Виктор Пелевин «A Sinistra | А Синистра | Левый Путь»

Наш стареющий бодхисатва навеки зажат в диалектическом противоречии.

С одной стороны — личностный подход. Тонкая религиозная проповедь требует сконструировать образец индивида, а потом показать в этом переплетении культурных шкивов и телесных шестеренок то мимолетное состояние равновесия, которое дарует покой и нежную светлую грусть.

С другой стороны — серийность рулит, читатель желает привычного, редакция давит сроками, потому раз в год требуется выдать на гора текст, в котором надо упомянуть как можно больше предыдущих романов (в этот раз «Круть» объединилась со «Священной книгой оборотня» через образ велосипеда), выдать дюжину русско-английских каламбуров (и пару украинских) и сконструировать несколько политически заряженных образов, которые, однако, не подпадут под требования цензуры (вроде беглого банкира «Денькова», который обретается в Лондоне).

В результате, как жаловался герой «Generation «П»» — нам надо перед каждым клиентом душу раскрыть, да такого ни одна проститутка не сделает!

Но разница между девушкой с пониженной социальной ответственностью и бодхисатвой в произведениях Пелевина давно стерлась («S.N.U.F.F.» и отчасти «KGBT+«), этим уже не удивить опытного читателя.

Минули времена ярких коротких рассказов, а эротика стала слишком откровенно работать составной частью буддистской морали.

Автор — вольно цитируя Шпенглера — стал из композиторов XVIII-го века, с легкостью выдававших десятки мелодий, своеобразным Вагнером XIX-го столетия — тяжеловесным и величавым, на самой грани напыщенности, которому приходиться страдать над каждой нотой.

В этот раз пафосная мораль сопровождает смерть Маркуса Зоргенфрея.

Баночный оперативник допрыгался: внедрение в образ чернокнижника времен Возрождения потянуло его вниз, экстренно вбиваемая начальством мораль (велосипедная!) тянула в нирвану, и между этих двух рогов произошел разрыв реальности (что живо напоминает «Ананасную воду для прекрасной дамы»). Финал — это отсвет фальшивого детства, которое только и было настоящим во всех руинах личности Зоргенфрея.

Чем же это, кроме декораций, отличается «Священной книги оборотня»?

В «A Sinistrе» нет значимых молодых персонажей. Все это опытные, пожившие люди, которые заняты, в основном, попытками взаимного обмана и сложными магическими дуэлями. Пороки их раскрыты без вдохновения. А значит — тут почти нет ярких искренних чувств. Выводы не переживают, а проговаривают. Потому мораль бес-чувственна, без-жизненна, это просто рассуждения в пустоту, среди которой должны сгуститься сонмы читательских ушей. Рома-Рама из вампирской серии, Салават из KGBT+ — были необходимы как воздух. Но не пришли.

И второе. Я не знаю где живет Пелевин, но в последних романах его литература все больше становится сетературой: приколы и шуточки, политические остроты и шаржи — берутся из сети, просто присыпаются философией и английским языком. Будь это в нулевых — автор все писал бы и писал про 80-е. «Чапаев и пустота», «Затворник и Шестипалый» стали бы его самым большим успехом, и он никогда бы не создал «Бубен верхнего мира». А сейчас из его текстов будто пробивается свет как раз нулевых годов, присыпанный актуальными сетевыми мемами и новейшими технологическими примочками. Требуется очередное подтягивание к современности и одновременное припадание к истокам, которым в 99-м стал «Generation «П»» — тогда автор понял, что на анекдотах про Василия Ивановича он больше лавров не соберет и взялся за актуальное ему общество.

При том «A Sinistra» нельзя назвать плохим романом в смысле композиции или проработки персонажа.

Собран очередной мистический кубик Рубика, «левый путь»: интенсивные духовные практики, которыми адепт занимается для получения чисто материальных/чувственных выгод (И Хули была бы тут чемпионкой...). В результате получаются «поля будд» навыворот: вместо мира, в котором живые существа очень быстро могут уйти в нирвану, тут порочные сущности творят для себя новые миры, в которых будут медленно умирать.

Сконструирована интрига: большая часть знакомых протагониста окажется лишь масками и марионетками в декорациях итальянского Возрождения. И декорации весьма умеренного качества, пропитанные анахронизмами, потому что нейронка, гипнотизирующая Зоргенфрея, постоянно сует туда более современные фрагменты. О чем Зоргенфрей и его начальник Ломас пару раз беседуют. Мир усложняется, а потом сжимается и упрощается.

Есть яркие образы предметов.

Есть псевдо-религия с двумя «священными текстами». Снова буддистские мотивы, замаскированные двумя разными культурными контекстами и отсылками к предыдущим текстам.

Но ничего похожего на социальный роман — каким был «S.N.U.F.F.» — тут нет. Значимого фантастического допущения Пелевин тоже не обыгрывает. А общение лондонского эмигранта с нейронкой слишком уж буквально повторяет сетевые анекдоты, потому не кажется отблеском будущего.

Тут просто культурно-религиозный уроборос, который заглатывает сам себя вплоть до сжатия в точку сингулярной нирваны. Как бывало неоднократно.

И в комментах самых разных чатов обычно пишут: «Я не читаю Пелевина с такого-то года, с такого-то произведения».

Зачем же его читает автор этой рецензии?

