самом финале знак грядущих перемен: ребеночек молит боженьку о маслице на хлеб. Видимо, том самом фермерском, экспорт которого дал Дании больше, чем Сибири золото ее приисков.

«Я гляжу сквозь безграничное воздушное пространство на бегущие подо мною облака, гляжу и на пробегающие от них по земле длинные тени».

Состав: «Прачечная» Стросса; мифология агента ОО7 в фильмах; маринистика; вселенная мейк-ап маркетинга; винда-против-линукса-рассудка-и-свободы — 2005; злая дружба; холодная война в фактах и головах; чуть лавкрафтианства.

Показания к применению: интеллектуальный фэнтези-боевик, проблемы глубоководных погружений и приколы над Джеймсом Бондом.

Противопоказания: сильная аллергическая реакция на компоненты; пробелы насчет гейса, мадам Батори и «Хьюз Гломар Эксплорер».

Форма выпуска: АСТшная средняя безальтернативная.

Взаимодействие с другими препаратами: серьезнее первой части, меньше гэгов о бюрократии, больше накала, Боб Говард заматерел и строит серьезные отношения на зарплату госслужащего. Привкус ретро сильнее, в задорном взгляде на СПЕКТР из Приднестровья уже столько истории, что веселит не слишком. Насчет спецслужб Стросс не романтик и непонятно, сильнее злит его пауэрпойнт или Йен Флеминг. «Салага» не впечатлил, так, легкое упраженение на тему геймерства.

Побочные эффекты: тоска по продолжению цикла.

Рассказ у нас пойдет, в особенности, о хоббитах. Тех самых, теплых ламповых, прожорливых, отважных и работящих. Вот отправил сочинитель этого романа одного такого за сильмариллом на север. Заросшие дороги, руины, горы, боевая слава — и всё, край карты и толкиенистики. Где разгуляться есть, но...

Никакого разгула. Изящная, аккуратная роспись по «Властелину колец» чистым уважением к «Туда и обратно».

В принципе, можно читать и при слабом знакомстве со Средиземьем, как фэнтези о первой любви и одержании духом древнего воина. Но заряжена вещь на дотошных читателей Дж.Р.Р.Т. Нагенерировавшее фанфиков «Профессор был неправ, всё было по другому» здесь звучит «всё, как у Профессора и вот почему».

Кто троллям дал имена «Билл» и «Том», что стало с отрядом стрелков и почему арнорцы ушли в партизаны сразу после победы? Додумано. Недоумеваете насчет доверия к взломщикам и исчезновений наслушавшихся Гэндальфа? Интересуетесь, ели ли в Дориате грибы? Где торговали озерные? Почему зло не возродилось в ангмарских пределах? Каким образом хоббиты выжили без централизации? Как трактовать контраст поступков и манер «Торина и Ко» в норе Бильбо? Прошу сюда.

Кое-что остроумно, технично (строительный клей), есть натяжки. Дети орков, почему не сеют и вечно дерутся, теплые дороги и шишел-мышел, разумеется, вне связи с исходником, колдующие хоббиты, почти безразличные к солнцу гоблины и Сосрыква неканон. Землеройное — без прокатных сталей такая лопата дороже меча.

Зато «Старик Зима» — отменная интерпретация приложения к «Возвращению короля» в стиле кистямуровского пролога. И чего Радагасту не зваться Крконош, если Гэндальф Инканус.

Сами приключения Фонси/Ветерка тянут на «не выше ожидаемого». Загадочный анклав, торговля зубом, забытая застава, фальшивый принц, рабы, ослик (не вытерли вовремя!), второе похищение, ярмарки, опасная Осень, невеста на дереве, Болг, Шельмец, Араторн, ягодное пророчество, баня посреди Карн Дума, дверь, которая зимой не откроется и Сэмунд Инголло IV эпохи. Нравственная чистота (не считая полигамии), политики и поучений не выявлено, драма и пафос дозировано, хоррора нуль.

Язык: кроме таръкрских кудесин и строчек на как бы диалектах, литературный. Стихи не впечатлили. Топонимика и ономастика тоже.

Полиграфия: мягкая обложка, карты, иллюстрации ч/б, бумага белая, шрифт крупный, для эпизодов разных тысячелетий разный, опечаток не заметил.

Рекомендации: собирателям версий и по привлекательности цитат.

Когда сломаешь такую вещь, понимаешь, что сделал правильно, но радости не чувствуешь.Ангмарское королевство было именно такой вещью.

ни у самого Торна, ни у Кърмахъна с Роръхъном, ни у охраны в обозе — карманов на одежде не было.

Старый колдун не послушался аистов, вот что произошло с Северском.

Не совсем короля забыл, знаешь, что едой делиться надо.

Какой же ты хоббит? — ласково спросил Белерих. — В сапогах вон ходишь.

Первая половина попытки удравших на Луну отбиться сразу от войск земной охлократии и необходимости собственного государства.

Несколько претенциозное, в меру крепкое повествование, нагруженное конфликтами, характерами, точками зрения на кровь по скафандру, сюжетными нежданчиками, социологией, респектом геймерам и оммажем «Луна — суровая хозяйка». Коркоран в числе крепких научных фантастов... если считать и злободневных. Кому интересно — программную речь автора об отпоре прогрессистам перевели своевременно на mirf.ru.

В тексте раскрыто через персонажей: Майк Мартин это технократическое крыло анархо-капиталистического сирина, юридическое Лоуэлл, гуманистическое «Джон» из моря Москвы, футуристическое — Гамма. Просто ненависть к запретам это Дарси. Дух реальных дел и никакой бюрократии со словоблудием. Характерно отсутствие в Аристилле беглых деятелей культуры и общественников.Этика: желание, возможность и способность работать, вкладывая всё, без оглядки на диплом и сертификат — значит, хорошо. Жизнь чужим умом, папины денежки, мотивация лайками и голосами избирателей, отжим через права потребителя — плохо до суицида (высокий контраст с Гибсоном).

И никакой идеализации «Атлант расправил». Склоки, конфликты, мошенничество. Мартин не умеет вести совещания, гуманист ради ГМО убивает ножом, среди отрицаемых Дарси правил шифрование. Беглый ИИ дружелюбен умеренно. И в прекрасном новом мире умница из-за прилавка будет вопрошать, нафига ей в школу, если у нее рекорд дохода на кв. фут. Наглядные преимущества жизни на фронтире не убедят диверсанта и разные этносы-религии жить в мире и уважении чужих прав. Вопросы есть, но автор вложился на уровне «Синдика» Корнблата.

