Ученость и культура у Лейбера отнюдь не узницы библиотек, не пароль, как у Стругацких и Стивена Кинга. Они — материал, который он, подобно шкатулочнику Гибсона, режет и клеит независимо от исходного назначения. Поэтому его описания, как правило, интереснее описываемого, а речи — говорящих. Может, он с пеленок знал, насколько искусство лучше тех, кто его делает? В результате не сюжет или идеи, а атмосфера, диалоги и определенная сумасшедшинка позволяют перечитывать Лейбера через десятилетия. И есть ли лучшее доказательство принадлежности к классике?

Этот рассказ, правда, такой классикой не стал. Зато им Лейбер опроверг заблуждение, что НФ двигали люди НТР.

«Как вам известно, люди представляли себе завоевание космоса исключительно в виде военных аванпостов и выверенного действия механизмов...» Правда, Хайнлайн считал, что без баров к звездам не добраться, а уж злачных зон вокруг космопортов — от Каттнера до Уотт-Эванса. Однако трущобы в невесомости? Заселенные монтажниками, джазменами и йогами? А почему нет? Не наивно ли полагать, что можно забраться настолько высоко, что их там не будет? Или что те, кто борется с фавелами и шанхаями перекрывая воду — ибо праздны они, праздны, — останутся на Земле.

Больным ныне невесомость не показана, зато ключевое понятие, отличающее умельцев Лейбера от обитателей эфирных селений Циолковского, астероидов Стерлинга и промзон Мирера, не устарело. Однако такая вольная жизнь настолько специфична, что оценили ее только 80-е, когда то, что образовалось вместо обещанного теоретиками единства, вывело в космос растафари «Нейроманта» и сквоттеров «Вакуумных цветов».

Сам Лейбер вырастил из «кластера битников» свои лучшие НФ вещи — «Призрак бродит по Техасу» и «Корабль призраков». Но это другая история.

Эта же вызывает три вопроса.

1. Почему власти вечно притворяются, что им не нужны поставляющие руки для работы и девушек для досуга? США, Европа, Россия, Япония... Век 19, век 21... одна и та же песня.

2. Почему в России никогда не было повсеместно известных колоний бедных, но талантливых? Ни Монмартра, ни Гринвич-Вилледжа. У нас кучкуются не так — выставки, «Бродячая собака», Таганка, Грушинка.

3. А можно ли считать подобные «гроздья винограда» времянками первопроходцев? Очень уж эти шары сверхпрочного шелка напоминают стойбище у вокзала.

Перевод читаем, но из-за огрехов, вроде «битового» вместо «битниковского» и мелодии « «Синего быка» Пола Буниана», шершав.

Рекомендую любителям радио: вот как представлял себе актер старой закваски живой эфир без синтезаторов и фанеры.

Повесть о «симе», искусственном интеллекте, запрограммированном на воспроизведение мгновения жизни одной любимой, любящей и заваленной подарками невесты. Удачный авторский выбор для загрузки насчет судьбы, разума, тщетности сует и продолжения существования.

Суть: пока Энн У. Франклин счастлива или в отключке, мир трансформируется. Меняются люди, ценности, репутации, социальное устройство и электроника, содержание энзимов переноса в мозгу... В прыжках через годы ее сопровождает фигура Бенджамена Малли, некогда стройного и элегантного молодожена, который свадебное утро, урну с пеплом, дискуссии о правах и клонов с кувалдами испытал в реальном времени.

Ужатые в эпизодах деталь, набросок, пара слов вызывают поток ассоциаций. Вот киберюмореска, почти Варшавского (жемчуг, Кардинал и тарелка), размножение цифровиков — Лем, умная старуха Хайнлайна, квартирный узник Дика, семейная драма на медикаментах Гибсона или Кинга. Искусственная молодость, биоформинг, пренебрежение к шмоткам и гаджетам... и т.п. и т.д. При этом чистых заимствований не ощущается, марусековский тест Лолли Шир даже оспаривает определение искусственного разума как осознающего себя и свое окружение, тест Тьюринга и т.п.

Читается легко, живо. Абрисы групп и отдельных личностей (сильная сторона Марусека), речевые характеристики (мерси переводчице), описание жестикуляции, мимики, поз, настроения момента. Подача ситуации, когда понимаешь, что речь идет о предельно важном, а окружающие, подтвердив, сочувственно качают головой: «Ох, детка, долго объяснять, да ты и не поймешь», — на пять с плюсом.

Так что, при всей футуристичности и неявной философичности проблем, «Свадебный альбом» сравним с лучшим таких психологов как Ненси Кресс и Конни Уиллис. Можно вспомнить еще «Пулю, начиненную гуманизмом» и «Двадцать страничек прошлого» Б.Стерлинга. Эффект достигнут, но Марусек идет дальше, пока не распахнется занавес и голова чудика не спросит — ну что, готовы?

Есть нюансы, мешающие занести в категорию «читать всем». Сказки не случайно норовят закончиться свадьбой — подзарядиться энергией не выйдет, вещь про игру, в которой не выиграть. «Свадебный альбом» вещь камерная, тонкая, домашняя. Ищущим злободневного, баталий, империй и крупных масштабов вряд ли пойдет. Это есть в «Счете по головам», который вторит «Альбому» (но не на 100%).

Тем же, кто склонен к более философским взглядам, ценит хорошо рассказанную историю — рекомендую.

Согласен с предшественниками. Мастерство не пропить, не растратить на звездных гусар или на призывы Ктулху в Петроград.

В «Нелегале» повеяло Конаном (Не говардовским. Джона Милиуса с Оливером Стоуном).

Как и положено, начинается с рабства. Правда, рабом становится не киммерийский варвар, а питерский. И Михе Балашову, доросшему до гопника и разыскиваемому милицией, габариты Арнольда не грозят, его рабство с борщом, чесночком, Достоевским в пересказе Моргана Джурича и сквозными ранениями закончилось довольно скоро.

Дальнейшее происходит в мире «Новобранца», фэнтези типа «Томаса Ковенанта» или «Последнего единорога». Но, на этот раз, с тролльей стороны.

А там туманная крепость Гаргар, там кони любят мясо, там одежду марает священная тьма из священных гробниц, там богатыри высших каст разъезжают стоя на телегах, запряженных людьми. Там упоение силой и грубой хитростью, сон на голой земле, платья, колом стоящие от своей красоты, секс и верность до гроба.

И не только, и не только там. Больше о «сербе» Джуриче, его магии, собаке, клиентах, бомжах, призраках, представлениях о помощи, восстаниях, черновиках и т.д. Явление учителя русского языка и литературы Николая Ивановича Симакова обещает рывок за пределы, очерченные «турагенством экстремального туризма» и изрядные словесные баталии. Углублена линия защитницы, подменышей и подземелья эльфийского замка. Ценны «логика тролля» (Хаецкая совмещает мифологический и интернетовский смыслы), взгляд на первую книгу через замочную скважину.

Без итогового вывода и рекомендаций. Надо смотреть, что будет дальше, пока что наклевывается эксперимент: единый роман с развитием ГГ и параллельным действием, тома которого могут читаться в любом порядке, как цикл со сквозными персонажами.

Полиграфия приличная, язык отменный, афористичный.

Несколько цитат.

«Я Злой Колокол, — прошептала она, — мое тело поет, а мужчинам от этого одно только зло»

«Здесь есть банная шайка, которую не снимали с гвоздя с 1947 года.»

«Я ощутил на языке вкус крови из ее хвоста, и мне больше нет от нее спасения»

«Апокалипсис должен быть хотя бы минимально осмысленным, иначе это — пустой расход живой материи»

Непрерывность культуры впечатляет, о литераторах Азии X-XIII веков известно больше, чем о всех современных им европейцах. Горы записей, переработанных поколениями знатоков, делают мелкой пушкинистику.

Когда же дело доходит непосредственно до текстов, горы оказываются сложенны из желчного лёсса моралистов, черепков придворной жизни да песчаника конфуцианской учености. Толпы педантов-каламбурщиков и гадающих по «И-Цзин» юристов выводили кистью: г-н такой-то там-то сочинил стих... который постороннему не отличить от вдохновения г-н сякого парой столетий старше. Хотя судьба жевавших эту жвачку всякие виражи закладывала («Он преподнес эти стихи Ли Ча, а тот сослал Чжана в Биньчжоу заведовать сбором соляного налога»), на формалистскую чувствительность тона не повлиял ни экономический расцвет Южных Сун, ни бедствия и вторжения, раскрытые в биографиях авторов и комментариях к ним. Алимов показал ментальность, круг интересов образованного слоя, за который они редко выходили.

В общем-то, не сильно отличавшегося от наших («У Чжи-хэ, буддистского монаха из У, был цинь — лазоревый жемчуг колков на яшме, прожилками струн иссеченной, стенки изъеденному узорными трещинами камню подобны, лад и строй — волшебно-идеальны!» «А вскоре бронзовая утварь получила хождение, и денежное обращение пришло в упадок» «Су и Хуан — эти два господина были превосходные каллиграфы, но ни тот, ни другой руку на весу держать не умели.» «В Яньчэне одна простолюдинка родила двадцать одного ребенка, из них семь пар — двойня» «Обычно я писал здесь сэсэ, но потом приехал в Хайнань и там встретил одного клейменого солдата, который говорил, что был главой класса гуслей сээр в придворной школе актеров. С тех пор я знаю, что тут следует писать сээр, а не сэсэ.» «И теперь я уговариваю всех каждый день есть кашу, дабы заложить тем основы пестования жизни, — но они всегда смеются»)

... а иногда сильно:«Он погребен в Линдао, а родные переехали в Чжугун и там, на рынке, торговали морским жемчугом. Современники потешались над ними.» Таких приколов хватает.

Есть и места, толкающие к раздумью. Рассказ финансиста Су Че о том, что магическое искусство выплавления золота нельзя доверять людям, вызывает в памяти аналогичные анекдоты про Никола Фламеля. О том, как упразднили экзамен «ста стихов», отбили киданей и прижали даоса Линь Лин-су, а так же о соблюдении чистоты при работе с книгой — весьма недурно.

И, конечно, аутентичная повседневность. Летний гнус, из-за которого вместо коней повозки по срочной надобности тянут люди, замотанные в толстые зимние одежды. В ориентальной фэнтези Восток это флейты, яды и боевые искусства...

На фоне других сборников бицзи и дзуйхицу, «Лес записей» ценен заметками одного из титанов. Про поэтов и каллиграфов писали многие, но Шэнь Ко (1031-1096) — географ и министр, геолог и интендант, строитель и дипломат, часовщик и гидролог. Кульпин, Васильев и Бродель сходились на том, что оправдание китайской бюрократии в их занятиях ирригацией. Но как строили и проектировали, на русском можно узнать или у Сыма Цяня, или тут. Потому как делалось дело скорее прозорливостью подобных Шэню, чем расчетом. Через несколько столетий португальцы вздыхали, мол, для замены мандарина нужно человек двадцать, но для замены такой головы и энергии в любые времена потребовался бы институт приличных размеров.

Талант при деле — очень интересно. Правда, именно в этом месте Алимова подвела профессиональная аберрация китаиста. Объявил он его ровней открывателям электричества — нетушки, удивиться расплавленным молнией вещам это одно, а понять ее природу и поймать в лейденскую банку оказалось не по зубам всей мудрости Востока.

Полиграфия не оставляет желать лучшего. Справочный аппарат и ссылки тянут на отдельную книжку. Приятно, что выходят такие книги.

Рекомендую.

Матчасть тянет на премию. Скальци, «Шагающая смерть» Кейта по сравнению с «Бронебойщиком» — рекламные листки маркетологов. Ведь:

- даже роботам типа «таргар» нужны подшипники, краска, техническая инспекция и служба эксплуатации;

- для их уничтожения же, вместо лазера или антиматерии, сойдет бронебойный патрон;

- есть войны по правилам и без, но ведутся они по одним принципам;

- все, перечисленное выше, не бесплатно.

