Закон Старджона, — 90% написанного дерьмо, — крайне оптимистичен. Драгоценности, благородные металлы и редкие элементы разрабатывают при меньшем содержании в гораздо более твердой породе. Литература про киммерийца в этом смысле навроде аллювия. Эолового отложения, отвалов... Вы поняли. Слишком бедно для регулярной разработки, но, порой, среди банальной гальки там блеснет старателю прелесть что из давным-давно размытого коренного месторождения.

А «Теням Замбулы» есть чем блеснуть.

Даже фанат вряд ли нарисует карту Замбулы. Но населяющие ее брутальные силачи, красотки, колоритность рас и культур, смех стигийского студента, беглый палач бескровного культа, магия и электромагнит фильм о событиях одной тамошней ночи не испортили бы. Колоритно, сочно, лаконично.

Линия костров в роще вносит в хайборийскую эру реалии рабовладельческой Вирджинии, где после захода солнца тоже сменялась власть (подробности у А.Р. Экерча в главе IX «На исходе дня»).

Вместо амбала иллюстраций и экранизаций варвар предстает смекалистым авантюристом. Конан во всей красе своих джентельменских противоположностей. То легкий на руку вор, то невезучий, т.е., честный, игрок. Предводитель, вождь, а действует в одиночку. Безжалостный убийца, который спешит на выручку даме по первому зову. Осторожный боец — снял койку в доме Арама Бакша.

Ради таких яхонтов стоит рыться в хламе.

Волшебство, винтовки, ворье, обожание, удивительные загадки, ложные разгадки, гонка полиции за пожарными и домашний очаг.

Который крепость англичанина. Уютная такая крепость, пока не подошли водопроводчики с дорожниками, а телевизор не ломается. И пока налоговая не выкатит такую претензию, что...

Повествование идет глазами дубоватого, но доброго и неглупого Говарда, подростка из дружной семьи преподающего в местном вузе писателя Сайкса. Которая по нелепому поводу втянулась в противостояние с крайне недружной семьей чародеев. Закручено лихо: причина, по которой могучие маги заняты школьными оркестрами, городской канализацией и воспитанием Анны Хатауэй, заключает в себе настоящий сюрприз, а вместо сказок Джонс успешно использовала арсенал мягкой НФ.

В меру комично, с подколками. Ощутимо время Тэтчер, отучавшей профсоюзы от управления Британией непрерывными забастовками, но очень мягко. Насколько понимаю, возраст целевой аудитории соответствует примерно средней школе, в чисто детской фэнтези нет места пьяненькой школьнице. Характеры выпуклые, тайные хозяева города отличаются друг от друга больше принцев Амбера.

Полиграфия: плотная бумага, черно-белые, пожалуй, несколько прихотливые, иллюстрации и крепкая обложка.

Рекомендуется ценящим умеренную неординарность.

Цитаты:

«Фифи и правда мирно посапывала на плоской могильной плите, завернутая в настоящий кокон, весь в ручной вышивке золотом».

«Но тут Катастрофа нарочито громко воскликнула: «Ух, как вы быстро переоделись! А-а-а, вам не нравится, когда на вас смотрят маленькие девочки!»

«Космос — это последний рубеж, как, впрочем, и мусоросжигательный завод».

Технотриллер про недалекое (почти возможное, чуть устаревшее) малоазиатское будущее. Cерьезней снайпера и, — гаджеты, социопатия, культура инвалидов, психогеография, — совершенно западный. Даже деревянный Стамбул, антикварный труп, каллиграфия, архитектура Синана, это именно то, что влечет смотрящего на Турцию снаружи — ассоциации бестселлерные, с Памуком, «Синайским гобеленом» и путеводителем Иванова по остаткам Византии. И с Ирвингом Стоуном.

Муки и радости имеющих отношение к текке Адема Деде (некогда запрещенный Dervish House заглавия) через распутывание причин и следствий подрыва смертницы. Держат цепочку углеродный брокер, школьник, которому случайный звук грозит смертью, здоровая, только выпустившаяся деваха без опыта работы, андерграундный старик-экономист... И без терактов обстоятельства, бизнес, азарт, пробки и спецслужбы толкают их, да что там, требуют опуститься. Прыжком. Но они включают мозги. Пусть другие нюхают амнезийные, делают презентации из фильмов Стивена Сигала, бесславно идут домой или в тюрьму. Какая жажда жизни, справедливости! Какое желание удержаться и удержать от причинения вреда.

Имя России, правда, среди оного позитива отзывается недобрым (проститутки, бандиты. Визит в Москву губит карьеру Ферентинуса). Но к киберпанку в этой книге Макдональд настроен еще хуже.

Знаковые вопли о сминающих старый мир технологиях, видения революций в граффити, поступь сингулярности исчезли в пуританской, буржуазной повседневности туфель и «Ауди» с почти слышным шипением, вроде того, с каким усы, кумач и шашки портрета Первой конной затушили мечтания малевичей об «утверждении нового искусства». Прорывному, в духе Брюса Стерлинга, Нанобазару нечего делать на рынке модных приложений, а «уличная культура» способна лишь мочиться на церквушку. Традиционная большая семья и в 2027 г. крепче и лучше венчурного фонда. При заданном автором уровне реализма, робот маленького детектива, ритуалы пересмотревших в детстве мультиков коммерсантов, загубленный Анкарой либерализм (см. «Нейромант»), биохимия мистики и уличный шариат естественно совмещаются с сеткой улиц Константинова града.

Полиграфия... привычно серая «Снов разума». Фантлабовцами в переводе выявлено изрядно ляпов, но текст читабелен.

Рекомендуется любителям солидной, но не головоломной фантастики.

Дочь дамарского короля не имеет прав на трон. Но у Аэрин есть мудрая нянька, пони, смелый и умный брат, вредная сестра, пышные, вьющиеся от природы волосы, светлая кожа. Была рыжим проказливым бесенком — наелась сарки, повзрослев притягивает мужское внимание на балах. Но ей оно не нужно, она вся в уроках фехтования, дружбе хромого жеребца и старой книжке о драконах. Которые бывают больше, чем обычные вредители сельского хозяйства. Шепотки про ведьму, эксперименты с огнестойкими составами, отцовские копья, маленькие деревеньки...

А потом — облако тьмы, и крылья, и раны, и зеленые волны весенней травы за всадницей на белом коне гуще, чем впереди, и бесконечный подъем, и долгое падение, и ночь, когда слушаешь дыхание любимого. И тот в башне, кто опаснее северных генералов, и войско, половина которого игнорирует другую, и сапфировое сияние, и Корона героев.

Рекомендации: тем, кому нужна высокая фэнтези, в которой Зло говорит, но нет ни одного подлеца.

Сюжет. На первый взгляд, он приводится в движение безжалостным буром старого Шу, но, хотя торжество юстиции (пришлось включить казнильную машину) спасло столицу, для Эдуара Монтескрипта, частного детектива, оно обернулось горем, чередой покушений, шантажом и мщением в снежной глуши.

Мир инопланетный, но выкрашен под старый нуар. Амфибийные фроги бродят по улицам с понятными названиями, живут на виллах и в бараках, пьют ром по кабакам, палят из кремневых пистолетов и большинством прочих занятий не отличаются от земных иммигрантов — разве что и нищий фрог, и миллионер могут провести зиму вмерзнув в лед, с пользой для здоровья. Зато описаны вредные полицейские, мускулистые жрецы, ученые, конфедераты, замерзающие проститутки, горячие поклонники чистого зла и экс-боевые пловцы портретно и обстоятельно. Сурово, как зимние сумерки. Достойно.

Со стороны НФ и вовсе хорошо. Аэросани с динамическим двигателем не хуже бетонного дредноута «Дела серых зомби», чудеса нейронаук и зомбификации отыгрывают свою роль, но вот зимняя спячка — на совесть. Пусть криосон «Зимних убийц» дело житейское и потому не так эффектен, как апокалиптичный вариант «Глубины в небе», но оригинален и отражается на культуре и психологии аборигенов не хуже, чем у Винджа.

Придраться могу лишь к излишнему спокойствию слога. Про пьяных проводников, побои, взлом и торговый дом так рассказывать еще можно, но костер актрисы и спелеологический экшн достойны лучшего.

Качество издания высокое.

Рекомендуется любителям разумных фантдетективов, ксенологии и тем, кому по сердцу поздний Пратчетт. Так же просто и логично, но совершенно непредсказуемо, без улыбок — но интересно.

Хорошую к этой книге разместили аннотацию. К ней стоит лишь добавить, что под словом «поэзия» тут понимается творчество вообще, а автору далеко до современных ему Бенуа, Чуковского и Врангеля.

У него хватило наблюдательности для замечаний о комичной роли черта в мрачном средневековье и переделки просвещенной эпохой пара Дон Жуана в женоненавистника, но название гнусности или отклонения по имени каким-нибудь Вассерманом, Эверсом, Шляфом или Пшибышевским им приравнивается к мастерству Меттерлинка и Бодлера. Хаггард со Стивенсоном, кстати, тоже угодили в певцы ужасного и ненормального.

Все они представлены в тексте либо цитатами, либо лапидарным пересказом a la Белинский: «Брат заживо хоронит сестру, а она выходит из склепа в белом саване покойницы». Узнали «Паденiе Дома Эшеръ»?

Стиль для 1912 года как-то слишком напыщен.

«Захваченная общественно-экономическим переломом психика писателя расшатывалась, нервы разстраивались, являлась необходимость прибегать к искусственному возбуждению, к алкоголю.

Мир заволакивался чорной пеленою.

В сгущавшемся мраке зловеще выделялись гримасы безумцев и извергов, дикие жесты помешанных и бледныя маски живых мертвецов.

Жизнь становилась сказкой безумия и ужаса»

Любимая многими викторианская эпоха и фривольные прелести модерна для современника имели привкус кошмара и разложения. Понятное дело, что после грядущего прихода нового экономического строя этого всего, по Фриче, уже не будет. На Землю вновь спустятся боги Возрождения и Рококо, и уж тогда будет демократия.

Понятия триллера и саспенса еще не нашли тогда поддержки у науки, а народные страшные сказки, колыбельные и т.п. остались вне поля зрения, отчасти поэтому вышло так наивно и прямолинейно. Подобные взгляды имели широкое хождение, им отдали дань Лем, Носов и Стругацкие.

Но Брэдбери примерно таких же вот диагностов социального нездоровья в пруду топил. В «Марсианских хрониках».

Сюжет жюльверновский. Эксцентричный мультимиллиардер завещал всё тому, кто найдет все ключи в принесшей ему славу суперкрутой глобальной виртуальной системе OASIS. Для чего надо знать то, что он любил. А любил он 1980-е. Фильмы о несостоявшемся будущем, видеоигры, хакеров, хлопья в коробках... обложки к пластинкам и мастурбацию. Охота за его пасхалками идет давно, но удача улыбнулась не клубам «пасхантеров», и не прекрасно подготовленным шестеркам безжалостной корпорации IOI.

Декорации как из видеофильмов начала 1990х. Действие объединяет три мира:

- США перед коллапсом. Разбой на дорогах, беженцы, трейлеры уже штабелями, долговое рабство (с защитой прав), хикикомори, флешки на десять зетабайтов, оружие продается торговыми автоматами ... и везде одна тоска. Ненужный народ либо пьет-колется, либо сидит в OASIS.

- Вселенные OASIS. Школа на планете Людус, в которую приятно ходить, активируя аккаунт с родной свалки, варвары, квесты, очки, деньги, «Бегущий по лезвию», космические корабли, силовые поля, приватные чаты, дураки, аукционы — световые мечи пятачок за пучок, абсолютное оружие за миллионы (пароли интранета гораздо дешевле), форумы, заклинания невероятного уровня, личные планеты и телеканалы.

- Мир субкультуры геймеров. Соединяет прошлое и будущее, обмен мнениями о кафе и закрашенные окна, абсолютно надежные бумажные блокноты и самую продвинутую технику, полунищих извращенок и нормальных обитателей поместий с садовыми лабиринтами. Благодаря ему реальность и виртуальность не противоречат друг другу, а органично переплетаются.

Мир, наряду с языком («Вскоре он исчез за горизонтом в море окружающих его ветряных турбин») и скромным, но достойным экшеном, считаю светлой сторой книги.

Темная в предсказуемости (жирный белый школьник, азиаты умны не настолько, раз девушка, то первая любовь и танцы в клубе), правда, до штамповки не опускающейся. И в малом правдоподобии сюжетообразующей интриги — власти спокойно бросили настолько лакомый кусок на волю случая? К тому же, победа Парсифаля не означает хэппи-энда для греющихся у костров в бочках беженцев, но вполне может означать полный крах системы от рук этакого собственника.

Перевод хорош, полиграфия — аналогично.

Кто-нибудь ностальгирует по фильму «Военные игры», хочет нефритовых ключей и катренов с загадками, задается вопросом, каким именно «трансформером» валить Годзиллу? Прочим рекомендовать могу только как хорошо написанный аналог «Младшего брата», в котором революция гиков куда-то растворилась сама по себе.