Потому что иногда в текстах пробивается искра Литературы, и личный мир, личный космос критика несколько расширяется. Такие тексты неизменно рекомендую. «A Sinistra» можно пропустить без жалости к остроумным мемам или надежды на тайное знание.

Очередная модель Т на фордовском конвейере завода имени Гаутамы.

Итого: плутовской роман с религиозной моралью, который могла бы написать нейронная сеть, выученная на текстах Пелевина.

Есть две новости: хорошая и плохая.

Хорошая в том, что с баночной вселенной Пелевина, похоже, покончено. По крайней мере финал «A Sinistra» убеждает в освобождении из этого извилистого кошмара.

Плохая же в том, что перед побегом читателю придётся одолеть пятую книгу из цикла «TRANSHUMANISM INC.», в которой к тому же опять присутствуют духоподъёмные вставки о петухах на зоне.

Роман сразу начинается с лекции, причём герой вот уже третьей пары — оперативник Маркус Зоргенфрей — по привычке изображает идиота, который внимает байкам учителя в выражениях типа: «А что это?», «То есть?», «А это возможно?», «Почему?». Те же вопросы хочется задать и самому Пелевину, но он довольно быстро уводит свой новый роман от катехизиса к чернокнижным приключениям в Вероне XVI века.

Они остросюжетны, с детективной и ролевой составляющими, скупо, но достаточно прорисованными декорациями и, самое главное, с крепнущей от страницы к странице надеждой, что вот сейчас перед нами окажется если и не прежний классик, то хотя бы Пелевин поздних своих романов, какого-нибудь «iPhuck 10». Но когда алхимический триллер готовится трансмутировать в золото, Пелевин зачем-то превращает всё в свинец. Колдун Марко из вполне самостийной Вероны то и дело выдёргивается в мир «TRANSHUMANISM INC.», где, будучи оперативником Маркусом, опять вынужден вести придурковатые беседы с начальством. Эти вставки неоправданны, без них текст смотрелся бы только лучше. Кроме того, из Вероны чернокнижник попадает в отголоски прошлого романа, «Круть», сразу на педали ветроколонии, где знакомится с самодельным эзотерическим учением.

Это центральное и самое уязвимое место романа.

Пелевин вновь рассказывает о невовлечении духа в мирскую суету: «Постигни, что дух крутит кручину так же, как ноги крутят педали». Непонятно как с этим согласуется тот факт, что сам Пелевин каждый год раскручивает макулатурный барабан «ЭКСМО», но на сей раз классик утверждает необходимые истины на уголовно-актуальном жаргоне:

«Посему не бери мирского в голову и избегай умственного гноя. А если какая шлында потребует определиться, с кем ты — с гопниками или с жопниками, отвечай ей со смирением так: я — со скелетами во гробах, и ты, бедная, тоже, просто тебя глючит по дури, вот ты до сих пор и кривляешься».

Подобная лексика крайне архаична: объяснение высокого сниженным давно не является чем-то шокирующим. В 2025 году блатной дзен выглядит слишком снисходительно по отношению к читателю, который, в отличие от духовной баланды девяностых, уже поднаторел в чём-то кроме лагерной эзотерики. Не будучи всеобщим, уголовное способно позиционировать лишь самого автора, оставшегося на духовной киче. Такое ощущение, что Пелевин придумал всю свою крутильную философию от мема, где сидевший мужчина предлагает «крепким спортивным парням с Рыбинска» побыть «крутилой» в одной нехорошей игре.

Но есть и новация.

Спасение возможно лишь посредством любви: условный «христианский» мотив в романе выглядит сильнее «буддистского». Даже эзотерический текст «Откровенный рассказ крутильщика своему духовному брату» явно вдохновлён русским исихастским трактатом «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Оба текста стремятся к переходу от рассеянного, страдающего состояния ума к пребыванию в реальности Бога. Новый извод пелевенской мысли похож на четыре благородные истины в христианской редакции. Основополагающая разница в том, что побег из страдания предполагается не в ничто, а в Бога:

«Как увидишь Бога вокруг, так и спасешься. Растворить в божьем свете то, что хотел спасти — есть ли спасение крепче?»

Пелевин ставит два вопроса: можно ли дойти до Бога греховным левым путём и может ли Бог простить идущего к нему по столь грязной тропе? Ответ не удаётся в силу литературных причин: алхимик Марко творит немало постыдных вещей, но ни в одном своём преступлении не выглядит закоренелым злодеем. Убийства у него косвенные, отнимающие жизнь лишь у сомнительных персонажей. Даже погубленный им священник — сластолюбец, а ученики и так были готовы продать душу дьяволу. В Марко не получается увидеть совсем уж пропащего человека, ему сочувствуешь, а если герою может посочувствовать читатель, то уж точно может посочувствовать Бог. Вопрос о спасении нужно ставить на примере поступков Мальдорора, тогда как Марко застыл задолго перед краем. Когда бездна лишь маячит где-то там впереди — вопрос о спасении из неё выглядит преждевременным.

Почему так вышло?

Потому что Пелевин всегда был добрым писателем. Как бы он ни старался отпугнуть от себя, он сочувствует даже тем, кого пытается провести путём зла.