Осторожные, меркантильные контрактники корпораций Орлова резко отличаются от рекрутов Гаррисона и идеалистов Зорича (ассоциации больше с зарубежкой: Зан, Ринго, Дрейк, Банч). Один на все соперничающие армии вербовочный пункт, вопрос пенсий, психология бывшего гос.военного удачны. Еще плюс: никакого инфантильного милитаризма, ТТХ не заслоняют почти хайнлайновский или лукьяненковский сюжет про парня из глубинки.

«Почти», т.к. обошлось без потерянных наследников «Гражданина галактики» и «Танцев на снегу». У Орлова Джек-с-хутора-в-кратере Стентон не супермен, не чудо-воин, как Харрингтон Вебера. Устает, не очень любознателен и не кладет все пули в десятку. Его легко заморочить, он принимает жизнь как есть. Как следствие, не видит зла в том, за что корпорация «Крафт» убивает на месте. Психика у паренька железная, руки из правильного места, тоска Холдемана и «Апокалипсиса сегодня» его не берет. Молодой ветеран Ферлин имеет другую точку зрения, но Джек до нее пока не дорос. Да, с рефлексией и сопереживанием тут туговато.

Мир. Больше реализма, меньше уникальности: пустоши, черви и камуфляж правдоподобны, но Джек мог отправиться к дендарийцам Буджолд, к космическим пиратам Хаецкой, и ничего бы не изменилось. Впрочем, если по сердцу техосмотр и припорошенный временем постапокалипсис, если нравятся гаражные умельцы, пьяные розыскники, опасные приемщики цветмета, сбитые беспилотники, шагающие по дюнам роботы, дискорамы, мать на почтовой пенсии — чего еще?

Язык простой, ясный, мысли четкие, образы объемные и понятные. Юмор в микродозах — парочка оперативников, история полуведра картошки да кофейный корень. Поступки и события мотивированы.

Текст уравновешен, настолько, что напоминает современное аниме: действие линейное, не спешит, эпизоды привязаны к топографии, присутствует уважение к труду и внимание к меню перекусов. Реплики вполне уместились бы в «облачка» манги. И, как первый сезон аниме, «Бронебойщик» легко может при успехе развернуться в цикл.

Правильная коммерческая НФ проза. Подросткам, технарям (хотя бы в душе), ищущим «про меха» — рекомендую. Тем, кто любит кровь, закрученность, грандиозность, психоанализ и про любовь — нет.

Формально — продолжение «Парикмахерских ребят». Мрачный триллер, события в котором еле успевают вслед за потоком сознания Хлодомира Вальграфа, куафера, попавшего в ловушку оборотней на планете Галлина, в городе Эсперанца (практически, родина душителей). Аварийные экраны, тайны космопола, непредсказуемые выверты, груди старух, (старо)английские словечки, погони, экология, космоломы, бесколесники, жабы на поводке...

Неформально — хороший писатель Покровский переборщил. Увел в бурелом постмодерна, навертел психологии — кракатук стал щелкунчику не по зубам. Получился, вместо бестселлера, памятник тому, что в последней четверти ХХ века гордо звали отечественной научной фантастикой. Нечто подобное случилось с Р. Олдриджем и Л.Шеппардом, но их время и место — другие.

А у нас 1992 год. Инфляция, национализм, бандитизм, падение нравственности и значения литературы. Переводы «Дюны», «Рунного посоха» и «Властелина колец» продаются на улицах «Нейроманта».

В «Метаморфозе» же — отдающие декадансом фразы, типа: «Я болен. Я впитываю бессмыслие мира», процветание, достаток и порядок среди безвластия, чиновники, перед которыми не надо башлять. Никому нет дела до империй, денег и тусклых лампочек, зато колышет экология и товарищеский самосуд, мутагенное воздействие человека на тщательно выверенные проекты, бегство талантов из метрополии (тогда судьба искусства еще что-то значила). Терроризм вдохновляется не бедностью и этническим конфликтом, тем, что бездельнику хочется быть хищным и сильным. Эти люди, разговорчики, сравнения, темы тянули назад, в советские 1980-е, к миру Полдня, в котором что-то оказалось не так с человечеством, к эпохе, когда не выбрасывали фантастику.

Хотите испытать себя как читателя — одолейте раннего и поймите позднего Покровского. Почувствуйте разницу с Олди, с Дяченко. Сделайте выводы.

Чтобы раскочегарить огонек посильнее, чем нужно для варки яиц всмятку, необходимо хорошее топливо и наддув. Последний «...доводу королей» обеспечит битва колдунов, а воспламеняемый материал накопили предыдущие части «Первого закона».

Поэтому тем, у кого не абсолютная память, предлагаю после «Прежде чем их повесят» освежить «Кровь», а уж потом браться за «Последний довод королей».

Придется вспомнить многое. Персонажей, от практиков инквизиции до принцесс; архитектурные мелочи, вроде подбородка статуй и устройства интерьеров; столичную топографию и адрес черной двери; изменения характера Ки и страшные сны Глокты. Все пошло в дело, пустяки, обмолвки оказались важными ориентирами на пути к финалу.

Накал потребовался из-за того, что «Первый закон» преодолевает сопротивление традиционно устойчивых тем. Память легендарных веков, законы мироздания, которые нельзя нарушать, верность повстанцев, гордость аристократок, потерянные наследники, пришедшие на помощь северяне, воля простого народа, рацио ученых, раскаяние злодеев и хитрости коммандос потому и стали типовыми, общими местами, что сами по себе держат сюжет. Ведь Аберкромби не первый. Видали уже и добрых вампиров, и миролюбивых орков, и злодейское спасение мира. Без логически выверенных цепочек причин, следствий и последствий эпических событий, без демонстрации коренной ломки, без резни в горах, бетодовских проклятий и смерча над Адуей получилось бы банальное, чернушное сведение счетов с добрым и высоким, которое мало значит.

Поменять плюс на минус — просто. А вот дать подсказки в духе Агаты Кристи, а преступление убрать, показать, как на деле работает кукловод теории заговора, отказаться от ловушек в виде картин справедливого мира и любовных треугольников, раскрыть, что имидж, занятие, цели и внутренняя сущность человека независимы, что на последний довод королей есть ответ — работенка для гроссмейстера композиции и психологии.

Полиграфия на прежнем уровне, но смена переводчика на пользу не пошла. Есть неуклюжие и противоречивые фразы, проглядывает непонимание контекста: «троллям» вместо бондов и «гномам» здесь не место. Но она и не загубила книгу. Динамика не пропала, читается легко и быстро.

Что еще сказать без спойлера? Черный Доу не так прост, как Джезаль, Ищейка везуч, а месть Ферро не бесконечна... Если коротко — рекомендую.

Разбираетесь в попаданцах или, прости вас Конфуций, любите псов — не советую.

Рекомендую только обожателям котов. Правда, по мнению Алимова, эти милые, склонные к засадам и спринтерским рывкам хищники могут угнаться по лесу за человеком и атаковать самок не в течке, но данные ляпы сравнительно маловажны, т.к. места, в центре которых благовещий зверь мао по кличке Шпунтик, выделяет меткое слово, предметность и нетривиальность.

Прочее же, отведенное людям — брату Куну, Фэй Луну, М.Ф. Сумкину, Чижикову, Нике, пришельцу из прошлого, — до литературы поднимается только в одном, девятнадцатом эпизоде.

Фантастичное очень разбавлено, выдается по капле и предсказуемо. Подумаешь, еще кучка амулетов, чудо-воин, управляемая аномалия и зуб. Обиднее всего — мало китайских деталей. Синология представлена ссылкой на издание 1989 года по фонологической реконструкции, да транскрипцией (режиссера «Дома летающих кинжалов» и «Героя» звать И-моу).

Об этом и не следовало бы упоминать. Если бы Алимов это не специально. Послесловие: «Иной — более возвышенный — творец на потребу дня описал бы, вероятно, какую-нибудь «чайную церемонию», никогда в Китае не существовавшую, да еще запихнул бы ее во времена Цинь Ши-Хуана, что и вовсе абсурдно, но — я не таков».

Не таков, голубчик, и что? Разве альтернатива брехне — умолчание? Нет не только чайных, нет церемоний вообще. Нет архитектуры, нет антропологии, нет Санъяна, архаичных оружия, обычаев и сельского хозяйства. Нет ощущения первой, ужасной Империи, нет сопоставления древнего и современного. Мог бы собиратель «Леса записей» что-нибудь из перечисленного и выдать. На потребу. Пары схваток в духе гонконгского кино, чуть-чуть кулинарии и суеверий недостаточно.

Обещание продолжения, с Лю Банем и хроновойнами, не греет.

Близкое к идеалу соединение романа катастроф, производственной прозы и научпопа.

Сюжет вертится вокруг в принципе простых, но субъективно сложных отношений между хило оплачиваемым начальником лавинной станции Максимом Уваровым, его мамой, его потенциальной невестой, его бывшей любовью, его командой (Османом, Гвоздем, Олегом, Ромой и Жуликом), обитателями ущелья Кушкол., в т.ч. красивым директором комплекса Хаджиевым. С развитием сюжета подключаются несколько миллионов кубометров снега, соскользнувшего по склонам Кавказского хребта на обезумевших от катания, курортной свободы и заканчивающихся командировок туристов и туристок четырех категорий. Драматично, романтично, экзотично.

Уровень научно-популярной компоненты: «Мир снега и льда» академика Котлякова после Санина как знакомый. Внедряется знание грамотно. Автор-рассказчик дает микроконспект по лавинному делу и принципам выживания; ГГ устраивает лекцию со слайдами для туристов; внутренними комментарием перетолковывает смысл событий. Для себя? Для читателя.

Бестселлер своего времени читается как иллюстрация легальных нравов позднего СССР. Желание сделать курорт машиной по выкачиванию денег под подозрением. Если поднатужиться, можно и на честно заработанные купить «Россиньолы». Книгу «Мой Дагестан» воруют из библиотек. Ахматова -дефицит, Раневская — гениальна, «Жигули» — в моде, в Чертанове будет метро, приносить людям пользу и носить левую тельняшку — нормально, академик и инженер автосервиса — элита, распределение после вуза — факт, дружба народов — повседневность, 10 рэ — деньги.

Актуальность? Тихонечко (может, потому и не замеченная тогда), но в подробностях показанная неготовность к чрезвычайным происшествиям (не административного характера) все еще актуальна. Словно сохранение человеческих жизней и их имущества нужно только горстке одержимых, словно они чепуха перед комфортом и трафиком, и для властей, и для граждан. Веселые, уверенные в себе люди и сегодня исчезают в лавинах по всему шарику. Напомнить, насколько природа равнодушна к тому, кто и зачем лезет в пекло или строит дом, что спасателей стоит слушать, а нервы держать в узде — полезно при любом строе.

Концентрированный слог, мягкий юмор, энергичный темп, четкость лиц и характеров, накал эмоций и уважение к человечеству ... Владимир Санин как писатель выше зарывшегося в подсобки Штемлера и ориентированного на экономические конфликты Хейли. Покровский? Может быть, если б убавить тому желчи — оптимизм возможен и для романа катастроф. Доказано «Белым проклятьем».

Рекомендую.

Две цитаты.

«Отталкиваясь от этого разговора, Надя выстраивает цепочку: вечером, вернувшись домой, мы смотрели французский фильм «Смерть проводника» – главный герой фильма погибает в лавине – моя лавина на леднике – альпинистам не аплодируют – горнолыжники, наоборот, обожают показуху – Хуссейн боится, что они сорвут четвертую, – этого же в глубине души боюсь и я, недаром я вздрогнул, когда раздался телефонный звонок (мама интересовалась, не забыл ли я накормить Жулика)»

«Склоны буквально пронизаны солнцем, лучи отражаются от белого снега, жарят – в Сочи так не сгоришь. В стороне от трасс, там, где снег подтаял, на разогретых чёрных камнях загорают «горнопляжники», проносятся бронзовые девочки в купальниках, мальчики в плавках, оглушительно гремят транзисторы – праздник жизни на склонах! Голубое небо, яркое солнце, ослепительный снег и чёрные камни – никакого кино не надо.»