Далекое будущее. Солнечная система во власти уже угробивших Юпитер ИИ. Перенос человека в машину (в «гогол») и обратно легок и моментален. Собственно, многие уже там, а прочих тащат. Но действо про ложную и скрытую память,про рай, который ад, испускание ку-частиц и обман архонтов, почти сразу переносит игру вора с верной богине кометчицей на улицы города-государства Ублиетт. А там противники космизма наслаждаются культурой Belle Epoque: продавщица шоколадного бутика в уборе горничной, маскарады, кафе, ученые миллионеры... Прекрасно, пока механические часы на руке отсчитывают деньги-минуты. Нету — время помереть и переть это все хозяйство дальше, на плечах управляемого твоим гоголом робота-атланта по терраформируемому такими же воплощенцами Марсу.

Что оправдывает привлечение автором декаданса. Но не могу похвалить, малооригинально и банально. Персонажи утомленные и окаменевшие, любовная линия благонамереная. Сквозь трескотню неологизмов лезут ляпы и противоречия. Магниторезонансный сканер читает сознание, на Марсе 0,6g, «причал планеров», «квантовые точки» ... Ношение цифровой паранджи-гевулота сочетается со свободой нравов и гражданской жизнью? Гогол может быть изменен, дополнен, скопирован, украден, объединен, обращен в рабство, синтезирован и размножен — персонажи ведут себя так, словно это редкий бриллиант. Чем этот код лучше кода любой другой программы, зачем виртуальные пытки цифровой копии, волшебные мечи и т.п. Нанотех, «атомными лучами» делающие всё, что угодно, прямо на кухне, фабрикаторы, интеллектуальные материалы, — люди читают бумажные газеты и книги, пишут от руки, работают официантами и таксистами.

Язык. Ради справедливости: некоторым Райяниеми напоминает Желязны. Может, виноват перевод, но воспринимаю стиль «Квантового вора» как имитацию дилетантом высокопарной элегантности французов:«... шестеренки его мозга крутились вхолостую, отыскивая систему в завитках ее разметавшихся по спине волос... Высокая женщина в венецианской маске, с кожей, отливающей красноватым золотом, и пышными формами, едва прикрытыми полосками ткани и драгоценностями, протягивает ему руку ... стыд скользит по спине, оставляя холодные следы... Башня свисает из чрева города наподобие хрустального соска».

Издано на нормальной бумаге. Крупный шрифт.

Проходной роман. Рекомендуется фанатам Харлана Эллисона и Дилэйни. Ностальгирующим по Мартину «Умирающего света». Школьникам, которым 16 еще плюс. Способным радоваться, если героиня отрастит крылья. Тем, кому дороги пасхалки из Леблана и Берроуза.

Игра бойцов и магов, между героической фэнтези и романами взросления. Повествование про месть, судьбу малолетнего кудесника и почти невыполнимое задание черного мастера одержимому рукопашнику. Приключения и пафос в конгломерате культур и эпох: мечи и километры, мороз и финики, СОВБЕЗ и псы пустыни, Саракташ и Драконьи горы, синий код допуска и мифрильный доспех.

Особо хорош в этом смысле город Церрукан. Там, посреди пустыни, собирают, в терапевтических целях, чашами кровь давших римскую присягу гладиаторов Танцующей школы Скавра, спасаются в паланкинах от ледяных великанов, разводят свиней, молят под шпилями зиккуратов богиню Иш-таб и читают о Глорфинделе среди садовых пальм и статуй.

Литературно не ах. Гладенько, но монотонно. С ляпами, вроде проводящих время «в охоте» лордов. Персонажи: принцесса прекрасна, злодеи умны и могучи, братья разлучены, карьерист глуп, мудрый настоятель сед, наследник развращен. Удались автору режиссура поединков, задачки с курами и бассейном, волшебный перенос в сны и подпространство — а сюжет еле ползет, страниц 400 начинается и начинается. Напряжения не чувствую (в разы меньше, чем у делавших примерно так же Р.Джордана и Ротфусса), кульминация отсутствует, юмора на одну улыбку.

Издано хорошо, но без Фантлаба узнать, что «Аркан» уже вторая изданная часть цикла, можно только случайно. Никаких следов или намеков.

Рекомендации? Время убить можно.

Маленькая статья программного характера. О том, что есть смысл в приключениях ради приключений, а критики забывают рассказать о книге.

Ефремов сопоставляет приключения не с классикой или «приключениями духа», как делают обычно, а с бытовой литературой — это важно, т.к. уравновешивает чаши весов даже сейчас, когда «Властелин Колец» с «Мастером и Маргаритой» практически признаны классикой.

Любопытно, что идеология статьи во многом противоречит современным взглядам.

Фантастиковедение большей частью суть противоречивые определения предмета. Советский палеонтолог холоден к подобным изысканиям: «пора, чтобы литературоведы поняли психологическое воздействие приключений и борющихся в них героев на воспитание характеров. Это куда более важно, чем определение переходной грани между фантастикой приключенческой, исторической или научной.» .

Кому из завсегдатаев сайта не знакомы стоны насчет очередного тома очередной саги? «мы зачитывались Хаггардом, Луи Жаколио, Буссенаром, Сальгари, Эберсом, Марриэттом, Пембертоном, позднее Пьером Бенуа,— это были многотомные собрания сочинений».

Рефлексию персонажей Стругацких, Сапковского, Муркока и проч., принято засчитывать за психологию. Стеб над всем на свете у МТА — за юмор и реализм. Ефремов видал интриги столиц и пустыни окраин, орудовал кулаками, руководил коллективами в жестокое время и в суровых местах. Он — требует борьбы и стойкости, а не переживаний и бессилия: «Герои приключенческих книг ... По сравнению с ними герой или героиня ... «большой» литературы почти неизменно — существо страдающее, пассивно зажатое в тиски судьбы, затертое неблагоприятным стечением обстоятельств. ... с негероическими героями, растерянными хлюпиками, пакостными осмеятелями, злобными эгоистами».

Городок, колония пришельцев, б.ч. землян, на достижимой лишь через самый опасный иммер планете. Жил себе, поживал в кислородном оазисе, торгуя тем, что слали туда по кишкам трубопроводов двуротые многокрылые аборигены — быть услышанными ими из всего обитаемого космоса могут только здешние, т.н. «дипломаты». Когда же их монополии пришел конец, они синхронно изумились, одновременно оскорбились, однако от двуединого голоса ЭзКела рухнуло не только самомнение КелВина и АрнОльда. Произошло невероятное, дезориентирующее, разоблачающее, смертоносное... Зло? Да нет. Автор не тот.

При сравнении с эксплуатировавшими «грехопадение» до Мьевиля «Птицей малой» Рассел и «Сестрой Земли» П.Андерсона видно: Мьевилю подобные схемы, библейские иллюстрации и патерналистские метафоры, как Послограду шлюз. Рухнувшее на головы людей, ариекаев, роботов, домов и всех прочих — похоже на «Слияние» Макоули, но «Посольский город» чист от бросающего тень на свободу воли предопределения. Выстроившие биомашиную цивилизацию негуманоиды не невинны. И не наивны. Те из разумных, кто не сломался, смог найти в себе волю к жизни, встречают происходящее с самоотверженной решимостью и напряженнейшей работой ума. Вопреки обстоятельствам — и вместе.

Негатив к талантам, желающим возглавить, повернуть все по своему разумению и себе на славу, характерен для автора «Железного совета» и «Шрама». Из прочей специфики — крах порядка и его возрождение из социального хаоса, нанесение увечий в целях выше хулиганских... скептицизм к первооткрывателям и харизме... военные действия как явление природы, как кадры ТВ... и половинчатость в финале: опять ни одна проблема не ликвидирована окончательно, снова все решения частные.

Хороши мелочи, показывающие глубину проработки и незашоренность мышления: «простые» автономы, полностью современная колониальная политика Бремена, уши страдающего ломкой протеза, смысл маяков, сидерические календари, испуганные электростанции.

Полиграфия достойная, перевод бездефектный (почти. «Тюрингские программы», видимо, тьюринговские?), но какой-то безликий, как дворовый гомон через стеклопакет. Скажи кто: «Это Миллер, Виндж, Робинсон, Уильямс, Брин», возражений не возникнет. Из прочих недостатков — мир взывающей к Иисусу Фаротектону флокирующей иммерлетчицы начинающим может оказаться тяжеловат, из-за обилия неразжеванных маркеров и терминов.

Возможны недоразумения: здесь есть Язык (с большой буквы), но «Посольский город» не лингвистическая фантастика. Затронутое имеет отдаленное отношение к типовым для этой редкой разновидности НФ «Языкам Пао» Д.Вэнса и «Лингстеру» Ш. Финч: особенности коммуникации Хозяев и землян больше философского, почти мистического характера. Кому не так, пусть сопоставит зунов-речников ничуть не филологических «Творцов заклинаний» Пратчетта с фестивалем лжи Мьевиля, а преподавание Ависы с аналогичными сценами Пулмана и Ле Гуин. Или вспомнит, как Свифт для примера дурацкой идеи выдумал разговор вещами, от которого лежащая в основе Языка предметность «камня, который разбили, а потом склеили» недалеко ушла.

В целом, обращение творца фэнтезийных городов и морей к космосу и экзотичным планетам состоялось. Рекомендую, как произведение про Контакт через много лет после Контакта и как вполне солидную научную фантастику. Твердые 4/5.

Почти не фантастика, но все же, она самая. Классическая — изобретение-допущение с дотошным исследованием воздействия на социум.

Близкое будущее, почти наши дни. Сэма Эллинга, программиста 32 лет, уволили за слишком идеально работающий алгоритм подбора пар для сайта знакомств. Но перед этим Сэм испытал его на себе. С успехом — и он не остался равнодушен, видя как горюет его новая половинка, Мередит, по внезапно почившей бабушке. Алгоритм, программа, анализ почтового ящика, история чатов, бабушкины привычки, словечки, воспроизведение голоса... И вот «проекция» Ливви снова пишет внучке. Дальше венчурный капитал, сервис, «мне говорили, у вас есть услуга», реклама, репортеры, религия, проблемы, личное несчастье, письма, письма...

Сложно сказать, когда Штаты свихнулись на говорящих с духами (Ф.Арьес полагал, что давно) и суррогатах потерь, но в кино и литературе от них отбою нет. Медиумы и мошенники «Обратной связи» Б.Шоу, спириты Твена (зачем вызывать дух Наполеона, когда «там» есть родственники), «Искусственный интеллект» Спилберга... Да у самого Рэя Брэдбери герой рассказа «Тет-а-тет» сделал абсолютно тоже самое, что и Сэм, только лоу-тек и без бизнес-плана.

Эту же попытку отличает неистребимый стартаповый запашок и литературность западного типового бестселлера, вроде тех, которые выпускали «Новости» (М.Х.Кларк и т.п.). Но, если проблемы пользователей и с пользователями, отладка ПО, неприятие и список наживающихся на смерти просчитываются легко, то в сценах детской больницы планка поднимается высоко. А от наиболее банальных ходов, вроде оживления душ в микросхемах или гипертрофического развития, Фрэнкл успешно воздерживается. Абсурд только в реакции прессы («Вашу компанию обвиняют в том, что она предоставляет особые привелегии») и разговорах с фанатиками, что, опять-таки, правдоподобно.

Язык простой, перевод хороший, с уместными примечаниями.

Рекомендации по тегам: смерть, жизнь, сантименты, горе, любовь, семья, психотерапия, мерзость, премия «Индевор», как обойти «долину ужаса». С очень большой натяжкой — любителям сильно разведенной минералкой Конни Уиллис. И тем, кто готов на пересказ телесериала мелодраматического характера, но вменяемого сюжета.

Случайная покупка, встреча на улице, аварийная посадка в марсианских развалинах, глоток венерианского виски. Красотка. Просьба, мольба или заказ. Последствия: атака ментальных пожирателей, коварство вампиров, провал в царство вне этого мира, перенос в чужую память, вторжение в замок. Волнуется первородная тьма, точат зубы и обольщают инопланетные Цирцеи и боги. Ужас (непознаваемый, лавкрафтианского типа), озера зла в глазах. Все напрасно — голубой луч бластера избавит от проблем с ними Нордуэста Смита, изгоя с космическим загаром на изборожденном шрамами лице и кожанкой космолетчика на плечах. А если нет, помогут руки на горле. И в следующем рассказе по-новой.

Чувственно, но невысокий класс, ниже Ли Брэкетт. Вольности, м.б., перевода («термоядерная сигарета», «венерики»,«короткая марсианская зима»), но по всему очевидно, что в тандеме с Каттнером рулила не Мур.

Рекомендуется тем, кто может млеть от таких фраз:

«Жизнь возникает из тьмы и тайн, слишком ужасных для человеческого взора».

«Женская красота безгранична, и она может усиливаться до бесконечности, пока... нет, у меня нет слов».

«Да подвернулся тут один космический старьевщик, я ему и отдал».

«Этот сложный мозаичный орнамент имел когда-то глубокое символическое значение. Глубокое, как вырез на груди портовой шлюхи».

Да, это самое удачное ее произведение. Сама история появления, и то интересна. «Умирающая Земля», биотех, меч и магия, социальная политика и диалоги вестерна «Саги о Скейте» легли на хороший фундамент.