При этом повестки в романе довольно мало. Пелевин высмеивает её гомеопатически, без азарта, находясь под влиянием какого-то старческого интернета, где обсуждают закрытие USAID, пакистанцев в Лондоне, древний Рим — туристический набор правого пенсионера. Отсылок тоже немного: в основном на «Священную книгу оборотня», Макиавелли, однажды даже на Георгия Иванова. Осевой метафорой служит «карбоновый шлягер “Stairway to Heaven”». Довольно смешно было про злой кавказский «дух MERAB», которого должна приманить «разлагающаяся коровья туша». И несколько неплохих наблюдений во главе вот какого схождения:

«Сойти с небес на землю — это все равно, что сойти с земли в ад».

Иронично, но роман, что называется, не докручивает. Персонажи в нём всё время оказываются не тем, кем кажутся, а повествование уходит на новый подуровень (всего их четыре). Текст старается размыть действительность, дабы указать на её изъяны. К сожалению, этого недостаточно. Мир должен был закрутиться до такой степени, чтобы выход из него казался немыслимым — лишь тогда бы он стал откровением. Требовалось спутать всё бытие, как заигравшийся с клубком кот, а затем прислонить к роману лестницу, ведущую в небо. Но текст не доходит до настоящей, именно что постмодернистской сложности, ограничиваясь вполне внятной и последовательной структурой. А ведь Верона как нельзя кстати подходила для комедии дель арте, где маски могли бы скрыть какой угодно посыл. Ну, или его отсутствие.

«A Sinistra» задумывался как роман о возможности искупления, причём искупления перед самой чертой. Но это больше применимо к Пелевину, нежели к его герою: бессильное пятикнижие «TRANSHUMANISM INC.» привело писателя к такой творческой яме, что классик едва не соскользнул с края.

То, что Пелевин самостоятельно отступил от него, даёт надежду, что в следующий раз читатель откроет совсем другой роман.

Пелевин-2025

Всех поразил неписун отзывов на нового Пелевина.

Читая «Левый путь», понимаешь прелесть сериалов. Как будто домой вернулся, где всё просто и знакомо.

То, что чтение предыдущих томов необязательно — конечно, наглая ложь.

Афористичность понижена даже по сравнению с последними вещами.

Композиционно роман повторяет прошлые два романа про оперативника Маркуса. В симуляциях происходит нечто, угрожающее всему миру. Маркус должен разобраться.

За счет сеттинга Венеции времен Ренессанса, книга напоминает ещё и «Смотрителя».

Есть отсылка к лисе а хули.

Читается с интересом. Сюжета больше, сатиры меньше.

Понравившиеся цитаты:

«Я терпеть не могу итальянскую кухню.

Паста, лазанья, пицца – все эти изыски изобрели, когда в осажденных городах месяцами было нечего есть, кроме муки, окаменелого сыра, старого масла да крыс. Средние века в Италии – это сплошные городские осады.»

«Когда я спросил его, зачем ему столько золота, он засмеялся.

– Золото нужно для подкупа.

– И войн? – предположил я.

– Война тоже подкуп.

– Кого именно?

– Тех, кому придется идти в бой за твое дело.»

«Фиктивные русские эмигранты шестой волны. Впрочем, хоть они и фиктивные, все основано на реальных прослушках.»

»...совесть, как говорил мой учитель-сарацин, и есть детский страх разонравиться Богу...»

«Чтобы создать великую и прекрасную культуру, преодолевающую века и эпохи, для начала надо сделать половину людей рабами. А еще лучше всех. Еще одна государственная мысль.»

7(ХОРОШО)

ПРИСУТСТВУЮТ СПОЙЛЕРЫ.

A Sinistra 5-ый роман из цикла Трансгуманизма Инк и 3-ий о приключениях в разных симуляциях лучшего агента корпорации Маркуса Зоргефрея. Разумеется Маркус действует под чутким контролем адмирала-епископа Ломаса. В этот раз он намного больше епископ, чем адмирал, ведь Маркус очень легко может загубить свою душу, ступив на левый путь. Помолимся же с адмиралом-епископом за её спасение.

А что же это за левый путь такой, который вынесен в само заглавие книги? А это, когда разные искатели правд, чернокнижники, колдуны и чёрные маги, вызыватели духов и прочие не самые приятные и небескорыстные личности ищут не истину и свет, а собирают по пути к ней лишь бонусы и ништяки. Сама истина их не очень-то интересует, а вот женщины, золото, бессмертие, могущество и способности перекраивать вселенную желанны да ещё как.

В подземном хранилище банок начали испарятся мозги. Хлоп и нету мозга в банке. И никаких следов ни взлома, ни открытия этой самой банки. Ничегошеньки. А мозга то нету. Пустой питательный растворчик за стеклом да проводки. Но есть одна зацепка. Все пропавшие баночники принимали участие в симуляции A Sinistra. Это по-итальянски и есть тот самый левый путь. Маркус, под чутким контролем Ломаса, обманывает хитрые корпоративные нейронные сети и алгоритмы защиты и, подписав контракт кровью, сам ступает на левый путь в симуляции Италии XVI века. Там он оказывается коварным чернокнижником, который может из никчёмной материи сотворять настоящее золото. Правда грешное это дело. Сопутствующие жертвы присутствуют. И душа от колдовства покрывается нагаром и коррозией. А там и до ада с его вечным горением и муками рукой подать.

A Sinistra вышла очень динамичной. Пелевинской философии, заморочек и пищи(жвачки?) для мозгов тут хватает, но интриг и борьбы итальянских чернокнижников за могущественный гримуар тут поболее будет. А волшебная книга эта сама коварна, хитра и ехидна. Она хоть и выполнит самое сокровенное желание победившего, но поиздеваться и посмеяться над участниками мероприятия ой как любит.

