Если симпатизируете мушкетным артикулам, кирасирам и блеску багинетов, с которыми не могли сладить удальцы и фанатики от Ирландии до Индии, прошу ознакомится.

Процентов на 60 это решебник по тактике времен атаки шагом и каре. Почти — дисциплина без шпицрутенов, аналога пустынь и каналов страны Хандар на нашем глобусе даже не прослеживается. Так и не разобрался, что за «глиняные» хижины такие: легко горят, но осколки от стен надо извлекать хирургически. Любопытно, автор знает, сколько весят описанные им стальные плиты? И что он ими сказал о технологии своего мира? С последним тоже имеет место быть некоторое смещение — у Стальной Маски винтовки и точная механика, а противник дозрел лишь до терочных запалов.

Еще процентов 30 текста занимают труды капитана Первого Колониального полка Д'Ивуара над выживанием оного полка плюс карьера «солдата Винтер», травести с лесбийскими снами (спешу успокоить, отношение к «Монстрячему взводу» и феминизму роман Векслера имеет отдаленное).

Решение переключаться с офицеров на солдат реализовано удачно, психология и внутренние конфликты закручены лихо. Кто сказал «Глен Кук»? Ничего общего. Мартин? Векслер управляется с персонажами и баталиями не хуже.

Правда, участников меньше, регион один, этники и летописей чуть, детям и старухам слова не дано. Главное отличие — хотя текст и прерывается, лишь начинаешь врубаться в цели полковника Януса и закадровую интригу, но эта часть завершена и, какой-никакой, а финал есть. И представления о долге, дружбе и любви расходятся с рыцарством «Игры Престолов» в корне (см. линию Маркус-Ростон).

Оставшиеся % романа — то, почему он фэнтези. Демонология, запах жженого, Мать, окаянные иноки, артефакты древних, мрамор шрама, лысые великаны, понтифики, схватки с зомби... Ничего особого, почти стандарт. Во всевозможные сюжетные ловушки и смекалку персонажей автором вложено больше — спасибо ему за это.

Со всеми небрежностями перевода, не отличающего глубоко сидящие суда от глубоко погрузившихся и впадину от низины, читается легко. Полиграфия: сквозь белую бумагу видны строки той стороны листа.

Продолжения жду.

Мы все умрем, хотя, по этой книжке судя, менопауза страшнее. Дети, возраст, дети, возраст, дети-возраст... Ту-ту, но автор не согласна и вот он, результат: хотите знать, в каком кабинете какой клиники вдовая вице-королева советует заказывать бэби, другую-десятую, к пенсии? Интересно? А это самый корень романа.

Посему и не драматично. Приключения беременных на полуварварской планете это мужество материнства в антураже. В приложении к детям тоже самое будет о плохих или бессильных родителях. Следовательно, обреченный на нейсмиточек и форкосиганчиков мир должен быть без отрезанных голов, кризисов с непроплатой и прочих вредных факторов.

Вот в «Адмирале Джоуле и Красной королеве» и огненный дождь пролился, и земля тряслась, ломаются флаеры, наглеют строители, вскрыт план геноцида, буйствуют пьяные — а вокруг безмятежная неконфликтность. Сильное разочарование для помнящих, какого качества были у автора боевики и стратегии.

Прочие упреки не заслужены.

Слабо с освоением Зергияра? Подтвердились подозрения — империя отхватила больше, чем нужно барраярским экономике с демографией.

А, раз книга о возвращении джентельмена в лоно (в исконном смысле), обсуждать ее толерантность к гомикам нелепо как-то. И поздновато, после «Этана с планеты Эйтос» и «Танца отражений».

Идеология в романе вообще, мягко говоря, консервативная.

Маточные репликаторы — это было радикально прогрессивно, однако, чуть речь о постнатальном, Буджолд резко по тормозам. Няня д.б. женского пола, хоть без стажа и образования. Альтернативы (декретный отпуск, ясли, мужчины, автоматика или свои руки в памперсах) не рассматриваются. Офорилась Корделия вконец, у ее мамы на Бете место слуге было лишь на окаянном диванчике.

Сексуальное образование? Все терапии и провозглашения перечеркивает один разговор, со скольких лет можно поведать, кого звали кувыркаться па и ма.

Патернализм. Руководить и присматривать надо — гражданские компании быдловатые массы не затронули. Как хорошо, что распределение жилья в ручках мафии гарнизонного женсовета.

Аналогично с отношением к художественному. Ретроспективно оценил: по всему циклу искусство №1 архитектура, №2 садово-парковое. Графика — хобби. Музыка... живая, пожалуй. Пытавшегося развить иные эстетические вкусы продвинутая экс-бетанка отправила заниматься канализацией.

В общем, рекомендую лишь как возможность узнать новое о старых знакомых. И кое-что об эволюции автора.

Этим текстом (спасибо, переводчик) Лавкрафт высказался о космической фантастике. Если кратко: дать читателю «воздушные лестницы для бегства из раздражающей тирании времени, пространства и естественных законов физики». Не разбавляя потрясающее душу изумление супергероями и прекрасными дочками сумасшедших ученых. Только реализм.

Но кто же смог соответствовать? Херберт? Заблудился среди своих барханов. Джин Вулф — космос в его «Новом Солнце» больше похож на мистические небеса. Балларду милей вши и вирусы.

Зато пан Станислав Лем, почти синоним НФ (хотя он не чуждался и зомби-нуара), в «Эдеме» словно вторит тезисам Some Notes on Interplanetary Fiction.

Лавкрафт: «Не менее деликатна проблема описания путешествия в космосе и приземления на другую планету. Здесь мы должны сделать первостепенный акцент на очень важных эмоциях — непреодолимое чувство удивления путешественников, когда они понимают, что находятся очень далеко от их родной Земли, в космической бездне или в чужом мире»

Лем: « Намерения у него были добрые, он хотел рассказать мне, как выглядит пейзаж не помню уж на какой луне. «Там есть такие, — говорил он и разводил руками, — такие большие, и у них есть такое, и там вот так, а небо другое, чем у нас, да, другое», — повторял он все время, пока сам не начал смеяться и не махнул рукой. Невозможно кому-нибудь, кто никогда не был в Пространстве, рассказать, как это выглядит, когда висишь в пустоте и у тебя под ногами звезды»

Лавкрафт: « у нас не должно быть сверхлёгкого изучения языка; никакого телепатического общения»

Лем: «Если бы все шло как в книгах, которые я читал мальчишкой, -заговорил Доктор с полным ртом, — в этой проклятой занавеске сейчас бы образовалась пышущая огнем дыра и оттуда бы вылез тип с тремя руками и только одной, но зато очень толстой ногой. Под мышкой он тащил бы интерпланетарный телекоммуникатор или сам был бы звездным телепатом. Он дал бы нам понять, что является представителем невероятно развитой цивилизации и... — Перестань нести чепуху, — прервал его Координатор.»

Лавкрафт: «Всё должно быть в строгом соответствии с известной или теоретической природой сферы, которую мы рассматриваем — сила тяжести на поверхности, наклон оси, продолжительность суток и года, вид звёздного неба и т.д.»

Лем: «Полярная? — спросил вдруг Химик, бессознательно понизив голос, и показал на низкую звезду, слабо мерцающую в темном небе на востоке.

— Нет, отсюда ее не видать. Мы сейчас... да, над нами Южный полюс Галактики. Минутку... где-то должен быть Южный Крест...»

Лавкрафт: «Нужно помнить, что нечеловеческим существам должны быть полностью чужды наши мотивы и виды на будущее».

Лем: «Вы подумайте, все, что тут происходит, отчасти напоминает нам различные вещи, известные на Земле, но всегда только отчасти — каждый раз несколько кубиков остаются лишними и не укладываются в мозаику. [...] Кошмарный сон. Ну, а скелеты? Музей? Бойня? Храм? Фабрика биологических экспонатов? Тюрьма? Можно думать обо всем, даже о концентрационном лагере!»

Вывод: а Г.Ф. Лавкрафт-то оказался неслабым аналитиком НФ.

Из-за какого-то вывиха, миф, что отклонение от психической нормы дает силу и открывает недоступные способности, укоренился в западной НФ. Брин, Уоттс, Ле Гуин. У Лэмба в «Роботире» аутизм вообще программируют, по воле родителей — будет лучше с машинами управляться. Нда, даже Ф.Дик в «Кланах альфанской луны» признавал проблемы таких «гениев».

«Известный космос» Нивена устроен более хитро. Идея в деле, здесь и маниакальные защитники Пак, и параноидальной осторожности кукольники Пирсона, и только «дельфинье» раздвоение личности спасает Землю в «Мире птаввов». Но с диагнозом принимай, что дал автодоктор (см. «Этика безумия»).

В этом рассказе никто не бросается через Галактику утереть несчастный нос или отомстить обидчику, не устраивает гомофобских драк.

Земля 2360-х похожа на Полдень Стругацких. С охотой на матерей и тотальной прослушкой, но, тем не менее, для законопослушных там почти так же сыто, умиротворенно и гуманно. И там звучит вопрос «Жука в муравейнике» — как реагировать, если ты, вдруг, учуял дьявольскую серу? Не сходить с ума? Или сходить, специально, в надежде что соскочившая с рельс биохимия поможет?

Конечно, «Всегда есть место безумию» совсем не «Жук», а Разумный Джек отнюдь не Сикорски. Прозаичный такой мужчина, скрупулезно соблюдающий правила баров, укрепляющий ширину плеч ремонтом строительных роботов, навещающий внуков и распивающий рюмашку-другую за разговором, что АРМ уже не та. И готовящий Солнечную систему к вторжению инопланетных хищников.

В сугубо частном порядке.

Фэнтези, темная, с элементами героизма. Немного телесных выделений, но не хоррор.

Внизу до самого Валенграда пустыня пост-магического апокалипсиса, вверху небо разорвано, как в «Футураме». Бесердечные колдуны, мутанты, некроманты, криминальные дети, библиотека, тупые солдаты, непобедимые наемники, коммуникаторы, рапиры, зомби, памфлеты, феромоны и кареты. Безумный гений записывает свои ужасные расчеты дерьмом, лунный свет сворачивается нитью под пальцами обреченных, дверь пункта управления заперта на цепь и замок — о, что будет, когда об этом узнает маршал границы...

Главный герой, рассказчик этой истории, чье благородство вдавлено в грязь роковыми ошибками прошлого, много пьет. Весь в долгах, дружит с извращенцем, однако лучший фехтовальщик, неслабый детектив и охотник на ведьм, каких поискать ( в широком смысле. Не только на женщин, не только на колдующих, на всех поклонников Глубинных королей), всю жизнь грезящий об одной леди....

Вот вся эта нуарность и делает практически неизбежными ассоциации с Гленом Куком и Эриксоном. Мир формально весьма оригинален, но на память приходят именно они.

И текст достоин такого сравнения. Ладная, стройная проза, динамичный сюжет, предсказуемый вплоть до пафосной и весьма неожиданной кульминации. Как если бы Муркок превзошел финалы Агаты Кристи, если позволительно такое сравнение.

На полиграфию и перевод не жалуюсь.

Рекомендации: скорее «да», чем «нет».

Считаю книгу искуплением грехов марсианской трилогии автора.

Там планеты чуть не колыбельные первопроходцам пели. Гении дирижировали экосистемами из своих лабораторий, космические корабли как трамваи, по расписанию, демократия без государства дарила невиданные духовные вершины...

В «Авроре» все с усилием, тратой ресурса, жертвами неясной этиологии. Консенсус возможен лишь под присмотром шерифа, а экологическая инжерения суть попытка синхронизировать тысячу разных качелей. Хороший посыл о любительской социологии. В кои-то веки внятное объяснение, почему персонажи вот такие. Космические полеты — если не готовы страницами читать про небесную механику или есть сомнения насчет того, что торможение тоже ускорение, не беритесь.

Не все, правда, прекрасно. Не удались биоты, в которых Робинсон расселил команду своего ковчега поколений. Красивые и громкие названия — но, видимо, зря Ларри Нивен предупреждал, что в искусственной реплике естественного ландшафта почва окажется на дне водоемов. Зачем в этих террариумах человеческие городки, усилить антропогенный пресс? В «лабрадорский» отсек стоит заглянуть, чтобы понять, как Север представляется с калифорнийских пляжей (намек: для летящего из субтропиков в тундру вывести потомство гуся он другой). Недоумение вызывает недоедание рядом с молекулярным принтером. Лекарства можно напечатать а сахар или макароны нельзя?