В «золотой век» журнальчиков Ли Брэкетт уводила читателя в пустыни Марса и моря Венеры. Еще не Брэдбери, уже не Берроуз, но стильно — Муркок вдохновился на «Волшебницу Безмолвной Цитадели». По переводам, впрочем, смахивает на Ефремова, конкретно «Афанеор, дочь Ахархеллена»: простор, немыслимая древность, гипноз, авантюристы, племена ... танцы под арфу и барабан... истинные женщины останавливают сердце настоящих мужчин походкой, плечами и глазами. Но у Ефремова нет Эрика Джона Старка, чьи инстинкты зверя, мышцы землянина и холодный ум изгоя берут верх в схватках с колдовством древних культур и мерзавцами космоса.

Тип, продолжения похождений которого, уверяла писательница (см. статью Невского в МФ), требовали читатели все двадцать лет.

«Рыжая звезда» не только сиквел. Вопреки мнению «Новой волны», стандарты, установленные «Дюной» и «Левой рукой тьмы», успешно применены к герою и сюжету 40-х. И без перерождения, типа постигшего Тарзана у Фармера — Старк тот же, остальное лучше.

Больше никаких судов, плывущих по пурпурному газу и обращающих вспять эволюцию лампочек. При этом использованы и другие преимущества 1974 г.: магию уже можно не маскировать невозможной наукой забытого прошлого. А метеорологию и биологию автор «Шпаги Рианона» применила не хуже М.С.Роэна и Силверберга.

Старк прилетает на дожираемую ледником окраинную планету выручать консультанта Звездной Федерации (некогда сделавшего Старка человеком из продубленного солнцем Меркурия маугли). Его принимают за Темного из пророчеств. И понеслось: наемники, жертвенники, заклятия холода, псы-телепаты, жилые музеи, чудовища, мародеры на вертолетах, крепости, друзья, враги… и фареры.

О них отдельно. Пока гадающие по детским костям планируют эмигрировать от холодов к звездам, Скейт славится среди халявщиков как теплое местечко. Там о них радеют защитники, бендсмены, взявшие власть в хаосе прошлой миграции к экватору, пока другие спешно ломали генотип (напоминает «Ночные крылья») для выживания потомков в безводье, море и небесах.

Ужас перед толпой, злобная насмешка над тем, кто придет и отберет во имя голодного и слабого, отвращение к плебсу и т.п. хорошо известны. Толкин, Лаумер, Вебер, Корнблат, Бачигалупи, Пурнелл... Однако, у Брэкетт, давшей интересный и завязанный на хиппи образ, не чувствуется осуждения или алармизма. Она признает помощь со стороны и то, что бывают особые обстоятельства, время перемен. Не абсолютизирует. Чем Старк отличается от бендсменов? Ни разрушившая экономику и нравы сатурналия, ни трудолюбие угнетенного населения, приносящего жертвы Детям моря, не заслужили оценки хорошие/плохие. Прогресс приходит без радостных лиц «освобожденных», а Байя, как бы равнодушно поджигающая факелом храм, запоминается лучше мудрецов и королев.

Одно из лучших смешений несмешивающегося, после выхода которого, по Хартвеллу и Крамер, в США переиздали почти всю раннюю Ли Брэкетт.

Нормальная приключенческая фантастика. С элементами прогрессорства, колониальной романтики и социальной политики, но без претензий на глубину и поучения.

По электронной версии продолжается с того же часа, расстановка та же, — тело Лала на руках Джела, Нэль нашла место в жизни, первый министр держится за сердце, мятежных савров смывает дешевым потопом, — но изменения серьезны.

Жаль, «Путешествие на восток» было великолепно. Язык легкий, сочный, психология. Мир: азиатской культуры службы, варварские обычаи, европейский декорум (каналы, гранит, холод), каша в миске Предвечного, шпионская техника, монахи, слуги, сиротство, следователи, пироги, принц, взросление, архивы, огороды, фальшивомонетчики, подземелья, инопланетяне, природа, гарем, двор, дворы, лазером по лицу, ножом по имплантанту, конем по свадьбе, задком на бочку… Всё делало книгу 2006 года событием отечественной фантастики, подобного которому не было со времен вейского цикла Латыниной. Но у Федоровой пришельцы не выглядели фантиком «Баунти» в Эрмитаже, а введя в действие аналог гетенцам Ле Гуин, совершенно на тех не похожих, она продемонстрировала более высокий класс и как автор НФ.

Сюжет этого «Путешествия» выстроен вокруг менее экзотичных и более житейских обстоятельств.

Тарген, империя Аджаннара, устоял перед мятежом, заговором, исчезновением печатей, подозрениями в колдовстве и вторжением летающих корыт. Но теперь пришел черед пробы истинной стервой. Полковник Лаллем психически чрезвычайно стабилен, ориентирован на успех и, скорее всего, помимо знания директивного и ратификационного гипноза, имеет профессиональный набор устойчивых ресурсных состояний. Т.е., ее, подготовленного по канонам орбитальной контрразведки Верхних спеца в экстремальных коммуникациях, на благодарность и супружество не взять и, если что, монастырской боевой школой красноглазых не уделать. Она ведь еще и на спине дракона в целях психологической агрессии наколола. Цветного.

Интересно и нестандартно. Но много побочных эффектов: перебор с нервными срывами, а душу в «Путешествии на полдень» вообще открывают, как бутылки на корпоративе — хлоп, хлоп. Выросли пафос с мелодрамой, — сцена со связанным в саду, Фай у дверей пыточной, — появилась бытовая чернуха. «Отношения» заканчиваются так, что только судмедэксперту рассказывать, родня мужа – только в клетке содержать. В прочной. Дети не от того, кто рядом, а от того, кто может. Экспедиция опустилась, мама глаза выплакала, соратники друг друга режут спьяну. И т.п.

Литературные достоинства, в целом, почти сохранились, а по матчасти упущения: конница три растянутых на лигу пехотные нитки порвет – в реальности копейных сбивали в каре и прятали в гуляй-города не просто так. Подгорное житье: могло стать хитом, про тварей бездны, княжеский долг и дешевые леденцы очень хорошо. Но кузнечное производство в замкнутых объемах пещер — только для мягкой фэнтези. Встреча топлива с металлом, шлак с золой, воздухообмен? На фоне пассажа про технологию стекла недодумано. Дождь из дерьма испуганных летучих мышей – логично. А где же гуано непуганных на этой и прочих тропах? Да и простого теплого ветерка для процветания экосистем мало.

Вещь только для фанатов знакомых с «Путешествием на Запад«и за пределами самиздата вряд ли появится.

По поводу безобидной собаки и невменяемого Кинга.

Нью-йоркский журналист Гладуэлл Малкольм, в сборнике своих бодрых и познавательных очерков «Что видела собака : про первопроходцев, гениев второго плана, поздние таланты, а также другие истории», передает информацию от Рэнделла Локвуда, старшего вице-президента американского общества по предотвращению жестокости в отношении животных (ASPA).

В официальной статистике смертей после нападения собак первые места в разные годы доставались самым разным породам: в 70-х лидерами были доберманы, в середине 80-х питбули, потом их сменили ротвейлеры... Когда Кинг писал «Куджо», список возглавляли немецкие овчарки (с помесями) и сенбернары.

Дело не в породе.

Полностью описывается словом «повторение». Можно даже читать в отрыве от первой части. Те же (включая мертвого умника), там же (куда ты денешься в космосе), с все теми же самыми проблемами (почти. Прибавились гражданские беспорядки и куда больше корабельной архитектуры), издано и переведено так же.

В отличие от «Через Вселенную», особо оригинального и свежего не обнаружено. Игра в подсказки от маньяка давно приелась, вход в ЦУП просчитывается элементарно, история перелета ожидалась именно такой с самого начала.

Тем не менее, третьей книги жду. Пишет Рэвис не плохо, старается выйти за рамки дамской литературы, а намеки на развитие и новое место действия довольно аппетитные.

Кесарю кесарево, слесарю слесарево, фанфику прежде всего фанатское.

В целом, справилась, зачет. Много добротного: нигилизм курсантов, архивы, секретарская линия, хороши морготовцы. Не очень «большая игра»: поля целиком не видно, ходы записаны лишь одной стороны. Но это право автора, как и особенности этой версии Юга и Востока.

С Кольцами худо. Эльфийское изделие даже не товарного вида. Ободок на палец, как в загсе. Власть Одного, из-за которой Девять стали опасны, управление — нет. Способность видеть насквозь? То, что их не носят постоянно? То, что магические кольца обязательно возвращаются в мир и прочие их свойства из рассказа Гэндальфа? По Толкину, делали Великие кольца в помощь носителям, а тут они все всё сами уже умеют. И по незримому миру ходить, и один против всех драться, и головой работать.

Назгулы: нуменорский военный, шаман кочевников, хирург, принц Харада, раб-ницшеанец, восточный провидец, говорящий с животными, секретный агент, астроном... Хорошо. А теперь, как это такие таланты потом не смогут узнать в Шире адрес Бэггинса?

Какой перевод не возьми, суть заклятия Саурона: «лишить их воли». Слуги Тени Некрасовой грызутся, интригуют, занимаются науками, ухаживают за животными и своей родиной средиземскими эпохами напролет... Один претензии Властелину в глаза выкатывает. Нет своей воли? Не заметно. Соблазн и ловушка колец в нудеже великого инквизитора, продай ему душу, да продай душу. А их от такой жизни ноги сами в Мордор несут... Но по Сильмариллиону: сначала Кольцо, потом могущество и лишь затем рабство. Договор — совсем другая теология.

Достоевщиной такого сорта J.R.R.T. не продолжить. Хотелось бы чего получше.

При Вашей интеллектуальной деятельности Монтень повседневность, Стаций, Элиан, Диодор и пометка «Seren., v. 997 sq» к гуглу не взывают?

Если «да», то следует вспомнить Рабле с Джеромом. Обращение с эрудитами первого слышно сквозь характерный для второго юмор, который автор имитирует более-менее успешно. Впрочем, если кому приятность под багровой обложкой напомнит рецепт Э.По или «Записки и выписки» Гаспарова в форме романа — без возражений.

Если скажете «нет», если современность ближе, ориентиром послужит отношение к Умберто Эко и Алессандро Барикко. Здесь много от их миропонимания, тона вежливого рассказчика, длинных, лишь пишущему подчиненного коварства, предложений, шаткости границ яви и выдумки, личной отстраненности.

Книгу составили письма подписывающегося «Квинт». В его послания, помимо передачи Флавию новостей о погоде, общих знакомых, здоровье, заботах и поручениях, вложена повесть о чуть детективных, отчасти мистических и полностью абсурдных приключениях в доме барона Эренсфельда, под крышу которого Квинт вступил, дабы соперничать с хорошо знакомым ему Филиппом за руку некой Климены. Таковы сваи фундамента.

Они держат сооружение из протараненных дверей, спасения в оранжерее, примет декаданса, речей по канону риторов, кстати пришедших на ум историй и притч с тетушками, ахейцами, горничными, дядюшками, графинями и прочими эксцентриками, агиографии, этикета, палеонтологии, призраков, редкой велеречивости и угроз побить. Театральная книжность зашкаливает, разговоры ассоциируются с Лемом.

Тот тоже любил играть с растворением, записками, коридорами, библиотеками и ожившей утварью. Но у Лема, даже в самых мутных вещах — вектор, течение, цель. У Шмаракова ясность в ситуациях и эмоциях, хватает динамики (темп из фрагмента про смоление изрядно бодрит), вот только повороты, петли и старицы ему милее достижения моря.

Безукоризненная шутка, пример щедрот ученого стилиста или, похожая на «Венедиктова» Чаянова, демонстрация презрения к заоконной действительности? Книга чудно издана Мещеряковым, читается весело, но на подобные вопросы отвечать не желает.

Остается только, поизящней оформив ярлычок, рекомендовать любителям ар-деко в прозе и желающим проветрить словарный запас.

Сверхшторм не тайфун-самум, чтоб накрылся брезентом и жив, он вроде новоземельской пурги, уносящей непривязанных людей и собак, только теплой. Сверхшторм несет грэм, сосульками грязи нарастающий на почти аэродинамических домах и делающий смешным использование дождевой воды как метафоры чистоты. Сверхшторм служит палачом для закона светлоглазых. Сверхшторм приходит всегда с одной стороны. Сверхшторм можно предсказать. Сверхшторм сводит с ума полководца Далинара aka Терновник, но не угрожает стране Син (судя по невезучему Сету-сыну-сыну Валлано, ей ничто не в силах угрожать). Сверхшторм, смывая почву, сделал типичным растением местных ландшафтов камнепочку. Сверхшторм заряжает энергией каратики драгоценных камней в стеклянных сферах.

Сферы — те же деньги, но годятся и для освещения библиотечного алькова. Или стола хирурга. Если взять камешек побольше, например, гемсердце скального демона, и фабриал, заменяющий людям силу Герольдов (см.Приложение), то пользы побольше. Так, Преобразователем делают из камня зерно, из дерьма дым, творят свежую кровь и т.п. с выгодой для всех. В отличии от почти неуязвимых силовых Доспехов и всережущих Клинков Осколков, которые помогут лишь хозяевам, или лезущих из земли, вьющихся вокруг голов, инфицированных ран и мольбертов знаками ветра, славы, горячки и творчества ни на что больше не годных спренов.