Противостояния чернокнижников вышли бодрыми. Тут и смены обликов, и контроль над временем и расстоянием, и неожиданные твисты, и нежданные гомосоития, которых избегает редкая книга Виктора Олеговича. Славно зарубились чернокнижники. Но, как говорится «в живых останется только один». И пожелает самое ценное! Всё золото мира? Клеопатру и других атласных женщин? Бессмертие? Мировое могущество? Способность переворачивать с ног на голову бытие и мироздание? Ох, нет! Устанет от мытарств и подлостей душа победившего чернокнижника. Пожелает он очень простой и банальной вещи! Той, что окружает каждого из нас, как воздух, как свет. Пожелает он ту истину, что дарована каждому человеку с самого начала, но которую так легко потерять в мельтешении, ряби бытия и заботах мирских. Ту истину и свет, который тускнет в душе, чем старше человек становится… Так устанет от подлостей, убийств, совращений и других коварств наш герой, что пожелает самого простого и даже наивного, но столь искреннего и так нам всем необходимого.

Роман у Пелевина получился по-настоящему христианским. Не помню даже было ли у него такое раньше? Буддизм тут конечно тоже имеется и даже гармонично вплетается в мир, но вот его коронным буддистским НИЧЕГО НЕТ, ВСЁ ЛИШЬ ИЛЛЮЗИЯ Пелевин не сильно козыряет. Что-то всё таки, кажется, имеется… всю жизнь потратишь на поиски.. и в конце может и обретёшь… Хотя казалось, что и в первой книге о Маркусе он добрался до истины, а потом ХЛОП и вывалился, как ни в чём не бывало из симуляции и сразу присосался к коньяку и сигаре.

Если говорить о качестве самого текста, то он кажется немного сыроватым. Есть в нём откровенные ляпы.

Финал тоже довольно размыт.

Хоть роман динамичный и в нём присутствует обилие интриг, любовных сцен и сражений, любимая философия всё же никуда от нас не делась. В книге познаёт Маркус одну из разработанных ИИ религий. Так называемый Вольнобег. И именно он наталкивает его на желание очистить душу от налипшей гадости и мерзости. Отскоблить её. Отмыть.

Вольнобег этот описан в самых лучших традиция ПВО. Со всем мастерством и во всей красе. Читаю описания его и торопею ровно так же, как и в Чапаеве и Пустоте во время разговора о Боге братков под мухоморами. Талант не пропьёшь.

В части про вольнобег есть лишь одна проблемка. Что бы полностью понять его, нужно читать предыдущую часть про то самое национальное крутилово. И если отсылка к А Хули, присутствующая в романе, не требует прочтения Священной книги оборотня, то вот Круть читать, если не обязательно, то желательно. Снова дурят честной люд маркетологи и рекламщики, уверяя, что роман самостоятелен.

В A Sinistra хватает юмора. Даже про СБУ Олег Николаевич позволил себе прошутиться. Было это в предыдущих частях Трансгуманизма разве?

В повествование добавлена и пряная щепотка мизогинии. Тут автор и над женщинами немного глумится (любя он это, хоть и жёстко) и над самим собой. А ещё в книге вообще нету феминизма. Мольбы услышаны!

На мой взгляд A Sinistra сильнее предыдущей Крути. Глубже она и намного добрее с почти светлым финалом, дарующим нам грешникам надежду. Но почему-то желания поставить роману 9-ть не возникает. Скорее предыдущей Крути стоило бы понизить оценку до семёрки.

8-мь.

Отличный роман о вечном и великом и о том, чего всем нам не хватает.

Проблема книг Пелевина проста. Просветлятся человек не может часто, и тем более каждый год. Поэтому когда-то, узрев свет после Чапаева или лисицы А Хули, сложно снова испытать тоже самое. Но это не умоляет факта, что Виктор Олегович пишет всё так же мастерски и сильно!

P.S. Самую малость о вечных набросах о том, что эти текста пишут нейронки или литературные рабы. Смешно, ей богу. Когда нейросети научатся творить так же, то они и Толстого подделают и Достоевского. А пока очевидно, что это пишет живой человек, к тому же тот самый и единственный.

Про литературных рабов. Назовите мне таких, кто так напишет? Ну хорошо. Можно взять и вообразить некий союз либеральных писателей. Имеются там люди не глупые и талантливые. Но они напыщенны, как индюки. Напрочь лишены самоиронии. Смерти Прилепину пожелать они могут, а вот весло в задницу Ходору засунуть, или поставить на место госпожу Юзефович, рука у этой братии не поднимется.

Противоположенный лагерь, тот который патриотичен или хотя бы не кричит из-за каждого угла о мировом зле России, он намного малочисленнее и таких талантливых людей, что бы каждый год выдавать такие хорошие книги там попросту не наберётся. Хотя в A Sinistre имеется отрывок, где Пелевин часто употребляет слово юдоль и рассуждает о христианской Троице. Вспоминаем свежий роман Михаила Елизарова. Но то, думается, совпадение и случайность….

P.S.S. Как же сложно какое-то время после Пелевина читать другие, словно замедленные книги.

Первая прочитанная мной книга из этого цикла. Буду ли я читать дальше? О, да! Буду ли я ждать какого-то откровения? О, конечно же нет!

