Виктор Астафьев «Печальный детектив»

Типично перестроечный роман. Спустили шлюзы, и полилось. Что остаётся в послевкусии — чернуха, бытовуха, унылость и беспросветность. А что такого не было? Да, конечно, было. В городке живёт тысячи людей, кто-то тянет семью, кто-то голубей разводит, кто-то Шекспира читает — но надо показать алкоголичку Урну. Вон сидит бывший опер и вспоминает жизнь — где беременную женщину зарезали, где младенца в камере хранения закрыли. А вот бывший зэк старух согнал в сарай и Хатынь грозится устроить.

Да и в личной жизни сплошные стервы.

Как раз то, что нужно толстым литературным журналам второй половины восьмидесятых. Ах, как это всё читали. Запоем. Журналы рекордные тиражи били. А сейчас даже не знаешь, живут «Октябри» и «Роман-газеты» или преставились в конвульсиях. И выйди теперь «Печальный детектив», даже несмотря на наивный кликбейтный заголовок, его читать особо не будут. Осточертела бытовая чернуха.

И культовым произведение не стало. Не «Собачье сердце». Даже не «Дети Арбата». Если разобраться, обычный производственный роман, с поправкой на конъюнктурное время.

При всей моей огромной, граничащей с поклонением любви к Астафьеву, эта повесть понравилась мне мало. Что-то тут было такое искусственное, наигранное. Погруженное в грязь жизни, в отчаянную пошлость, загаженную криминалом и слякотью – и в том нарочитое, с отчетливым ощущением пластмассы. Даже не узнаю тут Астафьева. Да ещё повествование вдруг растягивалось в разные стороны, сквозь череду сторонних персонажей и случаев – с житья-бытья, семейных проблем, творческих мыслей, философствования и рефлексии – куда-то, кажется, совсем в никуда. Без какого-то центрального, основного, нерва.

Кажется, я понимаю, к чему это всё писалось. Писалось как роман-предупреждение, выволакивающий на свет ту самую неудобную правду о русской душе (без иронии – великая русская тема) и болевом гниении дня сегодняшнего (во время написания – в перестройку). Но тут же этому – какая-то неуместная и даже злобная, уничижающая ирония автора. Ирония, низвергающая вещи до уровня штампа – теми же говорящими фамилиями и названиями (Маша Силакова, Тугожилино, Хайловск, Октябрина Перфильевна Сыроквасова, местное литературно-критическое святило – и вовсе что-то булгаковское), уничижительными эпитетами и штампованными и едкими описаниями. Не болезное за родную сторону, а откровенно пренебрежительное сквозит во всем этом – или, по крайней мере, ощущается так. И здесь я опять не узнаю Астафьева. Так и крошатся от этого все темы, вместо боли вызывая всё то же ощущение пренебрежения.

Вот, например, привычно выскакивает противостояние города и деревни. Но всё, что связано с городом, тут откровенно облито пренебрежением – и опять граничащим со злым штампом (в какой-то момент автор вспоминает даже гоголевских Бобчинского и Добчинского и даже напрямую цитирует гоголевский текст – зачем? – и это я уж молчу про «Волгу» с сиденьем из шкуры ламы). А всё, что связано с деревней – серо, унавожено, умирает то ли от старости, то ли от криминальной гнили. И всё, всё вызывает отторжение. Даже на уровне образов упираясь в навоз и раздавленную крысу. И нет во всем этом ничего хоть чуточку светлого, обнадеживающего. Не ради надежды, а хотя бы ради того, чтобы именно этот духовный упадок, вот это «порвалась связь времен» выделить живее – контрастом, а не пошлым нагнетанием.

А главный герой – какой он герой в этой самой наведенной автором едкой жиже?

И вот он на пространстве всей повести – на фоне бессмысленного зла, грязи, духовного и физического упадка. И чем тут поможет его умение шутить (а скорее, его сарказм), его литературные потуги (попытка разобраться в себе и мире – и откровенно самому себе признаваясь – графомания), его чтение Канта в оригинале, его философские размышления – о мире, добре и зле, о русской душе? Ведь это, как ни крути, всё внутреннее, для себя, не больше. Зато сколько сарказма в сторону не правильного и неправильных! И умный-то умный, а сарказм-то примитивный, ерничанье, да и только. Будто не так уж и далеко он ушел от Сыроквасовой… И герой в итоге не совсем приятен.