Зато порадовал роман сжатой конкретикой проблемы разумности ИИ. Гибернацией, не похожей на холодильник. И, конечно, выходом из ловушки корабля поколений — технично, изобретательно, свежо и совершенно очевидно.

Оценку перевода затрудняет авторский трюк с квантовым самосовершенствованием рассказчика.

Рекомендации: строгая де-илюзионистская НФ, космический ковчег и техносюрпризы.

Резкая смена декораций и настроения.

Из мирков в которых мимо руин былого величия плывут трупы, а лидеры кормятся металлоломом, автор приводит нас в большой мир. Глобальные корпорации, гелиевые дирижабли, китайские арбитры, боевые дроны и скрытые от полиции операции.

Всплывают персонажи из прошлого, обнажаются причины, пока снайперы делают свое дело, Ариэль обещают выбросить из люка, Исполнительный комитет прогоняет охрану, матросы списываются на берег, Маля прикидывается рыбачкой, а Тул бредит Калькуттой. Огонь, потери, измена...

Но идеологический заряд иссяк. Так, пара намеков, а остальное — очередной боевик. Про дружбу, месть, бизнес и военного аналитика с отличными оценками.

Полиграфия и перевод не хуже и не лучше.

Рекомендации: тем, кому запали в душу персонажи «Разрушителя кораблей»

Брейк утверждает, что составил первый в истории университетский курс о науке и НФ. Опубликовал же беглые комментарии к сценам киноэпопеи. Однако, охват и проработка (затронуты влияние декораторов «Звездных войн» на космические программы, усилия DARPA по суперсолдатам, отношение речей Дарта Вейдера к функциям АНБ, космология и астрономия) достойны научпопа вузовского уровня.

В целом, интересно.

Анализ шанса уцелеть среди астероидов Эпизода V — с учетом расчетов НАСА для «Вояджера» и того, откуда вообще C-3PO мог взять это «1:3720». Судьба эвоков после разрушения «Звезды Смерти-II» на эндороцентричной орбите. Кислород Татуина. Черви-экзогорты, Иоганн Кеплер и выживаемость тихоходок в вакууме. Почему световой меч не лазер и не токамак, а крен кораблей в SW — не глупость. Сразившая меня информация про притягивающий луч.

То есть, для фана цикла разница с глянцевыми видами «Тысячелетнего Сокола» в разрезе, которыми потчевал «Прайм-Еврознак» и блеянием «Мир по Звездным войнам», колоссальная.

Но — опущены аспекты, которые заставили Муркока говорить о близости Силы к фашизму, социального анализа нет как такового.

И подход к техническим вопросам напоминает «Планету бурь» Казанцева, только там подобный расчет использован для комизма, а тут всерьез. Цепочка цифр не доказательство, особенно, если исходные данные из Канона, отказ от которого — лучшее, что сделал для «Звездных войн» Disney.

Прикидки себестоимости «Звезды Смерти», типа 120 км диаметром, 10% массы на сталь, внутри азотно-кислородная атмосфера — и перевезти всех землян на Марс дешевле уже сейчас, оставляют нехороший привкус. Если это так, значит, конструкция была другой, нечего тут про квадриллионы тонн. А бюджет — куда рациональнее было бы сослаться на реальные мегапроекты.

Аналогично беспиновская главка, в которой, с тщанием и ссылкой на экспертов, выясняется, может ли человек дышать в атмосфере газового гиганта — «Звездные войны» это силовые поля, там с первого фильма без скафандров бок о бок с открытым космосом.

До идеала далековато.

В Скарланде всё живое если не умно, то разумно. Пауки разговаривают с жертвами, гусеницы гоняют на байках, моль ест костюмы. Подданные или жители Севера, они живут как могут в свое удовольствие. Продают билеты, духи и платят — королеве верностью, муравьям сахаром (бывает, нужно перенести груз или очистить лес), волшебникам, если нужен аудиоусилитель, деньгами, частями тела за идеализм.

Дождевые черви посасывают коктейли в кабаке, публичное собрание ест жареную мышь и все млеют от оперного трио сов... Вопросов насчет отсутствия кровавых морд и специфики микромира Карика и Вали в принципе не возникает — повествование в духе «Волшебника Изумрудного города». Или «Чародея с гитарой» Фостера.

Правда, для разнообразия, попаданец не из нашей реальности и взрослый. Доселе успешно уклонявшийся от традиционных для семьи Львиных Зевов заездов на неразумных (с его стороны океана) шмелях Фридрих вдруг не отказал таинственному посетителю. А у того реактивный двигатель — и понеслось. Подземелья, поезд, шпионаж, эпос, кризис идентичности, заклятия, взрывы, финансовый аудит, бродячий цирк... Бодро и изобретательно на все полтыщи страниц.

Профессиональные знания Райнхард в биологии проявились на них от силы раза три — но они достаточно круты для сказки и позволяют отнести книгу к фэнтези. Не совсем уж детской — обсуждение, насколько дамам нравятся одноглазые, наркотик утреннего сознания и кое-что по мелочи повышают возрастную планку, но легкость разрешения конфликтов и хэппи-энд возвращают ее на место.

Полиграфия — пусть «ЭКСМО» поучится. Язык перевода легок, нестыковок или ляпов не заметил, ну, может, «филистера» стоило заменить на современный аналог.

Рекомендации: читателям как легкая авантюра, а издательству — продолжать знакомить с современной немецкой фантастикой.

Несколько новелл на стержне противостояния умных негров непрокосновенному натурофилософу из Сынов рассвета.

# фанфик, #северо-американское, #мистическая фэнтези, #неглупое... и # боевик на социальной подкладке. Прикладами в окна «паккарда», аэроторпедой по летающему мертвецу, заклятием по грабителю, киянкой по «еве», шарфик в карман — белым мат в три хода. Тайные ложи, револьверы, риэлторы, собаки, вдова-лунатичка, рыжий лобок, универмаг, астрономия, призраки, бакалея, беглый сын, сундук на цепи, полиция, оптимистичный финал, непредставимые цвета и прочие цитаты из Лавкрафта и ему подобных (списочек в тексте).

Ретро-триллер в обстановке золотого века Америки? Да. Но еще у автора в наличии Идея.

Суть лавкрафтианства, благодаря которой, объективно говоря, четвертого эшелона писатель отбросил тень в XXI век — ощущение, что мир лишь корка льда над бездной, и эту корку кое-кто втихую долбит, — Рафф использовал в качестве декораций. В роли угрозы у него расизм.

Самый непримеримый. На Юге выделяли места только для белых, на северо-востоке США хотели, чтобы негров рядом не было совсем. И работал в этом направлении (в 1954 г. толпы батраков еще не рванули на фабрики). Рафф утверждает, что не выдумал «закатные города», погром в Талсе, ковенанты и даже Safe Negro Travel Guide. Но, к его чести, показал и ответную реакцию: желание испортить белым всю малину, вселиться с угрозой для жизни в «их» квартал, числить всех цветных одним народом (африканцев шокирует до сих пор), оценивать все и вся, от Белого Дома до научной фантастики, по цвету кожи ... Пусть ощущение жизни на минном поле и страх выстрела в спину переданы очень хорошо, но вот так, без анализа, без причин и рецептов, словно это закон природы... Сравните, при желании, с Аароновичем и «Темной башней» Стивена Кинга и согласитесь — эту книгу борцам за права поднимать вместо знамени не стоит.

Полиграфия типовая для серии, язык перевода легкий, претензий не имею.

Рекомендации: по тэгам и в качестве примера — вот что грамотный писатель может сделать из заезженной до анекдота франшизы.

Дикий Запад как декорация в фантастике интересен настолько, насколько он шире стереотипов вестерна.

«Расколотый мир» был на твердые 4/5. Психологичен, не шаблонен, но просчитываемый: одинокая врач-психиатр отправляется в безумие войны между демоническим порядком Локомотивов и дьявольским беспределом Ложи, туда, где мир недоделан и его законы сырей теста, а навстречу — не менее одинокий сверхчеловек с револьвером, которого достали кнуты и убийства... «Как» было интереснее «что».

«Восхождение Рэнсом-сити» лучше.

Мир прежний. То же самое поле боя между линейными и агентами — просторы, волки, утлые городишки, гигантские станции, пароходы, беженцы. Но со стороны, которая раньше была не в фокусе. Акции, почта, газеты, кредит, шахты, эмигранты. Фермерские сараи. Театры. Тресты. И та нелимитированная предприимчивость, из-за которой Блок призывал Русь стать «новой Америкой».

Центральный персонаж, «черный как ночь профессор Рэнсом», из очень предприимчивых. Целый куст ассоциаций. Обязательно миф о Тесле, пожалуй, жизнь и достижения Генри Форда, Эмерсона, Вуда... И Гудвин из страны Оз. Этакий наивный юноша, который прожженный мошенник, электрик-теоретик, утопист-практик, жертва местных фейри, верный любовник и великий техномаг. Деяния его похожи на шоу — и неважно, объявляется аварийная эвакуация или прогноз будущего освещения. При этом, в рэнсомовских представлениях о добре, зле, человеческих жертвах и работе есть что-то, напоминающее о героях Стругацких.

Возможно, позитивное впечатление связано с тем, что «Восхождение Рэнсом-сити» довольно расковано в литературном смысле. Автобиография вольного стиля с кучей флэшбеков, да еще и с комментариями лица, некогда по уши влипшего в темную историю «процесса Рэнсома». Благодаря чему читатель одновременно представляет общую канву — и понятия не имеет, куда сиганет сюжет, о чем нарратор захочет поведать.

Политические взгляды лошадей заставляют вспомнить Твена, а «предписания» и детективы — первую профессию автора (если не Кафку). Поиск места для дуэли, дыра в щеке, сосиски, которые жрет Кнолл, Кридмур, пытающийся освоить гимнастику, пародирующие позитивное мышление Улыбчивые — можно сказать, Гилман подтянулся. Описания дисфункциональной стороны Локомотивов, фанфаронской бестолковости агентов Стволов, увеличение загадочности холмовиков и так изящно закругленный финал — большой плюс для знакомых с циклом.

Полиграфия — чудовищная ересь обложки, просвечивающая белая бумага, но держать в руках достаточно приятно. Перевод — читалось влет.

Рекомендую неравнодушным к изобретениям, вестерну, первой книге и резким поворотам.

В принципе, близко к готическому хоррору. Замкнутое пространство. Безлюдье. Уют и порядок как знаки беды... неживые голоса... иррациональность «нормального» на фоне происходящего... смерть невинных, ощущение неизбежного и всепожирающее пламя в финале. Эдгар По гордился бы.

Эффекты при этом сдержанные и мягкие. Зола, светлые отпечатки на западной стене — сравните с рисункам Кэйдзи Накадзава, видевшего, как кожа стекала с тел облученных хиросимцев. Брэдбери умел жать на своего читателя — стишок Сары Тисдейл (все же фантастика проводник культуры) и издохший в столовой песик отозвались куда большим эхом, чем манга очевидца или радиоактивные руины других писателей. Мнения Тиань насчет контролирующих лиц категорически не разделяю, свой вклад в то, что ядерное оружие из большой дубинки стало восприниматься смертью для всех, рассказ внес безусловно.

И он годен кое на что еще.

«Костер» Джека Лондона рекомендуют космонавтам для подготовки к посадке в диких местах и выживальщикам вообще. Уж больно четко показана цепь вполне реальных ошибок, ведущих к смерти.

Обязал бы читать «Будет ласковый дождь» проектировщиков. Чтоб запомнили, затвердили себе — уязвимость конструкции автоматика не ликвидирует.

Эллендейльский дом отменное сооружение. Расточительное на современный взгляд, зато автономное и с дубовыми балками. Три системы пожаротушения свидетельствуют: об огне здесь думали больше, чем о войне (бункера нет). Специальные оповещатели для детской — плюс к карме.

Но огонь взбирается по смоченной дождем наружной стене на чердак, к электронному интегратору-мозгу. И тот взрывается. Зато говорящий календарь, как высшая ценность, вделан в толщу стены и прекрасно сохранился. Химическое тушение в двадцать струй — отлично! — не там, где они могут быть нужны в первую очередь, т.е., у камина с сигарой, мусоросжигателя, на кухне.