Про лунный сепаратизм уже понаписано много и кое на что у «Держав земных» свое мнение. Хайнлайну был интересен язык, вкус халявы и форм сожития — Коркоран сух, пристоен и даже сомневается в пользе бомбежек. «Новая Луна» про нравы бразильских кланов — здесь рулит Северная Америка. В вейеровской «Артемиде», «Лунной сонате для бластера» Серебрякова и «Обеспечении» Рюкера главное автономия — здесь завоз. «Гелий-3» Гжендовича (тоже 2017-й), очарован индивидуализмом миллиардера — Powers of the Earth воспета компетентность союза промышленников. Противник, в кои-то веки. не показан тупым и жадным большевиком, для пребывания на стороне зла достаточно военной пенсии. И обратный инжиниринг работает при любом режиме.

Местами автора заносит. Остро про конфликт поколений — да откуда взяться вкусу к бунту и предпринимательству после перечисленных кризисов? Хороший вкус Коркорану в разговоре о равных возможностях просто отказывает, исторические отсылки потешны (для овладения вольной Исландией Хакону не потребовалось и солдата, на «вестфальскую систему» ответ поправка Джексона — Вэника).

Техническое, от грунтовых опор, приваренных к корпусу корабля и до отсутствия на поверхности терриконов, заставляет чесать в затылке. Тому, у кого антиграв, не нужны электромагнитные пушки, см Мирера. В пустых тоннелях свет? Готовить в герметичном объеме мексикано-нигерийские блюда, не удушив соседей? Пальба из гатлингов в невесомости и прочие военные действия — см. Носова, Пэдрейру. Вредно ли прожаренной заатмосферным Солнцем краске излучение ядерного взрыва. И т.п. и т.д.

Продолжения жду, заканчивается в самый критический момент и ход событий не очевиден.

Полиграфия фанзоновская, перевод читаем.

Рекомендуется поклонникам премии «Прометей» и романтики бизнеса, который никому не должен.

История о пребывании Седьмого полка в городе, который, если оккупанты продавят эреизацию аборигенов, будут звать Новый Эребург. Военные действия позади — время информаторов и разгона бунтующих. Фон: девки с арбалетами, разборки местных финансистов, поиск национальной идентичности, полководец по кличке Толстый, грязь, метрическая система, вечный дождь, качки, шлюхи, патрули, безумные алхимики, бунты, сыр, продавший душу демону фехтовальщик, социальные реформаторы, книга, которую все знают, но никто не видел... Магия заметной роли в повседневности не играет, хотя Первый из некромантов между дорожками марафета жалуется, мол, мосты строить заставляют.

Сюжет держится тем, что именно из этой истории, с ее фоном и некромантами, надеется выбраться к лучшему рассказчик — комроты указанного полка. По ходу дела многие надежды умрут, некоторые вместе с носителями. И часть по вине Норгаарда, но спрыгивать поздно. Назревают большие дела... и так ли хорош господин из Центрального банка? Выдумка ли зверолюди языческого Круга, если летописи о них молчат?

При всех признаках нуара из дарк-фэнтези книгу вытаскивают легкий сарказм и культурология, заставляющая вспомнить Сапковского (демократии досталось сильнее, чем у Баневича). Интриги неглубоки, но разнообразны и мотивированы. Про отличие политики от семейного собрания удачно: наемники наемниками, любовницы любовницами, а трость не подведет. Вообще, резкие детали и фразы Низиньскому удаются.

Любопытны и его решения по наемникам. Боевое братство, товарищество — это к Куку с Вегнером, талантов Форкосигана и Коски не наблюдается, спецслужба из них уровня деникинской контрразведки. Зато автор, хотя и взял традиционный комплект персонажей, от фарцовщика до силача-растяпы, заэскизировал функционирование гарнизона. Есть вертикаль командования, интендант не только ворует, венерические болезни лечат, уровень дисциплины без пригляда скачет по косинусоиде, страшно не доложить и т.п. признаки хорошей проработки.

Финал замер на полуслове — и еще ничего не решено, есть надежда на развитие.

Конечно, в идеале привести б флору, инфраструктуру, одежду и сельское хозяйство в соответствие климату, но уж больно контрастирует чернуха, которой поливает свою глупую, бесплодную и непроезжую родину ван Доррен, со зримыми достижениями местного народа (архитектура, фармацевтика, мануфактуры, библиотеки, караваны).

Полиграфия как в остальной серии. Перевод неуверенно владеет матерной и устаревшей лексикой, однако, вполне читаем.

Продолжения жду.

Кто считает роман трансляцией специфичнейшей идеологии, кого утешили пейзажи Марса-который-не-Марс... Комичность как-то в отзывах не отразилась.

1.Представитель правящего тогда еще империей класса, самых привилегированных групп, свободно путешествующий без ограничений и забот (как выяснится в следующих книгах, домовладелец и т.д.) сходу заявляет инопланетному сверхразуму: «наш мир — очень порченый». Тот верит. Как не поверить британскому ученому... готовому пометить мир чохом. Даже льюисовский приятель Дж.Р.Р. Толкин утопил только Нуменор.

2. Сверхразум вздорен. Отрицание очевидного («Неужели он думает, что сможет попасть в великие миры?» — а «он» уже Марс топчет), чувства рабовладельца («Будь вы моим народом, Рэнсом, я бы убил их сейчас же, а вскоре и тебя ... Но ... Убийство чужого хнау — ужасное дело»). Земной филолог за ничтожное время выучил местный язык, а сверхразум и слуги его за два прилета землян не удосужились, вынося суждения по свифтовским крякозябрам Рэнсома. Гордыня — Уарса уверен, что верховный М. не даст какому-либо народу существовать вечно.

3. Техническая часть опримитивлена. Ссылки на ранний период НФ не убедительны, ведь это 1938 год: «Женщине на Луне» Ланга лет 10, «Пасынки Вселенной» выйдут всего тремя годами позже («Звезда КЭЦ» уже). Оставим вопросы движителя и ускорения. Но быт? Проблемы отходов в замкнутом шаре (упущен шанс на реально крутую сцену готовки, мойки посуды при низкой гравитации и в черных очках, вроде перельмановской «Занимательной физики» 1920 года. Да и вообще, джентльмен на кухне нерях взывает к Джерому). Прелестна «экономия воздуха» запретом на разговоры — одновременно с ношением утяжелителей. Которые тоже забавны, по заданным условиям там не пояс с грузиком, юбка из гирь нужна.

При всем при том, автор не невежда и мог включить мозг: в курсе насчет окна запуска, очень хороши объяснения резчика изображений, насчет правдоподобия, которое надо оценивать не по степени узнавания оригинала прямо сейчас, а по возможности воспроизведения теми, кто никогда не увидит живого землянина.

Все в целом выглядит пародированием «Первых людей на Луне» Уэллса.