Нет проблеска надежды с таким героем. Да и светлых пятен тут мало. Одно только – содержательница сельской «школы жизни», тетя Граня. Но и та где-то далеко на задах. Но и её автор будто бы затеняет, дробя похожих на неё, но с чуть большей гнильцой (в прошлом, исключительно в прошлом) тетю Лину (гулящая и с тюремным сроком) и Тутышиху (гулящую и с тюремным сроком). И опять же, очень странное это дробление… Зачем оно? Не узнаю я и тут Астафьева.

Но временами всё-таки узнаю. Где-то в середине, когда история прорезалась вдруг в плане личной драмы героя. В плане его отношения с женой, тестем, тещей, дочкой. Когда вдруг стало по своему просто, просто даже в природе. И вот тут ощутился мой, любимы, знакомый Астафьев. Когда уродство мира и времени отвалилось на задний план, стало не темой, а фоном – и тут же стало более живым, естественным – действенным. Вот ту для меня был полновесный Астафьев (вот поэтому и не могу всё-таки поставить повести совсем уж низкую оценку). Но жаль – был недолго; вновь утек в философию, в грязный натурализм, в протокольные перечисления бессмысленных смертей и прочее. То самое, когда понимаешь, что жизнь на самом деле бывает и жестче и страшнее, но слишком уж нарочито тебе пихают это в лицо. Да ещё припошливая сарказмом и философствованием всезнайки. И только к концу, в самом финале это вернулось –

заварив глобальную социальную и философскую кашу на вечные, важные и не всегда удобные темы, приплетая Канта, Достоевского и целый сонм классиков, всё-таки признав будто бы, что главное тут, конечно же, личная жизнь главного героя, а остальное пусть болит и гниет дальше. И это, кстати, для меня очередное доказательство того, что у автора была тема, но он так и не мог разобраться с её выражением и реализацией – будто очень и очень спешил (спешил занять острую тему?). В чем тоже я Астафьева не узнаю.

Как мой личный итог. Я могу представить, что эта повесть вызывала в своё время большую шумиху, споры вызывало, шокировало. Могу представить, что и сейчас может шокировать. Но у меня появлялось временами только отторжение – и отторжение не от событий в тексте, а от удручающей выставленной напоказ беспросветности, смешенной с неуместным и примитивным даже сарказмом. Вот это – главная отталкивающая меня черта истории. Всё остальное было бы можно терпеть. Но остального этого – не так уж и много-то остается.

Совершенно не детектив, но действительно печальный, причём даже не печальный, а тоскливый, настолько, что первое издание книги волей-неволей пришлось выпускать в серой обложке, чтобы соответствовать настроению романа, так сказать. А может быть это характеристика главного героя? Милиционер = детектив. Ну тогда да, он, конечно же весьма печален и задумчив.

Милиционер, по инвалидности вышедший на пенсию во вполне ещё бодром возрасте слегка за сорок, ищет в своей жизни новые смыслы и размышляет о мироустройстве и обществе. Жена от него ушла, писательская деятельность, которой он хочет себя посвятить, продвигается с изрядной пробуксовкой, окружающий мир сер и бездуховен — всякая сволочь живёт лучше, чем люди заслуженные. Действие происходит в провинциальном промышленном городке, который и сам-то не что иное, как палитра оттенков этого самого серого.

Творчество Астафьева в принципе не назовёшь особо жизнерадостным, однако тут он несколько перестарался. В той же «Царь-рыбе» тоже люди сложной судьбы и всё с этим связанное, однако в общем — хоть какой-то позитив, хоть какие-то яркие краски. Тут же тлен, тоска и безнадёга, ей богу. Вообще, некое общее ощущение серости и туманности позднесоветской действительности (ну а что, вроде всё и хорошо, а мечтать разучились, декларируемые цели эфемерны, руководство — глубоко пожилые люди, которые исходят с позиции «как бы чего не случилось», застой, одним словом) в этой книге доведено до абсолюта. Я в подобных городках не жил, так что не мне судить, правда или нет, но написано так, что веришь. Ну и — привет, депрессия, да.