Продуманный и бесконечно далекий от земных аналогов мир. Масса действующих лиц. Абсолютно независимая от предшественников система магии. Особая теогония: если чуть подробнее, то Сандерсон проложил курс между Олимпом и иерархично ранжированным космосом Амитабы-Данте, найдя нестандартное решение проблемы храмов и ритуалов. Закрученность сюжета уровня Мартина:

Царедворец, его сыновья, слабак и дуэлянт, их друзья, слуги и враги.

Король, его шут, мать и расследование покушения.

Сначала, вроде, и не имеющая к ним отношения юная Шаллан, из кожи вон лезет, чтобы стать ассистенткой выдающейся ученой — науки и искусства, вплоть до чтения, чисто женское дело в стране рыцарственных алети.

Каладин, назначенный мишенью для лучников. А что? Раб, со скверными, в смысле продолжения биографии, глифами на лбу. Линия о взрослении и про ответственность, но вскрывает подноготную жизни в Алеткаре, о которой не поведают соблюдающий Кодекс князь и скорая на дерзость ученица еретички.

В интерлюдиях торговцы, рыбаки, этнограф, работающий там, где не знают этого слова, подносчики инструментов для вандализма.

Так же фермеры, повар, аптека, перенос тяжестей, этикет, война как месть, защита и развлечение, уборка трупов, фигуры Лиссажу как богословский аргумент, любовь (не ржавеет), благородство, отцовство, подлость, кража. Управление коллективами и зачистка темного переулка. Лукавая фея и паранойя, Сияющие, паршенди и паршмены с невероятной кожей и таинственным прошлым, зловещий ученый с детской улыбкой... Всемирная история в драматических флэшбеках, конец света, — дней так через тысячу после первых строчек, — и, разумеется, правление Злобы.

Грамотно. Интерлюдии разреживают поток, убийства, поединки, бои и сражения в разной манере, много задач на сообразительность, и мысли о философии, науках, найме рикш и проч. не заслоняются почти игровым экшном убийцы с клятвенным камнем.

Обрывается на самом интересном месте. Издано хорошо, перевод в пределах нормы. Возрадуйтесь, любители иллюстраций, картографировать в своем воображении военлагери Разрушенных равнин или соображать, как запрячь панцирную чуллу в телегу, не придется. Но не слишком губу раскатывайте — рисунки и подписи на темном фоне.

Фанатам Стивена Эриксона — идеально. Прочим — для любителей нырнуть в абстрактную фэнтезийную вселенную. Тем из них, кто с радостью жертвует свободным временем, готов читать внимательно и припоминать все с самого начала 1105 страниц.

С «Пасынков Вселенной» непреложно: как большой релятивистских скоростей корабль, так все всё позабыли и всё не так.

Сквозь коридоры, каюты и родильные залы зависшего в космосе без права возврата, звездного ковчега, через разговоры, книжки, трупы, пожарища, невесомость, зубы чистильщиков и смыкающиеся переборки ведут недружную компанию лишенных пупка мутантов и клонов, девочки-малышки.

В сюрреалистичном забеге участвует новенький, не раз преданный, но обладающий совестью Учитель. Он важен для войны со Штурманской группой, если, конечно, сможет разобраться в противоречиях своей памяти... и его не спутали при рождении.

Остальное, в основном, про сложный выбор.

Грег Бир именит, премирован. Пишет про непостижимость систем управления и средства подъема боевого духа, возможно, по личному опыту. Но, увы, как литератор сойдет только в строгой НФ, для которой придуманное важнее оформления. Формален, суше Артура Кларка. Склонен к планам, маршрутам и отчетам вместо картин, баек и портретов. Его игры с архетипами (Мать, лед, обезьяны, долг) не несут и доли очарования Желязны. А доходит до разумных чудовищ и джунглей внутри звездолетов — куда ему до Макоули и Олдисса.

Хорош в другом. Инженерное: раскрутки, трансформации, река в желобе, поставки топлива, доки — очевидно, лучше консервных банок с реактором Хайнлайна, Дилэни и Рэвис. Целеполагание: существенное пополнение банка идей. Кладос, Каталог и адаптация (полная) к любым условиям отдают постгуманизмом, хотя, безусловно, позволяют «отправиться к звездам подготовленным». Идея исчезающего поколения и Грез — тоже сильно. Не то, чтоб совсем не было к чему придраться, живые носители информации при повреждении корпуса (!) радиацией не кажутся хорошей идеей, а синий шар раздражает ненатуральностью.

Издано нормально, каких-либо особенностей перевода не заметил.

На обложке «16+«. Чрезмерно высоко. По качеству от силы четверка, а возраст можно опустить до 14, если не до 12 лет. Ничего такого.

По двум книгам — Нарния, до того, как лев рыкающий обратил волшебную страну в аллегорию с моралью. Правда, вместо одного шкафа — сто. И они распахиваются (если отковырять штукатурку и если они поддадутся) еще и в другие времена этого мира.

«Этого» — в котором устраивали навмахии, и в котором Генри Йорк, почти не играющий в бейсбол, сошел с автобуса в канзасском городке. А не того, в котором 1989 год и правление королевы Аскью. И не того, где плывут над провалившимся полом бального зала призраки дам и кавалеров Фиц-Феерена.

В основном, безобидно и приятно, вроде как Ниланд без заусенцев, отполированный для чтения детей (или про нормальных детей, что не исключает толики жестокости и злодейств). Чистый язык. Кое-что из приемов высокой фэнтези: волшебство, знаки зла, приключения и баталии — ирония (ассоциации с Д.У.Джонс), домашние животные и семейные отношения. Автор удачно обыграл переписку (одна строчка в адресе, а как заиграло), недурны рассказ о несчастном случае и опустивший палец в пробирку, хороши Комитет под деревом, неплохи элементы паропанка и артурианы.

Рекомендации — прекрасно изданная, современная вещь про параллельные миры. И, внемлите, главный герой — не сирота.

Когда явь огребает доброго на слово ирландского тумака, тогда сны и сиды, лосось и пиво, рваные раны и ручьи, арфы и пикты, сосна сойдет за орех, жабы варят суп из правдивых слов, Мерлин ищет кружев, а лучшие люди нации первыми находят верные решения. Когда текст чешет, весенним зубром, бока о литературу, объединяя канзозойскими клочьями своей шерсти фэнтези Борхеса и мифы Уэльса, поэзию Бунина и коммунальные потешки...

(Меньше витийства).

Топает рыжий фенний Рори О'Хара, весь из себя в гейсах, к стойке, а за ней, неподвижно, как столб, засунув себе за щеку кусок окорока и мрачно жуя, — баба.

(Ну не так же. Здесь больше домашнего, чем позволял Флэнн О'Брайен).

Кекиик из рода Воронов согласилась взять в мужья Нэнквисса со Слиав Куах из племени Нэнкикоок. Но, разве, по его брачным дарам можно было определить, насколько тот неодобрительно станет цокать языком, огибая айсберги на пути в Страну Мертвых?

(Не о том).

С женщинами, чем бы они там не были, с виду, заняты — раскачиваются на колодезной цепи, распевая: «Пошёл я на ярмарку третьего дня», пекут просяные лепешки, выплескивают помои, спят на лавке в доме лучшего корабельщика или всего лишь роняют горящие угли на младшего сыночка, — следует быть осторожным, как с хвостом каменного тролля. И лишнего — не сболтнуть.

(Истинно. Но где место ловушки для снов?)

Все напрасно. История уже поведана так, что рукоплескать можно, а подражать — нет. Уважаемая ценителями фэнтези московская и ученая seanchai оставила китайское скайпу, отвернулась от кармартенского сведения счетов с аутентичными методиками и проверочными комиссиями, и... и вот ЭТО стоит читать.

Что и рекомендую сделать.

Шерлокиане свойствены скучнейшие прологи про тайные архивы и секретные тайники, но Ким Ньюман смог задать тон криминального фарса (в духе Т.Шарпа или Дэнни Кинга) с первых страниц, с истории обнаружения в хранилище очень своеобразного английского банка записок Себастьяна Морана о профессоре Джеймсе Мориарти.

Этот вор, убийца, офицер королевы Виктории, охотник, циник, самец и владелец изготовленного слепым механиком пневматического ружья не питал к соквартиранту (по борделю) ватсоновских восторгов. Моран сводит счеты со слишком умным нанимателем. Бизнес, заносивший его в леса, театры, рынки, лекции, швейцарский водопад и экстренный поезд, тестировавший на сообразительность и хладнокровие фениями, шпионами, оперой, Той женщиной, мороженщиками, крашенными волками, лживыми мормонами, сыщиками Скотланд-Ярда, инкарнацией египетской царицы и невкусными печенюшками, раскрыл многие стороны деятельности легендарного математика и консультанта преступного мира в нелицеприятном виде.

Один из лучших очерков злого гения. Мориартику уже можно выделять из интерпретаций Конан-Дойля: дружелюбная альтернатива Н.Мейера, натуральная уголовная хроника Д. Э. Гарднера, игривая жуть Нила Геймана... Ньюман соединил самостоятельную и качественную интригу, внезапные повороты которой напоминают классический детектив, с пародией. Пародирует не только Холмса, отчетливо различимы Киплинг, Уэллс, Гарди, уйма менее известных, вплоть до, по-моему, Ф.Пулмана.

Достойно похвал. Действие динамичное, лица запоминающиеся. Семь новелл разного времени — как единое целое, финал с элементами неожиданной лирики.

Жанровая принадлежность выражена слабо, но, пусть снежный человек и Хокстонский монстр бледны на фоне литературного близнеца фрейзеровского Флэшмена, криптозоология — критичный параметр. «Собака Д'Эбервилей» фантастика, без сомнений.

Претензий к изданию или переводу нет.

Цитаты:

«То, что марсиан видим мы — это их просчет, случайность, недоработка в грандиозном плане.»

«Скоро кто-нибудь наймет настоящего Томаса Карнаки, и он заявится в Фэл-Вейл со своей электрической пентаграммой.»

«- Вы жили в Афганистане, — сказал профессор.»

«Мы не нанимали людей по имени Неумеха Бранниган, среди наших динамитчиков числились умельцы вроде Креншоу Твердая рука.»

Издано отлично, а перевод коряв, вроде недоработанного подстрочника. Содержание — по-мьевилевски подана судьба исследователя. Прочее же совершенно для него не типично.

Только один рассказчик и одна точка зрения. Сухое, строгое изложение. Атмосфера: сюжет про расследование смерти американской аспирантки тонет во флегматичном нуаре и сюрреалистических обстоятельствах Восточной Европы 2000-х.

Какой она видится через Ла-Манш тем, кому и Будапешт Братислава. Пугающие англичан буквы, звуки и диакритические значки, непостижимые обычаи, наци, комми, курды, наркоманы, цензура, исчезающие на улицах диссиденты, грязь, мосты, беженцы, буксиры, забавные кафе, немыслимый чай, убогие авто, мерседесы. Готовы наизнанку вывернуться за доллар и вывернуть наизнанку за намек на инвестиции. Или наоборот.

(Город) Уль-Кома (и город) Бещель пропитаны духом разделенного Берлина, возможно, Иерусалима, а то и Белфаста... но совершенно не такие. Остальные сведения о них будут либо вредными, крадущими лучшее, что есть в книге, либо вовсе ненужными. Видимые невидимки, прорехи в пространстве и обитатели стен хорошо известны любителям фантастики.

Им все в тексте будет внятно, что подтверждает идущее послесловием интервью Мьевиля (россыпь метких определений и неглупых тезисов. Замечательное возрождение лучшего в книгоиздании). Зато шок от прозаичности, тоже, исключительно на их долю. Отношение к чудесному, легендарному и сказочному в фантастическом романе известного фэнтезиста примерно такое же, как у пограничников на пропускном пункте к физическим константам — не колышет.

Поэтому на «Вокзал» или «Нон Лон Дон» не похоже. Ассоциации со шведским детективом. Без озарений, без принципиального отличия совещания в верхах от шпаны в парке, включающим изрядно допросов, чашек турецкого кофе, телефонных разговоров и одиночества.

Кому интересно узнать, что за зверь «антифэнтези» и как оно сочетается с расследованием (и милицейским, и аватарским, и полицейским) — рекомендую.

Короткий рассказ про рейс на солнечном паруснике с эксцентричным инструктором. Набор его требований к проверяемым на прочность курсантам мал и скромен.

Много говорите, мрачны, молчаливы, неумелы, нерадивы, увиливаете от грязной работы, пассивны, медлительны, не соблюдаете субординацию, легкомыслены, невнимательны, небрежны и (или) ожидаете от других рационального поведения — минус. Розыгрыши, оттенки злобы и оскорбительной дерзости, пение, свист, мурлыканье, страх, истерика недопустимы. Дополнительный минус за попытку оправдаться.

В зачет способности ремонтника и навигатора. Быть сильнее пространства или научиться его не замечать. Уметь драться, не беспокоя третьих лиц, и не ломая приборы. Суеверия? Лишь примитивный разум считает себя хранилищем абсолютного знания.

Легко заметить, что, хотя Д.Х.Вэнс знал жизнь моряка и оркестранта, добродетель командной работы не рассматривается. Розыгрыши, жестокому и однообразному юмору которых посвящены страницы военно-морских «братьев» Покровского, вне закона, карьера офицеров с электрошоком Гарри Гаррисона закончилась бы, не успев начаться. Кодекс бухого джентельмена «Ночи на Гобото» Джека Лондона не при делах.