Объемная космопера, богатая армадами космофлотов, пришельцами, запредельцами, порталами и артефактами. С злодеем настолько злодейским, что, с поправкой на допрос членом, впору б говорить о мультяшности. Путешествия, машинерия, разломанные луны и остроумная физическая загадка.

Ведет нас по сюжету всеобъемлющий И.М.Бэнкс, со своими любимыми гулянками и мотивами, от грубого обращения со слугой (Эксцессия, Взгляд) до загадочной истории, произошедшей на пикнике давным давно (Инверсии, Пособник). Не упущены секс, пытки, прогрессорство, архитектура, экономика, ИР, военный менталитет, вопросы менеджмента и очередная Мата Хари. Хватает солипсизма, дредноутов, кланов, невинных жертв и вздорных типов.

А не типично. Не в первый раз Бэнкс экспериментирует, но даже «По ту сторону тьмы» имеет идейный заряд (бессмысленность крысиной гонки), совпадающий с основой Культуры, а тут... вся вселенная «Алгебраиста» суть ее кривое зеркало.

Анархическое, мирное, самодовольное общество насельников газовых гигантов безусловно аналог Культуры, но они, как правильно указано в аннотации, — варвары. Безжалостные рабовладельцы, плюющие на контроль качества и прочие моральные ценности.

Остальные тоже не подарок. На защиту Юлюбисской Меркатории отведена добрая треть книги, но... вот зачистка орбиталища 4409 властями, вот биография кошмарного Люсефероса (такой же продукт Меркатории, как промышленник Салуус), и делается ясно, что даже о меньшем зле говорить не приходится.

И Фессин Таак не паладин цивилизации, типа Флэндри П.Андерсона или наемника Особых Обстоятельств Закалве. И не Гарри Поттер, который точно выживет. Пешка, сохранение которой, несмотря на рост чинов и ставок, не критично... пока полевой ученый не берется за игру сам.

Очень достойный финал и непредставимость ходов сюжета. «Алгебраист» изобретательнее «Возвышения» Брина, мощнее «Глубины в небе» Винджа, поживей «Слияния» Макоули. Но не абсолютный шедевр, не «Гиперион», не «Пламя над бездной». Все же, двести страниц под начальные условия — много. И пусть все заряженные ружья выстрелили, пальбы вышло многовато (воэнов, сцеври и скоростную ракету можно б убрать).

Полиграфия приличная. Язык не самый простой, но плавные повествовательные периоды, резкие речи, динамичность экшена при некоторой вычурности описаний, — знакомые, фирменные. В любом случае, болтанка в описании Бэнкса приятнее нытиков П. Уоттса.

Хорошее, умное и эскапистское чтение.

Суэнвик пишет увлекательно, непосредственно, сложно. Читать его, что проживать постранично маленькую жизнь. Даже пересказав основные события, не передать, как было и чем казалось.

Формально «Драконы Вавилона» — крутая постмодерновая фэнтези про сироту Вилла, которому, после того, как в его село вполз подбитый дракон, ничего не осталось, кроме как пробираться из зоны военных действий в большой город. Где соратники — тряпки, любовь — без счастья, власти — охотятся, родственники — скрываются. Азарт, угрозы, деньги, успех, случай... суета. Вавилонский вавилон.

С заклятиями фей и троллейбусами. С расследованием в духе Дэшиела Хэммета и гоночным грифоном. С эльфийскими лордами и лагерными стукачами. С девственницами на алтарях и поездами. С сатори, мороженным, слезоточивым газом и двуликим Натом, перед которым Локки Ламора — школяр.

Мятеж, наркотики, железный дракон, неукротимый преследователь, кражи, болепоглотитель и трескучий литературно-политический цитатник — всё по «Дочери железного дракона».

А не похоже. Уникальный случай: Суэнвик перекрыл один кран, открыл другой, пощелкал переключателями и всё перемагнитилось, потекло в другую сторону (поэтому текст самостоятелен и может читаться независимо).

«Драконы Вавилона», при всей черноте — оптимистичны. Деревня не завод, Вилл успел подышать чистым воздухом. Эльфийские извращения скорее насмешка над гламуром, чем отвращение к гнили. Среди злодейских, деклассированных и просто жутких типов — героизм, забота о своих, работа вместо суеты, милосердие, честность. В «Дочери» Джейн падала в адскую яму, пока не пробила дно. «Вавилон» жесток, стоит на ужасе и чудовищных силах... но поднимается ввысь. Там был дурной сон, вызывающий желание спалить все целиком. Здесь реальность прочнее кирпича (никаких яиц и Дворца Богини), основное желание — остановить войну.

Перевод читается бегло, язык более живой и менее сухой, чем в «Костях земли». Примечания провоцируют побрюзжать: новообразование «травелог», «Рассказы Пака с холмов» Киплинга Пчелинцев обозвал «Паком с Паковой горки», а Faerie Minor С. Кларк — «Малым Фэйри». Нехорошо.

Полиграфия приличная.

В целом — удачная, добротная вещь, разгоняющая тоску и снимающая оскомину. Чернушники будут разочарованы, прочие — вряд ли. Рекомендую и тем, кто читал «Дочь», и тем кто ее не знает.

Рассказ неглупой, неотвратимо обреченной дамы, влипшей, по милости давным-давно сдохшей администрации, в ловушку космоса, тупой зависти и дробного существования. В «Лучшем за год» ему должно найтись место, но не боле.

Уоттс строит смелые и удачные гипотезы, «гротескный дарвинизм» весьма понравился. Дружит с биологией, физикой и инженерным калькулятором. А вот в фабуле — слаб. Потерявшие цель и назначение путешественники? Машинки фон Неймана? «Космострады»? Жизнь астрономических масштабов? Опять вторичное да пережеванное.

Перевод без видимых ляпов, примечания толковые.

Образчик качественной твердой НФ, звезд не хватающей. Без восторга.

Сюжет можно свести к поиску потерянного наследника. Или возвращению короля. Или к отчету о трансцендентном происшествии в духе Вильямса (того, которого объединяют с Толкиным и Льюисом)... Если не считать главным то, что перемещения приглядывающих за Вселенной магов приводят их на НФ-конвент в английской глубинке 1990-х.

Допрос кентавра, утрешняя невменяемость Ника Мэлори, Руперт Ванаблес и Мервин Турлесс весьма недурны, но все их достоинства не компенсируют сухость стиля, скоропостижность финала, непрослеживаемость интриг и толстокожесть персонажей.

Если состоявшийся профессионал книжек для детей и их родителей переключается на взрослую фэнтези, то интересно понять, что же ее увлекло.

Первое, что бросается в глаза, — воздействие имперского лучемета на человеческую плоть. Переоценка некоторых принципов: Командующий Дакрос, казнящий из чувства долга самозванных наследников империи Корифоидов, положителен. Хорват Габрелисовиц, занимающийся примерно тем же, но под влиянием лучшей фэнтези — нет. И т.п.

Второе — писательница с хохотом раскатывает по бревнышку праздник поклонников фантастики. Размещение. Финансы. Регистрация. Классы. Собрания. Костюмы. Писательский мандраж, разборки пишущих. Интервьюеры. Психологические типы в «норме» и «отклонениях». Бизнес. Русские, которые, похоже, приехали тусоваться с немцами. Оттягивается Джонс по полной программе, но ответ на вопрос «для чего пишете» явно болезненен и для нее самой.

Самиздатовский перевод «Неведровой Анастасии» читаем. Не мешало бы почистить опечатки.

Текст для поклонников Д.У.Д. Продолживший его «Заговор мерлина» лучше в разы.

Цитаты:

» — И та статуя, что была справа, ожила и сказала: «Стойте! Именем создателя силы!»

— И мне показалось, что они разворачивают крылья, чтобы преградить нам путь.»

«А что насчет элемента чуда? Разве шутки не рождаются у вас сами собой, словно по волшебству? Разве у вас не бывает вдохновения?

— Нет, — ответил дядя Тэд, — работа есть работа. Нельзя позволить себе увлечься. А иначе книга станет опасной, сокрушит вас. И ее в итоге невозможно будет продать.

— Я даже больше скажу, — встрял Мервин Турлесс. — Если и есть элемент чуда в нашей работе, то это деньги.»

Хроноворовство (спасение культурных ценностей) не ново. Парадоксы, теорию и механику темпорального транспорта Бейкер опускает. Зато на мушке Британия XVIII века, в которой аристократии разрешалось практически всё, что не пугало лошадей на улице и не считалось гос. изменой. Игра в Элевсин «Клуба адского пламени» (который помнил даже Джером К. Джером) изменой не была и проходила не на улице. А мадам Дигби с девушками не напугаешь, если есть что подложить на холодный камень.

Мастерство Бейкер в том, что анекдот про тоску по мистериям излагается так, что атмосфера неравенства делается светлой, порно — занятным пазлом, а Дэшвуда хочется пожалеть, как пожалел его Льюис (сравните с Муркоком и Ги Бретоном). Здесь нет страданий и нет праведного обличения. Характеры харАктерные, нетипичные, правдоподобные. Обостренные чувства бессмертного киборга-сироты добавляют описаниям яркости, а лексика гостей Ле Деспенсера — иронии и аутентичности. Хотя нэцке служанки Шекспира... подобное на грани фола.

Итак, качество кусочка цикла о Компании выше среднего.

Рекомендую всем, кому нравятся не банальные психологические и исторические этюды.

Итак, познакомьтесь с Маркусом Йаллоу (мерси переводчику за лишнюю букву). Ему 17, пить теплую водку пока не научился. Живет с родителями в Сан-Франциско близкого будущего. Умен, ловок, знает математику, 20-30 надежных ребят, программные коды, алгоритмы систем безопасности и где взять не положенное ему по возрасту бухло. Разбирается во всем, из чего торчат провода. Ему важны конституция и гаджеты, поэзия и ролевые догонялки по городу, острая пища (путает остроту хрена и жгучесть перца) и Керуак. Белый, не-расист. Состояния духа, которые породили панк-рок и экзаменационную лихорадку ему неизвестны.

От классической Мэри-Сью он отличается тем, что не танцует. И социальной позицией. Которая сводится к тому, что его нельзя схватить, допросить и избить людям в форме. Которых можно водить вокруг пальца сколько хочется. В этом он не одинок — книга снабжена порядочных размеров приложением, объясняющим, что знание уязвимых мест делает свободным. Почему такой свободой владеют хакеры-студенты, а не врачи-травматологи, не оговаривается.

Взяв юнца из Мишн-дистрикт в герои, Доктороу решил массу проблем. Напихал объяснений про йиппи и сетевые протоколы, так школьники и в реальности их выслушивают. Не объяснил, из какой шляпы волшебника мгновенно вылезли толпы обученных и тренированных нацбезопастников с грузовиками и тюрьмами, почему метрополитен не среагировал на давку — в мире подростка взрослые тупые и являются ниоткуда. Не нужно говорить о том, как хаос тотальной слежки отражается на бизнесе, более важном, чем Декларация Прав, забвение коммерческой тайны проходит совершенно незамеченным для ГГ. Можно пугать сирийскими спецслужбами и т.п. И т.д.