Довольно бессюжетный роман о позднесоветской провинции, об отсутствии целей в жизни, о безысходности. Да, какие-то лучики света пробиваются, но в общем грустновато.

Поразительно депрессивная книга. Не столько пессимистическая, сколько депрессивная. И это не взгляд героя, а взгляд автора. Герой как раз получился очень сильной личностью. Несмотря на все неудачи в жизни, несмотря на характер работы, не сломался и не озлобился. Должен бы обозлиться на весь окружающий мир, а он старается его понять, простить и даже найти долю своей вины в происходящем. Далеко не каждый на это способен.

А вот автор озлобился. Ненавидит всё и всех. Сбивается на карикатуру. В ранних книгах он был другим. И главную причину деградации Астафьев видит в современном для него городе, городе восьмидесятых. Здесь нет просвета. И деревню тоже город загубил. Вообще-то, в конкретных наблюдениях автора много правды, а картина в целом как-то не стыкуются с реальностью.

Судя по всему, автор пытался изобразить Вологду. У меня от Вологды остались очень позитивные воспоминания. Ну, каждый видит то, что хочет.

русская классическая литература вызывает массу совершенно неверояных мыслей и ассоциаций, которые напрямую касаются нашей сегодняшней жизни. в связи с чем не всегда просто комментировать произведения, которые вобщем-то формируют мироощущение. этим, по-моему, и обусловлено малое количество комментариев конкретно к этому произведению. книга засела глубоко внутри меня в мои 13-15 лет. книга тогда казалась жестокой, наложила не самый приятный осадок. не считаю ее замечательной, но бесспорно — злободневной. наверное , стоит перечитать ее после нынешних 5 лет собственной работы в следствии. многие моменты книги не показались бы ужасными. но вот, к сожалению, собственной книги у меня нет, в библиотек ради нее не пойду. может быть кто-нибудь подарит мне эту книгу? :glasses::smile:

Кто виноват? и Что делать?

Написанная в самом конце советского периода существования — т. е. в те самые времена, которые принято именовать застоем и которые сменились резким и решительным поворотом к трезвости всего населения, а также плюрализму мнений, демократизации и гласности, ну и ко всему прочему, что поставило точку вообще в существовании СССР — книга наполнена мучительными раздумьями и размышлениями автора и его героя отставного милиционера, инспектора угро Сошнина о самой сути жизни, об осмысленности её и о причудах судьбы, о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, о браке и любви, но более всего о том пагубном пороке, который именуется пьянством. И о той загадочной и труднообъяснимой русской душе, велениями которой русские люди всегда истово жалели убивцев и насильников, арестантов всех мастей и прочих сидельцев и «страдальцев». И поскольку сам Сошнин находился в самой гуще народной жизни и в силу служебного долга и положения имел дело как раз с этими самыми маргиналами, а заодно и с проявлениями этой зачастую неадекватной русской жалости, то в течение всей книги он вспоминает разные эпизоды, связанные с этими моментами.

В результате мы имеем дело не только с ярко прописанными эпизодами криминально-детективного содержания, но ещё и глубокое социально-психологическое и немного философское рассуждение — так сказать, смешение художественной остросюжетной литературы и публицистики на острые злободневные темы. Поскольку литературного мастерства Виктору Астафьеву не занимать (сам кому угодно мастер-классы даст), то книга читается (в моём случае — слушается) очень легко и с интересом, с эмоциональной реакцией на содержание, с ощущением сопричастности и к судьбам отдельных персонажей повести, и к нашей всеобщей единой русской судьбе.

И к великому сожалению всё то, о чём горестно размышлял и писал Виктор Астафьев, никуда не делось, не истрепалось и не ушло в забвение за прошедшую треть столетия — пьём и безобразим, куражимся и насильничаем, пинаем слабого, да ещё и в соцсети свои «геройства» теперь горделиво выкладываем...