Такое впечатление, что расчет на возможный источник возгорания не делался вовсе. И все эти внешне эффектные меры предосторожности — для продажи дистрибьютером душевного спокойствия жильцам. Пароль, голосовое опознание, угу. Ветка выносит оконное стекло — никакой реакции. Механический дождь льет в не обесточенных помещениях, вся электротехника в штатном режиме — и двери с окнами в горящем доме плотно закрыты. Не поддерживающая горение отделка, огнестойкий кожух обошлись бы куда дешевле «водяных крыс». А защиту дали бы лучшую.

«Умный дом» — безопасный за счет разумного проектирования, в первую очередь, дом. А не набитая электроникой коробка, готовящая завтрак.

Читайте Брэдбери внимательно.

В четырех словах: воспоминания натуралистки былых времен.

Если смотреть на сей опус как на имитацию данной разновидности мемуаров, «записки леди Трент» достойны вежливых аплодисментов. Может, заслуга перевода, но тон, сама атмосфера рассказа энтузиастки еще звавшейся «естественной историей» биологии — идеально.

Например, хотя тут уж полностью заслуга автора, исторически верно отсутствие феменизма. Слой не тот. Изабеллу не понимает мать, служанки. Мужчины — те, с которыми общается юная леди, разумеется — с полным пониманием, что женщину могут волновать не только дети и манеры. Прямо скажем, Марии Васильевне Павловой было потруднее... Но, впрочем, это только первая часть цикла.

Пока что — детство сорванца, охота на мужа, первая экспедиция... Детали, встречи, впечатления. Быт до электричества. Заграница с фонетическим ужасом типа Бульскево, Выштран, похоже, где-то между Трансильванией Дракулы, Руританией и «Городом и городом» Мьевиля. Да и сам Ширланд тоже не такой уж викторианско-британский. Более альтернативный. Империей и не пахнет, да и со сталью-углем, оказывается, проблемы...

Драконы хороши. В природе вредные, в неволе опасные и несчастные, везде интересные, красивые и нуждающиеся в защите. Контраст со стереотипами, осторожные намеки на то, какой должна быть экология и физиология, допускающие существование любимцев фэнтези.

Но без восторга. Драматичность: умеренная. Остросюжетное: близко к Агате Кристи — но к вещам про раскопки. Ироничность Хмелевской третьей молодости. Мир: кругозор ограничен фокусом рассказа, никаких экскурсов.

Т.е., пресно и незаразно. Идеальная имитация не выбралась из рамок салонных воспоминаний. .

Полиграфия. Здесь хвалят обложку — а бумага и серая, и просвечивающая.

Рекомендации: драконофилия и неспешность.

«Затонувшими городами» интересовался из-за геномодификантов, любопытно описанных в «Заводной», а не как продолжением цикла. «Судоломщик» («Крушитель» эпосно слишком) разочаровывал вторичностью. Была эта свалка уже, у Бэнкса, Дитца...

И здесь тоже самое: руины прошлого величия в джунглях. Двухметровые змеи, аллигаторы и рота лейтенанта Сейла. Которая совершает в деревеньке Баньян, что возле р. Потомак, военное преступление. Снова. Между делом.

Даже не алармизм. Сальвадор, Судан ... Сонгми, Хатынь... Что в жизни трагедия, в беллетристике всего лишь чернуха. Риторика про не осознавших конца эры гуманизма стариков, по проф. Преображенскому нудящих о разрухе в головах, это визитная карточка Бачигалупи. Но, цитировать уже отраженное в документальных текстах (про солдатиков, например, см. «Завтра я иду убивать»), оставить центральному персонажу одну руку — для фантаста такого уровня не достижение.

Тоска только усиливалась от бултыханий в яме «Затонувших городов» очень умной, способной, прагматичной и, откровенно говоря, типовой девочки. Кровь, мерзости без признаков хоррора и т.д.

И тут пошла вторая часть.

В которой безумие и смерть предстали важным компонентом бизнес-процессов. И прямым текстом, что «ратный труд» легче лямки бурлака. Тактическая мощь и стратегическое бессилие артиллерии. Значение харизмы и оружия в руках. Штаб — впечатляющий эскиз. С психологической стороны раскрыта мотивация доктора и это уже не картонный интеллигент в разбитых очках.

Оптимистичный финал. Еще раз: Оптимистичный! У Бачигалупи!

А вот боевой монстр Тул не ах. Регенерация, подводное плавание, стая, колесница, почесать за ушком — отлично. Но его ТТХ должны были быть другими. Дети-солдаты и появились потому, что даже такие рукопашники против пистолет-пулемета ничто. А фантастическому нюху щепотка перца опаснее штыка...

Издано хорошо. Перевод — есть к чему придраться (но придраться, не осудить).

Продолжения жду.

Основной вывод из статьи: Оруэлл завидовал Марку Твену и презирал Самюэля Клеменса.

Оруэлл признает Твена духовным сыном Вольтера, имеющим задатки бунтовщика и лектора. Творчество получает несколько хороших слов — однако и беглого знакомства с теми книгами Твена, которые сам Д.О. называет основными, достаточно, чтобы понять — того, что по нраву Оруэллу, вот этого «люди, которые не боятся, что завтра их уволят», как и изобилия свободной земли, там нет.

Зато есть марктвеновский рассказ о том, как сложно устроиться на работу землекопом. Ну и пол-главы в «Налегке» отдано тому, как именно за мелочь в Калифорнии насмех подымали — какое там «деньги были полноценны». И печально читать как американец «не испытывает ... груза традиций» на фоне кровной мести из «Приключений Гекльберри Финна».

Список упреков обширен. В нем: соответствие духу времени, нелитературная предприимчивость и нежелание стать общественным деятелем типа Флобера. Лекции и застольные скетчи вместо бичевания пороков. Внимание к чутью жены насчет оскорбительности для христианских леди. Твен посмел выбрать свою сторону в гражданской войне и, венец всего — «так и не написал книг, которые должен был бы написать».

Это всё, конечно, больше про самого критика, чем про критикуемого. И вызваны эти высказывания отнюдь не тем, что Твен — «присяжный забавник». Если сравнить с написанным Оруэллом в защиту истинного анлийского юмориста-забавника, П.Г.Вудхауза, то станет ясно — проблема в чем-то другом.

Похоже, Твен виноват лишь тем, что не захотел быть таким, каким так хотел стать Оруэлл.

И, при этом, Твену аплодировали от Австралии до Англии в любую сторону, с ним хотели знакомиться. Жена была ему круче любого цензора — но тексты, плоды «интеллектуального рабства», продавались и Твен ими вытащил семью из банкротства (ср с Хайнлайном). А Оруэлл, с его тягой к обличительству? поучастовал там, поработал здесь, написал, как стрелял в слона и всё (до самой холодной войны).

От раздражения Оруэллу отказывает даже интуиция. Твен ведь написал много больше, чем казалось Оруэллу в 1943 г. И именно эти, утаенные мизантропически вольтеровские тексты, которых так (якобы) жаждал от него Оруэлл — ни уму, ни сердцу.

В общем, завидуйте хорошему и читайте раннего Марк Твена.

Независимо от того, насколько плох Фенимор Купер, Твен этой статьей совершил половину грехов литературной критики.

1. Заявляются — причем, как общепризнанные! — XIX «обязательных для художественной литературы» законов. Названо из них восемнадцать и все суть либо придирки, либо чистая вкусовщина.

«Герои должны довольствоваться возможным и не тщиться совершать чудеса» — пишет сочинитель мемуаров пажа Жанны д'Арк.

«Роман должен воплотить авторский замысел и достигнуть какой-то цели. Но «Зверобой» не воплощает никакого замысла и никакой цели не достигает» — а как насчет издания романа? В т.ч., после смерти автора. Чем не замысел, чем не цель.

«Авторская характеристика героев должна быть предельна точна, так чтобы читатель мог представить себе, как каждый из них поступит в тех или иных обстоятельствах» — нормальный читатель после первых подтверждений этого закона, зевнет и книжку закроет навечно. Характеристика бульварщины, в лучшем случае, дамского романа или пьесы классициста.

«Писать простым, понятным языком» — у всех книг всех авторов, видимо, только один читатель. И этот читатель, по какой-то причине, не управится с куперовскими «мишурный», «феномен» и «вероломный».

2. Критик приписывает автору то, что тот не писал.

Это про баржу. «Низкая бревенчатая хижина занимает «две трети ковчега в длину»-значит, имеет 90 футов в длину и 16 в ширину, то есть по размерам напоминает железнодорожный вагон». Ну, 16 футов — это куда больше габарита железнодорожного вагона, но важны не лишние метра полтора, а откуда они вообще взялись.

А ниоткуда. Цитата: «Купер описывает плавучее жилище, но очень невразумительно. Оно было «чуть побольше современных плоскодонных барок, плавающих по каналам». Всё. Любые оценки без привязки к плоскодонкам, которые протискивались по каналам САСШ 1840 г. — фикция.

3. Критик мерит всё на свой аршин.

Твеновский закон №15: «Не опускать важных подробностей.» Чего же не хватает роману Купера?

«В романе «Зверобой» Купер описывает речку, берущую начало из озера, и ширина ее у истока — 50 футов, но затем она сужается до 20 футов. Почему? Непонятно. Но ведь если река позволяет себе такие вещи, читатель вправе потребовать объяснения».

Твен лоцман по профессии, для него всё, связаное с течением и берегами, жизненно важно. Пароходнику с Миссисипи очевидно, что все реки текут через наносы и излучин меньше 900 футов не бывает. А не лоцманы, представляющие при слове «речка», скажем, Нерль, не увидят беды — Купер описал совсем другой, гидрологически похожий на среднюю полосу, регион.

Это у Твена старая болезнь. Еще в «Налегке» отмечал, что индейцы пустынных районов Дальнего Запада не похожи на куперовские описания добытчиков оленей Восточного побережья. Да с каких фиников?

В качестве вывода — цитата совсем другого автора.

«Мастер Ли быстро пробежал глазами по следам цыпленка. — Обычные критические замечания: комковатые, неотчетливые конструкции, неоригинальные метафоры, тусклые персонажи и так далее.

— Чтобы он писал получше! — прокричал я в ответ». (Барри Хьюарт, Восемь умелых мужчин»)

Автор претендует на серьезное дело, на анализ:«не ставлю целью дотошно каталогизировать все эти варианты; более продуктивным мне видится такой анализ, который на нескольких достаточных примерах предложит простую и ясную схему, способную предусмотреть большинство (а может, и всю совокупность) видов «разумного коллективизма».

И сужает тему до Ф.Герберта, Суэнвика, П.Уоттса и Стэплдона. Прочие цитируемые имена, Вячеслав Иванов, Замятин, Тейяр де Шарден, дают... нехороший привкус. Мистика, теология и тоталитарная антиутопия в статье о коллективном разуме в НФ годны лишь для демонстрации желания срулить с заявленной темы.

Есть если и не ошибки, то сомнительные места: «... Фрэнк Герберт в «Хрониках Дюны» предложил ... концепцию коллективного разума, воплощённого в величественной фигуре бога-императора Лето Второго». Червяк на тележке не коллективный разум (история одержимости Алии показывает суть подразумеваемых Хербертом ментальных механизмов, ии же посвящена линия лицевых танцоров тлейлаксанцев). Где пахнет меланжей, Личность выше коллектива. Любого.

Так же автора сильно подвела выбранная схема. Он взял в качестве ориентира случай муравейника бессознательного и казус мощи сверхразума.

По-первому его реакция гневна: «Нет не только группового субъекта, нет даже всевластного вождя, ведущего остальных за собой ... Это искушение коллективного сна, «машиноравного совершенства», «счастливейшего среднего арифметического».

По-второму самонадеяная: «зачем нам боги — Сверхразумы, Мокши, Рои, Комбины, Ульи, Верховные Существа, Левиафаны, — когда есть мы, индивиды».

Вождь забыт, но ладно. Два полюса. Что ж планета Земля — то, что между полюсами. Но как применить схему Шлыкова к НФ — хотя бы только НФ, — о коллективном разуме? Не лезет именно то, что показывает, зачем бы он в жизни, не при построении «точки Омега». Близнецы-клоны Мелкоу, Ле Гуин и Уиндема — не боги и не муравейник. Асциане Джина Вулфа — в существовании у них начальства и личности усомниться нельзя. Звездолеты и правители Леки — аналогично.