Будь этот набор правил применен к персонажам Хайнлайна, Уоттса, Ле Гуин и «Попытки к бегству» Стругацких, не стать им космонавтами. Зеленый, рассекавший на «Пегасе» у Кира Булычева был бы отчислен. Набрал бы свои минусы Луис Ву Нивена. Зато Пиркс Лема, придуманный Ловеттом Флойд (с Бритни), да, верно, шахтер Хорсуна, прошли бы.

А как хотели? Если серьезно — только так.

Дешифровка бесполезна. Про Desolation Road пел Боб Дилан, но в списке Nazareth, под этим же названием, совсем не то. Автор данной «Дороги Отчаяния» Й.Макдональд. Но его, вернувшего смысл термину «киберпанк», невозможно узнать!

Экстравагантность будничного, природные силы, детская мудрость, отчаяние взрослых, опасные дары, упорное зло и настойчивое благородство, самоценные эпитеты и дух пустоты, которую не наполнить ни разуму, ни вере, ибо вмещает она гораздо больше... Казалось, читаешь Рэя Брэдбери.

Но Брэдбери не «Марсианских хроник». Красную планету Desolation Road не украли строители закусочных, она не растворяется по ночам. Обустроена, согласно пятисотлетнему плану, тяжким трудом разумных машин и не самых разумных людей (англоязычные приплетают трилогию терраформирования Робинсона) и их дом — тут. Душа Перрис, живущей в городке «Дорога отчаяния» с тремя мужьями, вместо земляничного окошка мучается по летающему цирку.

Пусть так, пусть вместо одуванчикового гороховое вино, вместо лодок и каналов токамаки на рельсах, а накладки на рукояти оружия господина Иерихона человечьей кости. Послушайте (далекое радио, шорох листвы, стук на чердаке, первые шаги урагана), как мир дышит. Оцените, о чем и с кем говорит ожившая техника. Людей в картинках. Проклятие рациональности, дар сарказма. Ветер, дождь, тонкость символов и сложность эмоций. Всё словно из мастерских «Электрическое тело пою!» и «О скитаньях вечных и о Земле».

Однако, чем дальше, тем меньше роман похож на оммаж, обрамленную повесть из подобия любимых мэтром историй маленького городка.

Сюжетно перемены вызывает то, что, хоть и крепко держал оазис у железной дороги своих садоводов (семьями, любовными разрядами, секс-связями, играми, уголовным преследованием), второму поколению судьба оторваться от грунта. Кого сорвет откровение вышних электронных властей, кого деньги, а кого и кандалы. А за ними сам большой мир идет в Дорогу Отчаяния, глуша тишину речевками о подменных директорах, маршами рабочего движения, гулом стальзавода, байками террористов, подрывной радиомузыкой Гленна Миллера, балладой о клонах-убийцах, хоралом киборгизации.

Прозрачную сложность вытесняет искусственное напряжение, а многозначную краткость вычурная сатира. Вроде той социальной, которой сначала радуют, а потом томят в «Алмазном веке» Нил Стивенсон и Рафф в «Трилогии общественных работ». Слишком забористо, чересчур пафосно. Распознавание образов (атака шагоходами «Звездных войн» (которые уэллсовские треножники), ремонтник (который террорист) «Бразилии» Т.Гиллиама) уводит в постмодерн. Но финал, эпический, космологический, оперный, всеуравнивающий и сокрушающий, возвращает утраченное достоинство.

Занавес, аплодисменты, гардероб. Существование продолжения могу объяснить тем, что автору стало жаль затрат таланта и энергии. Ведь то, что прославило Макдональда, лежит по другую сторону подобных изысков.

Выражаю благодарность сетевому переводчику, не сломавшемуся на этом тексте. Пока отечественные профи стараются писать как можно проще, любители, по собственной воле, доносят до нас такие вещи!

Ориентальная фэнтези? Есть почти побочная линия спиритуалистичного характера, но чудеса не слишком ориентальные, вполне уместные в «Белой Розе» Г.Кука. Кеевский Катай за Китай Тан, сойдет, но... Благодарность переводчика сотруднице Института Востоковедения выглядит почти неуместно: литературность перевода подверглась суровой критике, раздражающих мелочей, вроде брюк для верховой езды, извести в землебитной Стене, фермеров, ложи в театре и феникса в пламени, хватает.

Ориентальность под сомнением и потому, что текст скуп и сух. Страна не показана. Степь, дворцы, погранцы, сады, проезжая дорога. Население — придворные интригуют, поэты сочиняют, куртизанки играют, военные стоят на посту, одно шелководческое хозяйство, всё. Язык, образы и описания лаконичны и имеют мало общего с арсеналом аутентичных поэтов и новеллистов. Вот Цэнь Шэнь (715—770). «Стучат копья воинов, ударяясь одно о другое в ночных рядах. На конях снег, над ними пар от пота, их шерсть смерзается в лед, а в шатрах застывает в тушечницах вода». То же Кей, 2010 г.: «Теперь, когда они садились на коней с первыми лучами солнца, Тай видел клубочки пара от своего дыхания». Психология, мотивы, портреты... возьмите любую книжку про аналогичные обстоятельства, например, «Дракон и жемчужина» Джинни Лин. И попробуйте, рискните объяснить, чем «Поднебесная» на все три свои номинации круче. Благо, есть с чем сравнить (см. Приложение).

Достойна упоминания структура. Вне финала, канатом стягивающего их в хэппи-энд, линии сюжета практически не зависимы и не последовательны. Действие линейное, логичное, хронологически верное, однако дискретное. Можно читать с конца, с середины, местами, кусками — ничего не потеряете.

«Поднебесная» как детское постельное белье, по которому нашлепаны рисунки: вот мужик в широкой шляпе копает могилы, вот везут драгоценной наложнице фрукты юга, калека побирается, женщина с двумя мечами атакует императорскую стражу, шлюха подливает вина великому поэту, лебеди летят над озером, не понимающие в лошадях восторгаются статями сардийца, девочка спотыкается на ветру, едет золотая карета... В какую сторону глянешь, такая история и сложится. Война, поэзия, любовь, благодарность духов и людей, предопределенность и кузнецы собственного счастья — а вокруг пустая белизна и складки.

В целом, нормально. Профессиональная коммерческая проза. Безыдейная, не «Дорога в Сарантий», однако, предпочитающим псевдоисторические, неспешное, размеренное повествование, катастрофы без ужаса, легкий мистицизм, ненастоящий Восток, «Тигану» и «Львов аль-Рассана», должно пойти нормально.

Приложение. Что еще почитать такого и вместо.

Про поэтов, армию, культуру и крах династии Тан, а так же и про то, что произошло на постоялом дворе, прекрасно написал Мастер Чэнь в «Любимой мартышке дома Тан». Ближе к истории... Цинь Чунь «Записки о горе Лишань», биографии Ду Фу, Ван Вея, Ли Бо.

Про принцессу и варваров: Нортон «Серебряная снежинка».

Степь, китайцы, не китайцы и волки: Цзян Жун «Волчий тотем», Ясуси Иноуэ «Лоулань».

Женская доля в конфуцианской земле: Шань Са «Императрица», Су Тун «Последний император», «Неофициальное описание Чжао — летящей ласточки».

Антиутопия. Победивший в США мужской шовинистический религиозный режим глазами женщины, у которой отобрали имя, деньги, ребенка, мужа, косметику, подруг, сигареты и все остальное, вменив в обязанность рожать от Командоров для Командоров.

Хороший язык и перевод, грамотная психология, структура, эрудиция. Тетки, Жены, Мойра и прочие персонажи удались хорошо. Послесловие — очень хорошо.

Слабоват мир. Автор горазда на описание несчастий по женской части и стандартного набора тоталитарных сект, вроде промывания мозгов, радений, коллективных Искуплений, взаимоконтроля, зловещих фургонов тайной полиции, в которые затаскивают людей прямо на улицах, предписанной свыше заботы о здоровье и т.п. Пытается показать процесс перехода от современных политических активисток и колледжерских рефератов про угнетение в семье к царству террора. Сочинить «новые» библейские обычаи.

С точки зрения же строгой НФ ее конструкция даже более неустойчива, чем «1984». Сосредоточившись на угнетении и родах, автор упустила важнейшие составляющие — экономику и демографию.

Отобрать у женщин право зарабатывать и тратить... ну, неделю такие Штаты продержатся. Нет частных авто — все, в США коллапс, с которым расстрелами с вертолетов не управиться. Нет жены, нет детей, нет товаров — нет мотива вкалывать. Там не только апельсины с цыплятами будут в дефиците.

Пишешь про революцию во время падения рождаемости — значит, про бунт стариков. Напиши, чем новая власть заманила тех, кому было что терять, как справилась с миллионами единиц оружия граждан в отсутствие армий мальчиков в черных пижамах?

Поэтому не убедительно. Неубедительно — неэффективно. Не сработало.

Специфика данного романа о реинкарнации и неназываемых тварях в том, что он курортно светлый, дачно домовитый и кулинарно озабоченный. Другой озабоченности тут столько, сколько только могут вместить о(б)суждения девочек дамами в возрасте, но для мистической фэнтези оно как бы и не во вред.

Сюжет: после немалых трат, изысканий и усилий, молодой пока еще археолог прибывает в селение, где жизнь... такая, как и положено возле замка Дракулы, логова белого червя, на Каиновых болотах да в Сайлем Лотах и Сонных лощинах всяких.

Возможно, что именно поэтому, в целях ломки стереотипа и наперекор дежа вю, остров Эспит (это между Мурранской республикой и империей Вирней) обрисован исключительно в теплых домашних тонах. «Вий» адриатический вместо атлантических сквозняков «Особого шогготского»: козье молоко, суп из кольраби, блины конвертом, сардинки (соавторы на диете?). Полицейский участок, яд, петля, солярка, лорд, секс, свары, контрабанда, бабочки, ветераны, ящур, праздник лета... Подземелье времен глиняных табличек и прилаживание камушком по затылку прилагается к комплекту.

Издано хорошо, мир проработан, к языку и структуре претензий нет. Продолжение не просматривается.

Безусловно рекомендуется фанатичным поклонникам Макса Фрая и Нила Геймана. Ни для кого больше.

Посредственный политический НФ-триллер про войну в полуосвоенной Солнечной системе. Зомби, химический сюрприз инопланетян, корпорации, крейсеры, социопаты, лед Сатурна, казино, челноки, пафос, полицейский порядок, медавтоматы, беспредел, признание в любви, лучевая болезнь, стелс, геноцид, протез, призраки, абордаж и астероиды.

Примерные аналоги: Ф. Пол, Фауст, Бова, Дитц, Дуэйн и Гамильтон. glaymore увидел «Светлячок» — да нет в этом мире ни вольных капитанов, ни ковбойского духа телесериала. И вообще, до уровня, который держат ныне космооперы с терраформистами (Стросс, Суэнвик, Хаецкая, Стерлинг, Катлас, Гринвуд, Бейкер, Серебряков), «Пробуждению Левиафана» как до Альфы Центавра.

Конфликт внешние-внутренние, хотя мотивирован он психологически мощно, как из «Тигр!Тигр!» Бестера пришел, включая тактику засад. И т.п. Но не могу согласиться с теми, кто припомнил Золотой век. Хайнлайн, даже Херберт, описывали труд людей с уважением. «Кори» же как ВИП, видит только проституток, сервис и кабинеты начальства. Люди труда — астероиды не конвейеры автозаводов, которые как виселица, любого примут. Вот эта пьянь, чья речь «выдает отсутствие образования», поколениями программирует системы и обслуживает реакторы?

Параллели, по которым можно оценить проработку: астеры Абрахама перешли на жесты рук, ибо пожимания плечами в скафандре не видно, а белтеры Нивена наоборот, отучались сучить конечностями над пультами тесных кабин. Речь старожилов «Пробуждения» неразборчива для землян, хотя даже в «Я, хобо» корежили повседневно грамматику ради надежности радиообмена. Частные лавчонки, груды бумаг на рабочих столах — а ведь написано в 2010 году. Сетевой ритейл, планшетки...

Персонажи нуарные. Пьющий детектив в разводе. Капитан поневоле. Раскаявшийся палач. Безжалостный манагер. Бедная богатая девочка. Старпом негритянка. Пятнадцатилетний мачо. Верный приказу военный. Активист подпольщик. Громила с наколкой... Шаблон не сломан.

Перевод хромой, с невычитанными ляпами и загадочными примечаниями. Серый: по переведенной фэнтези автор пишет более сочно. Полиграфия нормальная.

Рекомендую, если надо убить время — и только из-за неожиданного финала.

Премия, номинации... Для начала надо что-то разглядеть за кружевом следующего плана:

«Он мог бы открыто явить свой гнев — под тяжестью его гнева прогибается воздух, а по коже бегут мурашки. Но его лицо бесстрастно. Теперь оно смуглое, в глазах затаился мрак, а губы полные словно спелый фрукт, в который так и хочется впиться зубами.»

«А теперь, леди Йейнэ, слушайте внимательно. Во время заседания вам нельзя брать слово. Арамери дают лишь советы вельможам и дворянству, и только у Декарты есть право обращаться к ним напрямую.»

«Некоторые говорят, что мать скрестила ноги и, не смотря на жестокие схватки, всеми силами старалась не допустить моего рождения.»