Книжка не то, чтобы совсем плоха: Доктороу показывает, что есть взрослая реальность, а все реплики анонимусов в закрытой сети — дерьмо. И тебя все равно найдут, без криптографии, старым недобрым способом. «Мы не хотели ничего плохого, мы просто танцевали» — и тут же то, что там происходило под деревьями. Маркус не спасает мир в одиночку, и что-то сделал только благодаря тому, что вышел к компетентным людям... Есть несколько недурных психологических моментов, когда уходят те, кто в силу личных причин (например, цвета кожи) не ощущает себя «младшим братом», которому ничего страшнее нахлобучки не достанется. Продемонстрирована шаткость всезнания спецслужб индустриальной эры. Информация собрана, подана, проанализирована... а делать-то с ней что? Поставить больше камер слежения, сторожей, прикрепить каждому метку?

И все же — мальчиковая вещь, две премии которой можно объяснить только исключительной злободневностью.

Для первого знакомства с автором рекомендую «После осады».

Идея не нова. Многое можно припомнить, еще с «фермы Станлю». Но история того, как 14-ти летнему «лунатику» с фермы остро нужно в Атланту, делает честь автору. Такое было бы отмечено у любого, писавшего сухую НФ, от Гуревича до Бакстера.

Ученый практик Стив хотел вылечить свой рак, а в случае чего восстать из криозаморозки. Пользовался чем умел — экспертными системами («делай как он») и распределенными вычислениями на нанобиотехе. Что и стало настоящей «плохой идеей» по Фримену Дайсону. Впрочем, к началу рассказа Стив мертв, а бомбардировки конклавов давно считают политическим просчетом. И без них проблем хватает.

Сюжет непредсказуем, ибо идет на пониженных оборотах. Ничего похожего на боевик — нестандартный ход, т.к. бунт машин, как правило, разрабатывается чтобы попугать, погеройствовать («Терминатор», «Рой») да посмеяться («Железный канцлер»). Здесь же отчаянно и трудолюбиво творит нечеловеческий интеллект, задействована масса страшилок, от царства крыс до ментального контроля — но действие не сорвалось в пафос. В разрез с традицией Ж.Верна поднят вопрос материальных затрат, не забыта и проблема идентичности реплик, терзавшая еще С.Лема. А на заднем плане маячит почти ересь об отсутствии мудрости в рецептах Сети, в технократическом подходе.

В общем, Иган молодец, а место в «Лучшем за 2007 год» заслужено.

Лоуренс Даррелл в беседе с Клодин Бреле, осень 1972 г., радио “Европа I”, перевод Мушинской:

«У него замечательные книги. Но ко мне, своему брату, он относится слишком сурово! На самом деле я с ними не жил. Я был женат, и мы с женой поселились довольно далеко от них. Большая часть его историй выстроена на ирландский манер: немного правды в основе и много преувеличений. Именно так ирландцы шутят.»

Так вот чего не хватает — ирландского юмора! Спасибо.

Рассказ как известная картинка, в линиях которой можно видеть или профиль старухи, или изящную даму в три четверти. Что хочешь, то и видишь.

Хочешь — эссе про карательную психиатрию тоталитаризма, которому не перемолоть своих жертв без оправданий медкарты. Разве мало документов о том, как медицина идет путем изоляции и уничтожения неугодных?

Хочешь — хронометраж личной и профессиональной гибели чересчур восприимчивой диагностки, которая прониклась бредом пациента. Разве список помраченных до саморазрушения умов и талантов краток?

В середине семидесятых эти темы, совпавшие с фармакологической революцией, явно томили госпожу Урсулу. Вот, в «Левой руке тьмы» — в Орготе пришельца накачивают наркотой, дабы убедить, что он сам себя выдумал, а в Кархайде считают, что лечить гормональные нарушения — как певца лечить от голоса. Но, если в первом случае нужен только друг за забором, то в либеральном Кархайде будущее сходящего с ума короля темно...

Увы, но для адекватного восприятия надо знать, как и почему космический курсант Джел, после паузы в пересыльной тюрьме, стал таргам родовитым и саврам мастеровитым планеты Та Билан императором Аджаннаром, а несметно богатому ходжерцу сыном. Без предыстории с детективной стороны слишком непрозрачно, с политической мелодраматично, с психологической неубедительно.

Сюжет. Кража церковной кружки с Чаячьего острова, которое Первой Префектуре (недавнее столичное размежевание) и рассматривать неохота, оборачивается кутерьмой с трупами, игрой в молчанку, коварством спецслужб, бандитами, драками, переодеваниями, родовыми слугами и векселями. Дело ведут с трех сторон: матерый инспектор Нанор — профессионально, не желавший быть стражником Мем — дедуктивно, Ранор, он же «Домовой», — подковерно. Загадочных типов и улик навалом.

Мир ближних планов,просторы только в мечтах Мема. Взгляд как от устья печки: Датар, отбиваясь от дознавателей, шипит, как соль на сковороде, начальный капитал — пирог. Одежда, сапоги, мебель, уловки торговок удовольствиями, рецепты, розничные цены — конкретно, секс, любовь — деловито. Живность: не туда лезет дурной котенок, идет по следу ученая лиса, четким рисунком в небе приветствуют весну птицы, деликатничает псина, дурит конь. Приметы как бы старинной Азии (сабли, ширмы, мужские косы, астрология, письма в рукаве, экзамены, горячее вино), но запахи, поговорки, вросшие в землю здания, порядки, ход времени, дворы, погода напоминают о нашей средней полосе. Персонажи: нестяжательство, откровения и философия хороших людей, крик души «уехать из этой страны»... Скорее Нагибин, чем ван Гулик, скорее Россия, чем Хань. Вот важнейшее из отличий от искусств и политики «Дела о лазоревом письме» Латыниной, единственной ассоциации.

От НФ — место, зато пополнение выдуманным религиям удачное. Фёдорова не измышляет вторичные интенции и расширители сознания, не пересказывает Лао-цзы Ветхим заветом. Вера в Единого — и всё! Зато известно, чем дышат в переполненном храме, как считают медь, где собирают вступительный взнос монахи. До полного обмирщения, по Латыниной, впрочем, не опускается. Не так важно, что за гриб нюхают в пещерах Белого Севера, по сравнению с тем, чем послушание отличается от повиновения и тем, как соблюсти древнее правило открытых дверей в криминогенных районах. А если не отличать, если не соблюдать — зачем тогда? Вопрос серьезнее, чем «хлопок одной ладонью».

Полиграфия посредственная, бумага серая тонкая, шрифт мелкий.

Рекомендую знатокам детективов, любителям традиционной прозы и всем, кому интересно, как можно пожертвовать бабочку на храм и при чем же тут тыква.

Из этого романа выросла «Дюна» Херберта. Дело не только в деталях, вроде суровых условий, обряда инициации в психоаналитическом духе, влажного воздуха комнаты суда и продлевающего жизнь наркотика. Они близнецы по идеологии рассказа. Авторы не желают что-либо разжевывать, зато непрочь намекнуть на только им известные обстоятельства. Оба тяготеют к протокольному описанию поступков, вызванных мудростью подсознания и логикой предрассудков. Темнят, как могут. Заявляют в один голос, что достаток и покой гибельны сами по себе и от них предусмотрительное правительство избавится. При этом мир Норстралии еще более необычен, чем мир Червя. Куда ведьмам-гессериткам до стратегов Содействия, а фрименам до людей-животных.

Но присутствует какая-то болезненность, преднамеренное искажение тела и духа, которого нет в более психически крепкой «Дюне». Здесь человечество предстает в виде силача-неврастеника, которого до дрожи пугает собственный тонус. Но упражняться не прекращает, а то мало ли что. При чтении возникло ощущение, что все диалоги и монологи сводятся к: «Ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?».

Сюжет: парень с фермы чудовищно разбогател, доверившись экстремальному брокеру потому, что не мог слышать автоматических предупреждений. Эта же «глухота» подводила его на грань смерти четыре раза подряд. Закручено, но постижимо. После переноса действия в космос начинается такое помутнение, что Ф.Дику остается нервно глотать свои таблетки в сторонке. Не случайно в этой вселенной новости запрещены под страхом смерти.

Финала нет.

Такой могла бы быть «новая волна». Но не захотела. Читать любителям нестандарта, философских монологов и воробьев-убийц.

Космоопера. Посвящена тонким методам повелителей Земли, которой угрожает очередной атилла. Завоеватели не поймут, ЧТО их погубило. Искушенность против грубой силы — 3:0. Помимо самого мероприятия (и его маскировки) показан один из неочевидных минусов коррупции: «подкуплен» еще не «куплен»(«груженого золотом осла» разгрузят в любом случае).

Психология капитана «Золотого корабля», наркомана и патриота, на совести автора.

Ударная концовка, классическая по простоте и красоте.

Рекомендую как одну из лучших работ Корденвайера Смита.

Книжка благонамеренно рассказывающая о сталинской и пост-сталинской эпохе такое, от чего у знающих ее по телевизору, ностальгии непомнящих да бесконечным синодикам челюсти отвиснут.

Всюду мелкий бизнес: дантисты, портные, часовщики, парикмахеры, ювелиры, домработницы. Куры сотнями, свечные заводики. Покупаются особняки в провинции, квартиры в Москве. Маклеры, которым никто слова злого, ОБХСС-ного, не скажет. Артели со станочным производством без пятилетних планов. Водка без проблем. Мимоходом: колебания курсов золота и валюты на черном рынке Урала зимой 1940-41 годов, спасители арестованных, взятками дошедшие аж до окружения Берии. Социальные сети тянутся и через границу (которая, как известно, на замке).

В интернете можно найти нехорошее мнение о запрете. Согласен с примечанием библиографии. Может, в 1956 году речи пьяного про «долгоносых», замечания о грузинах на курортах и цыганах в очередях воспринимались как абсолютное зло, но досталось-то всем. (Кому мило ефремовское преклонение перед Сибирью следует взглянуть на чалдонов). Скорее всего, автор наступил на слишком много мозолей: нехватка «колов» и «нолей» в школах, несуны, декоративный китч, следующие за линией, пьяные зачатия, лажовые диссертации, простота, с которой уходили от ареста. Сейчас интереснее видеть уважение к нарушившим закон людям «старого мира» при омерзении от своих, советских.

Художественный уровень — не знаете Валентина Иванова? Не отсюда бы начинать. Роман где-то посередке между Граниным и «Библиотекой военных приключений». Гладкий, старомодно тяжелый поток словесности, с риторическими фигурами, метким «народным словом», морем фамилий, росписью классового происхождения. Особую ценность время придало картинами быта и нравов. Как ездили на такси и поездах, какие подарки дарили, чем что закусывали, как ругались, чем хвалились. Цены, пиво, зарплата, пенсия, ковры, клеенки. А какие характеры, какие реплики в «протокольной части«!

Пропаганда слетала как снег с елки, когда сильные, умные, самоуверенные люди (в т.ч. фронтовики), желали урвать персонального счастья. Не лузеры торговали «земляным маслицем» при коммунистах. Тема раскрыта и отдает 1990-ми.

Рекомендую тем, кто ценит мироощущение Зощенко, Крона, Богомолова и мемуаров Юрия Никулина.

Цитаты:

«Они переходили Охотный ряд. Это требовало внимания. «В Москве становится невозможно много машин», — думал Бродкин.»

«Разбитый горшок семейного счастья, связанный мочалкой компромисса, кое-как держался. Ивану Окуневу больше ничего и не было нужно. Что компромисс в семье есть один из худших видов разврата души — откуда же он мог знать!»

«На коронку для зуба идет от одного до полутора граммов, литые золотые зубы делают редко с тех пор, как появилась нержавеющая сталь. Корпус часов на руку требует пятнадцати-двадцати граммов.»

«У кого будут возможности после уничтожения советской власти? У обладателей наличных. Их найдется немного, таких людей. Польется американский, европейский капитал. Но в двухсотмиллионной стране всем хватит места в «золотой период» возрождения частной собственности, всем, кто обладает наличными.»