И не хватает еще одной оси — временной. Ведь в значительной части проработок, и весьма талантливых, коллективный разум образуется лишь временно. И «расчетчик» из «Дома скитальцев» Мирера, и всё изобилие перекомбинаций «Пламени над бездной» Винджа, и даже «стручки» из «Саги о Скейте» Ли Брэккет — все они возникают на небольшой срок, по возможности и по потребности.

Интрига «Вакуумных цветов» Суэнвика, в которых проблемы становления вырванной из мыслящего океана личности так привлекли автора статьи, и вовсе состоит в сопротивлении движения к шлыковским полюсам.

В целом, статья вряд ли вносит существенную ясность в вопрос.

Повествование от лица молодой женщины, усыновившей крохотного (сперва) негуманоида в условиях предпоследней стадии развала и анархии.

Хотя картинки жизни и нравов, камни, боевые жуки, переделанные дети, тайные ходы, медведи, торговля алко-рыбой и воспоминаниями недурно сделаны, а очерк Рахили о том, как гасли огни старого мира можно считать вкладом в жанр, весь постапокалипсис, в котором растет Борн, имет меньший вес, чем переживания и размышления его «мамочки».

При этом, роман не клон «Уродливого мальчугана» или «Дара Пандоры», характер отношений Рахиль-Борн-Вик показан умнее упоения слепым материнским инстинктом. Но от пережившего таинственную корпорацию ученого аутсайдера, помешанной на ловушках и светлом детстве ловкой мусорщицы и осуществляющего поиск предназначения оборотня-людоеда ничего другого ожидать и не стоило — Вандермеер мастер по этой части.

Другое дело мир: при внимательном чтении он уязвим для критики. Сюрреализм биотехнологий — Босх в гостях у Дали, но без водопровода жизнь будет организована вокруг водопоя независимо от художественных эффектов. И т.п.

В целом, текст атмосферен и лишь эмоциональным зарядом держится от сползания в скучную чернуху типа «Подземного Венисса». Финал неожиданный и позитивный.

Издано хорошо, о перевод не споткнулся.

Рекомендации: биопанк, психология семьи и медведи.

В предисловии автор описал рождение рассказа так: взял начало «Пятой головы цербера» Джина Вулфа, поменял время года, пол персонажей и завершил как Типтри-мл.

Впечатление от этого довольно жутковатое: Джин Вулф и Суэнвик во многом антагонисты.

Суэнвик строг и доходчив, Вулф же на вопрос о том, почему его романы так не дружелюбны к пользователю, ответил: «пусть перечитывают». Но, при таком подходе, Вулф бесконечно далек от заворожившей Суэнвика темы бредовой реальности. Безумие, даже в галлюцинаторных садах и инкарнациях (фармакологией и новым мышлением) цикла о Северьяне, вне его интереса, оно неправильное.

Суэнвик же наоборот, очарован тем, как пораженный ум искусно укладывает мир в систему своего бреда — только в этом сборнике есть и тролль, и психотропные зомби, и ментальные допросы, и идеологические шоры...

Если абстрагироваться от внетекстовых факторов — стильная, минорная и жесткая история двух девушек, которым помогли оценить перспективу без иллюзий. С примерно тремя скрытыми смысловыми слоями.

И причем тут Типтри?

В послесловии переводчица говорит: «Роман поругивали за лоскутность стиля, инфантильные, непропеченые нападки на Церковь, религию, науку, писательство, философию, за «неподвязанные концы» — и за то, что О'Брайен притащил в текст много чего из «Третьего полицейского»...»

Полагаю, что поругивали совершенно справедливо. Всё так именно так есть.

Рекомендуется только поклонникам О'Брайена свободно оперирующим биографиями блаженного .Августина и неблаженного Джойса. А еще, да, ищущим ирландской фантастики. При всех недостатках, роман лучше, чем писания Спайка Миллигана.

Желательно уже быть знакомым с космооперой от Эшера: дающие бессмертие пиявки, симбионты угнетенной Масады, модули Дракокорпа и т.п. могут увести в сторону или изрядно притормозить.

Завязка: на уютной Земле-Центральной для ветерана давней войны с безжалостными прадорами наконец-то вырастили тело и он, богатый, умный, кинулся мстить убивавшему землян сумасшедшему искусственому интеллекту Пенни Роялу. В процесс погони затягивает модифицировавшуюся ради криминальной мечты Изабеллу, мятежника-прадора из пограничной зоны (у них к исполнителю желаний свой счет) и ряд других колоритных личностей, включая дрона Государства.

Но истинная подоплека намертво увязана с событиями «Находки в песках» — сей боевик для понимания «Темного разума» нужен, как нужен кран в порту.

Роман медленее динамичной повести. Прадорские главы шли с интересом, идея с ювелиркой красивая, однако текст загроможден фрагментами в стиле «клепка антиматерией», биологическими трансформациями, изгибами У-пространства и восхвалениями непостижимой мудрости ПенниРояла. Которого, оказывается, восемь.

Издание парадное. Тяжелая, большая книжка белой бумаги, со шрифтом, который хочется измерять в миллиметрах (три на два).

Перевод... Без проблем, однако фразы типа «Но удобство размеров транспорта только усугубило мое глубокое недоверие к реальности и к работе собственного мозга» близки к подстрочнику, а фрезерный станок ничего иглой не рассекает.

Рекомендации: фанам.

Триллер о том, как честный скотланд-ярдовец, став орудием подковерных интриг, пытается разобраться в том, как умер некий труженик черного рынка и почему и рай, и ад разбомбленного Лондона так волнуют результаты его расследования. С идейной стороны сюжет поддерживает вопрос коллаборционизма, а интригу помогают закрутить вражда СС и вермахта, немножко ядерной энергии и контраст детективной работы головой (в стиле оперативника Д. Хэммета) с безмыслием повальных арестов.

Отличие этой альтернативной истории от аналогов: у Дейтона ударение на «история». Написано то, что точно могло бы быть при победе Третьего рейха. Не «Мессеры», летящие на Марс, не архитектурные монстры Шпеера — пайковый маргарин, распевающие песни, пока учителей грузят в грузовики гестапо, школьники, коррупция, нувориши, отправка на работы, заморочки с королем, девушки хотят танцевать, а охранники концлагеря — автограф знаменитости... То, что было в Дании, Франции и на Нормандских островах. Западный фронт — не Восточный.

И, в отличие от Тертлдава, Дейтон решил, что, рухни Великобритания, «дружба» Гитлера и Сталина продержалась бы позже 21.06.1941 г. И описал возможный ход событий.

Стиль: ставка на правдоподобие. — свет, цвет, звуки, тепло, холод, пейзажи, табак, ателье фотографа, икра, к которой принюхиваются красные командиры, детские игры. Манеры за столом высшего общества и в будке железнодорожника разные, разговоры оксбриджцев и профессиональных преступников — отличаются.

Перевод хорош, полиграфия в норме.

Рекомендации: Лен Дейтон и его произведения. Антиджеймсбондовские по духу и темам шпионские вещи; антивоенный роман «Бомбардировщик» (получивший одобрение Воениздата) и толстая, но увлекательная, злая к правителям «Вторая мировая. Ошибки, промахи, потери».

Есть в западном менталитете потребность в огромных человекоподобных роботах. Рвется она наружу в детских «Трансформерах», в ретро «Небесного капитана», в недоброй памяти «Evangelion», в «Тихоокеанском рубеже», BattleTech. И т.д. И т.п.

В книгах столь ужасные с инженерной точки зрения изделия появляются реже: что эпично в кино и игрушках, перенести в прозу затруднительно.

Нёвель и не стал.

В «Спящих гигантах» канадец задействует неизбежные для «меха» приработку пилотов, световой меч, подземную базу, внепланетную историю, сумасшедшего ученого, международный консорциум, таинственный сплав, мифологию...

Но поданы они как расшифровка аудиозаписей из архива некоего злого и абсолютно засекреченного гения планирования.

Так что события, приводящие к сборке на территории США светящихся фрагментов «девочки», невероятным открытиям и многочисленным жертвам, в т.ч., на российской подлодке в Беринговом море и прокладке тоннелей под карибским заповедником (а так же красота демилитаризованной зоны Кореи) не показываются — всё устами по самое не хочу вовлеченных персонажей. Отсюда: бедность деталей, в т.ч., технических, хронологические скачки и постоянные намеки на то, что за рамками «разговоров». Зато политические мотивации, ревность, тестирование, заикание, благородство, лингвистика и шантаж (в таком изложении) дают при чтении «Спящих гигантов» ощущение хорошего радиоспектакля, актерской игры голосом. Неожиданно вкусно.

Финал открыт, но сюжет аккуратно закруглен. По анимешному, «арка завершена».

Полиграфия в норме. Перевод в норме.

Рекомендации: нестандартный взгляд на избитую тему, теория заговора и — огромный человекоподобный робот.

Вполне выше среднего уровня по исполнению, но с ущербной интригой.

Владея хорошим слогом (мерси переводившим), расширив круг действующих лиц чайнатауном и радиостудией (прямой эфир Душечки это что-то), углубив личные судьбы и историю Нью-Йорка, автор в качестве главной загадки взяла проклятие жертвы насилия. А борется с ним команда «воинов сна» в стандартном, со времен Фредди Крюгера, исполнении.

А банальность обесценивает фантастику как инфляция сбережения. .

В остальном... Линии слепого колдуна и киборга развиваются, но вяло. Линия правительственного заговора ускорилась — опять-таки, по предсказуемому направлению. Страдания гомосексуальной пары (объем превышает дань моде) несколько уравновешиваются фальшивым романом и манипулированием фанатками. Финал открытый.

Рекомендации: только для очарованных «Пророками».

Кто строит космические трассы? Проклятые Жарковского, забытые Уоттса, коррумпированные Д.Адамса. В «Долгом пути к маленькой сердитой планете» — их антиподы, добрые граждане.

Абордаж, тюрьма, трудности перевода, старьевщики по электронике, врастание в сложившийся коллектив, деловые письма, лекции о том, что должен бы знать каждый, модификации тела — и как же добропорядочно.

Всё и вся семейное и соседское, парламентские слушания — вроде посиделок, а уж на космическом корабле «Странник», если не ремонтируют трубы с водорослями (текут), заняты лирикой, в ТВ-варианте: призывы не сдерживать чувств, «я больше не могу таить». Вопросы, можно ли лечить, если не хочет, масса обнимашек, неизбежно, переходящих в межвидовой секс, еда за общим столом... Дети? Постоянно, в мыслях или на втором плане. Это ради них разбойничают пираты, ради них прогрызают пространство, их нужно оплакивать как жертв безумных войн... Материнское начало — редкость в НФ.

Сюжет почти весь уместился в названии..Долго-недолго, а в срок, через юридические нюансы, любовь и медпомощь с разминированием, «Странник» достигает, как полагал его поливидовый экипаж, гарантирующей богатство цели. Хотя лучше было б остаться в границах Галактического Содружества, в которое, еле-еле, но вписались потерявшие Землю люди, расселившись среди более богатых, куда как более красивых и даже более несчастных (полный зоопарк) ксенов. А к ждущим у «маленькой сердитой»?

Ассоциации: камерное, гуманитарное. Космический доктор Уайта, космофлот Булычева, «Время будущее» Макартур.

Издано в пределах нормы. Перевод — стиль местами хромает, ляпов не заметил, читается гладко и быстро. Финал допускает продолжение, но позволяет остаться без него.

Рекомендации: семейный роман о не состоящих в родстве и поглядеть, за что может заплатить Кикстартер.

Твердая НФ в трех актах.

В первом семь миллиардов землян должны успеть сделать из МКС ковчег, дабы спасти хоть что-то с кем-то. Замороженное наследие, бутанская религия, самоотверженность Роскосмоса — чисто американское шоу. Читающему только успевай переключаться с эмбрионов на политику судного дня.

Во втором акте число живущих стремительно сокращается — револьвером, героизмом, лучевой болезнью, белым небом... Раскрывается смысл названия романа и то, насколько социальные сети опаснее разгерметизации. Местами высокая драма, местами пафос, местами трогательно. И не так страшно, как горько.

Акт третий про плоды ненапрасных усилий, читающий же поражен: это тот Стивенсон?

Тем, кто радовался культурным инвариантам «Анафема» видеть быт 21 века в космосе VIII тысячелетия может быть неприятно. Абсолютно искусственная, тесная среда обитания, микрогравитация, биоинженерия, отсутствие смены дня и ночи, наконец, должны были перемолоть и язык, и ментальность, и отношение к музыке. В реальности клинопись забыли за меньшее время, какой Эпос. Гиперреализм Нила Стивенсона в «Семиевии» проиграл романтике Нивена, Винджа, Стерлинга.