Черты сходства: шарообразный космический аппарат без топлива, важная роль заслонки, ярчайшего света и «переворота» на середине пути. Советы по движению — идентичны. Проблемы с воздухом. Во время перелета рассказчик чувствует себя божественно, по приземлении тривиально, первое желание — в гостиницу, на пути обратно он управляет, на пути туда — нет. Один из экспедиции теряется и именно он попадает ко двору планетного правителя. Во время его путешествия земляне убивают аборигенов. Рассказ о том, как плохи земляне и правитель приходит ко мнению, что те должны быть истреблены. Инопланетное общество биологической профспециализации: кормильцы с копьями, машинисты... В других мирах золота руку протяни, растительность под ногами съедобна, есть опьяняющие средства. После возвращения транспорт гибнет. Антиинтеллектуальные высказывания, плен, образ молчаливой планеты, треп про переселение, есть даже дурак-мальчишка...

Только здесь он сопротивляется, а там лез сам. Там первый полет — здесь второй. У Льюиса космоплаватели наивный делец и ученый обманщик, у Уэллса наивен ученый, а мошенник — делец.

Читать рекомендую без серьезного настроя.

Стандартен сеттинг: тоннели Древних через космос, дредноуты, казино и мутанты. Офицеры невозмутимы, мутанты наоборот.

Стандартен зачин: загадочный посланец обращается к мошеннику, чтобы тот напрягся ради свободы целого государства. Правда, скучающий в мозгу Белизариуса квантовый комп рад отключить обычную личность, но для аферы тысячелетия и ему нужна команда умеренно буйных и злодейских спецов.

Пальба, интрига, плеть, взрывы, имплантированный яд, предательства, виртуальные интерфейсы, моча, 500 атмосфер, 4800 гаусов, миллионы франков, фуга, тюрьма, канониры, как бы апостол, оперуполномоченный терминатор и пуговицы со связанными частицами.

Читать, тем не менее, стоит взыскательным к НФ. В космооперу задрапирован философский боевик. История и священные писания Кукол — мощнейшее со времен «Нейропата» высказывание по нейротеологии. Которым автор поднимается до настоящей драмы. Рок, генетика, Падение, поиски высшего смысла и жуткая новая надежда, о которой если и можно, что сказать, то: это просто День Хорошего Мальчика какой-то.

Перспективы, впрочем, сомнительны. Ловок Кюнскен с ГМО-социумом, весьма. Но равнодушен к деталям повседневности.

Бессолнечные глубины океана, в которых лучшие пилоты галактики (трудности с сексом) гоняются за рыбой — кислород без фотосинтеза, рыбка без экосистемы. Город Кукол в толще льда — даже в V «Звездных войнах» есть сопряженные бытовые проблемы. На звездолетах невесомость, внезапные ускорения — везде стены, пол... мостик. Многое неубедительно или устарело. Груша со спиртным была в «Солярисе», но, чтобы космотурист мог поднять бокал, не прилагая, как в «Квантовом волшебнике», к кораблю 0,2g, уже запатентованы решения. Магнитные сапоги категорически отвергнуты космонавтами и т.п.

Ассоциация: другой канадец, Сойер. Страна, кстати, чувствуется, в возне с версиями французского.

Полиграфия в норме. Перевод идет легко, хотя в случае Дворняг хотелось бы больше экспрессии.

Рекомендации: смотрите, что можно делать из авантюрно-плутовского.

В 2002-2003 годах Дукай развлекал аудиторию журнала Science Fiction рецензиями на несуществующие книги. Из всех эссе «Альтернативной книжной лавки» составителям «Польского трупа» приглянулось это, для их антологии вполне уместное.

Сказав несколько слов об Иэне М. Бэнксе и его творчестве — романы «имеют структуру рассказа» (в смысле, 90% завязка и резкий финал), — и помянув всуе «Бойцовский клуб», Дукай приступает к сюжету и достоинствам «Линий крови», доступном за 33 злотых крутом трехчастном повествовании об имитаторе серийного убийцы — выходце из низшего слоя бизнес-элиты современной Британии.

Завершает подначку рассуждение о «структурном зле» на две с половиной странички. С точки зрения католических теологов в марксистских очках и без них.

Оно и разрушило впечатление.

Шотландца «черная кислота зла, разъедающая разум с той же неотвратимостью» не волновала. Ни в фанастике, ни в боевиках, ни в самом ядреном постмодерне. С «разъедающей кислотой» он работал, в той же «Осиной фабрике» и «Поисках оружия», но без примеси «зла». Антагонисты им же классифицируются тем, что творят, тем, что и ради чего им позволяют творить другие. Как они представляются сами себе, какую зависимость вскормили — в расчет не идет. Если сволочь или пособника прогресса не остановят пулей в лоб или чем похожим, с их головами не происходит ничего, достойного внимания. Они таковы, каковы есть.

А о теологах-идеологах у Бэнкса достаточно в «Умм» и «Несущественной детали».

Доктороу во вступлении пишет: «Иерархия и неравенство еще не истреблены, но но оправданий, чтобы их поддерживать, становится все меньше». В качестве подтверждения он ссылается на то, что быть политическим активистом в 80-е означало 98% времени возиться с конвертами и следующую историю.

Толстенькая Энда Бридж лет 12-ти (?) из Аризоны уговорила мать выделить 12$ в месяц на многопользовательскую игру с драконами, миссиями и т.п. — «улучшить навыки общения» в школе рекомендовали (связи между игроками — см. «Младший брат»).

Вскоре ей открывается бизнес-изнанка развлечения и от банального изничтожения неспортивных гадов она переходит к попыткам понять, что и как на самом деле с экономикой, игр и вообще.

Разобравшись и вдохновившись профсоюзом отцовской фабрики, пишет автопереводчиком требования для тупых китайских «фармеров», чтобы знали как бастовать надо. Победа, слава и признание не заставили себя ждать.

Не вдохновляет что-то, совсем. И, насколько помню, в 12 лет тоже не вдохновило бы.

Графика не запоминающаяся. Издано отлично. С закладочкой в комиксе на 30-60 минут листания.

Вместо рекомендаций, попутная информация из книжки: в Китае, нанимаясь, скажешь, тебе 18 и знаешь английский — поверят. А в США 2014 года еще работают интернет-кафе.

Судя по интервью, для Суэнвика рассказы ходят в строгом ошейнике, а роман — лохматый вольный зверь. «Путь прилива» именно таков. Невелик (страниц триста), да кудряв и мощно тянет в сторону ко всяким интересностям. Которым, признаю, за 30 лет прошла уценка.

На подчиненной территории посланник сверхсильной власти официально бессилен и равен туземцам — актуальность конца 80-х. В похождениях суррогатной матери фантастики осталось чуть. Клоны с психоделикой свое, по большому счету, отыграли, Дворeц памяти (автор ссылался на Кавалло, но в РФ термин от Йейтс) наоборот, мечта о виртуальном несыгравшем. Вот бы тринкуло, голосовых «помощников», нейрораспараллеливанием... бы.