Я не знаю, какой вообще смысл сейчас ругать или хвалить Пелевина. Ведь свои похвалы и хулы он получил за эту книгу уже много лет назад, и с тех пор пишет примерно одно и то же. И это, считаю, совершенно прекрасно. Вселенные рушатся и встают, замки рассыпаются в пыль, сверхновые сгорают, а Пелевин, спасибо ему, остается тем же самым. Ты всегда можешь открыть его новую или хорошо забытую старую книгу и погрузиться в обаятельный мир иносказаний, сарказма и слегка овеществленного сюжета. В том смысле, что при написании скорее всего пострадали вещества. Вернее, были употреблены. По назначению, может быть, даже врача.

В общем.

Бравый агент Маркус отправляется на очередное, как я понял, задание. Нужно выяснить, куда пропадают мозги из банок. Путь его ведет в симуляцию, и читатель, устремившийся следом, окажется в нейросетевой Вероне, где действуют свои Ромео, Джульетта и даже принц Эскал. Алхимия и чернокнижие откроют читателю свои секреты, детективная интрига вильнет твистами, картина мира пошатнется раз или два. Впрочем, как обычно при чтении книг Пелевина. Читать это было интересно, приятно и даже немного познавательно. Напоминает в целом хороший такой онанизм. Одобряю.

Итак! Шумеры — были, греко-римская античность — была, Ренессанс — посетили, до крайней остановки философского парохода – «Эпоха Просвещения», недолго — рукой подать. Это там, где «деизм и пантеизм – шаг к отставке Бога, и возможно, темный расчет на это руководил рвавшимися к свободе просвещенческими мыслителями. Так или иначе европейское человечество начинает со второй половины XVIII века колоссальный исторический эксперимент. Оно посвящает свои силы и устремления только себе, заполняя собой все области бытия, которые раньше с отрешенностью оставлялись божеству. Осязаемым результатом было и планетарное распространение европейского духа, и прорыв в космос. Исход эксперимента уже теперь, похоже, определился. «Поезд должен был отправиться во Вселенную, но он идет в Ничто». (Бибихин В.)

По-моему читательскому мнению, перед автором остаётся не слишком большой выбор тем продолжения цикла — космические путешествия или антиутопия. Хотя, что же может быть антиутопичнее мозгов в банках... идея о будущей жизни мозга без тела не Пелевина первого посетила, еще в прошлом (!) 20 веке Иван Ефремов упоминал о такой возможности существования (назвав их чудовищами) в одном из романов.

Эта новая книга Пелевина для меня очередной интересный ребус, когда по одному-двум словам, фразе или упоминаниям имён возможно поднять целый самообразовательный пласт. В общем, я и не уверена, что автор так серьезно относится к своему читателю, однако, хочется обольщаться.

В «А Sinistra» много эффектных цитат, но я остановлюсь на двух реперных для меня точках: упоминание Поршнева и время действия романа в Вероне, эпоха Ренессанса. На мой взгляд, шекспировский сюжет оказался только узнаваемой рекламной оберткой, в которую завернуто что-то экзотическое и мм-м, опасное. Упоминание в аффидевите Поршнева достойно того, чтобы узнать, кто он, и что Борис Поршнев в 20 веке надумал о начале человеческой истории. Поршнев писал: «Мы примем как методологическую посылку представление, что развитие культуры не продолжает, а отрицает и всячески преобразует то, что люди оставили за порогом истории.» Как из жалкого примата, всеядного и трупоеда по биологическому профилю, дорос предок человека до Человека, без божественного участия. Поршнев абсолютный материалист.

А Ренессанс, как воспоминание об уходящем настоящем человеке в какую-то другую историю.

Вся галиматья квеста просто скорлупка орешка знаний)))

Пожалуй, самая слабая книга из цикла «Трансгуманизм» (или сам баночный цикл уже поднадоел).

В описании указано, что знакомство с предыдущими книгами цикла не обязательно — неправда. Там очень много отсылок, как к предыдущей книге Круть, так и к баночному миру в целом, без знакомства с которыми многое останется непонятным.

Сюжет относительно линейный — спецагент Маркус расследует новое загадочное дело, как в Элевсине. По пути (левому пути) сталкивается с перевоплощениями, просветлениями, откровениями, которых итак уже было пруд пруди. Не удивлюсь, если Виктор Олегович использует нейросети, натренированные на своих предыдущих произведениях — и не отличишь же. Всё равно его люблю.

Профессионально увлекательное чтение, хотя от фирменных философских размышлизмов автор свой труд все же не избавил. Тем не менее, есть шанс, что от одной досадной фигуры своего триптиха автор все же избавился. Идейно же это в принципе неплохой квест с хитрыми заданиями колдуна — чернокнижника в средневековом итальянском (по симуляции нейросети) городе Вероне. Забавно, в чем то пошловато, есть элементы использования в сюжете устного народного творчества в виде сказок, а также идея о суете всего сущего и важности морального преображения и любви к ближним и дальним как смысле жизни. Да, отработанные ранее автором идеи «крутилова» вовсю используются в этом романе, без педалирования этого процесса не обошлось, но петушиная тема всё таки прошла фоном. В целом вещь безусловно примечательная, будь здесь поменьше фирменной авторской «левой» (абстрактной) придури, роман был бы почти шедевр.