Линия «рас»... Допустим, корежить геном человека возможно, а в сложившихся условиях — нужно. Но чистоту породы обеспечивают изоляция и выбраковка, не общежитие и уж точно не настежь открытая дверь в генную лабораторию. В передачу политических предпочтений через наследственность не верю.

Слабо проработаны и роботы. В кинокомиксах Marvel таким место, там задавать вопросы о батарейках и движителе не комильфо.

По большому счету, третья часть — коллекция неракетных способов подняться на орбиту. Диггеры и пингеры интереснее даже у Дженнифер Броуди.

Литературно же перед нами безусловно Стивенсон. Валит лавиной все, что зацепило внимание, гробит только что описаных до мелочей персон, две страницы отводит на облачение в скафандр — тактично умалчивая, как потом вылезти из настолько узких шмоток. Но все равно солидно и достойно прочтения.

Полиграфия в норме, перевод на 4 балла с минусами, за падение качества к финалу.

Ассоциация, вопреки перечню сверху страницы, только одна: Джек Уильямсон «Терраформируя Терру».

Рекомендации: апокалипсис и инженерное дело в бессвязном сочетании.

Эпиграф: Томительна ЛГБТ повсюду неизбежность.

Сюжет — прогиб под эти самые симпатии западной аудитории: Бару, латентная лесбиянка с математическими способностями, внедряется в минфин фашистов мстить за убитого отца-содомита и добиться свободы родины не маминым копьем, а умом. На этом пути она пройдет сквозь секретарей, войну, князей, матросок, кабаки, коней, банк, киллеров и предательства, предательства... Секс? Слов много, но страсти, кроме дрожи девственицы, нуль.

Страсть автор вложил в политику.

Чистая игра престолов, без драконов, магии или сказочных начал. Политика понимается современно, как борьба элит, столкновение многоходовых стратегий закрытого клуба соперничающих за будущее и ресурсы. Без движущих сил Истории или мир-систем, зато сколько нитей у марионеток, сколько рычагов давления дает человек другому человеку!

По этой части автор хорош. Портреты и слабости раскрыты чуть хуже Аберкромби, а, пожалуй, и Мартина. Много душевного насчет перемен и реки, в которую не войти дважды. Но он не смог удержаться, наворотил такой театр жестоких расчетов, что против восстает здравый смысл. За такие планы хитромудрых из внутреннего круга быстро перевешают, те же моряки.

Мир разработан под лозунгом «долой средневековый сеттинг». Дромоны атакуют торпедоносцы, фаланги вакцинированных копейщиков защищают власть бумажных денег от велитов феодальных дружин, а пока Империя Масок усмиряет беспорядки фабричной кислотой, древние племена украшают кромлехи мхом. Получилось красиво и необычно.

Но автора и тут занесло — то северяне умрут без лимонов от цинги, то пехота скандирует, топая по болоту, тысячами глоток текст на шесть строчек...

Неожиданным стало воскрешение в романе расовой доктрины — примесь одной крови дает интуицию, другие аналитические способности, иммунитет, способности к работе с камнем, сервировке столов и т.д.

Хороший ход. Обаяние «науки» XVIII-XIX века плюс, инкрастическая теория ловко увязывает современность времен Бару с воспоминаниям о соперничестве былых империй, о лозунгах революции и прочем. Но как-то слишком долго эта теория применяется на практике.

Возможно, причина в том, что она в моде — синхронно вышедшее на прилавки «Семиевие» Стивенсона придерживается почти того же направления мысли.

Враги Бару, криптократия Маскарада, сочинены по аналогичному книжному рецепту. Школа. Гигиена. Закон. Эмиссия. Тайная полиция. Пропаганда. Киллеры. Переименования. Зомбирование типа «Механического апельсина» и собак Павлова — почти все виды подавления, угнетения и доминирования со стороны Государства из хрестоматии для западного квазиинтеллектуала.

Финал открытый, к перечисленным выше модным штукам добавляется нейрофизиология.

Полиграфия в норме, перевод как перевод.

Рекомендации: ищущему указанных выше трендов.

Аннотации верить. Есть и бесстрашный капитан, и гений боевых искусств — подросток, и сирота, родители которой хранили её, пока могли. Тайные ходы, проклятое ожерелье, корабли, магия, револьверы, каннибалы.

Но позиционировать надо б иначе. Фрагменты притчевого характера, моральное измерение, несистемная магия, квесты с благородными целями, чистые души, свобода от злобы дня и жанровых штампов — «Чтец» тянется к высокой фэнтези.

Её не достигая. Определение Коваля, «пониженная гениальность», как раз для Трейси Чи. Перечисленное, само по себе хорошее, мешает развиваться авантюрному, по сути, сюжету о тайном обществе посвященных, а локации, которых тут от джунглей на спине черепахи до таверны лжецов, слишком условны. Нет письменности, а все под XVIII век. Ночуют на дереве, прячутся в трюме, дерутся на подпольном ринге — ощущение такое, что персонажам жить в меру комфортно и они, изображая страдания и т.п. и т.д., функционируют в рамках образа.

Издано хорошо, ляпов не заметил.

Ассоциации: Кобербель, «Оракул» Фишер.

Рекомендации: проходное романтичное со штабельком трупов.

Что, если из известной сказки про фей, прялку, уколотый палец, непроходимый терновник и храброго принца, выбросить первые три и последний пункты?

Что, если эта мысль придет к писателю, собаку съевшему на описании экокатастроф, изобретателей и беспощадного коварства держащих власть? Вдобавок, склонного к Юго-Восточной Азии?

Что, если он совершит вылазку в страну фэнтези, страниц на семьдесят?

Как что? «Алхимик» Бачигалупи.

Ясно, в антологии такой толщины вещи разного качества, «Голос Лема» больше интриговал тем, чему и как хотят воздать честь. Кибериада? Солярис? Подражание? Возражение?

«Предисловие» Дукая ошеломило. Во-первых, охватом проблем лемовского наследия, во-вторых, подозрительной русификацией, в-третьих — привык к суждениям о неадекватности переводов. А тут — о проблемах с «довоенным разухабистым» польским оригинала.

Похоже на правду, мало кто смог подражать придумавшему сепульку. «Пламя — Я»,«Пределы видения» и «Тринадцать интервалов Иорри» — водянисто, пресно и ни к чему.

«Кто написал Станислава Лема?» напротив, скрупулезно выдерживает стиль и дух поздних вещей мэтра. Прелесть, хотя навряд «Фиаско» довел бы до суицида «Магелланово облако». Скорее, наоборот.

«Король Солнце» Цырана подавал надежды вплоть до финала, изящно облокотившегося в сюжетную пустоту. Не надо так больше.

Вегнер выделился киберпанковским космотриллером, моральным, психологичным, отдающим «Столом полным девчонок» Лейбера и Триптри. В «Лучшее за год» — пожалуйста, но в оммаж? Виртуальность «Все дети Барби» генерирует жизнь и смыслы, у Лема она интоксикационный бред, ловушка, из которой надо выбраться, фантом.

Орлиньский выдал боевик. Тоже крутой, со стрельбой, агентом Малдером и черным рынком на парковке ООН виртуального Нью-Йорка 1985 года. Прямолинейность и добротность «Станлемиана» вызывают уважение. Как дань памяти такой сюжетный поворот более чем уместен.

Более завуалированы респекты в «Телефоне» и «Кукле». Достойные работы, вторая, пера Гютше, и вовсе похожа на набросок к циклу о Пирксе. Забракованный, но в душе отозвалось: согласен, да, именно так.

Туда же лезущий «Порыв», наоборот, вызвал отторжение. Мищак нуден когда нужен экшен и саспенс, а еще нарушает хронологию цикла.

«Лунные приключения князя Кордиана» оставили тяжелое послевкусие, хотя вполне нормальная новелла.

«Космоботические сказания» — ударная вещь. Даже не пародия, перверсия Йона Тихого и какая! Насчет интеллектуального подхода Филип Хак может кое-что предъявить. Радикально — по негативной теологии, сингулярности, оцифровке сознания, клонированию Христа и допустимости открытых финалов. С инфографикой. От такого пробуждается мозг.

Получить удовольствие от «Рича» проснувшийся мозг не поможет. Нужно любить Ф.Дика. Сильно.

При всем при том, переписывание финалов и сочинение встреч со старыми знакомыми никого не привлекло. Что кардинально отличает «Голос Лема» от аналогичных собраний по Стругацким и Вэнсу.

Шрифт крупный, бумага тонкая, серая, опечатки есть, в целом норма.

Рекомендовать — ну не знаю. Лемофил и так вряд ли пройдет мимо. Насколько интересно будет прочим и можно ли считать сборник зеркалом настоящего польской фантастики, судить не возьмусь. Амбиции творцов запредельны, это очевиднее следов сандаликов постмодерна на их представлениях о возможном в литературе. Но лемовский вклад не из популярных и ...

А, всё равно спасибо протолкнувшим на полки магазинов этот том.

Делал Йен Макдональд пышную драму про космических «баронов», с гомосексуальными страстями, поединками на ножах, верными слугами, языческими жрицами и декомпрессией городов. Вышло ладно, да нескладно. Постигла мастера неудача.

И Бразилия достойна хорошей НФ. За пляжами, джунглями и фавелами передовое производство, культура переваривает арабов, японцев и индейцев. Возможно, будущее цивилизации формируется там.

И автор успешно работал с аналогичным материалом. «Река богов», «Дом дервиша»: эффектные панорамы этнополитических реалий Индии и Турции на фоне грез киберпанка.

Проблема с «Новой Луной» в том, что он воспроизвел этот рецепт для космических катакомб. Выросшие под пальмами реалии перенес, с ничтожными изменениями, в мир без почвы.

Будущее: на Земле крах среднего класса, туберкулез, исчерпание ресурсов, зато есть термояд на гелии-3 и лунная колония вроде Рио без моря. Богачи, нищета, церкви, преступность и толерантность без тормозов, вечеринки, суррогатные мамы, музыка боса-нова... Полтора миллиона селенитов!

Зачем? У шведов в рудниках нынче на миллион тонн дОбычи сто, много двести человек приходится. В книге на каждом шагу ИИ, боты роют реголит, квантовые компьютеры переигрывают биржу, 3-D принтеры печатают что угодно. И куча продавцов, официанток. Байкеры в скафандрах. В тех, чья работа «кушать подано, отвези-поставь» вложены сумасшедшие деньги: перелет, глубокая киборгизация (каждому вживлен счетчик-контролер, глубина дыхания по кошельку). Аттракцион неслыханой щедрости вместо исчерпания ресурсов.

По сюжету кланы Луны контролируют транспорт, биотех, горное дело... С чего? Старый факт: ставка или на прогресс, или на семью. Освоение нового фронтира мафиозные «драконы» сами не вытянут, в романе есть исповедь матриарха Корта с ключевым моментом: землянам-инвесторам показали промплощадку, о которой убийцы конкурента не знали, и все в шоколаде.

Ага. Легче поверить в бешеную шубу Мюнхгаузена, чем в банкиров, вкладывающих в зону террора, доверивших капитал тем, у кого в суде дуэли насмерть, а вне суда мухи-убийцы.

Эти психи начали войну между собой — как, ими же все поделено по сферам производства? Таксопарк не стреляет в поликлинику, даже в «Трех толстяках» монополисты ели за одним столом. Объяснение из финала критики не достойно, так как сравнимо с заменой авто на троллейбус.

А поскольку на Луне центр держит всех за горло, знает, кто где с кем (счетчик-контролер), кому и сколько (тотальный безнал), вся драма — драка в песочнице, которую лень прекратить взрослым.

Огорчение одно.

Рекомендуется млеющим от слова «корасан», сюжетов про спасение детей и не обращающим внимание на сюжетные невязки.

В 23 века он так нашустрил: проституток всех осестрил, астры звездил, звезды астрил, все миры перереестрил, оставалось только...

Стреляются у Северянина, хайнлайновский Лонг морил себя так причудливо сложно, что потомки его вычислили и, с удовольствием, спасли.

Книга суха, местами зла и похожа на олитературенный программный манифест утилитарного прагматизма. Вот только учитель — суицидник и, сколько не хвалил секс и семью (в свингеровском варианте), даже от занятий бизнесом в конце пути поддержки не получил.