Телевещание утратило функцию единения нации вместе с горизонтальной и вертикальной разверткой. И весь набор шуток, образов, завязанных на мерцание экрана баров, гостиных и костра бродяг, как и то, что поиск Грегорьяна происходит между прощелкиванием каналов на дирижабле и просмотром финальной серии в штабной комнате — занесло илом. Хорошо, что «Путь прилива» допускает достаточно других прочтений.

Через эро: психология, физиология, на собачье кладбище с фам-фаталь, маскарад, бордель, тату на память, «выбирай, или я», методы съема и флирта. На заднем плане романтика островов с вином, танцами на улицах и обещанием немыслимых оргазмов.

Через детектив: классическая дуэль серых клеточек и немыслимой наглости. Правильные вопросы, неправильные улики...

Через роман нравов: глушь и бюрократ классика, но не детективная. Чу слишком брутальна и цинична, плоть от плоти здешних просторов, рек, плантаций... Тупиц, не способных погрузить народ по учебнику. Рука, лавочник Пуф, хищения чемоданов — ассоциации с «южной» литературой Штатов.

Через техно: эмбарго и политика комиссии по технологиям, слабые аватары, остатки былой роскоши, засекреченная феноменология — почти Виндж (Лесной зритель напомнил о Вулфе, записная книжка Вэнса, кольцо Нивена, оммажи посвящения не опознал). Встречается мнение, что мир продолжает «Вакуумные цветы». Нет. Чтобы та Земля требовала свободы машин? И из орбитальных трущоб и психопрограммирования «Цветов» не выводятся шамановство, обучение, всякое кантри и транспорт «Пути прилива», никак.

Через Шекспира: топонимика, имена, адамант, сценичные диалоги, безумие, верность слуги. Глава «Танец маленьких наследниц» похожа на возражение «Королю Лиру» (без раздела имущества бедовать уже дочкам). Название романа в издании 2006 г. декодировано «почти не употребляемым в православии» учением, но — шекспировский Брут: «В делах людей прилив есть и отлив». Совпадает, вплоть до «Воспользоваться мы должны теченьем,/ Иль потеряем груз» в сцене с цепями, трупом и деревом.

Коли приспичило тащить духовное, лучше б мытарства, проверку души грешника на 20 пунктах. Ибо глубоко пал чиновник с административного неба.

Отказов от человечности в НФ полно. Киберы Стерлинга и Казанцева, счастье быть блобелом Дика, дезертиры Саймака, людены, фрактальные принцы... Но отторгать настолько последовательно всю фальшь? Искусство — ширма, сослуживцы вскроют брюхо, если привидится передача пакетика. Доброта к животным это их отстрел. Эмпатия, любимая трансгуманистами «философии общего дела» суть кошмар. Великие проекты Корды и денебцев аморальны. Однако, каждым противоречием идеалу чиновник очищается от чужих правил и морока, становясь разом толковей и проще, понимая сокрытое, поднимаясь к вершинам альтруизма — прыжком вниз от темных созвездий.

Мешает счесть гностику идейной основой то, что уже в первом появлении, еще исполняя арию внезапно командированного «а почему я, а кто, а как», чиновник уже зарос необходимым жиром. Позже выяснится, ему побеждать мухлюющих не впервой. И именно в игре в самоубийство.

Мистику же Суэнвик разносит в прах полицейской логикой и правдой фокусника. С оттяжкой, от плеча, от души. Некоторые страницы, вроде зачистки Уайтмарша и беседы на улице Антикваров, умнее многих «инквизиторских» фантазий, рассказ врача страшнее. В каком-то смысле, этой линией правит инверсия закона Кларка: технология со стороны выглядит магией? Для продвинутой технологии арканы и духовный прогресс магов — кустарщина и криминальный бизнес.

Отчаянно хорошая и лукавая вещь для внимательного чтения. Вот как надо писать на грант.

Придумавший Астерикса Госсини умер в 1977 году ( и в его честь назван сорт роз), Удерзо скончался в 2020, дожив до 92 и передав свои права на цикл еще при жизни — сделав, по мнению пишущего это, разумный выбор.

Продолжение вполне в исконном духе и завершен комикс, простите, графический роман, воистину друидическим оммажем зачинателям. Можно заметить, Дидье Конрад склонен к зарисовкам природы и интерьерам на четверть страницы, Ферри к суете эпохи мобильников в смартфонные времена — но, в конце-концов, «Папирус Цезаря» отчасти про издательский бизнес и вопросы коннекта, а архитектура дворцов Клеопатры и проч. достопримечательностей рулила и раньше.

Аннотации верить. XXIV глава «Записок о галльской войне» о неприятностях в Арморике, по совету ненавидящего траву Плюс Процентия исключена из сочинения Цезарем — но похищена, в знак протеста, литературным негром и теперь, с немалым удивлением, читается вождем той самой деревушки, которая ... Вы поняли. Из последовавшего можно, наконец, узнать, почему непримиримые к рыбе второй свежести мирятся с бардом — часть экстренного протокола, ничего не поделаешь, — и почему Цезарь не написал вбоквеллов к своему бестселлеру.

Перевод парой мест заставил усомниться: Союзаполлоникс? «Листья желтые» в исполнении Обеликса?

Рекомендации: если неохота ждать очередной анимационного или игрового фильма, если хочется еще раз взглянуть, хихикнуть и признать знакомых за знакомых.

Если не читали «Феникс и зеркало» — зря! — то и начать лучше б с него. Эта часть цикла более суха и трагична, хотя может читаться независимо.

Происходят события в той же Поздней Римской империи, которая скорее романо-греко-восточный мир, чем имперское государство, анахроничный ландшафт, на котором финикиец встретит христианина, колокольчик прокаженного сахар Тапробопана, Сахара помнит зеленые луга троглодитов и на каждом шагу возможны мудрецы, чудаки, мастера и безумцы. И/или расставание с кошельком, душой и жизнью.

Фэнтези, историческая, литературная, психологическая, отчасти декадентская. Саламандры, вещие сны, нищие, матроны, фумаролы, евнух-экономист, совиные яйца, штукатурка, рабы, официальные бумаги, спельта, шлюхи, дети, пытки, ректор, рецепты, солдатская ложа... Неаполь и «Козий остров» на горизонте.

Сюжет уводит туда, куда не любят заглядывать классики и фантасты-античники. Аверно — тот Рим, что с мозолями от фабрикации необходимого, где все грубо, вонюче и на вид убого, включая элиту этого альтернативно-технологического индустриального центра. Петрониевский Трималхион смотрелся бы на их фоне денди — но им-то и понадобился изощренный в науке, искусстве и ремесле Вергилий, еще настолько молодой и бедный. Incantor et Magus будет поминать свое неожиданно зверское обучение довольно часто — будут поводы.