Если окинуть взглядом Охотничьи земли Европы, посмотреть, что творится за вулканами Таннхаузеров и среди болот Кхазахского моря, то шоу «Эры движения» Ф. Рива будет как на ладони. Гудят турбины хищных мегаполисов, поскрипывают неструганные доски удирающих от них городков, палят ракетами пилоты дирижаблей, робот-зомби идет по следу, жена №5 крутит динамо (машину), а историки с мечами ищут могучие артефакты. Вся эта романтика молит об экранизации.

Аниме — идеально, хотя воплощение типа «Скользящих» тоже было бы грех пропустить. При этом, «Золото хищников» словно за Криса Коламбуса доделывал Терри Гиллиам. Более книжно.

Например, характеры. Нежная психика, безжалостность, звериное чутье и пониженный самоконтроль — Эстер Шоу отныне не просто мстительная «девочка со шрамом». Том Нэтсуорти такой же простак, Фрея, Дядюшка и Пропащие Мальчишки особо не удивили, однако появляется профессор Пеннироял, гений самопиара и небезвредный альтернативный историк. Похоже, Рив отразил личный опыт оформителя. А если нет, то пародийный анонс в финале все равно конфетка.

Или «муниципальный дарвинизм». Когда вместо свихнувшегося Лондона мирный Анкоридж, так ли он плох? Без рабов в машинном и уничтоженной траками природы, с самообеспечением на льду и единым культурным пространством? Предпочтительнее ли зеленая, полубуддистская Лига противников Движения, застойная и ничуть не менее свинская? Противостояние анархии государству (см. «Алмазный век» Стивенсона и «Соль» Адама Робертса) в таком контексте малость противоречит и имперским, и либеральным штампам.

Разумеется, описываемые гонки на суше невозможны. Если хотите реальных скоростей — к Присту, в «Опрокинутый мир». Условность, метафора — в цыганах «Мести Розы» Муркока. Здесь владения приключенческой НФ, псевдовикторианский паропанк которой держится на олд-теке и термоядерном стекле. Для пост-пост-постапокалиптики далекого-далекого будущего правдоподобие важнее физмата и притч, и «Золото» интереснее «Смертных машин» так же потому, что пулеметный пар натуральнее боевых фрисби. Субмарина, пурга, архангельская катастрофа... Считаю, Рив справился лучше Стивена Ханта.

Линия Зеленой грозы несколько тяжеловата, но, в целом, с художественной стороны нормально. Разговор над кормовым колесом, картины прошлого Анны Фанг. Интерьеры, панорамы. Сквозное действие, срабатывающие подсказки. Эпизоды не хуже ударных сцен. Финал разогревает интерес к «Адским конструкциям». И помогает спокойно без него обойтись.

Полиграфия вне критики.

Рекомендую тем, кому по нраву встретить крепкие декорации в приключенческом боевике.

Если читатель любит фэнтези, но зол на мультики/игры/книжки/фильмы по которым шляются неуязвимые герои, а в страже Черного властелина одни идиоты, то выбор невелик. «Последний герой» Пратчетта либо... вот, Уотт-Эванс. Тоже специалист по здравому смыслу и нетривиальному использованию избитых сюжетов.

Но, там, где Пратчетт любит замутить про «правила игры», загнуть про «шанс на миллион», автор «Девятого талисмана» прозрачен и прямолинеен. В продолжении истории про лучшего мечника мира начинается бой: веками отлаживаемый волшебный порядок против организаторских способностей лорда-чародея Артила. Он не Ветинари, никакой тонкости, но Серсее или дону Рэбе у него учиться и учиться. Не только в плане «люди против магов». Он творит с Бароканом такое, что команда избранных никак не решит: благодарить за это или убить? Ответ, наглядный и логичный, они получат, но финал открыт.

Из бонусов — появление других, не-бароканских стран и рассказ про жуткие стороны симбиоза людей и лерров. Полиграфия, язык перевода — те же.

Тем, кто знаком с первой частью, рекомендую.

Если знаете Индию «Реки богов», то мы там, и все, что вокруг, похоже на исключеную из толстого романа линию. Поэтому (здрасьте, давно не виделись) — густая атмосфера, нищета, высокие технологии и обрызганный граффити мир сельских традиций. Ни одного европейца или геномодифицированного на горизонте. Беглых ИИ и их телесериалов тоже нет.

Есть война, роботы, серьезный мальчик и неповзрослевшие солдаты. На их примере Макдональд показывает свое отношение к субкультурам. В этом смысле он, реанимировавший киберпанк, — настоящий анти-Гибсон. Там, где киберпанки видели плодородный мультикультурализм, таланты и зародыши сингулярности, Макдональд — старшеклассников с волосами в геле, знающих только поп-культуру, чаты, наркоту и журнальчики. Пицца, пицца, пицца.

Заслуживают упоминания де-романтизация кибервойны, женщина-джемадар за усмирением Рэмбо бхаратского разлива, а так же упертость переводчика, пишущего «японские мультики» вместо краткого «аниме».

Хотя до «Маленькой богини» не дотягивается — да, рекомендую.

Удовольствие или гнев поклонников викторианской знаменитости — их фанское дело. Но, в принципе, томик мог бы снять с полки и Кугель.

Текст (почти бесприданницы, танцующие на грозящих смертью пляжах, одинокие дома с эксцентричными обитателями, жадность, чудища-людоеды, резьба по пиратам, полубезумная логика и кровь ягненка на оберегах) в духе «Умирающей Земли».

Однако, боюсь, Кугель, полистав, поставил бы обратно.

Не удался мир. Характеристики людей как пловцов, их костюмы, всякие атоллы и т.п. сокрушают иллюзию нежаркой Англии XIX века. Одновременно не объясняя разворот этого мира от полей к морю (а от церкви к колдовству), ни соседство чудес техники и биологии с мушкетами и гребными шлюпками.

Чистота стиля хромает. Ближе ко половине альбомная пастель Остин с кровавыми брызгами руки Уинтерса сменяется стереотипным слайдшоу сюжетных ходов (пираты — будет абордаж. Подводный город — угадайте, что.). Элементы паропанка и лавкрафтианы выглядят неестественно. Как прокурор, играющий в песочнице.

Если сравнивать с другими стилизациями (Барлоу, Хиггинс, Гейман) то, похоже, Уинтерс больше вдохновлялся кино, диснеевскими «Пиратами Карибского моря» и фильмами с Лесли Нильсеном, чем хорошо выдержанной литературой. И мишень его не сколько «Чувства и замуж», сколько школьная истоптаность исходника англоговорящим миром. Ничем другим появление в конце текста «Вопросов для обсуждения» объяснить не могу.

Хотя эти десять вопросов хороши. Есть и определенный эффект от соседства высокопарных речей и асексуальности поступков с этюдами бессердечности в духе Эдгара По. Правила приличия и диккенсовский же позитив пародируются безукоризненно. Приключения кости зубатки, рагу в одиночку — практически смешно. Сэр Джон — это что-то.

Было б поменьше объемом и в журнале — рекомендовал бы. А так... может, лучше подождать «Андроида Каренину»?

«Зодиак» — не группы звезд на воображаемой сфере, не кличка серийного убийцы. Марка резиновой лодки, которая является вторым по скорости средством передвижения в бостонской гавани и незаменима в работе Сэнгеймона Тейлора. Который, вопреки обложке, не «последний самурай техно-эры», а единственный профессиональный химик «ЭООС Интернешенел».

Которая, вопреки мнению некоторых, не калька известной протестной группы. Сотрудники ЭООС заняты не профессиональным сбором пожертвований «ради Земли».

Пусть контингент, эти бывшие филологи, суровые, травленные пацифисты и полудурки с независимым мышлением, похоже, списаны с натуры, но здесь они работают на контору без основных пороков экозащиты (словоблудие, невежество, мистицизм, предпочтение зверей человеку). Отличие важное, т.к. означает, что «Зодиак» включает фантастическое и помимо классического, вышедшего из-под контроля эксперимента.

В полной мере зрелая книга. У автора уже сформировался и стиль, и круг любимых тем.

Мореходство как маневрирование. Женщины, знающие цену себе и мужикам. Географические и этнические скетчи. Инженерное мышление. Секс по гринпису, мелочи быта. Сопротивление Системе, позитивное по умолчанию. Науки «по Чапаеву»(здесь — химия). Тактики выживания, звонков и арестов. Шерлокхолмсовский поиск улик (черные точки на коже, граффити, печень омаров). Судьба даров вузам и использованных моряками Второй мировой кондомов.

Правда, то, что андерграунду — плюсики, а корпорациям — дурацкий колпак, не убеждает. Вот гопники на острове и впервые запачканная узнаются как родные, но социальной ответственности и уязвимости бизнеса перед независимой прессой впору завидовать.

В целом, «Зодиаку» ближе «Криптономикон» и «Барочный цикл», чем загруженная, в принципе, аналогичными трюками «Лавина» или искусственный во всех смыслах «Алмазный век».

Читается легче Крайтона. Перевод идет хорошо. Не одной Доброхотовой-Майковой Нил Стивенсон по плечу.

Полагаю, вещь прошла бесшумно потому, что роман жестко привязан ко времени написания, а 1980-е и «зеленое» движение у нас были другими. И потому, что идеализм противоречит рыночной идеологии, замуровывание труб при умирающей промышленности и штрафах госэкологии выглядит нехорошо, а внедорожный велик не ассоциируется с бедностью. Но автор тут не виноват.

Хорошая, неглупая книжка. С учетом обозначенного — рекомендую.

Если «Последний страж Эвернесса» не заставил зайтись в судорогах восторга, за продолжение даже не беритесь.

Цикл — повод возненавидеть фэнтези. За невнятицу мотивов, за драки — одним махом всех побивахом, за пафос, за длинные речи, за бессмысленные красивости... за «Нарнию» от Тома Клэнси.

Некоторые места неплохи, точно яркие картинки, зарисовки в манере Кокейна, Баркера или Хоуп Мирлиз. Единой системы они никоим образом не образуют, ведь, кроме патриотизма (посвящается служащим ВМФ), особых идей у Райта нет. Вместо них в дело пошло бессистемное нагромождение всякой всячины, уместное разве что в комиксах и комедиях. Но автор убийственно серьезен.

Литературный уровень так же хаотичен. Читателю придется переключаться с мифопоэтики на триллер, а после муркоковских монстров на него рушится жуть либретто к Рихарду Вагнеру.

Сюжет. Навигацию по нему затрудняют останки раскрошенных автором до символических черепков мифов и легенд. Покамест Аполлон воюет против Люцифера, а Оберон обещает земной рай, Тень (да, тот самый, а-ля Алек Болдуин) гонится за неким лимузином на «Крайслер Империал» 1966 года, Князья Бури целуют кольцо Нибенлунгов, храбрая тотемная мышь не получает инструкций, а парализованный морпех крушит плохих парней. Там же, до кучи, — голова Брана, капельницы, ангелы, ядерные чемоданчики, дары эльфов, каббала, плавание на Луну и явление вице-президенту древней богини. Хэппи-энд.

В принципе, подобное с большим успехом применяли Гейман, Гарт Никс, Желязны... Батчер в цикле о Дрездене и т.п. И т.д. Но — соблюдая единство стиля. А «Туманы Эвернесса» расслаиваются, как упавший с подноса сэндвич. Концептуальная ошибка — сохранять деление на чудесное и прозаичное («туман»), когда персонажи свободно пересекают эту грань. Роулинг решала задачу «спрятать великана» более удачно.

Язык приемлемый, сетевой версии перевода, впрочем, не помешала бы вычитка. А то «мелкий жулик» занят грабежом, на паруснике «капитанская кабина», а солдата НАТО хватают за «гимнастерку».

Суммарно — пурга, через которую шествуют картонные атланты. Рекомендую только тем, кому приятны атаки демонов на авианосную группу.

P.S. «Миллионы умерли от голода при режиме Сталина. Папа рассказывал мне много таких историй. Если бы вы, американцы, ударили по Москве, умерло бы намного меньше людей» — говорящий это представляет последнюю надежду мира. По Райту.