И, вот, ранее уподобивший науку собиранию пуговиц, заботившийся о будущем, решается участвовать в чисто научном проекте обращенном целиком в прошлое.

Подтверждение морального банкротства, а не программный манифест.

Более того. Лазарус был рабом, банкиром, капитаном, юристом, вышибалой и т.д. и т.п. Был. Сделал...? Высшее достижение: ковчег угнал, и то не в одиночку (и не в этой книге). Литература для него закончилась на Шекспире, музыка на шалмане, познания — оценка последствий инцеста и эмиграции достойны бонопартистской каббалистики Пьера Безухова. Уличный грабеж зовя социализмом, шаманов и священников готов вешать и т.п.

Хайнлайн держится правды: реальные долгожители не титаны. Огород, дети и душевный комфорт. Но насколько же серы Лазарус Лонг, его жизнь и любовь, по сравнению, хотя бы, с Фам Нювеном Винджа. Приключения — космический век играет в освоение Дальнего Запада на говорящем муле. Климат даже не изучив.

Впечатляет, но не в хорошем смысле.

Впрочем, есть два достойных места. История ленивого парня — автор припомнил о флоте кое-что вне идеалов «Космического кадета» и «Гражданина Галактики». И отрывок о памятном по «Пасынкам Вселенной» звездолете «Авангард», с важным фактом про экипаж.

Рекомендуется хайнлайноведам.

Нитй'сефни подозревается в краже песни богов, но он всего навсего землянин финно-польских кровей, отправленный с парой кусочков халвы, сверхрефлексами «морского котика» и мечом пр-ва норландского завода (даже без туалетной бумаги) вернуть втайне научников на орбиту Мидгарда и разобраться, что внизу за магический бардак.

«Космонавт в стране чудес» — тег историй разного градуса. «Чародей поневоле», «Лиловый шар», «Киборг и чародеи», «Рыжая звезда», «Голубятня на желтой поляне»... Гжендовича отличают:

- отношение к магии как к болезненному извращению. Сказка, в которую десантировался Вуко, мрачна и непостижима в духе Кинга, Блейлока и Вегнера: скелеты, урочища, проклятия божественной мощи, ловушки, да ощущение «не может быть», привкус сложной галлюцинации от происходящего;

- принципиальные возражения типовому средневековому сеттингу. Порт Змеиная Глотка к оному категорически не относится, хотя береговики и их гости достойно посоперничают с викингами Воробьева и Гаррисона. Расписано отменно. Гжендовичу удалось найти очень убедительные краски для смеси буйства и рассудительности и избежать избитых ходов и тропов;

- пародоксальный герой. Не юный, малость вздорный профи кровавых дел, реагирующий на окружающих с полной вовлеченностью и внутренним, от души идущим гуманизмом, хотя прав на отстраненность у него побольше Руматы или Геральта;

- то, что половина книги совсем о другом и о других местах Митгарда.

Каково принцу взрослеть в пораженной засухой и пророчицей империи со сложным этнокультурным наследием? В линии мемуаров Молодого Тигра сосредоточено то, чего нет у Драккайнена: жара, государство, религия, народы, нефэнтезийные почти библейские чудеса и нравы, секс. Всё восточное, африканское, растолмаченное, полное интриг и вторых смыслов. Дурра на соленом молоке вместо пива и ассоциации тоже иные: Ирвинг, Этвуд, Хобб... Фейст.

Ни первая, ни вторая линии не завершены, извольте верить в продолжение.

Стиль: Гжендович не Дукай, но использует переключение с первого на третье лицо, литературные намеки. Конкретен, легок, держит живой темп. Тяготеет к психологии и групповым портретам, людским отношениям. А так же, увы, взятым с экрана штампам. От капли пота срабатывает защита, анимешное кэндзюцу и т.п.

Полиграфия: никаких отличий внутри серии.

Перевод: пару раз зацепился, латинизацию хорватизмов и ругани одобряю всецело.

Рекомендации: коммерческий в лучшем смысле слова боевик «меч, ИИ и магия». Особо советую, если Босх для Вас пугающе завораживающий, а грызуны с копьями, бионические штуки и поединки в замедленном времени по сердцу.

У тоски по Четверг Нонетот шанс развеяться. У здешней героини те же энергия, отношение к жизни, сочетание чистоты помыслов с прагматизмом. И в гневе Дженнифер Стрейндж, да, страшна.

Правда, культурного эха в ее приключениях маловато. Чудная лекция о маммалоцентризме, кое-что свежее насчет берсерков и электропроводки, в корпорации, кваркозвере, марципане и мышцах левитатора Ффорде узнается как Чеширский кот, по улыбке. Однако, придется признать, книжка хорошо если ровня «Сказочным преступлениям» (читавшие «Оттенки серого» знают, насколько лучше может автор).

Если же уважаемый читатель пропустил, прозевал или проигнорил оригинальнейшее из фантастики 2000-х, можно начать знакомство и с «Последней Охотницы».

Рекомендую. Легкая в чтении, умеренно веселая драма. Яркие, непохожие друг на друга персонажи, не самый стандартный сеттинг. Пародоксальные в своей логичности повороты. Ассоциации с Д.У.Джонс и Пратчеттом.

Издано терпимо. К переводу претензий нет (хотя acres не квадратные мили), а что до контента...

В Несоединенных королевствах волшебство и волшебники в глубокой... (простите), в глубоком отливе. Но ничего, у королей сухопутные дредноуты, у народа ТВ, у любителей «Ролл-Ройсов» ралли, у вдов сожранных на Войне троллей свои трудности. Лишь почти 16-летняя Дженни обречена кабальным контрактом найденыша возиться с башней, почти полной почти могучих магов и почти достоверных гадателей, заполняя для них правительственные формы B1-7G, B2-5C, P3-F8 (по строгостям почти пищевая индустрия), опасаясь сожжения заживо и банкротства одновременно.

Положение с магией и местом в жизни изменится для нее с вестью о дате конца последнего дракона Британии. Она станет надеждой миллионов жадин, будет рыться в помойке, узнает цену благородства, коварства, интеллекта и непуганных птиц, заработает 100 000 за 8 минут и криком свернет молоко.

Финал на 70% хэппи-эндовый, на 80% неожидан, на 90% завершает повествование и на 100% открыт для продолжения.

Которого жду.

1863 год. Дневник, автор которого возвращается недоучкой к своей вполне почтенной семье и ничего не понимает. Темнят и мать, и сестра. О семейных финансах, о смерти отца, об анонимных письмах, о соседях... Кто эти неумелые служанки? С кем его путают, да и путают ли? Сам он тоже хорош: то срывается ночью бегать по полям (зарезан скот), а то пишет грезы о разврате греческими буквами и из комнаты его несет не английским душком.

Паллисер пишет со вкусом. Стиль «Изгнания» — сплошь ассоциации с Уилки Коллинзом, «Лорной Дун», «Домом на дюнах»... Прогулка на болота — единственный способ вырваться из домашнего неуюта. Репутация и приличия как идея фикс («гордость и предубеждения»), наследственные болезни, племянник герцога, богатый дядюшка, старый археолог, дети с придурью, необученная полиция, убийство, гувернантка... Ворона в дымоходе. Долги. Надежды. Деньги и кредит не как заработок или награда, работа это путь в нищету. Зато их можно вымолить, выманить, украсть или получить в наследство.

Атмосфера ранневикторианских обиняков и кастовых барьеров во всей ее литературной неприкосновенности. По вкусу? Наслаждайтесь, переведено нормально, ляпов не заметил.

Детективная же интрига (как и в «Непогребенном» того же автора) заслуживает приставки «квази» или «псевдо». Загадок, грязного белья навалом, ложные следы, разоблачения — но, вместо следования к разгадке, вместе с Ричардом Шенстоуном бьешься головой о непробиваемые стены. Может, могучей интуиции и под силу учесть все намеки, аспекты и оговорки... Но это не детектив.

Команда старых героических по своим способностям личностей, не зря прозванных негодяями — имеется. Затонувший остров в наличии. Черная папесса. Зомби-берсерки. Боевые монашки. Рогатые волки. Единственный континент. Пытки, кровь, блевотина. Чрезмерно рассудительные дикари. Нетрадиционная семья. Бронелифчики (не будет же принцесса носить один). Город в кратере. Вторые дочери, ищущие место в жизни. Полубезумный полковник сильно европеизированной армии (огнестрел, да-да). Коварство, снобизм, интриги, демоническая защита, недоверие к песням и кодексам, смерть ведущих персонажей и большой бабум. Сюжет имеет отношение к скрывшейся королеве, социальным реформам, наемникам, загаданным желаниям, порталам, а так же богам, которых там как птиц, вопреки мнению Церкви.

Тест на пост-ПЛИО и аберкромбиподобный эпик «Корона за холодное серебро» успешно пройдет и на одной ноге.

Но всё познается в сравнении.

Обычно фэнтезийщики изощряются с системой магии,сочиняют достойное социальной кунсткамеры, курсовой по филологии или, реже, слова «геология» — этот удивил наркоманией. Логичной, безумно экзотичной и, в силу своей альтернативности, безвредной как сигары «Лавки сновидений». Куда зельям Ротфусса и Аберкромби до насекотиков!

И, если сравнить путешествия у этих авторов с караваном под предводительством Марото, то ощутишь нечто от бесшабашности «Времени приключений», а если месть Софии сопоставить с другой, в исполнении такой же любительницы покурить, Монзой из «Лучше подавать холодным», то у нее будет, вопреки всем этим отрубленным пальцам и глубоким ранам, оттенок если не карнавала, то какого-то кровавого скетча «Монти Пайтона» или Гая Ричи.

У Буллингтона все и повеселей, и колоритней, чем у новых классиков. «Корона» полна презабавной смеси барочной манерности с брутальным ковбойским куражом, а персонажи порой ведут себя как насквозь литературные ряженые Вэнса и «Глорианы» Муркока. Характерны для его стиля внимание к чувству собственного достоинства, необычным боевым техникам и оружию, описания запаха, вкуса, а так же отсутствие стеба как такового.

И на вопрос о вторичности ответ однозначен: влияние есть, но идет своим курсом. И это лавирование поинтереснее, чем тропы Скалла, Линча, Макленнана или, простите, Чарана Ньютона.

Перевод легко читается, полиграфия отменная.

Продолжения жду.

Первые две книги выделялись из фэнтезийного потока тем, что эпический размах событий гремел энергичной дробью законченных историй страниц по девяносто каждая. Синхронность событий, сквозные темы (одержание, пробуждение, магия и меехканские правила). Занятная была перекличка: тут молодой офицер пехоты — там старый кавалерийский комкор, честь мундира — честь рода, край степи — край моря, вор — охранник... Юг и Восток это индивидуализм, древность, измена, вторжение Других и богоборчество (мода — Беннет, Скалл, Пуллман), а Север и Запад — группы, недавнее, войны и чародейство.

Ассоциации с историями Северо-Востока исключительно несовременные. Тексты, в которых врагов разоблачает зоркий глаз и смекалка, в которых главное — выдержка и смелость, а погоны командира это право, которое нужно удержать пониманием людей, гор и обычаев. Скромный героизм, хвала боевому товариществу, порицание жадности... Киплинг, Богданов, Диковский. Пограничники и кавалеристы вдали от начальства, костры, рейды и всё такое.

«Небо цвета стали» — широкий виток, на котором развивается только «восточное».

Сюжет о прорыве племен верданно в се-кохландийские степи по исполнению суть военно-инженерная поэма, серьезный конкурент Бэккеру в номинации «За лучшую фэнтезийную логистику». Сохранив атмосферу, стиль и драйв, роман несколько утерял в легкости изложения. Красиво, изобретательно, стратегически и тактически умно, но описания эволюций боевых фургонов на половину полноразмерного романа... Это для очень терпеливых и терпимых. Да, мы побываем и в шатре Отца Войны, и в графском замке, ознакомимся с методом медленной смерти для маленьких девочек и затруднениями в путешествиях между мирами, но эти линии откровенно рассчитаны на продолжение.

Полиграфия в норме, перевод скорее похвалю, читается легко. Но, почему-то, вместо упряжек исключительно «запряжки» и т.п. запинки для глаз.

Рекомендации: тем, кто уже увлечен и вовлечен.

«Магия уходит прочь» по тематической принадлежности. Упоение печалью, осень мира... «Последний, кто знал змеиную молвь» первыми страницами погружает читателя в поэтическое настроение. Но потом лицо становится проще и делается понятным, что книга метит не в элегии.