Те, кого кружавчиками не смутить, найдут под ними высокую мифологическую фэнтези про заговор плененных богов. Предназначение, месть, божественный секс, семья а-ля Дэвид Линч, божественные поцелуи, сильные женщины, дворец, слуги, двухходовая политика. Арена без гладиаторов. К несчастью, повествование о них (само по себе логичное и четкое, на уровне Полы Волски) тонет в волнах посвященным эмоциям и флэшбекам слов.

К изданию претензий нет. Ляпов перевода не замечено. Прикольные приложения говорят, что автор способен на проработку мира.

Рекомендации — фанам женских романов и Танит Ли. Неудачно раскрашенную версию которой и напоминают больше всего «Сто тысяч королевств».

Рассказ маленький (номер СМ был сдвоенный), в духе баек из «В финале Джон умрет» Вонга, хотя и очень английский. Про то, как заядлый рыболов спасся в скандинавском отеле от тролля в шапочке благодаря тому, что носил в кармане на случай бессонницы.

Две цитаты:

«Отец поразмышлял немножко о том, что делала эта пара, когда тролль ел леди в ночной рубашке, но решил прекратить пустое занятие и пошел в столовую.»

«Нельзя не верить в шкафы, они стоят по углам.»

«Давайте уже к делу приступим, заскорузлые вы свили прямоходящей блевотины».

Максим Немцов, добрая душа, научил Fool русскому не ограничиваясь матом, но здесь всё равно не миндальничают. Обстоятельства, речи, персонажи прямиком из «Короля Лира» (сюжет знать! Действующих лиц помнить!), пьесы, раздутый пафос и остроты которой однажды вконец достали Льва Толстого.

Аллергия возможна. С одной стороны аутентичный Шекспир, с другой — даже не апокриф, как у Чапека или Стоппарда. Долька фэнтези здесь, мазок постапокалипсиса там, пафос погребен под пердежом, психология утрахалась и трагедия Барда, который не бард, сходит с пьедестала. Бельишко застирать, пока здравый смысл водит читателя по дебрям и закулисам.

Текст богат речевыми аффектами и эффектами, приапическими ситуациями того сорта, от какого Румата у Стругацких сбежал, а комиссар Сан-Антонио наоборот, воспарял к музам. Ассоциации только с лучшим. Правда, Мур, в отличие от придумавших Панурга и Кола Брюньона с Уленшпигелем, вне сверхзадач. Наблюдателен и изобретателен, но несколько ограничен. Например, душевная открытость тоже весьма вольной «Миссис Шекспир» Роберта Ная вне арсенала американца.

Он хорош другим. Карман с Харчком натурально дают жару. Литераторам как-то больше удаются несмешные шуты (Горин, Пратчетт, Дюма), гораздые на советы и подвиги вместо представлений. А уж срам и глум, от которого ржали народы и дворы Европы, тот, что довел до уничтожения скоморошество на Руси... Можно порыться у историков (Беатрис Отто, 2008; Парламент дураков, 2005) и понять, почему Черного Шута не убивают на месте, но чувство юмора, которому хватало слюнявых уродов? Редкость. Для фэнтези большая, чем имеющие место быть неожиданный финал и осуждение феодальных добродетелей.

Полиграфия нормальная, перевод развеселый («Вестимо, стрый, хорошее начало — полдела откачало» еще что, благодаря подбору цитатЪ книжка растет по культурологической шкале), примечания дельные, эпилог объясняет, почему после убожества «Вампиров» Мур настолько вырос.

Рекомендую подкованным по темам, сухопутным поклонникам подводника Покровского, любителям ремейков, свирепых времен, скоромных водевилей и хэппи-эндов с возмездием.

В американский городок Клейтон пришло зло и только Джон Уэйн Кливер, только-только перешедший в старшую школу, может его остановить. Потому, что он не такой как все.

Дэн Уэллс — тоже. Не Кинг и не Янси, конечно. Щемящей атмосферы, сокрушающих глянец разоблачений и криптозоологии не будет. Ну, почти: привада, цветы там, свечи... Зато — психологический портрет мальчишки, у которого есть такой же «темный пассажир», как у реальных серийных убийц и воспетого телевизором Декстера. Но, в отличие от последнего, Джон своего не кормит. Вместо этого пишет сочинения, помогает маме по работе (в морге), мучается на школьной дискотеке, жжет осенние листья, катается на зимой на велосипеде... всё, что угодно, лишь бы, вопреки диагнозу психоаналитика и прочим нехорошим признакам, сойти за нормального. Не дать тьме вырваться на оперативный простор и сделать из себя очередного Сына Сэма. Есть в стараниях Джона что-то от искренней христианской мольбы («не введи во искушение»). И следить за ними довольно интересно.

А то, что ужасный демон во плоти, на которого он охотится, ни в коем случае не социопат, придает сюжету особый смак... или шлейф приторного запаха дамского романа, это уж на Ваш вкус.

Издано хорошо, ляпов перевода не заметно.

Удачное чтиво на один раз. Рекомендации в промежутке между подростковой фэнтези (с закосом под хоррор) и почти семейным триллером с прописанными связями-отношениями и потусторонними намеками.

Все (кроме считающего, что дирижабль не полетит на Памире) правы. Романтическая любовная история романтическая, а не любовная. Десятилетия пропаганды экологов не прошли даром и теперь предложенная в романе Беляева программа переделки Земли вызывает законное содрогание. Пустыни орошать нельзя, Арктику греть не стоит, мы в лучшем из миров.

Во времена Беляева очевидным было, что для веселия планета мало оборудована и что даже ячмень не каждый год родит. Если бы Беляев смог предсказать судьбу вырубок в тропиках (которым, по аналогии с умеренными широтами, пророчили судьбу житницы мира), то его имя произносилось бы экологами так же, как имя Адама Смита экономистами. А предложи он правдоподобные гипотезы последствий облучения и невесомости на физиологию... Даже не знаю, что было бы, пойди он дальше логики «без тяжести — значит, легко».

Но это заслонило важнейший факт: «Звезда Кэц» — первая в истории фантастика, которая выстроила и заселила производственный объект в пустоте.

1936 год. Гамильтон с Э.Э Смитом пишут про звездные патрули, выходит комикс о Баке Роджерсе — «зап-зап». Да и позже... «Основание» Азимова впечатляет до сих пор (за исключением любовных историй), но есть там хоть один орбитальный завод или дезинфекция перед стартом? Космос всё еще — пустая дорога к Луне, Марсу и галактическим империям с с/х планетами. Чуть что — посадка.

У Беляева же высадка на обратную сторону Луны, первооткрывательская, с раздачей названий каждой кочке и дилетантским составом, как тут правильно заметили, состоялась много позже завоза овец на «Звезду». Но это не ляп. Циолковский, на чьи проекты опирался Беляев, своим умом дошел до ракетных поездов потому, что считал космос не пустотой, а простором для эфирных селений, он мечтал об ожерельях вокруг Солнца, роях, полных машин, приборов, оранжерей и почти их совершенных обитателей... Планеты, в лучшем случае, колыбель. Причем, колыбель обсиканная — проводя дезинфекцию и адаптацию перед стартом «Звезда Кэц» опять опередила западную НФ.

Теперь-то заатмосферное человечество задействовано многими фантастами. Нивен, Симмонс, Буджолд, Суэнвик, Лейбер, Стросс, Кларк, Стерлинг, Гибсон, Бэнкс... Их приспособившиеся к состоянию «свободного падения» мутанты, артисты, астероидные шахтеры, монтажники, робинзоны, бродяги и просто неведомы зверюшки обошлись без философии Циолковского, без тяги Беляева к свободно дышащей коже, свободе движений и яркой зелени.

Без энтузиазма первопроходцев.

Сквайр груб и самоуверен, но, в узком смысле, прав: «...наглость — говорить джентельмену о его душе, и это тогда, когда его беспокоит совсем другое».

Есть чем обеспокоиться. Рассказ Ле Фаню в прекрасной, ирландской, почти фольклорной, традиции. Со культурным вступлением, приводящим на память земство, джипиэсной точности привязкой к местности, обилием имен, вежливым тоном рассказчика и энергичной речью участников.

Если «Кентервильское привидение» Уайльда пыталось еще держать марку, но уже в «Неопытном приведении» Уэллса есть намек на современные сериалы. Те, полуязыческие, в которых что сейчас на грешной земле (коллекторские агентства, спецслужбы, банды), то обязательно, один в один, в аду и на небесах, с нелепым оккультизмом, приравнивающий механические действия над артефактами к Проклятию или Спасению. Само по себе нормально (для попсы (куда ж деваться)), но от былых гостей из чистилища их отличает тоже самое, что книгу «Понедельник начинается в субботу» от фильма «Чародеи» — абсолютно всё (у великого Гашека есть юмореска с аналогичным финалом, но сатира и злоба — это совсем не то). Многие умели и умеют пугать, горазды сентиментальничать, но непосредственность, юмор, дух опасности и справедливость народной мифологии не всякому по плечу.

Может, современный фольклор слишком убог, чтобы на нем выросло что-то приличное? Судя по крайнему случаю, когда в потерявшей всякую традицию и вкус Москве 1980-х призраков опошлили до барабашкиного стука — да. Посмей кто из старинных писателей ограничиться тем, что где-то что-то стучит — не попасть им даже в этот сборник.

В общем, если хотите нормальную, качественную историю про призраков, ищите сделанное по лекалам Эйре — Ле Фаню...Питера Филлипса... да хоть «Поводыря» Форсайта.

Мистер Уокер в самом расцвете сил узнал, что он перегретое, пропахшее кальцием существо без половины положенных конечностей. Что ж, не первый землянин угодил в инопланетный зверинец.

Но неприятности персонажей Чандлера и Стругацких заканчивались, когда им удавалось доказать свою разумность, а на корабле похитителей стимулятор мозга дают даже земному псу по кличке «Дерьмо» (Уокер на радостях перекрестил, конечно). Разум-шмазум... что товар сможет без инструментов?

Вы уже поняли, какая это ошибка. А вилленджи помогут сообразить чикагский оптовик Уокер, здравомыслящий Джордж, головастая Скви и поэт Браук.

Коммерческий продукт. Вроде пакета современного молока — умеренно питательно и не забродит. В целом, сюжет мало отличается от «Тропой славы», атмосфера от «Странствий законоучителя». Простой язык, логичное линейное действие. Нет дидактичности и рефлексии по поводу убийств. Если персонажу надо пройти поговорить, автор обходится без обращений к квантовой физике с нейрофизиологией. Пара умных наблюдений и, дань времени, командная работа — вместе наркоман, спортсмен, буйный убийца и дружелюбный циник. Финал открытый, но ощущения недоговоренного нет.

Полиграфия хорошая, перевод нормальный.

Рекомендую как антидот к Уоттсу.

Пара цитат:

«Аллегория ему не понравилась. Мало того, она его расстроила. Помимо явной инфантильности метафоры, Уокера разочаровала неспособностть придумать что-то лучшее.»

»- Да, нас представят другим потребителям кислорода. Полагаю, это неплохая компания.»

Готэм, Новая Англия. Подходящее место для съездов суперзлодеев и проявления способностей к разгадкам преступлений чудо-мальчиком... которого, лишь по сокращению бюджета, с грудой транквилизаторов и уже в зрелых годах, но, всё же, отпускают из психиатрического учреждения.

Дальнейшее — высоко художественная проза. С флэшбеками, интермедиями, одиночеством и стеклянной остроты чувством потери. Парики, автобусы, школы, тела в воде, работа на телефоне, кражи, похищения, улики, мистификации, карта сокровищ, наркотики, невезение, удача, любовь, врачи, уборщицы, морские офицеры, чистейшая радость, суицид и т.п. и т.д.

Текст мягким тоном, очень культурно выражает отрицание бойскаутской героики, улик в виде ожерелий и портретов в старинных домах и т.п. ярких и нестрашных приключений из мультиков про Бэтмена, Скуби-Ду и Тинтина. Деконструирует атмосферу тайных секретов, которые можно раскрыть, почеркав на бумажке или сложив факты словно паззл. Как кислотой Мино обрабатывает игровое, обесценивает, уравнивая, крики «Бинго!» и «Эврика!». Есть что-то анти-честертоновское в изображении взросления как сознательного отказа от кроссвордов и борьбы с несправедливостью. Противостояние хулигана с учительницей демонстрирует худшие черты этики, отравленной ложным гуманизмом психоанализа.

Издано хорошо. Книгу приятно держать в руках, но ее оформление под детские книжки — последнее перышко на спину верблюда. Очень грустно.

Рекомендую ищущим депрессии и возлюбившим современную литературу.

Идея механической причинно-следственной связи зачаровывает людей издавна, но судьба улыбнулась «бабочке Брэдбери». Кометным хвостом ссылок она заслонила для современной культуры джатаки Будды, юмор Вольтера и Казановы, песенку про отсутствие гвоздя и сам рассказ. Даже фантлабовцев чешуекрылое увело от текста в размышления об ответственности, экологии... одного даже о фашизме. Примечательно, ибо почти настолько же известный «451° по Фаренгейту» Брэдбери — пример хладнокровного игнорирования массами смысла писательского предостережения.

Поэтому рассмотрению подлежат только герои рассказа, их слова, их действия. А не всем известные факты про грязный ботинок и ужасные последствия.