В названии Alastor Cluster виден и Вэнс-ироник, и Вэнс-романтик.

«Аластор или Дух одиночества» — название поэмы П.Б.Шелли, в которой, по мнению Бальмонта, речь про «искания идеального», «порывания изысканной души к запредельному». Начинающихся среди картин природы, а завершающихся холодом и отчаянием для тех, кто мается воплощением мечты.

Специализировался Вэнс на приключенческой прозе, а персонажей сего жанра, мягко говоря, тоске загубить сложнее, чем английского романтика. Но почему же во многих его книгах трагедии завязаны именно на реализацию проектов, всю притягательную мощь и поэзию которых может понять только классический романтик?

Пусть в участниках, помимо инопланетян (древних), кота Шпунтика (серый, 12 кило), тайных хранителей артефактов (первопредков) и питерского безработного (Чижикова) сам первый император Поднебесной Цинь Ши Хуан-ди, пусть затронуты азы российско-китайских отношений, употребляются слова «цилинь» и «профундировано», но охарактеризована эта вещь может быть только как «немудреная» и «разжеванная до последней запятой».

Стиль книжки петербургского кошколюбивого синолога (каждая характеристика пространно развернута в тексте) запредельно отличается от преувеличенно манерного, изящного и поучающего тона Ордуси. Здесь — деловая четкость коммерческой прозы, имеющей ориентиром массы читателей со школьной эрудицией. И прекрасная полиграфия — в мягкой обложке.

Содержание — пространное вступление к настоящим событиям. Которых будет, если наложить взятый темп на азы дальневосточной мифологии, на четыре-пять серий.

Именно серий. Простота психологии, членение на эпизоды вместо глав, да и сама атмосфера ассоциируется не с книгами, а с отечественным телесериалом. Например, с началом «Улиц разбитых фонарей» — проходные дворы на Литейном, бандиты, антиквары со связями, загадочные девушки и дедушки, чай на кухне, семейные проблемы... без лирики.

Автор в послесловии обещал, что действие перенесется в Китай, «что будет весело, и мало никому не покажется». Что ж, это обещания. А пока — все сюжетные линии висят в воздухе.

Рекомендую только фанатам циклов. И котов.

Доселе знал Гарсиа-и-Робертсона как автора лаконичных и динамичных текстов про дев в беде и космических пиратов. А тут — приличных размеров том с путешествием во времени из Англии-2000 в Англию-1459. И Робин Стэффорд, голливудскую видеорежиссериху, а так же деву в беде ( «Это всерьез беспокоило ее. Секс она могла пережить. Неизвестность гораздо страшнее»), выручает не суперкот с гранатами, а Эдвард, граф Март.

С героями и психологией все в порядке, основные потери в темпе. Тон изложения спокойный до монотонного. Драйва нет. А его, лично мне, не хватало в более чем драматичной сцене явления ведьмы ирландским пиратам, битве и тяжелом положении на саутуоркском причале.

Из прочих особенностей:

1. Чувствам места много, а магии — мало. В «про отношения» гораздо больше для сюжета, чем в поклонении Гекате. Начинается загадочной встречей, а заканчивается венчанием — не зря «Мир книги» позиционировал текст как дамский роман. Нестандартен любовный треугольник. Один, молод и красив, мчит верхом на могучем Цезаре в латах, зато с другим, непревзойденным бойцом, оказывается, можно оставаться друзьями. После всего.

2. Позитивная обработка материала. Длинные волосы, прекрасные манеры, грубияны, сволочи, пытки, реинкарнации, курганы — само собой. Зато майский праздник, церковный суд, по который стремится попасть ведьма вместо суда присяжных, слуги с чистыми руками, месса на сокращенной латыни, угрозы Лос-Анджелеса и безопасность епископского борделя — выделяет Knight Errant из массива про пропаданцев. Вопрос питания проработан. Война Белой и Алой роз — действительно захотелось ознакомиться с тем, что было дальше. Обилие живых тварей, в особенности вынюхивающая ведьм ищейка по кличке «Барристер» и описание лошадей, живых, дышащих паром, хлещущих мокрой гривой — плюс автору.

3.Очень много поцелуев. По делу.

Перевод... Нормально читается, но возникает желание списать на М.В.Орлова упомянутую выше серость изложения и бриллианты в 15 веке. Т.б., он полагает, что замок Брюгге принадлежал Фландерсам. Возможно, впрочем, наговариваю, и такое решение нормально и по отношению к графам Фландрским, и по отношению к восстанию «Джона-Судьи».

В целом — на событие не тянет, хулы не заслуживает.

Первая книга — продукт, сравнимый с Тартлдавом и Гудкайндом.

Мир, персонажи, этнография, скорость развития — о, по деталям, написанным твердой рукой и сжатым слогом, воспринималось как упрощенная Ле Гуин. Магии было ровно столько, чтобы записать: «фэнтези». Автор работал с иным материалом, со стереотипами «женской исторической романтической» прозы. Гнул их на свой лад беспощадно.

Женская солидарность, сантименты, обольщение, раскрытие талантов, поиск места под солнцем — все это есть, но видно, что держится на гнилых нитках. В этом мире победителем мог быть только дезертир. В результате — ужасы, примитив и грубый разврат войны жестче, чем в «Аш.Тайная история» Мэри Джентл. Никаких сантиментов и супердевочек, которым все нипочем. Автор — молодец.

А во втором томе споткнулся.

Описал очередную межвидовую любовь.

И сквозь гравюру Калло проросли цветочки той романтики, которой полно у Нортон, Арансон, в «Кристалле» Миллер и Ли, «Снежной королеве» Виндж и им подобных. Раз есть любовь и надежда — чернуха и жесткость отступают. Какое уж тут опровержение стереотипов.

Но что вместо? Детали общества орков? Твердость штриха растворилась во множестве тайн матриархата. Само по себе-то нормально, можно даже аналоги найти, но... мир, управляемый горсткой сидящих по долинам баб, не согласуется с жесткой центральной властью, которая должна обеспечить поставки рекрутов. Диссонанс.

По первой книге наличие этичной альтернативы человечеству уравновешивало то, что королева орков продает «детей» на войну. В «Дочери клана» все объясняется на уровне «добрых обманутых царей», обесценивая сюжет. Сложных стратегий, интриг Мартина или Сапковского не было и в «Собственности», но там горизонт проданной варить кашу людоедам горянки Дар и не позволил бы их заметить. Здесь все разжеванное и элементарное, без надежд на закулисье. Хорошие ставят плохим мат в три хода. Потому что приводят в движение эту машинерию пророчества. Которые тут же тянут за собой зловещего некроманта самого шаблонного пошиба. И открытый финал.

Полный финиш.

Короче, рекомендую как доказательство: лав-стори перебивает любой другой вкус.

Выжимка ненаписанного романа. Как и в любом переводившемся тексте о Культуре, есть:

а) персонаж, считающий Культуру лицемерием и не желающий ее благ;

б) интриги «бульдогов под ковром»;

в) экзотическое оружие в контрасте с дроном Культуры;

г) мораль. Талант, происхождение, убеждения и/или любовь мало значат в мире стяжания. Найдутся какие-нибудь Каддас и Круйтцель, и все. (Если. Нет. Особых. Обстоятельств).

Отличается же рассказ от романов участием в еще одном бесконечном споре. Говорите, оружие защищает? Ну, вот оно, надежное, гражданское и оснащенное всеми возможными предохранителями. Считаете, убивает не ствол, а человек, вспоминаете первобытные камни, палки и ножи беспорядков и кухонных разборок? Что ж, попробуйте представить, что Робик Сенкилл, непрофессиональный журналист-фрилансер, сделал то, что сделал, камнем, ножом и палкой.

А к поговорке «Преступление шепчет, деньги орут» переводчику следовало бы дать сноску. «Всяк грех глаголет, но убийство вопиет» — «Герцогиня Амальфи» Джона Уэбстера, современника Шекспира.

Автор — сугубый реалист, а «Счет по головам» — НФ про будущее. Классическая. Сейчас пишут не так.

Что проявляется во многом. Пусть везде сеть, нано- и биотехнологии, но лифт-салун, объединенные демократии западного полушария и «теленебо» для нищей половины планеты — словно из 1950-х. Тщательно детализированые и продуманные, как в старом кино, камерные эпизоды. Хоть лепи сценарные ремарки: крыша чартера Кодьяк, №1, 2, 3; КПП клиники №1, 2; массовка съезда чартистов и т.п. Ближий план — средний план — плавный наезд, лицо во весь экран.

Поэтому ассоциации — «Зеленое тысячелетие» Лейбера, «Век нерешительности» Корнблата, Ф.Пол, ранний Хайнлайн. Плюс однозначность «производственников» (Хейли, Крайтон, Дик Френсис).

Общий же тон такой, что вянут любимые цветы технократа. Марусек во всем перечит «Концу радуг» Винджа. Вот — искусственная молодость, перфомансы, за все надо платить, праздник непослушания, ребенок-бизнесмен... Ну и что толку, если всё тратится на ту же крысиную гонку, к звездам заманивают, как в ипотеку, а самоотверженность — метод получения работы для геносестер?

Может, дело в том, что автор предан идее семьи, взаимной заботы и ответственности. А они плохо гармонируют со свободой и волей. Похоже на Ф.Дика, но Марусек более трезв и позитивен. У него концерны и власти есть, но нет государственного или корпоративного джагернаута. Только люди, включая ИИ в канистрах нейропасты. Злые, добрые, тупые, умные, маленькие, большие... Отношения их, вопреки всем современным тенденциям, от гражданского брака клонов до сложного псевдоклана «дикарей» — семейного, домашнего типа (что не значит «добрые»). И даже акционеры-миллиардеры пляшут под ту же музыку. Есть в тексте очаровательная параллель, между утратой директором Мини места в совете со служебными аппартаментами и потерей недоростком Богданом Кодьяком каморки над лифтом одновременно со ставкой демографа.

Марусек, кстати, один из тех немногих современных фантастов (Мьевиль, Бачигалупи), кто пытается работать с понятиями «труд» и «экономика» в реальном секторе, понимая, что не всем играть на бирже (Винджа и Стросса он тут просто обошел, как стоячих. Стерлинг и Гибсон работали в этом направлении, но у них результаты вычурно андерграундные, остраненные).

Сюжет никуда не спешит. Драйва нет. Много драмы. Мало юмора. Финал — автор извлек из шляпы вместо кролика бультерьера, с замаранной кровью мордой.

Перевод, язык, полиграфия в целом — без претензий.

Согласным на твердую четверку — рекомендую.

... а так же обязательно отметить еще одну, энергичную и тонко описанную вселенную из тех, в которые предлагает заглянуть антология.

Речь о западной научно-фантастической критике, представленной здесь статьями и примечаниями Дэвида Хартвелла и Кэтрин Крамер.

Достойно внимания. Даже больше, чем «ай молодца» Гарднера Дозуа или «разрешите представить» «Легенд» Силверберга. Здесь, мимоходом, в двух словах: история жанра в перекличке лет и страниц; дерзости журналов и издательский экономический хинтерланд; скептический взгляд на «волны» и прочие модные заблуждения; отличия Англии от США, с поправками на дух времени и политические тренды; респект к премиям — доказательству уважения читающей публики; упоминания докторских диссертаций, энциклопедий, сборников интервью и прочих серьезных трудов, посвященных различнейшим аспектам фантастики.

Выглядит — мощно. Полная картина мониторинга литературной и околохудожественной мутации (эволюции) космооперы. Насколько реально? А кто знает.

Если, например, сравнивать сии схолии и обзоры с лемовским анатомированием, то там, где пан Станислав видел жалкое копошение неполовозрелых козявок (а наши давятся высокомерием, филологией и некогда выжранной на междусобойчиках водкой), составители словно пишут для Би-Би-Си. Про загадки природы и научный поиск.