Ибо до предела эстонская.

Похоже сразу и на лесом дышащего Рауда, и на чуть сентиментального, чуть ехидного Пансо, на сурового и точного Смуула. «Полевой определитель эстонских русалок» Ветемаа тоже есть к чему вспомнить. Неговорливая обдуманность, средний масштаб, краткость интроспекций при развернутых описаниях поступков, семейное восприятие. «Борьба за независимость», вокруг которой сложилась современная эстонская идентичность, в одном пакете со страстным желанием слиться с Европой. Элементы фольклора («свадьба змей»), мотив верности завету предков и ненужности большого мира. Зацикленность на родных местах: сколько от леса, в котором начал жизнь Лемет, до о. Сааремаа, известно точно. ... Все признаки единства, из-за которого эстонская литература не географическое понятие. А еще роман напоминает, что она очень авторская.

Кивиряхк жесток к персонажам, как жестоки соседи по деревне. Юмор: солёный, недобрый и неглубокий, как Балтийское море. Одно только потрошение монаха... Отсылки: насколько Лягва Полярная увязана с мечтами президента Л. Мери, не скажу, но желанию стать европейцами досталось, а чтобы полностью оценить пассажи про кастратов, нужно знать, что в эстонской культуре хор. Мёме и священные псы достойны Сапковского.

Умно, трезво, оригинально. У Киплинга решает холодное железо, у Пола Андерсона литургия — у Кивиряхка никакой теологии не управиться с желающим вина, а железом борцы за свободу работать умеют сами. У Толкина и Аберкромби меняется мироздание — здесь все блага охотничьей магии, волчье молоко, лосятина, торба с ветром и сладкие зимовки со змеями доступны как раньше, прошипи только слово.

Так почему люди уходят к кислому квасу и работе на немца, почему девки хотят родить иисусика? И ведь ясно же (со стороны), карго-культ не культура, не считают рыцари крестьян за людей... Что тогда? Чувство единства, пусть ложное, важнее мяса? Или купаться под луной, рубить головы зайцам, дрессировать вшей и молиться трухе, небес над головой не видя поколениями, настолько бесперспективно, что выбора и нет?

Издано отлично. Переводчице благодарность за артистизм.

Рекомендуется любителям задуматься, похихикать, а так же собирателям систем магии — тем, кто готов встретить груз современных проблем вместо фэнтезийных штампов и эскапизма.

Цитаты.

Они, видишь ли, ноги мне отрубили да в море сбросили! Пусть катятся в задницу, такими детскими приёмчиками от меня не избавишься!

Юной девушке трудно устоять перед косолапым — таким большим, мягким и славным, губы которого сладко пахнут медом. Сколько мама не воевала, но по вечерам одежда Сальме бывала вся в медвежьей шерсти.

Я тоже хочу пахать и сеять, как во всем передовом мире! Чем я хуже? Я не желаю жить как нищий! Поглядите на железных людей и на монахов — сразу видно, что они опережают нас в развитии лет на сто!

Дядя Вотеле усадил меня верхом на волка, и ночным лесом мы двинулись домой. Позади остались погасший костер и море, которое больше было некому сторожить.

Порой призадумаешься — не конспект ли вместо отзыва выложить. Если всё серьезно. Как здесь.

Затронутого — от нелинейного письма, причин, по которым «Мужчины, которые ненавидят женщин», стали везде по миру «Девушкой с татуировкой дракона», отличий между пастишем и первоисточником, пикареском и брейгелеском, до нобелевского формата, судьбы реализовавшей имперские амбиции и ставшей для шведов предметом непрерывной рефлексии Германии, популярности Карла XII, противостояния женщин государственного сектора мужам промышленности, программируемого восприятия и наследства пролетарской литературы. Много просто констатируется, вроде того, что местные литературоведы списывают магический реализм на влияние сериала «Твин Пикс» и в их словарях нет терминов «гротеск» и «юмор».

Изложение чудесно. Научно, со ссылочным аппаратом и указателем, структура выстроена дышащим по-русски слогом, что позволяет глотать плотно утрамбованные абзацы.

И книга — как окно в другую вселенную. В которой литература имеет давно, вроде как, отвергнутые смыслы, функции и значения.

По Кобленковой Швеция ценит акцентирование этического, социального, психологии, веры, а так же равноправие, патриотизм и коллективизм. Культурное взвешивается с точки зрения вклада в общее (шведское) дело и этот подход, включающий уважение к государственным институтам, — не в виде цензуры, а именно предпочтений публики, осуждающей негатив, — не позволил развиться сатире. Антиутопии если являются, не переиздаются, деформации и разрушение не приветствуются (зато аутизм и неврозы на ура). Постмодерн приняли как инъекцию французского, новый инструмент писателя.

Неомифология, язычество в контркультуре, шведам культурным милей христианский гуманизм и символизм (церковь они отделили от гос-ва в 2000 г.). Саму Астрид Линдгрен жестко критиковали за христоподобных «Братьев Львиное Сердце», но засвидетельствовавшие, что после этой сказки детям помирать легче врачи... и т.д. Впрочем, фру дискуссии игнорировала, ей хватало собственной эволюции от солнечной Пеппи к цинику с пропеллером. Кстати, Карлссон Линдгрен не Карлсон перевода Лунгиной.

Процветает «роман-анекдот», «документальная проза», в т.ч., о Гоголе и Гагарине. Но самым всеобъемлющим стал детектив, увязавший в единое целое психологический роман, полицейский и социальный.

А фантастика? «Литература Швеции не предлагает читателям альтернативных миров, в ней практически нет жанров научной фантастики и фэнтези». Даже если персонаж путешествует во времени и т.п. (Ершильд, Вальгрен), все воспринимается как показ психологии современного шведа из этой реальности.

Стоп. Пары минут поиска (с заходом на Фантлаб) достаточно, чтобы выяснить: фантастику в Швеции потребляют вполне охотно (Еврокон-2011), да и фантасты там были, если даже потом вымерли: Мартинсон, Люндваль, Линдбом. А что статус маргинальный... Ну маргинальный, конкурировать с переводами и английскими оригиналами тяжко, а нормально ли упражнение в вымысле под вопросом и в тонко воспринимающих поэтику культурах.

Но вывод о практическом отсутствии шведской фантастики, следует, мягко говоря, признать чрезмерно категоричным. Особенно на фоне упоминающихся неоготических детективов о приведениях острова Оланд, вышедших из-под пера некоего Ю.Теорина...

Примерно так. Впечатления смешанные .

Лакмусовая бумажка в зависимости от среды станет либо красной, либо синей.

Если попросить высказаться по «Левше» Лескова, реакция тоже очевидней очевидного.

Для одних «Левша» про судьбу ценных кадров в России, про то, как гибнет верящий в отечество талант и как это вредно для государства, если государь не знает, что англичане ружья кирпичом не чистят. Фильм и мультфильм полностью, например, на их стороне.

Другие, близкие технике или знакомые с работой «кадров» на горьком опыте, видят: самоучки испортили английскую вещь. И подписались. В тяжелых случаях добавляется знание о чистке оружия в царской и королевской армиях или «Истории винтовки» Федорова, после которого известный слоган из ноу-хау становится чем-то вроде «по встречке не ездят».

Обе точки зрения к рассказу Лескова имеют опосредованное отношение. Он-то Левшу не боготворил: «лучше бы, если б вы из арифметики по крайности хоть четыре правила сложения знали, то бы вам было гораздо пользительнее, чем весь Полусонник. Тогда бы вы могли сообразить, что в каждой машине расчет силы есть, а то вот хоша вы очень в руках искусны, а не сообразили, что такая малая машинка, как в нимфозории, на самую аккуратную точность рассчитана и ее подковок несть не может».Автор — не рассказчик, у которого Твердиземное море и гуттаперчевые пилюли, не его вера в то, что «в Крыму на войне с неприятелем совсем бы другой оборот был».

Отношение к изощренности, искусству, науке сближает Лескова с Булгаковым, у которого если хороший человек занялся чем-то тонким, хитрить начал (придумал увеличивающий луч, органы пересадил от обезьяны, купил дом у застройщика или просто спрятал оружие) — влипнет по уши. Только у Лескова надежда на авось и небесное заступничество оправдывается — «Запечатленный ангел», «Старый гений», «Тупейный художник»...

А что его рассказы до сих пор известны не только литературоведам, что скажи «левша» — и понятно, так он знал, что делает и для кого пишет. Или чувствовал — гений же...

Деяния желтым, синим, рыжим и зеленым разрисованных готических персонажей в необарочном мире проросших кельтским орнаментом шестеренок стимпанка... Вычурно? И в половину не настолько, насколько для знакомого с традиционным комиксом глаза сложны страницы, пардон, громадные развороты «Вики и ярости Оберона». Они похожи на заполненную прихотливым орнаментом плоскость даже в батальных сценах. Ножи и зубы, лужи крови и прочий гиньоль предельно эстетизированы — настолько, что данное творение отдает мангой Clamp (оно же фантазии восьмого класса) больше, чем дарк-фэнтези. К которому «Вику» отношу без колебаний.

Но, мягко говоря поверхностному, сюжету и театральному аффекту, в коем пребывают практически все действующие лица, а так же главному назначению готического романа, — показать то, что либо невозможно, либо не стоит передавать словами, — стилистическое решение Оливье Ледруа соответствует совершенно.

В самом деле: вселенная Пана, войны фейри, три поросенка в цилиндрах, псы-хранители, принцесса-воровка, месть, обретение силы, город-мост, мушкеты, волшебные палочки, пафос, месячные, крылья, куча нераскрытых линий и персонажей, окруженных тайнами и легендами — то ли прерафаэлитскими Морриса, то ли карточек настольных игр... Юморок диснеевского пошиба, сапоги и корсажи, в которых титькам тесно.

Финал открытый.

Рекомендуется поклонникам высокой фэнтези, способным совместить нео пин-ап с волками, вскормленными мясом фей. И всем — как зрелище.

Если без спойлеров, то «Адмирал» — скафандровая робинзонада с межзвездной войной на заднем плане. Трупы в шлюзе, медаль выше ордена, интриги, шаттлы, личные шкафчики и зеленый туман.

Персонажи незамысловатые, чисто функциональные. Техник, аристократка, карьеристка из низов и «адмирал» который ходит и говорит несообразно чину.

Мир слеплен из декораций к «Чужому», «Интерстеллар», «Рифам космоса» и, пожалуй, «Туманности Андромеды».

Сюжет: последовательное прохождение препятствий с помощью ума, бесплатного снаряжения и взрывчатки.

Смысловая и интеллектуальная нагрузка: не больше, чем в «Стальной крысе». Есть немного по колониальной политике и устройству империи, но далеко не Хайнлайн или Леки, даже не Дитц. Автор полагает, что из баллонов с надписью «О-два» можно дышать, но это простительно.

Финал: закончено, концы подобраны. Этот квест завершен, развитие возможно в любом направлении.

Полиграфия: терпимо.

Достоинства: очень легко читается, ни диалоги, ни описания пейзажа темп не тормозят.

Недостатки: одноразовое чтение.

Когда пропитанный космолином десантник, уставно согнув колени, достигает поверхности Марса, с ним кассеты для преобразованной материи, багги, ангелы, прочая техника гуру, сестры, братья

Что и определяет впечатление: вроде, почти такое же уже читал. Платиновая монета, сельдерей, вода в скафандрах и конспирология в виде помеси «Секретных материалов» со «Вспомнить все» изрядно его разбавляют, но, сверх перечисленного — ничего особенного.

Скоропостижный финал, хотя и удержит развитие в любом направлении, интригу своей разжеванностью практически убил. Техническое продумано, психология упрощена, идеологическая пустота... Уровень Алекса Орлова, разве что сюжет бировский, крепкий и законченный.

Полиграфия: жалоб нет. Язык перевода в норме. Читается легко.

Рекомендации: боевичок не желаете?

На Ильматаре только лучшее: российский военпром, итальянская любовь, французское кино, шолианский звездолет со Стражами. Ибо холодные и бессолнечные придонные воды этой планеты не только место отложенного со скрипом зубовным Контакта, но и территория конфликта цивилизаций космоса с кардинально разошедшимися жизненными стратегиями.