Автору любы животные (легендарные и нет), невербальное (звуки, запахи, краски, ткань, солнце, вкус, мимика, музыка, жесты, влечение, переживание), разговоры обиняком, инь и ситуации, которые разрешаются ловким поступком или словом — на грани понимания, но интуитивно верным. Суэнвик был от него в восторге, влияние можно вообразить на «Голодного грека» Хаецкой.

К этому переводу сетевому не смею иметь претензий. Спасибо.

Рекомендуется как высокая фэнтези и нестандарт на известную тему о возмездии. А обложка оригинала — спойлер.

Взгляд на образование будущего со стороны учителя — а это в фантастике редкость. Сколько их еще, кроме «Фантаст Джакомо Леопарди» Ринонаполи и симмонсовской «Фотография класса за этот год».

Разумеется, дело не в дистанционном обучении как таковом: заочники к 1966 году новинкой не были, а всякие курсы удаленно читались и у Робида в «Электрической жизни» 1890, и у Форстера в «Машина останавливается» 1909 года — и по матчасти Мелентьев в 1957-м своим «механизированным обучением» из «33-е марта» обошел всех трех. Что, в данном случае, можно не считать — ««Какая прелестная школа»» о полном отказе от обратной связи ученик-учитель. И древнеегипетской с палками, и той, в которой квиддич. И личной, как у Стругацких в «Полдне», и анонимной, как у Стивенсона в «Алмазном букваре». 40 000 десятиклассников Северо-восточного учебного округа США смотрят в экран, получают справку о прохождении курса, на этом для них всё. Оцениваются не учащиеся, по усвоению материала, а преподающие, по рейтингу канала.

Если важен путь, а не цель, в модели «прекрасной школы» масса преимуществ: действительно равный доступ к образованию, решение задач культурной самоидентификации, становления свободной личности, аттестации педагогов и т.д. Что в традиционной школе? Авторитаризм. Отчуждающая институализация. Инфекции, травмы, стресс, криминал. А еще и дорого, безумно дорого по сравнению с эффектом (# Иван Иллич, # Гудлэд Дж).

Судя по присутствию в администрации деловых людей и отсылкам к проблемам со зданием после появления хулигана (1 шт), истоки именно этой реформы в финансовой сфере... То, что продукт новой системы на работе надо учить с нуля (факт), этим бизнесменам либо неважно (детей элиты учат серьезней?), либо не страшно — прошло 20, а не 10...15 критических лет и все работает. Аэротакси, инженеры, колонизация Марса... Успехи медицины (онкология упомянута) могли расширить кадровый резерв, снять потребность в новичках типа «от парты к станку». Да и у узкой натаски есть преимущества если ты работодатель.

На этом про фантастическую педагогику пора заканчивать, так как интрига рассказа Биггла-мл. не имеет отношения к образовательному процессу.

Раз все стоит на трансляции контента подписчикам, более-менее свободным в выборе, значит, анализ событий должен вестись по правилам ТВ-передач.

Автор то ли угадал, то ли просчитал эволюцию вещания и его экс-марсианская учительница ушла от сольного выступления вживую, крайне требовательного к талантам ведущего, в формат реалити-шоу. С какими намерениями — другой разговор, но, по факту, теперь транслируется «Начальная школа», самое начало первого сезона, первым составом. Не более.

Насколько поможет с английским просмотр шоу про мел и доску в реальном времени остальным 39 990 жертвам прогресса? Пусть союзник что-то говорит про изменения и дискредитацию: учителей старого образца нет, классов нет, финансирования нет...

Однако в том, что рейтинги подскочили, никаких сомнений. И что с личной жизнью Милдред Болц теперь произойдут кардинальные перемены — тоже.

Очень правдоподобно и современно.

«Этот бессмертный» своему времени как старший брат — понимает, но играть с ним не хочет.

Якобы Олдисс высказался, что Желязны с Дилэни готовят отменную сахарную глазурь, но торта не попробовать. Как Дилэни, не знаю, а Желязны Олдиссу торт готовить не хотел.

Рассказывают, что и причислили его к Новой Волне за одну публикацию в журнальчике Муркока. А он сам поведал как, решив в начале 60-х вместо поэзии заработать на фантастике, обновил познания и решил, что со времен его детства в ней ничего не изменилось. «Небьюла» за рыбалку на Венере, видимо, подтвердила данное мнение и он еще некоторое время продолжал в том же духе, уйдя только от самых противоречащих науке фактов. Дозуа засвидетельствовал охлаждение публики следующего десятилетия — но сначала следование канону дарило успех, пока «New Worlds» терял читателя и сидел на субсидии (см. у Лема).

Приметы 60-х в «Этот бессмертный» есть. Сексуальное раскрепощение, ядерные осадки (Московский договор), физиологическое обоснование расизма, землетрясение (Чили? Аляска?). Под парный танец с колонизаторами Рэдпола можно подогнать слишком многое — дети мигрантов не заинтересованы в «возвращении на родину», но подпитывают конфликт — но уж знаковое спасение Абу-Симбела и пропагандируемое тогда же переселение под воду спародированы конкретно.

В целом же пост-ядерное наполнение вполне в традиции: мутанты людоедствовали еще в «Пасынках Вселенной», инопланетяне шли на выручку у Азимова и даже пришелец с «кулаками, обвязанными кожаными ремнями с десятью заостренными шипами», Г.К. Панченко идентифицирован как типичный образ бойца индийского ваджра-мушти.

Каким виделось Желязны накатывающее новое, известно. Здесь он еще терпим:«рассуждал о просвещении и ежедневно выполнял на пляже дыхательные упражнения. Во всем остальном он был вполне пристойным человеком»(насколько благородно почти тоже самое в почти таком же пост-ядерном «Почтальоне» Брина!). В «Долине проклятий», приквеле «Этот бессмертный» (и сиквеле армейского опыта), высказывании о поиске себя из «Подмененного», будет куда жестче. Это всё и то, что в «Князе света» запрещен вальс, не ретроградство, обычный для человека его биографии выбор — в начале 1960-х США на симфонические концерты ходило больше, чем на бейсбол (см. Лебрехта), да Желязны и сам признавал влияние на себя якобитской драмы наравне с комиксами. Влияние будней соцработника, коим был годами, наоборот, отрицал, но могло ли его не быть?

В довершение, он последовательно, однозначно против культа героев. Полагаю, ни товарищ Че, ни Марвел такого бы не одобрили и не потому ли с экранизациями Желязны не очень? Рассказчик же — герой сопротивления Веге, хранитель истории и искусств, корявый урод, крещеный бессмертный, в общем, именно такой человек, которого можно пригласить на день рождения ребенка — тоже терпеть не может героизации. И мифологизирующей риторики, мгновенно затыкая разглагольствования о «Прометеевом огне».