Книги Пелевина всегда многослойны. Особым интригующим крючком цепляющим многих читателей в начале книги A Sinistra могло быть предложение Левого пути, как одного из возможных путей в духовных поисках.

В начале книги сказано:

> Если же продвинутый последователь левого пути устремляется за самой лампой – а такое тоже бывает – то лишь потому, что знает о ее волшебной силе и хочет использовать ее в эгоистических или магических целях. Но сила лампы такова, что нередко ее свет преображает даже подобного жулика»

Может показаться, что идея «левого пути» не дискредитируется, а воспринимается как один из возможных путей к Истине т.к. на нем истина все же может быть так же найдена. Это создает надежду, что не важен путь, а важен результат, ведь «ее свет преображает даже подобного жулика». Эта идея кажется новой.

Но концовка книги прямо приводит к обратной идее о том, что спасение (соединение с высшим) с помощью левого пути невозможно в принципе и главный герой Марко в конце книги по сути отказывается от алхимии и ищет искупления и любви Бога.

Получается прямое противоречие, если в начале книги рассказывается о маловероятной, но все же потенциальной возможности левого пути (в данном случае алхимии), то в конце автор получается полностью отвергает эту возможность так как главный герой пожелав любви Бога в конце по сути отказывается от Левого Пути. Пелевин отказывается от своей идеи поданной в начале как одного из путей к спасению?

Но эта идея как раз и создавала всю интригу книги и цепляла. Маркус/Марко изначально не стремился ни к власти ни к богатству, а им двигал скорее интерес первооткрывателя и изучения тайн мироздания как любого нормального алхимика, каким и показался Марко. Песня Филиппо Неро услышанная Марко в детстве поразила его не обещанием власти, а красотой идей, гордостью и одиночеством пути к запретному знанию. И как раз эту тягу первооткрывателя и постижению тайн мироздания можно было вывести к просветлению как понимание божественной истины через изучение природы мира. Это и есть тот самый «благородный» вариант Левого Пути: путь к Истине через магию и интеллект, а не через смирение и молитву.

Но автор просто «слил концовку» и Марко вдруг резко захотел просто любви Бога, агапе.

Мы не видим в конце просветление через левый путь, главный герой захотел «божественной любви» и это выглядит как пораженчество.

Если бы хотя бы была показана продуманная, развернутая, сложная мотивация главного героя перед тем, как обратиться к любви Бога. Но почему-то мотивация героя при этом выглядит не как что-то неизбежное и значимое, а как банальная депрессия. Он победил врагов, заимел кучу золота, и на фоне оставшихся проблем вдруг приуныл и понял, что сам не знает, чего хочет. И эта вот «депрессия» приводит Марко к отречению от алхимического пути к Богу? Это звучит наигранно, банально и скучно, как будто автор даже не пытается найти какое-то существенное объяснение и встроить его в сюжет. Герой, просто получив деньги и небольшую власть, вдруг понимает, что у него все равно осталась куча проблем, и чувствует эмоциональное выгорание и экзистенциальный кризис, на фоне чего ударяется в религию и поиски Божественной любви как наиболее простой из путей.

«Но сила лампы такова, что нередко ее свет преображает даже подобного жулика» — как раз этого и не показано в книге. Героя преображает не свет лампы (алхимии), а бытовуха — его банальная депрессия, отягощенная регулярным пьянством и развратом. Герой в конце по сути просто разочаровывается в лампе, никакого света на Марко она так и не пролила.

Также вызывает сильный когнитивный диссонанс сама связка вольнобега как практики медитации по успокоению ума и очистки его от концепций мира и Бога как некого объекта, который может проявлять любовь, а следовательно, также является концепцией ума, вызывающей «кручину» в терминах вольнобега. Как-то не стыкуются вместе буддийское просветление и бог в любом его виде.

Противоречив и финал книги:

> – Небо, – продолжил Акурков, – это оптический эффект, который нельзя увидеть ниоткуда, кроме бездны. На самом же деле мы смотрим в пустоту. У неба нет желаний, поэтому тот, кто становится небом сам, не хочет никуда подниматься. И все-таки такой подъем имеет смысл. Больше того, только он его и имеет, потому что пустота – еще не вся тайна…

> Восходя ввысь, ты сам становишься небом, а остальное пропадает.

«Стать небом» — значит осознать свою природу как пустоту, лишенную всяких объектов желания, включая самого Бога. Так причем же здесь тогда следующие за этим строки:

> «Господи, – прошептал я беззвучно, – я, чернокнижник Марко, шел против тебя всю жизнь – колдовал, злодействовал, искал незаконной силы… Но если ты понимаешь – а ты ведь понимаешь – это и был мой путь к тебе… Теперь я просто разжимаю руки. Все в этом мире ничтожно. Поступи со мной по своему разумению…»

Какой ещё Господи, если ты сам становишься небом? Кто «Поступи со мной по своему разумению», если только сейчас говорилось, что «сам становишься небом, а остальное пропадает»?

> «Больше того, только он его и имеет, потому что пустота – еще не вся тайна…» —

А вот эта строка получается как прямой удар по буддизму, философия которого прослеживалась ранее на протяжении множества книг автора и это больше всего сбивает с толку. Буддийская система, десятилетиями выстраиваемая Пелевиным, отброшена одной фразой как неполная, недостаточная. Автор начал с многослойной интриги о двух путях, но не смог или не захотел довести её до синтеза или хотя бы до честного, пелевинского тупика. Вместо этого он предложил готовый, чужеродный для всего его творчества ответ, взятый из традиционного христианского дискурса.