Есть о чем поспорить, есть к чему придраться, но — превосходно! Аппетитно, информативно и соответствует предмету. Весьма.

Индустриальная готика? Ха! Тут хоррора — последствия того, что подано тремя словами:«когда изменилась экономика».

Сильный, современный, британский текст. В прекрасном переводе. Уровень (автора и переводчика) высок. Тема детства — раскрыта. Распахнута настолько, что действительно видно то время, когда каждый пустяк или встреча на улице, имели свой особый смысл и эмоциональное эхо.

Страдания Курта, охранника в гипермаркете «Зеленые дубы» и воспринимаются с меньшим энтузиазмом. Ужас существования в одной клетке с людьми, ля-ля-ля-ля-ля, дежа вю просто какое-то.

Впрочем, по тексту разбросано несколько жемчужин, доказывающих, что для О'Флинн «МТА» — не презрительная кличка. Имею в виду отчеты о контрольной покупке (почти Айлетт), байки из жизни продавцов (Хейли) и, конечно же, неожиданную историю подарка Терезе Стентон, в который та вцепилась обеими руками. Такой сюжетный ход, а еще больше отсутствие акцента на его остроумии, сделал бы честь многим мейнстримовцам и детективщикам.

Фантастического же здесь — на одну-две страницы. При том, если вычеркнуть потусторонее из книги, то это ни на чем не скажется. Книга не про привидение. Ни в коем случае.

Хиггинс выдала бытовую сказку, настолько экзотично викторианскую, что фантастика ей практически не нужна. Ежели бы не самая чуточка, вроде совсем уже не лондонского города Урбс-Умида или загадочного Прожорного Чудища, то получилась бы чисто авантюрная повесть под XIX век, в духе пулмановского «Рубин во мгле», «Оловянной принцессы» и т.п.

Сюжет непредсказуем. Он вертится вокруг бедности, мистики и шоу-бизнеса, а участвуют в нем личности сложные, зелья таинственные, нравы грубые, леди и джентельмены изысканные, простонародье пьяное, убийца мстительный, сувениры замогильные, цитаты древнегреческие, а так же книжка сказок и невероятная вонь из реки Фодус. Воззрения автора демократичны: все жизненно, детально, доступно и немудрено, как в книжках про Незнайку. За исключения стиля газетных статей и выступлений артистов, почти аутентично велеречивых.

Автор вежливо предупреждает, что события «Заклинателя» параллельны «Черной книге секретов», но по тексту разбросано множество занятных отсылок.

Полиграфия и перевод не оставляют желать лучшего. Приложения толковые.

В рамках своего жанра — хорошая книжка. Читавшим Хиггинс разочарования не ждать, незнакомым... можно читать, можно не читать. Крепкий, приятный середняк без особых изысков.

Хмм...

Мягкая пропаганда, славящая исследование и освоение космоса через рассказ о Марсе в теориях, фантазиях, играх, проектах, фильмах, программах и фантастике от шаманов неолита до бюджетов года 2006 нашей эры.

Охват, иллюстрации — блеск. Но, к сожалению, книга не может быть рекомендована как достойный доверия источник. Неизлечимый журнализм не позволит.

Верхоглядство часто подводит автора. Счев нужным рассказать про зеленых человечков, он ссылается на «Пака с холмов» Киплинга и, тут же, заявляет что , мол, французские ученые пошли «еще дальше», найдя ассоциации с феями и т.п.

Ладно, ну не читал Первушин Киплинга, действует понаслышке. Не грех. Не грех и считать, что мир ждет продолжения «Аэлиты».

Но, когда читаешь про нее же, что «сама цивилизация красной планеты напрямую взята из атлантической утопии теософов», появляются сомнения в адекватности восприятия. Или в понимании смысла используемых слов — 1925 года «Повести о Марсе» Стефана Петрова названы «предтечей марсианских хроник Брэдбери». Хотя, по Первушину же, там речь про тектонические катаклизмы. Глаз режет.

Завершение просто убойно:« Помяните мое слово, через десять лет мы будем знать о красной планете все. [...]

Однако, Марс не для этого.

Марс должен дать один-единственный ответ — способны ли мы добраться до звезд».

Во как. Оказывается, 6,418 на 10 в 23 степени килограмм в полутора а.е. от Солнца нам должны:lol:.

Заговор, тайные убежища, уличный базар, овцы, отравленные иглы, родовое проклятие, Сивилла, телевизор, тоннель под Ла-Маншем, механическое распятие, наследник императора, вертолеты, пол, выложенный зеленой, голубой и вызолоченной плиткой, рвущие плоть пули и экстрасенсы в бегах. Стиль старых романистов, при котором автор показывает своих персонажей словно через лист бронестекла, приглушающий краски и крики настолько, что даже драматичное и энергичное воспринимается как шуршание гальки на малолюдном пляже. Персонажи — Сулиен, Ула, Марк Новий, август Фаустус, Дама, Клеомен, рабы, патриции, торговцы и спецназовцы, — типичные неприкаянные души.

Это то, что здесь есть.

Нет здесь Рима. Нет аттической соли, лапидарной мудрости латинян. Причин, по которым империя дожила до года 2758 от основания Города, а по нашему счету, 2005. Нет государственной машины, нет населения, считающего, по античной традиции, друг друга согражданами, а власть общественным делом. Нет объяснений, почему, если Великое переселение и торжество феодализма с монотеизмом не состоялось, всё вокруг настолько среднеевропейское.

Возможно, картина проясняется в следующих томах, но пока... Собирателям альтернативной истории — для галочки.

Иные, они же «отдельные категории граждан». Затаившиеся с самой войны гады, большие надежды, частный сыск, кровавые ритуалы над бомжами. Свежий воздух, драки на бульварах. Зелень. Цирковая гильдия. Кельтика и книга Исайи в цитатах. Взаимовыручка. Черный барон.

Фундамент мира — послевоенные 1950-е. Наши 50-е. Используются кое-какие приемы писателей той поры: лирические вставки, умеренность, картины природы (родной), умные старые работники, военное прошлое, повсеместная вежливость. Нотки горечи и несправедливости. Все это без искусственности, утомляющей в Ордуси.

Высокая четкость деталей. Образ города — прекрасная стилизация. Колоритные штрихи жизни старых семей. Особняки, разгороженные под поликлиники, карамельная вода в ларьках... ожившие мертвецы из батальона СС «Ис» (ценой в два «Тигра» каждый). В меру напущено тумана в историю Республики, и, при наличии множества знакомых примет, царит ощущение другого исторического потока.

Чистый язык, без словотворчества, сора стебных намеков и т.п. Ассоциации: «Дело пестрых». Крапивин, Кожевников, «Хромая судьба»/«Гадкие лебеди» Стругацких, Паустовский, Сапарин.

Сюжет не слишком оригинален. В «Колокольцах» интереснее не «что дальше», а «как же оно дальше будет». Взросление, учитель, артефакты, спасение мира. Персонажи не шаблонные, но предсказуемые по своим амплуа. Даже у православного некроманта, Федьки Мертвяка, рамки определимы с первого взгляда. Последние две страницы заставили вспомнить МТА.

Если кому на ум придут «Дозоры», то они соотносятся с «Небесными колокольцами» как «А зори здесь тихие» и «Подпольный обком действует». В принципе про одно, а фокусируется на разном.

Существование отечественной эпики все еще под вопросом, однако вот пример нормального не эпичного фэнтези-боевика. И ведь не про ваньку-варвара в конопле, не про бухло в общаге!

Да, рекомендую.

Живо, чисто, позитивно, линейно. Проглатывается на раз-два.

Первые ассоциации: калмыковский «Королятник» отстроен заново во вселенной «Великого Гусляра». Идеалист-директор. Мир, дружба, воля и прочие всякие фенечки места, в котором хочется учиться, злодей на заднем плане, домашнее животное, за которое спорят. Имена, вроде Ррыб или Водорослиди. Алиса Селезнева? Вспоминается, но Эсмеральда Цветкова к одноклассникам равнодушна, заводилой не является, склонна к трагично-романтическому, «готскому» восприятию мира.

И недостатки те же, что у Павла Калмыкова: упрощенчество, ностальгия по правильному детству, которого не было.

Ошибся.

Может, так задумано, а, может, это был затянутый дебютанткой разгонный участок траектории. Упрощенчество ушло. В кои-то веки интрига не берется одним взглядом, а разворачивается со всеми положенными выстрелами висящих ружей и дохлыми чайками планетарных размеров. Финал без спасения мира и торжественного парада — качественно, и по-нашему. Ярлык «детское» больше не требует плескаться в «лягушатнике», 21 век на дворе... Новости по ТВ, проза Гиваргизова, идущая как детлит...

До тонкостей передачи эмоций Драгунского или Янсон Большакова не дотянулась, однако, вниманием к процессу проведения массовых мероприятий, художественной проработкой троекратного утопления в проливе, разговорами морского класса и царской письменностью она, именно как писатель, заслужила доброе слово. Плохие стихи хорошие. Описания техники, кухни, космопорта и культурного шока — уровень «Слимпериады» Бабкина или «Автостопом по Галактике«Адамса.

И еще пару плюсов ей за ощущение движения времени и за межличностные контакты детей, в которых искренняя дружба и пакости одному и тому же человеку — норма.

Полиграфия и оформление глаза ребенку не сломают.

В пределах нишевого продукта — вполне. Премию дали заслуженно.

Мир, в котором каждая травинка и камешек имеет своего духа. Юноша, которому тесно в родной деревне становится волшебным мечником, одним из семи Избранных. И Красавица красива, Лучник меток, Ведун знает все и т.п. И Темный Лорд в башне. Да, великое равновесие сил, месть, горящие волосики на детской головке, измена, говорящие звери, победа, слава, горечь, тренировки, открытый финал...

Но есть и ценное, уотт-эвансовское.

Конечно — солидность в подходе. Добросовестный очерк истории с географией. Последовательность: раз автор сказал «мозаика», так разбирайте по кусочку весь Барокан, двух одинаковых селений не будет (как и должно быть, если путешествия — только с проводником). А коли Темный лорд сидит в башне с одними девушками, то не просто потому, что приятно представить.

Второе из знакомого — антигероизм. Пафос на нуле. Все буднично и не романтичнее банки сайры. Простые люди, простые планы, простые слова, простые поступки. Однако, интеллект это не угнетает. Есть достойные наблюдения на тему Избранности, долга и разных точек зрения. Психология отношения населения к Избранным — выше среднего. Юмор практически отсутствует, секс формально присутствует. Линейный сюжет идет без завихрений, отступлений или смены темпа.

Полиграфия хорошая.

Не самая лучшая книжка у Уотт-Эванса. Знакомство лучше бы начать с эштарского цикла, но, если охота скоротать время складным, не загрузочным текстом — рекомендую.

Бывает фэнтези светлая, бывает темная. Это — мутная. Полагаю, что на Самиздате Феликса Креса мало кто бы отметил.

«Громбелардская легенда» слабовата в деталях. Придумал постоянный дождь в горах — покажи хоть одну переправу из тех, что сводят с ума альпинистов. Объясни, что выращивают под вечным дождем крестьяне, которых грабят твои тысячные банды. В безлесых горах — частоколы. И т.п. и т.д. Автор способен не глупить. Например, история безногого в Овраге объективно недурна. Но, похоже, его интерес в другом. В чем?

Атмосфера, как в «Вирикониуме»? Книга лишена поэзии и элегичности Харрисона так же, как энергии раннего Вэнса. Эмоции, романтика, пафос? Для пятого класса средней школы. А она была такая, а сотник, такой, ей глаза. Ах, ах, ах.

Структура — нечто. С опозданием на 250 страниц, но сюжет все же прибывает на запасной путь (почти одновременно с грубой, подъездной чернухой и эротикой, количество которых оправдывает выбор серии).