НФ. Твердая, вкусная, не нудная. Уровня Гаррисона и Азимова: сюжет можно пересказать, стиль прагматичный, без украшений. Нотка черного юмора. Мировоззрение: все конкретно и объяснимо. События драматичны, темп неспешен и в экшен-сценах, словно на нем сказывается сопротивление воды. Детальность: ученые, разбойники, кипу, секретные приказы, сироп, гражданское неповиновение, молодые тягачи, дроны, запасы икры, археология, торговля, плесень, учитель-калека... Правдоподобие быта при высоком давлении срамит «Морские звезды» Уоттса. В этих гидронавтов и взаимоотношения на «Хитоде» веришь.

Ни малейших ассоциаций с теми, кто тоже писал про подледных ксенов (Бакстер, Штерн, Макоули, Суэнвик). Социальное устройство, биология и нравы миллион лет не отплывающих от термальных источников ильматарцев — разработка класса «Пламени над бездной» Винджа и «Алгебраиста» Бэнкса. Вот они, негуманоиды в негуманоидной среде! Культура сексуального консенсуса гуманоидных шалиан тоже ничего, в духе если не ранней Ле Гуин, то уж Лукьяненко как минимум. Со специфичными отличиями: Камбиас тяготеет к процессу принятия решений и достижении согласия в коллективах, это практически сквозная тема, и расстается с персонажами с легкостью. «Не убий» про другие книги.

Полиграфия нормальная, замечены опечатки. На перевод не жалуюсь.

Рекомендации: маринистика, нестандартные органы чувств, Контакт, люди при деле, открытый финал. И просто вменяемая фантастика.

Россия и ее женщины — грустно, а в целом проработано потрясающе. Архитектура, этнопсихология, ботаника. Закаты, льды, дирижабли, роботы, секвойи, пыль, траншеи, мохолы, швейцарцы, радиация, оргии, шатры... Смесь дорожных скетчей с самопознанием, а амбиций государств со скафандрами и геологией дала ассоциацию с лунными вещами Лема.

Освоение Марса в XXI веке автор раздробил на новеллы, которые скрепляют труды и судьбы «Первой сотни» ученых колонистов. Обилие того, о чем стоит сказать в технических подробностях несколько тормозит действие, и, пусть доходит до водородных бомб, их взрывам не перебить олимпийского спокойствия.

Эмоции у Робинсона для социальной драмы. Истинный герой «Красного Марса» — политика.

И политики: харизматик-импровизатор, функционер, тихушница. Еще есть футурист, суфисты, и презервационистка, а на заднем плане цветет безумие транснациональных корпораций, но ведут игру Бун, Чалмерс и Хироко. Их цель — сделать будущее лучше, но следует на пути к ней каждый своему темпераменту, своим представлениям о рычагах власти и корнях силы. Речи с ящика к народу, злые команды ассистентам, дипломатия, столкновение идеалов с прагматизмом... Мрачный финал.

Заметны черты 1990-х, в т.ч. необратимо изменившиеся понятия и перспективы. Упор на экзотику вместо реальных проблем международных коллективов американизирует человечество сверх вероятия. К тому же, жизнь, зависящая от машин напрямую, как в реанимации, выдвинет особые требования к обмену и распределению всего на свете, от гаек к дюймовой резьбе до опыта старожилов, а тут под каждым валуном может быть и стол, и дом. К трудо- и материалоемкости мегапроекта отношение равнодушное, в этом книжка проигрывает марсианскому быту у Стругацких и Кейдж Бейкер.

Издали нормально. Перевод читаем, отличий от «Калифорнийской трилогиеи» и «2312» не уловил.

Рекомендую на полку с «Маджипуром» и «Геликонией. Любителям НФ-тракторов, не склонным считать, что сложными системами дирижируют под хайнлайновское «бесплатных завтраков не бывает».

Продолжения жду.

Здесь хватает хорошо написанных и верных отзывов. Но Стивен Кинг сказал кое-что особенное, ими не упомянутое.

Ведь когда он заводит речь о «падении Гилеада», позитронная НФ и мистика Калиюги уступают место высокой фэнтези. Над последней цитаделью Добра и Света веет ветер судьбы. Вроде, тот же, что дул в Минас-Тирите.

При этом Роланда обгоняют рейсовые дилижансы, а в «Волках Кальи» население живет веселей, чем в феоде Меджис. Падение «Камелота» не имело значения? Его губитель Фарсон по «Колдуну и кристаллу» всего лишь бандит, который стал генералом благодаря силам тьмы. Мир сдвинулся, вот и все.

Но «Ветер» показывает — в своем зеленом Гилеаде насыпающие в патрон 76 гран пороха люди это лишь налоги и «желтые штаны, два раза «ку». Как ГПУ для нэпмана — на бандитов самое то, в остальном...

А в остальном шахтеры, ковбои, лесорубы и фермеры могут идти в один ад со шлюхами, потомкам Артура не до них и их проблем. Закономерно, что «давным-давно, в незапамятные времена, когда дед твоего деда еще не родился», те, кто кормил себя невзирая на фей и драконов с мутантами, начали ждать Доброго Человека.

К Белизне и «ка» полное равнодушие, везде и у всех. Слуга из вагона, дебарийский шериф, даже сам Мерлин собираются на покой: плевать, что никого на смену, что все накроется. Хватит с них этой тряски. В ополчение вызываются лишь такие, как Тим — а он не слушал добрых советов.

Ассоциация со «Звездными войнами»: джедаи почти сверхлюди, у них высокая мораль и честь к ним присоединиться, но стороны Силы им были важнее судьбы рабов и никто не скорбел об их конце.

«Ветер сквозь замочную скважину» — вклад в понимание Темной Башни.

Маркеры — удобная вещь. Идентифицируется «попаданец», «эпическая фэнтези», «космоопера» — осталось лишь вычленить, чем подъярлычное отличается от соседей по полке (отстойнику) и, пробив гвоздем, чтоб не раскрылось, в мусоросжигатель. Или зал славы, это уж как повезет.

Для этих 88 страниц маркеры малополезны. Сказка. А какая?

Рыболётные путешествия («ё» авторское), репейный сок, остров на спине сонной рыбы Марты, слоновий экспресс, циклоны летят домой поесть окрошки, Необитай, рыслый рост...

И собственно создающие книгу иллюстрации. Глянцевая бумага. Мягкие цвета, «рукодельные» линии, волшебные сценки, транквилизирующая атмосфера. Идущие волной строчки и всякая прочая типографика — вертеть в руках, медленно листать и пальчиком детским водить.

Но для настолько малых должен б быть сюжет, если не сутеевский, то, хотя бы, колобкового саспенса. А вместо него сугубо литературное: «рассыпалось по полу ослепительно сверкающим множеством многоточий», «Аркадий пришел на работу и обнаружил нарастающую реальность самого себя». Мистерия в театре — навряд ребенок проникнется.

И сок, похоже, хмелит, а иллюстрации двух сортов — головастиков алфавит тайнописных букв на карте и межтекстовые маргиналии подразумевают более зрелую романтику загвоздок и загадок.

Если слогом Нобелевского комитета, то: вот представитель великой традиции игры со словом и глазом. Не скажу «Юрий Коваль». Не Сахарнов, не Левшин, но местами почти Макс Фрай, Р.Воронежский, ранний Кудрявцев, Валенте...

Оценка затруднительна, рекомендации сугубо эстетские.

Удачи авторам!

Успех Роулинг потряс господ литераторов и их реакция на унижение с годами всё мощней. Забудьте маш гроттер и несуразности Юдковского, снитч «Темной башни» Стивена Кинга не последнее слово анти-поттерианы.

Первая часть про Брексбиллский колледж The Magicians, точный антипод Хогвартса. От поступления до фирменного спорта (вельтерс) — всё оспаривает изображенное Роулинг. Враг с зеленой веткой делает смехотворным Волдеморта. Занятия... от нагрузок Гермиона свихнулась бы (напоминает анекдоты про Физтех). Испытания — дураки мы, что ли?

И пьют здесь красное, а не тыквенный сок, им тату с демоном не обезболить. Христианские убеждения вместо внешнего, рождественско-больничного. Секс, правильный и неправильный. В общем, за исключением Южного полюса и подражания гусям Т.Х.Уайта, вот они, будни вуза для вундеркиндов в математике и языках. И ведь так тонко, психологично, чувствительно и изобретательно. Сравнивать «Волшебников» с «Гарри Поттером», всё равно что ирландский виски со слабым чаем, утверждает Дж.Р.Р. Мартин, которого Гроссман в свою очередь зовет «американским Толкиным».

Вот только НА КОЙ ЭТИ БУДНИ В, так ее переэдак, ВОЛШЕБНОЙ ШКОЛЕ?! Жажду чего должен утолять «вискарь»? Лучше слабый чаек хлебать, чем вникать в бесцельную жизнь Квентина, не нашедшего чудес детской книжки ни в любви, ни в магии.

Он получит кое-что во второй части, когда команда выпускников проникнет в Филлори, явный аналог Нарнии. Но после работ Валенте о «Девочке, которая» так себе приключения, не ахти переживания.

Полиграфия и перевод качественные.

Рекомендуется поклонникам Донны Тарт.

Французская провинция, 1907 год. В школе последнего адепта классического фехтования щедрый, но неуклюжий ученик. Движения, созданные для отнятия жизни в равном поединке никак ему не даются, он цепенеет от шуточных вызовов. Но насколько же хорошо разбирается в оружии! С каким наслаждением следит за ним местный масон, сколько внимания уделяет происходящему Ватикан! А во сне он орудует деревянной саблей — Жанне есть о чем задуматься.

Цитата:«Я племянница мастера и я устанавливаю здесь традиции»

Читается бегло. Простые характеры, гладкая любовная линия, от эпохи самый верх и тот с анахронизмом. Ассоциации: несложное, несовременное. Пикуль, Щербаков, Чаянов, Казанцев, Саббатини, даже Макс Фрай (сцены из жизни школы и клинок в букете).

Интрига в науке шпаги. Она не проще и не моложе парусной, а в книге ее больше, чем у маринистов бизаней. Что осложняет происходящее. Флорет чем не рапира, понимаете? Объяснение, почему укол должен быть красив, оцените? Втягивание во фразу? Дюма, Крапивин, Лейбер и Аберкромби не в помощь — здесь говорят и фехтуют по-фехтовальному, без оглядки на профанов.

Цитата: «...Захват в кварту, укол прямо, парад сикст, ответ, обобщение в секунду со сближением, двойной укол...»

Впрочем, читающий фантастику обычно готов к темным местам, а «Шпага мастера» производственная, замешанная на криптоистории НФ. Свежо. Лекция о масонской пирамиде, ударе Жарнака и приобщении к Богу мечами бронзового века хороша, место о противоестественности — весьма. «Арете всегда приписывают врагу» — хм. Любопытное приложение.

Полиграфия в норме.

Рекомендации: учесть, что в отечественной фантастике теперь есть книжка о фехтовании и зайти на fensinggroup.

Литр питьевой воды стоит 6,95$, они же 4 юаня — вот основа романа. Прочее наполнение: поиск старой бумаги в горящем городе, пальба, татуированные мексиканцы, резкие фразы, любовь на краю, бег с гиенами ... По личным впечатлениям и отзывам, это кино плюс электроциклы, юриспруденция, лесбийство, пытки и злое камео Бритни Спирс проиграли водоснабжению в эмоциях и смыслах. Оно в «Водяном ноже» интересней тяги баб к Анхелю (а пыль смертельнее ракет).

Воспринимаю роман пространным комментарием к «пари Саймона — Эрлиха» (ресурсы заканчиваются и пора вводить контроль или технологии делают всё дешевле и доступнее? На стороне Эрлиха здравый смысл, но обвал цен на сырье — факт). По Бачигалупи это перестановка шезлонгов «Титаника».

Невада воюет с Аризоной и Калифорнией за воду, которая свободно дождит на Мэн — локус важней наличия на глобальном рынке. Знание сила, но у плодов прогресса есть добавленная стоимость — в аркологиях Лас-Вегаса и Финикса фонтаны бьют, но тем, у кого мало юаней, наука даст лишь фильтрованную а-ля астронавт мочу.

Автор строг и к американской традиции. Выдвигаться за счет продаж, защищать ферму с оружием в руках, получать образование, клясться в верности флагу, а в случае чего переехать... можно, пока есть халява. Качают халяву из-под земли (на которую «есть права») или это спрос на гранит столешниц, открытые границы и т.п., неважно. Есть — и лишь бы хватило ума направить поток в свой карман. Нет — время верблюжьих войск.

Издано нормально.

Рекомендации: полка алармистской фантастики.