Антагонист, антрополог Моурби обычный (даже слабый), человек. Шаманит среди «горячих» куретов на голом пафосе и ритуально смотрящихся действиях. Он, в своих сари, лаптях и серьгах, заняв немного места в книжке, настолько точно представил тёмную сторону прогресса, что после него «В сердце тьмы» и «Золотая ветвь» пересекутся еще раз, в самой мрачной реакции на 60-е — «Апокалипсисе сегодня» Копполы.

Противопоставлены ему два типичных для старых времен (что в дипломе автора, помним?) гуманиста: врач и священник. И то, что от врача несет вивисекцией, а священник из ветви христианства канонизировавшей Гаутаму — делает контраст между словами гарвардца и их делом в отношении мутантов еще занятнее.

Вычетом романтики из происходящего книга напоминает Каттнера и пушкинское путешествие в Арзрум: дьяволопоклонники, голем, пирамиды... а, по сути, проза жизни, банальность. Выходящее за рамки, вроде одержания или нападения чудовищ, быстро ликвидируется. Но не героизмом, а винтовкой на слона, правильно взятой бутылкой «Кока-колы», вшами и т.п. оружием смертных.

Греческая часть путешествует по режущим ухо эллиниста Волосу и Макринице (лишь острова, предостерегала Daily Express в 2016, относительно безопасны). Плюс, театр Kaрагиозис, нелюбовь к туркам... Книга только что не кричит: «Греки не миф!». Но, хотя встроенных в церковный календарь кallikanzaros, с упоминания которых начинается текст, отделял от античности даже Лавкрафт, а часть действия происходит в святилище вуду — вновь и вновь роман упорно маркируют «древнегреческой мифологией».

Что до фантастического, то оно у Желязны просто факт. Сверхспособности и сила титана Конраду не даны для чего-то, они просто есть. В этом «есть» нечто буддийское, о просветлении, которое ничего не меняет: Сэм может управлять электромагнитным — но живет царьком, пока уж очень не достали лично его. Анубис поднимает мертвых — на вечеринку. Сандау творит планеты — и перекусывает в кафе. Принцы Амбера просто заполняли свою жизнь сварами.

Есть у Желязны и другие персонажи, и эксперименты — но это уже другая история, другая эпоха.

Научное знание вперемешку с информацией о том, как оно получено и автобиографией автора. Сказано много, ярко и по чуть-чуть.

Предмет — появление, расцвет и исчезновение динозавров — раскрыт. Охват приличный, данные б.м. современные. Выделены происхождение птиц, уникальность шей завроподов, история обнаружения динозаврового пера. T.rex крупным планом, вплоть до того, что, похоже, больше 30 они не жили.

Наравне с объектом изучающие их окаменевшие остатки и следы палеонтологи. И не только из США. Китай, Румыния, Польша, Бразилия, СПб, Вайоминг, Португалия, Африка... Костяные войны и тонкие прослойки в сланцах, гипс и томограф, кладистический анализ и чутье, слепая удача, политические неудачи, фрески... Цзинмай О'Коннор, Бэккер (экуменический проповедник), Серено, Аверьянов... Крестьяне, белая кость, полицейский, делец... Автор нашел в рядах ученых и гомосексуалиста, но, в целом, наука эта явно для здоровых и энергичных, способных успеть раньше торговцев окаменелостями, ливней и бульдозеров.

Естественно, в изложении автора все любят палеонтологов. Они на обложках, они в передачах, они с лекциями, на которые пол-университета сбегается, у них офигенные вечеринки с морем алкоголя... и строгие лаборатории.

Много что порадовало и отношение к тишине в музее разделяю полностью. Научная часть...

Ладно, про насекомых один раз, ладно, флора с точки зрения корма, океан когда к слову придется. Ладно, не сказал, почему мел назван мелом, описывая колебания моря и климата

Справедливости ради: Брусатти упоминает и отличающиеся точки зрения. Но (субъективная оценка, конечно) главный недостаток текста в том, что его автор реконструктор и катастрофист больше, чем эволюционист.

Путь изменений он знает отлично, однако, рассказ про него ему мало интересен. Пермские вулканы, чиксулубский кратер, дождь из камней... Вот это его. А расхождение видов объяснит пример отличий сына от отца и троюродных братьев. Вот, бронтозавры вымерли без метеорита... Ну вымерли и вымерли, неважно.

Некоторая часть утверждений не то, чтобы убедительна — в тираннозавра на 40 км/час поверю, когда найдут его тормозной парашют. Насчет охоты стай... Ни птицы, ни крокодилы же...? Силу челюстей определяли, вдавливая алюминиевую бронзу в таз коровы. Отношение массы мозга к телу как у шимпанзе, значит, динозавр умнее кошки?

Слог впечатляет. Поскольку серия называется «Бестселлер The New York Times», упрекать автора сложно, просто процитирую:

Анкилозавры «одни из самых медленных и глупых динозавров».

«Кархародонтозавры нашли способ узурпировать трон предков»

«почти каждый квадратный сантиметр экосистемы заполняло головокружительное множество видов, процветающих рядом с друг другом»

«сломанные зубы хищника летели во все стороны, когда он терзал добычу»

Издано неплохо, иллюстрации четкие и т.д.

Рекомендации: да, это можно и даже стоит почитать. Живенько так.

Вступление благодарит Лавкрафта, Лена Дейтона и Нила Стивенсона. Послесловие блестяще связывает воедино этих мистика-атеиста, историка-триллерщика и почти научного фантаста притягательностью зова Ктулху для поколений, живших под ядерным мечом и наслаждавшихся шпионскими романами. Но, если обойтись без цитат и спойлеров, непосредственно из текста видно, что...

От Лавкрафта — имена и концепция. Данвич, Мискатоник и тонкие стены Вселенной, через которые непознаваемые в ужасе и коварстве древние могучие так и лезут, так и лезут... Порой, по приглашениям из рассчитанных в недрах ВПК пентаграмм. Отличие от «Очень холодной войны» того же автора: тут союзники после Второй мировой договорились не внедрять, не распространять и бить по рукам за применение или популяризацию оккультного оружия.

За исполнением на британской стороне следит «Столичная прачечная и химчистка», более-менее успешно предотвращающая апокалипсис в пределах бюджета и стандарта качества BS (принимается при консенсусе экспертов, если интересно).

Госслужба, в штат которой вошел м-р Боб Говард, некогда слишком сообразительный студент, а ныне допущенный к полевой работе айтишник, сработана по лекалам Лена Дейтона. Антиджеймсбондовский вектор, исторический подход, паровое отопление и стены неудачного цвета — это всё от него.

От Нила Стивенсона начала нулевых — наука. Безудержное, вольное использование любых теорем, кривых, имен, вымышленных / реальных фактов любых областей и степени гиковости. Здесь Гилберт и гамильтонианы — темы для разговора с женщинами.