Какие именно последствия? Первое — сурово. Но правописание не больше, чем административно закрепленный консенсус. Вряд ли реформа английской орфографии заслужила пулю. Второе последствие: «не того президента в Америке выбрали», по лапидарной формулировке булычевского школьника. Но для кого тот «не тот»?

Первый из них — Экельс. Впечатлительный человек, который передумал. Что ж, бывает. И не только с либералами и поэтами в душе (охота та еще. Без поиска, без контакта с природой... От расстрела туши не грех отказаться).

Но вот что Экельс говорит о себе сам: выигрывает выборы мой кандидат — выброшу кучу денег на забаву. Не выиграет? Мне лучше бы сбежать, далеко-далеко. Способ выбросить кучу денег у него тоже характерный. Даже не интересовался заранее, из чего будет стрелять, какой сувенир на память. Похоже, он из самоуверенных и кровно заинтересованных в сохранении режима мажоров.

Правда, его равнодушие к процессу можно оправдать. Раньше («на тигров, кабанов, буйволов, слонов ... надежные проводники, удачные сафари») им занималась отлаженная аж в колониальные времена система, для которой клиент не только чек. Турфирма года 2055 построена на других ценностях.

Служащий Time Safari, INC зачитал перечень опасностей, исходящих от настолько опасного для экльсов Дойчера: «Этот тип против всего на свете — против мира, против веры, против человечности, против разума». В оригинале конкретней: There's an anti everything man for you, a militarist, anti-Christ, anti-human, anti-intellectual. Предполагается, что разговаривают не такие.

Ну, с милитаризмом президентов USA не все просто (см. про Вильсона и Первую мировую), религиозная принадлежность кандидата с еврейской фамилией Дойчер под вопросом, но вот уж интеллект здесь призывают на свою сторону явно не те люди. Те, у кого есть мозги, чтобы предотвратить нарушения, в опасных зонах перила ставят, леер натягивают и карабинчиком пристегивают. Гуманизм? Да у них 18 погибших только по тому году. Тревис открыто рассказывает, что его контора существует лишь благодаря коррупции.

Этот второй участник драмы, страшно отреагировавший на смену власти, как профессиональный белый охотник и менеджер сафари был бы осужден и Хантером, и Корбеттом, и Кречмаром. Не проверив, как клиент стреляет, т.б., в кислородном шлеме, отправляться на заведомо опасное дело... Сравните, при желании, с соответствующим лицом из «С ружьем на динозавра» Де Кампа. Да проводник ли Тревис вообще? Вся работа по прослеживанию жизненного цикла добычи — титаническая, кстати, — на Лесперансе. Тропа и маркировка добычи тоже. Фотки трофейные — опять он, а Тревис лишь командует. Так, что полностью опровергает свои слова о невмешательстве в историю. Считая, что грязные боты и микробы преступление — смеешь оставить в прошлом двуногого? Что это исправит? Послал вырезать пули из тиранозавра — если не представляете относительные размеры, поясню: с тропы такое не сделать. Руки коротки. Тревис делает всё для усугубления возможного хроноклазма.

Зато у его поведения есть простое объяснение — развод на деньги. «Не выполните его распоряжения, по возвращении заплатите штраф — еще десять тысяч». 10 000 долларов USA в ценах 1952 года это тысяч так около восьмидесяти современных баксов. Обработка началась еще у конторской стойки, когда были замечены трясущиеся руки и пошел разговор с подтекстом «тебе слабо, ты струсишь». Лекция про мышек и лис во время высадки зачитывается одному Экльсу. После факта нарушения — поток иррациональных угроз, с характерным привлечением заведомо купленного правительства как карающего органа. Намек, что Тревису теперь терять нечего, прямые угрозы оружием. Финальный штрих с пулями — сломать белоручку окончательно, поиздеваться над богатеньким.

Вот этим двоим и не по нутру железный человек наверху. Как бы они реагировали, скажем, на речи известного милитариста Линкольна? На «Новый курс» Ф.Д. Рузвельта?

Однако, если сам Рэй Брэдбери обращал внимание, что «451° F» о демократии, потакающей инициативным группам и меньшинствам, подобные заявления про A Sound of Thunder неизвестны. Так что, какое прочтение точнее, теперь, увы, неведомо.

Тем не менее, коллеги... если свяжетесь с конторой, которая берет деньги и не даст никаких гарантий — делайте, на что подписались и выполняйте, что говорят, буквально.

У привязанной к той же исторической эпохе «Врат Анубиса» Пауэрса фигура тренера фитнес-центра. Энергия, молодость, красота, легкость, некоторый авантюризм. У «Гнета ее заботы» классический силуэт штангиста. Все на победу, никаких шуток и танцев с прихлопом.

Еще роман можно сравнить с оригами из железа: хитро, колюче и непонятно. Заматерел Пауэрс. Эпизод с сыном Ханта на лестнице, изображение отплытия ветренным утром уместны в «большой литературе», но, пожалуй, за пределами жанра. И, пусть виды грязной, пахнущей мокрыми овцами Англии и пьяные с вечера джентельмены кое в чем описаны получше пивных Вены, пиратов Кариб и даже извращенных ритмов Калифорнии, «Гнет ее заботы» — совсем не то, что следует брать с закрытыми глазами.

Сюжет завязан на трех последних супруг талантливого акушера и богатого друзьями несчастливца Кроуфорда: одна почти из фольклора, другая — любимое веком ХХ отклонение, но обе втягивают его в потайной (но не таящийся) мир истинных поэтов — Китса, обоих Шелли и Байрона. Там властвуют ни на что не похожие силикоиды, там кровь — наркотик, а смерть несет рождение, но есть деревянные пули, хлеб, соус, брэнди, друзья, воля и забота, перерастающая в любовь.

Да уж. Однако, в сходстве с серией «Харлеквин» книгу не упрекнешь. Логика, по которой автор меняет рассказчиков, фокус и масштаб причудливей позднего Мартина. Изложение предметно, медленно и тяжеловесно, даже в большей степени, чем у Норфолка. «Джонатан Стрендж», и тот легче. Комбинация карбонариев с родовспоможением, эксгумацией и австрийской политикой в Италии уводит в «Маятник Фуко». Бретань, швейцарские и венецианские сцены отдают декадансом, огоньки в атоме углерода — постмодерном. Короче, хороший пример того, что артуровский миф, общага школы волшебства и прочий инфантилизм вовсе не обязательны, если мы говорим о фэнтези для взрослых.

Неплохо б переводчика, Старину Ёжа, отучить от Заглавных Букв и принудить к Воздержанию от превращения текста в многомегабайтную картиную галерею. Однако, больше его упрекнуть не в чем. Добросовестная работа энтузиаста, приличные примечания. Спасибо.

Рекомендую поклонникам жестокости семейных хроник XIX века, ориентирующимся в биографиях английских классиков, способным оценить вовсе не гламурных вампиров и всем, кто считает выражение «интеллектуальный» вызовом. Или нравятся истории, в которых фигурирует стеклянный глаз.

Не было «ярче тысячи солнц», ангелы не опрокидывали чаш. Воды поднялись не потопом и, пусть иссякла нефть, предприимчивость осталась. Прошло после коллапса лет сто — и в небе дирижабли, под ним метаколониализм, компьютеры с ножным приводом и эффективный курс продления жизни. Человечество в целом адаптировалось к внешним факторам. Бы. Потому что Чума, Голод и Этнические чистки поразили мир не через грязь и незнание, а через дыры в эконишах, безнаказанно растоптанных корпорациями верхом на Авторском Праве.

До такого не додумались средневековые эсхатологи. Зато, по уверениям Н. Клещенко, по состоянию на лето 2012 года стерильные семена ГМО никому в мире не продаются, в коммерческих масштабах не производятся. Фактически, наложен мораторий, из-за негативной реакции общества. Есть прок от алармизма. Пока что. Всё еще.

Но Бачигалупи уже описывал новый мировой порядок и вопрос был, как автор рассказов про беженцев и лицензированные злаки управится с романом, сможет ли дать «Заводной» больше, чем образцовым во многих смыслах «Специалистом по калориям»?

Смог.

Атмосфера, антураж — детали жизни времен Свертывания понятнее Индии Йена Макдональда. Сравнение с «Рекой богов» уместно: Азия, правила ходов, доска и вес фигур совсем другие, но с виду похоже: боец с хайтеком, его семья, фаранг в тропиках, «Новые» — ньюты, трущобы, бунты, дамба, проблема с муссонами... И устройство мира. Пусть угольные движки, рикши и немыслимо дорог лед — мир «Заводной» далек от изобильного металлом и топливом паропанка так же, как от молящегося на артефакты сытого прошлого постапокалипсиса. Аккумулируется механическая энергия, делают 40 узлов парусные грузовозы, светят газовые прожектора — очевидно, тут, совмещая принудработы с культурой биогаза и конструированием бабочек, решают задачи по-своему. С человеком можно делать тоже, что с лабораторной крысой, хакеры (генокода), необычное оружие, сочетание нищеты и богатства плюс лекция о блистательных перспективах отказа от традиционных ценностей и правил жизни человеческих обществ — чем не киберпанк.

Сюжет грамотный. «День сегодняшний разрушит даже планы затрашнего дня» (Гашек) — вот основа The Windup Girl и ее мораль. Неожиданно выплывающие обстоятельства и их резкая смена. Интриги, политика, бизнес, их мотивы и жестокость, Минприроды и Минторговли описаны на том уровне, который удавался некогда Латыниной и Нилу Стивенсону. «Кино» панорамное, «камер» хватает: шпион, народный герой, патриот, бизнесмен, секс-рабыня. Однако, введены они не только для умножения точек зрения.

Роман касается фундаментальных вещей. Наука, любовь, доверие, долг, благодарность, честность — в перекрученном жизнью виде. Реалистично.

Вот Лейк, компетентный спец, ради дела готовый убить, умереть и продать любимую, работает на тех, кого презирает. Вот Тань Хок Сен, униженный, слабый старик. Он же выживальщик, паранойе, приемам и связям которого Лейку б учиться, заботливый, щедрый босс. Неблагодарный подлец и вор. Прагматик с такими мечтами, что выстроенные с детства планы Чаньи и выстраданное Эмико — детский сад. Кстати, в пользу проработки заглавного персонажа свидетельствует получение книгой Seiun Award-2012. Японцы клюкву в ее менталитете и, тем паче, в посольстве, не пропустили бы.

Полиграфия из лучших в серии.

Перевод живой, гладкий. Правда, всё, что В.Егоров написал о производстве, оснащении цехов и т.п. — выкинуть. Безграмотно. Не нужен для работы с проволокой вырубной пресс, а прессу прецезионный резец. Гидравлика шипит, лишь если масло течет... и т.п. и т.д.

Впечатлен. Рекомендую всем, кому может понравиться мягкая биотехнологическая НФ; история женщины, переборовшей воспитание, но не наследственность; предупреждение об обещающих рай и благополучие — они будут продолжать обещать; танк, прокладывающий дорогу мегадонтам в броне; явления наставляющих призраков; крах персональных усилий — но не безнадежность.

Серьезная фэнтези. Современная, урбанистическая, удачная, любопытная.

Вот город: «Лондон — это бесконечная перебранка между углами и пустотой». С одной стороны, любой мегаполис действительно ландшафт, архитектурный пейзаж, имеющий лицо лишь в воображении туристов. С другой, автор афоризма политизированый интеллектуал, город которого на деле образован музеями, пустырями, библиотеками, посольствами, свалками, игровыми автоматами, вузами (невысокого качества), не санкционированными сборищами, полицией, аукционов для очень богатых и особых пабов для тех, кому от жизни нужно что-то еще. Обитают в нем неонацисты, ученые, коллекционеры, профсоюзные активисты, ночные сторожа, преступники — но не те, кого они бьют, соблазняют и защищают (в любой последовательности), не те, кто продает им картошку и тянет провода. Сравните с ним «лондонские» вещи Страуда, Макоули, С. Грина, Роулинг... Острые углы — и пустота.

Однако, по мере вникания в эту отстраняющую от повседневности фэнтези, вместе с цитатами, отсылками, отступлениями и знаковыми именами почти акройдовской концентрации, появляется вкус чего-то другого, но знакомого.

НИИЧАВО. Правда, с капуччино в картонном стаканчике, с интернетом, эсхатологией, нравами не едва начавшего притормаживать Союза, а уже заржавевшего по разломам Содружества (британского, британского). А магия та же: бессистемная, предметная, условная, открытая для изучения, древняя, техничная, игнорирующая свой мистический и трансцендентный фундамент. Труды, приносящие не недуги и немощь, а успех и возможности. Тайный мир могучих головоногих. Персонажи: досье на Вати легко представить на столе Тройки. Корнеев, правда, рядом с Госсом и Саби маменькин сынок, зато Магнус Редькин был бы своим среди лондонмантов, а Коллингсвуд, с ее французскими дыхательными штуками и характером — вылитая пифия приложения к «Понедельнику».

Серьезно, есть у «Кракена» сходство со Стругацкими. Они в духе одной традиции (в суэнвиковском смысле), которая, например, четко прослеживается по строго европейской экспозиции кракенистов. И в сочетании литературности мира со злободневными приметами. В данном случае, вместо папиной «Победы» и стенгазет — песни, отсылки к поп-арту и ветхим ТВ-сериалам... впрочем, Муркок и Р.Джордан уравновесят капитана Кирка и большая часть попсы уйдет на прокорм изделия фирмы «Эппл».