Дальше лучше. Если первая треть текста — отстой, вторая часть книги поднимается до троечки, и в проработке, и в деталях. Ассоциации — Геммел, Дональдсон. Возможно, «Завоеватели» Хаецкой. У кого там еще бессмысленность существования, непредсказуемость и вечный облом по всем позициям?

И ударная концовка. Финал говорит, что вся тягомотина по плану, а персонажей несли подводные течения и интриги хербертовского уровня. Хорошее решение для рассказа. Но в «Легенде» 656 страниц. Для романа «остроумие на лестнице» — утешение проигравшего.

Язык. Аристократки, бандиты и солдаты мыслят и говорят высоким стилем, напоминающем внутренние монологи у Сапковского. Манера письма: за словом «девушка» ждите явления «бедер». Встречаются сцены почти роденовского типа. Только Роден суконно описан: «Клыки одного из косматых солдат вонзились в горло человека, меч которого, в свою очередь, пронзал горло кота». Впрочем, если начнут валить на перевод, поверю. Ибо синтаксис весьма вольный: «Зелено-белое платье стоило целое состояние, но достойно было своей цены» .

Полиграфия хороша.

Рекомендую перед приобретением очень, очень долго и внимательно листать. Во избежание.

Подзаголовок — «Виньетка». Пять страниц литературного безыдейного рококо про каналы, фотоны в парусах, один день пирата и красоту космоса.

Отношения к известным циклам не имеет. Хотя... можно ли знать точно, если ГГ зовут Корнелиус?

Пратчетт без оглядки на Анк-Морпорк, номов и матушку Ветровоск. В порту начинается и в Великом Пелагическом океане (надеюсь, оцените юмор, заложенный в это название) продолжается эта светлая, оптимистичная история со множеством умерших. Детская? Возможно.

Содержание — жрецы и наука, туземцы и артефакты, разум и география, и обман, и зло, и месть, и всевластные бабушки, и бунт, и правила этикета, и юбки, и принципы воспитания, и восемь тонн золота, а так же скептицизм, этнография, оружие, королевские советники и короли, домашние животные и младенцы — как обычно, хорошо.

Много размышлений и, как ни странно, положительное отношение к священникам и верующим. И отрицательное — к тому, кто вместо справедливых вопросов к мирозданию хочет всего лишь отобрать эту веру. Очень приятно вместо типовой мудрости всяких там, живущих в согласии с природой, было увидеть аборигенов нормальными людьми. Это не совсем то, что бывает, но все равно приятно.

Что бы там не случилось с ЦНС писателя, «Народом» он не посрамил своей репутации.

Полиграфия и перевод хорошие.

Рекомендую всем, кому нравятся простые истории о сложном, свиньи, здравый смысл и хэппи-энд. Он здесь настоящий, реальный, шикарный. В любви к Дафне и Мау пусть признаются другие.

Две цитаты.

«Может, я и отстал от века, но я считаю: то, что делается через компьютер, не называется «смотреть на звезды»»

«Я не собираюсь сосать молоко из трезвой свиньи, почтенный.»

Рекомендую ищущим классическую фантастику о первом Контакте, о научном поиске, ждущим серьезных и суровых историй. При условии, что они способны к несуетливому чтению.

Последнее — обязательно. Манера изложения далека от шустрой беличьей пробежки Кларка или Крайтона. Совершенно другая энергетика. Текст объединяет теоретическую физику и скорбные свидетельства чумных пандемий. Читать роман об исчезнувшей в Шварцвальде деревеньке, что следовать за плугом, переворачивающим тяжелые, сырые земляные пласты. Веселья и легкости мысли от пахаря лучше не ждать. Юмор? В основном, в греческих корнях современной терминологии.

Вниманию предложена НФ, кондовая, гуманитарная. Многослойная, полифоничная, крепкая и толковая, без сучка-задоринки от начала до конца.И очень старомодная, чуть ли не срубной конструкции. Перевод ли, стиль ли, но в голове вертелось одно:«Теперь так не пишут». Тем более, про Контакт.

Хотя здесь много того, что, статистически неминуемо, подобно подростковым прыщам маркирует западную историческую прозу. Детский посттравматический, гонения на евреев, роль пастора в общине, инквизиция, уравнители, убогая медицина... Есть. Но решены эти темы нетривиально, вовсе не по Хаггарду или Эллис Питерс. Кажется, Флинн воспроизводит другую традицию.

Понимание зыбкости посылок для суждения, ничтожности инструментария — Лем. Сапиенсы, очень мудрые и глупые, эгоизм и альтруизм которых не исправить никаким машинам для путешествий — Кир Булычев («Поселок» и «Голые люди» просто резонировали). Социалка, власть — Латынина. Беседы о космологии перед лицом гибели... Бакстер? Деревенские нравы, инквизиция и монахи Сапковского брутальнее.

Средневековая часть пересказана предшествующими отзывами вполне прилично. Отмечу только, что церковная составляющая нерелигиозна. Скорее, иллюстрация возможной реакции неглупого образованного верующего на говорящих кузнечиков, чем претензия на компетенцию в вопросах веры, вроде той, которым одарила нас Мери Расселл. В придачу, два типа мышления, рационального (пастор Дитрих) и экстатического (Йоахима), показаны и в разговоре, и в действии.

Современную часть легко упрекнуть в сухости. Наблюдать за тем, как трудолюбиво выращивается новое знание, иметь возможность оценить, насколько достоверно синтезируется прошлое из дошедших до Тома Шверина обрывков и обмолвок — действительно, удовольствие специфичное. Но стоит ли добавлять водичку с красителями и ароматизаторами в напиток несладкий и резкий по природе? Дело вкуса.

Том приличных размеров, но ощущения перегрузки не возникло. Лучше, конечно бы, знать, что история как наука не закончилась лекциями Соловьева, а физика — на Эйнштейне. Но помнящий школу, при минимальной любознательности, лбом не упрется. Разжевано, но довольно ненавязчиво.

Майкл Флинн пишет солидно. А торопиться не надо.

Говорить о последующем — вспоминать начальное. Конечно, знать, кто такой Десятый Бык и принимать атмосферу условного, игрового Китая Барри Хьюарта не лишне. Но расследование удивительной смерти монастырского библиотекаря из Долины Скорби с первым делом не увязано, а в тексте достаточно пояснений.

Повествование строже, не так растекается, можно сосредоточиться на мастере Ли Као. Который, вместе со своими ножами, Быком, умом и регалиями, успешно действует в прогнившем, позолоченном мире фальшивок и обмана. Сюжетных линий меньше, эмоционального и этического наполнения столько же.

Сказочные мотивы, раздражающе фольклорные мошенничества и фигуры ушли, почти совсем. Больше поэзии, истории, ассоциаций второго порядка. Литературного в описаниях. Заметно присутствие У Чэнь-эня, фантазии которого очаровывали самого Борхеса.

Синофилия, при этом, отсутствует. Даосская техника дыхания и мозг — железная, логичная сатира. Да и рассказ об отборных талантах, поэзии и прочих мифах китайской культуры достаточно зол.

Действие динамичное, напряженное. Автор побуждает читателя, как в классическом детективе, подключать свои мозги к расследованию. Только дудки, сюжетные повороты непредсказуемы. Местами, по выражению Желязны, атмосера становится разряженной, но проще ли мост из птиц грибов храма иллюзий?

Утренняя Печаль и Лунный Мальчик персонажи удачные, романтичные и романтические. Иллюстрируют знаменитое дальневосточное отношение к извращениям и проституции. Практически — безобидный фарс, как Бенни Хилл или «Маски шоу», но... читатель предупрежден.

Главное, остались драки, подземелья и безграничное коварство бессердечных. Сохранились выдумки изобретательные и речи непосредственные. Уцелели ухмылка начитанного и ощущение народной культуры. Взрослее, серьезнее, но можно вдохнуть тот же воздух приключения и услышать песни, которые старше «Ши Цзин».

За это благодарите переводчика, Александра Вироховского. Язык нормальный, Хьюарт узнаваем. Некоторые решения ( «ли в час» вместо миль, «Нео-Конфуцианцы» и «Санскрит» с большой буквы, множественное число «Королей Ямы») выглядят неестественно. Но справочный материал приложения и отделение своего от авторского несколько уравновешивает. Спасибо, ждем еще. Очень.

В общем, «История камня» достойна внимания. Поклонникам Хьюарта, ориентального, нестандартного, сочных подробностей, романтики, детективов, юмора и приключений — самое то.

Не ставить к «свежей крови» (Аберкромби, Ротфусс, Абрахам). Не того уровня литература.

Сюжет. Без эльфов, орков и седых волшебников, но опять древняя империя, опять вторжение с севера, снова разделенные по разным народам королевские дети... И как же затянуто. Оригинальное начнется примерно со страницы 324, а обстоятельства и характеры у Д.Дункана в «Додеке» и Уотт-Эванса в «Короне на троих» все равно лучше. Ближе Джулии Джонс, М. Лэки, «Наковальне льда» Роэна, Ластбадеру и т.п. и т.д.

Финал зато резкий, нешаблонный, хорошо мотивированный и логичный.

Дархем вообще пользуется специфичными приемами. Словно желает рисовать панораму, меняя точку обзора. Если висит ружье, то оно выстрелит, а причины выстрела разложат по полочкам. Потом, правда, автор выбросит за окошко и ружье, и полочки.

Мир. Без экологии, романтики, искусства и эротики. Этнография шаблоннейшая. Политика... пишешь, что империя построена на наркоте (подозреваю, западная репутация Дарема в этом) — покажи как, объясни, почему стыдятся и скрывают Квоту 20 поколений королей. Власть и стеснительность плохо сочетаются, даже в фэнтези.

Заметно, что в переноске тяжестей, горном деле, овцах и передвижении по снегу автор не разбирается. Под большим вопросом фехтование, хотя есть свежие идеи о Формах. Некоторое кол-во нестандартных легенд.

Персонажи. В наборе жрица, благородный принц, пират, роковая женщина, верный генерал, наглый торговец, губернатор-изменник и проч. Выписывание характеров. Взросление, муки совести, коварство, привязаности и жестоковыйность. Много, много букв...

Язык серый. В описаниях и экшене напоминает одноообразие «Библии Пта» Ван-Вогта, но без его энергии и прямоты. Перевод испытывает терпение и воображение.

Полиграфия скверная.

Скорее не хорошо, чем плохо. Рекомендую, если читать нечего.

Бюрократия для человечества — что потроха. Невозможно видеть без содрогания, невозможно не пользоваться.

Фантасты много работали с этой темой. Суэнвик и Дункан считали ее достижением цивилизации. Лаумер издевался. Лем теоретизировал о замкнутых системах. Д. Адамс издевался. Виндж объяснял механизм оптимизаций. Гаррисон издевался. Латынина отдала должное административному гению. Э.Ф. Рассел... отметился, пересказав флотский анекдот в рассказе «Аламагуса».

Но в его творчестве есть также «Будничная работа» и этот, очень серьезный, чистый, печальный рассказ. Взгляд в глаза сильного, талантливого человека, которого годы труда и героических усилий привели в маленькую комнатку с кучей бумаг. А без таких людей не летать машинам меж звезд.

Подобные коллизии обычны и закономерны. Но, если даже фантаст не может предложить в утешение ничего, кроме сознания выполненного долга и стакана рома... О небеса! О, небо, небо...

Просто, непредсказуемо и реалистично про ту жуть , что всегда рядом. Вещь неоднократно и заслужено фигурировала в антологиях детективного рассказа, переведена на русский в 1969 году. Интрига и разгадка словно вне времени — ни капли не устарели.

Фрейд не был 100% прав, да и Адам Смит не знал всего. Секс, деньги — не самое важное среди мотивов человеческих. Даже достоинству, воспетому Эдгаром По в новелле про амонтильядо, придется подвинуться, если речь... о технологии.