Чье сравнение оклада морпеха с доходом д-ра философии на временном контракте, не знаю. Но лыко очень в строку.

К числу ассоциаций субъективно добавлю Бабенко и Аароновича, в остальном — технофэнтези про отражение Чужих.

«Техно» почти ретро: лисп-машины, мобила и КПК в кармане, комикс про Дилберта на стене, новехонький Windows XP, проблемы с «сапером» и т.д. Вызывает улыбку, если не ностальгию.

А «фэнтези»-компонент держит серьезное, даже героическое лицо. Прежние отзывы намекали на веселье — не вижу. Разве что, инструкция по предотвращению термоядерного взрыва фанерным стулом, конспирология уличных камер... Но драматичного не меньше.

Издано хорошо. К переводу есть претензия — в «Каталоге» Боб с Энглтоном на «вы», точнее, на «Вы», в «Бетонных джунглях» же они друг другу тыкают.

Продолжения жду.

От образцового цикла того же Форестера про Хорнблауэра эту книжечку — реально, карманный формат — отличает ряд существенных моментов.

Главный герой американец. Солидный, старше Хайнлайна, с Аннаполисом и ужасом развода за плечами, прошедший переаттестацию без повышения профессиональный военный... доселе боевых задач не выполнявший.

Тем более настолько сложных, как командование охранением трансатлантического конвоя (напрасно про «капитана одного из кораблей сопровождения» в аннотации), где все опытнее его, в т.ч. поляки. Краузе знает «что», его выучили на своем и британском опыте «как», ясно представляет себе обязанности и возможности экипажа, от рулевого до стюарда-филиппинца, и что такое судовождение, когда торговые суда не могут держать строй, знает. Но переживает свою ответственность и мнимую неуклюжесть в первом бою почти так же остро, как Малешкин из «На войне, как на войне». В этом и в нарастающей усталости нерв произведения — но, увы, Форестер не Курочкин, и психологическая составляющая хоть и точна, но несколько серовата.

Текст нашпигован ветхо — и новозаветными цитатами, как борта эсминца Краузе заклепками. Специфика радаров и гидроакустики времен «волчьих стай» Деница, проблемы противолодочной тактики... Сходство с производственным романом есть, но отдаленное: мир строго замкнут мостиком «Киллинга», различимыми с него морем и небом.

А расширяет его коммуникативный обмен, так же важный в «Грейхаунд» как переживания Краузе. 1955 год написания, но обилие сообщений делает происходящее почти зримо сегодняшним. Идут потоком уставно четкие, неуставно азартные, вальяжные или витиевато этикетные (но тоже непререкаемые), хладнокровно драматичные, лишь только коллективно распознаваемые, запоздалые, своевременные и формульно шутливые послания. Ракетами, радиограммами, громкой связью, семафором (помедленней!), устными докладами, проводами, самолетами... И молитвами, конечно. Теми, какие обязан произнести капитан.

Рекомендации: военная зима в Северной Атлантике и уйма загадочных команд.

Формально есть всё, что нужно для хорошей книжки.

Сюжет известной (не «Колобок», но переложений изрядно) сказки, с если не античным, то индоевропейским драматическим зарядом. И раскрыто хорошо, в пересечении куда большего числа судеб отдельных людей, народов и нелюди, с реалистичным обоснованием чисто сказочных ходов (откуда зелье? как сделать золотое платье? почему ножи железные? И почему Финист — Сокол?) и объединением русских сказок и сказаний в едином мифологическом пространстве, где Аркаим, скифы, Таруса, Лапута и ромейский Болгаробойца соседи.

Композиция: три части, три рассказчика, каждый со своей правдой и долей участия в подвиге великой любви Марьюшки. На фоне которой ее образ расплывается, меняясь в зависимости от того, как ее видят: дочкой кузнеца, усталой странницей или женщиной с поверхности.

Многотемье: организация игрищ и забоя мавок, психология угрюмости, народ и власть, доспешное дело, кровь великанов, табу, хиропрактика, ПТРС... философия «пузыря». Тактика дракона — сценаристы «Хоббита» позеленеют от зависти. Нотки юмора — волхв смотрит четвертым глазом, чтобы нож не уперли.

Язык афористичный. Мысли-предложения: «Волхвов всегда столько, сколько согласны кормить хлебопашцы», «Если в рассказе нет молодой девки — это и не рассказ вовсе». «Без тех, кто нас окружает, без тех, кто нас любит, — мы ничего не значим».

И всё недодуманное, недоработанное.

Ладно, что скифы рядом с порохом, а хазары с огурцами, даже забавно. Но медный век и бриллианты? Правила игры надо соблюдать бы. Конные заводы и все пешком? Далеко Иван №2 в своих походах уйдет, да... Летающий город — столько про климат, и на тебе, автор делает вид, что на высоте горной болезни ветер не дует. Небесное сооружение из бальсы и пробки не может быть копией земного города, тем более, с тяжелым, как описал Рубанов, краем — перевернется банально. там не только посиделок на крыше — самих крыш быть не должно.

«Бог ремней не хочет, чтобы ты тачал сапоги» — это славянская фэнтези? Стаи волков и рысей (!), преследующие беженцев, в настоящей славянской были бы немедленно мужиками переделаны на шапки и рукавички. И сани зимой — это минимум возможного.

Да, рассказчиков трое — но ищущий ночлега 119-летний дед, воин под судом и обвешанный золотом потребитель солнечной энергии говорят и думают одним, былинно-назидательным, слогом, оформленным в духе телеграфной лапши 1920-х.

Рекомендации: убить время и задуматься, почему так часто славянская фэнтези похожа на самолет Можайского.

Гибсону 70 с хвостиком — и он в прекрасной форме. Правда, если роман транслирует его представление о реальной политике и популярности президентских твиттеров... Что поделать.

Начинать «цикл срезов» отсюда нельзя — всё, что Лондон и мир Флинн творят в альтернативном 2017, останется полупонятым.

Движения много, событий не так уж. Качественной футурологии, типа первых признаков джекпота, считай и нет. Зато — как написано! Повествование структурировано главками, как лестница ступеньками. Фирменная специфика восприятия и переживания пространства и встреч, создает ощущение череды графических скетчей, в которых больше эмоций, чем краски.

Сюжет можно свести к тому, что всё хорошо. У Недертона, Лоубир, Льва, Флинн... И даже Коннер в норме, настолько, что идеальный бета-тестер Верити даже не понимает, с кем имеет дело. И это тоже хорошо, хотя ей так тревожно.

Нехорошо с русскими клептархами... чуваком с ЗРК... и с руководством маленькой компании, амбициозно скрестившей военную разработку для спорно контролируемых территорий с гражданской концепцией сетевого двойника.