Финал книги выглядит как идеологическая капитуляция. После всей многослойной критики симулякров, корпораций и духовного потребительства, Пелевин в финале предлагает не выход вперед, в какую-то новую, синтезированную духовность, а откат к самой архаичной форме религиозности — к молитве грешника к всемогущему Богу-Отцу.

Почему так произошло сложно сказать:

- возможно концовка является сарказмом и сатирой, художественный прием, доведенный до абсурда. Возможно, Пелевин не «прогибается», а показывает последний, самый изощренный тупик. Герой попробовал всё: корпоративную версию Правого Пути, магию Левого Пути, буддийское «стать небом». И всё это привело его к отчаянию. Молитва — это не ответ, а последняя симуляция, к которой он прибегает, потому что другие симуляции исчерпаны. Это не разрешение, а констатация того, что человек, лишенный подлинной духовности, будет хвататься даже за самые архаичные её формы.

- не сарказм, а трагедия: Это не сатира, а трагическое мироощущение. Пелевин доводит логику Левого Пути (и, в какой-то степени, Правого, через корпоративные симуляции) до абсурда и показывает, что в рамках современного технологического, симуляционного мира ни один традиционный путь спасения не работает. Финал — это не ответ, а констатация тупика. Молитва Марко — это не победа, а последнее иллюзорное прибежище души, загнанной в угол.

- возможно разочарование Пелевина в Буддизме? Признание его экзистенциальной невыносимости для западного человека. Поэтому мы, люди, вынуждены выдумывать, что за пустотой буддизма есть какая-то «тайна», какой-то «смысл», какая-то «любовь», потому что иначе жить невозможно. Пелевин, доведя свою любимую буддийскую логику до абсурда («стать небом»), возможно, действительно приходит к выводу, что «пустота — еще не вся тайна». Но предложить ему нечего, кроме архаичной формы теизма, которая в контексте его же книги выглядит такой же симуляцией, как и всё остальное. Поэтому финал и воспринимается как капитуляция — авторский голос сливается с голосом запутавшегося героя, не предлагая читателю выхода.

- или экзистенциальная трусость? Пелевин, как и его герой, мог дойти до самого края бездны «пустоты» и испугаться. «Стать небом» (осознать пустоту) — это ужасающе. Для западного человека (да и для любого, кто не является просветленным буддийским мастером) это равносильно небытию. Марко дошел до этого края, заглянул в пустоту за небом — и отшатнулся.

В начале книги дается надежда, что автор, начав с многообещающей идеи о возможности Левого Пути, доведет ее до какого-то триумфального конца — покажет просветление мага, синтез силы и свободы, торжество практики над верой. Вместо этого мы получили сцену, которая по своей психологической и идеологической структуре не отличается от смерти любого другого «грешника» в христианской литературе: осознание ничтожества мира, отказ от своей воли («разжимаю руки») и вверение себя высшей силе («поступи со мной...»).

Хотя сам сюжет книги показался довольно захватывающим и интересным своими аллюзиями, но с философской точки зрения книга кажется нелогичной и нецелостной.

Книга вызывает скорее разочарование тем как Пелевин в конце перескакивает к западной теистической «повестке» (как он сам любит писать в своих произведениях) и отрабатывает её. Это ощущается как крах всей философской буддийской системы представленной через призму современных реалий, которую автор десятилетиями выстраивал как один из основных ключевых нарративов своих произведений.

-------------------------------------------------------------------------------

Что бы хоть как то уменьшить логические противоречия концовки, можно попробовать использовать свойственную некоторым течениям христианства (например кальвианству) трактовку о том, что из всесилия, всезнания и всеблагости Бога следует, что если Бог всеблаг, Он и так желает вам добра. Если Он всемогущ, Он и так может его дать. Если Он всезнающ, Он и так знает о вашей нужде. Любая просьба, таким образом, подразумевает, что в этой совершенной системе чего-то не хватает.

Если Бог всезнающий, всесильный и всеблагой, то он бы уже давно пролил свою любовь на тебя и сама просьба о его принятии является попыткой сказать ему что он либо не всесильный, либо не всезнающий, либо не всеблагой.

Можно лишь надеяться что любовь Бога снизойдет на тебя, но просить её самому является хулой и проявлением недоверия к нему.

Конечно, очень маловероятно, что Пелевин закладывал именно этот смысл в финал, это слишком тонкое нетрадиционное прочтение теологии. Но это хоть как то бы разрешило противоречивую и рассыпающуюся концовку.

> Господи, – прошептал я беззвучно, – я, чернокнижник Марко, шел против тебя всю жизнь – колдовал, злодействовал, искал незаконной силы… Но если ты понимаешь – а ты ведь понимаешь – это и был мой путь к тебе… Теперь я просто разжимаю руки. Все в этом мире ничтожно. Поступи со мной по своему разумению

Таким образом молитва Марко — это попытка манипулировать самим Богом для получения спасения, используя в качестве инструмента не силу, а капитуляцию.

Важно вспомнить, что Марко в первую очередь не искал Бога, он искал «безусловную любовь», как до этого искал «золото», «сверхспособности» с помощью алхимии. Целью Марко была любовь (агапе), и найти её и советовал ему Ломас — найти любовь, а не Бога. Бог в этом случае лишь средство достижения нужного результата, тинктура для создания любви.