Да уж, Мьевиль стал куда проще и гораздо доступнее. «Разгонные» главы перед суетой вокруг кракена — их не хватало ныряющему сразу на глубину Бас-Лагу, а печаль и оптимизм финала уводят еще дальше от его безнадежности. Три линии сюжета танцуют друг с другом, плавно, но не притормаживая, вписываясь в повороты судьбы ищущих пропавший экспонат. В кои веки уместная философия, резкие анализы, портреты. Тощий панк, умеющий слушать. Мышь с матрешкой. Расшифровка фото девочки рядом с костром — супер. Из минусов: толкучка движений, сект и субкультур такая, что, кажется, их и морю не вместить. Эффект размывается. Монстропасы примитивны, грядущее зло глядит похмельной пандой, а фермеры-оружейники, которыми пугали пол-книги... Нет, не на пять баллов.

Перевод нормальный. Есть от чего вздрогнуть, в т.ч. на редкость неуместного мата, но приемлемо. Полиграфия на уровне.

Конечно, рекомендую. Премия заслужена, недостатки простительны. Может не понравится тем, кто считает, что вампиры — это гламурно. Эльфов, битв народов и всемогущих студенток так и вовсе нет. Здесь всё только для взрослых. Никакой порнографии.

Невнятно и условно описанный мир. Межмировые переходы, где нет смерти. Волки и болельщики — как раз есть. Флаги, страх перед инь («Эбба»), паршютики, спецификации. Соль в мешочке, металлическое солнце, техническое мясо, вскрытие полушарий и допросы.

Читать предельно легко, страницы летят более 140 в час. Во-первых, на страницу хорошей бумаги приходится 28 строк по 5..6 слов, а во-вторых, текст стимулирует эмоции больше, чем рассуждение. Обилие эстетских вставок, да и внутрикомандные отношения рассмотрены под таким углом, что воспринимать выращенных ради игры шифрованного назначения андроидов мужиками не получается.

При этом боевик из близкого маскфраевской фэнтези квеста трудноубиваемых Квоттербека, Тайтэнда, Лайнмена и Раннинга по линиям с первой по пятую, вопреки стрельбе, бронекостюмам, обросшим роботам и мономолекулярным растяжкам, никакой. Размякший, вялый. Изложение плавное, потом делает обманный финт и резкий скачок в бок, но финал опять тривиален. Не вторично, но кажется, что все это уже было и было оно — у Варшавского, Кудрявцева, Громова, Коллинз, даже в сборнике «Ралли «Конская голова»», — куда азартнее и душевнее.

Язык гладкий, современный, ляпов не заметил. Шероховатости, вроде употребления слова «объем» («Наше синеватое металлическое солнце, замасленное, с начавшими уже разгораться огоньками на длинной панели, идущей по всему его объему»).

Рекомендации: восторженным, мало читавшим, любителям Дяченок, Лавряшиной тоже, Петросян с сомнением.

Прошло поколения два и следующим нечаянным врагом общества опять стал креативный рекламщик. Звать Тарб Теннисон, а в остальном он почти не отличается от прежнего ГГ, Кортнея.

Земля-то не особо изменилась после терраформирования Венеры. Лишь процесс развития теперь уже и вовсе ничем не сдерживаемого предпринимательства зашел гораздо дальше, уже и русские присоединились, лишь венеряне упорствуют в рекламофобии... Но им готовят сильнодействующее лекарство. Не настолько эффектное, как башни Стругацких, зато предельно яркое и военное.

Отражение «экономического мышления» — четко. Торговля «уникальными» сувенирами (лишь чуть гиперболизированная) и то, что проделывают с движением «Помоги себе сам», очень убедительно и, в сравнении с попытками Сонина и Ландсбурга, лаконично доказывает: экономикой можно оправдать всё. Например: очищать выбросы можно, но как не поймете, что бизнес без бремени индустриальных фильтров, но с ростом продаж медстраховок, куда важней для общего блага, чем чей-то кашель. Наркозависимость? Предупреждение на табличке было, значит, все в порядке.

Путь к предательству расписан на совесть. И карьерные приключения, и загибающаяся фабрика... Не скажу, что судьба Эдди из «Извлечения троих» Кинга проще мучений фаната Моки-Кока — но неотвратимость мягкой зависимости без какой-либо эйфории производит впечатление. Хорош ход с капелланством, отношения босс-подчиненный. Любовная линия наоборот, ничего особенного.

Есть серьезные дефекты: уйгуры, в нашей реальности оседлавшие один из самых древних и оживленных транспортных коридоров Азии, живут в пустыне Гоби и сторонятся мира; не рассказывает, откуда у папуасов и прочих, отказывающихся влиться во всемирное потребительское общество, валюта на Кофиест, батончики и проч.; то, что отражения не нашло то безнравственное отношение к людям, как к источнику дохода, которое заставляет обеспечивать шахтеров средствами от СПИДа и реставрировать, ради завлечения туристов, исторические памятники. И толпы людей, обрадованных правдой по ТВ... слишком, даже для мягкой НФ.

Полиграфия фирменная, перевод серый, но читаемый.

Рекомендации: для фанатов и на полку «экономической фантастики».

Вступительное слово Харлана Эллисона (ниже краткий пересказ) имеет слабое отношение к экс-низкопробному чтиву 1940-х, ставшему через полвека любезным сердцу и уму ретро.

Разумеется, набравшему премий, номинаций и т.п. знаков внимания и одобрения публики США, конечно, виднее, как писать и с чем сравнивать Pulp Fiction: The Villains. Part II в 2007 году. Но про включенных в антологию, из которых кое-кто тоже, не только бумагу марал, а уж по объемам и вовсе обошел Эллисона, последний, занятый своими понтами, «забыл».

Это искупают умное предисловие Отто Пензлера, справки, в которых нет ни капли саморекламы и желчи Х.Э. и, конечно, сами тексты. «Святой» не бог весть что, но — первая публикация «Символа веры» Д. Хэммета (параллель с Честертоном), Эрл Стэнли Гарднер весел, а «Грустный серб» Грубера даже современен.

Сборник составлен неплохо, издан хорошо, перевод терпимый. Рекомендую ценителям простого детектива и знатокам «золотого века» американской фантастики.

Ведь родстеры с простреленным лобовым, полицейские дубинки на митингах и те, кто «нож держит у самого лезвия, прямо как негр бритву» были прямыми конкурентами роботов, ученых, варваров и коррупционеров галактических империй.

Ориентальная фэнтези в декорациях Хэйян пересказывает андерсоновскую «Русалочку» для зрелых дам с современными вкусами. Дурной секс, привкус психических отклонений в нереальности, роды, дети, домашние животные, нелепость судьбы, знамения и страшные сны. Чувствительность, гендерная чуткость и нечуткость, природа, а так же быт, божественная некромантия, прочие семейные и любовные коллизии — всё это в дневниках лисицы (звать Кицунэ), Кая-но Йошифуджи, мелкого аристократа, в сердцах увезшего семью в места своего детства, и Шикуджо... Если говорить об этой верной долгу и приличиям супруге, учтите — это западная книга. Не настолько, как «Крестный отец из Катманду», но...

Но впечатление негативное. От подражения прославленной интровертности старояпонских дневников, романов и «Записок у изголовья» (известны ли они Н. Миловановой, с её «Шонагон» и «Дженджи»?) ждешь точности и непосредственности закладки из фантика в «Кокинсю». А «Женщина-лиса» не только какая-то отстраненная, холодная, вплоть до финишного рывка, но и содержит уйму аляповатого.

Скрипят рессорами столичные кареты — не было их до европейцев. Стихи на «пыльной розовой бумаге»... тушью по грязи. В традиционном японском доме ребенка укладывают в кровать. Деревянную(!) телегу цепляют к упряжке. Дождь, мягкий и тихий, как плач поэта, «пропитанный уксусом рис» на завтрак — читать, и то кисло. «В мое первое утро в усадьбе светило яркое солнце, но небо было затянуто бледно-розовой дымкой, которая постепенно рассеивалась. В один из таких просветов я увидел журавля, он легко взмахнул крыльями, взлетел с воды и сел на ветку многовекового дерева, как цветок, вернувшийся на свое место». Просветы при ярком солнце. Журавль на дереве. Вернувшийся цветок. Де-поэтизация, разрушение образной системы.

Сгодится книжка только собирающим «про оборотней». Остальные ступайте себе мимо.

Смех и грех.

Да, живые люди хотят внимания, желают общаться. Но селективно же. Ходят по улицам в плеерных наушниках, перешагивая через тела, покупают жалюзи для окон на улицу, строят заборы повыше, не дают свой телефон, принимают законы о тайне переписки и домогательствах, вступают в клубы, не зная, кто живет через стенку и уговаривают детей не болтать с незнакомцами. И вообще не болтать.

В НФ тоже самое. Всеединение мира и с миром посредством фармако-хайтек методов — «Альтруизин» Лема, «Город иллюзий» и «Девять жизней» Ле Гуин, «Поступь хаоса» Несса, «Вакуумные цветы» Суэнвика... Писатели разные, а вывод один, негативный. Не надо.

Поэтому ожидал, что «Человек из улья», мастерский набросок портрета и пути Джеффа, милого ацетилхолинчика, после дооснащения ставшего живым богом социальных сетей, пойдет по той же тропке. А получил вот такой мажор: «... Диана чувствовала всю планету, каждое живое существо, каждый камень во всех подробностях, будто они сделались частью ее самой. Она отдалась во власть ощущений, позволив волнам наслаждения сомкнуться над ней». И нет трещин в камне, и никого не терзает горе. Счастливы разом садисты и больные, жуки-точильщики и сосны, которые те дырявят. Все к лучшему в лучшем из миров, если там есть коннект и боты.

Да ну?

Бродилка-стрелялка, этюд в подземных тонах.

Подробнее:

1. Мир. Бал в мрачной зоне разрушений правят сугубо ненаучный паропанк и зловещий подземный газ. За стеной Сиэтл и Север против Юга. Альтернативные. Боевые дирижабли, рабочий день 10 часов, принципы незазорны, белая скатерть кастовый знак. Внутри противогазы, тоннели, сбежавший пацан, его суровая мама, подвалы, лаборатории, перчатки, лампы, дочь легенды, пиво, протез, кабак, вокзал, китайцы, индейская принцесса, шарф, зомби, зомби, зомби, зомби.

2. Сюжет. Отец разрушил город, но хороший? Не, не летим. Пах! Пах! Эй, на крыше! БАМММ!! Беги, Иеремия! Пах! Кого привел Свакхаммер? Пах. Пах. Хочу инжир, надо сменить фильтры. Пах, пах. Ох, Хэнк. Пах. Пах. Левитикус Блю, значит? Пах-пах! БАМММ!! За Сару Фостер! — вжик. Мы на минутку, тайники должны сохраниться.

4. Чери Прист пишет симпатично. Поживее Далквиста и не хуже Пулмана. Характеры по-минимуму, а яркие. Кое-что инженерное. Динамично, без хоррора, садомазо и мата. Зато с дверями такая возня — ломятся, стучат, бьют, запирают, подпирают, заклеивают, корежат, трогают ручки... лейтмотив какой-то. Хотя Прист, в существенной степени, аудиал — каким голосом говорят, что слышно, когда идут мертвецы, боевой крик в рубке и т.п.

5. Да если б не ее литературные способности и неожиданный финал, быть «Костотрясу» полным дерьмом. А так эти, если сильно преувеличить, «Банды Нью-Йорка» в «Резиденции зла», вышли на грани терпимого. Премию — за что?! Но интересно, что дальше... надеюсь, будет меньше зомби в коридорах и больше дирижаблей в небе.

6. Издано нормально, переведено прилично.

Если что, не говорите — не предупреждали.

Добросовестно. Не знаю, как мировое, но отечественное толкиноведение дополняет, что ценно, лекционных аудиторий за три-четыре обходя известное толкование «Властелина Колец» через профессию автора.

Здесь, вместо германистики Шиппи, анализ книги по Бахтину. А что? Начало ее ведь не в «Беовульфе», а в пари двух, бросивших монетку, профессоров. «Экскурсионный триллер» о путешествии во времени Толкину не дался, Льюис свой, космический, издал, но слово «Нуме(и)нор» впервые на бумаге... За прочим отсылаю к тексту.

Подход имеет достоинства. Например, выявление симметрии. Раздол — Лориэн, Фангорн — Вековечный лес вносит ясность с Бомбадилом, которого многие (в т.ч. Питер Джексон) охотно вычеркивают из ВК. «Цепь миров», каждый раз разных, соответствует не-схемности ВК лучше «моральной географии» локусов С.Кошелева. Объясняет, из-за чего именно: «Художественное пространство явно выходит за рамки эпической, мифологической или же сказочной модели». Этосы Провидения и борьбы совмещены, небес нет, квест уничтожения, путевые записки, Кольцо как персонаж, моральная эволюция...

Полиграфия хорошая.

Язык достаточно простой, изложение четкое, не засоренное Фуко и прочими извращениями. Перевод взят только Муравьева и Кистяковского.

Фанатам Толкиена рекомендую, чтобы не размахивали «Эддами» как знаменем, фанатам Льюиса — дабы устыдились просчитываемой заданности по сравнению с.