Если «Периферийные устройства» задействовали наработки славного «Нейроманта», то «Агент влияния» ассоциируется с менее популярной книжкой. Вместо поп-звезды — звездного статуса инвестор, вместо Японии стартапы и кофейни Сан-Франциско, но сюжет и кое-какие персонажи говорят поклоннику автора о влиянии «Идору».

Издано хорошо, хотя зачем суперобложке повторять твердую, неясно.

Перевод красив и с заскоками. Ну не занимаются кожевники шитьем.

Рекомендуется как легкое чтение для поклонников автора.

Рассказ в антураже Бестера или раннего Дика: контрразведчик присоединяется к обществу странствующих в открытом космосе, чтобы вычислить курьера-мнемоника. Но это Брэдбери и задачи «плаща и кинжала» быстро теряют важность. Под давлением солнечного света и прочих обстоятельств ГГ духовно раскрывается и совершает человеколюбивый поступок... Даже Херберт, утверждавший спиритуалистическую ценность космических путешествий, вспомнился.

То, что автор, хоть и сочинял хоррор с жесткими детективами, законченный гуманист и светолюбивее молочая, комментария не требует.

Требует его «автостоп» из аннотации и отзывов. Неверно. Автостоп как халявный способ передвижения открыт для всех, но автостопщиков добровольно пускают внутрь и, как утверждают практики типа Кротова, риск для них не особо велик.

Здесь контингент зацеперов. Внаглую прицепиться на взлете, пережить встречу с метеоритами на правильной стороне брони и молить (про себя) пилота, чтобы не тряхнул специально... Смертность? Соответствует, зато дешево, романтично и сам себе хозяин.

Кодекс поведения, любопытные способы бесконтактной дружбы и мести... Межпланетная инкарнация индустриальных бродяг хобо, воспетых Джеком Лондоном, вошедших в американскую культуру вплоть до фестивалей и, к дате рассказа, почти аннулированных железнодорожной полицией и возросшей скоростью движения, вот что это.

Технически так себе. Скафандр с электромагнитами для многосуточного перелета, позволяющий приземляться с орбиты, запредельно дороже любого билета, а изменение центровки при посадке и взлете... Зацеперу-то, конечно, все равно.

Согласен с предыдущими отзывами, но не во всем.

Провинциальность киберпанковской части громадный плюс. Вот так вне прокручивающих деньги планеты муравейников. Конспирологический ужас прививок и внезапных налогов на недвижимость в декорациях этого края Европы правдоподобен, сцена в гараже естественно вытекает из игр в Джонни-мнемоника на периферии.

Средняя часть не провисает. Конечно, подводные приключения — один большой ляп, но структурно, изнутри сюжета, отель в туманном парке вполне оправдан. Как пейзажные зарисовки в «Солярисе» Тарковского. Да и Норберту нужно перейти из личинки битого инвентщика в небожителя, войти в курс настоящего артуркларковского дела настоящих мужчин и женщин... Хотя, проверять устойчивость психики под транквилизаторами? Мда.

Сюжетный твист финала аналогичен мидгардскому. Показывает, что автору принципиально не хочется завершать текст вытекающим из событий, милее подбросить две-три закладочки, пару фраз вскользь следящему за основным сюжетом читателю — пусть позже подергается.

Мир не на паузе. Китай роет где хочет, полярные шахтеры, буровые, орбитальные отели, рельсовая пушка — дешевый космос... Автор несколько раз повторяет: застой вызван исключительно политиками и почти исключительно для «Пшекландии».

Русо- и советофобия? В комплекте. Но автору нравятся только свободные духом и толстые кошельком индивидуалы. Арабы фанатики, китайцы партократы и браконьеры, европейцы удушили курильщиков и обжор с шахтерами, аудитория интернета (все остальные, разом) не концентрируется дольше трех минут. О ком здесь доброе слово, о монголах?

Из НФ-перестрелок на Луне можно составить приличную антологию, однако версия Гжендовича достойно смотрится на фоне классиков и современников... Ну, Йена Макдональда по реализму обошла точно.

«Автомат Коробова на жидком топливе» не шутка. Прогноз судьбы безгильзовых боеприпасов. «Жидкий порох» сам по себе грааль оружейника, а уж топливо...

Польский крик перезаряжающего «авария!» по сю сторону Бреста загадочен, но не с потолка взят.

Гелий-3 как топливо сомнителен, термоядерная реакция с ним даже на Солнце не пойдет. Популярен же в НФ изотоп из-за прикидок физиков-теоретиков: протон сюда, атом туда... и никакой радиации? На заре атоммаша активную зону реактора речной водой охлаждали на основе похожих академических расчетов.

Ложки, наверно, могут быть и из меланина. Но опечатка в «меламин» вероятнее.

Очень простая книга, практически, беллетризованный оптимистический научпоп о веке big data, его потребителях и политике. Этакое «Интерфейсом об тейбл» Бетке строго для взрослых.

Рекомендации:

— если сами разбирались в «проблеме вагонетки» и можете расшифровать акроним сaptcha, если признаете кластеризацию интернета и что «цифровое неравенство» говорит не о вайфае. Если представляете минусы биометрии, тем паче, на что намекал робот, сочиняя «Джордж Оруэлл идет за покупками» — можно ограничится аннотацией, ничего не потеряете. Ну, кроме ручной погрузки боевого робота в багажник, левого айпода, дочки с гормональным чипом, пакетировочного пресса и отдающего Томом Шарпом немецкого юмора;

- если нет, если не вполне или допустим, даже пообщавшись с операционистом (которому слова, квитанции и проч. по сравнению с тем, что кто-то, когда-то и зачем, по большому счету, неизвестно, внес в БАЗУ), еще считаете, что проблема только в ошибке... читать.

Издано хорошо, огрехов в переводе не заметил.

Судя по всему, планировалась шутка над обывательской ограниченностью — но реальная история пошутила так, что теперь мистер Гарри Венселман, выдернутый из 24 февраля 2061 года в 1963-й, рассказывает преинтереснейшие вещи.

Курение (раз трубку чистят, без фильтра) не такое зло? Или не дымится не табак? Бумажная газета — традиционные СМИ выживут. Монополия Федерейтед Индастриз — антитрастовые законы не работают, а заводы наоборот. Человек проводит накладные вместо 1С — и карточная игра тоже не онлайн. Муж ест, что даст жена... похоже, золотой век фастфуда завершен, хотя налог с продаж всего 1,3%.

И, самое шикарное, Венселман выучился и работает в Детройте. У него там трое детей, дом, при этом он не жалеет, что его купил. На работу — общественным транспортом. Это уже на уровне прощальных слов Алисы Селезневой, другой «гостьи из будущего».

А для ученых интервьюеров 1963 г., времен табачной рекламы, бэби-бума и ничуть не ржавого северо-востока США — ничего такого. Им бы про атомное топливо узнать...