Это превращает молитву из смирения в магический ритуал, где правильное произнесение формулы («я каюсь, я разжимаю руки») и правильный внутренний настрой должны запустить механизм божественного прощения. Это сделка: «Я отказываюсь от своей воли, а Ты, Бог, теперь обязан меня спасти» — такая же сделка какие заключают алхимики с духами и демонами низшего мира.

Это не отказ от стратегии, это смена стратегии. Вместо того чтобы силой взять Бога через алхимию, он пытается силой подставить себя под Него, надеясь, что это сработает по закону духовного тяготения. Он меняет ингредиенты: вместо крови и тинктуры — использует собственное смирение. Это тонкая форма духовного торга, где вместо магических ритуалов используется покаяние как инструмент.

> «Продажа души, Маркус, это не разовый акт, а многолетний процесс»

И Марко как разе не «продает душу» Богу через многолетний процесс пути к нему. Он хочет провести это как разовый алхимический акт, он предлагает сделку — свой отказ от воли в обмен на спасение и любовь.

Это последняя, самая изощренная форма «Левого Пути». И в этом заключается самая тонкая ирония финала.

Пелевин доводит до логического конца идею о том, что эго («я», «марко-чернокнижник») может симулировать что угодно, включая собственное уничтожение и Божественное спасение. И в этом — его последняя и самая страшная победа, которая и является окончательным поражением.

Финал книги — это не ответ и не утешение. Это диагноз: мы заперты в аду собственного эго, и даже ключ от этого ада — искреннее смирение — оказывается подделкой, изготовленной самим стражем.

В мире тотальной симуляции любой путь — и Правый, и Левый — обречён стать «Левым», то есть инструментом для получения желаемого. Даже молитва становится магией, а смирение — стратегией.

Мы настолько боимся «неба», что обречены искать Бога. Но любой наш поиск будет формой манипуляции, потому что иначе мы не умеем.

Мы хотели увидеть в книге синтез, прорыв, коды быстрого доступа сакральному через левый путь, а получили зеркало, в котором видим собственное отражение — существо, способное любую духовность превратить в инструмент для достижения цели.

---------------------------------------------------------------------------------------

Но....

Это конечно все прекрасно, но вот в этой интерпретации мы сами с тобой на придумывали почти все, создали так сказать симулякр, потому что нам каноничная концовка не понравилась. Но мы копаем слишком глубоко, так глубоко Пелевин нигде смыслы никогда не закапывал.

А если рассматривать книгу без вольных кальвианских христианских интерпретаций, то получается

> «пустота – еще не вся тайна…»

это прямой неприкрытый практически кинжальный удар по буддизму.

Вся философия среднего пути в буддизме, которую Пелевин так активно эксплуатировал, утверждает, что постижение шуньяты (пустоты) — это и есть высшая реальность, конечная цель, прекращение всех страданий и концептуализаций.

Заявить, что за пустотой есть какая-то «тайна» — значит сказать, что нирвана/просветление/пустота — это не финал. Это ересь с точки зрения ортодоксального буддизма. Это возврат к идее некоего Абсолюта, скрытого за завесой пустоты, то есть к классическому теизму.

Концовка книги полностью теистическая с «богом отцом», прощением и спасением. Молитва Марко — это не просто слова. Это архетипическая, почти библейская формула покаяния

Не закладывает ли Пелевин себя в образ Марко, поняв всю «греховность» своих буддийских произведений с точки зрения классического теизма.  С точки зрения ортодоксального христианства (или просто теизма), его предыдущие книги — это гимн «Левому Пути» в широком смысле: поиск спасения через собственный ум, иронию, деконструкцию, побег из симуляции. Это путь гордыни, путь «чернокнижника», отрицающего Бога-Творца.

Годы идут, стареет Виктор Олегович, может и о душе начал задумываться, а экзистенциальный холод буддийской пустоты, как то оказывается, не согревает на старости лет.

Если отбросить попытки «спасти» Пелевина для его же старой философской системы, то перед нами манифест. Манифест о том, что игра в буддийскую пустоту закончена.

Мы, читатели, были его «порчеллино», которые прикасаясь к тинктуре его творчества превращались в хоть и золотые, но при этом мертвые внутри слитки. Пелевин десятилетия был нашим алхимиком. Теперь же его проект по деконструкции реальности объявлен «Левым Путём» — путём гордыни, который ведет в тупик. Он предлагал нам тинктуру — ядовитую, горькую, но освобождающую смесь буддизма, постмодернизма и циничной социальной сатиры. Мы трансмутировались, глядя в его зеркала и разлагая реальность. А теперь алхимик объявляет, что его философский камень был фальшивым, а его золото — никчёмным, потому что за пределами его лаборатории оказалось настоящее, к которому все его трюки не имеют никакого отношения.

Вот как только теперь быть его читателям? Свечку в храм теперь сходить поставить? То ли за за здравие, то ли за упокой, непонятно...

Он похоронил своего «Чапаева» и сам отрёкся от «Пустоты». И в этом — главный, возможно, неумышленный, но от того не менее шокирующий смысл финала.

Что ж, может, это и есть тот самый «Правый Путь» — остаться один на один с собственной душой, без посредников, даже в лице любимых авторов. Ваш учитель капитулировал. Ваша свобода — начать свой путь.